Игра юрского периода

Старший лейтенант милиции Анвар Яхшикучкаров, мужик лет сорока, с мясистой физиономией цвета варёной свёклы, бежал по улицам Ташкента, отчаянно вопя. Его лицо представляло собой идеальный пример человеческого жиронакопления — щеки налившиеся, двойной подбородок ритмично бился по груди, как метроном смерти, а глаза торчали так, будто хотели выскочить и убежать первыми. Фуражка давно слетела и теперь неслась по воздуху за ним, как насмешка.
Он несся по проспекту с той скоростью, на которую способен только человек, уверенный, что за ним гонится личное воплощение ада. А за ним действительно гналось — два тираннозавра-рекс, таких, что в книгах по палеонтологии у детей начинается икота. Огромные, как железнодорожные составы, они шагали, перекатывая туши, от чего сотрясались витрины, обваливались кондиционеры и жалобно звенели антенны на крышах. Каждый шаг сопровождался щелчком их челюстей — ровным, размеренным, будто под марш, как будто у них внутри встроен метроном. Кожа — чешуйчатая, как у проклятой божьей коровки из преисподней, цвета тухлой зелени с алыми прожилками; глаза — холодные, жёлтые, со зрачками, как гвозди.
Анвар бежал, колотясь всем телом, но при этом не прекращая возмущаться:
— Вай, жалаб! — визжал он, уворачиваясь от пролетающего над головой хвоста.
Он попробовал юркнуть в ближайшее здание — но не тут-то было. Все двери оказались закрыты, как будто город заранее решил предать его. Он с разбегу бросился к окну — стекло не треснуло. Попробовал камень — тот жалко отскочил, как горошина от лобового стекла танка. Стекло будто сделано из дьявольского оргстекла или фантастического материала, одобренного лично Сатаной.
— Эй, откройте, чё вы там, телевизор смотрите?! — вопил он, гремя по дверям. Но город молчал, как заговорщик.
Тут вдруг перед ним из переулка выплыла голова одного из ящеров, и милиционер, издав звук, напоминающий мокрый свист в кастрюле, отпрыгнул в сторону, оставив после себя в воздухе только запах испуга и капли пота.
Он бросился дальше, пыхтя, как чайник на последних минутах жизни. Автомат, что болтался на ремне, как безвольная тряпка, отказался стрелять. Он щёлкал затвором — щёлк-щёлк, ничего. Пистолет — холостые. Машина — стояла, как памятник его надеждам. Ни один ключ, ни одна кнопка не слушались. Словно весь мир подстроился, чтобы покормить ящеров именно им.
— Я всё равно не дамся! — орал он, когда перепрыгивал через бордюры, спотыкался о урны и падал прямо в цветники. Пот лился с него ручьями, смачивая брюки так, что казалось, он лично участвовал в водной эстафете. Рубашка выползла из-под штанов и развевалась, как белый флаг капитуляции, только вот капитан сдаваться не собирался. Ремень впивался в живот так, что Анвар уже не знал, кто больнее — тираннозавры или гастрит.
А позади два ящера мчались с комичной синхронностью. Один наступал на мусорный бак, тот взрывался в воздухе, второй прыгал через забор, срывая с него бельё. Казалось, они были на тренировке по догонялкам, и Анвар был олимпийским призом.
Удивительно, но город словно вымер. Лишь в переулках иногда маячили люди — неспешно, рассеянно, будто прогуливались после дождя. Они смотрели в свои телефоны, ковырялись в носу или ели мороженое. Никто не обращал внимания на вопящего милиционера. И, что хуже всего — динозавры их игнорировали. Они шли строго за Яхшикучкаровым, как два судебных пристава, жаждущих взыскать долг в натуральной валюте — в мясе.
— Почему именно я?! — хрипел он, запрыгивая в фонтан, распугивая голубей. — Я ж даже гаишник, а не опер!
Но небо молчало. И динозавры приближались.
Анвар Яхшикучкаров был участковым. Не просто участковым, а таким, о которых слагают анекдоты и проклятия. Он не охранял закон — он кормился им, как паразит на теле района. В своем квартале он чувствовал себя феодалом: отжимал деньги у бабок, торговавших семечками, собирал "налог на спокойствие" с владельцев ларьков, периодически врывался в парикмахерские, чтобы «привести в порядок документы», и уходил, прихватив кассу. Проститутки называли его не иначе как «хозяин», потому что притоны, в которых они работали, были организованы им самим — с камерами, шантажом и возможностью платить натурой, если не хватало денег.
Но прославился он другим — семь квартир, официально переписанных на него. Семь! Все отобраны у пенсионеров, тех, кто подписывал бумаги, не видя, что подписывает. Некоторые уже и не видели вовсе, потому что лежали в морге. Но документы были — и начальство молчало. Потому что Яхшикучкаров, как хорошо смазанный механизм, вовремя заносил: кому коробку конфет с деньгами, кому ящик водки, а кому и скромный конверт с цифрой с тремя нулями. Так он даже умудрился выкупить себе медаль «За хорошую службу», и таскал её на груди, как будто получил за спасение младенцев из огня.
Но теперь, на улицах Ташкента, эта медаль слетела, когда один из тираннозавров попытался схватить его за грудь. Огромная пасть сомкнулась в сантиметре от тела, и поток воздуха, вырвавшийся из неё, подбросил фуражку в воздух, а медаль — оторвал. Та со звоном упала в пыль, где её тут же растоптала трёхпалая лапа, как знак справедливости, пусть и в форме гигантской рептилии.
Город был равнодушен. Ташкент смотрел на происходящее так же, как и на всё в этой жизни — с лёгкой тоской, равнодушием и лёгкой тенью недоумения, как будто спрашивал: «А мне-то что?» Люди ходили по делам, мороженщики звенели тележками, чайханы дымели самсой. И никто не замечал, как Анвар вопит, мечется и проклинает судьбу.
Но дело было в другом. Это была не реальность. Или, по крайней мере, не совсем реальность.
«Погоня» — новая сетевая игра, ставшая вирусной в узбекском сегменте интернета. Простой, но гениальный концепт: ты либо играешь за гигантского динозавра, либо за дрожащего милиционера. Цель: уничтожить, раздавить, проглотить. В игре была особенность: можно было загрузить фотографию жертвы — и все пацаны в районе загружали лицо Анвара Яхшикучкарова. Потому что все его ненавидели.
Игра услужливо строила карту: метро — закрыто, автобусы — не ходят, двери — заблокированы, окна — пуленепробиваемые, пистолет — холостой, автомат — заклинило. Все составляло идеальный симулятор обречённости, где единственное, что оставалось жертве, — это бежать, визжать и умирать красиво.
Хаджимурат, 12 лет, с короткой стрижкой, веснушками и острыми коленками, сидел в своей комнате, сжав джостик с видом хирурга. Его губы были сжаты, глаза — сосредоточены. Слева от него стояла мама, варившая суп из костей, а на стене висела фотка отца — исчезнувшего после того, как продал свой грузовик.
— Вот тебе, когда у мамы кастрюлю манты отнял, — прошептал Хаджимурат, управляя своим динозавром и загоняя милиционера в тупик между канализационными люками и контейнером. — Мама неделю мыла полы, чтобы купить мясо…
Сергей, одноклассник, белобрысый, с синими ушами от мороза, управлял второй рептилией.
— Я его сейчас хвостом проткну, — радостно сказал он, вспоминая, как Анвар выгнал его с детской площадки, потому что «крики мешали дрыхнуть».
Они не знали, что реальность и игра слились. Что где-то, по-настоящему, Анвар Яхшикучкаров, весь в поту и грязи, с выпавшей рубашкой и разбитыми коленями, вопит и мечется, как крыса в банке. Он действительно был в игре. И динозавры действительно жаждали его.
И самое страшное: никто не собирался нажимать "пауза".
…Яхшикучкаров метался, словно пьяный медведь в цирке, петляя между автобусной остановкой и одиноким карагачом, пытаясь спрятаться от тираннозавров. Плечом задел урну, выронил фуражку, споткнулся о собственные ноги, но не останавливался. Он орал благим матом, плевался слюной и махал руками, будто дирижёр паники.
— Я представитель правопорядка! Мне нельзя! У меня удостоверение, мать вашу! — вопил он, размахивая служебной книжкой, будто она имела силу в доисторических судах.
А рептилии рычали — ритмично, грудно, с каким-то издевательским эхом. У одного из них из пасти свисал ботинок предыдущей жертвы, у второго — на клыке застрял рюкзак с логотипом «UzMet». Они не просто гнались — они наслаждались охотой. Их рыки звучали как хохот — гортанный, зубастый, с предвкушением трапезы.
— Смотри, он увиливает! — завопил Сергей, дергая джойстик так, что кнопки трещали.
— Да как он бегает вообще с таким пузом? — злился Хаджимурат. — Он должен был уже умереть от одышки!
Они не понимали, что Анвар Яхшикучкаров, сволочь по жизни, в виртуальности стал гениальным выживальщиком. Он цеплялся за каждую секунду — за клочок асфальта, за скамейку, за позорное, но сладкое продолжение существования.
Он влетел в парк, где пели птицы и шелестели деревья. На лавочках сидели женщины и щебетали, как будто ничего не происходило. Милиционер припал к одной из них, с криком:
— Спасите! Меня хотят сожрать! Я же вам... я же всех вас... — но замер, когда увидел холодные, мраморные взгляды.
Он знал их всех. У одной он отобрал кастрюлю манты, потому что та торговала без разрешения. У другой конфисковал кожаные куртки, что та привезла из Турции. У третьей вымогал деньги за “добровольную” установку проводки, хотя всё давно было сделано. Они смотрели сквозь него. Молчаливо. Презрительно. Безжалостно.
Анвар упал на колени, начал целовать им туфли, грязные, пыльные — лишь бы помогли, лишь бы прикрыли. Но женщины продолжали болтать:
— …хорошо теперь стало, после реформ президента, — улыбалась одна, поправляя платок.
— …детям дают молоко в школе, — добавляла другая.
— …а кто-то и квартиры получает, — мечтательно вздохнула третья. - Это наш Третий Ренессанс!..
И тут в спину Яхшикучкарову ударило дыхание — горячее, тухлое, как из мясного отдела летом. Он обернулся — и увидел гигантскую пасть в полуметре от себя.
— Да сдохните вы! — завопил он, вскакивая.
И тут это случилось. Желудок, переполненный пловом, шашлыком, самсой, салатом “оливье” и кока-колой, не выдержал. Всё это взорвалось в штаны с таким звуком, будто лопнул патрон. Брюки тут же потемнели, запах был смертельным. Глаза даже у динозавра заслезились, но тот рыкнул с ещё большим азартом.
…Резкий щелчок — сбой питания. Мониторы погасли. Хаджимурат застыл.
— Да ё-моё! — орал он, — я почти его догнал!
— Я загнал его в парк, у меня пасть уже открылась! — возмущался Сергей, стуча кулаком по столу.
…Анвар проснулся. В холодном поту, с сердцем, бьющимся, как отбойный молоток. Он был в своём оперпункте, сидя на жёстком стуле. Обычный рабочий день. Время службы. Перед ним стояли сержант Тилляев и рядовая Хашимова, оба в оцепенении.
Они смотрели не на его лицо. Они смотрели на его штаны. Анвар наклонил голову и… запах ударил в нос, как кувалда. Он медленно понял: да. Это его. И это внутри.
— Анвар-ака, вам лучше в туалет… — пробормотала Хашимова, зажав нос и открывая окно.
Сержанта вырвало, и он выскочил из помещения. Рядовая, побледнев, последовала за ним, оставив старшего лейтенанта в облаке стыда и запаха унижения.
— Так… что это было?.. — пробормотал Яхшикучкаров, озираясь. Всё казалось таким… настоящим.
Он повернулся спиной к окну и начал стягивать испачканные брюки.
А за окном, в стекле, появились две тени. Два силуэта. Две морды с зубами, большими, как серпы.
Тираннозавры смотрели прямо на него. Их глаза светились...
...Пацаны в комнате ждали, когда загрузится компьютер.
...Одна из морд прижалась к стеклу, оставив на нем разводы слюны, которые тут же начали стекать вниз, как слизь по стенкам старой кастрюли. Вторая морда зарычала — звук был глухим, почти нежным, будто динозавр урчал от удовольствия при виде сочного обеда в форме пожилого узбекского милиционера с неустойчивым пищеварением.
Яхшикучкаров в это время возился с брюками, ругаясь вполголоса:
— Кто ж догадается в такую жару наесться зелёного плова... — бормотал он, отдирая ткань от прилипшей к коже кашеобразной массы. — И самса на томатном соке... дьявольская комбо!
Он стоял в полураздетом виде, как раз в тот момент, когда окно затрещало. Трещина пошла по стеклу, словно паутина, и в центре нее появилась дыра размером с кулак. Сквозь нее хищно потянулась когтистая лапа.
— Астафирулло! — взвизгнул милиционер и, подпрыгнув, в панике вскочил на стул, как сельская бабка, увидевшая крысу. — Да кто ж вы такие, демоны мясоедные?!
...В ту же секунду монитор на столе ожил: игра снова загрузилась. На экране мальчишки Хаджимурат и Сергей весело переговаривались.
— Вон он! В трусах! — захохотал Сергей. — Устрой ему «жаркое по-ташкентски».
— Ща зажарю, — радостно отозвался Хаджимурат, и его динозавр рванулся вперед, втыкая морду в окно виртуального оперпункта — которое почему-то оказалось уже не таким виртуальным.
Стекло лопнуло. Рама с треском вылетела, и одна из челюстей с хрустом вонзилась в спинку Яхшикучкаровского стула, в считанных сантиметрах от его задницы. В ответ старший лейтенант издал звук, похожий на визг чайника, который поставили на плиту без воды, и швырнул в динозавра… медаль «За хорошую службу».
— На, подавись! — взревел он.
Медаль с глухим звоном попала в глаз динозавру, и тот отпрянул, фыркнув и мотнув башкой. Это дало Яхшикучкарову три драгоценные секунды. Он бросился к двери, забыв о штанах, и вылетел на улицу с криком:
— Я в отпуске! Я в отпуске, слышите?!
Прохожие глянули на него с равнодушием, с каким люди смотрят на очередного сумасшедшего, выскочившего из оперпункта без штанов. Кто-то даже достал телефон, чтобы снять видео.
...В это время в квартире Хаджимурата на кухне его мама задумчиво смотрела в окно. Она видела, как бежал в истошном крике их участковый. На ее лице сияла улыбка.
А в игре на экране началась новая миссия: «Погоня 2: Сержант Тилляев против зомби-бабушек». И кто-то в Интернет-кафе уже загрузил фото...
(2 мая 2025 года, Винтертур)