Инструмент Творца. Глава 9

Глава 9. Старые часы.

Вагон покачивался. Поезд со свистом влетел на очередную станцию, и, быстро остановившись и обменяв часть своих пассажиров на, примерно, такое же количество новых, рванул дальше, скрывшись в полумраке.
— Мой отец любил гулять по лесу рядом с домом. Вы увидите, у нас очень красивый сосновый бор. Если немного прогуляться по тропинке прямо от дома, через лес, выйдите на старый пруд; его выкопали давно, еще в царские времена, на территории усадьбы одного из знатных тогда князей. На пруду с папой мы часто ловили карасей. Помню, как он их отпускал в ведро с водой, из которого я обратно доставала незаметно, как я думала, по одному, и отпускала обратно в пруд: мне их было очень сильно жалко. Папа потом признавался, что, конечно, видел, как я их отпускаю, но ничего не говорил. Ему просто нравилось наблюдать за мной и быть рядом. Как тогда было хорошо!
Поезд остановился на следующей станции.
— А моя малая Родина на Среднем Урале: небольшой промышленный город, где на одном из предприятий, металлургическом заводе, работали мои родители. Я очень давно не был там. Наверное, и не узнаю теперь.
—  Урал. Я несколько раз посещала Екатеринбург с лекциями и много гуляла по нему. Красивый город!
— Вы правы, — согласился астроном, и, шутя, добавил. – Люди только суровые.
— Мне совсем так не показалось, — возразила Маргарита. – Замечательные люди, приветливые, любят общаться, а свои местные особенности есть у всех регионов. Скажите, вы в Москве давно живете.
— С тех пор, как поступил студентом в Институт. Тяжело в первые годы приходилось: в не самое лучшее время попал в Москву. Старший брат во многом помог. Он раньше в Москву переехал и успел открыть свой бизнес.
— Он так здесь и живет?
— Нет. На Кипре с семьей, и меня зовет. Получили гражданство.
— Тоже не уговорил?
— Нет, не уговорил. Куда я без университета? Да и здесь мне всегда лучше, спокойнее.
— А жена? Она, наверное, вас точно просила подумать? – пытаясь скрыть волнение, решилась Маргарита на мучающий ее вопрос, конечно, по своей настоящей сути никак не связанный с желанием узнать, чего хочет жена астронома, а заданный с главной целью узнать о ее, жены, существовании вообще.
— Не просила, — покачав головой, посмотрел в глаза Маргариты астроном. – У меня нет жены. Как-то не сложилось. Я был женат, но особо нечего рассказать. Обычная история: мы вдруг оба поняли, что не подходим друг другу.
— А дети? Они как?
— У нас не было детей… К сожалению.
Поезд быстро замедлился и остановился. Открылись двери вагона.
— Выходим и поторопимся! Электричка отправляется через пятнадцать минут, иначе следующую долго ждать.
Быстрым шагом, почти переходящим в бег, астроном с Маргаритой поспешили из метро на железнодорожную станцию. В пригородный электропоезд заскакивали уже перед самым отправлением.
— Хорошая пробежка, — отдышался астроном. – Никак заставить себя не могу бегать по утрам.
— Согласна… Присядем, — Маргарита посмотрела в глубь вагона. — Вон там свободно.
Астроном смотрел в окно, о чем-то думал. Его городской рюкзак лежал рядом на никем не занятом месте.
— Маргарита, а вы — замужем? – астроном, не отворачиваясь от окна, закрыл глаза и ждал ее ответа.
— Я… я не замужем. У нас сын родился, а потом тоже как-то не сложилось, и мы разошлись. Он хороший человек, сына поддерживает, не бросает и с учебой помогает. Сын на первом курсе в Университете учится, на той же кафедре, где я преподаю. А его отец на другой кафедре читает лекции.
Проиграла мелодия поступившего сообщения на телефон. Маргарита отвлеклась, набрала быстро ответ, и, отправив адресату, вернулась к разговору.
— Ну вот, отпросился с учебы, — послышался укор в голосе. – Они с друзьями вчера поехали на дачу, загород. Опыты проводить собирались, пишет, а про то, что у него девушка появилась, молчит. С ней, скорее всего, и поехал. Сейчас дома… Познакомить захотел с ней и ее родителями, а мне вновь некогда. Завтра, возможно…
— Вы обязательно познакомитесь, Маргарита. Всему свое время.
Машинист объявил о приближении станции.
— Наша, — предупредила Маргарита.
Приятный свежий воздух встретил выходящих пассажиров поезда. С легким ветром, дующим со стороны соснового бора, долетали многочисленные мелодии вернувшихся весной после зимовки и ищущих, либо уже нашедших, себе пару птиц. Маргарита с астрономом шли по пешеходной дорожке вдоль кромки леса.
— Вы не забыли, как зовут мою маму?
— Ирина Сергеевна.
— Она плохо слышит — разговаривайте с ней чуть громче.
— Хорошо. Как вы представите меня? – вопрос показался Маргарите несколько странным.
— Как знакомого, профессора из университета папы. Вы как-то загадочно спросили?
— Есть одна просьба. Мне кажется… Просто, можете добавить, что я… я как будто ваш хороший… то есть…
— Что-то я вас не совсем понимаю. Маме не говорить, что вы работаете профессором?
— Нет, непременно скажите, — собрался с мыслями астроном. – Как есть, так и скажите, только добавьте, что… мы встречаемся.
— Встречаемся?! Как встречаемся?! – удивленно посмотрела на астронома Маргарита.
— Ну, как…, — снова стал путаться астроном. – Как люди, любящие друг друга.
Маргарита изменилась в лице: она смотрела на астронома, в его глаза, взглядом женщины, от которого мужчины начинают сходить с ума; астроном не знал, что ему делать: либо извиниться за свою наглую выдумку, признав бесполезность своей затеи, после чего попрощаться и уйти, чтобы больше никогда в жизни не испытывать столь давно забытых чувств, либо, переборов в себе весь ураган переживаний и сомнений, остаться и дожидаться приговора.
Маргарита молчала. Молчал и астроном. Они остановились почти у родительского дома, и, пожалуй, так и продолжали стоять, если бы голос со стороны калитки не вернул их в реальность.
— Маргарита! Мар-га-ри-та! Вы меня слышите, молодые люди? Вы ко мне в гости приехали, или друг друга разглядывать? Маргарита!
Маргарита встрепенулась. Она неожиданно поняла, что слышит голос мамы. Быстро повернувшись, Маргарита как-то растерянно улыбнулась.
— Мама! Я и не заметила, — как ребенок, пойманный врасплох за невинной шалостью, поспешила оправдаться она. — Ты нас встречаешь?
— А кого же? Ты меня сама предупредила, как с поезда вышли — вот и жду. Вижу, идете! Шли, шли, и давай в гляделки играть. Ладно, можешь не объяснять, и так всё ясно. Имя только скажи.
— Чье, имя? — на лице Маргариты выступил румянец.
— Дак, молодого человека, — перевела взгляд мама на астронома.
— Сергей! — спохватилась Маргарита. – Он с папиного университета, профессор.
— Здравствуйте, Ирина Сергеевна! — перестарался с громкостью голоса астроном. – Я расскажу о себе!
— Добрый день. Можно и потише, я услышу. Зайдемте в дом, там и побеседуем.
Старая советская мебель наполняла комнаты дома, и астроном, шагнув через порог вовнутрь, почувствовал невероятное ощущение перемещения во времени, обратно в восьмидесятые годы, когда он, совсем еще юный, наигравшись с друзьями на площадке, заходил домой, где его ждали родители. Единственное, что никак не вписывалось в общую картину интерьера гостиной комнаты – это старинные английские напольные часы с боем, абсолютно правдиво и старательно отсчитывающие время.
— Наша семейная реликвия, — обратила внимание Маргарита на астронома, рассматривающего часы. – Папе они перешли по наследству от дедушки, а ему, в свою очередь, от его отца. Мой дедушка прятал их всю свою жизнь в сарае, под сеном. Папа установил часы незадолго до того, как попал в больницу.
— Вам какой чай заварить, Сергей? Или, может, кофе? — выглянула из кухни мама.
— Спасибо. Если можно, зеленый. У вас уютно, Ирина Сергеевна. Как дома оказался, в детстве.
— Я ничего не меняю — ни к чему мне. С мужем мебель приобретали и расставляли, мечтали о новой счастливой жизни. Он эти часы последние привез, из деревни, где его родной дом был, и вот тут, у входа поставил. Пошутил, что они отстают на семьдесят лет, так как не заводились весь период существования СССР.
Мама вновь скрылась на кухне, прикрыв за собой дверь. С семейной фотографии, висевшей на стене, на астронома смотрела счастливая семья: Маргарита, ее молодая мама и отец. Маленькая Маргарита с веселым круглым личиком и большими белыми бантами, сидела на коленках у папы и ее взгляд, в отличие от своих родителей, был устремлен не на снимающую фотокамеру, а немного в сторону и вниз.
— У вас хорошая и добрая мама, Маргарита. Мне искренне жаль, что ваш отец умер. А вы непоседой в детстве были: на фотографии, кажется, секунда, и вы весело спрыгните с колен отца и побежите к чему-то так вас привлекающему. 
— Котенок, совсем маленький и весь черный, без единого пятнышка. Откуда он взялся?! Бесик, я про него вам рассказывала. Папа, когда мы закончили фотографироваться в фотоателье, сначала не забрал его с собой, хоть я и сильно, помню, просила, и даже плакала, но на следующий день, неожиданно, с работы вернулся с ним на руках.
— Ваша мама одна живет? В ее возрасте тяжело поддерживать дом.
— Одна. Это одно из моих самых больших переживаний. С огромным трудом что-то еще успевает делать, но оставить дом категорически не соглашается. Много раз я ее просила переехать ко мне — бесполезно. Говорит, останется в доме до конца, ей лучше здесь.
— Здесь она ближе к вашему отцу. Наверное, она по-своему права, считая в этом свой долг перед ним.
Медленно открылась кухонная дверь, и, задержавшись на время, достаточное, чтобы не оказаться в комнате в неподходящий момент, вошла с подносом в руках мама. Две чашки чая на блюдцах и вазочка с домашним печеньем и шоколадными конфетами через минуту стояли на темном журнальном столике.
— Марго, не сиди, угощай своего молодого человека. С дороги надо подкрепиться, — мама, переложив к чашкам оставшиеся на подносе салфетки, пошла обратно.
При словах «своего молодого человека» Маргарита чуть не ответила, что он не ее, но вовремя остановилась. Она пододвинула блюдце с чашкой ближе к астроному и предложила угоститься печеньем, выпеченным мамой к их приезду. Астроном поблагодарил за ухаживание, и, попробовав угощение, приятно удивившее его своим вкусом, пока не вернулась мама, решил завершить начатый разговор по пути к дому.
— Вы промолчали на улице…
— Да, будет лучше, как вы предложили, — сразу же согласилась Маргарита, так как другого ответа для нее уже не существовало.
— Вы не сердитесь на меня?
— За что?
— Вам маму из-за меня приходиться обманывать. Мы знакомы то всего несколько часов; мама уверена, что я ваш, как она говорит, молодой человек.
—  Сейчас поздно что-то менять; да и в противном случае мама вряд ли стала бы с вами разговаривать. Я и теперь не сильно уверена, что она расскажет вам о папе хотя бы самую малость.
Вернулась мама и села недалеко, в кресло, стоящее рядом с книжным шкафом. Она, молча, наблюдала за дочерью и ее знакомым, искренне веря в то, что они будут счастливы вместе. Ее материнское сердце не обманывало, несмотря на показавшуюся некоторую недосказанность в словах Марго. Все молчали. Тишину в комнате нарушали только часы, мерно отсчитывающие скрежетом старых шестерен время.
— Ирина Сергеевна, вы мне расскажете о своем муже, профессоре Михаиле Владимировиче? Мне для Института, для памяти, — набрался смелости астроном.
Ответ не последовал, лишь взгляд старого уставшего человека остановился на астрономе.
— Мама, Сергей интересуется папой. Ты о нем расскажешь? – помогла астроному Маргарита.
Ирина Сергеевна глубоко вздохнула: ей трудно было говорить.
— Хорошо, я ведь пообещала тебе, Марго. Я отвечу на ваши вопросы, Сергей. Чтобы вы хотели узнать о моем муже? Спрашивайте, только заранее извините: я стара и могу что-то не вспомнить.
Астроном не стал отягощать маму Маргариты лишними вопросами и начал сразу с главного, ошибочно предположив, что она теперь готова открыть самые сокровенные тайны.
— Часть сведений у меня есть из архива, но их слишком мало: кое-что о биографии, наградах, научных работах. Информации же за последние годы его деятельности нет никакой. Обозначены только даты начала и окончания научно-исследовательской работы без названия. Кто-то полностью убрал из архива целый период жизни вашего мужа. Над чем он работал, Ирина Сергеевна?
Снова наступила тишина, нарушаемая часами. Мама Марго закрыла глаза, и, подумав, открыла, заговорив с дочерью.
— Марго, ты не так объясняла цель визита молодого человека. Я думала, что вы хотели услышать о его жизни с нами, каким он был человеком? Значит, нет... Сергей, хоть я вам и обещала ответить на ваши вопросы, но говорить о работе мужа я не хочу и не буду. Она сгубила его. Вы можете допить чай, отдохнуть и возвращаться обратно; только из-за моей дочери я остаюсь и продолжу общаться с вами.
Голос матери звучал негромко, чуть с хрипотой. За много лет к ней не один раз обращались с подобной просьбой, и она научилась, как сразу и навсегда избавиться от различного рода охотников до чужих тайн и жаждущих сенсаций. Все слова она говорила спокойно и холодно, без проявления каких-либо эмоций, так, что собеседник четко понимал о бесполезности своих усилий. Но в этот раз обстоятельства повлияли на нее. Сидящий напротив человек был дорог ее дочери, и, признаться, она сама начинала испытывать к нему некоторую симпатию. Ирина Сергеевна смягчила тон.
— Я резка с вами, Сергей, но лишь потому, чтобы вы понимали, что есть темы, на которые я ни с кем никогда не разговариваю. Для меня вспоминать о работе мужа очень тяжело, и если вы планируете жить с моей дочерью, пожалуйста, запомните, что я вам сейчас сказала, во избежание ненужных конфликтов. 
— Мама, я…, — только начала говорить Маргарита, как астроном перебил ее.
— Маргарита, подожди. Извини, что я тебя прерываю. Я не долго, я объясню. Выслушайте меня, Ирина Сергеевна. О ваше муже спрашивать и говорить не буду, обещаю, но, я верю, моя история заинтересует вас. Вы слушайте, и больше ничего. Это важно, очень важно для одного человека, а может, и для всех нас! Ему необходимо сделать правильный выбор, жизненно необходимо, иначе он погубит себя!
Старые часы громко щелкнули и металлическим боем известили о наступлении шести часов вечера. Маргарита с мамой посмотрели на них с удивлением.
— Бой часов, — как бы еще не веря, почти шепотом, подтвердила услышанное мгновение назад сама себе мама. – Последний раз я его слышала перед тем, как мужа увезли в проклятую больницу.
На улице собиралась гроза. Порыв ветра ворвался в комнату через открытую форточку, раздул шторы. Мама, встав с кресла и медленно подойдя, отдернула их в стороны, при этом пошатнулась на слабых ногах и, чтобы устоять, придержалась за подоконник.
— Мама, подожди, я закрою. Тебя может продуть, — поспешила Маргарита к ней, и прикрыла створку форточки. – Присядь.
Помогая сесть в другое кресло, стоящее ближе к окну, Маргарита заметила, как сильно ее мама ослабла с последней их встречи; до этого она мысленно утешала себя, что мама еще крепка и та старческая беспомощность, которую бояться застать все в конце своего пути, придет к ней не скоро. Она ошиблась.
Мама сидела в кресле, смотрела на разбушевавшуюся грозу. Силы понемногу приходили к ней.
— Расскажите свою историю, Сергей, — согласилась она, продолжая смотреть в окно.
Астроном, понимая, каких усилий маме стоило заставить себя остаться, вопросительно посмотрел на Маргариту, и, получив утвердительный ответ еле заметным кивком головы, приступил. Он упускал некоторые, как ему казалось, неважные, моменты, чтобы сократить время и быстрее закончить, переживая за самочувствие матери.
Рассказ был закончен. Мама вновь посмотрела в окно, отвернувшись от замолчавшего астронома. Край тучи, словно зацепившись за макушки высоких сосен, нависал с одной стороны леса, в то время как над противоположной его частью абсолютно чистое, без облачка, небо приобретало вечерние сгущающиеся краски. Маргарита открыла обратно форточку. Свежий влажный воздух с щебетанием птиц проник в комнату.
— Дует, мам?
— Нет, Марго. Спасибо, стало легче дышать.
Ирина Сергеевна закрыла глаза. Она вспомнила далекие дни своей молодости, свое первое свидание, свадьбу, рождение дочери. Они с семьей долго жили, меняя коммунальные квартиры. Дочь подрастала. Однажды, таким же майским днем муж приехал с работы раньше, чем обычно. Причину он сразу не объяснил, лишь  радостно сказал, что этот день запомнится им как один из самых счастливых и попросил быстро собираться. Черная «Волга», управлял которой друг и коллега мужа по работе, быстро мчалась, увозя их куда-то за город. Ближе к концу пути муж попросил ее и дочь сначала закрыть глаза, а когда машина остановилась, через некоторое время, попросил открыть. Именно тогда они впервые увидели этот удивительный лес, эти поднимающиеся ввысь, к голубому небу стройные малахитовые сосны, залитые лучами весеннего солнца. Свежий лесной воздух опьянял; она не сразу поняла, что муж зовет ее, а, когда она обернулась, увидела его с дочерью на крыльце красивого дома — одной из институтских дач — впоследствии оставшегося у них навсегда. С годами дачный поселок разрастался, отодвигая лес все дальше от них, но, как и прежде, она, всматриваясь в выглядывающую из-за соседних домов зеленеющую полоску макушек деревьев, вспоминала этот день.
— Сегодня такой же день, как и тогда. Ты помнишь, Рита? Папа попросил своего друга привезти нас сюда; мы подъехали после недавно прошедшей грозы. Лес напитался влагой и начинал оживать. А небо, ты помнишь небо, Рита? Чистейшее голубое небо. Он был очень счастлив. Мы были счастливы.
— Я помню, мама. Я все помню.
Мать вынула платок из кармана и обмакнула накопившиеся в уголках глаз слезы. Дав себе отдохнуть несколько минут, она обратилась к астроному, иногда останавливаясь и делая паузы, так как начинал совсем пропадать голос. 
— Сергей, я сделаю то, за чем вы пришли.
— Ирина Сергеевна, я вижу, что вам тяжело, мы можем перенести наш разговор, или поговорить позже. Мы с Маргаритой погуляем около дома, она познакомит меня с окрестностями, а вы пока отдохнете.
— Нет. Время близиться к позднему вечеру, а вам до дома еще добираться. Погуляете в следующий раз. Приезжайте на выходные, переночуете: мне веселее будет.
Она с трудом поднялась с кресла и подошла к книжному шкафу.
— Я сама вам ничего рассказывать не буду, так как обещала своему мужу не говорить ничего о его работе… Но, не переживайте, он сам вам все расскажет: такова была его воля. Скажу только, что он знал о вашем приходе, и подготовился.
Открыв дверцу книжного шкафа, она взяла с полки одну из книг, оказавшейся романом «Мастер и Маргарита», и, подержав в руках, прощаясь с ней, протянула астроному.
— Возьмите, Сергей. Он обожал его.
Астроном аккуратно взял в руки книгу, ожидая дальнейших разъяснений.
— Откройте.
И он, подчиняясь, перевернул твердую потертую обложку. Под ней, в аккуратно вырезанной в листах нише, хранилась небольшая записная книжка, пожелтевшая за долгие годы. Название «Роман о будущем», инициалы профессора и дата начала записей, аккуратно выведенные карандашом, заполняли титульный лист.
— Его последние записи. Два года, два ужасных года. Он не был болен, как они говорили. Он просто сильно устал и хотел отдыхать, но ему не дали. Как я их ненавижу, всем своим сердцем, душой. Да, это он уничтожил все, что хоть как-то было связано с проводившимися экспериментами. Он что-то увидел, что-то страшное. Его не услышали, приказали дальше проводить опыты, не оставив ему выбора. После пожара поставили диагноз, с которым оставалась только одна дорога – дорога в психиатрическую больницу, куда его сразу и закрыли до конца своих дней. Я не представляю, что он в ней пережил.
Мама вновь притихла. Долгий разговор и тяжелые воспоминания забирали остаток сил. Астроном закрыл книгу, не вынимая спрятанной в ней записной книжки, и положил на стол.
— Там, в той больнице, — продолжила мама, — он сделал эти записи. Один из дежурных врачей сжалился над ним, понимая весь трагизм его положения, и разрешил писать ночью, пока больница спала, и ослабевал контроль, а так как он лежал в отдельной палате, то делать ему это никто из пациентов не мешал. Он назвал записи «Романом о будущем», хотя на само деле никаким романом, конечно, они не являлись. Описание экспериментов, тех, что навсегда изменили нашу судьбу. Последний опыт: так далеко вперед во времени он заглянул в первый и, как оказалось впоследствии, в последний раз. «Пустота, черная, безжизненная, холодная, бескрайняя пустота, и нет ни малейшей надежды на возрождение», — это его слова.
Зазвучали повторно удары старых часов. Прошел ровно час с их первого за долгие годы боя.
— Он и про часы знал, — задумчиво приглушенным голосом проговорила мама. – Пожалуй, мне пора заканчивать. Остальное узнаете из записей. Да, кроме одного… последних мгновений его жизни.
Я сидела с ним, у кровати. Меня пустил тот дежурный врач, за что я бесконечно благодарна ему. Мой муж умирал. Бледное худое лицо, изредка перекашиваемое судорогами и помутневшие чуть приоткрытые глаза. Сознание то приходило к нему, то вновь покидало. Вдруг, совсем неожиданно — я даже дернулась — он дотронулся до моей руки. Только дотронулся, на большее сил не хватило. Я подхватила ее своей рукой и не выпускала уже до самого ухода. Мое сердце разрывалось. На лицо я не смотрела, боялась, что не вынесу. Я смотрела на две наших руки, держащихся вместе. И тут я вздрогнула еще раз, услышав свое имя. Он позвал меня. Его голос был слаб, но в тоже время звучал спокойно и уверенно. Мой взгляд устремился к нему и замер: тревога, отчаянье, боль, усталость, безнадежность — все исчезло в один миг. Мое сознание перестало подчиняться реальности и стало свободным. Он смотрел на меня также как в тот раз, когда мы впервые увидели друг друга. Время перестало существовать. Я не знаю, говорил ли он действительно, и действительно ли я отвечала ему; но мы общались, очень долго общались. Кажется, не было темы, которую мы бы не обсудили. Он многое мне объяснил. Но, к сожалению, всегда бывает конец. В завершении, он достал из-под одеяла эту книгу и передал мне, попросив хранить ее, и отдать только однажды, а когда, я должна была понять сама. Он посмотрел на меня, прощаясь, и, сказав, что сильно нас с дочерью любит, закрыл глаза. Реальность вернулась. Его рука безжизненно свисала с кровати. Я закричала, и на мой крик прибежала медсестра, после чего его экстренно увезли в реанимацию. На следующий день он умер.
Солнце потихоньку приближалось к закату. Оно еще не успело полностью спрятаться за макушками сосен, но редкие облака иногда закрывали оставшийся яркий краешек, бросая тень на землю. Становилось прохладней. В саду, среди цветущих белоснежных яблонь, стояла состарившаяся летняя деревянная беседка, где они отдыхали после трудного разговора.               
— Рита, накинь что-нибудь на себя. У меня есть кофта, которую ты мне дарила. Я принесу, — собралась подниматься на ноги мать.
— Не надо, мам, — остановила Маргарита. — Мне не холодно. Спасибо тебе за все; я тебя так сильно люблю. У меня кроме тебя и сына больше никого нет. Вы для меня самые дорогие и близкие люди.
— Я знаю, Рита, знаю. Ты для меня тоже самый дорогой человек. Ты все же кофточку возьми с собой, а то, пока до станции идете, замерзнешь.
Мама улыбнулась и посмотрела на астронома.
— Сергей-то нас не заревнует. Ты вон как нас любишь, а про него ни слова. Никак, обиделся уже.
Астроном и Маргарита переглянулись. Они оба перестали различать грань, разделяющую вымысел и правду.
— Совершенно нет, Ирина Сергеевна, — поспешил защитить Маргариту астроном. – По личным наблюдениям и на основании опыта прожитых лет, я ни в коем случае не сомневаюсь в чувствах Маргариты Михайловны ко мне. Нет никаких внешних факторов убедить меня в обратном, внутренние же всегда за меня.
— Он у тебя, Маргарита, и шутить умеет. Я очень рада за вас. Ты ее береги, Сергей. Она однажды обожглась… Мне не долго осталось, и уйти я хочу со спокойной душой. Я могу быть уверена в тебе, что ты не бросишь мою Риту, не оставишь одну? Она сильная, знаю, но одной нельзя, никак нельзя, одиночество – это наказание, и часто оно достается невиновным. Ей не нужна моя судьба — ей нужно счастье.
— Мы не расстанемся, Ирина Сергеевна, я обещаю, — астроному ничего не оставалось делать, как дать обещание, в которое он сам хотел верить. 
Мать Маргариты почти сразу, при встрече, поняла, что дочь и ее спутник мало знают друг друга, и только старались делать вид близких людей. Но чуткое материнское сердце не обманывало: Маргарита сильно полюбила этого человека, и это для нее, матери, было главное, а остальное – остальное объяснится потом.
— Идите. Опоздаете на поезд.
Маргарита нежно обняла мать.
— Пора. Мы на выходные обязательно приедем.
— Буду ждать. Но не переживай, если не получиться. У вас работа, всякое может быть.         
— Обязательно приедем, мам. С Сергеем.
— Хорошо, как дома будешь, напиши, чтобы не переживала.
— До свидания, Ирина Сергеевна. У Маргариты самая замечательная мама на свете.
Мама улыбнулась.
— Идите уже.
Астроном и Маргарита возвращались той же дорогой вдоль леса, как и пришли. Красные лучи заката окрасили уходящий день в последние вечерние тона, и на небосклоне, как на фотобумаге, медленно начал проявляться бледный диск луны, постепенно набирая силу света. Снова пришлось торопиться, чтобы успеть на последнюю электричку.
— Маргарита, вам холодно? Накиньте.
Астроном снял с себя летнюю курточку и накинул на плечи Марго.
— Спасибо. Мама как всегда была права, а я не послушала. Я иногда становлюсь упрямой, сама не знаю, зачем. Больше себе во вред. Надо было взять кофточку: теперь тебе будет холодно.
— До поезда недолго осталось, не успею замерзнуть. Согрелись?
Маргарита резко остановилась и посмотрела на астронома, также остановившегося и обернувшегося к ней.
— Не обращайся ко мне на «вы». Лучше как у мамы: давай дальше играть свои роли. Мне моя роль очень… очень…
Она обняла астронома и поцеловала. Астроном открыл глаза, но сон не пропал: он и представить себе не мог, сидя дома и обдумывая поездку к семье профессора, насколько судьбоносным было решение непременно поехать, даже не смотря на то, что он был почти уверен в безнадежности мероприятия.
— Это не игра, Маргарита. Я не играл.
Вдали раздался гудок электропоезда, приближающегося к населенному пункту.
— Бежим! — скомандовала Маргарита, и они устремились к вокзалу…
В город вернулись затемно.
— Я тебя провожу, — выходя из метро, предложил астроном.
Они шли, взявшись под руки и оживленно разговаривая на различные темы, пока незаметно для них не оказались у дома Маргариты.
— О, вот и мой дом. Как быстро летит время. Пора прощаться: до завтра.
— Да, к сожалению пора. Маргарита, ты не будешь против, если оставлю на один день записи твоего отца у себя? Мне необходимо их быстрее изучить.
— Конечно, нет. Я понимаю. Мне и самой хочется их скорей прочитать, но я знаю, тебе сейчас нужнее.
— Спасибо, Марго. Тогда, до завтра.
— До завтра.
Долгий поцелуй на прощание. Он дождался, когда Маргарита зашла в подъезд. Астроном поднял голову и посмотрел на небо, пытаясь разглядеть звезды. Свет ночной Москвы поглощал их: были видны только самые яркие, а те, что потускней, терялись среди множества огней.
«Так и в жизни, из-за избыточного света бывает сложнее рассмотреть то, что действительно важно. За искусственным освещением от ламп мы не видим настоящий свет – свет жизни».
Астроном не спеша пошел домой. Он наконец-то нашел свою звезду.