Книга шестая. Нечаянная радость

«Тук-тук-тук
В наши двери стучит
неизбежность
Нам теперь не стоять в стороне.
Расколола миры
Роковая погрешность,
И сердца в её тонут огне.
А я сплю и я вижу
Над городом тени,
Тех кто был и остался в золе.
Там за гранью, пройдя сто дорог
сновидений,
Ты как прежде приходишь ко мне,
Повторяя, что прошлого нет...»

"Красные реки", торговая марка "Ясвена"; дата выхода песни – 9 декабря 2022 года .


Глава 1. Вечностью согреты

Она решилась молиться.


1943 год, Ленинград


В этом доме поселился свет. Свет заполнил собой все комнаты, расположенные севернее других, и тени робко притаились в углах.

Свет хотел больше.

Свет ласкал рыжую кошку, спящую на подоконнике, и кошка в ответ громко сопела. Аглая никогда раньше не видела такой свет.

Свет был относительно мягок, и в то же время стремился захватить всё живое в этом доме в свои тёплые руки.

Этот свет точно знал каждого, перешагнувшего высокий порог. К каждому он имел свой подход. Бабушку свет забрал в тихий сон, заботливо укрыв пледом. Дедушке свет подарил новую модель корабля, отчего глаза старика загорелись ярче Полярной звезды на небосводе.

А к Аглае свет пришёл с пустыми руками. Точно знал, что Аглая не любит подарков. Потому что подарки рано или поздно придётся отдавать.

Свет смотрел прямо в глаза Аглае, а она не знала, что ему ответить. Свет звал за собой, звал в таинственные леса, в дальние моря и на высокие горы. Звал, потому что знал, что Аглая мечтает о путешествиях.

Но Аглая не могла пойти с ним. Пойти – значило, оставить позади этот дом, саму жизнь, что правила в нём. Оставить стариков, оставить рыжую кошку, оставить в прошлом мечты – оставить, чтобы реализовать их. Но оставить навсегда.

Аглая не могла так поступить. Ей было дорого всё то, что она имела в настоящем, и она не спешила расставаться с ним ради будущего.

И свет ушёл.

Ушёл, не разбудив рыжую кошку; ушёл, не сняв с бабушки тёплый плед, и не забрав у дедушки подаренную ему новую модель корабля.

Однако со всеми подарками рано или поздно придётся расстаться.

***

Мы живём наудачу. Мы, бывает, уповаем лишь на то, что нам повезёт. Когда на самом первом месте для нас должно быть то знание, которое избавляет от необходимости просить. Знание того, что светлые люди освещают светлые моменты нашей жизни, которые мы могли не заметить.


Глава 2. Недождавшиеся

Страх лишает духа.


1932 год, Баку


В комнате, слабо освещённой светом только одной лампы, что в одиночестве ютилась на покрытом выбеленной скатертью столе, их было трое: и все они ждали четвертого.

Из присутствующих здесь и сейчас – в этой комнате, на тот момент, когда лампа уже догорала, исходила слабым, тусклым светом, то и дело мигающим и разрывающим уютную тишину на неуловимые тени сутулых плеч застывших в ожидании фигур. Чьи лица – у всей троицы, как одно – выражали только смутную уверенность, как будто они уже точно знали, что приведёт за собой тот четвертый, которого они уже долго ждали. Глаза их выдавали усталость, утомление ожиданием того, что уже, известно, должно произойти.

Особенно выделялась среди них фигурка хрупкой маленькой женщины, что без малейшего движения всё время ожидания наблюдала за тем, что можно было увидеть за мутным стеклом единственного окна в этой комнате. На лице её сияла улыбка, на лице её потерянно блуждали слабые тени, и тусклый свет единственной лампы, казалось, набирал силу, набирал свет этой улыбки и озарял светлое лицо этой девушки. Это было как бы показателем того, что и он может обелить даже в самый мрачный час портрет того, кто узнал его, этот единственный свет – портрет того, кто обратился к нему в этот час ожидания.


Глава 3. Словом душа приготовляется


«Милый мальчик, ты так весел, так светла твоя улыбка,
Не проси об этом счастье, отравляющем миры,
Ты не знаешь, ты не знаешь, что такое эта скрипка,
Что такое темный ужас начинателя игры»!

"Волшебная скрипка", Николай Гумилёв; 1908 год.


2008 год, Санкт-Петербург
 

Он работал поутру, и мог не спать по двое суток, посвящая всё ночное время – скрипке. 

Человек это был весёлый, но крайне медлительный; замес сей был редким и поныне, оттого привлекал многих проходимцев, ненасытных до забав.


***


Она замолчала прежде, чем он поставил бокала хрустальное дно на порог деревянного комодца; опрокинуто его – она бы не решилась; заговорить же – не было сил.

Он говорил с ней много – но всё было раньше, раньше, да; теперь же, он лишь разбивал руки о скрипку, и не было созвучия в его потугах, не было и памяти о прежней гармонии, – точно так же, как был разбит сосуд кватроченто вместе с отшелушившейся наконечной памятью о превосходящем...

– Ты неискомое вовне обрящешь от востока в запятнавших жемчуга страниц – чернильных опрокинутых в потугах.

То – память, память внемлющих у исходу, до которого по граням самым не сойти к молящемуся в жерловах истоку родника.

-не окончен-