Март. Эпическое

    Звёзды тревожно мерцали сквозь частые сети заспоривших  с ветром деревьев.
  Несмотря на победное шествие марта с наступлением тьмы  вновь и вновь всё живое было в плену у стального блестящего хлада.
   Дальний, как с того света, вой, проносящейся, видно, огромной машины, и шёпот ветра с  вьющимся чёрно-белой свечёй, листом газетной бумаги, лишь подчёркивали  глубину тишины.
   На невской башне ударила полночь. Ей в ответ грянул высокий залп пушки.
   Слушая этот «ночной дуэт», в  чарах зелено- лунного света и шелковистого мрака, ощетинившегося тополями,  в глубях пустого двора замерли в ожидании темные массы.
   Вдруг, чу, с улицы сверкнули два хищных оранжевых глаза. Они зорко чиркнули по бездонно синему льду. Видно решив, что момент подходящий, ловко прыгнули через щербатый поребрик в гранитных веснушках. Огляделись вновь и уже блеснул ярко красный всплеск по шершавым снегам и отбросам. Ветер отнёс скрежет в сторону гулкой арки.  Он брыкнулся и замолчал.
  На глухой стене чётко читалась массивная тень. Она словно чуткое ухо отставила дверцу кабины.  Замерцали  флуоресцентные ленты спецодежды. Человек в этой форме подал знак рукою, тому, кто остался в кабине и он понял его без слов.  Подал верную машину в три рычащих приёма по надолбам льда и легко повернулся в нужный  ракурс. Потом, словно стараясь не мешать шуметь узкой позёмке, грузовик стал подкрадываться с подветренной стороны к баку. Тому самому, что безропотно собирал  ему дань в разноцветных мешках.  Утром  – от людей в куртках, поверх пижам,  и в тапочках,   с сонными глазами. Часто тут же бросавшими в след мешку сигарету, ругнув гулек «кыш!».  Только тем наклевать – «гур-рур- гур-кур» –вот и весь их ответ.  После – от людей в пёстрых пальтушках, старых одёжках, спортивных костюмах, бросавших мешок и долго щурившихся по сторонам в поисках с кем поболтать – побакланить. Хоть такой променад, хоть такой моцион. Впрочем, они не знали сих мудрёных слов. Вечером – от людей в полном параде. Бросивших быстро мешок и сейчас же домой (походя ругнув родственников - лентяев)—и так лишние  десять минут на ветру после дня на работе! Бывало и из выполняющих свой первый долг перед домом и обществом юных рук, вытираемых после об снег.  Вот чьи сердца переполнены рвением! Бросают куль так, что он перелетает чрез бак или падает в него с уханьем глубинной бомбы.  Впрочем, бывало от сразу двоих — человека и друга. На четырёх мёрзнущих лапах.  Бросят и сразу «гулять- гулять».  А с прогулки ещё подбросят, если человек не скотина.  Грустно но бывало и от тех, кто, украдкой, чаще всего в темноте, склоняя голову, или наоборот  деловой манерой, бодро подсвечивая фонариком, бросив свой мешок,  смотрит так и сяк, что там оставили другие…
   Но сейчас это уже неважно — всё, что собрал баку надо отдать. И ему сейчас в этом помогут.  «Укротитель»  во флуоресцентном  с вожжами подходит и цепляет их. Знак сотоварищу. Рёв, рык сменяет мелодия напряженной работы. Вой, словно после охоты, оглашает пол-улицы.  Бак поехал и встал на дыбы. С грохотом в его чреве катится, плюхает, ухает!  Тянутся поводья! Бак освобождён. Это знает человек в мерцающей куртке.  Он даёт отмашку в кабину. И железная тара,  с тем же рёвом,  не торопясь, возвращается на гряз… на грешную землю. Точнее на бетонную площадку.  Откреплённые удила осторожно, внимательно скручиваются и крепятся к боку кузова верной служебной машины.  Мастер всё же ещё раз проверил — крепко ли? С гордостью обошёл своего боевого колёсного друга. Хлопнула  ухом-дверью кабинка. 
  Рокот  мотора сменил рывок рёва. И водитель  с грузовиком ловко исполнив опять свой манёвр, выехали со двора. На проезжую ярко сверкнувшую ледком улицу, отправляя стерильным лучам ярких звёзд свой победный, старательный грохот. 
   Кажется, тополя задышали свободнее и уже своей острою  горечью почек.
   Весна.