Дальние берега 5. Через океан в Америку

  5. Через океан в Америку
Часть 1

Маленький городок в черте оседлости, 1906 год. В избе пахло печёным хлебом, дымом и чем-то ещё - тревогой, которую не могли заглушить ни молитвы, ни привычные заботы. Моисей Гринберг, худощавый, с потемневшими от работы руками, сидел на лавке у окна, глядя на улицу, где мальчишки гоняли тряпичный мяч. Его жена Рая, маленькая, с быстрыми, ловкими движениями, тихо перебирала детские рубашки, готовя узелок для дороги.

 - Моисей, ты слышал, что Яков уехал с семьёй? - тихо спросила Рая, поправляя выцветший платок на голове. - Говорят, они уже в Варшаве.
;
- Слышал, - ответил Моисей, устало опуская взгляд на потрёпанный чемодан у своих ног. - У них было чуть больше денег, чем у нас. Но и нам пора, Рая, иначе останемся здесь навсегда.

В маленькой комнатке, где пахло картофельной кожурой, сырой землёй и старой одеждой, царила тревожная суета. Дети - Мотл, Лейзер и Сара - сидели на полу, перебирая свои скудные пожитки. За окном, в промозглом воздухе, разносились крики и лай собак. В последние недели по местечку ходили слухи о новых погромах, и каждый вечер Рая зашивала в подол платья ещё одну монету, ещё одну драгоценную мелочь, которую удалось выменять на рынке.

- Мама, а мы возьмём с собой мою куклу? - спросила Сара, прижимая к груди тряпичную куклу с выцветшими глазами.

- Возьмём, - сказала Рая, улыбаясь сквозь усталость. - Она принесёт нам удачу.

- А папа сможет найти работу в Америке? - спросил Мотл, глядя на отца.

- В Америке работы много, - ответил Моисей, стараясь говорить уверенно. - Главное
- добраться.

В ту ночь они почти не спали. На рассвете, когда первый луч солнца проник сквозь щели в ставнях, Моисей осторожно разбудил детей.

- Вставайте, - тихо сказал он. - Пора.

Они вышли из дома, не оборачиваясь. Соседи провожали их взглядами, кто-то крестился, кто-то шептал молитву. На вокзале было шумно и тесно. Пахло углём, потом и сыростью. Люди толпились у вагонов, держа в руках узлы, корзины, детей.

- Держитесь рядом, - сказал Моисей, крепко сжимая ладонь Раи. - Не отпускайте друг друга.

В поезде было тесно и душно. На деревянных скамейках сидели семьи с такими же тревожными лицами. Кто-то молился, кто-то плакал, кто-то молча смотрел в окно. На каждой станции их проверяли жандармы, грубо осматривали вещи, спрашивали документы.

- Куда едете? - спросил жандарм, заглядывая в их корзину.

- В Варшаву, - ответил Моисей, стараясь не встречаться взглядом с офицером.

- Дальше не пустят, - буркнул тот, но махнул рукой.

В Варшаве они провели три дня в грязной ночлежке, питаясь чёрствым хлебом и водой. Моисей бегал по конторам, пытаясь обменять последние рубли на билеты до Гамбурга.

- Нам нужно трое взрослых и трое детей, - объяснял он на ломаном польском.

- За детей доплата, - отвечал клерк, не глядя на него.

- У нас нет больше, - умолял Моисей.

- Тогда ждите, - отрезал тот.

В конце концов, билеты были куплены. В Гамбурге их встретил холодный ветер и чужой язык. В гостинице для эмигрантов пахло кислыми щами и мокрыми сапогами. Рая стирала бельё в ледяной воде, Моисей помогал на кухне за миску супа.

- Моисей, ты слышал, говорят, на острове держат неделями, - шептала Рая, когда они ложились на жёсткие нары. - Главное - добраться.

- Всё будет хорошо, - отвечал он, хотя сам не верил в это.

Дети болели, кашляли по ночам, но Рая не жаловалась. Она гладила им лбы, шептала молитвы, рассказывала сказки о далёкой стране, где нет страха и голода.

- Мама, а в Америке есть такие же деревья, как у нас? - спросил Лейзер.

- Там есть всё, - улыбалась Рая. - Главное - быть вместе.

В день отплытия на пристани стояла толпа. Люди прощались, плакали, обнимались. Моисей поднял Сару на руки, чтобы она увидела огромный чёрный пароход.
- Это наш корабль, - сказал он, с трудом сдерживая слёзы. - Мы плывём в Америку.


Часть 2

- Держитесь крепче, дети, - сказал Моисей, ведя семью по трапу. - Не бойтесь, всё будет хорошо.

Пароход казался городом, где не было ни уюта, ни тишины. В трюме, куда их определили, стояли двухъярусные нары, пахло потом, керосином и морем. Люди лежали вповалку, кто-то стонал, кто-то молился, кто-то просто смотрел в потолок, считая дни.

- Мама, мне страшно, - прошептала Сара, прижимаясь к Рае.

- Я с тобой, - ответила Рая, обнимая дочь. - Всё пройдёт.

Дни тянулись однообразно. Утром разносили миски с жидкой похлёбкой и ломтями хлеба. Вода была мутной, иногда с привкусом ржавчины. Моисей делил свой кусок между детьми, сам ел только вечером.

- Папа, а когда будет Америка? - спросил Мотл.

- Скоро, - отвечал Моисей, глядя в маленькое окошко, за которым плескались волны.

- Каждый день мы ближе.

Иногда в трюм спускался матрос, ругался на непонятном языке, размахивал руками, требовал тишины. Вдоль стен висели мокрые тряпки, пахло сыростью и болезнью. Несколько раз кто-то из соседей начинал кашлять, и тогда все замирали: если заболеешь, могут не пустить в Америку.

- Моисей, у Лейзера жар, - шептала Рая, прикладывая ладонь ко лбу сына. - Что делать?

- Держи его ближе к себе, - отвечал Моисей, сам не зная, чем помочь. - Заверни в одеяло.

Ночами дети плакали, а взрослые шептали молитвы. Иногда кто-то рассказывал истории о Нью-Йорке, о том, как там можно заработать на хлеб, как дети ходят в школу, а женщины не боятся выходить на улицу.

- Мама, а правда, что в Америке не бывает погромов? - спросил Лейзер.

- Правда, - ответила Рая, хотя в душе сомневалась. - Там все живут по закону.

В штормовые ночи корабль качало так, что с нарами падали одеяла и сумки. Люди цеплялись друг за друга, кто-то молился громко, кто-то просто ждал утра.

- Рая, держи Сару, - сказал Моисей, когда трюм наполнился криками. - Я с Мотлом и Лейзером.

Дни сливались в однообразную вереницу. Иногда казалось, что Америка - это просто слово, выдумка, мираж за горизонтом. Но однажды утром в трюме поднялся шум: кто-то закричал, что видит землю.

- Вставайте, - сказал Моисей, разбудив детей. - Мы приехали.

Они стояли у борта, прижавшись друг к другу, когда вдалеке показалась статуя с факелом. Люди плакали, кто-то молился, кто-то просто смотрел, не в силах поверить, что путь окончен.

- Мама, это и есть Америка? - спросила Сара.

- Да, - ответила Рая, вытирая слёзы. - Мы дома.

Но радость была преждевременной. Корабль остановился у острова Эллис, где всех пассажиров выгрузили и повели в огромный зал. Там было шумно, пахло потом, мылом и страхом. Люди сидели на скамейках, ждали своей очереди, кто-то спорил с чиновниками, кто-то молился.

- Не отходите, - сказал Моисей, собирая детей вокруг себя. - Здесь никому нельзя доверять.

Их вызвали к врачу. Высокий мужчина в белом халате заглянул детям в глаза, велел открыть рот, осмотрел руки.

- Кто-нибудь болеет? - спросил он по-русски с акцентом.

- Нет, - ответила Рая, прижимая к себе Лейзера.

- Хорошо, - сказал врач, делая пометку в бумагах. - Следующий!

После осмотра их отвели в карантинную комнату. Там было холодно, пахло хлоркой и сыростью. Железные кровати, тонкие одеяла, маленькое окно с решёткой. Еду приносили дважды в день: миска супа, кусок хлеба. Иногда вода была ледяной, иногда - мутной.

- Мама, я хочу домой, - плакала Сара ночью.

- Потерпи, - шептала Рая, обнимая дочь. - Мы почти пришли.

Моисей не спал, слушая, как за стеной кашляют другие дети. Он боялся, что их разлучат, что кого-то отправят обратно.

- Рая, если нас не выпустят, - начал он.

- Не говори так, - перебила его Рая. - Мы должны быть вместе.

В карантине прошли долгие трое суток. На четвёртый день их вызвали к чиновнику.

- Имя? - спросил тот, не поднимая глаз.

- Моисей Гринберг, - ответил Моисей.

- Родственники в Америке есть?

- Нет.

- Деньги есть?

- Осталось немного, - признался Моисей.

- Проходите, - сказал чиновник, махнув рукой.

Они вышли на улицу острова Эллис, где воздух был свежим, но всё ещё пахнул морем и страхом. Впереди виднелся город - огромный, шумный, незнакомый.
- Мы свободны, - сказал Моисей, с трудом веря в это. - Мы в Америке.



Часть 3

- Держитесь за меня, - сказал Моисей, ведя семью по переполненной пристани. - Здесь легко потеряться.

Вокруг шумел Нью-Йорк. Воздух был полон криков, запахов жареного лука, угля и морской соли. На улицах толпились люди всех цветов кожи и наречий: итальянцы, ирландцы, поляки, русские, евреи. Каждый куда-то спешил, кто-то торговал, кто-то ругался, кто-то просто стоял, глядя на поток жизни.

- Мама, посмотри, какие высокие дома! - воскликнул Лейзер, задрав голову.

- Да, сынок, - улыбнулась Рая, пряча тревогу. - Здесь всё другое.

Их поселили в тесной комнатушке на чердаке дома в Нижнем Ист-Сайде, где уже ютились две семьи. Кровать скрипела, пол был покрыт газетами, на стенах висели чужие пальто. За окном шумел двор, где играли дети и ругались хозяйки.

- Здесь мы будем жить? - спросил Мотл, оглядываясь.

- Пока что да, - ответил Моисей, опуская чемодан. - Потом найдём лучше.

Первое утро в Америке началось с голода. Хозяйка дома, толстая полька с суровым лицом, принесла им кружку молока и кусок хлеба.

- Больше не дам, - сказала она по-русски. - Деньги будут - купите сами.

Моисей вышел на улицу искать работу. На каждом углу стояли такие же, как он, мужчины с потускневшими глазами и натруженными руками.

- Ты откуда? - спросил один.

- Из России, - ответил Моисей.

- Работать умеешь?

- Всё, что скажешь, - кивнул Моисей.

Первую неделю он таскал ящики на складе за несколько центов в день. Вечером возвращался домой с разбитыми руками и усталым лицом.

- Папа, ты устал? - спросила Сара.

- Немного, - улыбнулся он. - Но мы теперь в Америке.

Рая устроилась убирать квартиры богатых людей. Каждый вечер она приносила домой объедки: корку хлеба, кусок сала, иногда яблоко.

- Ешьте, дети, - говорила она, разламывая хлеб. - Завтра будет лучше.

Но лучше становилось медленно. На улицах Нью-Йорка Гринбергов встречали с подозрением. В магазине на них смотрели косо, на фабрике Моисея дразнили акцентом.

- Смотри, зелёный, - кричал надсмотрщик. - Быстрее работай!

- Я стараюсь, - отвечал Моисей, стискивая зубы.

Дети боялись выходить на улицу одни. Сара держалась за платье матери, Лейзер и Мотл ходили только вдвоём.

- Мама, почему они смеются над нами? - спросил Лейзер.

- Потому что мы другие, - ответила Рая, гладя сына по голове. - Но мы привыкнем.

Вечерами семья собиралась за столом. Моисей читал газету на идиш, Рая штопала одежду, дети слушали рассказы о далёкой России.

- Папа, а мы когда-нибудь будем жить в большом доме? - спросила Сара.

- Будем, - улыбнулся Моисей. - Главное - работать и верить.

Иногда в дверь стучали соседи. Приходили такие же эмигранты, делились новостями, помогали советом.

- Моисей, иди в синагогу, - советовал сосед. - Там помогут найти работу получше.

- Спасибо, - кивал Моисей. - Я схожу.

Со временем жизнь стала чуть легче. Моисей устроился на швейную фабрику, где платили больше. Рая нашла работу на прачечной. Дети пошли в бесплатную школу, где учились вместе с итальянцами и поляками.

- Мама, учительница говорит по-английски, - жаловалась Сара. - Я ничего не понимаю.

- Научишься, - ободряла её Рая. - Ты умная.

Но даже в Америке не всё было просто. В прачечной Рая стирала бельё до крови на руках, Моисей работал по двенадцать часов, дети приходили из школы уставшие и голодные.

- Мама, я хочу домой, - шептала Сара по ночам.

- Здесь теперь наш дом, - отвечала Рая, обнимая дочь. - Всё будет хорошо.

Прошёл год. Гринберги уже не боялись улиц, научились покупать дешёвую еду, экономить на всём, кроме учёбы детей. Вечерами Моисей читал газеты, Рая пела детям колыбельные.

- Папа, ты счастлив? - спросил однажды Мотл.
- Я счастлив, что мы вместе, - ответил Моисей. - Всё остальное придёт.

Однажды вечером Моисей вернулся с работы с радостной вестью.

- Рая, меня приняли в профсоюз! - сказал он, снимая шляпу. - Теперь у нас есть защита.

- Слава Богу, - улыбнулась Рая, вытирая слёзы.

В тот вечер они впервые за долгое время сели за стол с горячим ужином. Рая достала из узелка кусок рыбы, Моисей налил детям чай.

- За нашу новую жизнь, - сказал он, поднимая кружку. - За Америку.

За окном шумел город, но в их маленькой комнате было тепло и светло. Они знали: впереди ещё много трудностей, но теперь у них была надежда.
Через океан в Америку шли миллионы. Но для семьи Гринбергов этот путь был единственно возможным. Они потеряли многое, но сохранили главное - друг друга и веру в завтрашний день.