Роман Жизнь только начинается Сокращенная версия в

                СОДЕРЖАНИЕ



От автора………………………………………………………………………………… 
ЧАСТЬ I. Его последняя женщина.
Глава 1. Этот сумасшедший Дали………………………………………………………
Глава 2. Я не могу без тебя………………………………………………………………               
Глава 3. Я ломала, я строила себя заново………………………………………………
Глава 4. Первое путешествие к дворцам и парку Царицыно………………………….
Глава 5. Восемь листочков альтернативного проекта Георгия……………………….
Глава 6. Прилет друга Георгия………………………………………………………….
Глава 7. Схватка Анны с шефом………………………………………………………..
Глава 8. Георгий и Анна у торгпреда Великобритании……………………………….
Глава 9. Предложение англичан Георгию………………………………………………
Глава 10. Совет директоров в Метрополе………………………………………………
Глава 11. Второе путешествие к дворцам и парку Царицыно…………………………
Глава 12. Анна принимает дела у шефа…………………………………………………
Глава 13. Визит Анны к Банкиру………………………………………………………..
Глава 14. Анна и Георгий защищают свой проект……………………………………..
Глава 15. Сибирское гостеприимство……………………………………………………
Глава 16. Чрезвычайный Совет директоров……………………………………………..

ЧАСТЬ II. У черта на рогах
Глава 1. Возьми меня, Господи!..
Глава 2. Русский пятница в панамский четверг………………………………………… 
Глава 3. Когда ученик не готов…………………………………………………………..
Глава 4. А что у Анны. «Убиться можно!»……………………………………………..
Глава 5. Земляк планирует будущее капитана…………………………………………..
Глава 6. Не пробуждай воспоминаний…………………………………………………..
Глава 7. Мечтой любви не увлекай………………………………………………………
Глава 8. А что у Анны. Безвыходный риск президента…………………………………
Глава 9. Проявления русской души……………………………………………………….
Глава 10. Георгий получает заказ на американский корпоратив………………………..
Глава 11. «Paloma» выходит на полные обороты…………………………………………
Глава 12. А что у Анны. Президент торопит подписание договоров…………………….
Глава 13. Как не легка участь поводыря……………………………………………………
Глава 14. Приобретения и потери…………………………………………………………..

ЧАСТЬ III. От сумы и от тюрьмы не зарекайся……………………………………………
Глава 1. Миг пьянящей свободы…………………………………………………………….
Глава 2. Возрождение смысла жизни у Анны………………………………………………
Глава 3. На своем празднике………………………………………………………………..
Глава 4. И все же Старик ошибся…………………………………………………………….
Глава 5. Георгий у капитана Вени……………………………………………………………
Глава 6. «Случайность» перевернувшая жизнь в ЗАО………………………………………
Глава 7. Георгий и корреспондент ТАСС у американских миллионеров…………………..
Глава 8. Предчувствие………………………………………………………………….

ВСЕМ, КТО ХОЧЕТ УЛУЧШИТЬ ЖИЗНЬ













































               

Часть I.  ЕГО ПОСЛЕДНЯЯ ЖЕНЩИНА

Разбегающиеся Галактики. Галактика Млечный путь. Камера начинает фокусироваться на планетах. Выбирает планету Земля. С высоты птичьего полета узнаем Москву, Крымский мост, Москву-реку, ЦДХ, парк Горького, начало Ленинского проспекта, перспектива. 
По левой стороне из дверей магазина, густо облепленного волнующимся народом, протискивается молодой парень, держа на уровне головы две бутылки водки. Немного дальше у магазина «МЯСО» стоит длинный ручеек спокойной очереди. Камера начинает брать правую сторону, узнаем Храм царевича Димитрия, 1ю Градскую больницу. Крупно показывает сталинский дом.            
               


Глава 1. ЭТОТ СУМАСШЕДШИЙ ДАЛИ

     Самая последняя 
На выставку Сальвадора Дали он собирался уже три дня. И не то, чтоб было некогда, какие у него сейчас дела! Видимо, его чутье, которое не раз сослужило ему верную службу, и здесь подсказало: «Рано, рано, а вот сейчас – внимание! Пора! Пошел!»
  С вечера он осмотрел брюки своего единственного темного костюма и неудовлетворенный их состоянием, слегка их подгладил. Выбрал поновее белую рубашку в полосочку, положил носовой платок, новые носки, бархоткой навел глянец на единственных черных со стоптанными пятками ботинках.
Это все он проделал при жене.
   «Удивительно: ни одного слова, ни одного вопроса. Неужели такое безразличие? Зачем же тогда жить вместе?» - невеселые возникали мысли.
   На следующий день, дождавшись пока, наконец, жена и сын соберутся и уйдут на работу, он, не спеша, побрился, сделал на тщательно выбритое лицо горячий компресс, повизжал под холодным душем.
Слышится звонок из кабинета, он идет туда в трусах и майке. Включает на аппарате громкую связь, берет со стола сына глянцевый журнал, начинает рассматривать и говорить по телефону.
     - О-о, привет тебе, Гафар! Рассказывай, что у вас нового?
     - А что у нас? Все движется в одном направлении. Нефтяные скважины истощаются, их бросают. Выдаиваем из скважин последнюю нефть. Зарплата падает. Мужики начинают уходить. Скоро будем ездить на работу за сто километров. Мелькнул лучик тогда с твоим проектом по восстановлению производительности скважин с помощью английской технологии и скрылся. Позвонишь через месячишко, а меня уже здесь не будет. Да и самого Акционерного Общества. Ну, ладно, будь, Георг! Не пропадай надолго! Да, как твое здоровье?
     - Вот сейчас собираюсь к своему врачу улаживать отношения. Пристает: «Вы меня не слушаетесь, вы меня не слушаетесь! Вы не выполняете мои рекомендации!» А потом иду на выставку. 
     - Да, - вот столичная жизнь! – с ноткой зависти замечает Гафар.
     - Давай, Гафар, меняться?
     - А чего так?
     - Да надоела мне эта тягомотина! То врачи, то жена!
     - Все наладится, Георг! Ты умеешь разруливать проблемы, решишь и семейную. А своим здоровьем заниматься надо. Ну, будь здоров!      
     - Постараюсь. И тебе не кашлять, Гафар! Не отчаивайся! При против ветра и дойдешь, куда надо!
 Еще не одетый, в одних трусах и майке, на кухне он проглотил бутерброд с сыром и чашечку кофе. Через пятнадцать минут, недовольно осматривая одетого типа в зеркало в крохотном коридоре, он про себя заметил: «Куда ты юность прежняя девалась?»
Под глазами видны синеватые тени, на лбу - не распрямляющиеся две продольные складки, на переносице наметились две поперечные. Углы рта окаймлены симметричными морщинами. Глаза... глаза немного влажные, еще моложавые и проницательные, но в них просматривались не исчезающие даже при редкой улыбке грустинки. А фигура... фигура еще ничего. В общем - сзади пионер. Был бы пионер, если бы не начинающая лысеть макушка. И с чего это?
      «Да, уж, мог бы выглядеть и получше».
Он без сожаления расстался с двойником, запер дверь и через минуту оказался в солнечном утре.   
Выходит из подъезда, останавливается. Берет с зеленых кустов упавший желтый лист, нюхает его. Поворачивается к солнышку, закрывает глаза, поднимает голову, замирает на три секунды.
     «Ах, какой чудесный лекарь любого смурного настроения – это, солнце! Как ласково, нежно ты можешь дотрагиваться своими теплыми утренними лучами до щек, лба, заигрывая, заглядывать в глаза, растапливать и испарять остатки любой печали, разглаживать морщинки, заряжать своим солнечным настроением на целый день. Привет тебе, солнце! Спасибо тебе, солнце! Выглядывай, пробивайся меж облаков почаще, а еще лучше - свети всегда!»    
Решительным шагом идет к метро.

Наконец, поликлиника. Через пару ступенек, как всегда, он взлетает на четвертый этаж. А к его врачу, о, удача, никого нет. Он входит, здоровается.
   «Ну, коли вошли, Георгий Петрович, то садитесь. А я не могу дозвониться до начальника отделения именно по вашему вопросу. Иду к нему, подождите!»
Георгий сидит рядом со столом врача на стуле, листает толстенную книгу.
Быстро входит женщина-врач сорока лет, в белом халате. Садится.
     - Не застала начальника отделения, где-то мотается! Что мне с вами   делать, Георгий Петрович? Пишите расписку: «Мне врачом Савельевой М. Г. доведены возможные последствия об отказе лечения преднизолоном».
     - Да! Коротко и ясно, Марина Германовна! И я пойду домой. Точнее на выставку. Вот, и в вашей книге написано, что преднизолон убивает печень и поджелудочную железу.
     - Эта книга для врачей, положите ее на место! А вы помните о последствиях, если его не будете принимать, которые я довела до вас?
Георгий улыбается.    
     - От больных не должно быть никаких секретов! Ха, последствия! Что пнем по сове, что совой по пню!
     - Вы неисправимы, Георгий Петрович! Как жалко, что всех пенсионеров переводят со следующего месяца в другую поликлинику. Я вас прошу, строго выполняйте мои  рекомендации!
     - Непременно, Марина Германовна! До свидания! – в сторону: - Я и пришел к вам с утра, чтобы на выставке Дали было мало народу. А это всего две остановки троллейбусом.

В Центральном доме художников народу было немного, и он с облегчением вздохнул. Он не любил шумные выставки. Это мешало ему сопереживать, погружаться в авторские секреты, следить за сочетанием красок, манерой письма, угадывать мысли автора, сопоставлять их со своими, находить «коронные приемы» и просто наслаждаться.
   Еще в холле висит огромный портрет Сальвадора Дали с закрученными до глаз тоненькими усиками и выпученными глазами.
  Медленно, очень медленно, Георгий двигался от одной картины к другой и решительно не понимал этого сумасбродного испанца. Перед ним вставал его саркастический взгляд, его выпендрежные усы, и все в нем говорило: «Ох, удивлю я! Ох, поражу! Ну, убью, просто наповал!»
  На лице Георгия отражается растерянность, иногда глаза его расширяются, рот приоткрывается. С картин глядят на него образины со свиными пяточками, ржут над ним люди с лошадиными зубами, слоны ходят на журавлиных ножках, гипертрофированные обнаженные фигуры жителей Прато в аду заламывают руки, ставят его в растерянность, потешаются его озадаченным видом. 
 Росло, пока, недоумение и осознание того, что он присутствует на каком-то спектакле, где является тоже действующим лицом. А все остальные участники и стоящие под стеклянными колпаками, и висящие на стенах, начиная с этого ехидного с невообразимыми усами, разыгрывают его, насмехаются над ним, ставят всякий раз его в глупое положение своими неестественными выходками. А после этого дружно «ржут», видя его растерянность, недоумение, неподготовленность его реакции, вдоволь потешаясь над его озадаченным выражением. Совсем погрузившись в раздумье, он вдруг услышал еще один смешок и почувствовал еще один взгляд.
     «Ну, это слишком, так отключился, что недолго себя на посмешище выставить рядом с этими…». Он перевел взгляд на очередное полотно у заворачивающей стены и увидел смеющуюся беззвучным смехом физиономию. Однако, в ней не было ничего искаженного этим фокусником. Ничего не поняв, он прищурился. У портрета глаза не вылезали на лоб, нос не превращался в свиной пятачок, а зубы были даже не лошадиные...
     «Матерь Божья! Так это - живая дама, голова которой была на фоне рамки какого-то портрета».
  Его удивление, видимо, было настолько велико, и сам вид его был настолько растерян, что живой портрет закрыл лицо каталогом и прыснул в этого противного усатого человека. Георгию стало неловко за себя, он стушевался, стал поправлять ворот рубашки, его уже стала наполнять злость на этих обезображенных на портретах, на этого клоуна с усами и на эту даму.
     «Не хватало только ее, мало того, что над ним насмехаются эти с портретов, так еще и живые... Так ему, сукину сыну! Глупец он, конечно, глупец, дал повод, поддался, углубился, видите ли…»
   Придя в себя от секундного замешательства, он развернулся, чтобы покинуть этот цирк, из-за плеча недобро взглянул на даму и снова застыл в неудобной позе. Дама, подняв вверх каталог с портретом Сальвадора Дали, спешила явно к Георгию. Ее лицо выражало участие, сочувствие, извинение. Конечно, к нему, ведь рядом никого не было...
     «Не убегай, слышишь, не убегай, ну, сделай над собой усилие, это последняя твоя женщина во всей оставшейся жизни, самая последняя, самая!»  - шептал ему в ухо его Эго.
     «Простите меня, ну, пожалуйста, не злитесь, я не хотела… я ведь над собой так же смеялась. Правда, не верите?»
 Георгий не знал, что ответить. Он смотрел на это приятное искреннее лицо, слушал извиняющийся голос, в нем еще боролась собственная строптивость…
     «Ну, хотя бы помолчи миг, помолчи! - тот же голос в ухо. - Иначе участь одинокого волка в глухом лесу тебе не избежать. Помнишь, что тебя ждет?»               
      «Ну, пожалуйста! Простите меня!»
Георгий вдруг почувствовал такую теплую, такую успокаивающую ладонь на своей ладони, ее глаза заглядывали в его глаза все глубже, все нежнее, все ласковее, - и злость его обмякла, слава Богу, он оттаивал, он теплел. Признательная улыбка медленно вползла на его губы, он тихонько сжал ее ладонь и первый раз посмотрел на нее, как мужчина.
     «Простили, да? Простили? – как ребенок обрадовалась она. - Вот и хорошо, вот спасибо! Поверили! Я над собой так же смеялась, правда, правда! Я сама минуту назад выглядела такой же одураченной... ох, как же хорошо вы меня изобразили, что я не сдержалась. А вы умеете сопереживать, и вы очень искренний. Возьмите меня под руку, пойдемте дальше осматривать залы. Ну, теперь мы не будем с вами простаками, так ведь?»
   Она по-детски наклонила голову набок и заглянула ему в глаза. Ее взгляд вернулся из его глаз и сейчас искрился, вспыхивал, дрожал, так играет солнечный луч сквозь качающуюся на легком ветре листву, а ее голос хотелось слушать и слушать, хотя значения ее слов стали доходить до него с большим опозданием. Ему нравилась музыка ее речи, необычный тембр ее голоса. Ему показалось, что она поет ему один из его любимых романсов «Нам звезды кроткие сияли».   
     - Вы меня слышите? - донеслось до Георгия. -  Где вы летаете? - она с интересом посмотрела на него.
     - Все в порядке. Я прилетел, я слушал ваш голос.
     - И меня не слышали? Так бывает?
     - Бывает, - он сказал это тихо и серьезно.
Она странно посмотрела на него, хотела что-то сказать и раздумала. Потом решительно на него взглянула и, потянув за руку в соседний зал, уже на ходу заглянув ему в глаза, очень буднично сказала:
     - Меня зовут Анна.
     - Георгий, - так же просто ответил он, и они вошли в новый зал.
Они ходили от портрета к портрету, и Анна возмущалась: почему это Сальвадор нарисовал так, а не вот так? Почему черной краской, а не красной и не зеленой? Почти все ее вопросы были наивны, как вопросы четырехлетней девочки, и почти на все вопросы Георгий не знал ответа. Это его забавляло, он не злился, ему был интересен ход ее мыслей.
Как мог он старался ей помогать находить ответы, а сам украдкой, мельком разглядывал ее лицо.               
Снова голос в ухо, его второго «Я».
     «Что, опять загадка, уже не Дали, а вечная загадка женского возраста, хорошо ухоженной, следящей за собой, женщины?»
Георгий скосил глаза на Анну: «Конечно, ей не тридцать, хотя выглядит она, ну, максимум на тридцать три. Нет, не надо круглых цифр, тридцать пять, - это для нее, действительно, много. А сколько же ей на самом деле? А лоб ведь совсем чистый. Боже, так у нее оказывается ямочки на щеках, когда она смеется, нет, даже не ямочки, еще пикантнее, - только слабые намеки на ямочки. Ой, как хочется дотронуться до этой впадинки, зафиксировать ее... о, уже исчезла... ах, черт, что же она спросила?»
     «Когда Сальвадор обычно работает днем или ночами?» - Георгий отвечал...
     «Да-а, морщинок у смеющихся глаз для тридцатилетней дамы, пожалуй, многовато».
     «А сколько надо? Только две? Только три? – снова голос его второго «Я». - Тоже, знаток женского возраста нашелся. Кр-р-р-р-упный специалист по женским…»
     «Что вы сказали?» – не расслышал вопрос Георгий, занятый своими мыслями.
Анна повторила, и он снова ответил.
   «И вот у рта уже намечаются чуть-чуть, совсем чуть-чуть, такие симметричные. Боже, да ей так лучше, она так трогательнее выглядит! Абсурд, чушь собачья... когда морщинки шли женщине?»
     «Додумался, специалист хренов», - тот же голос в ухо.
     «Э-э-э, да, пожалуй, вы правы, Анна», - так и не поняв вопроса, успел вставить он.
     «А кожа, какая нежная кожа! Странно, ведь лицо с явными признаками свежего загара. Такой загар в Москве не получишь. А где? И, главное, - ни капельки не блестит, не лоснится! Неужели ничем не мажется?»
     «Н-н-не знаю, Анна, не знаю, - наугад ответил он, - я плохо разбираюсь в этих делах. Что? Да, да, конечно...» - ответил он опять, видимо, невпопад.
     «Нет, явно на тридцать три не тянет. Ох, как было бы хорошо прикоснуться щекой к ее щеке. Вот только тогда и можно понять, что такое…»
     «Как вы сказали, Анна? – попытался он понять ее фразу. - Согласен, полностью согласен... Интересно, а чем пахнет ее кожа и пахнет ли вообще? Бредовый вопрос, конечно, пахнет. У любой женщины пахнет, даже, если она ничем не мажется».
     «Ой, опять специалист объявился, - голос его Эго, - и все-то он про «их» знает, и везде-то он…»
     «К-к-конечно, конечно, слушаю, Анна...»
     «И все-таки надо незаметно понюхать».
Он совсем по капельке, очень незаметно приблизил голову к ее голове и наклонил ее, демонстрируя полное внимание к собеседнице, а сам тихонечко втянул ноздрями воздух.
   - Ну и как? – хитро улыбаясь, спросила Анна, остановившись.
   - Что как? - отпрянул Георгий.
   - И чем пахнет?
   - Э-э-э...
   - Так уловили вы что-нибудь, конспиратор?
   - М-м-м....
   - Ну, хоть какой-то аромат? Или у вас хроническое заболевание органов обоняния?
   - Да, - промямлил он.
   - Что да? - удивилась Анна. - Совсем ничего не почувствовали? - Она приблизила свои губы к его уху и прошептала, кокетливо оглядываясь:
   - Ну, скажите, мне интересно.
   - Э-э... не успел ... точнее не понял... н-но, что-то очень тонкое...
Анна отодвинулась от него, изучая, с нескрываемым интересом на него посмотрела и засмеялась тихим смехом.
     «Вот это женщина! – озадаченно подумал он. - Не может же она читать его мысли, скорее всего, он очень неловок, очень неискусен. Неужели нет аналога запаха, не может быть, чтобы он не нашел хотя бы близкого, надо бы еще понюхать, впитать в себя этот тонкий, почти неуловимый аромат, удастся ли? И как теперь незаметно это сделать?»
     «Да, в этом зале полотна будут посложнее, покрасочнее... согласен... конечно, - ответил он на какую-то фразу Анны. - А вот подбородок, пожалуй, у нее чуть выдается вперед и островат немного, не Афродита она, конечно. Да и почему это эталоном должна быть Афродита Праксителя?* Она по сравнению с Анной - толстая баба с короткой шеей и круглым лицом.
 
     *Автор скульптуры, IY в. до н. э. (Э-э, поосторожней в сравнениях, Георгий).

     «Что, Анна? Эта линия? Да-а, вы правы, слишком вычурна... а, может, Дали специально, смотрите, Анна, и цвет выбрал кричащий, желтый, чтобы подчеркнуть, чтобы остановить взгляд... Ну что вы, Анна, какой я знаток - дилетант-любитель...»               
Внимательный взгляд Анны, был похож на взгляд учительницы, накрывшей нашкодившего ученика, но решившей, снисходительно, не наказывать его, подождать, посмотреть на его поведение.
Он перевел разговор.
      «Анна, постойте, мы не должны пройти вот этого безголового ангела с дырой в груди».
 Анна глядела на своего спутника с подозрительным любопытством и не скрывала этого.
     «Интересно, как это понимать? Что она не согласна с тем, что он обратил ее внимание на этого ангела? Ну, так это его мнение, она может иметь об этом - собственное, на то и искусство, если только это искусство. А вдруг она прочитала его мысли про ее губы? Нет, это уж слишком! И, все-таки, странный взгляд.
А какие у нее глаза? Темные. Да не совсем. Пожалуй, светло - карие... и бархатистые, а зрачки-то, вот отчего взгляд такой притягательный, в светлую крапинку, в ситчик какой-то, чуть ли не в мелкий, мелкий цветочек».
   Пикантное это было зрелище. Они стояли возле бедного безголового ангела, у которого не было сердца, и смотрели в глаза друг друга уже секунд десять, не отрывая взгляда, и не могли насмотреться. На них уже стали обращать внимание, кто с пониманием, кто с завистью, кто с раздражением, а им не было ни до кого дела.
     - Это глупо, наконец, - первая очнулась Анна, - нам не семнадцать лет.
     - А сколько? - спросил он, глядя в ее глаза.
     - Пошли, - Анна решительно взяла его ладонь и потянула на выход.
Все, кто был рядом, отвлеклись от этого чудака Сальвадора и, наблюдая за ними, с уважением расступились, освобождая путь Анне.
     «А народу-то прибавилось», - невесело подумал он, не догадываясь взять Анну под руку, и, как сопротивляющийся козел на поводке, тащился за нею.
   Анна взяла его под руку сама, он подстроился под ее быстрые шаги, и они проскочили залы.
    Все сальвадоровы дети: кто с полотен, кто в стеклянных колпаках (эти, видимо, недоношенные), поворачивали лошадиные, бычьи, слоновьи, змеиные, человеческие головы с совиными глазами и свиными пятачками вслед, и Георгий удивленно заметил, как минутная стрелка сальвадоровского вечного времени перетекла в обратном направлении с цифры шесть на цифру пять. И никто на это не обратил внимания! И не мудрено, ведь это не для них вечное время пошло вспять. Это только для Анны и Георгия, только для двоих.
Уже выбегая из последнего зала, Георгий поймал ехидный взгляд Сальвадора и с ужасом успел увидеть, как тот подмигнул ему.
Они с Анной накинули плащи и выскочили на улицу.
   День явно удался. И если солнечные лучи полтора часа назад, упираясь в плотные облака, пытались тщетно их раздвинуть, то сейчас солнце сияло в огромной синей бреши, и всякий радовался ему, и замирал от удовольствия, останавливался, поднимая голову и закрывая глаза.
   Анна потянула его не к метро, а куда-то вбок к набережной. Они подошли к кучке сиротливо стоявших машин, терпеливо ожидавших своих хозяев, которые явно были на выставке. Анна достала на ходу из сумочки брелок с ключами и окликнула Георгия.
   - Вы куда?
   - К машине, наверное.
   - А чем вам это не машина?
   Он почему-то облюбовал для нее синюю «шестерку» Жигулей. Анна остановилась рядом с небольшой машиной цвета зеленый металлик, которая поприветствовала хозяйку коротким радостным визгом, и Анна открыла дверь для него на место водителя.
    - Садитесь за руль!
   - Я-я-а-а?
   - Вы-ы!
   - Откуда вы знаете, что я вожу машину?
   - Это видно сразу.
   - Но я за такую ни разу не садился...
   - Вот и хорошо, испытаете ее.
   - У меня нет прав.
   - Нам недалеко ехать.
   - А если остановят?
   - Значит, не повезет, заплатите штраф.
   - А если у меня нет денег?
   - Нет проблем! Заплачу я, садитесь! - Анна улыбнулась ему.
   - Очень доходчиво! С тобой не соскучишься, Анна, - впервые обратился он к ней на «ты».
   - Хочу надеяться.
   Они сели. Он осмотрелся. Это был фольксваген «PASSAT». Анна только раз подсказала ему, и они поехали.
    - Ты всегда так мучаешьсвя вопросами? – с осуждением взглянула на Георгия Анна.
    - Почти, - скосил на нее глаза в зеркало Георгий. 
За всю недолгую дорогу, а ездил он всегда по городу напряженно, особенно после той страшной аварии, к нему не раз между сигналами светофора, нахальными пешеходами, раздолбаями водителями иномарок, стучалась и никак не могла овладеть его сознанием одна единственная мысль:
   «Так это и есть последняя его женщина? Почему последняя? Как все просто! Неужели свершилось? Почему же свершилось, когда только все еще начинается! Нет, это все-таки, чудо! Ведь это он предчувствовал!»
   - Что предчувствовал? – послышался голос второго «Я». - Спокойно, чудик, чуть не зацепил нахала! Ну-ка, все внимание - на дорогу, а то устроишь обоим такое чудо...
   -  Слава Богу, приехали! - выдохнул Георгий.
 Действительно, ехали они недолго. Не успели подняться на Октябрьскую площадь, проехать десять минут по Ленинскому проспекту, как Анна попросила свернуть направо. Это был сталинских времен кирпичный дом.
   - Анна, а машина очень послушна в управлении, давно у тебя она? - не зная, чего ему сдалась эта машина, спросил Георгий.
   - Что тебе эта машина? Давай без вопросов, ладно?

     Как в юности
Георгий с интересом осматривал просторный холл подъезда с цветами на полках и полу, с картинами на стенах. На столике, - огромный аквариум с цветными рыбками.
Они проскочили консьержку, и Анна с нею поздоровалась.
Вошли в просторный в зеркалах лифт.
В лифте он, в который раз, взглянул на Анну, она ободряюще ему улыбнулась, сжав его пальцы.
Анна с облегчением втащила его в квартиру, закрыла за ним дверь, и пока он, прислонившись к двери, стоял молча, не зная, что сказать, Анна проговорила:
   - Только сразу прошу забыть мою квартиру и никогда меня не преследовать, это моя единственная просьба.
   - Хорошо, если ты так хочешь, - послушно сказал он. А сам подумал: - Там, посмотрим.
   Анна поколебалась только пару секунд, затем опершись на его руку, которую не отпускала до сих пор, чуть приподнялась и влажно поцеловала Георгия в губы слегка раскрытыми губами, глядя ему прямо в глаза, пытаясь прочитать в них, что он о ней думает.
   - Вот это да-а-а! - выдохнул удивленно Георгий.
Анна очень мило усмехнулась, провела зачем-то пальцем по уголочку его губ и упорхнула в комнату, оставив дверь открытой и явно приглашая его войти.
Он надумал снять ботинки, повесил пиджак на вешалку и тщательно осмотрел ее, - ни одной мужской вещи. Это его порадовало и озадачило одновременно. Копошились какие-то мысли, поднимались вопросы, но он, вовремя, вспомнил ее требование: «Давай без вопросов, ладно?». Однако, вопросы от этого не пропадали, а выстраивались один за другим.
 Медленно поднимая голову вверх, он уперся взглядом в потолок.
«Мать честная! Вот что, оказывается, называется холлом, - это помещение в десять его коридоров!
   «Ты чего, Георгий, никак не можешь пройти в открытую дверь? А-а-а, ты в одну половинку двери принципиально не входишь! А что и правильно делаешь! Георгий, прости меня, я не гостеприимная хозяйка».
Анна вышла к нему в холл, взялась за позолоченную изогнутую ручку открытой половинки двери, зачем-то закрыла ее снова. Потом изящным движением нажала на обе ручки и, потянув на себя, открыла с легким поклоном одновременно сразу две половинки высоких филенчатых дверей, выкрашенных, как и стены, под слоновую кость. В верхней половине дверей он успел заметить «заиндевелые стекла». 
     «Прошу», - опять с легким поклоном головы пригласила Анна.
   В носках, важно задрав подбородок вверх, сунув руки в карманы брюк, выпятив вперед несуществующий живот, Георгий сделал пару шагов в комнату, не взглянув даже на фыркнувшую Анну.
   Стены комнаты были бледно-салатового цвета.
     - Осваивайся, - с улыбкой произнесла Анна, закрывая за ним двери и подталкивая его к тахте.
   - Попался, серенький воробушек! - ехидно прозвучал в ушах голос его второго «Я».
   - Ничего, прорвемся.
   Первое, что бросилось в глаза, - это тахта, стоящая вдоль левой стены с яркими атласными подушками.
   Он наблюдал, как Анна при нем наводила косметический порядок: исчезла пара видеокассет, лежащих рядом с видеомагнитофоном; аудиокассета спряталась в коробке за стеклянной дверкой под телевизором. Палочка со страусиными перьями ловко бегала по японской радиоаппаратуре, по акустическим колонкам, по телевизору. Хозяйка явно была не готова к его визиту.
     «Выбери себе музыку по вкусу», - кивнула Анна на коробочки с лазерными дисками и вдруг, раздвинув боковую стену, исчезла за ней, оставив его с полуоткрытым ртом.
Только тут он увидел, что метра два стены занимают складывающиеся гармошкой две раздвижные пластиковые двери.
    «Вот потихоньку выясняется, зачем в такие дома стремятся люди: высокие потолки, громадный холл, раздвижная стена. По звону посуды ясно, - там кухня. Ладно, он надеется, посидит еще и на кухне. А сейчас, как сказала Анна, надо здесь осваиваться.
Для современных шикарных квартир, - эта, пожалуй, довольно скромная по габаритам комната, не более двадцати пяти квадратных метров, но какая-то... какая-то... Что-то не так. Где-то что-то происходит».
Он прислушался, и с трудом различил струю душа с хорошим напором. Точно, в ванной комнате был включен душ. Он еще не успел сообразить, что к чему, как появилась Анна.
      «Пока ты будешь в душе, я сотворю что-нибудь перекусить».
Она положила на спинку кресла аккуратно сложенный белый махровый халат.  Посмотрела на его носки, выпорхнула в холл, появилась в дверях и бросила к его ногам шлепанцы, мужские.
     «Ну, как же он их не заметил?»
     «Их никто не надевал, ты первый», - перехватила его взгляд Анна и снова ободряюще посмотрела в его глаза.
     «Ох, уж, эти глаза!»
Он сразу расслабился, напряжение исчезло, ему стало спокойно, даже захотелось напеть какой-нибудь любимый мотивчик.
     «Поразительно, какая терапия от ее успокаивающего взгляда, какой быстрый результат! Кто она? Уж не представительница ли нетрадиционной медицины? Если нет, то вполне может работать ею».
 Он разделся до трусов.
     «Ну, надо же, как чувствовал, впервые надел подаренные сыном моднячие трусы: с геометрически правильными цветными фигурками, с кнопочкой на разрезе». 
 Он прокрался в ванную через дверь, в которую вошел, почему-то держа в одной руке шлепанцы, а другой, прижимая к боку сложенный халат.
Анна звенела посудой на кухне.
    «Ого! Вот это зеркало!»
  Во весь рост с двери ванной на него смотрел мужчина средних лет, в трусах, со  шлепанцами и халатом под мышкой.
     «А что, грудные мышцы есть и довольно рельефные. А косые?», - он бросил шлепанцы, положил халат на белую тумбочку, развел в стороны руки, согнул их в локтях, напрягая бицепсы и стараясь выделить косые мышцы. С боков что-то вяло выделилось, едва заметно, он выдохнул, - тотчас пропало и даже это.
   «Черте что и сбоку бантик! Нет, чего там, - пытался он ободрить себя, - все равно торс явно спортивного мужчины, и руки сильные, во, как трицепс ходит! И плечи, что надо. Ну, а пресс - это вообще гордость, почти как у Лаокоона,* боровшегося со змеями. Ну, а в трусах?»
 
     *По - видимому, Георгий имел в виду скульптурную группу «Лаокоон и его сыновья, обвитые змеями». Скульптура Агесандра, Полидора и Афинодора, I в. до н.э.

Он снял их, посмотрел на свою главную мышцу, которой суждено, наверное, сегодня, сейчас, сыграть ведущую роль.
     «Так себе, не впечатляет, - положил на ладонь, зачем-то взвесил, - не тянет».
  С надеждой еще раз посмотрел на нее и тихонько сказал.
     «Не подведи, слышишь!» - затем он решительно сбросил ее с ладони и подошел к ванне.
     «Мать честная! Вот это агрегат! Джакузи, что ли, такой называется?»
Он смотрел на это произведение итальянского искусства, овальной формы микробассейн цвета бирюзы, на такого же цвета стены вокруг него, потрогал их для чего-то пальцем, поскреб ногтем ... - Да-а-а, - выдохнул он удивленно. - Ну, эта дырка закрывается пробкой на цепочке, это, конечно, слив. Ё-К-Л-М-Н! А пробка-то позолоченная! Это - кран с двумя ручками... неужели настоящее золото? Понятно, - для горячей и холодной воды, а эти восемь дырок для чего? А эти кнопки еще зачем? Нет, уж, лучше подождать ими пользоваться до лучших времен. Полезай-ка ты, дружок, под душ и попытайся хоть душ принять, если сможешь!»
Он залез в джакузи, повернул матовые створки пластика, образовав душевую кабинку, и включил душ. С удовольствием фыркая под тугой колючей струей, подставлял под нее плечи, спину, грудь. К большому его сожалению, мочалки у Анны не оказалось, и он выбрал большого зеленого слона из губки.
     «И все-то у Анны с причудами. Почему именно слон? Почему зеленый? Ну, как у этого сумасшедшего! Да, потереться, как следует, сегодня не удастся».
Он намылил зеленого слона, и потом стал ожесточенно натирать себя. Облюбовав самый красивый флакон, отвернул головку, понюхал - пахло замечательно. Он вылил треть содержимого на голову и стал взбивать пену.
      «Ты что мыться сюда пришел?» 
    Створка кабинки душа повернулась, - перед ним стояла голая Анна.
Георгий вздрогнул от неожиданности, пальцы прилипли к волосам, с головы на глаза, на рот, на подбородок текла пена, а он стоял с открытым ртом, мигающими от пены глазами и пытался рассмотреть возникшую вдруг перед ним женщину.
Анна не смогла больше спокойно лицезреть этого Афродита, рождавшегося из пены, и закатилась заразительным смехом.
     - Может, поможешь даме войти? - с трудом раздвигая свой смех, вставила она фразу.
     - Я что… забыл закрыться? – стал приходить в себя он.
     - А если бы закрылся, то меня не впустил бы? – хохотала Анна. – Ну, так как, мне выйти?
Он протянул вслепую руку, от жжения глаз не было никакой мочи смотреть, он крутанул головой, откинул ее, подставляя под струю душа, и пена хлопьями полетела во все стороны, забрызгав Анну.
Анна взвизгнула от неожиданности, так и не получив поддержки, сама схватила его протянутую в никуда руку, и через секунду Георгий прижимал Анну к себе, обильно поливая ее смываемым шампунем.   
    «Волосы! Ты же намочил мне волосы», - пищала она, пытаясь отбиться и выскользнуть из его цепких клешней.
   Он, как ему казалось, нежно прижал ее к себе, но Анна, упираясь в его совершенно безволосую грудь своими кулачками, почему-то жалобно причитала:
     «Э-э, не очень-то! Раз-да-вишь! Я еще при-го-жусь... от-пус-ти!»
 И он расслабил свои мышцы и, слегка поддерживая Анну под лопатки, положил ее голову на свое плечо.
Их соски, он заметил это, тоже впервые встретились, но еще не целовались. Он недовольно подправил правый и левый уклоняющиеся соски Анны, приставил их точненько к своим и нежно прижал Анну к себе. Та сначала ничего не поняла, и лишь при последней стыковке до нее дошел смысл его коррекции, и она странно всхлипнула.
    Секунд пять они молчали, слушая шипение и звон тугих струй, разбивающихся об их плечи, головы, спины, звонко барабанящих по створкам кабинки, по стенам, плитке на полу и с журчанием стекающих ручейками между их плотно прижатыми телами.
     «Закрой как следует створки, соседей внизу затопим», - «прожурчала» Анна ему в ухо.
Он чуть отодвинулся и повернул Анну так, чтобы струи били ей в шею, чтобы можно было дышать. Она откинула голову назад и задрала подбородок.
     «Какая линия!» - вырвалось у него совершенно искренне.
Он провел пальцами от кончика подбородка по неестественно длинной шее, образующей почти вертикальную прямую, которая тянулась до небольшой ямочки посередине между двумя ключицами. А дальше продолжалась между левой и правой грудью и только у пупка забиралась на небольшую окружающую его возвышенность.
 Снова весь этот путь он повторил губами и, дойдя до возвышенности, вдруг неожиданно для себя и для Анны припал на одно колено, прижался губами к ямочке пупка и с шумом, как остаток горячего чая с блюдца, осушил всю лунку.
 Анна вскрикнула и инстинктивно втянула живот, а он, уже поднимаясь, жадно всасывал вместе с поцелуями струйки, стекающие между грудей.
Анна решительно потянула его голову. Георгий был весь смирение и покорность, но как только ее губы были близки к его губам, а ее рот открылся, он поднял подбородок и мгновенно наполнил ее рот стекающей с подбородка струйкой воды.
 Уж такого коварного подвоха Анна не ожидала и захлебнулась водой на вдохе перед поцелуем.
И тотчас он схлопотал смачный шлепок по заднице от закашлявшейся Анны. От неожиданности он завопил, вот тут-то Анна и не упустила свой шанс. В первое мгновение она прижала к его орущему рту губы и пресекла это безобразие. А во - второе мгновение, повиснув вся на его шее, устроила ему такой засос, заодно прикусив его нижнюю губу, что Георгий замычал, пытаясь стряхнуть с себя ни то дикую кошку, ни то пантеру. Но, почувствовав удушающее сдавливание на шее, понял, что лучше не трепыхаться, не искушать судьбу и отдаться на милость победительнице. И он не ошибся. Хищница, не спеша, все еще опасаясь коварства, сменила гнев на ласку, и скоро ластилась к нему, как послушная любящая кошка, вылизывая его рану. Его мычания и стоны, наконец, затихли, и она позволила прополоскать и остудить пылающую огнем губу.
     «Не сердишься?» - промурлыкала Анна, все еще не отлипнув и не разжав на его шее своих рук.
Он бережно взял в ладони ее голову, заглянул в ее глаза, с еще не потухшими хищными желтыми искрами, затем в несколько медленных поцелуев снял с ее ресниц дрожащие капли, собрал вокруг ее головы мокрые волосы, положил их на ее левое плечо и уткнулся в них лицом в знак окончательного примирения.
Подняв чуть-чуть ладонями снизу ее груди, так, что скатывающемуся потоку не в силах было забраться на соски, чтобы падать с них вниз водопадами, он прикрыл по очереди каждый сосок своими губами, попросту отправив их в рот. Выпускал он нехотя, особенно левый, не рассчитав и сильно сжав его губами, за что тотчас получил тумак по спине.
     «Я живая!» - услышал он в ухо.
 Он как-то об этом не подумал. Подставил ее голову под струю, собрал сзади ее волосы и перекинул их на лоб. Посмотрел, а нет ли у нее чешуйчатого хвоста, так походила Анна на только что вытащенную из моря русалку.
 К сожалению, а может, к счастью, хвоста не оказалось, зато были стройные загорелые ноги, узенький белый отпечаток на загорелой попе в виде буквы «Т», делящий попу почти симметрично вдоль и поперек.
     «Ну что, нашел хвост?» - ехидно спросила Анна.
Он булькнул от неожиданности, но ничего не ответил, поскольку был увлечен исследованиями.
А спереди обнаружился белый оттиск маленького треугольника от плавок, а на нем, чуть поуже, явно бритый с боков, треугольник аккуратных коротких русых волос, едва прикрывающих заветную расщелинку, которую вот уже столько времени сторожил его ревнивый «Гусар».
      «Ну и дела! Неужели она ходит в салон и делает фасонную стрижку?» -  озадаченно подумал он.      
 Положив свою грубую лапу на самое нежное белое место Анны, он погладил чуть проступающие стриженные русые волоски и слегка отодвинулся, чтобы посмотреть, как это выглядит.
 На месте белого треугольника совершенно инородным телом торчала разлапистая смуглая с короткими пальцами грубая мужская пятерня, перевитая многочисленными вздутыми голубыми венами. И по всему, по этому, весело бежали струйки прозрачной воды.
     - Ты что, художник? - удивленно подняла голову Анна. -  А может, ты сбежал из мужского монастыря?
     - Не угадала, но близко.
Анна напряглась, ее ладошки легли Георгию на лопатки, и она вжала его в себя, волосы, закрывающие лицо раздвинулись, из них выступил сначала нос, потом полуоткрытые губы, которые впились в его губы, и они затянулись долгим страстным поцелуем.
 Бедный георгиевский «Гусар», ощутив прильнувшую к нему «Хозяйку», забесновался. Как вдруг, нежная женская рука ласково взяла его, поставила по стойке «смирно», и он услышал назидательное:
     - Не дергайся, здесь не «отколется»!
    «Счастье было так близко, так возможно! А он-то, глупый, так надеялся! Ну, ладно, еще не вечер!»
 И вдруг монотонно журчащий поток разом прекратился, и в тишине раздался голос Анны:
     - Нет, с тобой расслабляться нельзя.
     - Но я же ничего толком не рассмотрел, не погладил, ни с чем близко не познакомился!
     - Ни все сразу, - рассудительно сказала Анна, подавая ему длиннющее белое махровое полотенце. - Промокай спину! Нежнее! Ты меня понял?
 
 Бережно приподняв, как свою собственность, левую грудь, Георгий аккуратно промокнул ее снизу, затем тоже проделал и с правой. И сразу заработал комплимент.
     - Ты в какой женской бане работал? - удивленно спросила Анна.
     - В самой престижной, - парировал банщик.
     - Да, видно сразу, профессионал! Стой! - властно приказала она.
Анна дала в руки другое полотенце:
     - Накроой им свою спину! - затем повернула банщика к себе спиной и быстро отшлепала его своими ладошками, начиная с плеч и кончая икрами, почему-то ни секунды не задержавшись на его ягодицах.
    «Неужели мои ягодицы так уж плохи?» - мелькнуло у него.
  Анна повернула его еще раз, оценивающе пробежала взглядом по его голому фасаду, ухмыльнулась чему-то.
      - Дальше я не умею, я не работала в мужской бане, - с деланным сожалением сказала Анна и вылезла из джакузи. - Как в таких случаях расплачиваются? - наивно задала она вопрос.
     - Натурой, - скромно потупил взор банщик, обернув бедра полотенцем.
     - И тебя на всех хватало? - допытывалась Анна, запахивая халат.
     - На избранных, - отвечало воплощение непорочности.
 Анна скользнула взглядом по оттопыренному полотенцу, усилием воли сжала губы и исчезла из ванны.

 Они сидели на тахте. Анна, сидя у Георгия на коленях, сушила феном и одновременно расчесывала его и свои волосы. Он рассматривал комнату.
Ничего лишнего. Даже в этой достаточно плотно обставленной комнате, все равно чувствовался свободный объем. Это, наверное, потому, что самая высокая застекленная стенка было ему чуть выше плеч.
 Двуспальная тахта, обтянутая каким-то цветным материалом с персидскими мотивами, огромные с подобными рисунками подушки на ней; вплотную к подоконнику - наполовину застекленная тумбочка с телевизором, и радиосистемой - все одной японской фирмы. Сквозь стекло просматривались английские детективы, судя по переплетам, лазерные диски.
Слева над тахтой несимметрично висели три картины в одинаковых позолоченных рамках. На одной - какой-то тропический океанский пейзаж с убогим бунгало, с крышей из коричневых пальмовых листьев, и с неестественно бирюзовой лагуной, врезавшейся в желтый песок. У хижины стояли всего три зеленые пальмы.
Во всем угадывался золотой свет и тянуло ступить босой ногой на солнечный песок.
     А другая - глаза устают от черепичных крыш, стрельчатых резных окон, шпилей костелов, затейливых флюгеров, многочисленных труб.
     «Неужели художник порхал над ними, пока их писал? Нет легкости. Утомляет. А потом, в каждой картине должна быть своя мелодия. А здесь ее нет».
На третью картину с деревенской церквушкой и погостом у него ничего не отозвалось, даже...   
     - Мне уйти?
Анна уже несколько минут не расчесывала его и смотрела на него с поднятым жужжащим феном в руке.
     - Прости меня, - Георгий прижал к себе пушисто - мимозное создание и поцеловал в шею.
    - Ведь это же твоя частичка, - он кивнул на картины, - а я хочу понять тебя.
    - Понимай всю, не по частичкам.
    - У нас ограничено время?
    - Время всегда ограничено, даже, как мы уже знаем, у Дали. До вечера тебе меня хватит?
    - До вечера только? – делано возмутился он.
    - Это не мало, - усмехнулась Анна.
    - Не-е-т, так мы не договаривались. Если бы ты мне сразу сказала, я бы и не подумал ехать с тобой! - он сделал вид, что сгоняет ее с колен.
   Анна не шелохнулась и смотрела на него погрустневшими глазами.
   Георгий понял, что переходит через край и нужно срочно остановиться. Он взял фен из рук Анны, и начал, повторяя ее движения, расчесывать и просушивать ее волосы.

     На тему Бернса
Ему пришла в голову какая-то поэма его любимого шотландца* и Георгий начал ее тихонечко напевать, качая Анну с закрытыми глазами.

       *Роберт Бёрнс, шотландский поэт, которого почитают в Шотландии, как у нас Александра Пушкина. Прожил тоже 37 лет (1759-96). «Ночлег в пути», в прекрасном переводе С. Маршака. (Грубо искажен Георгием. Автор присоединяет свой гнев к справедливому гневу читателей).

Георгий пел о том, как его, измученного и опустошенного, настигла житейская метель, как он поехал в ЦДХ**, чтобы там обрести душевный покой, но над ним насмеялся сумасбродный усатый и вся его компания...
      
     **ЦДХ – Центральный Дом Художника.
 
     Меня в хандру накрыла тьма,
     Осенний холод, словно снег.
     Закрылись наглухо дома,
     И я не мог найти ночлег.
     По счастью женщина одна
     Меня, увидев в ЦДХ-а,
     Свой предложила дом она,
     Не побоявшись и греха.

 Он прерывал свою колыбельную, целовал мочки ушей этой женщины, волосы на висках, на лбу, на макушке, на шее, за одним ухом, приговаривая при этом, что, пустив его бездомного, она уже искупила свой грех...

      Она тончайшей простыней
      Застелет скромную кровать
      И, водкой напоив меня,
      С собой положит рядом спать...
 
   «Какая самоуверенность!» – сквозь зубы процедила Анна.
Пропустив мимо ушей ее замечание, он рассказывал этой женщине, что все русоволосые некрашеные блондинки нарасхват приглашают его в свои спальни, а он всем красавицам предпочел Анну и укрепляет поцелуями ее русые такие блестящие, такие мокрые, такие шелковистые, такие душистые волосы...
   
      Был светел лен ее волос
      И разлетался, как метель,
      Она была грознее гроз,
      Та, что постелет мне постель.
      И тело в профиль, даже в фас
      К себе притягивало глаз,
      И грудь ее была упругой, -
      Она могла бы стать подругой.
      Я целовал ее в уста - 
      Ту, что постелет мне постель,
      И буду целовать туда,
      Где чисто выбрито теперь.

Одна бровь у Анны чуть-чуть недоуменно поднялась, и исполнителю колыбельной пришлось пояснить, что он надеется с помощью поцелуев вырастить и выхолить русые волосы еще и там, где безжалостная хозяйка их выбрила.
Закрытые глаза Анны дрогнули, губы натянулись. А плешивый нянь продолжал, покачивая.

        И ныне, Господи ты мой,
        Молить тебя почти не смею,
        Не выгоняй меня домой
        Дай здесь состариться мне с нею!*

    *«И ныне, Господи, я беру сию сестру мою не для удовлетворения похоти, но, поистине, как жену: благоволи же помиловать меня и дай мне состариться с нею!»
    «И она сказала с ним: аминь». (Книга Товита, 8: 4-8).

И Георгий пояснил, на случай, если Анна еще его слышит, что, ежели, она его прогонит сегодня, это будет ее большой ошибкой, которую она себе никогда не простит.
Эх, Анна, ты должна была действовать по священному писанию. Скольких морщинок ты избежала бы на своей душе?
   
        Она не спорила со мной,
        Не открывала милых глаз,
        И на коленях у меня
        Она уснула в ранний час.      
        Целуя веки влажных глаз
        И локон, вьющийся, как хмель,
        Я говорю ей: «Много раз
        Ты будешь мне стелить постель!»               

Он пел ей свою галиматью вперемешку с оригиналом любимого поэта, не переставая расчесывать, целовать, сушить.   
Анна, по-видимому, и вправду забылась. Она сидела у него на бедрах, поджав ноги, обхватив руками его шею и, почти спрятав свое лицо в вырезе его халата.
   Георгий перестал петь, выключил фен и прислушался. Дыхания слышно не было, и, если бы не теплые руки, теплое ее тело и обогреваемая ее дыханием его грудь, - впору вызывать «Скорую».
   Он осторожно, боясь разбудить, обнял талию Анны, намериваясь встать и положить ее на тахту, как вдруг, открылся один ее хитрый глаз, затем другой...
     «Так ты не спала, притворщица?»               
Анна, раскусив его планы, быстро сняла ноги с его бедер и, резко выпрямившись,  притянула его не вполне высохшую голову, теплыми губами нашла его губы, и ее руки долго взбивали ему волосы на затылке, на висках, искали их на его плешивине, и, совсем задохнувшись, она с трудом оторвалась от его ненасытных губ и заглянула в его глаза. Затем расцеловала их и его брови.
    - А как же скорая разлука, Анна?
    - Немного подождет.
    Схватив его за отворот халата, она заставила его подняться, быстрым движением разложила тахту… и потащила его к раздвижной двери. И вот она в стене раздвинула ту самую дверь.               
      «Так вот какая это кухня! Разве это кухня? Можно ли назвать кухней помещение размером с комнату, из которой его только что выволокли?»               
Сразу справа стоял огромный овальный с массивными шестью резными лапами стол.
В центре этого стола стоял всего один цветочек с тремя ярко - зелеными пушистыми веточками, а по обе стороны от него, на узких сторонах стола, - два одинаковых прибора: крохотный мельхиоровый стаканчик, небольшая рюмочка, маленькая расписная в японском стиле тарелочка, на которой лежал один, только один, кусочек белого хлеба, и рядом с ним - три дольки какой-то белой рыбы. На краю тарелки - пара долек лимона и ярко - зеленый кустик петрушки. С правой стороны от тарелки на красивой льняной вышитой салфетке лежала какая-то хитрая вилка.
Георгию сразу все это не понравилось. Во-первых, он еще был сильно возбужден, и минуту назад ему казалось, что он вынет Анну из халата и, наконец, познает ее. Во-вторых, к чему эти приборы в противоположных сторонах стола? Конечно, романтично, изысканно, со вкусом, но не лучше ли было сесть, как Рембрандт с Саскией? * И что это за мельхиоровый наперсточек стоит у его тарелки? Неужели Анна всем мужикам, кто здесь бывает, ставит эти унизительные «стаканы»?  Или это только ему?

   *Картина Рембрандта «Автопортрет с Саскией», где та сидит у него на коленях. Голландский живописец (1606-69 г).               

    - Что ты будешь пить? Есть хорошее белое вино под рыбу, - предложила Анна.
    - Нет, Анна, давай пить вместе, что-нибудь одно и покрепче, - не согласился Георгий. - А потом, я привык пить самое невредное вино для здоровья, - водку. Причем, с гарантией качества. А это одна марка - на Самокатной 4.
    - Подойди к бару, выбери сам.
    - Ничего себе! – подойдя к бару, присвистнул Георгий. - Тебе что идут поставки на дегустацию со всех стран мира? Я не вижу ни одного родного российского сучка:   «Московскую», «Столичную», «Кристалл», наконец, а в этих этикетках я не разбираюсь.               
     - Жаль. А мне казалось...               
     - Это тебе только казалось, Анна.               
     - Тогда я тебе советую вон ту, ни эту, дальше, еще правее, да, да, она.               
     - А что это?               
     - Читай, - улыбалась Анна.               
     - Шивес Ригел, - прочитал ободренный Георгий. Анна улыбалась.               
     - Отрава какая-нибудь? Ты пробовала? Рискнем, а?
Он отвинтил пробку и, смотря на Анну, понюхал горлышко, затем презрительно налил в крохотные мельхиоровые стаканчики.
   - Ты можешь сесть к своему прибору? Ну, я тебя очень прошу, ну, пожалуйста! - настойчиво уговаривала Анна.
   Георгий снял руку с ее талии и обиженно пошел на свое место.
    - Я хочу выпить за тебя, Георгий, за то, чтобы ты не обманул моих ожиданий.
    Анна выпила и уже принялась за рыбу, когда Георгий подскочил к ней со своим крохотным стаканчиком и бутылкой.
    - Постой, Анна!
   Анна в удивлении перестала есть.
    - Можно сразу второй?
    - Интересная мысль, - взглянула на него пристально Анна. 
    - Это очень важно, эти тосты нельзя разъединять!
   Он налил снова и почти грубо поставил Анну на ноги.
    - За тебя, Анна, за нас с тобой!
   Он чокнулся с ней, поднес к губам свой наперсток и задержался, глядя на Анну, прося ее взглядом присоединиться. Она помешкала секунду, укоризненно качнула головой, и они вместе одновременно выпили.
   Одной рукой Георгий взял из ее рук стаканчик и, не глядя, поставил его на рыбу, другой рукой он крепко прижал к себе Анну, жадно втянул в себя ее рот и его язык почувствовал еще не растворенную у нее во рту горечь виски.
Одна ладонь его быстро переместилась с талии на плечо, обнажила его и стала гладить. Потом удалось извлечь на свободу ее левую грудь, которую Георгий приветствовал жадным поглаживанием и помятием. Анна в это время не могла оторваться от его шеи.
     «Ну, чего она нашла в этих жилах? Вот ее грудь - это что-то!»
Теряя контроль над собой, он сильно втянул в рот ее сосок.
Молоко не пошло, зато к его шее будто прикоснулись раскаленным углем, и он, застонав, выпустил сосок.
     - А-а-а, опять кусаться?!
  Он подхватил Анну на руки и стал выносить ее из столовой. Она пыталась брыкаться, надеясь вырваться. Не тут-то было. Тогда она пошла на хитрость.
     - А рыба? А... кофе? - барахтаясь в его лапах, пропищала она.
     - Завтра приду съем...
   - Я лимон хочу... - затянула Анна.
   - А я - тебя! - мрачно парировал он, продираясь в раздвижную дверь с Анной в руках.
   Он почти бросил ее на тахту, придавил Анну своим телом, лишив свободы действий, выпотрошил под визг ее из халата сначала набок, потом на живот, и пока сам выпростался из своего халата, успел поцеловать ее между лопаток, а она успела повернуться на спину...
Большего он ей не позволил, да она не очень-то и хотела.

     Кто ищет, тот находит
Кто ищет друг друга и желает у знать ближе, тот обязательно находит.
И Георгий нашел Анну. А его доблестный «Гусар» нашел «Хозяйку». И мужчины отыгрались за насмешки и унижения, и взяли верх, хотя могло быть и по - другому. И дамы были не в накладе, и получили все, что желали и даже более того. И победителей не было, как не было, и побежденных...
   Они лежали, как два пловца, вконец обессилевшие, не в состоянии двинуть ни одним своим членом, вынесенные на берег самой высокой волной из бушующего моря.
   Они сделали столько отчаянных безуспешных попыток взобраться, оседлать ту самую единственную волну, которая не даст захлебнуться, не даст потонуть в бурном море страсти! И эта самая высокая, самая страшная волна, с которой, упаси Господи, сорваться, упоительно, с замиранием сердца, подняла их на свой гребень, пронесла над бушующими валами, отдала свою энергию блаженства и ласково опустила их уже не содрогающиеся тяжело дышащие тела за пределы кипящих страстей.
    Они молодцы, им удалось взобраться на эту волну. Было бы обидно, если бы этого не случилось. И ведь не случается порой и даже нередко.
   Анна и Георгий лежали средь разбросанных по тахте и полу подушек и халатов, с пустыми от всяких мыслей головами, наверное, и не понимающие вовсе, где они и что с ними случилось.
   Ее пальцы тихонечко поползли к его руке, дотронулись до его пальцев и совсем слабо пожали их. Он не отреагировал.
   Георгий лежал, прислушиваясь к себе, и только сейчас начинал осознавать, что вовсе не пустота разлита в нем самом и в его голове, а какое-то редкостное чувство невесомости. Он летал где-то высоко, летал, радостно удивляясь, как у него само собой все это получается!
   Вот в него стало проникать что-то торжественное, величественное, он легко и неслышно стал лететь на эти звуки. Упругие, плотные, осязаемые, он летел, опираясь на них, звуки то поднимали, то опускали, то медленно кружили его. Несомненно, это был орган. Где он? Георгий пригляделся. Черепичные крыши, крыши, крыши. Вот остроконечные шпили, повсюду стрельчатые окна, причудливые цветные витражи завораживали взгляд. Вот откуда возносилась к небу эта божественная мелодия Баха, которая поднимала его, проникала ему в кровь, благоговейно принималась его сердцем и разносилась им в самые отдаленные уголки его тела, так что скоро зазвучал и он сам.
   Над крышами поднимались теплые испарения, насыщенные озоном недавно прошедшего теплого дождя, дышалось легко и свободно.
     - Кстати, - Георгий вздрогнул, - это все картины одного художника, - прошептала Анна, наблюдавшая за ним одним полуоткрытым глазом.
   Он ласково повернул ее на себя, и они пристально стали вглядываться в глаза друг друга. Он заметил, что ситчик ее зрачков излучает какую-то затаенную печаль.
     - Ты чего, Анна?
     - Так, - ушла она от ответа.
     - А все же?
     - Накрой меня.
     - А, может, мы будем откровенны друг с другом? - неуверенно спросил он, накрывая Анну вместе с собой ее желтым махровым халатом.
     - Зачем?
     - Но мы же узнали друг друга.
     - Как любовники, не больше, - она говорила тихо, почти шептала.
     - Я хочу узнать о тебе все: кто ты, что ты...
     - Зачем ты, - тихо поддразнила она.
   Он поднял ее плечи, хотел заглянуть поглубже в ее глаза, но она их закрыла.
     - Не хочешь, значит. А мне интересно.
   Он поцеловал один уголок ее губ, ставший таким упрямым.
     - Я хочу знать о тебе все, - он поцеловал другой не менее упрямый ее уголок.
  Анна не открывала глаза. Точно какая-то дымка грусти, которую она не хотела показывать, вдруг просочилась из них, и Георгий принял ее своими губами. Затем еще раз поцеловал ее глаза. Но и после этого не смог разгадать причины. Анна молчала.
  «Уже созрела до скорой разлуки», - подумал он.
     - Анна, - решился попытать он еще раз, - я тебе нужен был, как мужчина и только сейчас? Ты меня добилась. Я уже тебе не интересен?
  Анна открыла глаза, они были наполнены слезами.
     - Не спрашивай, Георгий, а то я заплачу, - совсем жалобно, чуть не хлипая, прошептала Анна и, вся, прижавшись к нему, стала нежно целовать все его лицо, каждый раз всматриваясь в это место, его шею, его грудь...
    Он чего-то не понимал. Но одно уже прояснилось: Анне было хорошо с ним, и это не мало.
     «Это хороший фундамент. На нем можно строить отношения дальше, если только она опять не уйдет в себя. Все остальное – суета сует».
    Анна лежала на нем, уютно подоткнув голову под его подбородок, ее ладошки медленно гладили его плечи. Ее груди отдыхали на его груди.
   Георгий перебирал ее русые пряди, вытаскивая их из-под краешка халата, прикрывающего Анну.
     - А что там делает мой «Гусар»? - чуть слышно спросил Георгий.
     - Тихо, «Хозяйка» спит у него на коленях, и он сам, кажется, тоже спит, - пропела, а не сказала Анна.
     - Тогда он не «Гусар».
     - Не буди их, он славно потрудился.
     - Ну, а «Хозяйка», хоть, довольна?
     - Она на седьмом небе, ты сам это знаешь, - пропела опять Анна. - Помолчи.
               
     Как же ревниво Анна оберегает свой мир.
     «Как же ревниво оберегает она свой мир от постороннего взгляда, очень дорожит им и боится за него. Боится, что его разрушат? Значит ее мир недостаточно прочный. Бережет душевный покой? Боится, что мои вопросы доставят ей неприятные минуты? А врать не хочет - и за это спасибо. Хотя ему, первому встречному, можно было «залить» что угодно. Хочешь - верь, хочешь - не верь.
   А вообще-то, с какой стати она должна перед ним распахивать душу? Кто он ей? «Здравствуй и прощай!» Да и какое право он имеет ломиться в чужой мир? Бередить душевный покой этой женщины? Не простой, видимо, женщины, очень интересной, неординарной; такой с виду деловой, а на самом деле такой женственной, такой беззащитной».
Он весь ушел в себя и смотрел сквозь Анну явно отсутствующими глазами.
От Анны это не ускользнуло, и она властно приказала:
     - Так, где ты там со своими мыслями? А ну, продолжай вслух, ишь, уединился в обществе! И где ты только воспитывался? Ну же, продолжай вслух, слышишь!
     - Такая… с виду, деловая, - он продолжал медленно, как во сне, - а на самом деле… такая женственная… и легко ранимая.
   Он по-прежнему смотрел сквозь Анну и не видел, что она, широко раскрыв глаза от удивления, выпрямилась и, затаив дыхание, уставилась на него, как на колдуна какого.
   - И дается ей это… не просто, - тянул он, - много сил уходит… чтобы держать себя в рамках, как того требует окружение... все время на нервах... все время в напряжении...  а как ей хочется… побыть в душевной, простой обстановке... просто женщиной... и чтобы нашелся мужчина… Георгий, например, который оценил бы ее... которому она была бы нужна... чтобы с ним ей было легко и надежно...
    Анна уткнулась носом ему в щеку, и они некоторое время лежали молча. Потом, будто что-то стряхивая с себя, она приподнялась и тихо сказала:
    - Через пять - семь минут, чтобы вышел из ванны. Буду тебя кормить.
   Она легко спрыгнула с его бедер и быстро скрылась в открытых раздвижных дверях. Потом тотчас возникла снова.
   - Не мочи голову, надень шапочку! - и вновь исчезла.

     Раздухарился мужик.
Анна, разогревая в столовой мясо, вдруг вздрогнула и прислушалась. Сквозь плеск воды, фырканье, из ванной раздались вопли. Она собралась, готовая поспешить на помощь, но вопли быстро оформились в мелодию.
  «Постой, постой, слова, правда, странные... Так это же ария герцога из                «Риголетто».
 А из ванной неслось:
      
       Ласки ми-и-лой докучны быва-а-ют...
      
      «Ах, говнюк, - разобрала, наконец, слова Анна, - ну, ты у меня сейчас допоешься!»
 Она решительно подошла к двери, та была закрыта. Анна подняла кулачок...
      
       Пусть поча-ще-е меня вспомина-а-ет,
       Где Георгия не-е-ту, быть не может любви!
      
       «Вот еще фрукт свалился на мою голову! Ишь, чего возомнил!» - кипела Анна.
 Но тут «говнюк» так прилично вытянул куплет, что она опустила руку. А из ванной продолжалось:
         
          Если вдруг мне-э так понравилась Анна,
         То сам А-а-ргус…*
       
     *Стоокий Аргус, в древнегреческой мифологии сторожил любовницу Зевса – Ио.

      «А-а-а, так я понравилась все-таки», - торжествующе расплылась в улыбке Анна.
  Она не считала уже себя задетой, но тут...
      

         Я сего-о-дня от нее в восхищенье,
         Завтра то-о-же скажу о друго-о-й...
       
      «Сейчас допоешься, - голодным выставлю!» - прокричала в дверь Анна.
   
          За-а-а-а-втра то-о-же-э скажу о другой!

   Она слушала, прислонясь к косяку, и улыбалась.
     «Раздухарился мужик. А ведь ему действительно хорошо! Вот, дуреха! Кому будет плохо? Поимел женщину, обласкали... знает, что напоят и накормят сейчас, - вот и расслабился... Неужели он и впрямь думает, что еще раз переступит порог ее квартиры? Интересно, какой он все-таки в будничной жизни? Искусил ее этот сумасшедший Дали привезти его к себе А ведь, наверное, помани его любая другая женщина, и он был бы с ней в точности такой же! А она, привези она другого, а не его, неужели бы вела себя так же, как сейчас с ним? Ну, нет! На нее наваждение какое-то напало! С ума сойти! Она так непозволительно себя вела. Это все Георгий виноват: такой проникающий взгляд, такие ласковые руки, а голос... Никогда она так быстро не таяла, так и раскиснуть недолго. Ну, кто же знал, что еще попадаются такие мужики! Ну и заварила она кашу!»
   Он вошел в столовую, запахивая халат, светясь, как начищенный мельхиоровый чайник, и благоухая, как наложница из гарема, которой предстоит провести ночь с арабским шейхом.
     - Ты смотри, опять мыл голову! - возмутилась Анна.
     - Знаешь, - Георгий понизил голос и даже оглянулся, - я и «Гусару» своему шевелюру намылил, пусть будет теперь не брюнетом, а блондином, как «Хозяйка».  Жаль, что времени мне даешь очень мало. Сколько надо было держать, не смывая, полчаса?    
     - Ну, все, конец моему терпенью, какой нахал, а? - возмутилась Анна. -  Вы только подумайте! Заваливается в ванную, ведет себя, как дома, переводит мой любимый шампунь и на что? Какого черта? Чтоб завтра купил мне новый! Нет, что я говорю! Ты же больше сюда ни ногой не ступишь! Гони деньги за шампунь! Немедленно!   
Анна грозно стала наступать с ложкой на все еще довольного и сияющего Георгия. Затем тревожно и подозрительно втянула в себя воздух и застонала.
     - Так оно и есть! Мой индийский крем с бальзамом! Негодяй! Вор! Щас ка-а-а-ак дам тебе, мой дорогой, и придется тебе искать свои клочки по закоулочкам! - она пыталась достать его голову ложкой, но Георгий забежал за стол, продолжая удовлетворенно сиять от проделанного в ванной макияжа.
     - Ну ты не права, Анна, - бегая вокруг стола, продолжал он, - я же выхожу из ванной к женщине, можно сказать, к желанной женщине... а от меня никак не будет пахнуть... или просто будет пахнуть мужиком... я же такой ей не понравлюсь. Вот сейчас - другое дело... видишь, ты сразу обратила на меня внимание... я стал, как и раньше, молодой и красивый! И даже, по-моему, ты домогаешься меня... уже, видимо, сильно меня хочешь...
   Последний поворот вокруг стола Георгий пробежал медленнее, чем надо было, и схлопотал все же по затылку, хорошо, что вскользь.
     - Анна, ты не права, у тебя ложка в каком-то соусе, а я голову, между прочим, побрызгал французским дезодорантом и под мышками, правда, тоже...
    - О-о-о-о, - бессильно простонала запыхавшаяся Анна и остановилась, злобно сверкая глазами.
    - Кстати, у тебя на сковородке сгорит что-то вкусное.
    - Ну, погоди у меня, я до тебя доберусь, - и Анна метнулась к газовой плите спасать соус.
    - Вот видишь, - продолжал Георгий довольно, предусмотрительно стоя с противоположной от Анны стороны стола, - как ты меня такого душистого страстно захотела! Но я тебя такую страстную боюсь. Сделаешь что-нибудь со мной, откусишь чего, а потом выгонишь и скажешь, что так и было. 
Анна прыснула в сковородку и стрельнула в Георгия лукавыми глазами.
    - Так это крем арабский, говоришь, с розовым маслом? То-то мой «Гусар» выглядел таким довольным, когда я его им мазал!
     - Ой, мамочка! - завыла Анна и бросилась в ванную.
Оттуда раздались ни то всхлипывания, ни то причитания. Затем дверь ванной с треском захлопнулась, и Анна влетела в столовую с красивой черной баночкой, на которой золотом была нарисована роза, а по окружности шли буквы арабской вязи, Георгий помнил это.
Такая Анна сразу ему не понравилась, и он напрягся. А когда он увидел, что Анна выбирает среди висящих на стене деревянных красиво расписанных черным и красным лаком по золоту, так необходимых на кухне предметов, длинную толстую скалку похожую на бейсбольную биту, видимо, для раскатывания теста, Георгий понял, что за столом теперь не спасется и опрометью бросился в комнату.
Предчувствуя близость наказания, что-то крича, Анна влетела в комнату, держа в руке биту, как булаву.
     «Нет, не изучала Анна тактику, и где она только училась? Не изучала, это точно!»
Георгий, стоявший за дверью, одним прыжком очутился сзади и плотным кольцом рук обхватил ее пониже груди, прижав к телу и ее руку с битой.
Анна вскрикнула от неожиданности.
      «Поздно рано вставать, амазонка, слишком поздно!»
Ее ноги оторвались от пола, и она медленно поплыла к тахте, задыхаясь больше от гнева, чем от объятий. Георгий бережно положил ее чуть трепыхающуюся на себя, перевернуть ее лицом к себе было делом техники, только раз Анна пискнула. Для надежности он обвил ее бедра своими ногами. Так деловитый паук бережно пеленает муху, перед тем как высосать из нее жизнь.
Анна дергала головой, посылая душегубу проклятья, а он, предвкушая пир, аппетитно смотрел на нее. Затем нежно запечатал ей рот и стал душить ее... поцелуем.      

Ах, какая сила скрывается все-таки в простом поцелуе! Нет, только в страстном поцелуе скрывается удивительная сила!
Минуту назад бешенная, разъяренная, сильная женщина, которой ни то, что, упаси Бог, попасться под горячую руку, смотреть даже на нее было страшно, вдруг обмякла, успокоилась, выронила свое оружие, и уже сама начала отвечать не менее страстным поцелуем.
Незаметно хватка Георгия ослабла, чем сразу воспользовались чуткие руки Анны: одна ладонь нырнула под его затылок и крепко прижала его уставшие губы к ее губам, а вторая - в разрез его халата, на полюбившуюся левую грудь и стала растирать ее, наверное, чтобы подогнать сердце, ускорить кровь и подхлестнуть страсть. 
   - Ты замечательно целуешься, - запыхавшись, тихо произнесла Анна, - какая женщина тебя научила этому?
   - Анна, я хочу тебя... очень.
Анна прикрыла его рот своими губами и прошептала в его губы:
   - Да-а? Я тоже хочу тебя.
   - Это же прекрасно, когда два человека хотят друг друга... - и еще что-то хотел добавить Георгий, но Анна его перебила.
 
     Анна гасит разгорающийся костер.
     - Через час нам надо выходить, я не могу сорвать важную встречу, а я еще не одета.
     - Но мы хотим друг друга, разве это не главное?
Анна целовала, будто в последний раз, его подбородок, кончик носа, брови, глаза.
     - Я тоже очень тебя хочу, - прошептала она, - но не судьба, видно... давай сегодня ценить то, что имеем.
     - А завтра? Не ты ли говорила, что я здесь в первый и последний раз?
     - Да, говорила, - ее голос дрогнул, - вероятно, так и будет.
     - А без вероятно?
     - Так и будет, - более решительно повторила Анна, посмотрела, как бы запоминая его глаза, и быстро встала. - Пойдем, Георгий, я тебя покормлю, - уже в дверях сказала она.
     - Ты, Анна, не расслышала, я тебя хочу, а не твою пусть даже вкусную стряпню. Неужели ты променяешь пищу любви на пищу желудка?
     - Ты вынуждаешь меня ломать мои правила. Я была бы рада с тобой целый день питаться пищей любви. Но нам не дано слишком высоко отрываться от земли, кто об этом забывает, тот разбивается. И если даже останется жить, то уже никогда не взлетит. Не дай мне разбиться, прошу тебя, не дай обмануться в тебе. Я и так почти все делаю по наитию, со слепой верой в тебя, что ты не сможешь сделать мне плохо.
Никогда до этого Анна так с ним не говорила и так на него не смотрела.
Георгий не совсем понимал о чем она его просит, но шестым чувством, которым у него было сердце, а оно никогда еще не подводило, он ощущал невидимую установившуюся связь их душ, их стремление друг к другу, потаенную радость, доставляемую от общения словами, жестами, глазами, мыслями. И, наверное, он только сейчас начал догадываться, что Анну напугал так неожиданно вспыхнувший костер ее чувств, что она своей холодной волей гасит его, не дает ему разгореться, что ей самой грустно и больно видеть это. Что есть нечто, пока ему неизвестное, которое управляет ее чувствами и которому подчиняется она сама. И вот она просит помочь его справиться с этим неожиданным для нее самой бедствием.
     - Анна, я все сделаю, как ты просишь, только бы твои глаза светились радостью, а в твоем голосе не звучала грусть.
     - Спасибо тебе... милый.
     - Повтори еще, - попросил Георгий.
Анна, явно смущаясь, спрятала свое лицо у него на шее.
     - Иди в столовую, мне надо позвонить, я быстро.
В столовой два прибора стояли рядом, это уже было лучше, чем вначале. Георгий сидел в ожидании Анны, разглядывая просторное помещение.
И так Георгию захотелось здесь остаться, просто посидеть с Анной, пусть даже рядом, и попить чай, за какой-нибудь неторопливой беседой, что у него от неосуществимого желания заныло в груди.
 Из комнаты Анны до него донеслись какие-то странные звуки.
      «Так Анна, оказывается, говорит по-английски! Нехорошо подслушивать, но не виноват же он, что слышен даже самый тихий разговор.   
 Так, так, обстоятельства ее задержали, и она не будет заезжать в офис, а приедет прямо в торгпредство... не слышно... вот... договор подготовлен... о, черт, непонятное выражение... чего-то не должно быть... она все проверила... не слышно... до встречи, Майкл.
   Вот оно что, - быстро бегали мысли, - работает Анна в инофирме или в солидной компании, коли договор обсуждается в торгпредстве. Знает английский. Если отвечает за договор, то работает не переводчиком и не простым менеджером... обстоятельства - это он, Георгий, а ... «everything should go smoothly» - что такое? «Все должно пройти... ровно, - нет, точнее, – гладко». - Вроде так».
     - Может, выпьешь что-нибудь? - предложила вошедшая Анна.
     - А ты?
     - У меня деловая встреча, я не буду.
     - А я в одиночку не пью, - нахохлился Георгий.
  Они ели и говорили ни о чем. Он хвалил вкусно приготовленное мясо, грибной соус, красиво уложенный салат, ел с видимым аппетитом, но вкуса пищи не ощущал и старался развеселить себя и Анну. Она ела мало, неохотно, незаметно смотрела, как он поглощает еду.
Вскоре она ушла в спальню, а он в комнату.
Георгий поставил первый попавшийся лазерный диск, развалился на тахте, откинул голову, закрыл глаза и растворился в звуках...

С первых нот он узнал проникновенный голос Френка Синатры и любимую свою песню «Дым сигареты», постоянно забываемого им американского композитора, вошедшего в мировую классику этой своей гениальной песней. Баловень женщин Френк пел о хорошо знакомой ему боли разлуки со своей любимой. В его голосе не было отчаяния, была только легкая, как тающий сигаретный дым, грусть расставания.
У Георгия запершило в горле и защипало глаза от этого дымка. Его взгляд скользнул на картину, которая вначале показалась ему уж совсем непримечательной, а теперь зеленый купол убогой церквушки с золотым крестом и заброшенный под ней погост щемящей тоской резанули его чувства, он задохнулся от схватившей его боли, а на глазах выступили слезы.
Вдруг он почувствовал, что он не один. Георгий открыл глаза. Прислонившись к двери, стояла Анна и широко открытыми глазами смотрела на него.
Георгий поднялся ей навстречу, перед ним стояла знакомая и незнакомая женщина.
Он подошел к ней вплотную, продолжая рассматривать и не решаясь дотронуться до нее. Анна молча смотрела на него, не изменяя позы.
     - Пошли? - неуверенно спросила она.
     - Анна, сядь ко мне на колени на три минуты и выходим. Боюсь, что такая женщина никогда больше не будет сидеть у меня на коленях. Я хочу запомнить мгновенье.
 Анна села, обняла Георгия одной рукой за шею, глядя на него со снисходительной и немного грустной улыбкой. Что ж, она могла себе это позволить.
 У него на коленях сидела уверенная в себе красивая женщина, в деловом темно - синем костюме: в юбке - миди без пояса; из нагрудного кармана жакета выглядывали четыре малюсеньких уголочка голубого батистового платка; в ослепительно - белой тончайшей блузке с манжетами, выглядывающими из рукавов жакета, и строгим английским воротничком; ее темно - русые волосы были гладко причесаны и собраны на затылке в аккуратный узел, который держался неизвестно на чем; на ногах были черно - матовые классические английские туфли. Глаза только чуть подведены, ресницы даже не накрашены, а на губах - светло - сиреневая помада. В ушах этой женщины были скромные бриллиантовые серьги, на пальце левой руки - с такой же оправой - маленький перстенек.
   «Куда подевалось полное участия выражение лица? А глаза? Это же совсем другие глаза! В них нет искорки лукавого добродушия, нежности, от них не исходит ни капельки тепла!
 О-о, знакомый тип холодных пресыщенных жизнью красавиц! Видал, видал он их не раз. Да что видал - говорил с некоторыми и затыкал уши от их словесного поноса! Одной минуты хватало, чтобы интерес к красавице пропадал даже, как к женщине. Попадись такая Анна ему в зале - не сидела бы она сейчас у него на коленях, это точно».
С плохо скрываемым чувством опасения Георгий продолжал рассматривать не его Анну.
И вдруг куда-то исчезла тонкая материя ее юбки и его брюк, ее трусиков и его трусов. Он ощутил телом, где сидела Анна, тепло ее голого тела. Это было даже не тепло, это уже разгорался огонь, огонь обоюдного желания, он чувствовал это.               
    Анна не сдержалась первой и, прижавшись к нему грудью, обняла его за шею, и они, в который раз, за сегодня, слились в страстном поцелуе. Его «Гусар» не смог выдержать такой пытки (а кто выдержит?), и Георгию показалось, что Анна приподнимается. Но она с упоением продолжала утолять жажду любовным напитком под названием «поцелуй».
 Анна первой и опомнилась. Похоже, и она испугалась такого возможного исхода. Анна отскочила от Георгия, держась одной рукой за стену, зрачки ее расширились, грудь заметно поднималась, ей не хватало воздуха. Она смотрела на него так, как пчела смотрит на мед, когда, неосторожно сев на него, и, вкусив сладостного нектара, вдруг чувствует, что начинает тонуть, пропадать. Тогда из последних сил своих крыльев отрывается от сладостной своей погибели и, неподвижно жужжа над ним, не в силах побороть себя, размышляет: «А не попробовать ли еще раз, а там - будь, что будет!»
 Анна подавила искушение.
     - Все! Это был последний поцелуй! - как установку себе произнесла она. И с улыбкой сожаления добавила:
     - А «ЕМУ» - мои глубокие соболезнования.
 Георгий не видел этого. Закрыв глаза и скрепя зубами, он напряг всю свою волю, чтобы сдержаться.
    - А нахрена тебе такие испытания! –  раздался в ушах голос его второго «Я». - Дурак, устроил «Гусару» и «Хозяйке» такой стресс! Задержись вы еще на пару секунд в поцелуе, я не дал бы не только одного «зелененького», но даже и рубля «деревянного» за тот договор, который ей предстоит обсуждать через полчаса!
 Анна, закончив подкрашивать губы, осмотрела еще раз себя в зеркало и подала ему руку.
     - Пошли! - мягко, но требовательно сказала она.
     - Ты что уснул? - Анна взяла его за руку.
«Черт, опять забыл взять даму под руку, - он исправился на ходу. - А вот и ее фольксваген,  очень послушный в управлении».
     - Нет, я такой «сонной мухе» не доверю сейчас машину! - протянула Анна.
Он и не возражал. Настроение его упало.
     «А с чего ему не падать? Так счастливо приобрести и так внезапно потерять такую женщину! Потерять навсегда! Никогда больше не дотронуться до нее рукой, никогда больше не услышать ее вкрадчивого голоса, Ему и видеть ее запрещено! Ну, - это фигушки! Нет, нет, успокойся, Анна, преследовать он тебя не будет, но и не спросит тебя. Если надо - подкараулит, поглядит на тебя хоть издали. «A cat may look at the king!»* Не запретишь! Перебьешься! Сейчас у нас свобода, все-таки!»

     *И кошке дозволено смотреть на короля! - англ.               

Георгий совсем ушел в себя, не заметив даже, как сел на место пассажира рядом с Анной. Что-то односложно отвечал ей, но главный диалог он вел сам с собой.
     «Я могу тебя подвести только до «Октябрьской».
    Он кивнул.
    «Интересно, сегодня у Анны он сам вел себя, как немного сумасшедший Дали. Да и она тоже».
     «А я и раньше подозревал хозяина, а тут ты сам признался! – возник второе «Я» - А что, очень похоже на то. И Анна от тебя не отставала».
     «И как только русская Гала, - мелькнуло вдруг у Георгия, - могла себе выбрать этого сумасшедшего испанца, который гордился своим сумасшествием. Оказывается, это Гала все сделала, чтобы в глазах всего общества он был таким. Сколько лет она носила его картины по разным меценатом, чтобы те, наконец, его заметили.
Это Гала продвигала все его сумасшедшие проекты и добилась своего! Его начали признавать, и он стал ДАЛИ! А Гала всю жизнь была его музой».
     «А вот твоя Анна, - снова возник второе «Я», - не такая. Тебе с ней не повезло. Ишь, чего захотела? Чтобы ты забыл ее и даже дорогу к ней! Она поиграла сегодня с тобой, как кошка с мышкой. – Ухмыльнулся второе «Я». - И скажи спасибо, что выпустила тебя. Так что не особо печалься, хозяин. Еще не одна кошечка перейдет тебе дорогу в твоей непутевой жизни».               
Остановившись, Анна сидела, не глядя на него, в задумчивости чертила пальцем по рулю:
     «Ты знаешь, Георгий, ты – мужчина… вероятно, у тебя семья, дети... тебе тяжело сейчас, ты увлекся, но мне, поверь, еще тяжелее. Я, видимо, увлеклась не меньше... я чуть не плачу», - Анна почти всхлипнула.
 Он скосил на нее взгляд. Анна часто - часто заморгала ресницами и с трудом справилась с собой.
     «Но что же делать? Мы не должны отрываться от жизни, она этого не прощает. Попытайся понять, надо жить по ее законам. Давай расставаться. Не судьба, видно. Целуй меня в щеку», - и она показала пальцем.
Георгий холодно поцеловал. Анна смотрела на него сочувственно.
     «Ну, иди. Удачи тебе».
Георгий открыл дверцу и еще не поставил на землю ноги, как Анна схватила его за плечо. Он повернулся к ней и посмотрел в глаза. Зрачки ее чуть заметно метались. У губ прорезались страдальческие складки, лицо напряглось.
    «Нет, ей все-таки все тридцать пять», - подумал он.
    «Спасибо тебе за эти шесть часов, мне было хорошо с тобой, даже слишком хорошо, - с трудом выдавливала из себя Анна, - и это плохо... ну, иди! Прощай!»
 Георгий вышел из ее уютного автомобиля и застыл. Секунды три он стоял спиной к Анне, потом резко обернулся, открыл дверцу, просунул только голову в салон и нерешительно тихо сказал:
     «На кухне, на бумажном полотенце, я написал свой телефон... так, на всякий случай».
 Анна молчала.
 Ему показалось, что жалость к нему проступила на ее лице. Он отпрянул, резко захлопнул дверцу и, круто развернувшись, зашагал прочь.

     Тебя жалеют, как последнего бомжа. 
     «Ну, что, кретин, добился своего, тебя жалеют, как последнего бомжа, просящего милостыню, – взорвался второй «Я». - Не утерпел, все-таки. Прорвало! Где же твоя гордость, что ты никому и ничем не обязан?»
Георгий быстро шел, осыпая себя проклятьями, уничтожая себя, и не видел, как, положив голову на руль, давилась слезами Анна.





























Глава 2. Я НЕ МОГУ БЕЗ ТЕБЯ         

           Завелось что-то живое.
Первый день разлуки.
     - Вот видишь, как хорошо одному проснуться поутру дома! – радостно приветствовало с утра хозяина Второе «Я». - Все-таки, замечательно быть хозяином своего времени!  Никуда не надо спешить, ничего не надо срочно делать! Ты никому и ничем не обязан! Дожил, наконец, ты дожил до такого момента!
     - Как же это отвратительно, что ты просыпаешься один, - остудил пыл своего Эго хозяин, - поняв с кем имеет дело. -  И не с кем подивиться удивительному ночному сну и вместе погадать - к чему бы он?   
     - Ага, скажешь еще, - хорошо бы приготовить кофе и подать ей в постель…
     - Да, и подать его в постель, получив огромное удовольствие от ее благодарной улыбки. Как же плохо, когда не с кем обсудить планы на сегодняшний день, потягивая бодрящий кофе, или, вспомнив забавный случай столетней давности, вдоволь посмеяться над собой или друзьями!
     - Но ты же сам неоднократно мечтал о том, когда ты, наконец, отоспишься от измучившей суеты… 
     - Как же ужасно просыпаться не от радости ожидания встречи с любимым человеком, а от пресыщения сном. И не тебя, а кого-то другого, озаряет необъяснимая улыбка, когда тот представляет в скорой встрече ее блестящие от волнения глаза, слышит, как наяву, ее   удивительный голос, чувствует, почти реально, кожей, тепло ее руки, вспоминает запах ее волос.
     - И что? Опять надо по десять раз за час смотреть на циферблат? Опять надо подгонять ленивое время? Срываться с места и лететь, натыкаясь на прохожих, к ближайшему киоску за цветами? Радуйся, ты от всей этой суеты свободен! Поживи для себя!
     - Не дай, Бог, дожить до такого времени, когда не знаешь, куда его девать! Когда тебя никто не ждет и сам ты никому ни капельки не нужен! Когда ты мучаешься - чем бы занять себя!
   Георгий, по обыкновению, лежал некоторое время, прислушиваясь, не открывая глаз. Тишина. Он - один. Сегодня он даже не слышал сборов жены и сына на работу. Это бывает редко. Но почему же не появляется, как всегда в таких случаях, когда он оказывался один, приподнятого настроения? Георгия пронзила мгновенная резкая боль. Боясь ее повторения, он замер и задержал дыхание.
      «Анна! Где ты, Анна? Дома ли? А может быть, ты только сейчас едешь в серебристо - зеленом лимузине в свою фирму или компанию? А может, ты сейчас готовишь для «него» завтрак, а он еще потягивается в твоей…                Какое непривычно щемящее чувство, совсем непохожее на то, что бывает после очередного скандала с женой. Где-то в самых отдаленных тайниках души завелось что-то живое и грызет потихонечку, пока не больно, пока терпимо. Где-то томительно ноет, а потереть его, по привычке, нельзя, как больное место после ушиба, когда сразу затихает острая боль».  Георгий еще раз внимательно прислушался к себе.               
       «Грызет, зараза! А, может, убить «его» сразу в зародыше? Хряпнуть пиалу своей настоечки!»
        - Да что «он» - вирус какой простудный, на которого так сразу настоечка и подействовала! - как всегда, не вовремя вылезло его второе «Я». - А потом, с чего ты решил, что это «он», а может, это - «оно», или еще хуже - «Она». Ну первых двух убить еще не жалко, а «Ее»-то...
        - А чего ждать? - не выдержал Георгий, встав с тахты в трусах и майке, вступив в спор со своим постоянным оппонентом, - пока «Она» тебя самого выгрызет изнутри? Тут уж без щепетильности! Причем тут милосердие? И сколько же это будет продолжаться?
        - Пока не забудешь свою вчерашнюю женщину.
        - И когда же я ее забуду? - надевает домашние брюки.
        - Скоро.
        - А если не скоро? - идет в ванную.
        - Тогда потерпишь. Время все лечит. А потом, чего ты стонешь? Ты что - юный Вертер?* Да твои чувства давно огрубели, сморщились, а скорее всего - протухли!
      
        *Вертер - герой романа Гете «Страдания юного Вертера».

     - Что ты каркаешь? - ощетинился Георгий. - Что мужчина в пятьдесят лет уже и чувствовать не может? Вон, Гете, в семьдесят четыре года полюбил восемнадцатилетнюю Ульрике, - начинает он чистить зубы.
        - Ха, я бы и в сто лет полюбил бы!
        - Ты скажешь, он никаких к ней чувств не испытывал?
        - Давай оставим в покое этого великого Человека. У Великих - и чувства великие. Тебе это не угрожает.      
        - Ты что, все-таки утверждаешь, что я не способен ни на какие чувства к женщине? – наступал, умываясь, Георгий.
        - А чего это ты так разогрелся? К печке тебя, что ли, прислонили? Да любил
ли ты хоть раз в жизни?
        - А что, разве нет? – вытирается он полотенцем.
        - Ты уверен, что это была любовь?
        - А кто это знает точно, что любовь, а что нет?
        - Ну, знаешь, тот, кто любил, тот может уверенно ответить на этот вопрос. Любовь ни с чем не спутаешь: ни с так быстро сгорающей влюбленностью, ни с половым влечением. Любовь - это любовь!
        - Разъяснил, спасибо, очень доходчиво! - начинал злиться Георгий, глядя в зеркало.
Он отрешенно смотрит в зеркало. Причесывается.               
       - И все-таки, Анна что-то разбередила во мне.
        - Скажите, как ты быстро вспыхиваешь! И вправду, как шестнадцатилетний мальчик с запасом еще не растраченных чувств.
        - Я же не утверждаю, что я влюбился...
        - Ну отчего же, сказал бы, вдруг кто-нибудь поверит. Написал бы любовное признание, поехал бы и подложил бы Анне под дверь!
        - Да замолчи ты, ехидина! Я как будто вспомнил забытую мелодию, которая когда-то очень давно мне грела душу, а вот сейчас я пропел ее и отогрелся душой... а ты со своей печкой... с посланием...
        - Не морочь мне голову, Георгий, я живу не меньше твоего, а испытал больше, чем ты вдесятеро. Не надо наворотов. Просто тебя за кои лета обласкала женщина. Согласен, - симпатичная, сексуальная. А поскольку дуракам всегда везет, - тебе посчастливилось даже обладать ею. Но только не воображай о себе, как о неотразимом мужчине, - вон, взгляни в зеркало, оно не соврет. Просто это каприз Анны, красивой пресыщенной жизнью женщины, а ты, надо же так случиться, случайно подвернулся ей в это время! А войди ты в зал на пять минут позже - она была бы уже с другим.
        - Заткнись! - совсем разозлился Георгий. - Другого там и не было тогда. Я ей понравился, она сама… сказала...
        - Ага, своим глупым, потерянным выражением. Даже такая воспитанная женщина, как Анна, и та не выдержала, глядя на такого... как бы это помягче сказать, чтобы ты в очередной раз не обиделся и не заткнул мне рот... ну, скажем, болвана, не сдержалась и расхохоталась. А что отдалась, так это просто компенсация хорошо воспитанной дамы за причиненное тебе оскорбление.
        - Послушай, ты! - взорвался Георгий, - почему из тебя всегда желчь так и прет? Почему ты всегда выставляешь меня в плохом свете, а точнее - идиотом! Хоть для приличия, как воспитанный джентльмен, один бы раз согласился со мной!
        - Ну-у, Георгий, это мы уже проходили! Таких воспитанных вокруг тебя - пруд пруди. А правду тебе скажет либо твой друг, и то если он настоящий, либо я. А поскольку друзей своих ты всех растерял, то кто у тебя остался? Ну? Задачка-то в одно действие!
Тепло ты женское почувствовал, ласку, - вот ты и прорастаешь. Какие тут чувства?  Не забивай себе голову, тут чувствами и не пахнет, ты просто разомлел с непривычки. Любая другая женщина, даже в образе обезьяны, приласкай тебя, давно отвыкшего от женской ласки, и она была бы для тебя неповторимой, единственной и самой желанной в мире.   
     - Как же ты забрехался! - оборвал его Георгий. - Ты не хуже меня знаешь, что я хоть и не красавец, но меня всегда окружали красивые девушки или очень симпатичные. Значит, что-то находили во мне.                И никаким теплом и лаской несимпатичная женщина меня не купит, уж таким я родился и таким, видно, помру.
     - Да, смотрю я на тебя, Георгий, витаешь ты в искусственной жизни, которую ты сам себе придумал. Критерии ты не поменял ни о жизни, ни о себе. Как они были у тебя тридцать лет тому назад - такими и остались. Хоть и тогда ты не был Жаном Море,* но ты тогда был свеж и чувства твои были не растрачены.
   
*Французский актер, один из самых красивых исполнителей ярких киноролей.

    - Постой, постой, что ты мелешь, на кого я чувства за эти годы растратил?
    - То-то и обидно, не жалко было бы, если бы ты их все отдал женщине, ей хотя бы повезло тогда. А было что тратить, не буду кривить душой, не ординарные были чувства. Мог бы ими осчастливить ни одну жену и ни одну любовницу. Скисли твои чувства, увяли. Конечно, в этом не только твоя вина, но есть, есть и твоя.
   - Это еще какая? - набычился Георгий.
   - Ну, ну, не прикидывайся простачком! Если у тебя семейная жизнь не сложилась, и ты с опозданием это выяснил, на что тебе понадобилось десять лет, чтобы снять шоры с глаз, то где поступок настоящего мужчины?
   - Уйти из семьи и создать новую, так что ли?
   - А убивать себе жизнь и своей жене - это не аморально?
   - Тогда между нами не было такого раскола.
Георгий идет в кабинет.
Слева от двери стоит стенка – книжный шкаф. Прямо напротив двери стоит журнальный столик. В вазочке стоят три астры, ромашки. Лежат глянцевые журналы сына. Справа стоит тахта. Окно. В углу напротив тахты стоит рабочий стол с креслом. На столе небольшой компьютер. За рабочим креслом на стене весит большое фото стартовой позиции ракеты «Прогресс» с «Бураном»*. Слева от стола на стене висят часы.
 Георгий берет с журнального стола глянцевый журнал, садится на тахту. Листает и продолжает спор со своим Эго.
 
   *Ракета - носитель, на которой при старте стоял космический челнок «Буран».

     - Может, ты хочешь сказать, что у вас была еще любовь? – ехидно произносит Второе «Я».
     - Я сказал, то, что сказал.
     - Ты мне сейчас будешь еще говорить о долге перед детьми!
     - Буду. Как и любой отец, я ответственен перед ними, пока они не станут самостоятельными.
     - Ой, только не выпячивай свои добродетели.
     - А тебе, я смотрю, все равно, стали бы дочь и сын, как и я, безотцовщиной, или, они  чувствовали бы мое плечо, пока не оперятся. А потом ты же знаешь, чем бы все кончилось в Советской Армии, если служишь в космических войсках: партбюро, партком, политотдел - и ходи всю оставшуюся жизнь майором, да еще сошлют туда, где Макар телят не пас!
     - Во-о-от! Вот, где правда выплывает! В полковники прорывался! Вот ты когда продал свою оставшуюся жизнь и свои чувства за две звезды. И что они тебе дали?
     - Ничего, в плане душевного спокойствия!
     - А представь, что тебе сейчас твои тридцать три, и ты отважился бы на перемены своей жизни, ты полон сил и здоровья, нерастраченных чувств и свободен. Совсем свободен! Как бы ты смог зажить! Если бы тебе повезло с новой женщиной!
     - Ценное замечание, - если бы!
     - Черт тебя подери! Ты вынуждаешь меня ругаться! А где же риск! Ты же знаешь поговорку...
  Георгий перестает листать, встает, смотрит в окно.
     - Можешь не напоминать...
     - А где твое знание жизни, аналитик хренов? Всю жизнь просидел на анализе, на выработке оптимальных решений, а в самом главном, в Человеке, не можешь разобраться!
       - Мы же о женщине говорим, а здесь не существует закономерностей, здесь не работает даже закон больших чисел и ряды Фурье не помогут определить ее характер. Вляпаешься в такую, у которой настроение меняется пять раз в день, и можно выносить образа.
       - В общем, есть правда и в твоих словах. Сам Господь в их семени не смог разобраться, а где уж нам, грешным мужикам. Но, все-таки, подведем черту: даже в тридцать три года ты мог бы кардинально изменить свою жизнь, и, кто знает, она могла бы сложиться и счастливо, но...
Георгий прерывает.
         - Вот именно, кто знает…
Второе «Я» повышает голос.
          - Но ты побоялся, что не прорвешься в полковники, - раз; ты побоялся вляпаться в стервозную бабу, - два; скажу еще то, что ты утаил, бесполезно быть со мной не искренним. Еще ты побоялся новых неудобств, неизбежно возникающих при таких крутых переменах в жизни. А это - переезд из трехкомнатной квартиры, с таким трудом добытую под занавес жизни, в лучшем случае – «в однушку». Холостяцкая необустроенность, короче, - испугался начать все с нуля, - это три! Отсюда вывод: ты материалист, трус и хреновый стратег, не разбирающийся в истинных жизненных ценностях! А если так - найди темный угол и пускай нюни в тряпочку о поломанной собственными руками жизни.
Молчат.
      - И вообще, - еще не успокоилось второе «Я». – Тебя ничему не учат твои постоянные споры с судьбой. Ты все ей противишься и за это регулярно огребаешь! Она тебя давно волочит за ногу!
Георгий молчит.
Второе «Я» продолжает.
      - Об Анне ты забудешь через месяц - два, она о тебе уже забыла. И не надо ее преследовать, не советую. Она права, иначе сделаешь себе больно, когда убедишься, что твое место уже занято другим более достойным мужчиной. Вот тогда у тебя начнутся настоящие страдания, которые ты создашь, опять же собственной глупостью.
      - Ты можешь Анну не трогать? - сурово пригрозил Георгий. - И что это ты сегодня раскудахтался! Цыц! - и Георгий задвинул свое второе «Я» в такой тайник, откуда кричать ему - не докричаться и прыгать ему - не выпрыгнуть.


     Звонок мистера Вилсона
Слышится звонок. Георгий встает, подходит к столу, включает громкую связь, садится в кресло у стола.               
     - Мистер Ипатьев? – мужской голос с акцентом.               
     - Неужели мистер Вилсон? – удивился Георгий
     - Верно, это я. Выполняю свои обещания. Хочу обрадовать, вас, г-н Ипатьев. М-р Робинсон через пару дней будет в Москве.               
      - Спасибо, м-р Вилсон. Вы, как всегда, пунктуальны!               
Георгий отключает связь. Садится в кресло, задумчиво:
     «И что мне делать с этой радостью? Странно, однако. Недавно Гафар из Сибири. Сейчас, - привет от м-ра Вилсона. Неужели, действительно, планеты сходятся? К чему бы это?»
 Георгий решает чем-то занять себя. Идет в комнату. Берет пульт и, стоя, шарит по каналам телевиденья.
    «Ну, кто-нибудь хоть думает головой? На одном канале - бездарная игра. На другом - тоже игра! Бездарнее первой! Такое впечатление, что есть круг лиц, которые озабочены только тем, как пристроить себя, а на зрителя им глубоко наплевать! Ну, надо же! На двух других - фильмы: американский и латиноамериканский».
Георгий пожалел пульт и швырнул его не в стену, а в диван.
   «Как будто и не существуют Эрмитаж и Третьяковка; Глинка, Чайковский, Верди и Бизе; Нежданова, Лемешев, Паваротти и Кабалье; Лопаткина и Елецкий; Голованов и Ростропович; Шопен, Григ, Равель, Бах, Глен Миллер, Дюк Эллингтон и сколько еще таких же волшебников, которые зачаровывали, очищали, лечили.
   Не поиграть ли в шахматы сам с собой?» - не успокоился Георгий.
Прислушивается к себе.
   «Нет, что-то сегодня не хочется. Может взять заветную тетрадку и записать свои мысли? Ау-у, мысли, вы где-э-э?»
Прислушивается к себе. В пустой голове одно эхо!
   «А вдруг не врет его второе «Я»? Вдруг, действительно, Анна приведет другого? А почему бы и нет? Что Анна давала ему какие-нибудь обязательства? Она свободная женщина и вправе жить, как считает нужным. Вероятно, не зря просила не преследовать ее, чтобы он случайно не застал ее с другим. А он, дурак, еще думает ней».
   Георгий решает напеть какой-нибудь веселенький мотивчик, чтобы полегчало, ему всегда становилось легче от этого. Но что-то не получалось, он все время фальшивил. Он уже начал пугаться.
   «Да что это сегодня с ним?»

     Тайна 10 скважин
Кабинет директора нефтяного АО в Сибири.      
Небольшая комната. Два стола буквой «Т». Гардероб, холодильник, книжный шкаф, сейф. На стене два фото: рабочая бригада у станка-качалки. Ухмыляющийся рабочий у кустовой скважины. 
Акимыч - среднего роста лысеющий шатен с проседью, 50 лет, сидит в своем кресле.    
Гафар, крупный высокий мужчина около 45 лет, с выразительными чертами смуглого загорелого лица, изрезанного морщинами, седеющими прокуренными усами, с шевелюрой цвета черно-бурой лисы густых коротких волос, сидит рядом.
Лица обоих мрачны. Они только что с кладбища.
На столе Акимыча бутылка водки, два стакана, банка с солеными огурцами, из которой торчит вилка, на одной тарелке нарезана толсто колбаса, на другой - черный хлеб.
      - Вот она жизнь! – крутит головой Акимыч. - Сегодня ты есть, а завтра тебя уже нету!
Гафар молча кивает, достает огурчик, хрустит огурцом. Разливает по полным стаканам. Пустую бутылку кладет в корзинку у стола. Разворачивается на стуле, смотрит на одну из фотографий на стене.
      - Ну, Фрол, пусть земля тебе будет пухом!
Акимыч глядит на то же фото, поднимает свой стакан. Пьют, берут по кружку колбасы, куску хлеба.   
   - Осталось нас теперь двое, - не глядя на собеседника говорит Гафар, - кто знает тайну десяти скважин. Звонил вчера в Москву Георгу. Я ему жалуюсь, - скважины истощаются, работы нет.
     - А он? Не нашел покупателей?               
     - Георг неисправимый оптимист! Хороший замах, говорит, не пропадает! Не дрейфь, говорит, Гафар!               
     - Вот-вот! Фрол тоже верил, что мы скоро разбогатеем, продав эти десять скважин.               
     - Сидим «голым жопом» на куче долларов, а взять не можем! – в сердцах восклицает Гафар. - Не жили богато, видно, не хера и начинать! 

 Второй день разлуки с Анной.
Кухня. Георгий в серых домашних брюках и футболке подходит к кастрюле, наливает геркулесовую кашу в тарелку. Открывает холодильник, достает сливочное масло, отрезает, кладет в кашу. Отрезает сыр, кладет на блюдце, начинает есть.
     «Уши вянут! - Чувства у него протухли!»
Открывает дверцу под мойкой, берет пакет, идет к двери.               
 
     Георгий у Виктора и Ленки
Небольшой магазинчик конца 2000 годов. Маленькая очередь. Прилавки почти пусты. Георгий покупает черный хлеб, батон, сливочное масло.
     - Скажите, а когда будет мясо? – обращается к продавщице.               
     - Обещали сегодня вечером.
     - А сметана?
Продавщица молчит.
Георгий выходит из магазина с тощим пакетом покупок.
Неуверенной походкой идет домой. Останавливается. Видит пустую лавочку. Поворачивает к ней, садится, откидывается на спинку, запрокидывает голову, подставляя лицо солнцу, закрывает глаза, замирает.               
Слышатся голоса детей, взрослых, чириканье воробьев, - кругом идет жизнь.               
Георгий отщипывает от батона мякиши и кидает двум голубкам. Снова закрывает глаза, откидывается на спинку.               
Мужчина возраста Георгия с пакетом в руке хочет пройти мимо лавочки, бросает на нее взгляд. Меняется в лице, расплывается в улыбке.
Он очень коротко стрижен, с большими облысевшими зализами на голове. Потертые джинсы, видавшие виды кроссовки. Беспечное лицо.
     - Не может быть! Георгий меня ждет на лавочке?
Георгий открывает глаза.
     - Викт`ор – победитель? - удивленно, радостно. 
Встает. Обнимаются, похлопывают друг друга по спине.
      - Ну, здравствуй Викт`ор!               
      - Никак ловишь последнее солнышко! - Широко улыбается Виктор.
       - Да, ловлю!
       - Это сколько же мы с тобой не «сидели»?
       - Да уже полгода будет, это точно! Что-то ты пропал так внезапно и не звонишь?
Оба садятся.
     - Ну, как ты? – Виктор, глядя на друга, широко улыбается.
     - Да, вот, хандра заела.
     - Тебя? Это невозможно! А ну, рассказывай!
      - Все из рук валится. Уже и читать бесполезно. Не раз ловил себя на том, что с трудом, осмыслив страницу - две, глаза вхолостую бегают по строчкам.
      - Допрыгался, мальчик! Я тебе уже говорил раньше, на твой бараний вес у тебя слишком силовая зарядка.
      - Ну, разве может у нормального человека железная воля превратиться в кисельную, а нормальная психика - в больную?               
      - Все может! – беспардонно влезло Второе «Я». - Ты забыл, как у Дали киселем поплыли часы и время?               
      - Да что обо мне? – смотрит с улыбкой на приятеля Георгий. - Как сам?
      - Да, Георгий, я переехал!
      - Развелся с Галиной?
Виктор продолжает улыбаться.
      - Ну, не совсем так! Но живу от тебя в одной остановке  метро! Слушай, поехали ко мне на обед! Познакомлю с Ленкой!
      - Нет, я вот иду домой. У меня нет обеда, надо что-то придумать. И мои придут вечером, кормить нечем.
      - Эту встречу надо отметить! Как ты говорил?
Хором:            
      - Живем однов`а!
Оба смеются.            
       - И еще ты учил, - хорошие дела нельзя откладывать! Я Ленке обещал познакомить с тобой. Она будет рада.
       - Слушай, ну, не готов я. Мне своих нечем кормить на ужин, а тут к тебе на обед!
Виктор протягивает руку и рывком поднимает Георгия.
        - Правда, обед будет из пельменей. И в этом магазине мяса нет.
        - Нет, Виктор, неудобно, средь бела дня, да…
        - А с ужином я тебя выручу! Я такой дефицит достал! Поделюсь!

Виктор и Георгий подходят к обшарпанной девятиэтажке проекта начала 70х. Много зелени.
Виктор звонит в дверь, утепленную ватой и обтянутую дерматином.
Открывает немного полноватая женщина их лет в простой юбке и блузке. Удивление и насмешка на лице.
       - Проходи, Георгий. Виктор зовет меня Ленка.
Изумленный Георгий на секунду застывает в дверях, но Виктор со смешком проталкивает его в крохотную прихожую.      
         - Виктор, подай тапки для гостей! Так, руки мыть в ванную. Я завариваю пельмени. Георгий, ты ответственен за салат, Виктор, как всегда, за  сервировку и бутылку.                                                
Маленькая кухня. Пластиковый стол. На столе три стакана с водкой, блюдо с отваренной картошкой. Блюдо хлеба. На узком рыбном блюде – порезана большая селедка иваси, посыпанная зеленым луком. На газовой плите стоит кастрюля с пельменями.
Георгий, Виктор и Ленка сидят за столом, пьют, едят и разговаривают.
        - Я бы еще десять раз подумала, пустить его к себе или не пустить, если бы сын у Виктора был до двенадцати лет, как у меня. Самый шкодный возраст. Оставить такого в семье без присмотра отца, - чревато. Сколько мальчишек разругавшихся вдрызг с родителями? Я вот для своего - не авторитет.               
          - Кстати, Виктор, твой сын, по - прежнему, учится и подрабатывает на кафедре в институте? 
          - Э-э, давно, значит, вы не виделись! Сына его, Павла, уже зачислили на постоянную ставку, и, считай, после защиты диплома будет работать в институте. Трудяга, - весь в отца!
          - Во! – улыбается Виктор. - Я таких комплиментов от своей бывшей так и не дождался!
       - Не ругать вас, мужиков, надо, а почаще хвалить! Вы же на похвалу откликаетесь, как дети! Если ты, Георгий, дружишь с Виктором, вряд ли ты хуже его. И я, как женщина, говорю тебе, - разойдитесь с женой, коли не сносная атмосфера, да уже несколько лет! Не отравляйте друг другу жизнь!
      - А моя, - жует Виктор, - на последнем году моей службы в армии, пообещала, что обязательно напишет на меня «телегу» в политотдел.
     - Ну, не дура? – вскинулась Ленка. - Ненавижу людей, которые мстят.         
     - Кончилось бы это переводом меня «за Можай!» В космических войсках полит органы такое не прощают. А мне уже должность «полкаша» светила.
     - А скорее всего, - поправляет Ленка, - сослали бы туда, «где Макар телят не пас!» Твоя, Георгий, не грозилась?
     - Как-то при очередной разборке заикнулась.               
     - А помнишь, Георгий, как твоя выперла нас обоих? Это когда я был-то всего второй раз. А ведь мы не бузили, не кричали. Ну, подумаешь, «раздавили» пол-литра! Ну, и тихонечко пели романсы.               
     - У нее тогда голова разболелась от наших романсов.               
     - Ну, а кто из мужиков сейчас не пьет? – возразила Ленка. -  Вон, женщины, и те пристрастились от такой неустроенной жизни. Вот мы сейчас, разве пьем?
     - Повезло тебе со мной! – Виктор смеется.
     - А что? Вон, - каждая вторая семья растит мальчишек без отцов! С моим сыном, двенадцать лет ему, - ладишь! Руки растут, - откуда надо! Деньги приносишь! Меня  терпишь. Что еще бабе надо?
Виктор приподнимается и целует Ленку в губы.               
Ленка, зардевшись.
     - Во, даже целует при посторонних!
Все смеются.
     - Так что, Георгий, таких баб, у которых пять раз на дню меняется настроение и к ней ни спереди, ни сзади не подъедешь, - надо бросать! На примете кто есть?
Георгий мнется. Виктор грозит пальцем, смеется.
     - Э-э, чур, не скрывать от меня!   
     - И то, правда, - улыбается Ленка, - приезжайте, познакомишь. Выпьем бутылочку, поговорим за жизнь.
     - Что-нибудь споем! - Виктор кладет приятелю руку на плечо, заглядывает в глаза.
     - Это уж без меня! – улыбается Ленка. - Я люблю слушать и обхаживать хорошую компанию. Вам хорошо, - и мне будет приятно!
  Звонок в дверь.
     - Бутылку в ведро, стаканы, - в мойку! – возбужденно говорит Ленка Виктору. - Быстро!
Идет открывать дверь. Виктор быстро исполняет команды.
Заходит сын Ленки, сбрасывает ранец.
     - Ма, я пойду погуляю, Борька ждет!
Виктор и Георгий на табуретках развернулись к вошедшему.
Сын смотрит на стол, на мужчин:
     - Что? Бухаете?
     - Я тебе, Виталь, объяснял, что такое «бухают», - смущенно смотрит на него Виктор. - Иди познакомься. Это тот самый дядя Жора, который запускал «Буран». Я, как видишь, выполняю свое обещание!
Глаза Виталия смотрят с интересом. Подходит, протягивает руку.
      - Здравствуйте, я - Виталий! - смотрит с недоверием на Георгия. - Это правда? Вы запускали «Буран»?
     - Правда, Виталий.
     - Виталь, не стесняйся, - смотрит на него Виктор, - проси у дяди Жоры, что ты хотел поиметь?
Виталий смотрит на Георгия, потом на Виктора. Мнется:
     - Это правда, что у вас висит фото ракеты с «Бураном»?
     - Да, Виталий! Хочешь поиметь такое?
     - Еще как!
      - Считай, что оно уже у тебя! Мы обсудим с па…
      - С дядей Витей! – приходит на помощь Ленка. 
      - Мы обсудим, - смотрит на Виктора, - как лучше это сделать. Это большое фото.
      - Мне, как раз такое и надо! – возбужденно говорит Виталий и смотрит на Георгия. - Я хотел бы… у вас еще о «Буране» узнать, но Борька ждать меня не будет. А мы в футбол сыграть на площадке договаривались! Ну, я пошел!
В дверях, к Виктору:
       - А космическую станцию сегодня доделывать будем?
       - Ну, мы же договаривались! Это обязательно! Мы же серьезные конструктора!
       - Тогда пошел! - смотрит на всех радостно.
Быстро уходит. Ленка с влажными глазами закрывает за ним дверь.   
      - Я сделаю файл со своего фото. А как ты его распечатаешь? – смотрит на Виктора Георгий.
     - Я попрошу Павла у него в институте вроде бы есть возможности.
     - Напиши мне адрес своей почты, я тебе немедля вышлю. И еще пару файлов в придачу: «Буран» на «Мрии» и топливный бак на бомбардировщике Мясищева. И не мурыжь парня. Смотри, серьезно космосом интересуется.
Ленка счастливыми глазами смотрит на Георгия, потом переводит взгляд на Виктора.
     - Это все он!
Обнимает Виктора, прижимается к его щеке своей щекой.
    - Кстати, - встрепенулся Виктор, - твой компьютер после вставочки моего Павла не глючит? – смотрит на Георгия.               
     - Ой, я уже про неприятности забыл, - не греется и не глючит.
      - Вот, Георгий, - улыбается Ленка, - маленькая вставочка, - и про неприятности в жизни можно забыть!               
      
      - Ну, вот! Эй, где ты там, мое Эго? Тебе женщину надо было услышать, чтобы со мной согласиться, как опасно «вляпаться» в бабу со стервозным характером, - обрадовался  Георгий признанием своей правоты в предыдущем споре из уст Ленки.

     «Сомнение» Глинки
Третий день разлуки с Анной.
Комната Георгия. Он стоит, прислушивается к себе. Чуть слышно, помимо его воли, в нем начинает звучать какая-то мелодия.
     «До чего же тревожное, до чего же знакомое вступление. Точно! Это же романс «Сомненье» Глинки!»
   И вот уже вступление виолончели выпиливало изнутри его душу, а скрипка выхолаживала его останавливающееся сердце. Пульс просел, почти исчез совсем, зато гулко колотилось в висках. Глаза затуманились, предметы утратили ясные очертания. Георгий был вынужден сесть, ноги отказывались его держать. Он нащупал воротник рубашки, расстегнул еще одну верхнюю пуговицу, но комок в горле увеличивался и перехватил дыхание. Георгий уже не замечал, как начал дышать ртом, но легче от этого не становилось. Мурашки ползли по ногам вверх и выше, выше по всему телу. Кончики пальцев похолодели. В горле запершило и забулькало. Он ощущал, как шевелятся волосы.
   А мрачный голос Шаляпина просил уняться сомнениям, нахлынувшим на него со всех сторон, с которыми уже невозможно было справиться. Вот уже измученный голос умолял заснуть и не болеть его безнадежное сердце. И вот, вконец сломленный, он оплакивал свое горе, горе разлуки с любимой. Черная липкая ревность коварным шепотом наводила на его любимую наветы. Ему уже мерещился соперник счастливый. Сердце у обладателя измученного голоса затрепетало от безысходности, а его рука злобно сжала оружие.
   Нет, Георгий не поверил голосу, что минует печальное время, и они снова обнимут друг друга. Не верилось, что жарко и страстно забьется воскресшее сердце, а что с устами сольются уста - и вовсе звучало ехидной насмешкой. Заключительная минорно - трагическая мелодия виолончели не оставляла никакой надежды на будущее. Виолончель уже закончила последнюю ноту своего реквиема, а выпиленная из тела Георгия обнаженная душа еще долго звучала, постепенно затухая, в последнем похоронном резонансном аккорде, совпадающим с аккордом первых комьев земли, брошенных на крышку гроба.
   «Слава Богу! Слава Богу! В душе, наконец, затихли последние звуки. Продлись мелодия еще на одну ноту и душа не выдержала бы такого страшного напряжения».
 Сколько Георгий провел времени в состоянии, которому нет названия, он вспомнить, конечно, не мог.
Да и как определить это «нечто»? Это и не жизнь вовсе, но это пока и не смерть. Но то, что он был на грани, и то, что он мог оказаться по ту сторону, где уже нет места мысли, он только сейчас начинал смутно догадываться.
И кто скажет: по ту или по эту сторону чаще оказывается душа? Кто это скажет?
  «Нет, его психика не рассчитана на такие испытания».
Он чувствовал, как постепенно перестает першить в горле, как теплеют кончики пальцев, и на лбу выступила испарина. Как утихает озноб, и медленно рассасываются мурашки. Дышать стало легче. Ноги еще были «ватные». Предметы становились резче, и перестало стучать в висках. Начал прослушиваться пульс и вроде бы, действительно, забилось воскресшее сердце и входило в свой обычный ритм.
А душа все еще ныла и болела.
     «Срочно нужна какая-то музыка, которая бы затмила, не дала бы снова проявиться этой вытягивающей душу теме разлуки». Он шарил по FM диапазону своего приемника, который часто его выручал.
      «О, удача, бальзам на ноющую душу, - блюз тридцатых годов, его любимый джаз!»
 Георгий закрыл глаза и стал качаться на волнах успокаивающего блюза. Он чувствовал себя совершенно комфортно в этом небольшом накуренном помещении клуба в Канзас - Сити среди черных и белых людей, потягивающих виски, с сигарами и сигаретами во рту, свистящих и аплодирующих вступлению и окончанию сольной партии каждого инструмента. Толстые мужчины безмятежно развалились на своих стульях, а пританцовывающие в ритме музыки шоколадные изящные мулатки со стаканчиком виски в руках заигрывали с ними.
И все эти звуки соскребали, очищали с его души паразитирующих прилипал, высасывающих из нее соки, душа купалась в омываемой, лечащей ее мелодии и успокаивалась потихонечку. Георгия охватила дрема, и он погрузился в полубытие – полусон, хотя слышал мелодию блюзов. Постепенно он и вовсе перестал что-либо слышать, и его уносило туда, где не было стрессов, где не было тоски, где не болела душа, где была умиротворенность во всем.  Хорошо бы почаще оказываться там. Какую бы профилактику души и чувствам можно было устроить! Насколько можно было бы продлить им молодость!
   Бесполезно будить Георгия и спрашивать его, как туда попасть. Никому не дано знать это. Хотя избранные утверждают, что владеют искусством добиваться такого состояния души, когда впадают в нирвану. Но так ли это – поди, проверь!
     «Ого! Оказывается, прошло почти полтора часа», - очнулся Георгий. - Но это стоило того времени, - а потом, - куда торопиться? Пора заниматься ненавистным бытом», - и он принялся за уборку квартиры.
     Но вот опять заныла душа. «Да что же это такое!» Георгий попробовал перебороть такое наступление, начал читать вслух. Озвученные слова висели в воздухе вокруг его головы, мелькали мыльными пузырями, бестолково летали туда - сюда, сталкивались, лопались и пропадали, так и не явив ему свой сокровенный смысл. Георгий забросил в сердцах Сомерсета Моэма, выругав себя последними словами, свою кисельную волю, свою больную психику.
     «Так дальше продолжаться не может! Все! Последние дни. Если ничего не изменится - он постарается хорошо выспаться. В воскресенье, как сможет, соберет волю в кулак, и хорошенько все обдумает. А сейчас он просто не в состоянии об этом думать. Неужели не зазвонит его телефон? Тогда - все! Тогда - конец!»
   Он не знал, что тогда предпримет, но сидеть и ждать уже сейчас был не в силах.    
     «Как он выдержит еще эти три дня, которые он отпустил себе сам, как последние капли, переполняющие чашу его мук?»

Четвертый день разлуки с Анной.
Вечер. Жена, приятная не худая женщина с печатью усталости на лице, на кухне достает из холодильника продукты, укладывает их в сумку-каталку.
Из кабинета слышится звук пылесоса.
     - Да, выключи ты этот чертов пылесос! – кричит раздраженно жена.
Пылесос замолкает. Георгий появляется на кухне.
Жена не глядит на Георгия, продолжает свою работу.
     - Может, все-таки поедешь со мной на дачу? Алешкин с Галиной нас будут ждать в машине не более пяти минут. На даче дел, как всегда, по горло!               
     - Нет. Я неважно себя чувствую. Собирайся, я все упакую.
Жена поспешно уходит в спальню.
Георгий заканчивает работу, вывозит сумку из кухни.
Появляется жена с кофтой, которую прячет в пакет. Спешно надевает куртку.
     - Ты просто сачкуешь от работы! - зло выговаривает она.    
Георгий скрывается в спальне, что-то несет в пакетике.
     - Ты теплые носки забыла.
Быстро кладет свой сверток в другой пакет, стоящий на полу.
Жена раздраженно хлопает дверью. Уходит.

И вот настала суббота. Сын укатил к своей девушке. Георгий снова остался один.
Сняв трубку телефона с короткой антенной, Георгий таскал ее повсюду за собой: на балкон, откуда он скользил пустым взглядом по двору, так не на чем и не сумев зацепиться; в комнату, где, положив трубку на журнальный столик, а сам откинувшись в кресле, подолгу смотрел на пустой экран не включенного телевизора; он брал ее в ванную, когда омывал пылающий лоб холодной водой; он брал ее даже в туалет. Тщетно. Телефон молчал. Зеленый огонек не загорался.
Дома не было ему места. Одно спасение - в Царицыно.
 
     Очищающая и лечащая
Сколько же раз эта «Черная грязь»* спасала Георгия, принимая его под кружевную тень своих лип в знойные дни.               

     *Название Царицыно в 17 веке.               

Георгия принимали молодые сочные или спелые травы, когда он падал вниз лицом и дышал их густым настоянным на десятках ароматов запахом, слушал над головой гул работяг шмелей или стрекот кузнечиков. Он дивился обычно невидимому миру разноцветных паучков, букашек, жучков, для которых игольное ушко выглядело огромной триумфальной аркой.
И всегда Георгия волновало, как это лето переходит в осень. И он терпеливо наблюдал за появлением первых ее признаков. А потом он ходил по знакомым тропкам, не узнавая выряженные кусты и деревья, и любовался ими. А зимой в трескучие морозы прокладывал утреннюю лыжню над спящим прудом. В марте, среди островков снега, он фотографировал первых бабочек лимонниц на первых цветах мать-мачехи. А в мае - многоцветье крошечной медуницы. И никогда не переставал удивляться неповторимости мира. Душа его очищалась от стрессов и негатива окружающего мира.
 А главным душеспасительным источником, возвышающимся над всем этим, был храм и сияющие золотом его кресты, которые вместе с солнечными лучами принимали на себя Божью благодать, чтобы затем одарить ею всех вокруг.
   Георгий не догадывался об этом. Он не отдавал себе отчета в том, почему именно сюда его всегда так тянуло.
   Дойдя до конца пруда и перейдя дорогу, Георгий ускорил шаги, поднимаясь на взгорок. Вот он, храм Божий, уже блеснул золотым куполом в голубизне неба. Георгий взобрался на пригорок, где и положено стоять храму, и встал напротив.               
   «Надо бы помолиться».
   Непростые отношения у него были с Господом. Много раз он пытался прочитать и понять Библию и всякий раз бросал. Последние семь лет работы он редко был в кино и театрах и очень мало читал. А когда стал начальником и вовсе приезжал домой только спать. И только, когда был уже на пенсии, купив Библию для детей, чтобы подарить внуку, он с интересом ее прочитал. Потом появились Новый завет. Псалтирь. Все чаще он стал обращаться к Книге Книг и с удивлением, все чаще находил там ответы на свои вопросы.
   Конечно, много раз он заходил в церкви из любопытства. Призывной голос дьякона, душевное песнопение хора из трех женщин, уходящие ввысь расписанные стены, парящий высоко над головой купол, позолота и почерневшие от времени иконы со скорбными ликами святых всегда производили на него сильное впечатление. И всегда, выходя из храма, он ощущал свою ущербность. Ему всегда казалось, что с его мелко - суетной жизнью не место ему в этом особенном доме. Глядя на молящихся людей, он испытывал чувства уважения и некоторой зависти перед ними, живущими, как ему казалось, особенной не приземленной жизнью, до которой он еще не дорос и будет ли к ней готов когда-нибудь. Эти люди, видимо, давно искупили свои грехи, а что же делать вместе с ними ему грешнику?
    «Прости меня, Господи, что молюсь мысленно, в душе. - Георгий закрыл глаза, мысленно сложил три пальца. – Во имя Отца, - и перст лег ему на лоб, - и Сына, - и перст лег ему на живот, - и Святого Духа, - на правое плечо… аминь», - почему-то произнес он вслух, дотронувшись реально до левого плеча, и обернулся в испуге. Вокруг никого не было.  «Это надо же, - подумал он, - чуть на самом деле не помолился помимо своей воли».
Но Георгий был не прав. Уже много раз, особенно в последние годы, он мысленно молился Господу и мысленно крестился. Он просто не хотел вспоминать. А если бы он все это припомнил, то ничего удивительного и не произошло бы. Когда-то это должно было бы вырваться наружу.
     «Да заслужил ли он, чтобы вот так запросто тревожить Бога? С чего это Всевышний должен и в любви ему помогать? Разве для него это подобающая просьба?» И вместо просьбы Георгий мысленно поклонился. Хотел было попросить у Господа сокровенное, но не решился, а вместо этого вырвалось: «Да светится имя Твое!»
   Слева листва ярко - желтого клена рыжела на уровни колокольни, под нею киноварью краснело одноэтажное здание, и сразу за ним взлетела вверх бледно - салатового цвета церковь, над золотым куполом которой не сверкал, а светился золотым светом крест. На душе от этого становилось спокойнее и яснее. Тяжелые мысли, как льдышки, таяли, исчезали. Георгий чувствовал на своем лице его проникающий сквозь кожу свет. Ему показалось, что даже морщины на лбу и те разглаживаются. И вовсе не октябрьское, а мартовское небо вокруг куполов и крестов насыщалось золотым сиянием, и казалось голубизна вокруг набухала золотом. И уж совсем необъяснимо - не осенним упавшим листом пах здесь воздух, а щекотал ноздри запах таявшего на пригорке снега. Да, именно поэтому всегда так безотчетно тянуло сюда Георгия. Здесь этот золотой свет входил в него и делал его другим, совсем свободным от бремени душевных мук, страданий, неосознанной тоски. И все вокруг становились братья и сестры.  Вот она - Божья благодать!
     «Спасибо тебе, Господи, - Георгий снова мысленно осенил себя Крестным знамением. - Не пойдет он сегодня в храм просить Господа. Он уже получил облегчение. Надолго ли?»

  Чем ближе Георгий подходил к дому, тем шаг его становился все быстрее и быстрее. Он не замечал этого. Он даже не заметил, как он стукнул кулаком по кнопке лифта, что себе никогда не позволял ранее, когда тот слишком долго, как ему показалось, тащил к нему свою кабину. Повесив куртку и сбросив обувь, он продрался сквозь бамбуковую занавеску и кинулся к телефону.
Экран высвечивал «0» записанных звонков.
     «Все! Она не позвонит сегодня, - он был уверен в этом. - Она не позвонит и завтра, и послезавтра. Она не позвонит никогда!»
Георгий долго сидел в кресле и безучастно смотрел на экран телефона.  Как странно, как непривычно странно. Он ждал чего угодно: пронзительной боли, вспышки ненависти к тому, кто сейчас с нею рядом, жалости к себе, такому забытому, никому не нужному, оскорбленному, но не было ни того, ни другого, ни третьего. Было что-то совсем непривычное.
   Георгий прислушался к себе: несомненно, что-то умирало в нем, пока без боли, без мук, не задев его душевных струн, не задев его нервов, болевых точек, как будто он весь был под наркозом. Но он чувствовал, точно чувствовал, как это что-то умирало в нем навсегда. Георгий смутно догадывался, что когда-нибудь он поймет, что это было на самом деле, и ужаснется, что чувствовал эту медленную смерть и ничего не смог сделать, и никак не мог остановить этот процесс, который вот так тупо, так буднично происходил. Он будет клясть себя последними словами, что ничего тогда не предпринял, совсем ничего, а был лишь бездеятельным свидетелем, а, следовательно, и соучастником этого самоубийства. Но что он мог поделать? Как и чем это остановить? На телефонном аппарате снова ухмылялся ему «0».
 
      Черная дыра 
 Для него он не просто ноль, не просто «ничто», не просто дырка. Для него - это «черная дыра». Она втягивала его душу, несмотря на все его сопротивления и ухищрения. Втягивала мощно, неизбежно и, главное, он-то знал это, втягивала безвозвратно. Он только сейчас начинал понимать, в какую сферу притяжения он попал. Его бренная оболочка, его внешняя видимая материальность, которая составляла видимую часть его «Я», оставалась с ним в его серых буднях, а душа его, с того самого первого дня разлуки, уже попала в эту адскую воронку и ее уже медленно засасывало по огромной спирали, настолько пока медленно, что Георгий в первые дни почти не замечал этого ускорения. А где-то там, бесконечно глубоко, что и представить себе невозможно, в сердцевине этой «черной дыры», была Анна. И с каждым мгновеньем помимо его воли частичка души, разматываясь незримой ниточкой с его сердца, уносилась к Анне все дальше и дальше от него, ее обладателя, и ниточка, связывающая его оставшуюся душу, становилась все тоньше и тоньше. Он это чувствовал!
     «Так вот, оказывается, что такое душа - это незримая колыбель сердца. Это как магнитное поле, в котором живет плазма. И стоит этой незримой материи стать чуть - чуть менее плотной, как сразу беспокойно запульсирует плазма. А, не дай Бог, этому чуть - чуть уменьшиться еще на самую малость, и плазма может замереть и погаснуть. И сразу станет холодеть его тело и остановится сердце. Как до безобразия просто! Так вот почему оно так беспокойно билось! Так вот почему болела его душа!
   Что же будет? Долетит ли частичка его души и соединится ли с ее душой? Не порвется ли это утончающаяся и разматывающаяся ниточка? Вот оказывается, что постоянно убывало в нем. Так вот что в нем каждую секунду «умирало»! А если вдруг и долетит, то оттуда обратной дороги нет. Ни одна материя еще не вернулась из «черной дыры». Ну и пусть не возвращается, главное, чтоб долетела! Пусть и его материальную оболочку втянет туда, он согласен, главное, чтобы не порвалась эта связующая нить. И все же, а, если его душа не долетит до Анны, кончится его нить или еще хуже - порвется? Какая разница? Тогда он потихоньку угаснет или однажды умрет. Не может же он жить без души или с ее частью. Хотя живут же некоторые - и ничего».
 Георгий сидит, поставив локти на стол, ладони подпирают подбородок, глаза у него закрыты. Рядом лежит телефонная трубка, пульт от телевизора, стоит почти пустой бокал с клюквенной настойкой.
 Он включает телевизор. Начинается научно-популярный американский фильм «Черные дыры. Тайны раскрыты».
     «Недавно орбитальная обсерватория Свифт зафиксировала вспышку гамма излучения. Это вид электромагнитного излучения является признаком катастрофы».
 Георгий поднимает голову, откидывается на спинку стула, скрещивает руки, смотрит в телевизор.
 Диктор ТВ: «Ученые никогда не видели ничего подобного. Это была самая яркая звезда, видимая человеком. Она была видна даже не вооруженным взглядом. Яркий луч света, скорее всего, ознаменовал рождение черной дыры».             
     «Черная дыра рождается при умирании старой звезды и рождении сверхновой?» – удивился Георгий. - И почему нельзя жить старой звезде и Черной дыре хотя бы рядом?» - в раздумье подумал он.
Диктор продолжает разъяснять детали.
     «Ну вот, опять, - возмутился Георгий, - надо старой звезде не только умереть, но и превратиться в ничто!»      
Берет бокал, смотрит, что он почти пуст, выливает пару глотков в рот. Диктор продолжает что-то говорить, но его он практически не слышит.               
     «Все! – констатирует Георгий. - Вот и кончилась жизнь звезды!»
Экран телевизора становится черным, звука нет. Георгий в трансе смотрит на черный экран. Появляется на экране диктор. Три секунды молча смотрит на Георгия. Стучит по экрану костяшками пальцев. Георгий расширяет глаза, приоткрывает рот.
     «Это вы мне?» - неуверенно спрашивает Георгий.
     «Да! Вам, вам! – подтверждает диктор. - Вы что, не поняли, что старая звезда не умирает? У нее высвобождается колоссальная энергия, которая переходит в другой вид?» - диктор молча смотрит на Георгия.
Георгий встает. Как слепой протягивает вперед руку, по стенке идет в ванную.
Из ванной слышится шум воды. Это Георгий подставил свою голову под холодную воду.

Шестойй день разлуки с Анной.
Георгий вздрогнул, встал с кресла, растерянно посмотрел на трубку, которая была в руке, обвел предутренний кабинет испуганными глазами. Да не послышалось ли ему? Это же ее голос, голос Анны, он не спутает его ни с чьим. Анна звала его. Георгий нажал кнопку, рядом зажглась зеленая точка, а из динамика раздался злорадный длинный гудок, раскаленным сверлом вворачивающийся в его мозг. Георгий ударил по кнопке, и зловещая тишина стала расползаться по углам, а в его мозгу стала потихоньку затихать боль.
     «Так, - бесстрастно подумал он, - это уже что-то новое. Уже слышится ее голос. Что дальше? Дальше, по-видимому, начнутся галлюцинации с ее образом. Так. Что потом? Потом и то и другое уже вместе. Отлично. А дальше?»
     «А дальше уже бесполезно будет обращаться по телефону в службу «Доверия», - проник вкрадчивый голос его второго «Я», - они не помогут. Надо прямиком - к Кащенко*, если им будет по силам».
     «Что же это такое? – в недоумении поднял голову Георгий, - неужели это и есть любовь? Это же какая-то горячка. Печаль, щемящую тоску - он прошел эти фазы. Бессонница, - это, когда ему в голову лезли всякие идиотские мысли; когда осоловелыми глазами он смотрел на стекающее куда-то с циферблата кисельными сгустками бестолковое время; когда в коротком забытье он мучительно искал кого-то, не зная кого и не зная где, и с разламывающейся головой просыпался? И это с ним уже было. А что же тогда сейчас с ним происходит?»               

     *Кащенко - психиатрическая больница.

     «А сейчас у тебя бред покидающей души, галлюцинации, пока слуховые, - раздался почти радостный голос второго «Я».
    « А-а-а, ну, тогда понятно!» – с сарказмом произносит Георгий.
    «Хватит! Это же ненормально! Это же противоестественно. Он же был с Анной даже не день, а всего несколько часов. Как можно сломаться за несколько часов? Он же не мальчишка какой-нибудь! Не хлюпик! Все до встречи с Анной было у него в равновесии, не считая нередких семейных ссор. С чего такая резкая перемена, такое крушение? Чем она вызвана? Что же могло скопиться незаметно для него, что стало предпосылкой этого неслыханного за всю его жизнь явления? Это же обвал какой-то. Неужели совсем нельзя с ним бороться? Ведь оставить все как идет - прямая дорога в сумасшедший дом! Анна - железная женщина! Держит свое слово насчет единственной встречи. Надежд у него никаких. Время все вышло. Что же делать? Ведь надо же что-то делать! Неужели сложнейшие космические головоломки - ничто по сравнению с этой напастью? Но там, как правило, была умственная атака десятка человек, где он был в команде. А здесь - один. Как перст - один. И там за много лет работы с космосом накапливался какой-то опыт. А тут? Он даже не знает, с чем имеет дело! И он по - научному собирается с ней бороться? С этим призраком? Смешно! Абсурд! Чушь собачья! Остается ждать, когда это «нечто» его добьет? Ну, уж, это не для него!
Эй, где ты, его Эго? Может, ты подскажешь? Где ты там прячешься? Когда тебя не просят – вот, ты, со своими нравоучениями, а как помочь - спрятался и думаешь: «Так ему, сукину сыну! Пусть выбирается сам»! - С тобой все ясно!
   Ну, что ж, картина до чертиков привычная: его проблемы - ему и решать. Вперед, безотцовщина! С семи лет ты этим занимаешься, какой приличный должно быть накоплен опыт!»
Заставив себя выпить неполную кружку кефира, Георгий лег в постель и, не ворочаясь, сразу «отрубился». Видно, действительно, были на исходе последние душевные силы.

     «Анна!» - Георгий резко сел на постели, услышав ее голос. Дернул за ниточку, включив ночник, взглянул на сонное недовольное даже во сне лицо жены. Она тихо сопела на своей половине кровати.
    «Конечно, Анна, она снова зовет его! - половина второго ночи. Георгий встал, прошел в кабинет. - Ба-а, наследник уже спит, бедняга. Вот уж кто не мучается! Точнее мучается от избытка девок».
Георгий подошел к телефону. Мельком взглянул на экран. Разинув рот в гомерическом хохоте, «0» нагло смеялся ему в лицо. Еле сдержавшись, чтобы не заткнуть кулаком его восторг, Георгий, схватив трубку с аппарата, ушел в комнату. Примостив под голову маленькую подушку, завернувшись в плед, Георгий лег на диван, взял пульт, включил телевизор, убрав звук. Прислушался к себе.
     «Это Анна, это она его опять звала. В какое благородство он сыграл! Не записал ее номера телефона. Эх, Анна, Анна, почему бы нам с тобой не открыть было новую страницу? Какая заманчивая мысль, Анна! Почему же ты сейчас не звонишь? Эх, Анна, Анна, что же ты натворила... что же он наделал. Все! Завтра он будет у нее! И пусть она посмеется ему в лицо, если он так ошибается. И пусть ее спутник спустит его с лестницы... кажется, с седьмого этажа. Пусть! Он должен взглянуть ей в глаза. Не надо слов! Ничего не надо - только взглянуть! А дальше - что будет!»
    Неожиданное, как всегда, простое решение «отпустило» Георгия, пульт соскользнул с пледа... мучительная задача и на этот раз была решена изящно. Сойдется ли ответ? Но это давало право на короткую передышку.

Седьмой день разлуки.   
     «Все! Пусть он «наломает дров», но что-то он предпримет! Обязательно! Немедля!»
   Как всегда, Георгия разбудила торопливая беготня вечно не успевающих на работу сына и жены. Это были самые нелюбимые его минуты. Входная дверь хлопает, ключ поворачивается два раза, он открывает глаза. Прислушивается к себе. Пытается вспомнить сон и что было вчера.
Сейчас внутри у Георгия был космический вакуум и космический холод. Никак он не мог припомнить, что же такое важное произошло вчера перед сном. Опустошенность была полная, прободение памяти - тоже. Он один.
      «Действительно, он придурок», - начали появляться мысли.
       - Доходит до тебя, как до жирафа, однако, - вмешалось второе «Я».
       - Сгинь, - только и смог выговорить Георгий.
       - Я-то сгину. Анна даже не смеется над тобой. Ты для нее сгинул в тот же день, как расстались. Понимаешь, в тот же день и навсегда! Это же бабы! Ты что ее идеализируешь? Она такая же, как весь их род. Только все на мужика не кидаются, спустя минуту, как его увидят. А эта кинулась. Вот и делай выводы о ней сам, что это за баба.
       - Сгинь, бубнила, - бессильно простонал Георгий.
       - Ладно, оклемайся, назавтра дойдет до тебя все, что я сейчас сказал.
Пройдя в спальню и раздевшись догола, Георгий вошел в ванную, горячим душем облил дно и стенки ванной и лег, не в силах дождаться, пока вода покроет дно хотя бы по щиколотку. Он поливал себя из душа нестерпимо горячей водой, направлял струю на ноги, на живот, грудь, шею, и кожей спины, ягодицами, бедрами, икрами чувствовал, как холодный чугун начинал медленно теплеть, а сквозь полузакрытые глаза видел поднимавшееся зеркало воды, и приятная теплота начала овладевать телом.
Набухшие веки уже не приподнимались. Целительная вода выводила через каждую пору из тела ту свинцовую тяжесть, которой были налиты все его мышцы, а тепло, прогревавшее подкожные кровеносные капиллярные сосуды, носилось с кровью по всему телу, расслабляя его, наполняя медовой истомой. Начиналось самое чудное и трудное действо - попытка его сознания вырваться из притяжения реальности бытия.
Георгий лежит в ванне. Торчит лишь его лицо. Ванна полна воды, сверху пена. Его охватывает дрема.
Он видит себя летчиком - испытателем в кабине «Бурана», которого он учит летать на подмосковном аэродроме «Жуковский».
Георгий подбадривает себя.               
     «Как чудесны первые мгновения полета! Ну, давай же, сознание, сбрасывай с себя путы земного притяжения, смелее! В который раз разбег, тяни штурвал на себя, жми педали, потихонечку увеличивай обороты, ну же, ну!
Ох, как восхитительно, как бесподобно! Вот это взлет! Какое щемящее замирание под ложечкой! Как захватывает дух и вместе с тем, как легко! Вот оно свободное парение! Ни с чем не сравнимый кайф!»
   Сознание Георгия, вырвавшись из размякшего тела, уносилось в царство Морфея. Ему казалось, что он мог бы так летать вечно.
     «Какое безмерное пространство! Какая свобода полета!»
Прислушивается. «Что это? Что-то неясное невидимое тревожное вмешивается в свободный полет... что происходит? Почему пропало парение? Почему боковое скольжение больше напоминает падение? Боже, это еще что за звук, от которого замедляется биение сердца и замирает дыхание? Вот... уже сжимает виски. Это невыносимо... надо что-то делать... Господи, да он же падает камнем... он же сейчас…»
   Возвращение в реальность было ужасным. Рывком сев в ванне, еще не понимая, где он, что с ним, Георгий, напрягшись, слушал кричащий из последних сил, переливающийся в надрыве звук, пытаясь определить, что это... Какая-то сила резко подняла его на ноги. Выплеснув четверть воды, что была в ванне, зацепившись ногой за край и, чуть не упав, помянув «рогатого», Георгий с треском распахнул дверь ванной, потом кабинета и в несколько прыжков оказался перед телефоном.
Телефон уже молчал. Но лампочка... узкое прямоугольное окошко пульсировало красным светом, а на экране, на котором раньше вызывающе пялился нахальный «0», чернела цифра «1». Неуверенным пальцем, с которого сразу на черно - матовой поверхности аппарата расплылось мокрое пятно, Георгий нажал кнопку «новых сообщений»…

     Я не могу без тебя
То, что вырвалось из динамика, превратило его в изваяние.
     «Я не могу без тебя, - рыдала Анна, - приезжай Георгий... сейчас же... иначе... иначе я сойду с ума…»
Медленно возвращалась к Георгию способность понимать происходящее.   
     «Анна рыдает... Анна просит его приехать... Анне плохо...»
   Не вполне соображая, что надо делать, Георгий натянул плавки на мокрое тело, влез в брюки, накинул рубашку, сунул ноги в какие-то ботинки, потом на секунду опомнился, бросился в ванную, взлохматил волосы полотенцем, добежал до двери квартиры, потом снова бросился обратно, кое-как причесался и, сорвав со стула пиджак, уже мчался, как лось, к метро. Он не помнил: выключил ли он газ, закрыл ли он дверь квартиры...
Контролера в метро он проскочил так стремительно, что, когда та, путаясь в карманах, достала свисток, Георгий внизу уже соскакивал с эскалатора.
      «Анна рыдает... Анне плохо, - шептал он, не переставая. - Быстрее, быстрее!»
   Не зная зачем, он выскакивал из каждого вагона и перебегал в следующий. Остановился он только на середине состава.
   «Так, спокойно, спокойно... куда он бежит, как очумелый? Ясно - к Анне. Зачем же бежать по вагонам, что он выиграет? Так, спокойно, спокойно. Куда он едет? Станция «Октябрьская», несомненно. А дальше?»
Георгий прикрыл глаза, и сразу зрительно, как у любого водителя со стажем, встала картинка проезжаемых мимо зданий, кварталов... 
    «Стоп, здесь, за этим домом - правый поворот и во двор, где-то второй или третий подъезд... Так, понятно, это остановки три на любом транспорте по Ленинскому проспекту...» 
Георгий открыл глаза, последовательность действий была ясна, и он почувствовал себя увереннее…

 От метро он бежал, будто за ним гналась стая волков.
     «Так, кажется, этот дом, а вот и похожая вывеска, и дом кирпичный, и цвет сходится, подъезд, наверное, этот... консьержка, как любопытно его оглядывает... Ну, спроси, спроси, мать, он ответит - к кому он идет... не хочет... и правильно делает. Лифт, наконец-то... какую же кнопку нажать - на шесть или семь? Нажмет шестой. Георгий выскочил из лифта... Так, налево, в угол... Стоп! Это не та дверь! Что-то не нравится эта дверь! Нет, какая-то не такая... так, чем же не такая? Ну что за олух, так выкатился в первый день от Анны, что не посмотрел какой номер квартиры. Звонить - не звонить? «Здравствуйте, извините, не здесь ли живет... Кто? Просто Анна!»                Нет уж, лучше еще один этаж посмотреть», - вслух проговорил Георгий, задыхаясь, прыгая через две ступеньки.   
    «Так, в угол. Она! Это ее дверь! И цвет темно - коричневый и главное ручка... Ну, с Богом! Не подведи, Всевышний!»               
    Анна открыла сразу после короткого звонка, мгновенье, взглянув на Георгия, кинулась ему на грудь так, что он качнулся, крепко обхватила его лопатки, прижалась к нему и зарыдала в голос так громко, что он испугался. Долго, ему казалось, очень долго, Анна рыдала у него на груди, ее трясло, а он не знал, что делать...
     «Ну, все, все, хватит, успокойся, Анна... я нашел тебя... я здесь, ну хватит...»
   Георгий гладил вздрагивающую под знакомым халатом спину, плечи, голову...
      «Ну, пойдем в квартиру... хватит, Анна... ну, успокойся...».
   С трудом Георгий сдвинул ее с места, закрыл дверь, только тут он выдохнул. Анна не отлеплялась от него ни на миллиметр. Ее рыдания становились все тише, спина перестала вздрагивать, голова ее по-прежнему было на его плече. Георгий продолжал ее гладить, что-то говорить, успокаивающим голосом. На Анну это действовало благотворно. Наконец, она совсем затихла. Сколько они стояли у двери пять или десять минут? Георгий попытался отодвинуть Анну легонько от себя, чтобы взглянуть в лицо, и почувствовал, что она прижимается к нему еще плотнее.
         - Анна...
         - Не надо, Георгий... не смотри на меня...
   Они еще постояли немного. Почти ровное дыхание вдруг сменилось глубоким прерывистым всхлипом нарыдавшегося и успокоившегося ребенка.
   Взяв Анну за плечи, Георгий осторожно отлепил ее от себя и взглянул в лицо. Набухшие покрасневшие верхние веки были закрыты, из-под них медленно вытекали последние слезинки и катились на угол рта. Распущенные темно - русые волосы спокойными волнами накатывались на виски и растекались по плечам. А одна... одна прядь тонким непослушным ручейком прилипла к щеке под левым ухом....
    «Ой», - Георгий чуть слышным поцелуем еле успел снять одну и вторую слезинки, вкатывающиеся в уголки рта. Анна поняла это и открыла глаза, наполненные слезами. Георгий опять удивился необыкновенному ситчику ее зрачков, будто ему открылись огромные поляны, густо усыпанные бархатно - коричневыми головками цветов неуловимых оттенков, только теперь они были, как за дождливой пеленой...
Прежде, чем он начал целовать Анну, она опередила его на доли секунды. Короткими горячими поцелуями она расцеловала его глаза, уголки губ, нос, подбородок и прижала свои губы к его губам. Георгий нежно несколько раз поцеловал лицо Анны, и сразу ощутил солоноватый вкус. У Анны снова полились слезы, они щекотали его лицо, пытались просочиться к их губам, плотно прижатым друг к другу, и, не сумев это сделать, растекались у него по подбородку. Анна со всхлипом вдохнула и обмякла, чуть не сползая вниз. Георгий подхватил ее на руки, отнес в комнату и уложил на знакомую тахту.         Лицо у Анны было спокойным - спокойным, глаза были закрыты, слезы уже не текли, на уголках рта чуть заметна была спрятавшаяся улыбка. Георгий уже начал пугаться, не обморок ли это?
    Анна открыла глаза, в них уже не было ни боли, ни отчаянья, они снова начинали испускать пока слабый лучистый свет, как тогда после бурной страсти и первого познания друг друга. Из них сейчас струился свет тихой радости и умиротворения.
  Они смотрели друг на друга, и каждый отмечал что-то новое в лице другого, за целых семь дней разлуки.
Каждую открытую новую черточку им надо было потрогать пальцами, погладить, поцеловать. Они чем-то напоминали любящих мартышек, оказывающих друг другу знаки внимания. Анна гладила то пальцами, то тыльной стороной ладони его щетину и улыбалась. А Георгий с удивлением обнаружил, что он даже не побрился.
     «Мать честная, откуда он схватил эти видавшие виды сильно потертые на бедрах и коленях джинсы? Слава Богу, рубашка свежая и пиджак не старый. А где же носки?»      Он растерянно смотрел на свои голые щиколотки, зачем-то поднимал концы брюк, как будто носки могли уползти к коленям, и успокоился лишь тогда, когда убедился, что на его ногах не разные ботинки.
       - Хорош, очень хорош, - сказал тихо Георгий.
       - Все в порядке, все просто здорово, - тихо, улыбаясь, шептала Анна, глядя на его удрученный вид.
       «Вот опять читает его мысли», - подумал Георгий и с уважением взглянул на Анну.
       - Полежи со мной рядом, - попросила она.
   Он бросил пиджак в кресло, скинул ботинки и робко примостился рядом. Анна подвинулась, приподнялась, пропустила его руку себе под голову и ладонями прижала его ладонь к своей щеке. Потом взяла его другую ладонь и тоже прижала к другой щеке. Они еще у нее пылали. 
  И скоро она ровно задышала, потом тихонечко засопела, почти замурчала, как приласканный пригревшийся котенок.

Он чувствовал себя огромным, сильным покровителем этого маленького тепленького пушистого доверчиво прильнувшего к нему то ли котенка, то ли цыпленка. И в его собственных глазах росло его ответственное предназначение быть защитником этому беспомощному милому созданию, и по первому его зову быть рядом, оберегать, хранить, вселять уверенность, давать покой, быть полезным, если она так хочет, если она так желает.
    А слабеньким маленьким кулачком кто-то чуть слышно стучал в какое-то по счету его сознание, в его чуть приоткрытую стальную дверь и пищал, что это не так. Что сам он только что сходил с ума от разлуки с Анной, что это он без нее не может. Но Георгий поплотнее прикрыл где-то там внутри стальные двери, и все стало тихо-тихо, как будто ничего и не происходило.
    Какой же мужчина признается в своей слабости? А он, пока, считал себя мужчиной.
Наконец, Анна приподняла тревожно голову, взглянула на его улыбающееся подмигивающее лицо, с трудом улыбнулась сама, расстегнула пуговицы на его рубашке и положила на его грудь свою голову.
       - Ты не спишь?
       - А кто же тебя охранять будет? Анна улыбалась с закрытыми глазами и слушала стук его сердца. Затем она взяла его ладонь и просунула себе под халат и положила ниже левой груди.
       - Ты только послушай, в унисон бьются.
   Георгий сразу почувствовал мягкие толчки в ладонь ее сердца, но своего он совсем не слышал.
       - Правда? - спросила она.
       - Правда, - соврал он, боясь ее обидеть.
       - Вот, видишь, ты должен был чувствовать его на расстоянии, а ты... - и Анна с укором покосилась на Георгия.
       - А что случилось, Анна?
       - Я не могу без тебя, - очень просто ответила она. - Я не думала, что ты так глубоко войдешь в меня… я думала, что в первые три дня работы моя воля сотрет воспоминания… о твоих ласковых пальцах, жадных и дразнящих губах, откровенном и желающем меня взгляде, бархатном, проникающем в душу голосе... оказалось, что моя хваленая воля рассыпалась при попытках вышвырнуть все это из памяти.
     Нет, ни это главное... главное, - ты сам, с тысячью своих черточек вносишь такой покой, такую комфортность… настоящую мужскую уверенность в себе, что хочется подчиниться тебе, довериться, расслабиться, наконец... чего я не позволяла себе многие годы. Если бы ты знал, какое накапливается от этого напряжение.
     И еще, - ты большой ребенок, непредсказуемый, невредный и страшно интересный… тебя хочется воспитывать, окружать заботой, вниманием, отдавать тебе свое тепло… очень хочется чем-то жертвовать и наслаждаться тем, что это тебе приятно, доставляет тебе удовольствие.
Вспоминая отдельные мгновенья нашего единственного дня, ты казался мне сначала наивным, простым, потом с твоей помощью открывались новые грани известных мне вещей, понятий. Там, где ты вел себя, как большой ребенок, я невольно заражалась твоим поведением... порой не узнавала саму себя и получала совершенно, ранее мне неведомые положительные эмоции. Ты временами окунал меня в давно забытый мир… таких простых, таких ярких детских чувств, которые, я думала, давно во мне умерли... и, к сожалению, была совершенно уверена в том, что они никогда уже не возвратятся, как сами те годы. Со мной еще ни один мужчина не был так искренен в чувствах, хотя словами ты мне ничего не говорил, и это странно... У вас, мужчин, обычно, все наоборот.
     Но то, что ты делал со мной, твои ласки, твоя нежность к каждому сантиметру моего тела... я не знаю... я никогда не думала, что все это может доставить искреннее желание целовать, гладить, восхищаться. Я ни на секунду не сомневалась, что все это неподдельно, все это искренне... меня трудно обмануть, Георгий. Но так может сделать только сильно любящий меня мужчина... но не мог, не успел ты, даже если и вдруг втрескался в меня с первого взгляда, так полюбить сразу… вдруг, совсем незнакомую, пусть и привлекательную женщину. Нет, чтобы не говорил ты мне, это не любовь еще... это что-то особенное... я не знаю как это можно, но оказывается можно...
     Ничего подобного ни со мной, мне кажется, и ни с кем другим еще не было... и я не слышала... и я не знаю ничего похожего... ты сделал, почти ничего не говоря, страшно привлекательной меня в моих собственных глазах. Ты открыл во мне за несколько часов такое, что я не знала о себе всю свою жизнь... с каждым часом до меня доходило все больше и больше, что никогда мне не встретить еще такого, как ты. И все, за что я так держусь, чем дорожу, что считала единственными ценностями в нашей опрокинутой, скользящей в пропасть сегодняшней жизни, это - не истинные ценности… хотя до встречи с тобой была уверена, и не раз это подтвердилось, что они признаваемы сегодня всеми, они будут ценностями во все времена. Но, оказывается, они действовали до тебя... с твоим приходом они ни то, чтобы потускнели, в них появился какой-то дешевой, фальшивый, отталкивающий блеск... и с каждым днем после разлуки с тобой, они обесценивались.
     Поэтому, посуди сам, что ты со мной сделал... ты уничтожаешь то, что я так упорно и скрупулезно до тебя собирала... но ты и не дал взамен себя... подожди, не возражай. Не во мне дело. Ты даже не пообещал дать себя взамен, даже не намекнул... а я... а я, самоуверенная дура, думала в первые часы, когда была с тобой, что это я тебя осчастливливаю, что тебе со мной неслыханно повезло... а мне так с тобой хорошо потому, что я соскучилась по мужской искренности, по мужской ласке... я уже не говорю... нет, не так... я должна тебе сказать, что, как сексуальный партнер, ты настоящий мужчина, что прежде заботишься о другом... опять не так я говорю... нехорошо как-то сказала... что ты прежде заботился обо мне... ведь речь идет сейчас только о нас двоих, правда? Время расставит все на место. Ты только поверь, Георгий, мне уже тридцать восемь лет, дочери уже шестнадцатый год, а я только начинаю тебя узнавать... я испугалась, что такого человека могу потерять навсегда. Если ты был способен, еще не полюбив меня, сделать меня во многом уже другим человеком... не то... сильно поколебать мою устоявшуюся жизнь... точнее вдохнуть в меня какую-то свою свежую жизнь, то, что же ты можешь сделать со мной, если я хоть немного тебе понравлюсь? А я очень постараюсь, правда...»
Анна гладит его по плечу, поднимает заплаканные глаза.   
     «Прости меня, Георгий, я говорю, как настоящая эгоистка, да я такой себя и сделала... нет, нет, не возражай мне, я очень стремилась ею быть, ты же знаешь, в наступившей сволочной жизни, это единственный шанс на выживание, и я откровенно тебе скажу, что я кое в чем здесь преуспела. Я отдаю себе отчет, что это будет мстить мне теперь... уже мстит... опять я о себе... будет мстить нам, и тебе придется ни раз с такой эгоисткой сталкиваться... Я заранее у тебя прошу прощение, я буду бороться с собой, я на твоей стороне, Георгий».
Анна уткнулась мокрым лицом в его грудь.
     «Ну, теперь ты хоть немного узнал обо мне, но все еще впереди... теперь ты понимаешь, почему мне было не интересно в первый день кто ты, что у тебя за жизнь... и я не хотела тебе открывать свою. Только первые три дня у меня хватило сил бороться с собой. А потом, я не могла работать, я не могла есть, я не могла спать. Я вспоминала тепло и неповторимое ощущение твоих пальцев на своем теле, мне временами слышался твой голос, и я вздрагивала, как ясно я его слышала... чем чаще я проигрывала каждую секунду, проведенную с тобой, тем больше я поражалась, как же раньше я себя оболванивала... нет, пожалуй, неточно... весь кодекс поведения он верен, он апробирован многократно, он действует с другими, но не с тобой».
 Она помолчала.
    «Я сделала запоздалый вывод, если я тебя упущу, я лишусь в жизни чего-то настоящего... еще проще... ты, - моя судьба, и я знаю, я верю в тебя, ты не можешь меня обмануть, хоть я о тебе ничего не знаю, ты не сможешь использовать мою искренность во вред мне. Три последних дня открыли мне, что есть какие-то другие ценности в жизни, помогли мне представить, какое блаженство ждет меня в недалеком будущем... с тобой... наше блаженство... как я могу такое говорить... ты мне уже его дал... дал те полдня прожить этой жизнью...»
Анна подняла на него глаза полные слез.
     «Ой, Георгий, я верю и не верю, что не испорчу тебя своими признаниями. Мой опыт предыдущей жизни говорит мне, что испорчу, что я занимаюсь вредным душевным стриптизом, а те часы, проведенные с тобой, говорят мне, что это к тебе не применимо, что ты, - какой-то аномальный случай из той закономерности. Что с тобой, оказывается, все не так.... я потеряю тебя, Георгий, если я буду руководствоваться своим нажитым до тебя опытом, это уже почти случилось... я просыпалась ночью после короткого забытья и молила Бога, чтобы ты приехал... я звала тебя по утрам, неужели ты это не чувствовал? Ну, должен же ты знать психологию женщин, в конце концов».
     «Анна…» 
     «Нет, помолчи… я скромно надеюсь... мне показалось, что ты в общении со мной открыл тоже, что-то новое, необходимое тебе... хотя признаюсь честно... я примеряла тебя как новую неведомую доселе приятную для меня вещь, оценивала насколько она могла быть мне полезна в дальнейшем... это потом, после долгих анализов, я тешила себя надеждой, что дала и тебе что-то ценное, что я тебе тоже нужна... постой, постой, ты даже мне так и не ответил, даже не намекнул, что это так, за все время моего признания...»
Анна со страхом взглянула в его глаза.
     «Это будет мне либо приговор, либо... либо... я даже представить не могу, Георгий, что мы с тобой можем быть вместе... что мы могли бы навсегда быть с тобой вместе... что те полдня в миллионах вариаций могли бы повториться каждый день... нет, это не укладывается даже в мою голову».
    Анна вдруг соскользнула через него с тахты, Георгий даже приподнялся, и, раскрыв в изумлении глаза, смотрел на нее. Анна стояла на коленях, глаза ее наполнились слезами, губы подрагивали, такое одухотворенное живое лицо Георгий видел впервые. Взгляд ее уставился на картину, как на икону, на которой был изображен сельский погост на фоне унылого осеннего пейзажа, и над всем этим - величественно и вечно возвышалась колокольня церквушки, с зеленым куполом и золотым крестом.
     «Господи, Отец наш небесный, услышь мою мольбу, все в твоих силах, дай мне счастье... ой, что я... прости, Господи, меня грешницу. - у Анны брызнули слезы. - Дай нам счастье с Георгием быть вместе, все остальное сделаем мы сами... я прошу так мало... я    молю тебя, Господи, - только быть вместе...».
      Анна молилась неумело, но так горячо и искренне, как не делают некоторые, кто молится постоянно. Она, как и Георгий, не научилась молиться. Неловко осенила она себя Крестным знамением, скрестила пальцы, прижала их к груди. Она не плакала, просто из ее глаз медленно катились на щеки слезинки. А у Георгия в груди вдруг гулко забухал колокол, отзываясь на звон, плывущий с колокольни той церквушки.
      Не зная, что добавить, постояв еще немного, Анна поднялась, упала на тахту, крепко обняла Георгия, и стыдливо спрятала свое лицо у него на груди.
Георгий лежал потрясенный всем услышанным и увиденным и гладил молча ее плечи, ее волосы, боясь еще как-либо прикоснуться к этой только что покаявшейся и так мало просящей у Создателя женщине.
    Успокоившись, Анна с тревогой заглянула ему в глаза. Что же он молчит?
     Все, что так горячо говорила Анна, переполняло Георгия. У него не укладывалось в голове: «Не может быть такой мудрой и проницательной такая обаятельная молодая женщина. Как она тонко все обставила, ведь она говорила не о себе, а о нем, и предлагает спасти не себя, а его, а все переставила только потому, чтобы не поранить его такое чувствительное мужское самолюбие. Но откуда она про него все так подробно знает, ведь он вроде не успел ей ничего о себе сказать? До таких тонкостей? Где пределы ее проникновения в замшелые закоулки его мыслей. Ведь о многом, он сам только смутно догадывался и даже не сформулировал сам себе, а она уже знает это! И как можно существовать с такой опасной... с такой прозорливой... с такой... с такой... с такой женщиной? А если можно, то, как долго?»
     Георгий смотрел сквозь Анну, блуждая в бесконечных лабиринтах ее зрачков. Анна хотела прервать молчание, но вид у Георгия был такой, что остановил ее с открытым ртом, она побоялась нарушить его поиски ответа. Она поняла, что сейчас решается самое важное для них двоих. Что ее слова только начинают прорастать в его сознании, что надо не спугнуть этот таинственный процесс, дать ему развиться, не помять случайным неосторожным прикосновением едва проклюнувшуюся поросль, потерпеть, дать ей подняться, налиться спелыми зернами и осыпаться зрелыми мыслями единственного  правильного решения.
     Анна вся напряглась. Она видела, как трудно дается Георгию осмысление услышанного. Она закрыла глаза и снова горячо обратилась ко Всевышнему: «Господи, помоги ему принять правильное решение», - и замерла в ожидании приговора.
А Георгий... Георгий еще продолжал блуждать в лабиринте ее глаз.

     Неужели это возможно
     «Неужели это возможно, Анна, - неуверенно начал Георгий, - вот, прямо сейчас, немедля, покончить с той гнетущей атмосферой его прежней жизни, где каждый день чреват взрывом кипящей в огромном котле смолы, откуда, пока, вырываются только отдельные шипящие капли. Я чувствовал, что скоро не выдержу и плесну в это булькающее черное варево кружку воды, как пацаном сделал когда-то. И уже не повторится второй раз удача, чтобы никто не попал под его кипящие сгустки. Со звуком лопнувшего гигантского пузыря, взметнув до высоты крыш пятиэтажных домов свое клокочущее месиво, оно обрушится вниз напалмом, - и ни ему, ни его жене и, не дай Бог, его детям не будет на этот раз спасенья. Ведь не однажды ловил себя на мысли в последнее время после очередного скандала с женой, - поскорее бы все взорвалось к чертовой матери, чем каждый день чувствовать выматывающее ожидание неотвратимости скорой беды. Невозможно уже больше переносить слова жены, что с ним нельзя жить. Что он сходит с ума, что он - страшный эгоист, что он - хам, что, ведь, уходят мужики, как-то по-хорошему, к другим женщинам, а этого палкой не выбьешь… бр-р-р-р...» - у Георгия передернуло плечи. 
Анна с приоткрытым ртом и широко распахнутыми глазами пялилась на него. 
    - Зачем ты мне все это говоришь, Георгий? – очнулась Анна. - Постой, постой, а кто жена по знаку зодиака?
    - Ты что, Анна, веришь в эту звездную чушь? Она – скорпион.
    - А уж, ты, случайно, не Овен?
Георгий в испуге уставился на Анну.   
     - О-овен…      
     - Бедный Георгий…
     Тот приходит в себя. «Поздно рано вставать! Ты, Анна, меня не заставишь верить звездочетам. Вот Создателю нашему… все чаще начинаю верить…
Ты удивительная женщина, Анна. - Георгий смотрит на засыпающую Анну. – Вот, ты говоришь, что я необыкновенный человек. Что ты сделаешь все, чтобы меня завоевать, чтобы мне понравиться...  что я тебе уже дал столько... ну, что я мог дать, - нищий душой, телом и дырявыми карманами... да еще за несколько часов?»
Георгий смотрит благодарно на закрывшую глаза Анну, снимает свою ладонь с ее ладони, встает, садится в кресло напротив. Продолжает уже про себя.
   «Она молит Господа, чтобы он был с ней вместе! Она уверена, что в этом ее... их счастье! Так кто же тогда он? Да что он за человек такой? Не может же быть, чтобы он существовал в двух ипостасях одновременно? Сколько же они прожили вместе с женой - двадцать шесть или двадцать семь лет? А эта женщина боготворит его за какие-то несколько часов?»
     «Да-а-а, не в твою пользу говорит эта статистика и не в пользу Анны», - влезло, как слон в посудную лавку, его второе «Я».
  Георгий продолжает рассуждать. «А где же гарантия, Анна, что через месяц, через полгода, ну, через год, я не разочарую тебя? И ты не скажешь мне, - давай расстанемся. Наш союз был ошибкой, мы так мало знали друг друга? Ведь почему-то не может жить с ним его первая женщина, сейчас нет времени обсуждать кто из них виноват. И я могу поломать жизнь еще одной, последней своей женщине?»
     -  Правильно ты на сей раз рассуждаешь! Правильно! – возникло Эго.
     - Ты подумай? Вылезло все-таки! – удивился Георгий его появлению.
     - Не кипятись, Георгий, - охлаждало его пыл Эго. - Бесполезно заниматься самоанализом, это все равно, что заниматься самообманом. Никогда не будут сделаны правильные выводы, потому как сознательно или бессознательно твой мозг никогда не даст тебя родного в обиду. Ты забыл поговорку: «Не верь человеку, что сам о себе скажет, а верь, что люди о нем говорят». Ты прав, в основном, я тебе говорю это в который раз! Ну, и что? 
    - Что, что? - не понял Георгий.
    - Ну, продолжает Анна упрямствовать! Ну, попалась вот тебе такая женщина!
    - Ну? – никак не мог понять Георгий, куда клонит его постоянный оппонент.
    - Что «ну», Георгий? Ты же мудрее ее «вдвое!
    - Не болтай! Я всего лишь старше ее на двенадцать лет!
    - Я о мудрости говорю, а не о возрасте! В какие годы достигает мужчина рассвета в своей жизни? В сорок-пятьдесят лет!
    - Ты что, совсем «того»? – зло возразил Георгий. – Что же, по-твоему, я уже пять лет иду по прогрессирующему маразматическому отрезку своей жизни?
    - Вот, опять правильно говоришь! – обрадовалось второе «Я». - Отметь, я никогда не спорю, когда ты изрекаешь истину!
    - Но я, черт тебя подери, не сказал, что согласен с тобой! – начинал заводиться Георгий. – И ты меня не подлавливай!
    - Сейчас я тебе напомню нечто, - спокойно отреагировало второе «Я», - с чем ты сам согласишься.
    - Это с чем? – насторожился Георгий.
    - Ты где живешь? – спокойно начало второе «Я».
    - Ближе к делу!
    - В России ты живешь, Георгий, не забывай этого, не в Швеции, не в Японии!
    - И что из этого?
    - Не перебивай, иначе коротко не получится. А ты забыл, когда недавно услышал статистику, что средний возраст жизни у мужиков в России опустился за десять лет перестройки и демократии до пятидесяти семи лет? Так что с «ярмарки жизни» ты бредешь, друг мой родной.
   - Не дави меня усреднением…
   - Э-э-э-э, как ты не искренен! А ведь недавно на службе с оппонентами в конструкторском бюро и НИИ ты очень убедительно аргументировал (передразнивая): «Законы больших чисел! Теория вероятности! Три сигма!»
    - Не упрощай! Тебе не терпится, – с вызовом спросил Георгий, - со мной на тот свет?
    - Да нет, не хочется почему-то. Я - о другом. Я опять об искренности твоей.
    - О какой искренности? – начал возмущаться Георгий, - что ты путаешь Божий дар с яичницей! Я, может быть, исключение… и ты вместе со мной…
    - Приятно слышать, знаешь, греет душу. А какие основания тебя могут вывести в исключение? Что ты – дитя войны и послевоенного голода и разрухи? – с вызовом начало расходится второе «Я». - Или то, что ты – безотцовщина? Ты что, с 47го по 56й, десять лет, пока учился в школе, ел бифштексы и фрукты? А может, пил парное молоко, закладывая фундамент здоровья на долгие годы? А шесть лет в институте - на завтрак и ужин, не у тебя ли было полбутылки кефира и полбатона? А последние восемь лет службы, когда занимался «Бураном»?
      - Ну, не я один такой, - возразил Георгий, опуская глаза.   
     - Ты что же, рабочая лошадка, уже забыл посвист кнута над головой, а то и по бокам от всяких генералов, главкомов, министров, председателей немыслимых комиссий? А, может, последние годы на пенсии тебе продлевает жизнь «идиллия» семейной жизни? Ну? Ну, что же ты притих? Ну, выкрутись, ты же мастак сам себя убеждать?
      - Может, - потупя голову, начал Георгий, - во мне гены моих долголетних бабок…
      - Ну, конечно, как «поплыл», так сразу к юбкам потянуло! Отступись от Анны. Не ломай ей жизнь. Если ты уйдешь с ее дороги, у нее будет еще все хорошо.
      - Короче! Надеюсь, ты закончил?
      - А короче уже некуда…

Может быть, впервые за последние годы Георгий призадумался над словами своего постоянного оппонента.
      - Так вот, Георгий, в каждый год из десяти последних лет, ты приобретал мудрости вдвое больше, чем за предыдущие десять лет. За пять последних лет ты еще не все растерял.
Так распорядись своим богатством правильно. Отступись от Анны.
    - Ё-К-Л-М-Н! – взорвался Георгий. - Да почему это он все ломает? Эй, куда ты запропастился? – Георгий прислушался к себе. – Ты смотри, впервые исчез по своей воле…
Георгий взглянул на дремлющую Анну. Прикрыл глаза рукой. Мысли становились тяжелыми.
     - Да почему это, - он все ломает, а не ломают ему? – незаметно для себя начал он вслух. - Он-то рискует больше ее! Ей всего-то, оказывается, - тридцать восемь! А ему? Она - сильная, молодая, энергичная...  красивая... у нее еще все будет и после него... даже, если их союз разрушится. А у него? Да если чего у них с Анной случится, он не сможет видеть ни одну из их племени... он уедет куда-нибудь с глаз долой... на какой-нибудь необитаемый остров... уйдет в ...   
     - Да тихо, ты, тихо! Ишь, разошелся! – вылезло второе «Я». - А ведь, как не крути, получается Анна у тебя, действительно, последняя женщина. А с последним, чего бы это не было... даже если и женщина, ой как трудно расставаться! Уж «Я»-то это знаю. Да не о ней сейчас надо думать, а о себе!
Георгий не замечает, как Анна открыла глаза, приподнялась и вслушивается в его речь.
     «Что ты делаешь Анна! На кого ты ставишь! Остановись немедля! Смотри - Земля прислушивается к тебе. Сейчас она замрет на мгновенье от твоего неправильного решения и притормозит свое вращение, - и посыплются многоэтажные дома, как карточные домики, и выйдут из берегов моря и океаны, и довершат страшный хаос. Остановись, Анна! Ты этого хочешь?»
Глаза Анны широко открыты, губы подрагивают. До Георгия доходит, что Анна все слышала. Он порывисто подходит к ней, помогает ей сесть, встает перед ней на колено.
    - Анна, ты меня прости, я совсем не берегу тебя, расслабься. Я смотрю в твои глаза, а блуждаю где-то в своих мыслях, когда мне следовало бы сразу обнять, - и Георгий обнял Анну, - расцеловать тебя, - и он нежно поцеловал в уголки ее губ, - и сказать тебе «СПАСИБО», что ты веришь в меня. Сказать тебе «ДА»! Тысячу раз, «ДА»! Я согласен всегда быть с тобой.
Берет непослушную прядь волос у виска, накручивает на палец, целует. Целует с другой стороны непослушную прядь. Смотрит в глаза.
     - Ты не подумай обо мне чего-нибудь, когда я молчал так долго, не обращай внимания, ничего с этим не могу поделать, это жизнь проклятая моя старая не дает сразу порвать с ней. Ты Анна, даже не представляешь, из какой беспросветной бездны ты пытаешься меня вытащить...
      - Но Георгий…
      - Ты могла бы быть моей спасительницей, но боюсь, твои радужные мечты лопнут, как переливающийся красивый мыльный пузырь, вылетевший из твоего тихого окошка на уличный порывистый ветер.
   Зрачки у Анны расширились, она ничего не понимала, ее рука судорожно сжала его руку. Георгий не мог больше смотреть на ее страдания. Он встал, с трудом поднял ее на ноги, оцепеневшую от ожидания приговора, заглянул долгим взглядом в застывшие от ужаса зрачки, нежно расцеловал глаза.
     - Я-а не понимаю, Георгий, - Анна с трудом разлепила сжатые и сразу высохшие губы, голос ее был неузнаваем, она прерывисто дышала. - Втолкуй мне, ради Бога, я прошу тебя быть со мной... всегда... сколько захочешь... а ты... почему ты не даешь прямого ответа... так почему ты не можешь быть со мной? - в ее голос стали закрадываться слезинки.
     - Анна, мне некуда тебя позвать... у меня нет жилья.
     - У-ф-ф... Георгий, - ноги у нее подкашиваются, она садится. - Георгий, я так бестолково тебе говорила, разве я не сказала, что тебя прошу быть со мной, значит здесь, у меня?
      - А ты разве совсем свободный человек, Анна?
      - Георгий, ты меня прости, дуру, если я неясно сказала, а может, и не сказала вовсе, ну ты видел в каком я была состоянии. Георгий, я совсем свободна, я прошу тебя, хоть сегодня, совсем... я тебя пугаю, да? Мои решения кажутся тебе импульсивными... я прошу тебя...  ну, хоть сегодня, от меня никуда не уезжать... дай мне прийти в себя, мы во всем не спеша с тобой разберемся... я понимаю, что озадачиваю тебя своим поведением, ты, наверное, не можешь так сразу...
Анна обняла его за шею, и линзы ее слезинок только усиливали исходившее от ее глаз грустное сияние.
      - Хорошо, Анна, я сегодня никуда от тебя не уеду, успокойся, я буду с тобой. 
Анна смотрела в его глаза, гладила его лоб, его щеки, его волосы, несколько раз глубоко вздохнула, как ребенок.
      - Я такая сейчас страшная, да? - Георгий открыл было рот, но Анна приставила ко рту свои пальчики. - Не говори, я знаю, страшная.
Сажает его в кресло, садится к нему на колени, кладет голову ему на плечо.
     Рассказ о себе Анны и Георгия
     - А ты мне не веришь, что я совсем свободна, - сказала она за его плечом, - что у меня нет мужчины…
     - У такой красивой женщины не могут не быть мужчины, если они водятся вообще.
     - Вот, вот, ты мне не веришь. А в последний раз мужчина был здесь... десять месяцев тому назад. Да, я была близка с ним раньше... но за этот год у нас с ним отношения стали не то, чтобы плохие, а никакие. Он ни разу после того здесь не был. А я еще раньше для себя решила, что все, отношениям нашим - конец, да и он, по-моему, тоже...
        - А ты давно без мужа?
        - Давно, Георгий, очень давно... когда Натке было восемь. А сейчас ей почти шестнадцать. Муж погиб в заграничной командировке...
   Анна долго молчала.
        - А где сейчас дочь, Анна?
        - О, у нее уже давно своя интересная жизнь. Если ей верить, она еще пока скучает по мне, но у нее есть мальчики, уже была неудачная любовь... А живет она в Англии, учится там в колледже и будет поступать там в университет. Это уже решено. Ты знаешь, ты меня прости, Георгий, может быть, действительно, я вспыхнула внезапно и в результате этой энергии наделала каких-то глупостей... но я уже рассказала Натке о своем решении просить тебя переехать ко мне.
Анна сняла подбородок с его плеча и пристальным взглядом посмотрела в его глаза и, прочитав в его глазах изумление, грустно добавила.
       - Ну вот, не подарок я... не подарок... - она снова вздохнула и хотела вновь спрятать лицо, но он задержал ее за плечи.
       - Как это?
       - Что как?
       - Когда... как ты ей сказала?
   Анна внимательно посмотрела в его глаза.
       - По телефону... на четвертый день нашей разлуки... Ты знаешь, - глаза ее озарились, - Натка одобрила мое решение.

Комната. Ночь. Анна лежит на тахте, укрытая пледом. Георгий сидит рядом.
     - Ты лучше мне объясни, Анна, как можно хвалить своей дочери человека, которого знаешь несколько часов? И как можно просить этого человека остаться у тебя навсегда,  после того, что ты от меня услышала?          
      - Вот так, Георгий, я - такая. Тебе еще не раз придется удивляться. Я очень постараюсь, чтобы эти удивления были приятные. Хотя не гарантирую.
     - Представляю, Анна, в каком розовом свете ты меня описала.
У Анны мелькнула тень улыбки.
       - Нет, Георгий, думаю, я не заблуждаюсь ни в тебе, ни относительно себя... нынешнее озарение кажущееся, оно выстрадано всей предыдущей жизнью.
       - Но это я, мужчина, должен тебе предоставить крышу над головой, но видишь...
       - Предрассудки какие-то, Георгий... ты... я... должен...
       - Да еще, Анна, ты же ничего не знаешь...
       - И знать ничего не хочу. Я не хочу слышать твои смешные рассуждения, что ты мужчина... чего-то ты мне должен...
       - Но я же безработный, Анна...
       - А сколько их сейчас! У тебя голова есть, и, мне сдается, очень неплохая голова, ты ведь головой работал, правда?
       - Головой.
       - В какой-нибудь оборонке?
       - Откуда тебе известно? - отодвинулся от нее Георгий.
       - Ой, Георгий, ты газеты читаешь?
       - Нет.
       - И правильно делаешь. Ну, телевизор тогда смотришь.
       - Не смотрю, - насупился Георгий.
       - И правильно... постой, что же ты тогда делаешь?
       - С апреля по ноябрь сижу на даче...
       - Хандру выращиваешь?
       - Чего?
       - Овощ такой... для интеллигентов. Хандришь, обозначаешь обиженного жизнью интеллигента.
       - Откуда ты все можешь знать? - что-то неприятное шевельнулось внутри у Георгия.
Помолчали.
        - Ой, Георгий. Давай немного постоим на балконе, глотнем кислорода.
Георгий помогает Анне подняться, накрывает пледом ее плечи, ведет на балкон.
Хорошо освещенный двор. Народ гуляет парами, с детьми, с собаками. Приезжают во двор машины.
Георгий прижимает Анну спиной к своей груди.
     - Постой, Георгий, а на что же ты живешь, тебя что, жена кормит? - не поверила Анна.
     - Живу на свои, - гордо ответил Георгий, - я пенсионер!
     - Ты-ы-ы? - разинула рот Анна. – Это, как же ты ухитрился? Да сколько ж тебе лет?
     - Уже пятьдесят!
     - Сколько? Сколько? Ой, мамочка! Нет, вы только подумайте! - улыбается впервые Анна.
      - Ты что Анна...
       - Нет, вы только подумайте, - он пенсионер. Конечно, в мои планы не входило пускать к себе пенсионеров. Но что теперь делать, слово не воробей, не могу же я отступать от своего слова, что ты тогда про меня скажешь?
   Георгий напряженно смотрел на Анну, не понимая, шутит ли она или говорит серьезно.
       - Нет, Георгий, ноги мерзнут. Уходим.               
Георгий закрывает балкон, садится на тахту. Анна садится к нему на колени.
Берет руками его голову, притягивает к себе и прижимается к его губам своими шершавыми губами.
       - Мой пенсионер, а дети у тебя есть?
       - Дочь и сын. У дочери давно своя семья. А сын живет с нами и тоже работает.
       - Вот видишь, я так и знала, а ты разыгрываешь из себя несчастливого человека. Ты уже поставил детей на ноги. А что они заканчивали?
     - И дочь, и сын, - иняз Мориса Тореза.
     - Два языка знают, - это здорово! Иностранные компании только начинают приходить к нам, так что твои дети – нарасхват! Если к языкам и голову приложить! Они уже сами зарабатывают. Погоди немного, скоро и сын вылетит из гнезда.
     - Ой, все-то ты знаешь Анна!
     - А вот увидишь. Редкие дети желают жить с родителями. Так как же ты ухитрился заработать пенсию, ты что - Чернобылец?
      - Всевышний хоть от этого меня оградил. Нет, Анна, я просто полковник.
      - Ты-ы-ы? Ты полковник?
   Изумлению Анны не было предела. Георгий не знал, чему она удивляется.
       - Держите меня, - и Анна начала падать с колен Георгия, а он поздно сообразил, что в таких случаях положено не давать упасть женщине. Он испуганно заглядывал в закатившиеся ее глаза, и в который раз не понимал - в шутку это все или всерьез.
      - О, полковник, - жеманно простонала Анна, - вы чуть не уронили даму, однако, у вас обхождение со слабым полом не на уровне. Вас где так плохо обучали обращаться с дамами? Вы какой пажеский корпус закончили?
      - Академию.
      - Какую? Сейчас каждое ПТУ - академия.
      - Ракетную. Там учили обращаться с ракетами и спутниками.
       - О-о-о, полковник, это серьезное заведение. Но все равно жаль, что вас не учили обращению со спутницами. Наверное, еще мальчишкой мечтали о погонах, - уже генеральским тоном продолжала Анна, - поступили в какое-нибудь среднее училище, потом лейтенантом вас послали в полк, в какую-нибудь губернию на окраине Союза. Там женились на местной красавице, потом семья, дети, бесконечные переезды, назначения. Потом жена настояла, что надо двигаться поближе к столице, и вы засели снова за учебники, прорвались в академию и вот...
     - Не пересказывай Куприна, Анна, - холодно сказал Георгий, - тем более, что ты это делаешь неточно. Сначала я закончил МАИ. Там учили, как проектировать ракеты. И проработал двадцать семь лет в Москве и ближайшем Подмосковье в космических КБ.
     - МАИ, это что, в авиационном институте что ли?
     - В авиационном.
     - И вы его тоже закончили?
     - Тоже.
Георгий встает, с потухшим взглядом подходит к окну. Секунд пять смотрит в окно. Продолжает, холодно, не оборачиваясь.
     - И еще я закончил кое-какие университеты, только не знаю, достаточно ли их, чтобы остаться у тебя на ночь?
 Неприятное чувство внутри Георгия стало приобретать знакомые очертания. Он посмотрел на незнакомую ему кокетку, которая так снисходительно, игриво и надменно прошлась по линии его жизни.
Видит растерянное лицо Анны. Она с трудом встает, подходит к нему и тычется носом в его плечо. Поднимает на него виноватые наполненные слезами глаза.
     - Я засранка, Георгий, - говорит сквозь слезы, - остаться можно и даже нужно. Пойдем, выпьем по чашечке кофе. Знобит что-то.
Георгий заботливо ведет Анну в столовую, усаживает в кресло, на колени кладет плед, подтыкает с боков. Улыбается Анне. Начинает варить кофе. Анна отвечает благодарной улыбкой.   
     - А я вот, пахала на самой рядовой должности экономиста четыре года за полторы тысячи. Потом - двухгодичные курсы референта в Лондоне.
Скажи, чем ты последний год занимался на службе?
      - Последние восемь лет, Анна, одним и тем же, - «Бураном», может, слышала про такой? 
      -  Постой, это, как у американцев, «космический челнок»? Все! Все встало окончательно на свои места. Ты - военспец, значит. Постой, а почему же после такого первого удачного запуска не было полетов к космической станции, как у американцев?
      - Все накрылось обломками от развала Союза.         
     - Такой проект остановить на самом интересном месте?
     - Ты чего, Анна? Ты что не видишь пустых полок? Людям нечего есть!   
     - Выходит и ты попал под эти обломки?
     -  Выходит. А ты, оказывается, - нет!
     - А ты, Георгий, после службы совсем нигде не работал?
     - Немного поработал, на Московской нефтяной бирже постоял около года.
     - Интересно, интересно! Так вот, Георгий, у нас в компании создан инвестиционный отдел для анализа технических проектов и оценки эффективности инвестиций в добычу и переработку нефти. А техническая экспертиза - неужели это сложнее вашего «Бурана»?
     - Не думаю, Анна. Приходилось разбираться в заключениях всех ведущих институтов с их академиками, и с некоторыми замечаниями они соглашались. А методика проведения технической экспертизы космического комплекса, думаю, сгодится для чего угодно. В академии чему-то научили, например, решению задач на оптимизацию… и разным всяким научным подходам.

     У Анны «горит» сдача «Заключения»
     - А у меня, вот, горит синим пламенем сдача заключения на технико-экономическое обоснование покупки нашей компанией 30 нефтяных скважин в Сибири.
     - Вот как?  - изумился Георгий. 
     - С первого дня разлуки все валилось из рук, и я взяла работу на дом. А вчера и позавчера к компьютеру даже не подходила. Он открыт на моем заключении. Обсуждать его будут на президентском совете уже через два дня. И мне обязательно надо его  успешно защитить, чтобы продвинуться хоть на шажок к своей заветной мечте.               
     - Скважины в Сибири? Это интересно! Подключай меня!             
     - Думаю пока рано. А дальше, - посмотрим, как тебя использовать.
     - Так вы всю свою жизнь служили Отечеству?
Георгий чуть не сказал: «Служил - с».
    - Служил двадцать семь лет в разных КБ, и все в Москве и Подмосковье.
    - Так вы, полковник, тогда имеете дворянское звание, поместье, большую пенсию!
    - Имею, больше восемьсот тысяч в месяц, почти миллионер.
    - Постойте, миллионер, это что же - около ста шестидесяти долларов и все?
    - И все. Как у многих.
    - Нет, полковник, - как же быстро вползли злые нотки в голос Анны, еле успел подметить Георгий, - ну, вам простительно, вы не читаете газет и не смотрите телевизор, а то бы вы узнали, что многие из вашего брата привезли не один мерседес и возвели себе не один коттедж.
      - Ну и пусть.
      - Как это, ну и пусть! - совсем уже зло сказала Анна. - Я вам не поверю. - Анна даже встала. - Да не поверю я тебе, что кто-то, такой же, как ты, имел все, а тебе, видите ли, все равно!
      - Я не такой же. И не хочу быть таким. Я - обыкновенный.
      - Ну да, конечно, ты чистюля! - в голосе Анны послышалось раздражение, и Георгий не понимал, что он мог сказать такого, чтобы оно появилось. - Да тебе просто не повезло, у тебя не было возможности хапать, как у других! Да будь ты на их месте...
    - Я не хочу быть на их месте, Анна, каждый идет своим путем.
    - Ну не поверю я, чтобы каждый не стремился к этому, хотя бы в своих мечтах.
    - Ну, дело твое, - холодно сказал Георгий.

Георгий сидит в кресле в углу кабинета. Анна сидит на коленях у Георгия. Кладет руки на несуществующие погоны. Обнимает, прижимается к нему.
Целует небритые щеки, прижимает губы к его губам.
    - Ты чувствуешь, бес опять вселяется в меня, это я оживаю, и все благодаря тебе.
    - Ничего не понял, Анна! Причем я, бес и твое оживление. Как же быстро меняется твое настроение: от убитой горем женщины - к инспектирующему генералу - к раздражительному желчному человеку и еще, в каком качестве предстоит тебя увидеть? Не пожалеет ли полковник?
       - Знаешь, Георгий, ни на грамм ты не тянешь на полковника, и на маленькую звездочку не светишь. - Анна сказала это тихо и ласково.
     - Странно, от женщин я уже слышу это не в первый раз.
     - Ну, вот, видишь, я зрю в корень... Хотя это что еще такое? Это какие еще женщины тебе так говорили? Знаешь, чтобы я про каких-то женщин больше не слышала!
   Георгий смотрел на нее уже с удовольствием. Теперь ему нравилось такая Анна.
     - Ты что же уже ревнуешь, еще не любя? Ты считаешь, что ты имеешь на это право?
     - Да! Я имею на это право, после твоего согласия быть со мною.
     - Но это на сегодня.
     - Но ты же сказал, что хочешь быть со мной всегда? Сказал? Ну что молчишь?
     - Сказал.
     - Бедный мой Георгий, - Анна жалостливым взглядом смотрела на него, как на пропащего человека, - вырвалось у тебя это в порыве жалости к заплаканной женщине.
 Она приставила два пальчика к его губам, и Георгий понял, что ему не дадут оправдаться. Анна гладила его по голове, гладила его грудь и внимательно смотрела в его глаза, пытаясь там прочесть что-то, но, видимо, не дождалась.
     - Давай, Георгий, чтобы не возвращаться к этому вопросу, решим так, - голос ее изменился, она говорила с трудом, - ты волен здесь жить, сколько захочешь. Когда хочешь, - уезжай домой... или куда тебе надо. Я всегда буду ждать тебя. Я всегда буду хотеть тебя. Я всегда буду любить тебя. Я всегда буду ревновать тебя... я ведь жуткая собственница.
     - Рад это слышать, Анна. Я ведь тоже страшный собственник. Ну что же, если строго в такой последовательности, то я согласен.
   И они оба улыбнулись и потянулись друг к другу, чтобы нежным поцелуем скрепить их договор.

     С сегодняшнего дня начинается новая жизнь
     - Так что же получается, - Анна с трудом оторвалась от Георгия, - с сегодняшнего дня у нас начинается новая жизнь?
    - Как будто.
    - Так она уже началась?
    - Началась, Анна.
    - И ты не уйдешь от меня даже на ночь?
    - Не уйду.
    - А как же ты все это объяснишь дома?
    - Это мои проблемы, Анна. А поскольку ты мне не давала и слова вставить, то говорю сейчас: я не хотел бы от тебя уходить ни завтра, ни послезавтра, ни потом. А когда я тебе надоем, ты мне просто об этом скажи, Анна, и я исчезну из твоей жизни.
   Голос у Георгия осел, он не мог больше смотреть в ее глаза, наливающиеся слезами, и порывисто прижал ее к себе. Анна счастливо плакала на его плече. У Георгия на скулах играли желваки, и он боялся вдохнуть, чтобы чего не вышло...
     - Значит, вместе? - после длительного молчания еле вымолвила Анна.
     - Значит, - вместе, Анна.
     - Тогда завтра отпущу тебя на два дня на сборы самого необходимого из старого гнезда. Оставь все, у тебя - сын. А здесь мы, что надо, купим. Надеюсь, все уместится в дорожном чемодане. А главное, с женой простись мирно. 
     - Хорошо, Анна.
Анна уже успела привести себя в относительный порядок с помощью нехитрого макияжа, попросила прощения за свой халат, сказала, что еще не в силах предстать перед ним по высшему разряду, и что она обязательно это скоро сделает.
Она уже суетилась в столовой, вынимая из холодильника какие-то свертки, банки, пакетики, коробочки. Говорила, что не выходила из дома никуда последние три дня и что не знает, есть ли что в холодильнике. А если и осталось, то потому только, что к еде она последние дни почти не прикасалась.
Но в ее порхании, в ее щебете, в жесте, во взгляде, Георгий подмечал отпечатки смертельной усталости и разбитости, виной которых был он. И он казнил себя за причиненные этой женщине страдания. Наконец, Георгию удалось ее отловить, и он попросил:
     - Анна, ты остановишься, наконец, нельзя ли все сделать попроще?
     - Но мы же должны что-то поесть! - оправдывалась она.
 Звонок телефона. Анна идет в кабинет.
     - Алло! Оля?
     - Вы, что девчонки, с ума посходили?
 Оля: «У нас-то с головой все в порядке! А вот у тебя, похоже, - сбой! Это   
правда, что ты впустила к себе нищего старика?»
Анна улыбается.
    - И ты знаешь! Ой, мамочка! Ну, все! Олька, заткнись! Все! Все! На днях! Пока, дорогая!
Возвращается в столовую.
Они пили прекрасное французское «Эшезо», ели, как всегда, что-то вкусное и все было неправдоподобно хорошо.

     Хобби Георгия      
Когда они, обнявшись, сидели на тахте, Анна что-то не решалась никак у него спросить. И вот она не выдержала.
    - И когда ты переедешь ко мне совсем?
    - На днях, Анна. Заеду и возьму личные вещи.
    - И ты оставишь жене все?
    - Ей и сыну. А ты хотела, Анна, чтобы я что-то перевез к тебе?
    - Что ты, что ты, Георгий, - сказала она испуганно, - я восхищаюсь тобой, ты уходишь, как настоящий мужчина... а нам и ничего не надо... слушай, а ты не можешь вот так, как приехал... совсем не заезжать к ней... я боюсь...
     - Нечего боятся, Анна, мне надо забрать мои документы?
     - Да, конечно...
     - Мои слайды.
     - Что твои?
     - Слайды, фотографии.
     - Постой, что их у тебя куча что ли? А что без них нельзя?
     - Нет, Анна, это часть моей жизни, около двух тысяч слайдов и около пятисот  фотографий.
      - Значит, срочно надо покупать автоматический диапроектор, будем с тобой за чашечкой кофе смотреть твои слайды!
   Георгий недоверчиво посмотрел на Анну.
       - Ты шутишь, да? – он тревожно заглядывал в глаза Анне, пытаясь там найти подвох.
       - Ну, какие же тут могут быть шутки? А в холле ты устроишь выставку своих фотографий. Ой, как интересно! И каждую неделю ты будешь развешивать новые и знакомить меня со своей жизнью!
Георгий пристально смотрел Анне в лицо, пытаясь увидеть хотя бы тень ехидной усмешки, но, кроме искренности, ничего не увидел. Глаза его повлажнели.
        - У меня еще полста ауди кассет, шахматы, десятка три моих любимых книг, гитара...
        - Ты еще играешь на гитаре?
        - Нет, нет, бренчу под настроение.
         - С ума сойти! У меня будет мужчина с гитарой. Неужели я когда-нибудь услышу как ты еще и поешь?
         - Это только в счастливые минуты.
         - Тогда, я думаю, услышу скоро... Георгий, давай я тебе покажу мою скромную библиотеку, может книги вести не надо?
          - Ты что, Анна, против?
          - Что ты... я подумала - оставь их жене...
          - Оставил бы... если бы они были нужны сыну, к сожалению, ему это не надо, у него свои жизненные ценности, а ей - тем более. Это мои книги, Анна, они мне родные... это известные тебе классики... Это Русский музей, Эрмитаж... Третьяковка, Пушкинский... Это Лувр, Анна, Дрезден, это соборы Италии... это Национальные галереи США, Великобритании, Испании... Ты не бойся, Анна, они не займут уж очень много места...
        - Да я не боюсь, - с нескрываемым испугом отвечала она.                И Георгий увидел, как вспыхнули в ее глазах и погасли такие знакомые по первому дню искорки хищника, свято охранявшего свою территорию. 
       - Ты, что без них не сможешь? Даже если будешь постоянно со мной?
       - Не смогу, Анна, да и ты без них не можешь, я не сомневаюсь, тем более не смогу, когда ты будешь рядом.               
        - Ты чего? – не понимала Анна.
Он молчал. И только после длительного молчания, глядя куда-то в угол, глухо произнес.
        - Когда я домой приносил после съемок очередные слайды или фотографии, мне жена обычно сердито выговаривала: «Ну вот, опять деньги потратил на свои удовольствия! Дурная голова ногам покоя не дает!»
        - Забудь про то, что тебе говорила жена. Восемь из десяти мужиков имеют одно увлечение – бутылку. Половина из них, как выпьет, – им море по колено, и они становятся опасны. Другая половина проводят свободное время, уставившись в «ящик», или лежа на тахте. А таких, как ты, думаю, меньше, чем один на сотню. Так, за что ж тебя ругать? Таких, как ты, поощрять надо! Ой, расскажи, Георгий, что ты снимаешь? Ты, наверное, ездишь куда-нибудь?
   Он внимательно еще раз посмотрел на Анну.
        - Ну, пожалуйста, Георгий, - запела она, положив свою ладошку ему на руку и заглядывая в глаза.
        - Боюсь, это тебе будет не интересно, - осторожно сопротивлялся он.
        - Ну, вот, что ты снимал последний раз, ты можешь сказать? – приставала Анна.
   Георгий снова посмотрел ей в глаза.
        - Давай, я слушаю! А то и я не буду ничего тебе про себя рассказывать! – капризно надула она губки.
   Георгий закрыл глаза и тысячекратно спрессованным мгновением перед ним пролетела его последняя фото-поездка.
И Георгий рассказал Анне, как он мечтал найти и сфотографировать люпиновое поле. Как, наконец, он вырвался из московской круговерти, сел на электричку и вышел почти один на какой-то станции в двух часах езды от столицы. Как он шел по лесной тропке и нашел, как и предполагал, свое поле. Какие ему удалось сделать снимки! Какую мелодию поля он слышал, пока снимал его. Сколько жизненных сил это ему добавило. Сколько положительных эмоций его поле даст всем, кто его увидит на его фотовыставке.
Георгий большую часть своего рассказа не открывал глаза, лишь временами поглядывая на Анну. Она сидела тихо и тоже порой закрывала глаза, видимо, пытаясь представить то, о чем говорил Георгий. Когда через десять минут он закончил, Анна сидела грустная, подперев рукой голову. Через полминуты она вышла из транса, села к нему на колени, заглянула ему в глаза, нежно обняла его и прижалась к нему, положив голову ему на плечо. Так они просидели некоторое время молча. Потом Анна встала, подошла к пианино, осмотрела стену над ним, потом посмотрела на свои картины на противоположной стороне и неуверенно спросила.
      - А сюда, Георгий, можно повесить «твое поле?»
  Он подошел к Анне, заглянул в ее грустные глаза, обнял ее и поцеловал в уголочек губ.
      - Спасибо тебе, моя хорошая, но ты даже его не видела?
      - Ошибаешься, - сказала она тихо, - мы только что с тобой там побывали. Теперь оно и мое поле. Теперь оно и мне будет давать силы. А как же иначе? Сколько сил физических и душевных ты потратил, чтобы остановить прекрасное мгновенье! Обязательно повесим твое поле, а как же иначе?
       «Как бывает иначе, Анна, - про себя проговорил Георгий, - я не раз прочувствовал на своей шкуре!» - заныло внутри тягостное воспоминание.
И они, молча, постояли некоторое время.      
       «А сейчас, Анна, давай я тебя уложу спать. Ты же на ходу засыпаешь!
Ты не возражаешь, я полистаю твое заключение и заодно покараулю тебя? Сам постелю себе в большой комнате.
 




















































Глава 3. Я ЛОМАЛА, Я СТРОИЛА СЕБЯ ЗАНОВО

Анна уговорила Георгия пойти отобедать в кафе парка Горького, совсем рядом от дома, сославшись на то, что у нее ничего нет к обеду.
В кафе малолюдно. В углу за столиком сидят, разговаривают и обедают Анна и Георгий.

     Анна о Георгий узнают еще о прошлой жизни друг друга
     - Я теперь знаю, где ты изображена у Гогена.
     - У кого я изображена?
     - У Поля Гогена. Я тебе покажу тебя.
     - Могу представить... если ты меня у Дали показал в той каракатице...
     - Не в каракатице, я сказал, что ты мудрая, как тот Кадуцей.
     - Интересно, как же я буду выглядеть у Гогена? - и Анна блеснула на него глазами. - Георгий... послушай... а не махнуть ли нам в его родные места... это будет нечто нашего свадебного путешествия?
     - Как это?
     - Ну, где он писал свои шедевры? Где-то в Юго-Восточной Азии?
     - В Полинезии, на Таити... но поездка туда стоит бешеных денег, Анна.
     - Никаких не бешеных, а реальных, и это нам возможно.
     - Кому это нам?
     - Тебе, мой дорогой, и мне.
     - Ты что богачка, Анна?
     - Что ты, что ты, просто есть кое-что... А ты, надеюсь, не жмот, чтобы сидеть на деньгах.
     - Анна, я тебе уже говорил, что я сижу на своем голом заду.
     - Ну, тогда чего жалеть чужие деньги? Прости, Георгий, наши деньги.
     - Анна, я не знаю твоих возможностей...
      - Наших, Георгий, наших, и ты их скоро узнаешь. Давай, дорогой мой, планируй... к черту Европу, ты прав, к Гогену, ты покажешь мне, где он рисовал меня!
      -  Это было бы слишком сказочно, Анна, и потому не правдоподобно.
       - Все, Георгий, решено, твоя идея, ты молодец, а воплощение будет общее... и нечего откладывать в долгий ящик.
       - Ты меня уговариваешь, Анна, поехать в сказочную страну, мир моих грез... очень коварный мир.
       - Это чем же?
       - А тем, что, когда ты уже в нем, и начинаешь его почти реально ощущать и прикасаться к нему, оказывается, что это только мираж... мираж твоей мечты... твой несбыточный сон... и приходится пробуждаться в ужасной реальности... и начинаются твои мучения.
       - Да, Георгий, я уже это прошла, но, к счастью, мне удалось приблизить мир моих грез, войти в него наяву, точнее только ступить за порог этой двери, а не войти в эту сказочную страну... Это стало совсем недавно... мне это очень непросто далось, очень непросто... и чтобы это сделать мне долго пришлось сражаться с собой... я ломала себя, я строила себя заново... некоторые не самые плохие черты я в себе уничтожила... они мешали мне.
       - О чем ты говоришь, Анна?
       - Я говорю о том, что в этом страшном, дерьмовом сегодняшнем мире я забралась на такую ступеньку, с которой мне кое-что возможно, в том числе и такое путешествие.
       - Ты говоришь о деньгах?
       - Я говорю о положении в микрообществе, в котором я живу, о связях, о деньгах, конечно.
    Георгий с недоверием смотрел на Анну.
       - И тебе приходилось предлагать себя, чтобы забраться на очередную ступеньку?               
      -  А ты еще сомневаешься? – поспешил вставить свое слово второе «Я».
Анна пристально посмотрела на Георгия и ответила с вызовом.
       - Приходилось, Георгий.
       - Так ты, оказывается ... жрица любви... и, наверное, высокооплачиваемая?
       - Ага, жрица... женщина легкого поведения... что там еще, путана, ночная бабочка... б.., проще. Щас ка-а-а-к дам тебе, мой дорогой, и придется искать тебе свои клочки по закоулочкам.
   Георгий не сомневался, что такая Анна двинет, он мог уже в этом ранее убедиться, и отшатнулся на всякий случай.
     - Ладно, не бойся, в первый день тебя бить как-то неудобно, на третий – еще, куда не шло. А потом мы договорились, я тебе расскажу все без утайки о себе. Кстати, ты помнишь, как ты просил меня об этом еще в первый день? А ты - обо всем без утайки, о себе... я даже рада, что ты такой вопрос мне задал.
Все проще, Георгий... Тот, кто меня пристроил в престижную компанию пять лет назад сначала на полторы тысячи баксов...
     - Прости, Анна, в месяц?               
     - Ну, не в год же!
     - Да это приличная сумма!
     - Конечно, если учесть мои семьсот, на которые я устроилась до него сама. Он сходил по мне с ума. Он умолял сначала стать его любовницей, я ему отказала. Тогда, чтобы показать серьезность своих намерений, он уговорил все-таки без всяких обязательств с моей стороны, переехать в эту квартиру, которую купил и оформил на мое имя. Правда, я настояла, чтобы он продал мою однокомнатную большую квартиру, где мы жили с Наткой, а жили мы в неплохом районе, недалеко от метро «1905 года», Центр все-таки, ну не самый... Так, что я эту квартиру оплатила процентов на шестьдесят своими кровными...
     - Анна, ты сказала, что сначала получала полторы тысячи, разве это мало?
     - Чтобы попасть на порог той страны, о которой мы только что с тобой говорили, это, конечно, мало.
     - Сейчас, мой дорогой, я уже тебе говорила, что у меня должность советника президента компании по финансово - юридическим вопросам с окладом в пять тысяч долларов.
      - Да как это возможно совместить такие специфические обязанности?
      - Ты прав, Георгий, это почти невозможно. Но не для меня. Долго рассказывать, сколько мне пришлось осваивать и сколько бессонных ночей мне это стоило.
    - В компании? Там же два самостоятельных специалиста на этих должностях.
    - Они у нас есть.
    - А, понятно, - это твой протеже!
    - Не угадал, Георгий, с ним у меня как раз натянутые отношения. А протеже мой только ахал от изумления, когда я шла по должностям за пять лет. Два первых года он меня, где мог, подталкивал, конечно, но не все от него зависело, хотя сам он занимает солидный пост. А начинала с рядовой должности экономиста.
    - Да профессия у тебя самая сейчас престижная. Хорошо помню, как в годы моей учебы, на экономический факультет ссылали всех двоечников со всех пяти факультетов института.    
    - Ну, это когда было?
    - Ты права, это было в далекие шестидесятые.
    - А мы-то говорим о девяностых, Георгий. И еще у меня свободный English.
    - Я уж это понял, - загадочно произнес Георгий.
Подходит девушка с подносом, улыбаясь ставит тарелки на поднос, стирает стол, смотрит на Анну: "Кофе, чай?"
    - Мне чай с лимоном и морковный тортик, - смотрит на Георгия.
    - Повторите это еще раз! - смотрит на девушку.    
    - Как это ты мог понять, что я владею English? - недоверчиво посмотрела на него Анна.
    - И когда же ты все это успела? - продолжает недоумевать Георгий.
    - О-о, это запрограммировано было моими родителями... далеко смотрели, слава Богу, вдолбили с большим трудом в мою еретическую башку, что это мне на черный хлеб должно пригодиться. Время рассудило, что на белый... и не только. Конечно, курсы пришлось заканчивать, с преподавателями заниматься, последних денег они не жалели... много пришлось заниматься самостоятельно...
     - Ты учти, у меня еще почти свободное владение компьютером.
   Георгий не скрывал своего изумления.
     - А правовую часть деятельности компании мне пришлось здорово корректировать, когда однажды мы крепко с ели в лужу с одним договором и нашему юристу влепили «строгача» и лишили квартальной премии, хотя он мало в чем был виноват. Мы попали в очень узкий финансово - юридический казус. Вот тут я не вылезала с работы три месяца, дополняя базу данных международных законодательных актов по финансовой и юридической деятельности. А главное компании удалось с моей помощью уйти от почти миллионного штрафа. Это стоило мне седых волос, фольксвагена и прибавки первой тысячи к моей зарплате.

Девушка приносит заказ.
Разговор продолжается за чаем.
   
    - Послушай Анна, да ты какой-то гений.
    - Гений не гений, но мне просто необходимо было кое-что доказать своему руководству.
    - И ты сейчас стоишь шестьдесят тысяч в год? Это же нижний уровень среднего класса по американским стандартам. А по российским, пожалуй, верхний.
    - Ну, ты еще не все учел, накинь, в среднем, пятьсот долларов в месяц, плюс страховка медицинская в престижной поликлинике, плюс сервисное обслуживание моего автомобиля за счет компании, плюс два раза в год отдых по классу топ менеджера на два лица  в любой точке земли на две недели, о чем я тебя в общих чертах уже известила, плюс бесплатный обед в ресторане, плюс бесплатный элитный спортзал с бассейном, тренажерами, массажистами, а если мне удастся осуществить один проект, то все, кто напрямую замыкаются на президента получат служебные коттеджи. Будет еще кое-что в скором времени, - но не обо всем сразу.
    - Анна, это уже тянет тысяч на восемьдесят в год, так тебя надо переводить на верхний уровень среднего класса по американским стандартам!
   - Твоими бы устами, дорогой, но средний верхний в Штатах сейчас тянет на все сто.
   - Неужели, Анна, сто тысяч? Так это надо получать по десять тысяч долларов в месяц!
   - Вот видишь, сколько я не дотягиваю. А ты говоришь про верхний уровень. А в Москве получают и пятнадцать, и двадцать тысяч в месяц.
   - Неужели, такие есть?
   - Есть, Георгий, и это по ведомости, открыто.
   - А кто же тогда я, Анна, со своими двумя тысячами долларов в год?
   - В табеле о рангах, элитный полковник космических войск, нету тебе подобных ни в Европе, ни в Америке, там одно пособие по безработице почти в три раза больше, а чтобы полковник, с твоим двадцатисемилетним стажем в области космоса, две тысячи в год, - это нонсенс.
   - В Америке такие военспецы – миллионеры. А в Европе и Америке с твоими деньгами, ты - бомж. А у нас - быдло.
     - Не жили богато, так и не хрена начинать! – без сожаления добавил Георгий. - Поздно рано вставать, Анна!
      - Не обижайся, пожалуйста, Георгий, я сама недавно все это пережила. Ты же не можешь на эти деньги содержать семью? На твоей оборонке, я слышала, работая, получают раз в сто меньше, чем заграницей.
   - На моей фирме ведущий конструктор получает за свою работу немного больше ста долларов в месяц, приятель недавно звонил.
   - Ну вот, так что, нечего обижаться, - все вы быдло. И жены вас выгонят скоро, коли добытчик не носит в дом зарплаты.

Анна одета в пальто, Георгий в куртке выходят из кафе. Георгий идет сзади. У Анны звонит телефон, она останавливается, достает его из сумочки, смотрит на дисплей.
     «Иди, - смотрит Анна на Георгия. – Подруга. Я тебя сейчас догоню!» Георгий обходит Анну выходит в парк.
      - Алло! Ой, Иринка! Нет, нет! Только не сейчас!
      - Все, все! Никаких разговоров! Да, у меня! Созвонимся! Позже!            


     Центрифуга Анны
Анна и Георгий сидят в комнате на тахте.
   - Анна, а на хрена я тебе сдался, коли у тебя рядом такие богатые мужчины?
   - Вот, именно, Георгий, такие... В моем окружении, Георгий, таких, как ты, не водится. И если вдруг, каким-то образом, такой как ты, попадет на нашу центрифугу, то его вынесет на большой радиус... и он по касательной вылетит с орбиты... а скорости там страшные...
   - Да приходилось видеть... А кто же там удерживается?
   - А те, кто ближе к оси, к центру. А место там очень ограничено! И будь всегда наготове... как бы тебя не столкнули... чтобы не вылететь однажды. Но тебя постоянно выносит хоть на чуть-чуть, и я должна постоянно продвигаться к центру, иначе и не заметишь, как попадешь в опасную зону.
   - Но твое окружение должно отвечать определенным критериям.
   - Верно, Георгий, иначе нельзя.
   - А ты, похоже, эти критерии не уважаешь?
   - А ты, Георгий, знаешь первые десять заповедей нашего Создателя?
   - Примерно, Анна.
   - Так вот, чтобы удержаться у оси и тебя не размазало по стенкам, ты должен их постоянно нарушать.
   - И тебе приходиться это делать, Анна?
   - Я же тебе сказала, что мне только недавно удалось продраться к этому заветному местечку.               
    - Так ты большая грешница, Анна?
    - Великая, Георгий. Но мне бы еще немного там продержаться... я знаю, как потом с нее можно удачно соскользнуть, не разбившись. Но давай пока не будем об этом. Мы все с тобой обговорим... позже. Ладно?
    Анна садится Георгию на колени, обнимает его.
    - А что же у вас есть свод таких правил, которого вы обязательно придерживаетесь?
    - Частично есть, облеченные в благообразную форму, частично каждый выводит для себя сам, как и я составила когда-то для себя полтора десятка.
    - Значит, и для тебя эти правила святые? Значит и ты должна их соблюдать?
    - Да, Георгий.
    - Но ты тогда такая же, как они все!
    - Да, такая же... а руководство говорит, что я лучшая из них! А знаешь почему?
    - Почему?
    - А потому, что из «верхней обоймы», ни у кого нет такой интуиции, как у меня.
    - Да уж, приходилось на себе испытать, - с уважением посмотрел на Анну Георгий. - Но ты тогда страшная женщина и с тобой нельзя иметь дело?
    - Страшная, да страшная, и со мной в деле надо иметь острый глаз, держать ухо торчком и в постоянном напряжении мозги... а у нас с тобой, Георгий, контрактов на миллионы долларов не намечаются... а ты не представитель фирмы конкурентов, поэтому расслабься, дорогой, расслабься. Все наши отношения - это «love me, darling, love me good!»*- и Анна обняла Георгия и поцеловала в губы.
 
    *Люби меня, дорогой, люби меня крепко! - английский.

     - Анна, не может человек большую часть времени жить одной жизнью, - Георгий мягко снял ее руки со своих плеч, - и маленькую часть времени дома быть другим.
     - Да, это трудно, Георгий, хорошо, что это ты понимаешь, я буду очень стараться не дать повода тебе думать обо мне плохо, - и Анна снова обняла его и заглянула в глаза, - я заранее прошу у тебя прощенья, если будет нечаянный срыв.
      - И зачем тебе такая работа, от которой то понос, то золотуха?
      - Тебе хорошо! Ты уже дал детям достойное образование, научил уму-разуму и не беспокоишься, что они совершат крупные ошибки в жизни! А мне обязательно надо дать Натке высшее образование и еще многому научить!
      - Ты говоришь ей четырнадцать?
      -  Почти шестнадцать.
      -  Ты опоздала, Анна, на шестнадцать лет!
Анна переваривает сказанное Георгием. 
      - Думаю, что Натка способна воспринимать еще мои наставления.
Что-то вспоминает. Продолжает диалог.
       - Но я уверена, Георгий, что та благотворная аура, которая тебя окружает, не даст мне сделать неверного шага в наших отношениях. Ты не представляешь, как легко мне с тобой дышится.       
Анна распахнула на груди рубашку у Георгия и положила ему на грудь свои ладошки.
       - Господи, я чувствую, как перетекает в меня твоя положительная энергия. Я чувствую твое спокойствие, доброту... я не знаю, может даже любовь.... да с тобой говорить о плохом не хочется... только ради всего святого не возомни о себе... как все мужики в таких случаях... но ты не должен, правда? Ну, скажи, дорогой!               
Анна взяла за голову Георгия и пристально взглянула в его глаза.
   - Скажи - правда!
   - Правда, Анна.
   - Я не пойму, Георгий, порой я говорю с тобой, и, мне кажется, ты меня не слушаешь, ты прячешься в себя, ты живешь у себя внутри, по - моему, ты и сейчас там в это время, когда я говорю, даже беседуешь с кем-то...
   - Анна, ты ясновидящая.
   - Вот это женщина! Уж не колдунья ли? – заволновался второе «Я»   
   - А все что со мной сейчас происходит, это почти нереально, а все что ты говоришь про меня хорошего... я не слышал такое про себя за всю свою жизнь... ни от кого... даже от родителей... точнее от матери, поскольку рос без отца.
     - А почему без отца?
     - Война, Анна.
     - А сколько тебе тогда было, когда он погиб?
     - Два года.
     - Выходит, ты его совсем не помнишь?
     - Выходит так.
     - Сколько же ты не дополучил тепла, Георгий... очень многие в условиях безотцовщины ожесточаются, становятся холодными, неспособными одаривать другого... да и нечем... они сами обделены жизнью. Даже если бы и хотели одарить, - нечем, понимаешь, не накопили они доброты не только для других, для себя не хватало. Откуда же у тебя она? Господи, и я могла бы тебя потерять... как же я себя вела в первый день, не прощу себе. Знаешь, Георгий, я тебя буду запирать на второй замок, и ты изнутри не откроешь... а у двери, снаружи поставлю еще охранника... я не могу тебя потерять... я спрячу тебя от всех, и никому никогда не буду показывать... чтобы ни одна женщина на тебя не положила глаз...
Анна с силой прижала Георгия к себе и стала гладить его плечи, лопатки, шею, затылок, рассматривая его, как свою драгоценность.
Серьезность тона, выражение и убежденность, с каким все это произносилось Анной, забавляли Георгия, он улыбался.
     - Успокойся, Анна, запирать меня не следует, охрану выставлять тоже... Я с тобой с трудом начинаю вспоминать, - какие должны быть отношения у близких людей. Ты с меня снимаешь огромное напряжение, в котором я находился в последние годы... Я, Анна, в твоей атмосфере искренности и... и таких неоправданно хороших слов обо мне, оттаиваю. Но все-таки, каким я тебе представляюсь... это не совсем я... я - это измученный скандалами, замороченный бытом, весь сжатый, заневоленный до предела, как взведенная пружина, неспособный на нормальные человеческие отношения...
    - Хватит, все хватит. Господи, если ты замороченный мне столько даешь, то, какое же блаженство меня ждет впереди? Нас ждет впереди... видишь, из меня выходит еще мой эгоизм. Нам должно быть хорошо вместе. Ты и я должны родиться заново.
     - Так, вот. Я буду охранять свое счастье, как львица. Я сделаю все, дорогой, я окружу тебя лаской и заботой, я дам тебе все... все, что ты недополучил за всю свою жизнь... она была к тебе несправедлива, Георгий... Дома я буду тебе рабыней.
     - Вот это Анна не надо, иначе я разлюблю тебя, не полюбив.
Анна вытянулась в струнку, руки у нее опустились, на лице блуждало недоумение...
     - Вот видишь, оказывается, я могу быть самым первым врагом самой себе.
Она заглянула в его глаза, обняла за шею, встала на цыпочки и смотрела то в правый, то в левый глаз, то сразу в оба.
     - Скажи, ради Бога, скажи сейчас, что мне не надо делать... что ты не любишь?
Анна встала на одно колено, обняла его ноги и с мольбой смотрела на него снизу вверх.
   - Встань, рабыня, я делаю тебя свободной, себе равной; мне нужна от тебя открытость, естественность, верность... прости... как же ты умеешь внушать... вот и я заговорил как твой повелитель.
Голос второго «Я»: «Ну и дурак, что делаешь себе равной!»
Георгий поднял Анну, привлек ее к себе, взял ее ладони и поцеловал каждую.
    - Подари мне твой загадочный взгляд, Анна, прикасайся ко мне руками, давай мне возможность запутаться в твоих волосах, надышаться их запахом, позволяй мне всегда целовать тебя, куда я только захочу.
Анна застонала от удовольствия, когда Георгий, запустив под халат руки, начал гладить ее плечи она стояла, закрыв глаза и покачивалась.
Георгий начал заводиться и его действия стали более агрессивными. Анна замычала, протестуя, и с трудом отодралась от него.
    - О-о-о, как я тебя хочу, Георгий.
    - Так что нам...
    - Нет, нет, я сейчас просто не в состоянии...
   Георгий изумленно взглянул на Анну.
    - И потом, у нас сегодня торжественный ужин... у нас начинается сегодня новая жизнь... и ты от меня сегодня никуда не уйдешь, и завтра тоже наше? - неуверенно спросила Анна.
    - И послезавтра, - отвечал Георгий.
    - И на следующей неделе? - уже с большей уверенностью вопрошала Анна.
    - И целый месяц, - абсолютно уверенным тоном отвечал Георгий.
    - Ой, поверить страшно, можно задохнуться от такого блаженства.
И Анна снова обняла Георгия, и уткнула нос в его грудь. Потом она заглянула в его глаза.
    - Тебе не надо сегодня смотреть на часы, правда?
    - Правда, Анна.
    - Господи, у нас впереди целый вечер, целая ночь... Скажи честно, тебе ничего не будет, если ты сегодня заночуешь здесь?
    - Ничего.
    - Так тебя же будут искать!
    - Не будут.
    - Как это, Георгий? Ну, волноваться будут! Ведь тебя не будет всю ночь!
    - Успокойся, Анна, я тебе как-нибудь объясню... некому там волноваться... не хватало, чтобы ты еще об этом думала.
          

     Искусство соблазнения
Они сидели в столовой, и для Анны очень важно было создать торжественность момента принятого ею и Георгием решения - быть вместе. Не в привычках у Анны такое знаменательное событие низвести до уровня серых не отличающихся день ото дня будней.
Анна понимала, что Георгию очень непросто далось это решение, несмотря на сложности в семье.
     «Он, все-таки, из той породы мужиков, которые не мыслят себя без семьи, без привычной обстановки, без любимых годами находящихся под рукой мелочей, окружающих его повсюду, дорогих даже тем, что они, не имеющие сейчас никакой пользы, были приобретены тогда-то и по такому-то поводу, и каждая несет массу приятных воспоминаний. А когда глаз или руки коснется их, они испускают вокруг неповторимую ауру спокойствия, мнимой или настоящей комфортности, а главное - комфортности души.
  А если у такого мужчины взаимопонимание с детьми, то вырвать его из семьи, даже с ведьмой женой, - очень сложно, почти невозможно. Конечно, если только он не влюбчивый, теряющий голову от ласковых слов, прикосновений женских рук, тела».
Анна изучающе смотрит на Георгия               
     «И, если похитительнице удалось в первый же раз обладания им зажечь в нем первородный огонь мужчины, дать ему счастливую возможность открыть в себе новые неведомые ранее ощущения восторга, распирающие его плоть и душу, то есть надежда бороться за такого мужчину, даже накрепко прикованного цепями Гименея* к угасшему семейному очагу. Есть надежда, что он не будет противиться похищению.
А если удастся коварной соблазнительнице и разжечь в нем настоящую страсть, то он сам не только разобьет свои обременяющие его сейчас семейные оковы, но и будет готов сделать все, что только пожелает его обольстительница.
   Ах, какое это высокое искусство - приваживание мужчины! Как невинны должны быть первые действия! Как важно не передавить, не переиграть, завлечь, обнадежить, успокоить».
Георгий подходит, берет тарелку из рук Анны, идет к плите, выкладывает на тарелку креветки, шампиньоны, спаржу, ставит перед стулом Анны.
Своим острым умом Анна понимала, что не обладает опытом охотницы Артемиды,** что не сможет разыграть хорошо написанный ей самой беспроигрышный сценарий, что ей помешают ее неподдающиеся обузданию искренние к Георгию чувства, и она боялась их вспышек, их непредсказуемости.

     *В древнегреческой мифологии Бог брака.               
     **Богиня, покровительница охоты (там же).

   «Ох, не наломать бы дров. Не выкинуть чего-нибудь такого, что навсегда испугает Георгия и помешает ему разбить свои цепи».
     Георгий стоит у плиты, накладывает еду на свою тарелку.
Чувствует взгляд, поворачивается
     - Я что-нибудь делаю не так?
     - Я просто любуюсь тобой!
     - Пой, ласточка! Пой!
     - Спасибо тебе, Георгий, - поднимает рюмку с белым «Шобли», - что согласился на домашний вариант торжественного скромного ужина, что и тебе не хочется выходить в казенные заведения, хотя мы заслуживаем сегодня отметить это по - королевски.
     - Анна…
     - Итак, - за тебя, Георгий! Нет, помолчи пока, дорогой, за тебя! За твой поступок! Знай, что я сделаю все, чтобы моя скромная обитель была твоим настоящим домом, Георгий, я очень постараюсь дать тебе все, к чему ты привык, и даже больше - я дам тебе то, чем ты был обделен все эти годы, чего ты, безусловно, заслуживаешь! Я понимаю, что тебе главное - это атмосфера домашнего спокойствия и уюта. Я не хочу сейчас говорить избитых слов...
      - Сделай одолжение, Анна. 
      - Вот видишь, как ты остро все воспринимаешь... Но я очень постараюсь, чтобы ты чувствовал себя здесь хозяином... я залечу твои раны, дорогой, поверь мне... Вот видишь... я волнуюсь... и сейчас разревусь... - и Анна заморгала ресницами.
       - Анна, - Георгий поднял свою рюмку, - никто и никогда не обещал мне такого, как ты. Поверь, я ценю это... очень.
        - Раскис, вислоухий! – голос его второго «Я».
         - Не знаю, Анна, что ты сумела во мне разглядеть, но как мужчина я не могу тебе позволить одной произнести этот тост, поэтому, как говорят, есть дополнение к тосту -  «алаверды»: за тебя! Я тоже постараюсь, Анна, не дать тебе обмануться во мне.
   Они чокнулись, выпили и поцеловались.
Георгий взял свою тарелку, свою рюмку и, обойдя Анну, поставил их по левую от себя руку.
    - Отныне, ты всегда будешь сидеть и находиться от меня по левую руку.
 Георгий налил по второй.
    - За благополучное плаванье в одной лодке в бурном океане жизни!
    - За плаванье под счастливой звездой, Георгий, и дай нам Бог, чтобы нас миновали бури!
    - Это нереально, Анна. Дай нам, Бог, выдержать штормы и бури!
    - Не дай нам, Господи, разбиться в первые дни, поддержи нас, пока мы не научимся сами этому непростому искусству выживания. 
   И они чокнулись, и выпили.
     - Налей еще, Георгий.
     - Охотно.
     - Давай, дорогой, пожелаем друг другу, чтобы все сволочные стороны окружающей нас жизни, в которой мы постоянно крутимся, мы оставляли за порогом нашего дома.
Принеси из комнаты приемничек, - улыбнулась Анна. - Включи его. Ты обожаешь джаз.
Георгий крутит головой (в сторону, удивленно). «Ну, надо же, читает мысли!» 
Уходит. Возвращается с приемничком. Включает свой любимый джаз.
      - И откуда ты все знаешь, Анна?
      - Может не все, но о многом догадываюсь.
      - Ну да, склад ума мужской... ой, уживемся ли мы, два мужика в одной квартире? С таким умным, с таким обаятельным... не знаю, не знаю...
     - Он еще сомневается! – ехидный голос его второго «Я».
     - Обязательно, мой полковник! Не наговаривай на себя напраслину. Скажи, чем ты последний год занимался на службе?
     - Давай тогда, Анна...
      - Я знаю, что ты сейчас скажешь, я продолжу сама... Давай выпьем за Дали... за сводника Дали...
Георгий только молча крутит головой, глядя на Анну.
      - Наливай, Георгий, я согласна, мы сами, наверное, не замечаем, что мы по - своему сумасшедшие. Хотя очень охотно смеемся над ним и над другими тоже.
     - За сводника Дали!
     - За всех капельку сумасшедших!
     - За нас, Анна!
Они снова выпили и поцеловались. Анна демонстративно уселась к Георгию на колени, взяла его вилку, ткнула в креветки и начала его кормить
    - Георгий, я в пылу тут сказала тебе лишнее.
    - Про что?
    - Прямо сейчас меня не отпустят... К сожалению, раньше, чем через пять месяцев, ничего не получится, а где-нибудь в марте - апреле - в любую точку на земном шарике... На две недели я тебя похищаю.               
    - Так уж в любую?
    - Абсолютно, даже, если наши турагенства не могут отправить нас в твою любимую  Полинезию, я свяжусь с английским, так что, время у нас есть и выбор за тобой.

     Юношеская мечта Георгия               
    - И даже можно на остров Дюси?
    - Это, где такой? И чем он знаменит?
    - Да ничем, собственно, это история тридцатилетней давности...
    - Ого, это тогда мне только два годика было... ой... прости меня дуреху.
    - Да за что же, Анна, я сам предупреждал тебя, чтобы ты не связывалась с таким старпером, как я.
    - Ну, ну, старпер, это очень интересно, давай рассказывай.
    - Да ладно, Анна. Я как-нибудь в другой раз.
    - Ну что ж, с нетерпением буду ждать, интригующее начало, только не мучай долго. Скажи хоть где это?
      - Это остров в Тихом океане около пяти тысяч километров от ближайшего материка Южной Америки.
      - Недурно, однако, наверное, это настоящий край света.
      - И почти на широте Рио-де-Жанейро.
      - О, это годится, по крайней мере, можно загорать, купаться и лопать тропические фрукты. Долей, долей скорее, это только настоящему мужчине может прийти в голову такая мысль и, мне кажется, лю-бя-щему, хоть и не сознающемуся.
Мой тост: за остров Дюси, затерявшийся где-то в океане. За нас, спрятавшихся от всего мира на этом острове, где мы будем купаться нагишом в бирюзовом заливе, нежиться в марте на желтом или белом песке под теплым утренним солнцем, пить теплое кокосовое прямо с пальм молоко, есть пойманную тобой и зажаренную мною на углях рыбу, объедаться манго, папайей, бананами, лопать маракую, кивано, карамболу, наконец, мы будем любить друг друга...
      - От рассвета и до заката, - вставил Георгий.
      - Ну, уж это, как получится, - хитро улыбалась Анна, - пьем, - пролепетала она.
Они чокнулись и с чувством выпили за райскую жизнь на острове.
     - Ты чего? - удивленно воскликнула Анна, взглянув на пригорюнившегося Георгия. - Правда, что это вдруг на тебя упало?
     - Знаешь, тридцать лет назад, когда мне было двадцать, я именно так и написал.
     - Так это чудесно, что я угадала твои мысли через столько лет. Это судьба, Георгий, - быть со мной на этом острове.
     - Это слишком чудесно, Анна, ничто не сбывается, когда слишком...
     - Да гони прочь эту меланхолию... а у нас сбудется. Наперекор всему сбудется... и очень скоро. Это же было предначертано, что мы с тобой встретимся и осуществим твою давнюю мечту.
Звонок телефона из кабинета.
Анна уходит в кабинет и плотно прикрывает дверь, рукой прикрывает трубку.               
     - Иринка, вы что, хотите с Олей мне жизнь отравить? -  вполголоса, с улыбкой.         
     - Да! – голос Ирины. - Надо вырвать тебя из цепких лап старика! Мы собираемся приехать!
      - С вас станется, спасатели! Вот что, перестаньте звонить! Я приеду к тебе послезавтра. Все!
      - Если обманешь, мы на следующий день будем у тебя!
Анна идет в столовую.
 Георгий убирает со стола посуду.
До Георгия только сейчас стало доходить, что совсем скоро, он будет держать Анну в своих объятиях! Каждую ночь наслаждаться ею, пить каждую ночь выдержанное жизнью терпкое вино из сосуда с названием «АННА» и пьянеть, и балдеть от такого блаженства! Отрываться от грязных, вонючих будней, берущих ежедневно за горло с их неразрешимыми проблемами, и уноситься в страну под названием «Кайф».               

     У подруги Ирины
Маленький элитный коттеджный поселок. Бабье лето в октябре. Возле одного коттеджа останавливается машина Анны.
Симпатичная женщина возраста Анны с девчушкой восьми лет встречают ее у открытой калитки. Девчушка бросается в объятия Анна с криком:
     - Крестная приехала!
Обнимает ее. Анна обнимает и целует девчушку.
     - Оля, постой! Я тебе сейчас подарки достану.
     - Подарки, крестная привезла! – пританцовывает. - Подарки!
 Анна достает из машины два больших пакета.
     - Иди в сад, посмотри, что там!         
     - Подарки! Подарки! – прыгает с ножки на ножку Оля. Убегает в сад с пакетами.
К Анне подходит мать Оли, Ирина, обнимает и целует Анну.
      - Здравствуй, Анна! Все балуешь мою Ольку!
      - Я же крестная, я обязана ее баловать! Кого же мне еще баловать?
      - А что возле тебя уже никого нет? - с подначкой.
      - Ой, Ирина! Появился! - проговорила Анна полусмеясь – полуплача. - Но ты же знаешь! Мамочка, что я натворила!
Ирина с усмешкой.   
      - Пойдем, пойдем, расскажешь! 
Проходят в калитку мимо двух каких-то заморских кленов. Слева маленький прудик с плакучей ивой и сосной. Горбатый мостик над прудом. Справа - три огромные голубые ели. Обходят коттедж справа по настилу из граба. Много цветов.
     - Ой, остановись! – восклицает Анна. - Мои розы! А какой запах! 
Наклоняется, нюхает, трогает кусты.
Справа за цветами деревянный забор, возле него кусты, усыпанные плодами, шиповника, боярышника, барбариса. Фасад над центральной дверью трехэтажного коттеджа со стороны сада из стекла от земли до самой остроконечной крыши. Участок около тридцати соток с гостевым домиком и большой крытой террасой в глубине. В центре - лужайка зеленого газона, на котором лежат крупные желтые листья красавца клена, стоящего на краю поляны. По всему участку растут семидесятилетние сосны.

У самого входа в дом - небольшая терраса со столиком и четырьмя стульями.
Ирина усаживает Анну под навесом маленькой террасы, за столик.
Они сидят напротив друг друга. На столе стоит бутылка белого вина, в бокалах тоже вино. На тарелках холодная рыба, овощи, блюда с фруктами.
     - Ну, - улыбается Ирина, - за встречу! - Поднимают бокалы, пьют, закусывают.
     - Да я, - продолжает Анна, - не меньше тебя ужаснулась, узнав о разнице в возрасте. Но, если бы ты его увидела, - не дала бы больше сорока!
      - Анна, ты ведешь себя, как несостоятельная некрасивая дама, у которой этот мужчина – последний шанс! Полтинник! Пенсионер! Без денег, без состояния! Не разведенный! И – ты? 
Анна хохочет.
      - Да, да! Как последняя дура! Но, Ирина! Надо его видеть, как он смотрит на меня!
Ирина перестает есть, поднимает брови.
      - Офигеть! Как он смотрит на нее! Тебе, что, восемнадцать?
      - А какой у него завораживающий голос!
Ирина округляет глаза.   
     - Полный отпад! Какой голос! Да тебе что – шестнадцать?
     - А как он любуется каждой моей родинкой на теле! Как он гладит, как целует!
Ирина бросает вилку.
      - Писец! Как гладит! Да тебе – четырнадцать?
Анна счастливо смеется.
        - Ты, действительно, ведешь себя, Анна, как последняя дура! – осуждюще. - Ну, чем тебя Вадим не устраивал? Ну, подумаешь, отвлекся немного на молоденьких! Ты сколько живешь на Земле? Ты видела хоть одного самца, который бы гонялся только за одной телочкой?
        - Ой, Ирина! Даже не упоминай мне этого прощелыгу! Я от Георгия балдею, как от хорошего вина! А, главное - это большой непредсказуемый ребенок, большой хохмач… и надежный мужчина, заботливый… а какой нежный! Боже, наверное, влюбленный в меня? А как же иначе? Влюбленный, влюбленный, влюбленный!
Ирина с жалостью смотрит на Анну.
     - Ты больна, Анна!
Анна не слушает.
     - Ну, не может по своей сущности мужчина так нежно обращаться с женщиной, которая ему безразлична? Не может!  Наверное, я еще «ничего», это ясно! Я еще могу быть привлекательной!               
     - Слушай, ты меня пугаешь! Пригласи срочно меня к себе, я взгляну на твой фантом!
Анна грозит пальчиком:
     -Э-э нет, Ирочка! Даже и не думай! Я обещала ему, что никому его не покажу!
    - Анна, у тебя, наверное, климакс! Увидеть на выставке - и сразу отдаться!
Анна испуганно.
     - А что, во время климакса всегда так?
     - Да я сама не знаю! Надо бы спросить Зару. Но с чего же ты вдруг так пала?
     - Ирина, не поверишь! От его потерянного взгляда!
Ирина таращит глаза.
     - Как это?
     - Господи, если бы я сама знала, как!
Наливает себе и Ирине вина, чокается с ее бокалом отпивает.
      - Как услышала его голос, как он дотронулся до моей руки, - я стала его раздевать!
Ирина замирает с бокалом у рта.               
       -  На выставке?
       - На выставке!               
Ирина берет бутылку, смотрит, - сколько они уже выпили.
       - Не знаю, Анна, наливать ли тебе еще? Ты и сейчас говоришь, как пьяная, а мы выпили только половину!       
       - Наливать, наливать! Я тебе говорю, что пьяна я от этого большого ребенка, от этого хохмача, от нежного и надежного мужчины. Который только тронет за руку, - я уже плавлюсь, я его уже страстно хочу!
Ирина внимательно смотрит на Анну.
Анна наливает себе и подруге.
Из-за угла коттеджа появляется жгучая брюнетка.
     - Полный атас! Они уже пьют без меня!
     - Ну, наконец-то, – ставит бокал Ирина. - Я уже думала не приедешь!
     - О-оля! Ну, все! – смеется Анна. - Сейчас медленно меня будут убивать!      
Встают, обнимаются, целуются.
Подходит помощница по дому. Ставит блюдо для Оли с той же едой и приборы.
Ирина к помощнице по дому.
     - Оксана, принеси еще такую же бутылочку.
     - К тебе, Ирина, приехать, - закладываться надо на полчаса из-за членовозов с мигалками. - Оля достает из красивого пакета коробку.
     - Вот, коробка лучшего шоколадного бренда, там есть и детский шоколад.      
Дает коробку Ирине.
    - Самое интересное я, конечно, пропустила. Потом расскажешь!
Садится. Ирина наливает Оле вина.
     - Все в сборе, как раньше! – поднимает бокал Оля. - Ну, давайте за встречу!            
Пьют, едят, разговаривают.
Ирина к Оле.
     - Я и говорю, ты сбрендила, Анна! Двенадцать лет разницы! Мужик - голь перекатная! Да еще, наверное, и поддает?
Анна, радостно.
     - И я с ним вместе! Почти регулярно!
Оксана приносит еще открытую бутылку вина. Оля разливает.
     - Охринеть! – берет бокал Оля. - Но как интересно!
Ирина печально смотрит на Анну.
     - Да, я вижу! Этот постоянно глупый смех! Эти блестящие глаза, - наклоняется к Анне, тихо. - А ты, случайно, травку не куришь?
Анна улыбается, наклоняется, так же тихо.
     - А что? Заметно, да? - взрывается смехом.
Оля к Анне.
     - Анна, ты всегда была из нас самая рассудительная! Самая осторожная, по части мужиков. То, что ты несешь здесь какую-то пургу, в это я отказываюсь верить!
     - Так я сюда не плакаться на плече приехала, - улыбается. - Не охать о поломанной жизни! Я хочу, чтобы вы порадовалась за меня! Наконец-то свершилось, о чем я так давно мечтала! И уже уверовала, что это только мечты, а в жизни так никогда не бывает!
Пойдем, девчонки, походим!
       - Нет, уж! – Оля берет бутылку. - Сначала выпьем! За что? За Анку!
К Ирине: - Наша задача не дать ей упасть ниже плинтуса! Мы вырвем ее из хищных лап этого старика!
Анна хохочет, чокается, пьет.
     - А я тебе напомню, Анна, - возникла Ирина, - как ты меня вразумляла в свое время словами Гамлета к матери-королеве: 
     - Ни слова про любовь. В лета, как ваши, - Анна с Ириной хором, - живут не бурями, а головой.
      - Ты, смотри, - удивляется Оля, - помнит! Значит не совсем чокнулась!      
      - Вот я тебя, Ирина, - напоминает Анна, - вразумила, в свое время! Ты меня послушалась, и – вот!
Обводит все рукой кругом.
     - Так, что ж сама-то глупишь? – замечает Ирина
     - Девчонки! – смотрит на подруг Анна. - Да в том и дело! Что он - исключение из исключений! Хватит мне одного раза, как его выгнала в первый день! И чуть не померла от тоски!               
Ирина и Оля переглядываются.
Анна встает, делает шаг к перилам заборчика, на которых стоят горшки с разными красивыми цветами. Подходит к каждому, дотрагивается, нюхает.
       - Ка-акие у тебя цветы!
Выходят в сад. Анна хватает Ирину под руку. Оля пропускает рюмочку, догоняет.
    - Когда ты в последний раз у меня была? – наклоняется к Анне Ирина.
      - В мае, Ирина, в мае! Когда все у тебя цвело! Когда прошли черемуховые холода, а дуб еще не начал распускаться. И температура подскочила до двадцати трех, как сейчас. И я впервые у тебя разделась до кофточки!
      - Смотри-ка! – смотрит на подругу удивленно Оля, - у тебя, по-прежнему, фотографическая память и на этом фоне, - такой… такой…
     - Маразм, Оля! Маразм! - заразительно смеется Анна.
     - Ой, как же ты мудро тогда говорила! – сощурилась Оля. - Постой, щас вспомню! Ты тогда сказала: «Как же мы, бабы, можем быть надоедливы! Даже самый влюбленный мужик это не перенесет. Это его портит… он пресыщается… разве может быть одинаково сладок запретный плод и тот, чем пичкают почти насильно… каждый день!»
Анна весело смеется, продолжает вспоминать.
        - Да, да! – я говорила: «Надо бы мне быть поосторожнее в чувствах… уж очень я открыта… где же женская дипломатия, женская хитрость? Я же опытная женщина. Любовь - это искусство, а искусство - это артистизм!»
Оля смотрит с изумлением на Анну.
     - Убиться можно! Репетиция перед поступлением в Щукинское училище!
Анна продолжает: «Это женская дипломатия, написанная слезами поколений всех брошенных и обманутых женщин, с эпохи - женщины в шкурах у пещерного огня и до женщины, одетой в обольстительное коктейльное платье… в кресле у огня, в каминном зале».         
      - Вот, вижу, - замечает Ирина, - у тебя нет прободения памяти! Ты же в отличной форме! «Дипломатия, - говорила ты, - должна быть доведена до совершенства во время мучительных раздумий над ошибками прошлого, допущенных при завоевании и удержании своего покровителя».
Оля, в изумлении.
     - Бабоньки! Вы чего? Обе трехнулись? - крутит пальцем у виска.
Ирина продолжает, не обращая внимания на реплику Оли.
       «Для него я должна быть всегда естественной, безыскусной, - говорила ты, - о моей черновой работе он не должен догадываться, ни - ни. Только в постели я могу позволить не сдерживать себя…»
Анна обнимает подругу, хохочет.
     - Да! Говорила! «И стоит ли отдаваться ему всякий раз, когда он меня захочет? Да, говорила!» - хохочет.
     - Девчонки! А как быть, если я его хочу? Вот как сейчас… Боже, какой же он желанный! А что будет через неделю? Через десять дней? Через месяц? – вы спросите. - Я его, по-прежнему, буду желать, как сейчас! Это я знаю!
    - А он тебя? – наклоняется к Анне Оля. - А вдруг он пресытиться?
Анна уверенно.
     - Нет, это немыслимо!
     - Это, что же такое с тобой происходит? – удивляется Ирина. - Это сколько же ты его знаешь?               
Анна, весело:
     - Третий день!
Ирина и Оля хором.
     - Что-о-о? Третий день?
    - Ну, это слишком! – осуждающе говорит Ирина. - Это неслыханно! Полный писец!
     - Это ни на что не похоже! – поддерживает Оля.
     - Если считать по часам, то и двое суток, может быть, не наскребется! – смеется Анна.
     - Определенно шлея под хвост попала, - поворачивает к подруге голову Ирина.
     - А, может, и не под хвост вовсе, - соглашается Оля.
     - Вы правы! – улыбаясь, смотрит на подруг Анна. - Это какой-то сексуальный взрыв… страстное желание обладать мужчиной! С чего бы это? Ха-а-а, с голодухи! У мужиков после пятидесяти бес в ребро, а у баб, вероятно, после тридцати восьми! Надо бы проконсультироваться! - пьяно хохочет. - У кого только, у сексологов или у сексопатологов? И у нас, - заливается смехом, - видимо, с ним совпали фазы!
 Оля уверенно.
    - У мужиков после пятидесяти бывает только предынфарктный кобелизм.   
Ирина останавливается, вглядывается в Анну.
Оля смотрит на Анну с испугом.
Анну трясет от смеха.
     - Это, на чем же ты прокололась с самого начала? Неужели, как неопытная, несмышленая девчонка могла пропасть от одного только взгляда? – осуждающе смотрит на Анну Оля. - Да в шестнадцать лет с тобой такого не было.            
     - Тогда с чего-то все-таки началось? – с любопытством подхватывает Ирина. - Может быть, действительно, у тебя уже сексуальный маразм?         
Анна нервно хохочет.
      - Ой, мамочка! Рановато, вроде бы. Да, это и сейчас видно, когда он смотрит на меня… ну, куда спрячешься от его такого взгляда… как ему можно не довериться? И кто еще так на меня смотрел? Пожалуй, никто, точно никто! А у кого еще из этих самодовольных мужиков может так естественно возникнуть такое детское выражение?
   - Быстро же тебе Вадим опостылел! – замечает Оля.
   - У Вадима? Вот уж никогда не возникнет! Самовлюбленность и снисходительное выражение его не покидает даже во сне… даже тогда, когда он в чем-то не бельмеса не смыслит. Да и не говорит он, а изрекает истины… одаривает ими окружающих… ведь они только ему открываются, остальным остается просто восхищаться его мудростью, его прозрением.
Оля к Ирине.
    - Ничего подобного мы раньше не слышали.
    - Нет, мне надо обязательно видеть твоего Георгия, -уверенно смотрит на Анну Ирина. -  Иначе, я сочту тебя сумасшедшей!
Анна смеется.
     - На искренность чувств Георгия у меня непроизвольно и произошла реакция… а что в этом плохого? Оценить надо мою искренность, а не обвинять меня в ветрености.    
     - Но ты же сразу, как говорила, в него вцепилась! – замечает Ирина.
     - И ничего не вцепилась, - не соглашается Анна, - а пришла ему на помощь. А потом, я же не потащила его сразу к себе, мы еще минут пятнадцать ходили по залам…
     - И когда ты окончательно разомлела? – с любопытством смотрит на Анну Оля. - На чем?
     - На его таких теплых взглядах… это же неоспоримо… конечно, он любовался мною и так неискусно, - улыбается Анна. - Уж ему скрывать что-либо совершенно невозможно… а еще голос: такой проникающий, такой бархатный, такой обволакивающий, такой комфортный… хотя сам, как большой ребенок, это тоже сыграло на женских струнах. Так, так, - вот, сколько всего набирается.
     - Постой, тебе врач, который у тебя был день назад, ничего обо мне не говорил? - останавливается Ирина.
Анна останавливается.
     - Ты что? Какой врач? Мы двое суток с Георгием были одни!
Ирина округляет глаза.
     - Ну, ты даешь! Ты помнишь о своем звонке, когда ты впервые сообщила о Георгии?
      - Ну, конечно, помню! Это было на шестой день разлуки. Мы в первый же день с ним и расстались, а я, дуреха, запретила ему и думать обо мне! И я тогда просто выла от отчаянья, - вот тебе и позвонила в воскресенье. И все вкратце рассказала.               
Ирина, удивленно.
     - Этого ты мне не говорила, что запретила ему думать о тебе! А я тебе, рекомендовала тогда вызвать доктора, поскольку ты действительно сходила с ума. Вот ты все-таки меня послушалась и на следующий день вызвала!
Анна серьезно смотрит на Ирину.
     - Ничего не понимаю! Так кто из нас шизо? - крутит пальцем у виска.
    - Ну, вы, девчонки, как-нибудь договоритесь! – сочувственно обращается к подругам Оля.
     - Я звоню тебе на следующий день, а трубку взял доктор.
     - И что? - терпеливо смотрит на Ирину Анна.
     - Ну, я, конечно, спрашиваю его, как ты?
     - И что доктор?
     - А я еще доктору рассказала причину твоих расстройств, что собираешься жить с мужчиной старше тебя на двенадцать лет.
 Анна начинает улыбаться.
     - А он?
     - Он так интеллигентно меня поблагодарил, что я, как твоя подруга, забочусь о твоем здоровье. Я еще подумала: «Ну, надо же, какой тебе доктор попался!» А потом он рекомендовал тебя пока не тревожить, сказал, что тебе надо хорошо выспаться.            
     - А какой был голос?
     - Ну, очень интеллигентный, такой бархатный.
Анна присаживается от смеха.
     - Это он! Это хохмач Георгий! - заливается смехом. - Мой самый лучший доктор! Вот видишь… даже тебе он по… понравился!
Ирина потерянно.
     - Ну, как меня разыграл? Ну, настоящий доктор!
Анна продолжает хохотать, виснет на подруге. Оля присоединяется к Анне. Ирина стоит с глупым видом, смотрит то на одну, то на другую подругу.
Успокоившись, идут по дорожке в глубину участка.
Ирина вспоминает.
     - Да-а!  Сколько тобою любовались, восхищались и даже откровенно хотели! Это безошибочно было видно, ты же не таскала их к себе?
Анна фыркает.      
       - Да уж… тогда бы точно у двери квартиры пришлось бы вешать красный фонарь!               
       - Ну, хорошо, - соглашается Ирина, - сорок пять минут по залам под руку - и прямо в постель? С чего же ты вдруг повела его к себе?               
      - А что тут… все ясно… все выстраивается. И за сорок минут хватило понять, что передо мной неординарный человек! Вот, ведь, что интересно… ведь, ни слова о себе не сказал! А мог бы, по -умному, по - хитрому, как Вадим, такую сеть сплести! Тогда бы точно у меня с ним ничего не вышло, и расстались бы мы там же, и немедля. Как, уже бывало, не раз в подобных случаях.
Анна останавливается возле крупных ромашек. Любуется ими, продолжает.
     - Верно, ведь нечто похожее уже было со мной… с раскидыванием сетей и завлечением… и ничего не вышло. До чего же самоуверенные мужики!
 Анна в который раз смеется.
     - Послушать тебя - ты святая наивность, - возражает Оля, - не заметила даже как соблазнили… очнулась - рядом мужчина голый лежит в твоей постели.               
 Анна смеется.
     - Ольга! И чего ты прицепилась! Ну, не наивная женщина я! Да, не хватает мне мужской ласки! Да, соскучилась! Так что взял меня этот мужчина по всем правилам… заставил поверить, растопил… а дальше… а дальше я его насиловала, а не он меня.
     - Ты его?? – изумляется Оля.
     - До сих пор не понимаю, как я его не оставила у себя после этого сразу и навсегда. Работа, видите ли, принципы, дуреха… чуть не потеряла его, мою радость.      
     - Смотрю я на тебя, Анна, - неуверенно заметила Ирина, - неужели это влюбленность, в тридцать восемь лет? А если так, это быстро схлынет и смех, и горящие глаза, и твое счастье…
     - Да, счастье! А что же это такое, если больше этого ничего и не существует! Если больше этого ничего и не надо! Это предел того, о чем я мечтала! Да, что там, и не мечтала уже… и уж смирилась с тем, что таких мужиков нет… не бывает просто.
Оля, с состраданием.
     - Очнись, Анна!
Анна не слушает, продолжает.
      - А тут вдруг, - и все сразу! И хочется смотреть на него целый вечер, весь день и целый год! И всю жизнь! И целый день, и целый год, и всю жизнь его хочется слушать! И всю жизнь хочется, чтобы он меня держал в своих объятьях!
Ирина смотрит на Анну испуганно.
Оля смотрит с завистью.
Анна полустрого:         
     - Так что, девчонки, завидуйте мне голубой завистью и не мешайте мне жить. Жизнь только начинается!

     Анна делает Георгию предложение            
Комната. Анна и Георгий сидят на тахте. Горит крошечный зеленый ночничок.               
Анна притягивает к себе Георгия и крепко прижимается к нему.
      - Ты, посмотри, Георгий! Мы с тобой говорим уже третий час, а не можем наговориться! Так вот, если ты будешь просто обнимать меня, целовать меня, говорить мне ласковые слова… и не будет никакого секса… я все равно с тобой буду счастлива.               
      - Как мало тебе оказывается надо.
      - Как я много уже имею.
      - А ты меня снова пугаешь, Анна
     - Это чем же?
     - Ты ведешь себя, как потерявшая голову четырнадцатилетняя девчонка, а это очень опасно.
     - Ну, это мои мучения, мои трудности.
     - Да это опасно и для меня.
     - Да чем?
     - А тем, Анна, что такая девчонка, как внезапно влюбляется, так быстро и охладевает.
     - Вы что все нападаете на меня! – возмутилась Анна. - Заблуждаешься, Георгий, я веду себя, как опытная женщина… знающая вашего брата. Вот только… вот только, на сколько тебя хватит?
Легкая тень ложиться на ее глаза.
     - Не понял?
     - Как любящего мужчины.            
     - А разве я тебе признавался, Анна?
     - Нет, но я жду… я вижу, не может так ко мне относится равнодушный мужчина.               
     - Это верно, Анна, я к тебе не равнодушен, но что я уже полюбил тебя, этого я не могу сказать. И вообще, давай не будем торопить события.
     - Что же это получается? Я давно призналась ему, а он?
     - Неужели я пропустил признания? – улыбается Георгий.
     - Вот тебе раз!  Я же первые слова по телефону сказала, что не могу без тебя.
     - Разве это равносильно признанию?
     - Это, Георгий, больше, чем признание в любви. Можно любить, можно жить, страдая, без любимого человека, понимаешь, Георгий, можно жить… а если бы ты не приехал…
     - Еще через неделю ты бы перегорела и успокоилась.
     - Не убивай меня, Георгий, - обиженно протянула Анна.
     - Прости, Анна, не буду, только не умирай. Для чего же я рядом?
     - Так ты сказал, что не любишь меня? - с печалью взглянула на него Анна.
     - Не так, Анна, я просто не уверен - полюбил ли я тебя… да и что такое любовь…
     - Ты что никогда не любил?
     - Думаю, что нет.
     - А в юности? А жену, когда только женился? - удивилась Анна
     - Анна, а вот влюблялся я в жизни много раз… но с годами понял, что это была не любовь.
      - Так ты ни разу не любил?
      - Наверное, нет… по - настоящему не любил.
      - Так, значит, ты не знаешь, что такое любовь…
     - Наверное, не знаю, Анна. Если задать этот вопрос десяти мужчинам и десяти женщинам, я думаю, что половина из них соврали бы.
     - А что же у тебя со мной?
     - А ничего! Пока. - Нежно целует в уголочки губ.               
    - Как? Я тебя сейчас задушу!
Вцепляется в горло Георгия.
     - Не стоит, радость. Ведь ты сказала, что без меня умрешь.
     - Как ты меня обозвал?
     - Моя радость!
Снова целует с другой стороны уголочки губ.
     - Ну, тогда ладно, сегодня живи, задушу завтра.
     - Моя чудесная женщина!
    Снова целует уже в щеку.
     - Ладно уж, живи до послезавтра.
     - Мой спасительный глоток.
     - Живи еще один день! Глоток чего?
     - Воздуха.
     - А почему спасительный?
     - Если бы не встретил тебя, то задохнулся бы.
     - И умер?
      - Наверное.               
     - Так умер бы без меня или, наверное?
     - Умер, наверное.
     - Ага, - радостно, - значит, любишь! Как я!
     - Разве я сказал это?
     - Но ведь я тоже умираю без тебя!
     - И что?
     - Как что? Потому что люблю тебя, балда! И если я для тебя спасительный глоток, а ты не выживешь без меня… значит, как я, любишь меня!
     - Ах, вот что!
     - Георгий, ты что тупой, как валенок?
     - Нет, Анна, я мягкий…
Анна многозначительно смотрит на Георгия.
     - Я иду в ванную, потом в спальню. Ты после меня. Жду.            

Кабинет-спальня. Анна сидит на пуфике в шелковом вишневом халате придирчиво смотрит на себя в зеркало. Расчесывает волосы. Достает флакончик брызгает на них. Достает духи, пальчиком ставит метки за ушами. Глазами ищет какой-то пузырек, берет его, читает надпись. Открывает, наклоняет, выливает каплю жидкости на пальчик. Проводит пальчиком между правой и левой грудью. Берет какой-то флакончик капает несколько капель на ладонь. Нюхает, «моет» кисти рук. Пудрится, подкрашивает губы. Появляется в столовой.
Георгий готовит что-то у плиты. Тревожно втягивает ноздрями воздух.
Подходит к Анне. Тычется носом в волоса Анны. Глубоко вдыхает.
     - Ну, женщина! - восхищенно. - Ну, обольстительница! А мы, мужики вислоухие, даже не представляем, какой богатый набор средств для нашего искушения у вас существует: то еле уловимым ароматом цветочного меда пахнут волосы. То ароматом утренних, забрызганных росой роз, пахнет лицо.
Анна счастливо смеется.
     - С первой встречи помню… а тело… как июньский луг… так и хочется зарыться в него с головой и лежать, и лежать на нем, и наслаждаться… 
Георгий запускает голову в вырез халата и целует грудь.
Анна сияет, с восхищением смотрит на Георгия. Нежно с благодарностью целует его в губы.
     - А сейчас за что? – с улыбкой смотрит на Анну Георгий.
     - Ты мой самый лучший доктор! Нет, ты - живая вода, льешься на меня, почти помертвевшую за эту страшную неделю, и я удивительно быстро оживаю… я думала, Георгий, мне нужна вечность, чтобы я снова могла улыбаться. А чтобы я смеялась… подумать только, и это страшное было всего несколько дней назад… какой кошмар. Я тогда умирала.
     - Не надо о прошлом, Анна, уже все хорошо.
     - Да, Георгий, не будем… но ты… ты меня воскресил за такое короткое время… ни одному, слышишь, ни одному самому хорошему доктору это не под силу… а ты… ты сам не знаешь, что ты - целитель.
      - Ну, Анна…
     - Да, ты не знаешь сам, что ты волшебник… я тебе никогда бы не сказала этих слов… их нельзя говорить обыкновенным мужчинам…
     - Анна, если мы и сегодня до утра с тобой досидим, - ты сделаешь из меня Бога!               
     - Если бы я не была в тебе уверена на все сто один, что тебя мои слова не испортят… если бы я не была уверена в такой абсолютной искренности… ты был бы для меня обыкновенным мужчиной…               
     - Не слишком ли много уверенности? – улыбается Георгий.
    - Георгий, ты удивительный человек, ты все обо мне печалишься... я тебе на это уже ответила... если вдруг случится невозможное... и я снова ошиблась... это мои проблемы. Я понимаю, что я резко вырываю тебя из прошлой твоей размеренной жизни. Тебя пугает моя предыдущая неосмотрительность…
     - Да, Анна, пугает.
     - Я тебя понимаю, ты боишься и за себя, а тебе назад в твою семью дороги уже не будет. Но я не могу заставить тебя поверить мне… то, что я тебе сейчас предложу, я уже обдумала…
     - Ну, все разложила по полочкам.
     - У меня неделя была такая, что каждый день шел за год… я уже все решила… я только прошу отнестись к этому серьезно, как я.
Георгий, я прошу тебя… давай поженимся… я делаю тебе предложение.
До Георгия не доходит смысл сказанного.
     - Как это?
     - Я прописываю тебя на свою площадь. Ты становишься владельцем половины квартиры. Я… умоляю тебя - соглашайся.
Анна обнимает его за шею, высохшие ее глаза вновь наполняются слезами. Замирает, со страхом смотрит на Георгия.
Георгий таращит на Анну глаза, как на ненормальную. Долго, очень долго доходит до него смысл ее слов. 
     - Это после того, что ты меня знаешь только несколько часов? Не-ет! Сначала мы с тобой попьем кофе! Потом я буду лечить тебя от твоей детской влюбленности! И только потом посмотрю, стоит ли на тебе жениться!
     - Прозреваешь, однако! – вставил реплику второе «Я».   
Анна обняла его за шею и начала тихонечко ни то плакать, ни то смеяться, уткнувшись мордашкой в его грудь.
       - Боже, - наконец, вымолвила Анна, - как же мне с тобой будет нелегко, ты у меня и артист к тому же.

Первой не выдержала Анна.
       - Ты вот вопросы всякие задавал... нет, нет, теперь изволь выслушать. На фотографии на той... его звали Вадим, пусть он и дальше живет, и здравствует... только для меня он месяцев десять, как уже в прошлом. Сюда он больше не войдет, он никогда здесь не был хозяином, он был гостем, любовником, но не больше.
Георгий с интересом посмотрел на Анну.
       - Я могла бы, Георгий, спрятать ту фотографию, что здесь стояла, и ты бы ничего не узнал, но я обещала рассказать тебе все, я должна исповедаться. Ну, что ж, я получила хороший урок. Сейчас я порвала его фото. А из сердца я его выкинула еще задолго до знакомства с тобой. А меня, Георгий, нельзя любить наполовину, я это сразу почувствую... и сразу уйду.
   - Анна, с твоим знанием жизни и проницательностью, как ты могла не разглядеть...
   - Вот так, Георгий, вот так... теперь я и сама удивляюсь.
И снова о жизни до встречи
Георгий нарезал в столовой сыр, Анна готовила овощной салат. Вместе они управлялись очень быстро, и скоро в духовку на ужин была заложена первая партия мясной вырезки, густо посыпанная перцем и кружочками белого лука.
   - Георгий, давай больше ни на что не будем размениваться и выпьем под  Смирнофф - скую, - предложила Анна.
  - Как скажешь, - отвечал Георгий, - я тебе здесь плохой советчик.
  - Не поверю, - воскликнула Анна, - что бы у мужчины не было бы любимого напитка.
  - Ну почему, мой любимый напиток манговый сок, например.
  - Я говорю о спиртных напитках.
  - Есть, конечно, с черным бычком… разливают на Самокатной 4. А потом, Анна, последние пятнадцать лет, когда работал, вся моя жизнь с утра до ночи проходила на оборонке, на стендах да на полигонах. Там все пьют.
  - И ты пил тоже?
  - И я, когда не пить было нельзя.
  - Это когда же?
  - Да мало ли.
  - А все-таки?
  - Это тебе не интересно, Анна.
  - И с кем же пил?
  - А со всеми.
  - Ну, с кем?
  - И с инженерами испытателями, и с генеральными конструкторами, и с министрами, и с конструкторами третей категории, и с космонавтами, и с четырехзвездными генералами...
  - Так уж и с космонавтами? 
  - А что, Анна, они такие же мужики, как и все. Нет, пожалуй, не такие.
  - Да с кем же ты встречался?
  - Ну, чего спросила, Анна. С Гагариным не здоровался, ну, может еще с десятью, которые летали где-то сороковые по счету, а со многими встречался... работа была такая. Космонавт № 2, Герман Титов, был первый мой начальник; № 16, Георгий Шонин - последний.
Тезку, Георгия Берегового,* неоднократно встречал у себя на фирме, она возле аэродрома Жуковский, и возил на летные испытания «Бурана»... и не его одного. Работа, говорю, такая была. Как сейчас помню, звонит сам, без всяких секретарей, по имени отчеству.

     * Георгий Тимофеевич Береговой, летчик-космонавт СССР № 12, начальника Центра подготовки космонавтов, заслуженный летчик-испытатель СССР, генерал-лейтенант авиации, дважды Герой Советского Союза.
 
     - Георгий Петрович, можешь меня привести на место отрыва «Бурана» во время взлета?
     - И чего всех летчиков-испытателей именно на это место тянуло? А мы тогда проводили ГЛИ, Государственные Летные Испытания. Сбежал, говорит, из президиума съезда колхозников. И все космонавты, бывшие летчики - испытатели, так завидовали первому экипажу пилотам «Бурана» Волку и Станкявичюсу! Это особая порода мужиков, которые не мыслят себя без смертельно-опасных испытаний новых образцов самолетов. А тут, впервые, – космический.
  - И часто приходилось семью оставлять, на полигон ездить?
  - На полигон не ездят, Анна, туда летают. А в год набиралось месяца два - три, по - разному.
  - А что не всегда везло, очень грозный был начальник Титов? Попадало все-таки?
  - По - всякому бывало... и с Госкомиссии выгонял, когда я один из семидесяти главных представителей фирм заключение подписать отказался... сорвал Госкомиссию. Да нормальный мужик. Любил песни… стихи. Начальник и должен быть строгим.
  - Наблюдаю за тобой, Георгий, вроде ты в крепких напитках меру знаешь.
  - А там все меру знали, а желание выпить я редко когда испытываю. Мне не понять тех, у кого «горят трубы», и им срочно надо что-нибудь в них залить. Вот по какому-нибудь хорошему поводу…
Анна взяла рюмку и встала, повернувшись к Георгию, и он тоже поднялся с рюмкой в руке, повернувшись к Анне.
  - Георгий, - начала Анна, - ты не женщина...
  - Разве? - удивился Георгий, ощупав с двух сторон себе грудь.
  - Поэтому, - продолжала Анна, улыбаясь, - тебе не дано понять, что испытывает женщина, живя одна, без мужчины в доме. Я хочу выпить за хозяина этого дома. За мужчину в доме, за тебя, Георгий!
И они выпили.
  - Правда, Георгий, - закусывая, говорила Анна, - я раньше верила своим подругам и приятельницам, что вполне можно жить без мужчины...
  - Очень интересно, это как же? - оживился Георгий.
  - Я имею в виду, что можно жить без мужчины в доме... я верила им, что так и хлопот меньше... и спокойнее... и комфортнее... пока сама не попробовала.
  - И что?
  - А то, что очень быстро опускаешься... вымотаешься на работе, приползешь домой, и ничего делать не хочется: ни готовить, ни убираться, даже книжку читать. Чаю выпьешь с бутербродом и дальше, как в анабиозе, то спишь, то в полудреме телевизор смотришь и так день за днем. Из халата не вылезаешь. Дела домашние накапливаются, сама неухоженная, квартира тоже...
   По выходным себе встряску устраиваешь, как-то разгребаешь завалы, стираешь, гладишь, делаешь закупки на неделю. Какой там театр, концерты...
    - А как же, Анна, обходительные мужчины у тебя на работе?
    - А последние два года, когда я стала номенклатурным работником, обязательных презентаций, фуршетов по случаю подписания контрактов и другим поводам хватает в избытке. После них особенно чувствуешь себя одиноко. И самое страшное - от одиночества выхолаживается душа, невостребованные чисто женские качества: женственность, нежность, забота о ребенке, о мужчине, притупляется чутье, которое, как известно, у нас тоньше, чем у мужчин. Эти качества атрофируются и отмирают.
   - Слушай, а может ты уже и не женщина, Анна? - с испугом смотрит Георгий.
   - Не шути, это очень серьезно, к сожалению, не все даже женщины осознают эти изменения. А что касается меня, то за первый день нашего знакомства ты дал мне столько, что, наверное, возродил утраченное мною за год... и когда ты пропал на неделю, - ох, как я это почувствовала! Ведь отчего мы расцветаем?
   - Оттого, что вас поливают.
   - Почти правильно. От ласкового взгляда, от теплого слова, от мужской ласки, от сознания своей необходимости. И, если женщина недополучает этого, она не может быть полноценной.
   - А какая существует норма?
   - Вот ты всю жизнь занимался…
   - Космосом, Анна.
   - Я не хочу сказать, что у тебя было неважное занятие, вот так вы все, серьезные мужики, занимаетесь, Бог знает чем, а земную женщину - забросили. А если бы вы нас хорошо изучили, вы бы узнали и какая норма ласки нам необходима, и что нужно сделать, чтобы меньше было стервозных баб, а, следовательно, будет меньше издерганных неухоженных мужиков и больше здоровых детей, и твой космос от этого выиграл бы и сколько семей сохранилось бы...
   - Ну, Анна, ты гениальная женщина, - наливая, подхватил Георгий, - за то, чтобы не было стервозных баб и издерганных, неухоженных мужиков и за женщину, сделавшую в этом открытие!
   - Как, ты говорил, звучит дополнение к тосту?
   - Алаверды.
   - Так вот, Георгий, если ты всегда такой, как я тебя успела узнать, - я с тобой рядом никогда не буду стервозной, а ты - неухоженным и издерганным! - и Анна чокнулась.
   - Подожди, ты даже не представляешь, Анна, сколько я слышал обязательств, но такого приятного в отношении себя - за всю жизнь - ни разу!
  - Нет, Георгий, на меня не рассчитывай, а ты пей, сколько хочешь.
  - Ой, какие ты ценные слова сказала, Анна. Я теперь смело могу сказать, что ты не зануда и успокою тебя. Что сам пью только по значительному поводу, хотя предвижу твое несогласие со мной, и еще не пью в одиночку, а учитывая мое слабое здоровье - двести грамм - моя предельная доза.
  - Что значит слабое здоровье?
  - Да это я так, Анна, в общем-то, я на него «тьфу-тьфу», по - крупному не жалуюсь. Когда служил, заставляли в обязательном порядке раз в год проходить диспансеризацию. Сейчас уже не был в своей поликлинике почти три года, и никому я, пенсионер, не нужен. А надо бы показаться своему врачу, тем более повод есть - пломбочку новую поставить.
  - Правильно, Георгий. Здоровье твое, когда служил, нужно было, прежде всего, государству, а уж потом тебе. А сейчас оно нужно только тебе... и мне тоже. Так что на следующей неделе, - я в свою, а ты - в свою поликлинику. Договорились?
  - Придется.
     - А чтобы закрыть вопрос о другой женщине, - грустно продолжала Анна, - если вдруг случится такое, и у тебя с ней будет серьезно... - я уйду с твоей дороги. И винить во всем я буду только себя. Скажу сразу, скандалов не будет.
   Но одну просьбу ты мою выполни. Не надо больше об этом, ладно?
  - Прости, Анна, за настырность. Что мне втемяшилось пытать тебя, захмелел видно.
Обещаю больше никогда не поднимать эту тему. Ты блаженная, Анна, тебя грех обижать. Раз я уже провинился перед тобой, я скажу тебе то, что ни один мужчина говорить не должен. Здесь, как от сумы и от тюрьмы, нельзя зарекаться: Анна, я сделаю все, чтобы не огорчать тебя. Георгий, нагнув голову, долгим поцелуем удерживал ее руку, а Анна целовала его в лысину.

      Звонок Натки
Почти в двенадцать ночи раздались длинные частые гудки телефона, так мог звонить только международный. Георгий и Анна еще не спали. Анна метнулась к нему и схватила трубку.
   - Натка, дочурка, здравствуй!
И Георгий вздрогнул, услышав из динамика девичий голос.
   - Здравствуй, мамуленька, у меня все в порядке, я здорова, учусь нормально, меня ставят в пример. Георгий у тебя? Мамочка, я хотела бы сначала поговорить с Георгием, а потом закончим с тобой, ладно?
   - Что ты, Натка, - повернулась Анна к Георгию, и голос у нее сразу стал испуганным, - это неудобно, вы же не знакомы...
   - Вот и хорошо, познакомимся! Да не волнуйся, мамочка, я же у тебя умница!
   - Надеюсь, дочка, только недолго.
   - Все будет в порядке!
    - Тебя, - и, удивленно пожимая плечами, Анна протянула трубку Георгию.
    Не совсем понимая, при чем тут он, Георгий взял трубку.
    - Я слушаю... Наташа... меня зовут Георгий... здравствуй!
    - Доброй ночи, Георгий, я могу вас так называть?
    - Да.
    - Спасибо. Хорошо, что вы «на ты» меня называете. Я очень хотела услышать ваш голос.    По маминому описанию вы мне понравились.
    - Да-а? - удивился Георгий.
    - Не догадаетесь чем?
    - Скажи, Наташа, мне интересно.
    - У вас очень внушающее доверие простое лицо. Мне кажется, что вы надежный мужчина, Георгий... я очень бы хотела, чтобы у вас с мамой все получилось... ну... чтобы вы были нужны друг другу.
    - Спасибо, Наташа.
    - И еще. Георгий, мама очень незащищенная... очень искренняя... сейчас такой быть нельзя... оберегайте ее, я прошу вас. Я желаю вам с мамой всего, всего наилучшего! До свидания, Георгий. И голос у вас такой доверительный. А теперь дайте, пожалуйста, трубку маме. Мама, ты меня слышишь?
Анна выхватила трубку у Георгия, выключила микрофон, и со слезами на глазах выбежала в другую комнату.
   «Натке нет еще и шестнадцати, - задумался Георгий. - Да в ее годы он был во многих вещах «букой», хотя безотцовщина и заставляла с семи лет вести вполне самостоятельную жизнь.
Спасибо, Натка... спасибо за доверие... он очень постарается, Натка, чтобы твоей маме было с ним хорошо... Будь спокойна... не бойся, Натка».
   Георгий не заметил в задумчивости стоящую в дверях и неуверенно смотрящую на него Анну. Он почувствовал ее взгляд и встал, протягивая к ней руки.
   - Анна...
   - Георгий, - оправдываясь, прервала его Анна, - три дня назад я говорила-то всего три минуты о тебе, правда, правда... и чего она вдруг...
   - Что ты, Анна, ну что ты оправдываешься, гордись, Анна, дочерью, посмотри какая она у тебя умница... Мы с тобой толком и не имели времени поговорить о ней... мы, наверное, оба еще до конца не представляем, как много нам обоим Наташа сказала... посмотри, насколько проще будут наши отношения после ее таких пожеланий. Надеюсь, ты сказала ей самое главное... какой я старый...
   - Это не главное, Георгий, но сказала...
   - И правильно...  вот как отнеслась к этому дочь... А ведь она нас благословила...
   - Да, Георгий.
   - Спасибо тебе за дочь, Анна. - Георгий нежно обнял Анну и поцеловал. - У меня лишь временами маячил тяжелый вопрос: как отнесется ко всему твоя, почти взрослая, Натка? Я его все отодвигал и отодвигал... ответ на него мог бы перечеркнуть все наши отношения.
   - Не мог, Георгий.
   - Еще как мог бы, Анна. Ты бы разрывалась между дочерью и мной... а я бы не выдержал этого.
   - Не надо, Георгий, не надо о плохом... тем более, что оно и не могло быть.
   - Какая ты счастливая, Анна. Как ты уверена в дочери... а для нынешних детей не очень-то мы являемся авторитетами... А потом, что они знают о сегодняшней жизни... А вот Натка... Нет, Анна, что бы ты не говорила сейчас... и ты, и я... мы много позже осознаем истинную ценность слов твоего ребенка. Твоей девочки... твоей девушки... твоего мудрого человечка. И, если верить пословице, что яблоня растет недалеко от упавшего яблочка, - Георгий улыбнулся, погладил Анну по русым волосам и прижал к груди, - то мне надо держаться за такую яблоню. Ну что ты... что ты, - Георгий с нежностью смотрел в глаза Анны, - радоваться надо, а у тебя слезы, - и Георгий поцеловал ее в один и другой глаз.
   - Я и радуюсь... спасибо, милый, - и Анна уткнулась лицом в его грудь. - А в разговоре о тебе, Натка мне сказала то, что я, наверное, не должна тебе говорить.
   Георгий посмотрел на Анну.
     - Если хочешь узнать какая у него душа, посмотри, как он слушает серьезную музыку.  А ты... Я никого еще не видела, чтобы так переживали музыку... нет, вообще-то видела очень редко, когда ходила раньше... а у тебя... а у тебя из глаза катилась слеза.
     - И по щеке его румяной катилась пьяная слеза, - напел мотивчик Георгий. - Да, случается со мной такое, водится за мной этот грешок, когда я в определенном настроении.
     - Нет, Георгий, - задумчиво произнесла Анна, - это не недостаток... я уже тебе говорила... ты не умеешь прятать свои чувства. Это искренность... разве это недостаток?


     Подготовка Анной «Заключения»
Зайдя вечером в спальню-кабинет, чтобы полюбоваться на спящую, как он полагал, Анну, Георгий с удивлением обнаружил ее, клюющую носом, за письменным столом, на котором лежала раскрытая красная папка с каким-то средним по солидности трудом. Рядом лежали листы, заполненные таблицами, какими-то расчетами, графиками. Похожие материалы, по всей видимости, были и в тонкой желтой папке.
   Георгий взял красную папку, на первом листе крупным компьютерным шрифтом № 18 было набрано: ТЕХНИКО-ЭКОНОМИЧЕСКОЕ ОБОСНОВАНИЕ... и начал медленно листать.
     - Это не интересно, - с трудом разомкнув губы, продолжая клевать, заметила Анна.
   Георгий ничего не ответил, просматривая лист за листом. Затем, раскрыв желтую папку, он прочитал: ЗАКЛЮЧЕНИЕ НА ТЕХНИКО-ЭКОНОМИЧЕСКОЕ ОБОСНОВАНИЕ... пролистал его, а потом и просмотрел листочки на столе. Так вот, оказывается, чем занимается сейчас его Анна.
     - Ты что, Анна, берешь работу и на дом? - гладя ее по голове, удивился Георгий.
     - Приходится нередко, - с трудом поднимая голову и открывая глаза, ответила она.
     - Черте что и сбоку бантик!
     - Тем более сейчас, потому что у меня всю прошлую неделю голова была забита тобой, - конфузливо взглянула на Георгия Анна.
     - Что-то обсчитывать приходится? – приставал он.
     - Скорее проверять и готовить Заключение на свое технико-экономическое обоснование. Совет директоров решился вложить деньги в тридцать нефтедобывающих скважин в Сибири. Так что наша небольшая компания «Купи-Продай», наконец-то, займется делом. И это совсем необычное нефтяное направление разработала я.
     - Да быть того не может! – вырвалось у Георгия. И что нефть продавать будете за рубеж? - не унимался он.
     - Нет, пока обещают квоты по России и СНГ, а в Минтопе* наши люди работают на перспективу, там видно будет. Ты знаешь, горю с этой работой. Позарез не хватает времени, а должна сдать заключение через три дня.
     - Так ты же вроде на больничном считаешься?
     - Я-а? - сонно удивилась Анна, - какой уж тут больничный! Шеф разрешил сидеть дома по недомоганию, но через три дня, чтоб Заключение было готово! 

     *Минтоп - Министерство топлива и энергетики в конце прошлого тысячелетия.

    «Неужели судьба сподобилась оживить его старый нефтяной проект!» - волнительно шевельнулось в голове у Георгия.
  - Ты извини, Анна, если я выступлю, но я не увидел в твоем заключении предложений по альтернативному варианту.
  - Вот уж ни сном ни духом про такой не ведаю. Какому еще альтернативному варианту?
Я это заключение не успеваю сделать, а ты об альтернативном...
     - Ты можешь не брать это в голову, но у нас в «оборонке» в подобных обоснованиях обязательно рассматривались альтернативные варианты, решались задачи на оптимизацию и выбирался один из... тогда потом при всяких защитах лапшу с ушей снимать не придется!
     - Георгий, у нас не «оборонка», попытайся это понять, какие еще могут быть варианты?
     - Да уж, я вижу. Ну, к примеру, приобрести выработавшие нефтяные скважины, реанимировать их...
      - Остановись, зачем нам какие-то выработавшие! Совет директоров и я целый год продирались к поставленной цели и только сейчас мы выходим на финишную прямую!
     - Но Альтернативный проект может обойтись вам значительно дешевле.
     - Деньги мы, конечно, считать умеем, но нам нужна нефть и много нефти, и сейчас!  И это даст нам новое направление стратегического развития компании. Слава Богу, что у нас вроде бы все вырисовывается... Не утомляй, Георгий, ладно?
     - Хорошо, хорошо. Ты уж эту работу доделай и никакой новой работы больше не бери, откажись!
     - А руководство настаивает, что только мне может доверить Заключение, ты, говорит, уж, не подведи, мы тебе в этом месяце тысчонку накинем, к тому же тебе дома некому мешать - ни детей, ни мужа.
     - Тысячу долларов? - переспросил Георгий. 
     - Я тебе говорила, что у нас только в них все измеряется. Все, хватит, пошли они со своими тысячами, теперь у меня появился взрослый ребенок, который требует ухода. Кстати, об этом необходимо поставить руководство в известность.
     - А это обязательно?
     - Поскольку я нахожусь в «верхней обойме», поэтому я обязана это сделать по инструкции, - убежденно сказала Анна.
     - Это что же, у вас устав такой?
     - Да, не забывай, наша компания хоть и серый середнячок в России, но порядки у нас строгие.
     - Ну и что, неужели от этого личная жизнь должна быть под контролем какого-то Совета?
     - Ладно, дорогой, ты не волнуйся, никому я пока докладывать о тебе не буду, только долго у нас какие-либо изменения все равно скрыть не удается. У меня порой бывают ощущения, что я вхожу в обойму сотрудников, о ком сведения ложатся периодически на стол президенту и Совету директоров.
     - Да нужна ты им!
     - Думаю, что нужна, со временем сам поймешь. А насчет домашней работы - договорились, вот только...
    - Что только, - вытягивал Георгий, - чур, договаривать!
     - Над этой, хотелось бы надеяться, последней моей домашней работой, мне обязательно надо было посидеть три дня и два вечера.
 Анна обняла Георгия за талию и просительно заглядывала в его глаза. - Правда, последний раз! Я взяла ее еще до тебя! - Оправдывалась Анна.
     - Надеюсь. Главное, чтобы работа была не в ущерб здоровью, как у меня в свое время. Все остальное – суета сует.
Анна молча пристально посмотрела на Георгия.
     - Хорошо, Анна, я съезжу на эти дни домой, кое-что привезти надо, а то я даже бритвы не захватил, - и Георгий провел ладонью по обозначившейся щетине. А через два-три дня я приеду, - упредил вопрос Георгий.
   Анна долго смотрела в его глаза, пытаясь прочитать в них - правду ли он говорит?
     - Я надеюсь, - без всякой надежды в голосе сказала Анна, и не в силах вынести этот разговор быстро вышла из кабинета.


Глава 4. Первое путешествие к дворцам и парку Царицыно.

Георгий наклоняется к просыпающейся Анне. 
     - Больная, проснитесь, примите снотворное!
Анна, не открывая глаз, блаженно улыбается и только потерлась щекой о ладонь Георгия.
      - Собирайся, Анна, мы едем в Царицыно, надеюсь, погода нас не подведет.
     - Какое еще Царицыно? – потягивалась Анна. - Георгий, давай отоспимся сегодня? Я тебе уже говорила, эта неделя была у меня ужасной, да ты и сам знаешь.
     - Перебьется твоя ужасная неделя. Поверь мне, аксакалу, если хочешь сбросить недавние стрессы, - нужны яркие сильные впечатления. Нет ничего лучшего, чтобы похоронить плохие воспоминания.
     - Да что ты говоришь?
Анна садится, обнимает севшего на тахту Георгия, отдает ему свою лень.   
     - Ну, спасибо, мой любимый, объяснил.
     - Так что едем обязательно! – настаивал Георгий. - К тому же, ты уже раньше согласилась.
     - Как я могла? Нашел слабую женщину… и гнешь свою линию, - терлась Анна головой о подбородок Георгия.
     - А чего откладывать?
     - Георгий, это вместо отдыха опять физические нагрузки, я устану еще больше, - вяло ныла Анна, сидя рядом с ним, положив голову на его плечо.

     Александр Сергеич выручает   
Утром, в девятом часу, не выспавшаяся, но счастливая, в легком брючном темно - сером костюме, в коричневом атласном платке, небрежно повязанном на шее, Анна уже стояла возле своей машины, и вид у нее был такой, как если бы ей ее подменили. Вытаращив от изумления глаза, она смотрела на сверкающий на солнце лимузин, совершенно прозрачные стекла, на чистые номера, без единого пятнышка обода, как будто только что поставленных колес, лоснящихся своей чернотой, и перевела изумленный взгляд на не менее сияющего от произведенного эффекта стоящего рядом Георгия.   
    - Ты-ы-ы? - еще не веря своим глазам, протянула Анна, глядя то на улыбающегося Георгия, то на огромные лужи вокруг машины. - Ой, а я об этом как-то не подумала, - простодушно сказала она.
     - Не-э, Александр Сергеич!
     - Это кто? - соображала Анна.
     - Да, Пушкин, во-о-н заходит за угол дома с двумя ведрами... ой, жаль ты не успела увидеть!
     - А я, уж, подумала на тебя... ничего не понимаю! Но не мог же это сделать ты, когда я всю ночь и все утро обнимала тебя и спала на твоей руке? - все еще не веря, вопрошала Анна.
     - А я... это... понимаешь, рано утром позвонил Александр Сергеич и говорит:
 
               Сегодня я поутру дома
               И жду тебя, любезный мой,
               Приди ко мне на рюмку рома,
               Приди - тряхнем мы стариной...*
   
     *А. С. Пушкин, Собр. сочин. 10 том 1823г, не завершенное.
   
    - А я ему говорю, так тихонечко, чтобы тебя не разбудить: «Не могу, Саша, вот лежу в объятиях любимой».
     - Святое дело в такой утренний час лежать в объятиях любимой. Я тебе завидую голубой завистью, наверстывай!
     - Ты смотри, так прямо и сказал? - не поверила Анна.
     - Так и сказал! - подтвердил совершенно серьезно Георгий. - Он все понял, он же опытней меня по части женщин.
     - А у меня, - продолжал Александр, - на сердце тоска. Стою тут один, кругом ни души! Проклятый ваш КОВИД-19! Как у меня в 1830 году из-за холерного карантина! Я тогда так и не смог прорваться в Москву к своей любимой Натали! Везде кордоны!
     - Сочувствую, Александр!
     - Так что, Георгий, «ты понял жизни цель: счастливый человек, для жизни ты живешь». А у меня сейчас ни одной женщины рядом. Да что женщины, - «Россия» и та позади меня!
Раньше хоть ссылали на окраины Империи, но и там говорили, в основном, на родном языке. А сейчас вокруг какие-то: Mc Donald`s, Coca - Cola, DAEWOO,  SAMSUNG, PEPSI, MARTINI, Corona Extra Mexico, - тьфу, прости, Господи, язык сломаешь! А ведь, как обидно, Георгий, всю жизнь посвятил русскому слову! Ты хоть меня понимаешь?
     - Еще как, Александр!
     - Так зайдешь?
     - На днях непременно! А сейчас, вот, надо тихонечко встать и машину даме помыть!
     - Да ладно уж, не разменивайся, я помою.
     - Ты настоящий друг, Саша, за мной не заржавеет!
     - Значит, жду на днях!
     - Обещаю!         
   Анна внимательно слушала, не двигаясь с места, не отрывая глаз от веселых глаз Георгия.
     - Когда пойдешь к нему, конспиратор, передай от меня цветочек и низкий поклон, ладно?
     - А чего же не сама? Пойдем вместе, все сама и сделаешь! Он будет только рад!
     - И то, верно! – согласилась Анна и признательно поцеловала конспиратора в щеку.

   Георгий сел на штурманское кресло рядом с Анной и разложил карту Москвы у себя на коленях, прокладывая кратчайший путь от Царицыно к началу Ленинского проспекта, дому Анны.
Переехав Каширское шоссе, оставив за спиной свору свирепых машин, Георгий попросил остановиться. Анна притормозила и вопросительно посмотрела на Георгия.
     - Дай порулить, а то навыки пропадут!
     - А если гаишник остановит, что делать будем?
     - Дашь мне пять баксов, я откуплюсь, скажу, что у хозяйки голова закружилась!
     - А ты как думал? У меня с первого дня с тобой еще голова кружится, - улыбалась Анна, выходя из машины и меняясь местами.
   Георгий благодарно взглянул на Анну и тронул с места. Без приключений он проехал остаток пути, повернул у Театра юного зрителя налево вдоль Нижнего Царицынского пруда и, проехав метров тридцать, остановился.
     - Ой, какой помпезный! - вылезая из машины, вырвалось у Анны, при взгляде на Фигурный мост, перекинутый через дорогу. - Подумать только, все нормальные люди еще спят, - и она демонстративно упала на Георгия, обняла его за шею и закрыла глаза.
     - Анна! Вокруг нас все-таки какие-то люди есть!
     - Это не люди! Это такие же сумасшедшие, как мы! Хочешь, я сейчас заору на все Царицыно, что я тебя люблю?
     - Вон милиция! Тебя заберут, как хулиганку. И я тебя не отобью у них.
     - Плохо, Георгий! Надо уметь отбивать меня от милиции!
Георгий не понимает.
Запрокидывая голову, Анна с интересом рассматривает мост, пока они поднимались на пригорок, приближаясь к нему. 

     Покаяние Анны и Георгия
Как только они прошли мост, вдруг ударил благовест, и перед ними в утренних лучах, воздев золотые руки крестов к своему Господину, взметнулся двумя золотыми куполами бледно - салатовый храм.   
Анна остановилась от такой картины, и Георгий ощутил, как вдавливаются в его руку ее пальцы. А колокол призывно бил, и звуки его уплывали в черные арки стоящего позади Анны и Георгия дворца и многократным эхом повторялись, и усиливались там. Вылетая оттуда, они обволакивали, проникали в поры кожи, в нервные клеточки, находя внутри у каждого христианина что-то такое сокровенное, заложенное в нем его пращурами, что немедленно начинало откликаться и на эти звуки, и на вид храма. У Георгия где-то очень глубоко тоже пробуждалось какое-то теплое светлое чувство.
     - Он зовет нас, пошли, - прошептала Анна, и они двинулись к храму.
   Немногочисленный люд, осеняя себя Крестным знамением, поторапливался к заутренней. Встав напротив двери в храм, Анна покрыла голову платком, сняв его с шеи, перекрестилась на Икону Божьей матери с младенцем над входом, и вошла в притвор.
   Храм был заполнен не больше, чем на четверть. Батюшка уже начал службу. Анна купила две свечки. Отдавая одну Георгию, она попросила его показать, где находится Икона Божьей матери, в честь которой названа церковь. Это Георгий знал, и он подвел ее к старинной Иконе. Анна просительно на него взглянула, он все понял и отошел в сторонку, пытаясь вслушаться в проповедь. Не отдавая отчет, зачем он это делает, одним глазом Георгий косил в сторону Анны и видел, как та зажгла свечку, старательно вставила ее в отверстие подсвечника, несколько раз осенила себя крестом, склоняя голову, при этом губы ее что-то шептали, а вид ее выражал смирение и покорность каявшейся грешницы.
Не раз и не два, Георгий замечал любопытные взгляды, останавливаемые на Анне:   
     «А чего же может просить у Господа эта обеспеченная красивая дама?»
Вскоре Анна подошла к Георгию, ее влажные глаза сияли. Подведя его к своему месту, она тихо шепнула: «Ставь свечку здесь, рядом с моей».
   И Георгий поставил. Анна также отошла от него, и Георгий растерялся, о чем ему говорить с Божьей матерью. Он долго смотрел в ее страдальческие добрые глаза и никак не мог начать. Наконец, он раскрыл рот и прошептал: «Прости нас, Мария... и благослови...», - и перекрестился. Потом ему пришло на ум, что как-то нездорово вышло, что он с Анной у нее просит благословения, и уже совсем растерявшись, тихо добавил: «Прости, Божья матерь, нас с Анной... грешных», - и неловко перекрестившись, уставился на поставленные ими свечки. Те горели тихим, каким-то, смиренным светом и плакали горячими покаянными слезами...
     «Господи помилуй! Господи помилуй! Господи помилуй!» - нестройный негромкий хор паствы доносился до Георгия.
«Прости нас, Господи», - Георгий посмотрел на младенца на руках Марии и удивился, как может простить их этот младенец и что он знает о них с Анной, и почему... но Анна его уже, как слепого, вела на выход. Яркий свет утра резанул по глазам и Георгий на какой-то период, действительно ослеп. Вокруг них народ по двое, по трое, по одному спешили в храм.
     - Это кто, грешники? - спросил Георгий.
     - Грешники, - убежденно ответила Анна.
     - А мы с тобой не грешники?
     - Нет, - также уверенно ответила она.
     - А те двое? - Георгий кивнул на торопливую пару, подкатившую на форде.
     - Это большие грешники, у них свои дела - отмаливать грехи, - потянула Анна Георгия с дороги.
     - Значит, мы с тобой праведники? - приставал Георгий.
     - Мы с тобой - заблудшие души, ну, может грешники, но только мелкие. А потом, ведь мы покаялись. Так ведь? - и Анна вопросительно посмотрела на Георгия.
     - Да, - подтвердил Георгий уверенно, - покаялись! - И пристально посмотрел на Анну. - Блажен, кто верует, тепло ему на свете,* - с голубой завистью проговорил он.
     - Спасибо тебе, милый, - просто сказала Анна и прижалась к Георгию.      
   
     * А. Грибоедов, «Горе от ума», 1824г

     - Куда пойдем? - вопросительно глядя на него, спросила она.
     - Давай, пока народа нету, я тебе покажу свою поляну, где я часто провожу время.
     - Пойдем, покажи. Но прежде, давай осмотрим этот мост.
     - Это Фигурный мост, Анна.
     - Да, уж, названию своему он вполне отвечает, - согласилась Анна.
Она переводила взгляд то на церковь, то на мост, пытаясь найти в этих двух грандиозных сооружениях хоть одну общую черту, и не находила. Единственное, что было общего - и то не по форме, а по названию - это два белых креста на красных кирпичах моста.
И если церковь воспринималась, как законченное гармоничное сооружение и зрительно, и в практическом назначении, то мост казался Анне искусственно перенесенным из каких-то забытых эпох и стран. Поскольку ни в какие времена русский мастер не мог по своей воле соорудить ничего подобного.
   «Не потому ли это так отчужденно воспринимается, что рядом стоит наш православный храм? - подумала она. - Пойдем отсюда, - вдруг, нервно поежившись, предложила она.
Георгий повел ее мимо громады дворца, смотрящего на них глазницами огромных стрельчатых арок второго этажа. И хотя дворец с этой стороны был сейчас в тени, он не казался сумеречным и хмурым, но и не был приветлив. Скорее он очень пристально и настороженно смотрел на них, проверяя их отношение к себе: «Много вас здесь ходит. Почему я должен быть с вами приветливым? Сначала посмотрим на ваше поведение, а уж потом…»
     - Ой, а что это мы фотоаппарат не взяли? - спросила Анна, пройдя под арку и смотря на ее солнечную сторону.
     - Я нарочно не взял, чтобы не отвлекались, ведь с ним работать надо.
     - Да, богатая фантазия была в голове у архитектора, придумавшего все это. Не припомню, кто это творил?
    - Баженов*, Анна.
 
*Баженов В.И. – русский архитектор (1737-1799). Не дай Бог, попасть в такую царскую не милость, в какую попал Баженов. Императрица Екатерина II враждебно отнеслась к его наполовину готовым дворцам и приказала прекратить строительство. Не обошлось, наверное, без чьего-то злостного подстрекательства. Достраивал – ученик Баженова Матвей Казаков. Им обоим следовало бы поставить памятник.

   Прощаясь с галереей, по которой так и не бегали слуги с суповницами для императрицы и ее приближенных из Хлебного дома в Большой дворец, Анна запрокинула голову и увидела на голубом октябрьском небе, как каждым своим белокаменным волоском нежилась в лучах солнца огромная гусеница. Ей было хорошо наверху. И Анне тоже стало от этого теплее, и она обняла Георгия за талию и подстроила под его - свои шаги.      
Они вышли на край огромной дворцовой поляны, залитой солнцем, и каменная громада дворца уже не показалась Анне угрюмой, как с противоположной теневой стороны.


     Душа Анны откликается на природу
     «Ой, Георгий, посмотри туда, правее, правее, на самом верху стены! На те три молодые березки! На умерших камнях продолжается жизнь!»               
Анна была довольна. Она заметила мгновенную вспышку чувств на лице Георгия и приписала их своему открытию, которое для него, старожила этих мест, она только что сделала.
Она не знала, что эту фразу сказал Георгий, когда впервые их фотографировал.
 «Смотри, Георгий, солнце всегда делает свое доброе дело!»
 Лишь темные прямоугольные проемы по-прежнему хранили свои вековые тайны. А рядом, группка деревьев, кричала своим праздничным нарядом: «Сдалась вам это каменная холодная громада! Посмотрите на нас - мы ваше солнечное настроение! Мы - музыка вашей души!»
    «Да, - подумал Георгий, глядя на красно - бурую листву огромных кленов, которая явно выигрывала яркостью и сочностью красок у потускневших от прожитых веков когда-то тоже ярко - красных стен дворца. - Анна во многом права. Молодость особенно свежа на фоне дряхлости, и старость особенно дряхла на фоне молодости».
Анна сразу заметила эту троицу - золотистый клен в окружении двух темно - зеленых елей.    
     - И здесь, оказывается, мужчин не хватает, - глядя на них, заметила Анна.
Дав ей насмотреться, Георгий повел ее на свою поляну.
     - Вот мое рабочее место, здесь я работаю по утрам.
     - Как, как? – удивилась Анна. - Что такое работаю? - оглядывала она уютненькую полянку, - а по вечерам ты отдыхаешь?
     - По вечерам я работаю на другом месте.
     - Ничего устроился. Это почему же так?
     - А потому что здесь солнце бывает только утром, а на другом месте - только вечером.
     - А над чем работаешь? Ты вроде бы не говорил мне раньше.
     - Да так, сижу, в основном, думаю, иногда просто наблюдаю за жизнью вокруг себя всякой живности, мне доставляет это огромное удовольствие. Фотографирую, иногда фиксирую интересные мысли.
   Анна подозрительно посмотрела на Георгия.
     - И много нафиксировал?
     - Да вот сам удивляюсь, оказывается, набирается. Садись на мое место, сейчас я тебя познакомлю кое с кем, - и Георгий подстелил на пенек газету.
Георгий, отойдя на середину поляны, как фокусник вынул из кармана два грецких ореха и постучал ими друг о друга.
     - А это кому ты подаешь знак? - живо откликнулась Анна.
     - Сейчас посмотришь, если повезет.
Он постучал еще несколько раз, но никто не спешил к ним.
     - Она очень осторожна и сидит, видимо, где-то рядом, наблюдая за нами, но тебя пока опасается.
     - Да кто это? - не выдержала Анна.
     - «Рыжуха», - улыбнулся Георгий.
     - Это что еще за «Рыжуха»?
     - Моя белка, которую я подкармливаю уже не один год, - и Георгий, раздавив друг о друга грецкий орех, положил у соседнего куста.
Зато вот кто прилетел с тобой знакомиться! - и Георгий, положив кусочки ореха на ладонь, поднял ее.
И сразу же над Анной послышалось тиньканье синицы. Не успела Анна поднять голову, как синица уже спорхнула с ветки и уселась на мгновенье на ладонь Георгия, схватила в клюв кусочек угощения и поспешила на ветку.
     - Ой, надо же, совсем ручная! - закричала Анна, вскакивая с пенька и подбегая к Георгию. - Дай-ка мне!
   Георгий насыпал крошек на ее ладошку, а сам отошел и сел на ее место.
     - Лети сюда, ну, пожалуйста! - приглашала Анна, протягивая синичке угощение. Но та вертелась на ветке и посвистывала. - Георгий, ну скажи ей! - просила Анна.
     - «Тинь-Тинь», возьми у Анны угощение, не бойся!
   Синичка будто ждала команды и, сорвавшись с ветки, пронеслась над ладонью Анны, чуть не задев ее крыльями.
     - Ой, чуть не села! - закричала Анна.
     - Потише, потише, стой спокойно, не вертись, - улыбался Георгий. И синичка снова пролетела над ладонью.
     - «Тинь-Тинь», «Тинь-Тинь», «Тинь-Тинь», - тихонько звала Анна.
   Ну разве ж кто может не откликнуться на такое ласковое обращение! И, пролетая на бреющем полете, задержавшись на долю секунды, синичка выхватила крошечку с ладони Анны и улетела с нею на ветку.
     - Взяла, взяла! - как ребенок радовалась Анна и чуть не прыгала от восторга.
   Георгий помог ей перейти через ямку и сделал знак остановиться, а сам вышел на начало липовой аллеи со стороны пруда и посмотрел вдоль нее, убедившись, что она совсем свободна. И тогда он поманил ее рукой. Анна вышла на неширокую аллею, вдоль которой с обеих сторон, убегая далеко вперед, смыкаясь посередине в одной точке, стояли высокие стройные липы.
     - Прошу, мадам, вслед за свитой Екатерины, вслед за Тургеневым и Майковым с дамами, вслед за Львом Толстым и Державиным, Антоном Чеховым и Александром Дюма, Шаляпиным и Собиновым, которые ходили когда-то по этой аллее, - и Георгий, согнув левую руку, предложил ее Анне.
     - А твой друг Александр с Натали?
     - Думаю, что они тоже где-то среди них, ведь они светские люди.
   И Анна, понимая торжественность момента, расправила плечи, выставила грудь, откинула со значением головку, взяла Георгия под руку и грациозно сделала первый шаг, присоединяясь к этой знаменитой свите.
А солнце, любуясь ею, щекотало ей правый глаз и румянило правую щеку, а стволы лип дорогим темным бархатом бросали ей под ноги свои длинные тени.
И Георгию тоже пришлось приосанится и подстроиться под Анну.
     «Ну, как же, что потом в свете скажут о ее кавалере?»
Так они прошли всю аллею: он - чопорным вельможей, она - знатной придворной дамой. Анна, видимо, встречаясь взглядами по сторонам со старыми знакомыми и сидящими на лавочке, элегантно раскланивалась с ними.

     Эти глаза напротив
     - А ведь в те времена, Георгий, наша разница в годах ни у кого не вызвала бы нареканий, что ты скажешь?
     - Конечно, Анна, такие браки случались чаще. Но ты заметь, что все они предполагали богатство за старым господином и его высокое положение в обществе. А с кем ты собираешься соединить свои узы?
     - В отличие от тех молоденьких дурочек, точнее, страдалиц, как у художника Федотова в «Неравном браке», что выходили замуж... кого выдавали за богатство и положение в обществе, которые сегодня есть, а завтра их нет, и кто всю жизнь были обречены терпеть постылого человека, я получаю любимого на всю оставшуюся жизнь. Посмотри в мои глаза.
 Анна остановилась, резко развернула к себе Георгия и положила руки на его плечи.
     - Разве в них, как у той, на картине, безысходная тоска о загубленной жизни?
   Георгий внимательно взглянул в «эти глаза напротив».
     - Нет, Анна. В них радость жизни!
      «Ох, уж, эти глаза!» Он не мог соврать ей. И в нем мгновенно зазвучала пронзительная мелодия,* которую он тихонечко про себя напел, глядя в глаза Анны.

           ВОТ И СВЕЛА СУДЬБА,
           ВОТ И СВЕЛА СУДЬБА,
           ВОТ И СВЕЛА СУДЬБА НА-АС!
           ТОЛЬКО НЕ ОТВЕДИ,
           ТОЛЬКО НЕ ОТВЕДИ,
           ТОЛЬКО НЕ ОТВЕДИ ГЛАЗ!

      * Шлягер, который бесподобно пел Валерий Ободзинский. Слова Татьяны Сашко, композитор Давид Тухманов, 1970 год.
      
И Анна не отвела.
     «Неужели так близко его счастье? Так возможно?»
     - Анна, соблюдай этикет, что скажет Натали? - и Георгий ласково снял ее руки со своих плеч, взял ее под руку и «подстроился под впереди идущих».
     - Вот, как раз Натали меня поймет и не осудит! А жизнь нашу, Георгий, мы будем строить без оглядки на кого бы-то ни было!
       - Ладно, моя радость, только давай не отставать от других.
   Анна с благодарностью взглянула на своего старого господина и крепко прижала его локоть к своему боку.

     Анна и Георгий получают энергию космоса
Анна поднялась на пригорок впереди Георгия и застыла, не зная куда идти дальше, вопросительно глядя на него.
Тот явно чего-то ждал от нее, но Анна не понимала.
     - И куда пойдем?
     - А куда бы ты пошла? - с улыбкой, стоя позади, спросил Георгий.
   Анна внимательно рассматривала окрестности и вроде бы не находила ничего примечательного. Она снова вопросительно взглянула на Георгия, тот ободряюще ей улыбнулся. Наконец, ее взгляд зацепился за что-то, и она вскрикнула.
     - Какой могучий! - и, не сомневаясь ничуть, ускорила шаги к выбранному объекту. Георгий последовал за ней.
     - Здравствуй, дубинушка, ну вот, привел, как и обещал. Это - Анна. Помоги и ей тоже. Дай ей, пожалуйста, частичку своих сил, своей энергии, как столько лет даешь их мне! - и Георгий, широко раскинув руки, прижался к дубу всем телом и щекой. Анна сделала тоже самое.
     - Попроси и ты его, Анна!
     - Дай, дубик, мне частичку твоих сил, твоей энергии, пожалуйста! - попросила она, ощущая щекой, губами, грудью, бедрами его глубоко изрезанную кору.         
Они замерли с Георгием, обнимая могучее тело дуба, прислушиваясь. Анна впервые почувствовала себя соучастницей какого-то великого процесса.
И не только Земля и дуб поделились с ней своей энергией.
Оттуда, из черного запределья, через фиолетовое и синее небо, через могучие простертые к нему ветви дуба, через его в четыре обхвата ствол и ее прилипшее к нему тельце, шла энергия Космоса, энергия Того, Кто обладал ею. И снова бесчисленные клеточные аккумуляторы Анны заряжались уже космической энергией.
Анна держала двумя руками дуб, как огромную чашу, которую наполняла живая субстанция, заполняющая всю Вселенную. Анна чувствовала по напряженному гулу, легкому дрожанию листвы и прижатому к дубу своему телу, как этот сосуд, не имеющий дна, пропускал внутри себя колоссальную энергию для дуба, для нее, для Земли. И как кровеносный капилляр отдает питательные вещества окружающим тканям, так дуб пропускал через глубоко изрезанную кору, иссеченную сотнями вьюг, исхлестанную тысячью дождей, выжженную тысячами солнц, жизненную силу Вселенной и отдавал ее Анне. Ей передавалось его подрагивание, и было страшно держать свои ладони на пульсирующем могучем его теле, и страшно было оторвать их. Подзарядившись минут семь, она собралась с духом и оттолкнулась от дуба. И на мгновение ей показалось, что голубые молнии стекли с ее кончиков пальцев и ушли в тело дуба. Анна смотрела на пальцы широко раскрытыми глазами и ее прожгла мысль:
     «А что же стало теперь с ее телом и с нею самой?»
Осторожно ступая, прислушиваясь к себе, боясь расплескать заполнившую ее до краев энергию Вселенной, она подошла к внимательно наблюдавшему за ней Георгию и хотела обнять его, но тот вытянул ей руку навстречу, прижал палец к своим губам.
     - Это все твое, Анна! Храни это в себе! 
Так Анна впервые в жизни стала крохотным проводником и накопителем в себе этой глобальной энергии. Знала бы она - сколько лет жизни прибавит она себе за эти неполных семь минут! От каких непоправимых бед спасет эта энергия в будущем, когда ее силы в результате страшных стрессов и депрессий окажутся на исходе! Даже Георгий только смутно догадывался об этом процессе, да и то во времена великих прозрений, хотя старался участвовать в нем так часто, как позволяли ему возможности. А может, лучше и не знать об этом вовсе, чтобы не доводить до раскаленного состояния свой мозг? Есть, есть пределы мышления у HOMO SAPIENS!
     - Спасибо тебе, дубик, - сказала Анна, отойдя немного от него и, запрокинув голову, пытаясь отыскать, где же кончаются его листья. Так и не найдя, перевела взгляд на его толстые раскидистые ветви, а потом и на Георгия, который стоял рядом.
     - Сколько же ему? - спросила Анна.
     - Ровесник Екатерины, это точно, лет под триста будет, похоже, последний из могикан во всем Царицыно, дай Бог ему здоровья!
     - Да, - согласилась Анна, - обхвата в четыре будет! И давно ты с ним знаком?
     - Да более двадцати лет, - и Анна уважительно посмотрела на них обоих.
   Они прошли в проход массивной высокой черной ограды, опоясывающей парк, Анна заметила хитрый прищур Георгия и поняла, что он что-то задумал. С нарастающим любопытством она шла и внимательно разглядывала все, что было на пути их движения, и ничего особенного не находила. Георгий остановился и, улыбаясь, смотрел на растерянную Анну. Наконец, ему ее стало жалко, и он произнес.
     - Пожалуйста, оглянись.

     Подиум красавиц
На подиуме, за черной оградой, осень устраивала последние представления своей коллекции высокой моды в сезоне.
     «Ой, да тут все краски осени!» - вырвалось у Анны.
 Лучшие модели были выведены для обозрения, и все они прощались с Георгием и Анной, как будто навсегда: красноватые, бурые, рыжие, желтые, желто - зеленые, зелено - розовые, зеленые, темно - зеленые.
     «Ого! – восхитилась Анна. - Какие наряды! Какие фасоны! Какая богатая фантазия! Какие смелые сочетания фактуры и тонов! И как искусно все они использовали голубой фон неба! И как со вкусом они пользовались золотой парчой солнечных лучей! А как грациозны и соблазнительны были манекенщицы!
      «О-о, вот та, слева, - обратил внимание Георий, - темнозеленая елочка, - это же Наоми Кемпбелл! А эта златовласая березка, - соблазнительная Клаудиа Шиффер! А та, рыже - каштановая, - обаятельная  Синди Кроуфорд! Смотри, смотри же, с краю - воздушная Линда Евангелиста!»*

     *Лучшие топ - модели мира конца второго начала третьего тысячелетия.

     «Какой шарм, - продолжал он, - сколько соблазна, какой волнующий кровь тонкий аромат источает каждая из них... и все они лишь милостиво позволяли полюбоваться собою со стороны. 
     «Ну, я же только что была среди них и ничего такого не видела! Нет, конечно, кое-что замечала, но не было целостности картины! А когда они все вместе... Ой, как хочется снова вернуться, посмотреть на них вблизи, дотронуться до их нарядов!»
 Анна еще раз взглянула на подиум.
    «Спасибо вам всем, до следующей осени!» - и Анна помахала рукой манекенщицам.
   Не знала Анна, не знал даже Георгий, что такое буйство красок уже не будет ни в следующем году, ни через три, ни через пять, ни даже через десять и даже тридцать лет. Хотя все идет по кругу, и все уже было, и все повторится на этой древней Земле, но это будет уже не с ними. И другая женщина, и другой мужчина будут стоять у края подиума и восхищаться осенними нарядами красавиц. Если бы Анна и Георгий это знали, они непременно задержались бы еще на немного.

Анна выторговала у Георгия день, чтобы посидеть над своим проектом и упросила знакомство с Царицыно поделить на две поездки. Первую - они заканчивали.
Они стояли перед Фигурным мостом у машины. Анна что-то никак не решалась спросить.
     - А почему ты не ушел от жены раньше? Прости меня за бестактность…
Взгляд Георгия вырвался из плена ее печальных глаз, скользнул поверх ее головы.
     - Куда? – глухо спросил Георгий. – У меня не было отчего дома, куда бы я мог возвратиться, как блудный сын, - опять глухо произнес он, и только тогда его взгляд снова сдался в плен ее печальных глаз.
     - А потом, - его взгляд потеплел, - я ждал, пока ты подберешь меня.
Анна прижала его к себе и глубоко вздохнула у самого уха. Георгий видел, как без причин, лицо Анны погрустнело.
   Георгий молча поцеловал ее в уголок рта.
     «Вот сейчас я делаю очередную глупость, - Анна задумчиво посмотрела на Георгия, и тот удивленно вскинул брови. - Так дом твой в пятнадцати минутах ходьбы отсюда, говоришь? И ты хочешь сказать, что не думаешь об этом?
Иди-ка ты, мой милый, к себе домой, коли он совсем рядом, улаживай свои дела, бери все, что хотел взять из личных вещей, а в среду ты сам обещал быть у меня дома. С вещами.
Они помолчали.
     - Как я смогу прожить без тебя эти дни - не знаю! - Анна тоскливо посмотрела Георгию в глаза. - Но, умоляю тебя, звони мне каждый день, буду ждать, хорошо?
   Она обняла Георгия, тревога промелькнула в ее взгляде. Она ждала ответа.
     - Хорошо. Обещаю.
     - Вот тебе ключи от квартиры.
   Анна открыла сумочку, подала Георгию ключи. Тот, молча, взял и поцеловал Анну уже в другой уголок и нежно прижал ее к себе.
   Анна заметила, что в его глазах светилась какая-то незнакомая ей до этого нежность.
    «Спасибо тебе, Анна», - тихо и как-то смущенно вымолвил Георгий.
   Анна смотрела на его повлажневшие глаза и ждала, ждала пояснений, еще не понимая, за что этот большой мудрый неожиданный человек может благодарить ее. Это она получила только что неслыханное наслаждение от прогулки по Царицыно. Это она прикоснулась душой к его сокровищам. Это она изумилась только что таким нестандартным интересным мыслям. Это она впитала глазами такое невиданное ранее сочетание красок и образов, которые она, пожалуй, могла сравнить только с детскими открытиями впервые познаваемого мира. Это она, благодаря ему, услышала ребячий смех солнечных лучиков, отраженных с задумчивой поверхности еще не готового к долгому сну пруда и наперегонки спешащих пощекотать ей глаза. Только что она увидела таинственное падение вспыхивающих на солнце золотистых листьев клена. Это она, благодаря этому человеку, осознала, - что мир, оказывается, непознаваемо прекрасен, даже в ее возрасте. Хотя, она была уверена до этой встречи, что все видела, все испытала, все знает и ничему уже больше не удивится.
Так за что же ей спасибо?
   Анна таяла под его взглядом и ждала с поднятыми бровями и широко раскрытыми глазами.
     «За то, Анна, что я получил неслыханное удовольствие, увидеть искреннюю радость еще одного человека, кому все, чем я так дорожу и так оберегаю, трогает душу. Отныне ты мой самый близкий друг, Анна. Теперь все, что ты видела, к чему прикоснулась, - наше с тобой...»
   Это было больше, чем признание в любви, и Анна, не сдержавшись, припала к его плечу и спрятала лицо.
   Они не шевелились некоторое время.
     «Ты знаешь, Георгий, я многое сегодня в тебе поняла. А теперь, - Анна оторвала лицо от его плеча, влажные ресницы ее были опущены, - когда я делаю очередную глупость и отпускаю тебя, не откажи мне еще в маленькой просьбе».
   Георгий в знак согласия выполнить ее любую просьбу галантно склонил голову.
     «Постарайся уладить все по-хорошему!»
   И если в широко раскрытых глазах Георгия читалось удивление, то глаза Анны выражали сострадание к нему. Георгий пересилил себя и промолчал.
   Они как-то сухо простились. Анна поцеловала его в губы, а Георгий не ответил. Она повернула его и легонько толкнула.
     «Иди и не оглядывайся, ладно?»
   Георгий сделал только шаг и остановился. Он слышал торопливые шаги Анны, тоскливый крик ее машины, негромкое клацанье двери, от которого он вздрогнул, низкий органный звук мотора, от которого у него закрылись и плотно сжались веки, шелест шин по асфальту, сдавивший виски, - все это, коснулось его обнаженных нервов. Он почувствовал, как холодная пустота стала заполнять его изнутри.
   Пожалуй, единственным теплым местом его тела был кулак, в котором он крепко сжимал ключи.
     «Неужели это и есть ключи от двери, за которой его ждет новая жизнь, о чем он не мог уже даже мечтать?»               



Глава 5. Восемь листочков Альтернативного проекта Георгия.               

     Опять эта черная, пачкающая и зловонная
День первый дома.
Раскрыты створки книжного шкафа. На полу лежит кучка тетрадей разного цвета и формата. Георгий продолжает выкладывать разные фотоаппараты, объективы, фотоальбомы, коробки со слайдами. 
У него выпала редкая возможность два дня покорпеть одному дома над своими архивами, в бытность его работы на нефтяной бирже.
Дома Георгий погрузился в мир маслянисто-черной жидкости с таким коротким захватывающим словом - нефть, как удар молотка чернобородого маклера Владимира в «яме»* Московской нефтяной бирже при словах «Продано!»

*Яма - жаргонный термин на нефтяной бирже. Место, часто в виде замкнутого прямоугольника, за которым стоят брокеры, озвучивающие документы на продажу нефти и нефтепродуктов. Здесь же устно договариваются о сделке.

 «Какого черта он не пересилил свою вредную привычку и не сжег все это, когда удалось живым и здоровым с малыми потерями вовремя выбраться из криминального засасывающего этого бизнеса!» - свербила мысль, с возрастающим удивлением Георгия, - как же много накопилось документов!
                Звонит телефон. 
 Георгий подходит к аппарату, берет трубку.
     - Аллё!
     - Георгий, ты один?
     - Как всегда, моя хорошая! – узнает любимый голос. - Слушаю тебя!
     - Как я скучаю! Не рассказать! В течение ночи просыпалась раз пять. То порываюсь искать тебя в комнате! Окончательно просыпаюсь, понимаю, что тебя нет. То слышу твой любимый голос, называющий меня по имени. То чувствую на теле твои нежные пальцы. Сижу на тахте, а голос звучит еще в ушах.       
      - Я тоже скучаю, Анна! Как это мне все знакомо! Я это все пережил в неделю нашей разлуки. Все позади, Анна. Теперь нас ничто не разлучит! Потерпи, моя хорошая, завтра буду.
     - Не увлекайся! Не бери много старых вещей в новую жизнь! Я бы все оставила, чтобы они мне больше не напоминали о прошлом!
У нас с тобой будет жизнь с чистого листа! И будет только все хорошее!      
До встречи! Скучаю! Целую, любимый! Главное, - расстанься по-хорошему. Чтобы тебя не мучила совесть. И поговори обязательно с сыном.
Он у тебя уже мужчина, он все поймет. Он будет вместо тебя оберегать мать.

     «Вот, ведь, кругом нормальная чистая жизнь, а тут надо заниматься нефтью. Сколько душ было испачкано! А сколько покалечено! И только самым-самым избранным удалось, как алхимикам, превратить эту вонючую пачкающую жидкость в золото. А точнее в зеленые бумажки, на которых изображены какие-то бородатые и лысые дядьки без всяких хитроумных отмычек, только своим присутствием, открывающие любые сейфовые замки во всех банках мира».               
   «Опять за старое! Хочешь наступить на те же грабли? - возникло его Эго. -                Опять начинается суета сует?* Сколько раз я тебя предупреждал, Георгий? Нельзя избавиться ни от своего прошлого, ни от своего будущего! Но можно его намного улучшить, если слушать советы таких мудрецов, как «Я».

     *Что было, то и будет, и что делалось, то и будет делаться, и нет ничего нового под солнцем. Книга Екклесиаста, 1:2-9. Автор считает, что более глубокое по смыслу - «устаревшее» выражение: «все земное, отличное от лучшего, небесного».               

Георгий, в задумчивости.
      «А может, правда, зачем ему снова бередить нервы какой-то Тенгизской, Бузачинской, Мангышлакской нефтью? Или, вот, вспомнил, - Кунгурской, Башкирской, Западно-Сибирской и какой еще там нефтью с их процентными содержаниями серы и светлых нефтепродуктов!»          
       «Правильно ты на сей раз мыслишь! – обрадовалось второе «Я». - Собери все в кучку, все свои бумаги с этой нечистью и чиркни спичку. И сразу на душе будет легко и не будут грызть новые заботы. Ты же сам хотел спокойной жизни? Что же ты отрекаешься от себя?»
До Георгия не доходят слова советчика. Он думает о чем-то своем.
      «Это же золото, только черное. – продолжал Эго. - А где золото, - там правит бал Сатана! Или забыл своего любимого певца, который предупреждал тебя: «Люди гибнут за металл!»*

     *Опера Шарля Гуно Фауст», где неподражаемо исполнял куплеты Мефистофеля  Федор Иванович Шаляпин.

Георгий смотрит в окно в задумчивости.
       «Ну, хорошо, сожжет! А как же Гафар? Акимыч? Что сказал бы Фрол? Ребята у станков - качалок? На кустовых, на дожимных станциях? На какую рыбалку, на какую охоту они его брали! Какие песни он с ними перепел за нехитрым закусом и стаканом с водкой! А теперь, нефти они добывают с каждым годом все меньше. Зарплата падает. Спецы разбегаются».
Поворачивает голову, смотрит без удовольствия на кучку папок и тетрадей на полу.
    «Что он скажет Гафару и Акимычу? Что устал? Соскучился по музеям и фотовыставкам? Или по своим походникам-однокашникам по институту, с которыми давно не встречался и не пел песни Городницкого, Визбора, Кима, Галича, Окуджавы?»
Георгий переводит взгляд во двор.
      «Анна купит свои скважины, а они года через три тоже резко начнут терять нефть. И что ей тогда скажут учредители компании, которые так на нее надеялись?
Вот только удастся ли Анну уговорить отказаться от своего и поддержать его проект? С ее настырностью и упрямством, - вряд ли!»
Георгий от заколовших тело иголок поежился.
       «Ха! Сжигай! Нефть тебя испачкает! Это все искушение лукавого его второго «Я». Разве ему можно верить?»
Георгий подходит к завязанной голубой папке с кучей других папок на полу. Пинает папку ногой. Та развязывается, листочки рассыпаются.            
Вылетает Схема нефтепроводов СССР, выскальзывает на пол дискетка. Георгий поднимает дискетку, рассматривает ее. Георгий, в задумчивости.    
      «Да, мне это не принесло удачи, но у Анны, как раз это сработает! Это как раз тот редкий случай, когда мое неудачное прошлое в новых условиях пригодится!»
Обращается к своему постоянному антагонисту.
     - Тебе, конечно, плевать, что здесь целый год спрессованных мыслей и амбициозных планов, и все было выброшено коту под хвост!
      - Хоть раз послушай меня, Георгий! Никогда не переноси в будущее неудачные моменты своего прошлого!
Георгий вставляет дискетку в дисковод компьютера. Открывает файл, разработанного год назад проекта. Просматривает его.
      - Ведь вот же готовый проект! Подкорректировать только под условия Анны, и – вперед! Ну, как можно сжечь напряженный труд, который он чуть не реализовал с одними дельцами год назад. Паразиты, не рискнули вложить свои капиталы, именно в истощенные нефтяные скважины, но с применением английской технологии их восстановления. Испугались: «Неизвестно кто придет к власти!»               
     - Правильно ты, Георгий, говорил. Нефть не только испачкает ваши души, она принесет вам много горя, - не успокаивалось второе «Я».
     - Я как-нибудь разберусь без… без…
Георгий хотел сначала сказать «сопливых», но как-то не смог представить сопливым свое второе «Я», а других сравнений сразу не нашлось.
     - Переверни страницу черновика своей жизни! Начни жизнь с чистого листа, это же так заманчиво! – не отставал второе «Я»
  Георгий не слышит, как в трансе.
      «Эх, Анна, Анна, что для тебя не сделаешь! Он попытается ей сейчас помочь, а потом вытащит ее из этой зыбкой и коварной черной трясины.
     И толстосумы Анны, конечно же, не додумались приобретать истощенные скважины. А их стоимость копеечная. И если применить английскую технологию по разрыву нефтяных пластов, то можно вывести производительность на приличный дебет. При этом, получить значительную экономию!»
Георгий всегда получал удовольствие от работы на самом выдающемся инструменте - компьютере, гениальном открытии конца второго тысячелетия.    

Потом он звонил Гафару на промысел в Сибирь, начальнику участка, с которым почти подружился. Тот помогал год назад обосновать, рассчитать, оформить в привлекательный инвестиционный проект по продаже снизивших свою отдачу скважин. Звонил в инофирмы, господам, с которыми Георгий установил деловые отношения, в период работы на нефтяной бирже. И все это время Георгий уточнял и дополнял расчеты, и время таяло, как льдышка в жару на ладони.
Отрывается от проекта, идет к окну, смотрит во двор, где кипит жизнь.            
     «Ну, к своему Эго он уже привык. А тут еще Гафар подначивает:
     «Покупай истощенные скважины! На моем участке, - дело надежное».   
А Гафар не обманет! Вон сколько лет он добывает нефть!  Наверное, и впрямь, в этом вся соль без запаха!»

Второй день дома.
На спинке стула висит старый серый костюм Георгия. На тахте лежит белая рубашка в полосочку и носки. Георгий сидит на тахте в серых домашних брюках и футболке.
Звонок телефона.
     - Аллё?
     - Ты один, любимый?
     - Анна! Привет тебе, моя хорошая! Да! Уже начинаю собираться.
Из открытой хельги берет цветную рубашку на вешалке. Оценивающе смотрит на нее.
     - Вчера рассказывала, как я скучаю. Сейчас, - места себе не нахожу! Сегодня будешь дома?               
     - Как обещал. Думаю, часа за три управлюсь.               
     - Жду любимый! Надеюсь, уладишь все по – хорошему. Целую. Да много не набирай, - оставь сыну. Мы все купим!      
     - Я тебя тоже целую. До встречи, Анна!
               
Небольшой поселок нефтяников из двухэтажных рубленных домов. 
Возле двухэтажного дома руководства стоят две шестерки Жигулей. Рядом стоит вахтовая машина Урал-Кунг. Кругом сибирская тайга. Многие деревья стоят желтые.
Облачная хмурая погода.
Директор Акционерного общества Акимыч сидит в кресле. Гафар сидит на стуле рядом.
По всей видимости, перед этим был невеселый разговор. Лица их хмуры.
Звонок междугороднего телефона.
Акимыч снимает трубку.               
     - У аппарата!
     - Привет, Акимыч! – голос Георгия. - Как ваши дела?
     - Все замерли, ждут хороших вестей от тебя.
     - Я сам был бы рад их сообщить, но пока намерения надо превратить в дело, а это непросто. Ты можешь записать просьбу для Гафара?
     - Даю трубку.
     - Что? И Гафар рядом? 
Акимыч включает громкую связь.
     -  Да, Георг, привет, слушаю.   
     - Гафар! Все ли остается в силе с проектом покупки истощенных скважин?
     - Неужели нашел снова покупателя? А ты говорил, что компания покупает скважины в соседнем АО?
     - Я откорректировал старый проект под условия нового покупателя. Мне срочно надо переслать его с надежными людьми вам для ознакомления. И мне нужна твоя поддержка, Гафар!   
     - Мы готовы выставить на продажу хоть сейчас…               
     - Гафар, прилетай! Немедля! Нам надо приватно поговорить с покупателем об условиях сделки. Надо будет убедить покупателя купить именно ваши истощенные скважины. И сделай то, что я тебя просил. Да и не забудь про чистые листы с печатями!
     - Тебе повезло, сегодня улетает из Москвы сын Фрола, с кем ты «резался» в шахматы. Записывай его телефон. А что касается документов, - у меня все подготовлено!
     - Ваши условия продажи должны быть одобрены «Головой» - главой области. Чтобы потом не было неожиданностей.
     - Вообще-то мы сами с усами, и он не вправе давать нам указания. А в принципе, добро получено.
     - Чуть не забыл! Гафар, не звони мне больше по домашнему городскому.
Записывай новый телефон.
Диктует телефон квартиры Анны.
      - Да, и вот телефон факса, на всякий случай!
Диктует телефон факса.               
      - Неужели и офис у тебя появился?
      - Появился, появился! Давай Гафар, крутись, от тебя сейчас многое зависит! Все, пока! Жду тебя!   
Акимыч кладет трубку.               
      - Неужели все серьезно затевается, Гафар?
      - Похоже на то, коли срочно вызывает! Георг зря икру метать не будет! Надо оформлять командировочные, Акимыч.
       - Денег почти нет, а командировочные оформляй!
Гафар что-то хочет сказать нехорошее.
Акимыч предупредительно поднимает ладонь.
        - Ладно, ладно! Оформляй! Я вот думаю, что затянули мы с молчанием о десяти наших секретных скважинах. Ты прав, если сидеть на этом секрете голым жопом, то он и не выплывет ни в чьей голове.      
         - А я что говорю? Вот, еще один мастер уехал. С кем нефть будешь добывать, директор! В моей бригаде уже разговорчики начались, зарплата падает.
         - Да, такое резкое падение добычи никто не предполагал. Порода со временем трещины дает, вот нефть и убегает. Это две кустовые скважины выручают.
     - А кто меня «костерил», когда я один выступал, что их именно там надо было ставить? «Ты от нефтяной жилы уводишь!» Кто громче всех кричал тогда?
     - Гафарушка! Ну, все уже признали, что у тебя нюх особый на жилу! Это сейсмические разведчики кричали больше всех! По их приборам мы скважины ставили! А потом, кто «старое помянет»… давай, лети, уж, к Георгу. Одна надежда на него! 

Кабинет в квартире Георгия. Он сидит, уточняет свой проект.
     «Как хорошо, что ухитрился два дня назад взглянуть на проект Анны. Крепко, однако, сбит. Не ожидал, не ожидал! Но почему у нее нет, все же, оптимистического и пессимистического варианта развития. Ничего, он обсчитает по-крупному, свой проект, применительно к ее условиям. На остальное - времени не хватит».
Закончив сравнительный анализ, Георгий распечатал восемь листов, решив при встрече обсудить их с Анной, памятуя, что совсем скоро - сдача ее Заключения на технико-экономическое обоснование.  А проект Альтернативный вырисовывался преперспективно!
С чувством удовлетворения, Георгий приступил к рутинной работе - ревизии в своем кабинете, отбирая близкие его сердцу предметы, и постоянно думал о той минуте, когда он должен был сесть напротив жены и завести этот страшный разговор, который он все откладывал на «потом». Но случилось так, как он совсем не ожидал.

     Уход Георгия от жены
 После обеда, когда Георгий упаковывал походную сумку своей любимой фототехникой, затылком почувствовал тяжелый пристальный взгляд жены. Он замер с «телевиком» в руке, внутренне съежился и ждал, ждал, как обычно, криков, ругани, оскорблений, швыряния в угол предметов, находящихся в руках, но что-то было не так, как прежде. Медленно, все так же сидя на корточках, он повернул голову и насторожено из-за плеча взглянул на жену.
Та стояла, прислонившись к косяку открытой двери, с безвольно повисшими вдоль тела руками, ее какое-то серое сведенное судорогой лицо выражало страдание, а по щекам медленно текли слезы.
     «Неужели все поняла?» - пронзило Георгия. Он старался определить хоть по каким-нибудь признакам правильность своей догадки, но жена, не выдержав накопившегося напряжения, с трудом оторвалась от косяка и как-то странно не своей походкой потащилась в спальню. Но и там все было тихо.
    «Как же она догадалась о его намерениях? Он даже не слышал, как она приехала. Когда смогла она прочитать его мысли, ведь он и раньше укладывал фотооптику, отправляясь на целый день на съемки природы. И догадалась ли она? Не переоценивает ли он ее способности?
А может, это свойственно всему женскому роду чувствовать надвигающуюся беду? Не закладывалось ли это еще с тех времен, когда мужики, очертя голову, смертным боем уничтожали друг друга?
   А беда ли это, если жена и он, наконец, дадут друг другу залечить нанесенные раны? И позволит ли отсутствие возможности видеться каждый день появиться на их лицах улыбке при встрече через некоторое время? И сколько же надо дней, месяцев, лет, чтобы такое случилось? Да возможно ли такое?»
   Ноги Георгия затекли, «стеклянный взгляд», приобрел осмысленность. Забыв об осторожности, он почти швырнул телевик в сумку, и начал бессистемно пихать кольца, фотоаппараты, широкоугольники, портативные штативы, фильтры.
   Как никогда ему вдруг стало ясно, что он слишком затянул жизнь с женой на самоуничтожение! Сотню раз он пытался начинать ее сначала! Сотню раз пытался решать все по-хорошему - и всегда конец был один!
    «Оба они «хороши», коль не заботились своевременно о тихой ликвидации постепенно нарабатываемого взрывчатого материала, которого скопилось сейчас столько, что грозило взорвать не только их уже непрочные отношения, а уничтожить их очаг, нанести ущерб их окружению! Да что ущерб - покалечить жизнь близких людей!
Да уж, расстанься по-хорошему! Нет, по-хорошему она не умеет! Эта тягомотина длится несколько лет! И сын, Петр, уже догадывается. Ну, с ним проще, не маленький уже! Мужчина!
  Может, когда он в квартиру приведет свою девчонку мать изменится? Вряд ли. А если нет, - тогда будет полный атас. Нет, бежать надо! Бежать! Он для жены, - главный раздражитель. Сколько раз замечал, что к Петру Вера относится по-другому, помягче. И с ним ссор много меньше. Все! Решено! Да, поможет всем им Бог!
 Бежать! Бежать! Как можно скорее! Пока не произошло непоправимое! Туда, где так спокойно! Там будет место, где ему преклонить голову. Где его хотят видеть! Где его ждут! А может, даже и, действительно, любят».
 Собрав фото-сумку, набив спортивную необходимыми личными вещами и, совсем не думая, попадет ли он еще раз в свой кабинет, так и не переговорив с женой, Георгий спешил прочь из дома.

     «Наваждение» в комнате Анны
Георгий закрыл за собой дверь квартиры Анны, бросил вещи, сел под зеркалом на полку для сумок и достал платок. Жизнь на новом месте начиналась довольно примечательно!
   Наконец-то он один! Один в новом доме! За последние годы он научился ценить эти мгновения! Вот сейчас можно расслабиться! Георгий разделся, нашел свой знакомый халат и шлепанцы, подошел к музыкальному центру, отыскал частоты «Радио джаз» и, услышав знакомые мелодии, развалился на тахте. Напряжение его окончательно улетучилось, и ему захотелось глотнуть чего-нибудь крепкого и ароматного. А почему бы и нет?
Молодец все-таки Анна! Как будто готовилась к его переселению! Нет, он практически не пьет, но, когда есть повод... и Георгий прямо-таки ощутил во рту вкус выдержанного, по всей видимости, коньяка, которым Анна угощала его в Царицыно.
Не задумываясь, он открыл дверцу под баром. Есть! Георгий быстро вытащил на свет Божий сразу три попавшиеся под руку бутылки и среди них он узнал две, из которых они здесь пили с Анной совсем недавно. А одна... Георгий повернул продолговатую бутылку с золотой этикеткой, крупными буквами XO на ней и мордой льва с короной, красивым геральдическим гербом в середине бутылки.
Георгий с нетерпением открыл золотистую пробку и сразу его ноздри жадно втянули щекочущие флюиды. Найдя соответствующую с широким верхом коньячную рюмку, он наполнил ее почти до середины.
   Несколько секунд Георгий возбуждал свое обоняние, в предвкушении скорого блаженства. Наконец, он не выдержал и поднес ее к губам.
     «М-м-м!» - замычал он после первого крохотного глотка, пошлепал губами, облизал их и закатил глаза.
    Под звуки регги Георгий покачивался на подушках тахты с закрытыми глазами. Теперь он точно знал, что такое КАЙФ!
 Рядом на переносном столике стоит бутылка элитного коньяка.
Георгий открывает глаза, делает пару глотков, блаженно мычит, снова их закрывает. В ритмичную мелодию вмешивается диссонанс, похожий на звук закрывающихся дверей.
Георгий приоткрывает один глаз, продолжает покачиваться.
Видит в открытых дверях человека.
«Ё-К-Л-М-Н! Наваждение какое-то! Сгинь!»
Георгий открывает второй глаз, расширяет глаза, - «Наваждение» в виде какого-то мужика на пороге комнаты не пропадает.
«Наваждение» опасается переступить порог комнаты.               
     - Ты кто такой? – прерывает взаимное удивление «Наваждение». - Да как ты сюда попал?
     - Я – а - а?            
Георгий трясет головой, не верит в реальность.
    - Да ты еще и пьян, как извозчик! – смелеет «Наваждение».
«Наваждение», не опасаясь, подходит к журнальному столику, на котором стоит почти пустая бутылка. Выкладывает ключи, берет бутылку, как орудие, которым можно ударить по голове.               
     - Мой любимый коньяк! – стонет «Наваждение». - Трахнуть сейчас по голове этой бутылкой, - много крови и стекла будет на таком красивом ковре!             
Ставит бутылку на столик.
Георгию, вид коньячной бутылки в руках, невесть откуда взявшегося мужика, впрыскивает в кровь адреналин и стряхивают с мозгов «кайф». Он собирается, как леопард перед прыжком, готовится к любым неожиданностям.
     «Грабитель не вваливается в таком дорогом костюме. Где же он его видел?»               
«Наваждение» не видит по беспечности произошедших изменений у пьяного старпера. Собирает левой рукой на его горле халат и правой двигает ему в челюсть, где была она секунду назад. Кулак врезается в подушку тахты.
     - Ну, кто ж так размахивается, Вадим Сергеевич! - укоризненно, сквозь зубы цедит Георгий.      
Расслабляет мертвую хватку приема на удушение. Отталкивает Вадима.
     - Хорошо я вас опознал в момент удара! А если бы этого не случилось?
Вадим Сергеич морщится от боли, тяжело дышит, левой рукой потирает передавленную шею, правая – качается вдоль туловища.
     - Так кто ты такой, хер моржовый? – постепенно приходит в себя Вадим Сергеич.
Боль и изумление уступают место злобе.         
    - Я просил бы вас, Вадим Сергеич, со мной не говорить таким образом. Жалеть больше не буду! Вы уже должны понять, что я не случайный посетитель в доме у Анны и тем более не вор!
     - Вот, мы сейчас все проверим, а заодно и научим, как надо ко мне относиться!
Левой рукой достает мобильный телефон. Пытается набрать номер.
Георгий быстро делает пару шагов навстречу, сжимает кисть Вадима Сергеича вместе с телефоном. Там что-то хрустит и раздается писк.
    - Вот это не понравится Анне… этого делать не надо!            
Вадим Сергеич ошарашенно смотрит на Георгия, потом на телефон. Нажимает несколько кнопок. Телефон не прекращает пищать.
     - Ах, ты падла! – взрывается Вадим Сергеич.
Бросает телефон в голову Георгия.
Георгию чудом удается уклониться от летящего в голову мобильника, которого ловит тяжелая портьера.
      - Я вас предупреждал! – восклицает Георгий.
 Коротким ударом «вырубает» выброшенную навстречу руку, заламывает ее за спину. Подталкивает вперед себя согнутого, стонущего от боли Вадима Сергеича.
Георгий со второй попытки открывает дверь и коленом под зад выпроваживает нахального гостя. Видит стоящий у двери кейс рядом с его еще не разобранными со старой квартиры вещами и выбрасывает его вслед за хозяином.
     - Прошу прощения, ежели, что не так!
С треском захлопывает дверь. Идет в комнату.
 
   «А что, недурно «расслабился!» - злясь на Вадима, подумал Георгий. - Эх, надо было бы «врезать» этому хаму! Сказать об этом инциденте Анне или не говорить? Пожалуй, не надо. Завтра у нее ответственный день. Ее нужно основательно зарядить положительной эмоцией.
А все-таки правильно Анна решила с ним расстаться. Давно бы надо!»
   Георгий посмотрел на стоящую на полу бутылку, нерешительно взял ее и вылил остаток содержимого в рюмку, опрокинул ее в рот, чуть поморщившись от жгучей неприятной жидкости, и без сожаления понес бутылку в мусорное ведро.
Георгий знал, чтобы успокоится, ему надо с головой погрузиться в дела: либо заняться съемками на природе, либо своей любимой работой, либо приготовлением еды.
   «Конечно приготовлением! И давно пора! Да там, у входа, в пакете, без воды вянет его купленная зелень! Скорее ее в воду! О Боже! Он забыл про три розы! Скорее их в вазу! Да и сумки куда-то надо убрать с порога».
 Овощей оказалось в холодильнике, действительно, в обрез. Зато всего остального было столько, что не хватило бы и недели, чтобы уничтожить вдвоем все припасы! «Действительно, Анна взялась откормить его».
   Георгий засучил рукава и решил начать с салатов. «Он сделает свой фирменный свекольный салат с грецкими орехами и «мимозку», благо, грецкие орехи, свеклу, майонез, яйца, рис, зеленый лук он нашел сразу, а помидоры и огурцы он поставит отдельно».
 
  С салатами Георгий управился за двадцать минут. Оставалось решить ребус - когда начать жарить мясо.
   И все-таки надо бы взглянуть на мясо. «Да, вот, отличный кусок вырезки. Молодец, Анна!» Вращая кусок, Георгий придирчиво его осмотрел и еще раз похвалил Анну. Вымыл его и начал отрезать ножом толстые куски. Казах на полигоне его учил, что еще до жарки мясо должна быть, как шубой, покрыто горой лука. Тогда она впитает его сок и будет особенно вкусным.
   Закончив сервировать стол, Георгий решил, что пора класть мясо на сковородку.
   Когда в кухне начал появляться такой приятный щекочущий ноздри аромат мяса, Георгий потер от удовольствия руки: «Ну, здесь у него проколов не будет! Так, а что же к чаю? Ну, Анна, и здесь у нее запасы! - Георгий придирчиво рассматривал яркую упаковку с кексом. - Так, с чаем тоже будет без заминок! А какую музыку будут слушать? Ну, конечно же, «Радио джаз». Так, а это у Анны что? Кассеты. О-о-о! Louis Armstrong`s ALL TIME GREATEST HITS!»*
    
     * Лучшие хиты во все времена Луиса Армстронга.   

Невероятно! Вот где, оказывается, родственные души: Георгий, старый добрый джаз и Анна!» Он был уверен, что это еще не все, впереди его непременно ждут сюрпризы, подтверждающие их душевное родство! Он всегда чувствовал это!
     «А что это... да это же Анна открывает дверь! Георгий метнулся в комнату за штору.
     «Боже мой! - раздалось из холла, послышалось падение одной, потом второй туфли и быстрые, быстрые шаги в столовую. - А я уже подумала, что у меня на газу, что-то с утра забыто! Глупая, да за целый день должно было бы все выгореть вместе с квартирой! Ой, какой Божественный запах! Цветы! А какие салаты! Неужели и впрямь у меня завелся волшебник? Ау, волшебник! - и Анна побежала в ванную. - Георгий, ау-у!», -  Анна успела уже заглянуть в туалет.
      «Вот, конечно же, помчалась в комнату», - слышал Георгий ее быстрые легкие шаги.
     «Ни там, ни там его нет!»
     «А голос-то радостный. Ждала», - удовлетворенно отметил он.
     «Ау, Георгий!»
      «Балкон закрыт, значит, там тебя тоже нет! Ну, Георгий, отзовись хотя бы!»
      - Мясо горит! - подергала носом Анна.
      - Какой кошмар, мое мясо! - запричитал Георгий, вырвавшись из-за шторы.
   Георгий подскочил к сковородке, быстро схватил за ручку и снял ее с огня.
     - У-у, обманщица! - выдохнул он с облегчением, переворачивая лопаточкой румяное мясо в золотистых лепестках лука. - Нашла повод, как от меня избавится.
   Анна довольно хохотала, приводя себя в порядок. Потом, придирчиво осмотрев стол, затем Георгия, произнесла:
     - Если бы ты был женщиной, я очень тебя попросила бы за хорошую плату готовить у меня дома. Но чтобы любимый мужчина так мог бы готовить, у меня это даже в голове не укладывается. Это... это...
     - Ты сначала попробуй, может это отрава, и ты есть не станешь, - съязвил Георгий.
     - Из твоих рук я готова принять даже отраву, - с любовью в голосе ответила Анна.
    Георгий довольный ответом усадил Анну и, показывая на бутылку, спросил:
     - Я правильно выбрал?
     - Как всегда, - улыбалась Анна.
     - Тогда нальем, пожалуй, есть тост! - приготовился к речи Георгий.
     - Нетушки, нетушки, говорить буду первой сегодня я и обслуживать тебя буду я!
     - Анна, - начал обиженным тоном Георгий, - я же должен все доделать до конца.
     - Сиди, дорогой, это ночью! - и Анна игриво стрельнула на него глазами.                Георгий, не выдержав, хмыкнул.
     - Но ты же с работы!
     - Правильно, с работы, и восемь часов с минимальными перерывами не отрывала попы от кресла. Поэтому обслуживать буду я. А ты, как минимум, два часа простоял на ногах. Ой, я хорошо это знаю, поэтому коли «слез с жердочки, то не кукарекай». А тост простой.
Спасибо тебе, дорогой, что сделал мне приятный сюрприз. Тебе удалось это дважды. Первое, что приехал на день раньше. Второе, что все это приготовил!
Анна притянула к себе Георгия, поцеловала в щеку и чокнулась с ним.
     - И только? - Георгий недовольно выдвинул нижнюю губу.
     - Потерпи, сластена! - сощурив ласково глаза, попросила Анна.
   Георгию пришлось выпить с «таком».
   Анна щебетала, как ласточка. Оказывается, «мимозку» она где-то, когда-то, у кого-то ела, но сама никогда не готовила и уплетала оба салата с удовольствием.
   А Георгий думал, глядя на разрумянившуюся от вина и от общения с ним Анну.
     «Неужели это снова возможно? Ведь было же так когда-то давно у него. Очень давно. Так давно, что он даже и не помнит уже никаких деталей. Но общий фон, настроение - то же. Куда, когда и как это все исчезло? Проклятый неустроенный быт! Это он сломал его первую женщину. Вот так же может быть и с Анной!» Его даже ударило током, и он дернулся. Анна этого не заметила и продолжала щебетать, такая красивая, такая счастливая, такая свободная.   
     «Да, но схватки за ее понимание места под солнцем еще продолжаются. И чем больших высот она достигает, тем опаснее это восхождение. Если бы она была не Анна, а так, какая-нибудь дальняя знакомая, интересно было бы посмотреть на ее восхождение со стороны. А поскольку она - его Анна, то придется ему, как горноспасателю, уводить ее на безопасный карниз, а там видно будет. Но только не вверх! Там ее погибель! Сама она этого не видит, увлеклась! А может, не хочет видеть? Рисковая женщина! Тогда убедить ее будет не просто».
   Георгий любовался Анной. Она это видела. Ей это нравилось. Ну, а какой женщине это не понравится?!

     Разборка Георгия с собой
   «Неужели у Анны к нему любовь? Да нет! Этого не может быть! К кому? Ну, хорошо, пусть к пока еще стройному, высокому мужчине.
Как там кто-то великий говорил: «Всегда кажется.. что любят за то…что мы...»* - пытался вспомнить Георгий.

     * Всегда кажется, что нас любят за то, что мы хороши. А не догадываемся, что любят нас оттого, что хороши те, кто нас любит».
Л. Н, Толстой.

     «А как ты, моя хорошая Анна, можешь знать мою душу? Мы же не съели с тобой вместе соли даже на крохотном кончике этого ножа!»   
     - Продолжай, продолжай! - спохватился Георгий, виновато глядя на молча смотрящую на него Анну.
   И Анна радостно продолжала щебетать.

     «Конечно, у Анны сейчас девчоночья влюбленность. Но она быстро пройдет, а что дальше? Можно даже не продолжать».
     «Эй, хозяин, не занимайся плагиатом! Это я тебе говорил, а до тебя только дошло?» - прорезалось его Эго.
     «Ведь я же говорил ей, - даже не услышал реплики Георгий, - что я закончусь и как мужчина. Чего она мне там смеясь говорила? А-а-а, она в ответ хохотала и спрашивала когда? Вот дурочка! Ну откуда же ему знать?»
     «А ты спроси у меня, хозяин! – снова беспардонный голос. - Я это знаю! Я отвечу прямо сейчас!» 
     «И когда он ответил ей, - снова не задела реплика ушей хозяина, - что может всего через пять лет, ее лицо поглупело от радости! Да, именно, поглупело! И она вновь захохотала, и как нищенка начала считать сколько ей счастливых секунд доставят эти целые пять лет! Ну никакие аргументы на нее не действуют!»

Анна уже несколько секунд, как молчала и внимательно наблюдала за Георгием, пытаясь понять, что с ним происходит.
     - А я-то, глупая, думаю, как он внимательно слушает! – Как дам щас, мало не покажется! - и Анна шлепнула, любя, ладошкой по лбу Георгия.
Потом Анна тревожно понюхала воздух.
     - А где же твое мясо? - вдруг привстала Анна.
   Георгий так и подскочил.
     - Я сам! Я сам! - кинулся он к плите. - Фу! Хорошо хоть накрыть догадался! Но все равно надо было раньше снимать! Что же это я так заслушался, что про мясо забыл!
     - Ври больше! - улыбалась Анна. - Себя ты заслушался, а не меня! Давай, давай мясо! Ой, какой аромат, - вдыхала Анна, наливая вино в рюмки.
   Георгий подхватил со сковородки лопаточкой подозрительно крутую горку золотистого лука и положил на тарелку, туда же отправилась половинка помидора, веточки кинзы и базилика. Себе скопировал все тоже самое. 
     - Георгий, я страшно обожаю приятные сюрпризы, подарки... Ой, я это не к тому... Поверь, я очень благодарная женщина, я всегда буду ценить твое внимание и в долгу не останусь.
     - Посмотрим, посмотрим! А за что пьем?
     - За внимание друг к другу! - завершила тост Анна, они выпили и, как положено по сложившемуся у них ритуалу, поцеловались.
     - Ой, это невозможно! - завопила с набитым ртом Анна.
   Георгий замер с вилкой в руке.
     - Ты что сделал с мясом?
     - А что? - испугался Георгий.
     - Да оно такое толстое... а тает во рту словно... словно... а какой аромат! Ты чем мариновал мясо?
   Георгий показал на горочку лука.

Анна и Георгий после ужина пьют чай.
     - Все, мой любимый! Больше задерживаться не буду. Я заканчиваю этот чертов проект, пройду защиту на президентском совете и будет намного легче.
Анна обнимает Георгия, целует.
     - Ты все хочешь помочь. Разве ужин, - это не помощь? Ты не представляешь, как я это ценю! Я же прекрасно знаю, сколько на это уходит времени! Так что не переживай, - ты очень помогаешь мне!
     - Но у меня КПД, как у паровоза, а вот в проекте…
     - И в проекте скоро поможешь. Ты же не хуже меня знаешь, что его придется дорабатывать. Мне главное на днях пройти защиту.
Ой, Георгий, я пойду, пожалуй, еще перед сном немного посижу над ним у компьютера. Ну, ты все понимаешь… у меня. Ты, наверное, проходил уже в своей богатой жизни подобное.
Спустя время Георгий заходит в кабинет- спальню.
Положив голову на руку, Анна спит на своем проекте.

Он хорошо знал цену этим недолгим минутам сна и сейчас сочувствовал Анне.               
     - Ну, вот, наработалась. Давай, поднимайся Анна, поднимай голову, моя хорошая. Давай баиньки.
    - Я что отключилась? -  подняла со стола голову Анна.
     - Давай ложиться, - предложил Георгий.
     - Давай, - и Анна, потягиваясь, встала из кресла и, обняв Георгия за шею, повисла на нем.      
     - Я тебе всю свою лень отдала, - сказала Анна с закрытыми глазами.
     - Лень ко мне не пристает, - парировал Георгий.
     - Да-а-а? - вяло удивилась Анна - А ко мне временами, - ну просто липнет. И вообще... я что-то стала уставать... очень.
     -  Пойдем, я тебя провожу до ванны, а сам тебе постелю. Утро вечера мудренее.
С трудом отлепившись от Георгия, Анна вялой походкой под руку с Георгием отправилась в ванную.

     Георгий кладет в папку Анны 8 листочков своего проекта
Георгий возвращается в кабинет. С полки достает прозрачный файлик со своими восемью листочками, кладет в папку Анны на ее проект.
Подумав немного, кладет его за последний лист проекта.
       «Завтра обсудим, коли защита на днях. Попытаюсь убедить. Ведь и ежу ясно, что выгоднее купить истощенные скважины и применить английскую технологию».
Сейчас обсуждать их с ней бесполезно, а потом, ведь не завтра эти скважины они покупают. Он спросит ее мнение после защиты».
Георгий уходит в столовую мыть посуду.
 Через некоторое время Анна в своем желтом халате показывается в проеме, расчесывая волосы.
     - Жду, - улыбаясь смотрит на Георгия и исчезает.
     - Сейчас домою, пойду в ванную.

   Широко раскинув руки, как бы приветливо встречая его, наполовину прикрытая легким пуховым одеялом, на середине тахты разметалась Анна. Голова ее была повернута к ночничку, глаза закрыты, она спала.
   Георгий подошел и вгляделся в ее темно - зеленое лицо. Даже в таком свете оно было удивительно привлекательным.
   «Только самец смог бы нарушить покой этой женщины», - подумал Георгий. Он не осмелился даже поцеловать ее в чуть приоткрытые губы. - Спи, моя хорошая, все равно ты моя», - тихо самому себе сказал он и удивился вылезшему из него собственнику.
   Он проверил будильник. Не забыла, стоит на семи.
Взгляд Георгия привлек сумрачный блеск зеленого золота на книжной полке, выдвинутой из общего ряда, какой-то книги. Он подошел и прочитал: «БИБЛИЯ». Не удержался и взял толстую книгу в дорогом кожаном переплете, открыл на красивой цветной закладке и прочитал священные слова, выделенные на полях карандашом волнистой чертой:
     «Благословляй Господа Бога во всякое время и проси у Него, чтобы пути твои были правы и все дела и намерения твои благоуспешны; ибо ни один народ не властен в успехе начинаний, но сам Господь ниспосылает все благое…»
   Слова «…и проси у Него…» были подчеркнуты. А на полях было помечено: «Сходить с Г. в церковь, поставить свечки».
     «Надо же? - удивился он, - Анна читает Библию! Тогда они родственные души. Наверное, сегодня это прочитала. А сколько в Библии историй, когда родственные души становились врагами? Да, на многие вопросы дает ответ эта мудрая книга, но есть ли там ответ на вопрос: подойдут ли они друг другу?»
   Постелив себе в другой комнате, он мигом отключился.

 Проснулся он от тихого щелчка и поворота ключа в замке.
     «Слава Богу, жена ушла на работу, - как обычно мелькнула мысль. - А что это… а что это за лепнина? А эта шикарная хрустальная с позолотой люстра?  Георгий недоуменно поднял голову. - Анна! Он у нее!»
Пулей вскочив, он бросился к двери и услышал обрывки фраз и стук закрывающегося лифта.
     «Да, не хватает только ошарашить соседку Анны по площадке своим полуголым видом в дверях квартиры Анны». Георгий уныло зашлепал на кухню. На столе лежала записка.
     «Мой Дорогой! Прости меня, я тебя, видимо, не дождалась, а ты меня пожалел. Но я  рада быть замученной в твоих объятьях. Не верю, что ты не можешь, а может быть, ты уже не хочешь?
                Еще пока твоя, Анна».
     «Шпана! - засмеялся Георгий. - Погоди у меня! Я тебе пободаюсь! «Еще пока твоя...», ишь, взбрыкивает, как молодая козочка».
   Настроение сразу улучшилось. Георгий представил, как Анна писала ему эту записку и, наверняка, на ее лице было не меньше эмоций, чем у того из восьми запорожцев за столом, что писал письмо турецкому султану.* И Георгий сам  заулыбался. Он сел на свою постель, и какое-то непонятное радостное приподнятое чувство овладевало им.
    
     *Картина И. Репина «Запорожцы» 1891 год. Ну, ты, Георгий, даешь! Что может быть общего с суровым ехидным лицом воина и лицом твоей любимой! Хорошо, что Анна это не слышала!

Как же растлевающе действует на задерганного мужчину вечно недовольной женой, - ласка и уют в доме другой женщины. Постоянно затравленный, весь ушедший в себя, как заневоленная пружина, вздрагивающий и холодеющий от резкого крика, от зло брошенных в раковину ложек и вилок, когда-то обожаемой им женщины, быстро превращенной безжалостным бытом и болезней в мегеру.  Георгий оттаивал с каждым часом, веря и не веря, что все отвратительное между ним и его женой больше никогда и не в каком виде уже не повторится.
Он верил и не верил, что его первые отношения с этой другой женщиной сулят ему бесконечное удовольствие быть рядом, чувствовать на себе обожающий взгляд, ее возбуждающее прикосновение. Наслаждаться переливами тембра ее голоса, задыхаться от волнующих запахов ее волос, ее тела, любоваться ее красивым лицом, фигурой. Чувствовать вкус ее губ, ее груди, наконец, растворяться в ней. От этого ему хотелось петь, прыгать, совершать подвиги.
  В столовой чистая тарелка стояла на столе, нож и вилка лежали на салфетках, отодвинутый стул приглашал сесть, рюмка была наполнена вином. Рядом стояла - другая, тоже наполненная.
      «Ага, я с тобой, это означает. - Георгий не удержался, схватил свою рюмку, чокнулся с рюмкой Анны. - За тебя, моя хорошая!» - и сделал пару глотков. Потом решил, что так, пожалуй, не годится, надо бы сделать небольшую зарядку, принять душ...
Георгий вышел на балкон.
День начинался.
И неплохо начинался. Георгий вспомнил снова про записку и опять не сдержал улыбки. «Рада быть замученной в твоих объятьях!»
     «Эх, Анна, Анна, и когда же у тебя пропадет влюбленность!»
     «Ну и кретин!» - раздалась в ушах фраза его «друга», но он, в приподнятом настроении, ее даже не услышал.

 Вечер. Георгий в комнате ждет Анну. Он в красном фартуке, только что от плиты, расслабляется за журналом в кресле после приготовления борща и печенки.
Телефонный звонок. Он берет телефон.
     - Слушаю! Узнаю самый приятный в мире голос и жду тебя! Скучаю!
     - Скоро дождешься! - голос Анны с угрозами. - Все! Буду минут через сорок! Скоро скучать не будешь!
      - Не ласково ты говоришь со…
В трубке короткие гудки.
      «Посмотрим на тебя, Аннушка, какая ты красивая во гневе. - Стоит задумавшись.- Неужели это из-за Вадима? Ну, а из - за кого же? Конечно, он наябедничал!  Нет, не мужик, не мужик он. Как Анна его не разглядела раньше?»

Столовая. Георгий смотрит на чистый стол, одиноко стоит наполненная рюмка Анны. Подходит, осушает ее залпом.
Начинает готовить гарнир к печени с подливой в чугунке. Открывает шкафчик, берет пакетик, разглядывает.
Бросает макароны в стеклянную кастрюлю с кипящей водой.

   «Да, начинается быт! Как же скоро! Ну, что ж, в жизни он составляет девяносто процентов, он-то это знал. Посмотрит, какая его Анна в быту. -  Настроение резко покатилось вниз. - В одном от жены уже отличается в лучшую сторону, - не стала поносить при сотрудниках по телефону, - криво улыбнулся он. - Ладно, что Бог не делает - все, как говорится, к лучшему!

     Разборка Анны с Георгием
Георгий сидит на тахте и читает журнал о добыче нефти. Дверной звонок бодро выводит мелодию: «То-ре-адор сме-ле-е-е-е-е!»
Георгий застывает на пару секунд. Идет открывать дверь. Снимает красный фартук, открывает дверь, выставляет фартук двумя руками вбок, как можно дальше от своего тела, как тореадор красную мулету. Прижимается к стене.
Анна с изящным черным кожаным портфелем в одной руке и пакетом в другой. Широко раскрывает глаза, на мгновенье застывает в дверях. Трясет ногой, сбрасывает туфли, переводит взгляд с напружиненной фигуры Георгия, на красный фартук, снова на него.
Фыркает, опускает голову, стремительно несется мимо, выбивает портфелем из рук Георгия фартук-мулету*. Георгий еле успевает вжаться в стену.
 
    *Шпага с куском красной ткани, с помощью которой во время корриды тореадор искусно отводит от себя удар быка.

     «Все, теперь он беззащитен! Пропал, молодой и красивый! - тоскливо пронеслось у него в голове. Правда, оставалась открытая дверь, и у него мелькнула мысль, - это единственный его шанс, как в самую критическую минуту калитка в ограждении арены у тореадора, но уж очень позорный».
И он решился взглянуть в сторону опасности.
      «О, спасенье! Его ангел - хранитель все видит!»
Анна быстро возвращается и в исступлении топчет фартук-мулету.         
      «Кажется, ярость «уйдет» в мулету, можно закрыть двери, а там - что-нибудь придумает».
Закрывает дверь. Обхватывает руками массивную рогатую вешалку, прижимается к двери, готовится отразить нападение.
Анна вламывается в туалет. Раздается щелчок замка золотой ручки.
       «Фу-у, это уже легче. Когда бешеная моча выльется из головы, можно говорить с Анной, как с человеком. Это он хорошо по своей жене знает».
Анна выходит из туалета, скрывается в ванной.      
Выходит, заглядывает в столовую, видит Георгия с половником и тарелкой в руках.
     - Нет, нет! – кричит Анна. - Ты пока не наливай! Ты хитрый и коварный! Ты знаешь, что я, конечно, подобрею от твоего ужина. Не выйдет! Пока я зла и не разберусь с тобой на голодный желудок, - ни к чему не притронусь!   
      - Вот тебе и слила! – бормочет Георгий, - вот тебе и смыла! А счастье было так близко, так возможно.
Анна вихрем скрывается в спальне.
Георгий, как подсудимый, садится посреди столовой на высокий со спинкой стул лицом к спальне, кладет руки на колени.
Анна кричит из своей комнаты, видимо раздевается.
     - Ты кого из меня делаешь? Ты что себе позволяешь?
     - Спокойствие, Анна! Ну, что, уж, и пошутить нельзя?
     - Какое к черту спокойствие? Ни фига себе, шуточки он со мной откидывает!
     - Анна, - кричит, как можно миролюбивее Георгий, - да не обижайся ты, ведь бык - это же особь мужского рода, я никак не хотел тебя с ним сравнить, а ты, как известно, - женского.
Несколько секунд длится замешательство.      
Анна показывается в дверях спальни в лифчике, в расстегнутой и приспущенной юбке, колготках, с вытаращенными изумительными глазищами.
Кричит, возмущенно. 
     - Причем тут бык?
Анна видит его пристальный, любопытный взгляд, скрывается за дверь. Что-то там натружено проделывает, опять взрывается.
     - Причем тут бык? – кричит снова. - Ничего не понимаю! Ты что, издеваешься надо мной?!
Теперь Анна стоит в полуоткрытой двери в колготках, трусиках под ними и в лифчике.
Георгий расплывается в улыбке.
Анна быстро исчезает.
Георгий сидит, по-прежнему, на стуле с руками, положенными на колени.
     - Анна, но ты же сама, как бык, топтала мулету! 
     - Какую еще мулету? – кричит возмущенно Анна за дверью. - Нет, издевается явно!
Тяжело там дышит, показывается в дверях уже в белых трусиках, в лифчике и босиком.
Георгий улыбается еще шире, взгляд у него становится, как у кота, которому кладут рыбку.          
Анна фыркает, быстро скрывается за дверью.
     «Неважно куда пойдет и как закончится перепалка, - бормочет себе под нос Георгий, - главное, - не пропустить очередной выход стриптизерши!»               
Подается вперед, напряженно ждет.
     «По логике сейчас должно быть самое интересное, Анна должна выйти уже без…»
    - Ты меня окончательно хочешь разозлить и прикидываешься балдой? – кричит гневно Анна за дверью: «Какого черта ты бесцеремонно вмешиваешься в мою служебную жизнь со своими восемью листочками? Ну, погоди у меня! Разберусь с тобой, мало не покажется!»
Георгий почти ничего не слышит. Вцепившись в края стула, вытягивает шею, сверлит глазами приоткрытую дверь спальни, тяжело дышит. 
Он чувствует, как у него шевелится «тореро». 
     «Если сейчас Анна появится без… то надо накалывать…»
Анна показывается в дверях спальни, запахивает халат, за которым скрывается правая обнаженная грудь.
     - Ты что, оглох?               
Лицо Георгия искажает гримаса разочарования.
Анна замирает на мгновение. Быстро подбегает к Георгию, испуганно хватает его за плечи.
     - Что с тобой? Сердце?
     - Ничего, - с трудом говорит Георгий, - сейчас опустит. Давление, наверное, скакнуло, надо бы привести в норму, - гнусавит Георгий.  - Коньячка бы немножко?
     - А ты уверен, что поможет? - поймала его руку Анна.
     - Ты же сама знаешь, что коньяк всегда расширяет сосуды.
Анна расплескивает воду из кувшина, наполняет бокал, открывает холодильник, что-то берет оттуда, трясет рукой над бокалом. Столовая наполняется характерным запахом.
      - Выпей скорее, - с испугом восклицает Анна, - отпустит!
Подсовывает под нос бокал.
Георгий воротит голову от бокала.         
     - Что я, кот, что ли?
     - Пей, давай! – грозно прикрикнула Анна.             
Георгий морщась, залпом выпивает.
Анна участливо прижимает его голову к своей груди.
     - Отпускает?
     - Да нет, вроде бы наоборот поднимает…
Анна смотрит на Георгия глазами, в которых можно без труда прочитать: «Ну, что с больного взять!»
Отодвигает от груди голову Георгия.
     - Да, что с тобой? То я - бык! То ты - кот!
Анна быстро идет к форточке, открывает ее, возвращается. Снова прижимает голову Георгия к своей груди.
     - Ну, как лучше? Слава Богу! Как ты меня напугал! На тебе лица не было!
Переволновался ты у меня! Но ты все-таки не увиливай! Зачем ты подложил в мое заключение свои восемь листочков? Ты хоть понимаешь, какую кашу ты заварил?
     - А разве ты не выложила их накануне из своей папки? – удивляется Георгий.
     - Я ни сном, ни духом не ведала, что они, как бомба, подложены под мое заключение. Ведь, как только я появилась, эксперт по нефтяным делам тотчас взял мою папку с моим заключением на покупку тридцати скважин и понес по просьбе первого вице-президента на ознакомление президентского совета. Ты хоть понимаешь, что теперь будет? Сижу тихо над бумагами в своем рабочем кресле, - продолжает Анна, - звонит местный телефон. Я беру трубку.
     - Анна Владимировна, слышите? Это я перестаю прикрывать трубку рукой, – звонит моя подруга начальник планово-экономичского отдела (ПЭО).
 В мой кабинет доносятся споры на высоких тонах.
     - Наталья, что это? – спрашиваю. 
     - Это по поводу ваших восьми листочков, - со смешком отвечает Наталья.
     - Каких еще восьми листочков?
     - Да тех, что были в вашей папке вместе с основным проектом покупки тридцати скважин.
     - Наталья, - говорю, - поясни!
     - Что значит, три дня отсутствовали! Собирает нас с утра первый «Вице» на президентский совет для обсуждения вашего заключения на покупку тридцати скважин. А там, в папке, еще эти ваши восемь листочков Альтернативного проекта…
     - Да какие еще восемь листочков? - ничего не понимаю я.
     - Да, Альтернативного проекта покупки сорока истощенных скважин с применением английской технологии по разрыву пластов и восстановлению рабочего дебита скважин. Любопытный наш нефтяной эксперт вцепился в них и давай озвучивать с негативом. Ну, и началась свара.
     - Ой, мамочка! Что же это такое! – вру, конечно. - Да не хотела… я их оставлять в папке. Над ними надо еще поработать.
     - И зря переживаете! – говорит. - Очень даже смотрится ваш Альтернативный проект. Все по науке. Предлагаете выбрать лучший. Купить за копейки выработавшие скважины и получить сразу три миллиона экономии - хороша приманка! За три дня болезни нам подкинули новую идею! Вы наш трудоголик! Все, пока! Как закончится этот совет приду расскажу.

     Рассказ Натальи о переполохе на президентском совете               
Кабинет Анны дома.    
Анна пересказывает Наталью, которая поделилась впечатлениями от прошедшего совета.
«Значит, хозяин сидит в кресле. Перед ним раскрыто в твоей красной именной папке Заключение на покупку 30 нефтяных скважин.
На нем лежат несколько листочков. Один из них он читает. Рядом лежат отдельные листы из 8 листочков Альтернативного проекта.
Этот пижон, нефтяной эксперт, стоит рядом с одним листочком в руках и, как всегда, держится с апломбом.
А слева за столом сидит второй «вице» Андрей Сергеич.
У книжного шкафа, в кресле сидит, скрестив руки, повесив голову на грудь и закрыв глаза, начальник отдела инвестиций Любовь Васильевна.
Эксперт, я, второй «Вице», все мы говорим на повышенных тонах одновременно».
      «А я говорю, что у тридцати рабочих скважин, - это средняя производительность по региону!» - говорит нефтяной эксперт. 
      А я ему возражаю: «Через пять лет всего, она будет падать, и все 30 скважин превратятся в истощенные», - я успела проглядеть листочек.
      И тут возбухает второй «Вице»: «Истощенные скважины, - это же, - «БУ», бывшие в употреблении! А все, что «БУ», всегда опасно покупать! Вот вы, Наталья Павловна, для себя что-нибудь из «БУ» часто покупаете? Вот вам и ответ. Так нечего и нам заморачиваться какими-то истощенными скважинами! Это надо же выдумать! А еще советник президента!»         
И его поддерживает эксперт: «Вот именно! В проекте, который защищается, покупка тридцати рабочих скважин прозрачная идея, видна производительность каждой скважины».
    А я ему возражаю: «Да, мы обсчитали проект покупки 30 нормальных скважин, - Такой проект окупится через четыре-пять лет. А где же прибыль в последующие пять лет? А далее? Будут крохи, с каждым годом все меньше. А купить истощенные - сразу экономия три миллиона! А после применения английской технологии у них производительность будет не меньше, чем у рабочих. И это будет продолжаться лет двадцать!»               
     «Я тоже присоединяюсь к эксперту Андрею Игнатьевичу, – говорит второй «вице». - Зачем нам нужен геморрой? Покупать какие-то истощенные».
     «А вы, Наталья Павловна, спрашивает меня Первый «вице», что имеете и расчеты?  Неужели экономия три миллиона?»
     А ему вру: «Мы с Анной Владимировной обговаривали вариант покупки не рабочих, а истощенных скважин. Ну, я тогда и прикинула. А по этим листочкам просмотрела то, что успела. Вроде бы все сходится».   
     А этот, ехидина, второй «вице»: «Ну, да, по арифметике Пупкина с картинками! – и так подозрительно косит на меня. - Вы же только, как двадцать минут, вместе с нами смотрите на эти листочки и вам уже все ясно!»
И тут только хозяин кабинета обращает внимание на сидящую отрешенно Любовь Васильевну.
А я добавляю: «Любовь Васильевна, как и я, поддерживает Альтернативный проект».
      А этому пижону, нефтяному эксперту, я говорю: «Я могу подробно и не смотреть Альтернативный проект! Я Анне Владимировне доверяю! В отличие от вас, - не первый год вместе работаем!» 
     Вот тогда-то я и позвонила вам».

Анна, пересказавшая со слов Натальи, что произошло с 8ю листочками, выразительно смотрит на Георгия, стучит пальцем по своей голове.
Звонок телефона из комнаты.
Анна смотрит испуганно на пальцы, поворачивает голову в сторону звонка, потом в сторону Георгия, идет в комнату.
Георгий идет за ней, садится на тахту.
Телефон молчит.
     - Ну, ну, продолжай! – с интересом смотрит на Анну.
     - Вот только тут до меня начали доходить вчерашние твои слова об Альтернативном варианте с истощенными скважинами…      
     - Так Наталья и сказала, с твоими восемью листочками? – смеется Георгий.
    - И тебе еще смешно! Подсунул тайно какую-то бяку, даже не показал, и это на совет, где обсуждается мое заключение! От его решения, возможно, зависит мое будущее! Ты в своем уме? Ты хоть понимаешь, что ты натворил? Ты даже не бомбу подложил, ты мне большую свинью подсунул!
     - Анна, я же хотел…  ну и что дальше?
    - Я вспомнила, как ты интересовался технико-экономическим обоснованием, заключением и предлагал Альтернативный проект. Но не могла поверить, что ты что-то добавил без моего ведома.
     - Конечно, не мог, я просто вложил их, чтобы ты ознакомилась!
Обнимает Анну, целует в уголочек губ.
     - Уму непостижимо! – уже не так напористо. - Он просто вложил! А как ты мог это сделать без моего разрешения?! Оказывается, ты еще тот провокатор!
    - Но ты теперь-то, Анна, понимаешь, как это все случилось? Ты тогда уснула за компьютером. Когда я тебя отводил на тахту, ты сказала, что тебе обязательно надо свое заключение еще просмотреть. Я сначала положил свои листочки сверху. А потом подумал, что вряд ли у тебя будет время с ними разбираться, и положил их под заключение.
     - Ага, подложил тихонечко свинью!
     - Ну, кто же знал, что у тебя возьмут папку! Я думал, ну, на следующий день, я тебе все по ним объясню!
     - Спасибо! Объяснил! Но согласись, что я выглядела, как последняя дура! Представляю на президентский совет серьезный документ и не знаю, видите ли, что там написано! 
     - Да, виноват, конечно, каюсь! Мне даже в голову не приходила мысль, что ты можешь их не прочитать!
Все! Будем есть борщ и обсуждать!

Георгий встает, берет Анну за руку, целует ее ладонь, ведет в столовую.
Анна и Георгий садятся за салат.
     - Ну, вот. Пока они в кабинете Первого вице - президента спорили и грызлись, этот час я сидела, как на иголках!
Анна быстро опустошает тарелку с салатом.            
Георгий наливает борщ, ставит перед ней тарелку.
Анна сомнительно смотрит в тарелку.
      - Это - борщ? И его можно есть? Так он же густой, как… как…
 Анна нюхает борщ, молча смотрит на Георгия, осторожно зачерпывает ложку, внимательно всматривается в содержимое, снова переводит взгляд на повара.
Георгий улыбается.
Анна отправляет первую ложку в рот.
     - Но это же не борщ! Я не знаю, как это называется, но это все-таки не борщ!
Отправляет новую и новую ложку в рот. 
      - Он же сладковатый! – изумляется Анна. - Да, но он еще и соленый… и перченый… да тут еще и лимон, оказывается, плавает! И эта… душистая травка! Боже, а это еще что такое?
Смотрит подозрительно на нечто в столовой ложке.               
     - Ничего подобного в жизни я не ела!  Это pele – mele… это смешение не одной национальной кухни!
     - Это - усовершенствованный хохляцко - узбекский борщ. Ты лучше скажи, съедобный?
     - Ты знаешь, - улыбается, - думаю, с первой тарелки не распробую! А ты великий рационализатор!
Так, вот, продолжает говорить Наталья.             
     - А-а, начальник ПЭО!
      - Наталья смеется! «Ну, и растревожила, - говорит, - ты все осиное гнездо. Они уже орут друг на друга, чуть ли не за грудки берутся! А спор из-за солидной экономии при покупке сорока скважин, выработавших свои запасы.               
     - Я смотрю, тебя это так задевает, что ты вкус борща не чувствуешь!
     - Да я уже первую тарелку почти опустошила. И все-таки, - к нашему разговору.
Быстро отправляет в рот последние ложки борщ.
Георгий довольный, осматривает чистую тарелку Анны. Подходит, целует в щечку.          

     Георгий пытается уговорить Анну поддержать его проект
    - А я пишу в Альтернативном проекте, что можно купить сорок «истощенных» закрытых скважин по «бросовой» цене, - объясняет Георгий. - Применить английскую технологию по восстановлению производительности. И сразу выйти на дебит тридцати ваших дорогих действующих. Это сэкономит три миллиона долларов…
     -  Но это похоже на блеф, - возражает Анна.               
     - Разве я тебе раньше говорил не доходчиво? Я Гафару верю!
Анна молчит, холодным тоном добавляет.
     -Ты что, всерьез думаешь, что моя компания отвалит миллионы долларов за твои обещания на бумаге? Да я первая выступлю против! А потом, неизвестно, сколько заломит английская компания за свою технологию.               
Встает, открывает балкон, выходит.
Георгий берет плед с тахты, накидывает Анне на плечи, прижимает ее к себе.

Двор хорошо освещен. Мамы и бабушки еще гуляют с детьми. Кто-то выгуливает собачек. Машины приезжают и уезжают. 
Георгий целует Анну.
     - Да и там, Анна, ребята не промах! В отличие от нас они там работают, знают структуру слоев скважины, где купола и нефть стоит, а где сквозь трещины пород уходит. Полетим на место, поднимем бумаги. Гафар подтвердит производительность на реально работающей скважине. Там все чисто!
     - А я два месяца корпела над своим проектом, это что, коту под хвост?
     - Не будь твоих расчетов, мне бы не с чем было бы сравнить Альтернативный проект. Да и вообще многие твои выводы можно применить в моем проекте, после выхода скважин на рабочую производительность.
     - Но у тебя, дорогой, кроме голых заявлений нет никакой положительной статистики. И английскую технологию никто у нас не применял.
     - А мировой опыт?  Я же привожу его в предисловии. И мы запросим статистику у англичан.
     - Кстати, как Наталья сказала, эксперт отметил, что в вашем месторождении больше легкой нефти и в ней меньше серы, чем в нашей.
     - На этом я сделал акцент в заключении, а ваш эксперт прочитал, всего лишь.            
     - Наш эксперт сомневается в эффективности зарубежной технологии по повышению отдачи истощенных скважин.
     - Пусть не сомневается! Или летит в Ноябрьск и посмотрит на технологию американской компании Техасо и убедится на месте.             
     - Откуда у тебя, Георгий, завязки с англичанами и сибиряками?
     - Связи. Повращаешься годик в нефтяных кругах, - и у тебя будут связи. 
Разворачивает Анну и подталкивает в комнату. Закрывает балконную дверь.               
     - У тебя уже ноги замерзли! Хватит, моя хорошая!
Целует в щечку. Тянет за руку Анну в кабинет.
     - Садись за компьютер.               
Звонок факса в кабинете.   
     - Да что они! – Возбуждено восклицает Анна. -  Просят принять какой-то факс! 
     - Принимай!
Георгий удовлетворенно бурчит: «Наконец-то, сподобились!»
Анна кричит разочарованно.
     - Так это же не мне! Вот, смотри, какому-то господину Ипатьеву.
Георгий начинает читать.
     - Dear Mr Jpatjev! – хмыкает.
     - Так это ты, господин Ипатьев? Вот, дуреха! Меня же попросили подтвердить мой телефон.
 Георгий переводит факс с английского.
     «Согласно нашей… предварительной договоренности, подтверждаем принципиальную возможность… применения нашей технологии на выработавших ресурс нефтяных скважинах. Для чего необходимо провести совещание с предоставлением необходимых документов с целью подготовки договора о намерениях, с присутствием должностных лиц, принимающих решение».
Георгий тянет Анну за руку в столовую. Сажает ее за стол. Идет к плите, подогревает печень. 
Анна поворачивается на стуле к Георгию.
    - Ты знаешь, что сказал мне президент? Ему доложили после полутора часов обсуждения предварительные выводы. Мнения разделились. Трое считают твои предложения - это блеф. Двое - что это очень интересно!
Шеф попросил эксперта принести ему материалы, а всем не расходиться.
Потом, примерно через час, по громкой связи слышу:
     «Анна Владимировна…»         
Георгий перебивает.
     - Так тебя Владимировна, оказывается?
     - А ты и не знал разве? Хотя, конечно, откуда же! – продолжает. - Ну, все, думаю, влипла, сейчас скажет, зайдите для объяснения. А что я ему объясню, если я злополучные восемь листочков в глаза не видела!      
    - Да, действительно, влипла!
Анна продолжает, пытается имитировать голос шефа.
      «Мне доложили о вашем альтернативном варианте. Любопытно. Вы хотите разрушить наш совместно разработанный стратегический подход?»
     - Каков шеф говнюк? – возмущается Анна. - «Наш совместно разработанный», - «мы пахали!» Я ночи не спала, а он слегка корректировал!            
     - Вот засранец! – не выдержал Георгий. - Очень знакомая ситуация. Ну, и дела!
     - Ну, вот, - продолжает Анна.
     - Шеф: «Нам, как никогда, в таком дефиците времени, в котором мы оказались сейчас, особенно требуется единство. Надеюсь, вы понимаете всю ответственность фразы, которую вы так небрежно здесь написали об экономии четырех миллионов долларов… Такого не мо-о-жет быть! Это я вам заявляю, вот так-с!»
     - Вот мудак… извини! Он - зараза! Там написано трех!               
Анна укоризненно смотрит на Георгия.   
Анна продолжает.
     - Шеф: «Хотя… никто не верил в ваш миллион долларов, который вы недавно отстояли для компании, а я, грешник, уж признаюсь вам, - больше, чем кто - либо. Сейчас вы заявляете о четырех миллионах.
    - А вам, как бывшему главному экономисту, - продолжала Анна, - лучше, чем кому-либо известно, как трудно достается нам каждый доллар.
Георгий с интересом ждет, что же дальше.
Анна продолжает.
    - Антон Евграфович, у него подпольная кличка «Граф», поколебался мгновенье, а потом говорит:
     «Нет, пожалуй, мы тут без вас обменяемся мнениями, а вы, будьте любезны, завтра в десять утра - на президентский совет!»
Теперь ты понимаешь, что стоили мне эти пара секунд!
     - В конце концов, кончилось все хорошо. – резюмирует Георгий. - Ты выиграла время.
     - О чем ты, - возмущенно возражает Анна, - я ничего не понимаю.   
 Еще не начиналось! Ты не знаешь шефа, он совсем не прост, как ты его себе представляешь. Как ты можешь без своих листочков объяснить мне свой проект?                Анна надувает губки.               
     - Не дрейфь раньше времени! Прорвемся! Пошли! К твоему компьютеру. Сейчас увидишь!
Тащит Анну за руку. Выходят в холл.
    - Один момент.
Подходит к шкафу-купе в холле, раздвигает дверку, ныряет рукой в карман своего пиджака и торжественно приближается к наблюдавшей за ним Анне.
     - Что это?
Георгий поднимает руку.
     - Ой, мамочка, дискетка? – радуется Анна.
     - Правильно, детка, это дискетка! Иди и вставляй!
Улыбается, обнимает, целует.
Анна быстро вызывает на дисплей содержимое дискеты и начинает читать.
Георгий, наклонившись, стоит рядом.
     - Заключение по Альтернативному проекту. Анализ исходных данных по 40 истощенным нефтяным скважинам. Сравнительный анализ с основным вариантом компании…   
Читает название своей компании.
    - А сейчас будет самое важное. – со значением говорит Георгий. - Так, вот… ниже, уже более мелким шрифтом в скобках.Читает.
     - Может рассматриваться, как Альтернативный проект, при условии подтверждения дебита восстановленных скважин непосредственно на участке.
 Многозначительно смотрит на Анну.
     - Видишь: «может», «при условии»! Здесь все аккуратно написано! Самое главное у вас в компании так никто и не увидел!
     - Еще бы! - ехидно замечает Анна. - Застили глаза миллионы долларов экономии и скорой прибыли!
     - После них твой совет уже ничего не видит! - соглашается Георгий. - Забыли они, кого сгубила жадность?! Так что пошли своего «Графа» в задницу, если будет снова завтра придираться.
     - Я не дам тебе зарыть твой талант в землю! Я непременно устрою тебя в свою компанию! Если так аккуратно у тебя написано в листочках, с чего же шеф так возбудился? Ну, погоди у меня, старый козел!
     - Возможно, это только повод, а причину надо искать глубже. 
     - А вдруг истощенные скважины в результате применения английской технологии не выйдут на твои показатели? Что ты тогда скажешь, Георгий, - «не судьба, видно?»
     - Да быть того не может! Даже если предположить невозможное и производительность всех скважин будет меньше заявленных в полтора раза, то все равно экономия по сравнению с вашим проектом составит около миллиона. А Гафар поднял документы и дал мне цифры дебита скважин при их закрытии. Я в них верю.
Стучит костяшками пальцев по экрану.
     - Твоя страховка: «может» и «при условии». Это все равно, что получить страховой документ Ллойда в Лондоне!
Анна гладит Георгия по головке.
     - А если твой «Граф» не хочет задрать штаны, чтобы слетать в Сибирь и проверить самому документы на месте, то он… ну, в общем «нехороший человек»!               
     - Ну, что ж, господа, -тихо в задумчивости произносит Анна, - боюсь, что мне первой придется задрать юбку.
     - Как это? - в прострации смотрит на Анну Георгий.
Анна отрешенно смотрит мимо него.
Спохватывается, добавляет.
     - Ну, что ты, милый, да я в том смысле, что мне, вероятно, придется первой лететь в Сибирь.
Георгий строго грозит ей пальцем.
     - Смотри у меня! 
Подходит, поднимает подбородок, целует в губы.             
Анна прислоняется к нему, обнимает его за талию, насмешливо смотрит в глаза.
     - Смотри у меня! - уже игриво повторяет он. Целует ее в кончик носа.
     - Я тоже полечу с тобой, чтобы все проверить на месте. Тогда лапшу с ушей снимать не придется!
        - Тебе, мой консультант, тоже пора выходить из подполья и обговаривать                свою долю. Но это, - если вместо нашего - рассматривать твой Альтернативный проект.
      - И не думай меня озвучивать! Смотри не навреди себе, если у тебя такой ехидный шеф.
     - Да ты что?! Бесплатно решил работать, как по привычке в советские времена? Да я никого и не знаю в Сибири!
     - Я тебя напрямую сведу со всеми. А в этом и в этом, - тычет пальцем в факс и в экран монитора, - помогу разобраться! Давай, читай-ка лучше и задавай вопросы.
Анна молча смотрит на Георгия, осмысливает его слова. Вздыхает, углубляется в чтение. Поднимает голову, внюхивается, морщит нос.
     - Чем это пахнет?    
     - Моя печенка! – орет Георгий. Выбегает из кабинета.
Анна идет за Георгием в столовую.
     - Не переживай! – Смеется Анна. - Ты такое заварил, что достал до печенки не только меня и весь президентский совет компании! Гафара в Сибири, и верю, достанешь и моего шефа и англичан. Но о себе ты, как всегда, не думаешь.
Георгий накладывает на тарелку печень.       
     - Мне один маленький кусочек!  - протестует Анна.      
     - А макароны? Рисовые…
  Анна подходит к кастрюле. Заглядывает.
      - Ой, какие аппетитные! Разве только чуть-чуть…
 Анна и Георгий приступают к печенке, которую почти удалось спасти.
Едят и думают о своем.      
     - Георгий, неужели я выкручусь завтра. Неужели весь твой проект - это реально?
     - Анна, врубись, пожалуйста! Во-первых, это не мой, а твой проект! Кто такой я? Какой-то посредник, которого и упоминать не надо! Ты – советник президента! У тебя печать компании! Не меня, а тебя скоро вызовут на переговоры в английское  торгпредство. Не меня, а тебя, пригласят в Сибирь подписывать договор!
     - А в Сибири, наверное, тоже еще не привыкли думать о восстановлении               производительности скважин? - повернулась к Георгию Анна.
    - Правильно! Ведь рядом бьет фонтан! Зачем им морока с выдаиванием понемногу? А что такое понемногу – три-пять кубов в день! А американцы считают рентабельной скважину и с дебитом в один куб!
     - То американцы. У них прогрессивная технология!
    - А у тебя скоро будет не хуже - английская! И эти же скважины будут давать в пять раз больше.
Анна пытается осмыслить сказанное.
     - А, вообще, Анна, у нас узколобое осмысление фразы Михал Василича, что Россия будет прирастать Сибирью!  «Российское могущество прирастать будет Сибирью и Северным океаном и достигнет до главных поселений европейских в Азии и в Америке».
После эпохальных открытий ископаемых угля, нефти, газа, алмазов в Сибири мы кинулись их выбрасывать в мир по демпинговым ценам, совершенно не думая о наших детях и внуках.
     - Да, Георгий, похоже на то!
     - Ну, как же! Запасы на пятьдесят лет! Детям и внукам хватит! Мы сбили на все ископаемые мировые цены, к радости Европы и всего мира. Мы не хотели слышать предупреждение умных арабских, африканских и некоторых азиатских экономистов. Нам надо было много валюты и сейчас! Мы нарушили основной закон бизнеса, за что расплачиваются сегодня наши дети и внуки, недополучая сотни миллиардов долларов: «Лучше меньше, но чаще и долго! Чем хапнуть много и только сейчас»!
     - Ну, это же в коде русского человека! И знаешь почему?
     - Интересно!
     - Найди еще Европейскую страну после времен Сталина, где так часто менялись Правители и так много было экономических потрясений? Не найдешь! Поэтому желание получить все и сейчас продиктовано историей.
     - Занятно!
Анна садится в кресло перед компьютером, пробует снова читать восемь листочков Георгия. Откидывается на спинку, смотрит поверх монитора.
Звонок из комнаты. Анна уходит в комнату. 



     Анна вытаскивает сына Георгия из милиции
Анна прикрывает раздвижную дверь берет трубку.
     - Слушаю.
     - Простите, - сквозь слезы, слышен женский голос. - Я могу ошибиться номером, не у вас Георгий?
Анну бьет током. Она понимает, кто на другом конце провода.
Не знает, что ответить. Смотрит на прикрытую дверь, убеждается, что ее разговор не будет услышан. 
     - Да… вы не ошиблись.
     - А не могли бы вы попросить его взять трубку?
     - Вы… жена Георгия? Может… может, нам сначала надо поговорить?
     - Нет… сейчас не время, сейчас надо действовать… надо… надо помочь вызволить сына Петра…
     - Как вызволить? Откуда?
     - Мне сейчас позвонили из милиции и сказали, что… что ночевать он будет в приемнике… я… я не знаю, что мне делать…
Слышится сдавленный плач.
     - Из какого отделения звонили?
Женский голос называет номер.               
     - Подождите, - возбужденно, - так это в двух остановках от моего дома! Да, да… надо вызволять. Надо обязательно вызволять! Мы сейчас все предпримем, мы обязательно его вызволим! Ждите звонка!
Кладет трубку.
     - Господи, чего же я трубку положила! Надо же было позвать Георгия… так… это же совсем рядом, ну надо же! А, может, зачем его так сразу… так, надо действовать! Правильно!
Быстро одевается, уже в сапогах, заглядывает в столовую.
Георгий убирает стол. Смотрит на Анну, ошарашен ее видом.
Анна вытягивает вперед руку.
     - Все, все! Продолжай заниматься! Надо срочно помочь… надо помочь подруге… она рядом… у них там ЧП… я быстро! Закрой за мной!
Георгий не успевает осознать слова. Дверь за Анной захлопывается.
     - Ну и дела!

Анна бурно входит в отделение милиции. Окошко в комнате дежурного. За ним, - комната задержанных. Дежурному капитану, передается ее напряжение. Он встает, тревожно пялится на гражданку.
 Анна с решительным видом инспектора.
     - Так!
Почти засовывает голову в окошко. Перескакивая взглядом в комнате задержанных с одного лица на другое, быстро вычленяет из четырех, Петра. Пятому - все до фени. Свесив голову на грудь, он выдувает рулады.
     - Петр! Хорош! Очень хорош! – строго смотрит на Петра.
Симпатичный, коротко стриженый брюнет с синяком под глазом, встает, напряженно всматривается в обаятельного инспектора-генерала.
     - Не положено! – предупреждает капитан. - Вы кто ему? Ваши документы?
Анна, не глядя на него, достает из сумочки свой пропуск, почти бросает капитану на стол.
     - Я руководитель студенческой делегации, а он, - протягивает в окошко руку с указательным пальцем, - староста. Завтра ему, мне и еще четверым из группы, лететь на конференцию в Германию. Он должен там делать доклад. Что я скажу ректору?
      - Что он натворил? - строго к капитану.
Капитан отрывается, наконец, от красивой корочки документа Анны, начинает успокаиваться.
Капитан с чувством выполненной в срок контрольной, дотрагивается пальцами до объяснительной записки.
     - Да, вот, обычная драка в кафе. Пишет, что заступался за свою девушку, которую оскорбляли.
     - Да, уж! Узнаю! Оскорблять девушку он никому не позволяет, даже начальству.
К Петру:
     «Be silent and obey me!» – (Молчи и слушайся меня!)
У Петра округляются глаза, он кивает.
     - Какой ущерб он причинил?
     - Да весь ущерб на нем!
Поворачивается к задержанному, смотрит на его фингал под глазом.
     - Так! Мне ректор приказал забрать Петра.
     - Не могу я вам его отдать, не положено! 
     - Тогда зовите начальника! 
Капитан с улыбкой осматривает инспектора, соображает, что сказать.
      - На ваше счастье, начальник сейчас вот-вот должен подъехать. Решать ему. А так, - сидел бы ваш Петр до утра. Вы, гражданочка отойдите от окошка, не положено тут стоять.
     - А что у вас положено? Как зовут начальника?
     - Подполковник Завьялов.
     - Имя, отчество?
     - Виктор Афанасьевич.
Анна слышит звук тормозов машины и решительно выходит на улицу встречать начальника.         
Преграждает путь начальнику в отделение.
     - Подполковник Завьялов?
     - Да, - начальник всматривается в лицо Анны.
     - Виктор Афанасьевич, я к вам по поручению ректора института. Вся вина задержанного Петра в том, что он заступился за свою девушку. Завтра мы вылетаем в Германию на конференцию, ему там делать доклад. А тут такой казус.
      - Не знаю, не знаю!
Пытается протиснуться мимо. Анна всем телом закрывает ему дверь.
      - Виктор Афанасьевич, зачем вам лишние хлопоты? Завтра начнет звонить ректор института. Потом… потом начальник милиции нашего округа…
Анна называет его имя отчество.
 Начальник с интересом смотрит на Анну.
      - Послушайте, пропустите меня, я должен взглянуть на рапорт и объяснения при задержании. Ну и напор у вас! - улыбается, крутит головой.
Анна не слушает, входит первой.               
Начальник снимает фуражку, читает рапорт у окошка. Расстегивает плащ. Читает объяснительную, переводит взгляд на ожидающего вопросы стоящего Петра.
     - Задержанный, с чем вы не согласны в рапорте задержания?
     - Да я объяснял сержанту…
     - Он со всем согласен, – прерывает Петра Анна. - И у него ни к кому нет претензий.
Начальник, смотрит на Петра.
     - У вас претензии есть?
     - Претензий нет.
     - У вас это первое задержание в истории?
Начальник, мельком взглянув на Петра, глядит уже на Анну.
     - Да, - отвечает Петр.
Начальник поворачивается к капитану.
     - Давайте, капитан, экономить государственные деньги. Ходу рапорту не давать, а студента выпустим.
     - Так точно!
Начальник поворачивает голову к Петру.
     - На выход, к заступникам. Хотел бы я, чтобы и за меня вот так заступались. Так вы студент?
Хитро улыбается.
     - Студент, студент! Мудрое решение, Виктор Афанасьевич!
Начальник, Анне.            
     - Кстати, останавливаться возле милиции запрещено.
     - Да, да! Мы уже уезжаем!
Анна выходит с Петром на улицу.
До машины они идут молча. У машины Анна разворачивает Петра к свету, смотрит на его глаз.
     «Примочки, медный пятак и через три дня будет только тень. Петр, садись со мной, до метро подброшу».
Они садятся. Анна не трогается, молчанье затягивается.
     «Петр, давай сегодня без вопросов. Я обещала быть скоро дома. Твой отец однажды меня спас. Я была рада сегодня выступить в роли твоего ангела-хранителя. Только одно условие. Пока, ни отцу, ни матери, ни друзьям об этом - ни слова».
Выбегает в одной рубашке капитан.
      «Погодите, погодите! Вы оставили свой документ, Анна Владимировна! Держите!»
Передает в открытое окошко машины пропуск Анны. Отдает честь, поправляет фуражку. Идет в отделение.
 Петр улыбается: «Обещаю, Анна Владимировна».
     «А сейчас, - вот, телефон, звони маме, что ты уже едешь».
Петр звонит. Анна слышит рыдания матери.
     - Ну, вот и приехали. Деньги на проезд есть?
     - На проезд есть.   
Анна вытаскивает из сумочки сто долларов.
      - Вел себя послушно и сэкономил сто долларов.
Достает из сумочки купюру, сует в руки Петра.
      - Удачи! – улыбается. - Ах, да! Вот моя визитка на экстренный случай!»               
      - Спасибо, мой ангел-хранитель.
Выходит из машины, склоняет голову. Машина трогается.






















Глава 6. Прилет друга Георгия.               

Ни ночью, ни утром звонков не было. И Георгий, как мог, успокаивал Анну, провожая ее в компанию.
  Целый день он не находил себе места. Чтобы хоть как-то успокоиться, он начал ходить по квартире, но это не помогало, к тому же пришлось ходить туда и обратно, что он не любил.
     - Шайтан на твою голову, Гафар! - в сердцах вырвалось у Георгия. - Ну ладно, татарин распи...  что с него взять, а эти педантичные обязательные засранцы – иностранцы, чего молчат? Чтоб они обанкротились, паразиты!
   Часов в пять Анна позвонила с работы.
     - Ну что?
     - Ни факса, ни звонков, - убитым голосом «обрадовал» ее Георгий. - Как у тебя?
     - У меня терпимо. А вот тебе позарез необходимо наладить связь! До встречи! - ответила Анна и повесила трубку.
   Георгий даже не успел спросить, что значит, терпимо.
     «А ну, как и вправду не объявятся ни иностранная компания, ни Гафар, ни завтра, ни послезавтра? - крутились в голове мысли. - До послезавтра он точно не доживет, его просто разорвет от быстро накапливающейся злости! Выход один - либо сегодня напиться, либо... эх, принесла бы сегодня Анна билеты в бассейн, наплавался бы до одури! И надо же так подставить Анну, каково ей там теперь? Намывала бы, не спеша, по крупинке на «своем прииске», вон, уж, сколько в осадок выпало! Дурак старый, вечно он со своими идеями! Пора бы уж остепениться! Если с ней чего-нибудь сегодня случится...»
   Георгий вздрогнул от телефонного звонка. Нет, это не междугородний, так междугородний не звонит.
     - Алло! - с досадой прокричал в трубку Георгий.
     - Так, когда мы с тобой в последний раз калякали, Георг? - узнал он сочный характерный голос и не поверил своим ушам. Он даже отодвинул трубку от уха и смотрел на нее, как неандерталец на невиданную доселе диковинку.
     - Гафар? - неуверенно спросил Георгий.
     - А то, кто же, дорогой, или не ждал?
     - Ты что, темнило, в Москве??
     - Нет, вы только послушайте этого человека: выдернул меня ночью из теплой постели, лишил любовных утех, приказал пулей лететь в столицу, а теперь удивляется, почему я здесь!
     - Ты что, Аллах тебя возьми, не мог позвонить перед вылетом? - выпускал давление Георгий.
     - Зачем ты некстати вспоминаешь Аллаха, Георг?! Все равно я раньше смерти умирать не собираюсь, а потом, на сердитых - воду возят, не забыл? И еще, свою бутылку я, как всегда, привезу с собой, а ты уж выставь нехитрую закуску и называй адрес, я записываю!
     - Ты один приедешь? - продиктовав адрес, спросил Георгий.
     - Конечно, Георг! Для наших с тобой разговоров - три человека, - это уже много! Через полчаса - буду! А ты - остывай пока. К моему приезду не остынешь - будем просто пить за встречу, с горячей головой о деле не говорят. - И частые гудки подтвердили его нешуточные намерения.
     «Да, на Гафаре воду не повозишь, - подумал Георгий, - и чего он на него накинулся? Ни с другого конца Москвы ехал человек, из Сибири все-таки! Попрошу прощения у него, так не встречают!
     Уф, Гафар, Гафар, какая ты умница, что все-таки прилетел! Какой ты надежный мужик! - потирая руки от удовольствия, думал Георгий, - с пустыми руками ты бы и с места не стронулся, значит, что-то привез. Вот только что?  Что же это он время убивает», - спохватился он и кинулся к холодильнику.
     «Так, это что? Ничего себе ножки, неужели индюшатина? В духовку ее, быстро! Так,   меньше бутылки Гафар никогда не усиживал, свою, он как всегда везет... так, что тут у Анны? Да тут на десять Гафаров хватит и на любой вкус, а все-таки нет простой его любимой бутылочки, - водки завода «Кристалл». А зелени у Анны - на хорошую компанию, но одному Гафару этого мало, - подумалось Георгию при осмотре «зеленого ящичка» холодильника. - Придется бежать, да не забыть полкилишко обожаемой им докторской колбаски. Да, еще горчицу и пару круглых черного. Да, двухлитровочку Кока-Колы, и как это быстро он к ней пристрастился! Так, обязательный для него овощ - картошка - есть. О-о, соленые помидорчики с огурчиками - отлично, это он и сам уважает! Ну, все!»
   Георгий мигом обернулся. «Ага, ножки подрумяниваются! Спасибо бабкам, выручают они с зеленью, да очередей сейчас нет в магазинах, спасибо Гайдару, дожили!»                Он быстро почистил картошку, поставил на плиту и занялся столом.
   Почти в шесть раздался звонок в дверь. Георгий взглянул на часы: в полчаса, конечно, Гафар не уложился, уже сорок набежало, но сейчас это не имело никакого значения.
   В дверях с кейсом и пухлым пакетом, из которого торчала петрушка, стоял, победно улыбаясь в усы, здоровенный Гафар. Георгий втянул его в холл, закрыл дверь и они обнялись, похлопывая друг друга по спине.
     - А лапа у тебя по-прежнему медвежья! – смеясь, сказал Георгий.
     - А ты, по-прежнему, без соцнакоплений! - стукнул Гафар Георгия по поджарому животу толстыми мясистыми пальцами.
     - А ты, я смотрю, худеть не собираешься и все также смолишь свой самосад, и все также пьешь? - поддел Георгий Гафара.
     - Э-э-э, Георг, ты пропустил очень важное, - и все так же люблю женщин!
    Они рассмеялись, ткнув друг друга кулаками в грудь, явно вспоминая прошлые застолья.
     - Ну, ладно, может, хозяин, покажешь свои хоромы?
     - Действительно, что это мы с тобой, Гафар, застряли в коридоре! Проходи, проходи... А насчет моих хоромов... Георгия прервал звонок в дверь.
Гафар удивленно поднял густые брови, как два повернутых на девяносто градусов знака вопроса, как бы спрашивая: «Кого это еще нелегкая несет?» Георгий, успокаивающе подмигнув, пошел открывать.
     - Ой, Анна, как хорошо, смотри, кто у тебя в гостях. Гафар, это Анна, хозяйка этих хоромов.
     - Гафар, а это Георгий, хозяин этой квартиры, - прервала его Анна, улыбаясь и подавая руку.
     - Весело живете, ребята! - засмеялся Гафар, здороваясь и подавая Анне пакет, в котором просматривались бутылка водки, двухлитровая бутылка Кока-Колы, какие-то свертки и сверху всего этого выглядывал большой пучок петрушки. - Я как раз просил Георга показать его хоромы.
     - Показывай, показывай, хозяин, что долгожданного гостя держишь в холле! - сказала Анна. - Я сейчас, посмотрю, что есть к столу.
   Георгий повел Гафара в гостиную, потом, открыв дверь, с порога показал кабинет - спальню.
     - Живете вы, ребята, по - современному, только я понял, что ты, Георг, еще пока не реализовал ни одного из своих проектов.
   Георгий развел руками. Они вошли в столовую, где Анна заканчивала сервировать стол.
     - Мы кого-то еще ждем? - обратилась к мужчинам Анна.
     - Нет, Анна, нам больше никто не нужен, - за Георгия ответил Гафар.
     - Ты у меня умница, что все приготовил, - погладила Георгия по груди Анна, - но такое количество на троих? - изумилась Анна.
     - Не расстраивайся, Анна, я люблю повеселиться, особенно поесть! Все угомоним! - за всех заверил ее Гафар.
     - Хорошо бы. Я посмотрю на вас, мужчины, как это у вас получится, - улыбнулась Анна.

     Расстрел Белого Дома танками               
     - Век заканчивается, - улыбается Гафар. - Да что век – кончается тысячелетие! А по опыту Матушки-Земли, ни одно тысячелетие не заканчивалось просто. Надеюсь, вы смотрите телевизор. Георг, ну-ка включи! Чего там нового? Договорились они, наконец?
  Георгий включает телевизор. В который раз показывают кадры расстрела танками Белого Дома с комментариями диктора. Все замирают на своих местах, смотрят телевизор.
     - Вот это да-а! – комментирует Гафар. - Танки палят в Белый Дом! Кончился, Анна, размеренный уклад жизни!   
     - Он кончился в декабре 91го с развалом Союза! – не отрывая взгляд от телевизора, не согласилась Анна. - Хорошо бы все сейчас закончилось только Белым Домом, который подожгли, чтобы выкурить врагов Президента!
      - Да-а! – включился Гафар, - Президент действует более, чем решительно! Но Белый дом? Сейчас это смотрит весь мир, и наши заклятые «друзья» от удовольствия потирают руки: «Кончилась, наконец, Россия!»
      - Хер им, - не сдержался Георгий, - прости Анна… не дождутся! Может кончится все, но Россия - вечна! Но…            
      - Не верю я, что только этим можно изменить жизнь в лучшую сторону! – поделилась сомнениями Анна, глядя в телевизор.
     - Вот и я о том же, - провел сверху вниз по усам Гафар.
Новости закончились.
     - Выключай Георг! У них там своя заморочка, а у нас своя! – откинулся Гафар.
Гафар сидел за торцем длинного стола. Анна, как хозяйка, которой предстояло обносить дорогого гостя, села спиной к плите и холодильнику, готовая в любую минуту подать что-либо на стол, который и так уже походил на выставочные образцы нехитрых блюд русского стола.
Но какой же это русский стол? А где же на столе самое главное? Гафар переглянулся с Георгием, тот недоуменно поднял брови и посмотрел на Анну.
      - Ой, ребята, - виновато воскликнула Анна, вскочила и бросилась к морозильной камере, что-то вытащила оттуда и, постоянно взбалтывая, пока несла, поставила на стол.
   Георгий и Гафар не сводили глаз с высокой четырехгранной бутылки с черно - красной с золотом этикеткой. Это была не купленная бутылка Георгия, предусмотрительно поставленная им в холодильник, и не бутылка Гафара.
     - Ну-ка, ну-ка, разрешите! - сказал Гафар, беря ее в руки и доставая очки. - Самокатная четыре? - Искренне удивился он. - Да это ж родной «Кристалл»! И черный зубр на месте! Анна, тебе кто, Георг сказал, что из всех марок водки я предпочитаю именно «Кристалл»?
     - Я сама догадалась! – схитрила, улыбаясь, Анна.
     - Как Анна догадалась, я не знаю! - оправдывался Георгий. - В лучшем случае мы сегодня ждали от тебя звонка, а ты нежданно свалился на нас собственной персоной!
     - Ну что ж, это и не совсем плохо, поскольку нежданный гость - хуже татарина! - усмехаясь в усы, сощурился Гафар.
     - Друг Георгия, - это и мой друг! - успокоила его Анна. - А если нас еще объединят и общие интересы...
     - Объединят, уверен, что объединят! - поддержал ее Гафар, многозначительно поглядывая на Георгия.
    - Непременно, как когда-то! – не сомневался Георгий.
    - Ну, спелись, а ведь еще и не выпили! - засмеялась Анна, и Георгий с Гафаром ее поддержали.
    - А ты знаешь, Анна, мы ведь давно с Георгием спелись! Ведь, действительно, это так было! Георг, сколько романсов мы с тобой перепели, а? А русских народных песен?
    - Это, что, серьезно? - не поверила Анна.
    - Да шутит он, шутит! - засмущался Георгий.
   Гафар, ничего не понимая, переводил взгляд с Георгия на Анну.
   Держа холодную, но не успевшую запотеть бутылку, он поправил очки, повернул бутылку к свету и, запинаясь, начал читать на ней мелкий текст: «И днесь Москва град велик, град чуден, град многочеловечен, в нем множество людей».
   Затем, повернув бутылку еще раз, радостно хмыкнул.
     - Ноль семь литра. Ба-а, ваш Юрий на коне и в кепке! О-о, золотой Храм Христа Спасителя! - и, ставя бутылку на стол, прочитал крупную золотую надпись: «Старая Москва».
Потом Гафар удивленно посмотрел на Анну.
     - А чего удивляться, - грустно заметила Анна, - просто в старой Москве не нашлось сооружения поновее и более пристойного, вот изобразили на бутылке водки Храм.
     - Ну что ж, - резонно резюмировал Гафар, - испокон века на Руси это считалось святой водой, и все после принятия ее становились братьями и сестрами.
   По лицу Гафара было видно, что ему нравится, как его встречают, да и сам Гафар понимал важность своей персоны, его распирало от той информации, которой он обладал, и в его голове прокручивались варианты, как бы это позначительнее ее преподнести. Он часто улыбался в прокопченные злым табаком усы, скалил желтые крупные зубы, хитро посматривал на Георгия и на Анну, и невооруженным глазом было заметно, что ему просто не терпится поделиться хорошими новостями. Георгий знал, что напрасно их вытягивать у Гафара, тот всегда сам определял, когда и под каким соусом их подать. Оставалось только набраться терпения.
     - Анна, - попросил Георгий, - замени, пожалуйста, Гафару рюмку на фужер да поставь рядом с ним все блюдо с зеленью, все равно ему этого мало.
   Анна, не поверив, удивленно взглянула на Гафара.   
     - Правильно говорит, - заулыбался Гафар.
   Анна старалась изо всех сил не измениться в лице, когда Георгий налил  семьдесят граммов себе и сорок ей еще не совсем холодной водочки, а Гафару наполнил полный фужер.
     - Ну чего переглядываетесь, друзья, поднимайте! - подбодрила мужчин Анна.
     - До безобразия тривиальный тост: «За встречу!» - поднял бокал Георгий.
     - За результативную встречу! - добавил Гафар, поднимая двухсотграммовый фужер, - и пусть Спаситель простит наши прегрешения!
     - За взаимовыгодную встречу! - добавила Анна, и глухой хрустальный звук оповестил о ее начале.
     - Все остальное, – суета сует! – успел сделать добавление к тосту Георгий.   
     «Ого! – в который уже раз про себя восхитился Георгий, глядя, как лихо Гафар опрокинул в рот фужер. - А форму татарин не потерял!»
Спустя короткое время, после снятия пробы почти всех блюд, поставленных на стол, поднялся Гафар с полным фужером.
     - На меня иногда обижаются, что я спешу с тостами и порой не соблюдаю субординацию. Ну что со мной поделаешь! Не может быть сердитой хозяйка, которая имеет такой большой стол! - и Гафар поднятым фужером обвел длинный стол, который, несмотря на стоявшие все закуски, наполовину был пуст. – Значит, хозяйка любит гостей, значит она им рада. За гостеприимную, добрую хозяйку!
   Гафар чокнулся сначала с Анной, темно - карие азиатские его глаза светились искренностью, густые усы приподнялись, скулы еще больше обозначились, сочные крупные губы расплылись желтозубой улыбкой, многочисленные глубокие и не очень складки выступили на смуглом лице, не испортив его приятное радостное выражение. Нельзя было не улыбнуться в ответ, глядя на Гафара.
   После первого и второго тоста тема беседы еще была светской, после третьего, - беседа покатилась легко и свободно.
    Они ругали налоговую систему, ругали проведенную приватизацию, ругали Думу, Совет Федераций, Правительство, Президента, - в общем, беседа текла так же, как она проходит в любой компании, где на столе стоит хоть одна бутылка.
   При третьем опрокинутом Гафаром фужере Анна под столом стукнула Георгия по ноге, и он понял свою оплошность, что забыл предупредить ее, чтобы Анна не беспокоилась за гостя. Хорошо хоть Георгий успел шепнуть перед застольем, чтобы о деле Анна не спрашивала у Гафара ни слова. 
   Когда Анна унесла пустую бутылку, Георгий и Гафар были совершенно уверены, что сейчас на столе появится «его» бутылка. Но увидав, что Анна ставит вторую точно такую же высокую и четырехгранную, из глоток мужчин вырвался возглас восхищения, который вылетает обычно у провинциального зрителя, впервые присутствующего на выступлении заезжего циркового фокусника.
   Гафар перехватил бутылку у Анны, снова надел очки, повертел бутылку, пошевелил губами, видимо, перечитывая, и изрек: «Хороша!»
   И вот Гафар вдруг снова встал, как при первом своем тосте, лицо у него сделалось торжественным и значимым. Анна и Георгий сразу поняли, что сейчас он, наконец-то, скажет то, что не давало им покоя все эти таких тягучих два дня.
     - Ну что, Анна, ты, как настоящая добрая баба яга в ваших сказках, сначала напоила, накормила, а теперь можно спрашивать, с чем гость пожаловал. И я вам скажу, ребята. Итак, если ваша компания вкладывает оговоренную с Георгием сумму в сорок закрытых скважин, реанимирует тридцать из них с помощью западных технологий, ставит пять резервуаров по две с половиной тысячи кубов, строит нефтеперерабатывающий заводик, прокладывает до него нефтепровод, то поддержка области, считайте, обеспечена! Так выпьем за успех нашего общего дела!
   Георгий видел недоуменный уставленный на него взгляд Анны, но приложил палец к губам. Они, натянув маску удовлетворения, без криков радости молча выпили.
     «У-у, хитрожопый татарин, - у Георгия стало нарастать недовольство, - наши обязательства он скрупулезно перечислил, а поддержку области не расшифровал. Да еще какие-то...»
     - Георгий, какие еще пять резервуаров, - стараясь выглядеть спокойной, закусывая, спросила Анна, - у тебя в заключении об этом не было. Какой-то нефтепровод…
     - Мы это не обговаривали, что-то не так. Видимо, у местного начальства, аппетит разыгрался, когда унюхали «жирный кусок», - с неприязнью прокомментировал Георгий.
     - Нет, Георг, это необходимость, - добродушно отозвался Гафар. - Мы с ребятами еще раз покумекали, выписали на чистый лист все наши беды, и решение приняли, как члены вашей команды. Эти емкости будут выручать нас всех много, много раз! Да мы же у тебя, Георг, это и подсмотрели! Ведь в иностранной калькуляции на нефтеперерабатывающий заводик, которую ты мне переслал, тоже не было такой емкости под бензин. А кто добавил? Знаю я тебя, ты ж ничего зря не делаешь и, ой, как все просчитываешь! Вот мы с ребятами и смекнули, что и нам нефтяные емкости не помешают. Узнаем о готовящемся в очередной раз повышении цен на нефть, закачаем ее в емкости и подождем. Конечно, много не выиграем, но по чуть-чуть что-то и набежит! Лучше маленький Ташкент, чем большая Колыма! - и Гафар засмеялся.
   Заулыбались Анна и Георгий.
     - А кто ж вам, Гафар, шепнет про предстоящее повышение цен? – хитро спросила Анна.
     - А вы и шепнете! - убежденно ответил Гафар. - Или вы не в первопрестольной живете и работаете?
     - А кто же нам-то шепнет? – улыбаясь, возразил Георгий.
     - Ну, этим хитростям вы лучше нас провинциалов обучены! Ты сам когда-то говаривал, что от меня за три шага несет нефтью, я ею пропитался насквозь. Так что, наше дело добывать нефть, гнать бензин, ходить в черной пропитанной нефтью и соляркой робе, а ваше - вкладывать деньги, щеголять в смокингах с бабочкой, плести интриги да быть поближе к власти! А лучше, иметь средь нее своих людей, чтобы оперативно знать: от чего надо немедленно избавляться, а что надо и попридержать.               

     Гафар открывает тайну 10 скважин               
     - Гафар, а если наша компания не потянет строительство перерабатывающего заводика и пяти ваших емкостей? Дай нам, Бог, уложиться в смету внедрения на сорока  скважинах зарубежной технологии по повышению добычи, - обратилась к нему Анна.
     - Не сорока, а тридцати! – многозначительно заулыбался Гафар.   
     - Это по отчетам, Анна, сорок якобы, не рентабельны. Короче, бл... - Гафар вдруг споткнулся о первые буквы, но быстро поправился. – Мне, как кокотке и вору, долго оправдываться! Ведь совсем недавно у десяти из них был приличный дебит. Когда мы их вновь подготовим к работе, мы покажем вам их истинную производительность! А если вы ничего не хотите вкладывать, а просто покупать нефть, то таких покупателей у нас и без вас хватает! – и Гафар перевел многозначительный взгляд довольного продавца с Анны на Георгия.
     «Абсурд какой-то! Какую чушь собачью несет татарин?» - уставился на него Георгий, покоробленный последней фразой.               
     - Гафар, - продолжала, как бы не слыша, последнюю неприятную фразу Анна, - надеюсь, ты понимаешь, что имеешь дело с серьезной компанией, которая наняла специалистов по нефтяным делам. Помимо Георгия есть еще один специалист, который отработал в Сибири пятнадцать лет, добывая нефть.
     - По вашей готовности платить посмотрим, какая ваша серьезная компания, - парировал Гафар.
    «Оказывается, ты только разыгрываешь простого малого, а на деле ты совсем не прост, - мелькнуло у Анны. - Ну, погоди у меня!»
     - Ты что же считаешь, если компания соглашается с вашими ценами, то она серьезная? – нахмурила брови Анна.
     - Ладно, Анна, давай по делу. По справкам, которые мы навели, ваша компания раньше нефтью не занималась, - подколол Гафар, - а твоих экспертов...
     - А твой Георг? - перебила Гафара Анна.
     - Ну, Георг - это другое дело, он хоть и полковник, а мыслит, как хороший начальник участка.
   Георгий заерзал на стуле. Ох, не нравилось ему начало! «Интересный» получался разговор! Молчание неприлично затягивалось, и первая на помощь поспешила Анна.
     - Вероятно, ты прав Гафар, я еще не очень здорово держу в голове все выкладки Георгия, что вложения в ваши скважины привлекательны и быстро окупятся. Вероятно, ты прав и по другой причине, что вас, нефтяников, а особенно ваше областное начальство, не интересуют наши трудности. Действительно, с какой стати? Это тендер! А в нем выигрывает тот, кто больше вложит! 
     - Какой тендер? - горячо перебил Гафар, - это очень деликатная сделка, об истинной производительности десяти истощенных, якобы, скважин должны знать лица не больше, чем пальцев на моей руке! - и Гафар поднял над столом растопыренную пятерню толстых поросших шерстью обрубков.
    - Гафар, - многозначительно дружелюбно взглянула на него Анна, - раз ты сам говоришь, что это деликатная сделка, то ее, как правило, проводят только с друзьями.
    - Так не бывает, Гафар, - вмешался Георгий, - кто у вас еще знает об этих десяти скважинах?
    - Двое, Георг, двое.
     - Ну вот, только у вас двое! - сказала Анна, - а у нас только Совет директоров - пять человек! Потом президент, еще два зама, я...   
     - Ну и кормушку вы развели! - неодобрительно прервал Гафар.
     - Так пятеро, Гафар, - не выдержала Анна, - это те денежные мешки, которые и покупают вас всех с потрохами, но сорить деньгами они не будут. И если Георгий с твоей помощью не покажет, что на вложенный доллар они получат пять, они даже говорить с вами не будут. Вложения должны окупиться не более, чем за три -  четыре года! Весь контроль этой арифметики - за мной! - С каждой новой фразой голос Анны становился все чеканнее и категоричнее, а брови татарина поднимались все выше и выше. - И доказывать такую окупаемость вам придется сначала мне, а потом уже я должна доказать им. И этот железный порядок изменить нельзя!
Гафар перестал жевать и вертеть в пальцах кустик петрушки, он смотрел сквозь Анну, что-то мучительно соображая. В нем происходила какая-то борьба.
     - Вот оказывается, почему ты с такой уверенностью говорил мне, - догадался только сейчас Георгий, - что проект окупится раньше, чем через три –четыре года!
     - А почему все же их закрыли? – спросила Анна. - И какой дебит тех десяти скважин на самом деле?
     - Да где-то на уровне ваших покупаемых тридцати, даже побольше! Ведь расстояние вашего участка от моего участка около двухсот десяти километров. Я по карте смотрел. По сибирским меркам, - совсем рядом. А закрыли их потому, что рассчитывали недалеко построить нефтеперерабатывающий заводик на определенный суммарный дебит, в том числе и этих тридцати скважин. А тут такой конфуз! Нефть стремительно уходит. А чтобы «верхнее» начальство совсем «отвязалось», показали падение дебита и десяти с хорошей производительностью оставшихся скважин. На бумаге!
      - Вот это комбинация! – восхищенно воскликнула Анна.
     - Так и прикрыли этот участок, как неперспективный, - продолжал Гафар, - благо, нефти кругом еще хватало! Анна, ты будешь четвертый человек с Георгием, кто знает об этом секрете и не должен пока знать никто!
      - Ну, это надо еще показать, - возразила Анна, - что у них хорошая производительность!
      - Вся их история, - улыбается Гафар, - у меня лежит в кейсе, а он стоит в твоем холле.
      - А во вторых, - добавила Анна, - я что-то не представляю, как можно незаметно реализовать такое количество неучтенной нефти?
       - Можно, Анна, мы все продумали до мелочей! Это реально!          
     -  Но эта неучтенка будет идти годами! – вставил Георгий.
     - Лет двадцать. – уточнил Гафар.
     - Но это же огромные деньжищи! – не верила Анна.
     - Десятки миллионов долларов, на которых мы сидим, а реализовать не можем.
Анна с Георгием переглядываются.
      - Георгий, приоткрой форточку по шире, что-то жарко стало, - приложила к щеке руку Анна.
Георгий идет к форточке.
     - Завтра, кстати, мне предстоит докладывать об Альтернативном проекте на президентском Совете. Не могу же я после всего признать, что это не мой проект! Его подсунул мне этот тип! - С любовью смотрит на типа. Продолжает. - И он сделал все расчеты. Я лишь их подкорректировала.
 Анна посмотрела на часы.
     - Уже через несколько часов, так что договориться нам, мужчины, - времени в обрез!
     - Так вроде бы сегодня... – начал, было Георгий.
     - Перенесли, - оборвала его Анна.
   Снова повисло молчание.
      - Правильно решила Анна, ты не пожалеешь, что выберешь этот проект! Мы тебе со всех сторон будем оказывать помощь! А в первом проекте ты можешь надеяться только на Бога! В тех местах, где вы хотите купить 30 рабочих скважин, участились случаи резкого падения добычи. У нас об этом много говорят.
     - Что же получается, Гафар? Твои 40 истощенных скважин…
     - Тридцать истощенных, Анна, тридцать! – поправляет Гафар. - А десять – якобы!
     - И в этом проекте 10 секретных скважин, о которых теперь знаем и мы с Георгием. Авторы этого проекта. Замени любое из четырех звено, - смотрит многозначительно Анна на Гафара, - и проект не завяжется! А значит, не сбудутся те надежды, которые каждый из нас с ним связывает! Не знаю, как тебе, Гафар, - уже не так энергично продолжала Анна, - а мне кажется, что ваша нефть, Георгий, моя компания, - это единственное сочетание реализации проекта.   
    Снова помолчали. Потом Гафар хитро сощурился на Георгия и спросил у Анны:
     - А покурить, хозяйка, можно, а то уши вянут без курева?
     - Конечно, курите!
     - Мы пойдем в коридор, - сказал Гафар.
     - На балкон, - поправил его Георгий, поняв намерения Гафара о чем-то посекретничать, - а то он окурит тебя, Анна, своей злой махрой.
   Они вышли на балкон. Гафар закурил и с наслаждением выпустил над собой облако дыма.
     - Ну и дела у вас в первопрестольной разворачиваются! И не знаешь, то ли добывать нефть, то ли сидеть и смотреть. Хоть не отходи от телевизора! 
     - А мне кажется, чем больше вы добываем и прибавляете богатства стране, тем суровее идет разборка наверху. Тем больше хапают в личную собственность определенные кланы.
      - И, похоже, что это не скоро устаканется! – добавил Гафар               
      - Добывать надо, Гафар, добывать! И чем больше вы будете добывать, тем быстрее все это уляжется!  Но давай вернемся к нашим баранам! Что, действительно так плохи дела на участке? Это у вас только или повсеместно?
     - Рыба тухнет с головы, - начал Гафар, - значит, по всей стране такой бардак! Не только у нас. Вон, недавно, рвануло на соседнем участке, похоже, там, где Анна хотела покупать тридцать скважин. Три дня тушили всеми  средствами, что нашли в области. А уж, прорывы трубопроводов, - стало обычным делом. Превращаем медвежьи места в нефтяные болота.
     - Да, Гафар, настоящего хозяина нету! Чье ничье? Вот купит компания Анны ваши  истощенные скважины на свои денежки и вспомнят и Технические условия и Регламенты. А у тебя главным документом будет график, где надо что-то заменить…
И тут неожиданно возникла Анна.
     - Ребята, я вам не помешаю? Вы говорите о сегодняшнем состоянии с добычей, а для меня это крайне важная информация, мне надо ею пропитаться, как Гафар нефтью, а времени так мало!
     - Конечно, Анна, - без энтузиазма разрешил Гафар.
   Георгий тоже не был уверен, правильно ли Анна сделала, что не дала Гафару с ним посекретничать.
   Анна прилепилась к Георгию, стоящему сбоку у перил, прижалась спиною к его груди, и Георгий сомкнул пальцы на ее животе, Анна прислонила голову к щеке Георгия и внимательно стала слушать мужчин.
   Гафар сокрушался о дряхлых нефтяных магистралях, которые будут все чаще рваться, потому что их проела ржа; о порочной практике латания тришкиного кафтана, что равносильно выбрасыванию денег на ветер и превращению дикой природы в безжизненные нефтяные болота; о пенкоснимателях-дилетантах, которые слетаются, как мухи на мед, чтобы приватизировать самые богатые участки, слизать с них нефть, пока сама бежит, раздолбать до конца оборудование и исчезнуть, оставив после себя истерзанную землю.
     - Что, уж, у вас так просто можно купить участок со скважинами? И продается буквально все? – спросила Анна.
      - Все! Вопрос только в цене. В количестве «нала» и «черного нала». А какие войны ведут различные банды за «жирные куски»!
     - А где же государство? Где же власть? – спросил Георгий.
     - Вы у себя в Москве видите государство? Подожженный Белый Дом, - это государство?
Вопрос повисает в молчании.
     - Очень красноречивый ответ! – констатировал Гафар. - А у нас, в медвежьих углах, его давно нет! Местное начальство куплено мафиозными кланами. Идет повсеместное падение добычи и закрытие истощенных скважин. Падение зарплаты. Каждая новая тонна нефти дается все большей кровью. Нависла угроза безработицы…
     - Продолжай Гафар, - попросила Анна
     - Идут мафиозные разборки за обладание «жирными кусками». О купленном областном начальстве, о повсеместном сокращении добычи, уже не говорю. Да и европейцы с помощью наших властей, скупают за бесценок нашу нефть.
Гафар признался Анне, что предложение Георга по оживлению заброшенных, как не рентабельных, скважин, пожалуй, единственное в крае, которое направлено на перспективу. А гнать из такой относительно легкой нефти бензин, и не смешивать такую нефть с «тяжелыми нефтями» в магистральном нефтепроводе, не иначе Георга надоумил сам Аллах, который и помог ему найти богатых инвесторов. А что касается нефтеперерабатывающего завода, то выкладки Георга в его выгоде убедили даже наше прижимистое областное начальство, и оно... тут он вдруг осекся, заморгал глазами и провел ладонью по усам, как бы запихивая себе в рот необдуманно начавшую было вылезать фразу. Потом резко закончил тем, что с осуществлением этого проекта нефтяники, наконец, перестанут мотаться за сто километров на соседние скважины, да и на завод понадобятся люди.
   Когда Анна выпорхнула в столовую, Гафар сжал, как клещами, своей пятерней локоть Георгия и, загородив ему проход, тихо спросил:
     - Ей все доверять можно?
     - Как мне! - тихо ответил Георгий, пытаясь протолкнуть вперед Гафара.
     «Что-то не вяжется все то, что он сейчас изложил, с праздничным видом только что вошедшего в квартиру Гафара, - озабоченно думал Георгий. - Не мог Гафар измениться за год. А может, ему только показалось, что у татарина есть хорошие новости? Так всегда хочется принять желаемое за действительное! Нет, все-таки что-то мучит этого хитрого лиса, и чего-то он явно не договаривает.  Вон, по его бегающим глазам это видно. А потом, что значит этот вопрос о доверии Анне? И сам он хорош, - начал, как всегда, заниматься самоедством Георгий, - не объяснил Гафару в каких он отношениях с Анной, кто она в своей компании. Да, хорошие получились бы объяснения: ты, Гафар, полностью доверься Анне, он знает ее целых три дня! А руководство компании и Совет директоров - в глаза никогда не видел! А уже поручился за всех, как за себя!»
   Физиономия Георгия заметно поскучнела, а башка, так недальновидно поддерживающая все тосты и окуренная злой махрой, отказывалась теперь находить свежие решения.
   И тут Анна попросила Гафара наполнить ей рюмку.
     - Вот это по-нашему! - встрепенулся тот, наполнив сначала Анне, потом Георгию, не забыв и про свой фужер.
   Анна встала, подчеркивая важность тоста, и, глядя на Гафара, ласково начала, невинно улыбаясь.
     - Ты за какую команду выступаешь, Гафар, за Георгия и за нашу компанию или за свое областное начальство?
     - За обе команды сразу! - не растерявшись, засмеялся он, и Анна с Георгием его дружно поддержали.
     - Интересная мысль, - подметила Анна, - но, все же, давай выпьем за тебя, за твою дальновидность, за твои личные интересы от этого проекта! - Анна чокнулась с Гафаром потом с Георгием.
     - А что, красивый тост и, главное, греет душу! – благодарно поддержал Гафар и для большего разогрева вылил в нее очередной фужер горючего.
Он даже не заметил, что Анна и Георгий только пригубили.
     - А теперь я тебе посоветую, - не глядя на Гафара, закусывала Анна, - что играть всегда выгоднее на стороне инвестора, потому что он с деньгами, а мы щедры для друзей. Ведь Георг тебе друг?
     - Ты еще спрашиваешь, Анна! - сумел внятно вымолвить набитым до отказа ртом Гафар, так что глубокие складки на его щеках почти разгладились, и добавил, - враг моего врага – это мой друг! – и, получив удовольствие от высказанной мысли, усы Гафара полезли в стороны.
     - А жене друга не доверяешь! - и Анна капризно взглянула на Гафара.
   Гафар замер с наколотым на вилку огурчиком, вытаращенными глазами уставился на Анну, потом перевел взгляд на опустившего глаза Георгия, судорожно заглотил все, что было у него во рту, и только смог выдохнуть:
     - Хорош друг! – и, чтобы протолкнуть застрявший кусок в широкой глотке, потянулся за бокалом Кока-Колы.
     - Ладно, Гафар, мы еще обмоем это событие! - успокоил его Георгий, - только не сегодня. Главное береги здоровье, здоровье не купишь!
     - Нет, каков друг?! - возмущался Гафар, обращаясь за поддержкой к Анне.
     - Непременно обмоем и очень скоро! - подтвердила Анна.
     - Смотрите у меня! - помягчал Гафар, - увидим, как вы держите слово!
     - Не сомневайся, будешь на нашей стороне, - продолжала начатую тему Анна, - убедишься сам, что мы слово держать умеем! А теперь вспомни, сколько раз твое начальство тебя обманывало?
     - Ох, даже вспоминать не хочется! - простодушно поморщился Гафар.
     - А ты уверен, что в очередной раз не обманет? - вытягивала его на откровенность Анна.
     - Наколет! Как пить дать, наколет! - убежденно согласился Гафар.
     - Вот и делай выводы! - подводила итог Анна.
     - Но где...
     - Но где уверенность, что мы не обманем? - закончила за него Анна.
   Гафар только и мог тряхнуть крупной седеющей головой.
     - Как я поняла, доверие с твоей стороны Георг еще не утратил?
     - Ну что ты, Анна, о чем разговор! - глядя на Георгия с теплотой, уверенно вставил Гафар. - Да вот, однако...
     - Что касается твоего «однако», хоть мы с Георгием уже вечность знаем друг друга, - и Анна в упор посмотрела на Георгия, - твой Георг решился, однако, переехать ко мне только три дня назад. Правда, Георгий? Нет, ты ответь своему другу!
     - Правда, - несколько замявшись, выдавил он.
     - Ну, Георг, ты никогда не был тугодумом, а тут... - неодобрительно отозвался Гафар.
     - И здесь он от тебя ничего не утаил! А для чего мы тебя вызвали сюда? Чтобы совместить приятное с полезным! Ты, надеюсь, получишь оплату командировки от своей фирмы?
     - Надеюсь! Вот только вызов Георг обещал сделать.
     - Я помню. - Анна встала и направилась в кабинет.
     - Ну, и раздолбай ты, Георг, что не брал сразу такую женщину! - только и успел тихо упрекнуть приятеля Гафар, на что Георгий только развел руками.
   Анна быстро вернулась с коричневого цвета папкой из дорогой кожи, расстегнула ее и небрежно подала Гафару конверт.
     - Здесь вызов от компании на пять дней на переговоры, с оплатой перелета и люкса в гостинице «Москва». Все по высшему разряду.
    Гафар приоткрыл, было, рот в немом вопросе и перевел глаза на Георгия.
     - Но мне же у себя оплатят... мне нужен только вызов...
     - Да за кого ты меня принимаешь? Я же предложила быть на нашей стороне! Бери, бери Гафар, тебе в эти трудные времена лишние деньги не помешают, а у тебя об этом никто никогда не узнает!
   Гафар, как в трансе, открыл конверт, наклонил его, и оттуда высыпались на стол несколько тоненьких пачек, запечатанных крест-накрест банковскими бумажками. Убедившись, что в папке, действительно, лежит еще и вызов, он посмотрел на Анну, как на фею, потом на Георгия...
     - Можешь не считать, там больше, чем надо на твои расходы. Это не счет в Швейцарском банке, но какое-то начало в наших доверительных отношениях.
     - Будь спокоен, Гафар, Анна знает, что делает, - убежденно сказал Георгий, а про себя отметил: «Коготок увяз – всей птичке пропасть».
     - А для отчетности, когда будешь у нас в компании, - дополнила Анна, - поставишь подпись в графе командировочные расходы.
   Гафар, наконец, взял конверт, засунул его во внутренний карман своего далеко не парадного пиджака, и откинулся на спинке стула так, что тот скрипучим голосом послал Гафару проклятья.
   И чтобы подкорректировать тему разговора, Анна продолжала:
     - А что, Гафар, у тебя есть в столице какие-то связи?
     - За полтора года, как закрыли участок, почти все растерял.
     - Тогда давай ценить то, что имеешь! – с полслова понял Анну Георгий.       
     - Что же выходит, что у тебя остались свои люди только в руководстве нашей компании?
     - Это кто? - не понял Гафар.
     - Да вот же, твой Георг, - Анна почтительным жестом указала на сидящего рядом Георгия, - главный консультант президента компании по нефтяным делам.
От скромности, видимо, Георгий потупил глаза.
    - Ну, молчун, погоди у меня! – сурово вставил реплику Гафар. – И это зажал!
    - И я, - Анна также скромно указала на свою грудь указательным пальцем, - помощник президента по инвестиционным и правовым вопросам и руководитель всего проекта. - И, вытащив, как фокусник, красную папку, где крупным золотым теснением значились ее фамилия с инициалами, положила ее сверху.
     - Ну, ребята, - начал Гафар, не отрывая взгляда от золотого тиснения, - мне хоть с вами повезло. Я думаю, в таком тонком деле, как наши личные интересы, вы мне поможете!
   Мигом улетучилась его значимость, независимость и вальяжность. Глаза стали масляными, улыбка смущенной, а жесты неуверенными.   
    - Все бы ничего, - начал Георгий, обращаясь больше к Гафару, - но у нас есть одна дыра с готовностью иностранных компаний...
   Анна потянулась к папке, лежащей подальше от блюд, достала прикрытые папкой листочки, которые она принесла из кабинета и небрежно бросила их рядом с блюдом Георгия.
     - Это, как называется? - с притворной строгостью спросила она. - Факс висит уже несколько часов, а ты не проверяешь!
   Георгий стал оправдываться, что он выбегал за продуктами, потом эти приготовления...
     - Читай! - приказала Анна.
     - О-о, эти ребята считают, что они у себя в стране и разговаривают с нами на своем родном языке, - поморщился Георгий.
   Анна выхватила у него лист и начала читать.
     - «Дорогой господин Ипатьев!»
     - Во, дают! - не удержался Гафар.
     - «Будем рады подтвердить свое согласие, - продолжала Анна, - применить нашу прогрессивную технологию на ваших умерших скважинах»…
     - Сами они там умерли! - «взорвался» Гафар.
    - Как, как? – сама удивилась Анна. - Здесь, видимо, истощенных скважинах, - поправилась она и продолжала, - «…при достаточно больших объемах работ. В противном случае цена вас может не устроить. Стоимость, а также сроки проведения работ, необходимо обговорить особо.
 С надеждой на сотрудничество». М-р Робинсон, владелец компании.  Подпись, фамилия, реквизиты фирмы.               
     - Анна и Георг, будущие совладельцы «умерших» скважин! Я немножко предугадал мысли этого господина! - весело произнес Гафар, глядя на ничего непонимающих «совладельцев».   
     - Конечно, внедрение иностранных технологий - это дело дорогое и тот господин прав. В нашей области я предварительно договорился с некоторыми начальниками участков, а те обговорили со своими Генеральными директорами и президентами компаний.
   Уже набирается десятка два скважин, владельцы которых готовы им предоставить, конечно, предварительно необходимо лично согласовать условия, стоимость, сроки. В соседней области к моему прилету, если мы с вами, ребята, обо всем договоримся, - Гафар многозначительно посмотрел на Анну, - примерно столько же скважин тоже хотят оживить.
     - Ты понимаешь, мой хитрый татарин, - подскочил захмелевший раскрасневшийся Георгий, - при таком большом подряде для этой фирмы я обязательно собью цены за внедрение процентов на двадцать! Знаю я их политику!
     - Но только истинную цену не должны знать ни мое, ни твое, Гафар, руководство, - не поднимая головы, внятно перебила Анна. Это будут ваши комиссионные, друзья. - И Анна смерила каждого строгим взглядом.
   Друзья смотрели на Анну примерно так, как смотрели два друга, те, что справа в верхнем углу картины Иванова «Явление Христа народу», на появление на холме незнакомца с нимбом вокруг головы.
     «Ну и голова у моей умницы!» - мысленно восхитился Георгий.
     - И еще, – переводя строгий взгляд на онемевших друзей, продолжала Анна. - Чтобы проводить единую ценовую политику, нужен в Москве доверенный от области человек, с делегированными полномочиями, который бы отстаивал ваши условия, знал бы руководство иностранной компании и мог бы вести с ними переговоры. Кого ты видишь на этой должности, Гафар? - повернулась к нему Анна.
   Гафар, видимо, обкатывал в своих извилинах понравившуюся предыдущую фразу «о комиссионных» и не сразу откликнулся.
     - Георга, очевидно, больше некого! - убежденно сказал Гафар.
     - Правильную кандидатуру ты выдвигаешь, достойную, - понижала тон Анна.   
     - А учитывая большую его личную ответственность при переговорах с инофирмами, ему и оклад необходимо назначить достойный, десять процентов от которого он обязуется отчислять в твою пользу, Гафар, если оклад перевалит за шесть тысяч, чистыми. Правильно я говорю, Георгий?
     «Что такое «мелет» его умница?» – изумленно глядя на  Анну, мысленно задал себе вопрос Георгий.   
Он, как мог, широко раскрыл глаза и молча уставился на Анну. Гафар смотрел на Анну, как на целительницу, обещавшую немому сию минуту исцелить его от немоты.
     - Вы чего языки проглотили или не согласны?
   Наконец, первым пришел в себя исцеленный Гафар и потянулся к бутылке. 
     - Ну, Анна, я считал Георга великим комбинатором после его проекта с реанимацией скважин, но ты его затмила.
Наполнив себе фужер, долив собутыльникам, сияя, он поднял вверх вторую опустевшую «Старую Москву».
     - Подпусти такого татарина к столице, так он снова всю Москву опустошит! - схохмил он. - Ну, Анна! - восхищенно обратился к ней, стоя с наполненным фужером Гафар, - не у всех, видно, женщин волос длинен, а ум короток! Все правильно, Анна! Плох тот повар, кто не оставит себе сахарной косточки! А ведь ты могла бы про двойную бухгалтерию при реанимации скважин сказать только Георгу, а я даже и не знал бы об этом! И потом, - с этими процентами…
     - Бог велел делиться, Гафар, с такими приятными партнерами, как ты! - вставила Анна.
     - Получается, что ваша компания, мое АО и иностранная неплохо «наварят» от общего дела! - и Гафар последовательно обвел глазами Анну с Георгием, свой наполненный фужер и факс на столе. - Действительно, почему бы и нам не подумать о своих личных интересах. Выпьем за наши личные интересы, которые мы должны у них отстоять.
Все дружно чокнулись, и один Гафар выпил до дна. Анна подложила ему очередную порцию индюшатины, на пол блюда, которая таяла у него во рту, как мороженое, и все налегли на закуску.
     - Ох, Анна, если меня не остановить, я все твои запасы уничтожу! - улыбался Гафар. - Все, хватит. Спасибо тебе, хозяйка, за хлеб за соль.
     - Это твой Георг нас накормил, - поправила Гафара Анна, убирая со стола блюда с остатками еды.
     - И тебе, Люлёк, спасибо! - и Гафар похлопал Георгия по плечу. – Ты настоящий друг, потому что, зная меня, не стал врагом.
     - Ладно тебе, - отмахнулся Георгий, - не бери в голову.
     - Анна, проводи Гафара в комнату и усади его на тахту, а то он устал гнездить свое могучее тело на стуле, ему надо бы кресло на заказ делать. А я пока пойду, сварю кофе.
     - Верно, Гафар, пойдем пока расслабишься, - сказала, поднимаясь, Анна.
     - И то правда, неровен час, подо мной стул треснет.
   В комнате Анна села с Гафаром на тахту и начала выспрашивать о делах в АО.
   Раздвижные двери еще больше раздвинулись и появился Георгий с двумя чашечками кофе на маленьком подносе.
     - О-о, наконец-то вы расслабились, и вид у вас умиротворенный, как будто говорили о чем-то хорошем. Держите, ребята, и балдейте дальше, я сейчас к вам тоже присоединюсь
   И он неуверенной походкой пошел за своей чашкой.
   Анна с Гафаром тянули черный кофе, сидя на тахте, а Георгий - напротив, сидя в кресле, и балконная тема была продолжена в комнате.
     - Ну, расскажи, Гафар, какая жизнь у вас… как вы теперь называетесь? - попросила Анна.
     - Да, разная! Деньги есть - Уфа гуляем, денег нет - чишмы сидим! А по правде, те деньги, что мы зарабатывали раньше - накрылись медным тазом.
     - Акционировалось местное начальство? Прибрало к своим рукам скважины? – уточнила Анна.    
    - Да, по возможности. И не только местное.
 
     Мафия
 Вот на соседнем АО очень повышенной проходимости парень объявился, из области. Так он помог спиться директору акционерного общества. А сам-то он к нему пришел в замы. И вообще, с бывшим директором на охоте несчастный случай произошел. Убить не убили, а здорово покалечили. Темное это дело. Вот чужак и занял место директора.
     - Ну, а что народ-то?
     - А что, Анна, народ, ты же сама знаешь, какой у нас народ! – в сердцах сказал Гафар. – Новый директор, кому квартиру, кому премии, кому водки поставил и заткнулся в тряпочку народ, посадил чужака себе на шею. О-о, тот парень оказался не промах! Холуев завел возле себя, областное начальство с мигалками приезжают к нему на охоту, на рыбалку. Баньку им топят с девочками и еще что, чего мы не знаем. Короче, пробовали отчаянные мужики спихнуть его, да крепко ногами, сволочь, шею сдавил, не скинешь! Везде у него заступники! Вот так народ и живет! – В сердцах закончил Гафар.
     - Да-а, - протянул Георг, - то понос, то золотуха!
     - Так мало показалось пришельцу своего акционерного общества, - раздраженно продолжал Гафар, - на «наше» стал покушаться. Директор у нас из своих, из мастеровых, вышел. Мужик еще в советские времена с начальством области не ладил, пытался нам жизнь облегчить, отстоять свое, законное. Куда там! Все квартиры, все машины, все санаторные путевки, почти все премии уходили в управление. Нам доставались крохи с барского стола. Ну, раз он с начальством воевал, то, конечно, у него наверху ни тогда, ни сейчас заступников не водилось. Тот парень, который стал директором у соседей, все это разнюхал, и нашего, кругом обложил. Когда наш по делам к руководству области ездил, наглец наведывался к нам, сулил народу безбедную жизнь, если его поддержат сесть в кресло директора. Кого-то на корню скупил. Вон, Георг, хорошо знает, какие у нас времена настали. Добыча повсеместно падает, участки закрывают, народ увольняют, оборудование дышит на ладан, нефтепроводы выработали два-три ресурса, сами слышали, то там, то сям прорвет, а то и заполыхает.
   Однажды нас, мастеровых, собрал наш директор: все, говорит, нету сил сопротивляться! Деньги брать не хочу, как я буду в глаза вам потом смотреть, а угрозы я уже всерьез опасаюсь. Пес с ним! Пусть забирает кресло, а я – на пенсию! Не могу больше!
   Ну, мы тут своему мозги-то промыли! Пятеро нас было, и все друг друга знают больше двух десятков лет, и директора знаем, как облупленного. Еще в горбачевские времена мы за него все голосовали. И за все это время он по большому счету не скурвился! А тут – сопли распустил: «Не могу больше! Боюсь!»
   Короче, когда чужак в очередной раз приехал уговаривать директора и сулил ему отступные, ввалились мы пятеро. Каждый из нас сказал чужаку по минуте, все, что он думал об этой сволочи. И я тоже.
     - Уму непостижимо, неужели чужак понял и оставил вас в покое? – не выдержала Анна. – Так что же такое надо было сказать?
    - Помнишь Георгий, ты звонил еще, примерно, в это время, я тогда сказал, что нас трясет, а ты не понял, наверное? Так лично я сказал ему, примерно, следующее:
   Что ты падла гастролерная все здесь шмурыгаешь и фуфло толкаешь?  Бугру нашему и чабанам колы фалуешь, а чеграшам – газолин и сархан! Если еще раз, сука вонючая, прикандехаешь, я тебе абфетцен делать не буду. Отрихтую на штыке, оторву ялдак и раздавлю бейцала. Станешь верзать квасом!
   А мне срать нечего, я уже свою пайку отхавал у комиков. И всем нам не припаяешь! И, ежели что, тебя, падла лешогая, отловим, куда бы ты не слинял. И тогда держу мазу, никакая твоя шобла, ни твои халдеи с бадягами, ни ментавра, ни чмень с капустой тебе не помогут!
  А сейчас ухрял отсюда, чтобы я тебя не покнацал, да не вздумай хрюкнуть! *

     *Тюремно – лагерный жаргон Гафара дословно звучит так: «Что ты, падла гастролерная, все здесь вынюхиваешь и уговариваешь? Директору нашему и мастерам деньги сулишь, рабочим – спирт и наркотики! Если еще раз, сука вонючая, здесь появишься, я тебя убивать не буду. Изобью до полусмерти, оторву член и раздавлю яйца. Будешь кровью испражняться!
   А мне бояться нечего, я уже отбывал свой срок в Коми АССР. И всех нас не засадишь! И, ежели что, тебя, падла волосатая, отловим, куда бы ты не скрылся. И тогда ручаюсь, никакая твоя воровская шайка, ни твои телохранители с оружием, ни милиция, ни бумажник с долларами тебе не помогут!
   А сейчас у…вай отсюда, чтобы я тебя не видел, да не вздумай доносить о нашем разговоре!»

 И еще ребята добавили: «А если с нашим директором, не дай Бог, что произойдет, или с любым из нас, то мы тебя, падла, достанем не только на соседней фирме, где ты живешь наездами, но и на твоей улице, в областном центре. И не за какими ментами тебе не скрыться, и жизнь тебе скучной не покажется!» Тут я ему улицу его называю, номер дома и квартиры на третьем этаже.
  Я помню, взял из вазы с директорского столика апельсин, - и Гафар, показывая, как это было, взял яблоко из вазы на журнальном столе, - и перед его физиономией так сжал его, что только брызги полетели ему в морду.
   Анна отпрянула в испуге.
     - Ё-К-Л-М-Н! – только и мог выдохнуть Георгий.   
Анна и Георгий увидели, как из-под толстых обрубков Гафара маленькими белыми пузырьками стал выбегать сок и капать на фрукты. И еще Георгий увидел знакомую загадочную татуировку в виде перстня с синим прямоугольником вверху указательного пальца.*
 
     *Что означает – отсидел срок полностью.

Гафар опомнился, положил скукоженное яблоко на блюдо и вытер салфеткой ладонь.
   Кое о чем и раньше догадывался Георгий, но не все знал о своем приятеле. Не все.
     - Шкурку апельсиновую я бросил ему на начищенные сапоги.
   Наш директор, бедняга, сидел здесь же, как изваяние, и во время нашего разговора, аж, две таблетки валидола высосал.
     - Неужели и впрямь гастролер испугался? – не поверила Анна.
     - Может в кабинете и нет, только морда у него была неинтересная. А когда он на своем джипе с охранничком тихонечко проезжал сквозь строй рабочих с обрезками труб, которые сначала провожали его ударами по запаске, знаете, такая у некоторых джипов сзади, а потом откровенно и по кузову, то я думаю, если он в штаны не наложил, то обмочился, – это уж точно!
   Нам чужого не надо, но своего мы теперь никому не отдадим!
     - Ну и как он сейчас? – спросила Анна.
     - Да вот пятый лысак… пятый месяц идет, и ничего!
     - Да, редкий случай единства пролетариата, - подытожила Анна.
     - Редчайший! – уточнил Георгий и, не выдержав, добавил. – Так ему сукину сыну!
   Глядя на Анну, Георгий чувствовал, что-то она вынашивает в своей светлой головке. Быть того не может, чтобы она вела себя так пассивно. И точно, поставив чашки на поднос, Анна встала.
     - Так! Пошли за большой стол, там будет удобнее.
     - Да, - согласился Гафар, - вернемся к нашим баранам.
Поставив чашки в мойку, Анна быстро с Георгием освободили стол и она скрылась в кабинете.
Появилась Анна, кладя перед ним и собой по большому калькулятору, листы чистой бумаги и ручки.
     - Гафар, ты в состоянии сейчас считать? – подозрительно косясь на него, веселенького, забеспокоилась Анна.
     - Ай-яй-яй, Анна, обижаешь! – приосанился Гафар.
     - Если не «заливаешь», то неси свои бумаги, чего сидишь!
     - Во, - покорно встал Гафар, - чувствуется мудрое руководство! Чего бы мы без тебя делали, начальник! – подковырнул Анну смеющийся Гафар и медленно, не качаясь, пошел за кейсом.
     - Страхуй его, Георгий, - попросила Анна, когда он вышел.
     - Ты сегодня тоже много пила…
     - И много закусывала, - намекая на Георгия, оборвала Анна, показывая, что разговор на эту тему не состоится.
     - Ну что ж, посмотрим какой ты начальник, - нисколько не смущаясь приказного тона Анны сказал Гафар, раскрыл свой кейс и вытащил бумаги в синей и красной прозрачных целлофановых папках, положив их на стол.
После ознакомления с выкладками в Справке Гафара, Анна примирительно предложила, - давай сверим ориентировочные цифры Георгия из его восьми листочков заключения с вашими, пробежимся по калькуляции и сверим итоговые.          
     - Какая ты все-таки шустрая! – Гафар с шумом листал свои бумаги из синей папки, глядя на них, тыкал в строчки своим толстым пальцем, медленно комментируя указанные строчки.
     - По каждой строчке калькуляции у тебя идет превышение расходов процентов на пятнадцать относительно цифр Георгия, - Анна вопросительно взглянула на Гафара.
     - Георг, - обратился за помощью Гафар, - но цены на все растут! Пока мы тут будем делать завязки, это будут уже другие суммы, похожие на мои.
     - У меня в заключении скорректированы цены годовой давности того проекта на сегодняшние цены, - пояснил Анне Георгий.
     - Так! – вмешалась Анна, - я вас примирю! Превышение – десять процентов, Гафар, и ни доллара больше!
     - Анна, - Гафар показал все свои желтые зубы, - ты поставь рядом прирост цены на нефть, прибыль, которую вы будете с этого иметь, и у тебя сразу отпадут все вопросы.
     - Не забывай, Гафар, что нефть на реанимированных англичанми скважинах у нас будет через полгода, а объемы нарастать по чуть-чуть, - заметила она.
     - А цены тогда будут - «ого-го»! – и Гафар засмеялся.
   Не выдержав роли строгого инспектора, улыбнулась и Анна. Георгий облегченно вздохнул, увидев такую перемену, как агрессивный пыл Анны Гафар растопил своей улыбкой.

     Анна «перековывает» Гафара
     - Итак, Гафар, превышение сметы проекта по вашим подсчетам на миллионы долларов. Ты отдаешь себе отчет, что это не миллионы рублей! Если компания не потянет ваш проект из-за нехватки средств, она будет вынуждена взяться за первый наш вариант. Хоть он не так перспективен, как вы с Георгием утверждаете, зато мы быстро получим объемы продажной нефтти.
     - Анна, Анна...
     - Позволь я закончу. И тогда с воза упадут твои интересы, и ты останешься с носом и своими шикарными усами.
   Анна доброжелательно улыбалась. У Гафара каждый приподнятый волосок усов излучал ответную улыбку, показывая, что их хозяину приятно общение с этой женщиной.
     - Ты не забывай, Анна, что на все, от чего у тебя так болит голова, вы получите льготный кредит!
     - Его еще получить надо!
     - Погоди, погоди! И если у вас есть два варианта проекта, то у нас есть, кроме вас, два инвестора. Это же рынок! - глаза Гафара хитро лучились,
   Анна и Георгий переглянулись.
 «Куй железо, пока горячо»! И Анна, не ожидавшая такого быстрого разогрева, поспешила поворачивать и формовать размякшую волю Гафара несильными, но точными ударами.
     - А как ты считаешь, Гафар, надежны ли люди в руководстве тех компаний, куда ты собираешься пойти?
     - Какие люди? - он не пришел еще в себя от страшного видения с образом «Головы».
     - Ну, там, где готовы, кроме нас, вложить свои денежки в ваши скважины? - осторожно «тюкала» Анна.
     - В руководстве компаний инвесторов? - пытаясь вспомнить что-то, нахмурил брови Гафар.
     - В руководстве, - ворковала Анна.
     - Откуда! Да я там никого и не знаю! «Голова» дал адреса компаний, и мне только предстоит там побывать... на предварительных переговорах. Да я вашу-то компанию не знал, если бы не Георг.
     - Я, наверняка, знаю те компании и могу рассказать о них кое-что, - Анна была сама учтивость.
     «Рыб ловят удочками, а дураков словами», - мелькнуло у Георгия, и он сочувственно посмотрел на приятеля.
   Гафар запыхтел, полез в карман, извлек оттуда замусоленную записную книжку, послюнявил палец и начал перебирать страницы.
     - Вот, на «И» - инвесторы! - облегченно вздохнув, он протянул Анне раскрытую книжку.
   Анна помедлила, показывая свое нежелание подсматривать чужие тайны, потом, сделав снисхождение, сказала.
     - Ну ладно, коли ты просишь, надо друзьям помогать! - заглянула в книжку и через пять секунд, улыбнувшись, вернула ее Гафару.
     - Ну что, - знакомы? - сам заглянув в книжку, спросил Гафар.
   Анна продолжала улыбаться.
     - Конечно! Это же наши друзья! - сказала Анна, опустив слово «соперники». - Тебе здорово повезло, что ты вначале обратился в нашу компанию. Гафар, ты опытный человек и сам знаешь, какой главный принцип в бизнесе.
     - Какой? - как попугай спросил Гафар.
     - Правильно, взаимная выгода, - «подтвердила» Анна. - Только на ее основе решаются все большие дела. И там, где ее нет, как бы гладко не было написано на бумаге, как бы прочно не выстраивался проект, всегда найдется кто-то сильный, интересы которого были недостаточно учтены. И он подкопает под несущую опору проекта, и тогда... хорошо еще рухнет сам проект, а чаще под его обломками бывают похоронены те, которые не захотели вовремя поделиться.      
   Гафар согласно закивал большой уже плохо соображающей головой.
     - Анна, я целиком доверяю Георгу, - он взглянул на Георгия, - и тебе, как его... тут он споткнулся, не зная какое слово вставить...
     - Боевой подруге! - подсказал Георгий.
     - Ну, а факс, что вы только что показали, подтверждает, что у Георга не порвались связи с фирмами, и откуда он только их берет?               
     - Ладно, Гафар, - уже спокойно сказала Анна, - ты не сомневайся, мы перед твоим визитом подготовим нашего президента и объясним ему, что с такими ценными людьми, как ты, твой директор и «Голова», с которыми нам работать годы и годы, скупиться нельзя. Мы все сделаем, чтобы защитить твои интересы, Гафар. А ты нам скажи, насколько мы можем опустить цены за весь проект при торге нашего президента с вашим гендиректором? Ты же мудрый человек и понимаешь, что их тоже надо готовить. Иначе они могут упереться лбами, как два барана, и в борьбе амбиций, развалят все дело, а пострадаем мы все.
     - Спасибо за поддержку, ребята, я согласен, что шефа надо готовить. А опустить цены можно на два лимона, не больше!
     - Не густо, - вырвалось у Георгия.
     - Да, уж, скупердяи отменные! - согласилась Анна.
     - Но это же в «баксах»! - заметил Гафар.
     - Понимаем, что не в «деревянных», - с досадой сказала Анна. - И это все? - строго спросила Анна.
     - Клянусь Аллахом, больше они ничего не уступят! - горячо сказал Гафар.
     - Гафар, я почти не сомневаюсь, что мне удастся отстегнуть тебе комиссионные, которые я выбью из инофирмы по внедрению технологии на ваших скважинах, - сказал Георгий, глядя в его покрасневшие глаза.
     - Я надеюсь на это, Георг, и не только я. - У вас своя мафия, у нас - своя! - рассудительно изрек Гафар.
     - Вот уж, никогда не думал, что попаду в мафию! - воскликнул Георгий.   
     - Да и я не считаю себя мафиози, - засмеялась Анна.
     - Я тоже не считал себя, - засмеялся Гафар, - а все-таки - все мы мафиози! - опять мудро изрек татарин.
   И все рассмеялись.
     - А что, не прав я что ли? - начал заводиться Гафар. - Чьи интересы вы защищаете? Своей компании! А я - своей фирмы! Как вы встречаете чужаков, которые вторгаются в ваши сферы влияния? Мы - тоже так же! И, как ревниво их охраняем! И если кто-то наступит на ваши интересы, неужели вы будете соблюдать Библию, получив по одной щеке - подставите другую? Вы, наверняка, рассчитаетесь с этой падлой своими цивильными способами. Это только те, кто не умеет шевелить мозгами, идет на «мокрое дело». А финансовая удавка и боль поражения, - она пострашнее боли физической. И некоторые, в такой ситуации, предпочли бы и сами удавиться! Так что, все мы - мафия.
   Анна и Георгий с интересом слушали Гафара.   

     Анна придумывает «крючок» для шефа   
     - Ну ты всех подстриг под одну гребенку, - заключила Анна. - Теперь, Гафар, слушай меня внимательно, почему ты завтра не должен идти обговаривать свои интересы к моему шефу. Завтра мы с Георгием его подготовим - это раз. А главное, ты вот в эту папочку, - и Анна протянула Гафару свою красную папку со своей «золотой» фамилией, - положишь свои документы и сходишь к президенту нашей дружественной компании. К той, что у тебя первая в твоей записной книжке, и тоже сделаешь им предложение.
     - Не понял! - уставился на нее Гафар. -  Зачем это делать, если там никто, как вы, за меня не похлопочет? А потом, ведь мы, кажется, обо всем в принципе договорились! - недоумевал Гафар.
     - Надо, Гафар, надо, дорогой! Во-первых, ты не можешь ослушаться своего «Голову», так ведь? Во-вторых, это мое дело как, но твой визит завтра же будет известен моему шефу, и он будет более покладистым в разговоре с тобой. Согласен?
     - Мудро, Анна, согласен.   
     - Только вот эти листочки, про десять «якобы» истощенных скважин, ты не должен показывать никому. Ты же сам сказал, какое это деликатное дело! - произнесла Анна, забирая листы у Гафара и перекладывая их в другую свою папку. – Да, не беспокойся ты, - подняла она руку, останавливая встрепенувшегося Гафара, - на то время, пока ты в Москве, у меня они будут как в сейфе! Или ты мне не доверяешь?
     - Хорошо, хорошо, - быстро передумал Гафар.
     - Ну, есть еще тонкости, которыми я не буду забивать твою светлую голову, ты и так должен много чего держать в своей голове! - и Анна подцепила ноготочком бумаги Гафара.    
     - Ты мне должен доверять, Гафар. Недоброжелателей у нас слишком много, и немало из них попробуют урвать часть нашего пирога. Ты, я и Георг, - одна команда. И наше общее дело какое?
     - Подписать с вашей компанией Договор на реализацию проекта! - как хороший ученик отвечал Гафар.
     «А ведь Гафар даже не понял, - подумал Георгий, - что Анна выковала из него предмет нужной ей формы, взяла его за шикарные усы и охладила его в масле. Теперь Анна долго будет использовать Гафара в своих интересах. Она проделала это столь утонченно, с такой женской аккуратностью, что ему было бы не под силу.
   А может, она поступила также и с ним? И он тоже даже не почувствовал, - мелькнуло у Георгия. - С другой стороны, разве плохо подчиниться воле такой женщины, даже быть обманутым ею? Удивительно все же, если бы все это происходило не на его глазах, никогда бы он не поверил, что так ловко можно перековать человека. А Гафар, ведь, не простачок, далеко не простачок!
   Постой, постой, а что это за затея с ее красной папкой? Не-е-ет, это неспроста! В этом какой-то ребус! Да-а, ну и женщина! Хорошо, она такая. А кто же тогда он? Рядом с нею! Да-а, не хотелось бы быть ослом. А может быть, он и есть осел... осел с рогами!»
 Что-то нехорошее шевельнулось у него внутри. Он так и не понял, - это из-за крамольных мыслей об Анне или о себе, родимом? И Георгий посмотрел на Анну подозрительным взглядом.
     - Гафар, а в той компании, куда ты завтра пойдешь, - начала Анна, - ты прав, там некому отстаивать твои интересы. А если президент спросит, откуда у тебя моя папка, что ты скажешь?
     - Не знаю, - искренно сознался Гафар, - а что надо сказать?
     - Скажи, что весь проект обсуждал со мной. И все. И больше ни слова. Да смотри не проговорись о десяти скважинах! Скажи, что проект рано обсуждать. Понял? Так что выполни формально указания своего «Головы». Да вот еще что, подними смету процентов на двадцать, прощупай их, и, конечно, скажи, что твое начальство торговаться не намерено. А во вторую компанию даже не ходи. У них сейчас нет свободных денег, а с вашим руководством они будут блефовать, чтобы получить от вас хоть что-то и немножко поправить свои дела, а вы потом никакими судами из них своих денег не выбьете! Не первый день на свете живешь, сам знаешь, как работают наши арбитражные суды.
     - Да, где черт не сладит, туда бабу пошлет! Знает не тот, кто много прожил, а тот, кто много постиг, - сделал свои выводы о предложениях Анны Гафар. - Хорошо, Анна, все сделаю, как скажешь, - уже послушно сказал Гафар и замялся. - А на посошок можно?
     - Конечно, Гафар!
     - Последняя проверка твоей предусмотрительности, - вставил Георгий. - Ты чистый хотя бы лист с подписями и печатями своей фирмы привез?
     - А как же! - засиял Гафар, доставая целых три. - Это на всякий случай!
   И Анна с Георгием вслух удивились и похвалили его за сообразительность.
     - Ты оставь их мне, - решительно беря листы, заявила Анна, - я на всякий случай напечатаю на одном согласие вашей компании вести переговоры о продаже ваших скважин, не возражаешь? Безобидный договор о намерениях.
     - А чем мы здесь занимаемся три часа? - не возражал Гафар.
     - А на посошок, Гафар, святое дело! - и радушная хозяйка начала убирать бумаги и ставить новые бокалы, тарелки, блюда с закуской и фужер для Гафара.
     - Нет, нет! - запротестовал Гафар, - я возьму только вот этот кусочек, - и Гафар ткнул вилкой в приличный кусок остывшей индейки и взял три веточки петрушки.
   Анна подала из морозилки бутылку водки, которую принес Георгий.
     - Ты уж меня извини, я себе не наливаю, у меня есть, я только пригублю.
     - Я тоже! - поддержал ее Георгий.
     - Слабаки! - изрек Гафар, открывая родимую и впервые, наливая себе половину фужера, встал. - Благодаря Георгу, я нашел еще одного хорошего друга, тебя, Анна! Никогда не думал, что у меня в друзьях будет женщина. И какая женщина! Можно собраться за столом так просто попи... - Гафар запнулся.
     - Поговорить, - подсказал Георгий.
     - Вот, - благодарно кивнул Гафар, - а мы все-таки обсудили серьезное дело. Неужели три такие головы его не сварят?
     - Давай постараемся! - поддержала его Анна.
     - За успех, значит! - добавил Гафар, и он осушил на «посошок».
«Теперь Гафар не сможет сказать: «я тут никому и ничем не обязан», - мелькнуло у Георгия.
     - И вот еще, - добавила Анна. - Положи эти две копии Заключения Георгия, которое мы совместно с ним подкорректировали, в свой кейс, и найди завтра возможность передать их с надежными людьми с каким-нибудь рейсом в ваши края для своего гендиректора и Главы администрации. Пусть немедля ознакомятся и сообщат свое мнение.
Георгий и Гафар, не сговариваясь, только покрутили головами.
     - Ничего, ничего, - успокоила их Анна, - теперь всем надо крутиться с повышенными оборотами. Коли мы заварили такую кашу, вместе будем ее и расхлебывать!
   
Георгий посадил Анну, снял лифчик, успел расцеловать уже спящие соски, натянул рубашку и, наконец, уложил ее, подтянув под подбородок тонкое одеяло.
   Анна жалобно попросила.
     - Посиди со мной пять минут, а через час разбуди меня, я приму ванну, сниму напряжение, и мы должны с тобой обязательно переговорить о завтрашнем дне.
     - Хорошо, хорошо, - успокоил Георгий.
   Он сидел на краешке тахты, гладил ладонь засыпающей Анны. Не прошло и пяти минут, ее тихое дыхание означало, что Анна уже вступила в царство Морфея и Аргус - Георгий, охранявший ее по дороге в это царство, туда не был допущен. Там были свои покровители, и он поплелся подготавливать тарелки, вилки, ложки в посудомойку.
   Думалось тяжело и работалось нудно.
   «Конечно, Гафар - провокатор, даже по пятьдесят граммов за такое количество тостов и то под столом окажешься. А у того здоровье - на троих. Начисто его перепил. Почти две бутылки и еще соображает!
Тоже мне, нашел виновного, «наехал» на себя Георгий, совсем, как жена, у которой все всегда виноваты, кроме нее. Насильно же в рот никто не заливал «родимую»!
   Георгий с трудом заставил себя сосредоточиться.
 «Завтра или послезавтра - встреча с президентом компании. Как сыграть свою игру с этим хитрым стреляным лисом? - как называла его Анна. - Конечно, придется торговаться, а вот на чем остановиться?
     - Обратись за помощью ко мне, своемув другу, – раздалось в его ушах. - Это вы живете своей единственной жизнью! Мы – ваши вторые «Я», живем столько, сколько живет на Земле человек. И мы знаем, что история карт говорит о том, что везет единицам и очень редко, а память об этом тысячаустно передается в века! А что касается нашей долгой жизни, то именно в нас накапливается человеческая мудрость, которой вы не хотите воспользоваться по двум причинам…
     - Мать честная! - удивился Георгий. - Это что-то новенькое! Это, по каким же? – Впервые, наверное, захотел дослушать своего оппонента он.
     - Главное ваше заблуждение, - продолжало нисколько не смутившись второе «Я», - в том, что вы, спесивые человеки, считаете только себя единственными разумными представителями на Земле.
     - Ну, хватит! Сгинь немедля!

За многие годы, участвуя в ряде эпохальных проектов, Георгий хорошо знал, что никогда не выполняются в полной мере планы.         
Нужно чутье. Нужно вдохновение. Нужна, наконец, удача. А чтобы первое и второе присутствовало - нужна свежая голова, только тогда президента можно оставить «при пиковых интересах». А удача... удача... он даже не вспомнит сейчас, как она выглядит...»
Георгий начал «забываться» тяжелым сном на тахте с фартуком в руках.
 
     «Сэ-си-бо-о-о...», - мелодично чуть слышно хрипел Армстронг, надувая невообразимо щеки, извлекая чарующие ностальгические звуки из своей красной трубы. Они уносили Георгия куда-то далеко-далеко в его безалаберную студенческую юность, когда ему было так же хорошо, уютно, спокойно, как сейчас, и когда в первый раз в жизни ему в постель принесла кофе красавица брюнетка... ее звали? Ее звали? Светкой ее звали.
   А сейчас он пил кофе «в постели» второй раз в жизни... с обаятельной русоволосой спасительницей... которая вывела его из сна, где он кричал и звал на помощь, и уже был обречен на гибель в космической холодной Галактике Млечный Путь, окруженный  Центавром, Персеем и Марсом.   
      «Какая же прекрасная штука жизнь! Оказывается, она и впрямь может повторяться... через тридцать… через тридцать… - он так и не смог подсчитать через сколько лет. - Но вернуть его юность?»
      «До чего же просто у него все получается!»,  - Анна тянула кофе маленькими глотками, сидя рядышком с этим вроде бы взрослым, сильным мужчиной и так же, как и он, «балдела».
 «Балдела» от того, что он, - такой большой, - прижался к ней, как ребенок... назвал ее спасительницей... и не было в нем ни капли игры. А какие благодарные глаза... господи, как же хорошо чувствовать себя защитницей этого человека! И откуда в ней столько забытой нежности, ласковости? Да за такой взгляд, за эти нежные поглаживания, за эти слова... да она, ни то, что кофе в постель готова подавать каждое утро, он готова... каждый день мыть ноги этому человеку!»
 
     Спасительный подарок               
 Анна вдруг придвинулась к Георгию, расстегнула пуговицу рубашки, положила руку на грудь, глаза ее излучали загадочную нежность, пальцы стали перебирать у него на груди какой-то предмет.
   Георгий перехватил пальцы, потом этот предмет и извлек его наружу. Он оказался золотым крестиком на золотой цепочке.
     - Откуда это? - удивился Георгий тому, как он до сих пор его не почувствовал.               
     - Из церкви, - сияла Анна.
     - Из какой церкви? - не понимал Георгий.
     - Ты же крещеный?
     - Да.
     - Ну вот, теперь будешь носить освященный крестик, и он будет оберегать тебя. Я его немножко поносила на своей груди, - продолжала виновато Анна, - так что он слышал удары и моего сердца. Я очень хочу, чтобы ты носил его... пожалуйста.
   Глаза Анны, просительно заглядывающие в его глаза, повлажнели. Георгий, с протестующим жестом и выражением лица, обмяк, он еще что-то хотел возразить, но таким глазам... таким любящим глазам отказать было совершенно невозможно.
     - Хорошо, Анна, - почему-то отведя взгляд, глухо произнес он, и на его скулах обозначились желваки, - спасибо тебе...
   Он вдруг порывисто привлек Анну, поцеловал ее в губы и крепко прижал ее к себе. Где-то за нею прозвучал его глухой голос:
     - Ты знаешь, Анна, это первая моя личная драгоценная вещь...
     - Не поняла... ну кольцо-то обручальное у тебя было?
     - Да не было даже кольца... денег на него не было... тогда.
     - Ну, хорошо, потом майором стал, какой-то достаток появился... что тебе жена не могла к годовщине свадьбы подарить?
     - Могла. Ведь деньги я ей все отдавал... до копеечки. Знать не захотела.
     - О-о! Эврика! Вот почему ты сейчас мой, потому что тебя не сумели окольцевать!
     - А ты... как же ты без крестика, Анна?
     - Когда-нибудь ты тоже мне подаришь, - где-то в пространстве послышался ее счастливый голос. 
     - А когда же ты мне его надела?
     - Сегодня утром, - улыбалась Анна. - О-о, ты спал с открытым ртом, тяжело дышал, глаза под закрытыми веками у тебя двигались, ты что-то «буровил», и я никак не решалась, боялась тебя разбудить. Потом подняла твою голову, с ума сойти…она была такая тяжелая... - смеялась Анна.
     - Еще бы! - добавил Георгий. - Я удивляюсь, как ты вообще ее осилила чугунную!
     - А ты и не почувствовал даже! - смеялась Анна.
     - Если бы меня, грешного, сбросили бы со звездного неба, где меня чуть не погубили во сне, я бы тоже не почувствовал. Наверное, какая-нибудь посланница моей души пыталась достучаться в рай... 
   Анна резко оборвала смех, отодвинулась от Георгия и испуганно посмотрела в его глаза.
     - По-видимому, я до безобразия грешник в этой жизни, и душе моей дорога в рай закрыта, - ничего не заметив, в раздумье закончил он.












































Глава 7. Схватка Анны с шефом.               
               
Вдохновленная удачными завязками с фирмами, которые так оперативно провел Георгий, Анна работала легко и скоро над его Альтернативным проектом. Георгий был рядом и помогал любимой. Обещания льготного кредита от администрации области, вырисовывающиеся кругленькие цифры прибыли в перспективе, а главное, - просторное поле открывающихся возможностей по реализации личных интересов, - все это вливало в ее кровь неукротимую энергию, вселяло уверенность в удачный старт проекта, настраивало на боевой лад. Из опыта Анна уже знала, как непросто будет на практике проводить в жизнь задуманные планы, но как же все хорошо пока ложилось в русло ее стратегических интересов! 

     Заговор против Анны 
Утро следующего дня. Работники подъезжают в компанию. Ставят машины на стоянку. Идут в один подъезд. Второй подъезд – для руководства.
На стоянку для руководства подъезжает машина шефа.
Ждут шефа 1й «Вице» и нефтяной эксперт. Они о чем-то переговариваются. 
Шеф выходит из машины в рубашке в одной руке держит портфель, на руке висит пиджак.
Подходят 1й «Вице» и эксперт.
Шеф с каждым здоровается за руку. Отдает портфель эксперту, надевает пиджак. Поворачивается к 1му «Вице»: «Что у вас?»
      - Вот, Антон Евграфович, как обещал, - годовая добыча нефти в области за десять лет. Там же добыча всех компаний по годам за три последних года.
Протягивает файловую цветную папочку шефу. Шеф не берет.             
     - А в соседней области в пяти районах, что я вам продиктовал?
     - Не успел, Антон Евграфович. В три дня представлю.
     - Послезавтра должны лежать на моем столе.
     - Постараюсь, Антон Евграфович.
     - Передай свою папку секретарю.   
Шеф поворачивается к нефтяному эксперту, берет у него портфель. Поворачивает голову в сторону уходящего 1го «Вице», ждет, пока тот удалится.
      - Ну, что у тебя? – хмуро спрашивает шеф.
      - Босс предложил обложить ЕЁ со всех сторон, чтобы ЕЙ не на кого было
 опереться. Восстановить против НЕЁ весь президентский совет и руководство профсоюза.
      - Хорошо давать ему такие «указивки». Я и сам так умею.
      - Босс говорит, - продолжает эксперт, - нужно как-то это сделать публично в присутствии Председателя, чтобы народ выступил против этого Альтернативного проекта, как мешающего нормально развиваться компании, а его рядовым членам зарабатывать деньги.   
     - Как-то! Как-то! Я, конечно, обдумаю все это, но считай, что ты сполна получил указания от Босса. Так что, - вперед! Я не исполнитель! 
      - И последнее, - торопится эксперт, - надо найти пути к Председателю, поскольку его мнение решающее.
      - Что значит кр-р-рупный советский начальник! - с неприязнью, замечает шеф. - Он по-другому и не умеет. Времена уже изменились, а он никогда уж не поменяется! Не давать, запрещать, не пущать, – это его стиль!      
Насмешливо смотрит на эксперта.
      - Да, кстати. Что же так слабенько у тебя с осуждением ЕЁ Альтернативного проекта на президентском совете? Всего лишь три голоса против, а два за?
      - Эти двое ЕЁ упертые ставленники! Их бесполезно переубеждать! Я уже пробовал!
      - Тебе бесполезно, значит, а я давай организовывай?
      - Антон Евграфович! Дает указания Босс! Я лишь передаточное звено, а вы выплескиваете свое раздражение на меня. Несправедливо!   
      - И ты еще будешь учить меня справедливости? - смотрит насмешливо на эксперта. - ОНА меня заставляет отказаться от моего проекта, Босс учит, что нужно делать и ты туда же! Никакой жизни!       
      - Виноват! Не сдержался!
      - То-то! Следи за своим языком, если он у тебя опережает твои мысли!
      - А я вот считаю это твоей недоработкой. Уж одну ставленницу ты бы мог охмурить!             
Смотрит на идущих мимо сотрудников, которые, проходят рядом и здороваются с шефом.
       - Это не дело, что мы стоим вместе на всеобщем обзоре. Если что-то срочное, - заходи в кабинет.
Шеф идет в подъезд для руководства.         
Эксперт смотрит ему вслед.

Квартира Анны.
    - А чего ты не торопишься ехать в компанию, Анна?
    - Когда ты рядом, мне работается так споро! Под боком такой консультант!
Тянется, закрывает глаза, не поворачивается, притягивает через плечо голову Георгия, целует.
    - Как ты, любимый, меня выручаешь с посудой! Сейчас накормил шикарным завтраком! Сколько ты у меня? Без года неделя? И я такого мужчину выгнала в первый день? Чтобы испить горькую чашу недельной разлуки? Никогда не прощу себе дурехе! Что бы я без тебя делала?         
     - Пой, ласточка, пой! И все-таки, поторопись! Не раздражай начальство!
     - Мне шеф доверяет! А потом, у него сегодня банковский день. Он в кампании не появляется.
     - Тебе, Анна, повезло. Россия еще не приступала к разбору завалов рухнувшего Союза, а твои учредители нашли деньги для открытия нового нефтяного направления.
     - Нам повезло, Георгий, нам! И, работая по двенадцать часов в день над своим проектом покупки 30 рабочих нефтяных скважин, я каждый месяц поднималась вверх по ступеньке к заветной вершине. Ведь первый вице - президент не дремлет и «обхаживает» шефа. А тот не хочет слышать об Альтернативном проекте. А вы с Гафаром…
               
И не ведала Анна, и не догадывался Георгий, что капканы были уже расставлены. «Номера»* стояли на подготовленных местах и только не хватало подходящего случая, чтобы начать на них охоту.

     *В охоте на волков расстановка охотников на возможных тропах выхода зверя во время загона.

Вечер того же дня.
Элитный дачный поселок на Рублевке.
Трехметровый металлический забор, КПП, две улочки по 60 м. Налево - направо стоят двух, трехэтажные дома, в основном, из бревен.
Участки по 30 соток. Каждый дом имеет гараж на две три машины. Улочки пустынны, почти в каждом коттедже горит свет.
Коттедж шефа Анны. Поздний вечер. Столовая.
За небольшим у мойки полукруглым столом заканчивает ужин шеф Анны, президент компании.
Толстенький крепыш 60 лет, с пивным подбородком и щеками, белесыми кустистыми бровями и ресницами, с венчиком седых волос вокруг лысины.
На столе стоит темная бутылка с вином. В рюмке остатки вина. Справа под потолком висит небольшой телевизор. Шеф сидит на высоком барном стуле, смотрит выступление главы Центробанка Геращенко и ужинает.
Звонок мобильного телефона на столе. Шеф включает громкую связь.
     - Босс напоминает, - мужской голос по телефону, - что мы с вами получим дивиденды только в случае покупки 30 рабочих скважин. Альтернативному проекту ходу не давать. Босс предлагает восстановить против НЕЁ весь президентский совет…
     - Опять с «указивками»! Босс меня с кем-то путает. Я вам уже говорил, что все эти указания для тебя! Я не исполнитель! Вот вы все это и исполняйте. Тем более, что завтра меня в компании не будет, я буду в банке.
Отключает телефон.
Спустя час после первого звонка шефу.
В богато обставленной гостиной шеф в пижаме сидит на диване и смотрит огромную плазменную панель.
Идут горячие дебаты в Правительстве по выступлению главы Центробанка Геращенко и дефицита бюджета.
Снова звонит мобильный. Шеф смотрит на дисплей телефона.
     «Да пошел ты со своими указивками!» – зло произносит шеф. В сердцах отключает телефон. Снова смотрит на экран ТВ.
     «Ну, Геракл, ты поставил себе три двойки! Чтобы дефицит бюджета был 22.2 трл. рублей? Да у тебя скаканет инфляция до 20-30 процентов! Народ ее не проглотит! Да-а! Что-то будет с Россией? И куда ураган повернет? То ли перо в зад вставить и пусть вынесет куда надо, то ли в щель забиться, пока все это не уляжется?

Анна в кабинете продолжает с Георгием работу над проектом.
     - Анна, в проекте проходят очень большие деньги. Будь бдительна!
     - Аннушка уже разлила масло! - ехидно, вставил реплику второе «Я».
     - Был бы ты видимый, - зло отпарировал Георгий, - я схватил бы тебя за шкирку и шмякнул бы о стенку! Сгинь! 
     - Секретная информация Гафара о неучтенных доходах, - подняла голову Анна, - где ты третий, а я четвертая, придает мне азарт. За твой Альтернативный проект стоит биться! Правда, это не приближает меня к цели. Скорее тормозит.
     - Не согласен, Анна! Ты хотела покорить вершину? С Альтернативным проектом, - покупкой истощенных скважин, ты нашла более короткую тропу, чем те ступеньки, по которым ты поднималась, работая над своим проектом, покупки 30 рабочих скважин.
     - Шеф, говорят, нелестно высказался о твоем проекте. А твоя тропа втрое более опаснее! Если с этой тропы сорваться…
     - Согласен, Анна, согласен! Противостоять руководству очень опасно. Но, если мы окончательно завяжем проект с Сибирским Акционерным Обществом Акимыча и Гафара, и с английской компанией по реанимации скважин, - на внешнем рынке стоимость проекта возрастет втрое! А для тебя и меня, с тайной десяти скважин, она уже возросла в десятки раз!
     - Это когда-а реализуется! Эх, если бы сейчас положить на счет тридцать тысяч долларов на обучение Натки в лондонском университете…    
Анна в задумчивости смотрит в окно.
     - И, все-таки, Георгий, порой меня одолевает неуверенность в правильности выбора… шеф мой первый проект практически одобрил… до финиша оставалось совсем немного…
     - До тупика совсем немного! - решительно возразил Георгий. - Твоим скважинам восемнадцать лет. По опыту Гафара, - некоторые скважины начинают терять производительность в двадцать. Рубикон перейден, Анна.
Прибавляй обороты и уверенность. Прорвемся!            
     - А если все-таки шеф упрется, и его на драной козе не объехать?         
     - Придется его брать в долю! Ты же говорила, - он на халяву падкий!

Наступил следующий день. Тот же элитный поселок на Рублевке. Те же дома, те же две улочки.
От домов выезжают дорогие машины. Кто-то выходит выгуливать собаку.
У дома шефа стоит его машина. Его водитель в ожидании шефа не спеша ходит возле нее.
В столовой на том же столе лежат несколько документов. На стуле стоит открытый портфель шефа. Шеф кладет в портфель пару цветных папочек с документами.
Дверь дома открывается, выходит в костюме шеф. Проходит через калитку, подходит к машине. Водитель, молодой парень, он же охранник, услужливо открывает дверь автомобиля.
     «Как всегда в банк», - не глядя, произносит шеф.
Звонит мобильный телефон.
Шеф застывает у открытой двери, достает мобильный из бокового кармана пиджака.             
     «Ну, что у тебя? Очередная «указивка» от Босса?» - с неприязнью произносит шеф.   
Совершенно непонятно, тихо, что-то говорит тот же мужской голос.
Шеф, захлопывает открытую дверь машины, меняется в лице.
     «Не может быть! Как она выглядит?»
Также тихо говорит голос.
     «А позвонить вчера вечером ты не мог? Невероятно. В подарки судьбы я не верю».
Мужской голос также говорит неразборчиво.
     «Без его советов обойдусь, как мне поступить!» - зло заканчивает шеф.
Он выключает телефон, открывает дверцу машины.             
     «В компанию, – зло бросает фразу шеф. - И быстрее!»

 Анна сидит за компьютером в кабинете. Георгий склонился у кресла Анны. Звонок из комнаты.  Георгий уходит. Приходит с трубкой.
      - Тебя, похоже, секретарша.
      - Анна Владимировна! – громкий голос секретарши. - Вас шеф разыскивает! Приезжайте!   
     - Вот-те раз! – изумленно смотрит Анна на Георгия. -  Генриетта, у него ж сегодня банковский день?
     - Да, Аннушка! Приезжайте!   
     - Ничего не понимаю! – удивленно поднимает голову. - Значит, что-то случилось!  Но я единственная женщина из «элитной обоймы». Шеф уважает меня за многократную выручку.
Мнется, смотрит на Георгия
     - Правда, на президентском совете были еще трое членов, кто не в восторге от твоего Альтернативного проекта.
     - Твоего, Анна, твоего! И сама знаешь, - еще не вечер!
     - Ну, да, конечно. Моего! Но твои обоснования с опытом военных НИИ и КБ меня переубедили отказаться от моего первого проекта покупки 30 рабочих скважин, а шефа, нет!
     - Да-а, уж, ты упорствовала, пока Гафар не раскрыл тайну десяти скважин. А твоего шефа не убедят! Есть что-то выше логики, чего мы не знаем.
     - Если шеф не согласится с моим предложением увеличить его счет в банке Лондона, - мне конец!
      - Давай, давай, собирайся! Ни терзай себя! Прорвемся, Анна!

Небольшое трехэтажное здание компании в тихом дворе.  Анна единственная из приближенных, кто никогда не стучал и не просил разрешения войти. Шеф уважал ее за деловую хватку, когда она в пожарном режиме снабжала его при вызове на «ковер» всегда выверенными цифрами по экономическому состоянию компании.
Типичный кабинет руководителя конца 80х годов. На длинном столе – поднос с бутылкой появившейся в России американской Колы, бутылка минеральной, стаканы. Стакан с налитой минеральной.
В углу - столик с компьютером.
Шеф сидит в кресле за столом.
Входит Анна. Она в строгом английском синем деловом костюме. Аккуратно причесана, волосы собраны на затылке. Садится на стул слева от шефа. Мужики окрестили его местом для экзекуций.   
    - Здравствуйте Антон Евграфович! Нужна?
Шеф кивает, не смотрит на Анну.             
    «Вот те раз!  Это что-то новенькое!» - насторожилась Анна.
Выкладывает перед собой красную папку со своей фамилией, тесненной золотом. Шеф рассеянно глядит на ее папку, нажимает громкую связь.
    - Генриетта Соломоновна, зайдите!
Входит секретарша. Женщина сорока лет. Строго одета.
     - А сколько таких папок вы заказывали? - кивает на красную папку Анны.
     - Три.
     -  Свободны.
Генриетта выходит.
     - А вы можете принести сейчас еще две папки? - очень вежливо обратился шеф к Анне.
     «Гафар! - как током ударило Анну. - Гафар уже прошел президента в компании конкурентов с ее папкой! И уже «свои люди» шефа засекли и доложили по мобильному телефону! Какая оперативность! Неужели из-за нее и приехал шеф?
Спокойствие, Анюта, еще раз спокойствие, будь предельно осторожна! - сказала она себе.
- Но это же ее собственный план приведен в действие, она же его раньше обдумывала, - успокаивала себя Анна. – Ну, пусть проработан он не в деталях, чего она пугается, что сработало раньше ожидаемого времени!»   

     Шеф уверен, что Анна предала его
     - Где же ваша былая уверенность в себе? – впервые, довольный произведенным эффектом, шеф жестко взглянул в глаза Анны. - Давайте начистоту, Анна Владимировна: сколько вам заплатили наши конкуренты?
     «Ах, ты, поганец!» - чуть не вскричала вслух Анна, но взяла себя в руки.
     - Ни доллара, ни рубля, - старается изо всех сил говорить спокойно и уверенно.
     - А-а, конечно, я же сам научил вас пользоваться благами цивилизации, вам открыли за предательство счет! В Берне? Нью-Йорке? Дрездене? Назовите сумму? Во что вы оценили мое личное попечительство над вами?
   Шеф вскочил, расстегнул верхнюю пуговицу рубашки, рывком дернул и расслабил на побагровевшей шее галстук.
    «Уж не стукнет ли его кондрашка?» - забеспокоилась Анна.
     - Какой смысл теперь молчать? Ну, говорите же, мне очень интересно! - перешел на срывающийся фальцет шеф. - Сто тысяч долларов? Двести?
     «Ах, ты говнюк!» - опять чуть не вслух выкрикнула Анна.
     - Берите выше! - начинала она злиться.
   У нее, как ни странно, всегда прояснялась голова, когда приходило состояние опасности или цейтнота. Мысль начинала работать четко, ясно, из речи исчезали лишние неключевые слова, и она становилась краткой, логичной, тезисной.
     - Двести пятьдесят? - уже с удивлением кричал шеф.
     «Смотри, как раздухарился!»
     - Берите много выше! - холодно смотря в его злющие глаза, отвечала Анна.
   Шеф задохнулся. Подбежав к столику, он схватил заранее налитый стакан с минеральной водой, из которой выходили газы, и залпом выпил.
     - Вы еще и насмехаетесь надо мной? В вашем положении?? Да вы же сумасшедшая!!
   Шеф подскочил к Анне, нагнулся, подозрительно заглянул в глаза и отпрянул от нее, как от чумной. Он рванул галстук и, сняв его через голову, бросил его на стол, даже не поправив вставшие дыбом вокруг лысины седые волосы. Достав платок, он вытер сначала лоб, потом шею.
     - А как все хорошо начиналось! – понизив на октаву тон, перешел шеф с крещендо на пиано*.
  Шеф уже насладился растерянностью своей жертвы, он уже собрался прочитать над нею свой приговор, а потом уничтожить, но неадекватное поведение наглеющей Анны вывело его из равновесия. 

* С громкого - на тихий тон.               

Он не знал, что же сейчас ему делать? «Нет, не может быть, чтобы за этой наглостью что-то скрывалось у этой непростой женщины!» Он подбежал к окну.
     «Какие еще сюрпризы он мне приготовил?» - насторожилась Анна.
     - Подойдите сюда, - крикнул он фальцетом, - взгляните на стоянку новых машин. Вон та красная VOLVO предназначалась вам после подписания Договора о покупке скважин по нашему с вами варианту.
    - Я знаю, - не поднявшись со стула, соврала Анна.
    - У кого же это в жопе вода не держится? - изумленно повернулся к ней шеф. - Ну, я вычислю, как-нибудь... из трех человек. Старый я осел, забыл, что даже стены имеют уши!

  Всего неделю назад, Анна, полушутя, спросила у личного телохранителя шефа Юры, показывая на новые машины, какой же барашек из этого стада будет ее? На что улыбчивый парень ответил, что для нее никакого не жалко, пусть выбирает любого. Эти машины подготовлены в качестве премиальных руководящему составу.
     «Да, с вашим предательством ни одного надежного человека в моем окружении не осталось! - сокрушался шеф. - От кого угодно я мог ожидать такое, но от вас?»
 Шеф снова подошел к столу, дрожащей рукой налил в стакан воды, из одной из стоящих бутылок и медленными глотками начал пить. Подошел к своему письменному массивному столу и обмяк в кресле.
     - Вот уж, воистину, все продается и все покупается! - ни к кому не обращаясь, сказал он. - И как я мог в вас так ошибиться?
     «Как я ошибся! Как наказан!»* - чуть не запела Анна. – Заливай дальше!»

     * Знакомая фраза! Откуда?

    И это происходит, когда мы занялись новым нефтяным направлением.
Нажимает кнопку громкой связи.
     - Пусть зайдет нефтяной эксперт.
Вальяжной походкой заходит стильно одетый мужчина сорока пяти лет. Держится с апломбом.               
     - Андрей Игнатьевич, так что вам не нравится в Альтернативном проекте?
     -  Ну, Антон Евграфович, многое! - садится, закидывает ногу на ногу.            
     -  Короче! Главное!
     - Я все-таки пятнадцать лет померз в Сибири! Купить скважины «БУ» и сэкономить три миллиона? Ну, знаете! А затея реанимировать истощенные скважины?  Да не было у нас еще такого! Да кто даст гарантию, что они выйдут на хороший дебет? Оторван проект от сибирских реалий.
     - Спасибо! Достаточно!
Эксперт также вальяжно уходит.
     - И чего вам не доставало? – удивленно. - Вы, наверное, и не догадывайтесь, как жестоко с вами обойдутся за ваше предательство. Руководство такое не прощает и былые заслуги не в счет!
      «Рассказать или нет? Ну, все, выдохся, пора! Рискну!»
      - Давайте все по порядку! – твердо, глядя в глаза, начала Анна. - Хочу предупредить Вас, что сейчас от Вас потребуется мудрость, а излишняя эмоциональность могут разрушить наше совместное дело.  Сейчас Вы все поймете! Читайте!
Кладет перед шефом первый факс. Шеф читает. По мере чтения факса в шефе происходит перемена к лучшему. Он успокаивается, в его глазах появляется даже интерес. Поднимает глаза на Анну.
     - Этот факс о готовности английской компании обсудить вопрос реанимации  истощенных скважин, - поясняет Анна.
Кладет перед шефом лист с фиолетовой печатью и подписью гендиректора компании Гафара. 
      - А теперь читайте эту бумагу о готовности сибирской компании начать переговоры по продаже 40 истощенных скважин.
 Анна смотрит на вползающую растерянность на лицо шефа, торжествует.
     «Так ему, сукину сыну! Пусть выбирается сам!* Так говорил ее милый. Кажется, заглотил! Можно приступить к главному».

   * Не знала Анна, что это был плагиат, а фраза принадлежала Владимиру Высоцкому. «Человек за бортом» 1969г.               
 
Шеф дважды перечитывает бумагу. Встает, подходит к окну. Молчание затягивается.
     «А хорошо вы смотрелись бы, в том красном автомобиле! Такие надежды вы подавали... Какая хорошая карьера за шесть лет... Сколько раз вы выручали... компанию... А ваши идеи не раз приносили ощутимую пользу. Скажу откровенно. Когда я взял вас в советники, я впервые осознал, как опасно мнить себя королем в окружении пешек. Но теперь, я думаю, это было не самым страшным моим заблуждением. С вашим приходом мы по-настоящему занялись стратегическими разработками. И в нефтяном направлении мы с вами внесли большой личный вклад».
     «Мы пахали»! Я – сидела днями и ночами, - возмущалась про себя Анна, - Вы – протирали штаны».
      «А что касается вашего предложенного в последний момент варианта с выработанными скважинами, - явно сбавил тон шеф, - я руководствовался проверенным годами принципом: лучше быть первым из усомнившихся, чем последним поверившим. Хотя… я и здесь видел рациональное зерно, но, к сожалению…»
     «Вот трепло!» - мелькнуло у Анны.
     «Ваш Альтернативный проект, - посмотрел на Анну шеф, -  не нашел реального подтверждения».
Последнее было сказано с выражением явного удовольствия и не соответствовало смыслу.
     «Еще не вечер, как говорит мой любимый!» – утешала себя в мыслях Анна.
 Подходит к Анне, облокачивается толстым задом на свой стол, сверлит ее глазами. В них - любопытство и неприязнь.
      - Считайте, что я досрочно выполнила задание, - выдержала взгляд шефа Анна, - обязуясь предоставить все завязки с англичанами и нефтяниками.   
      - Но это еще не подписанные ими договора! Это, - бумажки…
      - Если бы у меня, как у вас, были все полномочия президента компании, то через три дня на этом столе лежали бы и подписанные договора о намерениях, - холодно парировала Анна.
Шеф внимательно смотрит на Анну. Потом, презрительно улыбается, подходит к креслу, снова погружает в него свое тело.
       - Ну что же вы, продолжайте, вы хотите мне что-то доказать? - с сарказмом цедит он.
      «Ну, погоди, облезлый лис, я посмотрю на твою выдержку дальше», - мелькнуло у Анны.
      - Что, очень хочется?  - доверительно, тихо спросил шеф.
 Анна совершенно растеряна. Не знает, что ответить.
     - О-о-чень! Очень хочется в мое кресло! - приходит с улыбкой ей на помощь. - Но только, через мой труп! Вот так-с! - растягивает рот до ушей.  - Кто такой господин Ипатьев? – уже резко выкрикнул он.
     - Автор восьми листочков идеи и всего Альтернативного проекта с истощенными скважинами.
      - Так это не ваша, оказывается, идея! - чуть ли не обрадовано прокричал шеф.
      - Моя идея использовать этот проект в интересах компании, - парировала Анна. - Это мало?
       - Какой компании? Компании конкурентов? Вы продали наш проект за тридцать... за триста... так, за сколько же вы все-таки его продали, а? - шеф впиявился водянистыми глазами в глаза Анны.
     - Господин президент, мы будем говорить по делу? - холодно, еще пока владея собой, спросила Анна.
     - Да за кого Вы меня держите в своей красивой головке? - взбесился шеф. - Я буду что-то обсуждать с предательницей?!               
 Шеф приподнял с кресла зад, растопырил согнутые в локтях руки, пружинисто упертые ладонями в стол, подал грузное туловище навстречу Анне и пригнул голову с оттопыренной бульдожьей губой.    
   «А ведь сейчас прыгнет и загрызет, пожалуй», - мелькнуло у Анны. И, помня правило, что собака не выдерживает пристального взгляда, Анна не сводила жесткого взгляда с его побелевших глаз.
   «О-о, мигнул... хрюкнул... пятится... убрал свои лапы... садится на место... У-ф-ф, пронесло, - с облегчением подумала Анна, - а ведь, подействовало!»
     - Не получается у нас разговора, - с сожалением констатировала она, взяв себя в руки. - Вы, Антон Евграфович, не можете совладать со своими эмоциями.
     - А вы на моем месте... - начал было шеф.
     - Жаль, не судьба, видно, - оборвала его Анна. - Вы лишаете себя нескольких сотен тысяч долларов, меня и других участвующих в проекте людей, - своей доли комиссионных.  Наконец, свою компанию, за которую вы так ратуете, - жирного куска, который смог бы кормить всех ее служащих и членов их семей долгие годы.
   Шеф хлопал белесыми ресницами, глубоко дышал открытым ртом и тупо смотрел на Анну. Ей даже показалось на секунду, что у него свисает с жирных губ омерзительная бульдожья слюна. Сделав над собой усилие, она начала.
     - Попробую в последний раз, - голос Анны наполнился силой, - а вы все-таки попытайтесь понять. Никаких секретов компании я не продавала. Ничего за это не получила. И если мы с вами не договоримся, то вы сами толкнете меня с последним проектом господина Ипатьева в компанию наших конкурентов. И будьте спокойны, там его по достоинству оценят! Вы сами сказали как-то, что мною, как специалистом, уже интересовался президент компании. 
     - Я-а-а-а? - привстал шеф.
     - Конечно, не мне вы это говорили, - успокоила его Анна.
     - Жид пархатый! - бессильно простонал, опускаясь в кресло, шеф, упомянув своего вице-президента.
     - Итак, - проигнорировала стон шефа Анна, - либо вы лично получаете солидный куш, а компания проработанный и увязанный со всеми фирмами-поставщиками проект, а, главное, сорок скважин по дешевой цене, плюс содействие по многим вопросам областной Сибирской администрации, либо...
   Анна выжидательно замолчала. Молчал и шеф, но по его лицу было видно, как в нем борются два чувства: наорать, швырнуть бумагами, затопать ногами, выгнать Анну из кабинета, и - попытка понять про «какие еще личные сотни тысяч долларов… что она несет?»
   Наконец шеф разродился:
     - Кто приходил к президенту с вашей папкой?
     - Начальник сибирского нефтяного участка, мой человек, - спокойно ответила Анна.
     - Господи, у всех везде свои люди, где же они у меня? - пожаловался Всевышнему шеф.
     - Перед вами! - мгновенно сообразила Анна, прямо взглянула ему в глаза и... чуть не загубила все дело.
     - Вы-ы? Мой человек? После всего... - шеф дико расхохотался.
   Его тело билось в кресле, будто к его рукам, лежащим на подлокотниках, подключили десять тысяч вольт, а смех был страшным и истеричным.
    «Господи, - пожаловалась в мыслях Анна, - еще не перебесился... сколько же в нем на меня злости».
     - Избави Бог меня… меня… от этаких друзей, а с врагами я и сам... я и сам справлюсь!
     - Вам доказать? - холодно бросила Анна.
     - Любопытно! - оживился шеф.
     - Так кто из ваших «настоящих» друзей вам подарил хоть один миллион рублей в последнее время?
  У шефа сразу поглупело лицо. Он открыл было рот, но Анна его опередила.
     - Никто вам не дарил, и не пытайтесь вспомнить! А несколько месяцев тому назад, сколько десятков тысяч долларов вы перечислили на свой лондонский счет, а? Ну, когда я визировала известный вам договор с новым более дешевым региональным дистрибьютором, которого я нашла? Кто вам их подарил? И не только вам! Я! - и Анна приставила указательный палец к своей груди. - А кто компанию спас от миллионного штрафа в долларовом исчислении по еще тепленькому договору, и вас от административного и материального наказания? Опять я, - и Анна повторила свой жест. - А кто сейчас предлагает прибавить к вашему счету несколько сот тысяч долларов? Опять я! - и Анна в третий раз указала на себя пальцем. - Так кто же ваш настоящий друг, позвольте вас спросить?
   Шеф хмыкнул, заворочался в кресле, наконец, любопытство выперло его оттуда, он снова подошел к Анне и снова облокотился возле нее задницей о стол.   
     - Так вот, о друге, - назидательно начал он. - Попробовали бы вы не добывать компании то, что вы перечислили, - кем бы вы сейчас были? Никогда бы вам не переступить порог моего президентского кабинета! Я бы фамилии вашей на слуху не держал бы, не то что называть вас по имени отчеству! Работать бы вам в самом лучшем случае в планово-экономическом отделе до пенсии. Это я! Слышите, я! - шеф, как орангутанг, вдруг несколько раз кулаком шумно постучал себя в грудь, - тащил вас за волосы из дерьма, в котором вам до сих пор сидеть бы, и вытащил на свою зад... - тут он вдруг осекся, почуяв двусмысленность, - на седую голову. Это я сделал вас своим советником... У вас еще не доросли до моего клыки и коготочки, чтобы набиваться мне в друзья! У вас никогда не будет царской гривы! - и он зачем-то провел пальцами по венчику волос, окружавших лысину. - Это моя прерогатива выбирать себе друга, слышите вы, только моя! - Он снова гулко стукнул себя в грудь. - Обязанность львицы охотиться и приносить добычу, - удел вожака - править прайдом*! Вы забыли, кто такой лев! Вам следует указать ваше место!
 
    * Семья львов, три-пять львиц с детенышами, которыми управляет лев вожак.

  Анна смотрела на лысого толстозадого обрюзгшего «льва» со вставными зубами, и он ей был сейчас нисколечко не страшен. А шеф, поймав, наконец, зудящую в его мозгу мысль, сменил тон.
     - Так какие вы там сотни тысяч мне сулите?
     - Если дадите договорить, то узнаете. Пока вы усиленно от них открещиваетесь, а меня выпихиваете к нашим конкурентам.
   - Хорошо, - первый раз спокойно сказал шеф, - только, как всегда, коротко и ясно, вы единственная, кто это может.
     - Ну, спасибо, - сухо согласилась Анна. - Итак, в самый последний раз, придется немного повториться. Никаких проектов нашей компании конкурентам я не передавала. Мою папку случайно унес Гафар, он, по приказу своего сибирского руководства, выяснял в этой компании возможность ее участия в проекте господина Ипатьева. Причем адрес компании конкурентов ему дали в Сибири.
     - Какому еще Гафару? - не сдержался шеф.
     - Начальнику участка продаваемых скважин. Ну, а поскольку президент компании конкурентов очень заинтересовался этим проектом и знает теперь, в чьих руках находятся все материалы, и кто его авторы, то мы ждем с его стороны предложений для обсуждения наших условий, при которых компания берет нас техническими руководителями, и будет инвестором всего проекта.
И вы меня сами выпихните из моей компании!
       - Что же так слабо? -  с издевкой спрашивает шеф. - Я говорю, что же так слабо и простенько, сплели ниточку интриги?
      - А без эзопова языка нельзя?
      - Договоров-то не-ту-у!
      - Я хочу, Антон Евграфович, чтобы вы, как президент моей компании, осознали, что я выполнила ваши условия завязки всего проекта со всеми участвующими фирмами. Подписание договоров о намерениях - дело нескольких дней, а сейчас я предлагаю поддержать на президентском Совете этот проект, а потом - и на Совете директоров компании, и в случае согласия, готова с вами конфиденциально обсудить условия соблюдения ваших личных интересов и участвующих в его разработке людей.               
Начала я с вас и хочу, чтобы вы меня поняли.    
     - Значит, вы хотите меня пошантажировать? - повысил голос шеф. - Мне, президенту, предлагают поддержать какой-то авантюрный проект? - с раздражением восклицает шеф.
     - Теперь о самом главном, - продолжала Анна. - Я внимательно еще раз проанализировала проект Георгия... - Анна стушевалась на секунду и тотчас поправилась, - господина Ипатьева. Только по сметной стоимости он дает экономию три миллиона долларов…
     - Этого не может быть! - вскинул брови шеф.
  Анна решительно подходит к кнопке громкой связи.
     - Разрешите!
     - Наталья Павловна, вы проверили цифры экономии по восьми листочкам?            
     - О, Анна Владимировна! Здравствуйте! Конечно, в тот же вечер. По нашим прикидкам – около трех миллионов долларов.
     - Вы хозяйничайте, как у себя в кабинете!  - возмущенно смотрит на Анну шеф.   
     - Я все поняла! – сообразила Наталья Павловна. - Сейчас буду!               
Анна пристально смотрит на шефа. 
     - Никто, кроме разработчиков проекта, не знает, что здесь есть большая скрытая экономия.
Лицо шефа непроницаемо.
     - Эта немалая экономия, - продолжает Анна, - может уйти на наши личные счета, при условии…
Анна замолкает. 
     - Ну, продолжайте, продолжайте! – раздраженно начал шеф. - Вы не актриса, а я не простачок зритель, Ваши паузы на меня не действуют! Попроще со мной, пооткровеннее! Я так быстрее пойму!
     - По началу нашего разговора это было не видно! - парировала Анна.
   «Ах ты, бульдожья морда, - мелькнуло у нее, - попроще хочешь? Сделаю я тебе проще простого, посмотрим, как ты это осилишь!» - Анна начала злиться.
     - Предварительные переговоры с иностранными фирмами мы проведем за три дня. Дальше надо встречаться на вашем уровне.
     - Кто это мы? - с неприязнью оборвал шеф.
     - Господин Ипатьев и я.
     - Я буду присутствовать на этих переговорах! - безапелляционно вставил шеф.
     «Нет, вы только подумайте, ишь, чего захотел? Жнет, где не сеял!»* - возмутилась про себя Анна.
       
  * Библия, Матфей, 25, 24.   

      - Вы не будете присутствовать на этих переговорах, - опустив глаза, твердо возразила Анна.
     - Это почему?
Дверь резко открывается решительным шагом к столу приближается с папкой Наталья Павловна.
Кладет папку перед шефом, раскрывает ее, тычет ручкой в таблицу.
     - Вот, Антон Евграфович, исходные данные и проверочный расчет отдела.
     - Я вас не вызывал! – возмущенно кричит шеф.
     - Но я слышала, вы сомневались в цифре трех миллионов экономии!
     - Забирайте свою папку и уходите! Ну, черте чего в компании творится!
Наталья листает назад два листа, тычет ручкой.
     - А вот, Вы обрекаете компанию на покупку истощенных скважин.
     - Что вы несете такое? – орет шеф в недоумении, подняв на нее глаза. - Это я борюсь с вольнодумством бывшей вашей начальницы! Это она, - показывает пальцем на Анну, -
предлагает покупать истощенные скважины!
     - Да нет же, Вы!
У шефа открывается рот и вылезают глаза.
     - Вы хотите купить 30 скважин с хорошей производительностью? – наступает Наталья Павловна.
     - Да-а! – орет шеф. - Это я хочу купить такие скважины!
     - Но они уже отработали восемнадцать лет! – напоминает Наталья Павловна. - А всего через два года их производительность начнет падать!
Так какие скважины вы повесите на баланс компании? Дальше вас ждут одни убытки!
     - Вон отсюда! – орет покрасневший шеф.
     - Я - то уйду! А вы подумайте на досуге! - забирает папку. - А вот Анна Владимировна, покупая копеечные скважины, применив английскую технологию, двадцать и больше лет будет получать прибыль.
Уходит.
     - Оборзел народ! – вытирает платком шею.
Поворачивается к Анне.
     - Это почему я не буду присутствовать на переговорах?
     - Так проще, - сказала Анна, глядя в глаза. - Вам должно быть понятно, что все щепетильные вопросы обговариваются тэт-а-тэт.
     - Это Вы меня учите?! - заревел шеф.
  Анна чувствовала, как краснеет от обиды и злости ее лицо, и ничего не могла с собой поделать.
 Шеф замечает изменения на лице Анны.
    - О-о-о! - радостно выскакивает из кресла. - Обиделись! Я вас обидел! А заметьте, Анна Владимировна, я в вас ничего не запустил! Не выгнал! Не оскорбил! Ну, подумаешь, немного повысил голос и все! - шеф довольно рассмеялся. - Ну, простите, пожалуйста, ради Бога, простите, я больше не буду!      
Анна, вытаращив глаза, наблюдает, как ловко этот хорошо упитанный немолодой мужчина делает реверансы с поклонами, ну, в точности, как во времена мушкетеров.
   «Вот кто артист», - восхитилась Анна открытию таланта. И только успела она сделать в мыслях ему комплимент, как смеющиеся глаза шефа сузились, стали злыми-презлыми, шеф пригнулся, набычил шею, и Анне показалось, что у него начинают расти рога...
Анна инстинктивно отодвинулась вместе со стулом и схватила с подноса, как гранату, бутылку Кока-Колы, которая вместе с минеральной водой всегда стояла на подносике в центре стола для тех, кто участвовал у шефа на утренних «накачках».
   Рога тотчас начали убираться, туловище распрямляться, бык превращался в обалдевшего шефа.
   Анна с нескрываемым облегчением открыла бутылку, налила немного в стакан и выпила почти залпом.
     - Вы... что? - испуганно промямлил шеф.
     - А Вы? - спросила не пришедшая еще в себя Анна.
   От возбуждения она не смогла больше сидеть на стуле и с опаской прошла с бутылкой мимо оцепеневшего шефа к окну.
     - Мне это надоело, - устало сказала Анна.
     - Да-а-а-а, - запел шеф, вылезая из кресла и нервно шагая по кабинету, - однако... Неужели вы меня бы стукнули? – вдруг, резко повернувшись в сторону Анны, спросил он.
     - С чего Вы взяли? - холодно спросила Анна.
    - Не-е-ет, определенно стукнули бы... хряпнули по темечку, забрали бы из сейфа документы и - к конкурентам! Для увеличения своего личного счета в Лондоне, мною, между прочим, открытого.
     - Ну, все! Хватит! - Анна решительно двинулась от окна к своему месту, где на столе лежала ее красная папка с документами.
   Шеф с улыбкой встал на ее пути.
     - Ну, зачем спешить, Анна Владимировна! Вы же не знаете, что денег сейчас у наших конкурентов не-е-е-ту! Заплатить за ваш проект не-е-чем! Вот так-с, нечем-с! А, следовательно, и ваш счет не пополнится! И зря вы поднимали себе цену, разыгрывали какой-то глупый спектакль перед их президентом с красной папкой! Обмишурились вы с сотоварищами! Провал-с! Вы должны верить моим сведениям о финансовом состоянии конкурентов, хотя бы по той быстроте, как мне стал известен заход к президенту вашего Джафара.
     - Гафара, - устало сорвалось у Анны.
     - Да черт с ним, все равно татарин или азербайджанец! - в сердцах «бросил» шеф.
     - А не всю Вам информацию дают от конкурентов, не всю, - глядя в глаза неожиданно для себя сказала Анна.
     - Что вы имеете в виду? – насторожился шеф.
     - Оказывается, кое о чем, Вы ни сном ни духом не ведаете.
Анна взглянула на напрягшегося шефа.
     - А то, что Вы рано радуетесь, полагая, что их президенту не удалось получить льготный кредит в банке, - и Анна назвала банк, - и дайте, наконец, мне пройти и забрать мои документы! - зло сказала Анна, но посмотрев на совершенный «отпад» шефа, решила помедлить и насладиться зрелищем.
     - Не мо-о-жет быть! - у шефа противно отвисла губа. – Этого не может быть, потому что этого не может быть никогда! Неужели он его получи-и-ил? - изумленно выдохнул он. - Постойте, так вы и это знаете?! Может быть, и их президент знает все, что делается в нашей компании? - подозрительно глядя на Анну, рассуждал шеф. - Черт его знает, что в деловом мире творится! Надо срочно принимать чрезвычайные меры! Это же невозможно работать в таких условиях! Ну, совершенно невозможно! - развел он руками, жалуясь Анне и бегая по кабинету.
 Анна тем временем медленно собирает документы.
     -  Я смотрю, вы как-то спокойно воспринимаете отрицательные высказывания членов президентского совета. – взглянул на Анну шеф. - Ну, давайте послушаем еще одного.
Нажимает кнопку громкой связи.
     - Генриетта, - обращается к секретарю, - позовите ко мне первого «вице».               
     -  Я здесь! Уже захожу, - раздается по громкой связи голос.
Заходит среднего роста брюнет с еврейской внешностью, сорока лет, живое лицо, смотрит пристально на Анну, на шефа, ждет.
     - Михаил Натанович, может быть, у вас есть доводы в защиту Альтернативного проекта?            
     -  В мировой практике нефтедобычи идея реанимировать истощенные скважины с помощью разрыва пластов не нова. Этим уже занимаются США, Канада, Англия, Голландия. Но все занимаются этим не от хорошей жизни. Технология весьма затратная.
     - Короче! Короче! -  с раздражением обращается к нему шеф.
     - На поверхности, - продолжает Михаил Натанович, - один плюс-дешевизна покупаемых скважин, которую надо тщательно проверять. Но за этим выстраиваются много вопросов, на которые в проекте ответы есть, но уж очень условные: при условии эффективности технологии; при условии возможности ее применения на месте и прочее.
     - Спасибо. Вы нам помогли. Свободны.
Первый «вице» уходит.
     - И с кем же, Анна Владимировна, вы собираетесь осуществлять свой проект?
     «Мой любимый весь ваш президентский совет за пояс заткнет», - в сторону говорит Анна.
     - Я уже Вам все сказала, - усталым голосом.
     - И вы мне сказать больше ничего не хотите? - продолжил шеф.
     - Нет, не хочу! А потом, мне с Вами не интересно, - зло вырвалось у Анны.
     - Это почему же? - оживился он.
     - За два года я впервые слышу, что Вам все равно: заработаете Вы лично и наша компания на этом проекте или нет. Раз Вас это не интересует, то мне с Вами не по пути! В течение недели мы проведем предварительные переговоры, а в течение месяца я положу на ваш стол и передам нашему Председателю Совета директоров выдержки из копий подписанных договоров. Только уже не с нашей компанией. Тогда я посмотрю, - действительно ли Вам все равно. А Председателю я объясню, что на этот шаг толкнули меня Вы и только Вы! – и Анна показала на шефа пальцем.
     - Ой, только не пугайте меня, мне уже страшно! Оставьте папку в покое и давайте все-таки договорим, - подошел к Анне шеф. - А в какой должности, простите, вы будете работать у конкурентов?
     - Как минимум, в той же, и буду визировать все договора в своем привычном углу, и Вы знаете, я добьюсь своего, чего бы мне это не стоило! - и Анна захлопнула папку. - Мне завтра в отдел кадров за трудовой книжкой? - звонким голосом спросила Анна, нагло глядя в физиономию шефа.
     - А как же красный VOLVO?
     - Вы меня разочаровали вконец, - презрительно сказала Анна. - Речь шла о двухстах тысячах долларов, а вы - о какой-то машине! Какая ей цена? Сорок? Шестьдесят тысяч? Я Вам ее дарю!                И Анна с решительным видом с папкой в руках двинулась к двери.
   Раздался резкий звонок, это шеф нажал кнопку на внутренней стороне столешницы, и в дверях вырос его личный телохранитель.
     - Юра, уговорите Анну Владимировну остаться, я ее, видно, обидел, а меня она уже не слушает, - прокричал шеф телохранителю.
   Анна опешила: «Неужели шеф и на это способен?»
     - Прочь с дороги! - пошла Анна грудью на телохранителя, уничтожая его взглядом.
     - Анна Владимировна, я всегда говорил, Вы самая обаятельная женщина в компании, успокойтесь, пожалуйста, Вам это не к лицу! - уговаривал телохранитель, не сдвинувшись с места.
     - Прочь! - повторила грозно Анна атлетически сложенному Юре.
     - Я вас умоляю, Анна Владимировна, Вы вне себя от ярости, Вы можете натворить глупостей.
     - И натворю! - Анна быстро вернулась к столу, бросила мешавшую ей папку, схватила бутылку минеральной воды, как гранату, шеф в испуге попятился. Анна застыла в боевой стойке тхэквондо и приняла боевую позу с боевым кличем.
     - Ки-хап!! - резко кричит Анна.
Мужики с вытаращенными глазами и открытыми ртами уставились на Анну.
     - Пропустите ее Юра! – закричал, очнувшись, шеф. - Иначе она проломит вам голову, как только что чуть не проломила мне!
     - Проходите, пожалуйста, Анна Владимировна! - сделав два шага от двери и показывая на свободный проход рукой, восхищенно произнес Юра. - Только не покалечьте меня, ради Бога!   
   Анна с бутылкой, не глядя на него, стремительно вышла из услужливо распахнутой для нее двери, а вдогонку ей по громкой связи неслось:
     - Не уходите из своего кабинета, пока я не ознакомлюсь с документами!
     - А пошел ты в задницу! - не оборачиваясь, проговорила Анна, но это только слышала изумленная секретарша.
   Добравшись до своего кабинета, она побросала в свой портфельчик самое необходимое, накинула плащ, затем вернулась, нажала кнопку «матюгальника» и четко спросила:
     - Как меня слышите Антон Евграфович?    
     - Да, да, я вас слушаю, Анна Владимировна! - с готовностью услышать извинения раздался голос шефа.
     - Не надейтесь, что в папке оригиналы документов, реквизиты иностранных компаний и наших нефтяных фирм. Вам меня не остановить! - Берет за горлышко принесенную бутылку, встает в боевую стойку, резко кричит: «Ки-хап!!»
Бьет бутылкой о край рабочего стола и отключает связь.
 Быстро спустившись, Анна прыгнула на кресло своей машины, с треском захлопнула дверь и так «рванула» с места, что из - под завизжавших шин появился дымок и запахло паленой резиной.
   «Поскорее и подальше от этого зачумленного места!» – вырвалось у нее.

   Непрерывный звонок в холле. Георгий вбегает, открывает дверь. Бледная Анна стоит с закрытыми глазами. Георгий отобрал портфель, кое-как скинул плащ, подхватил Анну на руки и понес в комнату. Поставил, снял жакет, бережно положил ее на тахту.
Анна лежит на тахте по пояс накрытая пледом. Глаза закрыты.
Георгий сидит на краешке. На его ладони лежит ладонь Анны, он ее гладит.

     Анна просит прощения у Георгия               
За пять минут пересказа схватки с шефом из глаз Анны текли слезы. С большим трудом Георгию удалось как-то успокоить ее.
     - Ой… так оно и есть, - шепчет она, - пошла…  пошла твоя положительная энергия…
Прижимает его ладонь к своему лбу.
      - Чтобы я без тебя делала?
 Георгий поправляет плед.
      - Я-то думала, что мне удастся устроить тебя в нашу компанию на приличные деньги - со слезами в голосе, тихо сказала Анна.
Открывает глаза, смотрит сквозь слезы на Георгия.
     - Ты прости меня, Георгий, но терпение мое лопнуло… все полетело к черту… накрылись личные счета, я угробила твой проект, моя служебная карьера покатилась… разбились все мечты.
     - А нужна ли тебе, Анна, такая работа, от которой то понос, то золотуха? А я-то думал, мы с тобой спокойно заживем в этом уютном гнездышке.
     - Не заживете, пока гоняетесь за черным золотом, - вылез со своими предсказаниями Второе «Я». - И это - только начало! 
     - Сгинь! – резко цыкнул в сторону Георгий.
     - Шеф обязательно доложит о нашей схватке Совету директоров. А главный там Председатель, фигура темная и еще та! – жаловалась Анна. - Ему и Совету директоров известно, что я резко выступаю против игры руководства в Государственные Краткосрочные Облигации. Купили бы больше скважин! Надеяться на поддержку Совета мне не приходится…Ты скажи, что делать будем? 
     - А что делали, то и будем делать! Ты умница, когда на прощание сказала шефу, что нас не остановить.
Георгий смотрит на Анну, гладит ладонь. Молчание затягивается.
     - Ты что, Георгий, не понимаешь? - со слезами в голосе. - Ну, кто меня возьмет на новом месте даже на должность советника президента? Мне что, надо снова четыре года доказывать, чего я стою?
Молчит две секунды. Выкатываются слезинки.
     - Как чувствовала. Не надо было идти  ва-банк.
 Они помолчали.   

   Георгий вздрогнул, рука в его ладонях слабо шевельнулась, и Анна открыла глаза.
     - Поцелуй меня, - слабо попросила она.
   Георгий осторожно поцеловал в ее не ответившие губы.
     - Ну как? Чуть получше? - участливо спросил он. – Или что-то не так?
  Анна прижала его ладонь к своему лбу.          
     - Ты Анна молодец. Не давай никому, даже шефу, вытирать о себя ноги!
     - Тебе хорошо здесь говорить, - хлюпает носом. - Если бы ты упал с самой вершины на самое дно, я посмотрела бы на тебя, как бы ты заговорил.   
     - Никогда не высказывай такое! – раздался в ушах Георгия голос Эго.
Георгий платочком Анны промокает слезинки.
    - Моя красная папка у президента конкурентов сделала шефа не адекватным. А я надеялась… теперь я сожгла свои корабли.*
    
* Юлий Цезарь и некоторые полководцы, чтобы лишить свои войска возможности отступать или бежать, сжигали свои корабли.

      - Ты очень умно взвинтила свою стоимость до максимума. Ты очень умно подгребла нефтяной проект под себя. Ты, - почти незаменима. Будь я на месте руководства компании…
Анна не открывает глаз. Две слезинки выкатываются из-под ресниц.
Георгий поцелуем промокает их.
       -  Не рви себе душу, Анна. Прорвемся! Завтра с утра сядем на телефон и будем договариваться о встрече с англичанами. - Ты считаешь своего шефа умным?   
     - Считала раньше... сейчас так уже не думаю.
     - Мне, кажется, он тебя не отпустит, - рассматривая узор на мельхиоровой ложечке, задумчиво сказал Георгий, - если его разум возобладает над его психозным состоянием.
     - А мне, кажется, он строит против меня козни, - возразила Анна.
     - Ты здорово его обидела.
     - Это еще чем? - встрепенулась Анна.
     - Похоже на правду, когда он сказал, что доверял единственной тебе, а ты разрушила эту веру. Поверь, это действительно очень обидно. А мужики часто мстительнее, чем женщины, если их очень обидеть.
     - Этот идиот так и не дал мне сказать, что я ему предлагаю, - с обидой в голосе сказала Анна.
     - Да, ты права, визит Гафара к конкурентам с документами в твоей папке для него был таким потрясением, что я думаю, дай Бог, чтобы он пришел в себя к завтрашнему дню.
     - Не представляю, - широко улыбнулся Георгий, - не представляю тебя в боевой стойке и с бутылкой в руках... шеф, - засмеялся Георгий, - наверняка, в штаны наложил со страха, - покатывался он со смеха. - Терпеть ненавижу таких мужиков, кто сводит счеты с женщиной, – серьезно закончил Георгий. - Вот сведешь меня с ним, я выкручу ему одно место!
   Анна, глядя на него, чуть улыбнулась сквозь слезы.
     - Злой человек всегда безрассуден, используй это против него. Может быть, завтра же и к кому-нибудь прорвемся. Когда переговоры со всеми проведем, скорректируем расчеты, подправим заключение и будем искать инвестора и устраивать тебя в эту фирму. Это будет одним из условий реализации всего проекта. Даже сейчас при плохой ситуации с инвестициями, на такой красивый и до деталей проработанный проект, чтобы мы не нашли инвестора - да быть того не может!
     - Я же и тебя и Гафара подвела, - со слезами в голосе каялась Анна.

     Анна о будущем Натки, Родине, олигархах
     - Неужели мне придется снова начинать каторжный Сизифов труд*. - И больше всех я беспокоюсь сейчас о будущем Натки...
 
     *  Нескончаемая и бесплодная работа (по имени легендарного древнегреческого царя Сизифа, провинившегося перед Богами и осужденного ими вечно вкатывать на гору камень, который достигнув вершины, каждый раз скатывался обратно вниз). 

     - Ты что же составила план на ближайшие годы ее жизни?
     - Конечно, да вот нынешняя молодежь не всегда хочет жить по этим планам. Я все-таки надеюсь, что ее заграничная жизнь заставит ее понять, что без определенных ступенек, на которые ей самой придется вскарабкаться, дальнейшая ее жизнь не будет безоблачной.
     - Что ты имеешь ввиду?
     - Ну, как же! Я не допускаю мысли, что ее жизнь сложится хорошо, если Натка главной задачей поставит выйти удачно замуж и прожить беззаботно жизнь за спиной мужа. Это будет ее ошибкой, за которую придется жестоко расплачиваться! Женщина должна сама зарабатывать деньги, нравится это мужу или нет, это залог ее самостоятельности и независимого положения в семье.
     - Ну, не все же к этому стремятся?
     - В том-то и опасность, чтобы Натка не пошла бы на поводу у некоторых своих подруг, которые исповедуют именно такие взгляды об удачном замужестве. Быть счастливой в таком браке - шанс один из десяти!
     - Не ошибаешься ли ты Анна? Достаточно примеров именно таких удачных браков.
     - Да-а? Да что ты говоришь? Нашел где-то пяток! Нет, нет, даже и не говори, здесь я знаю больше тебя. Слава Богу, пока у Натки есть запал, да мои, и отцовские гены толкают ее на понимание необходимости образования для дальнейшей обеспеченной жизни, независимой ни от мужа, ни от жизненных передряг.
     - Ну, и куда она решила пойти учиться дальше?
     - Закончит колледж, будет поступать в Лондонский университет на  факультет маркетинга и менеджмента.
     - Значит, специальность будет как у мамы? А что, ведь действительно не самая плохая, а сейчас одна из самых востребованных. Ну, хорошо, а что дальше?
    - А дальше пару лет, как принято за рубежом, отработает, затем поступит в Лондонскую бизнес школу.
    - А это еще зачем?
    - Ну, я тебе раньше говорила. Рейтинг диплома Лондонской бизнес школы после ее окончания даст ей возможность спустя три года зарабатывать порядка ста десяти тысяч долларов в год.
    - Ё-К-Л-М-Н! Сколько, сколько?
     - Да, да, ты не ослышался. Можно было бы попробовать поступить и в Гарвардскую бизнес - школу в Штатах, где после ее окончания ей гарантировано было бы и сто семьдесят тысяч, но туда и поступить труднее, и денег надо платить за учебу больше, да и отпускать так далеко не хочется. Лондон, это Европа все-таки. В Лондоне ей нравится. Пусть уж учебу продолжает там, лишь бы довела свое образование до логического конца.
     - Да, я теперь понимаю, почему дети всяких разных известных людей оказываются заграницей в разных университетах.
     - Но не всем это по карману.
     - А сколько стоит, правда, все это обучение?
     - Не дешево, Георгий, не дешево. В Лондонский университет - пятнадцать-двадцать тысяч в год. За бизнес - школу надо выложить сорок пять тысяч.
     - Это, что же, только за учебу в университете надо выложить от семидесяти пяти до ста тысяч долларов?
     - А ты как думал? И прибавь еще сорок пять, и обеспечь проживание на семь лет.
     - Да, не слабо!
     - Теперь ты понимаешь, какая я нищенка, и сколько Натке надо? Сама я готова вкалывать по-черному за семь-восемь тысяч в месяц. И я эти деньги, себе и Натке, добуду! Любой ценой!
     - Ну, хорошо, дай, Бог, чтобы все так и случилось. А жить-то где она будет после того, как все это закончит?
     - Это, уж, как у нее получится. Захочет заграницей остаться - ради Бога! Меньше испытаний свалится на ее голову!
     - Ну, а Родина?
     - Так вот, оказывается, что тебя останавливает? Ты что, Георгий, раньше был политработником? Все, кто нам так настойчиво долбили о патриотизме, о Родине, все определили своих детей и внуков заграницу, а некоторые и переехали туда жить, предварительно приватизировав кусочек угольного разреза или немножко цветных металлов, или сотенку нефтяных скважин, или, на худой конец, небольшой золотой прииск. В Россию они заглядывают лишь наездами. Другим нужна Родина, чтобы можно было прорваться здесь во власть и как можно больше выкачать из этой Родины, поскольку не успели в период первой волны приватизации. А потом из Европы и Америки посылать ей послания: «С любовью!» А ты и девяносто процентов таких же на Родине каждый день боретесь за выживание. Я не хочу, чтобы Натке выпала моя доля. А ты своим детям - хочешь?
   Георгий смотрел на Анну, на ее злые глаза, на ее возбужденное лицо и не рискнул задать ей еще на эту тему вопросы.
     - Если захочет работать и жить в России, и зарабатывать в лучшем случае в три раза меньше, я попытаюсь ее отговорить, но ломать ее не буду, - все еще зло сказала Анна.
     - Это, что же наших специалистов здесь инофирмы так низко ценят?
     - Не то говоришь ты, Георгий, ценят-то высоко, даже с нашими дипломами, но раз нищая страна, то и платить здесь можно нищенскую плату. Дадут тысячу долларов в месяц, и молодой специалист будет этим деньгам до соплей рад. Да к тому же с него будут требовать свободное знание иностранного, чтобы он отработал годика три в подобных структурах, чтобы умел пользоваться компьютером, знал на иностранном деловую переписку, да еще вывернут наизнанку при трех отборочных собеседованиях, да еще, как принято везде за рубежом, каждый год надо подтверждать свою должность.
Нет, лучше бы она осталась в Лондоне или уехала пока молодая и одинокая работать в Гонконг или в Австралию.
     - Куда, куда? - не понял Георгий.
     - Там ей сто пятьдесят в год после окончании английской бизнес школы практически гарантированы.
     - Сто пятьдесят тысяч? – не поверил Георгий. – Ну, и дела!
     - А мой удел сражаться за восемь тысяч в месяц, хотя я за пояс заткну иностранного экономиста. Приезжали, беседовали, знаю, чего они стоят.
   Они еще некоторое время переваривали высказанное молча.
     - И все-таки надо бы попробовать заставить своих учредителей потрясти мошной, - как-то неуверенно сказала Анна.
     - Но они же еще не отказались от планов инвестировать свои капиталы?
     - У меня родилась мысль объединить два проекта в один, купив не только твои истощенные, но и не отказываться от первого нашего проекта. Я готова отдать все свои будущие прибыли ради покупки двух проектов. Но я этим не смогу своих директоров заставить раскошелиться!
     - Ого! - восхитился Георгий, - Еще неизвестно пройдет ли хоть какой-нибудь из них, а у тебя новые идеи!
     - Это верно, надежда на иностранного инвестора – это еще курочка в гнезде. А какого черта! (Георгий исподтишка любовался Анной. Лицо ее было одухотворенным, на щеках выступил румянец). Их виллы в Испании, в Греции, на Мальте пустуют! Их любовницы, не знающие языка, дохнут там со скуки! Машины и яхты - простаивают! Деньги в зарубежных банках не работают! Сняли бы со своих счетов, не хватит - пусть все продадут к чертовой матери, вложат капитал в такое прибыльное нефтяное дело! Только сейчас и пользоваться моментом, пока губернские власти ведут себя, как местные царьки, надо с ними и договариваться. Сейчас верхней власти не до губерний, самой бы удержаться! Тебя, Георгий, видно судьба послала нашему Совету директоров! Ты выплыл в нужное время, в нужном месте со своим предложением! Я просто не знаю, когда и каких других инвесторов ты можешь найти под свой проект! А что касается по поводу их неистребимой склонности к роскоши, так через пять лет они смогут себе позволить купить дома в Хьюстоне и тешить этим свое больное самолюбие!*

* Штат в Америке, где проживают финансовые воротилы со всего света, в том числе и русские.

     - Так кому все-таки меня послала судьба тебе или им, твоему Совету директоров?
Анна моргала ресницами и молчала. Она смотрела на Георгия, и он видел, как постепенно азарт на ее лице сменился тревогой, а потом и болью.
         - Как, как ты сказал? Господи! Это надо же, договорилась, дуреха!
Воистину, кого ты хочешь погубить, того прежде всего лишаешь разума. О, как убийственно мы любим!**  Мне, конечно, ты послан! Конечно мне! И только мне! И ни с кем я тебя делить не намерена!
 
    **Ну, что же ты, Анна, не договариваешь?
    
        О, как убийственно мы любим!
        Как в бурной слепоте страстей
        Мы то, всего вернее губим,
        Что сердцу нашему милей!
 
Ф. И. Тютчев (1803-73), рус. поэт.
    
     Анна развернулась к нему, двумя руками схватила его голову, будто это был отдельный предмет, и порывисто прижала ее к щеке. И Георгий почувствовал кожей, как набухая и спадая, пульсирует на ее виске жилка, повторяя учащенное биение сердца.
     - Господи! - взмолилась Анна, еще крепче прижимая голову Георгия, - прости меня, дуру! Мой он, и только мой!
   Она отодвинула свою чуть нечаянно не отданную ею собственность, и впилась в его лицо губами, будто стараясь осушить отнимаемый у нее сосуд с драгоценной влагой. И Георгий чувствовал по всему лицу ее горячие губы, слышал ее затрудненное дыхание.
     - Как я могла! - казнила она снова себя, - это к добру не приведет! Шестым чувством я ощущаю, что тебе надо быть подальше от этого бизнеса, пока он не отнял тебя у меня! Ох, подальше бы! Ох, подальше!
   Глаза Анны погрустнели, она снова отвернулась и опустила взгляд.
     - Наверное, ты был прав, - сказала она после молчания, - когда говорил, зачем это все тебе нужно? - сказала Анна в тоскливой задумчивости.               
     - Но у меня есть обязанности перед Наткой. Ведь она еще не оперившийся птенчик.
     - Успокойся, Анна, - решил сменить тему Георгий, - с чего ты решила, что я лезу в твой бизнес? Не нужно мне совсем это! Я просто решил поделиться своими старыми наработками. Пусть тебе будет от этого какая-то польза. Да и не только тебе, пусть и твоей компании, да и владельцам истощенных скважин тоже. Ну какой толк от законсервированных скважин! Хоть теперь Гафар и Акимыч там наполовину собственники, но всеже нищие. Правильно Анна! Слышала Гафар как о проекте отзывался?
Да и ты говорила, какой стимул к деятельности открывается, когда потихонечку денежки начинают «капать» в твой карман. Я думаю, и владельцы скважин, и областное начальство будут рады инвестору в лице вашей компании. Смотри какие перспективы в нищей России!
     - Нет, Георгий, не успокаивай меня, - все так же грустно ответила Анна, - у меня какое-то беспокойство в душе поселилось за тебя и за себя тоже. Нет, просто так такие совпадения не бывают, они знаковые... в нужное время, в нужном месте... - вспомнила она свои слова.
     - Да выкинь ты это из головы! - пытался успокоить Анну Георгий. - Вот реализуешь проект, получишь свою долю и «завязывай» с этим делом. И поедем мы с тобой и с кем-нибудь из друзей Гафара на безымянную таежную речушку. Половим там хариуса, тайменя. Попробуешь уху из котелочка с дымком от костерка, и жизнь тебе райской покажется. Ни один столичный ресторан не предоставит тебе такую еду в окружении не тронутой таежной природы!  А хочешь - постреляем рябчиков, глухарей. А какие там ягоды, а грибы! Это в тысячу раз интересней любого теплого края в десять градусов вниз и вверх от Экватора. А мы еще не были в Приморье, на Сахалине, на Камчатке! И на хрен нужна тебе будет яхта и дорогой автомобиль, и круглая сумма в банке!
Ну, где еще найдешь на шарике такие заманчивые места, как у нас в России!
Эх, немножечко хотя бы устроить быт, там, где Гафар добывает нефть, я бы с удовольствием уехал туда жить! 

Следующий день после схватки с шефом.
Комната. Анна в желтом халате лежит на тахте. Георгий в домашних брюках и футболке сидит рядом.          
     - Напомни мне позвонить моему врачу, - говорит Анна, - пусть с сегодняшнего дня откроет больничный.
     - Вот и хорошо! Отлежись денька три. Ты вчера на шефа истратила месячный запас здоровья. Анна, ты говорила, что у тебя будет еще защита и на Совете директоров?
      - Да, но это в том случае, если меня поддержит президентский совет.
Когда я шефу показывала факс от компании, он посмеялся мне в лицо. Говорил, что это всего лишь бумажка и нет Договоров.
     - Ну и засранец! Дать бы ему поработать над завязками проекта!
     - А еще, он говорил, что в экономию три миллиона в Альтернативном проекте он не верит!
     - Ты, вроде, говорила, что он даже не открывал папку?
     - Да, не открывал!
     - Мне ясно, Анна! Он вообще против Альтернативного проекта и не хочет о нем ничего слышать. И знаешь почему?
     - Почему? 
     - Ты сама говорила, что проект по покупке тридцати скважин он считает своим, хотя его труда там менее десяти процентов.               
     - И трех не наберется.
     - А в Альтернативном проекте его участие круглый ноль. Это целиком твой проект. Он даже не может сказать в Совете директоров, что мы с Анной Владимировной думали над ним. Поэтому, больше и не трудись ему ничего доказывать.
     - Я надеялась, что шеф клюнет на кругленькую сумму, которая может лечь на его счет.
     - Неужели его злость затмевает его жадность, о которой ты рассказывала? Или им движет то, о чем мы даже не догадываемся?
     - Тогда, Георгий, нам ничего не остается, как прорваться в английскую компанию, любой ценой, и так представить наш проект, чтобы они подписали договор о намерениях. И с сибиряками тоже.
     - Умница! Это козырные карты! Вот когда у нас будут эти договора, - минуя шефа, надо бы их показать на Совете директоров. И ты обязательно докажешь преимущество Альтернативного проекта. Ну, а если нам и в этом не повезет, немедля искать инвесторов.
Георгий притягивает Анну к себе, берет ее голову, смотрит в глаза, целует уголочки губ.
     - Это значит, мне надо уйти из компании?
Георгий молчит.
    - Да, о чем я! Когда я, как приговоренная, жду звонка с предложением, забрать свою трудовую книжку.
     - Мы же договорились. – просит Георгий, - не рви себе преждевременно душу. Пожалуйста! Еще не вечер!
Прижимает ее к себе. Сидят молча.
     - Ты думаешь, только мы знаем о желании обосноваться английской нефтяной компании на российском рынке? Наверняка в крупных компаниях уже изучают возможности технологии по реанимации истощенных скважин методом разрыва пластов. И если эти компании опередят нас и сделают предложение англичанам первые, то нам до этих технологий будет не добраться. 
     - Да, Георгий, я уже думала и об этом. Конкуренты не дремлют.

     Звонок шефа
Телефонный звонок заставил их замолчать.
     - Я вас слушаю.
     - Анна Владимировна, я действительно опасаюсь, что вы перестанете меня уважать, если я вас не выслушаю до конца. Искренне сожалею о том, что все так получилось. Очень прошу вас быть у меня завтра в девять утра, вот так-с. Треск разбиваемой бутылки до сих пор стоит в моих ушах, - жалобно произнес шеф. - Да, и захватите с собой этого господина... Ипатьева, кажется. - В трубке поплыли частые гудки.
   Анна, ни слова не говоря, положила трубку и откинулась на тахту. Георгий, который на протяжении всего разговора держал свое ухо рядом с ухом Анны, расплылся в улыбке.
     - Ну, что я говорил, тут и муха не гудит, перебесился старый бульдог и поджал хвост.
     - Чтобы прыгнуть на горло, - не согласилась Анна.
     - Нет, Анна, ни одна собака с поджатым хвостом не нападает, это ты сама знаешь. А как скулит: «опасаюсь», «искренне сожалею», «очень прошу». А каков засранец: «захватите этого, как его, господина Ипатьева»... Я ему завтра «захвачу», ишь, вещь нашел... Анна, впрочем, это тебе решать, извини.
   Анна смотрела на него безучастным взглядом.
     - Я что-нибудь не так сказал? Я прошу прощения...
     - Все нормально, Георгий, - вяло улыбнулась Анна, - я думаю о своем.
     - Не буду тебе мешать, - встал Георгий.
     - Не уходи! - удержала его Анна.
     - Ты все в деталях знаешь, обо всем мне и за вечер не расскажешь, поэтому поступай, Анна, как знаешь. Ты у меня умница.
     - Я у тебя? Спасибо, дорогой, - Анна нежно посмотрела на Георгия. - Давай не торопясь, обдумаем, а после ужина сверимся.
     - Идет, - согласился Георгий.

        - Анна, переваривая всю информацию после твоей схватки с шефом, прихожу к выводу: первое, чего бы мы не представили, - шефа мы не пробьем! Второе, у нас практически нет данных по эффективности английской технологии. Во всех документах, которые я видел, она в большой степени зависит от породы пластов.
Ну и черт с ним, с твоим шефом! – подытожил Георгий после некоторого раздумья. - Главное, - выстроенный твой проект. Его не покачнул ни шеф, ни его эксперт. Я верю, что он будет привлекателен и для англичан. Сажусь на телефон и пробиваюсь на переговоры с фирмами. Анна, свари, пожалуйста, еще кофе и будь в готовности номер один!

   За кофе они в который раз поспорили об эффективности технологии по реанимации скважин; обсудили документы Гафара с таблицами дебита за последние пять лет до закрытия; прикинули производительность скважин в течение пяти лет после реанимации.
И решили, что Анна три дня будет на больничном, а сами займутся пробиванием встречи с англичанами.    
      - А ты знаешь, чему я радуюсь? – поднял на Анну глаза улыбающийся Георгий. 
      -  Неужели в нашей ситуации есть повод?
      - Ты, Анна, удивительная женщина, - с удовольствием причмокивая кофе, нежно смотрел на нее Георгий. - У тебя начисто отсутствует женская врожденная способность цепляться за несущественные мелочи. А какой нюх на стержневые направления! И уж тут ты не пропустишь, если что-то недостаточно обосновано.   
      - Спасибо, милый, но пока это мало нам помогает.
  - Серьезный спорщик, ничего не скажешь, редко встречал подобных среди лысых и убеленных сединами докторов наук во всяких ведущих институтах. С такой поддержкой на переговорах можно быть уверенным, что «лапшу с ушей» потом снимать не придется. Вот только…
     - А тут все-таки нашел изъян! - с улыбкой взглянула на Георгия Анна.
     - Обладаешь ли ты, Анна, осторожностью, коварством, способностью расставлять капканы, ведь когда идет вопрос о десятках миллионах долларах, здесь не бывает запрещенных приемов!
   Да, вот еще, за самым малым дело стало, сами переговоры не состыковываются! Где эти так необходимые мистеры и сеньоры, чтоб им... Ждать в безделье - хуже не бывает!
В комнате звонит телефон.
    - Сиди, - поднимает ладонь Анна. Выходит в комнату.
      
     Звонок Петра
      - Я слушаю.
      - Анна Владимировна, добрый вечер! Звонит Петр, сын Георгия.
      - А-а, узнала по голосу, слушаю тебя, Петр. - Смотрит на прикрытые раздвижные створки, подходит к балконной двери. - Как твои дела? - тихо спрашивает, прикрывая трубку.
     - У меня все нормально, надеюсь, у вас тоже! У меня к вам сообщение. Звонила домой врач из поликлиники, где наблюдался папа. Врач просила папу ей перезвонить и сообщить, соблюдает ли он ее рекомендации. К своему здоровью отец относится…  плохо. У меня все. Передайте ему, пожалуйста. 
     - Да, да, конечно, передам, непременно!  Петр, как у тебя… частые гудки.
Анна стоит с телефоном задумавшись.
     «Как бы это поделикатнее сделать?»

     Растерянность и испуг Анны               
Кабинет. Анна сидит за компьютером. На экране высвечивает их Альтернативный проект. Какое-то смутное, непонятное чувство тревоги нарастает в душе. Анна откинулась в кресле и закрыла глаза. И потихоньку все начало выстраиваться в какой-то определенный порядок, по крайней мере, мысли уже не лезли друг на друга, перестали друг друга перебивать, становились четкими и понятными, подчиняясь неслышимым командам.
   «Что же все-таки произошло? Почему ее охватило непонятное волнение и даже боязнь?» - Анна не могла понять. Единственное, что она понимала, это то, что вдруг содрогнулось то здание, которое она так мучительно долго возводила, кропотливо надстраивая этаж за этажом.
     «А она, самоуверенная дуреха, считала свой дом уже достаточно надежным. Она сейчас уже в нем жила, и она еще будет возводить каждый год, каждый месяц, каждую неделю, каждый день, пока... пока...»
Она не могла ответить даже себе на этот не раз возникавший вопрос: как долго ей придется его строить. Она знала, что еще очень долго. Еще не видно в ближайшем будущем конца завершения. Но зато с каждым этажом ей открывались новые горизонты ее возможностей, ее практических возможностей, которыми она могла пользоваться теперь всегда.
Сначала бесплатно обедать в весьма приличной столовой, а теперь - в ресторане для руководства; сначала ходить в убогий бассейн и открытый, только когда позволяла погода, теннисный корт, а теперь - в элитный спортивный комплекс с прекрасным бассейном, шикарными спортивными площадками под крышей, с зеркальными тренажерными залами, пользоваться услугами массажистов и парикмахеров.
  Сначала бесплатно отдыхать в задрипанных номерах захолустных домов отдыха, а теперь - в уютных двухэтажных коттеджах в Снегирях,* где не раз она видела всяких партийных лидеров и известных Думцев, или в Завидовских** новых коттеджах, где соседствовала с работниками Правительственного аппарата.

      *Управление делами Президента. 
      **Управление делами дипломатического корпуса.

И, если раньше за счастье почитала выезжать за полцены в Болгарию, останавливаясь в трехзвездочных отелях, то сейчас уже останавливается только в пятизвездочных - в Пальма де Майорке, Тенерифе, Бали; и, если всего шесть лет назад с тоской приходилось смотреть на жалкий остаток денег за десять дней до получки, то теперь она рассчитывается исключительно платиновой картой*** в самых модных иностранных магазинах и крупных супермаркетах.      

      ***Принятая во всем мире форма оплаты, когда на восполняемом счету кредитной карточки находится от пяти до десяти тысяч долларов.

   А еще душу греет пусть пока маленький счет в лондонском банке на «черный день», которого хватит на «белый хлеб с маслом» на ближайшие пять лет жизни в России. Пока.
И каждый надстроенный ею этаж открывал ей все более захватывающие перспективы и возвышал ее над унизительным быдлом, в которое она попала после того, как осталась одна с Наткой и престарелыми больными родителями. Она знала, что счастья, как и радости, всегда не хватало на всех, и она спешила.
И вдруг здание содрогнулось. И это случилось только сейчас, но напугало ее так сильно, что она не сможет теперь жить спокойно, жить, как жила раньше, не сможет от всего этого просто отмахнуться.
И главное, она не сможет так, как раньше, педантично кирпичик за кирпичиком возводить свое здание. Она чувствовала, что случившееся начинает затрагивать само ее существование. Она пока не понимала, что ей делать: надо ли воспринимать первые содрогания с полной уверенностью, что ничего плохого не может произойти или немедленно надо предпринимать меры по укреплению ее творения. Или, взяв только самое ценное, бежать, быстрее бежать подальше, пока не накрыло ее под развалинами.
А может лучше отыскать причину и попробовать оценить, насколько она серьезна, и можно ли с ней бороться?
     «Спокойно, только спокойно! Главное не спеша разобраться. Она сможет все понять! Она сможет все расставить по своим местам и оценить произошедшие вдруг изменения, а потом уж действовать. Это она умеет и сделает, как надо!
   Итак, еще вчера все было таким привычным, устроенным, понятным, предсказуемым. И был Георгий. Что же произошло сегодня? Так с чего же начались ее волнения и это непривычная неуверенность в себе? Нет, в себе она по-прежнему уверена! Но эта непредсказуемость обступивших ее событий! Так, так... Неужели с этих дурацких восьми листочков? Не может быть! Эти листочки - следствие. Ха, ничего себе - следствие... это что же...  листики стоят только экономии на три миллиона долларов? А прибыль? Ничего себе следствие! А еще 10 секретных скважин!
 Да, но еще вчера было ее Заключение, строго обоснованное, хорошо просчитанное, позволяющее скорректировать технико-экономическое обоснование, уменьшить финансовые риски, правильно организовать финансовые вложения и благодаря ее предложениям выйти на окупаемость всего проекта на четыре года вместо пяти лет, определенных руководством компании. А показать, какая прибыль ждет компанию от ее предложений, - это она умеет, это ее хлеб! Тут уж, она расписала!
И завяжи она весь этот проект грамотно в юридическом плане, а она не сомневалась в своих способностях, и добейся она выполнения всего проекта в установленные сроки, а у нее не забалуешь, - и тогда ее счет возрастет еще на такую желанную единицу с пятью нулями! Ведь успокаивал ее шеф, что этот вопрос согласовал с самим Председателем... И тогда уж точно быть ей первым вице-президентом, а может...               
И это... и это, пожалуй, не равносильно возведению очередного этажа ее дома. Это... это, как все равно, переехать из обшарпанной коммуналки в шикарную просторную, светлую квартиру в элитном доме, где каждый метр, из ста двадцати общей площади, стоит не менее пяти тысяч долларов! Пожалуй, желаемая должность первый «вице»  - это тоже слуга. Президент, – вот, когда она смогла бы, наконец, перевести дыхание. Вот когда она смогла бы, пожалуй, окончательно забыть про жгучее, как удар хлыста, позорное клеймо - быдло. Только тогда она сможет остановиться, завершив свой многолетний и такой изнурительный марафон наверх! Только тогда закончится эта чертова игра, по понятным для нее правилам, когда результат каждого тайма должен быть обязательно в ее пользу!
   Да, но еще вчера она была уверена в себе. Ну и что Совет директоров, ей не привыкать докладывать и защищать свою позицию. Она же еще вчера знала, что ее ожидает и была спокойна. И тут восемь этих дурацких листочков!
   А что же все-таки в осадке? В первом варианте, если пойдет все в соответствии с ее технико-экономическим обоснованием и Заключением, - титанический труд без продыха, - все пять лет и плюс сто тысяч на ее счет. Плюс, если шеф сдержит обещание, - должность первого вице-президента. Плюс, если Совет директоров не передумает! Во втором, - прямо сейчас, как уверяет Георгий, верных три миллиона, а если это случится у нее будет крупная премия. А… а еще, - эти тайные 10 скважин Гафара!
Черт с ними с этими миллионами, это еще курочка в гнезде! Нет, не то! Пошла по кругу. Это все-таки следствие! Где же причина? Да, но эти фиговые восемь листочков нарушили ее выстроенную схему, ожидаемую и направляемую ею реакцию руководства...
   Постой, постой, так это ее любимый устроил ей сумасшедший день?! Так это он, грубо, не спросив ее разрешения, начал играть по своим правилам, которые она не понимала и, конечно, она единственная на поле выглядела идиоткой! Да что там, ей пришлось уйти с поля! Хуже! Ее удалили, под улюлюканье участников и зрителей!»
   У Анны во многих местах по телу пошел нервный зуд. Ей пришлось немедленно растирать ноги, руки, шею, грудь, потереться спиной о кресло,- до того было нестерпимо и противно!
   Волны удушья вдруг начали накатываться на нее. Анна, не узнавая себя, вскочила, попыталась унять все ходьбой, потом поняла, что ей не справиться, выскочила в столовую, открыла бар, налила полрюмки коньяка и залпом выпила. Хорошо, что Георгий был в другой комнате и смотрел телевизор. Анна вернулась в кабинет, села в кресло, но волнение не проходило, расслабление - тоже. С ужасом она вдруг почувствовала, как что-то отвратительное начало заползать к ней в душу. От страха она оцепенела. Анна понимала, что нельзя «это» туда впускать, что потом будет поздно, но что она могла поделать! В отчаянии она откинула голову, закрыла глаза и застонала. А «это» вползало незаметно, тихо, бесшумно, как умеет делать только мерзкая, скользкая, страшная тварь. Ну как же Анне было плохо!
   «Георгий!» -  зовя на помощь, вдруг вырвалось само собой у Анны. Это любимое имя ударило по морде уже заглянувшей в ее душу твари и отбросило ее!
     - Что-нибудь непонятно? - спросил вошедший Георгий, обнимая ее за плечи, прижимаясь своей щекой к ее щеке и глядя на дисплей компьютера. - Так ты еще на первом листе? Решила еще раз критически просмотреть? - изумился он.
     - Я... я вернулась к началу, - соврала Анна.
     - Так может, обсудим твои сомнения? - предложил Георгий.
     - Нет, дай я почитаю кое-что... еще раз, - опять соврала Анна.
     - Ну, ну! Да не усложняй, Анна, все будет по-твоему, только с большим эффектом! - и Георгий поцеловал ее в щеку. - Позовешь, если что, - и также спокойно вышел.
   О, чудо! И сразу никакого волненья и страха! И зуд противный пропал! И теплота Георгия со щеки перешла в голову, успокоила грудь, стала заполнять все тело. Язык стал влажным, горло перестало першить и сдавливать. Ее тело стало наливаться прежней силой, Анна почувствовала уверенность и какое-то хорошее предчувствие! А главное... главное... она прислушалась к себе... вместе с теплотой по всему телу разливалась благодарность к этому отзывчивому, чуткому человеку, который вот так просто пришел, обнял, поцеловал, успокоил и справился с этой мерзкой гадиной, против которой Анна была бессильна!
   «О-о-о, что было бы, если бы «это» заползло бы к ней в душу и поселилась бы там! Там, где совсем недавно расцвел такой нежный, такой слабый, такой незащищенный цветок зародившихся чувств к ее любимому человеку. Как легко этой твари было бы расправиться с ее любовью! И что тогда Анна без нее? Чего она стоит без любимого человека! Зачем ей тогда своя игра? Будет ли она рада достигнутой желанной цели? И нужна ли ей без него верхняя ступенька ее послужной лестницы? Какой-то счет на 25-the Old Broad Street!
   Как же так? - вдруг ужаснулась она. - Какого черта? Не останавливаться же ей, когда до вершины, может быть, всего один шаг? А будущее Натки, которое она прочно связала со своей целью? И сможет ли она теперь достроить свое здание вместе с любимым человеком, когда он вмешался в его завершение? Не повторится ли снова Вавилон?*               

     *Разрушение Вавилонской башни, из-за смешения языков строителей и не понимания друг друга потомками Ноя.

Постой, остынь, не торопись! А с чего это она решила, что надо выбирать «или-или»? Ну и что, если правила игры сейчас устанавливает Георгий, разве цели у них не совпадают? Ах, вот, оказывается, в чем дело!   
Ну, спасибо, вот теперь стало ясно. Она всю жизнь была игроком! Она делала игру! А теперь она только ассистирует, подыгрывает, и она не может с этим смириться! Но она же не запасной игрок на скамейке! Разве ж она выбывает из игры? Ну и что, если финальную, самую стервозную часть игры взялся лидировать любимый ей человек, ведь все запрещенные приемы, все пинки, все удары тогда обрушатся на него!   
Так он же сознательно прорывается впереди нее в этом чертовом регби, чтобы ей синяков и травм досталось бы меньше! Ее любимый сам отказался от плодов победы в ее пользу! Какая же она тупая! Как же долго до нее доходит! Она сейчас только это начинает понимать! Но все равно в ней что-то противится, мешает отдать роль разыгрывающего лидера, делающего саму игру.
   Так было всегда до Георгия, так было много, много раз! И какое имеет значение, что у нее были травмы, что ей было больно! Она научилась за эти годы держать удары! Зато она знала, что каждое набранное очко позволяет ей подниматься по такой крутой, такой ощутимой лестнице - «табеле о рангах».
   Неужели она не может сейчас довериться любимому мужчине? Может в этом и есть ее дурость?
   Действительно! Как это она, привыкшая играть лидером только сама, финальную самую ответственную игру может доверить какому-то… ну, ну, поосторожнее! Опять ее заносить стало! Не какому-то, а любимому, а значит, -  можно! Любить – значит жить жизнью того, кого любишь, так, вроде, сказал какой-то классик.*

     * Л. Н. Толстой.               

 Опять надо подстраиваться под мужское начало. Отвыкла она, вот что. Поэтому и не представляет, что же ей надо делать. А ведь как приятно, как спокойно находится в его объятьях! А здесь, в этой сволочной игре, она не может ему довериться! Да, видимо, придется. К тому же, оказывается, он не плохой игрок! Да, он ее стоит! Ох, какого же она о себе высокого мнения! А, может, она ему и в подметки не годится! Нет, вот этого не может быть, это уж она точно знает! Итак, если хочет его иметь в партнерах, лучше уступить.
И, конечно, внимательно смотреть за его финальной игрой и подыгрывать ему.
Все, наконец-то все встало на свои места. Она не будет ему мешать. И потом, - по его действиям видна опытность и хватка. Решено! Играй, мой любимый!  Я рядом! Мы должны вместе выиграть!
А вдруг... а вдруг какой-нибудь не предвиденный форс-мажор?**

     **Событие, которое не может быть предусмотрено или предотвращено, ни устранено какими-либо мероприятиями.

Это же игра не в какой-нибудь цивилизованной старушке Англии, а в залихватской непредсказуемой блуднице России, которая уже не один раз промотала все родительское состояние. Вот и теперь возвратилась к отчему очагу в рубище, в коростах, пахнущая свиньями и хлевом и снова умоляет простить ее, и снова принять в семью. И, похоже, ее снова примут в объятья, и она получит прощенье за прошлые грехи. Ее отмоют, оденут, накормят. Но где гарантия, что ее вновь не попутает блуд?»
   Анна решительно встала и возбужденно заходила по комнате.                «Даже если случится что-то непредвиденное, с такой моральной поддержкой, с таким любимым человеком - она не пропадет! Это он - сейчас самый прочный фундамент ее здания, на котором должно все держаться и от которого все должно строиться».
   Она легкой походкой подошла к Георгию, села рядом с ним, обняла его.
     - Что смотрим?
     - Да так, детектив какой-то. Соревнуюсь с инспектором в логике.
     - Ну и как? - поинтересовалась Анна.               
     - Да дивлюсь порой, какими окольными путями, как педантично и осторожно он идет к истине, когда можно продраться напрямик.   
     - Что ты от него хочешь, Георгий, - серьезно сказала Анна, - ведь он цивилизованный человек, европеец, француз, наконец, в нем течет кровь Людовика... в общем, какого-то Людовика...
     - А я кто же? - изумился ее логике Георгий.
     - А ты, Георгий, русский, полуазиат, в тебе играет кровь дикарей степных кочевников, кровь черни, грабившей по большим дорогам во времена Великой Смуты.
  Георгий смотрел на Анну и хлопал глазами.
     - Да, Анна, ход мысли и твоей логики непредсказуем, ты мыслишь образами, а это на ступень выше дедукции, поэтому с тобой тяжело тягаться и мужикам, - наконец, нашел что сказать Георгий.

   Потом они вместе прочитали его заключение, составили таблицу стратегии освоения месторождения, по его настоянию. И по настоянию Анны подкорректировали бизнес-план по новым данным, проконсультировавшись с Филипом Котлером.*

      *Филип Котлер - профессор маркетинга Северо - Западного университета США, написавший много книг по маркетингу и менеджменту.

     - Не пугайся, Анна, по крупному, я прикинул затраты, тебе останется только уточнить.   
     - А это что такое? - показала Анна в Таблице Георгия на пустую графу.
     - А это полк Боброка!   
     - Это что еще за полк? Какого еще Боброка? - испугалась Анна, раскрыв широко глаза.
    - Ну как же, - оправдывался Георгий, - того самого князя, кто решил исход эпохального для России сражения в Куликовской битве русских полков во главе с князем Дмитрием Донским. Анна, да это когда разбили Мамая.
   Георгий достал какую-то обтрепанную тетрадь. Полистал.
     - Вот, смотри.
   Анна увидела несколько таблиц характеристик нефтеперерабатывающих заводов и аккуратно подклеенный факс с калькуляцией одного из них.
     - Вот он, такой или похожий факс тебе должен прийти сегодня-завтра.
     - Да нефтеперерабатывающего завода вообще нет в нашем технико-экономическом обосновании! - почти завопила Анна.
     - Плохо! А почему? Надо, хотя бы обозначить перспективу развития. Неужели не ясно, что выгоднее перерабатывать такую легкую нефть в бензин и продавать последний, чем гнать на продажу нефть? Тем обиднее смешивать ее с тяжелыми нефтями, когда она идет по трубопроводу по всей России.
   Анна некоторое время молчала, потом встряхнулась.
     - Ой, а я об этом как-то не подумала, - подкупающе произнесла она. - Георгий, знал бы ты какого здоровья мне стоило выбить согласие раскошелиться наших толстосумов, Совет директоров, на наш нефтяной проект, когда представилась возможность вложить прибыль компании в новое направление! А ты еще про какой-то завод! Ну, я поняла, - это на перспективу.
 Ладно, слушай, я тебе обещала рассказать историю про свою первую любовь. Самую, самую первую.



Глава 8. Георгий и Анна у торгпреда Великобритании.
 
Наконец, позвонил мистер Вилсон и сообщил, что владелец технологии по реанимации истощенных скважин ждет их, и у него есть два часа перед отлетом в Сибирь. Георгий и Анна начали срочно собираться на встречу. Открыв в спальне гардероб, Георгий держит вешалку с новым мужским костюмом, с удивлением рассматривая его.
     «Ты подумай! Все-таки купила! Не надеть, - испортить Анне настроение!»
     Анна крутит диск телефона в комнате.
     «Гафар? Здравствуй, дорогой! Извещаю тебя, что встреча у моего президента откладывается. Сейчас едем с Георгом на переговоры с компанией, которая хочет поработать на ваших скважинах. Ты ничего нового не хочешь добавить? Та-а-а-к, та-а-к, хорошо! Сколько? Попроси немедленно передать их предложения на мой факс! Что? Ты молодец, Гафар! Приятно с тобой работать! Помни, чем больше ты соберешь истощенных скважин, тем выше будет твоя доля! Что «Голова?» - слушает Гафара. - Наконец-то! Передай ему, Георгий настаивает, чтобы он «окучивал» директоров ваших соседей! Все! Привет тебе от Георга!»

   Анна быстро помчалась в ванную наводить марафет. Через несколько минут она стояла с портфелем в дверях, надевая плащ.
     - Я тебя долго буду ждать? - строго спросила она Георгия.
Георгий только покрутил головой.
      - Куда едем? - спросила Анна, садясь в машину.
   Георгий назвал адрес торгпредства.
      - Может, дашь я поведу? - неуверенно предложил он.
     - Что, боишься не довезу? - ухмыльнулась Анна. - Не бойся, мне переговоры не менее важны, чем тебе. И потом, на этой неделе мне расставаться с правами очень нежелательно.
     - Что еще сказал Гафар?
     - Твой Гафар почуял баксы и носом землю роет! - довольно ответила Анна. - В двух соседних нефтедобывающих компаниях ему гарантировали предоставить пока для опробования технологии по десять дышащих на ладан скважин, при условии, если затраты окупятся за три года.               
     - Окупятся! - уверенно подтвердил Георгий. - Главное мы теперь располагаем солидным объемом работ, что должно прельстить компанию, - добавил Георгий, губкой придав блеска носкам своих ботинок. - А ты упомянула «Голову»?
    - Я от твоего имени «Голове» дала поручение, пусть окучивает директоров соседей. Мы спим по пять часов, а он на своей жирной должности – по девять! А с ложкой на раздаче он будет первый?
     - А-а-нна!  - возмущенно закричал Георгий. - Какого черта? Кто я? А «Голова» - первое лицо области! Какие я ему могу давать поручения?
Анна с улыбкой гладит любимого по плечу.

Охранники на воротах были очень удивлены такой прелестной дамой - водителем господина Ипатьева и любезно подсказали, где поставить машину.
   Уже в дверях приемной начались приятные неожиданности, их встречал мистер Вилсон, помощник торгпреда.
     - Мистер Вилсон, - обратился к нему Георгий, - позвольте представить вам советника президента компании по экономике и инвестициям, - миссис Михайлова Анна Владимировна.
   Анна, тепло улыбаясь, подала руку мистеру Вилсону.
     - Рада с вами познакомиться, мистер Вилсон.    
После обмена любезностями мистер Вилсон предложил пройти в кабинет господина торгпреда, где их уже ждет торгпред и владелец компании по реанимации истощенных скважин.
   Анна с Георгием переглянулись. На такое внимание они не рассчитывали, даже подозрительно. Мистер Вилсон попросил их минутку подождать в приемной.
И действительно, не прошло и минуты, как из кабинета вывалилась группа шумных американцев, и мистер Вилсон дружески с ними попрощался, пожелав удачи в бизнесе. Потом, открыв дверь кабинета, пропустил Анну и Георгия, откуда им навстречу шли два важных господина.
     - Господин торгпред, - начал церемонию на русском с акцентом мистер Вилсон, - позвольте вам представить советника президента по экономике и инвестициям той самой компании, - миссис Михайлова Анна Владимировна.
Торгпред, холеный мужчина, на вид ему можно дать не более пятидесяти. Приятное лицо, безупречно одет. Шатен, с пробором.
Мельком с ног до головы скользит взглядом по Анне. Берет протянутую руку Анны с удовольствием прикладывается к ней.
    - Не часто меня знакомят с такими обворожительными молодыми деловыми женщинами, занимающими такие высокие должности, - практически без акцента на русском произносит тот.
     - А это – тот самый эксперт по нефтяным делам той же компании, - мистер Ипатьев,  - представляет м-р Вилсон Георгия торгпреду и его спутник   
     - Это мистер Робинсон, владелец компании, - представил торгпред старшего по возрасту господина. - Его технология может оживить закрытые скважины из-за низкой производительности и поднять их дебит до рабочих.
Мужчина около пятидесяти лет, шатен, с лысиной. Среднего роста, настороженный взгляд.
     - Очен приэатно!  - Пожимает руку Анне, а потом Георгию.
     - Прошу, - жестом пригласил торгпред к журнальному столику вдали кабинета.
 Анна усаживается с Георгием на диванчик.
Торгпред и м-р Робинсон усаживаются в небольшие кресла за журнальный столик, напротив сидящих.
Торгпред сидит напротив Анны. Почти не сводит с Анны глаз.
   «Приятные мужики», - отметила, усаживаясь, Анна.
   «Как прилично говорит торгпред по-русски», - удивился Георгий, слушая суждения торгпреда, конечно же, о московской погоде.
    «А кабинет-то какой громадный, но обставлен со вкусом и как-то по-домашнему», - отметила Анна.
     Огромный кабинет. Вдалеке в углу рабочий стол торгпреда. На стене огромная административная карта России. У стен диванчики, журнальные столики, кресла, на стенах бра.
    - О-о, - не сдержался Георгий, - карта добычи нефти на территории Западной Сибири! О-о, и схема магистральных нефтепроводов и продуктопроводов всего бывшего Союза!
   «Да, похоже, к их приходу здесь готовились».
    - Коли вы сразу обратили на это внимание, не могли бы вы ознакомить нас, мистер Ипатьев, в каком районе вы хотите предложить поработать мистеру Робинсону? - улыбнулся торгпред.
     - Ну как же, покажу, конечно!   
Георгий подошел к карте и на мгновение вгляделся в нее.
     - Позвольте спросить, как давно она у вас?
   Мистер Вилсон и торгпред недоуменно переглянулись.
     - Я к тому, - понял неуместность своего вопроса Георгий, - что у вас не хватает нескольких веточек нефтепровода.
    - Вот как? - удивился мистер Вилсон, - а меня уверяли, что это свежая схема.
Мужчины встали и подошли к карте.
     - Разрешите я карандашом подрисую? - попросил Георгий.
     - Да, да, будтэ так любезны, - согласился м-р Робинсон.
  Анна подходит с карандашом в руках.
    - Вот здесь веточка в Ямало-Ненецком округе, и от этого месторождения ведет веточка в Западно-Сибирскую нефтемагистраль. Остальное, вроде бы, все нормально. А что касается района, где предполагается внедрять вашу технологию, то вот он, - и Георгий, нежирно обвел довольно приличный по масштабам овал.
  Мистер Робинсон, переходит на английский, потом исправляется.
     - I beg your pardon! А нэ могли вы болеэ точно показат этот район.
     - No, that is, a pretty good! – улыбается Георгий.
  - Я и показал довольно точно, - ответил Георгий.
     - Но менэа информировал мистэр Вилсон, - снова перейдя на русский с приличным акцентом, проговорил мистер Робинсон, - что реч идот о 40-а скважинах, а здес их... а здес их... сразу и не сосчитаэш! - глядя недоуменно то на мистера Вилсона, то на Георгия заметил м-р Робинсон.
     - Мистер Вилсон вас совершенно правильно информировал, - успокоила его Анна. - Но мистер Ипатьев почему-то беспокоится о том, чтобы ваш объем работ увеличился в два раза и уже провел переговоры с президентами других компаний, и получил на то их предварительное согласие.
 М-р Робинсон испуганно посмотрел на Анну, потом на Георгия, потом на торгпреда. Анна не выдержала и рассмеялась.
     - Что, не осилите, мистер Робинсон? – провокационно продолжала смеяться Анна, - такой большой объем работ.
   Торгпред поспешил на помощь растерявшемуся приятелю.
     - Не беспокойтесь, миссис Михайлова, за тридцать лет работы мистер Робинсон в своем деле, как у вас почему-то говорят, съел собаку. Хотя я не видел ее в меню ни одного приличного российского ресторана.
     - Наша компаниэа известэн во всом мирэ, и ви можетэ имет справки, - очухался мистер Робинсон. - Ми есчо никого нэ подводили. Ви дэйствитэлно... ошеломили менэа, мистэр Ипатев, таким объэмами работ! А мистэр Вилсон ознакомил вас с примэрной сметой применэниэа тэхнологии? Вед это нэ дешовоэ удоволствиэ! *

  * Простите, великодушно, автора. Он больше не будет напрягать читателя интерференцией родного языка. Ну, а Георгий и Анна были готовы ко всему.

     Искусство дипломатии
     - Конечно, - согласился Георгий.
     - Мистер Робинсон, - вступила Анна, - наша компания надеется, что ей будут предоставлены скидки, поскольку мы вводим вас на необъятный рынок России. А наш эксперт, - кивнула она на Георгия, - кому ваша компания обязана этим, заслуживает особой признательности. Ему почему-то не терпится обеспечить вам работу сразу на десяток лет. Попытайтесь понять, – это сотни скважин. Конечно, нам придется для этого крепко поработать!
   Господа хором одобрительно согласились.
     - Если скидки будут чувствительными, - одухотворенно продолжала Анна, - наша компания берет на себя заботу об увеличении для вас объема работ, о рекламе эффективности вашей технологии, если, конечно, она подтвердится на наших скважинах, а также будет поддерживать реномэ вашей компании в наших нефтяных деловых кругах и всячески продвигать ее, а это немало.
И вообще, - it is better to be first in a russian willage than second in a european town* – Анна обратилась к Георгию, - кто это сказал?

     *Лучше быть первым в российской деревне, чем вторым в европейском городе.

     - Это сказал великий Юлий Цезарь, - не моргнув глазом ответил Георгий.**

     **Анна и Георгий непонятно с чего расхулиганились. Цезарь, конечно, ничего не говорил про «российскую» и «европейский».
Господа восхищенно зашумели.

     - О-о, мы еще не думали о пиаре,*** это очень серьезный и важный вопрос деятельности нашей компании, учитывая первые ее шаги на новом рынке. И то, что вы заговорили об этом делает вам честь.

     *** Повышение репутации компании через средства массовой информации.

 И хотел бы заверить вас, что наша компания будет действовать строго в рамках российского законодательства.
   - У нас в России давно есть такая присказка, что нельзя капитал приобрести и невинность соблюсти,* - усмехаясь, сказала Анна.

     *«Капитал приобрести и невинность соблюсти!» М. Салтыков-Щедрин, «Мелочи жизни», 1877г.   

Мистер Робинсон непонимающе посмотрел на торгпреда. Анна решила помочь бедняге.   
      -  Нельзя make money without losing ones`s chastity,** - пояснила на английском Анна.

     **Нельзя делать деньги, не нарушая правил.

Бедняга мистер Робинсон опять, видимо, не понял, потому что снова беспомощно взглянул на торгпреда.
Все садятся на свои места. 
   - Я позже тебе объясню, Дэвид, - заверил его друг.   
   -  Скажу откровенно, - начал м-р Робинсон, - меня смущает то, что ваша компания раньше не занималась нефтяным бизнесом. Мы не видели скважины и не оценили, в каких условиях залегают нефтяные пласты. Насколько тяжело будет их реанимировать? К чему нам надо быть готовыми. Поэтому сами понимаете, нам необходимо это уточнить на месте.
    - Мистер Робинсон опасается, - улыбаясь, пришел на помощь другу торгпред, - что его принуждают buy a cat in a bag.***

     ***Купить кота в мешке.

      - Мы обязательно вам организуем туда полет, – согласился м-р Ипатьев. На днях мы летим туда с Анной… с госпожой Михайловой, а на следующей неделе, надеюсь, полетим вместе.
Мистеры одобрительно закачали головами, вставляя реплики.
     - Но, господа, - с улыбкой обратился Георгий, - вам известная канадская фирма, которая тоже занимается реанимацией скважин, соблазняет нас более дешевой ценой. Что скажете на это?
    - Если вы откроете нефтяные справочники, - криво улыбнулся м-р Робинсон, - то все они вам скажут, что наша технология болеэ эффэктивна. У нас больше, чем у них опыт работы. Не забывайте формулу цена-качество. Давайте попробуем на  первых двух-трех скважинах. Я полагаю, мы о цене договоримся. Главное - дайтэ нам большой объем работ.
       - Но у них и цены ниже, примерно, на пятнадцать-двадцать процентов! - подхватила с улыбкой Анна.
     - О-о-о, мистер Робинсон, на вас уже оказывают давление, - глядя с восхищением на Анну, засмеялся торгпред. - Я бы уступил, такой очаровательной леди!   
     - Я полагаю, мы обсудим этот вопрос при работе над договором, миссис Михайлова, - натянуто улыбаясь, произнес мистер Робинсон.
     - Придется вам, м-р Робинсон, - улыбается Анна, - расширять штат и привлекать дополнительную технику.
      - Наша компания раньше многих оценила простую истину, как сказано в английской пословице, что «люди не ценят воду до тех пор, пока не высохнет колодец».
      - Браво! Очень к месту! – не выдержал торгпред.               
      - У вас есть ваш проект договора о намерениях на бумаге? – обратился торгпред к Анне.  - Считайте, что мы с вами уже приняли Gentleman`s agreement!* - торжественно заключил торгпред.

     *Джентльменские соглашения, - (По названию соглашений, заключенных на обедах у   американского финансиста Дж. П. Моргана в 1886 г.).
 
     - Ну что же, если в принципе мы договорились, то вашему вниманию предлагается проект протокола о намерениях, который нам с вами предстоит обсудить и подписать, - и Анна, как фокусник, достала три экземпляра протокола, предложив господам по одному экземпляру.
     - А не рано? - заколебался мистер Робинсон.
     - Вы же знаете, что этот документ не чему вас не обязывает, это план наших совместных действий, - защитилась Анна.
     - Paper can bear anything!** - добавил торгпред и удивился. - И даже на английском!
   
     **Бумага все терпит (не краснеет), - приписывается Цицерону.
 
     - Прошу вас, господа, почитаем проект, - на правах хозяина предложил торгпред. И все углубились в чтение.
   Георгий сидел рядом с Анной и растерянно смотрел на нее.
  «Когда же она успела? А про эту Латино-Американскую фирму, тоже занимающуюся реанимацией скважин, разве ж он ей говорил?»
Георгий, еще раз взглянув на нее, уставился на первую страницу. Не сразу до него дошло, что это английский, и он попросил у Анны русский вариант. Анна молча подвинула папку.
     - Читай! - почувствовав его взгляд, не поднимая головы, прошептала Анна.
     - Пометки карандашом можно делать? - спросил м-р Робинсон.
     - Конечно, конечно, это же проект, - успокоила его Анна.   
     - Мне уже все ясно! - вставая, сказал торгпред, быстро пролистав листы проекта. - Можно поздравить м-ра Робинсона с крупным заказом. Вы читайте, читайте, я пойду распоряжусь кое о чем.
   Георгий читал проект договора о намерениях и диву давался наглости Анны.
   «Разве ж так можно, она же сорвет заключение договора! Хоть бы посоветовалась, прежде чем вписывать такие неприемлемые условия!» Он ежился, ожидая жесткой реакции со стороны м-ра Робинсона.
   Мистер Робинсон что-то тихо спросил по-английски у мистера Вилсона, тот испуганно отрицательно покрутил головой и, зыркнув на Георгия, неслышно ответил, но Георгий все-таки разобрал последнюю фразу: «Мы так не договаривались».
    М-р Вилсон уходит. Отвалившись на спинку высокого стула, мистер Робинсон серьезно смотрит на Георгия и Анну.
     - Вы что жэ, господа, серьезно считаете, что моя компания оказывает России безвозмездную экономическую помощь? - с неискренней улыбкой спросил он.
     - Это было бы здорово с вашей стороны! - оживилась Анна. - Но мы так не считаем, хотя бы потому, что наш будущий договор будет не государственный, а частный, между вашей и нашей компанией.
      - Вы хотите оплатить сразу только четвертую часть всей суммы? Остальную часть вы предлагаете отдать нефтью в течение пяти лет после внедрения технологии! Разве это нормальная форма оплаты?
      - А разве нефть - это не валюта? - спросила Анна.
      - Во всем мире нам сначала платят, а потом мы работаем.
      - А у нас в России мы сначала работаем, а потом нам за это ничего не платят! – возник Георгий.
Господа переглядываются и ничего не понимают.
     - Это шутка! - попытался спасти положение Георгий.
Появляется м-р Вилсон. Подходит к м-ру Робинсону, дает какой-то листок с текстом.
М-р Робинсон мельком смотрит на текст.
     - Кредит в пятьдесят миллионов долларов мы никогда не выдавали. Да, вряд ли это возможно. Мы с такими условиями оплаты не можем согласится, - смотрит на Анну м-р Робинсон.
     - И Германия и Китай нам платят за нефть долларами, - напомнила Анна, - и мы периодически от них получали кредиты.
     - Зато, какая нефть! – оживился Георгий, - светлых нефтепродуктов до восьмидесяти процентов, а сернистость меньше ноль целых четырех десятых процента! Такой нефти не только в России, но и в мире раз-два и обчелся! - с энтузиазмом, как кулик, хвалил свое нефтяное болото Георгий.
Анна смотрела на напряженно-глупое выражение мистера Робинсона и поняла, что не все слова до него доходят, и поспешила ему на выручку.
     - Господин Ипатьев хотел сказать, что это очень качественная нефть!
     - Да, да, нефть, действительно классная! - согласились господа.
     - Только как ее такую хорошую взять? - с усмешкой спросил мистер Вилсон.
     - Так и берите, как есть, - не поняла Анна.
     - Пока нефть дойдет по трубопроводу до морского порта, откуда идет налив в танкер, она перемешается с тяжелыми нефтями, и мы получим средненькую по качеству нефть, - без улыбки сказал мистер Вилсон.
     - Он прав, - добавил мистер Робинсон. - А еще навигация по вашим северным морям – только три месяца.
     - Постройте свой нефтепровод, - улыбалась Анна.
   «Что она делает, - возмутился в душе Георгий, - сколько же можно испытывать их терпение!»
     - Но это не хорошая шутка, - с невозмутимым лицом заметил мистер Робинсон.
     «Уму непостижимо, какая железная выдержка!» - отметила про себя Анна.   
     - У нас в русских народных сказках, - не выдержал, пытаясь сдемпфировать Георгий, - добавляют часто: «Сказка ложь, да в ней намек...» Действительно, все вы правы. Нефть очень хорошая, жаль ее мешать с плохой. Поэтому мы на месте добычи с минимальными отходами хотели бы перегонять ее на бензин. По-моему, это оптимальный вариант.
     - Но вы выставляете невыполнимые условия. Так не договариваются.
Вот, - показывает листок, - уважаэмая нефтяная российская фирма просится на переговоры. Не забывайте, вы не одни на рынке.
Георгий переглядываются с Анной.
     - У нас есть проект небольшого нефтеперегонного завода, который вы бы помогли построить, - предлагает Георгий.
 Господа переглядываются.
Анна понимает с полуслова.
      - И тогда мы могли бы, погасить бензином половину долга не за пять лет, а за три, после внедрения технологии, - продолжает гнуть свою линию Анна.
       - Это как? – не понял м-р Робинсон.
       - Вы выступаете гарантами вместе с губернатором сибирского региона, где будете проводить свои работы, перед своим банком, - продолжает Анна, - мы в вашем банке берем пятьдесят миллионов долларов на пять лет под семь процентов годовых.
   У всех разом открылись рты, даже у Георгия отвисла челюсть.
     - Ого! - восхищенно улыбнулся м-р Робинсон. - Еще немного и мы сольем свои капиталы для совместного обновления всей нефтяной промышленности Сибири! - подковырнул он Анну.
Входит торгпред, присаживается. Служащий катит трехъяросную тележку, уставленную бутылками и разными блюдами на подносах.
     - О-о, я вижу, мистер Робинсон в прекрасном настроении, значит, скоро будем поднимать бокалы за успех совместного бизнеса! – улыбнулся торгпред.
     - Боюсь, что рано. Вы не слышали, что предложила миссис Михайлова, - серьезно сказал мистер Робинсон.
     - Такая очаровательная леди ничего плохого предложить просто не может! - улыбался торгпред.
     - Миссис Михайлова предложила нам быть гарантами вместе с сибирским губернатором перед нашим банком, у которого просят кредит в пятьдесят миллионов долларов под семь процентов годовых!
     - Это круто! Насколько лет? - посерьезнел торгпред.
     - На пять! - весело отвечает м-р Робинсон.
     - Торгпред серьезно посмотрел на Анну и Георгия, потом обратился к мистеру Робинсону.
     - Если бы моей фирме помогли бы освоиться на российском рынке и в течение десяти лет гарантировали такие заказы, я бы согласился на 30 миллионов, - полушутя-полусерьезно вставил торгпред. – Предложите это м-ру Робинсону. Это же green pastures*.
      
     * Злачное место, - (Библия, Псалтырь, 22. 2)

    - Но какие могут быт гарантии отдачи? - вскричал, как ужаленный, м-р Робинсон. - Завтра придут коммунисты к власти и опять скажут, что они не отвечают за долги прежнего Правительства!
   Он вскочил, возбужденно подбежал к служащему, колдовавшему над фуршетным столиком, тот услужливо налил ему рюмку, и господин Робинсон мигом опрокинул ее в рот.
Потом постоял чуть-чуть, то ли думая опрокинуть другую, то ли дождаться, пока содержимое разольется внутри благодатным теплом и успокоит разыгравшиеся так внезапно нервы.
     - Кстати, его дед в начале века уже вкладывал в Россию свои капиталы, - сочувственно тихо сказал господин торгпред.
М-р Робинсон медленно шел уже другим человеком. Скорее всего не спиртное успокоило его, а это был лишь повод, чтобы собрать свою волю.   
 Анне стало искренне жалко этого разом потухшего господина.
     - Как это у вас говорят: «Нехорошо наступать второй раз на грабли!» - с грустной улыбкой изрек он.
      - Мистер Робинсон, сейчас уже другое время, и вы в другой стране, – прояснила Анна. - Ведь совсем недавно Россия взяла на себя в том числе и перед вашей страной все долги Советского Союза! И «Лондонский клуб кредиторов»** подтвердит вам, что долги Россия платит исправно. Не бойтесь, вложив деньги, вы с лихвой их вернете! Дело надежное! Даже вернете деньги и... - и Анна запнулась.
Она опустила глаза, и Георгий с удивлением увидел, как сквозь еле уловимый макияж ее лицо еще чуть-чуть порозовело.

     **Обязательства России перед 427 банками о возврате долга CCCР - $32,3 млрд. в течение 25 лет.

     - Нет, мистер Робинсон, - поспешил ей на помощь Георгий, - политический расклад в России уже не изменится никогда.
     - Прошу прощение за откровенность, но вы, миссис Михайлова, хороший человек, у вас много души. Если бы вас избирали в президенты, то я бы вложил большие деньги в вашу избирательную кампанию!
     - Это мистер Робинсон уже шутит, - поспешил подправить своего друга торгпред, - мы политикой в России не занимаемся. А что касается гарантий, - продолжал он, обращаясь к мистеру Робинсону, - то тут есть над чем подумать. Решите сами, какие вам необходимы, только исходите из реальной ситуации, - почему-то с усмешкою заметил торгпред.
     - Мы тоже подумаем о гарантиях, чтобы вы спали спокойно, мистер Робинсон, – попытался успокоить его Георгий, - а к началу переговоров вы получите гарантии объема работ, согласованные с президентами нефтедобывающих компаний, предоставляющих для внедрения вашей технологии свои скважины. Я не исключаю, что вам придется срочно заказывать дополнительное оборудование и расширять штат, - закончил на мажорной ноте Георгий.
     - Ну что ж, - как бы подводя итог официальной встрече, вмешался торгпред, - намерения сторон совпадают, ориентировочные вложения и условия - контурно определены, варианты различных подходов, - намечены, примерные сроки есть, - для проекта протокола о намерениях вполне достаточно! Остальное утрясете на переговорах при подготовке окончательной редакции Договора.
Мистер Робинсон удивленно смотрит на торгпреда.
 Георгий и Анна смотрели, как быстро управлялся служащий на столике в углу кабинета, как зажглись настенные бра, высветив бутылки, фужеры и подносы, накрытые салфетками.
      - Подписывайте и прошу к столу, господа, а то у мистера Робинсона осталось времени только на пять тостов. Правда, - уже намного тише, но, чтобы все слышали, добавил он, - один он уже произнес, - подковырнул господина Робинсона торгпред, намекая на первую его рюмку в одиночку.
М-р Робинсон одарил приятеля сердитым взглядом, и тот, молча извиняясь, похлопал его по плечу.
    - Подписываю с большими замечаниями! – сказал м-р Робинсон. 
Анна подписала проект сверху за вице-президента своей компании.
     - Визируй здесь! - обратилась она к Георгию, открыв последний лист. Георгий послушно расписался в указанном месте. Подписал первый лист и мистер Робинсон и последний - мистер Вилсон.
      - Есть одна просьба, - сказала Анна.   
      - Ко мне? - откликнулся торгпред, - к господину Робинсону?
     - К вам господин торгпред и к вам, м-р Робинсон! Ситуация не позволяет ни вам, ни нам растягивать сроки подписания протокола. Мы готовы работать над устранениями замечаний с вашими специалистами каждый день.   
     - Наши желания здесь совпадают, - заметил мистер Робинсон. - Три дня в Москве меня не будет, но над Договором будет работать господин Вилсон и его люди. Я полагаю, мы за неделю справимся? - и он взглянул на него.
     - За десять дней постараемся, - ответил тот.
     - Это слишком долго, - мягко произнесла Анна.
     - Поставьте коэффициент полтора к недельной плате всем участникам подготовки документа, - обратился он к господину Вилсону, - и чтобы к моему прилету Договор был готов.
   Господин торгпред предложил всем пройти к столу и поднять бокалы за первый деловой контакт.
   Оказалось так, что торгпред стоял у торца фуршетного столика, Анна и м-р Робинсон стояли по его правую руку, а Георгий с господином Вилсоном - по левую. На столе стояли одни холодные блюда: осетрина, копченый лосось с лимонными дольками и горочками черных маслин; бутерброды с черной и красной икрой, намазанные не как в российском буфете, где каждая икринка выглядит островком на фоне затопившего белый хлеб масла; заливная, по-видимому, телячья; немного зелени, немного хлеба. Отдельно на маленьком столике на колесиках стоял мельхиоровый бочонок со льдом, из которого выглядывали два горлышка бутылок шампанского, рядом стояли бутылка белого и красного вина, кока-кола, стеклянная чашка с кубиками льда, а этажом ниже - бутылка шотландского виски и бутылка водки Смирнофф.
     - Что откроем господа? Полагается шампанское или мы по русской традиции что-нибудь покрепче? - спросил торгпред.
     - Покрепче! - раздался стройный хор.
     - Госпожа Михайлова, что вам налить?
     - Я присоединяюсь к мужчинам, мне водки с двумя «фф»!
     - О-о! - одобрительно снова прозвучал мужской хор.
   Лишь господин Вилсон оказался приверженцем шотландского виски, остальные предпочли водку Смирнофф. Конечно, первый тост был за торгпредом.               
    - Я рад, что лично причастен к подписанию с юридической точки зрения мало обязывающего, но на самом деле очень важного документа, выражающего предварительное согласие подписавших сторон начать крупное долгосрочное взаимовыгодное дело. Буду рад видеть вас и ваших единых... и ваши команды, (наверное, торгпред хотел сказать - единомышленников, но не вспомнил этого слова) на подписании договора. За успех вашего совместного дела!
Потом, как водится, был тост м-ра Робинсона, многозначительно обращенный исключительно к госпоже Михайловой и выражавший надежду, что они через три дня все-таки о многом договорятся.
    - Г-жа советник и господин эксперт! Подкупает ваша искренность и отсутствие… Не ожидал от вас таких неприемлимых условий. Не забывайтэ, что на рынке покупателей вы не одни. Попробую довести с вами дело до настоящего договора и посмотрю, насколко вы … близки к реалиям!
      -  Мне, кажется, - с обаятельной улыбкой начала Анна, - что мы узнаем поближе друг друга и обязательно договоримся к взаимной выгоде.
      - И мне так кажется, - согласился торгпред.   
Почти все разделили их уверенность.
     - Кстати, - казалось, ни к месту, произнесла Анна, - вывоз капиталов сейчас инофирмам разрешен. Создали бы вместе с нами и Сибирской добывающей компанией совместную фирму, где ваших капиталов было бы семьдесят один процент, взяли бы в аренду на сорок девять лет порядка шестидесяти скважин, реанимировали бы их. Сибиряки добывали бы и перерабатывали нефть, мы занимались бы продажей нефтепродуктов, а вы управляли бы компанией и получали бы свои доллары.
   Господа зашумели, оживленно жестикулируя, смеясь и обмениваясь репликами на английском, - так, что у некоторых разливалась из бокалов водка.
        - Пьем! Пьем скорее! А то в бокалах ничего не останется! – смеялся торгпред. - Простите нас, госпожа Михайлова и вы, господин Ипатьев, что мы непроизвольно перешли на родной английский, но вы им владеете, вы поняли наше бурное выражение чувств. Позвольте вашу руку, госпожа Михайлова, я восхищен, - сказал господин торгпред, целуя руку Анны. - Как в такой очаровательной головке умещаются такие глобальные мысли?
     - Я же говорил, - еще продолжая смеяться, вступил мистер Робинсон, - что госпожа Михайлова вовлечет нас в переоснащение всей нефтедобывающей промышленности Сибири!
     - А что? - улыбалась Анна. - Вы же знаете, что совсем недавно Советский Союз добывал порядка шестисот семидесяти миллионов тонн нефти, а сейчас Россия добывает около половины этого объема. Вот ваш потенциал, - почти двадцать пять - тридцать процентов скважин законсервированы. И какая иностранная компания первая получит заказы по оживлению скважин, та сделает себе прибыль в сотни миллионов долларов.
   Мистер Робинсон нервно заглотил кусок и перестал жевать. Мистер Вилсон застыл с воткнутой вилкой.
     - Да, госпожа Михайлова, - взглянул на нее торгпред обожающим взглядом, - именно вам надо быть в составе российской правительственной делегации в нашей стране, чтобы убедить Правительство Ее Величества выдать Росси льготный нефтяной кредит на пару миллиардов долларов, скажем, для начала. Я думаю, у вас бы это получилось!
     - А что, - улыбалась Анна, - пока сегодня есть возможность доступа инофирмам на российский нефтяной рынок, надо этим пользоваться. Неизвестно, что будет завтра. Надо успеть выловить золотую рыбку в мутной воде!
Мистер Робинсон вопросительно посмотрел на Анну.
     - To fish in troubled waters,*  - пояснила ему Анна, - так, кажется, говорил древнегреческий мудрец Сократ.**

     * Ловить рыбку в мутной воде.
   ** Тут Анна чуть-чуть ошиблась, хотя этого никто не заметил. Это высказывание принадлежит не древне - греческому философу Сократу, жившему около 470-399 до н. э., а его современнику поэту, «отцу комедии» Аристофану.

       - Мне не очень понятно, - не унимался мистер Робинсон, - почему ваше нефтяное министерство не займется само реанимацией сважин, если одна треть их не рентабельна?
     - И не пытайтесь это осмыслить, - очаровательно улыбаясь, отвечала Анна, - the mind`s unable to fathom Russia!*** Это сказал наш русский поэт почти полтора века назад.
 
      *** Умом Россию не понять! Федор Иванович Тютчев, русский поэт, написал это в 1866 г.
   
     - Предлагаю тост за вас, за умную и очаровательную представительницу деловой России! - заключил торгпред, глядя на Анну обожающим взглядом.
   Все дружно чокнулись с Анной и выпили.
Георгий делал усилие, чтобы его нижняя челюсть закрылась. Один раз ему даже подсказала Анна в короткой встрече их глаз, тихонько стукнув пальцем по своему подбородку. 

     Чувство ревности Георгия   
Вытаращив глаза и, порой замирая от дерзких предложений Анны, он наблюдал за ее раскованными жестами; слушал сумасбродные ее идеи, которые почему-то одобрительно воспринимали господа, вместо того, чтобы в ярости сверкать глазами; видел их разгоряченные взгляды, рассматривающие не только ее глаза, но и весь ее экстерьер, и смутное чувство подкрадывалось к нему и овладевало им.
 «Ревность? Это чувство почти незнакомо ему. Сколько же раз оно в долгой его жизни посетило его на короткое время, так и не затмив его разум? Либо его ревность была несерьезна, либо его воля тогда была еще крепкой, и он сумел с ней справиться. Интересно, когда ж в последний раз это было?» И на мгновенье он увидел себя семнадцатилетним с симпатичной девчонкой. И вмиг видение зарябило, стянулось и со свистом и ревом куда-то проскочило вместе с ним, и он почти физически с неимоверной усталостью ощутил вдруг, как быстро стареет...
   Плохо понимая, что с ним происходит, он прикрыл глаза и вновь услышал уже более отчетливо свое имя и знакомый голос...
 У стола, заставленными блюдами и фужерами, стояли какие-то люди и в полном молчании смотрели на него.  И, согревая его лучистыми глазами, очень приятная, как будто знакомая, женщина вновь обратилась к нему.   
     - Господин Ипатьев, где вы летаете? Приземляйтесь же к нашему столу! Господа, - обратилась ко всем Анна, - я предлагаю тост, - и торгпред мигом долил рюмку Анны, а господин Вилсон - Георгию, - я предлагаю тост, за этого мечтательного скромного господина, - и Анна подняла свою рюмку по направлению к Георгию и тепло посмотрела ему в глаза. - Это благодаря его идее мы все объединились сейчас за этим столом, и я очень надеюсь, объединим наши усилия в совместном выгодном для всех бизнесе. За тебя Георгий, господин Ипатьев, - нисколько не смущаясь, поправилась Анна, - за осуществление твоих идей!
     - О, Джордж, - по-приятельски чокнулся с ним м-р Робинсон, и все тоже чокнулись с Георгием.
Даже не закусывая, м-р Робинсон вдруг многозначительно произнес:
     - Госпожа Михайлова, господин Ипатьев! У нас не задают обычно таких вопросов, поэтому я за него прошу прощения. И все же, сколько платит вам ваша компания?
   И, прежде чем Георгий успел подумать, Анна уже отвечала:
     - Всего семь тысяч долларов.
     - Надеюсь не в неделю, - подковырнул мистер.
     - Да, к сожалению, в месяц. Но руководство нашей компании уже приняло решение повысить нам ставки после подписания с вами договора, - улыбаясь и не моргнув, сказала Анна.
     - О, конечно, спецов такого класса надо поощрать! - согласился господин Робинсон. - А если бы вам наша компания предложила работать у нас... на более выгодных условиях? - и господин Робинсон почему-то уставился на Георгия.
   Георгий подпирал пальцем нижнюю челюсть.
     - Нет ничего невозможного, - ответила за двоих Анна. - Об этом можно поговорить приватно, после вашего прилета из Ноябрьска.
     - О-о, конечно, конечно! - одобрил господин Робинсон. - А где работал ваш муж? - не унимался настырный господин.
     - Да, не замужем я! - очаровательно улыбнулась Анна.
     - Ка-а-а-к?! - хором воскликнули господа.
     - Не берут! - откровенно уставившись на Георгия, смеялась Анна.
   Торгпред демонстративно пригладил начинающие седеть на висках волосы, м-р Робинсон, выпятив грудь, прихорашиваясь, поправил галстук, и все весело рассмеялись.
     - Ну что ж, - начал торгпред, доливая Анне и наливая по полной себе и мистеру Робинсону и предлагая остальным последовать его примеру, - как у вас говорят, выпьем на дорожку и пожелаем мистеру Робинсону удачного полета в Сибирь, а то самолет улетит без него.
     - У нас еще говорят, - улыбалась Анна, - чтобы число взлетов совпадало с числом посадок!
   И все пожелали мистеру Робинсону благополучного полета.
Все дружно выпили.   
Анна демонстративно подошла к Георгию, взяла его под руку, отвела немного от стола, к неудовольствию торгпреда. К нему, что-то говоря, подошел господин Вилсон. Господин Робинсон о чем-то просил торгпреда на английском и до Георгия долетели фразы, из чего он, примерно, понял.
     - Фред, провентилируй условия кредита в мое отсутствие...
     -  Ну, вот, - улыбался торгпред, - опять поручения государственному служащему...
     - Ладно, Фред, ты же знаешь, я всегда высоко ценил твои услуги!
     - Ну что с тобой поделаешь, пользуйся моей безотказностью, лети спокойно.
     - А «компаньоны» у тебя не промах, - поддел мистера Робинсона торгпред.
     - What the hell is she allows? - Какого черта она себе позволяет? Нашел «компаньонов», - упомянул рогатого м-р Робинсон, - такие - последние штаны с тебя снимут.
     - Так ты сделай их своими компаньонами! - посоветовал торгпред.
     - Ладно, обдумаю...
   Потом, видимо, почувствовав подозрительную близость Георгия и Анны, м-р Робинсон повел торгпреда в дальний угол кабинета.
   Спустя некоторое время господин Робинсон дружески попрощался с Анной и Георгием и быстро вышел. Торгпред провожал его, выйдя из своего кабинета. Вернувшись, он вдруг достал из кармана визитки и протянул их Анне и Георгию.
     - Господа, может так случится, что понадобится срочная консультация с вами при подготовке Договора, меня попросил оказать помощь господин Робинсон. Не были бы вы так любезны, дать мне ваши визитки?
     - Вот, пожалуйста, - открывая свою сумочку, протянула две визитки Анна, моя и господина Ипатьева. Непременно звоните и мне, и господину Ипатьеву.
   Господин торгпред и господин Вилсон проводили их, выйдя из подъезда во дворик и тепло попрощались с ними. Торгпред, конечно же, целуя руку Анне.
     - Осторожно везите госпожу Михайлову, - обратился торгпред к Георгию, уже подойдя к машине Анны, - она нам всем очень нужна.
     «Интересная мысль», - усмехнулась про себя Анна.   
И когда Анна села за руль своего PASSAT-а, завела машину и лихо развернулась, на лицах господ было крайнее восхищение. Но Анна уже этого не видела. 
 
     Георгий и его второе «Я» об Анне на переговорах         
 Георгий все это видел, и ему подумалось: «Знали бы эти  господа, что на самом деле вытворяла у них Анна! Одно предложение о кредитах чего стоит! А мысль создать совместное предприятие?! А предложение аренды на сорок девять лет?! А демонстрация лакомого кусочка в тридцать процентов нуждающихся в реанимации скважин в России?! А намек «по лбу» о сотнях миллионах долларов прибыли тому, кто первый займет пустующую нишу?! А чего стоит предложение быть «опекуном» компании м-ра Робинсона и заботиться о ее реноме в нефтяных кругах?! А его зарплата в семь тысяч долларов?! А фокус с проектом протокола о намерениях на английском?! А упоминание о Латиноамериканской фирме?! Да, надо признать, острота ее разума быстрее и проницательнее, чем у него. Наконец, какого рожна она сунула торгпреду какую-то его визитку? Авантюристка, какой свет не видывал!!»
     - Повтори! Повтори, что ты сказал! – прорезалось второе «Я».
     - А-а, мой «друг»! Сейчас будешь помогать осмыслить мою жизнь? Ну, как же, я без тебя не разберусь в ее хитросплетениях! Так вот, «вякнешь», хотя бы слово…
     - Не буду, не буду! Позволь только поприсутствовать! Мне нечего добавить к твоим правильным выводам.
     - Присутствуй! Коль я все равно не могу от тебя отделаться!
     - Спасибо, ты настоящий друг! И главное, у тебя железная логика! Все, все! Я умолкаю!
    «Так, о чем я? А-а, а какое у Анны достоинство! Какая раскованность! А какое искусство обольщения!»
     - Да, да! Как же ты правильно и это подметил! Все, все! Умолкаю! – не выдержало второе «Я».
   «Она думает, что никто не видел, как она «случайно» прислонилась однажды к плечу торгпреда и что-то рассказывала ему, улыбаясь, а ее завиток касался его виска? Наверное, торгпред балдел от тонкого аромата ее духов, захлебывался от ауры ее обаяния! Наверное, не только шальные мысли шевелились в его голове!»
     - Ой, как верно! И я это тоже подметил! Все, все! – снова не выдержало второе «Я».
   «А ее левая рука, не раз ложившаяся на тонкую ирландскую шерсть рукава костюма м-ра Робинсона и это воркование неискушенной голубки! Бедный м-р Робинсон! Не уснуть ему эти четыре часа полета! Не устоять этому мудрому опытному льву-бизнесмену перед соблазнительными приманками, «нечаянно» рассыпанными у хорошо замаскированных капканов!
   Да, безусловно, это искусство! И какое тонкое! И если бы посадить Анне не только слева и справа по господину, но еще спереди и сзади - она бы всем им вскружила бы головы!»
     - Вскружила бы и использовала бы! – согласилось второе «Я».
   «И что интересно, никому бы не дала повода и реальной надежды. Нет, этому нельзя научиться! Так не сыграет и гениальная актриса! И хотя с ним, с ревнивцем, она почти не общалась, сколько раз она одаривала его успокоительными и ласкающими взглядами!               

Нет, эти банкеты-фуршеты - не его среда! Воздуху тут мало, тут нету настоящей жизни, тут все фальшиво», - и обреченный голос так явственно пропел:

Что-то воздуху мне мало,
Ветер пью, туман глотаю,
Чую, с гибельным восторгом
Пропадаю, пропадаю*.

      * В. Высоцкий. «Кони привередливые».

  - Не твоя среда, Георгий, не твоя! И каждый старается об… объегорить ближнего! – согласился его постоянный друг.

     «Ему бы - в свое Царицыно к липам, березам, соснам, лиственницам, к своему дубу! Ему бы, одинокому волку, - на свою июльскую цветочную поляну к птичкам, божьим коровкам, бабочкам, стрекозам, шмелям и прочим букашкам, восхищаться их красотой и гениальностью их Создателя.  Ему бы, прислонив щеку к шелковистой белой коже молодой березки у тропы муравьев на ней, дивиться разумности и организованности их действий.  Ему бы, сощурив глаза, смотреть на светило сквозь октябрьские кленовые листья, впитавшие его цвет. Или, на полчаса вмерзнув в снег вместе с липами, - восторгаться, как радужно рассыпаются лучи заходящего мартовского солнца, дробясь о голые ветви завороженных деревьев, окрашивая сугробы в желтые, багровые, фиолетовые тона, как вспыхивают в них бриллиантами невидимые льдинки. Или, стоя напротив своего храма, - терпеливо дожидаться, пока последний угасающий апрельский луч, прощально не прикоснется губами к Иконе Божьей Матери с Иисусом на руках над дверью в дом Божий.

Ему бы вместо этих коверкающих русские слова голосов слушать родной говорок родничка, вытекающего из-под склона, на котором греются в утренних майских лучах глянцево - желтые головки «куриной слепоты» и бордово - фиолетовые гроздья медуницы.
Или слушать вечерний густой звук двойных крыльев майского жука, перелетающего с цветка на цветок одичавших груш, на Ореховском кладбище».
     - Нет, Георгий, не надо про кладбище, – не согласился его оппонент.
   «Да, каждому лучше жить в своей среде. А сможет ли жить в его среде Анна? Не провести один, только один солнечный день, как тогда, в Царицыно, а жить, всегда жить в ней? Неужели они с Анной такие разные люди? Неужели все, чем он живет, ей чуждо? Да вроде бы нет. Он наблюдал ее неподдельную сопричастность ко всему, что открыл он для нее в тот солнечный октябрьский день в Царицыно. А зачем ему этот ее мир? Мир каждодневной рискованной гонки, где либо сам сломаешь себе шею, не вписавшись на скорости в крутой поворот, либо твои «партнеры» по бизнесу очень легонечко, «дружелюбно», тебя подтолкнут, и не спасут тогда никакие ограждения безопасности у крутого откоса».
     - Ох, не спасут, Георгий, не спасут!
   «А сколько еще ревнивых, недружелюбных и злых взглядов его ждет, когда он будет обгонять их на скоростной трассе. И сколько из них будут прикрывать тебя корпусом, чтобы ты не выскочил вперед, или притирать тебя, выдавливая на обочину. И если даже тебе повезет, и ты сорвешь приз, благодаря мастерству и ловкости, даже тогда бывшие соискатели попытаются отнять его у тебя. Разве не для спокойной жизни он бросил однажды в грызущуюся стаю свой приз и ему удалось уйти с тропы дикого бизнеса, зализывая раны? И что же? Снова в этот рычащий, лязгающий клыками клубок, только теперь с желанной женщиной?»
     - А ты, Георгий, еще ничего не сказал, как ты травмируешь свою душу! А ведь, «тут и муха не гудит», это отражается на твоем здоровье! А здоровье не купишь! – процитировало любимые выражения своего друга его второе «Я».   
   «Нет, Анна не глупа, чтобы не понимать, чем она рискует! И раны уже получала, а ведь не вышла из схватки. И всем, кто ее попытается обидеть, она сумеет дать такой отпор, что мало не покажется, как она любит приговаривать. А, может быть, это как наркотическая зависимость, - безумная жажда богатства и положения притупили ее чувство самосохранения? И ее кредо не быть быдлом - желанный самообман в безостановочной гонке за следующей верхней ступенькой положения в обществе, за следующим нулем на ее заграничном счете? Сможет ли она отказаться от всего этого? Не может она не понимать, что если сегодня она столкнет под откос мчавшегося рядом к той же цели Первого вице-президента ее компании, а завтра «переедет» стоящего на ее пути шефа, она уже не будет прежней Анной! А послезавтра надо быть более изощренной в коварстве и жестокости! Такова логика движения «наверх»!
     - Бр-р-р-р! Мне было бы страшно жить с такой женщиной! Чур, меня! – содрогнулся его постоянный оппонент.
   «Нет, надо попытаться аккуратно вывести Анну из этой опасной игры без правил и ввести ее в настоящий мир, его мир. Пока не поздно! Пока еще это возможно!»   

     Больше всего на свете               
   Анна, сняв с руля руку, обняла Георгия и прислонилась к его плечу.
     - Ты что-то не в духе? И почти не пил. Хандра? Сейчас приедешь домой, отдохнешь. Я тоже смертельно устала.
     - Смотри за дорогой, - Георгий снял ее руку со своего плеча и положил на руль.
   Анна снова сняла правую руку с руля, взяла его руку и тыльной стороной ладони прижала к своей щеке.
     - Боже, как же хорошо! Усталость прямо утекает куда-то. А какое спокойствие вливается, ты не поверишь. Я даже опасаюсь, уж не отдаю ли я тебе всю свою плохую энергию? 
     - Анна, веди машину, - спокойно сказал Георгий, пытаясь вернуть на место свою руку.
   Анна не давала. Потом она поднесла его руку к своим губам и смотрела нежно на него в зеркало. Георгий ласково, но настойчиво все-таки освободился. 
Анна глубоко вздохнула, и Георгий взглянул на нее.
     - Знаешь, чего я больше всего на свете хочу сейчас? – глядя на него в зеркало сказала Анна.
   Георгий молчал.
     - Эх, ты, не знаешь, - пожалела его Анна. - Слава Богу, что это сейчас мне доступно. Это же счастье какое-то. Наконец-то, наконец-то, я купаюсь в нем. И, поверь, я знаю ему цену, потому что понимаю, что счастья и радости не хватает на всех.   
  Георгий растерянно смотрел на Анну. Никогда, пожалуй, на лице женщины он не видел такого восторженно-счастливого выражения, какое было сейчас у Анны. Она смотрела на дорогу полузакрытыми улыбающимися глазами, и, наверное, вся была в своих мечтах.  Георгий испугался, как бы она в кого-нибудь не врезалась, и решил вернуть ее в реальность.   
     - Так что же ты хочешь сейчас больше всего? - машинально спросил он.
   Анна, видимо, действительно, очнулась, раскрыла широко глаза, и закрутила руль так, что Георгий навалился на ее плечо и испуганно уставился на дорогу, увидав на мгновенье, как мелькнула совсем рядышком с ним и пропала сзади какая-то машина.
     - Поосторожней, Анна, - поежился Георгий.
   В ответ Анна только довольно хихикнула.
      - Больше всего на свете, - улыбалась она, уже внимательно глядя на дорогу, - я хочу сейчас полежать на тебе.
   Георгий широко раскрыл глаза и уставился на нее в зеркало.
     - Ты меня разденешь совсем, совсем, и я тебя тоже. И я улягусь на тебя голенького. И буду ощущать тебя. Всего. Без всякого секса.
   Георгию снова пришлось сделать усилие, чтобы закрыть рот. Анна, взглянула на него и счастливо тихонько рассмеялась.

 Это удивительно. Но все именно так и было, как загадывала в машине Анна. Она лишь немного слукавила насчет отсутствия секса.

     Георгий о себе и Анне               
Георгий просыпается в спальне. Силы еще не восстановились.  Никакой давящей усталости он уже не чувствовал. Анна не вздрагивала. Дыхание было ровным.
   Какие-то непонятные, а точнее, нежелательные мысли пытались вытеснить все другие.
     «Что же все-таки происходит? Сколько же дней он у Анны? Три? Четыре? Пять? Больше? Почему они растянулись в целый год? Почему год, там, где он жил раньше, проскакивал, как эти пять дней? А сможет ли он теперь жить без этой женщины, которая почему-то так быстро стала ему другом? А ведь он так тяжело сближается с людьми».
     - Ха, Диоген нашелся! Хорошо тебе  философствовать! – проклюнулось второе «Я». - Живут двое в квартире, где тридцать квадратов и четыре тысячи баксов на нос! Ты попробуй сказать тоже самое, живя в коридорной системе, где «на тридцать восемь комнаток всего одна уборная!»
      - Ну, никакого покоя от тебя нету!    
      - Пока я жив, я не дам тебе блудить мыслями и не позволю… 
      - Цыц, ты, «позволитель»! Совсем охренела потусторонняя сила!
Интернет тебе говорит, как надо мыслить, гаджеты… и ты еще будешь меня учить!
 Георгий хотел посмотреть на Анну и немного тихонечко отодвинулся, и сразу почувствовал, как хоть и слабо, но впиявились ему в бок коготочки Анны.
   «Ого! Даже во сне хочет его удержать. А он сам этого хочет?» А лица он так и не увидел, распущенные волосы закрывали большую его часть. Да и ночник, тоже, света от него не больше, чем от светлячка.
   «Так что же, до конца дней своих ему находиться в этих коготочках? - Георгий тихонечко отодвинулся еще на чуть-чуть. Теперь он мог увидеть часть ее лица среди фантазии ее волос. - Уж не притворяется ли она, что спит? Глаза, вроде бы, капельку полуоткрыты. Или это тени от ресниц? А губы в серединочке разлеплены. А выражение... пожалуй, мечтательное... и даже чуть радостное. Глупенькая, чему ты радуешься? Вот сейчас выползет он из твоих объятий... Странно, выползать не хотелось, хотя все больше хотелось пить».
 Смутное чувство где-то очень глубоко, а потому еще не понятное, вызревало в нем.
   «Нет, это была не жалость. Видел бы кто-нибудь день назад эту женщину! Восхищение? Есть, есть... и нечего отмахиваться... не раз заставляла она собой восхищаться, да не один он это делал, видел это не раз на многих лицах. И это прекрасно! Но восхищение не могло бы вызвать чувство беспокойства. Зависть? Постой, постой, а ведь мелькала эта подлая «краля», не раз мелькала, рядилась все в разные одежды, старалась быть не узнанной! Она, родимая, и нечего тут отпираться! Ну, как же, такой у него аналитический ум, два высших технических, не считая философского и прочих разных... а тут, какая-то... нет, что это он, нельзя так про Анну! А тут, какая-то... проныра... постой, какая же она проныра, это Анна-то? А тут, какая-то...»
     - Что-то, хозяин, у тебя никак не вытанцовывается! И чего ты пытаешься ей клеить! Так и надо сказать, уж себя-то не обманешь! – явилось-не запылилось его второе «Я».
     - И что же надо сказать? - почти впервые за помощью обратился Георгий.
     - А тут явилась такая обаятельная не закончившая ни МАИ, ни военной академии, молодая женщина, лишь только раз прочитавшая твою идею, уже выстраивает такие технические проекты, что ни один, ни два и больше аналитических умов не покачнут это прочное изящное сооружение!
     - Да, уж, и все это крепко увязывает с личными интересами. И, наверное, прожженные господа капиталисты, впитавшие в кровь Карнеги, Котлера, Долана, Линдсея,* кто хоть раз участвовал с Анной в переговорах, диву давались, как ловко и незаметно она их обходила!

      * Авторы всяких мудрых книг по умению общаться с людьми, по маркетингу, менеджменту и прочим зарубежным премудростям.

     «Очень верно! Наблюдать пришлось вчера, доставила наслаждение! Бедный господин Робинсон! Бедный господин торгпред, чего уж там, надо признаться, ее убедительность, ее ходы... он не смог бы так!
А чего завидовать-то, - подумал Георгий, - вот же она, рядом, его она, от кончиков волос до ногтей…»
     «Гордиться тебе надо, что тебя любит такая женщина, а не завидовать ей, – заключило второе «Я», - вот, - сменил его постоянный друг на ехидное, такое знакомое выражение голоса, - вот только надолго ли?»
   Георгий взглянул еще раз на это создание. «Да, не ординарная женщина... не везло в его жизни на умных...»
А ведь сколько раз он чертыхался, что в той или другой красивой головке с изящной фигуркой Создатель поленился (а скорее устал, годы все-таки!) после изваянного телесного совершенства, сделать нужное количество извилин. Да, не ценим, что имеем!»
     «Обычное дело!» - заметил Второе «Я».
  «Но ведь кроме этого поганого чувства зависти, мелькнувшего у него, были еще какие-то? О-о, нежность, вот он что еще к ней испытывал, это уж, совсем, почти, позабытое чувство... и желание оградить ее от чего-то неприятного, от чего-то, что ей угрожает, как ему кажется. А что ей может угрожать?
По ее стычке с шефом он сделал вывод, что она может постоять за себя пред кем угодно. Так почему же он относится к ней часто снисходительно... как к какой-то девчонке, у которой ветер гуляет в голове, которая не знает жизни?»
 Георгий задумался. Ответ не приходил. Молчал и его постоянный оппонент. Георгий искоса посмотрел на Анну.
 «Поразительно! Девчонка... вот и губки вздернула, и ротик открыла... взбалмошная девчонка... ну конечно, вот она, всплыла избитая тема: бросилась девчонка на него, как с обрыва в речку... не зная глубины...  да, наглости ей не занимать... хорошо это он такой ей попался... по крайней мере, горя ей не причинит, а ошибется вот так... накололась же она с этим Вадимом... тоже ведь сначала было все здорово... Черт побери, ведь не это его все-таки беспокоит!»
    - А на самом деле все гораздо проще, Георгий, - боишься ты, конечно боишься, что у Анны может получиться с тобой, как с Вадимом: р-р-раз - и перегорела! И нету огня, одни лишь угли, вот и они уже погасли, и теперь годятся только на то, чтобы раздавить их и смешать с землей... и ничего не было, - закончил свою мысль его постоянный оппонент.
     - Не каркай! Анна говорила, что это у нее на всю жизнь!
     - Это тебе скажет любая женщина, только уши развешивай!
     - Нет, у нас с Анной, я не представляю, что такое может случиться.
     - Потом, как водится, у тебя начнется хандра, потом Анна вспыхнет к другому...
     - Да быть того не может! А я, что же я, - растоптанный уголь? Способный только чернить того, кто к нему прикоснется? Холодный пепел? Прах?
     - Вот, голубь, за что ты беспокоишься на самом деле! И эта мысль не дает тебе покоя, ходит по кругу, всплывая всякий раз неожиданно да еще под разными личинами. Вот истинная причина твоего беспокойства!
     - Но, но, не зарывайся! А то натру тебе одно место!
     - Хорек ты себялюбивый! А то - забота, опека, нежность! Опекун несчастный! Вот она, где правда, - ты боишься ее потерять... Ты боишься, что Анна тебя бросит!
     - Значит, она мне не безразлична!
     -  А может быть, тебе нужна любая женщина, лишь бы тихая... и пустила тебя в свое теплое уютное гнездышко, тебя, бомжа бесприютного, истосковавшегося по покою и ласке, а все остальное суета - сует?
     - Цыц, ты! – заткнул рот своему оппоненту Георгий.
Он закрыл глаза и постарался хотя бы минуту не о чем не думать.
     - Черте что и сбоку бантик! - вдруг вслух сказал он, и сам испугался, покосившись на Анну.
 Анна чуть подняла брови, как будто хотела сказать: «Вот-вот!» Но только закрыла губы, пожевала невысказанную фразу, опустила брови, потянулась и легла на спину, окончательно освободив Георгия из своего плена. Георгий осторожно отвернул пуховик, повернулся набок, сел на край тахты и посмотрел на полуоткрытую Анну. Затем он зачем-то открыл ее почти всю до колен и удовлетворенно осмотрел ее, соизмеряя наметанным взглядом совершенные пропорции ее обнаженного тела.
   «Да, будь у нее грудь не третий, а второй номер, совсем бы смотрелась девочкой акселераткой. Бедра, пожалуй, выдают, что это женщина. Пардон, а сколько школьниц и институток сейчас ходит раскормленных с бедрами похлеще, чем у нее. Ой, все-то он про «их» знает и везде-то он побывал!»   
     «Ничего не надо менять», - сказал он тихо и прикрыл ее по плечи.
Он даже замер, ему показалось, что она улыбнулась. Показалось, наверное, и он нагишом поплелся в ванную.
   Приняв все по полной программе, с горящей от издевательства над нею кожей, Георгий голым бодренько потрусил на кухню. Разыскал лимон, долил чайник, поставил его на газ.
   Георгий очнулся от щелчка выключенного чайника, насыпал черного чая в заварной чайничек, долил кипятку и накрыл его юбкой бабы наседки, чтобы держала тепло.
   Вдруг ему послышалось, как раздался какой-то звук. Он прислушался.   
   «Показалось, наверное». Георгий взял кружку, и тут кто-то тихонько прыснул со смеху и за темным проходом в кухню-столовую мелькнула какая-то тень. У него от неожиданности по ногам и по спине разбежались мурашки, а сам он похолодел от накатившей на него волны страха, непроизвольно приподнялся и замер с кружкой в руке, напряженно всматриваясь в полумрак.
     «Абсурд, чушь собачья! Ну, не бывает приведений!» - мелькнуло у него.   
Дверь спальни медленно приоткрылась, и из черного проема в полумрак стали высовываться всклокоченные волосы, почти закрывавшие лицо и плечи, прикрытая рукой грудь, и, наконец, беззвучно трясясь от смеха, показалась сама владелица всех этих атрибутов. Совсем голая.
   Георгий тяжело опустился на стул и выдохнул.
   «Ё-К-Л-М-Н, Анна! Я же мог запустить в тебя ложкой или еще хуже кружкой с горячим чаем, как ты меня напугала!»
   Анну уже просто разрывало от смеха. Она стояла голым приведением в темной рамке косяка на черном фоне открытой двери спальни, чуть освещенная колдовским слабым отраженным светом одного из четырех светильников на кухне, все также прикрывая грудь рукой, как будто ей не было больше чего прикрывать. Ее, по-прежнему, трясло в смехе: она держалась одной рукой за косяк двери, чтобы не соскользнуть вниз, то наклоняла вниз голову и волосы спадали с головы и плеч, полностью закрывая лицо, и тогда она была похожа на прекрасную ведьму, то откидывала голову назад, задирая подбородок, и грудь вырывалась из-под ее руки, обозначая темными кругами места сосков, и тогда она была похожа на лесную обольстительницу нечистой силы, «нечаянно» открывшую свои прелести, завлекающую в гиблое болото пьяненького мужичонка-дровосека.               
    «Ой, мамочка, сейчас уписаюсь», - вдруг запищала она и метнулась в туалет, потом всхлипы раздавались уже из  ванной.
   Георгий отхлебывал маленькими глоточками обжигающий чай и окончательно приходил в себя.
   С криком: «Не смотри на меня!» - Анна быстро пробежала на кухню и, встав за спинкой стула, обняла горячими влажными руками Георгия сзади за шею.
     «Как только не стыдно, пьет в одиночку! Ну, стоит только чуть расслабиться и нет его!» - Анна выхватила из его рук чашку и сделала один глоток. - О-о-о! - закричала она, обжегшись, - пьет, как чукча: если не кипит в горле, то это не чай! Чтобы сделал и мне чашечку, я быстро приду... да смотри не одевайся, - хихикнула она и исчезла в спальне.
     «Ну, вот, посиди в одиночестве!» - сказал Георгий без сожаления и улыбнулся чему-то.
   Он, не спеша, с удовольствием допил свой чай, довел снова до кипения чайник, намял в чашке лимон с сахаром для Анны и для себя.
     - Действительно, ты очень быстро, - сказал он входящей Анне, которая запахивала халат.
     - Ты уже и душ без меня принял? - улыбалась Анна.
     - Принял, - ответил Георгий.
     - Жаль.

     Сибирский «Голова» о проекте Георгия               
     - Ну что на них креста что ли нету! - простонала Анна, слыша, как надрывается в предрассветных сумерках телефон, и пыталась нащупать его, не открывая глаз.
Наконец, ее рука наткнулась на ненавистную трубку аппарата, стоящего на тумбочке у изголовья, с трудом, как будто трубка весила многие килограммы, оторвала ее со своего места, уронила ее на подушку рядом с головой продиравшего глаза Георгия и, повернувшись к ней ухом, сонно произнесла:
     - Какого черта? Ну, кто там еще в такую рань?
     - Доброе утро, Анна, это Гафар! Весело живете, ребята, а у нас уже день! Что вы там с горячей головой рветесь на скважины? Покумекайте с иностранной компанией, как лучше организовать дело, остыньте пока. Ты меня поняла?
И уже не в трубку кому-то:
     - Ладно, ладно…
И снова Анне.
     - Извини, Анна, дай трубку Георгу с ним хочет покалякать Глава администрации области...
Анна ничего не слышит, находясь еще во сне. Она узнала только голос Гафара. Не открывая глаз, Анна болезненно сморщилась.
     - Это ты, Гафар? Ну, а я - то причем? Вот и будил бы своего Георга! - и Анна недовольно отвернулась и накрылась с головой пуховой перинкой.
И уже из-под нее глухо раздавались ее причитания.
     «Куда это годится! Будят, чтобы я дала трубку его другу, - продолжала она ворчать из-под перинки, - какому-то Георгу... никакой личной жизни… когда же это я начну по-человечески жить! Даже выспаться не дадут... Не-е-ет, буду отключать телефон на ночь... ах, какой прервали интересный сон!»
   Георгий сидел на тахте и ждал с трубкой у уха куда-то пропавшего Гафара, а правой рукой делал пассы на плечах и спине Анны, под перинкой, периодически гладя ее такую эластичную кожу, как заправский массажист. Постепенно он стянул мешавшую ему перинку со всей спины, но его рука не поднималась на два темнеющих холма, отбрасывающих черную тень там, где кончается позвоночник. Анна не противилась и от удовольствия даже стала издавать звуки, похожие то ли на хрюканье поросенка, когда его чешут за ухом, то ли на мурлыканье.
     - Господин Ипатьев?
     - Точно, - удивился не гафаровскому голосу Георгий.
     - С вами говорит глава администрации области Лев Спиридонович, здравствуйте.
     - Здравствуйте… 

Огромный кабинет. «Голова», - солидный властный, давно привыкший к должности номенклатурного работника, возраста 60 лет, сидит в кресле за большим рабочим столом. За спиной на стене-портрет Ельцина Б.Н. За примыкающим столом сидят справа-сын, зам. Председателя правления самого крупного банка области. Рядом с ним- Акимыч, директор АО, шеф Гафара, и сам Гафар. Напротив них, за тем же столом-два директора соседних АО. Стоит рядом с «Головой» его советник.
Справа от кресла «Головы» - небольшой столик с четырьмя телефонами.
«Голова» говорит по телефону.
От разочарования, что он не слышит Гафара, у Георгия возникло недовольство.
     - А что, собственно, случилось? В Москве, между прочим, нету и половины седьмого утра… Что заглушенные скважины зафонтанировали? И все зелеными ассигнациями?
   В трубке что-то булькнуло и замолкло. У Георгия нарастала неприязнь к этому самоуверенному голосу, который так нахально разбудил их ни свет, ни заря.
   Наконец, трубка «прочистилась» и удивленно промолвила.
     - И вы знаете?
     - Что знаете? - растерялся Георгий, - мы много чего знаем, давайте по существу, Лев Спиридонович.
     - Я имел ввиду предложение господина Робинсона о выделении кредита под ваш проект в размере пятидесяти миллионов долларов.
   Последние слова подняли Георгия с мягкого места, на котором он сидел, на колени, а голову его как будто окатили ведром ледяной воды.
   Разочаровавшись, что не он принес Москве приятные новости, как прожженный бюрократ, хорошо знающий цену подобным сообщениям, Лев Спиридонович продолжал уже упавшим голосом.
     «Узнав о выделяемом кредите, к нам хотят присоединится еще два приличных акционерных общества, имеющих значительные запасы нефти. Одно месторождение, правда, выходит за пределы моей области. Стоимость запасов нефти с учетом стоимости основных фондов у двух акционерных обществ тянет почти вдесятеро больше нашего. Я читал ваше технико-экономическое обоснование. Дельное. Самая суть. У нас так коротко и внятно обосновать не смогли бы».
   Анна, лишившись такой приятной процедуры, как легкий утренний массаж, недовольно оторвала голову от подушки, повернула ее в сторону сачкующего массажиста и, увидав голого Георгия стоящего на коленях с трубкой у уха с «потерянным» выражением лица, фыркнула и молниеносно съездила пальчиками по физиономии сонному «Гусару». Ну, когда еще представится подобный случай!
   Георгий от неожиданности роняет трубку. У него выражение лица становится «кислым», рот открывается. Анна уткнулась в подушку, трясясь и издавая не человеческие звуки.  Очнувшись от такой наглой выходки, Георгий звонко шлепнул по одному из темных холмиков и схватил трубку.  Спальня огласилась пронзительным душераздирающим криком. Подскочившая Анна вцепилась в Георгия, приговаривая:
     - Ах, вы подлые! Щас ка-а-а-ак дам тебе, мой дорогой, и придется искать свои клочки по закоулочкам! Щас я вас… вместе с Гафаром...  а то с ранья раздухарились тут… считайте вы уже… на полу!
   Как Георгий не делал зверское лицо, тыча пальцем в трубку, что держал возле уха, и что-то громко шепча Анне, ничего не помогало, и чтобы не быть сброшенным с тахты он отвернулся от агрессора, вытянулся в струнку, одной рукой зацепившись за спинку, а другой прижимая изо всех сил трубку к уху, не давая проникнуть туда громким кряхтениям Анны. Но дурные примеры всегда заразительны и Анна, нагнувшись, нанесла ответный смачный шлепок по ягодице Георгия да так, что в люстре зазвенел хрусталь. Георгию показалось, что на ягодицу поставили раскаленную сковородку...  Он взвыл, выронил трубку, которую тотчас с победным кличем подхватила Анна и отпрыгнула с нею на недосягаемую территорию тахты.
   Георгий, боясь отпора, не преследовал противника и жалобно поскуливал на своей территории, потирая «обожженое» место.
     - Кто это? - с испугом возвращая трубку, громко прошептала Анна.
     - Областной «Голова», - успел ей шепнуть Георгий, морщась от боли.
   Анна в еще большем испуге ладошкой закрыла рот и стыдливо по горло задрапировала себя перинкой.
     - Черт его знает, что творится! - бранился «Голова». - Алло! Вы меня слышите?
     - Да вот сейчас слышу! - прокричал Георгий.
     - Уже телевизионный боевик врезают в телефонную сеть! Ну, и связь! - продолжал возмущаться он.
     - Да, Лев Спиридонович, - поддержал его Георгий, - до безобразия плохая связь!
   Анна, как заботливая подруга, решив, что Георгию неприлично в голом виде разговаривать с таким высоким начальством, вернула отнятую у него одеяло-перинку, накинув ее на его бедра. Неблагодарный Георгий этого даже не заметил.
     - Ну, так я закончу мысль, - продолжал, успокоившись, «Голова». - Если вы получите кредит в пятьдесят миллионов долларов, мы отдаем вашей московской компании, состоящей из одного участка в тридцать скважин, в управление все акционерное общество, добавив еще четыре участка, повысив тем самым суммарный дебит раз в тридцать! Кроме того, изъявили желание присоединится к нам еще два крупных акционерных общества. Мы создаем Совет директоров из трех президентов, одного председателя правления банка, одного областного крупного администратора, вас прочим на место председателя Совета директоров и под новые структуры поручаем вам доработать проект с учетом распределения пятидесяти миллионов пропорционально уставному капиталу. Поскольку вы дока в нефтяных делах и бывший начальник отдела министерства топлива и энергетики, вы должны быстро справится с доработкой...
   Догадливая Анна, как только испугавшись незнакомого голоса передала Георгию трубку, включила микрофон и с интересом слушала предложения «Головы».
     - Так что молчите, господин Ипатьев? Сознайтесь, вы потрясены масштабами предстоящих дел? - радостно с удовлетворением спросила «Голова». - Ведь мы, как пожелаем, так и сделаем!
     - Потрясен и соображаю, - не скрывал Георгий.
     - И нечего соображать, – заливался соловьем «Голова», - соглашайтесь, мы вас не обидим! Конечно, технические характеристики скважин и всей инфраструктуры будут в ближайшее время вам представлены, мы уже подготавливаем документацию! Ну, похвалите же нас за оперативность! Ну, по рукам?! - командовала «Голова».
   Георгий взглянул на Анну. Та с напряженным интересом глядела на Георгия.
     - Да, - встрепенулась «Голова», - что касается оклада председателя, я думаю девяти - десяти тысяч он достоин. Не мало ведь?! А!
   Георгий молчал. Анна начала улыбаться.
     - Ну, конечно, вы потрясены грандиозностью структуры и своим вознесением, но мы здесь в Сибири привыкли мыслить широко, просторы края, знаете ли, обязывают! Втянитесь и вы привыкните к таким масштабам!
   Безусловно, выделим вам, как председателю, для начала пакет акций, скинемся общаком, конечно, конечно, - понимала «Голова» по своему молчание Георгия, как игру на повышение, и отступила на заранее подготовленные позиции, - конечно, мы-то уже что-то имеем, а вы - на новенького.
   Ну, о таких вещах, как персональный VOLVO в северном исполнении я уже не говорю и всякие там приятные мелочи, как отдых раз в год со всей семьей на Океании или на Средиземном море, премиальные всякие, охота и рыбалка при инспектировании в наших краях... Вы же охотник и рыбак, так ведь?
     - И рыбак... - не отдавая отчета, повторил не пришедший в себя Георгий.
     - Ну, вот! - радостно оживилась «Голова». - Как я! Узнаю родную советскую номенклатуру! Короче, все будет как раньше... и даже лучше! О` Кей? - весело закончила «Голова».
     - А вопрос можно, Лев Спиридонович? - тихо начал Георгий.
     - Конечно, конечно, Георгий Петрович, вас так ведь, кажется, величают? - благодушно разрешил тот.
     - Откуда вам известно о кредите в пятьдесят миллионов, мы обговаривали с мистером Робинсоном семьдесят пять, - соврал Георгий.
     - Вот как? - удивилась «Голова». - Особо не переживайте, Георгий Петрович! Не всякий даже правительственный кредит удается выбить в пятьдесят миллионов долларов под такие проценты! Ха, всего восемь процентов! - восхитилась «Голова». Если мы получим такой кредит, то будем все, как сыр в масле кататься! - не смог сдержать он близкого радостного предвкушения.
   После небольшой паузы «Голова» осмотрительно поправился.
     - Нет, нет! Вы не подумайте, что-нибудь плохое! Все деньги пойдут на внедрение технологии и замену устаревшего оборудования... Но должны же мы поощрить самых-самых избранных людей, стоящих у истоков нашего дела! Всех, кто внес в этот проект свою лепту!
   Георгий молчал.
     - Ведь они же все заварили! - разъясняла «Голова». - И автор проекта, конечно, в числе первых! - успокаивала она. - А что касается утечки информации о кредите, то это прошло через нашу старую партийную дружбу... Наши кадры есть во всех ключевых местах! - довольно захихикала «Голова». - Ваш господин Робинсон обсуждал из Ноябрьска по телефону со своим банком в Лондоне условия кредита, ну и упомянул мою область... так мои друзья и вышли на меня...
     - В двух словах, Лев Спиридонович, - оборвал Георгий радостный панегирик партийной дружбе, - в чем вы видите доработку проекта?
     - А-а, пожалуйста! Прежде всего, - увеличить мощность нефтеперерабатывающего завода, ведь во много раз увеличится добыча нефти в нашей объединенной компании с приемом двух сильных акционерных обществ.
     - А во сколько раз считаете надо увеличить мощность перерабатывающего завода?
     - Да во столько же, примерно, раз эдак… ну, в сто.
     - Та-а-к, поня-я-тно, - протянул не предвещающим ничего хорошего тоном голый председатель совета директоров крупной объединенной нефтяной компании.
   Анна с удивлением прислушивалась к незнакомым ранее просыпающимся начальственным ноткам в голосе Георгия, который явно был раздражен докладом младшего по чину и готовил ему взбучку.
     «О-о, эврика! Георгий, оказывается, может быть строг с подчиненными!»
     - Ну, так вот, Лев Спиридонович! - не терпящим возражения голосом начал Георгий, - слушайте меня внимательно! Скажу вам откровенно, я не рвусь на эту должность, мне своих обязанностей хватает.  Но если я буду председателем Совета и одновременно техническим руководителем проекта, то по-вашему не будет! Нет! Нет! Теперь уж вы послушайте! - властно перебил Георгий, начавшему что-то возражать «Голове».
     «Ой, не прост этот Лев Спиридонович». И Анна вдруг так отчетливо представила Георгия в расписном костюме укротителя, в сапогах и с хлыстом, щелкающим перед оскаленной мордой поднявшего было лапу Льва, что она прикрыла глаза и потрясла головой.
     - Я не позволю закопать в долгострой с таким трудом выбитые нами, повторяю, нами, а не вами, миллионы. А потом, Лев Спиридонович! - уже вдруг дружеской интонацией продолжал «Укротитель», доставая из кармана кусочки мяса и подсовывая их ошалевшему от обиды Льву. - Это к тому же и не в ваших интересах. Вы плохо представляете, что значит возвести завод такой мощности, да еще в наше время, когда разорваны все связи по изготовлению комплектующего оборудования. А если взять все «под ключ» у господина Робинсона, то на это уйдет большая часть кредита, а нам, кроме этого, предстоит с вами внедрять технологии по повышению нефтеотдачи пластов на тридцати процентах скважин, да обновлять семьдесят процентов устаревшего оборудования, да прокладывать новые нитки нефтепровода взамен проржавевших, и построить кое-что из инфраструктуры. Так что давайте получим сначала кредит, расставим все приоритеты, все прокалькулируем, и тогда будет ясно, что поощрить самых-самых избранных мы сможем не скоро, боюсь, что и на острова мы с вами в ближайшее время не попадем.
     - Эк, куда метнул!* – еле разобрал Георгий фразу, видимо, сказанную в закрытую рукой трубку.

     *По мнению автора, эта фраза – плагиат, где-то он ее уже слышал из уст крупного должностного лица?
 
     - Одна-ако! - уже в трубку протянул пораженный столь категоричным суждением Лев Спиридонович. - Вы что же думаете, что в ближайшие пять-семь лет наступит политическая и экономическая стабилизация? 
Георгий ждал, какие открытия ему покажут дальше.
     - Вы знаете, что ожидает неисправимых оптимистов?
     - Что же? - не выдержал Георгий.
     - Они в лучшем случае останутся на бобах.
     - А в худшем? - помогал Георгий.
 Лев Спиридонович молчал. Потом вдруг тихо, но значительно произнес.
     - Я вас не знаю, поэтому я пока воздержусь от продолжения.
     - Резонно, - согласился Георгий, - тем более, что я никакой стабилизации в ближайшем обозримом будущем и не жду.
         - Так значит вы реалист! - оживился снова Лев Спиридонович. - Так почему же нам не отщипнуть тогда кусочек капиталистического пирога сейчас, тем более, что замешивали тесто мы вместе?    
     «Вот где вылезло твое рыльце в пушку!» - мелькнуло у Георгия.
     - Пирог-то казенный, Лев Спиридонович, - напомнил Георгий. - А каким же образом вы попытаетесь его отщипнуть? - полюбопытствовал он.
     - Схема элементарная, - снова менторские нотки появились в голосе у Льва
Спиридоновича. - Мы подставляем свой банк...
     - Что значит свой, Лев Спиридонович?
     - Не волнуйтесь, тут все под контролем, мой сын там зам председателя.
     - Ну, тогда это другое дело! - подыграл Георгий.
     - Что вы, Георгий Петрович, - обрадовалась прозрению председателя совета директоров «Голова», - мы работаем только по проверенной и отработанной схеме!    
Мы понимаем ваше беспокойство, что такие деньги в чужие руки отдавать нельзя. Не беспокойтесь!
   Так наш банк дает проверенным ребятам, повторяю, не раз проверенным, кредит под пятьдесят процентов годовых. Ребята сидят на американских сигаретах и окорочках, и в знак благодарности, через три месяца они откатывают нам черным «налом» десять процентов на двоих. Как, неплохо, да?
     - Неплохо, совсем даже неплохо, – помогая раскрыться, снова подыграл Георгий. - А как же нефтеперерабатывающий завод, реанимация скважин?
     - А кто нас гонит? План ввода мы сделаем с учетом этих трех месяцев, пока разработка документации, то да се, а проценты-то капают... и наши десять, Георгий Петрович, набегают, - радовалась «Голова», - так что все в наших руках!
     - Планы у вас привлекательные, но думаю, что ничего у вас не выйдет, - помолчав, подвел черту Георгий.
     - Ладно, - уже примирительно произнес «Голова», - а вы - твердый орешек. Может нам такой и нужен во главе нового крупного дела?
   Георгий молчал.
     - Хорошо, вы правы, давайте получим сначала кредиты. Но мне все-таки казалось, что мое предложение достаточно привлекательно и для вас, - потом со значительностью в голосе добавил. - Зам министра в курсе наших планов, и в случае чего обещал свою поддержку. После прибытия господина Робинсона в Москву и ваших переговоров с ним, хорошо бы нам с вами встретиться в столице приватно. Запишите мой прямой телефон. Я буду вам признателен, если вы мне позвоните. На три дня я всегда смогу слетать к вам, для такой встречи я найду по службе предлог.
   «Голова» продиктовал телефон.
     - Успехов вам... нам всем, - поправился он и положил трубку.
 
     -  Лев Спиридоныч, а выйти подымить можно? – не выдержал первый директор АО.
     - Да, - поддержал Гафар, - а то уши вянут!
     -  Эх, еще бы и баночку пива в придачу?
     -  Еще ничего не занес начальству, а уже берешь? Ладно! Всем по банке пива, идите, курцы!
Два директора, Гафар и Акимыч берут по банке пива и выходят из кабинета.   
«Голова» тянется к своей начатой, пальцами показывает на банки пива сыну и советнику. Те берут и пьют.
 
     «Голова» дает урок               
     - Ну, как тебе, папа, не состоявшийся московский председатель? Крутой мужик!
     - Кто он? Никто! Авторишка какого-то проектишка!  Какой-нибудь дохлый очкарик! Не таких обламывали!
     - А как же теперь с НЕЮ поступим?
     - Что значит молодо-зелено! А вот ОНА - советник президента! И ОНА, – какая - нибудь 60 летняя крыса, продвигает проект этого Авторишки. И сам президент не может ЕЁ загнать в стойло! И от НЕЁ зависит, - дать нам или не дать эти 50 мильонов. И теперь мы не то, что топить ЕЁ, а пылинки с НЕЁ сдувать будем! А будь я на твоем месте, я бы ковром стелился под ЕЁ ногами, чтобы этот куш заполучить!
       -  А как же с ЕЁ первым проектом, теми 30-ю скважинами?
       - Сама ситуация работает на банкротство этого АО. Если сейчас мы с тобой владельцы 20 процентов акций, то через год будем владельцами 50 процентов. Если сейчас мы выкупаем акцию за три тысячи, то через год будем давать одну!
Побегут голодные промасленные «комбезы» сдавать свои акции! Есть всем хочется!   

Частые гудки от положенной трубки «Головы» пошли кругами, как по глади еще не проснувшейся реки, когда матерый лещ, зацепив высоко поднятыми плавниками два лучика, протянувшихся от начавшего вылезать из-за дальнего леса солнца, гулко поворачивается на бронзовый бок и тянет их в темную таинственную пучину.   
   Анна на коленях подползла к отрешенно сидящему Георгию, участливо взяла из его рук трубку, положила на аппарат и выключила микрофон, и лампу.
     «Ну и заварили мы кашу, настает пора расхлебывать», - вслух заметила она.
Георгий глядел на нее, как из своего утреннего сна.
   «Ну, конечно, он спит. Стала бы эта фигуристая красивая женщина с распущенными темно - русыми волосами сидеть около него совсем голой». Георгий не отрывал глаз от этого желанного призрака и старался как можно больше черт удержать в своей памяти. Как, не раз уже с ним бывало, все красивые сны быстро таяли с пробуждением, и он не только не мог вспомнить образ, память сохраняла лишь размытое нежное обольстительное создание, да и оно быстро улетучивалось с первым дыханием реальной жизни, как туман на реке при восходе солнца. А тут еще кто-то неприятный прятался за этот призрак. Георгий никак не мог его разглядеть, но что он существует, он здесь, Георгий знал точно. Он даже слышал еще звучавшую интонацию его противного голоса.
Георгий уставился на женщину и чувствовал, что возвращается к реальной суетной действительности. Вот звуки мирской жизни стали все настойчивее царапаться в его закрытое пока для них сознание, вот они все-таки пролезают в него. Вот сейчас, сейчас эта женщина растает, растворится совсем, бесследно и навсегда исчезнет, и только знакомые ощущения приятной несбыточности, сказочности, легкой вуалью коснуться на время его сознания, чтобы потом не оставить и следа в его памяти. «Какой же он тумак! Надо удержать ее! Надо не дать ей исчезнуть!»
     «Ну, что, председатель, - после затянувшегося молчания произнесла Анна, - никак не опомнишься от свалившейся на тебя жирной должности и кучи долларов? А каков все-таки этот говнюк со своим банком?»
 Анна придвинулась к Георгию. Мягкие теплые сухие губы закрыли ему один глаз. А ухо защекотал нежный смех
     - Анна!
   Одной рукой Георгий обнял ее за талию и прижал ее пока теплые не совсем еще проснувшиеся груди к своей холодной груди.
     - Так ты не исчезла?
     - Ну, спасибо! А ты хотел бы?   
Анна счастливо смеялась. Она дала положить себя на спину и Георгий, как с обрыва, не глядя, прыгнул вниз головой в этот притягательный омут, и не ошибся, погружаясь лицом между правой и левой грудью в его волнующие глубины.
     - Ну, зачем я тебе теперь? - смеялась, слабо сопротивляясь, Анна. - Миллионер - председатель... ты теперь найдешь себе молоденькую секретаршу для любовных утех, а мне, не судьба, видно, придется коротать бабий век одной.
   Георгий попытался достать свои прелести губами, но Анна, отбиваясь, сумела вырваться и выбежать из спальни.
С удивлением встречал Георгий очередное событие из плотного потока событий, которое точно укладывалось в отведенное ему заранее место, стремительно укорачивая дорогу до намеченной им с Анной цели.
   Но то, что преподнес сам господин Робинсон по прилете в столицу, трудно осмысливалось и плохо во все это верилось, - настолько это было выше всякого самого оптимального варианта.
Глава 9. Предложение англичан Георгию.
               
 Сначала позвонил господин Вилсон, известил о прибытии мистера Робинсона и спросил, планирует ли миссис Михайлова быть в Москве в конце недели. Анна ответила, что миссис планирует. Тогда господин Вилсон после некоторого молчания, в течение которого он так и не получил вопросы, вынужден был немного приоткрыться.
     «Господин Робинсон сейчас заканчивает... согласование... утрясает... со своим банком условия подписания договора, - после этого он сделал еще большую паузу.  Но и ее никто так и не нарушил. - Господин Робинсон планирует пригласить вас к торгпреду для продолжения переговоров», - сухо закончил он. 
     «Я вас извещу... накануне», - и, довольный, что нашел подходящее слово в своем словарном лексиконе, положил трубку.
   Через несколько минут раздался его же звонок, только на мобильный телефон Георгия, и он почти все дословно обговорил с господином Ипатьевым.
Анна была в восторге. С огромным нетерпением они ждали этой встречи и слабо верили в информацию Главы области о возможном кредите.   
Через день торгпред, что значит дипломатические привычки, вводя под локоть Анну в свой кабинет, обращался к ней и Георгию также дружелюбно предупредительно, будто и не было недавнего фуршета.
   Господин Робинсон то ли был не отдохнувший от тяжелого перелета на Север, то ли мучили его какие-то нерешенные вопросы. А может, все проще - просто хотел немного выпить?
 Георгий услышал обрывок фразы торгпреда в разговоре с мистером Робинсоном: «непременно будет только после подписания». После короткого дружеского препирательства, господин Робинсон извинился и на минутку вышел.
Вошел он уже с нескучным выражением лица и поблескивающими глазами.

   Как бы извиняясь за своего приятеля, господин торгпред наклонился к Анне и Георгию и тихо сказал.
     - Ну, и задали вы ему работы, даже мне досталось, - и, приятно улыбаясь, посмотрел на Анну.
   Та мгновенно подыграла.
     - Господин торгпред, мы всегда будем ценить ваши титанические усилия по достижению договоренности!
     «А этот торгпред - петушок! – подметил Георгий. - Как тетерев на току! Смотри-ка, и хвост веером и крылья распустил до земли, вот и брови, кажется, покраснели. Оказывается, как мало тебе надо! Курочка только крылышком тебя задела, а, смотри-ка, как кровь у тебя взыграла!»
      - Располагайтесь, господа, на своих местах. К чертям этот протокол, простите! - и быстро скрылся за дверью.
   Не прошло и минуты, как он вошел уже со служащим, который катил знакомую тележку, примерно, с тем же набором, что и в первый их визит.
     - Прошу, друзья, а то мистер Робинсон полон впечатлений и ему очень хочется поделиться ими от поездки за стаканчиком виски.
     - Лучше за рюмкой водки! - поправил его улыбнувшийся впервые господин Робинсон.
   И они все отправились к фуршетному столику, а господин Робинсон начал восторгаться бескрайними просторами нашего Севера, его природой, его запасами и перспективой освоения там месторождений. Но при этом добавил, что привыкшему к теплым зимам европейцу выдержать жестокие морозы совершенно невозможно. Это только под силу сибирякам да скандинавам.
   Господин Робинсон вдруг протянул Георгию тарелку с двумя бутербродами с черной икрой и двумя - с балыком. Бутылку водки «Смирнофф» он держал в руке.
     «Какие еще кабинетные игры затеял торгпред с Робинсоном?» – не укрылась эта сцена от наблюдательного взора Анны.
     «Да,  - глядя на дорогой темно – синий костюм Робинсона из тонкой шерсти, тоскливо подумал Георгий, - права Анна, в его старом задрипанным костюме, в котором он приехал к ней, нельзя было и на порог  появляться этого кабинета», - и Георгий с удовольствием посмотрел на лацкан своего великолепного костюма, купленного Анной накануне первого визита к торгпреду. 
Не очень понимая, зачем он это делает, Георгий все машинально взял, что протянул ему Робинсон, как и две запотевшие, видно только что из холодильника, баночки диетической Кока-Колы.               
     «Пойдемте, пойдемте, Джордж», - вдруг с учтивой фамильярностью м-р Робинсон начал подталкивать его к маленькому диванчику и маленькому  журнальному столику.
   Господин Робинсон со звоном поставил на поверхность столика бутылку, почти толкнул в уютное небольшое кресло Георгия и небрежно произнес.
     «Мне  надо с вами кое-что обсудить, Джордж, - и запнулся, видимо, не найдя подходящего слова, добавил, - посекретничать, я сейчас».
   Георгий приказал себе собраться, уж очень это было для него неожиданным.      
    «А потом, что это их развели с Анной по разным углам? Это было похоже на хорошо отрепетированную сценку. Что еще задумал этот хитрый кролик Робин?»
 Георгий без восторга, который он в других обстоятельствах наверняка испытал бы, рассматривал под стеклом журнального столика плоскую морскую раковину, лежащего на ней засушенного морского конька, веточку красного и черного коралла, какой-то необыкновенный веер, нарушавший океанскую гармонию предыдущих экспонатов.
   Георгий даже вздрогнул, когда м-р Робинсон грохнул на стекло столика блюдо с зеленью, черными испанскими маслинами и жареным миндалем.
   «Гурман, однако», - без одобрения подумал о собеседнике Георгий, глядя на его плотную фигуру и небольшой животик.
   Господин Робинсон наполнил рюмки водкой, подал одну Георгию и как-то пристально посмотрел ему прямо в глаза, пытаясь как будто через них заглянуть ему в душу и успокоился, видимо, увидав то, что хотел там увидеть.
     «Чин-чин, Джордж!» - чокнувшись с рюмкой Георгия, м-р Робинсон лихо опрокинул свою в рот, закрыл на мгновение глаза, смакуя прозрачную горькую жидкость, извлекая из нее так хорошо ему знакомое удовольствие. Он со звоном поставил рюмку на стол и, схватив банку Кока-Колы, с треском продавив ее, хлебнул из нее пару глотков. Взял бутерброд с икрой, бросил на него веточку зелени и лишь после этого вонзил в него зубы, уставившись бесцеремонно на Георгия.
Что оставалось делать Георгию?
               
     Откровения Дэвида               
     - Чин-чин...
     - Дэвид! - подсказал с набитым ртом м-р Робинсон. - К черту этикет, Джордж, мы начинаем игру в сотни миллионов долларов и нам перед началом надо договориться о правилах. Я вижу ты слишком... как это по-русски?
     - Насторожен? - сделал тоже шаг навстречу Георгий.
     - Нет... с иголками... не то...
     - Съежился?
     - Как это? - не понял Дэвид.
     - Закомплексован?
Дэвид перестал на мгновенье жевать и смотрел на Георгия.
     - Сжался?
     - Да, да, пожалуй, расслабься, Джордж, мы ничего подписывать пока не собираемся. Да, я увел тебя от них... нам лучше будет побыть немного наедине, чтобы понять друг друга.
     - Да нет, Дэвид, все О` Кей! Чин-чин, Дэвид, - кивнул Георгий, стараясь показаться спокойным, и почти в точности повторил всю последовательность действий Дэвида только не в такой раскованной манере, которая так свойственна иностранцам.
   Дэвид сделал еще несколько глотков Кока-Колы, доел свой бутерброд, достал пачку сигарет, положил их на край столика, вытянул одну, закурил, откинулся в кресле и вытянул ноги под столом. Сейчас ему было хорошо, и всем своим видом Дэвид демонстрировал расслабленное блаженство и спокойствие, как бы призывая Георгия сделать то же самое.
 Но это было не так. Георгий видел, как слишком часто пульсирует на шее у Дэвида вена, слишком часто затягивается он сигаретой, пальцы очень неспокойно бегали по предметам так и не находя, на чем остановиться. А главное - глаза. Это были не осоловелые глаза, чуть подернутые пленкой, в глазах Дэвида пряталось напряженное ожидание, с неприличной беззастенчивостью они изучали Георгия, рентгенили его насквозь, как будто пытаясь найти ответ на вопрос: можно ли ему довериться? Оправдает ли он возлагаемые на него ожидания?   
     - Что значит мужчину судьба не била! – наклонив голову и скосив взгляд, сказал Дэвид.
     - Это как ты определил, Дэвид? – удивился Джордж.
     - Да хотя бы потому, что ты не куришь!
     - Но как ты должен подметить, не отстаю от тебя по потреблению спиртного!
     - Особо хвалиться нечем, но и здесь я тебя опередил в худшую сторону. А это,  как раз, и определяет сложность прожитой жизни.
 Георгий тянул время, пытаясь понять, какого подвоха можно ждать от этого мистера, но так и не находил.
       «Нет, совсем не зря ты меня притащил в дальний уголок. Ну, давай, начинай! Посмотрим, что у тебя в загашнике!» - посмотрел на Дэвида Джордж.
Он тоже отхлебнул холодной Колы, и Дэвид, наконец, не выдержал.
     - Я смотрю мы с тобой, Джордж, уже не молодые мальчики.
   Джордж чуть не закашлялся от такого вступления, он только и смог ответить:
     - Да, уж.
     - Я женился второй раз, Джордж. Первая жена мне дала... растут две хорошенькие девочки, уже невесты. Вторая мне дала... мне подарила... растет наследник. Ему пока пятнадцать лет. Девчонок я обожаю, ну а наследника, - он и есть наследник. Я им живу. Джордж, а у тебя есть наследник?
    - Сын? Есть.
    - Сколько ему?
    - Двадцать три.
    - Эх, был бы мой старше! - с завистью в глазах произнес Дэвид. - Таскал бы я его за собой всюду, пусть он, как у вас говорят, «набивал бы шишки».
     - Набирался бы опыта.
     - Да, да, Джордж, это очень важно. Пусть учится жизни, чтобы я мог спокойно вручить ему свое дело! Успеть бы.
     - Дэвид, а ты уверен, что сын захочет заниматься твоим делом? - уже с интересом начал расспрашивать его Георгий.
     - Что за вопрос, конечно, это дело всей моей  жизни, - научить его моему делу, чтобы он был классным профи, тогда можно надеяться, что он сделает больше... приумножит отцовский капитал. We must cultivate our garden!*
   
 * Надо возделывать свой сад, - нем. Вольтер.

     - Дэвид, ты не понял вопроса, как ты можешь знать, понравится ли ему твое дело?
     - Понравится, Джордж, понравится! Лет с двенадцати, как только возможно, я его вожу за собой по миру. Он уже знает, как добывают нефть, как ее перерабатывают. Знает работу... технологию фирмы по оживлению отработавших скважин. Не снимает футболку и бейсболку с эмблэмой фирмы. И знаешь, Джордж, что он придумал в последнее время? - глаза Дэвида повлажнели от дорогих ему воспоминаний, и он наклонился к Георгию, - экзаменовать отца решил, стервец такой!
Дэвид откинулся в кресло, трогательно как-то улыбнулся и глубоко затянулся сигаретой, старательно выпуская за свое плечо дым.
      «А ведь помнит, что я не курю», - с удовлетворением подумал Георгий.
       - Так мой стервец чего надумал, - с воодушевлением продолжал Дэвид, - читает сейчас про страны ОПЕК* и делает мне экзамэн: какая страна сколько добываэт нефти.
   
      *Организация стран экспортеров нефти.

Он откинулся в кресло и с удовольствием на миг отдался приятным воспоминаниям.   
     - Джордж, ты женат? - вдруг вопросительно посмотрел на него Дэвид.
Георгий помолчал и решил сказать правду.
      - Женат, Дэвид, но сейчас с женой не живу. 
      - А Эн?**   

     ** Английское произношение имени Анна.

     «Какого хрена...», - успел подумать Георгий, как Дэвид, наклонившись к нему, извинительно положил на его пальцы свою ладонь.
      - Можешь не отвечать, Джордж, я хочу сказать, что не бывает часто, когда близкая тебе женщина... согласна на твои мысли...
       - Разделяет твои убеждения, - помог Георгий
      - Да, именно это я хотел сказать, поддерживает тебя, когда трудно... – Дэвид запнулся, - к тому же, такая очаровательная, - и он, посмотрев куда-то за спину Георгию, видимо, отыскал Анну глазами и еще раз убедился в правильности своих слов. - Да еще и умница. Ты, Джордж, купаешься в счастье! И что интересно, такие люди, как ты, не знают этого. Я желаю вам с Эн, чтобы оно длилось, как можно долго... дольше, я желаю, чтобы удача улыбнулась вам.
  Дэвид бесцеремонно налил Георгию водки, налил и себе, чокнулся и залпом выпил.
     «Вот тебе и замкнутые англичане, которые не лезут в душу с личной жизнью, - пронеслось в голове у Георгия. - Какое ему дело живу ли я с женой и кем мне приходится Анна, - начинал распалять себя Георгий. - И кто просит этого мистера рассыпаться в комплиментах? А уж мои отношения с Анной и вовсе его не касаются! Психолог плешивый!»
     Злость у Георгия получалась какая-то вялая и неинтересная. И чтобы совсем ее подавить, Джордж сказал.
     - Дэвид, я сейчас!
Он встал и направился к тележке. Взял бутылку минеральной воды, ткрыл ее, возвращается к Дэвиду.   
      - Я хочу тебе, Джордж, делать предложение, - чуть подавшись к столику и проглотив остаток бутерброда с балыком, тихо произнес Дэвид. - Скажу больше, мы решили сделать на вас с Эн ставку.
Ругательные мысли Георгия унеслись, как тополиные пушинки с ладони, при июньском ветре, и он не смог сдержать удивления.
     - Да, Джордж, правильно, видимо, я сказал по-русски, - сделать на вас ставку.
     - Мы - это... - начал было Георгий.
      - Это руководство моей компании: президент, Совет директоров, руководство нашего банка, конечно, мой друг Фред, господин торгпред, хотя его убедить стоило гораздо больше сил, чем кого-либо.
Но, Джордж, он знает вашу Россию… с другой стороны…изнутри, он знаком со многими вашими крупными чиновниками и политиками.
Джордж улыбается до ушей.
 Дэвид замолкает.
      - Джордж, я что-то не так сказал?
      - Все нормально, Дэвид, мысль я  понял! Но у нас, обычно, делают ставки на лошадей, на ипподроме!
     - My God! А я был уверен, что правильно говорю. Прости, ну, ты понял! Так, вот, Фред -  спец... по русской душе... его советами очень дорожат наши политики и бизнесмены.
Дэвид смотрит в сторону Фреда. - Это Фред советовал подождать немного, пока настанет... какая-то политическая стабилизация. Но не могу же я, черт возьми, ждать, если другие компании делают риск и начинают свои дела в России.
     - Согласен с тобой, Дэвид, - махнул головой Джордж, глядя на собеседника.
     - Надо быть в числе первых, этому я научился у жизни, хотя в этом и болшой риск. Как у вас говорят, «кто рано встает, тому Бог подает». Каждому следующему будет еще труднее... все труднее разрабатывать свои золотые жилы. Самая главная ставка, Джордж, на тебя и на Эн, на вашу порядочность. Это большой наш риск!
Джордж не может скрыть изумления.   
     - Не подведите меня, Джордж, - совсем тихо, опустив глаза, произнес Дэвид… отвел глаза в сторону и заморгал рыжими ресницами.
Он помолчал.
     - Ты, вероятно, знаешь, Джордж, чтобы дать приличное образование только наследнику надо порядка сто пятьдесат тысяч... а тут еще две девчонки... невесты... им надо хоть что-то из наследства оставить, мисс все же... Дом у первой жены, дом - у второй... их же надо постоянно содержать... не могу же я бросить девчонок. Мне надо поставить их на ноги, хорошо выдать замуж...
   «Ё-К-Л-М-Н! Что он, слезу у меня хочет вышибить?» - почти вслух подумал Георгий.
     - Нет, нет, не жалеть меня... не хочу, чтобы ты жалел меня... я не бедный человек, но по нашим меркам и не такой уж богатый. Конечно, у меня есть акции, я совладелец компании, но если... если наше начинание в России лопнет... тогда я не вручу наследнику свое дело... и скорее... и, наверное... буду много пить и опущусь, как у вас говорят. Это будет финиш... крах моей и не только моей жизни... а главное, я причиню горе любящим меня близким... как это уже случилось с первой женой.
   На Георгия все-таки накатилось чувство жалости к этому немолодому мистеру, и он заерзал в кресле.
     - Пойми меня правильно, Джордж, я решил очень много поставить на твой проект, он очень меня заинтересовал, не скрою, своей перспективностью. Если мы сообща все правильно сделаем... выполним бизнес - план, ты и Эн будете богатыми людьми…
Слышится громкий смех Эн и Фреда. Дэвид и Джордж смотрят в их сторону.
     - И я всеми силами постараюсь, чтобы так оно и было, – продолжал Дэвид. - А если проект по каким-то причинам провалится... для вас это будет обидная неудача, а для меня... ну, ты слышал. Let this cup pass from mi!*

     * Да минует меня чаша сия! –англ. (Библия, Матфей, 26, 39).

     - Для начала я хочу, чтобы у тебя был счет в банке тысяч тридцать-пятьдесят. Джордж, у тебя есть какие-то накопления в зарубежном банке?
     - Нет, - опешил Георгий.
     - Считай, что они уже есть!
     «Да быть того не может, чтобы ты руководствовался только альтруистскими соображениями!» – мысленно насторожился Георгий.   
     - А у Эн?
     - У Анны что-то есть в Лондонском банке, - тотчас мысленно обругал свое недержание Георгий, поддавшись откровенности Дэвида.
     «Черте что и сбоку бантик! Вытащил все-таки!»
     - Я знал, что Эн умница, - успокоил его Дэвид, - и ей тысяч тридцать дополнительных не помешают. Нет, нет, Джордж, - неправильно поняв недоумение Георгия, выставил руку Дэвид, - это не взятка. Мы не собираемся покупать никакие секреты вашей компании. Во всем цивилизованном мире это нормальная плата...
Джордж не может скрыть своего изумления и смотрит, не понимая, на Дэвида.
     - Это комиссионные за обеспечение крупных заказов, тем более, что речь идет о двух фирмах: нашей и другой дружественной нам фирме, с которой мы ведем дела уже более пятнадцати лет и которая занимается нефтепереработкой.      
     - Но, Дэвид…- начал было Джордж, но тот остановил его, подняв ладонь.
     - Я переговорил с ее руководством, и оно загорелось поставить вам нефтеперерабатывающий завод на очень выгодных для вас условиях. Я убедил руководство, что им очень важно, как и нам, внедриться на рынок России. К тому же с этой фирмой мы делим финансовый риск. Возьми свои бумаги на столе, - и Дэвид кивнул на стол, где Анна оставила свою папку, - и давай сверим цены на основные комплектующие нефтеперерабатывающего завода в твоем проекте.
     - Я их помню, - ответил Георгий.
     - Вот так! - не удивился Дэвид. - Вот что значит настоящий профи, - больше для себя ответил он, вынимая из бокового кармана электронную записную книжку.
   Для подстраховки Георгий все же пошел и принес папку.
  И Джородж после тщательной сверки убедился в правоте Дэвида.    
   - Ну, так что? - торжествующе спросил Дэвид, - как предложение? Вот они ваши сто тридцать тысяч долларов!
     - Если бы я не знал о репутации этой фирмы, я посчитал бы это блефом, - ответил Георгий.
     - Репутация этой фирмы отличная... не погрешимая, как и нашей, о чем вы прекрасно знаете, - укоризненно вставил Дэвид.
     - Да, - воскликнул Георгий, - но я же почти согласился с  предложением по строительству перерабатывающего завода от той фирмы! Как же я буду пред нею выглядеть?
     - Ты не порядочный человек, Джордж, - хитро улыбался Дэвид, - а до... до…много порядочный! Вы что подписали с этой фирмой договор?
     - Нет пока, - сконфузился Георгий.
     - А может, вы протокол о намерениях подписали? 
     - Только готовимся, но вот прайс - лист от фирмы мы уже получили, - ткнул Георгий в лежащий факс, - и договорились на днях сесть за стол переговоров.
     - Ну, тогда, можэт быть, эта фирма пообещала вам снизить, до наших, цены на комплектующие? Или открыть вам счет заграницей? - продолжал издеваться Дэвид.   
Георгий молчал.
     - Джордж, - доверительно дотронулся до руки Георгия Дэвид, - это бизнес, и поверь мне, - это честный бизнес. Зачем же отказываться от более выгодного предложения? У нас так про это говорят: «Кто опоздал, тому выражают сожаление». И у вас что-то похожее есть, ну, как это...
     - «Кто не успел, тот опоздал», - вспомнил Георгий.
   Дэвид, не поняв выражения, пожал плечами.
     - Повторение какое-то. В этом повторении есть, очевидно, какая-то... какая-то острая мысль…
     - Ну, что вы, Дэвид....
     - «Ты»... Джордж, давай окончательно договоримся в этой обстановке говорить друг другу – «ты». Вот еще, чем русский выигрывает по сравнению с нашим, - у вас есть слово означающее более близкое, более доверительное отношение.
   Дэвид снова наполнил рюмки, Георгий покосился на него. Дэвид улыбнулся.   
     - Ты же сам, Джордж, знаешь, что «truth comes out of wine!»* Тебе же со мной пьяным проще, а ты меня предупреждаешь. Все О`Кэй, Джордж! Все в порядке.

     * Истина в вине, в значении: что у трезвого на уме, то у пьяного на языке, – поговорочное выражение «вино и правда» засвидетельствовано уже у древнегреческого поэта Алкея (VI в. до н. э.).
 
  Чтобы мне нагрузиться как следует, мне одному надо выпить эту бутылку.
Все под контролем! – благодарно похлопал Дэвид по руке Георгия.
     - За до-ве-рительные отношения в честном бизнесе! – поднял он рюмку.
   Дэвид чокнулся, опрокинул рюмку в рот и прикрыл глаза.
   «Лихо у Дэвида получается, - подумал Георгий, опорожняя свою рюмку, - ему так не научиться. Но Дэвид просто слабак по сравнению с Гафаром».
     - Дэвид, а вопрос можно?
     - Любой, - благожелательно глядя на Георгия, позволил Дэвид, открывая глаза.
      - Почему ты все-таки предлагаешь открыть нам с Анной счета, хотя мы еще ничего полезного для фирмы не сделали? И мало ли что может случиться на таком долгом пути? А потом, Дэвид, я слишком дорого ценю свою свободу, когда я никому и ничем не обязан.
     - Мой Бог, я этого боялся больше всего, - Дэвид положил ладонь на руку Георгия, сочувственно смотря ему в глаза. – Ты, наверное, остался один… правильно сказать, последний из российских чиновников, который не доволен… оскорблен этим. Джордж, помни, этот счет тебя никак не связывает. Ты по отношению ко мне всегда поступай, как подсказывает тебе твоя совесть.
   Они помолчали.
     - Не скрою, вы у меня поначалу вызвали большое недоверие... меня очень... насторожили вначале нашего знакомства, и я начал о вас нехорошо думать.
    Но потом, когда я летал в Сибирь, а вы работали с мистером Вилсоном и его командой три дня над договором, о чем меня  регулярно держали в курсе дела, я ничего нехорошего... неразумного... в ваших предложениях не увидел. Да, они показались нам сначала очень непривычными, но ни разу я не усмотрел, чтобы вы стремились к собственной выгоде за счет обмана, за счет наших интересов. Вы всегда были откровенны. Больше всего ваши предложения смущали своей грандиозностью и риском. У нас так не принято. Но чем больше мы их анализировали, тем больше приходили к выводу, что это практически оптимальный вариант. А риск, в конце концов, всегда выше там, где выше прибыль.
Дэвид замолкает, держит важную паузу.
     - Но есть одно «НО», которого мы больше всего боимся и которое лежит за чертой... за пределами ваших возможностей.
     - Политическая ситуация? - подсказал Георгий.
     - Да!
   Георгий развел руками.
     - Мы рискуем здесь почти так же, как и вы.
     - Ну, Джордж, Джордж, согласись, что это не так, - укоризненно покачал головой Девид, дотрагиваясь до руки Георгия.
     - Соглашаюсь, соглашаюсь, - сдался Георгий.
     - Давайте подумаем, как повысить гарантии наших инвестиций, это же будет справедливо, - настаивал Дэвид.
      - Вы это завязываете с условием кредита? - так и не дождавшись желанного слова от самого Дэвида бросил кость Георгий.
   
    
     И все – таки, - кредит $50 миллионов               
     - Да. Прорабатывается кредит, Джордж, - пятьдесят миллионов на три года под семь процентов годовых. Мне Фред сказал, что никто ткие болшие льготные условия еще не предлагал частным компаниям.
   И Дэвид ожидал увидеть на лице Джорджа радостное изумление. Но Георгий не оправдал его надежд.
     - Были, были подобные. Были и на пять лет, как мы просим.
     - Поверь, Джордж, на пять лет - это невозможно! Более того, мы просим гарантий на уровне вашего Правительства.
     - Но соглашения-то между частными компаниями! - горячо возразил Георгий.
     - Но недра принадлежат пока государству? Экономике России только на пользу, если основные фонды будут обновляться за счет зарубежных инвестиций!
     - А как же, Дэвид, насчет отдачи половины кредита в три года, а оставшуюся часть в последующие два - нефтью или бензином?
     - Не получится, Джордж, не получится. Тем более мы еще не уверены в объеме работ, да и есть вопросы.
     - Залегание пластов? Давления?
     - Да, Джордж, да, ты, видимо, хороший спец, ты правильно мыслишь, и сам знаэшь, что мы используем гидроразрыв пластов, обезвоживание. Правда, сейчас пытаемся применить еще кое-что, но это надо слетать на ваше месторождение, чтобы оценить, возможно ли это применять для ваших условий.
     - Послушай, Дэвид, есть еще одна возможность ускорить возврат ваших капиталов.
     - Какая же?
     - Выбить нам экспортную квоту на бензин и нефть. Бензин особенно после переработки на вашем заводе будет отвечать всем экспортным качествам, ну а нефть - ты уже знаешь какая.
     - О-о, Джордж, боюсь что мы попадем на вашу... на чиновничью карусель, - это большие взятки, большая потеря времени. Эти чиновники убивают инвестиционный климат в России.
   «Не бери в голову, смажем, чтобы быстрее вертелась!» - мелькнуло у Георгия, но у него вылетело другое.   
     -  Да, Дэвид, they taken bigger bribes than their rank entitles they to! They know not what they do.*

       * Они не по чину берут! Не ведают, что творят! – англ.

Ну, Георгий! Автор впервые от тебя слышит слова, покрывающие российских чиновников. Ты же сам хорошо знаешь, – плевать хотели они на инвестиционный климат в России. Главное – урвать!

     Да, - продолжал Джордж, - но если бы удалось выбить квоты, вы практически сразу бы начали получать расплату за кредит нефтью, а через пару лет, - отличным бензином!
     - Хорошо, Джордж, я посоветуюсь с Фрэдом, он мастер нажимать на бюрократические рычаги и имеет большие связи в разных кабинетах. Наверное, в этом предложении есть смысл. Да и нашего компаньона по нефтепереработке может заинтересовать ваш бензин, у него всегда были покупатели. Но, Джордж, цены на нефть и бензин должны быть ниже, чем на NYMEX**

     **Нью-Йоркская товарно-сырьевая биржа.

     - Не сомневайся, Дэвид, будут ниже.
     - И чем они будут ниже, тем больше будет сумма на твоем заграничном счете, - с улыбкой пристально посмотрел на Георгия Дэвид.
   Георгий смутился:
     «Смотри-ка, а ведь хочет купить вместе с потрохами, капиталист хренов!», – мелькнула нехорошая мысль.
     - А что касается Сибири, - заверил Джордж, то мы слетаем туда в ближайшее время. Давай, Дэвид, тогда подведем черту под тем, что нас сейчас объединяет.
     - В ближайшие десять дней, Джордж, мы вместе летим в Сибирь и на месте смотрим условия. Там я получаю документ от компаний на их готовность внедрять наши технологии.
     - Двадцать скважин для начала вас устроит, Дэвид? У нас фактически есть больше, но, боюсь, не успеем оформить документы с нашими бюрократами.
     - Только для начала, Джордж. – Дэвид хитро взглянул на Джорджа и с усмешкой подколол, - а как насчет обещаний сорока скважин?
     - А если пятьдесят, - хитро посмотрел Георгий, - то предоставите кредит в тридцать миллионов на три года и двадцать - отдачей бензином на четвертый и пятый год?
   Дэвид засмеялся и потянулся к бутылке, Георгий, улыбаясь, смотрел на него.
     - Прессуешь, Джордж! - предлагая Георгию бутерброд, смеялся Дэвид.
     - И то, правда! Дожимаю, дожимаю! – смеясь, не отказывался Георгий.
«Ого! – удивился мысленно реакции Дэвида Георгий, - а как живо отреагировал!»
     - У нас еще остается открытым вопрос о стоимости внедрения технологии на одной скважине. А потом, гарантия Минтопа будет?
     - Будет! - уверенно сказал Георгий, вспоминая нахальные интонации сибирского «Головы».
      И, уже чокаясь, Дэвид предложил.
     - Давай слетаем на место, посмотрим фактическое залегание пластов, увидим сколько скважин предлагают, а потом вернемся к этому вопросу. To every thing there is a season.*

      * Всему свое время.

   - Договорились! - согласился Георгий, - обязательно слетаем, немедля!
И они осушили очередную.
     - Дэвид, я тебя хотел спросить, а бывало в твоей практике, когда вы не могли реанимировать заглушенную скважину, ранее дававшую неплохой дебит?
         - The barren fig tree?** Бывало, Джордж, все бывало!

    ** Бесплодная смоковница, (Библия, Матфей, 21, 19)

     - Я не понял, Дэвид, объясни.
     - Нет плодов… на дереве. – Такое нечасто, но бывало, что нефть находила себе новые горизонты и уходила из старых. Подземные пласты живут своей жизнью, да и ты сам это знаэшь.
Дэвид отправил в рот пару зеленых маслин.   
     - А, все-таки, Дэвид, почему вы хотите открыть нам с Анной счета в заграничном банке? – Георгий, стараясь не глядеть на Дэвида, заинтересовался балыком.
     - Даже возвращение к этому вопросу – перекатывал во рту маслинку Дэвид, - говорит, что ты и Эн порядочные люди и не избалованы взятками. Вы профи в своих делах, вы на руководящих должностях и, как мы поняли, с вашим мнением очень считается самое верхнее руководство. Вы инвестиционная компания пока с небольшим капиталом, а главное, у вас хорошие связи с нефтяными компаниями. Если все, что вы предлагаете, подтвердиться в Сибири - вы очень ценные для нас, вы для нас находка. На вас показал the finger of God.***
 
      ***Перст Божий.

 Дэвид насмешливо посмотрел на Георгия: «Ну, чего еще не ясно?» - читалось в его взгляде.
    «Да чего уж там, - тоже мысленно ответил Георгий, - подкупил своей откровенностью начисто!»
    - Джордж, пойдем присоединимся к остальным, а то Фред уже подает мне
знаки.
    «Ну, что же, - подвел про себя раунд Георгий, - для начала не так плохо, надо ценить то, что имеешь».   

     Подписание Договора о намерениях               
За общим столом подписали окончательно договор о намерениях с замечанием Дэвида и обсудили два варианта договора.
    - Когда подпишем основной договор, время будет работать на нас, - уверенно сказала Анна, обращаясь к торгпреду.
     - О-о! Уже работает! Time is on our side!* - поддержал торгпред

     *Время работает на нас!

Сherchez la femme!** - на чистом французском произнес торгпред, не переставая смотреть на Анну глазами тетерева – петушка на току. – Вы сегодня перевернули смысл этой французской поговорки Дюма-отца:


      ** Ищите женщину! – фр.

Анна высказала уверенность, что кредит в пятьдесят миллионов с отдачей двадцати миллионов нефтепродуктами в течение пяти лет позволил бы получить и экспортную квоту, и гарантии Правительства. М-р Робинсон улыбался и крутил головой.
Анна по виду мистера Робинсона и Георгия поняла, что мужчины о чем-то договорились и не стала развивать тему. 
   Настроение у всех было приподнятое. Опять выпили за успех общего дела и расходились почти единомышленниками, работающими в одной команде.
Анну и Георгия провожали до машины, и условились созваниваться не менее одного раза в три дня, информируя друг друга о выполнении намеченного плана действий. Окончательное подписание договора наметили через две - три недели. И уже на пороге торгпред, приблизив губы к уху Анны, тихо выболтал тайну о своем друге:
     - Мистер Робинсон, как истинный ирландец, обещает медленно, выполняет быстро.
     - Русские тоже медленно запрягают, но едут очень быстро, и, порой, не смотрят на дорогу! - доверительно отвечала Анна. 
Торгпред и Анна смеются.

     Нежданный визит Председателя
      - Аннушка, - голосом секретарши шефа говорил телефон, - надеюсь, что ты уже выздоравливаешь. Первому заму срочно понадобились материалы, что у тебя в сейфе. Сама знаешь - конец месяца. В десять утра он надеется их получить. Загляни на пять минут и ко мне - обменяемся новостями.
     - Ой, мамочка, - вырвалось у Анны, - я про них совсем забыла!
Ну, вот, придется ехать на работу. А как же не хочется, - лениво потянулась она. - Действительно, как я могла про них забыть? Это случилось, потому что я тогда так стремительно убегала. Ничего не поделаешь, возьму все материалы по заключению, поработаю немного у себя в кабинете. 
Если что «загорится» - звони! – обратилась она к Георгию.
     - Договорились! - уже из кухни ответил Георгий. – Главное не мандражируй, прорвемся! И помни, - здоровье не купишь!
Анна приехала на работу, отдала первому заму бумаги из сейфа, договорилась с Генриеттой, чтобы шеф не разнюхал о ее прибытии, и села, наконец, за корректировку проекта договора, но минуту спустя вздрогнула от стука в дверь кабинета. Она помедлила с разрешением, уж очень необычный был стук, но за дверью раздалось нетерпеливое:
     - Можно вас побеспокоить немного, Анна Владимировна?
   В дверях стоял Председатель Совета директоров, – статный, высокого роста, с седой прядью и седеющими висками брюнет с надменным лицом горца княжеских кровей.
 Анна, не веря своим глазам, даже не ответила, что совсем не смутило Председателя, который уже входил в ее кабинет и с интересом оглядывал обстановку.
  «Уму непостижимо! Это чем же она обязана?» - мелькнуло у Анны.
     - Вот здесь и работаем?
     - Да… - не отошла от неожиданности Анна.
   «Вот уж ни сном ни духом не ведала, что занесет к ней такую птицу, - в ее голове быстро прокручивалась мысль, - не случайный визит, конечно, не случайный. Шеф! Шеф, поганец, уже успел настучать! Ну, конечно, время у него было! Так, готовься, Анна, ничего хорошего не жди!»
     - А довольно скромненько здесь у вас, я бы сказал даже не соответствует вашей значимой фигуре в компании.
   Председатель измерял шагами кабинет, гладил рукой шкаф, холодильник, полки, сейф, провел пальцами по столешнице другого стола, стоящего торцем к столу Анны, посмотрел на пальцы – нет ли пыли, подошел к окну, поглядел на дворик компании и попросил.
     - А хозяйка сесть в кресло предложит?
     - Садитесь, - предложила Анна.
     «И чего его занесло к ней, что не мог уж разборку устроить в кабинете у шефа? Что-то не сходится, слишком большая честь для нее его визит».
     - Да, верно, не к каждому заглядывает Председатель, не к каждому.
   Анна, пораженная его фразой, в изумлении подняла глаза.
   Председатель подошел к краю ее стола внимательно осмотрел его, зачем-то погладил вмятину.
     - Здесь? - вдруг спросил он и посмотрел на Анну, улыбаясь.
     - Что здесь? - растерянно подняла глаза Анна.
     - Здесь вы разбили о воображаемую голову шефа бутылку?
   Анна вспыхнула от стыда за свой поступок, от злости на этого идиота шефа и на этого лощеного господина, который пришел явно для оргвыводов.
   «Ты смотри, настучал все-таки дятел! – возмутилась про себя Анна недержанием шефа. – Так вот, оказывается, где причина визита! Дернул же ее черт за руку с этой бутылкой! А она-то, самоуверенная дура, надеялась, что и в этот раз пронесет. Ну, как же, сейчас начнутся разборки!»
     - Послушайте, Борис Ефимович, действительно, для меня много чести услышать из ваших уст слова: «Вы уволены». А потом, Антону Евграфовичу было бы самому мне об этом сказать намного приятнее.
     - Да, ну? – удивился Председатель. - Может, расскажете причину, из-за которой все это произошло? - Почти сел на край соседнего стола Председатель, пристально глядя на Анну.
   «За кого он меня принимает? Неужели и впрямь она похожа на сплетницу?»
     - Вы, похоже, все узнали даже до таких мелочей, и мне повторять нет никакого смысла.
     - Но мне хотелось бы услышать из ваших уст. Audiatur et altera pars*. Я никогда не нарушал своего принципа - во всех глобальных конфликтах разобраться лично.
   
       *Следует выслушать и другую сторону, лат.

     - Я сказала, что не желаю это пересказывать, а потом, это уже не имеет никакого значения.
     - Нет, вы только поглядите? – удивился Председатель. - И вам все равно, как это преподнес ваш шеф?
   «Нашел, кем пугать!» - с презрением взглянула Анна на Председателя.
     - Абсолютно, я от этого хуже не стану.
     - И все равно, что о вас подумает Председатель?
     - Теперь уже, да!

       «Вы верите в свою незаменимость?»   
     - А вы знаете, что бывает с теми, кто устраивает бунт на корабле?
  Председатель еще раз погладил злополучное есто и посмотрел на Анну.
     - Я прочитал на вас характеристику и поразился: шесть лет в компании, три начальника и не одной плохой черточки. И даже ваш шеф в аттестации за год не увидел ничего отрицательного. Не правда ли, исключительно хороших людей просто не бывает? А что вы могли бы сказать плохого про своего шефа?
     - Мне не дано такого права, поэтому я не собираюсь этого делать. Борис Ефимович, вам не жалко на меня тратить свое драгоценное время?
      - Вы верите в свою незаменимость? В наше переломное время? Когда пятьдесят процентов топ-менеджеров готовы устроиться и на тысячу долларов в месяц?            
Помолчали. 
     - За шесть лет такая замечательная карьера, - будто не слыша реплики Анны, продолжал Председатель, - а вам не жалко ее перечеркивать?   
     - Жаль, но у меня нет выбора. Считайте, что я жалею.
     - Ну, положим, вы не хуже меня знаете, что выход всегда найдется. А вы знаете, Анна Владимировна, почему бы я, грешник, оставил бы вас в нашей «стае»? - Председатель вопросительно посмотрел на Анну и, не дождавшись ответа, сам же и ответил. - Потому что у вас хороший нюх на добычу, которую можно завалить. Вроде бы кругом всяких травоядных много, но ведь за некоторой приходиться изрядно погоняться, прежде чем ее завалишь.  А бывает, как не раз случалось с нашими горе-советниками, мы оставались и с носом.
     «Так оно и было!» - недобро мелькнуло в голове Анны.    
     - Или того хуже, а то и с побитым, - не выдержала Анна и в сердцах обругала себя, за то, что подлила масла в слабо тлеющий огонек.
     - Да, знаю, знаю, на что вы намекаете, «а то и с побитым». Так вас Анна Владимировна, выгодно держать в стае еще и потому, что вы хороший охотник. И не просто охотник, в отличии от других, вы не бросаетесь на каждую мелочь, как некоторые. Вы, я бы сказал, специалист по крупной добыче, не каждому это дано, а, следовательно, и приносите всей нашей стае долгую сытую и бесхлопотную жизнь.
   «Да-а, вот это осведомленность! Нет, вы только подумайте, какая информированность о ее деятельности?» - с удовлетворением отметила Анна. -  Хочет подсластить горькую фразу!»
Председатель встал, подошел к окну и посмотрел во дворик. Потом повернулся к Анне.   
     - А не кажется ли вам, Анна Владимировна, что у некоторых охотников в нашей стае нюх уже не тот, да и силы не те, как раньше?
     - Это пусть вожак решает.
     - Но вы же должны знать, что если «такой» появляется в стае, то он становится ей обузой. В лихие времена, как сейчас, стая не может себе этого позволить. 
     - Эта участь, в конце концов, постигнет всех, не значит же, что надо прикончить ослабевшего!
     - О-о, Анна Владимировна! Эти сентиментальные штучки очень вредны стае! – в голосе вожака послышался грозный рык. - Ха, ну и философия! Ослаб или ранен, как бы поделикатнее сказать, стая - не собес, я не советую вам иметь такие мысли. Не нравится мне, Анна Владимировна, в вас ненужная жалость к «Графу», так кажется, вы за глаза называете своего шефа? Что, жалко старика? Не хотите добивать своего шефа?
     - Я не...
     - Думаете, эти человеческие качества вас красят? - перебил ее Председатель. - Может быть, кто-то на моем месте и отметил бы их у вас, как положительные, но только не я. И если я буду предлагать вас… то я высыплю еще не одну вашу «положительную» черту и потребую в самый короткий срок избавиться от них. Я ревниво буду следить за вами, и говорю сразу: не исправите за полгода - расстанемся с вами без сожаления! О` Кей?
   Анна с изумлением смотрела на Председателя, не понимая, какую околесицу тот несет.
   «Как, как он сказал? - пыталась она прокрутить обратно его фразу, - «буду предлагать вас??»
И у Анны чуть не сорвался с губ вопрос, и только в последний момент она не решилась его озвучить, вспомнив, почему-то на английском, предостерегающую народную мудрость: «Don`t trouble trouble until troble troubles you».*

      *Не тревожь беду, пока беда не потревожит тебя. 

    - Мне долго объяснять вам, почему это надо сделать, я не смогу позволить себе роскошь заниматься вашим воспитанием и старательно взращивать вас в стае, я доверяю только себе и руководствуюсь той школой, которую прошел сам. Вы должны уже из своего жизненного опыта вывести, что homo homini lupus est.** Из каждой раны, из каждого перелома, которые я получал в схватках, я делал выводы.

   ** Человек человеку волк, - лат. Плавт-Тит Макций, ок. 184 г. н. э., римский комедиограф.

У меня не появились еще вот эти залысины, а я уже научился не наступать на грабли дважды. Я научился бить первым, а это для гроссмейстеров большое преимущество, право первого хода, если вы хоть немного смыслите в шахматах. Мне перед вами нет никакого резона рвать на себе рубашку и показывать, какой я хороший. Хороших Председателей не бывает! Если кто-то хороший человек, то никогда не поверю, что в его компании или в банке,  где он занимает руководящую должность, успешно идут дела. Это говорю вам я, сожравший не одного директора и президента.
 После секундной заминки, он хотел сказать ей что-то другое, но продолжил.
     - Я спал и буду спать спокойно. И пусть слюнтяи мучаются угрызениями совести, их удел - быть разорванными в очередной схватке. А я от крови врага матерею и становлюсь только сильнее. Я свой выбор сделал! Мой рай здесь! – и он почему-то показал на портфель с ее документами.
    - И не хочу заглядывать уж очень далеко, а на ближайшие пять лет мне надо держать клыки острыми, живот поджарым, глаз зорким, а тело жилистым, вот, как сейчас.
   И Председатель, вдруг оскалившись, подался на Анну и злобно зарычал. Анна в ужасе отпрянула от него и чуть не вывалилась из кресла. Председатель довольный произведенным эффектом рассмеялся.
    - Ну, знаете ли, я вам... я вам… не шавка, чтобы на меня рычать, - еще с испугом в голосе сказала Анна. – А я, наивная, еще удивляюсь, почему у шефа повадки бульдога?
     - Все, все, больше не буду, - улыбался Председатель, - это была неуместная шутка, прошу прощения! А насчет шефа вы интересно подметили! Все! Давайте поговорим серьезно.
      - А если серьезно, то я вам заявляю то же, что и президенту: если президентский совет не поддержит мое заключение, то я в компании не останусь! Да что там, я поняла, что дело уже решенное. 
  Вот только господин президент не сказал, кому сдавать дела. Может быть, вы пришли сказать мне это?
     - Ну, сначала уточним. Ваш с шефом проект одобрен. А вот другой… Да, у вас правильные сведения. Президент на совете решил ваш Альтернативный проект положить под сукно до лучших времен.
     - А вы сами-то его смотрели, Борис Ефимович?
     - А зачем? Я президентскому совету доверяю.
     - И что, вы обоснования отклонения моего проекта видели? Моего с господином Ипатьевым?
     - А-а, у вас там какая-то команда работает, эксперт какой-то... еще не видел, завтра на Совете директоров президент доложит. Да там все ясно, как сказал президент, прожекты далекие от реалий, а нам, Анна Владимировна, надо делать деньги сейчас, завтра будет поздно!
   «Ни фига себе, - подумала неприязненно Анна, - Председатель даже и про эксперта знает! Подробно, видно, его информировал «Граф». Трепло он, оказывается, порядочное! А Председатель - еще тот конспиратор!»

     Удача «нахрап» любит
     - А для чего вы все-таки пришли ко мне, Борис Ефимович?
     - Да я же вам сказал, Анна Владимировна, узнать суть конфликта между вами и вашим шефом, ведь жалко с вами расставаться, с таким положительным во всех отношениях работником, - и он с ухмылкой пристально посмотрел на Анну.
     - А вместо сути конфликта не хотели бы вы увидеть собственными глазами суть нашего проекта, что, собственно, и явилось сутью конфликта? Мы столько времени уже потратили с вами на пустые разговоры! Ну, еще семь минут, из первых рук?
 Председатель неуверенно взглянул на часы.
     - Семь, - и ни минутой больше!
     - Эх, - с сожалением сказала Анна, доставая из портфеля материалы, - это очень мало, а было бы пятнадцать! Хорошо, попытайтесь понять хотя бы смысл предложений.
Председатель с кривой усмешкой взял папку и углубился в бумаги.
   «А вдруг? – подумала Анна. – Удача нахрап любит».
Через семнадцать минут зазвонил мобильный у Председателя, и он срочно уехал на биржу ценных бумаг. Отдавая папку Анне, он сказал только одно слово:
     - Занятно.
Все это время, работая над своими документами, Анна боковым зрением наблюдала за каждым движением Председателя, за тем, как он хмурил лоб, затем, как вползало на его лицо нескрываемое удивление, за тем, как он возвращался к уже просмотренным листам. По всему этому Анна поняла, что Председателя не оставило равнодушным их с Георгием Заключение на Альтернативный проект.
   «Дай-то, Бог! Лишь раз, единственный раз, когда зазвонил его «мобильный», он пристально глядел на нее, она это кожей чувствовала. И надо же, не проронил ни единого слова, конспиратор несчастный, кроме одной фразы в самом конце, а ведь мог бы что-нибудь и сказать на прощание, ведь успел просмотреть, наверное, все. Вот и думай теперь, какое мнение у него сложилось в его разумной голове. Но она достучится до его сознания, чего бы ей это не стоило!»
     - Какая я все-таки молодец, что захватила все, все бумаги, ну, просто, как чувствовала! - хвалила себя вслух Анна, собирая разложенные бумаги по всему столу.
Она снова вспоминала, как менялось выражение лица Председателя от: «Ну, что там у вас, давайте побыстрее!», до: «Как? И Договор о намерениях уже подписан?» И проект договора с английской компанией уже завизирован?»
   А этот Председатель - тот еще волк! Уж на что шеф скрытный хорек, а этот и вовсе совершенно непроницаемый. Хоть бы два слова! Хоть бы намек? А то думай теперь: убедила его или нет? А ведь молва за ним ходит, что сильно башковитый мужик от природы, что-то заканчивал и все с красными дипломами. И Вадим в свое время говорил, что все в Совете директоров безоговорочно признают его авторитет, и, что он редкостный асс на рынке ценных бумаг, и нажил себе там баснословные деньги. У него крепкие связи со многими сильными фигурами. К его советам прибегают могущественные люди в администрациях Премьера и даром, разумеется, он их не дает. Да, Бог с ним, ей с Председателем детей не крестить!  Ей бы проект Георгия пристроить. А все-таки, что он от нее хотел? Неужели снизошел до того, что решил у нее проверить шефа? Может быть, она и вправду дуреха, что не сказала какой упертый у нас президент? Нет, правильно сделала, что не опустилась до уровня падения Графа. Трепло он, хуже последней бабы! Послушать бы в каких красках он ее изображал! Ой, как правильно она сделала… обнаглела и настояла просмотреть их Заключение. Что может быть лучше представившейся возможности показать Председателю выгоды проекта Георгия? Да еще наедине, когда никто не подначивает!               
Ох, какие же мудрые слова в той книге: «Стучи и тебе откроется»!* Ну, а проникся Председатель или нет - зависит от его предубеждений. И от ее логики. От их логики с Георгием, изложенной в Альтернативном проекте. Да, шансов мало. Но надежда умирает последней.   
 
     *Анна имела ввиду книгу книг - Библию. Какие простые строчки, а запали в душу. И когда только выпадало у нее время листать ее?
 
Дома за вечерним чаем Анна поделилась с Георгием своим разговором с Председателем, и Георгий горячо одобрил ее настырность в ознакомлении Босса с их проектом.
     - Не знаю, насколько умный ваш Председатель, но ты у меня умница! От того, что он теперь все знает из первых рук, нам хуже не будет. Мы, Анна, развиваемся теперь по своему плану. Даже если будет что-то не так, ты не расстраивайся, приезжай, дома все обсудим. Наконец-то, ты сподобилась сказать «Графу»: «нас теперь не остановить!» Вот теперь все окончательно выяснится, можно ли с твоими учредителями варить кашу? А то мы находились в двусмысленном положении буриданового осла.**

     **Осел, умерший от голода, потому что не смог решить, находясь на одинаковом расстоянии от двух пучков сена, к какому из них подбежать. Вероятно, Георгий имел ввиду компанию Анны и компанию конкурентов. 


















Глава 10. Совет директоров в Метрополе. Свершилось.
 
     - Послушайте, Борис Ефимович, куда это вы меня привезли, это же «Метрополь»!      
     - Разве? - делано удивился Председатель, - а я думал, что это «Кресты»!***

      ***Известная тюрьма в центре Москвы.
 
     «Ну, вот, оказывается они все актеры», - подумала Анна, вспоминая реверансы шефа.
     - Нет, я дальше никуда не пойду, пока вы не объясните в чем дело! Я вам не собачка на поводке.
     - Анна Владимировна, на нас уже поглядывают, как на ссорящихся любовников, не ставьте себя в двусмысленное положение.
     - Пока вы мне не объясните, что вы задумали, я не сдвинусь с места!
     - Какая же вы и впрямь упрямая, однако! - сказал Председатель, что-то отыскивая глазами.
     - Ну, вот же! - закричал обрадовано Председатель. - Узнаете? Это машина вашего шефа! А вон машина Вадима Сергеича! Да, вижу, все здесь в сборе! Вы нам позволите провести Совет директоров и ваш доклад на нем в этом уютном заведении?
     «Ой, - простодушно мелькнуло у Анны, - я об этом даже не подумала!»
    - Так можно или как? – ехидно смотрел на нее Председатель. - Вот и договорились! - глядя на изумленное лицо Анны, поставил он точку.
Председатель так же властно довел Анну до раздевалки, где она позволила ему снять с себя плащ.
   
   «Какой здесь Совет? - начинала злиться Анна, - он что...»
Они подошли к двери, Председатель остановился у нее, и стоящий возле двери служитель заведения услужливо ее распахнул, пропуская Анну и ее спутника в зал.
   Анна зажмурилась от ярких сверкающих хрустальных люстр, бра и на секунду задержалась в дверях, пытаясь отыскать хоть одно знакомое лицо, и в первый момент так и не увидела.
Сидящие за небольшим прямоугольным столом, находившимся почти посередине зала, дружно встали и приветствовали вошедших аплодисментами.
     - Это вас приветствуют, Анна Владимировна! - прокричал тоже аплодирующий Председатель, перекрывая хлопки, учтиво подталкивая ее вперед.
   Поддерживая Анну под локоть, он провел ее к столу и усадил по левую руку от себя, сам встал в торце.
     - Вы знаете, почему я усадил вас по левую руку? – наклонил он голову к ее уху.
     - Нет, - простодушно взглянула на Председателя Анна.
     - Потому что по правую руку сидит тот, кто продаст меня. А я не хочу, чтобы это были вы. Тогда я, как и Он, - и Председатель поднял глаза к потолку, - не переживу*.
   
     * Конечно, Анне сейчас было не до аналогий с Тайной вечеря, где по правую руку от Спасителя сидел Иуда, который своим поцелуем продал Учителя за тридцать сребреников. Евангелие от Марка. (14: 39-46).

  Анна молча смотрела на него и ничего не понимала. 
     - Я думаю, что потом поймете, - подбодрил ее улыбкой Председатель.
Осмотревшись, Анна узнала всех четверых членов Совета директоров, а среди них и Вадима. Двух она уже знала по имени отчеству, а двоих один раз только и видела раньше.
     «О-о, - удивилась она про себя, - а за другим торцам стола сидит шеф! Это что же, уж, не на день ли его  рождения она попала? Вроде бы весной его день? А с чего это он такой нахохленный и кислый? Так они тут, оказывается, и до нее «посидели», - глядя на красные физиономии и на стол, с еле заметными следами предыдущей трапезы, подметила Анна. - Им перед ее приходом, очевидно, поменяли приборы».



     Передача символов власти Анне
     - Так, у нас всего будут только два, как обычно, тоста, - что-то веселое напомнил присутствующим Председатель, потому, как все дружно захохотали, - но перед первым, я попросил бы передать вас, господин бывший президент, символы власти новому преемнику: Скипетр – ключи от президентского сейфа и Державу – печать компании.
   Анна, ничего не понимая, смотрела, как шеф встал, достал из кармана пиджака знакомую Анне печать и положил ее на стол. Потом из кармана брюк вытянул на длинной толстой серебряной цепочке кожаный мешочек, постоянный предмет хохм, анекдотов и всяких скабрезных шуток в компании, и, кряхтя и морщась, отстегнул от брелка со связкой ключей ключ от сейфа. Потом шеф подошел к Анне и протянул свою ладонь с символами власти.
     - Вручаю! - вымученно улыбнувшись произнес шеф, почти силой вложил их в ладонь Анны и поплелся на место. Анна ощутила его потную безвольную ладонь и слегка поморщилась.   
     - А могли бы и потеплее поздравить, - укоризненно заметил Председатель. - Ну, да ладно, мы сейчас это поправим! 
   Анна переводила взгляд с ключа, с печати на своей ладони, на Графа, потом на Председателя, пытаясь по лицам последних определить - не розыгрыш ли это, но так ничего и не поняла. Она только сейчас с удивлением увидела удаляющихся трех официантов в белых перчатках, взглянула на свои тарелки, на которых уже что-то было положено, на свою рюмку, в которой еще пенилось шампанское, бокал, в котором успокаивался водочный мениск, и очнулась только тогда, когда Председатель, взяв с ее ладони ключ, опустил его под одобрительный гул сидевших за столом в бокал с водкой, вложил бокал в ее руку и начал.
     - Позвольте от всех вас поздравить Анну Владимировну с должностью президента и выразить надежду, что под ее началом компания успешно выберется на новое стратегическое направление и заставит уважать себя уже бывалые фирмы, как заставила Анна Владимировна всех нас с большим уважением относиться к своей персоне.   
Он обвел взглядом ухмыляющиеся розовощекие физиономии. 
     - У нас принято пить из этого бокала, - и он поднял руку Анны с бокалом, в котором был опущен ключ от президентского сейфа, – но, вам, Анна Владимировна, мы делаем исключение, - и, взяв у нее бокал с ключом, вложил в ее руку рюмку с шампанским.
     - А ч-что я вам вс-сем говорил? – раздался скрип не смазанных колес телеги, -  конч-чилис-сь наш-ши традиц-ции! – это прогнусавил директор справа от Председателя своему соседу. - Проиграл! Давай Бенджамина!*
 
     * Купюра в сто долларов США.             

Слышатся хохоток, недовольные реплики.
Председатель чокнулся с Анной, а все под одобрительные голоса подняли свои наполненные бокалы, и стоя, протягивая их к Анне в знак присоединения, смотрели на нее, не начиная пить.
   Анна стояла одна в окружении какого-то неясного зрительного и слухового фона и не могла поверить в услышанное. Волна старых, таких желанных, и новых мыслей захлестнула ее голову, ей сразу стало жарко и душно, все, что происходило вокруг, было нереально и не с нею. Ее покачнуло.
     - Ну, ну, Анна Владимировна! - пришел ей на помощь Председатель, взяв ее под локоть, отобрал у нее рюмку и поставил ее на стол. - Нам нужен здоровый и сильный президент и это не розыгрыш! Шестьдесят минут назад решением Совета директоров вы назначены на должность президента компании, при четырех голосах «за», одном «воздержавшемся», и одном «против». Кстати, это ваш сосед напротив, вы попомните ему это.
     - Нет, господа, Анна Владимировна еще не верит! - посмотрев на невменяемый вид Анны, заключил Председатель.
     - Ну, скажите же вы сами, Антон Евграфович! - обратился нетерпеливо к шефу Председатель.
     - Свершилось, Анна Владимировна, свершилось! Чуть раньше, чем вы ожидали! Ну, вы же так стремились, так чего же вы...
     - Анна... Владимировна... ну, сделайте пару глотков, мы ждем стоя, ведь тост за вас, за нашу компанию! - поддержал Вадим Сергеич. - Теперь вы у штурвала!
   Анна невидящим взглядом посмотрела в его сторону, приняла от Председателя рюмку с шампанским, отпила пару глотков и села, чтобы унять противную дрожь в ногах. Потом больше по привычке взяла с небольшой тарелочки клубнику и отправила ее в рот.
   Компания облегченно зашумела, вылила, куда положено, содержимое своих бокалов и привычно навалилась на закуски.
   «Неужели все это правда? Неужели все это происходит с нею. Слишком много для сна четких деталей, чтобы не поверить в реальность происходящего. Она – Президент? Неужели это не розыгрыш? Каков Председатель и, вправду, скор на расправу! Видно, правильно говорил Вадим, что его слово на Совете - закон. А что это они так смотрят на нее? Чего они все от нее хотят?»
     - Анна Владимировна, ну, пожалуйста, соберитесь, скажите хотя бы ответное слово! Просим! - видимо, уже не в первый раз обратился к ней Председатель.
     - Я сейчас... положу только ключ в портфель... - взяла микротайм-аут Анна, и, безотчетно купала его вилкой в бокале с водкой, под изумленные взгляды.
     - Вообщ-ще-то, - снова проскрипел голос справа от Анны, - полож-жено этот бокал выпить.
     - Теперь нам, вероятно, придется забыть многое, что было положено, - ехидно произнесла чья –то физиономия.
Анна положила на ладонь салфетку, на нее ключ и печать, встала и направилась к столу у двери, где стоял ее портфель.
     - Господин Председатель, - раздался голос бывшего шефа, - проводы мои закончились, а я сижу в торце стола уже на чужих именинах, пойду я, пожалуй, а вы продолжите тут без меня, - сказал он, вставая.
     - Да, да, пожалуйста, мы уже все по вам решили, - согласился Председатель.
«Бывший» и «вновь избранный» встретились у стола. Анна без злобы подняла на «бывшего» глаза.
   «Как же он постарел в одночасье!» - мелькнуло у нее.
Когда дверь за ним закрылась, Анна выдохнула и пошла, позабыв про портфель в руке, к столу. Председатель, ни к кому не обращаясь, негромко, но для всех, сказал:
     - В последнее время он жаловался на свою память, а надо было жаловаться на свой разум. 
И уже наклонившись к Анне – тихо только для нее: «Кто не со мною, тот против меня».
Он ей дал еще несколько секунд собраться с мыслями.
      «Не может ни одна структура продуктивно работать, - победно оглядел всех Председатель, с ложкой в руке из какого-то салата, - когда есть конфликты в высшем руководстве! И их надо гасить in nuce*.

     * В зародыше, лат.

 Я всем вам еще раз показал на примере, как надо решать подобные вопросы, не доводя организм до гангрены! – и он решительно воткнул ложку в салат. - Дело надо делать сейчас, завтра будет поздно! - что-то накладывая себе в тарелку ни на кого не глядя, громко огласил он. Потом, обращаясь, видимо, к себе добавил, - а впрочем… de mortuis nil nisi bene».** 
И, уже подняв бокал, сказал: «Извините, мы вас внимательно слушаем, госпожа президент!»
 
     ** О мертвых или хорошо, или ничего, - лат.   

Анна поднялась, неуверенным взглядом оглядывая присутствующих.
     «Я с трудом... верю в реальность происходящего. – Председатель услужливо вставил в ее руку бокал с шампанским. - Как вы понимаете, для меня назначение на должность большая неожиданность, - продолжала Анна, пытаясь собрать все свои силы, - поэтому я обязуюсь представить в Совет директоров в течение трех дней концепцию стратегического развития компании на ближайшие пять лет. Думаю, будет что обсудить и о чем поспорить, поэтому сейчас выражу благодарность за поддержку моего и господина Ипатьева проекта, с чем и связываю свое назначение».
   Анна развернулась к Председателю, тот охотно ее поддержал и, привстав, чокнулся с ее бокалом.
   По репликам было ясно, что Совет не возражал.

     Кредит 50 миллионов долларов вгоняет Совет в ступор
     - Боюсь вам высказать одну... даже две новости, о которых вы еще не знаете и которые будут среди вас…
 Анна окинула взглядом беззаботные жующие лица и только на лице Председателя прочитала напряженное ожидание.               
    - Эти новости, вероятно, - продолжила Анна, - будут среди нас яблоком раздора.*

    *Ну, Анна! Что общего ты нашла между прекрасными ликами Богинь Афродиты, Геры и Афины, и этими противными физиономиями?

Но, мне кажется, чем раньше вы будете этим озадачены, тем полезнее пройдет обсуждение через три дня. - Речь идет о крупном выгодном рублевом кредите нашей компании от Сибирской администрации под строительство нефтеперерабатывающего завода и о кредите в пятьдесят миллионов долларов от иностранных компаний на внедрение технологии по реанимации скважин.               
Но это, - если мы вложим деньги в Альтернативный проект.
   Если бы Анна сейчас сорвала с себя одежду, вскочила бы на стол и «сбацала» бы среди блюд и бокалов что-нибудь цыганское, то не увидела бы на лицах такого изумления, какое вызвали ее слова. 
   «Ах, какие «красавцы»! Ну, что за физиономии! Ну, что ж вы, господа, остолбенели? Что же ты забыл проглотить, родимый, прости, она еще не знает твоего имени-отчества, ты же сейчас поперхнешься! А ты, Андрей Степаныч, кажется, так тебя величают, посмотри, что ты делаешь, ты же льешь водку уже через край. А ты, Ювеналий Павлович, что сидишь почти напротив, твой стеклянный взгляд можно даже потрогать! Простите, сосед слева, и с вами мы почти не знакомы, поставьте блюдо с креветками, они же сыплются на стол! Так недолго и посадить пятно на мой английский костюм. Ай, яй-яй, Вадим Серге

ич! Уж ваше-то богатство я знаю, не раз им хвалились, у вас всегда - нет проблем, ну, куда вам еще деньги?! И вы, господин Председатель, расслабьтесь, ну же, чего доброго, стол сейчас хрустнет под вашими побелевшими пальцами! Вот оно что, господа! Какая у вас отменная реакция на слова «50 миллионов долларов»! А она-то думала, ее и не слышат!»
    Только сейчас до Анны начало доходить, что Председатель, когда был у нее в кабинете, видимо, не успел прочитать не только Проект основного Договора, где стояла такая осторожная фраза: «при условии выделении кредита», поскольку вопрос был еще не решен, но даже уже согласованный Договор о намерениях, где стояла такая многообещающая фраза о кредите.
     - Какие еще кредиты?
     - С-сколько, с-сколько?
     - Бубена масть!
     - Тудыт ее в качель!      
     - Ни хухры - мухры! Неужели 50 мильонов долларов!
     - Яйца в смятку!
     - Что, Председатель тоже ничего не знал??      
     - Так, тихо, тихо! - опомнился Председатель, звеня вилкой по краю бокала.  -  Проясните, Анна Владимировна! Это нормальное явление, когда стая оживилась с брошенной в нее костью. Нет ничего печальнее сытой стаи!
   И уже нагнувшись, сказал ей на ухо:               
       - Убиться можно! Я что, проглядел? Такие вещи сначала надо докладывать мне лично!
На историю каждого кредита для переполошившегося Совета Анна потратила по минуте, вызвав общее разочарование и неверие в реальность их получения.
Один Председатель решил сказать два слова.
     - Не позже, чем вчера, бывший президент уверял меня, что Альтернативный проект Анны Владимировны, за который мы все, надеюсь, проголосуем завтра на Совете директоров - это всего лишь благие пожелания.
      - Пока не увидим, - не поверим! – раздалась реплика.
      - Но я решил сам убедиться в этом, - продолжал Председатель, - и увидел реальные документы с намерениями уважаемых компаний, подтвержденные подписями и печатями.
«Надеюсь все документы в портфеле?», - привстал к Анне Председатель.
Анна кивнула.
     - Кто из вас, господа директора, хочет убедиться в солидности фирм, Анна Владимировна вам их немедля покажет, документы при ней. В результате, действительно, далекий от реалий оказался президентский совет, во главе с бывшим президентом, но мы с вами сейчас исправили ситуацию.
   Председатель строго обвел сидящих за столом колючими глазами.
     - Вы чего все от нового президента хотите? Чтобы она вам назвала номера безотзывных аккредитивов, на которых висят миллионы? Вы что забыли, сколько каждому из вас стоило сил и времени выбивать гораздо меньшие кредиты? Анна Владимировна, сколько времени вы занимаетесь пробиванием кредитов?
     - Неделю, а в реальных часах - не более двадцати часов.
     - Вы только послушайте, господа, всего лишь сутки! - удивился Председатель. - А ведь вы, члены Совета, как и бывший президент, хотели «умыть руки» и не брать на себя ответственность с рискованным Альтернативным проектом!         
     - А позвольте с-спрос-сить, гос-спож-жа президент, - поднял на нее гусиный взгляд директор, что напротив, и, вправду, похожий на полуощипанного гуся.
     - Давайте, давайте, Геннадий Кузьмич! - подбодрил его Председатель.
     «Ну, как же, - «ату» ее!» - съехидничала про себя Анна по поводу последней фразы Председателя.
     - Х-хоть в одном из документов о намерениях-х выделить вам кредиты ес-сть упоминание конкретных-х с-сроков?
     - В Договоре о намерениях и в проекте Договора, - вяло сказала Анна.
     - Вы молодец, Анна Владимировна, что загнали обещание выделить вам кредит в Договор! Господа, я сам видел! – беспардонно врет Председатель. - Да покажите вы всем! 
Председатель вскочил, схватил портфель Анны у ее кресла, мелкой рысью добежал до другого торца стола, потом вдруг замер, оглядев глазами заваленный блюдами стол. Круто развернулся, перешел на рысь, добежал до двери и, приоткрыв ее, просунул в нее голову и громко позвал:
     - Любезный! Подойди-ка сюда!
   Прибежал «любезный» и не один, а целых трое, они мигом очистили торец стола, где раньше сидел «бывший», и довольный Председатель положил на это место портфель Анны, жестом приглашая ее подойти.
   Анна подошла, достала Договор о намерениях и, открыв нужное место, передала «полуощипанному гусю».
     - Прорабатывает вопрос-с до дес-сятого ноября с-сего года о выделении кредита в пятьдес-сят миллионов долларов под семь процентов годовых... - шустро прочитал Геннадий Кузьмич.
     - Да не бывает таких низких процентов! Ну-ка, ну-ка! Дайте и я взгляну! -
 раздалась реплика.
    - Ну, а на сколько лет? - задал вопрос проглотивший все-таки застрявший кусок сидящий директор.
   Анна посмотрела вопросительно на Председателя и тот, читая ее мысли, подсказал ей: «Виталий Тихонович». 
     - Этот вопрос, Виталий Тихонович, у нас в разногласии, - отвечала Анна, - мы просим на пять лет, они хотят на три года.
     - Вы представляете, - возбужденно воскликнул Председатель, - пятьдесят миллионов! Нет, каково! А вы в последнюю игру не смогли собрать пул* и на двадцать!
     - Да-а-а! - прогнусавил загадочно «Гусь», задрав свой «клюв» в потолок, вытягивая длинную кадыкастую шею и прикрывая глаза.
   
      *Банк, сумма ставок.

     - Анна Владимировна, а кто такие «мы»? - вдруг рявкнул Ювеналий Палыч.
     - А это Анна Владимировна где-то раскопала доку эксперта по нефтяным делам, - показывая свою осведомленность, радостно отвечал Председатель. - Вы представляете, господа, и все это они сотворили вдвоем за неделю! Им бы доверить нашу компанию на пять лет, что они тогда могут сделать?! Кстати, тащите-ка вы его ко мне завтра на переговоры, он нам пригодится!
     - Он уже приглянулся владельцу компании по реанимации скважин мистеру Робинсону, они уговаривают его быть ответственным представителем от иностранных компаний.                Может быть, - добавила Анна нарочитую неуверенность в голосе, - «наш человек» у иностранных компаний будет более полезен для нас?
     - А что, мысль неплоха! - пробасил Ювеналий Палыч.
     - И сколько же хотят предложить эксперту? - вдруг задал вопрос Вадим Сергеич.
     - Ему предлагают десять тысяч в месяц, с достоинством сказала Анна.
     - Неплохо, неплохо, пусть себе им служит, если он «наш человек»! - одобрил Андрей Степанович.
     - Господа, господа, а ведь у нас получается, что новый президент докладывает свой Альтернативный проект на Совете директоров! Может, не будем собираться завтра? - предложил Председатель.
     - А чего завтра время терять, совместим сегодня приятное с полезным! - одобрил Вадим Сергеич.
     - Если президент готов, так чего же!
     - А у вас все необходимые бумаги с собой?
     - Нам тут Предс-седатель час-с тому назад говорил, что у вас-с и проект основного Договора ес-сть? А покаж-жите-ка его! – снова заскрипел «Гусь».
     - А мне позвольте взглянуть на заключение. 
     - Господа, господа, не может же Анна Владимировна удовлетворить вас всех сразу! – хитро взглянул Председатель на Анну. - По одному давайте! По одному! Так, в порядке поступления...
    «Да, отменный хам, этот Председатель, - мелькнуло у Анны, - но у него не забалуешь, держит всех на коротком поводке, как бы самой на шею «строгий»* не накинули».

      *Анна имела ввиду поводок с шипами для непослушных собак.

Но Анна решила забрать бразды в свои руки.
     - Я поняла, что вам, господа, Борис Ефимович что-то рассказал о нашем проекте и о заключении...
     - Меня в Совете все зовут Председатель, привыкайте и вы, Анна Владимировна, эта прерогатива только президента компании и членов Совета...
     - Спасибо за доверие, но, думаю, я не привыкну, тем более у нас Совет, как вы сказали, а не банкет по поводу...
     - Вот так срезала!
     - Молодец, Анна...
     - Что, Председатель, это тебе не нами управлять!
     - Ха-ха-ха, вот это ба... ж-женщ-щина!
     - Тяжело теперь будет нам на Совете! И народную мудрость теперь нельзя позволить?
     - Ну что вы навалились, в самом деле, дорвались до живой женщины! – пожурил всех Председатель, - Анна Владимировна, как президент, первый раз на Совете директоров, дайте ей время, нельзя же сразу привыкнуть к нашим мальчишникам!
     - И не пытайтесь приучить! - остудила пыл директоров Анна. - А что касается народной мудрости, то я сама ее обожаю, если она сказана к месту и не оскорбляет достоинство женщины. Это вам, господа, придется считаться теперь со мной, не забывайте, пожалуйста, что я женщина и матершины, и скабрезности не потерплю.               
      - Атас! 
      - Полный пи…
      - Серпом по яй…      
      - А потом, вы спросили меня, господа, при каких условиях я могу занять эту должность?
   Анна оглядела растерянные лица, уставленные на нее совершенно не понимающие взгляды и была довольна произведенным впечатлением.
- Не спросили! Ну, как же, такое одолжение! Какой-то бабенке так крупно повезло! Да она теперь должна...  «писать горячим кипятком от счастья! - чуть не вырвалось у Анны».
Она со страхом обвела красные физиономии и вздохнула с облегчением, поняв, что эта фраза в самый последний момент зацепилась за кончик языка и повисла, так и не слетев. 
     - Я соглашаюсь только потому, что вижу благоприятные инвестиционные условия, которые в сжатые сроки помогут реализовать весь проект.
     - И где она их-х увидела, эти условия?
     - Ха! Инвестиционные условия! Все гребут сейчас под себя!
     - А если быть откровенными, эти привлекательные условия мы с господином Ипатьевым, нашим экспертом по нефтяным делам, смогли показать зарубежным компаниям. Эти компании нашел наш эксперт! Как и нефтепромысел, где ему предложили великолепную по качествам нефть на очень выгодных... по ценам, которых просто нет на нашем рынке.
     - О-о, такого человека упускать нельзя! – пробасил Ювеналий Палыч.
     - Оценим и мы оценим его реальный вклад в проект, - вставил Андрей Степаныч.
     - Я верю, - строго обвела глазами Совет Анна, - что при полной самоотдаче руководства компании, можно реализовать проект и получить приличную прибыль. Кстати, пополнить и ваши счета, господа! Мне сейчас очень важна ваша поддержка, я сейчас вас прошу очень серьезно относиться ко всем моим просьбам. Президент отвечает головой за выполнение планов компании. Меня устраивает должность, и то, что вы хотите видеть меня руководителем проекта до его юридического оформления со всеми участниками.
Так давайте уважать мое стремление повесить на себя дополнительные обязанности, уважать мою должность президента и не ущемлять мои права, с которыми я завтра же очень детально ознакомлюсь и буду использовать на все сто двадцать процентов. 
И последнее. У каждого, кого нанимают на ответственную должность, всегда есть еще и личные интересы. Есть они и у меня, и у эксперта, господина Ипатьева. Но о них, извините, я хотела бы сначала посоветоваться с Председателем. Приватно.
    
     Скепсис членов Совета    
     - Да-а-а! Однако…
     - Гос-спода, тут нам, оказываетс-ся, ус-словия с-ставят?!
     - А нужен ли нам такой «прынцыпыальный» президент?
     - А что, все правильно Анна... Анна Владимировна! С тебя... с вас будет спрос, вам нужны и широкие полномочия!
     - Это вам не Евграфыч, ха-ха-ха, на которого где подавил, там и промялся!
   Все молча уставились на Председателя и ждали, что скажет он.
   Председатель помедлил, не захочет ли еще кто высказаться, встал, взглянул на Анну и начал.
     - Я уже отвечал вам, уважаемые члены Совета, а сейчас вы лишний раз убедились в том, что новый президент не мой ставленник. Необходимость этой кандидатуры диктуют нам бурно развивающиеся обстоятельства, которые мы обязаны использовать! Не надо делать гримасу, Геннадий Кузьмич, ваш, ваш был предыдущий ставленник, не спорьте!
     - Да я и не отрицаю, что рекомендовал его, но не забудьте, - утверж-ждали его вы-ы!
     - А что, собственно, вас не устраивает в том, что сейчас сказала нам президент? – брал под контроль ситуацию Председатель, - чтобы уважали его женский пол? Не кажется ли вам всем, что мы несколько опошлились на Совете, и я, наверное, первый. Не раз замечал за собой, как сморожу нечаянно какую-нибудь пошлятину, за которую становится стыдно. Анна Владимировна, я за себя и за весь Совет прошу наперед у вас прощения за наши нечаянные высказывания такого рода в будущем. Будем отвыкать!
   А что неприемлемого для Совета вы услышали, когда Анна Владимировна просила уважать должность президента? Это «бывший» в желании удержаться терпел от вас всех и пинки, и плевки. Не надо, не надо, Ювеналий Палыч, что было, то было! И еще, вам ли не знать, как в компании со скрипом шли дела в последние два года? Как мы просрали... ну, вот, отрыжка прошлого, простите мне, ради Бога, Анна Владимировна... как мы про...
     - Прокакали, - брошенным спасительным кругом прозвучала реплика с места.
     - Запороли... недавно договор, - выкрутился гордый Председатель, - и вляпались в… в крупный штраф. Кто нас всех вытащил из дерьма и спас репутацию компании, я вас спрашиваю! Анна Владимировна, - и Председатель театрально по-ленински указал ладонью на Анну, - вами сейчас избранный президент!
     - Мне бы ее обаяние, я бы тож-же с-слетал бы в Лондон и разогнал бы туман над Альбионом.
     - Обладай вы внешними данными Роберта Де Ниро и его другими физическими достоинствами, - ехидно осклабился Председатель, -  вы все равно не разогнали бы туман и не выкрутились бы из миллионного штрафа. Для этого кроме физических достоинств надо иметь еще кое-что. Это сейчас вы шутите, Геннадий Кузьмич, а вспомните, какая тяжелая была обстановка, и как лично вы ратовали вместе с вашим «бывшим» за заключение того сомнительного договора! Тихо, тихо! Я вам слова не давал! - предупреждающе выставил руку Председатель.
   А какие новые идеи развития компании высказал «бывший» в последние два года? Может быть, вы, Геннадий Кузьмич, подкинули нам здравую идею? Или вы, Ювеналий Палыч? О marasmus senilis* «бывшего» я уже не говорю.
   
     * Старческом слабоумии, лат.

    - Но вы же сами сказали со слов «бывшего», что Анна Владимировна не прочь переметнуться к нашим конкурентам? - напомнил Андрей Степаныч. 
Анна уже привстала, готовая возразить на эту реплику, но Председатель жестом остановил ее.
     - Скажите, а почему вы, Андрей Степаныч, на солидную сумму имеете взнос в уставной капитал нашей компании, а не компании конкурентов?
     - Странный вопрос! - обиделся Степаныч.
     - Вот, вот, очень обидный и странный, – согласился Председатель, - впору обижаться и госпоже президенту, когда она просила «бывшего» выйти с ходатайством в наш Совет, чтобы мы решили положительно ее просьбу о вложении в фонд нашей компании приличной суммы, в случае успешной реализации проекта. Скажите, - вкрадчиво тихо обращаясь к «Гусю», артистично удивился Председатель, - зачем перебежчику вкладывать деньги в нашу компанию? Уж не лично ли «Графыч», - по нарастающей громкости зазвучал голос Председателя, - создал Анне Владимировне такую обстановку, чтобы выпихнуть ее из компании, почувствовав своей жирной задницей, что с таким энергичным советником не усидеть ему на президентском кресле?
Председатель насладился трехсекундной тишиной.   
     - Анна Владимировна, - уважительно обратился к ней оратор, - мы с вами в ближайшие три дня переговорим по этому вопросу и по вопросу о кредитах. Я полагаю, Совет удовлетворит все ваши пожелания.
     - Мы все поняли, Председатель, мы постараемся быть и на Совете джентльменами, - протрубил Ювеналий Палыч, - а вопрос по Заключению можно?
     - Я слушаю, - преодолев первое волнение, уже спокойно сказала Анна.
     - А что будем делать с первым проектом? Пусть торговля сырой нефтью менее прибыльное, но зато более надежное и менее хлопотное дело, чем ввязываться в реанимацию истощенных скважин и какую-то стройку нефтеперерабатывающего завода, которые окупятся только через пять-семь лет.
     - Благодарю вас за этот вопрос. Если бы мне его никто не задал, - развернулась Анна к Председателю, - я сама бы по нему высказалась. Этому важному, с моей точки зрения, вопросу я посвящу достаточно обоснований в своей концепции развития компании. А сейчас, позвольте, коротко.
Господа, посмотрите, что представляет из себя наша компания?
   - Это уж-же интерес-сно! Неуж-жели и здес-сь ж-ждет нас-с открытие? - зашипел «Гусь».

     Раве можно так «щипать» членов Совета, Анна?
     - Компания представляет собой клуб игроков, удачно пока играющих на рынке ценных бумаг, слава Богу, накопивших кое-какой инвестиционный капитал и приторговывающих FMCG...
     - Анна Владимировна, вы же сами были против матершины...
     - А это, Андрей Степанович, звучит как: Fast moving consumer goods...- озвучила Анна.
     - Еще не легче! Мы здесь, в основном, русские мужики, это у нас Председатель,  вы и Вадим Сергеевич, свободно говорите на английском.
     - Это, означает, Андрей Степанович, - товары повышенного спроса, чем мы удачно, пока, торгуем, - с пафосом пояснил Вадим Сергеевич. – А потом… Ну и сказала, Анна... Владимировна, что значит ваше многозначительное «приторговывающих»? - обиделся Вадим Сергеевич. - Торговали удачно, будем торговать и впредь, конечно, если только опять не закроется железный занавес, но это вряд ли, да хранит нас всех Всевышний!
   - Не прерывайте меня, - попросила Анна, - иначе у меня не получится коротко. Я знала, что затрону ваши больные струны! Я знаю, что вы меня не поймете! И, тем не менее, я обязана вас всех предупредить!
    - Господа, господа, тихо, у нас же теперь есть своя Кассандра! – схохмил Ювеналий Палыч.               
     - Да, - строго окинула взглядом директоров Анна, - инвестировать в производство хлопотно, но мы же у себя в стране живем, мы вкладывать собираемся в свое производство.
Это самая долговременная прибыль, не зависящая от быстро меняющейся конъюнктуры ни внутреннего фондового рынка ценных бумаг, ни мирового рынка производителей FMCG. Даже в той правительственной чехарде, в которой мы сейчас находимся, ни одна здравая исполнительная власть не будет чинить нам препятствия.
     - Э-э, куда вас стало заносить!
     - Да где же найти эту здравую власть?
     - Ха, здравая, - на сто рублей вложений - девяносто девять рублей налогов!
     - Вы уже говорите о законодательной власти. Да не всегда же так будет! - пыталась поправить Анна, - Нынешняя Государственная Дума еще не последняя.
     - Нет, Анна Владимировна! - резко вмешался Председатель. - У нашей законодательной власти, тем более больная голова! И если она создала все условия для игры в ценные бумаги, то почему бы нам не поиграть. К тому же, - Председатель повернулся к «Гусю» и подмигнул, - пока вместе с нами будут играть высокие фигуры исполнительной и законодательной власти - мы всегда будем в выигрыше!
И уже обращаясь за поддержкой к Совету театрально воскликнул:
     - Что наша жизнь?
     - Игра!* - в несколько глоток откликнулся Совет.

     * Плагиат реплики Германа, героя А. С. Пушкина «Пиковая дама».
 
И стройный одобрительный хор поддержал Председателя.
     - Я с-смотрю в бумаги и радуюс-сь, - прогнусавил саркастически «Гусь», - какая приличная прибыль нас-с всех ж-ждет, гос-спода, через три года... а вот ещ-ще больше - через пять лет. Ну, а ес-сли вс-се-таки вы, Анна Владимировна, не получите кредиты? Ваш-ш проект лопнет, как мыльный пузырь. Мы и тот учас-сток, что в первом проекте, не купим и второй накроетс-ся... поскольку мы не осилим оба! 
И нам, гос-спода, помаж-жут вс-сем нефтью по губам. Какую ответс-ственнос-сть
понес-сет наш-ш новый президент, который и взлетел на эту долж-жность с помощ-щью этого пузыря? Стало тихо. Даже Ювеналий Палыч перестал жевать, и все молча смотрели на нового президента.
     «Ой, не прост этот «Гусь», совсем не прост», - мелькнуло у Анны. 
       - Тогда, видимо, не судьба вывести компанию на новый уровень стратегического развития… тогда я положу вам на стол заявление об увольнении, - я пыталась сделать все, что могла, пусть другие сделают лучше, - тихо, но отчетливо произнесла Анна.
       - Feci, quod potui, faciant meliora potentes.** - возник Председатель.

      ** Я сделал все, что мог, кто может, пусть сделает лучше. – лат. Гораций (65-8 до н. э.) – выдающийся поэт «золотого века» римской литературы.

Теперь перестал жевать даже Андрей Степаныч.
      - Ну, а нам-то от этого, что лучш-ше будет? - победно обвел всех глазами «Гусь».
     «Интересная мысль», - мелькнуло у Анны.
Все смотрели на Председателя.
     - Договор о намерениях, - взял бразды правления Председатель, - это хорошо, но это бумага, и она все терпит. Настоящие документы – это Договора с англичанами и Сибирским АО. А теперь о кредитах. Скепсис Совета об их выделении, Анна Владимировна, основан на жизненном опыте каждого здесь сидящего, который лично, подчеркиваю, лично выбивал не раз и рублевые, а некоторым удавалось выбивать, и долларовые кредиты. Они знают, как долго им пришлось за них биться!   
 А вы не занимаетесь этим и неделю. Потому все они не верят в скорую возможность их получения.
   Анна Владимировна, не будет рублевых и долларовых кредитов через две... через три недели, на бумаге, скрепленной печатью компании, - Совет не даст одобрения на реализацию вашего, с вашим экспертом, проекта, это я вам говорю, как Председатель. И вы будете, как президент, руководить компанией в реализации первого проекта, в котором вы тоже играли главную скрипку.
     - И это правильно!
     - Дело говорит Председатель!
  -И уверен, - продолжал Председатель, - будете руководить не хуже, а много лучше старого президента, и компания добьется бо`льших успехов, чем раньше.
       - Вот так!
       - А это не какие-то истощенные скважины!
       - Да технология англичан стоит охе… офигенных денег!
       - А потом, - продолжал Председатель, - если вдруг свершатся чудеса, а все знают, что их не бывает в наше далеко не сказочное время…
       -Ха-ха! Чудеса! При инфляции в 30 процентов!
       - И кредитах в 80 процентов!
Председатель ищет поддержку и обводит всех взглядом, продолжает: «И если вы вдруг получите кредиты, - смотрит с легкой ухмылкой на Анну, - я вам предложу более эффективное их использование. И максимум за три месяца мы получим бо`льшую прибыль, чем вы хотите получить через три рискованных года, когда всем надо каждый день упираться до потери пульса...
     - Это по-нашему!
     - А то какие – то «усопшие» скважины!
Председатель одобрительно посмотрел в сторону поддержки.
     - Надо делать деньги сейчас, завтра будет поздно! – Председатель обвел всех строгим взглядом, - помните, к чему призывал Гораций? «O cives, cives! Quaerenda pecunia primum…» Граждане, граждане! Прежде всего надо деньги нажить…   
     - А что, хорошо сказал Председатель! – пробасил Ювеналий Палыч.
     - Хотя с вашей упертостью, Анна Владимировна, - на лице Председателя заиграла кривая усмешка, - ой, простите меня, отрыжка прошлого,  - продолжал Председатель, - с вашим упрямством... простите, с вашей непреклонностью, мне будет тяжело уговорить вас согласиться с моим предложением.
     - Прислушайся, Анна… прислушайтесь, Анна Владимировна, к словам нашего Председателя, он - акула на рынке ценных бумаг! – вставил Вадим Сергеич.
     - Послушайте и вы меня, не прерывая, хотя бы пять минут, – нахмурясь, сказала Анна.  - После последней встречи с руководством иностранной компании я уверена на девяносто процентов в получении кредита, а, следовательно, в реализации проекта с реанимацией скважин. На месте Совета директоров я не упустила бы и первый проект, поскольку он тоже лежит в русле новой концепции компании, и нашла бы на него средства.
     - Эк, куда хватили!
     - Да где ж- ж взять такие деньги-то?!
     - Госпожа президент полагает, что мы не знаем, куда девать наши капиталы, и они лежат у нас под матрасом!
     - А вс-се ж-же правильно говорил «Граф» об утопичес-ских идеях-х!
     - Да-а, так в наших карманах вместо долларов останутся одни концепции!
     «Эх, натереть бы вам всем одно место! – как любит говорить Георгий», - вдруг страшно захотелось Анне.
     - Не забывайте, господа, - повысила голос Анна, - что завтра Правительство может лишить вас выгодных условий на рынке игры в ГКО.
     - Пока Правительство пьет из того же источника, – оно себе не враг!
     - Не забывайте и про мировую тенденцию повышения спроса на нефть, - давила аргументами Анна, - не всегда она будет стоить около восемнадцати долларов за баррель!
     - ГКО – это самые быстро окупаемые вложения! – пробасил Ювеналий Палыч.
     - ГКО - это с-самая больш-шая марж-жа!*   

    * Маржа – здесь понимается, как прибыль, фр.

    - Пока нефтяное направление со стоимостью меньше 20 долларов за баррель не самое выгодное, - перекричал всех Вадим Сергеич, - я не могу позволить сократить бюджет компании на мое направление, - торговлю импортными товарами повышенного спроса, где мы получаем пока приличную прибыль. Вот когда баррель будет стоить сорок долларов, а не восемнадцать, как сейчас, тогда, может быть, мы и переложим яйца из моей корзины в вашу.
«Перебьются твои яйца», - неприязненно мелькнуло у Анны.
     - Как вы догадываетесь, Вадим Сергеевич, я физиологически не смогу ничего взять из вашей корзины. Так что уж несите свои яйца в своей корзине!
   Первым захохотал Председатель, через три секунды затрубил Ювеналий Палыч, еще через три секунды дошло до всех остальных, кроме «Гуся». Оно и понятно, с его длинной шеей. И когда все стали стихать, вдруг раздался скрип несмазанных колес телеги, это дошло и до него, что вызвало повторную волну хохота.
     - А что касается ввозимых нами для продажи в Россию потребительских товаров повышенного спроса, - продолжала даже не улыбнувшись Анна, - то они могут быть обложены большими импортными пошлинами. И правильно Правительство сделает, ведь когда-то будут создаваться условия для отечественного производителя. Ну, а мировой валютный кризис, потрясающий периодически даже твердые валюты? Вам хорошо известно, что может случиться с нашим слабым, падающим и сейчас рублем.               
Вот тогда вы, уважаемый Совет директоров, пожалеете, что не вложили ваши капиталы в добычу нефти и ее переработку.
   По вашим скептически улыбающимся лицам, я вижу, что вам я наскучила. У меня все. Спасибо за внимание! - саркастически сказала Анна и стала собирать документы.
     - Так, господа, - поднялся Председатель, - от вашего имени я благодарю президента за захватывающие перспективы роста нашей компании в ближайшем будущем. Выражу ваше общее мнение, что мы также озабочены возможными страшными картинами, которые нам нарисовала новый президент и, дай нам Бог, чтобы они не обрушились на нас однажды! Правда, - на секунду затуманился взгляд Председателя, - первосвященники тоже когда-то говорили Никодиму, что из Галилеи не приходит пророк, а вон как обернулось!* - Взор Председателя снова стал осмысленным. - А пока...
   «Господи, - изумилась Анна, - есть ли чего-либо, что не знает Председатель?»
 
   * Евангелие от Иоанна, ( 7: 52 )

     - Пока ес-сть возможнос-сть поиграть с гос-сударством с-со с-стопроцентной прибылью, - просипел «Гусь».
     - Шестьдесят процентов прибыли, за ввозимые потребительские товары повышенного спроса, тоже ведь неплохо! - дополнил Вадим Сергеевич.
     - Ну, и, конечно, мы все будем помогать Анне Владимировне в реализации нового нефтяного направления, – пытался подсластить горькую пилюлю Председатель.
     - Конечно, поможем!
     - Три недели пролетят быстро.
     - Нефть - это для всех нас новое дело!
     - А лучш-ше держ-жать в руке с-синицу и купить учас-сток с-с тридцатью полнокровными с-скваж-жинами, чем морочить с-себе голову какой-то реанимацией с-с ж-журавлиными кредитами!
     - Я могу быть свободна? Я очень устала, - сказала Анна, держа уже застегнутый портфель.
     - Да вы же почти ни к чему не притронулись! – удивился Председатель, - нет, так не годится!
   Анна пристально посмотрела на Председателя.
     - Ну, хорошо, хорошо! Я вас отлично понимаю! Такие нервные перегрузки! Но для вас мы поломаем обычный регламент, еще один тост - и вы свободны!
   Анна с портфелем пошла на свое место рядом с Председателем, поставила его у стула, и Председатель любезно долил ей бокал.   
     - Анна Владимировна, - наливая себе, поднялся Председатель, - мы все ждем от вас, как всегда, решительных, энергичных действий! Ветра нам благоприятствуют! Курс проложен! Вперед на капитанский мостик и смелее берите штурвал! Да поможет всем нам Бог!
   Все опрокинули бокалы. Поколебавшись немного, Анна отпила пару глотков.
     - Красиво сказал, Председатель!
     - Жалко, что нас сейчас не снимает телевидение!
     - Ну, держитес-сь теперь с-сибирс-ские туземцы, задас-ст вам новый президент!
     - Да, с таким президентом придется нам присмотреть офис транснациональной нефтяной компании в Техасе!
     - Не робей, Анна... Владимировна! - не удержался Вадим Сергеич.

     Анна возвращает символы власти
     - Я даю вам, Анна Владимировна, карт-бланш на укрепление президентского Совета, - занимаясь едой проговорил Прдседатель, - кроме двух ваших замов, которых назначает Совет директоров. - И холодно. - Завтра, во второй половине дня, предварительно созвонимся. Я хотел бы с вами просмотреть и обсудить проект основного Договора, и еще хотел бы видеть у вас хоть какие-нибудь документы, свидетельствующие о предложениях по присоединению других компаний. Вы - не против?
     - Как скажите, Борис Ефимович, - ответила устало Анна.
     - Ну, что вам стоит сказать - Председатель! - игриво посмотрел он на Анну. - Ну, ладно, ладно, не все сразу!
     - Позвольте, - опомнилась Анна, - разве не все кадровые вопросы в компании прерогатива президента? А если я оценю работу двух своих вице-президентов как неудовлетворительную и захочу заменить их?
     - Нет, вы только пос-слуш-шайте, да новый президент готов перетрах-хнуть вс-сю компанию!
     - А с кем вы тогда собираетесь работать?
     - Вот тебе и берите штурвал! Это называется - приплыли!
     - Ну, нельзя же сразу менять и президентский совет и убирать двух вице-президентов!
   Председатель с улыбкой смотрит на Анну и явно не отпугивает тех, кто желал бы ее ущипнуть.
     «Так вот вы какие, когда, как говорит Георгий, мы переходим «ближе к делу», - переводя взгляд с одного противного лица на другое, про себя заметила Анна. – Они же «видя не видят, и, слыша, не слышат, и не разумеют».* И все же, спокойствие, Анюта, еще раз спокойствие».

     *Евангелие от Матфея, (13 : 13).

Но терпение не безгранично, и тут прорезалось то, что Анна меньше всего от себя ожидала.
     - Так, тихо! - резко сказала Анна.
   Все разом притихли.
     - Господа, что вы так все переполошились? Я даю вам время еще раз подумать. Считайте, что я от вас не слышала поздравлений с должностью! Я не собираюсь плясать под чужую дудку!
     «А счастье было так близко, так возможно», - вспышкой молнии проскочила любимая поговорка Георгия в ее голове.   
При полном молчании Анна расстегнула портфель, достала печать, ключ от сейфа и положила их перед оторопевшим Председателем.
     - Господин Председатель, я возвращаю вам символы президентской власти! Я не смогу работать в компании, где Совет директоров ущемляет права президента. До меня доходили слухи, что вице-президенты чьи-то ставленники и священные коровы.
Слышится чей-то тихий свист.
      - Меня и раньше не интересовало, с напором продолжала Анна, - и сейчас не интересует это. Я оцениваю работу своих подчиненных по их полезности компании. И если я сочту их работу неудовлетворительной, я сниму их с должности, кто бы за ними не стоял! Конечно, если вы все-таки и после этих моих слов будете рекомендовать меня в президенты. Вы подталкиваете меня, господа, уйти из компании!
     - Писец! – чья-то реплика.
     - «Бывший», - не снижала твердости в голосе Анна, - видимо, тоже этого хотел. Вам не будет жаль, если мы сможем раскрутить проект там, где будут уважать мнение руководителей, взваливших на себя тяжелую ношу реализации выгодного проекта?
     - Esse femina!* - с восхищением вырвалось у Председателя

    * Вот женщина!

     - Какая же вы и впрямь упрямая! – вставая, буркнул он только Анне на ухо.
Председатель грозно обводит Совет взглядом.
     - Будет, Анна Владимировна, - громким голосом объявляет Председатель, - еще как будет жаль! И он пожалеет, - направляет палец на Ювеналия Палыча. - И он – тоже! - направляет палец на Андрея Степановича. - А больше всех, ведь, будете сокрушаться вы! - направил Председатель указательный палец, как пистолет, к горлу «Гуся».
Простите их, ибо не ведают, что творят!
 Совет директоров, это не проститутка, и своих решений не меняет в течение часа. Еще раз простите!
   Все это Председатель сказал, вежливо держа Анну за руку, в гробовой тишине. Затем он положил печать и ключ от сейфа в ее не застегнутый портфель. Застегнул портфель, взял Анну под локоть и повел к выходу. Они шли, будто в зале их было только двое.
     - Столбовая дорога человечества сплошь заставлена крестами, на которых распяты его пророки, - себе под ноги пробурчал Председатель.
Он провел Анну до банкетки в холле, где навстречу им уже поднимался молодой человек. Анна узнала в нем Юру, телохранителя бывшего шефа.
     - Вот, Юра, это твой новый начальник, президент компании. Через пять дней, если ты не понравишься Анне Владимировне, она тебя уволит.
Анна Владимировна, я напомню вам, что по Уставу компании ваш телохранитель не ходит за вами только в туалет, потому что сейчас они разные. Надеюсь, что хотя бы до конца этого года вы не будете ставить вопрос об изменении Устава. До свиданья, госпожа президент! - и Председатель подчеркнуто галантно поцеловал Анне руку. - Итак, до завтра! До звонка!
  Заняв свое место за столом и налив себе бокал, Председатель в наступившей тишине заметил: «Lassata viris nesdum satiata recessit».* Но никто ничего не понял. Председатель смотрит на Совет с жалостью. Пьет в одиночку.

     * Ушла, утомленная мужчинами, но все еще не удовлетворенная, лат.

     - Ни фига себе шуточки, эта машина не шефа! - с нотками недовольства и усталости в голосе сказала Анна.
     - Шефа уже отвезли на его машине, и ее будут оформлять ему в собственность. А это машина нового президента, и я так понимаю, что она ваша.

Комната, горит зеленый ночничок. Анна в желтом халате лежит на тахте. 
   - Накрой меня пледом, я подремлю полчаса, что-то голова раскалывается, - жалобно попросила Анна.
     - Конечно, конечно, с готовностью бросился исполнять просьбу Георгий. – Может тебе заварить кофе?
     - Спасибо, дорогой, не надо.
Георгий подоткнул мягкий плед под подбородок Анны, поцеловал ее голову, сел на стул рядом и нежно поглаживал ее плечи. Анна закрыла глаза.
   «Отыграет назад Совет ее назначение, - возникали первые мысли, - зачем им такой президент нужен? А ей, нафиг нужен такой Совет! А может быть, зря она так резко выступила? Села бы в кресло президента и потихонечку перевоспитывала бы их! - Но вспомнив ехидный взгляд «Гуся», соседа напротив, подумала, - такого не перевоспитаешь! Да все они против нее! А как же Председатель сказал про голосование, что только «Гусь» - против и еще кто-то воздержался? Ничего не понятно! Не в состоянии она забивать сегодня этим пасьянсом бедную голову, хватило ей уже через край, доживет до завтра. Утро вечера мудренее».   




























Глава 11. Второе путешествие к дворцам и парку Царицыно.
               
     «Видишь, Анна, мы с тобой подъехали к парку Царицыно со стороны   
метро «Орехово», а в первый раз, - со стороны Нижнего пруда и Фигурного моста. Так что лучшей релаксацией после передряг в твоей компании не придумать! Гарантирую уйму восторженных впечатлений и скажем отдельное спасибо затянувшемуся бабьему лету!»    
 Георгий и Анна идут по восточному краю парка, проходят подиум манекенщиц, высокую ограду и оказываются на открытом пространстве, засаженном деревьями. 
Анна сама тянет Георгия к ярко желтой стайке деревьев, выделявшихся даже на желтом фоне. Оставляет свою сумочку у него в руках, бежит к ним. Георгий видит, как Анна, держась за ствол, запрокидывает голову, отклоняется всем телом, кружится то вокруг одного ствола, то вокруг другого. Прижимает пушистые веточки к лицу и о чем-то с ними разговаривает.
     - Ты только посмотри, - кричала она подходившему Георгию, - ни одной зеленой иголочки! Они что пожелтели в одну ночь и все разом? А какие солнечные, вот бы поставить рядом с ними темно - зеленые ели, что ухаживают за кленом, ох, как бы они контрастно смотрелись! Это пихта?
     - Это лиственница, Анна.         
     - Да-а? - искренне удивилась она. - Я уже забыла. Обязательно хочу посмотреть на нее, когда она совсем зеленая, какие у нее оттенки.
     - Посмотришь, Анна, обязательно посмотришь! - заверил ее Георгий.
     - А смотри, как аккуратно расчесывает она каждой желтой своей иголочкой небесную голубизну! - смотрела Анна снизу ветки на небо. - Ты знаешь, здесь даже солнце жарче греет! - кричала она, подставляя свое лицо светилу и не отнимая веточки от лица.
   Ее полуоткрытый рот, закрытые от удовольствия глаза и все лицо выражало блаженство, и Георгий залюбовался ею. Но что-то печальное шевельнулось внутри у него, и он никак не мог понять причины с чем это связано. Но вид рядом стоящей румяной Анны вытеснил эту минорную нотку, и он не смог сдержать себя и, подойдя к ней, нежно обнял ее и поцеловал в раскрытые губы. Наверное, первый раз за все время она не ответила ему и это его удивило. От поцелуя Анна очнулась и, сорвавшись с места, прыгая, как десятилетняя девчонка, с одной ноги на другую, помчалась дальше сама отыскивать знакомых Георгия.
   Нельзя было не заметить и кусты краснотала. Кто сажал их здесь лет тридцать назад - знал, что делал. И Анне вдруг показались они осенней стаей загадочных темно - красных птиц, построенных в определенный порядок и летящих в теплые края. Вожаки, как и подобает им, вытянув вперед шеи, прокладывали курс, другие, опустив головы, прощались с родными местами, ну, а молодежь - она везде молодежь, порядок для нее всегда обременителен. И каждое перышко этих удивительных птиц подсвечивалось солнышком.    
     - Улетают, - грустно сказала Анна, беря Георгия за руку.
И Георгий удивился точности ее образов и не сомневался, что Анна так же, как и он, воспринимает эту картину. И снова что-то печальное заныло в его груди.
   Не могла его печаль, которую и сам-то он не мог разгадать, передаться Анне. Но Анна уже не прыгала, а шла задумчиво и тихо.
 
     Предчувствие Анны               
Подойдя к рябинам, Анна приветствовала их, дотрагиваясь до их теплых шелковистых коричневых стволов. Потом она и Георгий прислонились к одной из них и, подняв головы, смотрели на ветки, усыпанные алыми гроздьями, где в каждой ягодке поселилось красное солнце, на желто - бурые ажурные узенькие листочками, меж которыми голубело совсем не осеннее небо.
     - Ты чего Анна?
     - Не знаю сама, милый. Вот дуреха! Вроде бы все прекрасно. А посмотрела на красных улетающих в теплые края птиц, и какая-то пронзительная тоска резанула душу.  Как будто они уносят что-то дорогое!
А сейчас эта песня Нани Брегвадзе, слова которой я уже не помню, вдруг постучалась в голову! Ты к музыке, оказывается, ближе, чем я. Ты, наверняка, ее знаешь.

Георгий стоит все также, прислонившись спиной к одному с Анной дереву, смотрит сквозь листья в небо.
      - Анна, наверное, это свойство русской души. У нас она настолько широка и глубока, что обязательно в ней соседствует радость и грусть.
Я тоже это подмечал, Анна. У нас с тобой родственные души.

И вдруг Георгий тихонько запел, пытаясь подражать Нани Брегвадзе.*
          
             ЛЕТЯТ, КАК ЛАСТОЧКИ,         
             ЛИСТОЧКИ-И-И
             С МОЕЙ ЛЮБОВЬЮ ПО ПУТИ.
             И ТОЛЬКО НЕТ ПОСЛЕДНЕЙ
             ТОЧКИ-И-И,
             И СЛОВА НЕТ ЕЩЕ «ПРОСТИ». 

             ЕЩЕ ЦЕПЛЯЕТСЯ ЗА ПАМЯТЬ
             СЧАСТЛИВЫХ ДНЕЙ ВЕСЕНИЙ 
             ГРОМ,
             КОГДА ЛЮБОВЬ БРОДИЛА С НАМИ
             СКРЫВАЯ НАС ОДНИМ КРЫЛОМ.         

Анна порывисто разворачивается, падает на Георгия, обнимает его вместе с рябиной, кладет голову на плечо.
     «Не надо, Георгий. Я сейчас зареву!» - кусает губы, пытаясь сдержаться.
Георгий замолкает. Гладит Анну по плечу. А у него в ушах песня звучит по нарастающей громкости.

     * Автор текста Софронов А. Композитор Заславский С.               

             ВЕСНОЮ ЛАСТОЧКИ ВЕРНУТСЯ,
             ОСТАВИВ ЗА МОРЕМ ЛЮБОВЬ.
             И НАД РЯБИНОЙ ПРОНЕСУТСЯ,    
             И ЧТО-ТО МНЕ НАПОМНЯТ ВНОВЬ.
             
             АХ, ЭТА КРАСНАЯ РЯБИНА
             СРЕДИ ОСЕННЕЙ ЖЕЛТИЗНЫ.
             Я НА ТЕБЯ СМОТРЮ, ЛЮБИМЫЙ,
             ИЗ НЕВОЗВРАТНОЙ СТОРОНЫ.
               
Анна и Георгий спустились по тропинке с горки.
Георгий, взял руку Анны, озорно взглянул на нее, потащил ее почти бегом в горку на затяжной следующий подъем.
     «Неугомонный! - смеялась Анна. - Считай я признала, что ты выносливее меня! Только не жди, что я побегу еще и отсюда. Да остановись ты, я уже больше не могу в таком темпе!» - Георгий уже и сам выдохся.
   Взобравшись почти на самую вершину, тяжело дыша, Георгий вдруг развернул Анну.
     «Смотри поверх долины, видишь там дальше поблескивает пруд, еще дальше стоят рядами сосны? Вот там находится скрытая от многих глаз земля с солнечными смотрящими тысячи лет друг на друга горками, поросшими травами по пояс, с диковинными цветами, с которых собирают нектар красивые бабочки, шмели, жуки. Качаются на высоких стеблях разноголосые птицы. А внизу бьют холодные родники, а в заросших камышом заводях выводят дикие утки по семь птенцов... Следующим летом я тебе подарю эту страну».
     «Утки с утятами, в Москве? - Не поверю!»
 Георгий прижал к себе Анну, и она благодарными глазами согласилась на такой «королевский» подарок.
   Георгий, держа Анну за руку, спускался вниз к болотцу, которое в этом месте окружало речушку. Вскоре они остановились. Глазам было больно смотреть прямо на солнце и на высокое дерево, от которого отлетал подсвечиваемый лучами серебристый пух. Ветра почти не было внизу, но на высоте веток, он, видимо, чувствовался, потому и тянулся в одну сторону хоровод не то пуха, ни то снежинок.
     «Но тополиный пух - это в мае, в начале июня... а снег? Сейчас? - Абсурд какой-то!», - Анна растерянно посмотрела на улыбающегося Георгия, не скрывающего радость от ее удивления. Анна сама поспешила к дереву, не обращая на проступающую сквозь болотную траву сырость.
     «Так это цветет ольха!» - прокричала она в удивлении.
   Среди пожухлых бронзовых начинающих сворачиваться листьев, в лучах октябрьского солнца, серебрились крупные пуховые сережки, от которых неслышный ветерок отрывал и уносил бесчисленные невесомые искрящиеся на солнце пушинки. Ольха как бы дымила серебристым маревом на синем небе.
     «Цветет в октябре? Первый раз вижу такое! И в каждой пушинке - жизнь? – удивлялась Анна. - И это накануне дождей, холодов и морозов? Какие же испытания ждут эту только что появившуюся жизнь в этом суровом мире и совсем скоро! И это все повторяется тысячи лет! Значит все у природы отлажено! Значит все так и надо! Значит жизнь победит! И мы с тобой, Георгий, встретились в затянувшееся солнечное бабье лето, это, видимо, тоже не зря, это тоже так и надо. И мы выдержим любую жизненную непогоду!» 
   Георгий молча смотрел на Анну, удивленный таким поворотом ее мыслей, ее уверенностью, что именно так оно и будет.
     «А нам с тобой - продолжала Анна, - все благоволит: и это ласковое солнце, и эта бездонная синева, и все эти праздничные наряды - это тоже для нас, Георгий! И от непогоды нам есть, где спрятаться! И благословение на жизнь мы только что еще раз получили, так ведь? Ну, скажи, так? Так! И мы просто обязаны выдержать все жизненные передряги, нам ничего вместе не страшно!»
Анна, как будто уверяла сомневающегося Георгия: «Правда, мой милый? - и она повисла на его шее. - Ну, ответь мне, правда?»
      «Правда, моя хорошая! Мы еще покоптим небо!» - искренне поверил ей Георгий.   
   Анна и Георгий стояли на месте, где кончалась речушка и начинался Верхний Царицынский пруд и смотрели на правый и на левый берег, на темно - зеленую остывающую воду, на отраженные в ней в последнем своем выходном наряде деревья, на желтые листья на поверхности пруда, на могучую сто пятидесятилетнюю сосну, подремывавшую на солнышке недалеко от них, забросившую высоко - высоко в синеву свои раскидистые наполненные янтарной смолой ветви. И вся окружающая их природа с тающей серебристой ольховой дымкой, с беззвучно прочерчивающими золотистый след на синем небе листьями, с устало журчащей речушкой, с печально попискивающими пичугами, с летящими поблескивающими на солнце паутинками, с нежелающей желтеть зеленой осокой на болотце, с желто - красным пряно пахнувшим ковром листьев на поверхности пруда, - все пребывало в состоянии гармонии с их душевным состоянием. И Анна нисколько не сомневалась, что не будь их здесь с Георгием, то нарушилось бы равновесие всего этого окружения. 
   Они шли молча по берегу пруда, любуясь карнавальным нарядам деревьев, каждый думая о своем. Анна шла впереди и вдруг остановилась.
     - Смотри, Георгий, как им живется? – с удивлением Анна смотрела на сорокалетнюю березу и сосну растущие из одного места.
     - Это сестры, Анна. Я с ними часто беседую.
     - Как могут быть сестрами разные деревья?
     - Все на свете бывает, Анна. Когда они впервые увидели солнце, проклюнувшись каждая из своего семени, они с ужасом обнаружили, что растут из одного места, их тела уже касались друг друга. И сосенка сказала березке: «Моя не родная сестра. Я бы отклонилась в сторону, но мы, сосны, не можем этого сделать. Мы растем, как свечи. Пожалуйста, отклонись влево, иначе и я, и ты погибнем». И березка послушалась. И они выросли.
     - Это кто тебе сказал.
     - Сосенка, двадцать пять лет назад. 
И Анна с уважением посмотрела на любимого, умеющего говорить на языке деревьев.
Когда Анна выкарабкалась из своих мыслей, то не услышала шагов Георгия. Она оглянулась. Георгий стоял позади шагов на сорок, подняв над головой руку и пальцы его ладоней призывно звали ее подойти к нему.
     «Так и потерять его недолго», - испугалась Анна и поспешила к нему. Георгий повернул ее лицом к пруду, обнял за талию и прижал к груди. И перед Анной предстала картинка, как перед Георгием недавно: янтарный деревянный домик лодочной станции, желтые липки на том берегу, смотрящиеся в голубое синее небо, утонувшее в спящем пруду. Не было только трех уток, и Анна сразу подметила эту дремотную завороженность.
     - Надо же! Левитан, наверняка, не прошел бы мимо такого пейзажа! Ведь вроде бы и я видела это, когда шла, а вот сейчас смотрю, как в первый раз! Какое умиротворение. Какой покой. Какая гармония цвета. Какая жалость, что это не может остаться в памяти навсегда! - вздохнула Анна и грустно взглянула на Георгия.

Когда они дошли до родничка, бившего из-под горы и немного обустроенного любителями его живительной влаги, она не удержалась.
     - Иди сюда, Георгий, подставь ладонь и набери мне воды, я хочу выпить из твоей ладони.
   Георгий не посчитал это капризом, подставив ладонь, наполнил прозрачной холодной влагой пригоршню с крепко сжатыми пальцами, сквозь которые все равно сочились капли, и протянул ее Анне. Она бережно, поддерживая ее ладонями, нагнулась к ней и выпила все до капли, простонав от удовольствия и от заломившего зубы холода.
     - Так вот, оказывается, какая вкусная вода с ладони любимого человека? – глядя в любимые глаза произнесла, щурясь, Анна.
Потом, благодарно глядя на Георгия, прижала еще не нагретую мокрую его ладонь к своим губам. Затем, держа ее двумя руками, положила ее себе на теплый лоб, потом на одну и на другую щеку. И с каждым новым прикосновением она жмурилась, тихо и протяжно охала и закрывала от блаженства глаза.
   А потом Георгий пил уже из ее ладони, повторив весь ритуал, отмечая про себя, что не припомнит, чтобы вода была такой необычно вкусной и желанной, а от прикосновения ее мокрой холодной ладошки ему на душе было так необыкновенно тепло. И в благодарность за этот подарок он долго прижимал ее ладонь к своим губам. И у Анны глаза светились радостью и счастьем.
 Затем, положив руки на ягодицы смеющейся Анны, Георгий, тяжело дыша и кряхтя, начал подталкивать ее на пригорок.


     Оперный дом                Затолкав свою ношу почти на самый бугор под изумленные взоры двуглавого орла, над входом с восточной стороны Оперного дома, Георгий выдохся окончательно. Анна, пожалев его, остановилась, взирая на красно - белое каменное творение мастера.
     - Надо же, какая объемность! - загляделась Анна. - Какие рвущиеся вверх стрельчатые окна! И как продолжение их полета на крыше белокаменные четырехгранные шпили!
     - А орлу я не понравилась, - пристально глядя на его насупленный вид сказала Анна. 
     - Ну что ты! - не согласился Георгий. - Два дня назад он на меня вот так же злился, это я его раздражаю! Он же ревнует меня к тебе! – И с укором к нему обратился:
      - Эх, орлуша, орлуша, большая ты стерва!*
 
     *Восклицание отца Федора. «Двенадцать стульев и золотой теленок». Ильф и Петров.

  Анна тем временем щурилась на искрящееся сотней маленьких солнц зеркало пруда, которое слепило сквозь золотистые листья лип и кленов, с двух сторон забравшихся на пригорки неглубокой расщелины, спускавшейся к воде. Пригорки были густо усыпаны золотистой листвой, которая подсвечивалась бликами солнечных пятен. По такой роскоши не только было жалко ходить, но даже темные тени молоденьких лип и кленов, Анне казалось, были лишними. Анну распирало от сказочного богатства. Воистину, это был царский парк!
Даже сюда доносился до нее запах воды, который накладывался на запахи опавшей листвы, прогретой солнцем, и избалованной теплом земли. Хотелось упасть на нее и зарыться с головой в ее золото. Когда еще будет такая возможность?
И Анна упала сначала на колени, а потом и растянувшись во весь рост - на бугор, зарывшись лицом в листья, широко раскинув руки, и жадно хватая их пальцами. И тоненькие ветви лип и кленов с пониманием замерли над нею.               
   Как и полагается в подобных случаях Георгий насыпал небольшой холмик из листьев над ее головой, встал рядом на колени и произнес:
     - Здесь упокоилась на минутку от избытка счастья раба Божия Анна. Пусть земля ей будет ворохом золотистых листьев! Аминь! - и посыпал еще пригоршню ей на голову. Потом секунду помолчав, добавил. - Рюмашечку сейчас хорошо бы за ее блаженство.   Георгий вздрогнул от неожиданности, услышав из-под золотого холмика:
     - Фляжка в сумочке, разлей на двоих.
     - Это надо же быть такой мудрой не по годам женщине! - восхитился Георгий, открывая сумочку, обнаружив в ней блестящую узенькую фляжку и рядом два малюсеньких мельхиоровых стаканчика, знакомых по первому дню пребывания у Анны, которые так ему тогда не понравились.
Он мигом поднялся на противоположный бугор, увидев там под сосной удобное для сидения бревно. В сумочке оказался и молочный шоколад с орехами и с изюмом. На его цветной обертке Георгий устроил микростолик, поставив два наполненных крошечных стаканчика, по запаху, предположительно, коньяком, и положив рядышком на обертку аккуратно разломанные дольки шоколада.
Один Георгий почти никогда не пил, поэтому пришлось вспомнить об упокоенной от счастья.
С трудом приподняв ее, он не удивился ее закрытым глазам, и, сдунув с ее лица прилипший желтый листик, взял ее за руку и еле осилил половину пригорка, где силы совсем оставили его. 
Посадив ее лицом к солнцу и спиной к нагретому, стволу сосны, Георгий подал ей стаканчик и поднял свой.
     - Собирался пить за упокой, а все-таки приятнее пить за здравие. За твое счастье, Анна, в котором ты только что побывала, и я подозреваю, находишься еще сейчас!
     - Ну, что ж, господа, за блаженство и радость, которые вокруг нас! - подняла стаканчик Анна и обвела им полукруг.
     - И в нас самих! - добавил Георгий.
   Они чокнулись, выпили и, конечно же, поцеловались.
   Анна чувствовала спиной тепло сосны, она даже нашла где-то на стволе янтарную капельку смолы, растерла ее пальцами, глубоко вдыхала ее душистый аромат и дала понюхать Георгию.
     - Ох, и привереда же ты, - улыбался Георгий, - мало ей вокруг нее запахов, нашла еще! - Тебе что, всего этого мало? - повел вокруг нее рукой удивленный Георгий.
     - Да, мало, я хочу все время чувствовать тебя и хочу, чтобы и в тебя перетекала моя радость, - тихонечко сказала она.
   Георгий был не против.
     - Налей! - попросила Анна, и он исполнил ее просьбу.
     -  За людей, которые умеют наслаждаться радостью бытия, невзирая на мерзости окружающей нас жизни, и открывают эту радость другим! - и Анна посмотрела на Георгия.
     - За то, чтобы как можно чаще было солнечно у тебя на душе, Анна! - добавил Георгий.               
Они снова чокнулись и снова поцеловались
    - Удивительно, - поболтав содержимое фляжки, изрек Георгий, - там еще и по третьей хватит!
Он понюхал горлышко.
   - Я не дегустатор, но уверен, что это очень приличный коньяк! Скорее всего, я пью его первый раз в жизни, - восхитился тонким фруктовым ароматом Георгий.
     - Французский, - подтвердила Анна. Его выдерживают в погребах замка Шато де Коньяк по неизменной технологии, которой уже двести лет.
   И действительно, получилось почти по полной.
    - Я хочу выпить за твое Царицыно! - Анна провела наполненным стаканчиком вокруг себя. - За тебя, красавица! - И Анна чокнулась с сосной. - За ваш щедрый листопад! - И она обвела стаканчиком липы и клены, почтительно слушавшие ее тост. - За тебя! - И протянув к пруду руку, она чокнулась с ним. - За тебя, Светило, порадовало ты нас сегодня! – и, зажмурившись, она чокнулась с солнцем.
   Потом Анна поднялась, задрала вверх голову и вдруг, над бугром, над деревьями, над прудом, уносясь в солнечную лазурь звонко пронеслось:
  - Го-о-спо-о-ди-и-и! Хорошо-о-о-то ка-а-ак! - и несколько листьев, соглашаясь с Анной, медленно покачиваясь, стали опускаться к ее ногам.
   Георгий, изумленный таким проявлением чувств, непроизвольно поднялся, подчиняясь порыву Анны, и, задрав голову, высоко поднял к небу свой коньяк, обнял сияющую Анну, чокнулся с нею, они выпили, и вместо плиток шоколада были их взгляды, губы и дыхание друг друга.
Но как же можно было забыть поблагодарить Создателя, который и сотворил все это для них? Эх, Георгий! Эх, Анна!
Анна провела за руку Георгия вдоль Оперного дома, несколько раз попыталась заглянуть в окна, прочитала внимательно бронзовую табличку на углу и сказала:
     - Если у Екатерины это дом, то какой же должен быть ее дворец? А нельзя посмотреть, как там внутри?
     - Все в наших руках, Анна! Когда-нибудь тут будут давать маленькие камерные концерты и выступать известные певцы, и мы с тобой пойдем обязательно!
     - Под музыку Вивальди, Вивальди, Вивальди, - вдруг запела Анна...
     - Под музыку Вивальди под старый клавесин, - подтянул Георгий...
     - О-о-о! - взглянула с удивлением на него Анна. - Так на Вивальди? На «Времена года»?
     - Хорошо, начнем с Вивальди! И обязательно сходим на «Глорию» с хором, оркестром и солистами, - улыбался Георгий, и Анна признательно на него посмотрела.
     - Придется, чтобы рассмотреть весь дом, отойти подальше! - и Анна потянула Георгия за руку к сосне в центре поляны и вдруг застыла. 

     Клен
    «Ой, Георгий, да мы чуть не прошли такого красавца! Как я могла такого не заметить?»
  На краю поляны, почти у начала Оперного дома, стоял хороший знакомый Георгия, его златокудрый клен, с огромной ярко - желтой шапкой из десятков тысяч листьев, впитавших в себя до предела, насытившихся и теперь отражавших солнечный свет.
Это он, как никто, притягивал к себе последние теплые лучи октябрьского солнца.
Оттого и выглядел клен, как расфранченный жених на свадьбе, сознающий, что все это торжество устроено в честь него и только для него.
Клен не хотел задумываться, и правильно делал, почему это первые листья чуть слышно покидали его такую пышную роскошную крону.
Они вспыхивали, пронизанные солнечными лучами на фоне темного погрустневшего леса. У клена их были тысячи. Когда это они будут сорваны холодными порывистыми ветрами?  Это же не завтра! Не сегодня. Тем более не сейчас. А сейчас тепло. Тихо. Солнечно. Над ним голубое небо. И клен наслаждался. Он весь сиял. Он чувствовал на себе восхищенные взгляды березы, отражение своей красоты в окнах Оперного дома, завистливые взгляды избалованной постоянным к себе вниманием одинокой сосны, стоявшей в центре дворцовой поляны, и робкие, затаенные, обожающие его взгляды ели, которая давно потеряла  надежду на взаимность, смирилась и без злобы, с любопытством, поглядывала иногда на начинающую примерять свадебное убранство его невесту - красавицу березу.
Георгий только сейчас начинал понимать, что каждый день надо было проживать, как последний. Вот, как этот клен. Потому, как не длятся долго эти счастливые моменты. Ох, не длятся! И сколько же раз, вспоминая их, набегали мысли: «Эх, сейчас бы меня переместить в тот счастливый день, я бы»… Увы, увы, остались одни воспоминанья, как  талантливо транжирил он те денечки.
     «А этот, свой недавний сказочный день с Анной, мог бы он провести лучше? Так ли тратил он каждую отпущенную ему судьбой минуту?»                А ведь ему было известно, что их отпущено мало. Боже, как же бездарно он их потратил, а это было-то всего несколько дней назад! Да он ничуть не переменился почти за сорок лет! Воистину - горбатого могила исправит!
     «Смотри, - кричала Анна, приближаясь к клену, - каждый падающий с клена лист, подсвечиваемый солнцем, смотрится как светящийся метеорит, прорезающий синеву осеннего неба! Посмотри, как значимо и торжественно происходит ежесекундное падение! И как падают! Как жалко, что так часто и так медленно не падают метеориты!
   Действительно, Георгий снова любовался их падением.
   «Почему, - думала Анна, - среди многих начинающих желтеть деревьев только этот клен разом вспыхнул весь десятками тысяч своих листьев от самой нижней своей веточки до самой макушки? Почему он ждал ее прихода, чтобы начать осыпаться на ее глазах? Почему стоит рядом этот мудрый человек, который осуществил связь между нею и всем этим невиданным ранее миром? Кто-то ведь буквально выталкивал ее, как сейчас помнит, помимо ее воли на выставку этого сумасшедшего Дали, где ее ждал, сам того, конечно, не зная, такой необходимый ей мужчина? И почему надо было ей выпихнуть его из квартиры в первый день, чтобы испить чашу отчаяния за пять дней разлуки? Неужели это для того, чтобы ощутить сегодняшнее счастье? И зачем ей нужно такое счастье, которого не замечаешь?* Теперь на ее лице будет на пять морщинок больше, и на столько же увеличится число извилин в ее мозгу».
   
      * Счастье, как здоровье: когда его не замечаешь, значит, оно есть.
И. Тургенев. 

   «Вот и он, - думал Георгий, - как лист этого клена, с каждым годом блекнет, отделяясь потихоньку от дерева жизни, и скоро порыв холодного ветра разорвет слабеющую с деревом связь, и хорошо еще, если в последнем своем полете он успеет вспыхнуть в лучах солнца, доставив радость тому, кто будет рядом. А если будет хмурый день?»

   Анна, удобно прислонившись к Георгию, молчала. Молчал Георгий. Молчали птицы. Молчал ветер. Молчали деревья. Молчала скамейка рядом с кленом. Молчал и сам клен. И никто не торопился подсказать ответ. Анна вздохнула.
     - Во всем есть свой смысл, - ни к кому не обращаясь, сказал Георгий.
Анна повернула к нему голову и пристально посмотрела на него.
    «Это не ответ», - подумала она.
     - Пойдем присядем на скамейку у клена, - предложила Анна.
Она сидела зажмурясь на теплой скамейке, полулежа на груди Георгия, и ей было так хорошо и спокойно, как бывало только, когда она гуляла пятилетней девчонкой в парке со своими родителями. Поиски ответа больше ее не мучили, ей все больше начинала нравиться фраза Георгия.
Ласково освобождаясь от объятий, Георгий встает:
      - Посиди здесь, я мигом.
Георгий догоняет молодую пару, мужчину с фотоаппаратом и его спутницу. О чем-то говорит с мужчиной. Тот идет с Георгием к скамейке, расчехляя фотоаппарат.
       - Ты, Анна, права, я тумак! Надо ловить мгновенья! Я изменил своим принципам и не взял его. Пусть мужчина сфотографирует нас.
 Анна не возражает, прижимается к Георгию. Мужчина делает два снимка.
      - Какой у тебя е-мейл, Анна, запиши, я дам ему. Вдруг пришлет?
Анна лезет в сумочку, пишет на листочке. Георгий благодарит мужчину и отдает листочек.   
       - Не верю, что будет наш снимок. Ладно, пошли. Я думаю, мы до зимы еще придем сюда.            
А следующим был Малый дворец.
     - Да, ты действительно малый, даже слишком малый, - сказала Анна, прочитав бронзовую табличку. Ведь для чего-то был нужен такой!
     - Здесь должны были...-  начал было Георгий.
     - Разыгрываться любовные интрижки для очень теплой компании, - перебила Анна. 

     Большой мост
А дальше Георгий, подойдя к Анне, взял ее за руку и осторожно потянул вниз в овраг. Анна безропотно подчинилась, и они начали непростой спуск. Когда они остановились в самой глубине полутемного от тени деревьев оврага, и Анна подняла голову, то у нее вырвался возглас восхищения. Освещенный октябрьским солнцем, отчего красный кирпич наливался сочным цветом, а белый резной камень подкрашивался в слегка розовый цвет, Большой мост предстал пред ней во всей своей грандиозной фронтальной проекции, почти не искажая ни одной своей геометрической детали, отчего Анна и Георгий вдруг превратились в ничтожных пигмеев.
     «Но как же так, - вырвалось опять у Анны, - этого никто кроме нас не видит! - И она растерянно посмотрела на только ими примятую высокую до них никем не потревоженную траву.
   «Почему одним, - размышляла Анна, - дано все это видеть, а другим нет? Почему для избранных даже один эпизод из такого многообразия увиденного сегодня - уже праздник, который окрашивает своим настроением долгие дни, месяцы, даже годы.  А у других, чей равнодушный взгляд скользнет по этому чуду и никак не откликнется в душе, не вызовет в ней никаких радостных ассоциаций? Для кого природа, скульптор, художник так старается? Есть же смысл во всем их деянии! Неужели единицам избранных дано подсмотреть ее таинства, понять их, восхититься ими, вобрать их в свою душу, надолго сохранить их и щедро делиться ими с окружающими? Кто же тогда среди нас эти необыкновенные люди?»
  Анна не находила ответа. Она была только твердо уверена, что это очень счастливые люди.

     Появление Ирины и Оли у Анны               
Столовая. На столе кофейные чашки. Играет легка джазовая музыка. Георгий в домашних вельветовых брюках. На нем белая футболка с коротким рукавом, обтягивающая его   спортивную грудь. Анна в своем вишневом халате, причесанная, от нее исходит аромат трав. Они собираются пить кофе. Звонок в дверь. Анна тревожно смотрит на Георгия:                «Неужели они приперлись?» Георгий недоуменно поднимает брови. Анна идет открывать дверь. Ирина и Оля бесцеремонно раздеваются. Анна стоит, прислонившись к шкафу – купе, как приговоренная.
     «Да, да! И не смотри на нас так осуждающе! – взглянула на нее Ирина. - Мы приехали вырвать тебя из хищных лап этого бомжа старика!
     «Ну-ка, где он?», -  решительно заявляет Оля.
Ирина и Оля хотят войти в столовую, но застывают в проеме. Глядят во все глаза на улыбающегося во весь рот моложавого спортивного мужчину. Подруги изумленно молча его разглядывают.               
     «Давайте, девочки, проходите, проходите! Мы как раз хотели кофейничать!» - подходит Георгий и целует в щеку одну из них.    
     «Это, - Ирина!» – безошибочно определяет Георгий. Целует в щечку рядом стоящую. -                О-о-о! Это - Ол-ля!» - смотрит с улыбкой на нее Георгий.
Хватает обоих под руки, тащит силой за стол. Сажает Ирину. Георгий отнимает у Оли пакет с какой-то провизией. Заглядывает туда.
      «Давай же свой пакет! Молодец! Все съедим! Люблю поесть на халяву!»
Анна, прислонившись к плите, молча наблюдает за происходящим.
Георгий хочет посадить за стол и Олю. Из приемника начинается новая джазовая мелодия. Георгий дергает за руку Олю и, не отпуская ее руки, начинает танцевать, на клочке свободного места, точно попадая в такт. Оля противится, перебирает ногами, чтобы не упасть.
Анна и Ирина наблюдают с интересом. Георгий сажает силой Олю рядом с Ириной, сам продолжает танцевать. Танцует, выразительно в такт мелодии меняет мимику, делает, как профессиональный танцор пассы руками, с улыбкой поглядывая на подруг.
Анна начинает улыбаться.
Мелодия заканчивается. Георгий подходит к Оле, целует ее в щеку: «Чуть не забыл поблагодарить даму. А ты подаешь надежды, Оля! Приходи почаще, потренируемся, будем выступать на бис!»
Дамы молчат.               
   «Ну, приступим!» - решительно говорит Георгий, вытаскивает из пакета большую упаковку. - О-о-л-л-я! Это же мой любимы крабовый салат!»
Вытаскивает бутылку белого вина. Смотрит на этикетку.
    «Для мидий, кальмаров, креветок подойдет! Но для крабов у Анны есть получше!»
Быстро идет в угол и вытаскивает нужную бутылку. Ставит бокалы. Открывает бутылку, наливает вино. Раскладывает салат. Подходит к Анне сажает ее рядом с Ириной.
С бокалом подходит к Оле:
     - За что пьем? - с улыбкой спрашивает Георгий.
     - За то, чтобы ты, наконец, оставил нам Анну! Ты бомж и пьянчуга! Анна не для тебя!
Георгий с улыбкой смотрит на Анну.
     - Открылись мои веки! - после короткого молчания произносит Анна. - Вот разрушительница нашего счастья! - Показывает на нее пальцем. - Я разрешаю тебе, Георгий, сделать с ней все, что хочешь!               
     - Слушаюсь, моя повелительница!
Георгий ставит свой бокал, за руку поднимает Олю со стула, нагибается, взваливает ее на плечо, одной рукой держит ее руку, другой, - держит под попу, направляется со своей ношей в комнату.
      «Поставь меня, бомж!» - Оля кричит, бьет Георгия свободной рукой по спине, болтает ногами.
В большой комнате слышна борьба, глухие крики, потом все стихает.
Анна и Ирина сидят тихо переговариваются. Входит Георгий, смотрит на Анну и Ирину: «Оля не будет больше так говорить!» - улыбается Георгий.
Женщины смотрят на Георгия во все глаза.
Выходит в холл из комнаты растрепанная Оля. Приводит перед зеркалом себя в порядок. Застегивает две верхние пуговицы блузки, немного поворачивает юбку. Смотрится в зеркало. Достает помаду, подкрашивает губы, одевается.
Кричит из холла: «Анна! Проводи!»
Быстро входит Анна, с любопытством смотрит на Олю: «Ты что же… - с тревогой глядя на подругу, - и за стол не сядешь?»                «Не отпускай!» - не глядя на Анну, произносит Оля. Быстро выходит и снаружи закрывает дверь. Анна с улыбкой облегченно вздыхает, стоит, прислонясь к двери спиной. 



































Глава 12. Анна принимает дела у шефа.

     Анна все еще не верит
Анна решила не звонить телохранителю не в восемь, не в девять.
    «Она будет вести себя так, как будто и не было вчерашнего Совета в Метрополе, а там посмотрит. Да-а, подставила она вчера Председателя, вернув ключи и печать компании к радости большинства членов Совета. Неужели он один справится с целой стаей?» 
В обычное время она вышла из подъезда и, сделав несколько шагов к своей машине, замерла на месте.
   Тихо шелестя шинами, рядом остановился темно - синий мерседес, дверца открылась и  Анна узнала Юру.
     «Как приказывали, Анна Владимировна, - сказал телохранитель, - не выхожу из машины».
   Анна строго посмотрела на телохранителя.
     - Все в порядке? - перегнувшись с балкона, прокричал встревоженный Георгий.
     - Да! - прокричала Анна, испугавшись за Георгия, помахала ему рукой и села в машину.
   Проезжая мимо будки охранника на воротах, Анна заметила, как Михалыч с вытаращенными глазами отдал кому-то честь. «Уж не ей ли?» - Она покосилась на Юру, но лицо его было непроницаемым.
     - Анна Владимировна, мое место в предбаннике... извините, в приемной, где секретарь, до особых ваших указаний... обычно я выполняю любые ваши приказы от магазина и до... большая просьба, прочитайте мои обязанности... это не я придумал. Кстати, - промолвил Юра, увидав, что Анна нажимает кнопку лифта этажом ниже, где еще вчера был ее кабинет, - Антон Евграфович уже ждет вас.
     - Вот и езжайте к нему в приемную! - холодно сказала Анна, выходя этажом ниже.
   Юра молча пожал плечами и остался в лифте.
   Два замначальника отдела пулей шмыгнули в свои кабинеты, едва она вышла из лифта в коридор, словно суслики в свои норы от тени орла. Проходившая мимо начальник отдела так поздоровалась с Анной, и, пройдя ее, так пятилась, оставаясь все время к ней лицом, будто Анна принадлежала к королевскому роду Её Величества. 
   Из двери инвестиционного отдела осторожно высунулись две женские головы и тотчас исчезли. Компания гудела, словно пчелиный улей, у которого пчеловод снял крышку и  внимательно изучает пригодность каждой пчелы для роя.
   Открыв свой кабинет, Анна опустилась в кресло.
     «Неужели она и впрямь президент? Неужели Совет не передумал? Она, Анна, - главное лицо в компании! Самое главное! Ой, мамочка, что-то ее понесло. Что-то она раздухарилась».
  С тремя алыми розами врывается в кабинет Наталья Павловна, начальник ПЭО. Наталья обнимает Анну, вручает цветы.         
     - Свершилось! Поздравляю! Последние события поколебали мою веру, что это скоро случится, и так будет справедливо! Но Бог все видит…
     - Остынь, Наталья! Меня вчера разозлил Совет директоров, я не сдержалась и высказала все, что о них думаю. Я выложила обратно Председателю печать компании…
     - Да что ты? Зачем? - в испуге спросила Наталья.
     - Весь Совет на меня ополчился! Вряд ли Председатель один с ними справится, даже если он меня и поддерживает.
     - А у нас сарафанное радио разнесло, что тебя выбрали президентом?
     - Нет, уж! Пока Председатель не подтвердит, радоваться рано!
Может быть, весь этот переполох в компании, все это пчелиное жужжание по поводу моей отставки?
     - Этого не может быть! Что за мысли, - не поверила Наталья.
     - Ведь практически все директора выступали против моих предложений! Как может найти управу Председатель, будь он трижды зубастым на всю эту оскалившуюся стаю? Конечно же, они перерешили! Вот поэтому-то и идут в компании пересуды с самого утра! Вот оно что!
Наталья испуганно зажимает рот рукой и таращит глаза на Анну.
      - А как же новая синяя машина, которая предназначалась шефу после подписания договора? – возразила Наталья.
     - А-а, это Юре дали указание прислать за мной машину еще вчера, когда я уходила из Метрополя, и пока меня не «задвинули взад»! А Председатель, в суматохе, забыл отменить его. Верно! Так оно и есть! А эти лица, эти взгляды с утра, - это обычное ехидство и желание порадоваться чужой беде. Ну и пусть! Не в своей, так в другой компании, а проект Георгия я реализую! Чтобы это мне не стоило!
     «Анна Владимировна, я вас приветствую! Заходите же! У меня все необходимые документы и дела подготовлены! Напечатанный акт приема-передачи лежит предо мной, - раздался делано-радостный голос «Графа» по громкой связи. - Жду!»
Анна откинулась в кресле и у нее противно задрожали ноги. Удушливая густая волна стала распирать голову.
Наталья открыла холодильник, вынула бутылку нарзана и плеснула в бокал хрустальной влаги. Налила и себе. Чокается с ней. Улыбаясь, пьет.
     «Неужели она президент? – снова появилась изгнанная мысль. - Как же справился Председатель со сворой директоров? Действительно, подтверждаются слова Вадима, что в Совете у него авторитет непререкаемый! Вожак! Как же ему удается держать их одним рыканьем? Что же это за Совет директоров, если, что решил Председатель, то и будет? Это надо непременно учесть!»
   Подходит к окну с бокалом, пьет.
      - А голос-то у «Графа» довольно бодренький для такого печального сообщения, - улыбается Наталья.
     - Оклемался после вчерашнего. А может, опять «заливает», издевается? Придется идти. Напоследок я обязательно вставлю в его жирный зад свечу за его длинный язык!
     - Давай, давай, иди! Отпусти старика! - Наталья целует Анну. Наливает в вазу из графина воды. Ставит цветы в вазу. - Ни пуха! – желает Наталья и уходит. 
Анна подошла к зеркалу, поправила уголок батистового белого платочка, торчавшего из кармана темно - синего жакета, пригладила прядь у виска, затем подмигнула и подбодрила:
    «Вперед, Президент! И вверх! По новому витку спирали!»
   Она хотела закрыть свой портфель с документами в сейф, но в последний момент раздумала и взяла его с собой.
     «Теперь она с ним будет спать ложиться! Это Альтернативный проект поднял ее на новый виток. Это ее любимый посадил ее в такое выстраданное кресло президента.
А сейчас надо подняться всего на этаж выше. На самый верхний этаж в компании. В народе его зовут - «этаж верхнего руководства».

     Доверительный разговор с Генриеттой
   Анна закрыла кабинет и вошла в лифт.
Мгновенно в ее памяти промелькнул недавний доверительный разговор с Генриеттой.
     - Ну, Аннушка! Это всегда было потаенной мечтой нескольких честолюбивых людей в компании, вынашивающих заветную мысль подняться над своей суетной жизнью. Попасть на этот этаж - это значило попасть «в президентскую обойму».
     - Да, Генриетта. Я видела, как шефа обхаживают претенденты и мои «благожелатели».
     - А когда ты, Аннушка, став советником, отказалась переезжать на этот этаж и осталась в своем старом кабинете, - «обойма президента» восприняла это, как вызов. Как нежелание молодой выскочки влиться в их «дружный» коллектив.
     - Да, уж, я сразу это почувствовала после своего отказа. Что первый «вице», что второй, - на драной козе к ним не подъедешь. А уж, их советники, гоношистые ребята! Ведут себя так, будто они советники Господа Бога!
     - Ну сама рассуди, как ты, Аннушка, могла быть приятной Главному юрисконсульту, по чьей, в основном, вине компания «влетела» в миллионно - долларовый штраф? А тебе с таким трудом удалось его блестяще отыграть.
Кроме «влепленного строгача» юрист лишился еще годового бонуса, которым тебя премировали.
     - Разве? Я и не знала!
     - Выговор получил и один из вице-президентов, - продолжала Генриетта, курировавший заключение злополучного договора. За что же им тебя любить?
     - Да, уж. И этот, нефтяной эксперт, где только можно и нельзя, тычет в нос свои пятнадцать лет проведенных в Сибири. А какой надменный, и смотрит всегда не в глаза, а поверх головы. А разговаривает с тобой так, будто он профессор, а перед ним студент двоечник.   
     - Ну, а два помощника вице-президентов, как ты могла им понравиться? Это тебя сделал шеф советником президента, а не одного из них, поломав штатное расписание компании. Во всех отношениях наверху ты была лишней.
     - Да еще президент на всех совещаниях, - вспомнила Анна, - не преминет пнуть, как их, так и вице-президентов: «Почему Анна Владимировна знает этот вопрос, а вы не знаете?» Без злого умысла шеф помогал восстановить против меня все «верхнее руководство». Слушай, Генриетта, а может он это делал умышленно?
     - Не думаю. У него на это мозгов не хватит!   
 
«Вот, оказывается, что ее ожидало! Получалось, она одна была против всех? И став советником президента должна была поднимать в атаку всех личным примером? Вытащить их из удобного «обжитого окопчика? Да быстрее она получит от них пулю в спину. Если не пулю, так тихий организованный саботаж.
Неужели и впрямь придется противостоять организованному саботажу всего верхнего этажа?
Господи, когда же это я начну по-человечески жить? Что же это мне не живется спокойно?»
 И, уже поднявшись на этаж к шефу, Анна припомнила, когда ей пришлось по работе чаще общаться с населением этого этажа, она этот этаж иначе, как гадюшником, не называла. А когда она осталась в старом кабинете, ей пришлось выслушать неудовольствие самого шефа. Шеф успокоился только тогда, когда она его заверила, что работается ей в старом насиженном кабинете более продуктивно. Со временем и он смирился Да, во всех отношениях наверху она была лишней. Может быть, упросить Георгия занять пост вице-президента по нефтяному направлению? Вдвоем уже не так страшно! Она выбьет ему эту должность! Нет, не годится! Тогда руководство инофирм будут не управляемы. Среди них свой человек ей необходим позарез!
   Вот так, госпожа президент! Вот так захлопываются капканы! А может быть, пока не поздно...
   Поздно! Все, приехала! Лифт уже открывается! Вот и Генриетта стоит в дверях, не лицо, а сплошной знак вопроса!»
     - Анна Владимировна, правда ли…
     - Еще не знаю! - на ходу бросила Анна, еле протиснувшись мимо оторопевшей секретарши и быстрыми шагами «срезав угол» приемной, открыла дверь. И замерла.
     «А этот, еще, что здесь делает? - недоуменно молча уставилась она на вставшего, как школьник, при виде входящего в класс директора, улыбающегося Председателя. - Он-то здесь зачем?»
     «Меня здесь нет! - заверил Председатель, подобострастно подходя к Анне и целуя ей руку. - Я, вот, изучаю банковские документы. Не обращайте на меня внимание!» - И, ответив, как прилежный ученик домашнее задание, он сел и углубился в бумаги.
   Анна неуверенным шагом двинулась к «Графу», уже любезно отодвинувшему свое кресло, и с фальшиво - слащавой физиономией приглашающего в него сесть.
   «Это мы уже проходили, - подумала Анна. - Придумал бы что-нибудь поновее! Не наигрался еще!»
     - Не трудитесь, я не сяду, еще нет приказа, - и Анна села на стул для экзекуций.
     - Ошибаетесь, Анна Владимировна! – с промелькнувшими нотками горести произнес шеф. - Читайте! - и он положил перед нею лист бумаги.
   «Приказ № 59 по... компании...» - быстро бежали глаза Анны по строчкам...                «Параграф 1. Сопрыкина Антона Евграфовича уволить на пенсию с ... октября 199…  года...
Параграф 2. Михайлову Анну Владимировну, рекомендованную Советом директоров компании, избранную на собрании президентского совета компании... октября 199...года назначить на должность президента с окладом 6 тысяч...
…избранную на собрании президентского совета компании… октября 199... года назначить на должность президента с окладом…
…года назначить на должность президента с…               
…на должность президента…
 ... должность президента…
…президента… 
      
Анна смотрела на одно слово и не могла сдвинуться ни на букву дальше. Оно разбухало под ее взглядом, вытесняя слева и справа сопротивляющиеся такие неважные, бессмысленные и даже вредные слова. Так только что вылупившийся из яйца еще слепой кукушонок выпихивает из гнезда мешающих ему выжить чужих птенцов. И, наконец, выпихнув всех, слово выросло в целую строчку:

                ПРЕЗИДЕНТА

наконец, по буквам прочитала Анна... она провела пальцем по строчке и отчетливо ощутила их выпуклость. В ушах вдруг раздались торжественные аккорды Героической третьей симфонии Бетховена, которая переросла в мелодию Глинки «Славься, славься», из них родился Гимн России, в глазах вдруг расцвел российский триколор, Анна почти наяву уловила запах ее любимых роз и чуть не встала...
Взяв себя в руки, она искоса посмотрела на шефа и, увидав его замутненный взгляд, немного успокоилась и стала читать дальше.
    «... с окладом шесть тысячи долларов...»
   «Что такое? - чуть не вскрикнула Анна, - а где же обещанные восемь тысяч?» - но, вспомнив установленный порядок отражения окладов в официальных бумагах, умножила на коэффициент и снова удивилась: «Неужели - девять? Ладно, не сейчас же спрашивать об этом».
     - Постойте, - очнулась Анна, - а как же понимать фразу... «избранную на собрании президентского совета... да ведь здесь сегодняшнее число? - и она уставилась на шефа.
     - Это уже не ко мне! - недвусмысленно хмыкнул тот.
     - Да, да скоро вас изберут на расширенном президентском совете. Речь вы вчера отрепетировали, Совету она понравится, я не сомневаюсь в этом, - не поднимая головы, сказал Председатель.
   «Параграф 3. - снова уставилась Анна в приказ. - Осуществить прием и передачу должности и дел... октября с.г. с отражением в Акте...»
 
 Анна отложила приказ и огляделась. Восемь дел лежали на одном столе и на них президентская именная папка с золотым теснением для неисполненных писем. На другом столе лежали три дела «Для служебного пользования», четвертое, похоже, листал Председатель. На делах лежала синяя папка с золотым теснением: «Секретно» для неисполненных секретных писем. Президентский бронированный сейф был распахнут, внутри него в маленьком встроенном сейфе, в его замке, вставлен ключ, там хранилась «Кощеева смерть», - гербовая печать компании - символ президентской власти. Там же, Анна знала это, шеф хранил презервативы, заначку от жены, несколько тысяч долларов и какие-то ценные бумаги.
   Не в силах побороть себя, Анна медленно направилась к этому маленькому сейфу, потянула за ключ, открыла дверцу. Печати на своем месте нет.
Анна идет к своему портфелю, берет цилиндрик с печатью, чувствует ее не привычную тяжесть. Несет к сейфу. Кладет цилиндрик в маленький сейф.
Оглядывается на Председателя, тот молча наблюдает за нею.
     «Господин Председатель, печать на своем месте», – обратилась она к Председателю. Закрывает маленький сейф идет с ключом к портфелю, прячет его в портфель.
     «Сколько раз приходилось ей по просьбе шефа ставить печать на документах, и никогда она не была такой тяжелой, как сейчас. Нет, никому она не доверит печать, как бы сама не была занята! Никто не должен видеть этого ключа. Только такой беспечный человек, как шеф, мог оставлять его всегда в замке. Поэтому-то и наступила смерть «Кощея», что она имела к ней доступ. Ну что ж, «осталось только сесть на крыльцо своего дома и смотреть, как мимо проволокут труп твоего заклятого врага», - вспомнилась некстати присказка Георгия.
   Так же медленно, как во сне, она вернулась от сейфа к столу под пристальные взгляды «Графа» и Председателя и начала с шефом разбор писем.

Часто Анна сама себе произносила вслух: «ясно», «так, так», многие документы, отмеченные закладками, и вовсе не комментировала, быстро пролистывая их дальше и кивая лишь головой, а некоторые - комментировала вслух, давая свое толкование, как надо было бы исполнить письмо и какая головная боль теперь ее ожидает. Шеф картинно не раз разводил руками, сопел и не раз явное восхищение проступало на его лице.
   И вдруг Анна остановилась, прислушиваясь к перебранке за дверью. Шеф и Председатель тоже вопрошающе уставились на дверь. Та не замедлила распахнуться....
     «Ха, испугалась я его, они заняты!» - продолжая с кем-то начатый спор, к Анне быстрыми шагами шла молодая, хорошо упитанная симпатичная дама с букетом розовых роз, стоявших в вазе с водой.
     «Если шеф ей сейчас возразит, она его расчихвостит, – мало не покажется!» - мелькнуло у Анны.
     - Мы действительно заняты! - возмутился шеф, но дама его оборвала.
     - Мужланы вы! Хоть бы за цветами для женщины кого-нибудь послали!
   Анна Владимировна! Весь ваш бывший отдел вас поздравляет! Желает вам успехов в управлении компанией и заверяет, что мы все до одного с вами!
   Она поцеловала Анну в щеку, и все это было так искренне, что у Анны увлажнились глаза. Уже уходя, дама строго взглянула на шефа и бросила:
     - Заняты... Раздавить поллитровочку у вас всегда время находится!
   Когда дверь за дамой закрылась, улыбающийся Председатель обратился к шефу:
     - Вообще-то она права. А кто это?
     - А это ставленница Анны Владимировны, начальник инвестиционного отдела, тоже из породы неуправляемых, - ехидно заметил шеф.
     - Но дело она свое знает! - поправила его Анна.
     - Ну, конечно, конечно, вы «своих» в обиду не дадите!

   Как не «гнала» шефа Анна, как не задавала сама себе бешеный темп, а на прием дел ушло без перерывов около часа. В обсуждении всех важных банковских бумаг принял участие Председатель, и Анна не могла не отметить, был очень терпелив и благожелателен.
     «Так вот, оказывается, для чего он здесь! Хочет держать одной рукой штурвал, не уверен, не посадит ли она корабль на первых милях на мель. Ну что ж, значит он ему очень дорог. Пусть немного подержится для успокоения, но править будет она! Капитанский мостик не выдержит двоих!» 
   Загнанный шеф, утиравший своим темно - синим клетчатым платком лицо и шею, больше похожим на полотенце для рук, уже без стеснения сидел, развалясь, в кресле. Оживший и повеселевший неизвестно с чего Председатель рассказывал Анне какую-то байку. На Анну начала наваливаться усталость хорошо поработавшего человека, сделавшего до конца нудное, тяжелое, но неотвратимое дело и скинувшего его с плеч.
 Акт был подписан. Печать Анна подержала в руках и заперла в сейф. Ключ от сейфа лежал у нее в кармане жакета. Секретарь уносила дела и папки.
     «Ну, все! Позвольте, я завтра заберу некоторые свои книги?» - кивнул шеф на книжный шкаф, - сегодня все забрать я просто не в состоянии.
   Анна кивнула.
     - Господа, а может по маленькой? За подписание акта? - вопросительно посмотрел на Анну шеф. - У меня в шкафу стоит бутылочка отличного виски.
   Председатель с любопытством смотрел на Анну.
     - Нет. Я на работе. Спасибо, без меня.
     - Да, «Графыч», как-нибудь на днях мы еще «вздрогнем», а сейчас я вызвал президентский совет и всех начальников отделов для представления им нового президента.
     «Вот тебе раз! - подумала Анна. – Оказывается, он расписал весь сценарий церемониала! Вот так Председатель! Как спрессовывает время!»
    «И еще. «Графыч», ты уж плохо о своем преемнике не вспоминай, я тебе уж при Анне Владимировне откроюсь, это целиком моя затея отправить тебя на отдых. Ты уж извини, не дотянули до твоего шестидесятилетия, но обстановка не позволяет. Да и сам переживай не очень. Ну, чего хорошего в этих неискренних речах, тостах, поздравлениях? Больше нерв и здоровья истратишь, чем получишь от этого удовольствие.
     А что, - продолжал Председатель, - с учетом золотого парашюта,* и бонуса не разобьешься в этой жизни. У тебя обеспеченная старость. Ковыряйся себе на даче, слушай птичек, дыши глубже, ни стрессов тебе, ни нагоняя от злого Председателя. Да особо я тебя и не «дрючил». Нет, бывало, конечно, ну, сам знаешь, не всегда сдержишься. Ну, в общем, мы, надеюсь, друг друга понимаем. Ты еще более или менее здоров, вот и отдыхай! Нет ничего печальнее, чем видеть мужика, у которого есть все, кроме здоровья!»

    * Принятая в крупных компаниях форма ухода заслуженных кадров на очень хорошо обеспеченную пенсию с огромным разовым бонусом.

 Председатель подошел к хлопавшему белесыми ресницами развалившемуся «Графычу», помог ему вылезти из кресла, они похлопали, обнявшись, друг друга по спине и Председатель шлепнул, не утерпев, шефа по жирной заднице.
     «Ну, с Богом, «Графыч», еще увидимся, приглашай к себе на шашлыки, место у тебя там отличное. Не поверишь, а я тебе, блин, завидую голубой завистью! Может быть, и мне пойти с тобой на пенсию, надоедает все порой до... до растакой - то матери? Ну, да ладно...»
   Председатель подошел к громкой связи и совсем другим голосом произнес:
    «Генриетта Соломоновна, через десять минут пусть руководство заходит на встречу с новым президентом!»
   Шеф, не попадая в рукава пиджака, наконец, надел его и походкой семидесятилетнего старца потащился из кабинета. 
   Не хотела бы Анна, чтобы вот так ее провожали на пенсию.
 
     Презент Совета директоров
     - Анна Владимировна, ну, чего же вы, садитесь в президентское кресло, а то народ сейчас уже будет заходить! - улыбнулся ей Председатель.
     - Нет уж, я не могу, оно еще теплое, я пока постою лучше.
      Председатель сделал картинную гримасу и ничего не сказал. Установив код на своем кейсе, он открыл его, вынул какую-то прозрачную папку и небрежно передал Анне.
    - Читайте вслух!
    - Что это?
    - Читайте, читайте!
   Анна взяла из его рук папочку, вытащила не более пяти скрепленных необычной скрепкой листиков.
    «Администрация Одинцовского района Московской области», - вверху слева начала читать она и остановилась, взглянув на Председателя.
    «Все! Можете не продолжать, дома дочитаете. Это подарок новому президенту Советом директоров. Все, все! Убирайте в свой портфельчик, сейчас народ будет входить». 
   Давайте с вашей помощью толкнем с мертвой точки эту нефтяную махину, чтобы она начала качать нам нефть.
Председатель подошел к «матюгальнику».   
     - Генриетта Соломоновна, ну чего не заходит народ?
     - Ну вы же не давали команды! - начала оправдываться Генриетта.
     - Ладно, ладно, пускай заходит!               
 
     Саботаж
 А народ действительно начал собираться. С каждым Анна здоровалась, всех она за шесть лет в компании знала, кого хорошо, кого не очень. Но со всеми уже пришлось столкнуться, решая те или иные проблемы. Теперь ей придется каждому из них давать собственный рейтинг, и оценивать будет только она, а зависеть он будет теперь только от того, как хорошо делает каждый свое дело.
     - Ну что, начнем, пожалуй, - оглядывая не все заполненные двадцать стульев за длинным столом, начал Председатель.
     - Я попросил собраться всех начальников отделов и, конечно, весь президентский совет, чтобы представить вам...
     - Извините за опоздание! - в дверях извинился первый вице-президент, быстро проходя к столу.
     - Вы запомните его, Анна Владимировна, кто так неуважительно к вам относится! - без шутки на лице очень серьезно произнес Председатель, - а еще ваш первый зам!
     - Анна Владимировна и так меня «сосчитала», - бросил реплику усаживающийся «вице», неестественно улыбаясь.
     - Разрешите представить вам вашего президента компании, - продолжил Председатель, - Анну Владимировну.
   Анна поднялась с президентского кресла и встала напротив Председателя, стоящего за другим торцем стола.
   И вдруг трехсекундную мертвую тишину разбили горячие аплодисменты в две пары ладоней и крик: «Поздравляем!», к которым начали нехотя присоединяться другие «жидкие» и неискренние.
  Анна посмотрела на свою «ставленницу», начальника планово-экономического отдела, нашла еще три искренних лица - и все.
   «Не густо!»
     - Совет директоров вынужден был принять решение в этот переломный для компании момент, - снова начал Председатель, - поставить молодого энергичного президента. Я полагаю, у вас хватит аргументов, чтобы вы приняли правильное решение. Вы все наслышаны о ее вкладе в компанию. Но мало из вас кто знает, какой личный вклад привнесла Анна Владимировна в новое нефтяное стратегическое направление.
      - Ну, почему же, наслышаны и даже выразили на президентском совете свое несогласие! – вставил реплику нефтяной эксперт.
 Председатель смотрит на Анну.
     - Не теряйте времени, Председатель, - спокойно произнесла президент.   
     - Ситуация складывается так, - продолжал Председатель, - что нам необходимо подписать договор с нефтяными компаниями о приобретении нефтяного участка до конца ноября. То есть на все про все нам дано меньше тридцати дней.               
     - И Договор о намерениях, говорят, не подписан! - раздался женский голос.
     - Да, времени осталось слишком мало, – продолжал Председатель. - Сейчас нужно не просто хорошо работать, сейчас необходимо «гореть» на работе! Если, конечно, вы хотите, чтобы компания развивалась и дальше, чтобы вы богатели вместе с нею. Очень надеюсь на вашу поддержку новому президенту.
     - Кстати, - дополняет президент, - нефтяное направление будем укреплять и расширять в кадровом отношении.
     - Вы все в течение месяца пройдете переаттестацию и право решать кто останется в компании будет дано новому президенту, - с ударением дополняет Председатель.
     - Ей одной? - изумился опоздавший вице-президент.
   Председатель было открыл рот, но Анна его опередила.
     - Конечно, я буду привлекать президентский совет, но сначала я должна с каждым из вас побеседовать. Я бы приветствовала тех, кто заранее напишет заявление об уходе, зная мои требования.
     - Считайте, что мое лежит на вашем столе! - громко произнес опоздавший «вице».
   В кабинете стало тихо. Все с интересом уставились на президента, - «поднимет ли она брошенную перчатку?». Председатель за ненадобностью сел.
Анну больно хлестнул брошенный вызов.
     «Этот идиот решил всем показать, что на их компании свет клином не сошелся», - без злобы подумала Анна. – Вербует сторонников».
Наконец, она справилась с собой и произнесла.
     - Может, кто еще уже решил?
   Тишина стала еще гуще.
     - Ну, спасибо и на этом. 
Поворачивается к первому «вице».
     - А вы - на выход! Собирайте вещи.
«Вице» пару секунд переваривает реплику, громко двигает стулом, уходит.
За окном уже слышатся слабые детские голоса.
     - С президентским советом я побеседую в ближайшие два дня, - четко сказала Анна, - со всеми начальниками отделов проведем аттестацию в течение следующей недели. Оставшиеся в компании начальники отделов проведут в отделах аттестации также в течение недели. На руководящее звено нагрузка возрастет в два раза...
     - А зарплата?
     - Зарплата, надеюсь, увеличится на пятнадцать процентов тому, кто пройдет аттестацию.
     - Явное несоответствие!
     - Явное несоответствие отдачи у некоторых руководящих работников по сравнению с получаемой сегодняшней зарплатой! - выплеснула Анна жесткий пучок излучений в сторону хозяйки реплики.
Снова слышны детские голоса.
     - Если в ноябре мы не завершим весь бумажный процесс, компания попадет в тяжелую ситуацию. И вообще, грядут тяжелые времена. На нефтяном рынке нас никто не ждет и более того, нам просто будут препятствовать делать свое дело.
     - Зачем же было так рисковать?
     - Мы очень мелкая рыбешка в нефтяном море, - продолжала президент, - и у нас очень ограничены возможности. Если мы в течение следующего года не возмужаем, то нас могут просто проглотить.
   Председатель поднял голову и с интересом слушал про мрачную перспективу ожидавшую компанию.
     - Если мы выживем, то мы заставим с собой считаться. Многое зависит от каждого из вас. Я буду счастлива через год обрадовать вас новым повышением зарплаты, а вы обрадуете своих близких.
     - Если доживем.   
     - Я создаю в компании премиальный фонд для руководящего состава от одной четверти до целого оклада.
      - Ахринеть! – мужской голос.
     - Каждый понедельник будем подводить итоги работы за неделю, и все, кто хорошо поработал, в этот же день получат премии.
     - Каждую неделю по окладу?
     - Вот это здорово!
     - Держи карман шире!
     - Как всегда для лизоблюдов!    
    - Кто это сказал? – не повышая голоса, спросила президент.    
    - Я сказала, - подняла руку Филиппова.
    - А кто вас пригласил? Вы, по-моему, даже не замотдела.
     - Меня пригласил первый вице-президент, как будущего председателя профкома компании.
     - Необходимость этой должности мы еще обсудим на совете. А свои слова поясните!
     - Тут и пояснять нечего! Это, - как обычно!
     - Любые конструктивные возражения президенту приветствуются! –подбодрила Анна.
     - Да ну?
     - Ха-ха!
     - Это, что-то новенькое!
     - А вот те, что идут против мнения президентского совета, - пресекаются. Сначала убеждаю я, в присутствие моего первого вице-президента. Если не убедила, - президентский совет.
     - А если человек остался и после этого при своем?
     - Президентский совет говорит ему: «С вещами, - на выход»! Заметьте себе: говорит президентский совет! В компании после решения президентского совета дискуссионного клуба не будет! Не потерплю! Вкалывать надо! А не языком чесать!
За окнами заплакал ребенок. 
       - Приоткроюсь, - заинтересовала президент, обводя всех взглядом, - вопрос о премиях в черновом варианте мы прикинули с начальником планово-экономического отдела. Премии будут недельные, месячные, квартальные и годовые.
  - Премия, конечно, каждую неделю по окладу?
     - Так это пучок сена перед мордой тяжело груженого ишака!
    - А решать будет опять президент?
    - Президентский совет. – пояснила президент. - И вы правы, получить премию будет не просто. Но даже маленькие сдвиги в лучшую сторону будут немедленно материально поощряться!
Вопрос недельных премий решают начальники отделов в пределах установленной суммы.
      - А критерии, - кто понравится президенту?
      - Критерии вам всем придется разработать в течении трех дней.
      - А сколько будет в банке на премии?
     - Пять тысяч долларов. Плюс те пятнадцать процентов, от тех, кто не получит по итогам аттестации надбавку и кого президентский Совет сочтет возможным пока оставить в компании.
     - Вот как?!
     - Так по итогам аттестации, - прибавка пятнадцать процентов к окладу?
     - Что значит, - «сочтет возможным пока оставить»?
     - Подводим черту, – не терпящим возражения взглядом оглядела всех президент. - Начальники отделов, - читайте внимательно Положение. Все вопросы – к вице-президентам. Да! Будет так!
Я хотела бы ответить госпоже Филипповой по поводу тяжело груженого ишака. Говорят, вы бывший партийный секретарь... Вам хорошо. Вы на подобных собраниях чувствуете себя уверенно... А я вот, - не очень. Ваш язык - ваш инструмент. Мой инструмент - компьютер, мое привычное занятие – генерирование идей, анализ, технико - экономическое обоснование, а теперь вот новая ноша, - просят тянуть компанию. – Жестко. - Для Филипповой! И для тех, - кто еще не понял! Совет директоров просит меня накинуть бурлацкую лямку и тащить компанию против течения! Вспоминайте! У Ильи Ефимыча -я, - на переднем плане! Ну, президентская обойма! Вставайте рядом! Накидывайте лямки! Нас, правда, поменьше, чем там!
Две секунды молчит.
     - Так что я, тот самый ишак, а вы, бывший партийный секретарь, - ноша. И приберите свое рабочее место, спрячьте свой инструмент, если не можете высказываться конструктивно. Лучше вспомните поговорку: «Баба с возу - ишаку легче».
   Кто-то когда-то придумал фразу «гробовая тишина». Это очень слабое высказывание по сравнению с тем, что воцарилось в кабинете. Секунд на пять все просто остекленели. И Председатель тоже.
     - Спасибо всем, - нарушила тишину президент, - кто решил помочь становлению компании. Все свободны.
   Когда все вышли, Председатель стал прохаживаться по кабинету. Анна тоже встала.
        - Да, народ у вас языкатый! Не просто вам будет с ними. Но я с вами согласен: Oderint dum metuant! Пусть ненавидят, лишь бы боялись!*

     *Высказывание римского императора Тиберия, пасынка Августа, (42 до н. э.- 37 н. э.) Проводил автократическую политику. Добился улучшения финансового положения империи.

     - А еще лучше  …dum probent… лишь бы поддерживали. (Ох уж эта надоевшая латынь Председателя). И еще, с еженедельным поощрением из президентского фонда, - это вы здорово придумали. Иначе призывы «гореть на работе» будут pia desideria.**  Живем-то уже при капитализме!
     - За триста поколений человеческой цивилизации, -  согласилась с Председателем Анна, - лучшего никто не выдумал, чем стимул!*** Правда, некоторые вкладывают в него и другой смысл, как пучок сена перед мордой, вы слышали? Придется проштудировать японский метод управления компанией, - давая себе установку задумчиво сказала Анна.

     ** Благие пожелания – лат.
     ***Стимул - острая палка для погона быков.

     - Анна Владимировна, вы уж подождите в кабинете немного, что-то не звонят мне из банка, я напрашивался с вами на прием к председателю правления. Пойду в свой кабинет, буду созваниваться. Хорошо бы сегодня к ним попасть и для себя план я бы выполнил полностью.
     - А в банк это обязательно, к председателю правления?
     - Ну, что вы, Анна Владимировна, ecce homo! Се человек! Да, обязательно. Я обещал вас представить, это в наших интересах.

Анна осталась одна.
     «Ох, круто начинаешь! Ох, побегут от тебя все, наплачешься потом, президент!
   Да, президент! И черт с ними, пусть бегут, кому не дорого свое место! Ей с ними детей не крестить! Ой, а кто же за этих «сачков» будет делать их работу?»
   И Анна вдруг впервые испугалась по - настоящему. Это что же, помимо того, что с нее не снимают воз с проектом и еще у нее должна болеть голова за каждого начальника отдела? Вот это она себе устроила! Вот это она здорово придумала! Вот это она заварила кашу! Пре-зи-дент! Она что не понимала, что это такое? Одно дело пускать про себя колкие реплики по поводу действий шефа, другое - самому начать управлять компанией! Какая самонадеянность! Да где уверенность, что у нее все получится? А-а-а, вспомнила? Вспомнила, вспомнила! Как шеф тебе врезал: «Не стремись наверх, оттуда не спускаются тихо, оттуда с грохотом и больно падают! И даже разбиваются!» Надо срочно брать Георгия на помощь! К тому же должность вице-президента, курирующего нефтяное направление, вроде бы освобождается!
Что же она наделала, согласившись с этим президентством? Домой! Домой! К Георгию! На помощь, любимый! Я, кажется, попалась в собственные сети!
     - Анна Владимировна! – раздался голос Председателя по «громкой»,  - председатель правления банка Дащинский освободится только через час, у него какие-то важные переговоры. После этого он готов нас принять. Давайте сделаем этот визит, а то он зависнет в неопределенном времени?    
     - Давайте сделаем, - без энтузиазма ответила Анна.
     - Вот и отлично! Я вам сообщу по «матюгальнику».
     «Ну, вот, теперь и она зависла. Хуже нет - ждать и догонять».

     Конфликт Анны с вице - президентами   
   «Пройдется-ка она по кабинетам своих замов, посмотрит, чем они дышат!»
   Анна предупредила секретаря и пошла в ближайший кабинет, благо он был всего за стенкой.
   Стукнув три раза, она повернула ручку, со словами: «Я не помешаю?» и застыла в дверях.
Она явно помешала. Ее не ждали.
   На краю стола сидел второй вице-президент, а тот, первый, который грозил положить заявление, стоял перед книжным шкафом, вытаскивая из него книги.
Высокая стопа уже громоздилась на столе.
     - Я тут зашел перемолвиться. Ну, в общем, я пошел к себе, - сказал сидящий на столе, бодро спрыгивая и направляясь к двери. Он остановился в нерешительности и, наверное, еще постоял бы бессловесным истуканом, если бы Анна не посторонилась и не дала ему пройти.
   Глаза стоявшего с охапкой книг и глаза Анны встретились и секунды три не могли разойтись. Хозяин кабинета не выдержал первый.
     - Ну, зачем же так утруждать себя, Анна Владимировна! Я бы и сам принес. Правда, заявление об уходе у меня еще не написано, но я сейчас, я мигом!
   Он бросил на стол вторую стопку книг, порывисто достал из папки лист и начал быстро писать.
   «Не уходить же с порога. Ну, пиши, писака! А смотри-ка, - удивилась Анна, - порядок-то у него в кабинете, как у женщины. Странно, она раньше это не подмечала».
   Анна молча подошла к столу и бросила взгляд на стопки книг.
  «О-о, тут книги о нефти, как Западной, так и Восточной Сибири. А вот об особенностях добычи на Северных месторождениях.
И закладки во всех журналах. Интересно».
    - Вот, «пожалте»! - протянул заявление первый «вице».
   Анна даже не повернулась, продолжая листать журнал.
   «Вице», постояв с протянутой бумагой, припечатал ее к столу, сел в кресло и нервно закурил.
     - И что, вы считаете, что это достаточно полно характеризует техническую оснащенность? - зачитала Анна подчеркнутые места.
     - Не считаю, сюда необходимо прибавить себестоимость добываемого барреля... или тонны нефти. Да и это еще не полные показатели. А впрочем, зачем я... мне это уже не к чему.
     - И как же добиться уменьшения численности рабочих? - как будто не слышала фразу Анна.
     - Ничего другого еще не выдумали, как сокращение малоквалифицированных.
     - И кого же вы собираетесь сокращать?
     - Да тех, кто ездит добывать нефть вахтовым методом и не владеет двумя-тремя специальностями. Надо, прежде всего, сохранить рабочих широкой квалификации.
     - А если владеющие одной специальностью не захотят приобретать другие?
     - Пусть уходят и не съедают средства, которые компания могла бы потратить на техническое перевооружение. Посмотрите, сколько компаний медленно умирают! Вы хотите свою компанию видеть в их числе?
     - А вы свою, где хотите видеть?
   Вице-президент понял это, как издевку, и криво ухмыльнулся.
     -  Вы за счет моего сокращения улучшите свои показатели.
     - Да нет, не улучшим, - жестко взглянула на него президент. - А вы вынуждаете искать нового вице-президента. Свято место пусто не бывает. Найдем, я так думаю. А что же, в той тетради ваши конспекты по нефтяным делам?
    - Конспекты! - зло бросил «вице» и скулы у него обозначились под кожей.
    - А взглянуть можно?
   «Вице» немного поборолся сам с собой, потом безнадежно махнул рукой.
    - А-а, смотрите!
   Анна взяла тетрадь и начала листать. «Таблица добыча нефти в России за последние двадцать лет». Это она уже видела у Георгия и многие цифры помнит. Так, «Пути повышения эффективности отдачи нефтепластов». Читала у Георгия и про это. А вот то, чем будет заниматься иностранная компания, - разрывом пластов. А ведь «вице» узнал о проекте Георгия совсем недавно, а когда же он делал конспект? Жаль, даты не ставит. А это что? «Проблемы использования попутных газов при нефтедобыче». Вот, это белое пятно, как говорил ей Георгий, и здесь кроются дополнительные прибыли, жаль, что они, скорее всего, не смогут их получить из-за нехватки средств. И все-таки, когда же «вице» успел столько перелопатить специальной литературы? Так вот, оказывается, он еще раньше разрабатывал нефтяное направление!
    - Правильно мне сказали, что вы... - вдруг нарушил молчание «вице».
   Анна повернулась к нему и стояла, спокойно его рассматривая.
     - Ну, договаривайте!
     - Что вы будете мстить мне за то, что я не всегда любезно с вами разговаривал.
     - Это работа, Михаил Натанович, и здесь не место обмениваться любезностями. Хотя вы правы, иногда вы могли бы быть со мной и помягче. Не раз и не два вы мне указывали, что вы по должности выше, чем я - советник президента по инвестиционным и правовым вопросам. Шеф так и не удосужился точно определить мои функциональные обязанности. А мою должность помощника ввел шеф, а не я, и вы хорошо это знаете. Ну а то, что вы очень ревниво относились к каждому моему заходу к президенту, - знаю не только я. Мне некогда было заниматься подсиживанием и нынешнее назначение для меня такая же неожиданность, как и для вас. И то, что руководителем всего нефтяного проекта назначили меня, а не вас, - опять же из-за вашей недостаточной активности. Конечно, сыграли мои знания в инвестиционных вопросах. А насчет «мстите» - вы же сами напросились написать заявление об уходе, разве я вас заставляла?
     - Да все равно вы не простили бы мне... уж лучше раньше... и самому...
     - Ну, так это дело хозяйское, так на кого вы тогда злитесь?      
   «Вице» встал с кресла, подошел к книжному шкафу и стал с остервенением двигать книги налево и направо, выискивая по переплетам нужные.
     - А я и не злюсь... вовсе!
     - А мне, кажется, вы сейчас подпали под влияние своего... уязвленного самолюбия.
     - Да, я не люблю проигрывать!
     - Остановитесь, Михаил Натанович! Вы сотрясаете воздух. Можно подумать вы знаете тех, кто любит проигрывать! А я вот с вами ни раньше не играла и впредь не собираюсь играть! Я предлагаю вам заняться делом! Серьезным делом! И мне нужен толковый помощник, на кого я могла бы возложить ответственность самостоятельно, без понуканий, вести нефтяное направление. Да, будем обсуждать, будем спорить, но цивилизованно и без проявлений вашего... В общем решайте! Если согласны, то через день прошу представить новую структуру вашего направления. Ну, а если завтра ваше заявление будет на моем столе...», - Анна молча развела руками.
   «Вице» стоял у книжной полки и часто моргал, глядя на президента. Книга в его руках вдруг стала непомерно тяжелой, такой тяжелой, что он, чтобы не уронить ее, был вынужден поставить обратно в шкаф.
   Выходя Анне бросилась в глаза вставленная дискетка. «Переписывает информацию! А ну, как сотрет, поросенок, такие важные сведения?»
   «Вице» по-прежнему, стоял у шкафа, глядя на Анну широко открытыми глазами.
     - Надеюсь, что в кабинете будет такой же порядок, как до моего прихода.
     - А как же собеседование?
     - А вам, что этого мало? Рискну, пожалуй! Считайте, что пятнадцать процентов к окладу у вас есть. А насчет собеседования, - нет у нас времени на беседы. Конкуренты не дремлют! - Анна повернулась и направилась к двери.
   Уже в коридоре, отойдя на пять шагов, она остановилась, закрыла рукой глаза и «стерла усталость».
   «И чего это она ему дала шанс? Да пусть бы уходил! А вообще-то, башковитый еврей! Да какой же он еврей? Ну, может, только наполовину? Да хоть на все сто, лишь бы работал, как надо! А работать он может. А то, что гонористый зам, все равно это лучше услужливого дурака, который опаснее врага».
     - Сергеич! - услышала Анна из неплотно закрытой двери, - ты не поверишь!
     - Что еще? Выгнала прямо сейчас? - не поверил другой «вице», удивляясь по громкой связи.
     - Хуже. Заходи - узнаешь!
     - Ну, дела! Я же говорил тебе, стерва, не баба! Иду!
   Анна поспешила в свой кабинет. Не мешало ей еще раз столкнуться с Сергеичем. Анна дошла было до двери приемной, как услышала звук закрываемой двери. Оглянувшись, она увидела, как заметался Сергеич, не зная, то ли ему идти по приглашению к первому «вице», то ли юркнуть обратно в свой кабинет, пока не отошел далеко от своей норы.
   «Кого она боится? - вдруг рассердилась сама на себя Анна. - Она и раньше не боялась начальников, что это с ней теперь? Президент она или не президент?» Круто развернувшись, Анна застала Сергеича семенящим к двери своего приятеля.
     «Андрей Сергеевич! - окликнула его Анна, когда тот потянулся к ручке двери. - Подождите меня, пожалуйста».
   И Анна решительно направилась к нему.
     «Уделите мне десять-пятнадцать минут своего драгоценного времени. Зайдемте в ваш кабинет!»
   И Сергеич, второй вице-президент Андрей Сергеич, как нашкодивший пятиклассник, послушно зашлепал рядом, будто шел в кабинет к заучу на разборку.
   Войдя в свой кабинет, он вдруг засуетился, предлагая Анне сесть в свое кресло. Анна села на стул рядом.
     «Давайте посмотрим вашу папку с бумагами с резолюцией бывшего президента «на исполнение».
   Не дожидаясь, пока Сергеич ей подаст папку, она взяла ее сама и осмотрела стол.
     - А это что за письма? - взяла она несколько листов, узнав сверху резолюцию «Графа»: «Доложить ваши предложения!»
     - Ну и что? Доложили?
     - Да... не успел еще.
     - Так неделя уже прошла!
     - Да... мне не все данные представили.
     - Кто?
     - Главный менеджер по работе с регионами.
     - Какой у него номер по «громкой»?
     - Сейчас... - тусклым голосом выдавил Сергеич, открывая папку с номерами.
     - А вы что его на память не помните? Ведь он у нас работает больше полгода, а это почти главный ваш поставщик сведений!
     - Сейчас, вот, - набрал номер Сергеич.
     - Слушаю, - раздался мальчишеский голос.
     - Геннадий...
     - Я сама с ним поговорю! - вмешалась Анна.
     - Геннадий... простите, я не знаю вашего отчества, - отчетливо сказала Анна.
     - Это Анна Владимировна? - неуверенно спросил голос.
     - Да, да, это я. 
     - Можно просто Геннадий, Анна Владимировна, я слушаю.
     - Спасибо. Вы еще не представили сведения Андрею Сергеевичу по новым договорам, подписанным с дистрибьюторами по вашему региону на четвертый квартал?
     - Ну как же, мы с ним это уже обсудили, где-то неделю назад. Пусть посмотрит у себя в зеленой целлофановой папке, справа, лежала на столе, на делах.
     - А-а-а... - замельтешил Сергеич, - сейчас, сейчас…
     - Андрей Сергеевич, - продолжал Геннадий по громкой, - если бумагу не найдете, открывайте файл, который я создал, я же вам туда закачал всю информацию по четырем кварталам! - не унимался Геннадий. - Напомню вам, английские буквы distr, все равно, как латинские. 
     - Да не в этой стопке вы, наверное, ищите. А не там ли она выглядывает? - пришла на помощь Анна.
     - Точно, она! - удивился Сергеич.
   Анна взяла из его рук папку, сверху лежали два листа докладной Геннадия.
     - Ну как? Нашли? - поинтересовался Геннадий.
     - Спасибо, нашли, - поблагодарила его Анна.
     - Мне подойти пояснить, Анна Владимировна? - не успокоился Геннадий.
     - Нет, пока не надо.
     - В случае чего, я на месте, - уточнил Геннадий и отключился.
   Анна вытащила два листа и бегло пробежала глазами.
     - То, что нужно. Кратко и толково. Так что же вам не понятно? - Анна положила два листа перед «вице».
     - Да вот... искал глазами что-то и не находил Сергеич.
     - Ладно, мне ясно, - сухо сказала Анна, осматривая два стола, с наваленными делами, бумагами, вчерашними и сегодняшними газетами, раскрытым на пол - стола свежим Спорт-экспрессом, не до конца разгаданными кроссвордами, лежащим на столе кейсом, из которого торчал прищемленный пакет, полупустой книжный шкаф, с какими-то свертками за стеклом. Анна встретилась с тоскливыми глазами Сергеича и взяла себя в руки.
     - Еще в мою бытность начальником планово-экономического отдела вы, Андрей Сергеевич, постоянно задерживали нам свои данные. Антон Евграфович на всех совещаниях дружески увещевал вас работать более оперативно. Скажите-ка мне, сколько раз вы съездили в командировку в регионы за последний квартал?
     - В марте был в Нижнем Новгороде.
     - И все? Это за пять последних месяцев? А ведь на совещании у президента не раз говорилось о трудностях в работе с новосибирскими, томскими, казанскими дистрибьюторами!
   Давайте договоримся с вами так, уважаемый Андрей Сергеевич! Надбавки вам к окладу не будет. Если в ноябре вы допустите где-нибудь в своей работе сбой, я удовлетворю вашу просьбу об уходе по собственному желанию с первого декабря сего года.   
     - А я не писал... - забормотал испуганно Сергеич.
     - Сейчас напишите и принесете мне. Ваше заявление месяц полежит у меня. С первого декабря, не забудьте!

   Анна посмотрела на часы. «Быстро она разобралась, - двадцать минут - на двух замов. Не слишком ли поверхностно? На досуге будет еще время об этом подумать, а сейчас она больше действовала по интуиции. Ну и что? Что же ей обучать Андрея Сергеича работе на компьютере? В его сорок лет? На его должности? Если он не осознал необходимость использования новых информационных технологий, то его надо увольнять немедленно. Она, пожалуй, так и сделает без оглядки на его покровителей, в течение недели. Развели тут протекционизм, а она отдувайся? Не выйдет! Срочно, немедленно надо создать свою команду единомышленников! Вот с чего ей надо сейчас начинать! Вот то звено, ухватившись за которое, можно тянуть всю махину! И никаких сантиментов! У нее нет времени! Она не учитель! И не воспитатель!»
   Если бы Анна постояла у двери, из которой недавно вышла, то услышала бы следующее.
     - Сергеич, ты где застрял? Сказал, ведь, идешь! - прозвучал по «громкой» уверенный голос первого «вице».
   Еще не опомнившийся Сергеич, с трудом подбирая слова, ответил.
     - Она не пустила... у меня была. Меня, кажется, тоже... увольняет.
     - Ну, блин, дела! Не может быть! Я сейчас зайду! - изумился голосом первого «вице» «матюгальник».
   Анна сейчас ничего этого не осознавала, а потому не могла чувствовать надвигающиеся перемены. Ей смутно представлялись посреди хилого заболоченного кустарника стоящие одинокими нефтяные качалки, качающие ЕЕ НЕФТЬ, которая должна дать ей дополнительную жизненную энергию; ЕЕ НЕФТЬ должна смешаться с ее кровью, дать дополнительный импульс ее сердцу; ЕЕ НЕФТЬ сделает ее ни от кого независимой и совсем свободной от власти денег; ЕЕ НЕФТЬ уже приносит ей удачу. И это только начало. И ни капельки не волнует то, что ЕЕ НЕФТЬ черная и мажется! И она неприятно пахнет!





Глава 13. Визит Анны к Банкиру.
               
 Они ехали в машине Председателя в банк. Анна сидела на заднем сидении с Председателем. Анна плохо разбиралась в машинах, но уже поездила в мерседесе и теперь могла оценить повышенные удобства и комфортность машины Председателя.
Когда машина остановилась на пяточке для парковки машин банка, Председатель, помедлив с выходом, обращаясь в пространство, не глядя на Анну, тяжело выдавил:
     - Очень не хочется через год повторить фразу одного героя: «Как я ошибся, как наказан!»*

     * «Письмо Онегина к Татьяне». Александр Пушкин. (не пожалел нервы президента Председатель).

Анна поняла, о чем он, и промолчала.
   Уже в банке Председатель предупредил Анну, что им отведено только двадцать минут. У входа их встречал знакомый Анне помощник банкира и без формальностей провел ее мимо охраны прямо к кабинету председателя правления банка. В приемной секретарь, извинившись, попросила подождать, пока выйдут посетители.



     Загадка Банкира
Что это, намек на связи с банками Японии или это прихоть председателя правления банка? Приемная была обставлена, по-видимому, японской мебелью, в нишах стояли куклы в праздничных кимоно; в двух углах, как живые, стояли две цветущие обожаемые японцами сакуры; на стенах, вероятно, на шелке, были расписаны картины с японским пейзажем: горы, парки с буйной растительностью, рисовые поля с работающими на них крестьянами, дворцы императоров, одинокие сосны на скалистом берегу моря, и, конечно же, святыня для каждого японца - заснеженная шапка горы Фудзи. У маленького родничка, стекающего по камням вдоль стены, стояли карликовые сосны и еще какие-то незнакомые Анне деревья. Мягкое рассеянное освещение располагало к тихой мудрой восточной беседе. Никакой помпезности - вкус и изящество. Интересно, каков сам хозяин, отвечает ли он выбранному стилю? На одном из банкетов Вадим показывал председателя правления банка Анне, но знакомится не довелось, а его образ плохо отложился в памяти.

   Они вошли в хорошо освещенный кабинет.
«Пожалуй, немногим больше, чем мой сейчас», - успела подметить Анна. У стола стоял председатель правления банка и ждал их, пока они подойдут. «Однако!» - мелькнуло у Анны... дальнейшая церемония не дала продолжиться ее мыслям.
   Председатель представил хозяину кабинета Анну. Тот неестественно улыбнулся, протягивая руку:
     Le roi est mort! Vive le roi!* - на чистейшем французском поздравил Банкир, длительнее, чем принято, держа ее руку.
 
   * Король умер! Да здравствует король! Традиционная фраза во Франции при провозглашении смены королей.

 И тут Анна зажмурилась от яркой вспышки...
   «Фотограф! Откуда он взялся? Что же меня никто не предупредил, как же теперь я буду выглядеть?» - закрутились мысли.
   А фотограф все щелкал и щелкал, вспышки все ослепляли и ослепляли. Фотограф двигал бесцеремонно двумя председателями и Анной, как фишками нардов на доске. Наконец, он исчез, и все стало тихо и спокойно. Они остались втроем. У Анны еще резало глаза, и она медленно привыкала к обстановке. Хозяин повел гостей к небольшим креслам у журнального столика, вдали от его рабочего стола. В другом углу стоял журнальный столик побольше, возле изящного диванчика, а рядом стояли два точно такие же кресла. На том журнальном столе стояла прекрасная икибана с живыми цветами.
   «А где же традиционный длинный стол для «накачки» подчиненных, разве в солидном банке обходятся без этого?» - не успела закончить мысль Анна, как ее Председатель уже любезно отодвинул ей кресло. Хозяин кабинета сел напротив Анны.   
   Перед нею сидел еще молодой мужчина с полуприкрытыми глазами и не совсем здоровым цветом лица. Но, как у всех людей хафу,* в нем были привлекательные загадочные черты. И Анна вдруг сразу вспомнила, что ее поразило в нем тогда, когда его увидела впервые. Точно! Лицо человека, уставшего делать деньги! А глаза, его глаза, как тогда, с тревогой пытались заглянуть в ее память и удостовериться, что и она не знает его секретных зарубежных счетов.
 
     *Люди, у которых один родитель был японского происхождения.

 На стене совсем недалеко от Анны висела картина средних размеров с очень яркими красками, сразу притягивающими взгляд.
   С синей скалы, над которой был виден только маленький кусочек неба, долго летел вниз водопад, разбиваясь на уступах на десятки белых каскадов.
   Слева и справа от водопада буйно росли зеленые, желтые и краснолистные клены. Очень редко приходилось Анне видеть на фотографиях такие краски именно из этой части света.
Картина заставляла задуматься о вечности и о бренности существования.
      «Почему именно эту картину повесил хозяин? Неужели, когда бывает один, - быстро проносились мысли Анны, - он так же рассматривает картину сощуренными настороженными полуяпонскими глазами, как сейчас смотрит на нее?»
     - Какой прекрасный живой уголок искусно оформлен у вашего рабочего стола! – не скрывала восторга Анна. - Настоящий кусочек дикой природы с маленькими скалами, надо же, точно такого цвета, как на картине!
Считайте, господин банкир, что вы меня поразили. Надо же, и собственный маленький водопадик в кабинете, и японские живые карликовые сосны бонсай, и еще какие-то карликовые деревья! И травы, и цветы! А какой успокаивающе - целебный звук журчащего потока!
     - Приятно видеть, когда много чего повидавшей женщине нравится мой уголок.
     «Как притягивает глаз это падение и бег воды! А если закрыть глаза, то можно представить себе, что ты находишься среди тех синих могучих скал, что на картине, где ни одна живая душа тебя не достанет, только ты и дикая природа, с красно - желто - зелеными кленами. Все-таки мудрецы эти японцы, тонко чувствуют смысл жизни и природу окружающую их», - утвердилась от первых впечатлений Анна.
     Господи! А когда же она начнет вот так по-человечески жить?»
Банкир по-прежнему, почти не меняет выражение лица, чуть наклоняет голову в знак согласия.
     «И даже сейчас она расслабилась, а надо бы... Погоди, погоди, а почему так много воды? Так, так, это, видимо, денежные потоки, проходящие через его банк. А где же его собственный поток? Да вон же, в углу картины водопадик, тот справа... О-о, да там и проблескивает сквозь дикий кустарник и озерцо, скрытое от жадных посторонних глаз. И никто, кроме хозяина, не знает о его размерах и глубине».
     «И вы уверены, что, уйдя из компании, вы смогли бы найти инвестора под ваш проект?» - банкир обращается к Анне, видимо, не в первый раз.
     «Ну, почему ей мешают разгадывать тайну Банкира?»
Две секунды осмысливает вопрос.
     «Мы не сомневались», - начала включаться, наконец, Анна.         
     «В наше неустаканенное время? - смотрит банкир сквозь свои щелочки на Анну.
Анна еще никак «не выйдет» из картины.
     «Да, видимо, хорошо работается под звуки бегущих потоков. Анна вдруг припомнила фразу своего Председателя, скольких тот поломал и проглотил, пока стал таким, как сейчас. А скольких же каждый день заглатывает этот Банкир? Конечно, после такой кровавой работы, его черная душа должна же как-то очищаться! Приятно, наверное, сознавать, что какие бы передряги не случились бы в его жизни, всегда можно подойти к своему собственному потоку, омочить в нем ладонь, стереть мокрой прохладной ладонью озабоченность и усталость, послушать его тихое журчание, убедиться, что он течет, а значит наполняется свое собственное озерцо, дающее хозяину независимость от суетного мира и уверенность в завтрашнем дне. А какой у нее собственный поток? - Слезы!»
   Мужчины курили, откинувшись в креслах, старательно выпуская дым к четырехметровому потолку. Анна не помнила, наверное, они спросили у нее разрешение. На какие-то вопросы она ответила утвердительно. Председатель рассказывал хозяину про ее служебную карьеру, и тот лишь пару раз кивнул головой, искоса поглядывая на Анну, как будто все что он слышал ему глубоко неинтересно. Казалось, он и не слушал вовсе, и мысли его витали Бог знает где.
Анне с большим трудом удается взять себя в руки. Она напрягает слух, пытается осмыслить пролетающие мимо нее фразы. И чтобы выйти из этой колдовской чертовщины, улучшив момент, она обращается сразу к обоим.
     - Господа председатели, вы хотя бы предупредили меня, что меня будут фотографировать! Правда, я не знаю, зачем это нужно?
   Впервые глаза хозяина, если так можно назвать узенькие щелочки, еще больше сузились и, как показалось Анне, потеплели.
     - Вам принесут все фотографии и выберете их сами. Я уверен, вы везде будете выглядеть, как сейчас, очаровательно.
   «О-о, да он еще и мужчина! - промелькнула у Анны. - Так это от него, оказывается, пахнет энергичными мужскими духами! Конечно, от него, иначе она бы почувствовала их еще в машине Председателя».
     - А все-таки, для чего эти съемки? - наивно спросила Анна, с удивлением взирая на фарфоровую пепельницу, которая невесть как оказалась в руках банкира.
     - Пока для издательства «Индепендент-Медиа», в газеты «Карьера», «Moscow Times», «Капитал», потом вам надо бы засветиться в журналах «Деньги», «Деловая жизнь», «Нефть», «Коммерсант».
 Банкир, ни к кому не обращаясь, произносит на японском, а потом переводит.
    - И алмаз не блестит без шлифовки, - продолжает. - Потом в паре женских журналов, освещающих жизнь деловой женщины. Когда немного раскрутим вас в прессе, будете сниматься для телевизионных очерков, а потом для зарубежных изданий. Они любят помещать статьи под рубрикой: «Who`s who?»*
     - Где? - не поверила Анна, ей постоянно приходилось напрягать слух, чтобы разобрать слова в тусклом голосе Банкира.
     - Удивляться не надо. Теперь вы не только лицо своей компании, вы и лицо нашего банка. Признаюсь, лицо намного приятнее, чем лицо бывшего президента.
     «Бывшего говнюка президента», - чуть не подправила Анна.
   
     * Кто есть кто? – англ.
    
     - Да раньше и повода не было, - продолжал журчать Банкир, - чтобы раскручивать вашу компанию. А теперь вы замахнулись на серьезные дела, и от того, как они пойдут, наша клиентура тоже может увеличиться, а может и сузиться. Борис Ефимович кратко изложил ваш нефтяной проект, и мы хотели бы его изучить, а возможно и поучаствовать в нем.
   Анна не выдержала и укоризненно посмотрела на своего Председателя и тот вмешался.
     - А что вы хотели, Анна Владимировна! – оправдывался Председатель. - Вы рисуете нам захватывающие картины экспансии на нефтяном рынке, разве под это хватит капитала у Совета директоров компании? С этим банком мы работаем шесть лет и хорошо знаем друг друга. Банк существует уже семь лет, сами понимаете, в наших российских условиях год выживания - считайте за три, как на войне! Так что, прикиньте сами, какой опытный здесь председатель правления и сколько времени мы с ним на передовой!
     - Вы, Анна Владимировна, - посмотрел снисходительно на нее председатель правления, - наверное, не знаете, что группы банков солидаризируются на финансовом рынке, чтобы застраховать себя от временных неизбежных в нашей обстановке финансовых потрясений. Мы также сотрудничаем еще с двумя крепкими банками, как и мы относящимися к категории «А»,* так что их интерес здесь есть тоже.
      
     * Третья категория по надежности в банковском табеле о рангах или не дальше пятнадцати первых российских банков.

 Тут Анна очнулась окончательно, и у нее стало закрадываться подозрение на своего Председателя, который, не предупредив ее, раскрыл уже многим их с Георгием карты.
   «Как бы с этими банковскими акулами по окончании реализации проекта совсем не остаться без последних трусиков!»
     - Я наивно полагала, что этот проект, прежде всего, нашей компании, а не нескольких пусть и дружественных банков, - сделала Анна ударение на слове «нашей».
     - О, мне это уже нравиться! - чуть расширились и ожили глаза у председателя правления. - Я слышу голос, кажется, настоящего президента компании! Такого не только в первые минуты знакомства не позволял бывший президент, по-моему, - вопросительно посмотрел хозяин кабинета на Председателя, - этого не было никогда.
     - Не было, не было! - подтвердил ухмыляющийся Председатель. А в его глазах можно было прочитать: «Погоди, ты еще почувствуешь острые зубки нашего нового президента!»
    - Нет, нет, успокойтесь Анна Владимировна! – все так же ровным голосом успокаивал банкир. - Мы не будем вторгаться в сферу ваших интересов. Как экономист, вы хорошо знаете, где, прежде всего, наши деньги. Они в марже! 
     «Да за кого он ее принимает? Ну, ну, заливай дальше! Наслышана она немного от Вадима, какими финансовыми аферами вы, «невинные ягнята», занимаетесь! Девочку легковерную нашел, «в марже его деньги!»

     Банкиру нравится экспансионизм Анны
    - Буду с вами откровенен, очень хорошо, что вы не боитесь высказывать свою позицию, не считаясь, нравиться она кому-нибудь или нет! Это залог наших доверительных отношений на будущее! Так вот, мне в вашей концепции стратегического развития компании нравится то, что не нравится вашему Председателю, - ваш экспансионизм. Стремление реализовать сразу два нефтяных проекта: о первом я, примерно, знаю;
   о втором, говорят, он ваш, - почти не имею представления. Ваше стремление поглотить несколько компаний, выйти за пределы местного значения, - мне импонирует. Как вы оцениваете возможность присоединения к вам других компаний?
    - Пока очень осторожно, - ответила Анна. 
   Ей были симпатичны жадность и всеядность Банкира, его предусмотрительность. Все это не вязалось с его молодостью, и она ждала, что где-то он проколется.
     - Все зависит от наших первых успехов и насколько в них поверят акционерные компании, добывающие нефть.
     - Ну, за Publicity,- с хорошим американским акцентом сказал хозяин, - или как сейчас говорят – пиар, - вы можете положиться на нас. Как видите, мы уже этим занимаемся! Когда вы засветитесь во всех солидных отечественных и зарубежных изданиях, дальше ваше renommee* будет поддерживать стоустая молва, – закончил Банкир на чистейшем французском.

       * Репутация, известность, - фр.

     - Мы навели справки о ваших зарубежных партнерах,- фирмы солидные, хорошо известные в деловом мире. Но в их кредит я, простите, не верю!
     «Ни фига себе! – изумилась Анна, - а говорит не имеет представления! Этот господин не трепло, с ним ушки надо держать востро».
     - Наш Совет директоров, - влез Председатель, - тоже в это не верит!
     - А как он будет верить, - возмутилась Анна, - если его Председатель предлагает свободные доллары пустить на какие-то сомнительные финансовые операции, пока приносящие большие проценты!
      - Нет, как вам это нравится, Евгений Замавич? Президент «стучит» в открытую на Председателя!
Банкир чуть-чуть криво улыбнулся.             
     - Компаниям такого уровня, не обижайтесь, Анна Владимировна, как ваша, - бросил на Анну взгляд Банкир, - такой большой кредит не дают. Даже в стране со стабильной политической властью и развитой экономикой частная компания сродни вашей, никогда не получит такого кредита. Правительство Москвы, уж вы мне поверьте, и то почитало бы за большую удачу выбить подобный кредит под какую-нибудь программу, а то - какая-то частная небольшая компания!
   «Ну, погоди у меня, финансовый всезнайка, когда я тебе покажу аккредитив, что ты тогда у меня запоешь? И я добьюсь его, чего бы мне это не стоило! А может, он, действительно, прав, и ее иностранные господа пускают дымовую завесу, лишь бы только выйти на российский рынок, заключить с ее компанией выгодный для них договор? Постой, а включила ли она в проект основного Договора фразу «при условии предоставления кредита?» Включила, включила! Нет, ее уже на мякине не проведешь! За шесть лет в компании она чему-то научилась! Она хорошо помнит, что в проекте даже оставлено место под сумму, которая пока в стадии согласования. Ну, погоди у меня ФИНАНСИСТ - ТИТАН - ГЕНИЙ!* Она разобьется, но выбьет деньги из буржуев!»
 
      *Анну что-то «понесло» на Драйзера, его роман в трех частях под этими названиями.

    - По вашим предварительным оценкам, сколько компаний могли бы к вам присоединиться?
    - По словам наших людей, добывающих нефть в этом регионе, два Акционерных общества, -готовы уже сейчас. АО небольшие, видимо, «дышат на ладан», и, повторяю, это по предварительным сведениям.
Банкир вопросительно поднимает глаза на Председателя.
     - Анна Владимировна! – повысил голос Председатель, - я же говорил вам, ставьте меня в известность о подобных событиях!
      - Но этот звонок был день назад! – оправдывалась она.
      - Председатель прав. Это мешает делать нам анализ складывающейся ситуации. А что заставляет их так действовать?
      - Мы приобретаем скважины вместе с проблемами, характерными для всего региона, да что там, для всей отрасли, - это закрытие скважин вследствие уменьшения добычи; недостаток оборотных средств на обновление устаревших основных фондов; отсутствие инвесторов и хоть какой-либо помощи Правительства; тенденции понижения стоимости барреля нефти. Да что Правительства, отсутствует помощь и внимание министерства, задержка зарплаты достигает трех-четырех месяцев. Частные компании работают как пенкосниматели, добывают нефть, пока течет сама, а как только, сняв сливки, возникают проблемы вложения денег для увеличения добычи, бросают скважины и продают участки.
     - Cream-skimmers – пенкосниматели, - с натянутой улыбкой прервал банкир, - хорошо сказали. Извините, продолжайте.
      - Слабые компании в ближайшее время должны умереть или быть проглоченными более сильными. Применив зарубежную технологию по разрыву пластов, мы реанимируем истощенные закрытые нефтяные скважины, продлим им жизнь лет на пятнадцать с хорошим дебитом. Получи мы положительный результат, его захотят иметь и другие компании, но многие не в состоянии будут это сделать из-за финансовых трудностей.         
     - Не создали подушки безопасности, - с чуть заметной улыбкой произнес банкир. - Нет накопленного на черный день капитала. Продолжайте.       
     - Как известно, рентабельность добычи нефти в России составляет около пятидесяти долларов. Во время кризиса, при стоимости барреля нефти восемнадцать долларов, множится число нерентабельных компаний.
     - Да, уж. Это повсеместно, - качнул Банкир головой.
     - Директорат этих компаний готов пойти на слияние, чтобы получить хоть что-то. Рабочие и мастера боятся влиться в армию безработных. Мы оцениваем все сказанное, как благоприятную ситуацию для экспансии на региональном нефтяном рынке.
Анна смотрит на Банкира и продолжает.
     - У одной из самых древних культур, китайской, слово кризис состоит из двух иероглифов: первый «Вэй»-«опасное время». Второй «Цзи»- время возможностей». Только...
   Анна посмотрела на Председателя.
     - Только наш Совет директоров не хочет... рисковать, не хочет идти на крупные вложения и купить второй нефтяной участок, предпочитая вкладывать в другие источники дохода. А природа не терпит пустоты. Завтра в этом регионе окажутся более дальновидные нефтяные фирмы... и тогда уже нам придется бороться за выживание.
      - Нет какого? - вскинулся как ужаленный Председатель, ища взглядом поддержки у банкира, - Natura abhorret vacuum*, мне ли этого не знать!  Я пригласил своего нового президента для...

     * Природа не терпит пустоты, - лат.

     - Перестань, Ефимыч, - вяло поднял руку хозяин. - А кто помешает состоятельным нефтяным компаниям помимо вас выйти на вашу зарубежную фирму, применяющую свою технологию? - проявляя искренний интерес, продолжал хозяин допытывать Анну.
     - Никто не помешает, но результата не будет. День назад у нас подписан договор с зарубежной компанией, что мы и только мы поставляем ей объем работ.
     - Вот как? – удивился Банкир.
     - И мы уже провели предварительную консультацию и нашли для них сорок скважин.  Мы будет осуществлять авторский надзор за внедрением зарубежных технологий в других компаниях и иметь с этого небольшой приварок. Главное же, мы будем осуществлять экономическое давление на весь регион и будем в курсе финансового состояния компаний конкурентов.
Это нам облегчит поиск наших жертв и, возможно, экономических партнеров для раздела с ними сфер влияния и выработки единой экономической политики и диктата.
     - Вам этого могут не позволить, - заметил Банкир.   
     - Нефтяному эксперту, автору Альтернативного проекта по реанимации скважин, фирма сделала предложение быть их представителем в России.
Банкир укоризненно посмотрел на Председателя компании. Тот обескураживающе развел руками.
     - Мы все, только вчера на Совете директоров об этом узнали во время доклада избранного президента о ее нефтяной стратегии, - оправдывался Председатель..
Анна поспешила ему на выручку.
     - Я очень рада, что события разворачиваются так стремительно. Борис Ефимович только конспективно ознакомился с нашим проектом и, поскольку он меня поставил в известность всего за час до нашей с вами встречи, он еще не владеет деталями проекта. Я готова доложить его и перед вашими специалистами в ближайшее время.
 Банкир достает свой мобильный. Звонит.
      - Найдите, пожалуйста, нашего нефтяного эксперта. Пусть он позвонит мне.
      - У меня есть одно пожелание, - не поднимая глаз на Анну, тихо вымолвил хозяин. – Как говорят японцы: «умный ястреб прячет свои когти». Необходимо усыпить бдительность тех, кто охраняет в том регионе свои стратегические интересы. Надо проявить максимум скрытности, максимум осторожности, не поднимать шума раньше времени, а то пока вы бьете хвостом, глуша и заглатывая мелкую рыбешку, вы привлечете крупного тайменя и как бы самим тогда уцелеть.
      - Да, мы начинаем над этим думать! – добавил Председатель.
      - План поглощения мелких фирм, - продолжал Банкир, - должен быть тщательно подготовлен и выверен. Тайно должны быть проведены сепаратные переговоры с каждым руководителем перед покупкой его компании. Нельзя обижать и местную администрацию, - это себе дороже. Тут важно не ошибиться с чиновником, от которого зависит разрешение о приобретении.
     - Разве «Графыч» не приглашал тебя, как мы договаривались, для обсуждения проекта на президентский совет? - спросил хозяин, обращаясь к Председателю.
     - Да в том-то и дело, что нет! Проект Анны Владимировны он на президентском совете «зарезал», тихо «положил под сукно», а на Совет директоров предлагался другой, с покупкой тех тридцати действующих скважин, о которых тебе докладывали.
     - Что же им двигало?
     - Вот этого я не знаю! Лучше оцени, как я вовремя все исправил и как мне было все это непросто сделать!
     - Непросто, непросто... - задумчиво куда-то в угол посмотрел хозяин. – Глуп тот, кто ест суп из рыбы фугу, глуп и тот, кто его не ест,* - отвечая своим мыслям, тихо сказал Банкир.
    
     *Японская поговорка, показывающая отношение коренных жителей к смертельно опасному деликатесу, вкусной ядовитой рыбе. 

   - А я знаю почему «Графыч» так поступил, - поднял глаза Банкир.
   - Да ну! - искренне удивился Председатель.
   - Он почувствовал горячее дыхание Анны Владимировны в свой жирный загривок. И чтобы никто не услышал крика: «Лыжню!», он все это и проделал.
    Банкир смотрит на Анну.
      - А какая же суммарная добыча будет у вас после, как вы выражаетесь, реанимирования? - обратился хозяин к Анне.
      - Полагаю, 230 тысяч тонн в год. Это меньше добычи средней компании.
      - А как в США?
      - О-о, в США используются 400 тысяч малодебитных скважин. С добычей в среднем 110 т в год. Вот и считайте сами, у них на грани рентабельной добычи – треть куба нефти в сутки на скважину. А у нас зачастую бросают скважины, если она качает и пять кубов в сутки. Вот наши резервы.
  Годовая добыча у нас, конечно, будет маловата, участок у нас небольшой, но нам бы только начать. Года за три заменили бы старое оборудование, подняли бы добычу до шести тысяч тонн в год на скважину. А главное, эта очень легкая нефть с низким показателем серы так и просится для переработки в высокооктановый бензин.
     - Вот как? – удивился банкир.
     - Новых иномарок в столице становится год от года все больше, - продолжала Анна, а качество дорогого высокооктанового бензина у нас никудышное. «Капнуть» бы своим людям в Правительстве Москвы, закрыть несколько бензозаправок, не выдержавших проверки бензина на соответствие техническим условиям…
      - Э-э, куда вас заносит! – предостерег Председатель.
     - Поставить бы пяток своих заправочных станций только для иномарок, - продолжала Анна, - гнали бы каждый месяц несколько сотен цистерн из Сибири нашего отличного бензина, и не надо ни тебе экспортных квот, не болела бы голова о нефтепроводе. Без денег не сидели бы.
   Председатели снова переглянулись.
      - А как насчет доклада у нас в среду на следующей неделе? - не глядя на Анну спросил хозяин.
      - Договорились. Время уточним накануне, - согласилась Анна. - Могу я просить у вас совета, а может даже и помощи?
   Председатель правления Банка расширил щелочки глаз и с интересом посмотрел на Анну...
     «Евгений Замавич! - погасил его интерес голос настырной секретарши, - на третьей линии председатель правления банка...», - и она назвала известный банк.      
   Извинившись, председатель правления загасил сигарету, не спеша встал и пошел к аппарату. Говорил он одними междометиями в одной октаве и на одной ноте: «да», «нет», «нет», «да», «может быть интересно», «не раньше среды», «минут десять», «я позвоню».
    «Тот еще конспиратор, - недовольно подумала Анна. – Вот кому язык дан, чтобы скрывать свои мысли. Однако, когда сидел рядом, почти на нее не смотрел, а издали, во время всего разговора по телефону, пристально ее рассматривает. Интересно, какие мыслишки сейчас бродят в его финансовой головке?»
   Положив трубку, также медленно направляясь к их журнальному столику, Банкир произнес.
   - Я вас слушаю, Анна Владимировна.
   - Основным условием предоставления нам кредита иностранная компания требует гарантий его возврата. Мы не уверены, что гарантии Министра топлива и энергетики будет достаточно. Мы не уверены и в том, что ее получим.
   - Действительно, я тоже не уверен, что вы получите такие гарантии, - тихо согласился Банкир. - Потом, это вам будет дорого стоить, но и это еще не все. Вы и ваш кредитор будете заложниками политической и экономической ситуации в стране. Не это нужно вашему кредитору. Ему нужно, чтобы за вас кто-то поручился своими капиталами.
   - Но мы честно ему сказали, что такого мы в данный момент не имеем, - простодушно сказала Анна.
   - Вам называли зарубежный банк в качестве вашего кредитора? - уже не сводил с Анны щелочки глаз хозяин кабинета.
   - Банк будет назван в ближайшую встречу, так же, как и окончательное определение размера кредита и гарантии его возврата, - спокойно сказала Анна.
   Банкир, опустив глаза, держал в пальцах на лакированной поверхности  инкрустированного деревом журнального стола фарфоровую фигурку босоногого старика японца с закатанными штанами, в голубой рубашке с широким рукавом, в желтой соломенной шляпе. Старик пытался подняться с одного колена с плетеной корзиной за плечами, в которой лежала горсточка пепла от двух не выкуренных до конца сигарет, и никак не мог осилить свою неподъемную ношу.
 Голос секретарши: «Евгений Замович, нефтяной эксперт на третьей линии».               
Банкир, не торопясь, встает и также не спеша подходит к столу и берет трубку. Включает громкую связь.
     - Я вас слушаю, Евгений Замавич! 
     - Когда бы вы смогли послушать защиту проекта со своей группой по покупке нефтяных скважин?
     - Я думаю, что в среду, если сегодня мы будем иметь все материалы для ознакомления. 
     - Хорошо, бесстрастно отвечает Банкир.
 Отключается. Также не спеша подходит к сидящим.
     - Анна Владимировна, ждем вас на защиту в среду.       
     - Значит, в среду! – не осознавая, что это для нее значит, отвечала Анна.
Хозяин кабинета поднял японца вместе с его корзиной, встал и молча направился к своему столу. Там он помог старику вытряхнуть в корзину для бумаг свою ношу, медленно вернулся, поставил старика на место.
 Председатель правления сел в свое кресло и, не отрывая глаз от фигурки, произнес.
     - Наш банк обдумает ваше предложение выступить этим гарантом, при условии, что в среду ваш проект будет одобрен нашими специалистами и вы предоставите нам названия банков - кредиторов. Это было бы посильней гарантий Минтопа, да и вам бы это ничего не стоило, - и он поднял глаза на Анну. В их щелочках, как в узких бойницах, ничего нельзя было рассмотреть.
  Председатель, услышав это, вытянув шею, заерзал в кресле.
     - Я даже не могла вообразить, - заметила Анна, - чтобы вот так просто мог решиться почти не разрешимый вопрос.
Ее взгляд был настолько искренен и понятен, что хозяин отвел глаза.
     - Анна Владимировна! – очень мягко сказал Банкир. - Могу вас понять, простите за мою сентенцию. Людям свойственно принимать желаемое за действительное. Между «обдумаю» и «решил» лежит пропасть. И я пока не знаю, как ее преодолеть. У меня нет достаточных вводных данных.
Банкир смотрит на Председателя.

     Банкир обязывает Председателя               
    - Кстати, Борис Ефимович, как решается вопрос о вводе нового президента в Совет директоров?
    - Ты же знаешь, Евгений Замавич, - раздраженно начал Председатель, - по Уставу у нас идиотская система, как в Совете Безопасности ООН: необходимо полное единогласие! Так вот, в настоящее время один хер... простите, один «Гусь» - против. Только один! У него право вето!
    - Из-за пакета?
    - Из-за пакета и учредительного взноса!
   Анна переводила глаза с одного председателя на другого и пока ничего не понимала.
    «Ох, темните вы что-то, господа».
    - И как же ты тогда собираешься проводить в Совете свои решения?
    - Ума не приложу, - откровенно сознался Председатель.
    - Сколько сейчас тянет пакет акций члена Совета?
    - С августа месяца два миллиона долларов.
    - Ну, вот что. Мой банк вносит в пакет нового члена Совета директоров - президента вашей компании, один миллион. Другой миллион ты найдешь сам. Председатель округлил глаза и хотел что-то возразить, но Банкир не дал ему опомнится.
    - Найдешь, найдешь. Ты все пытаешься развязать узел, когда его надо было давно разрубить. Тебе ясно, - все также на одной ноте без вопросительных и восклицательных интонаций не спросил, а констатировал председатель правления.
    - Ясно! - почему-то довольным голосом сказал Председатель.
    - А этому члену, напомни мне, надо слегка прищемить нос. Игрок он плохой, но играть любит, как сказали бы про него в стране восходящего солнца. Под сколько процентов он просил у нас кредит?
    - Под двадцать.
    - Ну, мы дадим ему... но только «потрогать».
     - Да, но он может поднять вопрос об учредительном взносе для нового члена Совета!
     -  А у тебя какой?
     - У меня - десять... по твоему настоянию... и, конечно, при твоей финансовой поддержке. Как это можно забыть!
     - Под эту сумму у тебя и прав значительно больше, вот и используй их на всю катушку... и можно даже зашкалить, я так понимаю.
     - А если он будет залу... за... – что-то хотел спросить Председатель.
     - А если твой «Гусь» будет... щипаться, намекни на свои связи. Но, я думаю, до этого не дойдет. До сих пор у него хватало благоразумия. Наш взнос, - это наше веское поручительство за кандидатуру нового президента вашей компании. Даже лучший сокол никого не поймает, если ему не дать взлететь, - взглянул Банкир на Анну. - Да, и проинформируй своих членов.
   Простите, Анна Владимировна, мы прямо при вас решили один очень важный вопрос и в вашу пользу. В машине Председатель, я думаю, вам все пояснит.
      - Хорошо бы в следующий раз при мне разговаривать не эзоповским языком и не низводить меня до вашего японца, - улыбаясь, глядя прямо в щелочки глаз хозяина, с достоинством сказала Анна, поглаживая шляпу коленопреклоненной фигурки.
   Она заметила, как щелочки на мгновенье расширились и снова стали непроницаемыми. Но Анне этого хватило, чтобы увидеть в них не злость, не недовольство, а что-то похожее на удивление, а может и восхищение.
       - Еще раз простите! Это я виноват, - тихо сказал хозяин кабинета, и впервые Анна уловила в его голосе нотки искреннего сожаления.
       - Осмелюсь напомнить, Евгений Замович, пять минут назад у вас должна была начаться встреча с членами Правительства Москвы, - раздался голос наглой секретарши. - Все ждут в приемной.
        - К сожалению, время тает слишком быстро, - ни к кому не обращаясь, сказал хозяин, вставая.
   Глаза председателя правления банка, когда он жал руку Анне, вдруг расширились и еще раз спросили: «Действительно ты не знаешь номера моих секретных счетов?»

Председатель Совета директоров уже вел ее под локоть к двери, мимо расступившихся членов Правительства Москвы, любопытными глазами рассматривающих Анну.
   Они и без того отняли слишком много времени у важной персоны.
   Председатель подвел ее к своей машине.
     «О-о, эврика! Она только что стала свидетелем, как непререкаемый авторитет этого человека померк перед авторитетом непроницаемого узкоглазого Банкира. И, видимо, есть же авторитет и над этим Банкиром. Кто он? Сколько же этот авторитет стоит? По скудным сведениям от Вадима она припомнила, что тот оценил состояние Председателя в сто пятьдесят-двести миллионов долларов. Сколько же стоит тогда Банкир?»
   Ее мысли прервал мелодичный звонок мобильного телефона Председателя.
     - Да, еще у твоего подъезда, хорошо, подождем, - и Председатель вопросительно посмотрел на ничего не понимающую Анну. - Евгений Замавич просил подождать его человека, который сейчас обратится к вам, Анна Владимировна, с какой-то просьбой. В окошко, вместо опущенного стекла, о чем позаботился Председатель, Анна увидала спешащего запыхавшегося начальника инвестиционного отдела.
   - Как хорошо, что я вас еще застал, иначе мне пришлось бы вас догонять, - отдуваясь, еле выговорил он.
   Анна вопросительно молча на него смотрела.
   - Евгений Замавич попросил дать нам на вечер все ваши документы, чтобы снять с них копии и дать возможность подготовиться к среде нашим специалистам.
   Анна с испугом посмотрела на Председателя.
   - Конечно, конечно, - поспешил ответить тот за Анну. - Доставайте же, Анна Владимировна, вы слышали - завтра их вам привезут.
   Анна, не говоря ни слова, осуждающе смотрела на Председателя.
     - Да что вы, в самом деле, вы были так убедительны, что Евгений Замавич решил послушать вас в среду.   
     - Я не пожалею об этом? – наконец, спросила Анна.
     - Отвечаю, что не пожалеете, не вы, не я, не он, - уверенно ответил Председатель.
   Анна расстегнула свой изящный портфельчик, вытащила уже знаменитую красную папку и на мгновение застыла.
     «А не дуреха ли она доверять самое ценное какому-то незнакомому дяде?» - мелькнуло у нее.
      - Ну же, Анна Владимировна, - торопил Председатель, и она протянула папку служащему банка.
      - Здесь копии всех документов, что вам необходимо. Вернете после защиты, – сухо сказала Анна.

     «Неужели в среду решится: «со щитом или на щите?»* - мелькнула у нее леденящая мысль.
    
     * Древнегреческий писатель и историк Плутарх (ок.45-ок.127) писал о спартанских женщинах, которые, провожая на битву своих сыновей, давая им щиты, говорили: «С ним или на нем», т. е., вернетесь, как победители или ваши тела принесут на щите.
 
   -У меня просьба, – обратилась Анна к Председателю, - давайте посидим вон на той скамеечке. Что-то разболелась голова. Такие встряски!         
               
Идут к скамеечке.               
Председатель одобрительно воскликнул.
     - Вот это предусмотрительность, вот это оперативность! Ну, Анна Владимировна, вы серьезно заинтриговали Заму. Вас надо поздравить! Это ваш день! Carpe diem!**
 
   ** Лови день! –лат. (Гораций. «Оды»).               

Если бы мне рассказали о том, что сейчас произошло у него в кабинете, я бы ни за что не поверил!

     Настороженность Анны               
     - Интересно, - вступила Анна, - действительно так могущественен председатель правления банка? Или хочет произвести впечатление своим заведением, и оно - рекламно - завлекательная вывеска?
     - Да вы их знаете всех заочно, - уверенно сказал Председатель, - по крайней мере две трети вы назовете сами. Но мы не о них сейчас, правда? Вы же хотели узнать о председателе правления банка, не так ли?
    - Анна сделала паузу и сказала:
    - Я особо не любопытна. Но о людях, с которыми мне предстоит сотрудничать, стараюсь немного узнать.
    - Очень хорошо сказали, поэтому я вам и отвечаю. Он, как кардинал Ришелье.*

   * Ну, это, пожалуй, слишком, возвеличивать своего приятеля до уровня фактического правителя Франции, способствовавшего укреплению абсолютизма, проведшего административную, финансовую и военную реформы, подавлявшего народные восстания. Арман Жан дю Плесси (1585-1642).

По анализам независимых экспертов в категории «А» банк Замы на самых верхних строчках по собственному капиталу. Да вы и сами, наверняка, встречали эти публикации либо в «Ведомостях», либо в приложении «Банки» делового еженедельника «Компания», просто не обращали внимания. А по умению разрабатывать и реализовывать стратегические операции Зама – first among equals.* Мне не надо, надеюсь переводить с латыни?
   
   * Первый среди равных, - лат.
 
     - Как не пойму, попрошу сама. Я поняла, что мне для общения с вами придется подучить ее. Вы что же и в разговоре с ним его так зовете?
     - Я один, только я зову его Зама. И то, когда подопью с ним наедине.
     - Он что выпивает?
     - Ну, выпивают все. Он-то, как раз, почти не пьет. Это я про себя. Зама сегодня меня удивил. Удивил второй раз за семь лет.
   Анна, не понимая, взглянула на Председателя.
     - А удивил меня Зама своим напористым требованием ввести вас в Совет директоров.
     - Каким требованием, он ничего не требовал!
     - Да ну! Вы что ничего не поняли или притворяетесь? - Председатель выжидающе посмотрел на Анну.
     - У меня, конечно, есть предположения, но еще больше вопросов. Уж лучше бы вы все пояснили.
     - А тут и пояснять нечего! Вы сами все слышали. Вас, Анна Владимировна, можно поздравить!
     - Ну, это еще курочка в гнезде, - остановила панегирик Председателя Анна.
     - Я не знаю примеров такого бешенного восхождения! – продолжал фонтанировать Председатель. - Вчера - вы стали президентом компании, сегодня - членом Совета директоров! И Зама за вас поручился в финансовом отношении, и меня изнасиловал. А точнее и я охотно разделяю поручительство!
   Председатель пристально посмотрел на Анну, пытаясь разглядеть щенячий восторг на ее лице.
     - Но помните, что в древнем писании говорится: «Кому много дано, с того много и взыщется».*

     * Библия, Лука, 12, 48.

     - А как же «Гусь»? – никак не отреагировала на предупреждение Анна. - Я поняла, что вам позарез необходима его поддержка?
     - Вам необходима! Вам, Анна Владимировна! Но у «Гуся» длинный нос, и, к нашей радости, еще и длинная тонкая шея. К тому же, слава Богу, у него не гусиные мозги. Это вопрос трех-пяти дней. Ну, вы все сами слышали. 
     - Неужели вот так все, кроме «Гуся», хотели видеть меня в Совете?
     - Нет, конечно! Видеть хотели бы только двое: я и Вадим Сергеевич.
     - Вадим?! Вадим Сергеевич? - вырвалось у Анны.               
      - Не держите на него зла, Анна Владимировна, мужик он неплохой, великий бабник, правда! А кто из нас не бабник? У подавляющего большинства мужиков просто нет финансовых возможностей, а то бы...
      - Мне не нужны его характеристики...
      - Да это верно, вы и сами знаете его неплохо. Дурак он. Правда не так все просто: семья, дети...
     - Вы, по-моему, говорили о Заме?
     - Хорошо, хорошо, но, чтобы закрыть эту тему добавлю все-таки. Вадим Сергеевич искренне вас поддерживает, хотя и знает, что от направления импорта, которое он курирует в компании, придется перераспределить в вашу пользу на новое нефтяное направление кое-какие суммы.
  - А Зама меня удивил! Ведь я рассказывал о вас, можно сказать, впервые и в вашем присутствии. Неужели помимо меня он собрал о вас сведения? Все может быть. У нас все может быть! Но он уже годик, как совсем не рискует и ставит только наверняка. Но если Зама сделает на вас ставку, то легче верблюду пройти сквозь игольное ушко, чем заставить Заму от нее отказаться.
     - Послушайте, - прервала возмущенно Председателя Анна, - в который раз я себя чувствую кобылой на скачках! – она вопросительно повернула голову за разъяснением.
     - Ну, такое сравнение с вами это, пожалуй, слишком, а вот нефтяное направление, да, это та кобыла, на которую мы сейчас поставим, и, ой, какие крупные деньжищи! И, упаси нас, Господи, просчитаться! А поддержка вас со стороны Замы, говорит, что это дело верное, и когда Совет об этом узнает, уверен, что ставки возрастут! Ну, и мне, вероятно, жалеть не придется.
     - Да и вы меня толком не знаете, - провокационно подняла на Председателя голову Анна.
     - А мне и не надо вас долго знать лично. Мне достаточно проанализировать ваши дела, да часика два личной беседы. Не первый год коптим этот свет, не первый! И если, как вы поняли уже, для каждого члена Совета, очень важно на должности президента компании и тем более в Совете директоров иметь своего человека, то я скажу вам в открытую, что вы как раз и есть мой человек.
  Анна удивленно посмотрела на Председателя.
     - А чего, тут все ясно. Да вы и сами наблюдали по телевизору, какая борьба идет между фракциями за должности председателей комитетов в Думе. И за каждой фракцией стоит своя мощная финансовая группа. По крайней мере, я теперь знаю, что вы и как президент, и в Совете не чьи заказные интересы не представляете. А это очень важно!
И сами знаете, что порой в Думе, в Совфеде, так и у нас, да и везде так, принимаются решения противоречащие экономической логике, в ущерб интересам России, но в угоду конкретной фракции и стоящим за ними финансовым группам, если они купят большинство. А вы будете действовать по здравому смыслу, я убедился в этом. Это меня устраивает! Вы - мой человек! 
Хохочет, крутит головой.
   -  Надо же, - удивлялся сделанному открытию Председатель, - то, над чем потешался Совет в Метрополе, и я, грешник, когда вы рекомендовали нам потрясти мошной…
Анна вопросительно посмотрела на Председателя.
     - Вам эспрессо? – улыбается Председатель.   
 Смотрит на Анну.               
      - Что? - не «врубается» Анна.   
Председатель улыбается. Достает мобильный и что-то, чуть отвернувшись, говорит по нему.
     - Ну, помните, вы выдвинули идею объединения двух нефтяных проектов первого и вашего, Альтернативного… похоже, с помощью Замы так оно и будет. Вот тебе и Кассандра! Ай, да Анна Владимировна! Даже я этого предвидеть не мог! Дай нам Бог, в ближайшем будущем почувствовать поддержку Банка Замы, его силу.
     - Удушающую силу? Вы не хуже меня знаете, что благими намерениями дорога в ад вымощена.
     - Мрачный у вас что-то юмор, хотя поводов вроде бы для него я не вижу. Вы просто, как новичок, пока не осознали значение сегодняшней встречи. Разве вы не почувствовали его личное расположение к вам? Разве он не сделал вам навстречу шаги и какие?
     - Действительно, я, наверное, плохо осознала, что происходило, но меня не покидает тревога, что меня усиленно куда-то гонят помимо моей воли, и как бы потом этот загон не захлопнулся тяжелыми воротами. Вы видели в фильмах, как загоняют диких мустангов?
   Из дверей банка выходит официант в белых перчатках с небольшим расписным подносиком, на котором стоят две фарфоровые чашечки с кофе, две тарелочки с бутербродом белого хлеба с красной икрой.
Председатель привстает, отодвигается, показывает официанту место, куда поставить подносик. Тот ставит и удаляется.
     - Делайте, как я, - не глядя, говорит он.
 Берет чашечку, отпивает кофе, откусывает бутерброд.
Анна вертит головой. «Попугайничает».
     - Бог с вами, Анна Владимировна, что за фантазия? Вас вчера загнали в президенты помимо вашей воли? Вам только что предложили войти в Совет директоров, кстати, где пасусь и я, и не жалею. Разве и первое, и второе не отвечает вашим целям и амбициям? Сознайтесь, разве хоть однажды вы не мечтали об этом?
     - Но все происходит так, будто я у вас просила и должность, и членство в Совете! И этот участок в Жуковке, о котором я ни сном ни духом не ведала!
     - В Знаменском, это совсем рядом с Жуковкой. А то, чему вы удивляетесь, – это, действительно, и есть в аппаратных играх искусство высшего пилотажа.  Большие умудренные жизненным опытом люди делают для вас полезные вещи в полной уверенности, что благодетельствуют вам по своей воле.
     - Но вы все навязываете мне это, совсем не считаясь со мной и, не спрашивая меня, а вдруг я откажусь? Ну, а вдруг? И потом, вы же за это потребуете выполнять ваши определенные условия!
 Председатель насмешливо молча смотрит на Анну.
 Выходит из подъезда официант, подходит к скамеечке, забирает поднос. Председатель и Анна садятся в машину.
      - Я в вас верю Анна... Анна Владимировна, знаю, что это не растерянность и не неверие в свои силы, это что-то чисто женское, что нам, мужикам, не дано понять. Вы умница, вы знаете, что вы хотите, и вы умеете своего добиваться. Эх, Анна Владимировна! Вы сами сделали себе прекрасную огранку в пятьдесят семь граней! И прозрачность у вас D! И каратов у вас более шести! Говорите, уже есть кандидат и достойный?
     - Если вы о личной жизни, то ничего я вам не говорила и не скажу. Я ее как-нибудь сама устрою и в советах, хоть и Председателей, не нуждаюсь.
     - Другого ответа я от вас и не ожидал, – натянуто улыбнулся Председатель. - А вот - как-нибудь - не хотелось бы! Оправа-то достойная есть!
     - Неужели вы всерьез думаете, что и здесь за меня будете решать?
     - Если бы и хотели, знаем, что не получится.
     - Ну, слава Богу, хоть здесь-то вы не заблуждаетесь.
     - Да только и вы поймите, Анна Владимировна, и подумайте на досуге, не можем мы вверять свои деньги и не малые, непредсказуемому президенту. И всем нам, учредителям, не все равно, кто вошел в нашу компанию, да еще с правом решающего голоса. Мы, учредители, теперь и от вас в какой-то степени зависим.
   Впервые у Председателя проскользнула просительная интонация, и Анна взглянула на него.
     «Уж не выкатится ли у него слеза? - слеза не выкатилась. - Наверное, в принципе не бывает плачущих Председателей», - с сожалением вздохнула Анна.
   Председатель понял это по - своему.
     - Да чего вам беспокоится, Анна Владимировна, в плохую компанию мы вас не затягиваем. У нас все уважаемые люди, и совсем скоро вам предстоит познакомиться с другими не менее уважаемыми людьми, фамилии которых у всех на слуху. Так что вам опасаться нечего. А если удачно вы запустите ваш проект… - тут Председатель запнулся и неуверенно взглянул на Анну, стоит ли ей говорить об этом.
   Председатель замолчал на некоторое время, и Анна боялась вспугнуть редкий, видимо, порыв откровенности.
И Председатель решился.
     - Так вот, если вы удачно запустите нефтяной проект, то я, грешник, думаю, что Зама представит вас «Серому кардиналу».*
   И, видимо, пожалев о сказанном, прервал себя.

   * Серое преосвященство (по прозвищу капуцина отца Жозефа-Франсуа Ле Клерка дю Трамблей, бывшего правой рукой кардинала Ришелье и оказывавшего на него большое влияние, но державшегося в тени; носил серую сутану, в отличие от кардинала Ришелье, носившего красную кардинальскую мантию). Интересно, кого это имел ввиду Председатель?

     - Что это я… давайте доживем до этих радостных событий.
     - Ну, вот и подъезжаем. Ха, ну и Зама, определенно он на вас «глаз положил!»
     - В каком смысле?
     - Я имел ввиду ваши идеи, вашу нефтяную стратегию.
   Анна с интересом взглянула на Председателя.
     - Нет, конечно, конечно же, вы неотразимы, безусловно! Можете не сомневаться, вы понравились ему и как женщина! - Председатель что-то запнулся и замолчал. Анна напряженно ждала продолжения.
    -  Только вот, как бы это поделикатней сказать... нет, не сейчас…
   Анна колебалась, задать еще вопросы или ограничиться его закончившимся приливом откровения. Жизнь научила ее ковать железо пока горячо.
И еще неизвестно отчего он зависит, может быть, от количества попавшихся на глаза Председателю хорошеньких женщин или еще хуже,  - от несварения  его желудка!
Анна с интересом глядит на Председателя.               
      - Я жду вопросов… если их нет, - взглянул на Анну Председатель, - то хватит с вас на сегодня.
      - Ну, что? Идем в стойло?

Машина Председателя въезжает во дворик компании. Председатель и Анна выходят.
И Анна решилась.
     - Задержу вас еще на десять минут?
     - На пять.
Подходят к скамеечке, садятся.
     - Вашему Заме...
     - Нашему, Анна Владимировна, нашему!
     - Стоит ли ему доверять все стратегические вопросы компании? Не использует ли он нас в своих корыстных интересах?
     - На первый вопрос, - стоит! И будет нашим с вами счастьем, если мы заинтересуем его. Он крупный инвестор, Анна Владимировна. Каждые две недели его инвестиционный отдел рассматривает три проекта различных компаний, мечтающих найти у него финансовую поддержку.
   На второй, - конечно использует! А где вы видели инвестора не желавшего получить выгоду от вложения своих капиталов?
     - Я имела ввиду...
     - Не разденет, Анна Владимировна, не разденет! Он давний наш покровитель!
     - Ваш?
     - И ваш тоже, с сегодняшнего дня! Да что вы, в самом деле, Анна Владимировна! Только что без всяких условий он лично внес за вас миллион и, на столько, же обязал меня... а вы…         
     - Чтобы потом отнять у меня десять?
Председатель открыл было рот, но проглотил какую-то фразу.
     - Ну, Анна Владимировна, даже максималисты имеют какой-то предел! Я вам желаю ободрать его, если у вас получится! Если вам повезет пройти защиту вашего проекта в среду, вы будете выторговывть себе условия вложения его капиталов. Это, если он все-таки согласится быть инвестором! Я желаю вам...
     - Нам, Председатель, нам! Пожелайте нам с вами!
   Председатель широко открыл глаза, потом усмехнулся и добавил:
     - Хорошо. Нам, Анна Владимировна. Нам!
   С улыбкой он смотрел на Анну, и она поняла, что уходить еще рано.
Потом по-дружески Председатель коснулся ее руки и тихо сказал.
     - Двойной игры он не потерпит, Анна Владимировна. Все равно раскусит и тогда...
     - Что тогда?
     - Тогда он выключит вас из игры.
     - Я не рубильник. Как?
   Председатель молчал, видимо, что-то вспоминая неприятное.
     - Как-нибудь расскажу. Но настоятельно предостерегаю вас, - с ним только все открыто и честно.
     - А он сам?
     - Вы для него сейчас союзник на долгосрочную перспективу. Особенно ему импонирует ваш размах и смелость. Зама, по всей видимости, все-таки саккумулировал сейчас средства и ищет новое направление их вложения. А тут, по счастливой случайности, вы подвернулись с вашим проектом и вашим размахом. Но нам надо спешить!
     - А если будет необходимость все-таки выбирать, чьи интересы вам ближе: интересы компании или вашего Замы? На чьей стороне вы окажитесь?
     - Такого не может быть. Я вам ручаюсь! Нефтяное направление компании объединяет нас всех. Не пострадают не только интересы компании. Но и ваши личные интересы! У Замы, - железный принцип: личная заинтересованность каждого превыше всего. Только она может успешно двигать общее дело.
     - А «бабки», когда настанет время делить, то - врозь? - прямо в глаза Председателя взглянула Анна.               
     - Каждому - по его вкладу! – Jedem das seine!*
     - А у кого его нет?

     * Каждому свое – нем.

     - Анна Владимировна, вы только что были свидетелями, как ваш интеллектуальный потенциал был оценен в два миллиона долларов! Не слабо для начала?! И вас не обделят и впредь, не волнуйтесь!
     «Ой, мамочка! – мелькнуло у Анны, - неужели и вправду?»
     - На словах... – сухо произнесла она.
     - Пока на словах, - рассмеялся Председатель. – Ну, дайте нам немножечко времени - убедитесь сами! Превращение с помощью его банка из маленькой  нашей компании в среднюю, - открывает для нас новые возможности деятельности тысячекратно позволяющие увеличивать прибыль.
     - Так уж тысячекратно?
     - Вы скоро в этом убедитесь!
     - Ну а вы, Совет директоров, вы что, отдаете ему компанию, а сами отходите в сторону? А когда, не дай Бог, будет какой-нибудь банковский кризис, вообще свалите к себе на виллу в Коста дель Соль. Что вам изнемогающая Родина?

     - Ubi bene ubi patria, - где хорошо, там и Родина. Это сказал еще мудрец Софокл.* - и Председатель в доказательство поднял вверх указательный палец.
   
     *Софокл (ок. 496-406 до н. э.) - греческий поэт и драматург.

     - Правда, некоторые, переставляя в этой фразе слова, цепляются за «дым отечества», но это уже их трудности. Так вот, я не свалю из России при банковском кризисе. Ни в коем разе! – возмутился Председатель, - просто возможности нашей с вами компании скромнее. Сдается мне, если, конечно, вы выдержите защиту, что Зама предложит быть нашим компаньоном, инвестировав деньги в те сорок и более скважин, которые Совет директоров не смог или не захотел оплатить, за что мы получили от вас выволочку. Но давайте договоримся сразу, сор из своей избы впредь выносить не будем. О нашем взаимодействии мы на днях еще поговорим. Договорились?
     - Договорились.
     - Так что не тратьте время на пасьянс, Анна Владимировна! Наши совместные деньги будут двигать ваш проект. Если Альтернативный проект у Замы будет одобрен, вы ощутите это с первых же дней. Хотя вы это уже должны были бы ощутить с сегодняшнего дня, но скорее всего вам нужны хотя бы сутки, чтобы осознать значение произошедшего там, у него в кабинете. А потом, у нас слишком много врагов, чтобы позволять себе действовать не согласованно, и не дай Бог, в сугубо личных интересах в ущерб делу.
   Давайте завладеем источником, а потом уж напьемся все! Давайте не торопить события! Давайте переживем среду! Не обольщайтесь только, нельзя Заму недооценивать. У него мощный аналитический отдел, навербованный из научных спецов с оборонки. Готовьтесь лучше к защите проекта в среду. Архаровцы Замы - злые волки. Они вам нервы потреплют, будь здоров! Если и не загрызут до смерти, то покусают больно. Они покажут хозяину, что не зря он их кормит!
     - А что же с моей защитой на Совете директоров? Ведь многие не удовлетворены.
     - Давайте так, ориентируемся на среду, на защиту в банке. Если она состоится, то мы, кто сможет из Совета, будем на ней присутствовать. Зачем вас мучить на двух защитах? А потом наш Совет - «детские почемучки», по сравнению с вопросами экспертов банка. На том и договорились. О` Кей?
Анна не знала, что ответить.
     - Еще раз, Анна Владимировна, прошу, готовьтесь серьезно к защите. Запуск всего нефтяного проекта теперь только в ваших руках. Вы к этому, кажется, стремились? Помните, как Зама вас похвалил за объединение двух вариантов проекта и агрессивную политику присоединения соседних нефтяных участков?
Считайте, что гарантии его банка и льготный кредит взошел притягательной голубой Венерой у нас на горизонте. Но он еще у нас не в кармане! Теперь либо со щитом, либо на щите, aut-aut, tertium non datur!*

     * Или-или, третьего не дано! – лат.
   
Председатель внимательно посмотрел на задумавшуюся Анну.
     - Да, мало ли что, - спохватился он. - Если в пожарном порядке возникнет необходимость обсудить со мной какой-то вопрос, - вот моя визитка, здесь мобильный и домашний телефоны. Не стесняйтесь, звоните в любое время. Не гоже, когда я случайно узнаю важные новости, - и он укоризненно взглянул на Анну. 

Компания Анны.
      - Извините, Анна Владимировна, - сконфузившись, произнесла секретарша, - вам уже в третий раз звонит какой-то дизайнер от какого-то «зама», я не поняла только, он и сейчас висит на телефоне, что ему сказать?
     - Какой дизайнер? От какого еще «зама»? Наверное, ему нужен бывший шеф. Так передайте ему, что того больше никогда по этому телефону не будет!
     - Да в том-то и дело, что он просит вас, Анна Владимировна!
     - Кто вам нужен? -с неприязнью спросила Анна.
     - Мне нужен президент компании госпожа Михайлова Анна Владимировна.
     - Я у телефона, - растерянно ответила Анна. - А кто вы, разве я вас знаю?
     - Я дизайнер от Евгения Замавича... - Он сказал, что вы очень во мне нуждаетесь.
     - Я-а-а? – приставив указательный палец к левой груди, удивилась Анна.
     - Он уверяет, что да.
     - Анна Владимировна, прошу вас принять меня на пятнадцать минут, все компоновки со мной, я вас ознакомлю с возможными вариантами обстановки вашего кабинета и обустройства ваших комнат, а выбор за вами! Я буду через двадцать минут.
     - Какие еще компоновки? Какие варианты? Да вы же здесь и не были...
   Анна растерянно смотрела на пожимавшую плечами Генриетту.
     - Хотя действительно мне не мешало бы, если вы и впрямь дизайнер посоветоваться с вами, - начинала соображать Анна.
     - А у меня подобраны уже и материалы на обстановку вашего кабинета и создание дамской комнаты.
Ну, приезжайте, поговорим.
     - Тут говорить некогда, Анна Владимировна, надо выбирать, и мне на все про все дано только три дня и надо уложиться!
     - Ну, хорошо, приезжайте. Ой, алло, нет, только не сегодня, я сейчас ухожу, нет, нет, никак не сегодня, созвонимся завтра, все! - решительно сказала Анна, кладя трубку.

      Звонок «Гуся»
 Ой, Аннушка, это по «прямому» вас кто-то домогается, вы уж возьмите сами трубку.
     - Анна Владимировна, вас-с бес-спокоит Геннадий Кузьмич, - проскрипело в трубке.
     - Какой еще Геннадий Кузьмич?
     - Да это тот, что с-сидел напротив вас-с, когда мы вас-с чес-ствовали в с-связи с избранием в президенты.
     - А-а! - узнала Анна сиповатый гусиный скрип. - Ну, положим, вы-то, Геннадий Кузьмич, как раз не хотели меня видеть в этой должности, признайтесь, ведь дело прошлое?
     - Да, Анна Владимировна, я в общ-щем и не с-скрывал с-своей неувереннос-сти в правильнос-сти кандидатуры наш-шего Предс-седателя. Но... но я ош-шибался. Да. Дело прош-шлое, как вы сказали. Вот теперь я виж-жу, вы мудрая не по годам женщ-щина. И я, заметьте, признаю с-свои заблуж-ждения!
   Анна не поверила своим ушам.
     - Да-а, вы не ос-слышалис-сь. Я рад, что в долж-жнос-сти президента у нас в компании будет такая мудрая ж-женщина.
     - Так что же такое случилось за эти несколько часов, Геннадий Кузьмич, чтобы я так быстро смогла заслужить ваше доверие? - недоумевала Анна.
     - А вы что ж-же не догадываетес-сь? - теперь настала пора удивиться Геннадию Кузьмичу.
     - Не-ет, - прокрутила в голове Анна события дня, так и не зацепившись не за одно из них.
     - Ну как ж-же, Анна Владимировна! С-самым главным доводом против вас-с у меня было ваш-ше ж-желание ос-свободитьс-ся от первого вице-президента, с-свес-сти  с-с ним с-счеты.
     - Господи, какие с-счеты?
     - Но то, что я узнал только что, зас-ставило круто переменить мое мнение о вас-с, как о руководителе компании. Ес-сли отброс-сить мелочи, то вы правильно реш-шили, что доверили вс-се-таки ему нефтяное направление, ну, а с-сначала вы прос-стили ему его задирис-стос-сть.
     - Да я...
     - Позвольте я уж-ж выс-скаж-жус-сь о ваш-шей мудрос-сти до конца. Да задирис-ст он бывает не в меру, гонош-шитс-ся порой, но таким его мама родила, таким он и помрет. Но зато, Анна Владимировна, это с-с лихвой компенс-сируетс-ся его рвением по с-службе, его здоровой амбицией и чес-столюбием быть первым в знании с-своего дела. Вы не ош-шиблис-сь, Анна Владимировна, что ос-ставили его и даж-же мож-жно с-сказать повыс-сили.
     - Значит, я не пожалею о содеянном, Геннадий Кузьмич?
     - Нет, не пож-жалеете. Я ручаюс-сь за него. И ещ-ще… тут Предс-седатель подкидывал на С-Совете идею не принять ли вас-с в наш-шу теплую компанию. Ну, я с-сначала был против. А теперь, Анна Владимировна, я виж-жу мы с-с вами договоримс-ся. Короче, я с-снимаю с-свое «вето» с-с ваш-шей кандидатуры в С-Совет директоров. Вы видите, какая у меня к вам открытос-сть? Оцените!
     - Да уж, не ожидала, Геннадий Кузьмич, не ожидала!
     - А будет ещ-ще лучш-ше, Анна Владимировна, ес-сли в кардинальных реш-шениях, перед тем как вынос-сить их на С-Совет, вы пос-советуетес-сь с-со мной. И знаете, плохого я не нас-советую. Договорилис-сь?
     - Я попробую, Геннадий Кузьмич, - еле сдерживаясь, чтобы не рассмеяться, проговорила Анна.
     - Ну и за это с-спасибо. Ещ-ще раз удачи вам и таких ж-же мудрых реш-шений! – и «Гусь» положил трубку.
   «Вот оно как оборачивается! Ты смотри, какие связи выявляются! Да, не умела она играть в аппаратные игры, а, видимо, придется научиться! Это значит «Гусь» сделал ответный реверанс, расценив, как поклон в его сторону, ее решение оставить на своей должности этого задиристого вице-президента. Интересные начинаются игры! Ну что ж, теперь она все это проанализирует. Ну, а с другим вице-президентом у них ничего не получится, кто бы за него не вступился и какой бы торг ей не предложил! Снимет она этого разгильдяя к чертовой матери! Иначе ей придется за него работу делать. Не было бабе забот...»
 
     Звонок Председателя               
Резкий звонок заставил ее выронить из пальцев «мышку», подбежать к рабочему столу и схватить трубку.
     «Да кто же так надсадно трезвонит, так и заикой можно сделать!»
     - Вы что же такое с ним сделали?! - кричал в трубку Председатель.
     - С кем? - испугалась Анна.
     - Да с Кузьмичем!
     Анна еще никак не могла включиться.
     - Да с «Гусем»! - надрывался Председатель.
     - А что я могла с ним сделать? - начал проходить испуг у Анны.
     - Ах, Анна Владимировна, Анна Владимировна! Мы с Замой ломали головы, как свернуть пообходительнее шею «Гусю», а «Гусь» звонит мне и рассыпается в дифирамбах в ваш адрес, и укоряет меня, вы слышите, ме-ня – а - а, что я не энергично выдвигаю вас в Совет директоров! Нет, какого мне это слушать? А? Так что же вы с ним все-таки сделали? Молчите? Не хотите пока раскрывать? Ну, надеюсь, скоро со мною поделитесь опытом.    
   Анна Владимировна, если вы все дела в компании будете так энергично проворачивать, то вы меня безработным сделаете, а точнее освободите меня от опеки и дадите мне возможность все мое время посвятить любимому делу...
     - Играм на рынке ценных бумаг?
     - Точно! И это вы знаете! Плачет по вам биржа ценных бумаг в Гонконге. Мне кажется, что обучи я вас нехитрым премудростям, с вашим алгоритмом мышления, мы с вами смогли бы такие деньги там делать, что вам даже и не снилось! Ну, что скажете, Анна Владимировна?
   Анна помолчала и дала успокоится кипящему мозговому слою Председателя.
     - Давайте, Борис Ефимыч, разработаем сначала нефтяную жилу, а там посмотрим.

     Георгий в который раз удивляет Анну               
Анна лежала голая на животе, вытянув руки вдоль тела и тихо постанывала. Георгий, наклонившись над нею, с легкой испариной на лбу, закатав по локоть рукава пижамы, проводил продольное и поперечное разминание широких мышц спины. В комнате стоял ароматный запах крема с женьшенем.
   Это Георгий раздел ее сначала до лифчика и трусиков, несмотря на ее попытки уползти под одеяло, усадил ее и сделал ей массаж шеи и плечевых суставов, а теперь и вовсе положил ее голенькую для массажа спины, когда она «просто никакая» показалась в холле почти в восемь часов вечера.   
     - Нет, а чтобы ты подумала, - с обидой, тяжело дыша, говорил Георгий, делая вдавливания костяшками пальцев, - когда без двадцати восемь раздается первый за день телефонный звонок и убитым голосом ты произносишь всего три слова: «Меня везут! Принимай!» Ты хоть подумала, что такое ты «мелешь»? – незлобно продолжал обижаться Георгий.      
     - Но меня действительно… везли полуживую… ты же сам видел, какая я… была, - блаженно стонала Анна.
     - Анна, когда в следующий раз у меня будет прихватывать сердце, то знай, что причина тому и сегодняшний вечер!
     - Все, все… виновата я… прости мой любимый... О-о-ой! Уж, не отыгрываешься ли ты… на мне сейчас… за мое прегрешение? Может… не надо… мне массаж…
     - Нет, Анна, не отыгрываюсь! Массаж надо делать обязательно, немедля! У тебя до безобразия генерализованное мышечное напряжение...
     - Какое напряжение?
     - Лежи и не поднимай голову! Зоны повышенного мышечного тонуса обычно локализуются в области мышц шеи...
     - Ой, правда, шея была… как в гипсе и ломила...
     - И трапециевидных и межлопаточных мышц...
     - Правда, и в районе лопаток... и откуда ты все знаешь?
     - Я старый, Анна, как Мафусаил,* и живу дольше тебя уже...

     * Георгий бессовестно «загнул», сравнив себя с одним из праотцов человечества, прожившего 969 лет.

     - Господи, если бы ты мне сказал… на выставке Дали… еще в первом зале, что умеешь делать… о-о-ой!.. массаж, я тебя увезла бы… а-а-ай!.. к себе сразу же, прямо… у-у-у!..  из первого зала, и уже… не отпустила бы!
     - Лежи и не поднимай голову! Как твоя шея после массажа?
     - Ты знаешь, удивительно… не ломит, но вся горит!
     - И не будет больше ломить, потому что я промассировал паравертебральые зоны
С7-С1.
     - Что, что?
     - Лежи тихо, - и Георгий снова ткнул голову Анны в подушку, - перестань, наконец, поднимать голову! Ты же мешаешь! Сейчас закончу зоны спинномозговых сегментов Д12-Д1 и будет еще легче. Останется про-мас-си-ровать лоб-ную и во-ло-сис-тую по-верх-ность...
     - Что-о-о? – снова в изумлении приподняла голову Анна.
     - Да нет, ты не о том подумала… Да лежи ты тихо... головы, Анна, го-ло-вы! Вот тогда у те-бя с тро-фи-чес-ки-ми про-цес-са-ми, процессами обмена, сек-ре-тор-ной деятельностью и дру-ги-ми важ-ны-ми функциями организма будет порядок! Правда, еще надо провести еще как минимум шесть таких процедур. Ты чего молчишь? Ей? Ты не умерла? Анна?
     - Ты... меня... видишь?
     - Ты чего это, Анна? Тебе плохо?
     - Я ... балдею... мой спаситель... мне кажется... меня нет здесь...
     - А где же ты?
     - Не знаю... я вознеслась куда-то...
     - Э-э, не засыпай, Анна! Ты же обещала рассказать, как все прошло? К чему нам теперь готовиться?
     - Все... милый... расслабься... готовиться больше не надо...
     - Что, совсем-совсем выгнали?
     - Совсем-совсем выгнали… меня еще вчера... я тебе не стала уж говорить... А вот сегодня я убедилась в этом окончательно... Неси чашечку кофе... тогда расскажу... а иначе... иначе я сейчас куда-то улетаю...
     - Ну и плюнь на все, Анна, не расстраивайся! Прорвемся... я сейчас! Георгий накрыл Анну легким одеялом по самую голову.
   И все же он опоздал. Поставив на тумбочку поднос с двумя чашечками черного кофе, он смотрел в растерянности на Анну и не решался ее будить. Вдруг ее ладонь вздрогнула и медленно поползла к его руке и дотронулась до нее.      
     - Ты здесь... - с трудом прошептала она, - дай мне кофе, иначе ты меня не поймаешь...
     - Но ты же не открываешь глаз, Анна.
     - Поцелуй их... - и Анна с трудом повернула голову к Георгию.
   Георгий охотно исполнил ее просьбу, поцеловав один глаз.
   Глаза не открывались. Георгий поцеловал еще раз. Анна глубоко вздохнула, ресницы вздрогнули и открылась щелочка правого глаза.  Анна еще раз глубоко вздохнула и попросила:
     - Посади меня...
     - Сейчас я принесу тебе пижаму. После массажа тебе нельзя охлаждаться.                Анна показалась Георгию страшно тяжелой, пока ее одевал, потом сажал. Анна постанывала с закрытыми глазами. Он поднес к ее губам чашечку кофе.
     - Осторожно, Анна!
   Чуть вытянутыми губами Анна сделала первый глоток, прикрытые ее глаза окончательно раскрылись. Она сделала еще один глоток и, наконец, ожили ее руки, потянувшиеся к чашке. После третьего глотка Анна вдруг снова закрыла глаза и замерла. Пауза длилась долго, и Георгий заволновался. И напрасно. Анна сделала четвертый глоток и произнесла:
     - Кажется, я прилетела... как же там было здорово....
   Георгий не стал уточнять, где, он ждал.
     - Таких спрессованных значимых событий в году, - медленно начала Анна, - у меня во всей жизни, пожалуй, было не более пяти. И если про все предыдущие, за исключением одного-двух, можно было бы сказать, что лучше бы их не было совсем, то про эти я так сказать не могу... просто я не переживу еще подобные потрясения...
   Пока Георгий ничего не понимал.
     - Ах, какой кофе... но ты сам… все все-таки лучше. Что ты со мной сделал? Тебе удалось за полчаса оживить меня. Мало того, ты очистил меня от разламывающей на части физической усталости. А мысли... а в голове, будто я выпила бокал хорошего вина... а мысли почему-то ясные... Господи, да ты еще и лекарь. Ты что, с каждым днем будешь открывать мне все новые свои достоинства?
     - Сейчас речь не обо мне, - мягко улыбнулся Георгий, - а не могла бы ты ближе к делу?
     - Если тебе уже сейчас цены нету, - пропустила она мимо ушей замечание Георгия, - что же ты для меня будешь значить завтра? А через неделю? А через месяц? Как я смогу без тебя прожить даже день?
   Георгий терпеливо ждал, ему приятно было смотреть на оживающую Анну.
     - Меня так долго жизнь испытывала и все не с лучшей стороны, а тут решила испытать с другой... и ты знаешь, там тоже, оказывается, существуют серьезные перегрузки.
   Георгий еле пересилил себя, чтобы не воскликнуть: «Да не тяни ты, Анна!»
   Анна скосила глаза на Георгия - никаких эмоций.
     - Да что это я, как ты можешь врубиться, если я сама еще до конца в это не верю. - Анна кисло улыбнулась.
   Она взяла его такую пахучую ладонь и прижала к губам.
     - Меня выгнали в президенты, Георгий.
   Георгий молча смотрел на нее. Анна вздохнула.
     - Понимаешь... так получилось... Ой, Георгий, твой кофе не помогает...
И Анна начала медленно клонится к подушке, Георгий поддержал ее и бережно опустил.
     - Я все-таки улетаю... давай... я тебе расскажу... после того, как я прилечу... - Анна просительно подняла на него такие тяжелые веки, и они медленно закрылись.
     - Да уж, дорогая, и то, правда, давай-ка после того, как прилетишь. Так будет лучше.
   Анна по-детски, не открывая глаз, улыбнулась, нащупала его такую огромную, такую волшебную ладонь, положила себе на лоб и почти тотчас «улетела».
   Георгий молча сидел возле и разгадывал всю ее околесицу.


Глава 14. Анна и Георгий защитили свой проект.
               
Когда председатель правления банка опоздал почти на час и пришел все-таки на защиту проекта Анны и Георгия, то его взору предстала печальная картина разгрома армии нападавших.
   Преданные императору предводители гвардии были измучены, впервые не по форме одеты, с потными еще не остывшими от сражения раскрасневшимися лицами. И главное, что он заметил, в их глазах не было обычной самоуверенности, превосходства, на их лицах читалось скорее недоумение и растерянность.
   Пиджаки у всех пятерых членов комиссии висели на спинках стульев. Почти у всех верхние пуговицы их белых рубашек были расстегнуты. Распущенные узлы галстуков болтались чуть ли не на середине груди.
   Зеленого цвета доска, за спинами оборонявшихся, исписанная белым мелом графиками, формулами, цифрами, квадратиками, кружками и стрелками, как боевая карта, сохраняла свидетельство принимаемых победных решений в их ставке и подтверждала их упорство и стойкость.
Сами фельдмаршалы, Анна с ручкой, Георгий с указкой, стояли почти бок о бок, заняв оборону. Их одухотворенные разгоряченные битвой прекрасные лица излучали энергию и еще оставшуюся силу. Их форма сидела на них безупречно. За их спинами еще не потрепанными рядами сгрудились висящие огромные графики и таблицы, свидетельствующие о не сломленной решимости их войска стоять до конца и готовых подняться в решающую контратаку.
   И главное, в глазах предводителей горел боевой дух уверенности в победе.
Банкир, махнув рукой, бросил фразу: «Все ясно! Против разумных доводов, как говорят в Японии, нет оружия», - и, в наступившей тишине, от которой сразу оглохли и побежденные, и победители, покинул зал.
     - Ну что? - устало обведя воспаленными глазами своих членов экспертной комиссии банка, спросил ее председатель. - Будем подводить итоги?
   Других мнений не было.
     - Общая оценка такая: защита проекта выглядит солидно. Цели и задачи - ясные. Методы их достижения и решения - тоже. Расчеты корректны. Большим достоинством обоснований я бы отметил расчеты оптимистического, пессимистического расклада ситуаций и выбор в результате оптимального решения. Невооруженным глазом видно, что использовались методики закрытых предприятий «оборонки». Сил и средств, по всей видимости, достаточно. Но! Как Ника на Александрийском столбе, все держится на возможности получения кредита зарубежных компаний. И еще! А ну, как не покажут истощенные скважины, дебит близкий к новым?
   «Ё-К-Л-М-Н!» - чуть не вскричал Георгий. - А обязательства о предоставлении кредита в протоколе о намерениях?! А слово его приятеля, начальника участка, Гафара?!»
     - По всему видно, – устало продолжал председатель экспертной комиссии, - вы, стрелянные руководители, и не хуже меня знаете, что не всегда выполняются Договоры о намерениях, и не всегда можно верить словам даже и ответственных работников. И что тогда? Помню, помню, - выставил руку председатель комиссии шагнувшей вперед Анне, - но отпущенный вам срок подтверждения по этим ключевым вопросам пролетит быстро и только тогда все окончательно станет ясным.
     - Вы подвели итоги? - вдруг раздался голос Банкира по громкой связи.
     - Да, - неуверенно ответил председатель комиссии.
     - Как закончите, зайдите ко мне. Захватите видео запись защиты и перекиньте на мой телевизор в кабинете.  А вы, Анна Владимировна и Георгий... Петрович, я мог бы через час, после того как я просмотрю, как проходила ваша защита, обменяться с вами мнениями?
 Чуть замешкавшись, Анна подошла к аппарату и ответила, вопросительно глядя на Георгия.
     - Хорошо. Нам только необходимо помочь со связью междугородной и международной.
     - И факсом, - добавил Георгий.
     - Вам во всем помогут... вот только с международным разговором, если можно, - после моей с вами беседы. Думаю, это в наших общих интересах.
     - Хорошо, - опять вопросительно глядя на Георгия, ответила Анна.
   Тот утвердительно кивнул головой.
   Банкир отключился. Председатель экспертной комиссии подошел к Анне и Георгию и поздравил их, в общем, с успешной защитой, но с таким выражением лица, будто на язык ему брызнули соком лимона.
   Председатель Совета директоров компании Анны, натыкаясь на вставших членов комиссии, добрался до Анны и с чувством долго тряс ей руку, выражая восхищение ее железной аргументацией и наступательностью. Наконец, повернувшись к Георгию, он с удовольствием негромко произнес:
     - Заставили вы генерала, председателя экспертной комиссии, попотеть!
     - Перебьется, – улыбнувшись ответил негромко Георгий. - Не все же мне потеть перед ними!
     «А все-таки натерли они с Анной ему одно место, - с удовлетворением подумал он».   
Председатель с удовольствием осмотрел Георгия, что-то хотел спросить, но раздумал.
   «Гусь», вежливо отталкивая Председателя, протиснулся к Анне и проскрипел:
     - Очень ж-жалею, что нельзя было захватить на ваш-шу защ-щиту начальника моего инвес-стиционного отдела. Поучилс-ся бы он, как надо защ-щищ-щать проекты!
   А вы гос-сподин...
     - Ипатьев, - подсказала разрумянившаяся Анна.
     - Гос-сподин Ипатьев, вы докладывали так, будто у вас-с эта защ-щита на таком уровне с-сотая по с-счету. Ну и помощ-щника вы с-себе рас-скопали! - покрутил длинной шеей «Гусь», искоса любуясь Анной. - А я-то с-сомневалс-ся, идти на защ-щиту или нет! Да-а-а! - проскрипел он неизвестно каким своим мыслям и решил потрясти Анне и Георгию руки.
   Час с четвертью пролетели совершенно незаметно за сборами документов, за звонками в свою компанию и Гафару, в болтовне за черным кофе не о чем с Председателем.
   Появился удрученный председатель экспертной комиссии и блеклым голосом предложил им троим пройти к Банкиру. Сам председатель комиссии только проводил их до двери.

     Георгий и Анна у Банкира после защиты               
   После представления Георгия, хозяин кабинета пожал каждому руку и жестом показал им на дальний журнальный столик, за которым все они, кроме Георгия, не так давно сидели.
   «Да, разительная разница между кабинетом Банкира и теми задрипанными офисами, в которых ему пришлось поработать в лихие первые годы становления «рынка», - мелькнуло у Георгия. 
     - Сколько раз вы были на месторождении? - вдруг глядя прямо Георгию в глаза спросил хозяин кабинета.
     -  Шесть раз, - вспомнил Георгий.
     - Как близко вы знаете генерального директора сибирской нефтяной компании?
     - Пять-шесть бесед, не считая стольких же застолий, - не понимая еще, к чему быть готовым, спокойно ответил Георгий.
     - А кого же вы лично хорошо знаете?
     - Начальника того самого участка.
     - Сколько лет?
     - Три года.
     - А Главу администрации области? 
     - Говорил несколько раз по телефону. Надеемся скоро увидеть его в Москве.
     - У меня нет времени, чтобы ждать, пока о вас, Георгий Петрович, соберут сведения… расскажите кратко о себе. Считайте это, - как посланное резюме на соискание ответственной должности.
   Георгий взглянул на Анну, та напряженно смотрела на него, и он не мог уловить на ее лице ничего, кроме тревоги.
   «Если ты пытаешься внезапными ударами сбить меня с ног, - промелькнуло со скоростью спутника в голове у Георгия, - то ты, мальчик, и не ведаешь, какими ударами меня пытались вот так же внезапно свалить. Такие фигуры били - не тебе чета и приучили держать удары. К тому же они были прямые начальники, а ты кто для меня?»
   Георгий выдержал паузу и смотрел прямо в щелочки-глаза Банкира.
     - С вашего разрешения, - едва взглянув на Анну, хозяин отодвинулся в кресле и закурил.
     - К вам в банк свое резюме я посылать не собираюсь, - спокойно ответил Георгий.
     «Все же, как приятно чувствовать себя никому и ничем не обязанным», - подумал Георгий.
     - Вы не обижайтесь, Георгий Петрович, вы ключевая фигура в проекте, а мы, - он взглянул на Председателя, - ничего о вас не знаем. Никто толком ничего о вас сказать мне не мог. Я доверяю поручительствам хорошо знакомых мне лиц. А тут в моем окружении таковых не нашлось. Отнеситесь к этому с пониманием, прошу вас.
   Мягкий, но уверенный тон заставил Георгия скорректировать уже готовившийся дерзкий ответ. Он попытался прочитать по глазам Банкира его мысли, но тот закрыл свои щелочки, откинул голову на подголовник и выпустил к потолку дым.
   Председатель с любопытством ждал продолжения. Анна с тревогой смотрела на Георгия.
   Позерства в поведении Банкира Георгий не уловил. Разыгрывания козыря хозяина - тоже. И Георгий кратко, как будто зачитывал с листа, ответил на хорошо известные ему стандартные вопросы резюме. И замолк.
     - Ну, уж очень скупо, - вяло улыбнувшись, раскрыл на него щелочки глаз хозяин. - Прав оказывается председатель комиссии, признав в вас своего человека. Так вы, оказывается, спустя четырнадцать лет после МАИ еще и военную академию закончили.
     «Не бери в голову», - неприязненно подумал Георгий.
     - Один бывший зам министра, - продолжал Банкир, - в пору вашей службы, мой знакомый, отозвался о вас с уважением.
   Георгий пожал плечами, но удивления не показал.
     «Сколько их было. Неужели хоть кто-то его помнит, да еще и с положительной стороны?»
     - А не могли бы вы сами сказать, Георгий Петрович, где вы себя видите в нашем проекте.
     «Вот тебе, - мысленно ударил Георгий ребром левой ладони по по сгибу локтя правой руки со сжатым кулаком, - в «вашем проекте»! В нашем, с Анной проекте!»
   Банкир удивленно, как мог, расширил свои щелочки глаз, а Георгий испуганно посмотрел на свои руки, мирно лежавшие на подлокотниках, и только тогда успокоился.
     - Под Анной… Владимировной, - не подумав, по простоте душевной молвил Георгий.
   Председатель, не сдержавшись, хихикнул, прыснула и Анна. Банкир кисло скривил рот. Георгий, не понимая причины их веселья, посмотрел серьезно на Председателя, на Анну потом на Банкира.
     «Разве он не доходчиво выразился?»
     - По правую руку Анны... Анны Владимировны, - так и не поняв причины усмешек, на всякий случай, решил уточнить Георгий.   
     - С чувством юмора у вас неплохо, это уже о чем-то говорит, а на какой должности? - все же уточнил Банкир.
     - А мне все равно на какой, лишь бы быть ей помощником.
     - Так вы хотите работать в компании? - удивился Председатель.
   Георгий вопросительно посмотрел на Анну. Та, улыбаясь, рассматривая инкрустацию журнального столика, чертила по ней пальцем.
   Банкир и Председатель молча уставились на Анну.
   Анна поняла, что надо что-то говорить и подняла глаза.
     - Видите ли, господа, Георгий... Петрович пока рассматривает предложения, сделанные ему иностранной компанией по восстановлению скважин и сибирской добывающей нефтяной компанией. Чего уж там... скажу все откровенно. Мы еще не решили окончательно, на каком предложении остановиться. Без его помощи, как хорошо знающего работу как той, так и другой компании, я не потяну, мне будет очень трудно. Сибиряки прочат его на пост председателя совета директоров объединенной компании, куда должна войти и наша компания...
   От этих слов у Председателя открылся рот, а Банкир позабыл выпустить изо рта дым, так и оставшись с надутыми щеками.
     «Спокойствие, Анюта, еще раз спокойствие», - еле сдержалась она, чтобы не рассмеяться.   
     - А собственник иностранной компании, господин Робинсон, - лишь мельком взглянула Анна на двух потерянных председателей, с трудом подавив смех, - прощупывает его отношение к должности ответственного представителя иностранной компании в России, и, конечно, в Сибири, где они собираются реанимировать скважины. Дело в том, что вырисовывается для них большой фронт работ. Этот большой объем, количество скважин уже перевалило за пятьдесят, нашел Георгий... Петрович и его люди.
     - Занятно! – не выдержал Председатель.   
Теперь уже все смотрели на Георгия. Тот смотрел на Анну. Все молчали.
     - Когда все это может конкретизироваться? - спросил Банкир.
     - В начале недели планируется прилет в Москву главы администрации области, - начал четко Георгий, - и руководства двух или трех нефтедобывающих компаний, и на встрече должно официально прозвучать предложение. А в конце этой недели Анна Владимировна и я должны встретится в торгпредстве с руководством иностранной компании. Я полагаю, что они какое-то предложение мне сделают.
     - Нет, вы только поглядите, Евгений Замавич, хороша команда? - изумленно ища поддержки у Банкира, чуть привставая с кресла, воскликнул растерянный Председатель. - Старого президента компании надо было постоянно подстегивать, чтобы тот проявлял инициативу, а только что избранный, - уже объединяет компанию, а Председатель Совета директоров узнает об этом последний... случайно... между прочим. Хороша команда, что скажите?
     Хозяин кабинета, загасив сигарету, встал и молча направился к своему водопадику. Там он стоял задумавшись, то ли слушал совета нашептывающих ему струй, то ли успокаивал видимое только опытному глазу волнение.
    - А вспомните, что мне говорил Совет директоров в ресторане, когда предлагали мою кандидатуру в президенты, и вы, Председатель? - дружелюбно дотронувшись до руки Председателя с улыбкой, глядя ему в глаза, начала Анна, поняв, что необходимо разрядить обстановку. - А я напомню. Говорили, что все Договоры о намерениях, это - бумага! И она - все терпит! Что необходимы юридические договора! А кто мне, как не вы, уважаемый Председатель, дали сроку три недели на заключении этих договоров? Кто не меньше других сомневался в кредитах? И если мы с Георгием... Петровичем их не получим, то вы обещали вложиться только в первый проект. И тогда Альтернативный проект Георгия Петровича вообще будет выкинут, а, следовательно, ни о каком обсуждении его должностей и стоять не будет!
        - Вот я... мы с Георгием... Петровичем и торопим события, - Анна не снимала своей руки с руки оттаявшего на глазах Председателя.
     - А я и сейчас сомневаюсь, - натянуто улыбнулся Председатель. Хоть я не люблю запах нефти и особенно бензина, но нефтедоллары non olet.*
   
       * Не пахнут, - лат.
 
     - Даже лучшее зеркало не отражает обратной стороны вещей, - явно к Анне предназначил свою фразу Банкир, блеснув знаниями очередной японской пословицы. -
Теперь вы понимаете, почему я просил вас подождать звонить в иностранную компанию? - негромко сказал он, подходя к столику.
Анна вопросительно посмотрела на хозяина кабинета.
     - На ближайшей встрече с господами должен решиться вопрос об условиях кредита?
     - Да, - еще не понимая, куда он клонит, ответила Анна.
     - Вы говорили с руководством их компании, еще не будучи президентом?
     - Да...
     - И не будучи членом Совета директоров, - включился Председатель.
     - Ну, я еще и сейчас не являюсь таковой, - ответила Анна.

     Решение по кабинету Анны               
     - О-о! - чуть не подскочил Председатель. - Да вы же не знаете еще последние новости, Евгений Замавич, я вам так и не смог дозвониться! Анна Владимировна сама решила вопрос о своем членстве в Совете директоров. «Гусь»... Геннадий Кузьмич, позвонил мне и выразил неудовольствие, почему я так пассивно ввожу в Совет директоров нового президента компании! Уж я не знаю, Анна Владимировна скрывает, что она ему там прищемила, но звонок был на следующий день после нашего с вами разговора у вас в кабинете в первом составе... еще без господина Ипатьева. Так что ж вы такое с ним сделали? – не унимался Председатель.
     - Да ничего особенного, - пожала плечиком Анна.
   
    - O sankta simplicitas!* - брызнула латынь из Председателя.

      * Святая простота. Приписывается чешскому герою национально-освободительного движения Яну Гусу. По преданию, Гус, сжигаемый на костре, произнес эти слова, когда какая-то старушка из благочастивых побуждений подбросила в костер охапку хвороста.

     - Это так? - взглянул на Анну, чуть поморщившись банкир.
     - Да, Геннадий Кузьмич позвонил мне и сообщил, что будет рекомендовать меня в Совет.
     - Получается, что теперь все преграды отпали, - глядя на Председателя заметил Банир. – Точнее, их сняла сама президент. Ну что ж, немедленно необходимо собирать Совет и вводить Анну Владимировну, - пристально глядит Банкир на Председателя.
Он бережно посадил себя в кресло и продолжал.   
     - А мои опасения заключались в том, что я предполагал, что не всей информацией располагаю. Сейчас это подтвердилось. Теперь, на основе новых фактов, могу высказать предложение:
   Первое, необходимо пригласить мистеров, чтобы они посетили вашу компанию под любым предлогом, хотя бы для знакомства с компанией, с которой им предстоит работать.
Это они любят, у них это принято делать в качестве проверки, особенно в странах Восточной Европы и Азии, где за красочными визитками и многообещающими предложениями «дутых фирм», желающими переварить деньги инвесторов, часто на деле встречаются обшарпанные офисы и пять человек персонала.
   Банкир вдруг замолчал, не спеша поднялся, и, подойдя к рабочему столу, спросил по «громкой», видимо, помощника.
     - Вы держите на контроле сроки переоборудования кабинета президента компании? - и он назвал компанию Анны.
    - Дизайнер мне жалуется, что госпожа президент сама не активно способствует переоборудованию кабинета.
     - Вы что же, Анна Владимировна, - чуть напряг голос Банкир, - собираетесь приглашать господ иностранцев в старый наверняка потускневший от жизни предыдущего президента кабинет?
     - Ой, я об этом как-то и не думала, - простодушно ответила Анна. - А надо ли? – засомневалась она.
   - Вам необходим новый кабинет, - отечески пожурил Банкир, - noblesse oblige,* - на чистом французском закончил он.
 
      * Положение обязывает.

    - Вы сегодня мне доложите в любое время о том, что все вопросы планировки с госпожой Михайловой решены и строители приступили к ремонту, - слегка подавшись к невидимому помощнику ровным голосом приказал Банкир.
     - Насколько мы рассматривали увеличить кредит Геннадию Кузьмичу, - не отключась от громкой, повернулся банкир к Председателю, - как «вариант пряника», чтобы тот не сопротивлялся приему в Совет директоров Анны Владимировны?
     - На десять миллионов долларов, - живо среагировал Председатель.
    - Что ж, - обращаясь к своему другу ручейку, продолжал хозяин, - Анна Владимировна их мне сэкономила и честно заработала свои комиссионные, пять процентов.
    «О-о, совсем не мало, - не сдержалась про себя Анна, - а это интересная мысль!»
    «Что-то замышляет Банкир с дальним прицелом. Да быть того не может, чтобы в нем прорезался вдруг бескорыстный покровитель!» - с тревогой подумал Георгий.
И уже чуть властно Банкир продолжал по «громкой».
     - Поднимите смету ремонта на двести пятьдесят тысяч, - обратился он к невидимому помощнику, все еще «висящему» на связи, - и помните, через три дня я лично посещу кабинет вместе с важными иностранным гостями и оценю ваш контроль.
     - Но Евгений Замавич, - взмолился голос...
     - Хорошо, через пять дней, у нас нет времени, - и Банкир снял палец с клавиши «громкой» связи, эффектно показав всем слушающим, что никаких возражений по этому вопросу он не потерпит.
     - Соломоново решение! – восхитился Председатель.
     - А остальные двести пятьдесят тысяч... - в раздумье Банкир поглядел на тихо журчащий поток, затем на Анну и Георгия, потом перевел взгляд на свои любимые ботинки, - да, честно заработала двести пятьдесят тысяч... мы вернемся к ним позже, - и замолк.                Председатель восторженно посмотрел на Банкира, до Анны и Георгия значение всего разговора только начало доходить и лица их были еще напряженными.

     Откровения Банкира
     - В прозрачной воде рыба не живет, - ответил Банкир на немой вопрос Анны. Пусть вас, Анна Владимировна, не смущает богатая отделка кабинета, это как раз тот случай, когда цель оправдывает средства. Я действительно, Анна Владимировна, «как бы случайно», хотел бы познакомиться с руководителями иностранной компании у вас в новом кабинете. Да, я не был у бывшего президента, а что мне с ним было решать? Проблемы заключения договоров с иностранными поставщиками чая, кофе, сигарет на двадцать миллионов долларов? А ваши иностранные господа, пусть знают, что я, председатель правления такого известного банка, тесно сотрудничаю с вашей компанией, заезжаю к новому президенту по делам.
   Второе, мне опять же будет повод пригласить их в этот или на следующий день к себе, а я уж позабочусь, чтобы на столе лежал последний обзор «Файнэншл Таймс»*   финансового рынка России с рейтингом надежности десяти самых солидных банков.

     * Британская ежедневная деловая газета.

Войти в десятку самых надежных банков России по оценке такой солидной газеты - это что-то значит. Вот после их визита ко мне, после поручительства капиталами моего банка за вашу компанию, пусть они попробуют отказать вам в кредите, если действительно у них намечается такой объем работ.
 Чтобы всем было ясно, особенно вам, Анна Владимировна, да и вам, господин Ипатьев, настороженно подпускающих меня к своему проекту. Мои спецы по пиару так раскрутят мой банк после моего поручительства, а это будет, по существу, означать привлечение с помощью моего банка крупного иностранного инвестора в главный сектор отечественной экономики, что я с этого поимею в скором времени очень неплохие реальные дивиденды. Эта кампания поднимет мой авторитет в Правительстве и в финансовых отечественных и зарубежных кругах. Это и есть «хлеб наш насущный».*

     * Библия, Матфей, 6, 11

Безусловно, поднимутся авторитет вашей компании и ваш, Анна Владимировна, как ее президента…
     - А теперь и совладелицы, - вставил Председатель.
     - А теперь и совладелицы, - не смутившись продолжал Банкир. Название вашей компании и ваше имя будут постоянно мелькать в связке с моим банком. А вы, Анна Владимировна, как экономист и, я теперь после вашей прекрасной защиты проекта достоверно убедился, грамотный экономический стратег, должны согласиться со мной, это дорогого стоит. К тому же, конечно, будет фигурировать везде сама иностранная компания, не побоявшаяся проложить путь среди первых инвесторов на российский нефтяной рынок.
    - Primus inter pares, - первая среди равных, не замедлив, вставил Председатель.
Банкир молча кивнул.
     - Это, Анна Владимировна и Георгий Петрович, как заваривших весь этот проект, будет считаться целиком вашей заслугой. Пользуйтесь, друзья, - и Банкир впервые устало улыбнулся. - Вот вам ответ на мучивший вас вопрос о моей скрытой заинтересованности в вашем проекте. Необходимо, чтобы между нами, партнерами, были ясные отношения. Каждый получит дивиденды, находясь в своей нише.
   Анна и Георгий переглянулись. Банкир лишь однажды при упоминании имени Анны скользнул по ней взглядом, все остальное он говорил, обращаясь к носкам своих любимых стильных остроносых ботинок, которые неспешно мерили шаги у стены кабинета невдалеке от их столика. Порой Банкир отходил советоваться со своим другом, тихо шептавшим ручейком.
    - И последнее, - Банкир подошел к сидящим Анне и Георгию, слегка наклонился к ним, перевел взгляд с Георгия на Анну и как-то просительно произнес. - Не держите меня на голодном информационном пайке, а то мне трудно принимать решения. Звоните напрямую... и вы не стесняйтесь, Георгий Петрович. Конечно, Анна Владимировна, ваш Председатель должен знать все в деталях. Ну а мне - по глобальным вопросам. Договорились? – и вновь он устало улыбнулся.
     «О-о, эврика! - отметила про себя Анна, - да Банкир, оказывается, может улыбаться!»
     - Непременно! - ответила искренней улыбкой Анна.
   Банкир перевел глаза на Георгия, тот, подтверждающе, кивнул.
     - Ну, и хорошо, - выпрямившись довольно ответил хозяин.
   Он подошел к книжному шкафу, что-то потянул на себя и вдруг Анна и Георгий увидали за фальшивыми отворяющимися муляжами книг, зеркальный мини бар.
     - Помогите мне, Анна Владимировна, - обернувшись, попросил Банкир.
   Вместе с Анной он поставил на столик блюдо с будто только что срезанной маракуйей, простые стеклянные бокалы, невесомые фарфоровые японские тарелочки. Председатель, видимо, привычно вызвался открыть бутылку.
   Георгий чуть не воскликнул: «Да ведь это же «Отард!»
   Действительно, это был «Отард», только не «Х.О.», а « V.S.O.P.».
     - Настоящее знакомство происходит по русскому обычаю только за бокалом. Давайте, господа, за знакомство.
Банкир подчеркнуто поклонился Анне и взглянул в глаза Георгию при соприкосновении их бокалов. Все выпили грамм по пятьдесят и потянулись к лежащим на тарелках долькам.
     - А я ведь говорил вам Борис Ефимович, что главное не специальность, а «порядок в голове». Вон как Георгий Петрович, - Банкир с любопытством взглянул на Георгия, - разделал моих архаровцев, а ведь среди них был эксперт по нефтяным делам. Вот тебе и ракетчик!
    «Пой, пташечка, пой, все равно он залил свои уши воском, чтобы прельстившись твоим сладкоголосым пением, не оставить свой скелет в подвалах твоего банка».*
   
     *По-видимому, здесь какая-то странная ассоциация у Георгия с погибельным сладкоголосым пением демонических сирен в древнегреческой мифологии.

     - Итак, Анна Владимировна, - продолжал Банкир, - в каком торгпредстве вы встречаетесь?
Анна назвала торгпредство.
    - Неужели и торгпред присутствовал?
    - Торгпред является старинным другом владельца копании и помогает ему, в чем может, - непринужденно сказала Анна.
     - Интересно, очень интересно. Я рекомендовал бы не инициировать встречу со своей стороны, а к себе приглашайте дней через пять в новый кабинет. Если же господа будут сами настаивать на встрече у себя, то под благовидным предлогом потяните. Тут уж день-два ничего не решат, а им добавят мандража... Надеюсь, до их визита мы в этой тесной компании обсудим круг поднимаемых вопросов. И предложения, поступившие вам, Георгий Петрович тоже.
   Георгий поднял брови и недоуменно посмотрел на Банкира.
     - Я имею ввиду предложения о ваших должностях от нефтяной и иностранной компании. Интересная может быть игра. Our man in Havana.* - сам себе ответил Банкир.

     *Наш человек в Гаване, - (название романа Грэма Грина, 1958).

     - Я просил бы, Георгий Петрович, не говорить сразу «Да». У меня есть на этот счет свои соображения.               
Давайте обсудим их вместе в интересах общей стратегии, где выгоднее иметь нам своего человека. Об окладе вы не думайте.               
Банк заинтересован в вашей оценке положения дел в этих компаниях. Ваши два листочка ежемесячных выводов будут давать вам дополнительно половину установленного оклада, какой бы он ни был, как, скажем, референта председателя правления нашего банка.
И пусть Всевышний «не введет вас во искушение и избавит вас от лукавого»,** - пожелал, не глядя на Георгия, Банкир.
 
   ** Слова из утренней молитвы Господня.   

Резко вошел запыхавшийся помощник, хотя Банкир никому не звонил и не вызывал по «громкой» связи. Поставив на стол две небольшие коробочки, виновато улыбаясь и извиняясь, тот быстро удалился. Скорее всего, хозяин незаметно нажал невидимую кнопку вызова.
    - Правда ли, - хитро взглянув на Анну, Банкир с коробочкой в руках сделал шаг ей навстречу, - вас отыскивают по мобильному телефону охранника, когда вы в пути? Анна смутилась и начала что-то бормотать про занятость, но Банкир остановил ее жестом руки.
    - Это вам презент в связи с успешной защитой. Самая модная последняя модель, думаю вам понравится.
    - А у вас, Георгий Петрович, нет ни охранника, ни мобильного. Не было, теперь есть, - и он протянул коробочку Георгию.
    - Да нужен ли он мне? - замялся Георгий.
    - Ха! Ну, Георгий Петрович! – осуждающе воскликнул Председатель, - просто необходим теперь!
     - Да, просил бы вас обоих записать в память после номера Председателя мой прямой банковский и мобильный телефон. Надеюсь, оба номера окажутся не далее первой пятерки, необходимых для вас людей, - и Банкир, улыбаясь, пожал на прощание им руки.
Расстались почти единомышленниками.

Председатель, Анна, Георгий стоят около машин.
Анна обращается к Председателю.
      - Борис Ефимович, что же это получается? Проект Георгия Петровича защищен, вроде бы теперь официально принят. Дома он его разработал, привязал к нашим условиям, а он даже рубля деревянного не получил! Георгий грозит от меня уйти! Я, как Президент, ему не плачу!
Председатель хитро смотрит на Георгия.
     - Ну, вы же слышали, сколько сразу жирных должностей он занимает?
     - Но то все Future Tens! (будущее время) Он единственный в компании не получает за свой труд! Так я оформляю его, как эксперта? С сегодняшнего дня он работник нашей компании, и премию за его проект восемь тысяч, это всего лишь месячный оклад.
     - Под вами смета компании, - с вас будет и спрос!
 Когда Георгий и Анна прощались с Председателем, уже садясь в машины, тот не выдержал и ввернул Анне.
     - Все было замечательно, только с объединением компаний вы - того... Не спешите меня свергать, я еще вам пригожусь.
И пока Анна соображала, что ответить, Председатель махнул им рукой и сел в своего белого красавца.
Жест мог означать как «Пока!» или «А-а, все равно вас не остановишь!»
    «Господи, так перестанешь скоро чувствовать себя женщиной, - вздохнула Анна, сидя рядом с Георгием на заднем сидении, доставая зеркальце из сумочки. - Сколько же часов я на себя не смотрела?»
   Она критически осмотрела себя, поправила у виска прядь волос, вытерла платочком в уголочке губ и подкрасила их помадой.
     - Что же дальше-то будет? - продолжала Анна кому-то жаловаться, кладя зеркальце и помаду в сумочку.
     - Ты в очередной раз поразила меня, Анна, - нежно привлекая ее к себе, поцеловал ее в губы Георгий. – С победой!
     - Еще одна такая победа,* и я потеряю последние нервные клетки, -  ответила она. - А ты не очень-то почтительно обошелся с сотоварищами по службе.
 
      * Вероятно, Анна высказала аналогию с Пирровой победой.  Пиррова победа, - выражение приписывается эпирскому царю Пирру, который одержал в 279 г. до н. э. в битве при Аускуле победу над римлянами ценой таких тяжелых потерь, что воскликнул: «Еще одна такая победа, и мы погибли!»
 
      - Адекватно их не всегда уместным наскокам! К тому же, я не имел удовольствия вместе служить. Многие вопросы «товарищи», - ехидно подковырнул Георгий, - задавали не с целью прояснить непонятные места, а с целью подвести к хорошо замаскированной яме. Ничего не изменилось за два года. Все это я уже испытал на последних годах службы в армии, хоть бы поновее чего придумали.
     - Чтобы я без тебя делала, мой защитник! Как же ты меня выручал! Ты сражался, наверное, как в лучшие свои годы…
     - Когда был молодой и красивый, - вставил Георгий.
Анна устало положила голову на плечо Георгия и закрыла глаза.
     - Так хочется сейчас домой, отоспаться... чтобы ты сидел рядом и гладил, как это только ты умеешь делать, меня по руке. Нет, еще лучше, чтобы я тебя чувствовала всем своим телом, - совсем прошептала ему на ухо Анна. - А вместо этого приходится ехать в свой кабинет, где надо решать вопросы о его перепланировке. Что же это мне не живется-то спокойно? А? Когда же я начну по-человечески жить? А только вчера я думала, что у меня, наконец-то, не будет проблем, - вопросительно подняла глаза Анна.
   Георгий нежно прижал ее к себе и, не глядя на Анну, чему-то улыбался.
Они некоторое время ехали молча.
      
     Ремонт кабинета Анны               
     - Нет, Анна, и не проси, чтобы я заехал к тебе в компанию и подождал тебя полчаса, пока ты разберешься с дизайнером. Знаю я эти полчаса по себе. Стоит только появиться на работе, как тебя мгновенно засосет трясина нерешенных проблем, и дай Бог, через час из нее выбраться! И подвозить меня домой не надо, еще чего, на служебной машине! Останови, здесь недалеко, доберусь сам. Жду! Особо не задерживайся! Твоя задача теперь заставить работать подчиненных сначала под плотным контролем. Сама разберешься, кому можно доверить самостоятельно решать проблемы, кого надо опекать, а кого – по голому заду горячей лопатой! Ничего не решай за кого-то. Пусть кувыркаются сами. Звони! - И Георгий, поцеловав Анну в щечку, вышел из машины.

Анна выходит из лифта на третьем этаже своей компании, идет к кабинету.
     - Анна Владимировна!
     - Анна Владимировна, прошу десять минут...
     - Анна Владимировна, как хорошо...
     - Нет меня в течение часа! - проходя в кабинет сквозь желающих получить аудиенцию, строго остановила Анна ринувшийся к ней народ.
     - Анна Владимировна! - чуть не повисла на ней со слезами на глазах секретарь Генриетта, - я запретила без вас что-либо начинать, а они меня не слушают!
     - Что это? - остановилась в дверях приемной пораженная Анна, увидав нагроможденную мебель из своего кабинета.
   Из его открытых дверей слышался треск, шла пыль, мимо, как муравьи друг за другом, каждый неся в руках какой-то хлам, сновали рабочие все в одинаковых зеленых спецовках с какими-то желтыми лейбами на груди и спине.
     - Кто позволил? – начинала выходить из себя Анна.
     - Я с вашего разрешения! - возник тотчас дизайнер, бесцеремонно беря Анну под локоть и увлекая к столу Генриетты. - Мы же договорились, что сегодня начнем...
     - Не о чем я с вами не договаривалась! - гневно подняла на него глаза Анна.
     «Опять все не слава Богу! - вспомнила она присказку своего любимого, - То понос, то золотуха!»      
     - Ну вот, что я вам говорил! - вступил в разговор зам директора по хозяйственной части. - Иначе я бы знал.
     - Раз вы уж здесь, берите всю перепланировку под свой контроль, - растерянно обратилась к нему Анна.
     - Хорошо, Анна Владимировна.
     - Смотрите, Юрий Дмитрич!
     - Юрий Денисович, с вашего позволения, - глядя в глаза Анны уверенно ответил зам. - Я здесь с самого их прихода, ребята подают надежды, что все будет в ажуре!
     - Если будет все в ажуре, как вы говорите, получите премию половину оклада, если нет...
     - Вот это начальник! - радостно ответил зам. - Не волнуйтесь, Анна Владимировна, безобразничать здесь я никому не позволю!
     - Вот, смотрите, смотрите же сюда, Анна Владимировна, у нас совсем нет времени! Я должен получить ваше «добро» и визу на принципиальную перепланировку! - и дизайнер начал уверенно водить концом ручки по вычерченному в масштабе один к десяти плану кабинета, показывая рисунки и фотографии интерьера, двигая вырезанными прямоугольниками перегородок, столов, книжных шкафов, перенося в разные места комнату отдыха, туалет и, не на секунду не замолкая, доставая все новые и новые образцы отделочных материалов из своего объемного портфеля.
   От обилия мельтешения цветных видов, бегающих десятков рабочих, напористой речи, стука, отдающегося в перепонках, пыли, щекочущей ноздри и выдавливающей слезы, Анна схватилась за голову.
     - Стоп, стоп, стоп! Я больше не могу! Делайте что хотите!
     - Спасибо за доверие, Анна Владимировна! Не сомневайтесь, вы будете довольны! – и, подсунув планировку, дизайнер получил желанную закорючку президента и начал запихивать свои материалы в свой безразмерный портфель .   

     - Генриетта Соломоновна, я буду у себя в старом кабинете. Под вашу ответственность вот эти два сейфа.
   Анна подошла к ним и убедилась, что они были опечатаны.
     - Знаю, знаю, - воскликнула Генриетта, - там печати компании и секретная документация. Охранник постоянно возле них.
     - Анна Владимировна, не могу ли я быть вам полезен? - преградил ей дорогу оставленный ею в компании первый вице-президент.
   Анна смотрела на него не узнающим взглядом, потом схватила его за рукав и повела за собой.
     - Да, да, Михаил Натанович, нам непременно необходимо побеседовать, я должна вас поставить в известность о последних произошедших событиях и просить вас подключиться.
     - Я готов, - поспевая за президентом, выразил готовность «вице».
   Боже мой, - качнулась Анна, - неужели это все теперь весит на ней? Неужели она, самоуверенная дура, именно этого добивалась все эти годы? Неужели прав ее бывший шеф, когда, сдавая ей дела, с ехидной усмешкой предрекал, что наступит время, когда она захочет все бросить к чертовой матери и сбежать из компании, куда глаза глядят? Как, это уже наступило? Еще не начавшись? Так быстро?»
   
   Наивная Анна даже не предполагала, какой резонанс в душах работников компании произвели первые удары кувалды в ее кабинете и рев осторожно подающего задом двадцати колесного трейлера к подъезду высшего руководства.
   Когда очередной самосвал с мусором укатил, а гора ящиков из трейлера продолжала расти, мнение наблюдавших было всеобщим: ремонт кабинета президента обойдется компании не в один миллион рублей.
   «Это все из их народных денежек! Это недополученные премии, путевки в детские лагеря, путевки в санатории, компьютеры в отделах! И когда только успела скурвиться такая обаятельная бывшая экономист Анна? Как же быстро портит власть простого человека»! – надрываясь, злорадно выводили свои арии Мефистофели в брюках и юбках.
   А то, что ремонт может стоить целый миллион долларов, не уместилось не в одной голове.
   Анна была приятно поражена толковостью вопросов и схватыванием существа проблем, раскрываемых ею вице-президенту. Разговаривать с ним было легко. Он умел слушать и был крайне немногословен. И надо же, аккуратно записывал много из того, чем Анна делилась, высказывая свои взгляды на решение стоящих задач. Оказывается, в роли подчиненного «вице» куда лучше начальника. Вот тебе и высокомерие! Вот тебе и задиристый характер! Неужели смирился? А может до поры затаился? По крайней мере сейчас она не сомневалась, что правильно сделала, оставив его в компании.
   Телефонный звонок прервал почти закончившуюся полуторачасовую  аудиенцию, совершенно не похожую на раздачу ценных указаний. Звонила ее ставленница, начальник планово-экономического отдела и попросила немедленной встречи по вопросам более важным, чем служебные. Анна разрешила подойти ей через десять минут.
   «Чудачка, - подумала улыбнувшись Анна, - придумает же!»
   Через десять минут ее протеже сидела у стола Анны и, еще не отдышавшись, начала.
     - Вы знаете, что народ думает по этому поводу?
И Наталья рассказала, как г-жа Филиппова бударажит народ.
     - Так ты говоришь, что Филиппова просит смету на ремонт кабинета?
Протеже молчала. Потом, подумав немного, неуверенно начала.
     - Вы знаете, Анна Владимировна, она раздувает компанию за то, чтобы ее избрали председателем профкома, обещает вернуть все потраченные на ремонт миллионы и закупить на них путевки детям в лагеря и в санатории.
     - Скучает по старым временам, - сама себе ответила Анна.
     - Вы же знаете, что она на старой работе была секретарем партийной организации, и в компании пыталась ее создать.

И Анне пришлось раскрыть тайну, - из каких денег ведется ремонт. И еще она попросила не мешать пока Филипповой и загадочно улыбнулась.

     Георгию становится плохо               
Георгий сидел на лавочке на остановке троллейбуса и пытался понять, что с ним происходит. Как же он бессовестно врал, что не потел от вопросов комиссии. Сейчас на холодном ветру особенно противно было под не просохшими подмышками и под еще влажной рубашкой на спине. И хорошо, что Анна не поняла и чуть не хихикнула, глядя на него, когда Банкир предложил ему пол-оклада надбавки за должность референта в банке. Тогда он крепко закрыл глаза, весь сжавшись, пытаясь остановить противную дрожь в ногах не от его предложения, а от навалившейся на него непомерной усталости. И как же сейчас ему не помешало бы ехать в теплом автомобиле три остановки до дома.  Ох, как кстати, подошедший троллейбус. 
   «Только бы добраться. Только бы добраться. Не остановил бы его какой-нибудь выслуживающийся сержант. Георгий, как мог, приосанился, проходя консьержку тетю Валю, благополучно поднялся в пустом лифте и вышел на площадку. Да что же это такое! Не могут же у него руки дрожать от пятидесяти граммов коньяка! Не горький же он пьяница, в конце концов!»
   Побросав в кресло одежду, голый, добравшись до ванной, он посмотрел на
себя в зеркало. На него смотрело лицо типичного пропойцы.
«Неужели вот так он выглядел на защите и у Банкира?»
Боясь отключиться, Георгий заставил себя подняться через пятнадцать минут из джакузи, кое-как вытерся, надел свой махровый халат и добрел до холодильника. Открыв дверцу, он понял, что ничего кроме корвалола у Анны не найдет. Вряд ли стоило его пить. Эх, сейчас бы клюквенной настоечки, которая всегда ему помогала, или на худой конец - настоечки на перепонках грецких орехов. Вздохнув, Георгий побрел к бару. Найдя половину бутылки виски, Георгий, не глядя на этикетку, налил половину бокала, отрезал половину яблока и залпом выпил. Откусив только пару раз, он взял плед, подложил одну из подушек на тахте, с трудом, помогая себе ногами, укрылся и успокоился. Действительно, ему становилось легче. Главное до Анны прийти в себя. Потом он разберется, с чего это у него все заварилось, а сейчас надо расслабиться и пару часов поспать, если уснет, что вряд ли.

  Открыв входные двери, Анна удивилась, не услышав радостного голоса Георгия, как обычно, спешившего ей навстречу. Приоткрыв дверь, она увидала его лежащего на тахте в неестественной позе.
   На цыпочках войдя в комнату, она еще больше удивилась. Разбросанная одежда, бутылка виски на журнальном столике, пустой бокал, надкусанное яблоко. Вот это встреча! А она-то думала, что ее ждет праздничный стол по случаю успешной защиты! Посмотрев на какого-то старого, тяжело сопящего, не похожего на себя Георгия, она села в кресло напротив и задумалась. Неужели напился без нее? Не рассчитал и отключился? Непохоже, пил всегда в меру. А может он алкоголик, все время держался, но, в конце концов, привычка пересилила? Сколько он у нее - неделю? Десять дней?  Боже, да он в халате и в носках! И чего это она? Это как раз доказывает, что человек не разделся совсем, а лег на короткое время. Какой измученный вид. А она что лучше?
   Тоже, наверняка, могла бы выглядеть лучше и не так измотана, как он. Бедняга, досталось ему сегодня! Сколько он сегодня сжег своих нервов! Конечно, он заливал, хорохорился, что эта защита ему привычное дело! А как подбадривал ее: «ничего, прорвемся!» А сколько он «вытаскивал» вопросов, на которые она и понятия не имела, как надо отвечать. А два вечера перед защитой, когда он поднимал свои талмуды, посвящая ее в тонкости нефтедобычи? А что она разве накануне не отключалась вот так же? И как он с нею поступал? Ни упрека, ни разборок! Не хватало ей завтра ему устроить за то, что он ее не встретил! Ну, а выпил, так мужик, хотел немного снять напряжение. Кстати, и ей это не помешает. Пить в одиночку? Может разбудить все-таки его и - на пару? Нет, это все равно, что будить больного и просить его принять снотворное, как говорит Георгий. Не стоит, пожалуй, пусть отсыпается. Но как же он сейчас старо выглядит!
   Анна вздохнула и на цыпочках вышла из комнаты, осторожно прикрыв за собою дверь.























Глава 15. Сибирское гостеприимство.

В самолете Банкира FALCON 900 летят в Акционерное Общество Акимыча Председатель, Анна, Георгий, помощник Банкира.
Председатель спит в купе на диванчике у стола, полусидя. Подушка зажата между спиной и фюзеляжем, ноги в носках вытянуты на диване. Рядом на столе газеты Moscow Times и Financial Times. На первой красуется президент компании Анна вместе с Председателем. На второй газете, - Анна с Банкиром. Анна спит напротив Председателя через столик, накрытая пледом.
Помощник Банкира спит за Анной в своем кресле. 
Георгий дремлет через проход напротив.

     Сон Георгия               
Рывком приподнявшись в самолетном кресле, прервав кошмарный сон, Георгий,
ничего не понимая, хлопал глазами, осматривая спящих пассажиров. Грудь его часто поднималась, он никак не мог раздышаться.   
Монотонно и успокаивающе гудели двигатели лайнера.
      «Так это сон?! А причем тут «амбалы», которые его пытали, чтобы он показал секретные 10 скважин? Чушь собачья! Фильмы заграничные он не смотрит, ну если только раз в три месяца, в период полного душевного упадка.
А отчего же он никак не раздышится? Черте что и сбоку бантик! Не-ет, давненько он не был у своего врача, пора наведаться в поликлинику. Слава Богу, никто не видел, как он глотал ртом воздух».
   «Вспомни, когда я тебе говорил, вместо твоей поганой нефти заняться, наконец, своим драгоценным здоровьем?!» – прорезался противный голос Второго «Я». 
Георгий «слил» замечание своего заботливого «друга», тихонько поудобнее устроился в кресле, искоса поглядывая на безмятежное выражение лица Анны.
   Час назад, все они сидели за одним столом, обмениваясь мнениями о стратегии предстоящих переговоров. Глядя, как одеты мужчины, Георгий с тоской убедился очередной раз в правоте Анны, и ему стало стыдно за себя, как он трепал ей нервы при покупке ему вещей для полета в Сибирь.
     «А что это Гафар темнил, что, мол, рано вы летите, дайте самим сначала убедиться? Опять начались эти татарские заморочки! Кто недавно уверял, что на момент консервации десяти секретных скважин, их производительность была, как у новых? А в документах, что показывал у Анны, кто водил своим волосатым пальцем-обрубком, показывая их приличный дебит? А расконсервировать решили истощенную скважину, которая давала на момент закрытия четыре-пять кубов в сутки. Пока не надавил на Гафара с помощью «Головы», вот ведь как противился их прилету. Да, что-то покажет скважина? А вдруг Гафар с его командой опростоволосятся? Тогда хоть стреляйся. Прежде чем убеждать Анну и на этом выстраивать весь наделавший столько шуму Альтернативный проект, надо  было самому слетать и убедиться в реальных показателях добычи. А вдруг почти за два года бездействия «ушла» нефть? Ведь, говорят, бывали такие случаи. А раз такое бывало, то почему не быть этому здесь и сейчас? Хотя бы по закону подлости? По тому же закону бутерброда?»
 Георгию чуть не сделалось плохо, и он заерзал на сидении, расслабляя узел галстука, от которого он уже отвык, и расстегивая верхнюю пуговку рубашки.
     «Тумак! Кретин! Ну, ладно, сам будет в дерьме, в конце концов он это переживет и не такое бывало, но Анна? А Банкир? Мистер Робинсон? Чего тогда стоят все посулы ему многотысячных окладов, «жирных» должностей, счетов в заграничных банках. О каких-то  кредитах тогда можно забыть!»
   Георгий почувствовал пониже пупка ту, почти забытую, тянущую пустоту, которая возникала при вопросе, на который не было ответа, на всяких совещаниях у маршалов, главкомов, министров, референтов Генсека. «Да ладно там, ведь выкручивался! Ведь остался жив?! А здесь? Подставить впервые сотворенное его головой такое дело, от которого зависит будущее стольких собранных вокруг него людей! Да к черту каких-то людей, это будущее его и Анны! Какой же он эгоист, - его будущее! Ведь сам он никогда не жил богато. А тут - будущее Анны!»
   Молнией между его головных полушарий, погруженных в черную черноту, прорезались ослепительные слова Натки: «...мама очень незащищенная... оберегайте ее, я прошу вас». И при последней фразе ударил такой страшный раскат грома, что он застонал, прижав уши ладонями, и закрыл глаза.
  Очнувшись, как пьяный, он поднялся и поплелся сам не зная куда. Навстречу ему уже спешила предупредительная стюардесса.
     - Коньячку?
   Георгий остановился, прислушиваясь, соображая, что она сказала.
     - Садитесь, сейчас принесу.
   Георгий потащился на свое место.
   Люда шла уже к нему, неся на тарелочке бокал коньяка, бутерброд с красной икрой и долькой лимона. Все это она поставила перед ним на столик и хотела удалиться. Георгий что-то промычал, схватил бокал и, откинувшись, разом опрокинул его в рот, поставил вслепую бокал на столик, махнул пальцами левой руки и застыл на некоторое время с запрокинутой головой и закрытыми глазами. Когда он открыл глаза, стюардессы не было, не было и тарелки с бутербродом, все было так, как и пять секунд назад. Так съел он бутерброд или нет? Георгий снова прикрыл глаза, потихонечку становилось легче. До него дошло, что если еще немного он себя разбередит подобными мыслями, то уже не обойдется ста граммами коньяка. С облегчением чувствуя, как теплеют пальцы ног и снизу поднимается теплая волна, он закрыл тяжелеющие веки и отключился.

   Самолет банкира FALCON 900 произвел на встречающих сильное впечатление. Темно - вишневый микроавтобус фирмы Крайслер, мерседес и два джипа дружно открывали свои дверцы, когда к самолету подкатили трап. Разнокалиберная по - зимнему одетая публика высыпала из автомобилей и сгрудилась у трапа, глазея на лайнер и обсуждая, по-видимому, его достоинства. Впереди выделялся богатырской фигурой с немного натянутой на месте живота дубленкой, вероятно, сам областной «Голова». Под стать ему, но без изъянов, маячила фигура Гафара, а рядом с ним Георгий с трудом узнал гендиректора компании Гафара, остальные были ему незнакомы.
   Георгию единственному хоть кого-то знающего из сибиряков выпало представлять московскую делегацию.
   Он хорошо помнит вылезшие глаза Гафара, когда Георгий представлял Анну, как президента компании. Только в дороге он понял, что огромный кулак Гафара размером с детскую голову предназначался ему, по всей видимости, за сокрытие, что Анна - президент. Теперь все сошлось и объяснилось некоторое замешательство на лицах «Головы» и присутствующих.
Ничего, утешал себя Георгий, это не самое худшее откровение, проглотят. Из незнакомых были - не вышедший статью в папочку его сын, - зам. председателя правления самого крупного областного банка, и два директора соседних акционерных обществ.
   Сразу же обнаружилась накладка, - не предусмотрели машину для подарка комплектов зимней спец одежды для нефтяников от Банкира, но, с помощью мобильных телефонов, через семь минут «Газель» уже мчалась к их стоянке. Гостей посадили в микроавтобус Крайслер и кавалькада машин, возглавляемая мерседесом с мигалкой, уже мчалась с аэродрома.
   «Да, его никогда так не встречали, - невесело подумал Георгий, - в лучшем случае - раздолбанная «Волга» директора, а чаще - еще более расхлябанная «Шестерка» Гафара.
   И как только председателям всяких международных валютных фондов, Парижских и Лондонских клубов приходит в голову каждый квартал выдавать миллиардные кредиты побирающейся России? Все равно большая часть из них уходит не на накачку экономики, а на покупку импортных автомобилей, бытовой электроники, мебели, тряпок да оседает в избранных компаниях, принося им бешеную прибыль, набивая карманы их владельцам. И отчего же так довольна администрация Президента и Правительства? Да, опутали уже всякие «заботливые» пауки, «нежно» опутали Россию шелковыми долговыми нитями, - чуть трепыхается. А еще «кучевряжатся» при каждой выдаче кредита, а сами, предвкушая огромные проценты, потирают руки! Коварные бестии! Бедный, бедный российский народ, которому придется отдавать эти проценты!»
   Как не настаивала Анна сегодня же осмотреть скважины, ее голос потонул в хоре голосов, что все это еще надоест за пять дней, что у них куча времени, что им надо сегодня непременно отдохнуть с дороги, и сегодня по сибирскому обычаю их должны накормить, напоить, попарить в баньке и дать отдохнуть после нелегкого перелета.
   Георгий хорошо уже знал эти «сибирские обычаи» и дал себе слово, что не будет злоупотреблять гостеприимством, особенно, после этих непонятных симптомов во время приема Гафара у Анны, да и сейчас в самолете.
Ничего не изменились за те два года, что здесь Георгий не был.
А вон домик сторожа Михалыча, заядлого охотника и рыболова, бывшего егеря, мужика пьющего, как и все кругом, но в отличие от многих, знающего меру и ответственного! Он и построил с напарником два гостевых дома.

   Когда все разделись в «сенях», как называл прихожую Михалыч, стряхнули вениками первый выпавший снег и вошли в каминный зал, даже «Голова» и его сын, а чего уж говорить о московских гостях, не сдержали возгласов восхищения. И было отчего.

     Застолье
Перед огромным столом, накрытым вышитой льняной скатертью, заставленном бесчисленным количеством блюд со снедью, стояла нарядная семилетняя девчушка Настенка, дочь Михалыча, с рушником и подносом, с караваем хлеба и солонкой. Рядом находилась раскрасневшаяся его жена Любаша, одетая в старинную русскую яркую одежду, как и Настенка. В темной косе Любаши заплетена красная лента. В руках Любаша держала красивый поднос, на котором стояла большая чаша с оранжевыми солеными рыжиками. Рядом лежали вилки. Возле Любаши стоял Михалыч, наряженный под немецкого егеря. Он держал поднос с бокальчиками налитыми водочкой.
   Зал был сильно натоплен и хорошо освещен. Трещали дрова в двух каминах по торцам стола, отбрасывая пляшущее пожирающее их пламя; завороженно таращились со стен на гостей голова лося с огромными ветвистыми рогами, голова вепря со страшными желтыми клыками; готовились взлететь вспуганные гостями огромный глухарь с полураспущенными крыльями и два краснобровых тетерева, как на току. Георгию показалось, что он действующее лицо какого-то сказочного спектакля.
   «Голова», хорошо зная субординацию, подталкивал вперед Председателя, тот, как джентльмен, вытащил впереди себя Анну. Настенка шагнула к Анне, разглядывая ее крупными, как у матери, восхищенными глазами и приветствовала гостей.
     «Дорогие гости! С прибытием на сибирскую землю!»
 Анна просияла, кинулась ее обнимать, но спохватившись, отломала кусочек каравая,  макнула в соль и с удовольствием положила в рот. И только проглотив, обняла и поцеловала ее, не забыв спросить имя.
     «Какая ты у меня умница!» – про себя сказал Георгий и залюбовался Анной.
   После этого выдвинулась вперед Любаша, с круглым милым деревенским лицом, тоже поклонилась и поздравила с прибытием, предлагая после водочки закусить ее рыжиками.
«Голова» поднимает руку.               
      «Дорогие гости! Мы все сделаем, чтобы наше гостеприимство вам запомнилось надолго!  Делайте, как я!» - подходит к Михалычу, опрокидывает штофик в рот, закрывает глаза, крякает от удовольствия. Нанизывает вилкой несколько рыжиков и отходит, хрустит ими.               
Гости чинно подходили, опрокидывали бокальчики, крякали, ахали, охали и тянулись к чаше с рыжиками, похваливая ломящую зубы холодную водочку, хрустящие рыжики и радушную встречу.
   «Голова» дал гостям десять минут на приведение себя в порядок, рассматривание каминного зала и комнат, после чего попросил всех рассаживаться за стол.
       «А все плачут: жизнь становится все тяжелее, добыча падает! Да, уж, видно не для всех она падает!» – подумал Георгий.
Он увидел именные таблички перед каждым табуретом.
        «Ну вот, опять затеваются «подковерные игры!»

       - Ну, чем мы можем удивить наших во истину дорогих гостей? - начал «Голова». - Водкой «Абсолют»? - и он небрежно ткнул на три литровые бутыли, стоящие в разных местах стола. - Такого рода добра в столице хватает! Красной и черной икрой? - и он даже не показал жестом на две больших чаши с красной и две - с черной икрой, из которых торчали деревянные большие расписные ложки, - в столице теперь есть даже птичье молоко! Поэтому на нашем столе сибирские разносолы: груздочки, белые, рыжики из бочки от Любаши, студенек с хренком со свеколкой и чесночком. Из чего студенек-то? - обратился он к Любаше.
     - Да из того же лося, - нараспев ответила зардевшаяся Любаша.
     - Слыхали? - картинно развел руки «Голова», поднимая лицо с жирным двойным подбородком вверх, - все из того же! Неплохо, да? А сибирские пельмешки хоть будут? – грозно кинул взгляд «Голова» на Любашу.
     - Будут! – зарделась она.
     - И сибирские пельмешки - все из того же? - строго возвысил голос «Голова», косясь на Любашу.
     - Из того же! - не пугаясь его грозного вида улыбалась Любаша. - Из лося и поросенка! - уточнила тотчас она.
     - Ах, и по-ро-се-е-е-нка?! - картинно обводя всех выпученными удивленными глазами пропел «Голова». - Одна-ако! Ну, это другое дело! - и он поднял плечи и развел руками.
   «А что, - мелькнуло у Георгия, - я, пожалуй, так не смогу!» - с некоторой завистью, глядя на «Голову», отметил он.
     - Ну, до пельмешек еще мы доберемся! Это, как я понимаю, - на горячее!
     - А еще на горячее печенка, лося и поросенка! - снова уточнила раскрасневшаяся Любаша.
     - Вчера они еще бегали! - смело вставил стоящий возле стола рядом с женой Михалыч.
     - Во! - поднял вверх указательный палец «Голова», будто к чему прислушиваясь. - Пожалуйста! Вчера еще бегали! - Ну, а глухарь с тетеревами будут?
     - За глухарем надо сейчас далеко идти. А тетерева будут! - подтвердил Михалыч.
     -  Ну, хоть вчера они летали? - косясь, как петух, строго спросил «Голова».
     - Зачем? – простодушно не согласился Михалыч, - сегодня поутру. 
     - Се-го-дня-по-утру! - вытянув ладонь, запел «Голова» голосом кастрата. -
Немало ведь?! Вы потрясены? Так что все в наших руках! – он развел двумя руками, показывая изобильность стола.
   Потом он поднял бокал, обвел московских гостей взглядом хозяина и произнес.
     - С прибытием на нашу сибирскую землю, дорогие гости! - и разом осушил его.
 Все опрокидывают по первой.                «Голова» перекрикивает шум.               
     - Два первых дня я запрещаю говорить о нефти. Она за четыре дня всем надоест! Сегодня гуляем в лесу, бильярд, картишки. Вечером банька. Завтра желающим, - утром охота на тетеревов. Застолье, бильярд, картишки, банька.
Председатель и советник Банкира одобрительно поддерживают в хоре других. 
Георгий и Анна переглядываются.
«Голова» передает тост Председателю.               
     - Qui lab;rat, mand;cet»!  – оглядел всех Председатель, ошпарив своей латынью. - Кто трудится, тот пусть и ест. Перефразируя известную латинскую пословицу. Сибиряки с широкой душой принимают, я надеюсь, они также и работают. За наш союз, скрепленный договором!               
Он лихо, по-гусарски, опрокидывает в рот бокал с водкой. Срывает аплодисменты за тост и за гусарскую выходку.               
     - Анна Владимировна, - обратился «Голова» к Анне, - не скрою, был очень удивлен, узнав, что такая обаятельная молодая женщина возглавляет такую компанию.
      - О-о! По этой части – заставить удивляться, - ухмыляется Председатель, - у нас Анна Владимировна недосягаема!
       - Ваш тост, - предлагает ей «Голова».               
       - Спасибо за праздничную атмосферу, - посмотрела Анна на Любашу, стоящую у дальней стенки, готовую немедля прийти кому-то на помощь, - которую вы так мастерски создали. Не хочется вам ее нарушать. Ограничусь маленькой просьбой. Поручить Гафару отвести через часик меня и Георгия Петровича на ту скважину, которая сейчас подтверждает свою производительность. И вы учтите, нам в затылок дышит м-р Робинсон, который тоже рвется сюда.
Происходит то, что бывает на стадионе, когда в решающем судьбу матча пенальти, игрок не забивает гол.               
Все, наконец, успокаиваются. Советник Банкира произносит тост.
     - Евгений Замавич, провожая меня, сознался, что за последний год он не слышал ничего более интересного, чем те перспективы, которые нарисовала ему президент Анна Владимировна от вашего проекта. Меня он обязал пристально следить за его развитием и докладывать ему. Он желает вам всяческих удач и надеется на сотрудничество при успехе вашего проекта.
Георгий и Анна перемигиваются. Вскакивает сын «Головы» с бокалом в руках.
    - Алаверды, как говорят в таких случаях!  Передавайте сибирский привет Евгению Замавичу и приглашение в гости!
Поворачивается за одобрением к папаше.
«Голова» встает с бокалом в руках.
    - Не только приглашение, но и благодарность за постоянную заботу о нас сирых!
Сибиряки дружно шумят, поддерживая.
Гафар и его директор ухитряются под эти два озвученных тоста выпить трижды. Все пьют, разговоры становятся громче, публика все раскованнее.             
Георгий присмотрелся к столу, нашел на нем и нельму, и пикшу, и тайменя, что пропустил упомянуть «Голова». Подкладывая себе кусочек нельмы, он попросил его положить и Анне, поскольку сам не дотягивался. И тотчас встретился с ее благодарными глазами.
   «Посмотри-ка, все замечает!» - с удовольствием отметил он.
Потом Георгий нашел потерявшуюся на столе семьсот граммовую бутылочку клюквенной любашиной настоечки, вкус которой еще помнил с последнего прилета, и пока никто ее не распробовал решил ее приватизировать, попросив передать и поставить напротив, под удивленные взгляды Председателя.
   А потом все пошло-поехало, как и при встрече Гафара, как и у торгпреда. И с каждым тостом актерские данные «Головы» раскрывались все ярче и колоритнее.
   Где-то на шестом тосте, когда опять слово дали помощнику Банкира и тот скромно сказал, что делегирован сюда в роли наблюдателя, а не инспектора. Его главной обязанностью была передача презента от председателя правления банка тридцать комплектов зимней рабочей спецформы для нефтяников.
      - Первый раз вижу, что наблюдатель не ищет, чтобы что-нибудь присмотреть и присвоить, а сам проявляет щедрость! - дополнил «Голова». - Мы все надеемся, что после вашего доклада в Москве уважаемый Евгений Замыч рассмотрит возможность своего участия в нашем проекте! А формой все-таки похвастайте! - как любопытный мальчишка добавил он.
     - Объявляется технический перерыв для горячего. И попрошу показать подарки. 
Гости и хозяева дружно встают, громко беседуют.
Половина выходит покурить на террасу, любопытные остаются и ждут, когда Михалыч принесет подарок от Банкира.                Любаша с Настеной меняют приборы, подкладывают новые закуски.
Входят Михалыч и Акимыч с огромными запечатанными свертками. На них стоят крупные названия инофирм.
     - Вась, - обращается первый директор, желающий присоединиться к АО Акимыча ко второму, - неужели банковские пачки сто долларовых купюр?      
     - Ага! И все именные: сэру Афанасию Кузьмичу от дядюшки Сэма! - не улыбнувшись отвечал второй.
     - Вась, а что, я бы не отказался! На четверть из них мы бы «погудели» с тобой в городе!
     - А что, Гафара бы не позвал?
     - Ну, какой «гудешь» без Гафара! Но только не такого злого, как сейчас! У него какие-то нелады на скважине.
Из кучи бумаг и пакетов появляются меховой оранжевого цвета комбинезон, шлем, рукавицы, сапоги, - это канадская форма для нефтяников.
Раздаются возгласы восхищения.
      - Бубена масть!               
      - Охренеть можно!               
      - Ядрена вошь!
      - Полный атас!               
      - Так это ж мне комплект для зимней рыбалки! – завопил «Голова» никого не смущаясь, сняв пиджак и сапоги, залез в ярко - оранжевую на овчинном меху форму, которая на нем не застегивалась, надел меховые бахилы, и прыгал, как ребенок, взяв слово с Акимыча, что тот подарит ему комплект, заменив на размер побольше.
     - Акимыч, найди самый большой размер и презентуй мне! Ты же знаешь, что я страстный рыбак! Не забудешь?
Все высыпали из домика на веранду, на воздух, благо светило во все лучи солнышко, не было ветра, и стоял морозец не больше пяти градусов. Вышли, конечно, раздетые и Анна тоже.
Кругом могучие ели, кедры. На земле и на деревьях первый снежок. На веранде несколько человек курят и разговаривают.
 Хоть и не хотел Георгий мешать разговору Анны с Гафаром, но потом все-таки решился, сходил за дубленкой и накинул ее Анне на плечи. Та просияла и, поймав его повернувшегося, притянула и поцеловала в щеку, под внимательные и завистливые взгляды находившихся рядом.
      «Ну, зачем такая демонстрация, - смутился Георгий, - можно было обойтись и без этого!» - подумал он, отходя к Председателю.
   
     Подковерные игры               
Анна стоит на веранде рядом с курящим Гафаром.
     - Гафар, на скважине работы идут? - спросила Анна.
     - Второй день, Анна.
     - Как второй день? Мы три дня назад, говорили с тобой по телефону, и ты сказал, что приступили.
Гафар улыбается в прокуренные усы.               
     - Да, Анна, тогда и начали подготовительные работы.
     - Ты вроде хотел ехать на участок. Возьми меня с Георгием.
     - Слышала, начальство не отпускает, - Гафар хитро смотрит на Анну, улыбается.               
     «Что там «мелет» Анне этот татарин? И почему он старается держаться подальше от него и от Анны? И физиономия его не по случаю скучная! Что-то не так! Как бы не пришлось скоро поздно рано вставать!» - недоброжелательно посмотрел Георгий в спину резко рванувшему в дом Гафару. - А Зама-то начисто сразил нефтяников. Им и не снилось, что можно работать в такой форме. Мягко стелет Банкир», - пронеслось в голове у Георгия.
      - Извините. Борис Ефимович, нельзя ли надавить на «Голову», чтобы мне с Анной вместе с Гафаром съездить на скважину, - обратился Георгий к Председателю.
     - Сarpe diem - «лови день», Георгий Петрович! – усмехаясь, смотрит на него Председатель. -  Не отбивайтесь от «стаи». Уверен, что в вашей жизни такие дни бывали не часто. И не подумаю вам помогать. Да это и бесполезно.
Анна подходит к Георгию.
      - Гафар говорит, что ему начальство запрещает ехать на участок.
      - А мне Председатель советует ловить кайф за столом. И отказывается нам помочь.               
      - Я помню твой жесткий разговор с «Головой» по телефону. По-моему, он нарисовал на тебя зуб.
      - Что же я ему должен был разрешить тратить еще не полученные миллионы кредита?
      - Ну, ты постарайся с ним все же не препираться. Мне сдается, что он злопамятный и коварный.
     - Не бери в голову, Анна. Не дрейфь, прорвемся! А жаден без меры. Такой последнюю рубашку снимет. Вон, как на форму накинулся!
     - Да, такому Льву нельзя доверять стадо стеречь. Правильно ты тогда его отшлепал. В конце концов, - нам с ним детей не крестить! 
     - Чувствую, и сейчас плетут какие-то интриги.
               
     - Гости дорогие! Прошу к столу! – кричит Любаша из открытой двери.
Все дружно начинают заходить в каминный зал.         
Любаша с Настеной разносят блюда с горячим, подкладывают новые закуски. Гости рассаживаются. Гафара за столом нет.                «Голова» в шлеме, в рукавицах и бахилах от канадской формы, хватает Георгия за рукав.
      - Георгий Петрович, как там наши пятьдесят миллионов поживают? Что-то сдвинулось?               
       - Над договором работаем, Лев Спиридонович, уточняем, обсуждаем разногласия. Сейчас все замерли и смотрят на вас, - Георгий смотрит на «Голову» в маскарадном костюме.               
«Голова» снимает рукавицы, смотрит, не понимая, о чем речь, на Георгия. Тот улыбается.
     - М-р Робинсон – продолжает Георгий, - просил меня постоянно держать его в курсе дел на ваших скважинах. Они знают о цели нашей поездки и ждут сообщений. Если результаты будут сегодня-завтра на скважине ожидаемые, это подтолкнет вперед согласование кредита. И еще. Надо предоставить как можно больше истощенных скважин для работы английской компании.
     - Так, понятно!         
Зычным голосом.
       - Гафар! Где Гафар?
Подбегает Акимыч, что-то негромко говорит ему на ухо.
       - Ах, да! Вот его начальник, тебе известный Акимыч! Да ты его лучше знаешь, чем я! -
 Обращается к Акимычу. Бьет его в грудь. - Акимыч, теперь кредит в пятьдесят миллионов зависит от вас с Гафаром. 
     - А как же ваш запрет не говорить о нефти? - прикидывается тот простачком.
     - Да, да, это так! Но за показатели на скважине вы с Гафаром отвечаете головой. А значит и за кредит тоже! Ты понял?               
     - Как всегда, Лев Спиридонович, отвечаю головой! Чего уж не понять! «Голова» снова бьет Акимыча в грудь.
     - Ну, вот! – удовлетворенно восклицает «Голова». Громко на весь каминный зал:   
     - О-о, пельмешки нельзя есть теплыми, плохо будут проскальзывать! – поучает
«Голова» и идет снимать форму.
         
К Акимычу подходят два директора АО соседних участков, слышавших разговор.
       - Акимыч, - бьет пальчиками в грудь первый, - как получишь пятьдесят «мильёнов» баксов, приду у тебя просить «мильён» в долг.               
       - Акимыч, ему не давай, - предостерегает второй, - дай мне! Он пропьет все, ты знаешь это! А я только четверть! И те вместе с тобой и Гафаром.               
 Акимыч, оглядывается.               
     - Каждому давать-сломается кровать! Идите вы в жопу! Оба!         
Директора уходят.               
Застолье продолжается. Новые бутылки коньяка и водки сменяют друг друга. Тост идет за тостом.
От наблюдательной Анны не могло укрыться тревожное и нервное поведение Гафара. Своим тонким чутьем она понимала, что на скважине происходит что-то незапланированное, о чем периодически секретничал до перерыва Гафар, Акимыч и «Голова».
     «За кого ее держит Гафар? Неужели он считает, что она ничего не видит и ничего не понимает? Ох, темните вы все. Ну, погоди у меня, татарин! Я не позволю за моей спиной вести двойную игру!» – зло мелькнуло у Анны.      

   Когда под пельмешки закусывали после второго тоста, с морозца, держа шапку в руках, к Акимычу подошел Михалыч и, наклонившись, что-то тихо ему наговаривал на ухо. Лицо у Акимыча на секунду скривилось, зыркнув на Георгия, он тотчас надел на себя добродушную маску. Подошел к жующему «Голове» и тому что-то сказал на ухо. Оба взглянули на Георгия. Тот опустил к тарелке лицо, не показывая виду, что он все это засек.
     «Сделай так, чтобы не пронюхала об этом та «столичная штучка», - имея ввиду Георгия, тихо наставила Акимыча «Голова».
     «Пойдем, Михалыч, покурим», - так, чтобы все слышали, сказал Акимыч, и они вышли. 
    Анна и Георгий переглядываются.
      «Так и есть, какие-то «не лады» со скважиной! Ну, погоди, хитрожопый татарин! Он натрет ему одно место! И Акимыч, туда же! Темнилы хреновы!» - в сердцах выругался Георгий. Он покосился на Анну, та оживленно что-то обсуждала с соседом.
 Георгий накидывает куртку идет за Акимычем, который уже спрятался за ель и говорит по телефону.
Георгий застает Акимыча с телефоном в руках у ели.
Георгий фиксирует кисть вместе с телефоном.               
     - Дай, Акимыч! Дай по-хорошему, если ты еще хочешь остаться моим приятелем!               
Силой отнимает у него телефон.               
     - Ты что прешь буром, Георг?
     - Не мечи икру, Акимыч! Так с друзьями не поступают!               
 Находит только что сделанный звонок Гафару и звонит ему.               
     - Ну что еще, Акимыч? – зло произносит Гафар.
     - Колись, темнило! Что случилось на скважине?
     - Георг? – изумленно произносит Гафар.
     - Да! Да! Это Георг! Давай, рассказывай.
     - Ну, вот что, Георг!  Когда ты еще запускал свои спутники, у меня на скважинах уже «бейцы» были седые! Так что твое дело сидеть за столом, калякать, глушить водочку и кушать тетеревов! А я как-нибудь справлюсь без военной приемки! Ты меня понял?!
Трубка часто запикала, стирая не нормативную лексику.
Акимыч берет трубку у потерянного Георгия.
     - Я смотрю, вы оба в штопоре! А с такими бесполезно гонять… иметь дело! Ты что, Гафара не знаешь? Когда у него что-то не ладится, он с колес сходит.
Акимыч и Георгий идут в каминный зал.
Георгий с осуждением смотрел на разгоряченные жующие и громко разговаривающие противные физиономии.

     Воспоминания Георгия о запуске его спутника               
Он с отвращением взглянул на такую любимую минуту назад горку пельменей в своей тарелке, на недопитый бокал с клюквенной настойкой, и ему стало так плохо и тоскливо, как тогда, при запуске того злополучного спутника на полигоне в Капьяре.*

     *Полигон Капустин Яр
 
Ракетный полигон Капьяр. Большой зал работы представителей промышленности.
Восемь столов со стульями. Два первых стола большие по размеру, чем другие. На одном развернута огромная электросхема спутника, - модели «Бурана». 
Трое мужчин разного возраста, один из них седой в гражданской одежде и майор склонились над ней с карандашами в руках. Что-то обсуждают, иногда показывая на схеме карандашами и ручками.
Некоторые держат в руках портфели с секретными документами.         
Женщина и мужчина сидят напротив, тоже участвуют в обсуждениях, периодически встают и спорят с первыми.          
За другим большим столом стоят подполковник и майор, сидят напротив мужчина и женщина. На столе схема поменьше и раскрыт толстый документ, его периодически листают, о чем-то спорят. За другими столами сидят мужчины и женщины по трое, по двое, среди них майоры и подполковники, на столах документы. В зале чувствуется напряженное ожидание. Задняя стена вся заставлена креслами, (как в кинотеатре), на которых сидят мужчины, женщины и военные от майора до полковника. Все лица серьезные. Военные без фуражек, в рубашках и галстуках.

Корпус предполетной подготовки изделия. Длинный коридор. Слева и справа на разных расстояниях двери с табличками. Из двери выходит полковник, останавливается. В открытую дверь видно, как в комнате на выходе солдат всматривается в показываемый ему пропуск подполковником. Тот проходит, закрывает дверь, это Георгий. Он подходит к ждущему полковнику, который обращается к Георгию.
      - А чего тебя не было на последнем совещании в ГУКОСе?
      - Да у нас, - то понос, то золотуха! Мне пришлось срочно ехать в ЛИИ.               
      - Так от твоего начальника Шонина* вообще не было никого, и это не понравилось Титову**.               

     *Космонавт №16, генерал-лейтенант.
     **Космонавт №2, Председатель Государственной комиссии по запуску космических объектов, генерал-полковник.
   
      - Мой зам ездил «гасить пожар» во ВНИИЭМ, - пояснил Георгий.
      - Что, опять беда с теплозащитой?               
      - С ней, родимой!
      - Твой доброжелатель, в кавычках, ну, ты знаешь, о ком я говорю, - пояснил полковник, - огласил на совещании, поскольку ему от вас возразить никто не мог, что вы с ее отработкой сорвете все сроки запуска «Бурана».
       - Сроки, как ты знаешь, давно сорваны и не только по вине нашей фирмы. И сукин сын хорошо это знает! 
       - Но тот упомянул отрицательные результаты испытаний в Институте высоких температур,
     - Вот, гад! – не выдержал Георгий, - хорошо роет, старый крот! И чего он под меня копает? Мы даже с ним близко не знакомы! Кто-то поставляет ему на меня компромат! Ведь те результаты испытаний не все отрицательны!
     - Жора, это уже не в первый раз, и это многим заметно. «Пошурупь» мозгами, в чьих интересах он работает! Пора его посадить в лужу. Подумай как! Да, и запасись соломкой!               
     - Знать бы еще, где ее подстелить!

Раздается голос по громкой связи во всех помещениях.      
     - Объявляется минутная готовность!               
Полковник и Георгий слегка поднимают головы, кивают друг другу, расходятся.

Георгий быстрой походкой входит в Первый зал, подходит к огромному столу. Все отрываются от схемы.   
     - Слышали, кажется, «дадут добро», - оглядывает группку вокруг стола.
Слышится рев ракетных двигателей, оживление в зале. На столах начинают убирать документы в портфели, часть людей садится, одни уходят, другие входят. Идет громкий разговор, пытаясь перекричать рев двигателей, который постепенно стихает.

Второй зал с очень высоким потолком. Солдаты носят столы и стулья, формируя длинный стол, примерно, на тридцать человек.
Голос по громкой связи: «Двадцать пятая минута. Полет нормальный, телеметрия спутника в норме».               
В зале дефилируют отдельные гражданские и военные. Лица веселы, оживленные беседы, раскрепощенные жесты.

Первый зал. Большой стол, как и другие столы пусты. Примерно, те же лица, слушают Георгия, тот со сдержанной мимикой на лице что-то рассказывает, жестикулирует только пальцами на одной руке.
     - «…да не стоит, - говорит он ей. Георгий оглядывает озорным взглядом лица слушателей, среди которых подполковник, майор, женщина и двое штатских мужчин с портфелями секретных документов.
     - «Она: Ко-сень-кий! Правильно ставь ударение!» - вся группа взрывается хохотом. Другие кучки людей тоже весело о чем-то болтают. Пара человек спит на стульях.

Голос по громкой связи.               
     - Семьдесят пятая минута. Полет нормальный, телеметрия спутника в норме.
 
Второй зал. Генерал-полковник Титов, Председатель Государственной комиссии, стоит в рубашке в торце стола. В руке стакан со спиртом. За столом около тридцати человек. На столе перед каждым овощной салат, шницель, компот, стакан - около ста граммов спирта. Стоят графины с квасом, с водой. Сидят девять военных: три полковника, три подполковника, среди них Георгий, и майоры. Все в рубашках, в галстуках. Остальные - гражданские. Среди них - четыре женщины.
     - Ну что, - буднично произносит Титов. - Поздравляю всех с запуском 1565-го!
Обращается к соседу Георгия, ответственному представителю Головного предприятия, откуда и Георгий.               
     - Евгений Константинович, сколько запусков еще по программе?
 Тот отвечает, сидя.               
     - Еще два, Герман Степанович. По программе теплозащиты и  аэродинамике.            
     - Давайте, поднажмите! Надо сокращать отставание! – журит Евгения.      
     - Подполковник Ипатьев!
Георгий встает.
     - На вас жалуются, - Титов косится на Главного представителя промышленных предприятий, сидящего рядом.
     - Вы не согласовываете программу летных испытаний «Бурана».               
     - Предприятие устранило не все замечания военного представительства, Герман Степанович.
Вскакивает сидящий рядом Евгений Константинович, оправдывается.               
     - На этой неделе, все замечания будут устранены, Герман Степанович!
    - Давайте! Шевелитесь! Сколько я буду докладывать «наверх» о срывах сроков? – не зло говорит Титов.
     - Ну, за первый успех! Всех поздравляю!
Жидкое «Ура»! Хлопки. Начинается застолье.

Тогда, на полигоне, салат, отбивная, спирт и компот выглядели не менее аппетитно, чем все, что стояло в данный момент на этом столе в каминном зале. А те разгоряченные радостные лица были такие же, как сейчас. И вдруг, вот так же, наступила какая-то заминка.
Через 10 минут быстрым шагом к Титову подходит майор, его секретарь, что-то говорит на ухо, уходит.
Титов наклоняется к Главному представителю от промышленных организаций, тихо что-то говорит.               
Тот крутит головой. Застолье продолжается. Все раскрепощены. Громкие разговоры.                Еще через десять минут.
Снова подходит секретарь Титова опять что-то говорит уже для него и Главному представителю. Тот встает и уходит с секретарем. За столом начинают понимать, -  что-то пошло нештатно.

Первый зал.               
Та же расслабленная обстановка, какая бывает при успешном запуске.               
Тревожный голос по громкой связи.               
     - Майор Золотарев, Крутихина Наталья Викторовна, срочно подойти в группу анализа телеметрии.
Женщина, положившая руки на первый стол и на них голову, резко ее поднимает. Вскакивает рядом сидящий майор. Бегут к двери.
Седой мужчина кричит им вслед.
     - Портфель с документами!
Пара уже за дверьми. Седой мужчина бросается догонять с портфелем.
Идет повторение по громкой связи.
В зале стихают громкие разговоры. Собираются группки военных и гражданских. На столах снова появляются схемы и документы. Начинаются негромкие обсуждения.          
Возвращается без портфеля седой мужчина.
               
Второй зал. Возвращается Главный представитель и что-то сообщает Титову на ухо.
Титов поднимается. Все перестали есть. Напряженная тишина.
     - Спутник не отделился от головной части ракеты.  Вся полугодовая работа пошла коту под хвост. Слава Богу, они упали на полигоне приземления. Так что придется пить и за упокой.
О чем-то переговаривает тихо с Главным представителем.      
     - У вас еще один «Бор» есть в запасе, чтобы повторить запуск? – обращается к Евгению Константиновичу Главный представитель.
     - Есть. Он находится в сборочном цехе и проходит испытания под контролем военной приемки.
    - Евгению Константиновичу и подполковнику Ипатьеву наливать не следовало бы, - заметил Главный представитель.
Титов сурово уставился на Евгения Константиновича, зама Генерального конструктора, и подполковника Ипатьева, первого заместителя начальника Военной приемки, - ответственных представителей от Головного предприятия разработчика и военной приемки.
   - Пусть, уж, выпьют за упокой, – принял соломоново решение Титов. - Через час - прошу их ко мне на разбор полетов.
Пьет. Титов и Главный представитель уходят.
     - Пойдем в зал разбираться вместе с нашей группой, - обращается Георгий к Евгению. 
     - Тебе Титов приказал пить за упокой! Так что, - пьем!
Пьют, встают, уходят под сочувственные взгляды, сидящих за столом.               

Идут по коридорам корпуса предполетной подготовки изделий.
     - Вот засранец «Главный»! – обращается Евгений к Георгию. - У него уже подсказка готова, - авария по нашей части! Такого не может быть! Ему плевать, по чьей вине! Главное, - отвести подозрения от себя!
     - Да, уж, хорек еще тот! Но и ты не спеши с выводами. Надо садиться и прокрутить все возможные варианты, чтобы не пришлось потом снимать лапшу с ушей! А вариантов, как мне сходу кажется, не так уж мало.      
     - Слышь, Георгий, хотел бы тебя предупредить! Если вдруг Герман будет на тебя напирать, ты уж не очень принципиальничай, а то и выгнать может! Смотри, у него лицо уже красное. Не хотел бы я с кем-то еще, вместо тебя, быть на этих разборках.
      - Не дрейфь, Евгений! Прорвемся!

Георгий и Евгений входят в Первый зал. В зале все поворачивают к ним головы. За первым столом сидит седой мужчина и молодой парень.
     - Где остальные? – спрашивает Евгений.
     - Вы что, разве не слышали? – поднимает голову седой мужчина. - Их вызвали по «матюгальнику» в группу анализа телеметрии.
     - Он в это время спирт пил с Титовым по поводу успешного запуска, - с улыбкой отвечает Георгий.
     - Что? Наталья ушла с портфелем документов? Твою мать! – зло смотрит Евгений на седого. - Ну и как мы будем анализировать?               
      - Евгений, не мечи икру! – успокаивает Георгий. - Тебя туда не пустят. Я схожу и приведу их в зал.               
          
Охотничий домик в тайге.
А в каминный зале застолье продолжается.
      «Какие теперь тетерева? Какие пироги с грибами и яблоками? Какой морс с брусникой и морошкой?» - опустив голову, ковыряет вилкой какую-то еду Георгий.
Не слышит очередного тоста, рассеянно подчиняется стадному инстинкту, допивает в бокале клюквенную настойку.
     «А он-то наивно надеялся, что все плохое, что было в его жизни, ему удалось кропотливой работой стереть из памяти и оно безвозвратно кануло в лету и никогда больше не всплывет. Неужели все снова выходит на круги своя?»
Ставит бокал не видящим взглядом смотрит в точку.
Обращается к Спасителю.       
     «Господи, неужели у тебя для меня, грешника, нету другой кары, чем эта? Я же поломаю жизнь Анне!»
Прикрывает глаза.
     «И если тогда после неудачи со спутником, отделался выговором, хотя их вину однозначно и не доказали, то теперь, если не подтвердятся показатели дебита скважины на период ее закрытия, все лопнет как мыльный пузырь. Ведь, это он, на сей раз, он один, виноват будет кругом.
     «Неужели Анна чувствует его состояние? Ну, и дела!»
Пытается представить объем аварийных работ. Георгий мыслями сейчас на скважине с этим бешеным Гафаром, которого все рабочие боятся и уважают.
     «Да, Гафар сейчас злой, как шайтан. Зря он так жестко переговорил с ним, - подумал Георгий, - но все равно не должен Гафар скрывать информацию от единомышленников!
     - Расслабляйтесь, Георгий Петрович, - поучительно громко посоветовал «Голова», видимо, увидев смурное состояние Георгия. Скоро в баньке попаримся!
     - Я уже парюсь, - зло бросил Георгий.
     «И этот засранец еще дает советы! - в сердцах мелькнуло у него. - Терпеть таких ненавижу!» 
    Он даже вздрогнул, когда Анна, дотронувшись до левого плеча, тихо спросила.
     - Ты в порядке, Георгий?
     - Да, да, все нормально! - удивленно подняв на нее глаза, бодро ответил он.
   Анна недоверчиво посмотрела на него и шепнула в ухо.
     - Не пей много, клюковкой станешь!
     - Да, да! Я практически не пью! Тоскливо мне, Анна. И душа болит.               
     - Потерпи чуть-чуть. Мы пойдем скоро силы черпать у елей и кедров.
Целует в щеку, идет на место.               
     - Дураку в жизни привалило, а он Бог знает, о чем печалится! – услышал Георгий противный голос Второго «Я».
               
     Все возвращается на круги своя               
     «Как же иронично он относился к этим мудрым словам, - корил себя Георгий. - «Все возвращается на круги своя». Подумаешь, какой-то Экклесиаст. Так, это ж, почти пятьсот лет до новой эры! Подумаешь, какой-то Ветхий Завет! Ну, что может сказать какой-то старец, что может быть актуально через две с половиной тысячи лет?»
     - Это ж, только красивые слова, думал ты, – снова возникло Второе «Я». - Ведь все твои думы я слышу! А, вот, поди же! И что получается? Руководствуйся в жизни этими мудрыми словами, не пришлось бы тебе вычеркивать из своей жизни половину прожитых лет!
     - Почему же нас этому не учили с молодых ногтей, а впихивали под черепную коробку всякий мусор? – изумился Георгий. - А ведь предупреждали классики, что погонишься за синей птицей, - окажешься у разбитого корыта!
     - Да ты не очень-то уважал и современных мудрецов, чего уж говорить о Ветхозаветных. Натерпелся я от тебя. Ты уважал только себя! Да ты хоть раз меня послушал? Сколько неприятностей и бед прошло бы мимо, если бы ты слушал хотя бы близких людей.

  Почти все, кроме Георгия и Анны, сходили в три очереди в баньку. Двое директоров соседних участков уехали.  Гафара по - прежнему нет. За ужином сидят директор Гафара Акимыч, «Голова», его сын, Председатель. Последние трое только что пришли из баньки и уже приняли не по первой. Продолжают пить и есть.
«Голова» наклоняется к Председателю.               
      - Баня это что?
Председатель пытается нанизать на вилку рыжик, а тот все время ускользает.               
      - Вот, зараза! Она лечит!
Аимыч видит такое издевательство над рыжиками, берет ложку, черпает рыжики ложкой, подходит к Председателю.               
      - Борис Ефимыч, они склизские, заразы, их вот так надо, - глазами показывает на ложку.
Председатель поднимает на него голову. Наконец, до него доходит. Он открывает рот и с ложки Акимыча получает свои рыжики.
Поднимает палец вверх.
        - Убиться можно! – говорит «Голове». - До чего ж в Сибир-ри… мудр-рый нар-род! И хитрый.               
        - Не-э! Он ум-мный! - возражает «Голова», видевший изобретательность Акимыча.
        - И хитрый! – не соглашается Председатель. - На что вот я… и то-о… а, а, А-а-кимыч р-р-раз и – на тебе!
Поворачивается к Акимычу, грозит ему пальцем.
        - У-у-у, хитр-рый сибир-ряк!
        - Ну, вот! Он ум-мный! И себе… себе на уме! 
Председатель поворачивает голову к «Голове», крутит головой.
«Голова» поясняет не понимающему сибиряков москвичу.               
         - А что ты хочешь… Борис-с?  Это ж-ж-э – Сиб-бирь! А она что-о?               
         - Что-о? – спрашивает Председатель.      
   «Голова» разводит руки, в одной ладони у него хлеб, - в другой – вилка.               
         - Она… матушка!
         - А-а Москва-а тогда что-о? – не понимает Председатель.      
         - А Москва тогда… она и Москва! – доходчиво объяснил «Голова».
         - А-а-а… понятно!      
«Голова» поворачивает голову к сыну и тихо говорит.
         - Вот, м- московский бам-мбук!
Сын, кивает головой, хихикает.
Входят одетые Георгий и Анна, их останавливает в дверях Председатель.
          - Госпо-ожа пр-резидент?! Почему с на-ами… в баньку не хо-одите? Вот мы-ы со Льво-ом… - кладет ему руку на плечо, - схо-одили… и Me-еns sana… in cor- rp;r-re sano.*
               
      *В здоровом теле, - здоровый дух. Лат.
      
       - Э-это че-ево? – не понимает «Голова».
       - Во-от Анна-а… А-анна-а Вла-адимир-ров-на-а она ска-ажет… она-а у меня-а все знает!
Анна улыбается.               
       -  Мы с Георгием Петровичем, - хватает его под руку, смотрит на него любящими глазами, - здоровый дух ищем в сибирском лесу!
Уходят.
       - Че-ево? Чево они ищут? – не глядя на соседа нанизывает на вилку соленый огурчик «Голова».   
       - Здор-ровый дух! – Председатель копирует действия «Головы»               
       - Че-во его искать? Здесь он! - поднимает бутылку с водкой.
Председатель кладет ему руку на плечо, наклоняет к нему голову.
       - Во-от… я и говор-рил… она все у меня-а знает!
       - Че-ево она знает?
       - Что в баньке лучше всех…      
       - О-о! Ну, вот! В баньке… это-о да-а! – соглашается «Голова».
Председатель продолжает.
       - В баньке лучше всех… можно попр-равить себе голову.

     Покаяния Георгия и песня Анны               
На освещенной веранде в накинутых куртках стоит помощник Банкира и Акимыч.                Георгий и Анна, одетые, стоят недалеко от освещенной веранды под могучей елью. Тусклый свет еле долетает до них.                Георгий разворачивает Анну лицом к чуть долетающему свету с веранды.
     - Анна! Прости меня! Я очень виноват перед тобой! Я старый кретин втянул тебя в такой рискованный проект! Ты из-за меня отказалась от своего проекта.
У Георгия жар.
Анна достает платок вытирает его влажный лоб.
     - Ты доверилась мне, дураку, - продолжает Георгий, - который не проверил информацию Гафара. Нажила кучу врагов, а теперь ты оказываешься у разбитого корыта! Анна, мне нет прощения! Я поломал твою такую отлаженную, такую предсказуемую жизнь! Анна!                Анна широко открытыми глазами смотрит на Георгия. Чем жарче Георгий кается, тем более светлеет и становится веселым лицо Анны. Она ноготочком у горла цепляет молнию куртки, подтягивает его к себе и начинает петь.
Георгий отстраняется от Анны.               
     - Абсурд какой-то! – с недоумением смотрит на Анну Георгий. - Как можно не понимать надвигающейся катастрофы, Анна?               
 
Анна поет.
 
   ТЫ-Ы ПОГЛЯДИ БЕЗ ОТЧА-А-ЯНЬЯ,
   ТЫ-Ы ПОГЛЯДИ-И БЕЗ ОТЧА-А-ЯНЬЯ!
   Э-Э-ТО НЕ СО-О-ОН,
   Э-Э-ТО НЕ СО-О-ОН,
   Э-Э-ТО ВСЯ ПРА-А-ВДА МОЯ-А,
    ЭТО И-И-ИСТИ-НА-А-А!
   СМЕРТЬ ПОБЕЖДАЮЩИЙ ВЕЧНЫЙ ЗАКО-О-ОН
    Э-Э-ЭТО ЛЮБО-ОВЬ МОЯ-А!
    Э-Э-ЭТО ЛЮБО-О-ОВЬ МОЯ-А-А!
    Э-Э-ЭТО ЛЮБО-ОВЬ МОЯ-А! *

     *Песня «Последняя поэма» из кинофильма «Это вам и не снилось», 1970г. Композитор А. Рыбников. Слова Рабиндраната Тагора, перевод Адалис.

Георгий широко раскрыл глаза и придвинулся к Анне, пытаясь по ее глазам понять, не пьяна ли она?
  Анна прижалась своими губами к его губам, и некоторое время они стояли молча. Потом отодвинув его, взглянула Георгию в глаза.
      «Как я тебе благодарна, Георгий, что я действительно влипла в эту историю и оказалась с тобой в Сибири! Ты посмотри кругом без отчаянья, - какие могучие сосны, ели, кедры! И это не сон».
Горгий поворачивает Анну к свету, чтобы убедиться, что она не шутит.
     «Ты посмотри, как быстро солнышко спряталось за их слегка припорошенные темно - зеленые вершины! Ты дал мне возможность на тридцать дней раньше увидеть первый снег, надышаться морозным сибирским чистейшим воздухом! А кто мне говорил, что надо ценить то, что имеем? Мы обязательно будем гулять с тобой до тех пор, пока вон тот, только что родившийся чуть обозначенный месяц, не будет ярко светить в черно - синем небе своим колдовским светом!»
Георгия качнуло.
     «Ну, ну, мой любимый! Я сама готова упасть вместе с тобой, чтобы посмотреть на зажигающиеся звезды. Мы обязательно дождемся, пока все они не загорятся, пока не засветится Млечный Путь. И глазами Млечного Пути на нас будет смотреть Вечность».
 Анна пальчиком поднимает к небу его подбородок. Она замолкла и подняла голову, всматриваясь в синевато – серое, с каждой секундой темнеющее небо.
       «И даже Вечность имеет свое начало и свой конец, - вдруг с затаенной тоской прошептала Анна. - А нам обязательно повезет. Мы увидим падающую звезду и разом загадаем желание - быть навсегда вместе. Быть счастливыми. А ведь в мире счастья, как и радости, всегда не хватает на всех. А все остальное, как ты меня учил, - суета сует!»
   Анна прижалась к его щеке своей щекой, и Георгий ощутил сначала жгущий его кожу мороз, но с каждой секундой ее кожа теплела и теплела, и, он чувствовал, что хмелеет, а щека Анны уже жаром жжет его щеку.
 
   Георгий впервые вдруг ясно уловил и запах свежего снега, и запах еловых иголочек склонившейся над ними ветви, и в его душе, наконец-то, пробудились слова и мелодия той забытой песни, как голос давно позабытого близкого друга.
  Анна водила Георгия от ели к сосне, от сосны к кедру, и они рассматривали свои следы на девственно чистом белом ковре. Она вкладывала пальцы в глубокие морщины на стволах и рассказывала про их жизни за последние восемьдесят лет. Она гладила своей рукой и рукой Георгия черно - серый ствол ели и утешала ее, что через какие-нибудь десять-пятнадцать лет соседний кедр обязательно ее обнимет своими ветвями, нашепчет ей ласковые слова, и она уже больше никогда-никогда с ним не разлучится.
     «И вы будете жить счастливо, как мы с Георгием, еще сто лет!»
Анна собирала застывшие еловые слезы, растирала их в пальцах, нюхала, прикрывала глаза, ахала, заставляла нюхать Георгия и говорила, что только сейчас ей стало понятно, почему так печально плачет скрипка.
И Георгий сознавал, что Анна знает и чувствует такое, что не знает и не чувствует он.
   И от всех этих общений с зелеными сестрами и братьями, от воркований Анны, от ее удивительной песни, которая до сих пор звучала  в нем, от всех этих запахов, от рыжего месяца, который посылал им с Анной привет, от ушедшего спать солнца, от загоревшихся первых звездочек на темно - синем небе, - Георгий забыл и про свою скважину, и про Гафара вместе с гендиректорами, про Председателя и «Голову», и ничего на свете не было сейчас важнее того, о чем рассказывала ему эта добрая фея из этого сказочного нереального королевства.
   Георгий вдруг как-то «обмяк» после многочисленных хождений и стал быстро замерзать. Анна объяснила это тем, что он все-таки выпил лишнего, и, ведя его почти дрожащего в дом, по-доброму его поругивала за то, что он, упрямый, не послушал ее и не взял в поездку модный теплый пуловер из сто процентной английской шерсти, который она ему купила для этого случая. Когда до дома оставалось не больше двадцати шагов, Георгий остановился, задрал голову кверху и попытался разглядеть Вечность, но так и не увидел ее.
     «А-а-а, понятно! Скрывает свои тайны, - мысленно объяснил себе он».
На почерневшем небе вздыбился огненно - рыжим жеребцом молодой месяц, а рядом с ним, натянув невидимые поводья, напрягая могучие мышцы, пытаясь его осадить, блестела звездочка. Как не пытался Георгий втиснуть себя в образ могучего атлета, удерживающего коня, у него ничего не получалось.*  Георгий понял, что ему это не по силам, и от греха поплелся с Анной в избу.
     «Я бы с тобой ходила бы до полуночи, - смотрит с любовью на него Анна, - но вижу, что тебе, действительно, плохо и тебя надо отвести в дом и напоить лечебным чаем».

     * По всей видимости, Георгию представилась скульптурная группа на Аничковом мосту в Санкт-Петербурге, русского скульптора Клодта Петра Карловича.

     «Прокол здоровья» у Георгия
В каминном зале на небольшом столике стоял восьмилитровый старинный самовар с вензелями на боках, рядом стояли два заварных пузатых чайника: один расписанный алыми розами с золотыми листьями, другой чайник был под Гжель. Ароматно пахло хвоей и дымком. Тут же стояли три литровых банки с вареньем, на каждой посередине был наклеен лейкопластырь с какими-то надписями.
Любаша хлопочет с Настенкой, расставляя блюдца и розеточки под варенье. 
Георгий садится с краю за стол.
Анна стоит возле Любаши расстроенная.
     «Какая же я засранка! – вдруг вспомнила Анна звонок Петра, сына Георгия, с просьбой позвонить врачу. - Забыла передать Георгию. Господи, так это когда было? Закрутилась!»               
     - Любаша, вот этому молодому человеку нездоровится. Его лихорадит, помоги поставить его на ноги.
     - Да, Анна Владимировна, очень похоже на то. Вы его кладите в постель, а я сейчас принесу травы, заварю для него специальный чайничек и принесу дикого меда. Эти травы и голову просветляют и греют изнутри, и лечат. Ну, а полезнее майского меда диких пчел на разнотравьях, - ничего нету.            
     - Ну, надо же! Такой прокол здоровья! – бормочет себе под нос Георгий. - В такой момент! За что, Господи?   
      - Постой, постой! – возникло Второе «Я». – Ты что, забыл? Кто просил у Создателя любую кару, лишь бы у Анны было все хорошо?
     - Но ведь все складывается плохо!
     - А этого ты не можешь знать! Как же быстро Создатель откликается на твои просьбы! И за что тебе такая милость! Не видел я, чтобы ты каждодневно чтил Господа.
   Комната Георгия была хорошо натоплена, и Анна радовалась, помогая ему снять пуховик. Приказав ему немедленно ложиться, Анна пошла в каминный зал, где ее уже ждала Любаша.
    И еще Любаша сказала, что в чайнике с розами - чай индийский, а в другом - чай, который любит Георгий, на ее травах: «Ведь мята, брусника, чистотел, пихта, душица, багульник, шиповник, липа, чабрец - и ароматнее, и полезнее, и лечат разные хвори. А черничное, смородинное и облепиховое варенье она давать Георгию не советует, раз он зябнет и его лихорадит, и что лучше майского меду диких пчел в таких случаях ничего нету».

    На следующий день Георгий, действительно, был как стеклышко, правда,
мутное. Опасения Анны, что он промерз, выходя раздетым вместе со всеми перед пельменями, не подтвердились. К завтраку, оказывавется они вышли первыми.
Анна накладывает себе и Георгию. они едят и обсуждают ситуацию со скважиной.
     - Нет, любимый. Так не бывает. Значит, мы не эффективно добывали информацию. Сегодня мы с тобой будем в курсе всех дел, чего бы мне это не стоило.  Ох, разберусь я с ними, мало не покажется! А что у «Головы» связь с Гафаром, - как ты говоришь, - тут и муха не гудит.
Входит приветливая Любаша. Здоровается.
     - Анна Владимировна, как здоровье молодого человека?         
     - Спасибо тебе, Любаша! Мед и травы поставили его на ноги!       


    
     Анна добывает информацию               
Анна встает, благодарит Любашу за Георгия, отводит к окну, что-то спрашивает. У них идет, видимо, женский разговор, не подвластный логике мужчин. Слышится их смех, Анна жестикулирует, разводит руками, потом обнимает Любашу и та уходит. Анна разгоряченная садится на свое место и буднично, продолжает есть, не глядит на Георгия.
     - На скважине «сдох» насос. Гафар ругался с «Головой», просил распорядиться подвести какие-то детали. Они не договорились, и Гафар уехал на участок злой, как шайтан. Вечером ему звонил «Голова», и заверил, что они ищут, но пока обнадежить не могут.
Анна все это время ест, ни разу не взглянув на Георгия. Тот весь разговор слушает с наколотым на вилку грибком возле рта.
Крутит головой.               
     - Анна, я не могу поверить, что Председателю все равно, что происходит на скважине. Что-то он темнит. А при тех отношениях, которые сложились у «Головы» и Председателя, если он спросит напрямую у «Головы», тот не посмеет своему будущему инвестору не сообщить правду. Тем более, что ее не скроешь.
     - Да, Георгий, только вряд ли «Голове» выгодно будущему инвестору сообщать всю голую правду. Его позиции в Договоре, который еще не подписан нами, будут падать, и цену, за их участок со скважинами с раздолбанным оборудованием, мы обязательно будем понижать.
      - Анна, я горжусь таким партнером! Какая же ты умница!
     - Спасибо, любимый, за такую оценку. Умница не умница, это мой хлеб, и я должна его отрабатывать. Дал бы Бог терпения, и силы! У них появляются еще не одни слабые позиции. Я их не спеша обдумываю, чтобы облечь в неоспоримую форму. Потом обязательно с тобой поделюсь. Ты, мой дорогой, как сам говоришь, тоже не лаптем щи хлебаешь. Слышала еще в Москве, как ты хлестал плеткой дрессировщика этого Льва Спиридоныча по морде!
     - Анна, встает вопрос: почему Председателю, который знает, что случилось, выгодно держать нас за болвана в польском преферансе, как говаривал Штирлиц?   
     - Интересная мысль. Ума не приложу! А вот его, Георгий, мы и вдвоем не обхитрим. Свои мысли он держит на таком замке, что на драной козе к нему не подъедешь. И опытный психолог разведет руками, в надежде узнать что-либо по малейшим штрихам его поведения.               
     - Может, нам дождаться его, когда он выйдет, и задать ему вопрос в лоб?
     - Теперь в этом нет надобности. Пойдем-ка, дорогой, в свою комнату. Нечего нам здесь отсвечивать. Все, что здесь будет говориться, немедля нам будет известно.               
Георгий снова крутит головой и в восхищении смотрит на свою любимую.
 
   Комната Георгия и Анны. Убранство, как в четырех звездной европейской гостинице.
Анна видит, как Георгий изо всех сил старается выглядеть бодрячком, но это ему плохо удается.
     - Георгий, тебе надо полежать. Ты выпил настой трав и мед, а это лечит и расслабляет.
    - Нет, Анна, это бесполезно! Терпеть ненавижу валяться!
     - Я и не возражаю поспать. Только ни разу ни в одном санатории не мог заснуть днем. У меня на биологическом уровне стоит какой-то фильтр, что не дает заснуть.
     - Ну, хорошо, ложись поверх одеяла и подремли, только выкинь все мысли из головы. Знаю по себе, когда что-то обсуждаешь, сон к тебе не придет.
  Идет к окну, проверяет, не дует ли.
Георгий ложится. Накрывается пледом.                Анна подходит, садится. Наклоняется, целует в губы.               
Через некоторое время Анна бодро входит в комнату, что-то говорит. Останавливается, глядит на спящего Георгия, приставляет пальцы ко рту. 
Тихонечко закрывает дверь, уходит.

  «Голова» и Председатель сидят за накрытым столом. Похоже, что пришли позже всех. Все остальные уже поели. У них идет степенный разговор, каждый удовлетворяет свои интересы в познании другой жизни. Они с удовольствием едят, Председатель пьет коньяк, а «Голова» тянет водочку, без тостов, не частят. Их лица не озабочены никакими проблемами. У них все хорошо. Они уверены, что завтра будет еще лучше.                Входит с чашечкой чая Анна, садится рядом с Председателем.
     - Приятного аппетита!         
     - Надеюсь, вы нам его не испортите, - не поднимая головы, говорит «Голова».
     - Анна с обворожительной улыбкой, смотрит на обоих.
     - Это, как честно будут мне отвечать, Лев Спиридонович и Борис Ефимович.
Сейчас вторая половина дня, считайте, что сегодняшний день тоже прошел. День отлета, - не в счет. А я не знаю, что творится на скважине. Я не могу позволить себе также праздно провести еще день.               
Председатель многозначительно смотрит на «Голову». Тот слегка кивает.       
Анна попивает чай.
     - Даже неловко нам становится от вашей настырности, Анна Владимировна, - нанизывает пельмешек на вилку Председатель. - Мы - праздные бездельники, а вы, с Георгием Петровичем, - все в заботах. Не отдыхается вам. А ведь у вас резко возросла нагрузка. Нет, чтобы воспользоваться редкой возможностью и расслабиться.
     - И я просил об этом! – добавляет «Голова».
     - Я согласен со Львом Спиридонычем, надо пользоваться сибирским гостеприимством. А на скважине, – обычное дело. «Сдох» насос. И нету необходимых узлов для его ремонта. Вон, Лев Спиридонович, кого надо поставил на уши. А если вы все-таки настаиваете на деловых разговорах, то они у нас проходят в баньке, где мы запасаемся здоровьем. Так, Лев?
Лев кивает осыпавшейся гривой.
    - Так что, прошу к нам в баньку на деловые разговоры!
Смотрит за спину Анны, не прячется ли там Георгий. Потом на Анну. Артистично вздыхает.
     - Ну вот. Прорвалась неуместная шутка времен Графыча. Простите великодушно. А я, грешник, люблю попариться!          
     - А что с Георгием Петровичем? – впервые взглянул на Анну «Голова». 
     - Похоже, что простудился, - тянет из чашечки чай Анна.
     - Тут люди, как мы со Львом, запасаются здоровьем…
Председатель поворачивает голову к соседу, тот не глядит, продолжает есть, наливает водочку, согласно кивает.
     - А Георгий Петрович, автор нашего проекта, - занемог. - Картинно вздыхает Председатель. Наливает коньяка, смотрит на Анну.
Поднимает руку с бокалом.            
     -  Пусть быстрее выздоравливает!- Пьет.               

Еще за два дня почти ничего не изменилось.  Публика отдыхала, объедалась, ходила в баньку, играла в картишки.
 Георгия два дня то бросало в жар, то в озноб и он, в основном отлеживался и лечился травами. Гафара не было. Не было никакой информации со скважины.

     Председатель навещает Георгия               
    - Больных надо навещать, - сказал Председатель за обедом Анне. - Так что, Анна Владимировна, приглашайте вечером на чай, к нему в номер.

На маленьком столе в комнате Анны и Георгия перед зеркалом стоит блюдо пирожков с капустой и зайчатиной. Небольшой заварной чайник. Стоят две маленькие баночки варенья. Георгий сидит спиной к окну, Председатель посередине, Анна спиной к двери на стуле. Мужчины сидят в креслах.
    - Такой чай я пью впервые и не удивляюсь, как Анне Владимировне удается всех обойти.
Поднимает чашку с чаем, как бокал с вином.
     - Bibamus! – Выпьем!
Отпивает.
     - А вы, Георгий Петрович, вот не ходите с нами в баньку, не пьете с нами… потому и квелый. И учтите, что попав под каблук Анны Владимировны и в ее ежовые рукавицы, не тешьте себя надеждой выбраться.
Смотрит на Анну.
   Председатель с удовольствием прихлебывал душистый чай с вареньем из черники и по всему был настроен очень благодушно. Прием, который в их честь устроило сибирское начальство, ему нравился, да и «Голова» тоже. Он даже не поднял на Анну глаза, и она поняла, что его будет трудно настроить на деловой лад.
     - Вы, голубки, пригласили меня сюда, потому что проголодались, и вам хочется поклевать зернышек информации. Ну, я, грешным делом, полагал, что нам завтра лететь обратно долго.
Анна и Георгий переглядываются.         
Председатель продолжает.
     - И у нас будет вагон времени, чтобы все обсудить. Ну, да ладно. Будем в самолете спать.
     - Но согласитесь, Борис Ефимыч, - замечает Георгий, что мы не можем сидеть на голодном пайке.               
Председатель не упускает такой момент.
     - Конечно, Георгий Петрович, esurientes alebat, non intelligo! - сытый голодного не разумеет! Но, извините, с таким столом?             
Насмешливо смотрит на Георгия.
     - Вы, что хотите, чтобы нас разорвал изнутри накопившийся вакуум? – с улыбкой замечает Анна.
     - Упаси вас, Боже!
Председатель накладывает себе варенье, облизывает ложечку.                Анна подливает ему чай.
     - Ваш покорный слуга, - продолжает Председатель, с кривой усмешкой смотрит на Анну, - прожигатель времени, который прилетел сюда только за расслабухой, в баньке и за столом узнал много интересного о наших будущих, надеюсь на это, партнерах. Финансовое состояние компании, как и других соседних, - неважное. А в финансовом отчете, они поднадулись.
Глядит на Анну.
     - Рада услышать совпадающее мнение с нашим. – смотрит на него Анна. - Это освобождает меня от детальных доказательств. Продолжайте, Борис Ефимович, это очень интересно!               
     - Мудрый «Голова» принадлежит к партии власти, а не коммунистам, как многие в советской партноменклатуре. А вам, конечно же, такие детали неинтересны. У «Головы» хорошие связи в СовФеде и в Думе. Узнал, какие финансовые группы его поддерживают в Москве и на кого он опирается у себя, в Сибири. Есть покровители на уровне замов Черномырдина в Минтопе и правительстве. Лев обещал от них помощь.
Анна с Георгием многозначительно переглядываются               
      - Да, он хвалился этим и при первом звонке к нам, пронюхав о кредите англичан, - подтверждает Георгий
     - Вот как? Конечно же, у него личные интересы в нашем совместном проекте, о чем вы, надеюсь, догадываетесь. Я полагаю, это должно интересовать не только Председателя, но и президента, и нефтяного эксперта, - возможного Председателя Совета директоров объединенных с нами нефтяных АО.  - Поднимает палец, с улыбкой укоризны смотрит на Георгия и Анну.               
      - Это вам не мелочи!
      - Конечно, Борис Ефимович, это очень интересно. Ну, а ближайшие перспективы на участке со скважиной? – с улыбкой смотрит на него Анна.
       - Какие тут могут быть перспективы? Завтра улетаем. Они за неделю тут не расхлебают. Ну что вы, в самом деле? Я и даже вы с Георгием Петровичем, ну, что можем мы сделать, если скважина не хочет подтверждать заявленную добычу?
Председатель с удовольствием отхлебывает чай и благодушно смотрит на притихших голубков.               
     - Учитесь, голуби, пока я жив. А коли попали в говно, так не чирикайте! Надо извлечь из сложившейся ситуации хоть какую-то пользу. Дрючить вас за похороненный Альтернативный проект я не собираюсь. А чего, тут все ясно. Errare humanum est - человеку свойственно ошибаться.
   «И не думай, что она с Георгием продаст свое право первородства по Альтернативному проекту за чечевичную похлебку от первого проекта!»* – шевельнулась злая мысль у Анны.

     * Продать право первородства за чечевичную похлебку, - (Библия, Бытие, 25, 31-34).

     - Так уж и похороненный? – не согласилась Анна.
     - Что красиво начинали, не без риска, - я понимаю вашу настырность, - деньги надо делать сейчас, - завтра будет поздно! Но придется реализовывать первый проект по покупке тридцати нормальных скважин. И тут снова оказалась права президент…
Обращается к Анне и Георгию.
     - Ну, что вы не пьете! Вы настаивали покупать оба проекта. И ведь почти заставили Совет директоров! Но - не сложилось. Бывает. А ведь вы не заложились в своих проектах на изношенное оборудование. Ведь с таким раздолбанным оборудованием нам придется работать. Если вообще придется. И если бы еще знать, где на Тришкин кафтан, в первую очередь, надо ставить заплаты!
Анна и Георгий переглядываются.            
     - Так что завтра: Председатель прилично напевает.               

              ПОД КРЫЛОМ САМОЛЕТА О ЧЕМ-ТО ПОЕТ               
              ЗЕЛЕНОЕ МОРЕ ТАЙГИ.

Председатель встает.
     - Ну, ладно, голуби, я вас утомил. Спасибо за чай. Пойду-ка и я отойду в царство Морфея. А вы, Георгий Петрович, восстанавливайтесь. Вы нам нужны!
Уходит.

     Анализ ситуации               
Анна и Георгий продолжают пить чай.   
     - Нет, ты только подумай, - поднимает глаза на Георгия Анна, - как без всякого сожаления говорит о потерянных миллионах! Спокоен, как… сытый лев. С ума сойти! Ну, спасибо и на этом, а ведь мог бы визжать, как «Граф», и топать ногами.
     - А чего Председателю? Он эти миллионы не выстрадал, как мы с тобой, и в глубине души не верил в них, - согласился Георгий. 
    - Ну, не смогли оживить скважину, - нет запасного насоса, - тянется с ложечкой за вареньем Анна. - Не дай Бог нам, на следующей скважине «сдохнет» насос!
     - Ну, ну, Анна! Это уже слишком! Хотя и бывают такие стечения обстоятельств! Но у нас останется еще 38! Не верю я, что по теории вероятности «сдохнет» и третий насос! Не забывай про подарок Гафара – 10 секретных скважин с дебитом на момент закрытия 25 кубов в сутки!
     - Это по словам Гафара!
     - Нет, Анна! Я все-таки Гафару верю. Он сейчас работает, когда над ним висят два начальника, не забывай про это! Оживим мы скважину какую-нибудь, в конце концов, из первых трех! Быть того не может, чтобы не оживили! А знаешь, что по-настоящему страшно?
 Анна вопросительно смотрит на Георгия.
      - А страшно будет только в одном случае, - если за эти два года ушла нефть. Тогда мы все бессильны! 
Они помолчали. Каждый думал о своем.
     - А вот без своего ехидства Председатель не может, - начала Анна. - Он что за дуреху ее считает? Думает, что она распустит нюни, скажет, – «не судьба, видно, давайте ценить то, что имеем», и опустит ручки? А все-таки, неужели и впрямь нам с тобой надо начинать внедрять первый проект?
     - Главное спокойствие! Как говорил Карлсон. Прилетим домой. Сядем за сравнительный анализ: что мы теряем, если будем реализовывать только первый проект? Мы должны это сделать для Банкира. Ему надо все выложить на блюдечке с голубой каемочкой. Чтобы у него никакого сомнения не было в реализации двух проектов.               
     - Верно, мой милый!
     - Если мы будем реализовывать только первый проект, то потеряем двух соседей участка Гафара. А там почти полсотни истощенных скважин для м-ра Робинсона. Конкуренты не спят! 
     - Правильно, любимый! Этот довод разделяет Банкир, почему и торопит! Ты только посмотри, Георгий, как одинаково мы мыслим! Ведь мы с тобой ни разу не схлестнулись в стратегических подходах! Как я могла, дуреха, не понять еще у Дали, что мне без тебя не выжить?
Садится Георгию на колени, целует его, всхлипывает у него на плече.
     - В кои-то веки, - продолжал Георгий, - судьба сподобилась соединить желания инвестора, хозяев скважин, главу администрации области, англичан, владельцев технологии по реанимации истощенных скважин и, - на тебе! В самый ответственный момент происходит прокол там, где меньше всего ожидал. Ну как же не посмеяться Фортуне ему в лицо еще раз! А счастье было так близко, так возможно. 
     - Нет, вы послушайте его! – возник второе «Я». - Обделался, а говорит: «Главное спокойствие!» Вместо того, чтобы быть с Гафаром на станке-качалке, он лежит, как халиф, и попивает чаек с медом! А его последняя женщина ему потакает! И все твои беды от того, что ты меня….
     - Не трожь Анну! Сгинь!            
Анна поднимает голову, вопросительно смотрит на Георгия
     - Не дрейфь, Георгий! Прорвемся! Так вот, оказывается, как быстро сбылись слова шефа! Одна резь в глазах от пены и слезы, когда лопается большой красивый мыльный пузырь! Вот это заварили мы кашу! Пришла пора расхлебывать! Ну, что ж, господа, какой бы крестный путь нам не выпал, - мы его пройдем. Теперь нас двое! Правда, любимый?
     - Пройдем, Анна! Тут и муха не гудит!
 
     Прощание с тайгой               
В последний день Анна с Георгием ходят снова по старым друзьям.  Они идут недалеко от дома по быстро темнеющей тайге. Останавливаются у кедров, гладят их стволы. У елей собирают и нюхают смолу.
     - Смотри, Анна! На нас снова глядит миллионоглазый Млечный Путь. -             
Георгий многозначительно смотрит на Анну. - И в центре его-огромная черная дыра.    
     - Но почему мы не увидели посланную нам звезду, чтобы загадать желание, чтобы оно сбылось?
     - А может быть, ее притянула к себе черная дыра? - смотрит на Анну Георгий.
     - А может, Вечность, сейчас удивляется, на нас глядя. Как это люди, вступившие с нею в контакт, не захотели увидеть посланную им звезду и не поймали свой миг удачи? А мы в это время суетились по поводу скважины, - смотрит на Георгия Анна. - Председатель говорит, - продолжает анализировать Анна, - что купим 30 неистощенных скважин. Но тогда не будет объединения трех компаний, не будет объема работ для англичан и, главное, – кредита в пятьдесят миллионов. «Зама» этого не допустит.
     - Точно, Анна! Ему импонирует твой размах купить оба варианта. Подтверждается еще раз моя поговорка: хороший замах не пропадает! А Председатель против Банкира не пойдет, кишка тонка! Так что, и вправду, еще не вечер! -  А начать спокойно жить, Анна, чего я тоже очень хочу, - нам в ближайшие пять лет не светит.               
    - Тогда скорее домой! - А то тебе лучше не становится. То температура, то упадок сил. Смотри, ты уже мокрый!

Самолет Банкира  FALCON 900 готов к вылету. Провожают «Голова», его сын, Акимыч и двое директоров соседних АО. Нет Гафара.               
Служащий аэродрома откатывает трап.
По аэродрому, сигналя и мигая, мчится шестерка Жигулей Гафара.                Акимыч подбегает к служащему и показывает на машину, прося задержать вылет. Служащий подбегает к носу самолета и поднимает вверх две руки. Снова подкатывает трап.               
Гафар объясняется с «Головой», держит какую-то папку.                По трапу спускается в расстегнутой куртке Георгий.
     - Ну, как ты мог Георг, - улыбается Гафар, - улететь, не простившись со мной?               
     - Ну вот, видишь, Гафар, - улыбается Георгий, - я на земле, давай обнимемся.
Обнимаются.
    - Вот, теперь лети. Обнимай Анну! Да, возьми эту папку. Что тут, - разберешься!
Самолет начинает разбег и скоро исчезает в сгустившихся тучах.


 



















Глава 16. Чрезвычайный Совет директоров. Прости меня.               

Старый кабинет Анны. Анна вынимает из сейфа красную именную папку с золотой надписью «ПРЕЗИДЕНТ».
Дверь открывается, в дверях Председатель. Он выглядывает в коридор и закрывает дверь. Подходит к телефону, звонит.
     - Генриетта, меня нет! Президента, - тоже! Ни с кем нас не соединять! - садится на стул посетителя. Председатель мрачен.
     - Что случилось, Борис Ефимович? – Анна опускается в свое кресло.
Председатель молча смотрит исподлобья.               
     -  Да говорите же, что случилось?
     - Acta est fabula! - представление окончено! - продолжает хмуро смотреть на президента.
     - Борис Ефимович, я слушаю. 
     - Сегодня мне один член… правительства сказал, что надо готовиться к худшему.
     - Ой, мамочка! Куда же еще-то!
     - Я поехал к «Заме», тот подтвердил. 
     - Господи, еще не легче! К чему готовиться? Уж, не падет ли Правительство?
     - И это может быть, - мрачно изрек Председатель, - а скорее всего «скаканет» доллар.
     - Еще выше? Уму непостижимо! И так доллар больше трех тысяч пятьсот!
     - Вот, вот. Вы обсудите с Георгием Петровичем, сегодня, как это отразится на проекте. Завтра, в десять утра, на чрезвычайном Совете мы с вами все обсудим и должны выработать меры.
     - Ну, надо же! - еще не успокоилась Анна.
     - Все, что я сказал, это строго секретно! - Председатель уходит.

Комната Анны. Георгий в вельветовом костюме сидит на сложенной тахте, откинувшись на спинку.
Звонок телефона. Георгий берет трубку.
      - Председателю из Правительства слили инсайд, - тревожным голосом говорит Анна, - он мрачнее тучи. Поручил, чтобы я и ты завтра на Чрезвычайном Совете директоров изложили свое видение двух наших нефтяных проектов с учетом резко ухудшающейся экономической ситуации в стране. Господи, когда же я начну спокойно жить?
     - Вот он, «Черный лебедь!»* Опять все не слава Богу! То понос, то золотуха! В этой стране, Аннушка, ты никогда жить спокойно не будешь. Россия просто обречена на беды! И большинство бед, - от нас, дураков! А поскольку один дурак может заварить беду на весь уезд, а у нас уездов, как дураков, много, - вот и маемся!            

     *Популярная фраза экономистов и биржевиков при кризисных ситуациях.

Вечер. Георгий, подложив какой-то журнал на колени, что-то пишет на листочке.
Звонок входной двери играет мелодию «Тореодор смелее».
Георгий идет открывать дверь.
     - Вроде немного порозовел? – раздеваясь посмотрела на Георгия Анна. - Так, продолжай пить чай Любаши! Тебе помогает!
В столовой, на столе в маленькой вазочке белый георгин. Два блюда с салатом и оливками, блюдо с сыром.
Быстро входит Анна в деловом костюме без жакета.
Подходит к Георгию, обнимает за талию, заглядывает в кастрюлю.               
     - Ой, что у тебя там, любимый? Брокколи? Мой личный повар! Дожила! Наконец, дожила до того дня, когда меня ублажают по высшему разряду!
     - Садись, садись и рассказывай! Я подам сейчас.
Георгий ставит на стол брокколи, стейк зажаренного лосося, поливает соусом, садится сам. Дальнейший разговор проходит за едой.               
     - Но я понял, ведь точно никто и не знает? Правительство, доллар, рубль, нефть?      
     - Одно потянет другое! Начнется такое, - мало не покажется! Тогда за каждый час промедления мы можем потерять огромные деньги.
     - Инвестиции в большие проекты в это турбулентное время никто не делает, – жует Георгий, - а зря. Большинство крупных компаний здорово обесцениваются на пике кризиса, и быстро потом поднимаются, почти до своего уровня. Так что на дне подбирать, когда упадут, - самое время!
Анна смотрит на Георгия подозрительно.
     - Слушай, есть что-нибудь, что ты не знаешь?   
     - Есть, Анна. Например, в какое время ты меня страстно захочешь?
Анна оттягивает палец и бьет Георгия по лбу. Смеется.
     - Я всегда тебя хочу, балда! Даже сейчас!

Кабинет Председателя. Шкаф, сейф, холодильник, два стола буквой «Т». По четыре стула с обеих сторон стола. Кресло в торце.
На маленьком столике офисная аппаратура с компьютером. Книжные полки. Журнальный столик, два небольших кресла возле.
В кресле сидит Председатель за своим столом.
За другим столом сидят пять членов Совета вместе с Анной. В торце, напротив Председателя, сидит Георгий.               
     - Ей - Богу, я скоро стану мистиком, – оглядывая всех, начал Председатель. - Но по порядку. Недавно вы все проголосовали за шестого члена Совета. Его же вы избрали и Президентом чуть ранее. Такого в принципе не бывает! А мы вот выпендрились! Но, - разводит руками, - без Анны Владимировны, оказывается, - мы никак!
     - До сих пор, как-то жили!               
    - Турки вы несчастные! Раньше! Это когда раньше? При социализме с перекошенным лицом? И много ты тогда имел? Все вы, члены Совета, начали подниматься на ноги в начале 90х, а твердо стоять стали только сейчас. - Оглядывает членов Совета. - Все вы и я, грешник, извлекли пользу на крушении СССР и становления новой власти. Ты, Палыч, совсем о другом. Ты говоришь о стабильных предсказуемых временах, а точнее о золотых годах СССР.               
     - Да, мои лекарс-ства мне и при Бреж-жневе принос-сили денеж-жку. 
     - Ну, ты, Кузьмич, у нас «цеховик» известный. Как ты не «загремел» при Андропове? А знаете, что сказал недавно наш спонсор Банкир, уважаемый Евгений Замавич?
«Я оттого к вам не приезжал, что мне не интересны ваша торговля окорочками, алкоголем и сигаретами».
Обводит всех взглядом.
    - Aquila non captat - орел не ловит мух.               
Георгия Петровича, я специально попросил сесть в другом торце стола на ваше всеобщее обозрение. Защита их проекта, с Анной Владимировной, в банке Евгения Замыча, и ее доклад о нефтяной стратегии компании, дали нам полтора миллиона долларов. И дадут еще!
     - И почему мне никто не дает? - реплика.
     - Там или в английском торгпредстве, - продолжает Председатель, - надеюсь, будет подписаны договора с сибирской нефтяной компанией и, возможно, с англичанами.
Анна и Георгий переглядываются.             
     - Меня Евгений Замавич попросил передать вам, Анна Владимировна и Георгий Петрович, чтобы вы не ослабляли работу над Альтернативным проектом.
      - Зач-чем нас-с с-собрал, Предс-седатель? – не вытерпел Геннадий Кузьмич.    
      - По телефону это не обсуждается.
Давайте я вам представлю сначала членов Совета, Георгий Петрович. Это - Ювеналий Павлович, - наш табачный король. Это – Вадим Сергеич, - товары повышенного спроса. Это - Андрей Степанович, - компьютеры. Геннадий Кузьмич, - лекарства.
Георгий Петрович, прошу минуту сказать о себе.   

     Георгий - Главный представитель английской компании в России
     - Год, как на пенсии. Последние восемь лет работы, - космический челнок – «Буран». Начальник военной приемки. Полковник.
     - Пог-годите, пог-годите! – возник Геннадий Кузьмич. - А где ж-же нефтяное образование?
     - Никакого.
     - И в этой отрасли не работали?
     - И не работал.
     - Так под чьим знаменем нам предлагают идти на баррикады? – ухмыльнулся Вадим Сергеич.
     - Анна Владимировна, поясните им, - улыбнулся Председатель.
     - Не гирьки на чашу весов Георгия Петровича, а факты. Чем наша компания занимается? Инвестициями в те отрасли, которые имеют повышенный спрос в России. Что Геннадий Кузьмич имеет медицинское образование, занимаясь лекарствами?
     - У меня выс-сокооплач-чиваемые конс-сультанты, - парировал Геннадий Кузьмич.
Президент продолжает.
     - У Вадима Сергеевича образование иняз, а он спец по десятку товаров повышенного спроса. Ювеналий Павлович, у вас же - пищевой институт? И как вас только на табак дорожка вывела? Председатель, скажите же всем, о чем просил недавно наш Банкир Георгия Петровича?
     - А-а! Да! – вспомнил Председатель. - Евгений Замавич просил Георгия Петровича не отказываться от должности, которую ему предложили в английской компании.
Обводит всех взглядом. Никто не задает вопросов.
     - Должностенка, конечно, так себе, но Зама просит.   
Снова обводит всех взглядом. Продолжает.
     - Быть Главным представителем английской компании в России. «Тыщ» пятнадцать оклада. Ну, конечно, все остальное прилагается.       
Слышится удивленный свист. Кряканье.         
      - Ахринеть! – чей-то возглас.
      - А теперь про знамя. – смотрит на Вадима президент. - Началось нефтяное направление с моего посещения конференции по инвестициям в отеле «КОСМОС» год назад.
     - Вот! Вспоминаю! – радостно прервал президента Председатель. - Вы о ней доложили шефу, он – мне. Потом мы сели в кружок. А вы на конференции набрали визитки и потом их отработали. Так что под знаменем Анны Владимировны и моим президент привела к нам в компанию разработчика собственного проекта, который работал, кстати, на нефтяной бирже.
     - Так что же он молчал?
     - Все! Давайте по делу! – призвал Председатель. - Есть ли от ваших любых источников сообщения о худших временах, которые вот-вот на носу?
Молчание.               
     - Девяносто пять процентов деятельности компании, - продолжила Анна, -  осуществляется путем закупок товаров заграницей на доллары и продажей их в России. Доллар зависит от смены правительства, от цены на нефть, от мировых потрясений и катаклизмов, - подхватила президент эстафету от Председателя.
     - И еще от кучи чего, - мы это знаем! – Реплика с места.
     - Если, что - либо очень плохое случится по этим причинам за эту неделю, мы потеряем сотни миллионов рублей. И, как Георгий Петрович выражается, тогда будет «поздно рано вставать»!
     - У меня до заседания состоялся разговор с президентом о нашей заначке, – вступает Председатель. - Я был приятно удивлен, какая сумма возвышается над нашим неприкосновенным уставным капиталом на специальном накопительном счете. А ты, Геннадий Кузьмич, и ты, Ювеналий Палыч, сколько раз совращали меня его потратить?      
     - Но кто ж-же мог предугадать тогда, ч-что нас-ступит такой финанс-совый голод? 
     - Вы что же Библию не читали про Иосифа, который спас народ египетский и другие народы от продолжительного голода, создавая запасы хлеба в «тучные времена»? Почему Анна Владимировна от вас отбивалась и сохранила заначку? И мы, благодаря ей, сейчас не шарим по сусекам и, думаю, переживем наступающие трудные времена.
     - Ну, не зря ж-же я оценил ее мудрос-сть и предлагал ее быс-стрее ввес-сти в С-совет директоров!
   - Кроме уставного капитала, - информировал Председатель, - у нас на накопительном счете, - добавленный и резервный капитал, плюс нераспределенная прибыль. По совокупности это достаточно, я думаю, чтобы пережить надвигающийся кризис. Но поручиться не могу за наши непредсказуемые времена. 
     - Во, будет смешно, - рявкнул Ювеналий Павлович, - если все, чем вы нас пугаете, - это «утка!»
     - По каким направлениям мы еще не перевели доллары продавцам? - обводит всех глазами Анна.
     - У меня два дня не дают ответа о зачислении, - вставил реплику Вадим Сергеевич.
     - Все! Председатель! Какого черта он здесь сидит! Немедленно, сейчас прямо, выгоните и пусть он додавит зачисление и больше ничем не занимается. В противном случае, если он не сумеет зачислить, а сведения от члена Правительства реализуются в пару дней, - с него компенсация за потери компании!
     - Давай, Вадим Сергеич, отваливай!
     - А если это только слухи?
     - Я поддерживаю озвученные штрафы Анной Владимировной. Иди и реши вопрос о зачислении.
     - Кстати, - Председатель обводит всех мрачным взглядом. - Совсем недавно, в Метрополе, при слушании стратегии развития компании только что избранным вами президентом, Анна Владимировна предрекала нам, что наше Правительство однажды лишит нас возможности выгодно играть с ним в ГКО. Кто тогда обозвал ее нашей Кассандрой?       
Затянувшееся молчание.             
     - Ну, я, вроде, высказался по поводу ее пророчества, - пробасил Ювеналий Павлович.
     - Так вот, половину моих трехмесячных ГКО я уступил вчера с убытком в двадцать пять процентов.
    - Ёшь твою мышь!
    - Ч-что ж-же ты молч-чал-то?
    - Писец!
    - Тудыт твою в качель…
     - Если до обеда не возьмут вторую половину, - мрачно обвел взглядом директоров Председатель, - буду дисконт увеличивать до тридцати процентов.
     - Так что же спасать вначале? – возникает Вадим Сергеич. - Если в понедельник это окажется слухами, с тебя, Председатель, ящик элитного коньяка.
     - А если что-то случится, с тебя, - нашелся Председатель, - банкетный зал Метрополя для членов Совета.
Вадим Сергеич уходит.
     - Ювеналий Павлович! Что молчите? По моим сведениям, у вас оплата должна пройти в понедельник, - напоминает президент.
     - Ну, так, в понедельник и пройдет! А, может, действительно, все это слухи? Ведь сколько их мы пережили?
     - Так не годится. У вас сегодня полдня. Давайте проводите платеж! – строго смотрит на него президент.
     - Но сейчас там еще ночь! – возразил Ювеналий Палыч.
     - А потом у нас будет ночь! – напомнил Председатель, - Иди! Иди, давай!
     - Председатель, а ты не разыгрываешь насчет дисконта? – останавливается в дверях Ювеналий.
     - Я подшутить люблю, это правда. Но, Палыч, за такие шутки убивают! Abiens! (Уходя, уходи!)
Ювеналий Палыч уходит.
     - Геннадий Кузьмич, - смотрит на него президент, - у вас оплата в самом начале следующего года?
     - И это правда! – подтверждает Кузьмич.
     - А у вас, Андрей Степанович?
     -  Аж, в марте следующего года! – рапортует Степаныч.
 Президент обращается к Председателю.               
     - Ну, я не знаю, где еще можно соломки подстелить?
     - Да, - соглашается Председатель, - мы делаем все, что можем! Остается самое противное, - ждать!
     - Я не член Совета, но есть вопрос, – поднимает руку Георгий. - У вас неприкасаемый уставной капитал был священной короой. Это, в нормальные времена. А если завтра доллар укрепится на треть? Тогда рублевая подушка на треть усохнет! Надо срочно ее израсходовать.
Председатель и Анна переглядываются.
     - У меня мелькнула мысль о священной корове, - смотрит на Председателя Анна, - но я себя усмирила. - Я в Совете без году – неделя! И так мне достается за мои нестандартные идеи. А вот перед нами незашоренный человек. Что скажет на эту реплику Председатель?
     - Изымая уставной капитал, - рассуждает Председатель, - мы засветимся в банке, - это, раз. Второе, - если предупреждение оправдается, а я в него верю на все девяносто, то за нами придут органы, поскольку обвинят, что мы использовали слитый инсайд, знали о том, что случится и тратили его. Будут из нас выбивать, - от кого прошел инсайд.
     - Х-х-ха! Ес-сли такое случ-читс-ся, то наш-ши израс-сх-ходованные ус-ставные доллары будут с-смеш-шными крох-хами по с-сравнению с друг-гими с-суммами, которые прямо сейч-час-с обменивают на твердую валюту.            
     - Георгий Петрович сидит, как Будда, – смотрит на любимого Анна. - Выдал предложение, а мы мучайся! Георгий, ты не слышал, что я сейчас скажу. Председатель, а что, если рискнуть на половину уставного капитала, вы же игрок? Удача нахрап любит!
Переводит взгляд на Председателя.
     - Я готова отдать свои входные два миллиона в трудный час для компании, перечислив их, как долю, за покупку 40 истощенных скважин.               
     - Тогда вас выведут из Совета директоров, - сказал Андрей Степаныч.    
     - Ну и что? Если это поможет компании. Голова – то у меня, надеюсь, останется!
     -  Какой же настырный у нас президент! Все-таки продвигает Альтернативный проект! Мы, ведь, «утерлись» с так и не воскресшей скважиной в Сибири?               
     - Вы недавно сетовали, что ваш красавец автомобиль сломался? – хитро смотрит президент на Председателя.
     - Причем тут мой автомобиль? Я заменил масляный насос и летает, как новенький!
     - И на участке Гафара скважина ожила бы, если бы заменили плунжерный насос. Но не нашли!               
     - Уж, не думаете ли вы, перевести им свой вступительный взнос, когда у
нас нет еще и договора? – возник Андрей Степаныч. – Это, равносильно выкинуть доллары с Останкинской башни!
Президент молчит, опустив глаза.
Председатель считает, что убедили неразумного президента.
      - То - то!
       - А в твоей головенке, Предс-седатель, не мелькнула эта ш-шальная мыс-слиш-шка, - рис-скнуть потратить половину ус-ставного капитала, а у Президента прос-скоч-чила. Так кто из вас-с азартный игрок на бирж-же?
     - А вы знаете, почему прозвучало такое предложение от Георгия Петровича?  - поворачивает президент голову в сторону Геннадия Кузьмича. - Мне, конечно, попадет за это. Он же играет на бирже NASDAQ!
Председатель, Геннадий Кузьмич, Андрей Степаныч, - хором.
      - Да, ну-у!
Председатель то ли в ужасе, то ли в восторге.
     - Ну и стая подобралась! Нет, все-таки надо открыть клуб игроков! 
Так. Тихо! Кто за то, чтобы потратить сегодня всю рублевую подушку и половину уставного капитала в счет оплаты закупок лекарств и компьютеров.
     - Я буду за, - опускает глаза президент, но надо бы добавить пунктик: треть перевести в счет закупки 40 истощенных скважин по Альтернативному проекту.         
Андрей Степанович заливается нервным смехом.
     - Теперь без голоса президента ничего не решим!
     - Чтобы я больше этого не слышал! – грозно «рыкнул» Председатель. -  Итак, кто за?
Поднимает руку. Руки поднимают все и даже Георгий Петрович.
     - Большинством в один голос Георгия Петровича вопрос решен положительно, улыбается Председатель.               
Обращается к Геннадию Кузьмичу и Андрею Степановичу.
     - Как вы в Гонконге и в Штатах убедите продавцов, чтобы те приняли оплату, - это ваши трудности. Жду сегодня от вас положительных вестей. Разбежались. Ну и Совет!
Геннадий Кузьмич и Андрей Степанович уходят.               
     - Ну, ребята, - обращается Председатель к президенту и Георгию, - смотрите, если что-то пойдет не так!
Разводит руками. 
     - Ничто так не разделяет, как общая собственность, - говорит тихо  Председатель. - Считайте, что и меня выгнали!
Быстро уходит.
Анна подходит к Георгию, вешается ему на шею.
     - Чтобы я без тебя делала, любимый?
     - Кто бы сомневался!
     - Ах ты…
 Дальше Анна только мычит…               


     Анна везет Георгия в свою поликлинику               
Ночь. Квартира Анны.
Столовая, Анна наводит порядок у плиты и вдруг замирает.
    «Господи! Совсем забыла! Какая же я засранка! Я же когда обещала себе погнать в поликлинику Георгия?»
Комната. Георгий сидит на тахте, читает журнал о нефтедобыче.
Анна врывается в комнату.
     - Нет, Георгий. У тебя слабость не проходит. Ты пойдешь в мою поликлинику! Сколько ты будешь водить меня за нос? Ох, и разберусь я с тобой! Мало не покажется!    
     - Ну, пропал, молодой и красивый! Анна, в Сибири, под елями, ты была более естественной. Так со мной ни Председатель, ни Банкир не говорит!               
     - Вот, дуреха! Всякий раз верю его сказкам! Хватит! Да я тебя за ручку туда поведу!
Поликлиника в ведении Управления делами Президента… А в поликлинике после моего звонка…               
Георгий прерывает.
     -  Анна, не дрейфь! Прорвемся! Мне уже становится лучше. Еще  пару денечков побуду на домашнем режиме, попью любашиного чайка с медом - и все пройдет. Терпеть ненавижу ходить по врачам.
     - Нет, нет! Никаких возражений! Как же долго до тебя доходит, что так относиться к своему здоровью нельзя! Это лучше, я думаю, чем твой госпиталь Бурденко. Тем более, что тебя там никто не ждет, как ты говорил. Всех пенсионеров разогнали по районным поликлиникам.  После моего прихода вместе с тобой, к тебе отнесутся самым внимательным образом.
     - Ты меня прости дуру, но мне надо было вести тебя в поликлинику, еще тогда, когда у тебя прихватило сердце, когда ты нес мне всякую чушь про быка… надеюсь, ты вспомнил.

Поликлиника. Кабинет врача.
      - Владимир Васильевич, вот этот упрямый наш главный эксперт, которого я привела к вам силой. – Анна подталкивает Георгия. - Повертите его со всех сторон и построже, а то он меня совсем не слушается, а я поехала в компанию. В обед я вам позвоню.
    - Не беспокойтесь, Анна Владимировна, и повертим и мочу, и кровь выдавим, и сердце, и все внутренности… просветим, - улыбался средних лет плешивый толстячок.
Президент уходит.
   - Это вы мне положили только что заведенную на вас амбулаторную карту. А где же ваша старая медкнижка? – смотрит врач на Георгия.
     - В следующий раз принесу.
     - Жалко, Георгий Петрович, что у вас с собой нет вашей старой медицинской книжки. Жалко. Давайте договоримся так, вы сейчас сдаете анализы крови и мочи. Хорошо хоть догадались ко мне приехать натощак. После этого я вас осмотрю и потом погоню по специалистам. А книжечку старую в следующий раз непременно захватите, уж, пожалуйста, сударь, а то мы так никакой динамики не увидим. Вот и хорошо, вот и славненько!

     - О-о, Георгий Петрович! Приветствую вас, дорогой! – как родного встречал его на следующий день Владимир Васильевич.
Смотрит в компьютер результаты анализов.
    - Так, так, расстались с кровью и с мочой? Да вы, сударь об этом не жалейте, крови у вас целое ведро по сосудам бегает, а мочи два литра в день выливается.
Приближает голову к экрану компьютера.
     - Мда-а…
     -  Вижу, по специалистам пробежались…
 Листает мышкой на дисплее анализы…
     - Мда-а…
     - Ну, сударь, давайте финишировать будем! Видимо, вас очень ценит президент компании.
Мерит давление.
     - Так, так, гипотоник вы говорите?  Да, действительно, 110 на 70, это не страшно. С таким давлением непременно умирают… но не раньше, чем в возрасте сто лет. Так, повернитесь спиной, «пожалте», хорошо. Теперь повернитесь, так, руки верх… постойте, а это что у вас?
     - Не знаю, - врет Георгий.
     - Как это не знаю? Нет, так не годится, мы, сударь, так не договаривались!
У вас было что-нибудь подобное раньше?
     - Да было, я почти забыл об этом.
     - Когда?
     - Два года назад. И даже пункцию делали.
     - И результаты?
     - Кажется, ничего не нашли.
     -  А узлы под мышкой были такие же?
     - Да не помню уже.
«Вы не исправимы, Георгий Петрович! - молнией проскочило в голове последнее посещение своего врача в военной поликлинике на Пироговке - Пишите расписку…»
     - Значит, не помните, - повторил Владимир Васильевич, - так, так. Снимайте штаны. Да, да, снимайте. Был бы я ваш папочка, я вас бы выпорол, а так, - не могу! Не могу, сударь, и не уговаривайте меня. И плавки спустите, ниже, ниже.
Надевает перчатки. Щупает паховые узлы.
     - Так и есть. Если под мышкой с миндаль, то в паху лимфоузлы - с фундук. Так, одевайтесь, будем договариваться с онкологом, хорошо бы он был на месте.
     - Виктор Илларионович, я вас приветствую! Не могли бы вы сейчас сделать пункцию одному сударю? Так, прекрасно, а когда результаты? А если экспресс-анализ на вашей новой установке? Уже запустили ее? Так это замечательно!

Кабинет Виктора Илларионовича. 
     - Георгий Петрович, говорите, а вы прикройте глаза, чтобы не слепили эти шесть ламп. Хорошо. И не бойтесь, это не больно, не больнее укуса комара. Вот и чудесно. Под мышкой нам достаточно, можете одеваться и спускаться к Владимиру Васильевичу, результаты мы ему принесем. Желаю вам…

Через два дня Георгий снова был в кабинете Владимира Васильевича.
     - Да, да, жду вас, сударь, заходите! Ну, сударь, вам грех жаловаться, мы прокрутили вас в первый день за два часа по просьбе Анны Владимировны, из рук в руки, другим тоже самое, мы делаем за два дня. Видимо, вас очень ценит президент компании, и каждый ваш час очень высоко оплачивается, коли нам ставят такие задачи.
Смотрит на экран компьютера.
     - Но вот что я вам скажу, сударь, как бы поаккуратнее выразиться…  Вы, я смотрю, бывалый мужчина, а не кисейная барышня, и наши предварительные выводы должны встретить стойко. Лимфосистема ваша, – смотрит на Георгия, - в плохом состоянии. Нехорошо вы к ней относитесь, нехорошо. Она уже просила у вас помощи, но вы проигнорировали ее крик.
Прокручивает мышкой результаты анализов.
     - Селезеночка ваша тоже, как бы попонятнее выразиться… вы технарь похоже?
     - Вроде того.
     - Так селезеночка ваша длительное время работала на форсаже, да, сударь! Вот так, таким образом! И это не есть хорошо. А остальное, – все более или менее, а точнее, - недалеко от нормы. Так что придется огорчить вашего президента, что в ближайшее время мы настоятельно рекомендуем вам заняться не в компании, а собой! Вот так, таким образом! 
     - А, может не стоит пугать Анну Владимировну?    
     - Позвольте, позвольте, сударь! Я же не сказал, что вы в этом году «дадите дуба»! Мы просто вам рекомендуем обратиться к специалистам онкологам.
     - Вы еще сами не уверены, так чего же ее огорчать…   
     - Как это? Как это не огорчать Анну Владимировну? Ну, вам же придется в ближайшее время вместо работы торчать у специалистов онкологов, это же, безусловно, огорчит президента. Похоже, вы незаменимый специалист, и она дорожит каждым вашим часом.
     - Да, уж…    
     - Вот и правильно, вот и разумно, сударь! Всегда к таким вещам надо относиться философски. Онкологи проведут свои более углубленные исследования и, возможно, в чем-то подправят нас сирых. Да, сударь, всего хорошего! Так что ни пуха, ни пера! Прощайте!
               
     Анна паникует               
Столовая. Георгий стоит в фартуке у плиты, мешает что-то на сковородке.
Слышит звук открываемых дверей. Шлепание туфлей с ног Анны, падение ее портфельчика, топот ног. Удивленно смотрит на настенные часы. Быстро подходит Анна, смотрит на Георгия.
     - Ты что, Анна, неужели из-за меня ты прилетела с работы в пять часов? Ну как же, вот у тебя и глаза на мокром месте. Чур, мы так не договаривались. Да что ты на меня так смотришь? Мне Владимир Васильевич гарантировал, что до конца года я «дуба не дам»! Не веришь? Позвони ему!
     - Я уже звонила. Уму непостижимо. Как я могла столько времени тебе верить…
     - Анна, если ты так на меня будешь смотреть, я сейчас же пойду и напьюсь. Ты хочешь этого?
    - Все, все, мой любимый, больше не буду, - с надрывом, как после рыданий, сказала Анна. – Но, Георгий, надо срочно…
     - Ничего срочно я больше делать не буду. Да быть такого не может, чтобы у меня было настолько плохо, что необходимо что-то предпринимать срочно! Прорвемся, Анна! Мы еще покоптим небо! Ведь ты у меня умница.
Георгий шагнул к Анне, приосанился и широко улыбнулся. У Анны потекли слезы, и она, порывисто обхватив Георгия, кинулась ему на грудь.
     - Ну, все, все, успокойся, - гладил ее волосы Георгий, - я же сказал, что ты у меня умница, а умницы что?
     - Не плачут… - всхлипнула Анна.
     - И еще что?
     - Не знаю… - опять всхлипнула она.
     - И не нагнетают обстановку, - подсказал Георгий. – Договорились? Ну, скажи, договорились?
     - Договорились, - всхлипнула Анна и как ребенок вздохнула.
     - Вот и хорошо.
Георгий оторвал ее от себя, посмотрел с укором в зареванное лицо, и осушил поцелуями ее слезы.
     - Все, Анна, все, целую последнюю, и чтобы больше ни одна не вытекала.
     - Но, Георгий, - всхлипывала уже без слез Анна, прижимаясь к нему, - надо… надо проконсультироваться у онкологов… в каком-нибудь институте… и не откладывая.
     - Да не бери ты в голову эти рекомендации…
     - Георгий, – всхлипнула снова Анна…
     - Мы же договорились с тобой без слез, - с досадой сказал Георгий, отодвигая от себя Анну и смотря, как из-под закрытых век вытекают очередные слезинки.
     - Я стараюсь, - всхлипнула Анна снова, - не получается…
     - Ладно, ладно, - позволив Анне себя обнять и прижаться, с сочувствием сказал Георгий, - ладно, позвоню я, пожалуй, своему приятелю в онкоцентре, напрошусь к нему на консультацию. Только ты не хорони меня раньше времени, - отодвинул Георгий Анну, пытаясь посмотреть ей в глаза, и тотчас пожалел о необдуманной фразе.
   Анна больно вцепилась в него всеми пальцами, как будто кто-то очень сильный отрывал Георгия от нее. Лицо ее помертвело, глаза в ужасе расширились, и она замерла.
     - Ну что ты, Анна, что ты? – последними словами в сердцах проклинал себя Георгий, - успокойся, ради Бога! - Но Анну начало бить крупной дрожью и послышались нечленораздельные звуки.
Георгий подхватил Анну на руки, понес в комнату на тахту и бросился к холодильнику.
    - Так, что тут, - лихорадочно шарил он по верхней полочке на дверце, где у него раньше, на Домодедовской, стояли нужные маленькие пузыречки, - ага, вот кажется, да, это валерьянка.
Судорожно накапав в кружку капель десять, плесканув из чайника воды, Георгий помчался к Анне. Мертвецки бледная Анна по-прежнему, лежала в той же позе, и ее била крупная дрожь. Георгий приподнял голову.
     - Глотни, Анна, глотни водички, прошу тебя…
Он влил немного воды в полуоткрытый рот. Анна судорожно глотнула и открыла глаза. Из глаз снова потекли слезы. Георгий почти силой влил остаток воды с валерьянкой. Знакомый запах разлился кругом и напомнил ему о скандальных сценах его прошлой семейной жизни на Домодедовской. И у него нехорошо заныло сердце. Этот знакомый запах был ему ненавистен.               
  «Успокоить, любой ценой успокоить! Да разве ж сам он дал ей повод, чтобы считать себя приговоренным? Несомненно, ей нашептали что-то эти сукины дети эскулапы! По голому заду им горячей лопатой! Неужели, этот хрен-сударь, что-то от него скрыл? А может, ей напел что-то онколог? И что они ей такого могли напеть? Лежал бы он в лежку, была бы у него высокая температура – свидетель каких-то происходящих нехороших процессов, тогда еще что-то можно подозревать! Слава Богу, с медиком прожил не один десяток лет, что-то понимает! А то – всего лишь тридцать семь градусов! И мужик сам приходит к ним на осмотр! Чего переполошились? Абсурд! Чушь собачья! До смерти напугали женщину! Погодите, натрет он им одно место, мало не покажется!
     - Георгий! - со слезами в голосе, смотрит на него Анна. - И это ты называешь «не дают спокойно жить»? Ты с таким трудом создал длинную цепочку… вплел ее в могучую цепь, которая протянулась во многие концы, образуя единую систему! А сейчас ты выпадаешь… ты нарушил отлаженную жизнь многих людей… вовлеченных в твой уникальный проект! Ты разрушаешь систему!
     - Что такое ты говоришь? Во-первых, я без тебя не смог бы все это связать! Проект наш, не умаляй свою роль! А во-вторых, я что, сорвал чей-то график работ? Что-то кому-то обещал и не сделал? Я никому и ничем не обязан! И пусть мои проблемы никого не волнуют!               
    - Георгий, ну, как же так? – с укором подняла глаза Анна, в которых стояли слезы. - Ты вступил в сложный взаимозависимый мир. Твое место, время появления и результат твоих действий вписан в десяток программ…
     - Послушай, Анна, что ты нагнетаешь? Я никого не просил никуда меня вписывать! Так ты проектом обеспокоена, или моим здоровьем?               
Анна всхлипывает, привстает, обнимает Георгия, кладет на плечо голову.
     - Здоровьем… ты столько… в него вложил…          
Георгий укладывает Анну на тахту. Накрывает ее пледом. Садится.

     «А что же Анна? Неужели его здоровье ей важнее, чем ему самому? Да что же с ней будет, если, не дай Бог, ему, действительно, станет плохо? И она, вот так, будет водить его за ручку по врачам, бросать работу, падать в обмороки? Да она быстрее подорвет свое здоровье, чем он «даст дуба»! А с ее ребятами, с этим Советом директоров, банкирами, с этими мистерами, для которых время – деньги… да они через пять дней ее выкинут! Тут и муха не гудит! Как же некстати воспалились его узелки! Уж не могли с годик подождать!    Или уж лучше это случилось бы раньше, до Дали! По крайней мере, это была бы только его проблема! Вот, оказывается что, его личные проблемы не дают спокойно жить его любимой женщине!»
     - Ну и кретин! И это ты называешь «не дают спокойно жить»? – прорвалось его Второе «Я». - Ты действительно разрушил систему! Сис-те-му!
    - И ты туда же!
    - Ну и чудик! – продолжало возмущаться Второе «Я». - Созданная тобой система - это тебе не прогулки по Царицыно: захотел – покормил синичек в два часа, не захотел – в пять! Это механизм с десятками сцепленных шестеренок. И не дай Бог, что случится с одной! Я давно тебе говорил, что это не твой мир, он не принесет тебе удачи. Ты второй раз наступаешь на одни и те же грабли. Вспомни, как на «бровях» вылез ты из своего нефтяного бизнеса? Хватило ума тебе тогда обрубить все и живым уйти? Вот и сейчас, пока не поздно, обруби все и займись своим здоровьем!
     - Нет, каков засранец? Обруби все и уйди! Как? Куда?
     - Вспомни свой любимый анекдот, про саперную лопатку, который ты не раз рассказывал во время всяких комиссий генштаба и прочих. Да ты что, забыл? Ну, когда комиссия писала по тридцать замечаний на лопатку: и не наточена, и плохо покрашена, и ручка с заусенцами… Выкинули лопату – одно замечание: нет саперной лопатки.
     - Вот, оно, что, - дошло до Георгия, - хорошо не вспомнил сталинское: нет человека и нет проблемы!
     - А что? Эффективно работало это у злого гения.
     - И куда же меня ты собираешься выкинуть?
     - Сгинь куда-нибудь. Немного поохают и найдут тебе замену, незаменимых нет! Не ломай жизнь Анне!
     - Очень доходчиво! Ну, а пока – сгинь ты! Вот так-то будет лучше! А то раскаркался: «мое пошатнувшееся здоровье не дает всем спокойно жить!» 
Георгий наклоняется над Анной.
     - Анна, открывай, открывай глаза! Тебе получше? Получше, да? Приподнять тебя? Сейчас, сейчас, я только подложу подушки! Вот так, да? Ну, слава Богу, как ты меня напугала! На, вот, глотни пару глотков. Вот и  молодец. У тебя уже начинает проступать румянец. Посмотри на меня, - и он улыбнулся до ушей, - я отлично себя чувствую! Ну, с чего ты переполошилась? Еще не вечер! Все будет хорошо, правда? Ну, скажи: все - будет - хорошо! Я - больше - не буду - паниковать!    
     - Георгий… ты должен…
     - Все, все! Завтра я буду у своего приятеля в онкоцентре. Вот увидишь, выпишет какие-нибудь таблетки, поглотаю недели две, и все у меня будет в норме, как прежде! Хочешь я тебя раздену и положу в постель? Нет? Ну, хорошо, хорошо, я посижу рядом, только успокойся! Чаю с лимончиком тебе сделать? Вот и умница! Посиди спокойно, я - мухой!

     Вердикт профессора онкоцентра               
Августа Георгий знал еще тогда, когда они жили в восьмиметровых комнатах, на разных этажах, в одном подъезде, в профессорском только что сданным доме – пятиэтажной хрущевки. Онкологический институт только переехал с Мещанки на Волоколамку. Август был еще кандидатом медицинских наук, а сам Георгий был еще лейтенантом, а его жена, девчонка Верочка, была уважаемой операционной сестрой, с которой всегда стоял на операциях директор онкологического института сам Блохин Николай Николаевич. Это он настоял выделить ей комнату в новом профессорском доме рядом с институтом. Подъезжая к онкоцентру на Каширке, в двадцати минутах езды от которого Георгий прожил свои последние четверть века, он не ощутил никаких сентиментальных воспоминаний.
   - Ну, здравствуй, здравствуй, пропащая душа! Наконец-то, вылез из своего Царицыно! – поднимался навстречу ему седой профессор с шикарной черной шевелюрой, разбавленной пегими волосками. - Живем в двух километрах друг от друга, а не видимся по году! – И его крепкая кисть зафиксировала ладонь приятеля. - Как там Верочка? Как сам? Садись, рассказывай!
   - Август, я к тебе за советом… за консультацией… если можно, за помощью…
   - Ну, что, кого-то из близких проконсультировать надо? Какие проблемы?! Э-э, а видок у тебя самого замотанный! Да садись, садись, выкладывай!
   - Нет, Август, садись лучше ты, на, вот, почитай.
Георгий открыл дипломат, достал медицинскую книжку, раскрыл ее на закладке и подал Августу. Тот взял книжку, подошел к своему столу, сел, надел очки и стал внимательно читать. Вся радость от встречи уходила с его лица, как уходит легкая волна в песок. Лицо стало озабоченным, строгим и суровым.
   - Кем доводится тебе этот родственник? – суровым голосом спросил Август, глядя на Георгия.
Георгий в растерянности посмотрел на Августа, открыл, было, рот, потом опустил глаза.
Август заложил страницу книжки ручкой, резко захлопнул ее, взглянул на обложку и отшатнулся.
    - Что-о? Это что? Это твоя книжка? – повышая голос, в изумлении тараща на Георгия свои южные глаза, спросил Август. - Так это твой гистологический анализ? Постой, а где делали?
Он снова открыл медкнижку на закладке и впился глазами в строчки.
     - В поликлинике Управления делами?
Август откинулся в кресле, снял очки и таращился, не веря своим глазам,
на Георгия.
     - Как же так? – спросил он, не отрывая взгляда от Георгия, - лимфогранулематоз… - голос Августа садился, - такой запущенный… когда же это…
     - Что ты разахался, как кисейная барышня? Ведь сорок лет работаешь в онкоцентре, разве впервые видишь такой диагноз? – стараясь не глядеть в глаза Августа, собрался Георгий. - Скажи лучше, можешь ли ты помочь?
   Август хлопал ресницами и во все глаза глядел на превращение подавленного, растерянного и тихого приятеля в колючего и злого. Очень быстро ему передалась злость Георгия. Август резко поднялся из кресла, сделал два шага навстречу и, остановившись на расстоянии протянутой руки, смерил Георгия восторженным и злым взглядом своих карих глаз.
     - Первый раз вижу требующего злого больного с таким диагнозом! А позволь тебя спросить, где ты был год назад?
     - Это ты лучше ответь, что ты видел своими профессорскими глазами, когда год назад смотрел на меня восемнадцатого ноября прошлого года в Царицыно на дне рождения у моей жены?
   Георгий не припомнил такой растерянности своего приятеля. Август приходил в себя еще медленнее, чем в первый раз.
     - А действительно, я же тебя видел почти год назад… Но… но… ты был тогда в порядке! Я ничего такого не заметил!
     - А сейчас, если бы я тебе не показал медкнижку, ты бы тоже не заметил? – ехидно спросил Георгий.
   Август растерянно оглядел приятеля с ног до головы, вгляделся в его злые глаза и неуверенно начал.
     – Ты уже, как вошел ко мне… два раза вытер платком лоб. А это один из симптомов болезни. Потом… Я тебе с порога сказал, что ты какой-то выжатый…
Август снова придирчиво оглядел приятеля с ног до головы.
     - Потом, отощал ты еще больше, а это явная кахексия… потеря веса… Ну, уж, раздевать я тебя не буду и на твои увеличенные паховые узлы и узлы под мышкой мне смотреть нечего, коль на руках ты имеешь результаты гистологии такого уважаемого ведомства, как поликлиника Управления. Только что же они тебя отпустили? И почему ты не лежишь у них, у тебя есть к нам направление?
   Вместо ответа Георгий достал платок и снова вытер испарину на лбу. Август окончательно пришел в себя.
     - Так почему ты все-таки не в стационаре? Может, у тебя проблемы с местом? Давай я положу в отделение, которое я курирую? Но… но в такой запущенной форме…
   Август решительно развернулся, резко сел в кресло и стал судорожно листать книжку. Георгий рассеянно осматривал кабинет хозяина.
     - Какого дьявола?! - вдруг вскричал Август. – Ведь тебе в декабре прошлого года в твоей военной поликлинике делали пункцию увеличенного лимфоузла под мышкой на предмет онкозаболевания? Ты что же молчал, когда встречались на дне рождения?
     - Мы встречались на дне рождения восемнадцатого ноября, - вяло напомнил Георгий.
Август еще раз посмотрел в книжку.
     - Ах, да… Ну, а что же ты не позвонил мне в декабре, когда у тебя обнаружили увеличение лимфоузлов? – в гневе вскричал он снова.
     - Да ничего тогда серьезного не нашли, - так же вяло ответил Георгий, взглянув на приятеля.
   Август вскочил с кресла, вылез из-за стола и грозно навис над приятелем с книжкой в руках.
     - Не нашли, говоришь? Не нашли?? А кому прокалывали узел размером с фасолину?? А у кого СОЭ подскочило до, - Август нашел нужную строчку, -  до тридцати??
     - Так результаты пункции, вроде, не показали онкозаболевания, - вяло отбивался Георгий.
     - Вроде! Не поверю, чтобы в твоей военной поликлинике, где ты наблюдался, тебя не предупредили!
     - Да чего-то говорили…
     - Чего-то там говорили!! – уже кричал Август. - Чего-то там говорили!! Ты что, старик дремучий из захолустной деревни?? Как тебя еще предупреждать надо?? Командирским ремнем по голой жопе?? Так что ли??
     - Ты чего орешь? Успокойся! – поднял на него глаза Георгий. - Не у тебя же проблемы?
   От такого успокоения Август совсем задохнулся. Вытаращив свои глазищи, он смотрел на приятеля, судорожно глотая ртом воздух, впиявив свои длинные костлявые пальцы в его бедную медкнижку, и Георгий готов был поверить, что Август, действительно, сейчас его выпорет, как забывшего дать больному лекарства медбрата.
   Со скрипом отодвинув стул, Георгий вылез из-под окаменевшего нависшего над ним профессора и поплелся к окну. Он смотрел на подстриженную траву во внутреннем дворике онкоцентра, на почти совсем облетевшие деревья с единичными упрямо зацепившимися за жизнь желтыми листьями, на озабоченных вперевалку вышагивающих по газону голодных ворон, на быстро отступающие под натиском тени облаков солнечные пятна на желтеющей траве, и в голове его совсем не было мыслей. Он не видел, как Август приходил в себя, как тяжело опустился в кресло, бросив на стол медкнижку. Георгий не слышал, как профессор открыл бутылку воды, налил стакан и жадно его выпил. Виденные Георгием картинки во внутреннем дворике не отпечатывались в его сознании и поэтому не рождали никаких мыслей.
     - Может, выпьешь коньячка? – неуверенно, нарушив молчание, спросил Август.
Георгий не ответил. Его просто не было в кабинете. Посидев немного. Август поднялся и нерешительно остановился за спиной Георгия. 
     - Жора! Ну, давай я положу тебя к себе в отделение? А? – участливо предложил он.
Георгий молчал.
     - Жора, ты ляжешь ко мне в отделение? – чуть настойчивее повторил Август.
Георгий посмотрел на него, как будто видел его впервые, и снова остановил свой взгляд на дворике.
     - Ляжешь в отделение, - уже мягче утвердительно произнес Август, - проведем несколько сеансов облучения… химиотерапию… попытаемся почистить кровь…
     - Зачем? – не поворачиваясь равнодушно спросил Георгий. - Ведь ты же знаешь, что я обречен! Ты скажи, есть у меня шансы выжить?
     - Боюсь, что у тебя не справляется селезенка, - засомневался Август. - Твой организм весь отравлен… Я не знаю, поможет ли тебе облучение и химиотерапия…
     - Ты скажи, у меня есть шансы?
   Август идет к столу, садится, надевает очки, приближает медкнижку к глазам, озадаченно озвучивает анализы крови.
  - У тебя СОЭ – запредельное, вместо 8, - приблизил медкнижку к глазам Август, озадаченно озвучивая анализы крови, - гемоглобин – 73 вместо 140, тромбоциты - 80 тысяч вместо 300 тысяч, лейкоциты, лимфоциты … другие показатели крови и лимфы - также плачевны…  - он недовольно бросил книжку на стол, - я не знаю, какие запасы твоей иммунной системы…
     - Значит, шансов нету, - глядя во дворик, ровным голосом заключил Георгий, - значит, поздно рано вставать.
     - Я не волшебник, – понурив голову, тихо ответил Август. - У меня есть статистика всех больных, кто были в онкоцентре с такой формой заболевания... с такими показателями… в лучшем случае они тянули до года… и это после химии и лучевой терапии.  А так…  два-три месяца.
     - Какой же смысл тогда мне к тебе ложиться? Только продлить на полгода агонию? – сам себе задал вопрос Георгий.
     - У нас существует методика лечения… в таком щекотливом деле существуют строгие каноны…
  Август сопел в ухо Георгию.
     - Я тебе не советую связываться со всякими шарлатанами. Я не знаю примеров излечения в таких запущенных случаях. Мне очень жаль, - Август совсем понизил голос до траурного, - что ты мне не позвонил год назад. Тогда я тебя, возможно, вытащил бы, а сейчас…
Георгий повернулся к Августу и без всяких эмоций посмотрел ему в глаза.
     - А сейчас - «так ему, сукину сыну, пусть выбирается сам»! - почти равнодушно, как будто речь шла о ком-то другом, закончил Георгий.
     - Я тебе предлагаю лечь ко мне в отделение…
     - Но ты уже повторяешься, - повернул Георгий снова голову к дворику, - чтобы помучить, пополнить твою научную статистику и развести руками?
Георгий подошел к столу, взял медкнижку, бросил в кейс и направился к двери.
     - Куда ты? – пытался остановить его Август.
     - Подыхать! – не глядя, бросил Георгий и захлопнул за собой дверь
   Выйдя наулицу, Георгий направился к метро, которое было в пяти минутах ходьбы от онкоцентра. Мысли беспорядочно скакали.
   «Неужели это все? Вот так просто? Всего два-три месяца? И все? Конец??» Он вдруг замирал, осоловелыми глазами смотрел на окружающих его людей, потом куда-то срывался, вновь столбенел, дико озираясь.
     «Куда он, безумец, бежит? Постой, уж, не от себя ли самого он пытается убежать? Как научиться бороться с вредными мыслями, которые возникают наперекор его воле? И как не думать об «ЭТОМ», о последствии «ЭТОГО», о влиянии «ЭТОГО» на всю оставшуюся его жизнь и на главное, что у него еще осталось в этой жизни – на его люби… на его дорогу… на его близкую женщину. Одно ясно, что он пока еще не совсем деморализованный хозяин своего сознания. Ну-ка, соберись с силами, безотцовщина!
   Ну, ладно, с собой он как-нибудь справится, но не властен над своей люби… над доро… над близкой ему женщиной… Что же делать? Что же делать?»
   Он бессмысленным взглядом смотрел на окружающих пассажиров. Выходящая толпа вынесла его из вагона и он, перебирая ногами, зажатый ею со всех сторон, оказался на эскалаторе и был «выплюнут» из метро.

    
     Спонтанное решение Георгия               
Зачем он вышел в город на станции «Маяковская», он не дал бы отчета. Он шел, глазея на прохожих, заставляя себя собрать разбегающиеся мысли, обходил огороженные подновляемые фасады домов, пытался читать вывески. Его бессмысленный взгляд остановился на вывеске над его головой. Он зашел в какой-то подъезд элитного довоенного дома, ведомый магической стрелкой на стене, поднялся по широкой лестнице на второй этаж и вошел в большое светлое помещение с висящими крупными фотографиями улыбающихся девушек в бикини, лежащих на золотистом песочке на фоне пальм и бирюзового океана. Похоже, что он пришел в самом начале спора грудастой молодой дамы за стойкой конторки и единственного в офисе растерянного мужчины лет тридцати пяти. Чтобы унять дрожь в ногах и успокоить глаза от еще мельтешащей в них уличной толпы, Георгий сел в кресло рядом со столиком, на котором были разложены красочные буклеты и закрыл глаза.  Некоторое время у него вообще не было никаких мыслей. Но это длилось недолго. До него стало доходить, что он затесался в какую-то туристическую фирму. Отсутствующим взглядом он стал смотреть на буклеты и все больше его слух вовлекался в напряженный спор парочки у стойки.
     - Да не могу я вам вернуть деньги еще раз вам повторяю, - налегая грудью на стойку кипятилась крашенная блондинка.   
     - Но у меня изменились обстоятельства, и я не могу завтра лететь с группой, - обреченно выдавливал из себя мужчина.
     - Но турагенство уже оплатило бронь гостиницы, туристические поездки на месте, билеты на самолет! Вот лежат все ваши загранпаспорта! – и дама показала на аккуратный пухленький пакет у нее на столе.
     - У меня уважительная причина, - настаивал робко мужчина, – не по своей воле я вынужден отказаться от тура.
     - Хоть убейте меня, но все ваши деньги уже потрачены!
Блондинка, быстро прошерстив пачку документов, выхватила пакет, вытряхнула на стойку несколько пергаментного цвета листков, скрепленных большой скрепкой, взяла в руки и, нахмурясь, прочитала:
     - Вот, пожалуйста, приложение № 1 к Договору Поручения, бланк-заказ, фамилия, имя ваше, маршрут – Москва-Панама, Панама-Москва, перевозчик 17, эконом-класс, номер рейса 333, дата вылета – завтра, подпись ваша?
Мужчина тяжелым взглядом смотрел на несчастный бланк-заказ и молчал.
     - Ваша подпись! – помогла узнать свою подпись блондинка. – А вот и сам Договор поручение. Так, пункт 4. Поверенный обязан…
     - Ну, хватит вам! – взмолился мужчина.
     - Оплатите хотя бы стоимость билета обратно, я же сдаю билет более чем за пятнадцать дней до вылета! Неужели его нельзя продать?
     - Вы с ума сошли, - вывалила большие груди на стойку раскрасневшаяся блондинка, - за тридцать часов до вылета я поеду сдавать билет? Это же не в какую-то Грецию полет, куда многие хотят попасть, потому что в Греции все есть, группа летит на край земли! К черту на рога! В Панаму!
   Последняя фраза подбросила Георгия и смыла с него болезненный угар, будто он облился после парной ведром колодезной воды, и он решительно подошел к стойке.
     - Простите! Не мог бы я помочь в разрешении конфликта?
     - Это, каким же образом? – смерив Георгия недоброжелательным взглядом настороженно спросила блондинка.
     - Я оплачиваю мужчине всю стоимость тура и завтра лечу вместо него.
     - А вы хоть знаете, что билет туда и обратно стоит больше тысячи долларов?
     - Вот и хорошо! – вымученно заулыбался Георгий.
     - Но весь тур стоит почти три тысячи долларов! – продолжала пугать блондинка.
     - Так это же прекрасно! – храбрился он.
Девчонка за соседней стойкой прыснула в бумаги. Блондинка, нахмуря брови, ждала подтверждения заявленной наглости пришельца.
 Георгий достал пачку долларов, выданной на «всякий случай» Анной, и с окончательно вернувшейся вдруг к нему рассудительностью обратился к ней.
    - Я готов заполнить необходимые бумаги, вручить мужчине указанную сумму и завтра лететь с вашей группой.
Блондинка заворожено переводила взгляд с пачки долларов на Георгия.
    - Но это невозможно! – первой опомнилась блондинка, с трудом оторвав взгляд от зеленых купюр. – Вы что хотите лететь по чужому загранпаспорту?
   Она подошла к пакету, высыпала на стол паспорта, достала паспорт отказывающегося от тура мужчины и раскрыла его на фотографии. Потом пристально посмотрела на Георгия.
     - Ленк, поди-ка сюда, - обратилась она к девушке за соседней стойкой, - взгляни на фотографию и на пришедшего мужчину, ну, что скажешь?
   Подошедшая Ленка внимательно уставилась на фотографию, потом на Георгия, снова на фотографию и снова на Георгия.
     - А что? Желающий лететь мужчина десять лет назад вполне мог иметь такой же вид, как на фото.
     - Ты чего? Фото только неделю как сделано!
     - Брось, Наталья! Вспомни, как мы в Грецию пропихнули по чужому паспорту Андрюху! А это строгая Европа, а не твоя занюханная банановая республика! Кто в аэропорту будет ночью высматривать отличия? Я тоже подтверждаю, удивительно, есть сходства! Вот подстричься мужчине надо бы покороче и вперед!
     - Если вдруг придерется пограничник при посадке, вы можете в паспорт вложить ему двести баксов.
     - Нет проблем, - разыгрывая «нового русского» бодро среагировал Георгий.
    - Ваше счастье, Виталий Павлович, - обратилась она к отказавшемуся лететь мужчине, читая его загранпаспорт. Считайте, что сегодня вы выиграли в лотерею три тысячи баксов.
   Георгий отсчитал деньги и отдал их Виталию Павловичу.
   Спасибо, добрый человек, - взяв деньги, с достоинством слегка поклонился Виталий Павлович и вышел из офиса.
     - Российский паспорт у вас с собой? – обратилась к Георгию дама.
Он протянул паспорт.
     - Надо же, держа два паспорта рядом, удивилась блондинка: Бертенев-Ипатьев, Павлович-Петрович, - и здесь даже какое-то сходство есть. Но вы свой паспорт даже не берите от греха. В аэропорту и далее вы везде, пока не ступите снова на российскую землю, будете Бертеневым Виталием Павловичем. А чего вы так рветесь в Панаму?
     - Просто давно мечтал там побывать.
     - Вы хоть знаете, что у нас тур на четырнадцать дней, и отлет завтра в ноль часов десять минут? Слава Богу, туда не нужна виза, а то была бы новая заморочка.
     - Знаю, - снова соврал Георгий, - главное, что летим завтра.
Блондинка, недоуменно пожала плечами.
 Меня зовут Наталья и тоже Петровна, вот ваш пакет документов, что сдал Виталий Павлович. Почитайте его на досуге. Завтра, не позднее, чем в двадцать два часа, встречаемся в Шереметьево-2 у стойки регистрации на Панаму. Рейс 333! Раз вы все знаете, не буду советовать, что необходимо брать с собой.
   Она отдала ему два паспорта. Георгий взял паспорта, вытащил купюру в двадцать долларов.    
    - И вам спасибо, Наталья Петровна, за оперативное решение вопроса, а это вам на офисный чай с конфетами, - и, улыбнувшись, он положил на стойку двадцатидолларовую купюру и двинулся на выход.
     - Не забудьте подстричься, - крикнула ему вдогонку Ленка.
     - Непременно! – уже в дверях заверил Георгий.

Георгий сидит самом начале вагона метро с закрытыми глазами, прислонив голову к стенке. И вновь на него навалилась квелость, по - видимому, организм мобилизовал последние свои ресурсы на выполнение так неожиданно возникшей задачи, а удачно решив ее, не в силах был противостоять болезненному подавленному состоянию.
Георгий не сознавал, что программа его головного компьютера получила сбой и по многолетней привычке, опознав местность, автоматически ведет его по запрограммированному годами пути. Этот путь, конечно, был домой, на станцию «ОРЕХОВО». Ноги его противно подрагивали, слабость была ужасная, он беспрерывно вытирал пот. Футболка его давно прилипла к телу, но он этого не чувствовал. Но постепенно стало вырисовываться какое-то удовлетворение от сброшенной тяжелой ноши.
     «Теперь уж точно он убежит, хотя бы от Анны. Боже ты мой! Как это Анне удается заглянуть за горизонты сознания? Ведь она, кажется, совсем недавно чувствовала необъяснимую тревогу, когда они снова нашли друг друга и были счастливы».
     - Это же над ее словами ты потешался, - возникло его Эго, - когда Анна сказала, что не бывает так сказочно хорошо, что надо ждать беды, что она чувствует ее ледяное дыхание.
     - И - на тебе! – вырвалось у Георгия. - А может быть, надо было не позволять Анне это озвучивать, коль эта страшная беда имеет такие чуткие уши, что по первому необдуманному слову она без стука появляется со словами: «Вот она я! Вы меня упоминали?»
     - А сам ты не мог догадаться, что беда слышит даже мысли, и надо было бы запрещать себе и Анне не то, что упоминать «ЕЁ», но даже думать о «НЕЙ»! Ведь есть же поговорка: «Не буди Лиха, пока спит тихо». Надо было! Надо было… да что проку теперь мусолить это «надо было»! – съязвило Эго.
     «Почему никто их не предупреждал об этом? – озадачился Георгий. - Где близкие люди, которые должны страховать в подобных ситуациях? Почему никто не поставил ему на стол песочные часы с проваливающимися в небытие песчинками-днями его оставшейся жизни, когда у Дали он встретил Анну? Разве ж позволил бы он так безалаберно им проваливаться? На что он потратил целые сорок… постой, наверное, даже пятьдесят… да почти шестьдесят дней своей жизни?»
Георгий привычно вышел на станции «Орехово», сделал несколько шагов и в недоумении остановился.   

     Прощание Георгия с Царицыно               
«Где это он? Куда он приехал? Это же не «Октябрьская», - Георгий взглянул на круглое белое здание, из которого он только что вышел, и прочитал на его верху золотистые буквы:            «О-Р-Е-Х-О-В-О».
   «Постой, постой, «Орехово»… «Орехово»… Так это же «Орехово», его бывшее метро, знакомое ему до трещинки в шатровых бетонных опорах купола. Так вот куда привела его программа головного компьютера, получившего сбой! А почему сбой? Может она очень умно сделала? Не может же он сейчас в таком раздолбанном состоянии появиться на «Октябрьской». Не исключено, что там, дома, дежурит уже Анна».
   Георгий застонал, как от зубной боли.
   «Но и в старое гнездо нельзя, он оттуда навсегда выпал».
Не сознавая, куда идет, он перешел улицу Баженова и направился по такой знакомой дорожке в Царицынский парк, полностью отдавшись своему поводырю – головному компьютеру. Рассеянно и безучастно он шел, не спеша, не узнавая неизменившиеся за две недели знакомые до каждого кустика его места, пока остолбенело не остановился у зенитки, поставленной в память погибшим девчонкам зенитчицам, защищавшим московское небо в Отечественную войну.
    «Вот, оказывается, куда занесли его ноги – на Ореховское кладбище. А что, очень даже закономерно. Куда же ему теперь после таких заключений эскулапов – в самый раз на кладбище. Пройдут какие-то два-три месяца – и его не будет. А все остальное – останется. Он согласился бы лежать рядом с дорогими его сердцу местами: напротив трехсотлетнего дуба, у которого регулярно в день весеннего равноденствия он черпал энергию для продолжения жизни; напротив беседки Миловиды с золотистым снопом пшеницы наверху, на пустующий постамент внутри колонн которой, так хотелось ему поставить свою красивую обнаженную женщину; напротив подиума, где самые красивые топ-модели каждый сезон показывали ему свои точеные тела, украшенные немыслимыми нарядами; над обрывом, с которого совсем недавно сбегала Анна в заросшую травой долину внизу. Там шаловливая по весне речушка будет доносить до него шум своих быстрых вод. А с небольшого пруда, через который она протекала, весной призывно будет кричать селезень. Наконец, над ним или рядом, всегда будет в мае петь соловей. А что? Очень даже элитное место для последнего пристанища…»
   Георгий поднял глаза на табличку.
   «Вечная вам, девчонки, память! Благодаря вам, он прожил почти столько, сколько прожил весь ваш расчет. Подвиньтесь, девчонки, позвольте лечь рядом. Что вы успели повидать в своей жизни за девятнадцать лет? По вечерам он будет вам рассказывать, какая она жизнь. Он будет рассказывать только о приятных ее моментах, которые вы только лелеяли в своих мечтах. Ну, зачем вам знать, что жизнь бывает суровой? Вы и так взвалили мужские обязанности защищать Родину на свои девчоночьи плечи и погибли. Нельзя печалить ваши наивные чистые души». 
До Георгия только сейчас дошло, что на кладбище уже не хоронят.
«Это кладбище уже элитное, а все, что элитное, – это не для него», - с горечью подумал он и, поклонившись девчонкам, пошел вглубь, к могилам.
И если здесь окажется табличка с его датами, то он будет моложе большинства  здесь упокоившихся. Почему такая несправедливость? Ведь не самый страшный он грешник? Он же не завершил и десятой части своих замыслов! Как же долго он накапливал в заветной тетради свои мысли! А сколько он сделал набросков! Это что же, он так никогда и не освоит гитару? А на сколько стихотворений Есенина, Тютчева, Баратынского, Бунина, Бальмонта он задумал написать романсы! А сколько записей в его фото тетради, где намечено в какое время года, при каком освещении надо сделать фотоснимки многих мест, которые он уже фотографировал и качеством фотографий которых он не удовлетворен! А как же без него Париж, Мадрид, Лондон, Нью-Йорк, которые его давно ждут? А его мечта побывать в тропических странах, полежать на белом песке под пальмами, под шелест океанской волны?
     «Послезавтра ты исполнишь свою мечту!» - прорезалось его Второе «Я».   
     «Как же он мечтал, что закончит службу и будет, наконец, совсем свободен! Ведь жизнь на пенсии только начинается! Вот тогда-то, он думал, и реализует свои замыслы! Для чего же тогда он родился на этот свет?»
   Он бестолково переводил взгляд с одной могильной плиты на другую и не понимал, что же он тут ищет ответа на свои вопросы.
Смертельно уставший, на «ватных» ногах с грязными ботинками он снова оказался у метро «Орехово».
   «Вот, оказывается, зачем он был здесь. Он простился с лучшими днями, что были в его жизни».   
И кому нужны теперь его тетради, с набросками всех его дел??»               
     «Что, забыл 38й Псалом Давида? Засуетился? А ведь когда-то говорил: «Какие мудрые слова». Ну, так я тебе напомню!
Как с неба Георгий слышит. ГОЛОС: «Подлинно, человек ходит подобно призраку; напрасно он суетится, собирает и не знает, кому достанется то»*.
Георгий поднимает голову, хочет услышать продолжение, но в ушах только раздается эхо последней фразы: «то…то…то…»

     * Псалом 38 Давида, 7, Псалтирь.

Георгий слышит объявление по вагону: «Станция «Октябрьская».
Он пытался представить свой разговор с Анной, и всякий раз все тяжелее и тяжелее становилось на его душе.

     Условия Анны               
     «Чему быть, того не миновать, но только бы не было обмороков».
   Георгий не удивился, что Анна была уже дома.
    Анна встречает Георгия еще в дверях. Осматривает его с ног до головы, фиксирует взгляд на грязных ботинках.
      «Давай приводи себя в порядок, я пошла подогревать ужин», - взглянув на него припухлыми глазами, стараясь держаться спокойно, предложила она.
      «Вот так-то оно лучше, - проводил ее взглядом Георгий, - по крайней мере, обмороком не пахнет, - молодец, Анна, взяла себя в руки».
С облегчением сбросив с себя прилипшую футболку, разогрев себя горячим душем, и облачившись в домашний вельветовый костюм, Георгий входил в столовую человеком, похожим на мужчину.
     - С легким паром, дорогой, - встала из-за стола Анна и пошла к плите выключить что-то вкусное.
     - Спасибо, Анна, - вымученно улыбнувшись, ответил он.
Стол был, как всегда изящно сервирован, на столе стоял графин с водкой, зеленый салат и его любимый свекольный салат с орехами.
     - По какому поводу будем пить? – стараясь быть естественным, взглянул он на Анну.
     - По поводу преждевременного прощания с Царицыно, - лишь сверкнула на него глазами Анна, накладывая ему салат.
   Георгий поднял в изумлении на нее глаза.
     - Все, все! За столом о болячках ни слова. Давай выпьем за здоровье, - буднично сказала она.
  И они выпили. Анна рассказывала о последних событиях в компании, Георгий изо всех сил пытался сделать заинтересованную физиономию и даже несколько раз задавал вопросы.
Выяснилось, что кабинет через пару дней будет готов окончательно, и Анна пригласила Георгия вместе открыть его дверь; что Председатель ведет себя так, будто ничего не случилось. А Зама был очень удручен привезенными плохими известиями из Сибири. А мистер Робинсон просит гарантии Правительства и только в таком случае нетвердо обещает поработать над кредитом на тридцать миллионов на три года. А вот от Гафара, по-прежнему, нет никаких известий, что уже плохо и хуже некуда.
   «Куда подевался аппетит? Ведь он же целый день, кроме кофе и бутерброда, ничего не ел? Ведь он еще чувствует вкусные запахи? Почему же то, что он жует, не доставляет ему, как прежде, никакого удовольствия?
Вероятно, прав Август, в нем давно уже идет разрушительная работа его болезни, а он все списывал на непонятную усталость».
   Поблагодарив за «вкусный» ужин, Георгий пошел в большую комнату и включил телевизор.
Вскоре, убрав все в столовой, подсела к нему Анна.
     «Рассказывай», - буднично попросила она.               
Георгий внимательно посмотрел на Анну, последний раз оценивая, по реальному или смягченному варианту выдать ей информацию, но Анна прервала его мысли.
    «Рассказывай все, как есть, обморока не будет», - твердо обещала она.
   «Железная женщина, - с восхищением посмотрел он на Анну, - но это воздержание чувств, грозит ей самосожжением».
И неожиданно для себя он рассказал все, что услышал от Августа в его кабинете. Ну, почти все. Он посмотрел на Анну. Та сидела с ногами на тахте, откинувшись на подушки, бледная с закрытыми глазами, губы ее подрагивали, и у Георгия стало нарастать опасение повторение обморока. Он уже начал жалеть, что не пощадил Анну, рассказав жестокую правду и пошел на поводу той части своих подлых мыслишек: а вдруг сама Анна, услышав приговор врачей, откажется от него, ради своего проекта и своего будущего и даст ему свободу? Но Анна встала и тяжелой походкой вышла из комнаты, бросив ему.
     «Я сейчас… приду».
   Он не знал, как вести себя и тянул время. Анна вошла в комнату уже более твердой поступью, и от нее пахло валерьянкой. Ее губы уже не дрожали, лицо оставалось бледным. Она села в ту же позу и, глядя на него, спросила.
     - И что ты думаешь делать?
Георгий смутился от такого естественного вопроса и почему-то замялся. Наконец, собравшись с духом, он выпустил на волю много раз отрепетированную фразу.
     - Анна, отпусти меня… ты сама когда-то мне обещала, что не будешь меня удерживать, если я захочу от тебя уйти…
     - Уйти, чтобы наделать глупости? – в ее голосе послышалась злость, и он с удивлением посмотрел на такую Анну.
     - Ты собираешься не уйти, а сбежать от меня… от самого себя… я не узнаю тебя, Георгий.
     - Чудес не бывает. Я тебе передал слова профессионала в этой области, который занимается этим более сорока лет.
     - Но этот профи замкнулся в своих четырех стенах и ничего не хочет слышать, кроме своих методик! – жестко отрезала она, зло, глядя в глаза Георгия.
В который раз он поднял изумленно глаза на Анну.
   «Ведь он не рассказывал ей ту часть разговора, когда сам, вот так же, укорял Августа! Опасная все-таки она женщина».
     - Что ты предлагаешь? – насупившись, вернул он ее вопрос.
     - Я консультировалась тоже со специалистами. Не один твой приятель занимается лечением онкобольных. Вырисовывается три варианта: первый, - принять предложение Августа. С учетом того, что на сегодня в России нет ведущего института лучше оснащенного, с более профессиональными спецами, чем онкоцентр Блохина на Каширке. Второй, - мои люди прорабатывают сейчас вопрос о возможности лечения в Германии и оформлении необходимых документов. Третий, - я вышла на нескольких людей, успешно лечащих подобных больных нетрадиционными методами. Надо будет что-то выбрать. Немедленно.
     «Да, не откажешь все-таки Анне в системном подходе, - уныло глядя в окно, мелькнуло у Георгия, - значит, вцепилась в него. Не испугалась. Значит, не отпустит».
     - Не сработала одна сотая твоей надежды, - врезался голос Второго «Я», - что, услышав приговор, – сама испугается и отпустит.
     - Да уж, поработал немного рядом с ней в осуществлении своего Альтернативного проекта. Знаю ее железную хватку. Такая вцепится, как фокстерьер в енота, будет висеть на нем до победного.
     - Сбываются самые худшие твои предположения, – соглашается Второе «Я». - Каждый день она будет контролировать твое лечение и, похоже, с твоим мнением не собирается считаться.
     - И, самое страшное, - она слепа в своей одержимости.
     - Проснулся! А ты не знал, что любовь слепа?- удивился Второе «Я».
     - Она думает, что, отдавая семьдесят процентов своего времени на разработку планов его лечения, повседневный контроль всего, что с ним происходит, ей простит это ее окружение? Как бы не так!
     - Не для того господа вбухали в нее немалые деньги! – соглашается Эго. - Они будут требовать от нее, чтобы эти деньги «отбились». Не только оправдались, но и приросли многократно.
     «Плевать хотели все эти Робинсоны, председатели Совета директоров, правлений банков, главы администраций на какие-то семейные трудности. Эх, Анна, Анна, а кто беспокоился о будущем Натки? Неужели ты это готова задвинуть ради какого-то полутрупа? Один из них слепой, это точно! Вот только не он! – Георгий взглянул на решительное лицо Анны. – Совершенно бесполезно сейчас с ней спорить. Надо соглашаться на все, что угодно. Его решение завтра навсегда исчезнуть из ее жизни – единственно правильное решение!»
   И Георгий на этом поставил жирную точку. Опустив глаза, он в пол-уха слушал, что лечение в Германии будет стоить не больше ста пятидесяти тысяч долларов; что двое врачей нетрадиционщиков, готовы представить Анне вылеченных ими больных.
Больше для оживления разговора он даже поинтересовался:
     - И чем же собираются лечить врачи с нетрадиционной методикой.
     - Например, молодыми раками, настоянными на спирту.
     - Хорошо хоть не настоем старых мухоморов, - пытался съязвить он.
     - И зря смеешься, есть в их арсенале и такие лекарства.
     - Чур, это пьют они сами.
Единственный вопрос слегка смутил Анну, что среди вылеченных не было страдальцев с его болезнью. Похоже, что Анна склонялась к лечению в Германии.
   «Что совой по пню, что пнем по сове», - уныло подумал Георгий.
Он уже более не сомневался в правоте своего сегодняшнего выбора. Время работало на него.
Утром, провожая Анну в компанию, он вел себя как можно беспечнее. Приготовил нехитрый завтрак, и сам с ней позавтракал. Уже в холле он помог ей надеть пальто, подал ее портфельчик и поймал на себе ее подозрительный взгляд.
     «Надеюсь, тебя не надо приковывать к батарее цепью? – ошпарила Анна фразой. – Сегодня, Георгий, к моему приходу, ты должен сделать свой выбор!»
   Георгий неопределенно кивнул и закрыл за ней дверь.
     «Уф-ф! Пронесло! Какая интуиция! Он, Аннушка, выбор уже сделал».

Анна, гонимая нехорошим предчувствием, быстро открывает дверь, застывает в двери в пальто, шляпке, со своим портфельчиком, прислушивается.
Звенящая тишина давит на уши. Она сбрасывает туфли, бросает портфель, скидывает шляпку, вешает пальто.
В два прыжка открывает комнату, озирает пустую комнату глазами. Лицо ее искажается ужасным подозрением.
Анна кидается в столовую и застывает в проеме.
Анна озирает пустую столовую. Все в образцовом порядке. На чистом столе замечает маленькую записку, прислоненную к вазочке с цветами. Подбегает с расширенными глазами. Берет, читает. Записка дрожит.
Анна вскрикивает, взмахивает руками, как будто спохватывается, что совершила ужасную ошибку. Лицо ее исказила непередаваемая сердечная боль.
Записка, как осенний лист, делает два зигзага и падает на пол.
Анна правой рукой закрывает глаза, левая, нашаривает в пространстве спинку стула. Сползает на него, роняет голову на руку, лежащую на столе. Другая рука безжизненно свисает вдоль тела.

Галактика Млечный путь. Планеты солнечной системы. Планета Земля. Из-за земного шара встает маленькое солнце. С высоты птичьего полета узнаем  Крымский мост, Москву-реку, ЦДХ, парк Горького, начало Ленинского проспекта. Узнаем 1ю Градскую больницу, сталинский дом Анны. Столовая, женщина в безжизненной позе, сидящая на стуле. Записка на полу.            

 ПРОСТИ МЕНЯ, АННА. Я НЕ МОГУ ПОЗВОЛИТЬ СЕБЕ РАЗБИТЬ ТВОЮ ЖИЗНЬ. У ТЕБЯ ОБЯЗАТЕЛЬНО БУДЕТ ВСЕ ХОРОШО. СПАСИБО ЗА ШЕСТЬДЕСЯТ СЧАСТЛИВЫХ ДНЕЙ. НЕ ПЫТАЙСЯ ИСКАТЬ МЕНЯ.
                НАВЕРНОЕ, ВЛЮБЛЕННЫЙ В ТЕБЯ, ГЕОРГИЙ         




Часть II. У ЧЕРТА НА РОГАХ   
               
Глава 1. ВОЗЬМИ МЕНЯ, ГОСПОДИ!

Разбегающиеся Галактики. Галактика Млечный путь. Камера начинает фокусироваться на планетах. Выбирает планету Земля. Южное полушарие. Камера фокусируется на Центральной Америке. Узнаем Панамский канал. С высоты птичьего полета пролетаем по Тихоокеанскому побережью, Панама-Сити, смещаемся на Восточную окраину, справа небольшая деревенька, слева стоят две фазенды. 
      
     Отлет с тургруппой
Георгий в легкой темно-синей расстегнутой куртке, светло - серой рубашке навыпуск, в брюках бежевого цвета, с небольшой спортивной сумкой на плече останавливается ровно в двадцать два часа напротив огромного табло вылетающих рейсов. Боковым зрением баскетболиста схватывает справа мелькающий над головами пассажиров светлый предмет. Поворачивает голову, узнает грудастую улыбающуюся ему блондинку Наталью. Она машет плакатиком с крупными буквами ПАНАМА. Возле нее уже тусуется компания пять девчонок и трое ребят, все из одной фирмы. Они молодые, раскованные, беспечные, по - летнему одетые.
     - Ребята, знакомьтесь, - говорит Наталья, - это, - Виталий Павлович, мой помощник. Знакомятся. Каждый называет свое имя.
Наталья отводит Георгия под локоть на три шага от компании: «Как настроение Виталий Павлович? Держитесь уверенно! У меня только вы и парень с девушкой со стороны. Остальные две группы из двух компаний. Вы будете проходить, как мой заместитель. Правда, Виталий Павлович, помогите удержать в узде этих охламонов. Я надеюсь на вас.                Наш 333 рейс. Все помните, что я наказывала?
     - Помню, Наталья! Как учили! - старается выглядеть беспечно и походить на беззаботного туриста. Заговорщически подмигивает, тихо. - И сто баксов наготове!» -  показывает пальцем  на карман рубашки, где они находятся.             
     - Очень хорошо! Вот так и держитесь расслабленно и беззаботно, а я, вот, волнуюсь.
     -  Все будет О`Кей, Наташа, прорвемся!
Наталья придирчиво осматривает Виталия Палыча, подводит к группе парней и девчонок.                Виталий Палыч, между подколками, шутками, смешными историями, взрывами хохота периодически ловит на себе изучающие недоумевающие взгляды.
Он направляется в буфет выпить какого-нибудь сока. Пьет сок, озирает немногочисленную публику: «Да, самочувствие, - «не очень», и надо усиленно забивать его зрительной информацией всевозможных напитков».
Стойка регистрации. Ночь. Группа стоит в очередь на регистрацию. Наталья видит Виталия Палыча: «Вы, уж, больше не отходите. Весь контроль будете проходить вторым после меня.
Группа в девять человек из другой иностранной компании ничем не отличается ни по возрасту, ни по темпераменту от первой. И здесь оказывается на трое девчонок больше, чем ребят. Все девчонки и ребята осматривают Виталия Палыча, теми же взглядами,            что и первая группа.

Пограничная зона. Будка пограничника.
Наталья собирается входить к пограничнику отдавать загранпаспорт. Наталья, громко: «Виталий Павлович! А вы идите в конец группы и смотрите, чтобы никто больше не отлучался!»
Виталий Палыч растерянно жмет плечами.
«Идите, идите!» – строго приказывает она. 
Виталий Палыч послушно плетется в конец группы. Очередь доходит до него.                Пограничник, изучая, вглядывается в его лицо. Потом, - уставился на фотографию в чужом паспорте. Снова переводит взгляд на его физиономию. Внимательно присматривается.
Наталья внимательно наблюдает.
Пограничник снова изучает лицо Виталия Палыча и сверяет с паспортом. Виталий Павлович равнодушно смотрит сквозь него, не испытывает никакого мандража. Получает обратно «свой» паспорт. С достоинством шагает к нервничающей неподалеку Наталье.
      «Ну, слава Богу! Гора с плеч!» - выдыхает Наталья.
Виталий Павлович идет в алкогольный отдел duty-free-shop.
 
     Он больше никогда Богом не повторится   
Столица Панама.
Разместившись в 4х звездном отеле, вечером группа едет на ночное барбекю у костра на побережье Тихого океана.

Тихий океан. Георгий сидит в сторонке от орущей в щенячьем восторге оравы девчонок и парней купающихся в океане.
«Слава Богу! Выдержал этот тяжелейший двадцатичасовой перелет в полупустом самолете. И там между бросаниями его организма то в жар, то в холод, все-таки удалось урвать часа три прерывистого сна. Да в отеле прихватил часик. Очень похоже на то, что он своей волей держал в России сорвавшуюся сейчас с цепи болезнь».

Он поймал взгляд ухмыляющейся черноголовой узкоглазой бестии. «Ты подумай! Видимо, закадрить его хочет. Так беспардонно в самолете пришла и села к нему на колени, потребовав дать и ей глоточек рома и откусить шоколадку. А он-то думал, что все дрыхнут. Засекла, зараза, и ведь он специально от всех глаз отсел на последний ряд. И чего прилипла? Да, у Натальи чуть ли не один парень на пару девчонок. И чего спешат жить? Это надо же, вместо того чтобы хотя бы денек отдохнуть после изматывающего полета, еще в автобусе проголосовали сегодня же ехать на океан, да еще с ночным костром. Хорошо хоть на океан, а не в панамские джунгли».

Тихий океан. Метрах в десяти от лениво набегающей белой пены заготовлено большое кострище из сухих порубленных выброшенных когда-то океаном обломков деревьев и разных сучьев. Недалеко на большой голубой пленке лежат пакеты с разовыми белыми тарелками, бумажными стаканами, белыми пластмассовыми вилками и ножами. Положив свою сумку в общую кучу брошенных на песок пакетов, с выглядывающими из них бутылками и фруктами, сбросив с себя кроссовки и сунув их в пакет, Георгий поспешил к океану. Он с облегчением подставил ноги под теплые ласковые волны лениво накатывающегося на берег тихого прибоя.
   «Какое ощущение! А ты действительно Великий и тихий! – посмотрел Георгий на синюю кромку воды, где она сливалась с голубым небом. - Свершилось!»
   Георгий по кромке прибоя отошел от бросающейся в его воды крикливой группы ребят и девчонок.
   «Так вот ты какой, черный песочек, о котором, так взахлеб, рассказывала группе в аэропорту после приземления гид Наталья!»
Георгий наклонился, взял пригоршню мокрого песка, поднес к носу. Черный песок пах соленым Тихим океаном, водорослями и еще богатой гаммой неизвестных ему запахов. Он присмотрелся и поискал глазами черные камни, из которых образовался этот черный песок. На берегу не было ничего подходящего, зато далеко вправо из воды торчали обломки черных скал, которые, видно, в гневе крушил океан, когда ему надоедало быть тихим.
   «Сегодня и я навсегда успокоюсь в твоих водах, – грустно подумал Георгий. - Ну, что ж, эти черные камни и черный песок, - подходящий траурный цвет. А на грудь ему вместо красных гвоздик лягут вон те зеленые водоросли. А что, уже неплохо: темно – зеленое на белом».
Георгий зашел подальше, не обращая внимание на то, что прибой уже замочил его подвернутые шорты, зачерпнул пригоршню океана и хлебнул с ладони.
    «Ё-К-Л-М-Н! Какой же ты горько-соленый! – удивился Георгий, сделав глоток Тихого океана. – Да так, пожалуй, он в нем просолится и внутри, и снаружи, и будет плавать без признаков жизни, как огурец в рассоле, зеленый и пупырчатый. Хотя, как же, раскатал губы! Вон, уже десятки пар глаз с вожделением смотрят на его немощное тело, – скосил он на юркнувшего на дне под небольшой камень крабика и пролетающих невдалеке над водой бакланов. - Их обладатели готовы вонзить в него тысячи зубов, клешней, присосков, клювов! Кругом одни хищники, и здесь их не меньше, чем в Москве. Как же, засолится он тут у вас! Разделают до косточек, еще не успеет достигнуть и дна! И какой–нибудь тунец, который успеет оторвать от него кусок мяса, нагуляет лишние граммы, и в его крови уже потечет чуть-чуть и его, Георгия кровь.
И когда вечером, придя из компании, Анна приготовит свой любимый салат, открыв баночку тунца, добавив сыр Филадельфия, посыпав сверху зеленью, то, поднеся вилку ко рту, в недоумении остановится, еще раз понюхает, и подумает: «Странно, пахнет чем-то знакомым». У нее на двенадцатом уровне подсознания шевельнется мысль: «пахнет Георгием». Но ее головной компьютер не допустит до ее сознания такую бредовую мысль: «Ну, как тунец может пахнуть ее когда-то любимым человеком? Абсурд! Чушь собачья!»                А ее ха… а ее аль… а ее сожи… фу, черт! А ее новый спутник, сидящий с ней рядом в столовой за красивым огромным овальным с массивными резными лапами темно – вишневым столом, нахмуря брови, строго спросит: «Что? Тунец не свежий? Испорчен?» И бывшая его Анна, а теперь подруга этого хаха… этого альф… фу, черт, чтоб ему пусто было! И, улыбаясь своей обаятельной улыбкой, она ответит: «Ну, что ты, любимый, успокойся, у меня все всегда только свежее!»
И обманет своего… сожителя. Ну, как может быть свежим тунец, отведавший его прокаженного тела?»
   Георгий тряхнул головой, его мысли осыпались в Тихий океан, и он увидел, как какие-то маленькие прыткие розово – красные рачки мгновенно накинулись на них и растащили в разные стороны.   
   «И больше никому и никогда не придут эти мысли  в голову, потому что эти мысли только его. А он, на всей Земле, да что на Земле, во всей Галактике, да что в Галактике, во всей Вселенной, вот такой, как сейчас, стоящий по колено в Тихом океане, в банановой республике Панама, - больше никогда Господом Богом не повторится. Ведь не может повторится такое же в точности настроение у Создателя, когда, Тот, пятьдесят лет назад,  лепил его по своему образу и подобию. Слава Богу, он, Георгий, достаточно познал, какое капризно-эфемерное состояние сопровождает творческий процесс».   

     На чужом празднике жизни
С грустной физиономией подошел он к двум ржавым мангалам, большому пакету угля и куче блестящих на мангалах в лучах заходящего солнца шампуров, хоть и вычищенных, но сразу видно, что бывших в употреблении. Что-то живо обсуждающая с метисом Наталья внимательно взглянула на Георгия, но он этого не заметил.
   Георгий разделся до плавок, бросил на черный песок шорты и футболку и пошел к океану. Он шел по песку, заходя все глубже и глубже, и, когда накатывающая небольшая волна грозила ударить в лицо, поплыл. Он плыл, не спеша, брассом, опустив вниз голову с открытыми глазами, и разглядывал дно, на котором начали появляться маленькие и большие черные камни. Видимость была не меньше восьми-десяти метров: он видел лениво переползающих крабов, лежащие на дне небольшие ракушки, под ним проплывали стайки проворных рыбок, - и здесь тоже кипела жизнь. Опасаясь за свои слабенькие силы, вскоре он повернул к берегу и поплыл обратно. Захватив шорты, он пошел к кустам переодеваться в сухое. Выжав плавки и найдя в кустах приличную сухую корягу, он поволок ее к заготовленной рядом с кострищем куче дров, за что удостоился поощрительного взгляда Натальи.
   А рядом, просто бурлила молодая жизнь: какую-то визжащую девчонку раскачивали за ноги и за руки два парня, чтобы бросить в океан, теплый, как парное молоко; чуть подальше, изображая лестницу, по которой карабкались полуголые девчонки, безропотно стоял парень, подставляя свои могучие плечи в качестве трамплина для прыжков в воду; какую-то отчаянно верезжащую девчонку топили подруги за только им известные прегрешения. Отплыв всего на пятнадцать метров, какая-то парочка, похоже, занималась любовью, чтобы сегодня же рассказать о незабываемых ощущениях; две подружки, совсем рядом, демонстративно загорали, лежа на спине, покачиваясь на волнах, выставив из воды свои тугие российские груди, с вожделением смотрящему на них панамскому солнышку; троица «искателей жемчуга», выставив круглые голые белые попки с невидимой меж двух полушарий полоской ткани, наклонив к набегающей волне головы, что-то выхватывали со дна океана, наплевав на своего Надира.* Крики, смех, визг, шутки разносились по безлюдному черному пляжу, где, смотри хоть вправо, хоть влево, - не видно было ни одной человеческой души. А впереди на сто восемьдесят градусов простирался безмерно огромный и добродушно терпящий все невинные шутки, и даже секс, Тихий океан.

     * Главный герой оперы «Искатели жемчуга» французского композитора Леопольда Бизе, 1838-75г.

  «Да, именно за этим можно было лететь на край света! Ничего. Ночью все это побережье будет только его. Надо всего лишь перетерпеть несколько часов».
     - А надо ли терпеть? – вдруг возникло его второе «Я».
     - А тебе что не хочется утонуть прямо сейчас? – оторопел Георгий от такого вопроса, не успев удивиться внезапно возникнувшему второму «Я».   
     - Да я не об этом! - поспешил закрыть щекотливую тему его постоянный оппонент. – Я о том, - кто тебе мешает оторваться в пьяном угаре, поплясать вместе с молодыми у костра. Поорать песни, наконец, поиметь молоденькую девочку на черном песке под кустами, а после поплавать с ней голенькими в ночном океане под взглядами завидующих тебе южных созвездий?
     - Все с тобой ясно: кто о чем, а вшивый о бане! А не хочешь ли вместе со мной отойти шагов на двадцать от шумной компании, заплыть в ночной океан… и не выплыть…
     - Ну что ты такое говоришь, Георгий! Даже мурашки по коже пошли! – не учтиво прервало своего хозяина второе «Я». – Ты хочешь отравить праздник своим девятнадцати бледнолицым русским собратьям? Которые с большим облегчением покинули бьющуюся в параличе Россию, чтобы не пировать во время чумы?
    - А ты что такое мелешь? Может быть, мне у каждого взять согласующую подпись, как мне поступить с собой? Вон, гляди, еще две девчонки устроили топлес,* они же не брали у меня согласующей подписи!

  *Женский купальный костюм без верхней части, англ.

 И второе «Я» глазами хозяина уставилось на великолепные молодые женские тела и на какой-то период даже забыло свои возражения.
     - Да-а… но-о… но представь, Георгий, сейчас они сготовят барбекю, сядут в кружок, чтобы сказать первый тост, глядь, а одного средь них нет! «Кто видел его в последний раз?» – тревожно спросит Наталья. «Да поплыл он в океан минут двадцать назад!». Все бросятся к океану, будут звать, будут светить факелами, - нет нигде!
     - А правду говорят, - задумался хозяин, - что утопленник всплывает на третий день?
     - Где-то я слышал такое, - неуверенно ответило второе «Я». - Вот-вот! Три дня вместе с водолазами и полицией тебя будут искать! Ведь только за этим сюда ребята летели, не правда ли?
     - Гм… - хотел что-то сказать Георгий.
     - На третий день всплывает твой трупик, - продолжало нахально второе «Я». – Скинутся сердобольные славяне, на свои последние, закажут цинковый гробик, дадут телеграмму жене и матери Виталия Палыча: «Прилетайте забрать тело своего любимого мужа и сына…»
Сенсация! А Виталий Палыч, оказывается, живой и невредимый дома! А кто же тогда этот трупик? Ты чувствуешь, какой международный скандал ты замесишь?
     - Гм… - начал было Георгий, но его снова прервало наглое второе «Я».
     - Выяснится, что Наталья протащила через пять государственных границ какого-то дядю. Кто он и с какими целями летел в Панаму? Ну, кто поверит, что он летел на Тихий океан утопиться? А может, он террорист-смертник, который таким путем хочет прорваться для мести в Штаты. Подключится ЦРУ, Госдеп! Кстати, не исключено, что в какой-нибудь желтой прессе России и появится об этом маленькая заметочка. Так ты хотел «по – тихому» бесследно исчезнуть в Тихом? Не только Наталья и эти восемнадцать твоих бледнолицых братьев будут «благодарны» тебе всю свою жизнь… так что оставь свои черные мысли, - наслаждайся, как все, жизнью!»
   - Ну, хватит! – зло прервал шустрого на домыслы свое второе «Я» Георгий, – нарисовал ты, конечно, в цветах и в запахах… считай ты своего добился! Сегодня ночью я не испорчу праздник своим славянам, а завтра… а завтра, мы с тобой здесь будем одни и ты - даже не надейся! Считай, что ты выиграл несколько часов…

Когда солнце село и быстро начали сгущаться сумерки, стали раздаваться нетерпеливые голоса, что пора бы разводить костер и разжигать в мангалах угли.
Но Наталья строго потребовала, чтобы парни принесли каждый по сухой коряге, поскольку есть опасения, что на всю ночь заготовленного не хватит.
     - Лишь один, - она одобрительно посмотрела в сторону Виталия Павловича, - догадался принести еще дров.
   И скоро ребята и девчонки уже тащили из кустов сухие коряги, хоть чуть-чуть безвозмездно поработав в защиту экологии окружающей среды.
Наконец, запалили костер, вокруг которого расселась почти вся группа, за исключением временно исчезнувших двух пар, среди которых был и его сосед. Со слов Натальи, ждали мини трактор из соседней деревни, которому уже пора было подъехать и привезти свежие рыбу и креветки. Ребята-шутники уже выбрали в случае его непоявления для заклания двух наиболее упитанных «телок».
Кто-то крикнул: «Едет!» И все, как по команде, устремили взоры в сторону трассы, откуда подсвечивая фарами стал доноситься звук мотора. Мощное «Ура!!» огласило притихнувшее было побережье, и почти все встали, наблюдая, как быстро приближался в свете фар квадроцикл.
     - Виталий Павлович! Виталий Павлович! – пытаясь достучаться до сознания Георгия, кричала ему Наталья. – Как вы себя чувствуете?
     - А что? – опешил Георгий.
     - Да вид у вас какой-то… задумчивый, - подобрала она, наконец, слово помягче.
   Когда уже заканчивали катания на квадроцикле по второму разу, Наталья позвала разбирать шампуры. Из метисов остался до утра один Хавьер, владелец квадроцикла, плотный мужчина лет тридцати пяти, которого тоже усадили в круг. Как всегда, и здесь, возле мангалов, нашлись любители взять на себя функции знатоков приготовления барбекю и сейчас одаривали ароматными кусками рыбы и креветками между румяных колец лука, помидора и каких-то еще панамских овощей.   
  Наталья прочно держала нити управления и подняла первый стакан.
     - Все, кому я давала ключи от номеров, головой отвечают за своего соседа. Нам только не хватает здесь пьяных утопленников (Виталий Павлович отчего-то вобрал голову в плечи), сбитых и травмированных квадроциклом или в стельку напившихся ребят. Про девчонок я умолчу. Отрывайтесь, веселитесь, пойте, пляшите, любите друг друга! Никаких отрицательных эмоций! С прибытием в Панаму!
   Раздались нестройные «Ура»! Славянское племя вырвалось к Тихому океану и начало праздновать это событие, сидя по - первобытному у костра. Все девчонки сидели в одних купальниках, кроме Натальи в шортах, сидящей рядом с Виталием Палычем. Две девчонки на противоположной стороне сидели без верха. Выбрали тамаду, который вспомнил какой-то изуверский национальный обычай сказать тост каждому в течение минуты по часовой стрелке от Натальи. Было условие, чтобы тосты не повторялись. Виталий Палыч сидел справа от Натальи, и уж никак не предполагал, что ему еще достанется говорить тост. Он был абсолютно уверен, что после пяти, ну, от силы семи тостов пьяная компания будет неуправляема. Он слушал вполуха тосты, всегда поднимал и не всегда пил водку, безразлично что-то жевал. А когда минут через пятнадцать тамада и уже пьяненькие собратья стали требовать: «Палыч»! «Палыч»! Палыч растерялся. Слегка захмелевшая Наталья, толкнув его локтем, подковырнула:
     - У нас разве есть еще один Палыч? Общество просит сказать тост!
   Палычу любезно долила откровенно пялящаяся на него через парня соседка, с коротко подстриженными, как уголь, волосами, с раскосыми татарскими глазами и выпирающими скулами, красивая своей дикой языческой красотой. Только что сделанные бусы из свежих осколков тихоокеанских ракушек на короткой шее, пикантно смотрелись с вываливающимися грудями из двух треугольничков пестрой ткани.
   «Так это та, одна из тех трех, что семафорили своими круглыми попами, собирая ракушки», - опознал ее по бикини Георгий.
     - Тост, Палыч! – требовала раскосая татарка, скалясь крупными ровными зубами.
     - Ну, не тяни, Виталий! – ткнула снова локтем Наталья.
     - Помни условие, – не повторяться! – издевались, загнав в угол последнего, славяне.
     «Так, за прибытие, - пили; за двадцать пять градусов воды – пили… - и мелькнули молнией в голове Виталия Палыча все остальные тосты.
     - Ё-К-Л-М-Н! - вдруг неожиданно для себя громко сказал он, подняв вверх бумажный стакан с водкой. - За любовь! – И через секунду решил зачем-то добавить, видно, черт, как не раз бывало, дернул, - без комплексов!
   Секунды полторы молодежь переваривала тост с дополнением, а потом вдруг случился одновременный грохот одобрительных возгласов.
     - Вот это тост!
     - Ура-а-а! За любо-о-о-овь!!
     - Как же никому не пришел он в голову?
     - Блин! А действительно!
     - Ну, Палыч, выдал!
     - Где ты раньше был? Целовался с кем?
     - Девчонки! Без комплексов!
     - Что значит опыт!
     - Что значит большая практика!
     - Пусть научит!
     - Девчонки! Целовать Палыча в засос!
     - Ну, все! Теперь девки от нас уйдут!
     - Палыч, не жадничай! Поделись девчонками!    
     - В тихом омуте большой черт водится!
     - Палыч! Бери меня! – заорала озорная блондинка.
     - Нет, Палыч, я горячее!
     - Покажи, как без комплексов?
     - Девчонки! Снимай с него шорты! Без комплексов!
     - А у него что-то там есть!
     - Отрывай на сувениры!
   С первым же криком соседка с раскосыми глазами (что, значит, играет кровь дикой орды!), завалила Палыча на песок и впиявилась ртом в его губы. Упала и Наталья, поскольку сидела тоже на одной коряге, и тоже пыталась оставить на его лице свои отпечатки губ. А дальше с криками повалились полуголые тела девчонок, которые целовали лицо, грудь, живот, щипались, щупали, пытались сорвать шорты и оторвать на сувениры куски тела и детородные органы. Палыч пытался сопротивляться, просил, урезонивал, требовал, грозил, но решил все силы бросить на удержание шорт.
     - В океан его! – заорала татарка, выползая из–под женских тел!
     - Топить его!
     - Подняли!
     - Понесли!
   И с криками, прибаутками, матерком толпа девчонок-линчевателей схватила бедного Палыча за ноги, за руки за голову и за все, что только можно ухватить, и понесла его к океану.
   Зайдя в океан по пояс, они бросили его, как ненужную вещь, к которой потеряли интерес, и кто вернулся к костру, а кто поплыл. Лишь одна раскосая девчонка тянула его изо всех сил в океан.
Когда ему было уже по грудь, и они остались одни в темноте, она обхватила ногами его талию, крепко прижалась к нему голой грудью и со стоном между поцелуями взасос умоляла.
     - Ну, давай же, Палыч! Ну, трахни меня без комплексов! Ну, не тяни!
   Она схватила его руку, засунула себе в плавки, и он почувствовал, как под его прижатой ладонью конвульсивно забилась какая-то пушистая рыбка. Раскосая бестия погрузилась в воду с головой, стянула с него шорты, и, наверное, откусила бы ему пенис, если бы не потребность дышать. Захлебываясь, она вынырнула, снова обвила его ногами и снова простонала:
     - Ну, трахни же меня!
     - Ты же видишь сама, его не оживить, - обреченно сказал Палыч.
   С полустоном и полуплачем раскосая дикарка влепила ему оплеуху.
      - Провокатор! Это тебе за любовь… без комплексов… - всхлипнула она, и, продолжая подвывать, стала выходить из воды. 
      - Ну, ты не прав, Палыч! – раздался рядом в темноте чей-то мужской голос, потом послышались плеск и тихий женский стон.
   А когда раскосая девчонка, с коротко стриженными, как уголь, волосами, обхватившая Георгия ногами и прижавшаяся к нему голой грудью, повисла на нем, - где-то на другом конце земного шарика, в роскошном кабинете, у женщины со светлыми уложенными в пучок длинными волосами, снова защемило сердце, и ручка выпала из рук.
   Натянув шорты, остудив в океане горящую щеку, Палыч поплелся на берег.
   А на берегу вокруг костра под музыку двух транзисторов человек двенадцать уже танцевали ламбаду. И только одна из всех девчонка была с прикрытой грудью.
 Вытащив из сумки джинсы, Георгий побрел к кустам переодеваться. Дважды он натыкался на пары, занимающиеся любовью, один раз на парня, у которого выворачивало желудок. Когда он подошел к своему месту, его встретила Наталья, подала ему шампур с благоухающей рыбой и овощами и со смешком укоризненно спросила:
     - Ну, уж, ежели Ленка - татарка тебя не удовлетворила, кто же тебе тогда нужен?
   Палыч, молча, сел и, не поднимая головы, начал вяло освобождать шампур.
     - Давай, Виталий, выпьем, - подала она стакан, - чтобы все было хорошо! За это вроде не пили.
   Он чокнулся и они выпили. Наталья принесла ему новый шампур с креветками.
   А между костром и океаном уже буйствовал кан-кан, и женские плавки полетели в костер.
     - Такого у меня еще не было! – хихикнула пьянеющая Наталья. – Без комплексов отрываются, как учил.
  Средь танцев, песен, криков вспыхивали блики фотовспышек. Всем было на это до фени! Потом трио голых амазонок исполнило танцевально – песенный шлягер «Я милого узнаю по походке».
Георгию становилось все хуже.
   Он надел футболку, кроссовки и обратился к Наталье.
     - Наталья, не здоровится мне что-то, поеду-ка я спать в отель.
     - И думать не моги, Палыч! – решительно возразила та. - Надумал, средь ночи! Нет и нет! Ложись в сторонке и отдыхай до утра!
     - Наталья, ты же видишь, я не пьяный. Мне тут не отдохнуть.
     - И не уговаривай! Да ты в темноте и не найдешь дорогу!
     - Тут идти пятнадцать минут.
     - Да как ты доедешь до отеля ночью?
     - Какая ночь, еще нет десяти.
     - Я сказала - нет!
     - Хавьер! – позвал метиса Палыч. – Подвези меня на своем тракторе до трассы.
   Хавьер вопросительно посмотрел на Наталью. Та начала ему что-то говорить. Ховьер, похоже, начал возражать. Наконец, их спор закончился и Наталья провозгласила.
     - Хавьер говорит, что через пятнадцать минут поедут по трассе два автобуса с рабочими с Панамского канала. Они подкинут до столицы. Я велела ему посадить тебя на автобус. Отпускаю только из уважения к тебе, Виталий, и твоему болезненному виду. Сегодня это не твой праздник. Значит твой еще впереди. Деньги при тебе?
     - Дам водителю полсотни, - похлопал Палыч себя по карману.
     - И двадцати хватит, и то, если вдруг сажать не будут! И так весь мир жалуется на русских, что те развращают сферу услуг непомерными чаевыми!
   Перекинувшись парой фраз с Хавьером, она напутствовала:
     - Езжай, Виталий, отсыпайся!
   И Хавьер, что-то буркнув сверлящей Палыча злыми глазами раскосой бестии, зашагал к своему квадроциклу…
   До Палыча, кроме Натальи, никому не было дела.   
   Минут за десять они уже были на трассе. Хавьер покрутил головой, что-то сказал, сел на свой квадроцикл, и вскоре огонь его фар, удаляясь, заплясал по пригоркам и впадинам.
   Георгий остался один почти в кромешной ночи.
   То ли от нервной встряски, то ли от выпитого спиртного, а может, от всего в комплексе, ему становилось все хуже, и, чтобы не испытывать судьбу, он решил выйти на холм, откуда был бы виден костер, держа его на дальнем расстоянии, обойти место оргии московских дикарей и выйти на океан.
Наконец, он оказался на чистом песке, а впереди него тихо накатывал свои ленивые маленькие волны Великий океан. Далеко слева плясал в ночи слабый отблеск костра, и теперь можно было не опасаться, что сюда забредет хоть одна пьяная пара. Георгий снял кроссовки и омыл прибоем усталые ноги. Зайдя чуть подальше, он умылся и охладил левую щеку, еще помнящую оплеуху и тяжелую руку черноголовой бестии. Повесил мокрые шорты на кусты, вытащил пакет с фруктами и водой, положил голову на сумку и вскоре отключился от реальной жизни, чтобы снова участвовать уже во сне в тревожной жизни своего воспаленного подсознания.
   Ему снилось, будто он засыпал с любимой женщиной на ее тахте, утомленный любовью. Почему-то не горел, как всегда, крохотный зеленый ночничок, а тьма и без того черная, все сгущалась и чернела. Он слышал даже легкий шорох и шелест, как она сгущалась и становилась плотной, такой, что ее можно было уже потрогать. И какая-то неуловимая малюсенькая мыслишка копошилась в его голове, поедая другие мысли, становясь все ощутимее, все назойливее и уже не давала ему покоя. Какой-то чужой и ему показалось даже ехидный был у недавно ласкавшей его женщины смешок. Какая-то подозрительная интонация во фразах, не похожая на интонацию его любимой. И как же он, тумак, не обратил внимание, что у нее слегка светятся зеленым светом зрачки, ведь зеленый ночничок, оказывается, был выключен? А отчего у нее стала такая острая твердая грудь, что уперлась в его грудь и причиняет ему боль?
   Пошарив в темноте рукой, он нащупал включатель ночничка, нажал его и похолодел. Рядом с ним лежала чужая женщина со смуглым лицом, раскосым разрезом прищуренных глаз, выпуклыми скулами, носом с горбинкой и застывшими в полу ехидной улыбке губами. Из-под русых длинных спутанных волос на верхней части лба выглядывал черный стриженный ежик.
     - Узкоглазая бестия! – с ужасом вскричал Георгий и сдернул русый парик, обнажив так хорошо знакомую черную коротко-стриженную голову.
     - За любовь, Палыч! – вдруг оскалилась физиономия, превратившись в лошадиную морду, и с торжествующим ржанием навалилась на него, чуть ли не протыкая его хилую грудь своими каменными грудями, и укусила его щеку лошадиными зубами.
   С испариной на лбу, Георгий сидел в кромешной темноте, ничего не соображая и, боясь очередных нападений, обратной подобии кентавра*.

     *В древнегреческой мифологии дикие смертные существа с головой и торсом человека на теле лошади.

Очень медленно он приходил в себя, узнавая в шелесте и шорохе набегающий прибой океана, в звонких переливах ночных цикад, - нечто похожее на лошадиное ржание. А когда нащупал рукой и вытащил из песка на том месте, где лежал, обломок ракушки, - окончательно проснулся и осознал, где он находится.
 Надеясь стереть из памяти безумный сон, он встал, прошелся по мокрому песку с накатывающей на него шипящей пеной, постоял, глядя в черноту направо и еле заметные всполохи костра, - налево.
   «Еще резвятся», - неприязненно подумал он, приложил несколько теплых примочек океана к укушенной лошадью щеке и пошел на свое место под кустом. Несколько раз поворочившись, он снова тяжело забылся.
Утро оказалось, действительно, мудренее вечера, хотя бы потому, что пригревало солнышко, весь многокрасочный мир радовался новому дню, а ему было получше, чем вчера ночью.
   «Наконец-то свободен! Совсем свободен!»
 Георгий покидал в сумку плавки, фрукты и бутылку воды, повесил сумку на плечо и пошел поздороваться с океаном. Выйдя на кромку океанского прибоя, Георгий шел по нему, часто останавливаясь и оглядываясь, наблюдая, как океанская волна стирает последние его следы на суетной Земле. Знакомые очертания прибрежных кустов, где он провел ночь, скрылись у него за спиной. Пройдя с час по пустынному побережью, он почувствовал, что дальше идти просто не может, и ему необходим отдых.
   «А почему бы ему в последний разок по-человечески не искупаться в Тихом океане. Панама, одна из южных стран, почти на экваторе, пальмы, черный песок, - это же голубая мечта его детства…
Сколько раз в жизни он подавлял в себе человеческие слабости? Сколько раз отказывал себе в удовольствии сходить в театр, на выставку картин, на фотовыставку, встретиться на чьем-нибудь дне рождения с друзьями. Посмотреть хороший футбол, поиграть сам с собой в шахматы, в минуты хорошего настроения. И все эти ограничения делались им в угоду каким-то сиюминутным необходимостям: подготовить отчет о проделанной работе за месяц, за квартал, за год; подготовить очередную справку в очередную комиссию, протирающих лампасы военных чиновников, занимающихся только докладами-пересказами вышестоящим начальникам о состоянии дел с разработкой какого-нибудь космического комплекса; подготовить справку и выступить самому с докладом перед сборищем полковников и генералов параллельного ведомства. А инспектора - контролеры с тремя, четырьмя генеральскими, а то и маршальскими звездами на погонах, которые хотят лично взглянуть на «изделие» и лично услышать от него состояние дел? И даже начальник Генштаба, референт Генсека - не отказывали себе в таком удовольствии».
 
Он вспомнил спокойного и уважительного Сергея Федоровича,* как тот с улыбкой снял и отдал ему маршальский китель со звездой Героя и широченной колодой орденских планок. Взял от него куртку на молнии для работы в кабине «Бурана». Как испугался Георгий за предстоящий от маршала «разнос», забыв предложить ему надеть бахилы, буквально стаскивая его с лестницы, когда тот лез в кабину.
Вспомнил балагура генерала-лейтенанта из свиты маршала, как тот, убедившись, что его начальник в кабине поворачивает элероны и не слышит, обращаясь к нему, полковнику, подмигнул: «Надевай полковник китель маршала, строй нас генералов и командуй! Когда у тебя будет такая возможность?»
Он вспомнил маршала Савицкого Евгения Яковлевича, дважды Героя Советского Союза,  пожалуй, единственного сочувствующего ему инспектора, когда тот во главе Группы генеральных инспекторов Министерства обороны с ехидинкой на его живом лице, останавливал не раз доклад Глеба** своей фразой: «А что на это ответит полковник?» - обращаясь к нему с подбадривающей улыбкой за вынесением вердикта по тому или другому вопросу.
 
   * Ахромеев С. Ф., в 1988г. нач. Генштаба Вооруж. Сил СССР, 1-й зам. Мин. Обороны СССР.
   **Глеб Евгеньевич Лозино-Лозинский – талантливейший Генеральный конструктор, разработчик космического шаттла «Буран» и не только. Герой  Социалистического Труда (1975 г.), лауреат Ленинской и двух Сталинских премий.

   «Ну, как же до него тогда не дошло, что тот генерал-лейтенант невольно выдал свою голубую мечту? Не мог знать тот генерал, что голубой мечтой полковника было не командовать, а: «Полежать бы сейчас на песочке под тенью пальмы на каком-нибудь теплом океане вдали от всяких инспекторов-генералов и всяких комиссий…»

А сколько жизненных соков выпили многочисленные дефекты во время десятилетней отработки «Бурана»? В камере холода что-то замерзло; на стенде в потоке плазмы сгорела теплозащита; на центрифуге что-то сломалось, на вибростенде – лопнуло; на статических испытаниях разрушилось; на огневых испытаниях – «рвануло»; на гидроиспытаниях – потекло; на других – что-то вовремя не открылось или не закрылось, - и несть им числа!
И постоянный свист кнута над головой: «Вы куда смотрели?». «Как это могло произойти?» «Срочно разберитесь!» «Срочно доложите!» И следовало наказание не виновных. И он, рабочая лошадка, в бока которой втыкали шпоры, стегали, даже когда она мчалась в галоп, обязана была везде поспевать. И разного рода седокам было глубоко плевать, что у него бока в мыле, в брюхе за двенадцать часов скачек пусто, «а в глазах от усталости круги, покрупнее жонглерских обручей»,* а в сутках всего лишь только двадцать четыре часа. А если, случалось, подкашивались ноги у рабочей лошадки, – на свалку ее! И раздавался клич: «Ну, за пучок сена, кто на новенького?!»

      * Куплет из замечательной песни Новеллы Матвеевой «Фокусник».

   Пораженный нехорошими воспоминаниями, он остановился в изумлении.
   «Какого чуда он хотел от своего организма, не получившего возможность в голодное и холодное детство и студенческие годы создать должный запас, а во время работы, из которого выпили последние соки? Какого?
   Потому судьба и отвела ему сейчас не роль беспечного туриста, свалившегося на край света за удовлетворением своих прихотей, а роль прокаженного, вынужденного скрыться от людей, чтобы втайне от них свести счеты со своей суетной жизнью! Не пора бы поумнеть, хоть за несколько часов до своего конца?
Почему же сейчас, в последний раз, не взять от жизни то, что по праву ему положено за многие годы аскетического отказа от человеческих соблазнов и элементарного заслуженного удовольствия? Почему же сейчас не взять ему то, что вокруг него? Оно рядом! Его можно потрогать! Его можно почувствовать! Почему же прямо сейчас не насладиться редкостным окружением райской природы, о которой он столько раз мечтал и видел в своих голубых снах?»
   Георгий решительно направился к нескольким кустам, дающим спасение от уже припекающего солнца. Раздевшись догола, Георгий высыпал на пакет все фрукты, что он купил при остановке их автобуса на трассе.
   «Молодец Наталья! Правильно она уговорила купить эти фрукты. Оказывается, за всю свою жизнь он ни разу не попробовал такие необычные бананы, те же манго, а эти вот фрукты - он не знает даже, как они называются, хотя продавец как-то называл их по-испански. Эх, к такому набору сейчас бы вместо бутылочки Кока-Колы бутылочку хорошего вина, было бы совсем другое дело!
     - Да, ненасытна человеческая натура! Сколько ей не дай, - все ей мало! – вылезло его второе «Я». – Но, слава Богу, ты, кажется, на глазах умнеешь!
     - Смотри-ка, вылезло! Валяй, валяй! Изощряйся! Но не тешь себя надеждой, что я передумаю свести счеты с жизнью! – беззлобно возразил Георгий. - Я решил напоследок хоть немного не отказать себе в удовольствии.
    - Я и говорю, что хоть в этом ты умнеешь, - ехидно заметило второе «Я». – Лучше поздно, чем никогда.
     - Ну, как же, пользуйся случаем, ты этого хотел, - сказал хозяин, направляясь к воде и накручивая на голову, как чалму, белую футболку, - единственную защиту от солнца.
      «А самое главное, - эх, если бы он сейчас не чувствовал разрушающей работы его болезни в своем теле!»
  Войдя по пояс, он скоро поплыл. Вода была не меньше двадцати четырех градусов. Его покачивало на легких волнах, ветра практически не было, плыть было легко и приятно.
Совсем рядом и низко пролетели в воздушном кильватерном строю шесть огромных бакланов. Все они слегка наклонили головы и скосили на него бусинки глаз. Ему показалось, как первый, слегка повернув к собратьям голову, прокричал: «Это еще что за дерьмо качается на волнах?»
   Георгий чувствовал, как океан поддерживал на своем безгранично огромном теле его маленькое тщедушное тельце, и был благодарен ему за эту поддержку. Скорее по привычке он пропустил через носоглотку порцию океана, чтобы ее прочистить, но тотчас отказался от этой затеи, - настолько непривычно соленой и щепучей оказалась вода. Он попробовал полежать на спине, но чуть не утопил с головы свою футболку. Поймав ее, пока она, как медуза, медленно исчезала в толще зелено - голубой воды, накинув ее мокрую и тяжелую на голову, он поплыл к берегу. Пройдя мокрый песок, омываемый прибоем, он ступил на сухой, и с воплями, прыгая по невыносимо горячему песку, как по раскаленным углям, добрался, наконец, до теплого песка под тенью кустов.
   «Ну и дела! Вот тебе и Экватор! Без кроссовок, без прикрытой головы и других частей тела находится на солнце просто невыносимо! Тут и муха не гудит, - обуглишься!» – скривившись от ожогов на ступнях, выругался он вслух.
   Прополоскав горло Кока-Колой и избавившись от раздражающей жгучести в носоглотке, он с удовольствием съел четыре бананчика, одно манго и пару экзотических невиданных фруктов, по вкусу похожих на яблоко с абрикосом с добавкой апельсина.
   Проверив, как будет двигаться тень от кустов, надев футболку, шорты и подложив под голову сумку, он забылся сном почти счастливого человека.
Проснулся он от ноющей боли в теле.
И вдруг, словно пелена спала с его сознания.
 
     Первая попытка
 «Да что же он делает? Зачем он приехал на этот пустынный берег? Какого черта он обогнул половину земного шарика, чтобы свалиться в Панаму? Ну, уж, точно не затем, чтобы подыхать здесь заживо от своей болезни! Кто говорил себе, что он не будет распускать сопли и преодолеет свою слабость?
Вперед, безотцовщина! Ты можешь все! Ты доказал это всей своей предыдущей жизнью! Ты построил дом! Посадил деревья! Вырастил и выучил детей! А если что-то немного не сложилось, - это так, мелкие брызги, не стоящие твоего сожаления. Ну, же! Без страха и сомненья!»
И он поплыл. Очертания скал и подводных пещер под ним становились все более размытыми, пока, наконец, сине – зеленая толща воды не показала ему, что под ним глубина десятки метров. Он повернулся к берегу, взглянул на красный диск уже не жгучего солнца, нависшего над холмом, сделал последний вздох, выдохнул из легких воздух и стал медленно опускаться. Расплавленное разлитое солнце колыхалось над его головой, оно становилось все тусклее и тусклее, заунывный звук в ушах переходил во все более высокие ноты. Погружение замедлилось, как вдруг в висках все отчетливее и резче забили молоточки, барабанные перепонки отозвались резкой болью. С каждой секундой на глаза все нестерпимее нажимало давление толщи воды. На легкие кто-то надевал тугие обручи. И вот звуки в ушах перешли в такой пронзительный свист, что на него откликнулись и завибрировали все нервы, жилы и сосуды.
И тут, словно очнувшись, помимо его воли, с большим трудом у него вдруг задвигались, будто он пытался взлететь, руки. К ним подключились, будто он пытался оттолкнуться, и ноги.  Движения становились все более частыми и отчаянными, и с каждым движением свист в ушах переходил на низкие ноты. И лишь на грудную клетку продолжали надевать тугие обручи. Темно – зеленая толща над головой стала светлеть, голубеть с каждым движением, наконец, показалось колыхающееся расплавленное солнце. Но тут не выдержали его легкие и, не считаясь с обстановкой, заставили открыться рот, и первая порция океанского рассола хлынула в них. Спазм в горле на мгновение закрыл трахею, и через секунду со взрывом кашля и последних кубиков кислорода из легких, поступивший в них рассол был вытолкнут наружу. Какие-то мгновения рот у него был плотно закрыт, а потом снова прошел непроизвольный вдох, и новая порция океанского рассола была втянута вместо воздуха. Но не приспособленные извлекать из воды растворенный воздух его легкие вновь с кашлем вытолкнули чуждую им среду обратно. Его шея из последних сил, пыталась телескопически выдвинуть вверх его голову, а руки и ноги работали и работали, выталкивая его агонизирующее тельце из бесконечного тела океана. И снова его легкие вынуждены были сделать вдох, но на сей раз вместе с водой, пробившая поверхность океана голова успела вдохнуть спасительную порцию воздуха. Вновь его легкие вывернуло наизнанку, вытолкнув большую часть соленой воды, и вдохнуло уже спасительный воздух. Опоздай он пробить поверхность океана на секунду, скорее всего, порвались бы его легкие или от непоступления в мозг кислорода затуманилось бы его сознание. И тогда, с безвольно повисшими руками, склоненной на грудь головой и вытянутыми ногами, он медленно опускался бы в пучину на радость десяткам пар глаз, нетерпеливо стерегущих этот момент.
   Ошалело хлопая руками по поверхности океана, будто пытаясь взлететь, Георгий крутился на одном месте, утробно кашляя, выдавливая из легких остатки горько-соленой воды и заполняя бронхи, альвеолы и чего у него там есть таким необходимым воздухом. С каждым разом, кашляя все менее надрывно, он насыщал и насыщал свою обессиленную дыхательную систему кислородом, пока, наконец, совсем перестал кашлять. Только тогда он перестал безостановочно бить по поверхности воды руками, осознал, где он и что с ним происходит.
С огромным трудом, двигая потяжелевшими ногами и руками, он с вожделением видел, как приближается резко темнеющий берег и это придавало ему силы.  Он попытался встать, но ноги его не держали. Сделав еще два неуверенных шага, не в состоянии больше двигаться, лег на живот, и ленивая волна вынесла его вместе с пеной на берег. Ползком, сделав три движения к берегу, замер, и тело его затряслось в беззвучном рыдании. Он не знал, по какому поводу: то ли потому, что почти выбрался на берег, а может потому, что не смог выполнить свое намерение. Окончательно успокоившись, собрав все силы, падая и вставая, он доковылял до своей одежды, с большим трудом накинув на себя рубашку, он уткнулся лицом в брюки и замер.
   Проснулся Георгий от нестерпимой жажды и боли в груди. Голова была горячей, тело привычно покалывал озноб, руки и ноги подрагивали. С трудом раскрыв тяжелые веки, он увидел миллионы незнакомок, с удивлением смотрящих на него. Так много, так близко и так отчетливо Георгий видел звезды впервые. Пытаясь подняться и сесть, он застонал от боли во всем теле. Сжав зубы, нашарив рукой знакомую бутылочку, дрожащими пальцами он стал откручивать крышку. Сунув горлышко в опухшие губы, он сделал несколько глотков.
   Откинувшись на спину, позволяя раствориться внутри каждой капле такой драгоценной влаги, он смотрел на незнакомые очертания звезд и не находил привычного Млечного Пути.
Тяжелые веки сами закрылись, ноющая боль во всем теле не позволяла сформироваться каким-либо мыслям, и он бесчувственным тюфяком неподвижно лежал под незнакомыми Галактиками.
   Ночью Георгий несколько раз просыпался от боли в легких, от боли в боку, на котором он спал, от каких-то неясных кошмаров, но всякий раз, увидев мохнатые звезды над головой, он крутился, выбирая не такую болезненную позу, и снова засыпал.

Проснулся он уже от того, что солнечные зайчики, отраженные от океана, щекотали его веки. Он приоткрыл глаза и сразу закрыл, - так их было много. Полный океан! Со стоном приподнявшись, он с трудом сел и стал прислушиваться к своему организму. Но можно было и не прислушиваться, - так отчетливо слышал он, как грызла его болезнь. К ухудшающемуся с каждым днем его состоянию добавился новый букет боли: в легких, в голове и в обожженной ноге. Бережно поднеся бутылку к губам, он три раза отклонился назад, делая глотки, и всякий раз закрывал глаза. Сидя в той же позе, он ждал пока драгоценная влага смочит першащее горло. Он снова прислушался к себе, и ему показалось, что становится легче. С закрытыми глазами, подставляя лицо еще ласковому солнцу, он наслаждался его лечебными лучами.
Теперь время для него уже не имело никакого значения. Время для него уже остановилось.           «А вот как же это получается? Он еще жив. Пока».
Георгий вытащил все фрукты, что были в его сумке.
   «На завтрак фрукты есть. Нет, все он съедать сразу не будет. Оставит, пожалуй, вот эту парочку бананов на всякий случай, одно манго и пару вот этих экзотических. Интересно, а что это он распланировался? На какой такой случай он собирается оставлять фрукты? Он что не собирается делать повторной попытки?»
     - Все очень разумно ты планируешь. Ты знаешь, Георгий, я крайне редко тебя хвалю, - обозначилось каким-то хриплым голосом его второе «Я».
     - Как? Ты еще не утонуло?
     - Почти. Поверь, мне сейчас хуже, чем тебе. Я сомневаюсь, Георгий, что сегодня ты можешь доплыть до вчерашнего места, где ты чуть не совершил роковую ошибку. Ты что хочешь сегодня захлебнуться, просто опустив голову в океан?
   Георгий посмотрел на ленивую широкую волну, и эта мысль показалась ему несуразной.
    «Действительно, он вроде не припомнит случая, чтобы так кончали счеты с жизнью великие люди», - мелькнуло у него в голове.
     - Правильная мысль тебя посетила, - не успокоилось второе «Я». – Такой нелепой смертью кончают жизнь пьяные мужики в луже. Надеюсь, ты не из тех?
   Георгий хотел, было, как всегда, возразить, но доводов почему-то не находилось, и пауза превратилась в молчание.
   «Да, наверное, надо оставить немного фруктов. Хорошо бы эту мысль его оппонент не услышал, но, похоже, что сегодня он прав. Ему не доплыть до вчерашнего страшного места, он не уверен, смогут ли сейчас держать его ноги?»
Решив отложить эту опасную проверку, он начал чистить потемневшую кожицу маленького банана, лежа на спине. В такой же позе он ел запланированные на завтрак фрукты.
   «Все, все! Больше ни глотка!» – сказал он, пряча бутылку.
Ему вообще не приходили никакие мысли. Умиротворенный, он лежал и смотрел в небо, где высоко-высоко стояли на месте полупрозрачные серебристые облака, его правую сторону лица ласково грело солнце, и ему было почти хорошо, как бывает хорошо смертельно больному человеку за несколько часов до смерти.
   Казалось, он и не засыпал вовсе, но потому, как намного выше стояло и уже жарило солнце, он понял, что все-таки отключался. Взглянув на часы, он даже присвистнул: «Мать честная! Это что он отключался почти на два часа?»
 
 Как правило, в другой жизни, в семь часов он уже был на ногах.
   «А не симулирует ли его больной организм? Нет, он заставит его подняться!»
   Кряхтя и охая, он поднялся и сделал первый шаг. Получилось.
   «Не так все плохо. Придется двигаться в обратном направлении до тех хибарок и до той трассы. А как странно? Он уже почти сутки один одинешенек! Неужели местному и столичному населению не хочется посетить эти уединенные места? Эх, были бы у него деньги, построил бы он здесь маленький четырех звездный отельчик, обустроил бы все кругом, и ведь главное достоинство этого места, - первозданная близость к природе! К океану! Неужели здесь где-то в глухих местах уже стоят подобные отели и удовлетворяют запросы местных и заезжих снобов, решивших провести время у океана? Что-то он в этом сомневается!»
   Кинув на прощание взгляд, на вчерашнее злополучное место, где завершилась неудачей его первая попытка расстаться с жизнью, Георгий угрюмо заметил:
   «А цепки твои объятия, однако. Коварен ты, Тихий», - но дружелюбный шелест пены с ним не согласился.

     Передышка
Собрав сумку, надев шорты, он осторожно босиком побрел по кромке такого же, как вчера, ласкового прибоя, который оставлял белую шипучую пену на черном песке. Он проковылял минут сорок, уже надев рубашку и брюки, периодически поправляя чалму из белой футболки, пока, наконец, появились несколько хибарок.
   «Надо бы обойти хибарки, чтобы не вызывать лишних вопросов».
Он надел кроссовки и вскоре вышел на трассу. Пересчитав свои последние две тысячи двести тридцать пять долларов, он вынул и положил в нагрудный карман пятьдесят.
   «Не-ет, эта шикарная машина не для него, - проводил он взглядом быстро проскочившую машину, не пытаясь выставить руку, - голосуй он, не голосуй, эта красавица не остановит для такого сомнительного типа, как он», - Георгий критически осмотрел свой помятый вид. Стараясь держаться как можно более уверенно, пару раз он вытянул руку для машин попроще, - никакого намека, что его видят эти белые надменные водители.
   «Если так редко они будут ездить, сколько же времени ему придется стоять на солнце?» – и только сейчас он почувствовал на своей голове подобие белой чалмы, которую позабыл снять.
     «Надо было бы и вторую уж руку выставить в сторону, чтобы у проезжающих не было сомнений, что у дороги стоит пугало!» – беззлобно отругал себя он.
   Он снял чалму-футболку и заметил небольшой открытый грузовичок, бодро кативший навстречу.
   «Ну, у этого, кажется, и места в кабине нету», - заметил он две физиономии за стеклом и даже не выставил руку.
Однако, грузовичок, уже проехав мимо, вдруг резко притормозил, дверь кабины открылась, и метис в светлой футболке, встав на ступеньку, скаля белые зубы, приветливо замахал ему, предлагая разделить компанию. Не сразу опомнившись, Георгий, обозначив бег, заковылял навстречу добрым ребятам.
     - Привет, друг, ты чего жаришься на солнце или тебе не подходит наш рыдван? – двигаясь поближе к водителю, освобождая место для Георгия, продолжая улыбаться, жестом пригласил его сесть метис.
   Из первой фразы Георгий понял только два слова на испанском: «салют» и «амиго», и после двухсекундного замешательства, стараясь улыбаться естественно, повторил эти слова, пытаясь попасть в ту музыкальную интонацию, которую он слышал.
   Ребята сразу поняли, что перед ними иностранец: водитель, если раньше равнодушно глазел на дорогу, то сейчас нет-нет в зеркало изучал Георгия, а приветливая улыбка у первого парня сменилась напряженно - натянутой.
     - Ты янки? – сам себе не веря, спросил сосед.
Георгий лишь на секунду прокрутил фразу в голове и понял вопрос. Ему сразу вспомнились слова Натальи, что американцев в Панаме всегда не любили, а особенно после разгрома сторонников Норьеги.*

      * Военная интервенция американцев в Панаму в 1989 году, закончившаяся свержением президента Норьеги.

    - No! No! – испуганно вскричал Георгий. - I am Russian! I am from Moscow!
    - Он русский! - понял сосед, - Он из Москвы! – обратился он к водителю.
И хотя Георгий не знал испанский, до него дошло, что соседи его поняли.
   От неожиданности услышанного водитель даже притормозил и удивленно скосил глаза в зеркале кабины на Георгия.
     - Спроси его, - наконец, обрел дар речи водитель, - какого х… он здесь делает?
     - В каком смысле? – не понял его приятель.
     - Ты спроси его, он здесь по делам или как турист?
Приятель спросил Георгия на испанском и единственное, что Георгий понял, это слово «турист». Он радостно закивал головой и подтвердил:
     - Да, да! Я турист!
   Последнюю фразу поняли и панамцы, и водитель, криво усмехнувшись, зная, что этот русский его не поймет, спросил сам себя:
     - Неужели, чтобы увидеть Панамский канал, нужно бросить дела и пролететь полсвета? Спроси его! Или мы такие дурные с тобой и этого не понимаем?
     - Слушай, я тебе что, - переводчик на русский язык? Я этого русского также не понимаю, как и ты!
     - А с чего ты решил, что ему надо с нами ехать до столицы и просил меня притормозить? – агрессивно наступал водитель на приятеля.
     - А для чего, по - твоему, человеку в жару стоять на трассе? Разве что ему позарез надо спросить, как у тебя дела?
     - А что? Пусть спросит! Я ему отвечу, что дела наши х…, и что вкалываем мы с тобой целый день за гроши! А он, наверное, истратил денег только за один билет на самолет столько, сколько мы с тобой заработаем вместе за год! – и водитель нелюбезно взглянул на Георгия в зеркало.
   Георгий чувствовал нутром, что разговор идет о нем и разговор нехороший, что надо бы как-нибудь изменить ситуацию и не знал как.
     - Подобрали мы его на свою задницу, - хмуро глядя на дорогу, продолжал водитель, - все по твоей доброте, и даже ты не спросил, а куда ему надо?               
     - Амиго,* - обрадовано нашел в своем испанском словарном запасе чуть ли не единственное слово Георгий, обращаясь к соседу, - мне надо в отель, центр, Панама! Он вытащил пятьдесят долларов и положил их у лобового стекла ближе к водителю, так как уловил, что все отрицательные эмоции по его персоне, исходят от него.

 *  Так звучит испанское слово «друг».

    Увидев зеленую купюру, водитель непроизвольно затормозил, облизнул сухие губы, разгладил хмурое лицо и, напялив на него улыбку, как если бы встретил своего нелюбимого богатого родственника с дорогими подарками в дверях своего дома, обратился к Георгию.
     - Ну, амиго! Это же совсем другой разговор! – проглотив слюну, ответил водитель. - Тебе нужно в отель, в центр столицы? Да за такие «бабки» я готов целый час катать тебя по столице, если бы мы не спешили сдать овощи и фрукты в лавку китайцам!
   До Георгия дошло, что он вовремя сделал правильный ход: водитель понял, куда ему надо, и, по всей видимости, обещал довезти.   
   
   
     - Этот что ль? - строго глядя на Георгия спросил водитель.
     - Этот, этот! – радостно закивал головой Георгий, впервые увидев название отеля.
   Расстались они друзьями, обменявшись рукопожатиями и пожелав удачи каждый на своем языке.
   Подойдя к раскидистому цветущему кусту, оглядевшись и убедившись, что редким окружающим нет до него совершенно никакого дела, Георгий отряхнул брюки, поправил рубашку, пригладил волосы. Потом полез в сумку и, вытащив пачку долларов, отсчитал пятьсот десять, положил их в паспорт, который сунул  в карман рубашки, остальные деньги засунул в портмоне и забросил его в сумку
Администратор за стойкой ресепшен сразу его засек и, по мере приближения Георгия, пытался вычислить: «Что еще нужно этому помятому небритому типу в кроссовках в его респектабельном четырех звездном отеле?»
Георгий напряг английский и развязно произнес:
     - Я прилетел из России по делам и хотел бы остановиться у вас возможно на неделю. Я готов оплатить одноместный номер на три дня, дальше видно будет, -  и, с достоинством вытащив паспорт, не спеша, открыл его и положил перед собой пятьсот двадцать долларов, холодно посмотрев в глаза администратора. 
 
   - Welcome! Welcome!* - заученно склонив голову набок, запричитал метис, стрельнув глазами на сотенные купюры и расплывшись в улыбке, – Of course… Mr. Bertenev! **- заглянув в паспорт, на скверном английском продолжал он склабиться.

     **Добро пожаловать!
     ** Конечно, господин Бертенев!

 «Свалился ты на мою задницу, жди теперь от тебя непредсказуемых пьяных выходок, - вспомнил он об оргиях русских на Тихоокеанском побережье, о которых говорила половина Панамы. – Вон, по твоему виду и походке понятно, что ты еще «не просох после приема» во время перелета! Какие могут быть у русских дела в Панаме? Надо бы спросить у приятеля!»
   Георгий у стойки выполнил нехитрые формальности.
     - А это вам за услуги, - небрежно положил богатый постоялец двадцать долларов сверху требуемых.

     - Грасияс! Грасияс!*- осклабился, склонив голову, администратор.
 
     * Спасибо!
 
Получив ключ от номера, Георгий с провожатым мальчиком, одетым в форму служащего отеля, не спеша, двинулся к лифту.
Только тут, находясь в полутемном задрапированном от солнца и охлажденном кондишеном номере, он позволил себе расслабиться, и сразу почувствовал обрушившиеся на него боль и страшную усталость. Сбросив кроссовки, Георгий рухнул на покрывало кровати и отключился.
  Проснулся он почти через три часа, долго прислушивался к своей ноющей боли, к незнакомым шумам и запахам, смотрел, как солнце пытается пробиться сквозь жалюзи и тяжелую штору в его комнату. Впервые ему удалось несколько часов расслабиться в человеческих условиях комфорта. Однако жажда и пустой желудок дали знать о себе.
Спустившись вниз он не в силах был пройти буфет, выпил бокал коктейля на его глазах выжатых трех каких-то тропических фруктов, съел салат из свежесоленого тунца с сырыми овощами и почувствовал себя более уверенно.
      «Вот теперь, пожалуй, он дотянет до ужина».
 
Теперь он спал, просыпаясь от боли, стонал, но все равно организм вырвал для себя еще четыре часика. Окончательно проснувшись, Георгий понял, что солнце побитой собачонкой жалобно скулило снаружи, не пытаясь проникнуть к нему в номер.
Не лишенный сострадания он отдернул штору и открыл жалюзи, и оно радостно стало лизать его физиономию теплым языком, как преданно виляющая хвостиком собачонка, и дробило свои лучи в разные стороны на люстре, на зеркале и висящей под стеклом картине в золотой рамке.   
Горы уже мягко стелили солнцу колыбель и были окрашены пастельными тонами с нежными переходами лиловых, фиолетовых, розовых, коричневых и пепельных оттенков. Георгий, стараясь загладить свою вину за непочтительное вчерашнее отношениек к своему старому другу, не мог отказать себе в удовольствии, посадить солнце за горы.
   «Возможно, он сажает его в последний раз, – грустной скрипкой прорезалась тихая мелодия. - Почему возможно? Так оно и будет!» - императивной виолончелью закончил он мысль.
Георгий не мог оторваться от быстро меняющихся красок, а последний уходящий за горы луч чуть не выдавил из его глаз слезу.
   «Вот и все. Для него солнце не должно садиться еще раз», - дал он себе волевую установку.
     - Волевой ты мужик, Георгий! – возникло второе «Я». – Неужели ты не оценил весь сервис этого отеля и не сравнил его с диким пляжным отдыхом? О трагической ошибке, которая чуть не стоила тебе жизни, я уж не говорю.
     - Ты опять за свое? - раздеваясь до плавок и отправляясь в ванную приводить себя в порядок, беззлобно спросил Георгий.
     - Ну, смотри, ведь ты сейчас все правильно делаешь: побрейся, помойся, облачись во все новое и езжай себе знакомится с достопримечательностями Панамы. За десять дней объезди все, осмотри, а за день до вылета присоединишься к группе, ведь твой билет обратно Наталья, конечно, сохранила.
     - Подыхать под причитания и сочувствующие взгляды близких?
     - А может, рассосется?
     - Чтоб язык твой рассосался или что там у тебя есть для передачи твоих мыслей! Слушай, не докучай, а? Надоел!
   И, редчайший случай, его оппонент прислушался к нему.
   И все-таки, Георгий поддался советам своего «друга». Сделав все, как советовало ему его Эго, спустившись вниз и оставив ключ улыбающемуся администратору, Георгий вышел на улицу.
   «Вот, оказывается, когда оживает полупустая в жару столица!»
Подкатывали такси, из них выходили прилично одетые пары, под козырьком отеля стояли оживленно болтающие и смеющиеся группки. Откуда-то слышалась джазовая мелодия. Воздух пах какими-то удивительно терпкими цветами. Вспыхивающие и мерцающие разным светом неоновые вывески придавали нереальность увиденному. Длинноногие полуодетые белозубые мулатки призывно пялили на него глаза. Жизнь продолжалась, и, по всей видимости, довольно неплохая. Он решил пройтись по улице до ближайшего небоскреба цвета индиго. Справа и слева стояли подстриженные зеленые кусты в форме шара, конуса, куба. За этими невысокими кустами периодически стояли деревья, усыпанные крупными фиолетовыми, желтыми и красными цветами, источающими свой аромат и придающими влажному воздуху неповторимый терпкий пьяный коктейль. По улице шелестели шинами дорогие автомобили. Небоскреб оказался офисом какой-то американской компании, с магазином одежды на первом этаже, сверкающий витринами и набитый недешевыми товарами для состоятельной публики, которая праздно дефилировала повсюду, и было ее не больше, чем в рабочий день на каком-нибудь бульваре на окраине Москвы. Слышалась в основном испанская, английская и лишь однажды резанула ему слух французская речь. Почти на всех мужчинах были светлые брюки, половина из них были в пиджаках, а их дамы были в платьях.
 Он дошел до неширокой улочки, обсаженной пальмами. 
     «Нет, на эту улицу у него не хватит сил, хотя это была его детская мечта: пройти по пальмовой аллее какой-нибудь страны, притулившейся к экватору. Он почти исполнил ее. Почти. И если бы это случилось, когда он был красивый и здоровый, - насколько бы лет счастливых, приятных воспоминаний этого хватило! Это надо же так распорядиться судьбе, показать ему, но только глазами, исполнение заветной мечты, чтобы… какая саркастическая насмешка. Какое тонкое и подлое изуверство. Надо бы вспомнить историю, кого из знаменитых постигла подобная участь? Скорее бы добраться до своего отеля.  Чего его понесло сюда? Не хватает встретиться со своей тургруппой. Где же вас носит, мои собратья?»
   Георгий повернул обратно. Опустив голову и смотря себе под ноги, ничего не замечая вокруг, из последних сил, он добрел до своего отеля. Взял, почти не взглянув на метиса, ключ от своего номера, нерешительно зашел в ресторан, что-то заказал, и, не чувствуя вкуса, съел. Чего-то немного без удовольствия выпил, расплатился и оказался у себя в номере. Проворочившись, наверное, с час, стараясь ни о чем не думать, ему, наконец, удалось заснуть. Спал он, несколько раз просыпаясь, и похоже стонал от боли.
   Проснувшись утром, не зная, зачем он это делает, Георгий надел всю одежду, в которой был в первый раз на океане, положил в сумку дополнительно только бейсболку и спустился в ресторан. Заказав отбивную с овощами и бокал свеже выжатого сока, он с трудом все проглотил, вышел из отеля и сел в такси.
Минуты две он объяснял бестолковому метису, что его надо бы отвезти подальше, чем в прошлый раз, на Тихий океан. Наконец, до метиса дошло, тот утвердительно тряхнул головой, и они поехали. Георгия начало мутить, чего раньше в машинах за собой не замечал. Он закрыл глаза и забылся.               
Еще не открывая глаз, Георгий понял, что его тормошит таксист. Значит, приехали. Привычно отдав пятьдесят долларов и получив сухое «Грасияс», он вышел из машины и осмотрелся. Везде были небольшие кустики и пожухлая травка. Похоже, водитель вез его по бездорожью. Океана не было видно.
    «Но почему он не мог заехать на этот холм? А ведь мог бы подвести его и поближе. Ну, да ладно. Наверняка с холма откроется вид на океан». С трудом взобравшись на холм, Георгий увидел справа и слева синюю гладь воды, которая часто закрывалась невысокими кустами.
     «Странный вид. А где же кромка океана, сливающаяся с небом? А что это за виднеющиеся постройки слева? Да оттуда доносится какой-то периодический гул?» Георгий обернулся, машины уже не было видно. Он сел на жухлую травку и пошарил в сумке. Нащупав портмоне, успокоившись, что его хоть не обокрали. Добравшись до кромки воды, Георгий увидел пейзаж похожий на большое озеро, слева и справа от него с побережьем, заросшим кустами. Хотя где-то далеко-далеко впереди синели полоски воды, но они часто пересекались зелеными кустами.
     «Это не океан. Ничего похожего. Какой же он тумак! - он пошарил в сумке и вспомнил, что карта осталась в номере, на тумбочке. - Тумак в квадрате! В кубе! Ну, ведь объяснял этому метису: «пэсифик оушен»! Тихий океан! Это же и ежу понятно! Ведь тот вроде, отвечал: «Си, си!» Да, да, понял! Ну, куда теперь, не в болоте же этом топиться! Да тут, наверное, и метра не проплывешь, как угодишь в пасть крокодила!» Он вспомнил, что с холма с правой стороны, виднелось что-то похожее на дорогу. Это единственная связь с цивилизацией. И деньги еще остались. Ну, проголосует, объяснит, как-нибудь доберется. Георгий с тоской посмотрел на спрятавшееся солнце, на столпившиеся кругом него облака, и понял, что не только ему сейчас плохо, но и его вечному другу. «Не дрейфь, светило! Прорвемся!» и он заковылял, как ему показалось, по прибитой ногами стежке. Пейзаж почти не изменился, дорогой и не пахло. «Странно это». Он прислушался. «Да вон же, все правильно, оттуда раздается слабое урчание!». От этого силы немного прибавились, и Георгий, как ему показалось, прибавил скорость. Начало накрапывать. «Час от часу не легче! Что за страна! То от солнца спрятаться негде, а теперь промокнуть можно до нитки!» Кусты уже перешли в деревья, а спереди вообще казались лесом. Да, похоже, впереди не трасса. По трассе с таким утробным урчанием не гоняют. А какая разница, главное были бы люди». По времени был день, а по ощущениям – ближе к вечеру. Небо становилось все более темным, а капли все чаще и тяжелее. 

     Негостеприимные джунгли
      «Сколько времени он уже идет: час, два?» -  Георгий сел на поваленное дерево и осмотрелся. Оказывается, он уже давно ковылял меж высоких деревьев, увитых лианами, а кусты становились все плотнее.
      «Так вот почему еще так трудно идти, - он явно шел уже по плоскогорью медленно поднимающемуся вверх. Как это он не понял раньше? А может это и к лучшему: всегда на холмах меньше деревьев, а с пригорка он хоть осмотрится. А как же дорога? О ней можно уже забыть». По всему телу медленными волнами поднималась и утихала боль. Ноги подрагивали. Его охватила слабость. «Не акулы и тунцы, - так хищные звери. Что пнем по сове, что совой по пню!»
     «А вот и нет, есть разница! – вылезло его второе «Я». - Если первые тебя будут раздирать уже бесчувственного, то вторые, когда ты слаб, но жив! Когда ты еще в состоянии чувствовать. А это большая разница! Так что давай, собери силы и волю, выходи отсюда!»             
Ужасный конец растрогал небо, и оно заплакало сильнее. Георгий, кряхтя, встал и поплелся к цепочке деревьев. Зайдя в рощицу невысоких деревьев, он стал карабкаться на пригорок, где стояли кусты с сочными широкими листьями. Встав под один из них, он направил стекающую с листа струйку себе в рот, и через некоторое время немного утолил жажду. Дождь постепенно стал переходить в ливень.
   «Все, не слава Богу, то понос, то золотуха! – выругался он, карабкаясь выше и выше, пытаясь найти под густыми деревьями защиту от ливня. – От солнца все-таки можно спрятаться, а как ходить весь день мокрым? Хорошо хоть температура не опускается ниже двадцати пяти градусов, да, не меньше!»
   Сил было слишком мало, и, забившись под куст, как раненная отставшая от перелетной стаи птица, втянув в плечи поникшую голову, он забылся, несмотря на периодически стекающие на него сверху тонкие ручейки. Сколько длилось его забытье, он, конечно, не знал. Во сне он потянулся, но, уткнувшись в острый сучок головой, застонал от боли и проснулся. Георгий отодвинул ветки с листьями и взглянул вверх. Неба не было. Серая и плотная стена моросящего дождя нависла кругом. На нем уже не осталось ни одной сухой нитки.
     «Где же хваленые тропические деревья, увешанные фруктами, под которыми можно спрятаться от дождя и заодно подкормиться?»
   Застонав от занемевших ног, охая, Георгий заставил себя встать, приспособился к нескольким листьям и попил безвкусную стекающую влагу. В бесчисленный раз, он закашлялся, удаляя из них капли ненавистного Тихого океана. И всякий раз, сморщившись, сгибался, замерев, ожидая, когда, наконец, затихнет боль травмированных легких, разносящаяся по нервам во все концы и без того больного тела. Несколько раз ему казалось, что вот сейчас, за следующим подъемом, покажется долгожданная долина с деревьями, увешанными плодами, но, поднявшись на очередной подъем, ничего похожего не было, и надо было снова карабкаться вверх. Наконец, потратив последние силы, он остановился, в тревоге озираясь по сторонам.
   «Куда он идет? Почему ему приходится забираться все выше и выше и конца этому подъему не видно? Кусты и деревья все плотнее встают на его пути, и каждый метр подъема дается ему все труднее и труднее!
      - Остановись, ты только напрасно расходуешь последние силы, - возникло его второе «Я».
     - Ты жив еще, курилка? – прохрипел Георгий. – И, как всегда, даешь правильные советы? А я, по-твоему, безмозглое говно на палочке?
     - Успокойся, хозяин, давай отдохнем. В этом чертовом дожде видимость на пять шагов,  давно идем без всякого ориентира.
     - Что, опять испугался?
     - Испугаешься тут. Это не Царицынский парк, по которому ты можешь идти с закрытыми глазами. Это джунгли, Георгий.
     - Спасибо! Объяснил очень доходчиво.
     - Ты зря хорохоришься, они, как и ты, хотят есть. Посмотри на деревья, нас давно сопровождают стаи обезьян.
   Георгий поднял голову и, действительно, на огромном дереве, увитом лианами, увидел несколько обезьян, похожих на крупных пауков, внимательно наблюдавших за ним и даже испускавших какие-то угрожающие звуки. С лианы на лиану перелетали рядом их сородичи. А из кустов вылетел и сел недалеко на ветку носатый красавец тукан.
     - Ты ступил в непуганые джунгли. А часа через три здесь будет темно, как у черного в заднице. Подумай лучше о безопасном ночлеге.
     - Ну, нет! Я не собираюсь гнить под дождем в этом чертовом лесу! Я хочу видеть черный песок, значит, идти надо в сторону Тихого океана.
     - Одумайся, Георгий, ты же не знаешь, куда тебя завез таксист. Может это тридцать километров! По джунглям ты и за два дня на него не выйдешь!
     - Ничего, прорвемся! Чтобы я не вышел за два дня? Да быть того не может! Если бы я был немного поздоровее…
     - Если бы ты вновь стал молодой, здоровый и красивый…
     - Заткнись ты! – оборвал его Георгий. - Я тебе докажу, что я еще чего-то стою.
   Он встал через силу и начал вновь карабкаться вверх. Все чаще стали попадаться лежащие деревья с вывернутыми корнями, которые упали то ли от старости, то ли от страшной бури, пронесшейся здесь несколько лет назад. Он вынужден был выбирать опасный путь: подниматься по скользким мокрым толстым сучьям упавшего дерева, перехватывая руки, держась за ненадежные скользкие голые ветки, грозя всякий раз сорваться с высоты одноэтажного дома, сломать себе шею или быть наколотым, как жук, к картонке. Карабкаясь еще два часа с короткими перерывами, Георгий совсем обессилил. Спуститься с одного такого дерева у него уже не осталось сил.
     «Наконец-то! – вздохнуло второе «Я». - Устраивайся вон в том огромном гнездышке на ночь. Это все лучше, чем спать внизу под кустами, где любая зверюга может от тебя чего-нибудь откусить. Уж лучше утонуть в солнечных водах Тихого океана, чем хрустеть в челюстях хищника».
   У Георгия просто не осталось сил, чтобы спорить. Он проверил ногой надежность придавленных веток в углублении, действительно, похожем на огромное гнездо, подобрал  толстый обломанный сук, похожий на булаву.
Он долго выбирал положение тела, чтобы меньше оно отдавало болью, наконец, угнездился, вытянув ноги, облокотившись на ветки, и забылся тяжелым сном. 
   Что-то страшное и реальное входило в его непонятный сон. Он проснулся в полной черноте и услышал совсем рядом мощный рык. Ему ответили какие-то хрюкающие угрожающие звуки. С ужасом он почувствовал, как слегка задрожали его ветви, будто кто-то внизу пробовал на прочность переплетенное из спутавшихся сучьев и веток его логово, в котором он спал. Колючие мурашки побежали по телу Георгия, он нащупал свою булаву, с которой он заснул, и сам страшно зарычал и забил своим орудием по основному стволу. Звуки, которые доносились снизу, стихли лишь на мгновение, а потом рев усилился и более грозно захрюкал, и зацокал кто-то в ответ. Георгию показалось, что это он, как легкая добыча, является причиной разборки двух невидимых хищников.
Напрягая и срывая связки, он как мог, громко и страшно зарычал, и три диких голоса слились в кромешной тьме. И снова, спустя мгновенье тишины, свирепый рев потряс окрестности, и снова задрожало его гнездо.
Со страху Георгий рычал и бил своей палкой по стволу, пытаясь тоже выдать себя за грозного хищника. И вдруг треск сучьев и кустов слились с непрерывным яростным ревом, хрюканьем, прерываемым визгом от боли. Кусты внизу трещали, он слышал звук катающихся тел, тонущий в реве, визге и рыканье. Один раз его гнездо так тряхануло, что он, прекратив орать, вылез на его край, боясь проскочить вниз, схватился обеими руками за обломанный сук упавшего дерева и в страхе ждал своей участи. Страшный непрекращающийся рык вскоре сменился на победный рев. Он раздавался все тише и с меньшей периодичностью между звуками раздираемой шкуры противника, отрываемого мяса и хруста костей в мощных челюстях. Георгий обнимал сук и дрожал.
Постепенно в него вселялась робкая надежда, что пирующему хищнику на ночь хватит той жертвы, которую он сейчас терзает. Через некоторое время дрожь стихла, и он забылся в той же позе, в которой сидел: слишком много адреналина выплеснул его слабый организм. Несколько раз он в страхе просыпался, прислушиваясь, и слышал внизу урчание пирующего хищника. Просидев без звука и движения некоторое время, он снова проваливался в тяжелый сон.
   Проснулся он уже в бледно – сером утреннем мареве, не пошевельнувшись, он прислушался и понял, что хищника внизу нет, и только тут позволил снова сесть в свое гнездо, вытянуть затекшие ноги, откинуться на мокрые ветки и расслабленно забыться на некоторое время. Последний пусть и короткий сон снял его напряжение, стер его страх и придал ему некоторые силы. Морось стала мельче, небо светлее, но солнце даже не угадывалось.
   Он боязливо начал слезать по крупной ветви своего дерева, и увидел внизу примятую траву, разворошенные и поломанные ветви куста, повсюду следы крови, не полностью обглоданную ногу какого-то животного и примятые следы в траве, показывающие, куда хищник поволок растерзанную жертву. Следы вели вниз, а ему надо было снова пробираться вверх.
 И Георгий снова начал свое трудное восхождение. К счастью, поваленных деревьев и бурелома на его пути почти не попадалось, но идти все равно было не легче, поскольку с каждым часом убывали последние силы. Несколько раз он пытался грызть какие-то листья кустов, но всякий раз их выплевывал, - такие они казались противные и горькие.
   
   У Георгия, как раньше, встал комок в горле. Он поднял лицо вверх. С веток нависшего дерева на лицо брызнули ему толи капли заночевавшего дождя, толи утреннего тумана, они потекли по щекам, скатились на подбородок и потихоньку ему стало легче дышать.
И он, в который раз, заставил себя карабкаться вверх. Не раз днем он забывался, сидя, прислонившись к дереву или под кустом, а, просыпаясь, снова продолжал путь наверх. Ему чудилось, что, достигнув вершины этого бесконечного тягуна, он увидит океан. И небо, как тогда, будет синим. И он, может быть, даже увидит восход солнца из океана! Но небо было, по-прежнему, серым, и все так же моросил дождь.
Наконец, Георгию повезло, и он нашел куст, усыпанный довольно крупными коричнево – золотистыми плодами. Нисколько не сомневаясь, что они съедобны, он устроился под кустом и съел два. Плоды имели довольно сочную по вкусу похожую на сладкий перец мякоть и крупные косточки. Вспомнив, что в косточках обычно находится много жиров и белков, камнем он разбил пару косточек и съел горьковатые сытные желтые ядра. Впервые, утолив почти за двое суток чувство голода, он заснул тревожным сном.
   Если ему кто-нибудь рассказал бы, что было с ним дальше, он не поверил бы ни одному слову.
В наступивших сумерках, он поднялся, дико осмотрелся и стал гомерически хохотать, катаясь по траве и кустам. Потом ходил, разговаривая с кустами и деревьями, обнимался и здоровался с каждой веткой, спорил, просил, что-то предлагал, обижался, снова хохотал и плакал. Начинал петь, прерывался, начинал рассказывать и снова рыдал. Потом замирал безмолвно на некоторое время, обняв ветку куста, жаловался ей на что-то слезливым голосом и вдруг взрывался диким хохотом, катаясь по траве, пытаясь что-то сбросить с себя. В испуге пытался зарыться в землю, ломая ногти на пальцах, и надолго замирал, с волнением слыша какие-то голоса. И снова вскакивал, дико воя, рвал на себе одежду и замирал, рассматривая фантастические картины, разворачивавшиеся в его сознании.
В ужасе жались друг к другу на высокой ветке обезьяны, завороженно смотря на дикие оргии, и большая непуганая птица, тяжело захлопав крыльями, улетела от греха подальше. А он полностью посадил голос, ходил, ползал, жестикулировал и что-то хрипел, потом обмяк, привалившись к кусту, и провалился в небытие. Проснулся он под утро, не понимая, где он, что с ним происходит, и, скорее всего, он находился в полубессознательном состоянии. Его рвало, выворачивало наизнанку желудок, пока уже рвать было нечем. Не сознавая, что делает, он пил стекающие с листьев тоненькие ручейки влаги, промывая желудок, и его снова рвало. Окончательно обессилев, он провалился в тяжелый сон, проспав более суток.
Проснулся он от сильной жажды. Голова у него кружилась, все вокруг он видел, как сквозь дымчатые очки. Не сознавая, что уже идет под гору, он наткнулся на спил огромного дерева, на котором, как на круглом столе, сохранился тонкий слой воды уже кончающегося дождя. Жадно вылизав всю влагу, рядом он нашел распиленное на куски само могучее дерево, неровная кора которого была наполнена пролитым дождем. Он шел вдоль бревна, втягивая в себя спасительную влагу, пока не напился. Георгий не понимал, что идет по узкой просеке, проложенной трелевочным трактором.
Георгию послышался какой-то странный протяжный звук. Он прислушался. Звук похож на звук пилы. Георгий стал продвигаться в том направлении. Несколько раз он останавливался, прислушиваясь.
     «Люди! Там слышится разговор людей! Ему надо туда!»
 Пройдя немного, он остановился, увидав троих рабочих в оранжевых накидках, которые цепной пилой срезают сучья огромного спиленного дерева. Георгий поднял свою большую палку, с которой не расставался вот уже несколько дней, и с радостным криком заковылял к рабочим.
     «Лю-ди-и!» На самом деле у него вырывался нечленораздельный крик, совсем непохожий на русское слово.
Рабочие на миг перестали заниматься своей работой и стали вглядываться в нечто с поднятой дубинкой, которое спешило к ним с непонятным хрипом.
     «Хозяин! Хозяин джунглей! Спаси нас, Дева Мария!»
В панике побросав все, они побежали по проложенной дороге и скоро скрылись за деревьями.
Георгий в недоумении остановился.
     «Как же так? Это же люди! Он так надеялся на них. Они бегут от него? Почему? Я что, - «не люди?»
Эта мысль медленно доходит до его сознания. Если бы сам Георгий сейчас увидел это вываленное в грязи двуногое создание, с разодранными лохмотьями на груди и ногах какой-то одежды, с запекшейся кровью вперемешку с грязью на руках и лице, со стоящими колтунами вместо волос, ободранным лицом и не человечески горящими глазами, то он сам в страхе бежал бы от него, как от дикого вставшего на ноги животного.
Георгий медленно дошел до места их работы. Увидав небольшую матерчатую сумку, высыпал все на огромный пень.
     «Хлеб! Початки кукурузы! Помидоры! Что-то мясное! Вода!»
   Георгий накинулся на хлеб и несколько кусков уже проглотил, как снова почувствовал, что его выворачивает. Он в растерянности останавливает пиршество.
     «Я чуть не умираю с голода, а организм не принимает! Это что еще за изуверская пытка? А-а, чего там… он, - не люди. Он, - не люди!»
Эта мысль овладевает им. Георгий начинает с осторожностью пить воду из оставленной бутылочки. Похоже она с каким-то кисло-сладким фруктом. Желудок ее не отторгает. Георгий выпивает целую бутылочку. Положив руки и голову на пень, он забывается.      

Через несколько часов пути лес стал редеть, и вскоре местность превратилась в холмы, на которых местами росли кусты и группки деревьев, а перед ним раскинулись уходящие вдаль ряды больших кустов с огромными листьями. Присмотревшись, он увидел большие гроздья плодов, похожие на бананы. Никогда он раньше не видел, что в одной грозди может быть так много бананов. С большим трудом он дотянулся до некоторых, и ему стоило больших усилий, чтобы выломать их из грозди. Бананы были желтовато - зеленые, по вкусу немного вязкие и совсем не сладкие. Но он не мог оторваться, пока не съел сразу три. Почувствовав тяжесть в желудке, его снова вывернуло наизнанку. И снова он лизал их широкие листья, пытаясь утолить жажду.
Георгий уже шел сквозь ряды каких-то кустов. Пройдя минут двадцать, ряды прерывались более широкой колеей, и снова он проходил сквозь бесчисленные ряды широколистных банановых кустов. Потратив не меньше часа, чтобы пройти сквозь их ряды, Георгий пьяной походкой вышел на кукурузное бескрайнее поле. К нему потихоньку возвращалось возможность мыслить и понимать. Он понял, что поле расположено понижающимися террасами.
Потратив последние силы, чтобы сломать один такой стебель толще руки человека, он попробовал зерна молочной спелости, но его тут же вырвало. На подгибающихся ногах он заставил себя пройти некоторое время, но ему стало совсем плохо, в глазах зарябило, он сел и тотчас провалился в беспамятство.
   Георгий еще не проснулся, но почувствовал, что кто-то на него смотрит. Смотрит ласково. С любовью.
   «Такого не может быть, - просыпались его мысли, - для всех он здесь изгой, все избавляются от него, как от прокаженного, кто может на него здесь смотреть ласково?»
Он почувствовал на щеке теплое нежное сочувственное прикосновение, какое было только в другой нереальной жизни. Ему захотелось удержать эти ласковые пальцы. Он попытался прижать их к своей щеке, но почувствовал только выросшую щетину с комьями глины. Георгий открыл глаза.
   «Мать честная, неужели это мой друг – солнце? Ах, как ласково, как нежно ты можешь дотрагиваться своими теплыми лучами до щек, до лба, заигрывая, пытаться заглянуть в глаза… Привет тебе солнце! Спасибо тебе, солнце! Выглядывай, пробивайся сквозь облака почаще, а еще лучше – свети всегда!»
   Так оно и было. Прямо над ним сквозь неплотное облако просвечивало в коридоре светло – серых облаков, окаймленных вздымающимися к небу стеблями кукурузы, его солнце. Его единственный друг.
Сколько он еще ковылял походкой больного старика, он не знал. Поле, наконец, кончилось, и перед ним стояли кусты, а за ними возвышались деревья. Пройдя еще некоторое время, он вышел на ровное плоскогорье, покрытое отдельными кустами, и услышал низкий, ровный и мощный шум, который становился все явственнее, по мере того, как он к нему приближался. Несильный ветер местами разорвал плотные облака, и там было видно небо. А однажды из такой бреши послало ему свои лучи заходящее за горы солнце.
Но его властно влек к себе низкий звук рокота океана, и он спешил на его зов, не отдавая отчета, зачем это ему нужно. Наконец, серый край неба над холмом полосонул густо – синей кромкой, которая все росла и росла в толщину, по мере его приближения к краю холма.
И вот он уже стоял на краю холма, перед ним был крутой спуск, местами заросший кустами, за ним прибрежная полоса и сам океан. Он не чувствовал, как по его впалым щекам потекли слезы, а потому и не мог знать, являлись ли они причиной радости или печали.
   Найдя более или менее подходящий спуск, продираясь сквозь колючие кусты, Георгий спустился с холма. Перед ним, разделенный широкой полосой песка волновался сам океан. У Георгия подкосились ноги, он, обессиленный, сел, и просто смотрел на волнение океана, слушал его ворчливый рокот, и текли не замечаемые им слезы. Не полностью вышедшим из помутнения сознанием он догадывался, что теперь ему больше никуда не надо продираться, подниматься или спускаться. Он хотел увидеть океан, - и вот он перед ним. Зачем это было нужно – он сейчас не знал. Георгий вдыхал ветер с океана, чувствовал запах просоленных водорослей, и постепенно в него входило неосознанное убеждение выполненной им какой-то большой миссии, а тревога и неуверенность медленно покидали его.
С огромным трудом он встал, шатаясь, подошел к основанию растущих кустов, где повсюду приличным слоем лежала выброшенная когда-то бушевавшим океаном тина, и сразу увидел по всей кромке тины расколотые и целые половинки раковин величиной с ладонь. И на каждом метре прибоя из тины он находил хотя бы две лежащих как надо половинки раковины, полных спасительной влаги. Не в силах уже подняться на ноги, он ползал, дрожащими руками брал столь щедрые подарки и пил, пил, пока, наконец, почувствовал, что больше не может вместить его больной желудок.
Но еще более дорогим подарком для него был настоящий, полный кокосовый орех, застрявший в нижних ветках кустов, который он нашел неподалеку. Поболтав им возле уха, он с удивлением услышал еле прослушиваемый плеск кокосового молока. Наверное, еще неделю назад орех висел на какой-то пальме, а может, камбузный кок с какого-нибудь российского корабля выбросил его за борт, в твердой уверенности, что его благотворительная помощь непременно дойдет до голодного российского бомжа, волею судеб оказавшегося почти за пятнадцать тысяч километров от своей Родины. Пожалуй, ценнее подарка Георгий не мог вспомнить за всю свою не такую уж короткую жизнь. С огромным трудом острой раковиной он пробил одну дырочку, там, где были три темные пятна на темечке ореха, и высосал густое молоко, которого набралось, наверное, не больше рюмки. Потом большим камнем он безуспешно пытался разбить сам орех, но силы его покинули, и он забылся, почти счастливый, с драгоценным даром в руках.               
  Очнулся он скорее всего от какого-то важного не исполненного долга, а увидев орех, снова принялся за работу. Пришлось ковылять к большому камню, и там одна из попыток удалась. Разбив орех на три части, вылизав капли молока, Георгий стал выскабливать небольшой острой ракушкой, как сломанной ложкой, не затвердевшую на внутренней стенке мягкую вкусную мякоть. Он не припомнил таких подобных приятных вкусовых ощущений, которые он смаковал в это время, всякий раз прислушиваясь, не отторгнет ли его больной желудок этот подарок. Съев не больше четверти, благоразумно втиснув две части скорлупы с застывшим на них молоком между ветками кустов, держа в руках третью, почти выскобленную часть, он забылся умиротворенным сном.
 
     Последняя попытка
Когда Георгий проснулся, то не мог знать, что доведенный до полного изнеможения и истощения его организм снова вырвал на свое хоть какое-то восстановление почти сутки сна. Подняв немного просветленную голову, он смотрел на высокие волны с ревом накатывающегося на берег океана, которые оставляли недалеко от него шипящую уходящую в песок белую пену, и никак не мог понять, куда же подевались высокие деревья, царапающие лицо кусты, цепляющиеся за ноги корни. Почему он лежит, когда надо идти и карабкаться наверх. С удовольствием он подставлял лицо крепчавшему теплому ветру, смотрел на низкие плотные облака, сбивающиеся в тучи, на повисшее над горами теплое незлое солнце, которое должно закатиться за горы раньше, чем бело – голубые тучи отрежут ему путь в его колыбель. Он снова лег, расслабился и лежал в полной прострации без всяких мыслей некоторое время.
   Он встал, убедился, что его заначка из осколков кокосового ореха на месте, с трудом прошелся по полоске мокрых водорослей, собирая маленькие блюдечки ракушек и пил из них воду. Утолив жажду, имея в запасе больше половины ореха, его покинули заботы о воде и еде. Георгий уже свыкся с болевым фоном во всем теле от его болезни, но на него наслоились боли в легких и желудке.
Георгий смутно догадывался, что в джунглях съел что-то не потребное для организма, потом ему было страшно плохо, его выворачивало наизнанку, больше он почти ничего не помнил. Он равнодушно осмотрел изодранную грязную и озелененную рубашку, еще более грязные порванные во многих местах брюки. Его больше беспокоили саднящие раны на теле, руках и ногах, а также правый глаз, который слезился и закрывался. Дойдя до кромки прибоя, он хотел было уже войти в него, но встал, что-то припоминая. Еще раз огляделся и только тут до него дошло, что напрасно он ищет глазами спортивную сумку, в которой были шорты, белые футболка и недавно купленная  бейсболка. И там же был портмоне с паспортом и деньгами. На левом запястье, где недавно были часы, красовалась глубокая царапина.
     «Чего жалеть? Какой ничтожно малой данью он откупился от джунглей. До чего же ему повезло! Какая большая вероятность была в них навсегда остаться! Сколько добела обглоданных человеческих косточек лежат в их траве? А зачем ему паспорт или деньги? И зачем ему теперь точное время, оно для него остановилось с отлетом из России».
 И он снова подошел к прибою. Подождав, пока самая нахальная волна накрыла его стопы, он зачерпнул ее в две пригоршни и осторожно погрузил в них лицо, почувствовав, как сразу защипали невидимые царапины и ссадины. С испугом смотрел он на рассерженные волны и поспешил отойти от них подальше. И только когда он стал выходить, его вдруг озарило, что идет он по черному песку.
   «Черный песок, черный песок… так это значит он на Тихом океане, - вдруг озарили его проблески сознания, - так, он все-таки дошел до него. Здесь нет такого надоевшего противного дождя, как в джунглях, здесь светит такое теплое солнце. Вот зачем был так нужен ему Тихий океан. А то, что сейчас он немного сердится, так это потому, что его, Георгия, не было рядом столько времени. Теперь они вместе. Завтра непременно океан успокоится, и он увидит, как радостное солнце будет вставать из его тихих вод. Ведь каждое существо должно соответствовать своему названию, а то какой же он будет Тихий?»
   Удовлетворенный таким рассуждением Георгий поковылял к своей кокосовой заначке и с удовольствием очистил еще одну часть скорлупы, от сладковатой белой душистой мякоти, подолгу держа каждый соскобленный кусочек во рту и смакуя такой приятный вкус. Для его больного желудка такого ужина было вполне достаточно, и у Георгия даже не возникло мысли поднять руку на последнюю часть скорлупы. Посидев немного и удостоверившись, что его больной желудок не отторгнет такое царское подношение, Георгий встал и решил немного, пока солнце не коснулось гор своим натруженным красным диском, пройти вдоль кромки прибоя в одну и в другую сторону, чтобы ознакомиться с окрестностями. Ночевать он решил здесь, где раньше спал, а сейчас ужинал, под наклоненными уютными кустами.
Слава Богу, ему больше не придется кричать от ужаса, слыша грозный рев пумы, вздрагивать и холодеть от резкого крика ночной птицы, цепенеть с остановившимся сердцем от шарахнувшегося в кусты броненосца, с воплем отскакивать от притворившейся сучком змеи, - и всякий раз чувствовать кожей, что за каждым деревом, камнем, кустом и пучком травы на него смотрят желтые холодные глаза, желающие его погибели.
Две минуты ходьбы в одну сторону показали ему уходящий в бесконечность прибрежный черный песок, широкой полосой разделяющей зеленую цепочку кустов у подножия холма. Дойдя до своего места, Георгий задержался и посадил за горы солнце, пожелав ему хорошо выспаться.
   «А как же иначе! Солнце давным-давно было в числе самых близких его друзей. Правда, здесь оно раскрывается новыми своими чертами характера, может быть, не всегда добродушными. Ну, а кто считает, что сам без изъяна, пусть бросят в него камень! Он сам уже давно перестал считать себя совершенным, как считал когда-то в молодости, годочков так, до двадцати трех. Ему, в такой нереально далекой России, всегда было приятно общество давнего большого светлого и теплого друга. Оно приносило ему несказанное удовольствие, когда чуть грея его лицо в декабрьский мороз, когда он, прислонившись спиной к замерзшей березке, закрыв глаза и сдвинув на затылок шапку, соскучившись после двух недель отсутствия своего друга, впитывал кожей его нежное прикосновение. А сколько раз в Подмосковье, на даче, стоя босиком, только в шортах, в холодной майской росной траве, он терпеливо ждал, пока вылезшие из-за ближайшего леса утренние лучи его большого друга начнут изгонять прохладу из его голого тела, стирать мурашки и напитывать его приятной теплотой. И, конечно же, несчетное количество раз, он терпеливо нависал с фотокамерой над каким-нибудь цветком с сидящей на нем бабочкой, прося свое солнце побыстрее выбраться из противного облака, чтобы расцветить радужными красками каждый лепесток, каждую тычинку, каждую светлую полосочку на усиках этого Божественного создания и каждый волосок на ее крылышке, переливающимся на солнце всеми цветами. Ну, а если другу не по себе и он злится, - надо просто дать возможность ему справиться со своими чувствами. А разве ж у самого такое не бывало? Пройдет какое-то время и вот снова из глаз друга лучатся ласковые и теплые лучи, которые лечат тебе душу, поднимают твое настроение, помогают тебе интереснее жить. До завтра, солнце! Он рад будет завтра приветствовать твои первые лучи из-за океана!» – тепло простился с солнцем Георгий, как со старым, проверенным во всех ситуациях и никогда не предававшим его другом. 
   Другая сторона побережья была намного мрачнее хотя бы потому, что солнце спряталось, а еще потому, что черные камни выступали из океана, заставляя его в этом месте особенно нервничать, громко выражая свое недовольство, и пениться. А еще дальше мрачные маленькие и большие обломки скал и вовсе заполняли все пространство от океана до высокого скального холма, круто обрывающегося к нему. Георгий передернул плечами и повернул обратно.
   Он с грустью смотрел на уходящие краски дня, на быстро надвигающийся сумрак, на сгущающуюся со всех сторон темень, ему становилось неуютно и одиноко. Где-то очень далеко, там, где невидимая черта отделяет одну стихию от другой, мелькнули еле заметные всполохи.
   «Только дождя ему и не хватало! Давно ли он обсох?»
   Георгий провел рукой по наклоненным над ним листьям куста и понял, что сухим ему быть не больше двадцати минут и то, если дождь будет мелко - моросящий. Он сел, потрогал рукой несколько слоев заготовленных сухих водорослей, как маленькую подушечку под голову, пару раз, кряхтя, повернулся с боку набок и заснул.
    Проснулся он от резкого удара грома. Он сел, обдуваемый порывистым влажным ветром, какое-то время таращился в непроглядную мглу и слушал рев океана. Это было уже не брюзжание недовольного немощного старика, это были уже звуки разошедшегося в пьяной удали гуляки, крушившего налево и направо все, что попадало ему под руку, сопровождая свои действия страшными криками, угрозами и трехпалубным матом. И лучше не встречаться на пути такому обезумевшему зверю, - изобьет, покалечит, убьет.
   Георгий встал и с опаской заковылял к прибою. Начал моросить дождь.
     «Ого! Метров пять побережья проглотили остервенело набрасывающиеся на берег волны, пока он отключился».
   Над океаном в черных низких тучах сверкнула молния, через шесть секунд до него донеслись раскаты грома, еще не перекрывающие по громкости шум океана, он увидел трех-четырехметровые волны с гребнями белой пены, накатывающиеся на берег.
   Георгий заставил себя пройти вдоль кромки прибоя туда, где побережье было песчаным. Он уже привык к реву океана, как может привыкнуть человек, не раз проходящий мимо рычащего льва в клетке с толстыми прутьями. В другую сторону так далеко пойти он не смог, не выдержали нервы: настолько страшным и неистовым был там рев океана, в кромешной тьме разбивавшим о скалы свои могучие волны в мелкие брызги. Вернувшись, он сел на свое место и задумался.
     «Однажды его выплюнул Тихий океан. Вчера выжили из себя джунгли. За что? Чем им он не понравился? Тьму людей каждый из них принял, переварил и не поперхнулся. Так чем же он отличается от этой тьмы? – ответ не вырисовывался. – Неужели он страшный грешник, а его душа и тело настолько отравлены, что эти двое не смогли их принять? Или здесь не обошлось без Всевышнего? Значит, и Господу его общество в тягость. Ну, что там, он, грешник, на рай и не претендует, но ведь уже дважды он мог бы кипеть в котлах преисподней! А он, по-прежнему, на этой чудесной Земле. Значит, Творец чего-то ждет от него? Чего-то на этой Земле он не доделал? За ним, оказывается, должок? Вот только какой? Неужели, Господи, ты хочешь от меня, чтобы я промучился еще два месяца? Шестьдесят дней нарастающей боли. Каждодневная забота о воде, о еде. Ведь не каждый день океан будет делать ему подношения в виде кокосовых орехов! Сколько раз ему осталось любоваться, не взирая на боль, закатами и восходами? Совсем скоро наступит время, когда невыносимая боль заглушит все его желания, обездвижит его, превратит его в полуживого доходягу, молящего о смерти. И, главное, никто не выполнит этой последней его просьбы. Не хватает, чтобы какие-нибудь ночные маленькие омерзительные хищники, осмелев, будут подползать и рвать по кусочку от его агонизирующего тела. Да что хищники, даже небольшие юркие крабы осмелеют и по ночам будут вылезать на пиршество».
   Перед его закрывшимися от слабости глазами вдруг промелькнул страшный эпизод, который, видимо, будет периодически возникать уже до конца его дней. Как-то по ТВ, смотря любимую передачу о дикой природе, он увидел океанский мокрый песок какой-то южной страны, по которому вдоль прибоя прыгал с повисшим одним крылом отставший от мамы с выводком птенец размером в кулак. За ним, быстро передвигаясь, бежала армада омерзительных крабов размером в небольшую лягушку, держа наготове огромную  клешню. Впереди из океанской пены, привлеченные прыганьем птенца и криком о помощи, выбегали новые толпы таких же крабов. Бедный птенец, не в силах помочь себе крыльями, прыгал, из последних сил, зовя маму. Ему едва удавалось вырваться из окружения, как спереди из пены возникали новые ненасытные убийцы. С каждым метром силы птенца слабели, и вот уже плотное кольцо сомкнулось вокруг него, и он скрылся под горкой рвущих его живое тело крабов-убийц.
     «Да, - вернулся к своим мыслям Георгий, - недооценивал он свою душевную слабость, судорожное цепляние организма за жизнь в любом ее виде, только вот не согласовал жизнелюбивый организм свои потребности со своим хозяином, а ему такая жизнь и на хрен не нужна! Мучительная физическая деградация, переходящая в деградацию духа. А ведь так оно и будет, если он пойдет на поводу своего больного организма. Он этого хочет? Какого же чуда он ждет? Его болезнь вдруг сама рассосется, как предрекало его безмозглое второе «Я»? Абсурд, чушь собачья! Это днем ему трудно расстаться с жизнью: солнце, тихий ласковый океан, пальмы… Ночью ничего этого он видеть не будет, и этот свирепый океан не позволит на сей раз выкарабкаться его жизнелюбивому организму. Сейчас, когда ночь, хоть выколи глаза, и когда сознание не так, как днем, цепляется за солнечную жизнь, он сделает последнюю попытку свести счеты с жизнью снова в Тихом, но уже в ночном и безумном океане. Вставай, вставай!»
     - Что ты задумал, Георгий? – заволновалось его второе «Я».    
     - Вперед, безотцовщина! – не слушал своего «друга» Георгий. - Главное не цепляться за жизнь, точнее за подобие жизни.
     - В такой океан, - это безумие! – Пыталось остановить его второе «Я». – Это все равно, что проститься с жизнью!
     - Для меня жизнь кончилась еще в России! Помоги мне, Господи, преодолеть страх!
   Сверкнула молния, и секунд через три ударил гром, который уже сравнялся по громкости с ревом океана. В его грозных раскатах Георгий не распознал гнева, осуждающего его решение.
   
Безумец тот, кто не согласен с Создателем, что любое существование под небесами является великим даром!

Георгий встал, почувствовав мощный вплеск адреналина, распрямился и, забыв про боль, полутвердой походкой заковылял навстречу волнам, которые, как злые собаки на поводке, завидев его, бросились ему навстречу.
 
       ГОРИ, ЗВЕЗДА МОЯ, НЕ ПА-А-ДАЙ,
       БРОСАЙ ПРОЩАЛЬНЫЕ ЛУЧИ-И-И…

Вдруг вызывающе громко запел он, не отдавая себе отчета. Но удар, расколовший небо молнии, заткнул рот Георгия, а раскаты грома поглотили его мысли.
   «Главное ухитриться войти и не быть сбитым накатывающейся очередной волной. Тогда тебя долго будет мочалить в прибрежном прибое: «не войти, не выскочить!» – вспомнил он предупреждение друга, сказанное тридцать лет назад, когда они входили в четырех бальный штормик на Черном море.
  «Да уж, лучше легонько болтаться на дне, чем сильно наверху биться о те острые камни! Надо оседлать самую большую волну и при ее отливе изо всех сил заплыть в океан.
Рано, рано, не эта, а вот сейчас – пора! Пошел!»
 
      А ЗА КЛАДБИЩЕНСКОЙ ОГРА-А-ДОЙ…

   Георгий грудью поймал отступающую волну и что есть мочи заработал руками и ногами, как будто плыл на пари за большим призом. Тягучий отлив намного оттащил его от берега, но тут над ним нависла громадная волна со срывающейся с нее пеной.
   «Ныряй! Выдыхай воздух и ныряй под нее!» – вспомнил он короткую учебу друга детства во время шторма на Черном море.
Он так и сделал. Даже под водой он почувствовал, как обрушился огромный гребень и растворенный в воде шум прокатился над ним. Его под водой немного подтащило к берегу, но вся волна прокатилась над ним.
   «Всплывай! Глотай воздух! Давай работай руками и ногами, а то потащит опять к берегу!» – и снова он сделал так, как учил его друг.
   «Ныряй! Не расслабляйся! – теперь уже учил он себя. - Иначе к берегу тебя потащит эта!» – и он снова нырнул, и снова над ним растворенный рокот дробящихся нескольких тонн воды, и снова он вынырнул, чтобы вдохнуть и заработать ногами и руками.
   «Вот эта удача! С первой попытки заплыть в такой океан! Какой же он везунчик!»
   Он плыл от берега, подныривал под встающую над ним волну, снова плыл, и снова подныривал.
   «Оказывается, рев океана, - это всего лишь шум рассыпающихся волн. Его не надо бояться, - это не рев непредсказуемого хищника в джунглях. Рев океана не только от того, что волны накатываются на берег, это лишь маленькая часть всего шума, а большая часть от того, что тысячи вздыбленных волн обрушивают с высоты четырех метров десятки тонн воды на поверхность океана, которые разбивается до мельчайших капель, становясь пеной», - пронеслось в голове у Георгия между погружениями и всплытиями.
После каждой накатываемой волны его хоть немного протаскивало к берегу, Георгий понимал это и греб против волн дальше в океан. Десятым своим подсознанием он догадывался, что, чем дальше ему удастся заплыть, тем меньше будет шансов вернуться. И он плыл, плыл и плыл. Тем же своим подсознанием он чувствовал, что хоть и плавал он раньше отлично, но силы сейчас у него не те, и он скоро должен выдохнуться.
     «Сегодня, наконец, он обмануть свой жизнелюбивый организм, и он решит не решенную до сих пор задачу!»
   Впереди него в низких черных облаках волнистой струей перетекла белая молния, и вскоре ударил такой гром, что от страха он погрузился чуть ранее, чем следовало бы и потому ему пришлось дольше задержать дыхание, всплывая в еще не рассыпавшейся волне. Его закрутило и протащило, он впервые запаниковал, сбил ритм и еле успел собраться и погрузиться перед очередной вставшей над ним волной. Срываемая ветром с гребня волны пена успела ударить ему в лицо. В уши и носоглотку потихонечку стал проникать рассол, и ему опять, нарушая ритм дыхания, приходилось несколько раз откашливаться. Его слабый вестибулярный аппарат от постоянных подъемов на очередную волну и падений с нее начинал сдавать. Противное чувство в желудке и в голове, когда его обычно начинало мутить при качке, стало потихонечку овладевать им. Подводные звуки дробящихся над головой нескольких тонн воды с чередованием рева океана на поверхности расшатывали его волевой настрой и изматывали психику. И все-таки всякий раз он давал себе команду: «Надо плыть! Надо плыть! Пока работают руки и ноги, надо плыть!»
   И снова всполохи в облаках белой молнии и последовавшей за ним удар грома заставили от страха непроизвольно спрятаться в волне океана. И снова чуть раньше времени. И снова у него сбилось дыхание, а когда его голова с открытым ртом показалась на поверхности, ветер сорвал с гребня волны пену и с силой бросил ее в лицо так, что он задохнулся, и снова закашлялся. И, привыкшее было к темноте, зрение несколько секунд ничего не видело, кроме многократных отпечатков на сетчатке закрытых глаз белой извивающейся, как змея, молнии.
И все можно было бы какое-то время терпеть, если бы не тающие постепенно физические силы, хоть и подкачиваемые периодически адреналином волевым усилием впрыскиваемым в слабеющие мышцы, и если бы он смог, хотя бы поддерживать на уровне подвергаемую жестоким испытаниям свою волю.
   Но тут случилось непредвиденное. Да как можно предвидеть или совладать с необузданной силой природы, являющейся плотью могучей Вселенной?
   Когда Георгий был наверху взметнувшей его волны и готовился поднырнуть под грозящий обрушиться заворачивающийся гребень, вдруг черное низкое облако, расколовшись с невыносимым для человеческого уха треском, метнуло в океан недалеко от Георгия ослепительно – голубой жгут, который вспорол его содрогнувшееся огромное тело. Каждой порой своего организма Георгий ощутил этот жуткий удар, и на несколько мгновений был ослеплен, оглушен, его воля была подавлена, а его руки и ноги беспорядочно хлопали на месте. И в этот миг страшный удар взметнувшейся над ним волны обрушился на его голову. Его смяло, расплющило, и он полностью отключился на некоторое время.
   А низкое небо с летящими по нему черными облаками хохотало страшными громовыми раскатами, раненый океан ревел и вздымался, пытаясь достать обидчика, который всадил в его тело плазменный жгут, а хилая человеческая плоть была заложником разборки трех стихий.
   Георгий пришел в себя чуть раньше счета «десять», а потому это был всего лишь тяжелый, но все-таки нокдаун. Он автоматически перебирал ногами и руками, поддерживая плавучее состояние. Ни о какой борьбе с волнами не могло идти и речи. Его развернуло в сторону ветра, тело поднимало почти на самый верх волны, а пенный гребень часто накрывал его голову.
   Иногда при всполохах молний в темных тучах среди бешеной пляски волн с косматыми гривами белой пены мелькала голова Георгия, как пустой кокосовый орех, выносимый почти на гребень волны и сейчас же проваливающийся в пучину. А среди грохота разбивающихся волн в перерывах между раскатами грома можно было, если напрячь слух, иногда услышать слабый нечеловеческий вопль: «Возьми меня, Господи!»               
Но когда во второй раз извивающийся голубой жгут вонзился недалеко от него в беснующуюся плоть океана, то ничего кроме гомерического все заглушающего хохота грома не было слышно. А поскольку больше не было видно над этим местом всполохов молний, то не было видно и «кокосового ореха», - одна страшная грохочущая чернота.               






















Глава 2. РУССКИЙ «ПЯТНИЦА» В ПАНАМСКИЙ ЧЕТВЕРГ          

Крупная почти метровая коричнево – зеленая игуана, возбужденно и осторожно ползла к обломку скалы.  Там, на слегка покатой плоской поверхности, она любила погреться в лучах утреннего солнца после ночной охоты. К тому же, она хорошо знала, что утихающий после шторма океан нередко оставлял на ней какие-нибудь дары, что служило ей завтраком. Она чувствовала какого-то не себе подобного чужака на своей территории, и ей обязательно надо было выяснить: кто он и будет ли у нее сегодня схватка с непрошенным пришельцем за ее законное место. Игуана замерла от неожиданности. Опасливо проведя взглядом по рукам, как бы обнимающим ее любимый камень, по всему неподвижному телу и, внимательно взглянув в закрытые глаза, она поняла, что этот Homo ей не угрожает. И более того. Он вот-вот перейдет ту грань, когда сам уже может стать желанной для многих добычей. Она слышала своими чуткими ушами, как его душа тычется в разные концы его большого неуклюжего белокожего чуть теплого тела, тщетно ища выхода наружу и не находила его.
   А Homo лежал ничком, как обессиливший пловец, не в состоянии двинуть ни одним своим членом, вынесенный на камень самой высокой ночной волной бушевавшего вчера океана.
   «Вероятно, он сделал вчера столько отчаянных безуспешных попыток взобраться, оседлать ту самую единственную волну, которая не дала ему захлебнуться, не дала ему потонуть в бурном океане. И эта самая высокая, самая страшная волна, с которой, упаси, Господи, сорваться, упоительно, с замиранием сердца, подняла его на свой гребень, «с гибельным восторгом» пронесла его над дробящимися о камни валами, отдала свою энергию блаженства и ласково опустила его уже не содрогающееся чуть дышащее тело за пределы кипящих валов».
В игуане шевельнулось редкое чувство жалости к этому бедолаге.
   Игуана чувствовала сладкий запах еще не запекшейся крови.
   «Так вот чем был так возбужден ее сосед большой краб! Оказывается, он почувствовал этот характерный запах раньше, чем она».
   Игуана на секунду закрыла нижними прозрачными веками глаза, но тотчас, услышав противный крик, опустила прозрачное веко, повернув голову к кричащему Homo nadmenus.
   «Ты уже на вахте, моя красавица? Ну и что сегодня нового подбросил нам океан? Погоди, я тебя все-таки поймаю! – противно засмеялся nadmenus. - Скоро ты будешь кипеть в моем супе! Ох, какое угощение я приготовлю для моего хозяина! Да такой справной игуаны хватит на всех! – снова противно засмеялся слуга. – Да ты никак кого-то караулишь?» – проговорил он, подходя к краю скалы, присматриваясь к огромному камню.
   «Пресвятая дева Мария! Да там человек! Не трогай его, чудовище! Пошла вон!»
    Услышав тревожное восклицание, в окошко облаков выглянуло любопытное солнце и, узнав своего друга, безжизненно распростертого на скале, стало ласково отогревать его своими лучами, не давая остыть его телу.
 Лишь один до конца не успокоившийся океан в бессильной злобе изредка докатывался до подножия огромного камня и недоумевал: как он мог выпустить из своих объятий уже обреченного быть его вечным пленником этого наглого человека, осмелившегося бросить вызов ему ночью?

     Именной подарочек
А слуга, тем временем, присеменив к обломку скалы, с боязнью приближался к неподвижно лежащему ничком бывшему пленнику океана. Слуга с детства боялся мертвецов. Замерев в метре от камня, он со страхом смотрел на полуголое тело утопленника, на котором были только одни разодранные во многих местах, но еще сидящие на талии джинсы. Бочком приближаясь на четверть шага, он увидел спину с окровавленными ранами, плечи, руки и бока - с глубокими ранами, из которых сочилась кровь, кровоточащий затылок и висок. Пересилив страх, дрожащими руками он немного приподнял от камня голову и в испуге чуть не выронил ее, когда услышал хриплый шепот:
   «Пи-ить…»
   «Пресвятая дева, да он живой!» – изумился слуга и, оставив в покое голову, заспешил обратно на свой утес.
     - Хозяин! Хозяин! – кричал он, на бегу, сидящему на веранде фазенды, за конторкой  над толстой тетрадью, кряжистому человеку в капитанской фуражке с загорелым немного одутловатым лицом с широкими рыжими седеющими баками, переходящими в такие же усы.
     - Хозяин! Там…там… там на скале лежит утопленник!
     - Ну, так что? У меня не морг для утопленников, вызывай полицию! Это их дело!
     - Да он… он белый…
     - Ну, так что? – не поднимал головы хозяин, тыча толстыми пальцами в клавиши калькулятора, что-то записывая в конторской книге.
     - Да он, похоже, американец… и прошептал что-то не по-испански…
     - А говоришь утопленник! – наконец, недовольно оторвал голову от бумаг хозяин. - Все равно у меня не приют для несостоявшихся утопленников! – Он встал и с досады бросил ручку на бумаги и покрутил головой.               
    - Еще одна нелегкая свалилась на мою бедную голову! – запричитал хозяин, еле поспевая за семенящим впереди слугой. – Никогда ничего хорошего еще не принес мне океан, - одни только неприятности да хлопоты. Вон, соседу, принес после шторма вполне еще годную набранную из дощечек бочку, стянутую двумя обручами, а Мигелю, подумать только, шикарный диван, который он отреставрировал и перетянул гобеленом, а тут, во второй раз, - утопленника! Сколько в прошлый раз люди из полиции кишки мотали всякими глупыми расспросами и заставляли писать всякие ненужные никому бумажки.
     - Да я тоже сперва думал, что утопленник, а он что-то прошептал…
     - Да не верещи ты! – в сердцах оборвал слугу хозяин. - Нет, ты только посмотри! – Изумился он, подходя к камню. - Лежит, как на блюдечке с голубой каемочкой! Как именной подарок! О, Боже! Да на нем живого места нет! Все бока, вся спина разодраны! Вот, гляди сюда! Ой, и еще! А голова-то…
   И он с трудом приподнял голову, всматриваясь в ободранное лицо.
     - С чего ты взял, что он еще живой? – спросил хозяин слугу.
     - Пи-ить… - прошептал утопленник.      
     - Пресвятая дева Мария! - русский «Пятница» в панамский четверг! – на русском с большим акцентом воскликнул хозяин. – Вот это подарочек! – снова перешел он на испанский. - Так чего ты рот разинул? – гневно взглянул на слугу хозяин. - Русского, что ль, в первый раз видишь? Беги сейчас же за Стариком и Мигелем! Прихвати в сарае одеяло! Да, захвати на всякий случай веревки! Да, не забудь бутылочку воды! Да пошевеливайся! Что ты всякий раз останавливаешься с открытым ртом? Давай! Давай! Живо!
   Когда слуга, часто дыша, прибежал только с бутылкой воды и одеялом, хозяин задохнулся от гнева.
    Ну, ты и бацилла! *   

     *Бацилла – морской сленг (мор.сл.) – малоопытный боцман, от которого порой больше вреда, чем пользы.
   
     - А где Старик? Где веревки? Где Мигель? Или ты думаешь, что мы с тобой вдвоем поднимем его тело на высоту пять метров? – испепелял слугу взглядом хозяин.
      - Старик сказал, что его нельзя поднимать наверх, это опасно для его жизни. Они сейчас подойдут с тележкой… да вон Старик спускается, а Мигель уже идет, - кивнул слуга головой вдаль побережья на вырисовывающуюся группку людей. – И еще Старик сказал, чтобы ему много пить не давали и не вертели бы до его подхода.
      - Без него знаю, капитан еще тут нашелся, - незлобно остывал хозяин.
Вдалеке побережья показалась группа людей с тележкой.
Вдвоем со слугой, приподняв немного голову, хозяин осторожно влил немного воды в потрескавшиеся распухшие губы. «Подарочек» не приходил в себя и не шевелился.
     - Да, - вспомнил слуга, вытаскивая за торчащий конец из свернутого выцветшего видавшего виды одеяла белую тряпку, - Старик велел омыть осторожно соленой водой океана его раны… но я не могу… я не могу смотреть на кровь… мне становится плохо, - виновато отвернулся от тела слуга.
   Хозяин вырвал из рук слуги чистую тряпку, порвал ее на куски, громко причитая.
     - И как я только доверяю тебе кухню: утопленников он не любит! Крови он боится! А как же ты убиваешь еще живую рыбу?
     - Ну, рыбу, - это совсем другое дело! – слабо защищался слуга.
     - Так иди хотя бы намочи тряпки, да смотри, чтоб песок на них не попал! Что за голова у тебя пустая, как выпитый кокосовый орех! Даже ведерка не догадался захватить! – ругался хозяин вслед уходящему к океану слуге
   Цокая и причитая, он брал у отвернувшегося брезгливого слуги мокрые выжатые тряпки, осторожно прикладывал к многочисленным ранам на спине, вытирая еще сочившуюся кровь, и вновь гнал слугу к океану полоскать окровавленные лоскуты.
Двое подростков семи и восьми лет, сыновей Мигеля, и он сам вместе со Стариком подошли к камню. Мигель, жилистый невысокий метис около сорока лет, охая, смотрел на истерзанное тело. Старик, белый, высушенный, лет семидесяти, среднего роста, загорелый морщинистый и почти лысый, деловито приложил к шейной артерии два пальца, внимательно и хмуро его осматривая.
     - Пока я протирал его раны, он ни разу не шевельнулся и даже не застонал, - обратился к нему хозяин.
     - Да-а-а, - глубокомысленно протянул Старик, - покалечил его океан изрядно, а главное много из него выпил крови. Но слабый пульс прослушивается.
     - Ты знаешь, - оживился хозяин, - я сам слышал, как он по-русски попросил пить. Еще один наш земляк в Панаме!
     - Земляк? – удивился Старик и с состраданием осмотрел окровавленную голову. – И ни разу больше ничего не сказал?
     - Пока я его обтирал – ни слова! – ответил хозяин.
     - И думать было нечего, чтобы его поднимать веревками на эту скалу, - посмотрел Старик на владение хозяина на скале. – А когда ты его обтирал, у него изо рта кровь не шла?
     - Не было такого.
     - И я не замечал, как только поднял его голову, - вступил в диалог слуга.
     - Перед тем, как мы положим его на одеяло, надо освободить его желудок от воды.
     - Это, как же ты сделаешь? – засомневался хозяин.
   Старик, молча, подошел к тележке, вырвал какую-то былинку из наброшенных на нее кукурузных листьев и подошел со стороны головы земляка.
     - Давайте осторожно подтащим его к краю камня, чтобы голова слегка свешивалась вниз. Я держу голову, а вы потяните за руки. Так, еще чуть-чуть, хорошо. Мигель, приподними голову. Чуть выше. Подержи так.
   Старик обошел камень, открыл рот земляка и стал просовывать туда сухой стебелек и щекотать горло. И вдруг голова содрогнулась и из горла выплеснулась вода.
     - Да ты и впрямь кудесник! – восхитился хозяин.
   Старик снова и снова вызывал рвотные движения, и всякий раз струя океанского рассола освобождала желудок. И лишь в последний раз земляк слабо застонал.
     - Жив еще! – обрадовался Мигель.
     - Потерпи, страдалец! – посочувствовал хозяин.
     - Ну, надо же, не меньше, чем от двух литров освободился, - зафиксировал слуга. 
     - От воды в легких, будем освобождаться после осмотра на месте, а сейчас как бы ему не сделать хуже, – посетовал Старик. - Если выяснится, что у него повреждены еще и внутренние органы, - дело дрянь. Расстилайте рядом с телом одеяло, осторожно подтыкайте под него, подтыкайте! Так! Теперь потихонечку перекатываем его, так, совсем по чуть-чуть. Берите за руку, поднимайте, поднимайте! Постойте-ка! Что это? – Старик взял пальцами сверкнувшую на солнце щепотку золота. - Да это же золотой крестик! Вот только цепочка порвана.
     - Видишь, Павел, - обратился Старик к хозяину, - он такой же православный, как  и мы с тобой. Его обычно дарят любимые люди.
   Старик показал на массивную золотую цепочку на шее у Павла, вынул на веревочке из-под рубахи свой медный крестик, поцеловал его, и тот от смущения снова спрятался под видавшей виды белой рубахой.
     - Ну-ка, помоги мне повернуть его и положить на одеяло! – обратился хозяин к слуге, - Ну, давай! Давай! Не укусит! Ты же причитал, что боишься мертвецов, а сам слышал, что этот еще жив! Заводи, заводи его руку! Осторожней! Так! Мигель! А ты теперь ногу! О, пресвятая дева Мария! А спереди его раны еще страшнее! Ты смотри, похоже сломанное ребро выпирает… а колено… о-о, я уж и не знаю, на месте ли коленная чашечка? Да с него с еще живого, с половины тела, океан содрал кожу о камни! И как в таком теле только душа держится? – удивился хозяин.
   Проницательный Павел был прав. Душа держалась на самой тонкой ниточке. На той ниточке, о которой так беспокоился когда-то ее хозяин, чтобы она не оборвалась, когда часть его души летела к его любимой женщине. Но это было почти в другой жизни.
     - Ну, надо же? – удивился слуга. – И откуда его прибило? Видно, он не рыбак, - слуга критически посмотрел на изодранные джинсы.
     - Да и не похож на матроса с торгового судна, - поддержал его Старик. – Давай посмотрим, нет ли при нем каких-нибудь документов?
     - Это правильно, - согласился хозяин, - а вдруг?
   Старик осторожно залез к «утопленнику» в карман и извлек оттуда сложенные новые только вымокшие три сотни долларов.
     - Ну, надо же? – удивился хозяин. - Бомж с такими деньгами не ходит по побережью!
   Еще более удивили хозяина в точности такие же аккуратно сложенные еще три сотни из другого кармана и две косточки от какого-то плода.
     - А может быть это все-таки гринго*? – усомнился слуга, увидев такие большие деньги.

     * Презрительная кличка американцев в Латинской Америке.

     - Рассказывай! Сам ты гринго! – обиделся Павел. - Я что, по-твоему, забыл русский язык? Разве не при тебе он по - русски попросил пить?
   Больше, чем деньги, Старика удивили две косточки. Отдав деньги Павлу, Старик внимательно осмотрел косточки. На его худом обтянутом кожей, изрезанной морщинами, пергаментном лице отразилось изумление, и перед тем, как положить их к себе в карман, он неопределенно хмыкнул и покачал загорелой лысой головой, обрамленной венцом седых волос. 
     - Один момент, - Старик поднял безжизненную руку и потрогал выпирающую кожу фасолину под мышкой. – Еще не легче! – вырвалось у него. Тоже проделал он и с другой рукой.
     - Что это? – поинтересовался хозяин.
     - А то, что если он выживет, то его надо еще и как следует лечить.
     - Ну, у меня не больница и тем более не санаторий! Ты чего, Старик? – решительно сказал хозяин. – Надо позвать Хуана, пусть доложит в полицию по команде. Вот вы как раз и едете в тот конец деревни, а до его дома там какие-нибудь пятьдесят шагов.
     - А что делать с деньгами? – растерянно спросил хозяин, глядя на свалившееся богатство.   
   - Послушай, Павел, - обратился к нему Старик, - ты же знаешь, чем все это закончится: если его сумеют живым довезти до столицы, то попадет он в больницу при ночлежке для бомжей… без этих денег и без своей цепочки. Скажи Мигель, - обратился он за поддержкой к метису, - ведь так все будет?
     - Доподлинно так, - подтвердил Мигель, для верности кивая головой. – И все эти деньги, и цепочку поделят Хуан со своим начальником. А в больнице при приюте нет ни лекарств, ни необходимого ухода… не выдержит ваш земляк, даже, если и придет в себя.
     - Ну, я не могу, ты знаешь, быть при нем сиделкой! – возмущался Павел. – А вдруг он у меня умрет?
     - Позволь, все-таки, его положить у тебя в сарае, а я попробую его выходить? Жалко, ведь, земляк, как-никак!
     - Все, хватит! Я, Старик, тебе, конечно, благодарен, за то, что ты не раз лечил меня, жену и сына. Да что меня, ты лечил полдеревни! Не я один говорил тебе спасибо, но сейчас не проси. Пойдет слух, что в моем доме умер русский… это мне навредит. Кто из столичных клиентов, те, что едут отдохнуть в выходные на океан, захотят останавливаться в доме, где был недавно покойник? Ты же знаешь, что я кормлю семью за счет гостей и с трудом свожу концы с концами. Я еще после того утопленника не опомнился. Что ему, другого места не нашлось, что ли? – зло обратился Павел к океану, грозя ему кулаком, – за третий месяц второго утопленника к моей фазенде подбрасывает! Все! Грузим на телегу, и вы езжайте к Хуану, а я с Родригесом поднимаюсь наверх. Вот только… что делать с такими деньгами? – Павел снова растерянно смотрел на сложенные мокрые зеленые банкноты в своей руке.
   Старик сделал шаг к Павлу, глядя ему в глаза, закрыл кулак с деньгами и, не отводя взгляда, сказал.
     - Ему, как видишь, - он кивнул на бесчувственное тело, - сейчас хуже всех. Я согласен с Мигелем, - отправлять его в приют, значит, отправить на верную смерть. Она будет на мне и на тебе. Мы, как и он - христиане. Так неужели мы возьмем на себя этот страшный грех? Ты же знаешь, Павел, что у меня нет своего дома, позволь все-таки отвезти его к тебе в сарай, я за ним буду ухаживать, а эти деньги… считай, что они будут потрачены тобой на его содержание. Я с Хуаном улажу все вопросы. Будем надеяться, что Господь ему поможет, - Старик с состраданием посмотрел на земляка. 

     У капитана Павла
После некоторого раздумья Павел произнес.
     - Ладно, послушаюсь тебя, Старик, и на этот раз. Но завтра ты уладишь все с Хуаном. Вези, Мигель, его ко мне, а мы поднимемся с Родригесом по этой чертовой лестнице.
     - Вот и хорошо! – признательно посмотрев на Павла, сказал Старик, - Вот и договорились! Только дайте, я на голове и груди промою его раны.   
   Старик все сделал профессионально и быстро.
Вчетвером, взявшись за углы одеяла, они осторожно погрузили бедолагу на ворох жухлых кукурузных листьев, догадливо брошенных на телегу Мигелем, и полутраурный кортеж, тронулся в обратный путь. Мигель тянул ручку телеги, двое его сыновей толкали ее сзади, а сбоку, держа в руках шлепанцы, по краю еще злобно прыгающего к телеге и рычащего океана, далеко на черный песок выкатывающего белую пену прибоя, шел поджарыми босыми ногами Старик. В точности так же, как любил в своей жизни это делать тот, чье неподвижное тело с мечущейся в нем душой сейчас везла печальная процессия.
   Когда земляка сняли с телеги и положили на стриженную траву в тени пальмы, Павел совсем расчувствовался и приказал слуге прибрать гостевое бунгало.
     - Ладно, Старик, устраивайтесь в бунгало. Будешь, как сиделка целый день при земляке. Приноси от Мигеля все свои снадобья. Как твоя жена, Мигель?
     - Вот, Старик поставил уже ее на ноги. Низко кланяюсь ему в ноги, – и Мигель поклонился.
     - Ты свидетель, Старик, эти деньги, что были при нем, я потрачу на его поправку, – и Павел кивнул в сторону бездыханного земляка. - Ты сам будешь определять, чем его надо кормить. Хоть ты лечишь своими травами, но может, понадобятся какие лекарства, так что говори, попросим Мигеля, он купит. Сам знаешь, как дорого они стоят. Питаться будешь вместе с Родригесом, если что надо сготовить отдельно земляку, чтобы поставить его на ноги, скажешь мне, я распоряжусь.
     - Это ты правильно придумал. Ты настоящий христианин, - поклонился хозяину Старик.
   - Да ладно тебе! Ты лучше меня знаешь, какой я грешник! А вдруг мне, действительно, за доброе дело Господь воздаст должное и заставит судьбу повернуться, наконец-то, ко мне передом! В случае чего, я всегда рядом в своей конторке, – и Павел удалился на свою веранду.
   Старик попросил, пока он не осмотрит земляка и не попытается освободить его легкие от воды, не перетаскивать его в дом. С большим трудом, причиняя боль бесчувственному организму, с земляка срезали джинсы, и Старик с полчаса осматривал, ощупывал, простукивал, слегка поворачивал неподвижное тело, двигал рукой и ногой, пока не определил: сломаны два или три ребра, разбита коленная чашечка, скорее всего, есть сотрясение мозга, слава Богу, не сломана ни одна конечность. А главная тревога, - не сильно ли травмированы внутренние органы? От этого, в основном, зависит выздоровление организма. О смертельной запущенной болезни, которую Старик определил еще на побережье, он решил не говорить Павлу, чтобы его не пугать. С ней также каждый день предстояло бороться.

     На грани
   «Невеселая получается история, слишком много неясного, - как всегда, вслух, озвучил свои мысли Старик. - Если еще учесть, наверняка, потрепанный болезнью организм. Какие у него остались запасы жизненной силы? И был ли тверд духом в своей прежней жизни этот русский? И хотя на голове больших гематом не видно, на затылке и на виске - рассечения глубокие. Если не покинул тебя твой Ангел, может быть, еще теплится надежда? Помогай мне, земляк!» –  попросил удрученный Старик.
    -Это удивительно! – поднял глаза Мигель, - Павел и ты, - русские. А тут еще этот утоп… а тут еще чуть живой из океана, - третий!
   - Мигель, скажи своим ребятам, пусть принесут из твоего сарая, где я спал, мою холщевую сумку и коробку с травами, мазями и лекарствами. Все, что стоит на тумбочке возле кровати твоей жены, пусть остается, и она пьет и мажется, как я ее учил. Теперь она справится сама. Считай, что я от тебя переехал. Ребята, - остановил он убегающих, - с коробкой - поосторожнее, там бутылочки с лекарствами.
   С помощью Родригеса и Мигеля Старику все-таки удалось освободить легкие земляка от океанского рассола. Затем он смазал каждую царапину лекарствами и мазями, а к глубоким - приклеил свои пластыри с мазями. Перетянул старым чистым полотенцем сломанные ребра и лишь в этот момент земляк тягостно несколько раз застонал, и, вроде бы, произнес какое-то женское имя, чем обрадовал Старика. Но особенно долго пришлось колдовать над коленом и перевязать его, положив мази и листья одному ему известных растений. Наконец, все вместе они уложили страдальца в бунгало на жесткую циновку у окна, которую Старик постелил прямо на обрешеченную деревянную основу, лежащую на шести ящиках на высоте колена от пола. Предварительно Старик убрал с постели земляка и положил на свою постель матрас, набитый травой, - мягкая постель вредна для переломанных костей. Все, наконец, удалились, оставив Старика наедине с несчастным. А дальше Старик сделал самое главное. Он поставил в изголовье маленькую иконку Святой Троицы, затеплил лампадку на пальмовом масле, подняв бесчувственную голову, надел на грудь починенную цепочку с золотым крестиком и встал у изголовья, смиренно и грустно глядя на иконку.
   «Господи, не за себя прошу, не торопись забрать душу этого человека. По случаю или по душевной слабости, он чуть не утонул в океане. Негоже христианину покоится в воде. Помоги ему выбраться из темного небытия. Помоги ему выздороветь. Он будет тебе благодарен и искупит свои грехи добрыми делами. Во имя Отца, Сына и Святого духа», - Старик перекрестился с легким поклоном и перекрестил внимательно прислушивающегося земляка.
   Потянулись тревожные дни. Старик недооценил травмы на голове. Сосед не пришел в себя ни в первый, ни во второй день.
     - Давай вызовем врача из столицы, - за ужином предложил Павел. – Смотри!  Если он умрет у тебя!
     - Ты сам знаешь, Павел, что толку в этих врачах? Таблетки, микстурки его не поднимут на ноги.
     - А потом, - не соглашался Павел, - не моришь ли ты его голодом? Бульон из мидий, бульон из креветок? На соках, на пюре из фруктов и двести граммах твоих бульонов в день разве можно мужика поднять на ноги?
     - Ты заблуждаешься, Павел, - спокойно ответил Старик, - голод сейчас является союзником больного организма. Я даю ему то, на что организму не надо тратить усилий, чтобы усвоить эту пищу. Пусть все слабенькие запасы энергии, которые теплятся в этом изодранном океаном теле, тратятся только на восстановление. Земляк все чаще стал стонать при перевязках, а это уже хорошо.
     - Чего уж хорошего, если за два дня он так и не открыл глаза?
     - Похоже, у него где-то мозговая гематома, а она рассасывается очень медленно. Дай Бог нам терпенья, а ему силы. Уже хорошо, что ему не становится хуже.
   На четвертый день пришли Мигель с Хуаном, тщедушным метисом тридцати лет с бегающими глазками и вертлявой походкой. Он - самый младший чин в полиции, под его присмотром три соседние деревни.
     - Ну, покажите-ка мне своего русского, - осклабился Хуан.
     - Что он, обезьяна, какая, чтобы на него ходить смотреть, - возмутился Старик.
     - А ты Хуан со Стариком поласковее, - поддержал того хозяин. - Все под Богом ходим, а то, не дай Господь, что с нами, да и с тобой, случится, - до столицы далеко, а свой лекарь - под боком.
     - Если у этого лекаря ваш русский умрет, то будут неприятности не только у него, у тебя, капитан, да и у меня. Мне это надо?
   Постояв и посмотрев на залепленное лицо какой-то глиной или тестом, на неподвижное тело, по пояс накрытое простыней, и, увидев многочисленные зеленые, коричневые и более серьезные ссадины, залепленные пластырями, Хуан спросил.
     - Так, говорите, при нем никаких документов не было?
     - Никаких, - подтвердил Павел.
     - А это точно не гринго?
     - Я сам слышал, как он по-русски просил пить, - успокоил перестраховывающегося представителя власти Павел.
     - Если в Панаме пропал бы американец, тебе сейчас задницу наскипидарили бы, и ты рысью бегал бы по деревням, отрабатывая указания начальства! – ухмыльнулся Старик.
     - И то верно! Кому русский нужен? По-моему, у них и консульства до сих пор нету, не то, что посольства! И все-таки, - строго посмотрел представитель власти на Старика, - хоть есть указания свыше прикрыть глаз по поводу твоего бомжевания, я не завидую тебе, Старик, когда ты будешь стоять перед столичным начальством, если здесь будет труп.
     - Ну, что ты такое говоришь, Хуан, пойдем лучше выпьем, мы взяли его из сострадания и пытаемся поднять на ноги, - решительно закрыл тему Павел.
     - Ну, что ж, пойдем выпьем за его поправку. А то мне не терпится его расспросить кто он и откуда?
   И они ушли с Павлом на веранду.
     - Теперь у Хуана будет лишний повод заходить к Павлу, чтобы справиться о здоровье вашего земляка, – рассудил Мигель.
     - Лишний повод выпить, – поправил Старик.
И они оказались правы.
   На конец четвертых суток, когда Старик, готовясь ко сну, стоял перед «Троицей» и, как всегда, просил у нее за земляка:
   «… приди, и вселися в ны, и очисти ны от всякие скверны, и спаси блаже души наши»…Старику послышался шепот:
     «Пи-ить…»
   Старик прекратил молиться и взглянул на своего обычно немого соседа. Ему показалось, что в постоянно закрытых его глазах сверкнули искорки огонька лампадки. Он подошел и наклонился.
     «Пи-ить…» снова прошептал сосед с открытыми ничего не выражающими глазами.
     «Услышал Господь мои молитвы, - облегченно сказал Старик, - сейчас, сейчас, хороший человек», - и дрожащими от волнения руками, приподняв привычно голову, влил немного фруктового сока в приоткрытые воспаленные растрескавшиеся губы.
   Сосед закрыл глаза, зато сделал несколько самостоятельных глотков. После этого он застонал и снова открыл глаза. Некоторое время взгляд без всякого осмысления замер на потолке из листов оргалита, покрашенных белой краской, и снова спрятался под тяжелыми веками.
    «Господи! Спасибо тебе! Не оставляешь ты в своих заботах рабов своих! Помоги, Господи, выйти соседу из тьмы. Вразуми его, Господи!»
Старик поправляет лампадку.
     «Прости меня, Господи! – просил Старик Создателя утром. - От облегчения я, грешник, проспал полночи. Прости меня!»
 Стыдя себя за такую беспечность, он встал и сразу заметил измененное положение рук спящего соседа. Поправив несколько повязок, напоив земляка лекарством, Старик счастливо уснул чутким сном до рассвета.
   Услышав от Старика хорошую новость, после завтрака зашел Павел с Родригесом. Они постояли возле кровати русского и не нашли внешних признаков изменений к лучшему. Страдалец лежал, не шевелясь, с закрытыми глазами, никак не реагируя на их разговор.
     «Давай, Старик, вытаскивай его из небытия, что-то наш земляк не спешит возвращаться к нормальной жизни», - посетовал хозяин.
   К обеду зашла с двенадцатилетним сыном жена Павла, сочная метиска тридцати пяти-сорока лет. И, как бы почувствовав ее приход, страдалец открыл глаза и снова уставился в потолок невидящим взглядом.
   Стоя на пороге маленькой полутемной комнаты, жена Павла, не отводившая взгляда от земляка своего мужа, вдруг попросила:
     «Сними с окна плетенку».
   Старик послушно снял плетенку из пальмовых листьев. Обрадованный рассеянный солнечный свет, хлынувший в небольшое окно над головой страдальца, осветил его лицо.    
     - Родригес говорит, что твой больной не жилец на этом свете. Зря ты уговорил Павла лечить его здесь.
Старик недобро глядит в сторону кухни.
     - Пусть он занимается своим делом.
      - Как ты из-под него убираешь, Старик?
     - Да шью из тех тряпок, что ты дала, матрасики и набиваю их сушеной травкой.
     - Вот, возьми, я купила упаковку памперсов, - бросила упаковку Луиза на постель Старика.
     - Спасибо тебе, Луиза! Ты добрая женщина.
     - А что это у тебя так приятно пахнет?
     - Жгу корешки трав, они разносят приятный запах и отпугивают мух.
     - Что, Старик, у всех русских серые глаза?
     - Бывают и карие. Но таких черных, как у тебя, не бывает.
     - А такая смуглая кожа, как у меня, у русских бывает?
     - Не бывает, Луиза. Там, где они живут, слишком злые морозы и снег выбеливает кожу.
     - А что такое морозы?
     - А это такой холодный-холодный воздух, который превращает воду в лед, как у тебя в морозилке.
   Метиска недоверчиво скосила глаза в его сторону.    
     - А какой бывает снег, Старик?
     - Ну… это холодный белый пушистый дождь, который медленно и плавно опускается с небес на человека и замерзшую землю, укутывая ее, как толстым одеялом, чтобы она совсем не замерзла.
     - Что ты такое говоришь, Старик? – недовольно возразила загорелая от южного солнца метиска. - Как может дождь быть пушистым, а холодный снег греть, как одеяло, замерзшую землю?
В ожидании ответа она, наклонив голову, скосила на Старика черные глаза, по-видимому, не поверила его объяснениям, и, не дождавшись, откинув полог, вышла из комнаты, потащив за руку своего сына, все время с любопытством таращившего на русского карие глаза.
   Еще два дня мало чем отличались в поведении соседа от предыдущих, разве что при перевязках чаще стонал да чаще лежал с открытыми глазами, но на седьмой день…
   Старик уже давно разговаривал вслух с соседом на русском: когда поил и кормил его, когда делал перевязки, когда составлял свои колдовские отвары, настои и мази. Он догадывался, что, общаясь с неподвижным и молчаливым больным соседом, так он быстрее приблизит тот день, когда, наконец, сосед что-то ответит на его вопрос или сам чего-нибудь спросит.
   Сегодня Старик сделал, пожалуй, самую болезненную перевязку за последние три дня: он сменил повязку на колене, вычистил его от гноя и отмерших тканей, наложил свежие мази и забинтовал. Он видел, как от боли лоб и шея земляка покрылись потом, вытащил чистую тряпку и осторожно промокнул пот.
     «Не крестьянин ты, хороший человек, и не рабочий. Твоя кожа на лице не выжжена солнцем и не выморожена морозами, не исхлестана ветром. Суставы пальцев не утолщены от артрита, а кожа на руках не имеет мозолистых утолщений и трещин. Лицо твое простое и маловыразительное. Трудно определить твою профессию, но ты и не служитель искусства. Скорее всего, ты - какой-нибудь мелкий чиновник, а значит, ты не богатый турист, и как ты попал в Панаму, - это загадка. Надеюсь, что скоро ты ее раскроешь сам…»
   «Ах, какой приятный голос у… у его женщины, - стараясь не улыбаться, думал про себя Георгий, - как ласково она его будит. Как нежно касается его лица. Вот опять: «Ну, просыпайся же, Георгий! Нельзя быть таким соней!» Ее душистые волосы щекочут ему лоб и шею. И опять этот глубокий вырез халата и оттуда выглядывает волнительная грудь. У нее что, новый черный халат? Ну, как же, он помнит, как она сказала, что хотела бы каждый вечер удивлять его. А почему халат весь вспыхивает и гаснет ослепительно желтыми пятнами в ярко – фиолетовых дрожащих ободках. Постой, а как же он, не открывая глаз, может видеть эти яркие пятна? Нет, надо непременно открыть глаза и рассмотреть все получше. Надо открыть глаза, ведь… она… его просит».
   Он с трудом открыл глаза и пытался привыкнуть к рассеянному свету.
   «А где же его… его женщина?»
     - Что ты тут делаешь, старик? – прервал бормотания Старика тихий хриплый голос.
   Старик вздрогнул, маленькая ручная мельница, перемалывающая семена его лечебных трав, выпала из его рук, он с испугом посмотрел на слегка повернутую голову своего постоянно немого соседа и смотрящие на него глаза, в слабо проникающем утреннем свете.
     - Я… я…
     - Позови… она просила меня проснуться… куда она вышла?
     - Я… я здесь один. Здесь нет женщины… - подавшись к соседу, придя в себя, ответил Старик, но, внимательно присмотревшись, увидел уже закрытые глаза и понял, что в данный момент этот вопрос отнял у его соседа все силы, и его организм временно отключился, накапливая силы к следующему вопросу.
Вот только когда он наскребет их, это неведомо ни ему, ни его вдруг заговорившему соседу.
   Всякий раз после завтрака Старик ждал Родригеса и садовника, чтобы «посадить» страдальца, - это позволяло приподнимать земляка, проводить перевязки и лечение спины, менять испачканное кровью и мазями одеяло на другое, застиранное и выжаренное солнцем.
    - Родригес, ты сегодня торопишь меня, – недовольно ворчал Старик. - Вместе надо, други, вместе! Так, сажаем, сажаем страдальца. Так, так, помедленнее. Уф-ф! Спасибо вам, ребята. Когда наш земляк поправится, он будет должен вам.
     - Дождешься от него! – вытирая пот, прогнусавил Родригес. - Еще один нахлебник, кроме тебя, свалился на мою голову! Ха, будет должен! Должников много, да отдающих, - мало! Вот тебе он это припомнит!         
И они вышли с садовником.
       - Прости меня за причиняющие боли, земляк, а его за недобрые слова. Потерпи еще немного. Господь терпел и нам велел. Без этого, - никак!    
Старик только мог догадываться о мучениях, которые они доставляли всякий раз страдальцу, но ничего лучшего он придумать не мог. Последние два дня сосед всякий раз реагировал на эти пытки тяжелыми стонами, и Старик, как злой инквизитор, радовался этим стонам, потому что земляк начинал реагировать на болевые ощущения. Когда Родригес, сделав свое черное дело, вышел из бунгало, Старик вдруг услышал тихий хриплый голос:
     - Это ты опять, старик… зачем ты меня мучаешь?
     - Потерпи, хороший человек, иначе я не смогу тебе обработать спину. Я лечу тебя вот уже целую неделю.
     - Позови… позови ее…
     - Ее здесь нет. Потерпи, я тебе сменил примочки на ранах, и мы снова положили тебя на спину.
   Сегодня впервые сосед стонал при каждом прикосновении к его ранам, и даже пришел в сознание, когда они с Родригесом положили мученика снова на спину. Старик видел, как глаза страдальца, чуть двигаясь, останавливались то на его лице, то на лице Родригеса, - его мучителей, и, наверное, не самые хорошие мысли возникали в голове у жертвы.
     «Было бы хорошо, если бы возникали», - подумал уже с опасением Старик.
     «Наверное, он не понимает, что с ним происходит, - сказал Родригес, взглянув на невыразительное лицо страдальца, и вышел из бунгало.
     «Дама, вся в солнечном свете, подняв вверх каталог с портретом Сальвадора Дали, спешила явно к Георгию. Ее лицо выражало участие, сочувствие, извинение… но опять этот мучитель старик закрыл перед ней дверь своей темной комнаты пыток и не впускает ее», - увидел сквозь закрытые глаза Георгий.
     - Впусти солнце, - тихо попросил сосед.
     - Но будет жарко и налетят мухи, - возразил Старик.
   Сосед минут пять лежал молча.
     - Впусти солнце, старик, - вновь с трудом попросил он.
   Старик вздохнул, вышел из бунгало и с наружной стороны снял с окошка плетенье из пальмовых листьев, не дающее проникать внутрь лучам.
     «Где он? Куда вы от меня его спрятали?» – ворвалось к другу взволнованное длительной разлукой солнце. И успокоилось, увидев его под своими лучами, бьющими из окна в стену у койки Старика и проходящими выше груди его больного друга.   
   «Ах, какой чудесный лекарь любого смурного настроения – это солнце! Как ласково, нежно ты можешь дотрагиваться своими теплыми утренними лучами до щек, лба, заигрывая, заглядывать в глаза, растапливать и испарять остатки любой печали…» - вспомнило солнце его знакомый голос, такие приятные в свой адрес слова и улыбнулось.
Старик сделал мухобойку, защищал соседа от нападения мух, терпел жару и готов был поступиться и другими удобствами, лишь бы его земляк что-нибудь снова сказал.
     «Может закроем окно, а? Ты меня слышишь? Где ты там летаешь»? – посмотрел Старик на лежащего с закрытыми глазами соседа.
   «Вы меня слышите? - донесся до Георгия такой приятный и знакомый голос, который хотелось слушать и слушать, - где вы летаете?»
   Под вечер земляк попросил:
     «Дайте мне увидеть небо».
   Старик захлопотал: вынес и положил в тень пальмы и свисающей крыши бунгало циновку и осторожно с Родригесом они вынесли одеяло, на котором лежал страдалец, и положили его на циновку.
   Пришел Павел и, критически осмотрев лежащего голого земляка, прикрытого на уровне фигового листа полотенцем, неопределенно произнес:
     «Раскрасил тебя Старик во все цвета и понаставил заплат, какие не ставят на дырявую рубаху, годную только на тряпку. И когда же с тобой можно будет поговорить? И сгодишься ли ты на что-нибудь, когда тебя твой доктор поставит на ноги?»
   Земляк смотрел безучастно в небо, и на его лице не отразилось никакой мысли.
     - И долго он будет немым? – спросил Павел.
     - Теперь, слава Богу, думаю, что недолго. Только приставать к нему не надо. Ему еще очень плохо, и каждая фраза дается ему с большими усилиями. Давайте наберемся терпения.
     - Ну, он хоть слышит, что мы говорим? – приставал Павел.
     - Думаю, не всегда, - ответил Старик. – Иной раз по глазам понятно, что слышит, иной раз – нет.
     - Ну, давай, колдуй Старик. Медленно у тебя продвигается лечение.
     - На все воля Создателя, - рассудительно ответил Старик, отгоняя мух.
   Георгий открыл глаза и увидел высокое бледно - голубое небо, досыта напоенное солнцем, причудливо изрезанное листьями темно – зеленой пальмы, с висящими гроздьями темно – коричневых кокосов, и ему тоже захотелось какого-нибудь, искрящегося в солнечных лучах золотистого ароматного и вкусного сока.
     - Пи-ить, - прошептал он.
   Но его никто не услышал. Он скосил глаза в сторону тихого монотонного стука, и увидел старика, сидящего рядом на каком-то ящике и увлеченно рубившего ножом на дощечке, что лежала у него на коленях, какие-то травы.
   «Несомненно, он уже видел этого старика. Где же он мог его видеть? Ну да, это он. Он видел его, когда ему делали пункцию в поликлинике. Но этот старик не пропадает, как раньше, когда он открывал глаза».
   Георгий закрыл глаза. Частый стук ножа, по-прежнему, тревожил уши, а старик пропал. Георгий снова открыл глаза и увидел увлеченно работающего старика на прежнем месте.
   «Значит старик живой. А откуда же в поликлинике пальма, да еще с кокосами. Была, правда, там маленькая в кадке в коридоре…»
   Старик почувствовал на себе взгляд, его глаза встретились с глазами страдальца, и старик замер. Секунд пять, они молча смотрели друг на друга. Убедившись в реальности старика и не поняв, где он находится, Георгий снова попросил:
     - Пи-ить.
     - Конечно, хороший человек, правильно. Пора и попить.
   «Странный старик. Почему он без халата? И на доктора он совсем не похож… на кого похож этот старик? Он похож на бомжа. А почему опять эта пальма над ним с кокосами?»
     - Вот и хорошо. Давай немного попьем, - проговорил старик, поднося ко рту Георгия пластмассовый стакан, слегка поднимая его голову.
   Георгий пил противное горькое пойло, так непохожее на янтарный переливающийся в солнечных лучах вкусный сладкий сок, и не мог остановиться, потому что старик все время наклонял стакан, пока в нем ничего не осталось. В первый раз Георгий сморщился и простонал не от боли, а от обманутых надежд.
     «Что делать, хороший человек, что делать. Бывает так, что тебе дают сладкий и приятный яд, и ты с удовольствием его пьешь, спеша навстречу своей кончины, сам не зная этого. Вот, например, откуда они у тебя?» – и в руке у старика оказались две косточки от какого-то плода.
   Георгий смотрел равнодушно на эти косточки и, казалось, не хотел участвовать в диалоге.
     «Кто тебе дал эти косточки, хороший человек?»
   Сосед равнодушно молчал.
     «А плоды у этих косточек такие коричневые с пушистыми золотистыми волосками, да? И очень сочные, и приятные на вкус?»
    Монотонные слова обтекали уши хорошего человека, как медленный ручеек обходит препятствие на своем пути. Сосед молчал, глядя в изрезанное небо зелеными листьями пальмы.
     «Так вот, хороший человек, если ты съешь три таких плода, то ты на день потеряешь чувство реальности, а если съешь три таких косточки, то можешь попасть прямо в ад или рай, это уж зависит от апостола Петра, откроет ли он тебе ворота в рай. Уж и не знаю, что ты такое там сделал, но не хочет Господь брать твою душу… хотя, мы тебя нашли в плачевном состоянии… но, давай не будем о грустном. Теперь, хороший человек, тебе надо постараться выкарабкаться, ты уж постарайся, а? Ты пока полежи спокойно, я сейчас заварю эту травку, она должна к вечеру настояться и придаст тебе силы».
   Это был уже другой старик. Спокойная доброжелательная речь этого старика, как хорошая сказка, расслабляла, хотелось ее слушать и дальше, сами собой закрывались глаза и тянуло спать. Из всех слов земляк понял, что симпатичный старик чем-то озабочен и о чем-то просит его.
   «Чем он может помочь, по-видимому, этому доброму человеку, когда его тело жжет, и он его не чувствует, в голове постоянно что-то гудит и тонко свистит, а небо с листьями пальмы покрывается иногда какой-то серой непрозрачной пеленой, после чего исчезает не только пальма, но и гаснут в ушах голоса? Была бы сейчас рядом его… его женщина… - все сразу бы изменилось бы в лучшую сторону. Почему ее к нему не пускают?»

     Где я?
Когда страдалец снова открыл глаза, в полумраке напротив, на ящике, сидел старик. Пред ним на табурете стояли какие-то пузыречки, он что-то засыпал в них крохотной ложечкой, что-то размешивал стеклянной палочкой и что-то невнятно бубнил себе под нос. Капелька красного света над головой земляка придавала комнате чувство нереальности. Несколько раз он открывал и закрывал глаза, но все, что он видел, не пропадало и не менялось.
     - Где я? – тихо спросил он.
     - В бунгало у Павла, – ответил старик, взглянув на соседа, продолжая свою работу.
   Сосед помолчал.
     - В гостевом домике, его называют у нас бунгало, - пришел на помощь старик. – Тебя как зовут?
     - Ге… Ге-ор-гий. – неуверенно произнес сосед.
     - Значит, как самого почитаемого в России святого. Поэтому ты и жив. А меня все зовут Старик. Зови и ты меня так. Ты хоть знаешь, что ты находишься в республике Панама`, недалеко от столицы Панама`?
     - Па-на-ма… - медленно по слогам произнес он.
     - Да, – подтвердил Старик. – Правильно. Панама. Вот куда тебя забросило, хороший человек, - ты хоть вспомнил, как ты здесь оказался?
     - Да, - после некоторого молчания неуверенно ответил Георгий.
     - Это здорово, - обрадовался Старик, - теперь я уверен, ты выкарабкаешься. И на сегодня хватит воспоминаний, а то назавтра ничего не останется. Давай-ка, хороший человек Георгий, баиньки.
   Старик, наконец, закончил приготовление своего зелья, часть пузырьков поставил в небольшой шкафчик в его ногах, часть накрыл тряпкой и поставил вместе с табуретом к тумбочке, разделяющей их кровати. Потом скинул рубаху и штаны, оставшись то ли в семейных, как в России говорили трусах, то ли в шортах, и начал размеренно креститься и что-то шептать под нос.
   «Неужели у его изголовья какая-то икона с лампадкой»? – не поверил Георгий.
И зря. Старик не по-стариковски бодро нырнул под простынь, поворочался немного и замер.
   Старик оказался прав. Всякие попытки осознать свое состояние, вспомнить все, что с ним произошло, так напрягали бедную голову, что она начинала гудеть еще звонче.
   «Что же это с ним, - удачно сложилась мысль у Георгия, - если одно небольшое воспоминание доставляет его голове такие болезненные ощущения? Значит, хорошего мало, а Старик почему-то не озабочен, всегда ему улыбается и пытается вызвать в нем оптимизм…»
   На большее, чем одно-два коротких воспоминания, Георгия не хватало, и он тотчас проваливался то ли в тяжелый сон, то ли в беспамятство.
   Как-то утром Георгия вынесли и положили под пальмой, Старик привел Павла, и тот уселся рядом на табурет.
     - Я слышал, тебя зовут Георгий? – улыбнулся Павел, он говорил на русском с акцентом, показывая крупные желтые прокуренные зубы.
     - Да, - тихо ответил земляк.
     - Ну вот, а меня зовут Павел, - опять добродушно улыбнулся он в усы. – Получается, что встретились на панамской земле двое русских святых. Но я буду рангом постарше, как никак, – один из главных апостолов, хоть и не вхожу в число первых двенадцати учеников Иисуса. Ты сейчас являешься моим гостем, а я владелец этого небольшого поместья, - и Павел обвел небрежно свой участок. - А как же ты попал в Панаму?
     - Вроде, - после секундного молчания ответил Георгий, - с тургруппой.
     - Так ты все-таки турист? - удивился Старик.
     - А откуда ты? – не унимался Павел.
     - Из какого ты города? – уточнил Старик.
     - Из Мо… Москвы, - тихо ответил Георгий.
     - О-о! – воскликнули с уважением оба земляка, и Павел восхищенно зацокал языком, а Старик покачал головой.
     - А кто ты? – спросил Павел.
     - Чем ты занимался в Мо… Москве? – уточнил Старик.
     - Я был… инженер, - после двухсекундного молчания ответил земляк.
     - Вот как? – удивился Старик.
     - Подумать только! – удивился Павел. - А почему был?
     - Я… пенсионер, - тихо и неохотно ответил Георгий.
     - О-о! – воскликнули с удивлением оба земляка.
     - А сколько тебе лет, Георгий? – наседал любопытный Павел.
   Георгий не на шутку задумался.
     - Не все сразу, - обращаясь к Павлу, забеспокоился Старик.
     - Ну что уж, он не помнит, сколько ему лет? – не согласился Павел.
     - Ударь тебя несколько раз головой о скалу, - нахмурясь, сказал Старик, - ты забудешь даже, как тебя зовут.
     - Пять-десят, - тихо сказал Георгий, разрядив обстановку.
     - Ну, надо же? – удивился Павел. А у нас мужиков на пенсию не отпускают раньше шестидесяти пяти! Если пишут, что Россия живет в разрухе: заводы стоят, а поля заброшены, к тому же страна опутана долгами, а ест народ то, что присылает Америка и Германия, то чего же таких еще работящих мужиков, отпускать на пенсию? – обратился за поддержкой он к Старику, но тот нахмурился еще больше.
     - Ну, хватит, Павел. Ты сам видишь, тяжело ему. Приходи вечером, еще немного пообщаемся. Экий ты какой нетерпеливый!
     - Ну, а сколько все же получаешь пенсии? – не унимался Павел.
   «Сколько получаешь пенсии? – перевел с русского с большим акцентом, на чисто русский Георгий. - Сколько он получает пенсии? Сколько он получает… сколько?»
   Слова отскакивали от его сознания, как от стола - шарики пинг-понга, не вызывая никакой зацепки, не рождая никакой мысли.
   Первым это заметил Старик.
     - Все, Павел, аудиенция закончена, - сказал он, решительно вставая, – посмотри сам, земляк тебя не слышит.
     - Да, похоже на то, - неуверенно сказал Павел, разочарованно приподнимаясь. – Собственно, кто бы спорил. Если он так медленно будет приходить в себя, то, когда же ты окончательно поставишь его на ноги?
   Старик ничего не ответил и лишь, нахмурясь, подталкивал Павла к его веранде.
   На десятый день Георгий впервые не потерял сознание, когда Старик и Родригес его «посадили» для перевязки спины. А на следующий день, Георгий потребовал, чтобы Старик привязал к стойке бунгало капроновую веревку, и Георгий стал пытаться с ее помощью подтягивать свое тело, чтобы сесть.
Видя, как тот, обливаясь потом, делал одну попытку за другой, Старик забеспокоился.
     «Экий ты какой упрямый! Но нельзя так сразу нагружать слабый организм. Делай попытки, но только после хорошего отдыха».
 Сесть с помощью веревки удалось только через два дня. Но теперь с помощью страдальца Старик ухитрялся вытаскивать из-под Георгия одеяло для замены его на свежее. Теперь только для выноса Георгия на солнышко приходилось пользоваться услугами Родригеса, но тот всякий раз все больше и больше выражал свое недовольство, которое было понятно Георгию без перевода по одному выражению лица. Но о том, чтобы встать на ноги, не могло быть пока и речи. Старик показал Георгию несколько упражнений, с помощью которых тот потихоньку укреплял обессилившие без нагрузки мышцы рук и ног. Не раз, просыпаясь ночью от легкого стона, Старик заставал соседа, то поднимающим неподвижную в колене правую ногу, с подложенной под колено длинной лонгеткой, примотанной выше и ниже тряпками, то сгибающим левую ногу. А то, - до изнеможения, до крупных капель пота на лбу, поднимающего вертикально верхнюю половину своего слабого еще тела. Полностью вымотав организм, Георгий, как правило, лежал с закрытыми глазами, слушая тихий рокот океана.
   «Так кто океан ему: друг, который в критический момент вытолкнул его бездыханное тело, или враг, из лап которого чудом удалось вырваться?» Георгий не спешил размышлять на этот часто возникающий вопрос. Он знал, что пока не найдет на него ответа. Еще не время.
   «Как можно скорее хочет перестать быть нахлебником, - видя, как земляк доводит упражнениями себя до полного изнеможения, одобрительно думал Старик.  - Ну, что ж, это по-мужски». И каждой маленькой победе радовался больше, чем его сосед.
   По просьбе Георгия, теперь каждые полчаса утром и вечером, когда солнце было добрым и ласковым, он лежал почти голый, нежась в его лучах. Тогда Старик развязывал два тугих полотенца, постоянно стягивающих грудную клетку, снимал самодельные пластыри, полностью доверяя лечение лучшим друзьям больного – нежным ультрафиолетовым лучам. И Старик подметил, что раны, действительно, стали заживать быстрее. Но когда короткие солнечные ванны заканчивались, Старик снова туго пеленал ребра Георгию двумя полотенцами, и ему снова было тяжело дышать.
   Когда ждали визита Хуана, Старик, как бы, между прочим, проинструктировал Георгия:
     «Ты ему не очень-то рассказывай, а то он только ищет, на чем можно выслужиться перед начальством».   
Лично узнав: кто, откуда, как здесь оказался, Хуан спросил:
     «Ну и как ты собираешься жить здесь без документов?»
   На что Старик, отказавшись даже переводить на русский, не сдержался и заметил:
     - Ты помнишь, Хуан, когда в прошлом году тебя привезли побитого из столицы, как ты две недели стонал и вылеживался? А у тебя, ведь, ничего не было сломано, когда я тебя осматривал, я даже не нашел сотрясение мозга, не говоря уж о травмах головы, - так, одни синяки. А у русского затылок и височная кость пробиты почти до мозга, разбита коленная чашечка, да гематомы под черепом до сих пор давят на мозг! И еще чуть-чуть: два ребра сломаны, содрана пятая часть поверхности кожи и - множественные серьезные ушибы. С такими увечьями даже в ад не спрашивают документов! Дай ему оклематься, потом спрашивай!
     - Вон, сколько земляку досталось! – посочувствовал Павел. - Пойдем, Хуан, выпьем за его здоровье! – предложил ему он, и потащил ухмыляющегося стража порядка на веранду.
   Поскольку разговор шел на испанском, Георгий лишь понял одно: Старик защитил его от неудобных расспросов, а Павел повел Хуана выпить с ним стаканчик вина.
   Однажды средь ночи Георгий проснулся с реальным ощущением, что на его бедрах, поджав ноги, обхватив руками его шею и, почти спрятав лицо в вырезе его халата, сидит засыпающая… его женщина, а он поет ей какую-то известную песню. И настолько обидным было его разочарование увидеть в тусклом свете лампадки лежащего рядом храпящего Старика, что Георгий застонал от коварно обманувшего его видения.
Вечером к хозяину подошел Старик.
      - Бросай, бросай свою писанину, Павел. Пойдем, посидим, поговорим с земляком. Он уже много лучше, но не все может вспомнить.
Павел что-то писал в своей конторской книге, не отрывая головы.
      - Странный наш земляк. Многое помнит, а некоторые моменты, - нет. И что, так всегда будет?
       - Это один Господь знает. Вот не раз в бреду называл имя женщины. Я спрашиваю, кто такая и кем ему доводиться? Он смотрит и не понимает, о ком это я. 
      - А вот, так и не может вспомнить, как он оказался в океане? Как это может быть?
      - Все, что связано с мозгом, Павел, это тайна и для ученых профессоров. Похоже, еще сидит гематомка, давит на отдельный участок. Или, не дай Бог, этот участок безвозвратно поврежден.
Павел отрывается от писанины, молча, смотрит на Старика. Они идут к бунгало, где лежит их земляк.
За вторую неделю Старик и Павел на вечерних коротких беседах узнали о своем земляке все. Или почти все. Они только не знали, что он полковник в запасе. Они, конечно, ничего не знали об Анне. О его смертельной болезни, о которой догадывался только Старик.
   Больше всего их поразило, что они видят живого русского, участвовавшего в запусках спутников и работавшего со многими космонавтами.
     - Так ты говоришь, работал с разными космическими штуками? – как-то вечером спросил Павел.
     - С космическими объектами, - уточнил Георгий.
     - А спутник ты видел?
     - Участвовал… в изготовлении, испытаниях и запуске, - помедлив, решил все-таки сказать Георгий.
     - Ты сам? – не поверил Старик.
     - Запускал спутники? – не поверил Павел. – А какой это спутник? – решив проверить земляка, устроил ему экзамен Павел.
   И Георгий, как мог просто рассказал и о спутнике, и как его запускают, и почему он не падает на землю, и о первой, и о второй, и о третьей космической скорости, и о том, почему земля и другие планеты вертятся на своих орбитах. 
      - Да, пока каждый запуск космонавтов связан с большой опасностью… вы наверняка слышали о катастрофе американского челнока «Челленджер» и гибели семи астронавтов.
      - И в России гибли тоже, - похвастал знанием капитан.
      - Да, экипаж «Союза-11» в составе трех космонавтов тоже погиб.
То ли с болтливого языка Родригеса или Мигеля, а может, и самого Павла, за глаза Георгию присвоили кличку «космонавт», которая сыграет с ним потом злую шутку. Кличка постепенно обросла в трех деревнях легендой, по которой он был запущен в России, и что-то там, в космосе, не так сделал на космическом корабле, и корабль упал в океан где-то недалеко от деревни и затонул вместе с двумя космонавтами.
 «Ну, помните, тогда океан еще штормил? Вот тогда это и было!» А его полумертвого нашел Родригес на камне.
«Ну, вы все знаете внизу под участком капитана Павла есть такой здоровый плоский камень, а Старик, ну, его–то все знают, сейчас этого русского космонавта выхаживает. И лучше об этом деле помалкивать, потому что, если узнают, приедут за космонавтом из столицы, выдадут русским, и космонавта за его ошибки сошлют на каторгу в Сибирь, а может, и расстреляют».
Когда было темно, рядом на ящике стояла небольшая настольная лампа с абажуром, тускло освещая поверхность табурета, где совершались таинственные действия по смешению трав, приготовлению настоев и мазей. Глубоким вечером или ночью, Старик работал молча. Впуская через окошко свет, он всегда разговаривал сам с собой и, как заметил Георгий, всегда говорил на русском. То ли потому, что боялся позабыть родной язык, а, скорее всего, потому что он был более приятен его слуху.
Как-то Старик снова показал Георгию две косточки от плодов и спросил:
     - Так кто тебе их дал?
     - Скорее всего… это косточки от каких-то плодов, которые я ел от голода в джунглях.
     - А ты хоть знаешь, что они являются и сильным лекарством от твоей болезни и смертельным ядом, если расколоть и съесть три зернышка?
     - От какой болезни? – не понял Георгий.
     - Ты что разве не знаешь, что ты… сильно болен? У тебя сильно воспалены лимфатические узлы.
   Георгий помолчал и неуверенно ответил:
     - Знаю…вроде бы…
     - А ты не помнишь, как выглядели плоды?
     - Не помню.
     - Такие коричневые, почти со сливу, сочные и сладковатые?
     - Наверное.
     - А сколько ты съел ядрышек?
     - Не меньше двух.
     - А дальнейшее ты помнишь смутно?
     - Почти ничего не помню, - признался Георгий.
   Старик недоверчиво покачал головой и помолчал.
     - Ты знаешь, - поделился он своими мыслями, – мне известны случаи смертельного отравления от этих ядрышек… Постой, а не вспомнишь ли ты, какого плоды цвета?
     - Нет, дальнейшее я помню очень смутно.
     - Ну, скажи, как тебе кажется?
   Георгий задумался.   
     - Может, морковного цвета?
    - Прямо в точку! – оживился Старик. – Значит, записался цвет на подкорку.
 Старик снова задумался и долго молчал.
 
     Ты взломал генетический код своей смертельной болезни
    - Ты знаешь, - неуверенно начал он, - я, наверное, догадываюсь, почему ты не отравился насмерть, - и он загадочно посмотрел на Георгия.
   Георгий молчал и ждал ответа.
     - Если бы ты был здоров, то ты сейчас был бы на том свете. А поскольку твоя лимфосистема очень больна, а для нее эти ядрышки являются необходимым очень сильным лекарством, она весь яд взяла на себя. И если ты еще сейчас жив и сидишь передо мной, то ты взломал генетический код своей смертельной болезни и, наверняка, сбил ее программу. Этих двух косточек, - поднял ладонь Старик с двумя косточками, - хватит на два месяца лечения твоей лимфосистемы. Потом придется где-то доставать.
   И еще. Этот бушующий океан, столько раз пытавшийся раздавить тебя своими волнами, а потом перетереть тебя о скалы, эти молнии, этот гром над головой, - заставили твою отвечающую за продолжение рода систему собрать в тайниках твоего хилого организма защитные силы и впрыснуть адреналин, многократно повысив его сопротивляемость внешней среде, готовой тебя уничтожить. Это сотрясло твое больное тело до клеточного уровня, ты переродился заново. Это тоже могло бы помочь сломать хребет твоей болезни.   
Георгий скептически слушал рассуждения «профессора медицинских наук» с видом потрепанного бомжа, и на его лице отражалось недоверие. Старик это заметил.
     - Я не удивлюсь, если ты мне не поверишь. Но ведь многое из того, что я применяю для лечения своих больных, приносит прекрасные результаты, хотя часто противоречит официальной медицине.

   Как-то утром, сидя на одеяле под пальмой, Георгий попросил Старика:
     - Помоги мне подняться.
   Старик скептически посмотрел на него и промолчал.
     - Старик, помоги мне встать на ноги.
     - А ты не спешишь? – глядя на него с сомнением, ответил Старик.
     - Я должен подняться, помоги мне!
     - Экий ты нетерпеливый!
   Старик нехотя подошел к Георгию и с большим трудом поставил его на ноги.
   Георгий стоял, поддерживаемый сзади под руки Стариком, обильный пот выступил у него на лбу, на спине и на груди, голова у него кружилась, сердце прыгало, в глазах постепенно из темной пелены, которая накрыла их во время подъема, стала проявляться картина, от которой у него захватило дух.
   Впервые за многие дни он увидел вдалеке полоску синего океана, сливающегося с голубым пронизанным солнцем светом. И только справа высокие кусты соседа Павла по даче, растущие по границе участка не позволяли видеть горизонт целиком. Георгий увидел растущие на участке кокосовые пальмы, подстриженные цветущие яркими цветами кусты вдоль дорожек, выложенных плитками, слева небольшой бассейн с неестественно бирюзовой водой, работающего вдалеке метиса, подстригающего кусты. Утренний запах цветов на кустах, на деревьях смешался с запахом океана и совсем закружил его голову, его качнуло, а легкий пьянящий ветер с океана увлажнил ему глаза.
     - Ну, ну, герой, держись! – подбодрил не отпускающий его Старик. - Ты молодец! Придется подыскать тебе палку, на которую бы ты опирался! Глядишь, через недельку начнешь сам и двигаться!
   Георгию показалось, что никогда в жизни он еще не видел такой сочной и яркой зелени, такого голубого – преголубого неба, такой пронзительной сини океана, таких неестественно ярких и радостных цветов; не чувствовал на своем лице такого нежного и ласкового солнца; не ощущал такого приятного дурманящего аромата цветов, листьев, трав, океанских водорослей… 
Несказанное блаженство разлилось в теле Георгия, глаза его блестели, он услышал ободряющие нотки в успокоительном шуме океана, почувствовал на груди поддерживающие его лучи своего преданного друга солнца, а в крике переднего баклана, летящего в стае сразу за обрывом, он услышал искреннее удивление:
     - Смотрите, а то дерьмо, что болталось тогда в океане, живо, однако?!
   Последние силы покинули Георгия, единственная нога, на которую он опирался, стала подгибаться, и он попросил Старика:
     - Помоги мне лечь.
     - Конечно, конечно, Георгий, - одобрительно воскликнул Старик, помогая ему сначала сесть, а потом и лечь, - ты сегодня сделал очередной свой подвиг!
     - Сколько дней я здесь лежу? – хрипло спросил Георгий.
     - Ты встал на восемнадцатый день. Я думал, раньше трех недель ты не встанешь. И вот что: ты уж возьми на себя, хороший человек, эту обязанность отмечать дни, хотя бы до того дня, когда ты пойдешь самостоятельно.
     - Даже нечего и отмечать. Это будет завтра.
     - Ну, ну, не торопись. Но палку я тебе сегодня достану.
   Счастливый Георгий лежал с закрытыми влажными глазами, его сердце гулко билось, ноги и руки слегка подрагивали. Пожалуй, впервые он поверил, что эта не противная дрожь от его выматывающей последние силы болезни, а это дрожь от навалившейся на него радости быть сожителем со всеми, кого он только что увидел, услышал, почувствовал, и это счастье обещает впредь подавить в его теле постоянную боль, и, возможно, даже навсегда изгнать ее. Но сейчас в это ему было поверить трудно: так ведь можно и совсем задохнуться от счастья! И он слышал, как впервые за многие горестные дни в нем зазвучала какая-то жизнеутверждающая мелодия, и его душа с воодушевлением подпевала ее. Он напряженно вслушивался, но никак не мог узнать ее. «Как же давно у него в душе не звучала музыка? Когда же в последний раз это было?» -  с большим трудом он переворачивал календарь своей жизни в обратную сторону и с сомнением остановился на позднем вечере в Сибирской тайге.
   «Ну, как же, тогда это и было! Его… его женщина… пела ему какую-то очень светлую мелодию. Нет, даже песню!
   Оказывается, можно упиваться радостью существования с не покидающей тебя пока болью. А как же можно зажить, если боли совсем не будет?»
   На этот вопрос он не мог ответить. «И что за привычка задавать себе такие дурацкие вопросы?»
   Старик выполнил свое обещание, а Георгий – свое. Он сделал-таки на следующий день первые свои три шага. Но палку забраковал.
   И Старик на следующий день принес ему кряжистую похожую больше на дубину палку.
     - Это то, что надо! – одобрил Георгий.
     - Страхуй меня, Старик, чтобы я не завалился. Со мной все может быть.
      - Постой, постой, Георгий! Если не уверен, может лучше не надо? А если я не удержу тебя?
       - Только попробуй, Старик! Неужели ты позволишь своему произведению, каким являюсь я, снова разбиться? Неужели ты снова готов сидеть надо мной две недели?
Старик хмыкает и крутит головой.
И они пошли. При счете восемь у Георгия задрожала здоровая нога, и он остановился. Он не был уверен, что она не подведет.
      - Ну, все! Хватит! Я вижу, что нога хочет подломиться. Мы упадем вместе!
      - Не дрейфь, Старик! Я сказал десять шагов, - значит, десять. Щас, сердце встанет на место. Еще два! Два шага!
Они не видели, как Павел, Родригес, жена Павла и ее сын, стоя, наблюдают на краю веранды за этой авантюрой.
Георгий и Старик, хором: «Де-е-вя-ять…»
С веранды срывается Луиза и бежит к ним.
Старик и Георгий, хором: «Де-е-е-е…»
Сделав полшага, Георгий начинает заваливаться влево.
Старик изо всех сил старается его удержать, но не может. Луиза принимает на свою грудь и Георгия, и Старика. Встает на колено, медленно укладывает их рядом.
Старик тяжело дышит. Георгий закашлялся в хохоте.
Луиза тяжело дышит, улыбается.
Подходит Павел с Родригесом.
     - А ты говоришь он больной! Да он еще и сумасшедший! – убежденно воскликнул капитан.
     - Но первые десять шагов… я записал на свой победный счет, - не согласился Георгий.
     - Упертый мужик! – на испанском говорит Луиза.
Ее никто не переводит.
Луиза, Павел, Родригес уходят.
      - Старик, когда, наконец, ты меня развяжешь от этих сдавливающих грудную клетку полотенец?
     - Хорошо, развяжу завтра. Но это на два дня раньше положенного времени.
     - А когда ты будешь снимать с моей неподвижной ноги свою лангетку?
     - Раньше, чем через пять дней и не думай!
     - Но я уже хожу?
     - Но ты не знаешь, сколько надо времени, чтобы твои хрящи срослись! Чтобы твое колено могло самостоятельно вырабатывать смазывающую сустав жидкость. Я не позволю тебе испортить такой трудный и длительный процесс заживления!
     - А ты что, Старик, все это знаешь до дня?
     - Да знаю и вижу по тебе, Георгий.
     - Может, у тебя есть медицинский диплом?
     - Мой диплом, хороший человек, защищен сотнями вылеченных людей. Считаю, это повесомее будет какой-то неподтвержденной практикой корочки!
   На следующее утро Мигель выполнил секретный заказ Георгия и привез из столицы выброшенную на свалку полуразбитую детскую коляску. Павел, осмотрев рухлядь, покачал головой, не поверив в полезность затеи.
       «Ну, вот, что, «тур-рыст». Я не верю в твою затею. И сейчас-то ко мне мало ездит народ. А увидев такое пугало на «дрындулете», - и последний разбежится. Вместо того, чтобы слушать Старика, лечиться и выписываться из «санатория», ты совсем хочешь здесь сломать себе шею. Видел… твои первые шаги!»
Поворачивается и уходит в свою конторку.
Три вечера Георгий руководил и участвовал сам в реализации своего проекта. Они ремонтировали и мастерили с Мигелем, сделав что-то вроде стула с четырьмя колесами. Старик молча неодобрительно смотрел на эту возню, всем видом выражая свое недовольство.
 И когда двое сыновей Мигеля под вечер бегом повезли Георгия в коляске на океан, он впервые смеялся от радости.
     - Смотрите, не разбейте земляка на полдороге! Второй раз Старик его уже не склеит! – скептически прокричал вслед Павел.
   Объездная дорога до океана заняла не больше пятнадцати минут со всякими предосторожностями. Но по ровному песочку, миллионы раз вылизанному и выровненному океаном вдоль самой волны прибоя, Георгий не смог сдержать своих ретивых коней, и они с ребячьим ржанием прокатили его метров тридцать с ветерком, насилу удалось их унять. Океан ласково лизал белым и теплым языком его ноги, как виноватая нашкодившая собака, и Георгий его простил. Впервые он стоял не стянутый тугими повязками, опираясь на свою палку, грудь его дышала свободно, перед ним простирался ничем не загороженный горизонт.
   Георгий смотрел налево на черный песок, уходящий за синий горизонт, и какое-то смутное волнение происходило в нем. Было такое ощущение, будто он смотрит на давно забытую, а раньше хорошо знакомую ему картину.
   «Черный песок… черный песок… - это сочетание букв и звуков тревожило его мысли, напрягало его память. - Почему он не удивился, увидев впервые такого цвета песок? Чем вызвана такая спокойная реакция на такой необычный цвет? На него это совсем не похоже. Он должен был закричать от восторга, а он... а он смотрит на песок, как будто он его видел… и даже по нему ходил…»
   Георгий наклонился, зачерпнул горсть черного мокрого песка и поднес к носу. Песок пах соленым Тихим океаном, водорослями и еще целой гаммой запахов… которые казались ему уже знакомыми…
   «Бред какой-то…»
   Он встал и, опершись на палку, зашел в пену прибоя.
   «Как странно… моя подошва ноги, кажется, помнит это прикосновение… а голова, - нет… так не бывает», - Георгий закрыл глаза и попытался расслабиться и дать поглубже проникнуть в его сознание этим звукам, ощущениям, запахам. Через некоторое время он открыл глаза и дал снова проникнуть в его сознание этому бесконечному горизонту черного песка, белого прибоя голубовато – зелено – синей воды так естественно переходящей в розовый цвет…
   «Вот! Снова!» - он почувствовал, как в его памяти что-то снова шевельнулось такое знакомое…
   «А чего здесь странного? Раз его нашли вон на той отколовшейся скале, значит, он ходил по этому черному песку раньше, чтобы попасть в океан. Не мог же он, в самом деле, попасть в океан из космоса! Это понятно. Но при каких обстоятельствах он попал? Зачем ему надо было лезть в бушующий океан? Абсурд! Чушь собачья!» – беспомощно, глядя на резвившихся ребят, пытался понять Георгий.
    «Ничего, - начал он себя успокаивать, - не все сразу. Главное, - что он может видеть это грандиозное творение Создателя, чувствовать его и быть его частичкой. Какое это огромное счастье!» - и он с волнением посмотрел вокруг.
     - Привет, ребята! – не удержавшись от распиравших его чувств, будто своим хорошим знакомым, радостно вскинул руку Георгий, увидав недалеко летящих цепочкой бакланов.
     - Вот жизнь у бездельника! – позавидовал первый баклан, скосив правый глаз на знакомую физиономию,    
     - Его даже возят на океан!
     - Смотри, какой радостный! У него, наверняка, набит желудок! – согласился второй.
     - Ему даже не надо ловить рыбу! – недобро скосил глаз третий.
     - Да! – поддержал четвертый, - разевай только рот и успевай глотать!
     Сыновья Мигеля с боязливым удовольствием выборочно протерли мокрым полотенцем спину «космонавта», чтобы не намочить приклеенные на раны пластыри Старика. Спереди Георгий протерся сам. Повертевшись к теплому солнышку, он обсох, и скомандовал своим «залетным» везти его домой. «Залетные» мигом домчали его до фазенды.
При въезде на участок Павел смерил седока подозрительно долгим пристальным взглядом, отчего Георгию сделалось совсем неуютно. Но теперь раз в два и редко в три дня сыновья Мигеля возили «космонавта» к океану получать, как тот говорил, «райское удовольствие».




Глава 3. КОГДА УЧЕНИК НЕ ГОТОВ*

     * Еще рано приводить тибетскую поговорку, объясняющую эту фразу.

     Кто ты такой ?
Однажды вечером земляк сидел, как всегда, под пальмой. Последние двое клиентов заканчивали ужин на веранде.
Выбегает из кухни Рико, подбегает к полке с фруктами, хватает на бегу какой-то фрукт, бежит в сад, сталкивается на краю веранды с матерью, которая на подносе несет сок последним клиентам. Два бокала падают, разбиваются.
Встает у конторки мрачный Павел, хватает за руку Рико, ведет подальше от гостей к бунгало, возле которого сидит земляк. Павел с Рико останавливается в пяти метрах от бунгало.
     - Я тебе сколько раз, балбес, говорил, чтобы ты не вертелся возле кухни, как голодный баклан! Ты уроки сделал?
     - Сделал, - испуганно отвечал Рико.
     - А завтра, придурок, принесешь опять двойку и скажешь, забыл, что учил? - не отпускает руки Рико. - Боишься учителям отвечать, а шкодить здесь не боишься? Еще раз увижу на кухне, уши оболтаю! Пшел учить уроки!
Павел разворачивает Рико и шлепает его по заду. Рико, опустив голову, хнычет. Уходит к себе.
Павел достает сигарету закуривает.
      - Павел, зря ты так обзываешь сына, - не выдержал земляк. - Оскорбил, да еще при мне. Ты губишь его веру в себя.
     - При тебе говоришь? А кто ты такой? Ты бы лучше тратил свои усилия на свое восстановление и выписку из санатория! Еще один учитель на мою голову!
 Павел затягивается, бросает сигарету, мнет ее ногой. Недобрым взглядом мерит земляка и, что-то бурча себе под нос по-испански, уходит.   
Старик выходит из бунгало провожает взглядом Павла.
     - Павел курил? – обращается Старик к земляку
     - Зря он так с сыном, - не понимая вопроса, сказал земляк.
     - Павел курил во время разговора? – снова спросил Старик.
     - Вроде, курил. А при чем, тут это?
     - Эх, не успел я тебя предупредить, - с сожалением сказал Старик. - Когда Павел курит, лучше держаться от него подальше. Злится он. Народ к нему не приезжает. 

 Начало смеркаться, два младших сына Мигеля привозят в коляске своего «космонавта». Павел мерит седока подозрительно долгим пристальным взглядом, отчего Георгию делается неуютно.
Когда через четыре дня Старик снял лангетку и повязку с колена, без слез на него нельзя было смотреть. Один Старик, ощупав колено, подавив пальцами на отдельные места, остался доволен.
     - Ну, хороший человек, - ласково улыбаясь, сказал он, легонько похлопав ладонью повыше колена, - начинай потихоньку нагружать, только не увлекайся. Я заметил, что меры ты не чувствуешь, поэтому предупреждаю: даже маленькая травма колена может стоить тебе неподвижности всей ноги.
     - Ты же видел, Старик, я как встал на ноги, начал потихоньку на нее опираться. Но все равно проклятая нога до безобразия слаба и отказывается меня держать.
     - Послушай меня, Георгий: никогда не говори плохо ни о себе, ни о своих органах.
     - Ты еще скажешь, Старик, что моя нога имеет уши? – вызывающе смотрит земляк на Старика. – Может, заодно, и покажешь, где они?
   Старик молча собирал в пакет окровавленные и испачканные мазью полоски какой-то бывшей рубашки. Георгий понял, что ответа на свой вопрос он не получит и задал второй.
     - И когда же нога у меня будет полноценной?
     - Тут я ничего сказать не могу, - развел беспомощно руками Старик, - сейчас я тебе не могу даже сказать: будет ли в нормальном количестве вырабатываться синовиальной жидкости и будет ли колено сгибаться, как здоровое. Все это ты почувствуешь скоро при ходьбе.

     Появление воинственного духа
Для того, чтобы у тебя выросли нормальные хрящи, я постоянно кормлю тебя красными рачками и пропущенными через кухонный комбайн молодыми крабами, от чего ты постоянно воротишь нос. Кстати, эта пища очень необходима для замены твоей больной лимфы на здоровую.
     - Так вот ты, оказывается, какой ненавистной похлебкой потчуешь меня каждый день! Вот она у меня уже где стоит! – и Георгий, закрыв глаза и вытянув шею, резанул по ней ребром ладони.
     - Что поделать, хороший человек, только одна сотая процента человечества питается по-настоящему здоровой пищей, дающей организму жизненные силы. И ты раньше к ней не принадлежал, и вкус этой пищи кажется тебе непривычным.
     - И все-то ты, Старик, знаешь, и везде-то ты побывал! – с раздражением ответил земляк.
     - Знаешь, что меня радует? – сощурясь в улыбке, спросил Старик. - Это то, что к тебе возвращается воинственный дух. А знаешь, что меня огорчает? Это то, что этот дух у тебя местами окрашен злостью и самонадеянностью. А это – греховные качества, хороший человек Георгий, - печально заключил Старик.
     - Да, я грешный человек, и ничто человеческое мне не чуждо! – с вызовом, глядя на Старика, вскинул голову сосед. - А ты сам святой? Кто ты такой, чтобы судить меня?
     - Ты волен думать обо мне все, что тебе заблагорассудиться. А если ты думаешь обо мне с неприязнью, значит, я сам тебе дал на это повод, - скорбно сказал Старик. – Ты прости меня за это, хороший человек, - сказал он с легким поклоном, и пошел с пакетом к жертвенному камню на краю обрыва в угол участка, чтобы сжечь запекшуюся кровь своего земляка и попросить Создателя дать соседу сил и здоровья, как он это делал всякий раз.
   Георгий не знал, что ему ответить.
   На следующий день, подкараулив Павла, когда, по мнению Георгия, тот сидел и бездельничал у конторки, Георгий подошел к нему, приосанился и твердым голосом сказал:
     - Павел, поручи мне какую-нибудь работу!
   Павел заулыбался в свои прокуренные усы и правой рукой почесал под левым ухом свои шикарные бакенбарды.
     - И что ты сможешь делать, земляк? – не переставая улыбаться, спросил он.
   Георгий замялся и не знал, что ответить.
     - Ну, что-нибудь по двору, какая-то работа и для меня найдется!
     - Какая? – вызывающе улыбался Павел.
   Георгий совсем стушевался.
     - Давай поступим так, - пришел на помощь ему Павел. - У меня только двое нанятых людей: Родригес, - мой поставщик продуктов и повар; и второй - садовник, он же работник по участку. Заменить или помочь Родригесу ты не сможешь, а вот к работе садовника ты присмотрись. Если ты уверен в том, что можешь что-то сделать не хуже, скажи мне, я подумаю. Ну, так что? Идет? – ободряюще подмигнул он земляку.
   Георгий растерянно кивнул головой, повернулся и собрался уже уходить, как Павел остановил его.
     - Минутку! – он прошел за длинную стойку, взял пакет, положил в него гроздь маленьких знакомых уже Георгию бананов, пару красно - желтых манго и кучку каких-то похожих на мандарины плодов.
     - Это тебе за попытку облегчить мою тяжелую жизнь, - дружески заулыбался он. – Хоть Старик просил меня ничем тебя не подкармливать без его ведома, но я, думаю, что это тебе не повредит. Бери, бери!
   И сконфуженный Георгий с пакетом заковылял к своему дому.
  Не найдя Старика поблизости, высыпав половину даров на его постель, он взял стариковскую небольшую скамеечку, накинул на голову серо – грязного цвета бейсболку и пошел подсматривать за садовником. Перемещаясь то под тень пальмы, то кустов, находя хорошую точку для наблюдений, часа два он знакомился с его обязанностями. А за это время садовник раза четыре слазил по высокой тяжелой лестнице на пальмы, подпиливая пожелтевшие ветви, удаляя торчащие сучки, подрубал мачете гроздь кокосовых орехов для пополнения фруктовой витрины Павла. Потом чистил бассейн, подстригал кусты,собирал желтые пальмовые листья, сжигал их, долбил лопатой спекшуюся землю, возил перегной, а вечером таская по участку тяжелый шланг поливал траву, кусты деревья.
Больше не было никакого смысла продолжать шпионить. Вывод был однозначный: из всего, что делал садовник, он мог бы сделать не хуже, - это послеобеденную двухчасовую сиесту, которую он видел раньше в его исполнении. Да и то, так сладко спать два часа, он определенно не смог бы. Нет, пожалуй, он смог бы не хуже ругаться матом, хотя еще и не слышал, как садовник это делает, но определенно видел, по выразительному лицу, по его энергичной артикуляции.
   «Нет, - тягостно вздохнул Георгий, - не пойдет он к Павлу с предложением».
   Вечером, не дождавшись к определенному времени двух сыновей Мигеля, Старик предложил Георгию:
     - Давай, хороший человек Георгий, я тебя отвезу на океан.
     - Я не против, - удивился Георгий, - если тебе так хочется и не трудно.
   Старик взял полотенца и повез своего земляка.
     - А смотри-ка, - удивился Старик, - и ты сидишь, как махараджа, и даже навес над головой, и коляска катит легко. А я думал, из этой затеи ничего не получится, и здорово опасался, как бы мальчишки не разбили тебя.
     - А вчера, - обратился Георгий к Старику, - эти двое китайцев, уж, не за тобой ли приезжали из столицы? Ты им, наверное, какие-то лекарства диктовал, и они записывали?
     - О, Георгий, ты и в языке делаешь успехи, начинаешь понимать испанский.
     - Чего уж, не понять: Панама`, Панама`! И лица, и выражения просительные.
     - Да, ты прав! Женщине одной плохо. Помочь бы надо.
     - Ну и поезжай, если надо! Ты вытащил меня с того света, я твой должник по гроб жизни! Хотя я и очень не люблю быть кому-то обязан.
     - Нет, хороший человек, не вытащил еще. С тобой поработать бы еще месяца три шаг за шагом.
     - Сколько?! – вскричал возмущенный Георгий.
     - Да, Георгий, хотя бы месяца три. Каждый Божий день: утром, в обед и вечером. Мне надо не только лечить тебя, мне надо многому тебя научить.
     - Смотри-ка, - ехидно заметил Георгий, - оказывается ты еще и учитель? А я, выходит, твой ученик?
     - Да ты не пугайся, хороший человек, я так, между делом, буду делиться своим опытом.
     - С чего ты взял, Старик, что мне пригодится твой опыт? Уж не собираешься ли ты готовить из меня своего преемника, кочующего по захолустным деревням, неизвестно как врачующего бедных, получающего за это миску похлебки и кров над головой в каком-нибудь сарае?
     - Я согласен, Георгий, слушая твое раздражение, что эта миссия малопочетная, что с нее не разбогатеешь, да и связана с лишениями. Но она и завидная. Ты получаешь большое удовлетворение, отдавая людям все, чем ты владеешь. А еще, - ты получаешь с ними сердечное общение. А более всего – сердечную радость, видя их выздоровление.
  Помолчали.               
     - А знаешь, земляк, в чем смысл жизни?            
    - Ты, Старик, меня экзаменуешь? – с неприязнью спросил больной.            
     - Да нет, Георгий, - приветливо отвечает Старик, - хочу поделиться высказыванием одного мудреца. Так, тот сказал, что смысл жизни в человеческом общении. - Радостно смотрит на Георгия.
Георгий переваривает фразу.
     - Я бы с ним согласился! – сам отвечает Старик.
 Георгий хотел было бойко возразить, но противоречивость фразы Старика не рождала логичной мысли, и он прицепился к возмутившей его предыдущей фразе.
     - И ты три месяца собираешься травить меня своими горькими травами, ядовитыми зернами и кормить меня вместо человеческой еды какой-то противной бурдой?
     - А ты, хороший человек, представляешь, что такое лимфа?
     - Я-то? – возмутился Георгий. – Да я читал про лимфу в большой медицинской энциклопедии, которую ты и в руках не держал! А ты сам-то о ней что знаешь?
     - Лимфа, Георгий, - дружелюбно отвечал Старик, - это сок тела…
     - Я так и думал… «сок тела», - передразнил Георгий. – Как же ты собираешься лечить то, о чем понятия не имеешь?! «Сок тела»! Черте чего и сбоку бантик! – не унимался он.
     - А так, как лечил, так и буду лечить, - добродушно улыбался Старик, не обращая внимания на возбудившегося седока. – И ты прав. Месяца через три, когда ты немного окрепнешь, я прекращу кормить тебя, как ты говоришь, этой гадостью. Временно. Ты поголодаешь сначала один, потом три, потом пять дней…
   Георгий поднял руку, задохнувшись от такой замечательной ближайшей перспективы, прося остановиться, и желая сказать Старику все, что он о нем думает, но тот уже привез его на место.
Зайдя по колено в воду, Старик намочил полотенце, дав ему другое для протирки груди, и начал протирать спину земляку, стоящему в пене прибоя, приговаривая:
     - Вот и привез я тебя к батюшке океану, который принял тебя, неразумного, задал тебе отеческую трепку, и наставил на путь истинный.
   От услышанного, у Георгия даже уши отвисли, особенно его резануло слово «неразумного».
   «Что он в него вкладывает? Уж не хочет ли сказать Старик, что он умышленно попал в бушующий океан?»
Но только и смог сказать:
     - Хорош, батюшка… ничего себе, отеческая трепка… может быть, на всю жизнь покалечил сына…
     - Но ведь и не убил своим посохом!* – хитро улыбался Старик.

            * Трудно залезть в чужие мысли и узнать, что думал Старик: то ли, имел ввиду, посох царя Ивана Грозного, а может, - божественный трезубец Посейдона?

Старик, продолжая свою работу, философски рассуждает: «Богу было угодно трем песчинкам, заброшенным суда ветрами судьбы из далекой России, оказаться вместе. Богу было угодно толи дать помучаться тебе на этом свете, то ли дать вкусить радости и блаженства. Ты должен был десять раз утонуть в разъяренном океане, и двадцать раз твое полубездыханное тело должно было разбиться о скалы. -  Смотрит на земляка. - Ты переродился в ту страшную ночь и, вероятно, будешь жить долго, если… если тебе удастся выгнать из организма смертельную болезнь, которая пожирала тебя. Хребет, я надеюсь, ты сломал ей сам. А выгнать ее помогу тебе я. Но тебе придется во всем изменить свою жизнь и свои мысли о своем предназначении на Земле. И еще».
Снова смотрит серьезно на Георгия.
     «Мне трудно тебя лечить, хороший человек Георгий, если у тебя в сердце постоянно ноет заноза. Надо бы ее выдернуть, - и Старик, склонив голову набок, нерешительно покосился на своего постоянного пациента, - и забыть о ней… ну, хотя бы временно».
   Услышав последнее, Георгий снова начал заводиться.
     - Почему я должен верить тебе, бездомному бродяге? – глядя на просветленное лицо Старика, раздраженно возразил он, - Похоже, ты даже не знаешь, как называется правильно моя болезнь? Я не уверен, сможешь ли ты меня правильно лечить? Может ты даже шарлатан? Правда, ты не требуешь с меня денег, – сам же и усомнился в своих словах Георгий.
   - В России обещали меня вылечить в современной клинике знаменитые доктора, - соврал он, - но я отказался, потому что надо было ложиться на операцию, потом проходить облучение… потом – химию-терапию…
     - И очень правильно сделал, - доброжелательно продолжал Старик, - это тебя тащит судьба. Это подорвало бы твой иммунитет, и сам организм не смог бы бороться со страшной болезнью. У тебя оставалось совсем немного времени, чтобы подорвать болезнь.
     - А потом. Что ты имеешь в виду, говоря о занозе в сердце? – подозрительно спросил Георгий.
     - Когда ты был без сознания, ты не раз произносил имя женщины. Она сидит в твоем сердце, – глядя вдаль, скорбно произнес Старик.   
     - Чье имя? Какой женщины? Мало тебе моего тела, так ты хочешь и контролировать мое сердце! Этому никогда не бывать! – зло отрезал Георгий и жестко взглянул на Старика.

  Тот стоял и смотрел взволнованным взглядом на далекую синь океана, на облака, начинающие подкрашиваться розовым цветом, глаза его излучали радость, как от общения с давними приятными друзьями.
     - Послушайся мудрого человека, Георгий, - вдруг вылезло его второе «Я».
     - Неужели он, разумный человек, с двумя высшими образованиями, - возмущенно возразил Георгий, не удивившись вылезшему своему Эго, - всю жизнь проработавший в НИИ и КБ с военно-промышленной элитой, доверится какому-то безграмотному старику оборвышу, нищему, в какой-то банановой республике, где, наверное, и грамотных-то столько же, сколько в самой дремучей таежной деревне в России?
    - Это же, Старик, - лекарь половины Панамы! – «открыл глаза» Георгию его Эго.
     - Нет, пока он из ума не выжил. К тому же этот Старик, вероятно, такого страшного названия, как лимфогранулематоз, отродясь, не слышал!
     - Мне не надо от тебя никаких рассказов о твоей болезни, я ее вижу и так, - добродушно сказал Старик, подслушав его мысли.
 Вместо того, чтобы удивиться, как Старик мог подслушать их разговор, Георгий «взорвался».
     - Не много ли ты на себя берешь, Старик? В России доктора наук всю жизнь занимавшиеся онкозаболеваниями не могут ее вылечить, где у них в онкоцентре под рукой - самое современное оборудование и медикаменты! Да что в России! Во всем мире она не лечится! Тому, кто найдет средство излечения обещана Нобелевская премия! Ты, Старик, хоть знаешь, какие это деньги?
Старик омывает шею, массируя своими длинными сухими пальцами шейные позвонки.
    - Ты мог бы на эти деньги себе купить виллу и пару гектаров, не меньше, чем у крупного миллионера в Панаме.
Старик улыбается. Георгия это уже начинало бесить.
    - С кем он говорит? - в сторону поворачивает Георгий голову. - Какого черта он на него тратит время?
И чтобы раздражение совсем не овладело им, боясь высказать в адрес Старика что-то обидное, Георгий уже собрался отойти.
    - Тебе надо сначала почистить зашлакованный за все годы неправильной жизни твой многострадальный организм, - миролюбиво заявляет Старик. - Все чистить: желудочно-кишечный тракт, печень, почки, легкие, кровь, лимфу. Твоя лимфосистема больна и подавлена.
Георгий застыл. У него «вспыхнули» слова Августа: «Пойми! У тебя лимфоцитов только восемь вместо тридцати по норме. Твоя лимфосистема неизлечимо больна».
Георгий с трудом выходит из оцепенения и растеряно выдавливает: «И что же ты собираешься предложить мне?»
    - Отдаться мне... и поверить, что я тебя вылечу, - Старик растирает по часовой стрелке свое солнечное сплетение. - Тебе же не делали операции и не облучали, так я понял? Да, скажи-ка мне, не глотал ли ты преднизолон и всякую там гадость, которой любят   подчевать врачи своих пациентов?
Георгий смотрит сквозь Старика, и до него не сразу доходят его слова.
    - Травили тебя всякими лекарствами? - переспросил Старик, пытаясь открутить себе пальцы на левой руке.
Георгий, как завороженный, смотрит на эту процедуру и ждет, пока открученные пальцы упадут в океан.
Старик переходит на правую руку: «Ты начинал лечиться?»
Георгий молчит.
Старик, наконец, оставил пальцы в покое, внимательно глядит на Георгия.
     - Нет, - выходит из транса Георгий.
Старик медленно заходит в океан, и скоро плывет, как усталая лягушка. Его плешивина на седой голове некоторое время отсвечивает на поверхности, но потом растворяется в синеющих сумерках.
     - Дело говорит Старик. Не возражай ему, - прорезалось его второе «Я».   
     - Еще один наставник объявился! А я-то думал, что ты утонул!               
     - А я и утонул. Но когда ты воскрес, мне стало страшно завидно, к тому же это не справедливо: ты жив, а я, - где-то у черта на рогах в какой-то занюханной Панаме лежу вместе с креветками на Тихоокеанском дне. Кстати, по твоей милости!
    
     Страшное открытие Эго
- Что ты мелешь? По какой моей милости?
     - Ладно тебе, хозяин! Не изображай из себя случайную жертву океана!
     - Слушай, умник! Ты можешь выражаться яснее? – сдерживая неприязнь, спросил хозяин.
     - Куда еще яснее? Кто тебя уговаривал не заходить ночью в бушующий океан? Где там! Ты хоть раз послушался своего преданного друга?
     - Ночью? В бушующий океан? – удивленно повторил Георгий.
     - Неужели ты не помнишь, как ты спорил со мной, что это единственный способ покончить разом с пожирающей тебя болезнью, сделавшей такой осточертелой такую прекрасную жизнь?
     - Пожирающая болезнь? – снова, как в гипнозе, повторял Георгий.
     - Так ты… ты, оказывается, ничего не помнишь? – стало доходить до второго «Я». - Выходит, моя сохранившаяся память, – единственная твоя связь с прошлым твоим миром? – медленно дозревало оно.
     - Связь с прошлым миром? – совсем впал в транс Георгий.
     - Бедный хозяин! – наконец, все поняло второе «Я». - Оказывается, ты, действительно, ничего не помнишь! Я попробую восстановить свалившимися на тебя испытаниями стертые места твоей памяти. – И оно помолчало, собираясь с мыслями.
     - В первый раз ты пытался утонуть недалеко от этого места, когда ты приехал на Тихий океан с жизнерадостной компанией молодых девчонок и ребят. Я тебя просил оставить свои черные мысли и наслаждаться жизнью! Ты меня не послушал!
     - С компанией девчонок и ребят? – что-то шевельнулось в памяти у Георгия.
     - Ты снова вступил в борьбу с судьбой и пошел в ночные джунгли, а я уговаривал тебя вернуться. И только чудом не стали мы добычей хищников, а твои кости белели бы сейчас в непроходимых местах.
     - Ночные джунгли… - тупо повторил хозяин.
     - Ты там чуть не отравился, но судьба снова протянула тебе руку и вывела оттуда. Но ты вновь решил испытать ее терпенье и полез ночью в бушующий океан!   
     - В бушующий океан? – и опять что-то чуть шевельнулось в голове у Георгия.
     - Я предупреждал тебя, что это безумие, но ты, конечно же, не послушал совета друга. Произошло чудо, - ты остался жив. Но судьба сурово проучила тебя, чтобы впредь ты не вступал с нею в споры. Ты – больной калека.
     - Я калека, - обреченно повторил Георгий.
     - Я, пожалуй, готово разделить все твои муки, - примирительно сжалилось второе «Я», - на пару, - это не так страшно, чем в одиночку. Ты уж, потерпи меня немного, и не спорь со мной, а?
     - Ну, черт с тобой, - безразлично сказал хозяин, - если ты такой дурной, и считаешь, что лучше быть пожранным болезнью, чем тихо покоиться на дне океана, - я тебе своего ума дать не могу. Только насчет калеки, - это мы еще посмотрим!
   Георгий вышел на берег из пены прибоя и сел возле рубахи старика. Ему было неловко перед Стариком за свою драчливость, свойственную больше юношам.
   «С чего это у него мальчишеская ершистость?» – удивленно подумал он о себе.
     - Видимо с того, что твоя голова начинает самостоятельно держаться на шее, и с четверенек ты встал на ноги, - поспешило с объяснениями его второе «Я».
     -  А почему же голова тогда такая дурная и ей обязательно нужно с кем-то не соглашаться? – не удовлетворился хозяин объяснением.
     - Да потому, что сам по прошлой жизни был такой, – резюмировало второе «Я».
     - А-а-а, ну, тогда понятно! Очень доходчиво объяснил! – подколол его Георгий.
   Вскоре донеслось в темноте гульканье, Старик, по-видимому, промывал носоглотку, потом слышались какие-то непонятные всплески, а затем все стихло. И лишь спустя некоторое время Георгий высмотрел приближавшуюся голову Старика. Тот не спеша вышел из океана, повернулся к нему и стал похлопывать ладонями по своему поджарому телу.
     - Старик, что ты знаешь от меня, как я попал в джунгли? – решил спросить Георгий.
     - Только то, что ты рассказал мне, - продолжал себя похлопывать Старик.
     - А что я сказал?
     - А сказал ты, что, наверное, ходил по густому лесу… и много карабкался вверх…
     - А сколько я там был?
     - Я думаю, что и сейчас ты этого не вспомнишь.
     - А как я попал в бушующий океан?
     - Это загадка. Но ничего, хороший человек Георгий, ты не переживай! К тебе возвращаются отдельные картинки прошлого. Все идет в нужном направлении. Однажды все недостающие картинки встанут на свои места, и ты вспомнишь все. Береги себя. Тебе сейчас никак нельзя перенапрягаться.
Потом Старик натянул рубаху, надел шорты, стоя у кромки накатывающейся пены, и, собравшись уходить, повернул голову в сторону Георгия, который ждал продолжения не получающегося спора.
     - Мне нечего тебе добавить, - спокойно и тихо сказал Старик, - по всей видимости, ты еще не готов.
  Георгий стал крутить в голове эту ничего не говорящую ему фразу, но Старик прервал его занятие.
     - Садись, хороший человек Георгий, поедем-ка мы с тобой домой. 
   Сначала они ехали, молча, и каждый думал о своем. Потом седок услышал, как Старик тихонечко начал мурлыкать мелодию какой-то исполняемой, видимо, только в панамских костелах песни
 Вступил орган. Мелодия становилась торжественнее и величественнее, упругие плотные, осязаемые звуки то поднимали, то опускали, то медленно кружили его. Он пригляделся: под ним и сзади в чернеющей темноте угадывался океан с еле уловимой бахромой белой пены; под ним и спереди - чуть светились огоньки имения Павла; под ним и справа чуть теплели огоньки ближайшей деревеньки; а слева чернела непроглядная густая бархатная темнота. Божественная мелодия проникала ему в кровь, благоговейно принималась его сердцем и разносилась им в самые отдаленные уголки его тела. Он даже мог поклясться, что нечто подобное с ним уже было. Но где? Когда? Он знал, что ему этого не вспомнить. Пока.
   Завороженные этой мелодией звезды сначала робко стали опускаться вдоль их пути, но, когда начал за партию органа петь Георгий, они со всех сторон обступили одиноких в ночи путников, почтительно расступаясь и подсвечивая им дорогу к дому.

Сегодня после восхода солнца Старик пропал на три часа на поиски лечебных трав, корней и цветов. Так он делал раз в неделю. То же самое он проделывал и один раз вечером, потому что, как он говорил, некоторые травы не терпят, когда их срывают в первой половине дня.
 
Когда Старик пришел с котомкой трав и занялся их сортировкой, сидя под пальмой, к нему тихо подошла Луиза. Отыскав взглядом Георгия в саду, она начала.
     - Уезжаешь в столицу?
     - Да, Луиза, - не поднимая головы, занимался с травами Старик.
     - Ты, вроде, говорил, что надо бы еще месяца три подлечить земляка.
     - Самое главное, я, с его помощью, остановил развитие болезни. Ему теперь надо пить настои, что я сделал, и я научил его, как заваривать травы. Теперь главное зависит от его пунктуальности.
     - Надолго уезжаешь?
     - Не знаю, Луиза. Китаянке очень плохо. Нужна срочная помощь. Если задержусь, передам настои с Мигелем.
     - Павел говорил, что с памятью у него не лучше.
     - Да, Луиза, я стараюсь, но это в руках Господа.
     - Еще Павел говорил, что он не мужчина и возможно им уже не будет.
     - Ну, это не все сразу. Сейчас это не главное, - бесхитростно ответил Старик, подняв на Луизу глаза.

     Проводы Старика
На следующий день, вечером, Павел и Георгий провожали Старика. Павел устроил шикарный ужин с вином, креветками и мидиями, приготовленными с овощами, рядом на столе стоял поднос с обилием фруктов. Вино пил Павел и Георгий, Старик пил только сок.
     - Ну что ж, - поднял Павел стакан вина, - Старик не пьет, а мы грешники, выпьем! Старик сделал свое дело, - поставил на ноги. Без двух дней целый месяц он ухаживал за тобой, как нянька за младенцем.
   Вряд ли кто мог бы тебя, Георгий, вытащить почти с того света, как это сделал Старик. За твое воскрешение! И спасибо лекарю!
      И они опрокинули по первому стаканчику. А точнее: Старик выпил половину стакана соку, Павел выпил полстакана вина, а Георгий сделал три глотка вина из налитого половины стакана.
Они закусывали простой и свежей пищей. Как оказалось, Павел мясо не ел, а потому мясное готовилось только клиентам, к великой радости Старика.
     - Это моя работа, - расправляясь с устрицами, скромно сказал Старик, - я сделал все, что мог. Я получил большое удовольствие от общения с тобой, хороший человек Георгий. Я предлагал тебе еще пару месяцев подлечиться, но я не могу лечить тебя против твоей воли. Я очень старался вылечить русского из России. Наверное, я не так сказал. Мне было приятно лечить тебя. С сегодняшнего дня я буду так же стараться лечить китаянку в Панаме. Все мы люди – дети Божьи. И всем я буду помогать одинаково. Павел любезно согласился, чтобы ты пожил у него месяца два, пока не окрепнешь. Я очень беспокоюсь за твою голову, твое колено и… и тебе, Георгий, надо верить в свое выздоровление и помогать своему организму. За тебя, Георгий, за твое выздоровление! И пусть тебе сопутствует удача в твоей дальнейшей жизни. И не спорь с судьбой!
   Они снова выпили.
     - Это я нашел тебя на камне, - ставя блюдо с вареными крабами, вмешался обслуживающий их Родригес, - опоздай я на немного, тебя начала бы есть игуана, - некрасиво засмеялся он.
     - Не верь, Георгий, - перевел Старик с испанского на русский фразу слуги, - игуана не ест людей, - заступился за нее он.
   Присевший на стул рядом Родригес в красках расписал, как он первый увидел утопленника, как отогнал игуану. Павел, переводивший все время, добавил, как его удивил и обрадовал утопленник, когда попросил на русском пить.
И хором они расписали воскресшему, какой же плохой у него был вид. Один Старик молчал и с аппетитом ел креветки.
   Георгий встал со своим стаканом для ответного тоста, но его усадил Павел.
     - Сиди, сиди! Тебе надо пока накапливать силы. Жизнь твоя снова продолжается. Еще настоишься в этой жизни!
   С влажными глазами Георгий поднял свой стакан.
     - Спасибо тебе Родригес, что нашел меня и готовил для меня еду. – Старик переводил и Родригес с удовлетворением кивнул головой. - Спасибо тебе Павел, что дал мне кров над головой, за твою доброту ко мне. – И Павел чокнулся со стаканом земляка. - Спасибо тебе, Старик, что поднял меня на ноги, я тебе очень обязан и прости за мой неуступчивый характер. - Старик, улыбаясь, положил свою коричневую высушенную временем и солнцем кисть руки на чуть смуглую руку бывшего соседа по койке.
   Георгий еще раз всем поклонился и отпил из своего стакана. И снова все выпили и занялись крабами.
   Вскоре Родригес, сославшись на дела, засобирался домой, в деревню, и, простившись, ушел.
Через полчаса Старик встал и попросил земляка.
     - Не испорть мою работу, земляк, допей настойки из двух пузырьков, что я тебе оставляю в холодильничке. Когда и поскольку, - ты все знаешь.
     - Спасибо тебе, Павел, - поклонился Старик, и пошел на трассу с двумя холщевыми сумками ловить машину до столицы. В одной сумке у него лежали мази и лекарства, из другой торчали травы.
   Глядя на его удаляющуюся прямую фигуру, Павел со вздохом произнес, обращаясь к Георгию.
     - Подумать только? Это все, что у него есть. С его знаниями, волшебными руками, с его знакомствами с большими столичными чиновниками, которых он лечил, он мог бы стать богатым человеком. Я его знаю уже лет тридцать, а он как был бомж, таким и остался. А главное, он доволен своей жизнью, - и он, удивляясь, почесал правой рукой под левым ухом свои шикарные бакенбарды.
     - А как он попал в Панаму? - счел удобным поводом задать вопрос Георгий.
     - Похоже, этого никто не знает. Я интересовался у знакомых столичных служащих полиции, те пожимают плечами. Может, какая шишка у них наверху это и знает, но, по крайней мере, Старика никто не трогает, видно есть какое-то негласное указание.
     - А где же он живет?
     - А кого лечит, - там и живет!
     - А когда не лечит?
     - Похоже, простоя у Старика не бывает. Ну, может, не пол Панамы, а треть, его знает, и, если что, - готова дать ему койку где-нибудь в сарае, поделиться с ним куском хлеба, помидором и бананом. А ему больше и не надо. А то и в парке спит на скамейке, мне рассказывали. Полиция его не гоняет. Здесь, Георгий, - улыбался в усы Павел, - морозов не бывает, здесь еще ни один бомж не замерз. Да что ты все про Старика, да про Старика, расскажи-ка ты, земляк, про себя: где родился, кто родители, где рос, где учился, работал…   
 
     Первое Рождество в стране пальм   
И Георгий неохотно и коротко отвечал на новые и новые вопросы Павла. Несколько раз заглядывала жена, а Павел все пил, ел и хмелел на глазах у Георгия, пока тот не понял, что пора остановить эту вакханалию.
     - Павел, хватит на сегодня, - мягко попросил Георгий, - впереди у нас не один вечер, а я боюсь, что не смогу довести тебя до постели.
     - А ты… не бойся, - пьяно отвечал осоловевший Павел. – Луиза!! – ломающимся голосом прокричал он, зовя жену. – Луи-иза-а! – более требовательно и грозно повторил он. – Подай мне колокольчик, - обратился он к земляку, - вон там… у кассы…
   Георгий принес Павлу колокольчик, звон которого он не раз слышал с кровати. Павел стал настойчиво звенеть колокольчиком. Пришла Луиза и, еще подходя к их столику, начала, сдвинув черные брови, наступать на супруга, и, если Георгий знал бы испанский, то услышал бы то, что никогда еще не слышал.
     - Ну что, снова надрался?
     - А что? Я уж и не могу себе позволь… позволить себе лишний стаканчик?
     - А сейчас какой у тебя повод?
     - Ты чего, Луиза? Я ж тебе говорил, что вечером проважжа… прова… жаем Старика!
     - Нашел уважительную причину, - поднимала она Павла со стула, - чтобы снова насосаться!
   И когда Георгий встал, желая помочь поднять Павла, Луиза недобро сверкнула на него глазами и сразу остудила его желания.
     - А завтра Рождефф-фство! – вспомнил еще один повод Павел.
     - Вот, вот! – поддержала Луиза – И тебе не мешало бы соблюдать пост и подождать прикладываться.
     - Так это у вас у католиков Рож-дес-тво. А у нас с земляком, - через две недели! Так что нам можно выпить и сейчас за ваше… а потом… мы будем пить за наше… Прав… правильно я говорю, Георгий?
     - Кстати, ты сыну подарки приготовил? – оборвала оправдания мужа Луиза. - О себе я, уж, молчу!
     - Нет, ты только посмотри! Вот баба! – обратился по-русски к земляку Павел, и, уставившись сердито на Луизу, продолжил уже по-испански. - Ты за кого меня приними…маешь? Вы хоть раз без подарков оставались? Нет, ты мне скажи?
     - Ладно, ладно! Поднимайся, давай! Посмотрим завтра на твои подарки!
   С трудом оторвав супруга от стула, взяв его за руку и привычно положив ее себе на шею, другою рукою она обняла его спину, там, где раньше у него была талия, и, подстраиваясь под его нетвердый шаг, продолжала разборку дальше, направляясь в спальню.
     - Что и говорить, проводы Старика, - это повод уважительный! – язвила она. – А позавчера у тебя был повод по поводу поимки крупных мидий! А в понедельник, - по поводу привоза отборных креветок! Ну, про субботу и воскресенье я молчу, - это твои праздники, как ты говоришь, после трудовой недели, а за неделю у тебя побывало только двенадцать человек… на что семью содержать будешь?
   Георгий сидел, сгорбившись, чувствуя себя не в своей тарелке, но, слушая тон разборки, счел их вполне приемлемыми и адекватными ситуации по сравнению с теми разборками, которые неоднократно устраивала ему его половина: за неубранную вовремя в холодильник кастрюлю, не на место положенные тапочки, (на целых тридцать сантиметров!), не снятые вовремя со стула брюки, а уж если бы он вот так напился?
   Он встал, за солидарность с хозяином залпом выпил остатки вина из своего стакана и нисколько не пьяный, опираясь на свою палку, хотел было отправиться в свое бунгало, как вспомнил слова Павла.
   «Боже мой! Неужели завтра двадцать пятое декабря? Если он не ошибается, ведь в эту ночь вся католическая Европа, да что Европа, - вся Америка начинала праздновать! Он что забыл, где находится? Завтра все будут дарить друг другу подарки, а вдруг что-нибудь подарят и ему, а он? У него, что головы нет и рук тоже? Как же так он совсем вырубился? Старик уехал и виду не показал, а ведь Старик должен знать, что завтра начнутся праздники! Хорош больной! «Спасибо доктор за выздоровление»! – передразнил себя Георгий. – Он что забыл грузинскую поговорку: «Сухой спасиба в горло нэ лэзэт?».
   Георгий растерянно огляделся.
   «Вот с этих фруктовых полок, на которых кое-как валялись разные фрукты, он сейчас и начнет! Да, заметно!».
  Георгий критически осмотрел подсобный материал и решил рискнуть.
И, приняв решение, он быстро заработал. Взяв за основу плоды манго в середине полки, подправив их геометрически, в центр из шести плодов он положил оранжевый грейпфрут. Затем красно - желтые плоды манго с двух сторон он окружил двумя полукольцами каких-то оранжевых плодов, а к ним он примкнул длинные стрелы влево и вправо из желтых слив на фоне зеленых яблок, а дальше… Толк в сочетании цвета он знал, - даром что ли занимался цветной фотографией вот уже двадцать лет? Сколько времени он потратил на фруктовый дизайн он не знал, но никак не более пятидесяти минут. И когда кончились полки, он отошел к краю веранды, чтобы посмотреть на свое произведение искусства. Он стоял спиной к океану и смотрел на совершенно симметричное влево и вправо от плодов манго полыхание фруктовых красок.
В этот момент из бокового прохода неслышно появилась Луиза и остановилась, удивленно подняв черные брови, глядя на вдохновенное лицо земляка мужа. Она посмотрела в ту же сторону, куда был направлен его придирчивый взгляд, и у нее вырвалось удивленное
     - О-о-о? - потом их глаза встретились.
Она, не спеша, подошла к остолбеневшему дизайнеру, посмотрела с фронтальной проекции на его произведение, наклонив голову сначала налево, потом направо, потом взглянула на мастера и сказала по-испански:
     - А что? Хорошо смотрится! Выключи свет, когда пойдешь спать! – показала пальцем на выключатель, а жестом показала, как надо его выключить. После этого она повернулась и также тихо исчезла. Георгий некоторое время еще стоял неподвижно, потом сел на стул, минуты три отсиделся и сам себе сказал:
     - Ну что? Вроде бы первую мою работу одобрили! Это мой подарок ей и Павлу. Осталось сделать подарок сыну.
   Он подошел к конторке Павла, внимательно все осмотрел и вытащил из стопки чистых листов бумаги примерно десять листиков.
   «Из одного он сделает сразу два планирующих самолетика. Что сделать из остальных листов, он придумает в бунгало. Времени у него навалом!» – и довольный больше возникшей идеей, чем проделанной работой, выключив свет, как показала Луиза, заковылял в бунгало.
   «О, идея! Я вырежу из бумаги снежинки, наклею их на конец метровых белых ниток! Молодец! – похвалил он себя, - О, и еще, чтобы не были нитки пустые, наклею выше снежинки по три пушистых из ваты маленьких комочка, означающих падающий снег!».
  С помощью какой-то белой противно пахнущей мази он приклеил восемь затейливых шестилучевых снежинок к концам метровых нитей, а «присобачить» на нитку с помощью той же мази повыше три пушистых белых комочка из ваты - было делом техники. При тусклом дежурном свете, он приклеил по три нитки на каждую люстру и две над входом на веранду. По его мнению, появилась какая-то Новогодняя тема.
   Наутро Георгий, лежа на спине, делал упражнения для своей ноги, под новости радиостанции России по маленькому приемничку, который Старик выпросил у Павла, чтобы их земляк слышал родную речь. «Она поможет тебе выздороветь», - был уверен Старик. Пришел с подносом Родригес с кислой миной на лице, говоря, видимо, не очень приятные вещи. Он демонстративно громко поставил на тумбочку тарелку с едой, положив пару слив и пару бананов, презрительно посмотрел на Георгия и, сказав что-то неприятное, удалился.
   «Ну, не нравится, так не нравится! Это его дело! А потом, действительно, чего это Родригес такой недовольный? Ведь, хозяйке вчера понравилось! Так что, - сотри свою кислую мину и возмущайся в тряпочку!», – и он снова стал кряхтеть, разрабатывая ногу.

После утреннего завтрака, сока и фруктов, которые он разделил с Павлом, тот, уходя, остановился: 
«Да, - вспомнил Павел,- ты молодец! Посрамил этого бездельника Родригеса! Я уже ему сказал, - учись, как выкладывать товар! И с этими, со снежинками, нормально получилось, правда, пришлось объяснять Луизе и сыну, что это такое. А они не верят! – рассмеялся довольный Павел. - Теперь придется объяснять всем гостям! Ко мне заглядывают в основном те, кто не может поехать не только в Европу, но даже в Штаты. Так они, отродясь, снега не видали!   
   И Павел уже было пошел, но остановился и развернулся.   
     - Да, - снова чуть не забыл, - загляни ко мне часов в одиннадцать вечера, мы тебе скромный подарок приготовили с Луизой.
     - Какой подарок, Павел, я без того у тебя нахлебником прописался, может не надо? – возразил земляк.
     - Подарок уже приготовлен, так что заходи, и не обольщайся, - подарок скромный! – заулыбался в усы Павел и, наконец, ушел.
   Не прошло и часа, как осторожно, смущаясь, заглянул в бунгало сын Павла, Рико с пакетом белья. Чтобы совсем не смутить пацаненка, Георгий говорил с ним, улыбаясь, показывая свою расположенность к нему. Он вытащил два приготовленных бумажных самолетика, носы которых были защемлены расщепленной половиной спички. На крыльях самолетиков были нарисованы звезды, а на одной стороне фюзеляжа – двуглавый орел, а на другой написано «БУРАН». Георгий уже проверил их аэродинамику и отрегулировал крылья и хвостовое оперение. Планировали самолеты метров на пять, если отпустить их с высоты поднятой над головой руки. Один он протянул Рико, и тот настороженно взял его, не зная его предназначение.
 Георгий вывел мальчонку из бунгало. Как всегда, дул легкий ветерок с океана. Они повернулись к нему спиной, и Георгий показал, как надо легонько отпускать два пальца, которыми держится самолетик, и тот начинал свое планирование. Конечно, побеждал всегда самолет Рико.  Георгий поднял его руку вверх со словами: «Ты чемпион!», – и счастливый Рико убежал с двумя самолетиками показывать подарок отцу и матери.
   К одиннадцати Георгий пришел на веранду. Павел копошился у своей конторки.
     - Садись за стол, земляк, я сейчас! – бодро встретил Павел.
   Георгий сел за стол и осмотрел результаты своего дизайна. Все было на месте: Праздничная фруктовая витрина приковывала к себе взгляд; под лампами и у входа на веранду – падали российские снежинки. На фоне ярких тропических красок они смотрелись сказочно, и, наверное, вполне соответствовали наступающему празднику, с которым связывались надежды более счастливой жизни в недалеком будущем.
     На центральном столе стояла бутылка вина, три стакана, тарелка риса с изюмом и ваза фруктов.
   «Значит, будет Луиза», – решил непомерно трудную логическую задачу Георгий.
В боковом проходе показалась жена Павла. На ее крутых бедрах сидела темно – синяя юбка, а треугольный вырез полупрозрачной блузки – безрукавки не пытался скрыть складки ее немаленькой груди. В руках у нее был какой-то пакет. Она с достоинством шествовала и по пути что-то выговаривала мужу, а тот с виноватым выражением пытался оправдываться, показывая на целые пять минут просроченного времени.
   «Оказывается, совсем и не толстая женщина и даже не в меру упитанная», - бесстрастно оценил фигуру Луизы Георгий.
Луиза, только на мгновенье, удостоив его взглядом, ответила, слегка кивнув ему головой.
   «Чопорная дама. Такое впечатление, будто она принимает в шикарном собственном коттедже с накрытым столом, который ломится от обилия изысканных блюд, где нет только птичьего молока. А всего-то, - сидят на задрипанной веранде с пластмассовым столом, на котором и стоит-то всего бутылка дешевого вина и почти дармовые местные фрукты. А муж у нее будто - никак не меньше помощника мэра Панамы, а не бывший капитан траулера. «Надуться», конечно, можно, но ее мечты никогда не реализуются. Ничего, мне с нею детей не крестить, и я ничем ей не…», - но почему-то запал гордости выдохся, а фальшивые нотки стали громче.
   Георгий на секунду задумался.
   «Ё-К-Л-М-Н! А ведь врет он! Как это он ничем ей не обязан? Обязан! И даже очень! Она, наверняка, не раз укоряла Павла за то, что приютил у нее какого-то утопленника-бомжа! Вон, какая заискивающая физиономия у Павла, когда перед ней оправдывается! Тут и муха не гудит, что она в доме хозяйка! Как это Павел только взял на себя такую ответственность, - поселить их со Стариком в гостевой домик и лишить семью приработка? Досталось из-за него Павлу! Конечно, досталось! Как их только терпели целый месяц? Так что, по почтительнее с ней надо быть, по почтительнее! А с другой стороны, с чего ему задирать нос? Он понимает, что он здесь нахлебник и ведет себя вполне нормально. А вот ей явно не мешало вести себя проще; проще надо быть, проще, поближе к людям!» – и Георгий скользнул по ее коричневому лицу холодным взглядом.
   Павел разлил красное вино по стаканам, Луиза, не взглянув на Георгия, протянула ему и мужу поднос с фруктами и мужчины, тоже не глядя, выбрали одинаковые оранжевые фрукты.
   Павел потянулся было к стакану, но жена подвинула ему тарелку с рисом и изюмом и что-то наставительно произнесла.
     - Сначала, как положено, отведаем кутью и вспомним, как родился наш Спаситель, - не смутившись, улыбнулся Павел, взял ложку и, зачерпнув полную ложку кутьи, отправил ее в рот. 
   Георгий подождал, пока то же самое не сделает Луиза, только после нее взял свою ложку и все повторил за нею. Кутья пахла медом и была приятна на вкус.
     - Ну, что, земляк, за первое твое Рождество на другой стороне земного шара? - и он, усмехаясь в усы, улыбнулся Георгию. – Это надо ж так вляпаться, еще бы чуть-чуть, - и ты кормил бы креветок в Панаме на дне Тихого океана! Если наш Создатель родился где-то тыщи две тому назад, то ты еще раз родился почти месяц назад и немножко Его будешь помоложе! – и он со смехом стал переводить свою речь супруге. Та лишь слабо улыбнулась, глядя в свой стакан.
     - За нашего Создателя! И где-то сбоку за тебя, Георгий!
   Павел сначала чокнулся с Георгием, потом с женой. Та вскинула ресницы, и своими черными глазами строго взглянула в глаза примазавшегося к Создателю, и нехотя приблизила свой стакан к его стакану.
   «Надменная женщина!» – мелькнуло у Георгия.
   Все выпили почти по полстакана, и ни секунды не теряя, Павел схватил бутылку и снова наполнил их. Георгий взглянул на Луизу, надеясь уж здесь-то точно прочитать на ее лице осуждение, но замер, встретившись с ее черными ничего не говорящими глазами, когда она протянула поднос с фруктами. Немного смутившись, он взял один и перевел взгляд на интересную этикетку на бутылке.
   «Прекрати пялиться на жену Павла! – дал он себе команду. - А то подумает, что-нибудь не то!»   
     - А я вот, с двадцати четырех лет здесь заякорился и загораю! – понесло Павла. - И уже забыл, как выглядит снег и что такое морозы! Как в двадцать лет я пересек экватор, так и болтаюсь здесь уже… уже… - задумался Павел, - уже тридцать восемь лет!
   «Так и знал, что Павлу нет шестидесяти», - отметил про себя Георгий.
   Луиза, видимо, попросила его переводить, и Павел, с усмешкой повернув в ее сторону голову, рассыпался испанскими словами и, ухватив с подноса такой же фрукт и набив им рот, продолжал.
     - Клянусь усами креветки, большую часть своей жизни я ходил по палубе траулера, чем по земле, а потому у меня на всю жизнь останется походка морского волка, а не сухопутной крысы!
Павел уже открыл рот для восстановления в памяти нового эпизода своей биографии сорокалетней давности, как жена дотронулась рукой до его руки, только взглянула в его глаза, и он удивленно умолк.
     - Земляк, - вдруг с сильным акцентом сказала Луиза, не глядя на Георгия… а дальше она продолжала, конечно, на родном языке и задумчиво жевала оранжевый плод, - какое домашнее русское слово.
     - Ей нравится слово «земляк», - включился в синхронный перевод Павел.
     - С одной земли, где ты родился… с одной земли, где ты вырос… там, где говорят на твоем языке, - продолжала Луиза, уставившись в одну точку.
     - Луиза говорит, как хорошо быть земляком, - продолжал синхронный перевод Павел.
     - И как же тебе было бы тоскливо, Георгий, - попыталась Луиза произнести трудное имя земляка, но так его правильно и не назвала, - если бы тебя нашли в полукилометре отсюда, где никто не знает твоего языка и тебе не с кем было бы перемолвиться родным словом.
     - И как тебе было бы плохо, если бы я тебя не нашел, - перевел Павел.
     - Все сегодня сядут за праздничный стол в кругу семьи, а ты сейчас пойдешь в сарай и хорошо, если тебе приснятся родные лица.
     - Ну, развела антимонию! – возмутился по-русски Павел, отказавшись переводить. – Да что он баба что ли? – перешел он на испанский.
     - Переведи, переведи, - мягко настаивала Луиза.    
     - Попусту льешь воду!* – продолжал возмущаться по-испански Павел.

      * Толчешь воду в ступе! – забыл Павел русскую поговорку.

      - Переведи, - сменив просительный на властный тон, не изменившись в лице, попросила безоговорочно Луиза.
     - Ну, жалеет она тебя по-бабьи, - не сводя взгляда с глаз жены, сказал Павел.
   Та поняла, что синхронист упрощает перевод, но проконтролировать она была не в силах.
     - Пусть тебе и всем нам после Рождества немного повезет, - подняла стакан Луиза, грустно глядя на Георгия.
     - Она говорит, пусть нам всем повезет после Рождества! – сказал Павел, чокнувшись с женой и земляком.
   «Неужели и вправду жалеет? – удивился Георгий, глотая показавшееся вдруг кислым вино. – Неужели он дал повод? Надо бы к себе построже относиться, только этого ему не хватает! Хоть и не смотрела она на него, когда говорила, но интонация была какая-то задушевная».
   Все трое приступили к маленьким бананам, а Павел, говорил с Луизой, будто Георгий сидел в компании, как коренной панамец.
   Луиза вытерла руки салфеткой и дала Павлу маленький пакетик, сама взяв со стула большой.
          - Вот, Луиза надоумила меня, - откровенно признался он, - подарить тебе часы. Теперь ты будешь жить по панамскому времени! – как ему показалось, удачно схохмил он, - вытаскивая бывшие свои часы со слегка потертым ремешком и надевая на левую руку Георгию. А вот жена…
     - Пусть снимет шорты… и все остальное…  а это наденет… я посмотрю, как подошло ли ему? – передавая Георгию пакеты, только мельком на него взглянула, а остальную фразу адресовала она мужу.
     - Снимай шорты, чего смотришь? Бери и переоденься… за стойкой, - скомандовал Павел.
Георгий неуверенно взял пакет с новыми шлепанцами, шортами и футболкой и заковылял за стойку.      
   Через три минуты он вышел, одной рукой опираясь на свою палку, другой, придерживая на бедрах шорты. Луза критически осмотрела обновку, перевела взгляд на руку Георгия, поддерживающую шорты и, еле сдержавшись, чтобы не засмеяться, приложила два пальца ко рту.
     - А что, очень даже ничего! – одобрил Павел.
    Луиза что-то ему сказала.
     - Я и говорю, что все подойдет, а шорты снимай! Давай, давай, живо! Луиза ушьет немного.
   Когда хромая модель покинула подиум и села на свой стул, хозяин снова наполнил стаканы, прикончив бутылку. Луизу он явно обделил, зато, что значит своя рука – владыка, себе налил больше всех.
     - Ну что, тост за тобой, - обратился Павел к земляку.
   Земляк взял бокал, посмотрел на темно – красную жидкость в стакане, взглянул на Павла, потом на Луизу и, подняв бокал, сказал.
     - Я пожелаю… пусть удача вам будет чаще улыбаться!
     - За удачу! – перевел жене личный переводчик и первый стал приближать ее появление жадными глотками.
   Луиза взглянула в глаза земляка мужа и стала помогать. Последним присоединился земляк.
     - Да, - остановил в проеме веранды уходящего земляка Павел, - ты уж постарайся, Георгий, при гостях не светиться, ладно? – уважительно попросил он. - А то мне всех гостей своей дубиной распугаешь! – и Павел весело усмехнулся, почесывая правой рукой под левым ухом бакенбарды.
   Земляк пообещал.
   На следующий день, конечно, никто из столичных гостей не приехал, да Павел особо и не ждал. Обычно, Рождество отмечали в кругу семьи. Но зато вечером следующего, за час до захода солнца, Павел проводил к земляку младшего из сыновей Мигеля и его сестру, двенадцатилетнюю застенчивую девчушку, прижимающую манго к робко выпирающей через футболку только формирующейся груди.
     - Поправляйся! – протянула она манго «космонавту», наконец, освободившись от тяжелого подарка.
     - Ой, спасибо! – засмущался «космонавт». – Как зовут тебя?
Девчушка тревожно взглянула на Павла черными крупными глазами.
     - Есения! – пришел на помощь Павел.
   Девчушка, краснея, опустила глаза.
     - Мне нечем сейчас тебя отблагодарить, но я в долгу не останусь, - пообещал Георгий.
     - Он тебе обещает позже ответный подарок, - перевел Павел. – А где же старший брат? – обратился он к сыну Мигеля.
     - Он помогает отцу. Мы пришли с сестрой отвезти «космо»… русского на океан.
     - Хорошее дело! – одобрил Павел. – Ты хоть знаешь, земляк, что тебя в деревне называют «космонавтом»? – улыбаясь, спросил Павел.
     - С чего это? – удивился Георгий.
     - Они считают, что твой космический корабль упал в океан, и тебе чудом удалось спастись, - усмехался довольный Павел.
   Георгий только и мог покрутить головой и подивиться такой отчаянной фантазии.
     - Только не хватает, чтобы такого калеку, везла такая юная девчонка, - засомневался Георгий.
     - Ничего, не сломается, - успокоил Павел, - старший, действительно, помогает отцу! Сам знаешь, как необходимы в хозяйстве лишние молодые руки!
     - Есения сама напросилась! – выдал ее брат, поняв, о чем идет речь.
   Есения опустила голову.
     - Есения хочет, чтобы ты быстрее выздоровел, - улыбнулся Павел.
     - Ну, спасибо тебе, - нежно погладил Георгий девчушку по черным волосам и окончательно смутил ее.
   Захватив полотенце, Георгий сел в поданный экипаж, и тот тронулся, движимый двумя юными человеческими силами. Есения старательно тянула изо всех сил. Когда она наклонялась вперед, чтобы изо всех сил тянуть веревку, ее легонькое длинное платьице обтягивало девичьи бедра, обнажая крепкие смуглые икры ног. Ее тонкие смуглые руки, видимо, неоднократно в ее короткой жизни испытывали и не такие нагрузки, и не однажды ее брату приходилось охлаждать ее рабочий пыл.
   С большим удовольствием, Георгий походил по белой пене прибоя, вдоволь насмотрелся на океан, до легкого головокружения нанюхался океанских запахов, протер спереди свое тело, сзади помог младший брат, и искоса видел, как сострадающими глазами, чуть не плача, бросала сбоку на его спину взгляды Есения.
   «Так ведь, и испугать можно ребенка», - мелькнуло у Георгия. И только на обратной дороге Есения немного повеселела.

     Рабочие будни капитана
По проселочной дороге от трассы к заведению Павла можно было подъехать за десять минут и где-то за полчаса по трассе - от столицы до поворота на проселочную дорогу.      
И вот на следующий день, еще утром, где-то между десятью и одиннадцатью часами,  первый автомобиль, съехал с проселочной дороги, ведущей к деревенским домикам, и подкатил к глухой стороне веранды. Павел сверкал своей капитанской фуражкой, белыми брюками. Наглаженная белая рубашка на выпуск с короткими рукавами облегала его сбитую фигуру и средний животик, на босых ногах были кожаные коричневые сандалии. Во рту он постоянно сосал старую трубку, вырезанную из редкого бразильского дерева, но давно уже по совету доктора ее не курил. Это был его капитанский бренд бывалого морского волка, который беспроигрышно на него работал. Вскоре он уже вел, как хозяин, молодую робкую белую пару, которую усадил и предложил посмотреть меню.
      - Вы, молодцы, что отважились впервые посетить заведение капитана! Передайте мой капитанский привет тому, кто посоветовал вам это. Уверен, что вам у меня понравится! Поскольку вы у меня впервые, так ведь? – обращается Павел к мужчине.
       - Да, капитан.         
       - Вам лучшее место обеспечено. Наслаждайтесь самой свежей пищей, видом на океан и вообще, - расслабляйтесь!
Павел галантно ухаживает за молодой дамой, помогая ей сесть. Подходит Луиза, кладет карту заказов.
Луиза свежо выглядит. Черные волосы уложены в пучок. В волосах красный небольшой цветок. Белая блузка с открытым вырезом, коричневая облегающая юбка, на которую надет белый фартук с красными цветиками по краю. Ими же отделан кармашек, для блокнотика, где она пишет заказы.
     -  Осваивайтесь,-  улыбается Луиза, -  я подойду приму заказ.
Но если посетителей набиралось уже человек двадцать, Павел и Родригес крутились, как могли, и капитану было уже не до встреч. Родригес, обычно, готовил заказные салаты с рыбой, мидиями, креветками и лангустами и носил их клиентам из примыкающей сбоку к веранде кухни, Павел у конторки пробивал блюда в кассовом аппарате, сам приносил бутылки, соки и фрукты.
   Оказывается, со слов Павла, ему через день привозил рано утром со столичного рыбного рынка небольшой грузовичок пять килограммов креветок, рыбу и немного лангустов. Мидии ловили здесь же в океане, под скалой у Павла, деревенские мальчишки. Овощи и фрукты поставлял Павлу Мигель и еще один деревенский метис. Все остальные продукты поставлял из столицы по заказу на своем грузовичке зарабатывающий этим себе на жизнь мулат. И только в экстренных случаях, в столицу снаряжался хозяйский старенький форд универсал, на котором ездил Родригес, и уж совсем редко, сам Павел.
   Через час подъехало сразу два автомобиля, и из них высыпали по паре взрослых каждые с одним ребенком. Они, видимо, ехали вместе, были хорошо знакомы и к Павлу приехали не впервые.
        - О-о, старые знакомые! Очень рад, очень рад! Засиделись в столице. Что соскучились по капитану, по свежим устрицам! Правильно! Океан тоже рад вас видеть!
Павел их встретил радушными приветствиями, сдвинул два стола и усадил их в уютное место. А когда на веранду вошли две пары пенсионного возраста, Георгий понял, что он может сегодня и не пообедать, потому что у Павла с Родригесом сегодня цейтнот.
   Но он ошибался. Около двух часов быстрой походкой к нему в сарай шла с подносом, на котором стоял обед Георгия, Луиза, за ней семенил ее сын с блокнотом и фломастерами. Луиза поставила на столик перед земляком мужа поднос, на котором было блюдо с креветками и овощами, и бутылка сока, торопливо показав на сына, на фломастеры попросила с улыбкой порисовать с ним. Георгий успокаивающе кивнул ей головой и сказал по-испански: «Хорошо, Луиза».
Та улыбнулась и пошла быстрым шагом на кухню помогать Родригесу.
   Георгий дружелюбно похлопал Рико, переминавшегося с ноги на ногу у двери по плечу, усадил его за свою тумбочку у кровати, раскрыл его блокнот и быстро нарисовал смешного маленького мальчика и собачку под пальмой, океан, выпрыгивающих трех дельфинов, белый парус вдали, накатывающийся на черный песок прибой с бахромой белой пены, голубое небо, летящих семь бакланов и смеющееся солнце. На Рико это произвело сильное впечатление. Пока Рико что-то щебетал на своем языке, Георгий расправился с обедом, и они стали с Рико рисовать.
   Георгий видел, как праздная публика дефилировала по участку. Две пары с детьми вместе с Павлом заходили смотреть гостевой домик. Потом они же, но уже без Павла, ирискнули спуститься по отвесной держащейся на честном слове лестнице к океану. Некоторые поехали пробиваться к океану на машинах, а более степенная и пожилая публика, не находя себе занятия и места, где можно было бы укрыться от солнца, все-таки долго стояла на краю скалы и глазела на океан.
   Часа через три пришла усталая и довольная Луиза. Рико показывал ей почти весь разрисованный альбом, она с удовольствием его разглядывала, крутила головой, обмениваясь одобрительными фразами с сыном, иногда поглядывая на Георгия, потом поблагодарила его и увела с собой Рико.
   Вечером, когда все давно разъехались, когда был отпущен Родригес, когда было все убрано, когда огромный черный пластиковый мешок был набит использованной разовой посудой, усталый и довольный Павел пригласил земляка на ужин за бутылкой вина. Сам он уже опрокинул стаканчик и был в приподнятом расположении духа. Они были одни. Павел принес на подносе тарелку с двумя порциями еще теплой отбивной с овощами и поставил перед Георгием. Себе он поставил блюдо с мидиями и зеленью.
     - Ешь! Хотя Старик запретил мне кормить тебя мясом, но не выбрасывать же!
   Налил себе и земляку из начатой бутылки по стаканчику вина. 
     - С Рождеством!
   И они, подняв стаканы, выпили.   
     - Сбывается твой тост – «За удачу!». Народу было столько, сколько не было за целый предыдущий месяц! А жалуются все, что плохо живут! Видел, земляк, - некуда было сажать! Ну, надо же! Все шесть столов были заняты! Три пары ждали очереди, чтобы перекусить! Я такого не помню! Надо узнать, может, служащим повысили оклады? Но тут были и пенсионеры! Я сегодня упустил взять дополнительно сотни две долларов! Надо что-то делать! Надо что-то придумать, как мне не упустить денежки! Смотри, что сделала публика с твоей витриной, - и довольный Павел, усмехаясь, показал на разгром на фруктовой полке, где были рассыпаны остатки фруктов. – Завтра с утра свежие фрукты и овощи привезет на тележке Мигель и его приятель, ты уж постарайся, земляк, восстановить, понравившуюся многим выкладку. Да, - засмеялся он, пьянея, - я устал всем рассказывать, что такое снег.   

     Луизе не нравится затея земляка    
Через месяц Георгий уже бодро хромал по участку Павла, опираясь на красивую палку, вырезанную Мигелем из найденной у океана коряги. Он взял на себя обязанности помогать садовнику убирать участок от падающих желтых листьев. Даже Павлу бросилась в глаза постоянная чистота участка, и он похвалил земляка.
   Как-то вечером перед заходом солнца пришла грустная Есения и принесла «космонавту» очередной подарок – манго. С помощью Павла выяснилось, что брат прийти не смог, потому что отец попросил его помочь, - на участке много работы. Опечаленная Есения горевала, что она одна не сможет отвезти русского в коляске на океан. Находившийся рядом Рико стал настойчиво просить отца разрешить ему повезти земляка на океан вместе с Есенией. Павел не возражал. Убиравшаяся на веранде Луиза категорически выступила против.
     - Чего надумал! Мой сын не рикша, чтобы позориться и возить белого человека! Мой сын тоже белый!
     - Да не верещи ты! - оборвал ее хозяин. - Ты чего выступаешь? – вдруг оскорбился Павел. – Какой это позор, отвести не могущего ходить земляка на океан? Кого ты растишь? Парень дорос до двенадцати лет, а все цепляется за твою юбку. Ты оберегаешь его от всяких дел по дому! Ты растишь его белым господином, у которого куча слуг! Если бы такие были! Ты запрещаешь ему общаться с деревенскими ребятами! Парень растет дикарем! Неделями он не бывает на океане! В школе он боится отвечать учителям, - сама же слышала жалобы учителей! По половине предметов у него плохие оценки! Парня грозят оставить на второй год, ты этого хочешь? Я разрешаю тебе, Рико, везти земляка, только не купайся в океане, - решительно сказал отец.
   Луиза пытавшаяся не раз вставить свою фразу, так и не получила такой возможности. Она, сверкая глазами, слушала гневную отповедь Павла, потом не выдержала, скосила злые глаза на земляка, и, хлопнув дверью, вышла из веранды.
     - Может быть, не надо меня везти, обойдусь? – предложил хозяину Георгий.
     - Вот так надо поступать с женой, вбившей дурь в свою голову! – храбро подбодрил себя муж. - Пусть Рико сделает хоть одно доброе дело! – Не согласился с Луизой Павел. – Давайте, ребята! Везите своего «космонавта» на океан!
   Рико и Есения получили большое удовольствие, хотя везти взрослого дядьку требовало от них порой приложения немалых усилий. На океане они, забыв про седока, по-ребячьи резвились: бегали друг за другом; искали раковины; брызгались; играли с пенным прибоем тихого океана; баловали его подарками, бросая ему ракушки; пытались выловить мелких розовых рачков.
Вот тогда он узнал секрет грустных глаз Есении, которая оставила школу из-за болезни матери.
   Если ребята от поездки на океан получили по максимуму своих ребячьих удовольствий, то у Георгия от сверкающих гневом глаз Луизы остался нехороший осадок.

     И Павел против идей земляка
 (Что взять с инженера, проработавшего всю жизнь в научно-исследовательских институтах – НИИ, и опытных конструкторских бюро – ОКБ).   
Однажды, когда Павел пребывал не в самом хорошем расположении духа, поскольку последние двое гостей уехали около четырех вечера и, похоже, больше посетителей не предвиделось, Георгий отважился подойти к нему с исписанными листочками.
     - Павел, я считаю, что ты должен выручать от гостей минимум раза в два больше, чем ты сейчас получаешь, - встал Георгий около конторки хозяина.
     - Твои бы слова да нашему Господу в уши, - не поднимая на него глаз, что-то записывал хозяин в конторской книге.
     - Я тут кое-что прикинул, ты не хотел бы послушать? – поднял вверх исписанные листочки Георгий.
     - Заклинания, как привести сюда побольше клиентов? – покосился Павел в сторону листочков.
     - Помнишь, ты как-то сказал, что ты не добираешь деньги с приехавших посетителей?
     - А ты знаешь способ, чтобы заставить их раскошелиться? – что-то продолжал писать хозяин.
     - Думаю, тысячи две в месяц ты бы мог прибавить!
     - Сколько? – бросил писать Павел, посмотрев из-под кустистых бровей на Георгия.
     - Пойдем, сядем, я тебе кое-что покажу.
     - Пойдем, сядем! – недовольно произнес Павел, бросая писать и нагнувшись, нащупал внизу бутылку вина и поставил ее на конторку, чтобы потом ее захватить на стол.
     - Нет, Павел, так ты плохо будешь усваивать, давай обойдемся соком.
     - Вы только посмотрите, - обиженно воскликнул он, - и ты туда же?
   Он звякнул бутылкой, поставив ее на место, взял пакет сока и два стакана, и они пошли к столу. Открыв пакет, наполнив земляку и себе, он начал пить.
     - Ну, выкладывай! – вызывающе проговорил он, - где это я упускаю отобрать у клиентов денежки?
   Георгий спокойно отпил треть стакана и попросил:
     - Только ты постарайся не прерывать меня, ладно?
     - Это, как толково будешь говорить, - не обещал Павел.
     - Начнем вот с чего: ты согласен, Павел, что твоя прибыль зависит от количества приехавших к тебе гостей?
     - В общем да, но даже из тех, кто приехал, я чувствую, не все денежки взял, с которыми они хотели бы расстаться.
     - Про «не все денежки» мы тоже поговорим, - успокоил его Георгий, - а теперь ты скажи, все ли ты сделал, чтобы заманить к себе клиентов?
     - Ну, уж, это от меня не зависит! Захотят – едут, не захотят, - силком не затащишь!
     - А вот в настоящем бизнесе товар, даже не нужный, навязывают покупателю и заставляют его покупать.
     - Я этого делать не собираюсь, - холодно парировал Павел.
     - А ты и ничего не делаешь, чтобы все, кто проезжает по трассе, знали, что всего в полукилометре стоит единственное заведение Павла, который может вкусно накормить на ваших глазах выловленными в океане устрицами, вкусно приготовленными утренними креветками и лангустами, свежими фруктами и кокосовым орехом, самому срезанным мачете.
     - Ну, ты, земляк, не все знаешь. Ты намекаешь на то, почему я не вывешу указатель в сторону моего заведения? А ты спроси меня, сколько это стоит?
     - И сколько это стоит?
     - Пятьдесят долларов в неделю! А в месяц – двести! А у меня прибыль порой полторы тысячи в месяц! И это в периоды хорошей погоды! Этих денег мне не хватает, чтобы свести концы с концами, а ты хочешь еще из них вычесть двести?
     - Думаю, что через месяц, на первых порах три раза в год, ты мог бы себе позволить такую рекламу. Эти затраты окупились бы, как и те, что ты потратил бы на указание своего заведения в справочниках Панамы по отдыху и заведениям питания.
     - Не хватало, чтобы я еще и на это тратился! – возмутился Павел.
     - А как смотрелся бы твой колоритный портрет с надписью: «Загляни к капитану Павлу»! Где ты был бы сфотографирован в своей капитанской фуражке, со своей неизменной трубкой, а большим пальцем показываешь направление своего заведения. А под фото - стрелка: «500 метров»! – не скрывая удовольствия, любовался колоритной физиономией земляк, глядя на капитана.
     - Хм-м! – польщено хмыкнул капитан.
     - А что касается недополученных денег, - сторгуйся у какого-нибудь кафе в столице по дешевке купить весь комплект: зонт от солнца, под которым стоит пластмассовый столик с четырьмя креслами. И покупай сразу четыре комплекта, так дешевле обойдется. Два поставишь под пальмами на участке, два – у океана, где «отлив лениво ткет волну узором пенных кружев».*
 
        *Фраза из песни Александра Вертинского. (Ну, надо же! А это помнит!)
 
    - Как же легко ты, земляк, тратишь чужие денежки! – усмехнулся Павел. – И кто же будет обслуживать тех восемь человек, что под двумя зонтами у океана? Уж не ты ли?
     - А что? Куплю где-нибудь форму полковника российских космических войск и буду обслуживать! – схохмил Георгий. - Только, вот, буду в шортах и босиком.
   Павлу шутка понравилась, и он коротко рассмеялся.
     - А для начала тебе надо сделать человеческую лестницу со скалы. Я слышал, как ругали тебя те отважные, что рискнули спуститься по твоей опасной рухляди к океану. Так я почти уверен, что все эти затраты ты отобьешь за сезон!
     - Похоже, ты увлекся, - насупился Павел. – Ты хоть представляешь, какие это затраты?
     - Я прикинул.
     - Не зная здешних цен на материалы и расценок на работу?
     - Ну, предположим, я ошибся в два раза. Возьмешь коэффициент два и уменьшишь затраты. Ведь что здесь главное? Я обозначил направление, я прикинул статьи расхода.
     - Ну, допустим! Обозначай дальше! – со скептической ухмылкой напутствовал хозяин.
     - Ведь что так приманивает столичных клиентов?
     - И что же?
     - Конечно океан! Столичный люд, замученный раскаленным воздухом, исходящим от каждого здания, как от горячего утюга, хочет освежиться на океане! Искупаться!
     - У-гм-м! – осклабился Павел и почесал правой рукой под левым ухом свои шикарные баки.
     - Чтобы уж закрыть пляжную тему, я упомянул бы в перечне предоставляемых услуг ночное барбекю у костра возле прибоя океана. И пятнадцать процентов скидки на все после девяти вечера, для тех клиентов, что остаются у тебя на ночь.
     - Вот это да! – восхитился хозяин то ли большими скидками, то ли самим предложением.
     - Ладно, - снисходительно сказал Георгий, - на этом этапе упоминать о гидроцикле не буду, но, когда твои доходы перевалят за пять тысяч в месяц, - ты сам к нему придешь! Точнее тебя заставят это сделать клиенты, которых ты лишаешь такого удовольствия и которые готовы за это удовольствие платить!
     - А катера, который тащит над собой парашют, на котором болтается клиент, в твоей статье расходов нету? - вдруг сделавшись серьезным, поинтересовался хозяин.
   Георгий напряженно посмотрел на Павла и не понял: то ли он подначивает его, то ли говорит серьезно.
     - А вот квадроцикл, это такой мини трактор, на котором будут с удовольствием ездить и взрослые, и дети, тебе купить не мешает!
     - Ха! Я так и думал! Такое может предложить только человек, который не вел свое хозяйство! Ты сначала бы спросил, какие деньги у меня в обороте? Лестницу он, не зная расценок за металл, хочет поставить! Гидроцикл! Трактор! Иди-ка ты… отдыхать…      тур-рист!
Павел поднялся, недобро окинул земляка взглядом и пошел к конторке. Нагнулся, вытащил бутылку вина, посмотрел в сторону кухни, налил полстакана и махом выпил.
      - Ну, что делать? – вздохнул земляк. - Сегодня к Павлу на драной козе не подъехать!
   
     Воспоминания греют душу
Это напомнило ему то голодное и холодное послевоенное время, когда он, сын молодого директора школы, не вернувшегося с войны, подмосковного города, написал на обложке тетради в клеточку в пятом классе: тетрадь Георгия Ипатьева студента пятого курса моторного факультета Московского авиационного института. А этому помогло событие выхода его из больницы с загипсованной ногой, где он пролежал месяц по поводу разодранного мяса на правой коленке до самой коленной чашечки. И тогда он «вцепился зубами» в учебники, чтобы наверстать упущенное и не выпасть из пятерки лучших учеников класса. Именно тогда после длительных раздумий он определился с будущей профессией. В двенадцать лет.
С начавшейся войной строители сдали только половину его пятиэтажного сталинского дома, где он жил, а строительство другой половины, возведенной только остовом до третьего этажа, тоже с четырьмя подъездами, отложили до лучших времен. А поскольку строители сдавали дом по подъездам, его отец перед войной вместе с матерью, тоже учителем, получили в трехкомнатной квартире две шикарные смежные комнаты в тридцать два квадратных метра. Вот на той половине недостроенного дома под названием «постройка», проводили мальчишки большую часть своего времени, бегая по подвалам, лазая по двутавровым балкам второго и третьего этажей, прыгая зимой в наметенные сугробы со стен и оконных проемов. Один такой прыжок на батарейный крюк, занесенный снегом, на который должны были вешать чугунные батареи отопления, чуть не закончился плачевно, но Бог сохранил в тот раз коленку. Всевышний, в отличие от двенадцатилетнего несмышленыша, знал, что этой коленке предстоит неоднократно тяжелые испытания, и пожалел ее и самого шустрого обладателя. Именно тогда он, настырный безотцовщина, дал себе слово, что догонит ребят своего класса, которые ушли по всем предметам в школе вперед, что больше он не будет прогуливать школу, и он обязательно поступит в авиационный институт.
 
  Георгию импонировала настойчивость Есении догнать ребят в школе, и он решил ей помочь, а заодно подтянуть в учебе и Рико, если тот согласится заниматься вместе. К удивлению Георгия, Рико понравилась роль учителя по испанскому языку, испанской и латиноамериканской литературе, где учеником был Георгий. Большой удачей было то, что ни одну тетрадь с начала года Рико не выбросил. Занятия Георгий проводил по полчаса каждый день: у океана, где учитель - русский «космонавт», по учебнику математики задавал ребятам устные задачи и примеры. И у сарая, где строгий учитель Рико «преподавал» «космонавту» и Есении испанский язык, разбирая все упражнения, что он делал в классе и дома. Учеба по литературе сводилась к чтению Есении и «космонавта» учебника и редко к пересказу, все под контролем Рико. Раза три в неделю все трое рисовали фломастерами: океан, корабли, дельфинов, песок, скалы, кусты, летящих бакланов; восходы и закаты; а на участке - веранду, бассейн, пальмы и все, что видели, даже гостей.
Скоро у Рико появились в тетради по рисованию и по математике пятерки, и парня будто подменили. Куда пропала застенчивость и нерешительность!
   Благодаря занятиям с ребятами, Георгий уже многое понимал по-испански и одну десятую, что понимал, мог говорить. Конечно, произношение у него было неважное. Но выручал почти абсолютный слух и музыкальная память, и многие слова он теперь произносил голосом Есении и Рико, хорошо хоть они не страдали дефектами речи.
               
   

                *             *             *
    
Звонок читателя
      - Дзинь-дзинь-дзинь! Это автор?
       - Да.
       - Ты чего, в самом деле? Раскочегарил с Анной, а потом, - бац! И все слил! И только   
  про Георга и капитана! Да разве ж можно так? Я на это не подписывался!
      - А что ты хочешь, мой требовательный друг, - читатель?
      - Ты еще спрашиваешь? А что? Своих мозгов не хватает, что надо сделать?
      - Ну-у…
      - Моя подсказка даром не дается! Но я к тебе в соавторы не набиваюсь!
      - Договоримся! Предлагай!
      - Чтоб немедля начал продолжение, - чё там у Анны дальше? Мозг закипает - додумывать! Ты заварил, но не сготовил! Давай, давай!  Я что ль за тебя буду это делать?
      - Кхм-м-м… конечно, мой читатель, твои требования я должен уважать. Хорошо, я попробую… хотя, Мэтры это не советуют… 








А что у Анны?   
Глава 4. Убиться можно!               

     Шок Председателя
Квартира Анны в Москве. Анна в своем синем английском деловом костюме, белой блузке. Из кармана жакета выглядывают кончики белого батистового платочка. Звонит по мобильному Председателю.
     - Мне нужна аудиенция.
     - Я это понял по двум причинам: первая   – звонок по мобильному впервые;   
  второе – три часа нет в компании президента и нет никаких от него сигналов.
      - Я буду в своем кабинете через двадцать минут и разыщу вас, если вы   
   в компании. Напрягли вы меня, Анна Владимировна, буду ждать.
 
 Председатель входит с коротким стуком в кабинет Анны, выкатывает кресло в свой любимый угол, подальше от кресла президента, и превращается в знак вопроса. Анна           старается не смотреть на Председателя. Она выкладывает на стол какую-то бумажку, достает на всякий случай платочек, зажимает его в кулачке. Видно, что она держится на пределе возможного.
     - К нам пришла беда…
     - Да уж, не ждали, что так скоро.
     - Нет, Председатель… другая беда пострашнее будет… пропал Георгий Петрович…
Председателя отбрасывает к спинке кресла.
     - Как это пропал?
 Анна, не глядя на него, поднимет вверх со стола бумажку.
Председатель, выпрыгивает из кресла, хватает бумажку.
              «ПРОСТИ МЕНЯ, АННА…
Быстро и тихо читает.               
              Я НЕ МОГУ ПОЗВОЛИТЬ СЕБЕ РАЗБИТЬ    
              ТВОЮ ЖИЗНЬ. У ТЕБЯ ОБЯЗАТЕЛЬНО БУДЕТ   
              ВСЕ ХОРОШО. СПАСИБО, ЗА               
              ШЕСТЬДЕСЯТ СЧАСТЛИВЫХ ДНЕЙ. НЕ
              ПЫТАЙСЯ ИСКАТЬ МЕНЯ».

Председатель глядит на Анну и снова повторяет последнее предложение.
Приписку: «НАВЕРНОЕ, ВЛЮБЛЕННЫЙ В ТЕБЯ, ГЕОРГИЙ» - он читает, не понимая смысла написанного.
     - Убиться можно! Что? Что могло вспыхнуть между вами за пять дней после того, как вы вместе сидели на Чрезвычайном Совете директоров?         
 Кладет на стол записку, смотрит на Анну.
     - Вы помните в Сибири он приболел. Он тогда не простудился. Его старая запущенная болезнь лимфосистемы вспыхнула с новой силой. Последний год он наплевательски к ней   
 относился. Такая болезнь этого не прощает.
     - Да, но надо было прогнать его по врачам в нашей поликлинике!
     - Я это сделала, сразу, как прилетели из Сибири. Врачи погнали к онкологам…
     - Но есть же центр…
Анна вяло поднимает руку.
     -  В центре Блохина его приятель, профессор, сказал, что жить ему осталось пару месяцев… но предложил лечь к нему в отделение… Георгий отказался… и вот…
Кладет ладонь на записку.
     - Но есть же зарубежные…
Анна снова поднимает руку.
     - Он отказался и от клиники в Германии… он от всего отказался…
Анна втягивает носом воздух и прикладывает платочек.
     - Крутой мужик! Бред какой-то! Где же его искать?
Хватается за подбородок.
     - Я не знаю.
     - Я убежден, он не мог свести счеты с жизнью. Ну, где ж его искать? В   
  Москве он вряд ли остался.
      - Я ничего не знаю. Вчера звонил его сын, просил пояснить короткое письмо, которое прислал ему Георгий: «Петр, береги мать. Будь мужчиной. Учись всю жизнь. Удачи!» Ну, я ему пояснила на семь минут.
      -  Какой штемпель на конверте?
      -  Я догадалась тогда спросить, - Шереметьево-2.
      - Ну, вот, Аэропорт Шереметьево-2. Единственная зацепка! Его, конечно, нет в России. Да, это пострашнее падения рубля будет, который сделал брешь в бюджете   
компании в двести тысяч долларов! Анна Владимировна, я посоветуюсь с   
Замой, у него возможности узнать много больше.
     -  Нет, Председатель, вас я поставить в известность обязана, как президент.   
  Никого привлекать не надо. Я сама попытаюсь разобраться.
     - Анна Владимировна, но, ведь, выпало из системы одно из ведущих звеньев.   
 Надо что-то срочно предпринимать! - вопросительно смотрит на президента.
    -  Да, это забота моя, а не ваша. Я предложу сегодня для обсуждения на президентском совете чрезвычайные меры.  Мы их обсудим, примем решения. Я доложу вам, а вы, уж, попытайтесь успокоить Заму.      
 Председатель странно смотрит на Анну и только качает головой.
     - Моя личная трагедия не должна отразиться на деятельности компании.   
 Есть просьба. Вы уж, на Совете директоров обойдитесь без подробностей, которые я только вам открыла.
Впервые поднимает глаза на Председателя.
     - Конечно! Обойдутся без подробностей!  Георгий Петрович улетел в Европу лечиться. Давайте вместе придерживаться этой версии.
Вопросительно смотрит на Анну.
     - Пусть будет так, - опускает она глаза.
     - Анна Владимировна, ваш тандем с Георгием Петровичем был, как бронепоезд, непробиваем. Паства у вас языкатая, сам видел и слышал. Некоторые, почувствовав вашу слабость, поднимут голову. Может быть, мне их «построить», а вас на недельку отправить в санаторий?
     - Нет, Председатель, там я окончательно сойду с ума. Впрочем, как и дома. У меня сейчас одно спасенье, - с головой уйти в работу. Может быть, придется поставить в   
кабинете раскладушку.
      -  Ну, зачем же так? Ваш новый кабинет президента практически готов. Мы, члены Совета директоров, ходим туда и цокаем языком. Правда, там как раз остались мелкие работы в вашей комнате отдыха. Не каждая пяти звездная гостиница имеет такие номера.
      -  Вот и забирайте этот кабинет себе! Меня устроит этот мой старый.
      - Анна Владимировна! Анна Владимировна! – причитает Председатель.
Анна прикладывает к носу платочек.
      - Я немного вас узнал и понял, что лучше дать вам карт – бланш в кадровых вопросах. В вопросах стратегического развития компании я всегда буду рад вас выслушать. Одно мне уже не нравиться. Вы много вопросов замыкаете на себя.
 Настоятельно вас прошу, ищите себе помощников!
     - К сожалению, это так. Надо на стороне искать специалистов.
     -  Совет директоров вам поможет с этим. А как найдем, - нагружайте их по полной! И личная просьба, - до конца года кроме нефтяного направления никуда не влезайте. Я переговорю с членами Совета директоров, они меня поймут и потянут свои направления   
сами.
       - Да, Председатель. Вы избавили меня от лишних вопросов. Спасибо за               понимание. Но пока, позвольте специалистами я займусь сама. А начну с проведения президентского совета. Надо срочно перераспределять обязанности.
       - Совет директоров видит, что развитие нефтяного направления с вашей и Георгия Петровича помощью опередило организационные мероприятия в компании. Правда, первый блин в Сибири вышел комом. Но это не ваша вина. Никто не мог предвидеть, что нас там ожидает. Все, все! Я помню ваши доводы на чаепитии у вас в комнате, в Сибири.
Еще раз вам советую отдохнуть. Тут и за две недели ничего не произойдет!
Послушайтесь меня! Все! Отдыхайте!
Председатель поспешно удаляется.
Анна: «Сказал тоже: «Отдыхайте!»

Старый кабинет Анны.
       - Так, время вышло, все собрались, - оглядывает паству Анна рассеянным взглядом. - Начинаем работу президентского совета.   
        - Анна Владимировна, а разве Георгия Петровича не будет? – удивленно вставил первый «вице».
Президент опускает глаза.
      -  Нет, не будет. Он уехал лечиться. Его не будет очень долго и обязанности его надо перераспределить. Их надо разделить между вами, Михаил Натанович, - глядит на первого «вице» и нефтяным экспертом Андреем Игнатьевичем.               
Поворачивает в его сторону голову.
       -  Вы, Андрей Сергеевич, - поворачивает голову в сторону второго «вице», -поступаете в полное распоряжение Михаила Натановича, поскольку вам осталось   
работать в компании меньше двух недель.
       - Позвольте! Меня на должность утверждал Совет директоров, а не президент компании. И я не получал приказа о переподчинении.
       - Получите сегодня. Я думаю, через час он будет напечатан, и я его подпишу.
       - Вы что, став членом Совета, узурпировали полномочия Совета директоров?
       - Нет, Андрей Сергеевич! В этом же приказе будет ссылка на приказ, подписанный Председателем Совета директоров о расширении моих полномочий и праве назначать первого и второго вице-президента компании.
       - Но я его не видел и не ставил на нем своей ознакомительной подписи. Когда увижу, тогда подумаю, ставить подпись или не ставить. Вы же сами сказали, что мне отпущено меньше двух недель.
       - В должности «второго вице», - да.  Но может, вас кто-то возьмет на должность зама начальника отдела? Но в нефтяном направлении вас не будет точно.
       - Меня? С должности второго «вице» президента на должность зама начальника?
       - С`est la vie! Если хотите получать зарплату до истечения вашего срока в               
 сегодняшней должности.
       -  И наш юрист ваш приказ согласует?
       -  Согласует.
       - А если я не подчинюсь вашему не правовому приказу?
       - В два дня закроется ваш пропуск, и уходите без выходного пособия куда желаете.
       - Я полагаю, что найду на вас управу!
Встает, щелкает замком своего кейса, хлопает дверью.
Тишина сгустилась до предела насыщенного раствора, и что-то, вот-вот, должно выпасть в осадок.
     - Уважаемые члены совета, - мельком оглядывает напряженные лица президент. - Вы сейчас пойдете на свои рабочие места и в течение часа напишите свое аргументированное мнение по вопросам покупки: первое, - нефтяного участка с тридцатью работающими скважинами; второе, - участка с сорока истощенными скважинами и применением английской технологии по их реанимации; третье, покупки обоих участков.
 Все это коротко на одной странице.
 Встает с кресла, отходит к окну.
     - Мнение каждого из вас мне известно, когда вас вызывал бывший президент во - время беседы со мной. Мне нужно ознакомиться с письменной аргументацией – в три или пять пунктов. Каждое мнение мы обсудим с его подателем втроем: он, я, и Михаил Натанович. Есть кто из вас, кто не знаком с моим заключением по обоим проектам и подписанным договором о намерениях с английской компанией?
Наступает трехсекундная тишина.
      - По умолчанию знакомы все.
      - А вопрос можно? - голос нефтяного эксперта. - Мне одному из членов  президентского совета не прибавили пятнадцать процентов по результатам аттестации.
Наступает двухсекундная тишина.
     - Почему одному? Второго вице- президента даже отстраняют от должности!
     - Ну, это его проблемы! А я считаю, что в отсутствии Георгия Петровича, при расширении нефтяного направления, я остался единственный нефтяной специалист и заслуживаю повышения в окладе.
      -  А я, как президент, доверяю решению по аттестации, которую провел мой   
 первый вице-президент Михаил Натанович. К тому же, совсем скоро вы будете не единственным специалистом. В компании вы около трех месяцев, лично я вашего вклада
в нефтяное направление не вижу.
     - Но бывший президент дорожил моим мнением.
     - А я нет! Старые знамена свернуты, а вы не хотите встать под новые знамена? Так с кем вы? Жду вас через час.
     - Как можно написать обоснования по трем вопросам на одной страничке? Абсурд!
     - Специально для вас сделаю исключение. Вы можете написать на двух.
Начальник планово-экономического отдела Наталья Павловна выходит с улыбкой на лице. Нефтяной эксперт выходит, что-то бубня, с недовольной физиономией.
Выходит и Михаил Натанович, на его лице ничего не написано.
Анна сидит, уставившись взглядом в одну точку.  Медленно встает, подходит к окну, смотрит во двор. 

     Мы вырвем тебя из лап старого альфонса 
Суббота. Около пятнадцати часов дня, комната Анны. Она лежит на тахте в желтом халате, накрытая пледом. Окна задернуты тяжелыми шторами. Темно. Горит маленький зеленый ночничок. Играет тихая спокойная музыка.
Надрывается звонок входной двери. Анна поднимает голову. Снова слышит звонок. Не спеша, встает, сует ноги в тапочки, идет в холл к двери. Подходит к двери, смотрит на себя в зеркало, поправляет волосы.
     - Кто там? - тихим голосом спрашивает Анна.
     - Это мы! – отвечают хором два женских голоса.
Анна медлит, прислонившись к двери.
     - Анна! Будем звонить до победного! – голос Ирины.
      - Будешь молчать, вызовем МЧС, чтобы вскрыли дверь, - предупреждает голос Оли, - скажем, что тебе плохо!
     -  Плохо с обманутым сердцем! – уточняет голос Ирины.
Анна не спеша открывает, прислоняется к косяку, смотрит на подруг не здороваясь. Те бесцеремонно заходят в холл, ставят пакеты, которые держат в руках, начинают быстро раздеваться. Дверь, по – прежнему, открыта. Анна стоит с закрытыми глазами из глаз медленно текут слезы.
Первая очнулась Оля.
     - Анна, ты что? – закрывает дверь.
Ирина поворачивается к Анне, видит ее плачущей.
      - Оля, ну-ка взяли под локти Анну, ведем ее в комнату!
Хватают Анну под руки, и не спеша, сами без тапочек, Ирина еще не успела снять шубку,          ведут ее в комнату и сажают в кресло.
      - Смотри, у нее глаза опухли от слез. - Ирина снимает шубку, бросает ее на стул. -               
 Ну – ка, говори, что случилось?
Анна молчит, не открывает глаз.
      - Да альфонс этот ее обидел, разве не видишь? Щас он будет дело иметь со мной!
Оля уходит искать его.
Анна сидит с закрытыми глазами, прислонившись к спинке, поставив локоть на подлокотник кресла, подперев кулаком голову. Из-под закрытых век медленно текут слезинки.
Голос Оли из столовой, в ужасе.
      - Ирина! Карауль Анну, щас принесу.
Вбегает в комнату с запиской в руке.
      - Читай!
Оля садится на корточки возле Анны и платком утирает ее слезы, утешает, как маленького ребенка. Ирина читает прощальную записку Георгия.
Она падает на колени.
      - Ой, Анна!
Берет ее ладонь в свои ладони, с состраданием смотрит на подругу.
      - Он в розыске, да?  - Оля пытается заглянуть в закрытые глаза Анны. - Бандит? Решил у тебя отсидеться в тихом гнездышке, а тут милиция вышла на след! Да?
      - Хватит тебе раскручивать свою тему, Ольга! – сердито одергивает Ирина. - Бандит такую записку не напишет! Иди – ка, неси пакеты в столовую, проверь, что есть в холодильнике! Да накрывай на стол! Сейчас Анна успокоится, сама расскажет!
Ольга встает и уходит в столовую. Из столовой, крадучись, идет в кабинет Анны. Подходит к рабочему столу, придирчиво его осматривает. Идет к небольшой               стильной стенке с книгами и нишами, в которых стоят безделушки. Тщательно осматривает их.  Ищет фотографию бандита.
      - Ну, конечно, опытный альфонс! Надо проверить Анне драгоценности и деньги!
Не найдя фотографии, уходит в столовую, проверяет холодильник и морозилку. Цокает языком. Входит в комнату, где по-прежнему, в тех же позах сидят Анна и Ирина. Поднимает Ирину за руку, оттаскивает на метр от Анны, шепчет на ухо.
      - Ни одной фотографии бандита! Я все осмотрела! Так любовник не поступает! Ясно, не хочет оставлять след! И у него не лады с законом, поэтому Анна молчит, чего не ясно?
      - Тебе всегда все ясно! Дай Анне прийти в себя! В столовой кресло есть?
      - Вроде есть.
      - Ведем ее туда, сажаем в кресло и накрываем на стол!
Подруги, причитая, поднимают Анну и ведут под руки в столовую. Анна не сопротивляется, еле передвигает ноги, иногда открывает глаза.
Анну сажают у торца стола. Ольга вносит пакеты, ставит на пол у плиты. Убегает в комнату, прибегает с пледом, заботливо на плечи Анны накидывает плед. Сюсюкается с Анной, как с маленькой.
Ирина идет к холодильнику, открывает все дверки, осматривает.
     - Я смотрела, надо пополнять!
     - Так! Почти пустой! Надо что-то делать! Анна, мы привезли только пирог, бутылку белого и салаты. Надо горячим накормить тебя и нас. Мы видим, ты сейчас не в состоянии даже себе готовить и почти ничего, видимо, не ешь.
      - Так! Все ясно! – изрекает Оля.
Скрывается в комнате. Приходит уже с трубкой телефона, набирает номер, просит кого-то позвать. С трубкой выходит в холл. Скоро возвращается сама в тапочках и бросает женские тапки под ноги Ирины, сама говорит с кем-то по телефону.
Анна сидит безучастно почти в той же позе. Слезы уже не текут по лицу.
Ирина ставит стул, встает на него, достает растворимый кофе, слезает, ставит стул на место у стола.
     - Дато, на три персоны! - продолжает разговор Оля. - Да брось ты, у нас девичник! Что? Вот это подойдет!  Слушай, и еще пусть прихватят полуфабрикат. Да, годится! В   пароварке?
Осматривает столовую, натыкается взглядом на пароварку.
      - Да, есть! Конечно, а это в СВЧ?  Хорошо, сделаю! Нет, этого не надо, мы привезли с Ириной пирог. Саперави давай, не помешает! Все, целую, пока!
Ирина выставляет на столешницу рядом с газовой плитой два салата, бутылку вина, пирог. Ольга расставляет приборы на столе и тарелки. 
     - Ты решила у Анны сегодня остаться? – смотрит на Олю Ирина.
     - Пару дней поживу у нее! Не оставлять же ее такую одну! Компьютер у нее   
   есть. Может, удастся и поработать немного.
      - Разумно! Я Анну такой опущенной еще не видала! Одной ей никак нельзя!
      - Анна, - обращается Оля, выкладывая салаты, - взгляни, какие салаты мы притащили. Этот слоеный салат из семги с сыром! Твоя любимая малосольная семга, перепелиные яички, пармезанчик, ароматная зеленюшечка, майонез. Помнишь, ты хвалила этот салат?
      - А другой, – «Министерский», - добавляет Ирина. - Опять же малосольная семга, помидорчики черри, зелень всякая, лимончик и все такое! Оба сегодня попробуем! Порции афигенные.   
      - А завтра доедим! – уточняет Оля. - Это ж, пальчики оближешь!
      - Мне все равно! – равнодушно отвечает Анна, глядя на хлопоты подруг. 
Раздается звонок в дверь. Ольга бросается открывать. Из холла слышен голос Оли:
     «О-о, Гия! - О-о, сколько всего! Давай заноси все в холл», - командует Оля.
      - Анюта, красавица наша! - наклоняется Оля над Анной, - пойдем, дорогая, в ванную умоемся. Ты видишь, жизнь продолжается!
С трудом поднимает ее, они идут в ванную.
Входит Оля, заканчивает сервировку стола, ставит три рюмки под вино. Кладет салфетки под приборы. Ирина вводит Анну. Волосы у нее расчесаны и завязаны в пучок. Сажают Анну посредине, сами садятся по обе стороны.
            - Ну что, начнем, пожалуй! Давно не виделись! – переглядывается Оля с Ириной.
Подруги берут бокалы с вином.
            «Мне водки налейте», - тихо, не глядя на них, говорит Анна.
Подруги смотрят на Анну.
 

           KiKi          
  Укромный уголок элитного «для своих» клубного ресторана. Большая комната. Интерьер в японском стиле. На широком подоконнике две карликовые японские сосны. В углу кадка с цветущей сакурой. На стенах шелковые картины с японским пейзажами, свитки с японской мудростью, выписанные мастерами каллиграфии. Лампы с абажурами зеленого приглушенного цвета. Огромный аквариум с морской живностью: кораллы, морские ежи, звезды, каракатицы, рыбки. Микрошкафчик для пиджаков. Столик на двоих.  Недоеденные салаты, рюмки с элитным ромом, бокалы с соком. Рядом маленький столик с бутылками вина, другой - с соками. Роскошный диван, журнальный столик, две морские раковины, как пепельницы.
Два господина развалившись на уютном диване курят сигары. Оба в стильных рубашках и брюках.
     - Ведь я тебя предупреждал, что нам обрежут ГКО, как источник халявы, - не глядя на собеседника, Банкир, пускает кольцами дым.
     - Да, говорил, говорил, - подтверждает Председатель, выпускает кольцами дым к потолку.  - Меня смутил один член… член Правительства, который купил большую    партию, ну и я, за компанию.
     - Была известна одна дата, – напоминает Банкир. - Потом озвучена была другая.
Банкир продолжает выпускать к потолку дым.
     - Вот, вот! – соглашается Председатель.
     - Ну, и каков личный итог? – интересуется Банкир.
     - Печальный, - без минора в голосе заметил Председатель. - Минус двадцать процентов за последнюю неделю, если не считать навара за предыдущее время.
     - Прискорбно. И тебе не простительно.
     - Зато я в «черный вторник» нивелировал эти потери, удачно сыграв в «шорте», а после в «лонге»*, взяв и там, и там, более пятнадцати  процентов.
         
     *Термины биржевой торговли при падении цены и при подъеме.            
            
     - Да, рискованные операции тебе удаются лучше.
     - Ну, а ты, как все это пережил? – смотрит на приятеля Председатель.
     - Ты же знаешь, я не дергаюсь. У меня не бывает фальстартов. Нетерпеливые часто платят дорого за то, что терпеливым достается бесплатно.
     - Кто бы спорил. А в итоге? - уважительно смотрит на собеседника.
     - На сегодня, - за сорок процентов.
Выпускает дым к потолку.
     - Да-а! Впечатляет! – кивает головой Председатель.
Они молчат.
     - Извини, Зама, я вынужден сказать про трудности.
Стук в дверь. Получив разрешение, заглядывает официант в строгой белой форме и в перчатках.
      - Горячее приносить?
Банкир вопросительно смотрит на Председателя.
     - Неси через двадцать минут, - Председатель вопросительно смотрит на Банкира.            
     - Через пятнадцать, пожалуй! – уточняет тот.
Официант почтительно кивает головой, тихо закрывает за собой дверь.
     - Позавчера, похоже, «свалил» из России Георгий Петрович! Автор проекта с   
выработавшими ресурс скважинами и их реанимации с помощью английской    технологии.
Банкир молча выпускает дым, и смотрит на Председателя.
     - Он и наш новый президент, Анна Владимировна, только они имели выходы на сибирских нефтяников и англичан, владеющих технологией реанимации истощенных скважин.
Председатель затягивается. Банкир, не изменив выражения лица, тихо спрашивает:
     - Причина отлета?
     - Он, как многие из крутых мужиков, наплевательски относился к своей болячке лимфосистемы. Ну, и она стала перерождаться в онкологию.
     - Улетел в Германию лечиться?
     - Если бы так! Анна Владимировна ему предлагала, - он отказался. Его приятель профессор онколог ему накаркал, что жить ему осталось два месяца.
Банкир затягивается и встает. Выпускает дым, не спеша направляется к картине горного пейзажа с водопадом и заснеженной шапкой Фудзи на дальнем плане.
Произносит на японском, и сам переводит.
     - Уж если не повезет, то не повезет. У него никаких размолвок с Анной             Владимировной не было?
     - Нет! Она мне показала его прощальную записку, где Георгий Петрович пишет,
 что не может испортить ей жизнь. Просит его не искать.
     - И как Анна Владимировна это переживает?
     - Железная женщина! Я таких не встречал! Она заверила меня, что это ее личная потеря, и это не отразится на делах компании.
     - Сильно сказано. Осталось подтвердить делом. Ты в это веришь?
     - Хочется верить!
     - Если она в ближайшие дни не предложит…
     - Какое-то предложение она готовит!  - поспешил Председатель. - Но просила дать ей три дня для согласования с сибиряками и англичанами.
     - И как всегда неординарное решение?
     - Она, оказывается, по - другому не умеет!
     - Скажи честно, не пересидела она у тебя «внизу»?
     - Если в отсутствие Георгия Петровича проект не «просядет», то буду каяться! Зама, мне неудобно тебя просить. Попробуй помочь ей узнать, куда улетел Георгий Петрович?
      - Это твоя и моя обязанность. Просьба тут неуместна. Ее душевное равновесие, - залог того, что она не даст проекту провалиться. Ведь сейчас не стоит перед компанией задача реализации сразу двух проектов?
     - Какой там! С дырой в двести тысяч долларов в нашем бюджете? Хоть бы один вытянуть!
     - Плохо, говоришь, англичане реагировали на пустой полет в Сибирь? Только простаки не извлекают хоть какую-то выгоду из плохой ситуации.
     - Георгий Петрович по дружбе с начальником участка получил перечень всех узких мест компании сибиряков. О-о, ты не знаешь! Этого начальника участка «Голова» понизил в должности до мастера.
      - Вот как? Еще одно подтверждение, что некоторые вопросы не решаются в чисто деловой официальной обстановке. Да, этот приятель Георгия Петровича нарушил устав компании.
     - Анна Владимировна доложила мне, что поэтому цену сделки предлагает опустить процентов на двадцать.
     - Вот это услуга вашей компании и какой ценой! Быстро капиталисты англичане разглядели задатки в этой парочке, предложив Георгию Петровичу всего за две аудиенции  такую высокую должность.
     - Вот и распалась парочка, - с грустью сказал Председатель, - и вся тяжесть задач легла сейчас на женские плечи.
     - На моем веку были похожие случаи, когда один чиновник выдавал креативные нестандартные решения. Но когда над ним встала тридцатиметровая волна цунами, тот упал на колени, пригнул голову и закрыл руками глаза.  В переносном смысле. И это мужик.
     - У женщины устойчивость нервной системы по определению ниже.
     - Организуй ей хороших помощников, - покосился Банкир.
     - Как бы не так! Анна Владимировна еще при избрании ее президентом в Метрополе отстояла право назначать себе помощников сама!
     - Тогда не будем ей мешать. Ну, а Георгия Петровича поищем. Мир тесен.
     - Да, чуть не забыл! Георгий Петрович отправил прощальное наставление своему сыну со штемпелем аэропорта Шереметьево-2.
     - Ну, вот! Это уже кое-что! А во сколько? Есть ли на штемпеле время?
     - Не знаю. Я спрошу Анну Владимировну.
Банкир подходит к свитку и, видимо, размышляет, читая высказывание мудреца.
     -  Никто не знает, как его организм может переварить удары судьбы. - Не отрывает взгляда от изречения, больше для себя, произносит. - Не знает и наша Анна Владимировна.
Посмотрим, посмотрим. А я – то надеялся, что в новом кабинете мы примем англичан.         
    - Зама, раз англичане не получили подтверждение производительности с первой скважины, сдается мне, что они ждать не будут. К ним уже присматриваются нефтяные акулы. 
    - Как я понимаю, сдвинуть с мертвой точки проект может подтверждение производительности на скважине.
    - Я бы добавил, Зама, многое зависит и от сибирского руководства. Там «Голова»
 области тертый мужик, со связями в министерстве и Правительстве. Ему очень не нравится жесткая позиция нашего президента. И он ведет свою игру.
    - Анна Владимировна была на скважинах один раз и, конечно, не может детально знать положение дел, как знал это Георгий Петрович.
     - Но они оба, изложили свое видение развитие событий в отчете по той командировке с учетом мнения того самого начальника участка. Это дает реальное представление складывающейся ситуации.
Короткий стук в дверь.
     - Да, да! – приглашает Председатель.
Входит официант с подносом.  На нем два блюда, накрытые высокими крышками и пара маленьких бутылочек с соусами. Он наводит порядок на столе, ставит новые приборы, смотрит на хозяев жизни, не получив указаний, уходит.
      - Да, все крупные проекты имеют ограниченное время внедрения, - отвечает на свои мысли Банкир. 
Подходит к другому свитку.
      -  Деньги не любят лежать без дела. Это, как кровь, должна быстро течь по артериям.  Да, не вовремя исчез Георгий Петрович, не вовремя.
      -  Да, Зама, где тонко, там и рвется.
      - Но если твои прогнозы не оправдаются и ваш президент сломается от горя, -   
 незаменимых нет. Мы не можем провалить проект, в который уже вложены большие умственные и денежные ресурсы. Пойдем за стол, поговорим о более приятных вещах, о            
 кризисе.
Идут к столику с напитками. Сами наливают себе ром. Садятся за стол, расправляют салфетки на колени.
     - Что же это получается, Зама, что для тебя кризис желанное явление?
Банкир произносит на японском поговорку.
     - Пользуясь хаосом, - переводит он, - блюсти свои личные интересы.
     - Ловить рыбу в мутной воде?
     - Вот-вот! А разве ты не взял свое при падении и при подъеме? Кризис по-японски имеет два иероглифа: беда и развитие. Это даже Анна Владимировна озвучивала, если помнишь. Выходит, для одних – беда, для других – развитие. А некоторые компании выходят из кризиса более окрепшими.
     - Ну, все равно, как-то неудобно пить за кризис. К тому же, у нас беда…
     - Мы живы. Тогда пьем за тех, кто выходит из него более крепкими.
Они чокаются.   

     Анна пишет ребус Гафару
Пальчики Анны с фиолетовым маникюром резво печатают на смартфоне: «Гафар, позвоню послезавтра тебе одному около двадцати часов по Москве. Как ты относишься к переезду в Москву: 1. на должность нефтяного эксперта в нашу компанию. Либо, 2. на должность представителя английской компании в России, в том числе и в твоей Сибири? Анна.

Следующая ночь. Сибирь. Двухэтажный рубленный домик руководства нефтяной акционерной компании.
Кабинет Акимыча. Гафар сидит в кресле директора. Огромная волосатая пятерня с синей тюремной наколкой на указательном пальце держит у уха трубку городского телефона.
     - Привет, дорогая! Почему звонит не Георг? Анна, когда ты была еще советником, ты выражалась более ясно. Что за ребус ты мне задала?
     - Да, Гафар, я дала тебе день и вводную, чтобы твои мысли обступили со всех сторон тему. Георгия нет и не будет. Он сбежал в другую страну лечиться. У него обнаружили неизлечимое заболевание.
     - Анна, такие новости, как серпом по… к ним надо было меня подготовить!
     - Какие вы, мужики, пошли нежные! Меня твой Георг тоже не готовил, - живу пока! Итак, ты - нефтяной эксперт у меня в компании: оклад пять тысяч долларов, половина времени в Москве, половина - в Сибири.
Слышится удивленный свист.
Анна продолжает.
     - Второй вариант, это должность, которую англичане прочили Георгию. Представитель их фирмы в России: три четверти времени в Сибири, остальное время в Москве. Георгию давали десять тысяч, тебе дадут меньше. Главное – ты не знаешь английский.
     - Жора в таком случае сказал бы: «Поздно рано вставать!» Я учить не сяду!
     - Не перебивай! Я с переездом помогу. Пока не знаю как, но чего-нибудь придумаем! Если вдруг тебя возьмут англичане, надеюсь, тоже помогут! 
     - Афигеть! Георг, Георг…
     - Главная задача, Гафар, - это официальное предоставление сибирскими компаниями выработавших ресурс скважин на внедрение английской технологии. И еще. Чем больше ты привезешь документов о дебите скважин, залегании нефтеносных жил и прочее и прочее, не только со своего участка, но и других, - тем ты будешь стоить дороже.
     - Ахренеть!
     - Если в принципе согласен, завтра вечером ты должен быть в Москве. Как и раньше задним числом оформлю тебе вызов с гостиницей. На следующий день будем прорываться к англичанам. Все! Пока!
Короткие гудки.
Обняв трубку телефона двумя кулаками, прислонив их ко рту, Гафар безучастно смотрит в черное окно. Кладет трубку, подходит к окну.
     «Георг, Георг…»
Глубокая ночь. Под тусклым фонарем стоит раздолбанная шестерка Жигулей. Метрах в двадцати горит еще один тусклый фонарь. Дальше кромешная темнота. У окна кружатся снежинки. Гафар отлипает от окна, подходит к небольшому застекленному шкафу, набитому папками с документами. Медленно перебирает папки. Находит нужную, кладет на ближайший стул. Затем находит еще пару. Несет их на стол, садится в кресло, выборочно листает. Несет одну папку, ставит ее обратно в шкаф. Смотрит задумчиво в окно. Подходит к небольшой черной доске, берет мел, рисует ехидного кота с яйцами. Пишет: «Акимыч, беру на три дня больничный!»
Выходит с двумя папками, как пьяный, поет.

ОТ ЗЛОЙ ТОСКИ НЕ МАТЕРИСЬ,
СЕГОДНЯ ТЫ БЕЗ СПИРТА ПЬЯН.
НА МАТЕРИК, НА МАТЕРИК,
ИДЕТ ПОСЛЕДНИЙ КАРАВАН… *

*«Последний караван» Слова и Музыка Александра Городницкого, 1960 год.

     Анна + первый «вице»      
Москва. За своим рабочим столом сидит заместитель президента, первый «вице», Михаил Натанович. Рядом в вальяжной позе сидит на стуле нефтяной эксперт. На компьютере у хозяина таблица с колонками цифр. Рядом раскрыты книга и журнал с показателями добычи нефти в Западной Сибири.
Дверь открывается, на секунду застыв в дверях, Анна решительно входит в кабинет и встает с другой стороны стола рядом с первым «вице». Тот откатывается в кресле, пытается встать. Президент жестом руки приказывает ему сидеть. Хозяин взглядом просит эксперта выйти. Тот делает вид, что не понимает.
     - Михаил Натанович, я к вам посовещаться, - не выдерживает президент.
     - Я вас слушаю, Анна Владимировна, - хозяин сверлит глазами эксперта.
 Эксперт не возмутим.
     - Я могу обсудить вопросы со своим замом? – президент в упор смотрит на эксперта.
 Тот встает, холодно смотрит на президента.
     - Меня зовут Андрей Игнатьевич.
С достоинством покидает кабинет.
Анна дает возможность тому закрыть дверь.
     - А для меня вы нахальный говнюк! - в сторону двери. - Еще раз это повторится, скажу вам при всех в глаза.
Садится рядом с первым «вице». Молчание длится не более двух секунд.
     - Ну и какой КПД от его советов? – спрашивает президент.
     - Скользкий человек. Пытаюсь получить от него хоть какую-то помощь. Одни общие рассуждения. Пару раз ловил на грубейших ошибках. Вы понимаете, Анна Владимировна, в отсутствие Георгия Петровича, он единственный, кто что-то знает о нефти.
     - Михаил Натанович, а как он появился в компании?
     - Он говорит, что его позвал Антон Евграфович, наш бывший до Вас шеф.
     - Но тот не имел связей с сибиряками и не мог сам его раскопать. Кто-то тогда его рекомендовал? Наведите по нему справки, чей он ставленник.
     - Хорошо. Анна Владимировна. Я запарываю ваше поручение. У меня в набросках концепции развития нефтяного направления, кроме академических постулатов, которые я черпаю из книг и журналов, отсутствует конкретика.
     - Анна с любопытством смотрит на своего зама.
     - Я чувствую себя, как в вакууме. Мне не на что опереться.
Зам вдавил голову в плечи, ожидая втыков.
     - Я прочитала ваши соображения по поводу развития направления. Я рада, что во многом наши позиции совпадают.
     Анна видит, как меняется выражение на лице Натановича, на щеках появляется румянец.
     - Сегодня я скину на ваш компьютер мои и Георгия Петровича соображения по результатам злополучного полета в Сибирь. Вам будет на что опереться.
Президент смотрит на своего зама, видимо, не решаясь высказать еще, что-то важное. Тот чувствует напряжение и подается вперед.
     - Михаил Натанович! Нас только двое. Давайте попробуем увеличить обороты. Мне нельзя занимать три должности одновременно, - и члена Совета директоров, и президента, и ответственного за нефтяное направление. Вы понимаете, о чем я. Ваша голубая мечта может сбыться очень скоро.
 Натанович отодвигается, опускает глаза и его лицо покрывается пунцовыми пятнами.
 Президент продолжает.
     - Если мне удастся переманить к нам начальника нефтяного участка, подружитесь с ним. Это будет настоящий помощник вам и мне. Если он завтра прилетит, мы втроем сядем и проработаем основные направления развития и структуру компании под эти направления.
     - Я не могу вам прямо смотреть в глаза, Анна Владимировна! - опустив глаза, выдавливает зам. - Меня до сих пор жжет стыд за мою дерзость тогда на президентском совете.
Затравленным взглядом Натанович смотрит на своего шефа.
      - Простите меня!
      - Как вы поняли, я вас давно простила. Изучите проект договора с сибиряками. Готовьтесь на неделю отправиться в Сибирь и полазить вместе с Гафаром по его участку. Впитывайте, как губка, все его советы.
     - Когда командировка?
     - Прилетит Гафар, уточним. После этого я представлю вас руководству англичан и сибиряков, как кандидата на должность президента компании.
     - Спасибо за доверие, Анна Владимировна. Я сознаю драматизм ситуации, сделаю все, что в моих силах.
Анна, молча, смотрит в его глаза, читает что-то нужное ей, кивает головой.

     Царский подарок         
С коротким стуком входит улыбающаяся Генриетта. Анна Владимировн! Я за вами! Вас двоих все ждут. Все в сборе!
Анна изумленно оглядывает вечернее платье Генриетты, ее туфли, сияющее лицо. Закрывает глаза, трясет головой.
     - Генриетта, объяснись! Что происходит?
     - Как вредно не бывать на этаже верхнего руководства! Мне дана минута, чтобы вас привести.
Генриетта стоит в открытых дверях, приглашая следовать за нею с невозмутимым видом.
     - А я - то считала тебя своим доверенным лицом! Ну, погодите, заговорщики! Проворачивать делишки за спиной президента? Никому не позволю! И ты меня не ставишь в известность?
Генриетта оглядывается назад, тихо: «Мне бо`шку обещал отгрызть Председатель, если хоть одна душа узнает в компании!».
Процессия во главе с Генриеттой быстрым шагом направляется к президентскому кабинету. Генриетта распахивает дверь кабинета, пропускает Анну и придерживает первого «вице». Анна, делает шаг, останавливается ослепленная. Заиграла какая - то бравурная музыка, раздаются возгласы, жидкие хлопки.
Кабинет Анне кажется сначала каким – то залом приемов. Стол теплеет благородным матовым цветом. Ее президентское кресло больше похоже на тронное. С двух сторон от стола стоят стулья с высокими спинками, обтянутые красивым гобеленом. Справа примыкает небольшой стол, на котором мерцает большой монитор компьютера, стоит какая-то система связи и два телефона. Спиной к столу стоят, аплодируя, Председатель, помощник Банкира, дизайнер, Геннадий Кузьмич, ее протеже начальник планово-экономического отдела Наталья Павловна. За спинами стоящих просматриваются на столе блюда с едой и салатами, бутылки, фужеры, бокалы. В дальнем углу замер с тележкой официант в белой форме и белых перчатках.
Музыка и хлопки стихли, от стоящих отделяется фигура помощника Банкира. В руках он держит маленький серебряный поднос, где на синей бархатной подушечке лежат два блестящих золотом английских ключика.
     - Поздравляю, Анна Владимировна, и вручаю ключи от вашего кабинета, а этот, - от комнаты отдыха. Такая обаятельная женщина – президент заслуживает такого изысканного кабинета. С каждым проведенным днем в кабинете, вы по достоинству оцените его удобства и функциональность.
Передает в ее руки подносик с ключами.
     - Анна Владимировна, я, грешник, - начал Председатель, - вместе с вами был свидетель зарождения идеи нового кабинета, когда мы были в кабинете Банкира Евгения Замыча.  И я вам скажу, господа, - оглядывается на стоящих за ним, - Анна Владимировна заработала его исключительно своей головкой!
     - Косвенно в этом причастен и Геннадий Кузьмич, который по праву стоит здесь сейчас! – добавляет Анна.
     - Я-я-я? – тушуется Геннадий Кузьмич. - На х-хорош-шие дела у меня короткая память! Ну-ка, напомни мне, Предс-седатель!
     - Ни в коем разе, Анна Владимировна!  Пусть помучается, как он помучил нас в свое время!
     - Гос-спода, гос-спода, ч-что вы в с-самом деле! Ес-сли я прич-час-стен, как вы говорите, так напомните ж-же мне!
     - Все! – ехидно замечает Председатель, - проехали! Анна Владимировна - почтительно склонив голову, - вызывайте меня почаще к себе «на ковер», чтобы я был свидетель, как рождаются новые идеи в таком кабинете!
     - Не-ет! – прерывает дизайнер. - Я так не согласен! Анна Владимировна, давайте осмотрим вашу комнату отдыха. Оцените ее и скажите, что вы об этом думаете.
Подбегает к президенту, бесцеремонно хватает ее под локоть, подталкивает к двери комнаты отдыха. Президент смотрит на помощника Банкира, тот улыбается. Президент крутит головой, а дизайнер толкает и толкает ее к двери. Наконец, он добивается своего, распахивает дверь, наклоняет подобострастно голову и широким жестом предлагает переступить порог.
     - Прошу, Анна Владимировна! Скажите же мне хоть пару слов! Здесь столько души вложено! Столько нерв!
Все потянулись, как хвост кометы Галлея, за президентом. Дизайнер отстает от президента только на середине комнаты и отходит к группе робко перешагнувшей только ее порог. Некоторые так и не смогли этого сделать, просунув любопытные головы в комнату. И не находится ни одной головы, чтобы с удивлением или с восхищением она не выдохнула или протянула замысловатое: «Вот это да-а-а!»
Комната больше походила на зал элитного отеля для приема отпрысков королевских кровей. Малахитовые с золотом стены, выступающие из стен колонны, набранный из цветных каких-то редких пород дерева, пол. Комодики, шкафчики, туалетный столик из светло-коричневого дерева, большое зеркало, отделанное позолотой. Уютный обтянутый бархатом диван. В комнате на стенах висят две картины: небольшая бухточка с лазурным морем и нависшей над ней скалой и летнее поле ржи с васильками, вдающееся в лес.
     - И в этих апартаментах можно жить? – засомневалась президент.
     - А вы попробуйте, потом расскажете! – радостно предложил дизайнер.
Быстрыми шагами приближается к президенту, что-то шепчет на ухо и так же быстро семенит обратно к группе.
     - Не может быть! – не поверила Анна.
Президент быстро подходит к двери, ведущей, очевидно, в душевую и туалет. Открывает дверь, ахает в изумлении. Быстро закрывает ее обратно. Качает головой, идет в кабинет сквозь расступившуюся толпу в дверях. Встает у своего стола. Она не слышит, как скрипучий голос Геннадия Кузьмича тихо всем открывает тайну.
     - Я ж-же говорил вам, как прич-час-стный к этому празднику, ч-что с-сантех-хника там с-с позолотой!
Каждый из присутствующих тихой репликой удивления и восхищения соглашается с ним.
Все возвращаются к столу, стоят, глядя на президента. Видят, что она хочет что-то заявить. Председатель быстро оценивает обстановку, перехватывает инициативу.
     - Так!  Еще не «нолито»! Начнем, пожалуй, традиционно, выстрелив пробкой шампанского! Потом, - кто чего захочет!
     - Нет, любезный, - охлаждает он пыл официанта, - горячего пока не надо!
Хватает бутылку шампанского, пытается открыть пробку, продолжает.
     - Угомоним вот эти вкусные салаты с крабами, фуа-гра с ананасовым соусом! О-о! Мой любимый салат с трюфелями! Первый тост я выучил еще вчера, так что уж позвольте мне, госпожа президент!
Пробка глухо выстреливает в стену, перелетев через стол. Председатель наливает Анне, себе и помощнику Банкира рядом. На столе образуется лужица.
Анна разводит руками и опускает голову.
     - Вот это называется «обмыли», - указывает Геннадий Кузьмич на лужицу на столе.
     - Любезный, - резко обращается Председатель к официанту, - мы же договорились! Вы ни на шаг не отходите от президента Анны Владимировны и упреждаете все ее желания! А мы уж, как-нибудь и без вас перебьемся!
Любезный быстро катит тележку с напитками. Наклоняется.
     - Нет! – тихо говорит президент.
Отодвигает фужер рукой, в котором уже пенилась влага, налитая Председателем.
     - Мне водки.
Официант наливает водку Анне в бокал.
Проносится одобрительный мужской хор.
      - У-у-у!
      - И я, пож-жалуй, с-собезьяннич-чаю!  Президент плох-хого не пос-советует! -  слышится скрипучий голос Кузьмича.
 Председатель хватает бутылку водки, наливает себе, передает ее через помощника Банкира, который сидит рядом, Геннадию Кузьмичу. Оглядывает присутствующих, сидящих за ним на одной стороне.
     - Так! Анна Владимировна! Вы настоящий руководитель! Никто не сомневается в этом из здесь присутствующих! Каждый из нас готов подставить вам свое плечо! Помните, мы – рядом! Мы готовы взять все повседневные заботы. А ваша главная задача – генерировать идеи! Делегировать свои полномочия подчиненным. За ваше мудрое руководство!
Чокается с бокалом президента, лихо опрокидывает свой по назначению.
Президент выпивает свои семьдесят граммов под пристальные взгляды желающих подставить не только свое плечо, но и свой рот.
Президент через минуту встает, все замолкают.
Официант тотчас наливает водки в бокал.
     - Передайте искреннюю благодарность Евгению Замавичу, - обращается она к помощнику Банкира, - за столь царский подарок! Спасибо нашему дизайнеру за упорство и контроль в реализации замысла. Спасибо вам, Председатель и всем присутствующим за слова поддержки и желании разделить со мной ответственность. Но я вынуждена покинуть вас.
     - Как это? Как это? – не одобряет Геннадий Кузьмич.
     - Что еще случилось, Анна Владимировна? – удивленно хмурится Председатель.
     - Но я не могу сорвать важные мероприятия, - оправдывается президент, - которые я запланировала!
     - Любые важные мероприятия часик могут отлежаться! – несогласно замечает Председатель.
      - Но мне надо обязательно сейчас сделать важный звонок. Потом я жду у себя очень важную персону.
      - Ну, так сидите, принимайте участие в трапезе и ждите в своем кабинете, когда нарисуется ваша важная персона! – соглашается советник Банкира.
Дизайнер решительно выходит из-за стола и направляется к сложному телефонному агрегату на столе у Анны.
      - Диктуйте номер!
      - Но-о здесь…
      - Называйте, называйте! – безоговорочно настаивает Председатель, - нас здесь нет!
Анна пожимает плечиком, начинает диктовать номер, глядит в свой помощник, - тоненькую электронную книжечку, которую всегда носит в кармане.
Председатель стучит вилкой по краю бокала, грозно замечает: «Продолжайте отмечать, но, чтобы ни одна вилка не скрипнула о блюдо!»
Длинный гудок прерывается приятным женским голосом с акцентом.
Телефон был поставлен на громкую связь.
     - Это торгпредство Великобритании. Вас слушают! Алло?
     - Ну, надо же! – чья-то реплика из присутствующих.
     - Алло? Кто вам нужен? – голос по «громкой».
     - Вы не могли бы позвать мистера Вилсона? – просит президент.
     - Да, сейчас попробую, пожалуйста, подождите!
Чуть слышен фон множества женских и мужских голосов на английском. Иногда раздается смех, отдельные реплики, играет приятный джаз.
Запыхавшийся голос с легким акцентом.
     - Мистер Вилсон у телефона! Я вас слушаю!
     - Добрый вечер м-р Вилсон, у вас так весело! Это президент компании… миссис Михайлова!
     - О-о! Анна Владимировна, рад вас слышать! Действительно, у нас сегодня весело! Мистер Робинсон летит сейчас в самолете и будет в Москве ночью. Пробудет в Москве два дня и на неделю улетает в Тюмень.
     - Вот как? – слышится у президента разочарование в голосе.
     - Да, он очень огорчен вашей неудачей в Сибири. Летит в Тюмень знакомиться с местными условиями добычи нефти.
     - Понятно…
Мистер Вилсон, видимо, уловил эти изменения.
      - Анна Владимировна! Это не то, что вы подумали! Это чисто ознакомительный полет!
      - М-р Вилсон, - берет себя в руки Анна, - не могли бы вы попросить м-ра Робинсона принять нас на второй день его нахождения в столице?
      - Обязательно попрошу, Анна Владимировна! Мы все знаем, что вы с Джорджем без приятных новостей не появляетесь! Ему от меня большой привет!
     - Спасибо вам, м-р Вилсон, буду ждать звонка.
Во время разговора никто, кроме Геннадия Кузьмича, к еде не притронулся.
     - Кто такой Джордж? - отпив из бокала сока, заинтересовался Председатель.
     - Так зовет м-р Робинсон - не поднимает головы президент, - Георгия Петровича… да и остальные тоже.
     - Так, Анна Владимировна! Давайте выпьем за успех!
Председатель вкладывает в руку президента бокал с водкой, чокается.
     - Выпейте и поешьте! Не к лицу хандрить в таком кабинете!
Президент взглянула на Председателя. Пьет свой бокал до половины. Председатель пододвигает ей салат.
     - Вот это правильно, президент!
     - И не раскисайте! - только ей, тихо, - а то подумают, что вы слабая женщина! Председатель приступает к своим любимым трюфелям.
     - Позвольте, позвольте, Анна Владимировна! Вы ж-же с-сказали англичанам, ч-что прос-сите принять «нас-с»… но Георгия Петрович-ча нет?
     - Да-а! – поддерживает Председатель, - и этот мистер сказал, что ждет вас с Джорджем? Как же вы…
     - Все так. Я напрашиваюсь к ним с бывшим начальником сибирского нефтяного участка.
     -  С Джафаром? – подскакивает Председатель.
     - С Гафаром. - продолжает заниматься салатом Анна.
     - Но почему вы не рассказываете мне о своих планах?
     - Я однажды уже рассмешила Создателя, делясь с вами своими планами.
     - Но его, я слышал, - встрепенулся помощник Банкира, - Лев Спиридонович, глава области, выгнал из начальников в мастера за ту папку с дефектным оборудованием, что тот передал Георгию Петровичу.
     - И вы даже это знаете? – удивилась президент. - От этого опыт Гафара нисколько не уменьшился, - холодно заметила она.
     - Вы что, действительно, хотите устроить смотрины у англичан Гафара? – удивился помощник Банкира. - Его «Голова» сотрет в порошок и сдует с ладони!
     - Если успеет! – подняла на него глаза президент. - У нас нет выхода. Да, его прилета я жду сегодня с нетерпением.
Отодвигает тарелку, устало глядит на помощника Банкира.
     - Надо нам с Гафаром многое обговорить.
     - Вот это фишка! – восхитился помощник.
     - Ну, Анна Владимировна!  - присоединился к помощнику Председатель, проглотив свой трюфель.
     - Господа, - прикладывает пальцы к виску президент, - позвольте мне на десять минут удалиться, у меня страшно разболелась голова.
     - К вашим услугам ваша комната отдыха! - выскакивает дизайнер из-за стола, -
пойдемте, я покажу, как просто все работает.
     - Я с вами! - решительно поднимается Наталья Павловна.
     - Да, да! Проводите ее! – поддержал Председатель.
Процессия во главе с дизайнером двигается в комнату отдыха.
Наталья Павловна ведет под локоть бледного президента.
Дизайнер подскакивает к тахте, хватает огромную подушку, которая обычно бывает за спиною, кладет ее в кресло. Тоже он быстро проделывает со второй. Выдвигает в стенке ящичек, в его руках оказывается второй клетчатый плед, который он ловко расстилает на тахте, не забыв положить маленькую подушку. Другой огромный плед из тонкой ирландской шерсти уже держит в руках, готовый накрыть им президента.
    - Вы пока прилягте и снимите только жакет, а вот этим пледом прикройтесь.
    - Все, все! Спасибо! - толкает его к двери Наталья Павловна. - Мы без вас теперь справимся и знаем, что снять, а что прикрыть!
С глупой ухмылкой на лице дизайнер появляется из дверей, разводит руками.
    - Выперли! - идет на свое место.
    - Михал Натанович, вы в курсе того, о чем сейчас рассказала нам президент? – обращается к заму президента Председатель.
    - Президент зашла в мой кабинет, и мы только начали обсуждать эту ситуацию, как за нами пришла секретарь Генриетта Соломоновна.
     -  Да, это я ее послал. Но Septem enim ne moreris! - семеро одного не ждут! И вы ничего не знали о вызове Гафара?
     - Полагаю, с этим и зашла президент ко мне.
Выходит из комнаты Наталья Павловна. Быстро садится на свое место. Ловко наливает себе водки и мигом опрокидывает ее в рот под молчаливые взгляды присутствующих.
     - Анне Владимировне, действительно, надо отключиться на полчасика. Такие нервные стрессы… можно нормально разговаривать, за двумя дверьми ничего не слышно.
     - Во! - торжественно поднимает палец дизайнер, - еще одна положительная оценка.

     Появление Гафара               
     - Анна Владимировна, это вахтер Михалыч, - по громкой прорезался голос, - секретаря нету, а к вам мужчина прорывается из Сибири. Гафар Немулят…- путается в буквах вахтер.
Повисает двухсекундная тишина.
Первый «вице» рванулся к аппарату. Секунду смотрит на него, тычет пальцем нужную кнопку.
     - Михалыч! Я спускаюсь, сейчас его встречу, и провожу к президенту. Мы ждем его. Быстро выходит из кабинета.
     - А ч-что? - торжествуеще оглядывает всех Геннадий Кузьмич, - х-хорош-шая реакц-ция у зама? - Глядит на Председателя.
     - Да, уж! – соглашается тот и опрокидывает в рот очередную порцию водочки. - Надо же! Прилетел! Все по плану у президента! - Тычет вилкой в черный срез трюфеля.

     - Прошу! - распахивает дверь первый «вице».
Пропускает вперед Гафара.
Гафар делает только шаг в кабинет и останавливается.
     - Алла Анасы! – изумленно осматривается Гафар. - Матерь Божья! Куда я попал?         
     - Давай, давай, Гафар, заходи! – встречает его Председатель. - Ты попал к друзьям, и они тебе рады! - Жмет лапищу Гафара.
Гафар обводит всех взглядом.
     - А где же президент? Где Анна… Владимировна?
     - Там она! - показывает на комнату отдыха Председатель, усаживая Гафара рядом с Первым «вице» - У нее разболелась голова. Она ждала вас и договаривалась с англичанами, чтобы вас с нею завтра приняли в торгпредстве.
      - Ну, дела! Как она быстро все проворачивает!
      - Гафар, - с полным ртом говорит Председатель, - это Москва… а не медвежий угол Сибири! Здесь не будешь… быстро крутиться, - не поешь!
     - Любезный! Еще приборы на человека! – обращается он к официанту.
     - Да, уж, по вашему столу вижу, что крутитесь вы, как волчок!
     - Гафар, - обращается к нему Председатель, - десять минут назад президент сказала про тебя, что ждет важную персону.
      - Важнее в данный момент не бывает! - с достоинством поднимает палец вверх Гафар.
      - Ты смотри, как отслеживает ситуацию! – удивленно восклицает Председатель. - Вот это татарин!  - тихо себе под нос. 
     - Председатель, я пойду, пожалуй, - вылезает из-за стола помощник Банкира.
     - А чего так? Еще не приняли под горячее?
     - Надо доложить Евгению Замавичу кое-какие вопросы.
Дизайнер тоже поднимается.
     - Сиди уж! – смотрит на него помощник. - Ты ведь после президента больше всех причастен к этому вечеру!
     - Я закрыл свой кабинет, - смотрит на помощника Председатель, - ты же у меня раздевался! Пойдем, провожу тебя!
     - Любезный, а ты посади Гафара рядом со мной, коли место освободилось. Да шевелись, давай!
Помощник Банкира встает, выходит из-за стола.
     - Садись, садись, Гафар, рядом! Да положи ты свой баул вон на столик! – командует Председатель.
Обнимая за плечо помощника, Председатель покидает с ним кабинет.
      - Гафар, я понял, ты знаком с Председателем по сибирской командировке. - берет в свои руки бразды правления первый «вице». - Я тебя сейчас представлю присутствующих.
Подходит к Геннадию Кузьмичу.
     - Геннадий Кузьмич, - один из пяти членов Совета директоров.
     - Как это? Как это? – возмущенно вскинулся Геннадий Кузьмич. - Ты ч-что ж-же, до ш-шес-сти с-с-ч-читать не умееш-шь? Х-хорош-шо, ч-что тебя с-сейч-час-с-с не с-слыш-шит президент! А то она бы с-снова тебя пос-сч-читала!
     - Не понял! – смотрит на него Гафар. - А что, у вас президент еще и член Совета директоров? Анна… Владимировна?
     - У нас-с в с-столице вс-се возмож-жно, Гафар! - кивает головой Геннадий Кузьмич.
     - Это, как же крутиться надо, чтобы за два неполных месяца занять такие должности? Это же башка отскочить может! Не-ет, у нас в Сибири живут размеренно!
     - И это Анна Владимировна, добилась по заслугам, Гафар! - кивает головой начальник ПЭО. - Я начальник планово-экономического отдела Наталья Павловна. Откуда и выпорхнула президент.
     - Рядом, - секретарь президента, - Генриетта Соломоновна, – знакомит помощник президента. – Это дизайнер от Банкира, создатель этого кабинета.
     - А это, - показывает пальцем на первого «вице» вошедший Председатель, - первый зам президента.
     - Да, мы уже познакомились! – отвечает Гафар.
     - Садись, садись рядом, чего стоишь?  Налить штрафную Гафару! – командует Председатель.
Гафар садится.
      - А мне, Председатель, заменить можно? - щелкает Гафар по бокалу, показывает на фужер для шампанского.
      - А еще сибиряк! – подначивает Председатель. - Да видел бы ты, как Анна Владимировна и та пила вместо шампанского водку!
   Любезный наливает Гафару в фужер водку.
     - Да я и не против. Ну, за ваш дружный коллектив! За вашего президента, дай Бог, ей здоровья!
Не спеша, Гафар выливает содержимое в рот, не замочив шикарные усы, в полной тишине и остановленных на нем восхищенных взглядах.

Генриетта Соломоновна, Наталья Павловна и официант убирают со стола посуду в коробки. Недоеденные блюда счищают с тарелок в бачок. Входит водитель ресторанного фургончика, забирает коробки и уносит в машину.
Гафар сидит в кресле президента с раскрытой папкой и что-то читает.
Дверь комнаты отдыха открывается, появляется на пороге президент и застывает, озирая кабинет.
     - Гафар! Какой молодец, прилетел!
Генриетта и Наталья, бросив убираться, обступают Анну.
     - Ну, как ты, Аннушка? – дотрагивается до руки Генриетта.
     - Ну, совсем другой вид, Анна Владимировна! – улыбается Наталья Павловна. -
Значит, хоть немного удалось скинуть стресс!
     - Сколько я была в отключке? – спрашивает президент.
     - Только полтора часа! – улыбается Генриетта.
     - Ничего себе, только! Никогда себе такого не позволяла!
     - Анна Владимировна, если бы вы не поспали, - не соглашается Наталья Павловна, - вы сейчас были бы не работоспособны!
Гафар уже стоит рядом и улыбается в усы.
     - Девочки, какие вы молодцы! Можно я сейчас удалюсь с Гафаром в комнату отдыха, мы не будем вам мешать. Нам многое обсудить надо.
      - Ну, так и быть! – улыбается Генриетта.
      - Мы вам разрешаем удалиться! – поддерживает Наталья Павловна. 
Девочки смеются.
Президент кисло улыбается.
     - Разрешаем удалиться, при условии, – поднимает пальчик Наталья Павловна, - вы  мне разрешите сделать вам кофе и вы  должны съесть хоть все три эти бутерброда с черный икрой. И я удалюсь. В отличие от нас, вы так и не поели.               
      - Пойдем в комнату отдыха, Гафар, у нас не больше часа, мне еще посмотреть договор обязательно надо. Завтра нас обещали пригласить на переговоры в торгпредство.

      Совет в «Царском подарке»
Комната отдыха президента. У небольшого стола на стуле сидит Гафар.
Наталья несет две чашечки кофе ставит на стол. Уходит. Анна садится в кресло. Пододвигает тарелку с бутербродами, берет сама, кивает Гафару.
     - Рассказывай, какие дела в вашем АО?

На стильных настенных часах минутная стрелка уже прошла на лимбе три раза по пять минут.
     «… вот такие плачевные дела у нас, Анна Владимировна!» - закончил Гафар доклад о плачевном положении в своем АО.
     - И если хотите быстро все провернуть, особенно, мое обустройство в Москве, - спешите, пока «Голова» лежит в госпитале.
     - Неужели он такой вредный мужик?
     - Вредный, мягко сказано! И злопамятный!
     - Гафар, мне теперь, в отсутствие Георгия, только у тебя можно это узнать. Скажи, а не было у тебя разговоров с Георгием о лизинге.
     - Как же, как же! Еще какие необычные разговоры. Георг объяснил мне, что это такое и посетовал, что он даже интересовался в Минтопе, но о такой форме договоров никто не слышал. Нам самим, как бестолковым, долго объясняли, что такое приватизация и акционерное общество. Как нас насильно акционировали, - все пошло в разнос.
     - Да-а… а ведь лизинг для нас был бы самой удобной формой сотрудничества с вами сибиряками.
     - Мне Георг доходчиво это объяснил. Ну, на фига вам, москвичам, покупать нефтяной бизнес, в котором вы ни хрена не смыслите? Занимались бы и дальше своим «купи-продай»! А если все-таки брать, то надо целый готовый участок, а не тридцать или сорок скважин. На моем участке все притерто за годы и все подогнано. И я, почти, ни от кого независим.
     - Ну, ну, давай, Гафар, рассказывай, что поменяется, если все-таки брать в лизинг?
И Гафар начинает «новую сказку из тысячи и одной ночи».
Они добрым словом вспомнили предусмотрительного дизайнера, затоварившего микробуфетик и холодильник, в которых нашли и растворимый кофе, и печенье, и сливки. А сейчас сидели, обдумывая, все переговоренное. Никто не отважился предложить первым новое решение.
Первой не выдержала Анна.
     - Может, правда, обговорить все новые договоренности с Акимычем, «Головой» и мистерами и предложить взять в лизинг целый участок. Ну-ка, еще раз озвуч, что в него входит?
Гафар озвучил.
     - Я тебе говорю, Анна, Акимыч, когда услышал от меня, что вы хотите покупать только 40 скважин, удивился, почему так мало. «Голова» с самого начала очень подозрительно относится к тому, что кто-то урвет себе кусок его, как он сам считает, нефтяного бизнеса. Думаю и «Голова» проглотит лизинг. А англичанам только в плюс, если скважин для реанимации будет на два порядка больше.
     - Да-а, мистеры должны пойти на дополнительные уступки, услышав про такое количество. Торгпред сам озвучивал, чтобы мы предложили Робинсону «злачное место». Но теперь это уже совсем другие деньги! Без Банкира нам это не вытянуть, а вот захочет ли он войти в такое большое дело, - это загадка.
     - А Председатель, как к этому отнесется?
     - Не знаю, Гафар, не знаю! Знаю, что он не любит залезать в долги. Думаю, что будет не в восторге от новой идеи. А может, и вообще запретить даже обращаться к Банкиру с лизингом. Это же Председатель! Но времени у нас нет обмусоливать этот вопрос со всеми. Рискнем завтра начать с англичан?
     - Георгий нас поддержал бы! А кто не рискует, тому фужерчик не наливают! -
хитро улыбается Гафар.
Анна укоризненно на него смотрит.
               



















































Глава 5. Земляк планирует будущее капитана.

     Воспоминание детства Георгия
Ночью, перед сном, в своем сарае на Георгия накатились воспоминания.
Зима, четыре года, как закончилась война. Утопающий в сугробах подмосковный городок.  Шоссе, проходящее мимо его дома из Москвы и ведущее на Урал. Его дом, с колоннами, который потом назовут сталинский, четырехэтажный и четырехподъездный.
Трехэтажный остов недостроя рядом с его последним подъездом и был любимым для таких, как он, местом всех игр. И он - десятилетка, сын погибшего на фронте, безотцовщина, был участник всех авантюрных событий на этой, как они говорили, «постройке».
На свалку вторчермета, для их паровозостроительного завода, свозили немецкую и нашу подбитую технику, которую немедленно обследовали группы мальчишек. Чего только не находили там! У некоторых ребят были пистолеты разных марок, боевые ножи, наши и немецкие гранаты. У него самого был наган, с вращающейся обоймой для пяти пуль. Его он выменял на противогаз и боевой нож с необыкновенной ручкой из темного с красивыми прожилками дерева, на котором было что-то написано арабской вязью. А еще выжжены какие-то колдовские символы. Более старшие ребята приносили и разбирали снаряды, доставая порох, которого у всех в заначке было много.

Двое второклассников, в валенках, пальто с поднятым воротником, повязанный у всех шарфом, идут из школы домой. Их догоняет третий: «Давайте, рассказывайте, чего вчера нашли на свалке вторчермета?»
Все трое останавливаются. Двое переглядываются.
Третий к первому: «Жорка, не тяни! Ты же знаешь, что я, - могила!»                Второй к третьему: «Клянись, Вовач, что никому не скажешь!»                Вовач ко второму: «Алька, ты чего? Я когда протрепался? Жорка, скажи!»                Жорка: «Клянись, Вовач!»
Вовач бросает портфель, средним пальцем проводит по переднему нижнему зубу, будто дергает струну, потом ребром ладони проводит по шее: «Гадом буду, - никому!»         Жорка оглядывается, пригибает голову, тихо: «Вчера гранату надыбали, в моторном отсеке немецкого танка. Приходи в четыре на наше место, подрывать будем.
Зимний вечер. Вовач стоит у входа в подвал, переминается от холода с ноги на ногу, хлопает себя по бокам.
Подходят Жорка и Алька.
      - Минут пятнадцать стою мерзну! – жалуется Вовач.
      - Пошли, - машет рукой Жорка.
Темный подвал. Алька включает слабенький фонарик, освещая себе дорогу. Следом идут Жорка и Вовач. Слева и справа чернеют проемы помещений.
     - Вот и наша комната, - останавливается Жорка.
В проеме - несколько ящиков вместо табуретов. Алька шарит под одним из них, находит свечку.
      - Алька: «Ё-моё! Спички забыл!»
       - Держи! - Подает спички Жорка. Зажигают свечку.
       - Алька посвети! -  шарит в другом углу Жорка, достает гранату. - Цела! Вот она.
Показывает Вовачу гранату.
       - Немецкая, пехотная! - только взглянув, сразу определяет Вовач.
        - Смотри-ка, сразу узнал! – хвалит Алька.
        - А чего ее определять? – важно смотрит Вовач, - как я увидел длинную ручку, так и узнал. Мне и надписи смотреть не надо. Что я гранаты не видел? Да побольше тебя!
       - Так, пошли на полигон, - командует Жорка.
        - Это куда? – смотрит на него Вовач.
        - Да это дальше, через три проема, - уточняет Жорка. - Там мы все взрываем. Там и дощечки от ящиков для костра. Старшие ребята недавно тут снаряд на костре взорвали. Так рвануло, что из дома мужики повыбегали. Но поймать никого не удалось.
       - А давай ее бросим в проход, - предлагает Алька, - а сами за стенкой здесь спрячемся!
       - Точно! Как немцы кидали! – соглашается Вовач.
       -  А сумеем снять с предохранителя, бросить и спрятаться? – смотрит Жорка на Вовача.
       - Ерунда! – хвалится знаниями Вовач. - Эта из всех гранат чуть ли не дольше всех после снятия предохранителя взрывается.
        - Кто кидать будет? – спрашивает Алька.
        - Кинем жребий, - предлагает Жорка.
        -  На считалочке? – интересуется Алька.
        -  Не, на спичках! Дай сюда коробок! – командует Жорка.            
Вытаскивает три спички: «Алька, свети получше, а вы смотрите! Без мухляжа! Одна целая, одна чуть короче, другая короткая. Кто вытащит целую, тот кидает».
Ломает концы у двух спичек. Показывает: «Видели?»
Отворачивается, ровняет головки, поворачивается к друзьям.
      - Я тащу первый, - заявляет Алька. – Тащит: «Во, гадина! Короткая!»
 Тянет Вовач: «Есть! Подфартило! Не ломанная! Я кидаю!»
      - Смотри, Вовач! Вот чека, вот это сюда дернешь, - и сразу кидай, и прячься за стенку!
      - Да, знаю! Давай!
      - Кидаешь по счету три! – предупреждает Жорка. - Алька, айда в угол и присядем! Хрен его знает, как осколки полетят!
      - Э-э! Алька, - запротестовал Вовач. - Ты фонарик убрал. А я ничего не вижу!
      - Щас увидишь! - говорит Жорка. - Достает еще огарок свечи, зажигает. Бережно несет в проход, где стоит Вовач, крепит свечку на выступе кирпича на уровне глаз.
      - Во, что надо! Щас вижу. Считай! – командует Вовач.
      - Да, погоди ты! Дай в комнату до угла дойдем, оттуда и буду считать.
 Жорка из коматы: «Ра-аз! Два-а! Три!!»
Вовач дергает чеку, швыряет. Слышится сразу удар о стенку и тотчас взрыв – звуки осколков, как сильный град. Свечи гаснут, полная темнота. Три секунды молчания.
Из темноты, испуганный голос Жорки: «Вовач, ты жив?»       
Две секунды молчания: «Кажись, да…»
Алька включает фонарик: «Иди к нам!» Вовач подходит.   
      - Ты, зараза, куда кидал? – зло спрашивает Жорка.
      - Кидал, конечно, в проход, - виновато произносит Вовач, - но рука сбилась! Попал в ближайшую стенку. Еле успел нырнуть за стену…
      - Так! Тихо! – толкает ребят Жорка.
Где-то на входе в подвал слышны мужские голоса и виден тусклый свет фонарика.
       - Ну, пять минут назад, не больше! – слышится первый голос. - Я в подъезд входил, а тут рвануло! Совсем рядом!
      - Тогда их накроем! – уверенный второй голос. - Мы вчера втроем час работали и завалили выход из подвала!   
Жорка дует на свечку, шепотом: «Атас! Тихо! Хватайтесь за руку! За мной! Я знаю лаз!»

Продуктовый магазин в том же доме. Поздний вечер. Георгий стоит в очереди с матерями других ребят дома за хлебом, который обещали подвезти. Матери после работы обмениваются между собой последними новостями.
Нюрка: «Бабы, слышали? Говорят, на постройке сегодня опять шарахнуло!»
Клавка: «Ну, чего их тянет на свалку вторчермета?»
Нюрка: «Они вот там и находят снаряды и патроны, чтобы их подрывать на картофельном поле и в подвале!»
Зинка: «И когда эту чертову свалку уберут? Третий год переплавляют танки и пушки, а их все привозят!»
Клавка: «Говорят, сегодня обошлось. А на прошлой неделе троим досталось!»
Нюрка: «Это кому же?»
Клавка: «Берхину два пальца оторвало и, по-моему, глаз выбило. Но спасли мальчишку. Быстро скорая приехала».
Зинка: «А другие как? Из каких домов?»
Нюрка: «А вон, Жорка стоит, наверняка, был с ними. Жорка! Ну-ка, поди сюда!»
Жорка подходит.
Нюрка: «Ты же был в компании вместе с Серегой Горшковым!»
Жорка: «Не-е, у нас своя компания, они постарше».
Зинка: «Нюрк, бесполезно! Даже, если и был, - не выдаст! Жорка, я слышала от матери, она с родителями Адмирала дружит,* что ты отказался идти в нахимовское училище, о чем хлопотал Адмирал? И грозил оттуда сбежать?»
Жорка: «Я не хочу в нахимовское!»
Нюрка: «Вот, дурак!»
Зинка: «Нюрк, оставь его. Мать жалуется, что он упрямый. Трудно Панке с ним!»
Клавка: «А я слышала, другого мальчишку ранило в двух местах. Правда, он не из наших домов. А сыну Адмирала** повезло, не задело».
 Нюрка: «Это Сереге Горшкову?»
 Клавка: «Ну, да!»            
  Нюрка: «Война проклятая! Мало того, что наших мужей отняла, да еще детям мстит!»

*Отец Адмирала Флота, Горшков Георгий Михайлович и мать Елена Феодосиевна, учителя, дружили с отцом автора, двадцативосьмилетним директором школы №20 и матерью, учителем. Адмирал нередко приезжал к родителям, и автор был у Адмирала на беседе, тот уговаривал поступать в нахимовское училище. Мать автора, к тому времени, получила «похоронку» о гибели отца, замкомбата, 30 января 1942 года. Автор окончил ту же школу, что и Адмирал Флота.

** Сергей Георгиевич Горшков, Адмирал Флота, (Маршальское звание), дважды Герой Советского Союза.

 А еще любимым занятием зимой дворовых ребят было катание на «снегурках» на шоссе, цепляясь крюком за задний борт проходящей полуторки.
На шоссе изредка проезжают машины. В сторону движения машин, рядом с переулком, стоят двое мальчишек по двенадцать лет. На обоих валенки. На валенках веревками прикручены коньки-снегурки. Оба стоят с крюками, смотрят на едущую из переулка полуторку.
     - Спорим, в нашу сторону завернет!  - смотрит на полуторку Жорка. - Ты сразу только не беги, а то водитель увидит. Дай ему немного повернуть, а уж тогда…
     - И с чего ты решил, что повернет в нашу сторону? – сомневается Алька.
     - Во, смотри, я угадал, включил поворотник. Готовься!

Машина медленно переезжает рельсы трамвая и поворачивает на шоссе в сторону ребят.
     - Не забудь! – кричит Жорка. - Ты цепляешься крюком за борт справа от меня! Бежим! Мальчишки бегут изо всех сил на коньках в сторону поворачивающей машины. Жорка успевает зацепиться крюком за борт. Крюк Альки соскальзывает, и он остается позади. Жорка едет, поставив ноги вместе, правая нога слегка выдвинута вперед. Проехав метров двести, Жорка отцепляет крюк и едет в сторону Альки. Подъезжает запыхавшись.
      - Ну, ты чего? - тяжело дыша, спрашивает Жорка.
      - Да крюк соскользнул! – оправдывается Алька.
      - Крюк у него соскользнул! Ты стартовал на секунду позже, чем надо! Вот и не смог зацепиться. Тут надо не упустить! А я один не поехал до поликлиники, как обычно. Одному не интересно. Давай ждать новую машину. Ты, уж, только не зевай!
      - А мне еще показалось, что шофер меня увидел!
      - Ну, и чего испугался? – выговаривал Жорка. - За мной не раз шофер, остановив машину, гнался. Вот тут нужны ноги! Чувствуешь, что тормозит, - атас! Сразу отцепляйся и назад! Разве же он поймает!   
Воспоминания пробудили много теплых чувств о его голодном холодном детстве.
      «И с чего это его пробило? Через столько лет! Значит, есть надежда, что и до ближних слоев памяти доберется! Скорей бы!

     Планы земляка
Как-то после очередного наплыва клиентов уже поздно вечером Павел прокричал: «Помоешься, приходи, посидим!»
Когда Георгий подошел к столику, на столе стояла бутылка вина, два стакана уже налитыми были наполовину, и две тарелки с овощами и крабами для Павла и земляка.
     - Давай поужинаем, земляк, сегодня вечер был удачный.
Он чокнулся с земляком, и они приступили к ужину.
     - Я начал было читать твои листочки, но все мое существо хозяина воспротивилось. Попробуй рассказать, земляк, так у тебя лучше получается. Так, где я еще упускаю свои денежки?
Георгий некоторое время не поднимал голову от тарелки. Потом начал.
     - Павел, если не будешь читать листочки и думать над ними, то мы поговорим, а дело не сдвинется.
     - Ты давай начни, земляк, а я послушаю. Только не упоминай трактора и гидроциклы. Чего там еще у тебя было? А то мне сразу хочется встать и уйти. Это в самом лучшем для тебя случае.
     - Вообще, Павел, о детях ты совсем не думаешь. А они ведь будут тянуть своих родителей к капитану Павлу посмотреть на огромного красивого попугая ару, который кричит из клетки: «Дукаты! Золотые дукаты!»*

     *Венецианская золотая монета с 13 в. (цехин).

Покормить бананами сидящую под пальмой на цепочке обезьянку! Посоревноваться с родителями, кто быстрее накинет кольца на конус!
    - А где же у тебя бильярд? – ухмыльнулся Павел.
    - Дозреваешь, Павел, дозреваешь! – с удовлетворением отметил Георгий. - И бильярдная нужна! Особенно в сезон дождей! Да ради вечернего бильярда и я у тебя бы остановился. Там же ты поставишь три компьютера для подростковых игр.
Папы играют в бильярд, дети играют в компьютер, женщины сидят за стеклянной стеночкой под ночными звездами под легким океанским бризом и перемалывают косточки дефилирующим по фазенде особям их же пола!
     - Одна незадача, - ухмыльнулся капитан, - не смогу я сделать так, чтобы ночью бриз дул с океана!* Но ты давай, давай дальше! – успокоил хозяин земляка.

      *Бриз дует днем с океана, земляк не понял подначку капитана.

  Георгий посмотрел на Павла, ничего не понял и продолжал.
     - Я присматривался, чем занимается шатающийся по твоей фазенде праздный народ, и      понял, что твои клиенты хотят посидеть на краю твоей скалы и посмотреть на океан.               
     - Да что ты? – так искренне удивился Павел, что Георгий не услышал в его интонации подначки.
     - Нет, правда, Павел! Сидишь ты за своей конторкой да обслуживаешь клиентов, поэтому и не видишь!
     - Да, где уж мне видеть! – подтвердил он.
     - А какие просторы открываются с твоей скалы! – с горящими глазами продолжал земляк. - За этим к тебе народ и едет, чтобы глаза столичного жителя, уставшие натыкаться на близкие предметы, могли расслабиться, посмотрев на бескрайний горизонт, а его уставшая от столичной суеты душа, могла на этих бескрайних просторах отдохнуть! Отключиться от суматошной жизни!
  - И впрямь отключиться! – согласился Павел.
  - А вместо этого мамаши визжат и в испуге уводят своих любопытных чад подальше от обрыва! Да и мужчины с опаской подходят к краю!
  - Да что ты? – удивился Павел.
  - Значит, надо по всему краю скалы установить невысокую, по пояс, ограду и поставить штук шесть кресел, чтобы можно было в них развалиться и глядеть, и глядеть, отдыхая душой, на океан.
  - Но ведь испечется народ?!
  - Правильно мыслишь! Для этого над креслами ты установишь тент!
  - Ах, тент?!
  - Да тент! Тут и муха не гудит, что он напрашивается! – с горящими глазами убеждал земляк.
  - Муха не гудит? – не понял Павел.
  - Ну, да! Чего тут не понятного! – удивился земляк. - Две трубы с одной стороны, - две с другой! И три поперечины! И натягивай!
  - Всего три? – переспросил хозяин.
  - Хватит и трех!
  - Смотри как просто? – удивился Павел.
  - Точно! До безобразия просто! – согласился разгоряченный идеями Георгий. - Да, уж, и без телескопа тебе не обойтись, чтобы ночью смотреть на ночные созвездия!
  - Без телескопа? – удивился капитан.
  - Да ты затраты на него отобьешь на четырех лишних клиентах, - успокоил земляк. – Пройдет по столичному беспроволочному телеграфу, - мечтательно поднял лицо «космонавт» к звездам, - а это, как известно, самый надежный вид сообщений, что у капитана Павла днем можно смотреть в подзорную трубу на океан, а ночью в телескоп - на созвездия!
- И можно будет из него смотреть на космические корабли? – не верил капитан.
- Обязательно! – подтвердил разгоряченный «космонавт». – Ты хоть знаешь, Павел, сколько сейчас летает над твоей головой спутников?
- Ну, сколько?
- Более двух тысяч!
- Да ладно тебе?!
- Поверь, Павел, так оно и есть!
- Клянусь усами креветки, никогда бы не подумал, как быстро человек замусорит космос! И твои спутники там крутятся?
- Нет, мои были1553 и еще два, точно номера уже не помню, и я свои посадил, - отмежевался от безобразников-мусорщиков «космонавт».
- И все их, что летают, можно видеть в телескоп? – усомнился, заинтересовавшись, капитан.
- Все до одного! Причем, в самый простой телескоп и самый дешевый!
- А на него затраты я на скольких клиентах отобью? – подзабыл хозяин.
- Думаю на четырех клиентах, - чуть задумавшись, ответил «космонавт».
- Значит, всего восемь, - отвечая на какие-то свои мысли, подняв глаза кверху, проговорил Павел.
Георгий тревожно посмотрел на Павла.
     - Послушай, земляк, - посмотрел озабоченно на Георгия Павел, - а сколько народу у тебя с такими приманками планируется за день?
     - Пятьдесят-шестьдесят человек.
     - Сколько-сколько? – обомлел хозяин.
     - И это не предел! – пугал нашествием Георгий.
     - Так это надо второй компакт-клозет ставить?!
     - И поставишь, как миленький! Захочешь получать прибыли тысяч пятнадцать в месяц – поставишь!
     - И это есть у тебя в расчетах? – не поверил Павел.
     - Есть! – бросил листочки на стол земляк. - Но это не самые основные затраты.
     - Как? – изумился хозяин. - Что же еще можно напридумывать?
     - Ты бывший капитан, Павел?
     - Я и сейчас капитан! – приосанившись, гордо произнес он.
     - Тогда, где в твоем заведением атрибуты твоей океанской жизни?
     - Отродясь, про это не слыхивал! Какие такие атрибуты?
     - Ну, принадлежности твоей бывшей рыбацкой профессии. Я бы купил списанные пару якорей, положил бы их в разные стороны набок, от них бы тянулись к столбикам толстые цепи, и все это перед твоим заведением; вход в твое заведение был бы завешен рыболовной сетью, которую надо будет всем входящим отодвигать, чтобы пройти внутрь. А на веранде, просится чучело меченосца-марлина, которого ты, наверняка, ловил в своей жизни.
     - А что, - прикрыл глаза капитан, - смотрелось бы неплохо!
     - Кстати, Родригеса и всех, кто будет обслуживать, неплохо вырядить матросами.
     - Его во что только не выряди, все равно будет канючить прибавки к зарплате! Но в этом что-то есть! – усмехнулся в усы капитан.
     - С наружной стороны твоего заведения, слева и справа, надо сделать отсыпку гравием на десять стоянок машин с каждой стороны и обсадить отсыпку кустами. Все пространство между машинами засеять в период дождей травкой и вырастить газон. Территорию внутри участка облагородить: весь бассейн обсадить кустами, по периметру участка сделать прогулочную дорожку, сделать дорожку и к бунгало, - остальное засадить травкой. Поливать и стричь, - выращивать газон. Высадить еще пальм восемь, чтобы участок смотрелся издали: что с дороги, что с океана.
     - Вот это да-а! – без радости сказал Павел.
     - Перед этими работами на участке проложить в земле трубы для полива и в центре каждого квадрата зеленого газона четыре на четыре метра установить автоматическую поливалку. Ну, здесь еще кое-что намечено! – и земляк небрежно ткнул в листочки вилкой.
     -  Еще одна нелегкая свалилась на мою бедную голову, - закачал головой Павел. – Так на это же нужны страшные деньжищи!
     - Я прикинул, и не такие уж страшные. Главное, ты все затраты оправдаешь со временем.
     - Он прикинул! Ты прикинул, а я знаю! Ты разорить меня хочешь? Так я твои прикидки больше слушать не хочу! - Павел резко встает, поворачивается и уходит.
Георгий смотрит ему вслед. Уходит работать в сад.
 
Этому не было объяснения, но, похоже, что судьба, действительно, повернулась к Павлу передом. От желающих посетить заведения капитана не было отбоя. В день приезжало человек по тридцать. Несколько раз пары оставались на ночь в бунгало. Луиза до захода солнца крутилась на кухне, помогая Родригесу, а Рико после школы пропадал у Георгия. Нередко к Рико по вечерам приходила Есения. Луиза на эти приходы смотрела косо, а Павел поощрял: «Пусть ходит, тем более, что учились в одном классе, а то парень растет букой». Ребята всегда находили общий язык, поскольку были одногодки, давно знали друг друга и им было вместе интересно.
Есения не ходила в школу три месяца. и вынуждена бросить учиться. Сама она тоже очень переживала случившееся. Мигель смирился, а Есения, никому не говоря, сама выкраивала время и учила все подряд по своим учебникам. Это открытие поразило Георгия.

На следующий вечер Павел пригласил Георгия вечером за стол.
На столе стоят два стакана, пакет с соком, на блюдце несколько фруктов. Листочки Георгий лежат рядом.
Как ни в чем не бывало, Павел предлагает: «Ну, земляк, рассказывай дальше, на чем мы прервались? Кажется на телескопе?»
Да нет, Павел мы с тобой много чего обговорили. Ты, похоже, в листочки так и не заглядывал, а зря. Там много чего упоминается, а, главное, это все по силам тебе и затраты ты оправдаешь. 
Спорщики не заметили, как тихо подошла Луиза и остановилась, не доходя до Павла, за его спиной.  Георгий ее замечает, умолкает и смотрит на нее. Павел поворачивается и между ними происходит какой-то диалог по возрастающей интонации на испанском.
      - Земляк все продолжает тебя охмурять? – недобро смотрит на мужа Луиза. 
      - Он предлагает. Это не значит, что я со всем соглашусь.
      - Я не дам ни доллара из заначки на неизвестно что!
      - Слушай, не лезла бы ты в мужские дела, а? – миролюбиво говорит Павел.
      - У нас холодильник на кухне плохо морозит. Рико вырос уже из своей одежды! Я в старье хожу, стыдно выходить на люди!
Павел поворачивается к земляку: «Земляк, иди пока, я постараюсь все уладить».
Потому, как Луиза сверкала на него глазами, Георгий понял, что без согласования с Луизой предстоящих трат не обойтись. С тяжелым осадком на душе уходит в сад работать.
Георгий машинально берет грабли и водит ими по жухлой травке под пальмами: «Может, бросить все к чертовой матери? Ему это надо? Загостился он у Павла, пора подготавливать отход».
День прошел в обычных заботах. Наступала ночь.
Павел сидит за столиком. К нему направляется Георгий, с намерением сообщить, что он отлично себя чувствует и пора «выписываться из санатория».
     - Давай, давай, подходи! Продолжим слушать твои сказочные планы. Я вот пометил. Нас прервали на…
       - Павел, может зря все это я затеял: ты меня авантюристом считаешь, -
оглядывается по сторонам. Я тебе твердо скажу, не будешь создавать условия для интересного отдыха клиентов, будешь, как и прежде, сводить концы с концами.
       - Я тебя раскусил, земляк! Тебе у меня скучно! У тебя мозг кипит. Тебе надо заварить какую-нибудь авантюру, чтобы она тебя увлекла.
Георгий, не понимая, смотрит на Павла.
       - И ты бы ушел от меня, но вот незадача: нет документов, денег, не знаешь языка и калека, к тому же! Поэтому, предлагать - предлагай, но не зарывайся!
Георгий молчит, осмысливая слова капитана.             
       - Ладно, давай, уж, предлагай до конца. А я уж как - нибудь обдумаю и решу.
       - Так вот, и еще, кроме телескопа, напрашивается на треноге подзорная труба, чтобы смотреть на горизонте на корабли, идущие в Панамский канал, – рисует.
       - Подумать только!  - смотрит на рисунок с восхищением. - Это с моей - то голубятни*!

     * Голубятня – мор. сл. – навигационный мостик.

     Первая ласточка
Георгий тревожно смотрит на Павла. Прерывает предложения, видя, как Луиза идет к Павлу с какими-то тетрадками. Замечает, что та, как-то странно смотрит на него. Он встает: «Я пойду, пожалуй».
Павел видит Луизу и понимает, кого испугался земляк.
     - Сиди! – властно сажает Луиза земляка.
     - У тебя все твои дела, - странно смотрит на мужа Луиза. - Ты совсем не смотришь за сыном, как он учится! Тебе безразлично, переведут его в следующий класс или нет?
       - А что он еще натворил? – с тревогой спрашивает Павел.
Луиза кладет перед Павлом альбом для рисования с размашистой подписью красными чернилами на обложке.
      - Смотри, что сегодня пишет ему завуч.
Павел молча читает ровные красные строчки. Недоверчиво поднимает глаза на Луизу.
      - Рико? - не верит он. 
      - Твой Рико, - с гордостью отвечает Луиза.
Павел снова поднимает глаза на жену.
      - Пока ты занимался клиентами, твой земляк вечерами занимался с нашим сыном. И вот еще подарок, - кладет перед Павлом набор фломастеров.
Павел недоверчиво смотрит на земляка. Переводит взгляд на красивый почерк крупными буквами, написанный красными чернилами на обложке. Читает: «Победителю конкурса… среди учеников четвертого класса на лучший рисунок Рико… Рико Ульянову. И подпись завуча».
Павел снова недоверчиво смотрит на земляка: «М-м да-а…»
Луиза кладет ладонь на плечо земляка.
     - Так что, сиди! Продолжайте! Я мешать вам не буду. 
Луиза смотрит на Георгия странным взглядом. Все забирает, уходит.
Павел на нижней полке конторки нащупывает бутылку, пододвигает стакан земляка.
Георгий закрывает ладонью
      - Павел, я только сок.
      - А за это стоило бы выпить! - наливает себе, чокается со стаканом Георгия, в котором сок. Пьет. Смотрит на Георгия, чешет правой рукой свои бакенбарды на левой щеке.
      
      «Похоже, что судьба, действительно, повернулась капитану передом. Все столики заняты с утра, а сейчас уже шесть вечера, а пары гуляют по участку. Вон, Луиза челноком мелькает от Родригеса к клиентам». 
Георгий видит, как робко к нему пробирается Есения.
    «Есения, привет! Подожди немного, сейчас Рико поест и присоединится к нам. Мы придумаем, чем мы займемся».
Смотрит на Луизу, убирающую столик: «И вчера Луиза до захода солнца крутилась на кухне, помогая Родригесу и обслуживая клиентов.  Конечно, им не до Рико, который после школы охотно к нему приходит».
      - Я боюсь лишний раз попадаться на глаза матери Рико. Она на меня смотрит косо, когда я прихожу к вам, - тоже находит Луизу взглядом Есения.   
      - Это так, сам это вижу. Я уже с Павлом говорил. Он одобряет твои приходы.
 Георгий замечает, что Есения печально опускает голову и на глазах ее слезы: «Вы, наверное, знаете, что я не хожу в школу. Когда мама болела, я все ее заботы взяла на себя и мне было не до школы. Да и папа говорит, если хочешь, чтобы мать пожила дольше, бросай учебу. Как-нибудь четыре класса закончишь и хв   атит с тебя!
      - Два месяца? Вот оно что. Да, это много! И я не знал, что папа так говорит. А если попробовать догнать, а потом сдать в школе экзамен на усвоение? Опять не примут в класс?
     - Не знаю. Но я выкраиваю время сама заниматься по учебникам.
     - Мы, вот с Рико, занимаемся регулярно, я проверяю его знания по математике, он меня учит испанскому. Присоединяйся, а?
       - С папой я поговорю. Я проверю вместе с Рико, насколько ты отстала и тогда подгоним остальное. Как только войдешь в программу класса, пойди к завучу и попроси, чтобы тебя проверили и разрешили вернуться в класс Рико.
      - А это возможно?
      - Все возможно, если сильно захотеть! Вот видишь, ты какая упорная. Продолжай, а мы с Рико тебе поможем.               

     «Космонавт» садится за парту               
Вечер. У сарая «Космонавт» сидит на ящике, Есения на маленькой скамеечке, другая скамеечка пуста.   
      - А вон и наш строгий учитель идет, смотрит на Рико Есения.
Рико идет с пакетом, в котором находится учебник по испанскому, его старые две тетради и одна не полностью исписанная для учеников. Там же карандаши.
     - Почему ученики не встают, - сердито смотрит на Есению, - когда пришел учитель?      
      - Ладно тебе Рико! «космонавту» тяжело вставать!
      - Ему я разрешаю сидеть, а ты вставай!
      - Вот еще! Учитель нашелся!
      - Ребята, как будет звучать Георгий на испанском?
Рико пишет на листочке: «Jorge». Показывает Есении.
     - Так?
     - Вроде так, - отвечает Есения.
     - Твой отец, Рико, говорил мне, что звучит это на русском, - «Хорхе». Не очень благозвучно. Вот на английском, вроде бы, звучит повеселее, - Дчёч. Так и зовите                меня, это покороче будет, чем «космонавт».
       - О` Кей! Дчёч, напиши мне на испанском: обезьяна, бассейн, попугай, кустарник. Слово «пальма», - ты уже знаешь, как пишется и как звучит.
      - Хорошо, учитель.
      - Рико, давай я напишу последнее упражнение, а ты проверишь?
       - Пиши, - открывает учебник, ищет. - Вот, как раз, мы вчера его писали.
Дает учебник Есении. Та кладет его на колени, читает упражнение.
Из-за сарая за спиной Рико появляется Луиза. Видимо, хочет дать ему какое-то задание по хозяйству. Останавливается, слушает. Дчёч тоже ее не видит.
     - Ученик Дчёч! – смеясь, обращается Рико. - Ну, кто так пишет? Две ошибки в одном слове! А мы два дня назад это слово писали!
      - Неужели?
      - Дчёч! И в слове попугай у тебя одна ошибка.
Луиза саркастически улыбается, поднимает для Дчёча руку, который ее увидел, что означает, - «продолжайте», разворачивается и уходит.

Побережье океана. День.
Рико и Есения плавают недалеко в океане. Георгий в шортах делает гимнастические упражнения. 
Есения и Рико выходят из воды и начинают гоняться друг за другом по побережью.
Подходит Есения, затем Рико.            
    - Дчёч, все, перестаем играть, а то мне надо через двадцать минут уходить домой. Давайте позанимаемся!            
     - Ты права, давайте! Вот вам на сообразительность больше, чем на математику. Подумайте: одна четверть чего состоит из трех по пять?
Ребята переглядываются.
      - Дчёч, нам такие задачки не задавали! Это не на математику!
      - Ну, Дчёч, не знаю с какого конца к ней подступиться.   
       - Не, Дчёч, я не буду ее решать! Такой задачи не было!
Дчёч улыбаясь:
      - Эту задачу вы решаете каждый день несколько раз.
      - Рико, помогай! Не может нам врать «космонавт»! Давай догадываться. Что это?
Есения палочкой на песке пишет: 5+5+5.
      - Ерунда какая-то! Но это же из первого класса. Пиши, - равняется 15. И что?
      - Погоди, не спеши, Рико! 15, это и есть четверть! А чего четверть?
      - Раз четверть, то тогда уж пиши: 15+15+15+15, - это будет целое.
      - Ну, это же 60! И что?
      - Все, Дчёч, мы решили! Это простата!
       - Нет, Рико! Дчёч от нас хочет еще узнать, а что такое 60? 
       - Глупая задача! 60 это есть 60! Чего еще? Это же математика!   
      - Вы на верном пути! Остался один шаг! Даю подсказку.
Дчёч рисует круг. Сверху вниз и слева направо ставит в круге две линии, пересекающиеся в центре и составляющие прямой угол.
     - Постой, постой! – кричит Есения. Справа пишет цифру 15, на пересечении линии с окружностью. - Так это часы! 15, - это же, четверть часа!
      - И я так подумал, неужели часы? Завтра задам ее одному отличнику, - с восторгом говорит Рико, - посмотрим, как он будет пыхтеть. Садись, Дчёч! Покатили домой!   
      - Давайте ребята посадим нашего общего друга солнце. Я всегда так делаю, когда есть хоть одна минутка при его заходе.               
Георгий смотрит, как начинают раскрашиваться горы в необыкновенные цвета.
Смотрит на почти полностью спрятавшееся солнце.
     - До завтра солнце! – хором кричат ему Рико и Есения.   
Георгий садится в свой экипаж. Рико и Есения берут веревку.               
     - Дчёч, спасибо тебе за занятия! – смущаясь, глядит Есения. - А ты умеешь быть другом!
     - Дчёч, а здорово ты смотришься в экипаже, как Махараджа, который сидит под балдахином и погоняет палкой нас, своих рабов!
Экипаж трогается.
      - Нет, это вам спасибо ребята! Благодаря вам, я уже многое понимаю на испанском и одну десятую могу говорить. Когда привозите меня на океан, вы открываете для меня целый мир!
      - Ничего, Дчёч! – запыхавшись, говорит Рико, - наладим и твое произношение!   
      - Дчёч, а ты с нами, обходишься без переводчика, - тяжело восклицает Есения, -
 И почти все же, понимаешь.         

      Радость и печаль капитана
Однажды вечером, когда уехали последние посетители, Павел строго попросил Георгия: «Ну-ка, загляни, земляк, на веранду, когда Луиза уберется».
Георгий приходит, видит на столе тетради и дневник Рико, а на стуле его ранец с учебниками. Он встревожился. Павел молча листает одну тетрадь за другой: 
     - Что ты натворил, земляк? - продолжая листать, строго спрашивает Павел.
     - Что-нибудь случилось? - с тревогой смотрит на него Георгий.
     - Случилось, случилось! - нехорошим тоном заявляет Павел, продолжая листать. Бросает Георгию тетрадь по испанскому языку, исчерченную красной ручкой с крупной оценкой «2». Пока Георгий с удивлением просматривает работу Рико, Павел бросает ему тетрадь по математике.   
     - И вот, полюбуйся!
Георгий догадывается посмотреть даты. Листает тетрадь до конца. Обнаруживает в ней заслуженные пятерки.
     «Ну, Павел! - с облегчением говорит Георгий, - как тебе удалось меня одурачить!»      
Он быстро листает до конца тетрадь по испанскому языку – ни одной тройки и половина пятерок.
Павел бьет своей тяжелой ладонью труженика океана по бедру учителя, радостно от души смеется.
      «Я и говорю, - радостно, сквозь смех, - я и говорю, что ты сделал с моим сыном?»
Павел аккуратно складывает тетради, кладет их в ранец, лицо его грустнеет: «Наверное, это очень много, но это не главное, иметь хорошие оценки в школе».
Растерянно смотрит в угол: «Недели две назад я застал его в кровати, когда он задирал ноги в потолок. Спрашиваю, зачем ты это делаешь? А он мне отвечает: «Твой земляк так делает. Он хочет, чтобы его ноги быстрее стали сильными». А у океана, подражая тебе, поднимает тяжелый камень».
Павел переводит грустный взгляд и смотрит на зажигающиеся звезды над океаном. Они молчат. Он не выдерживает: «Много раз я говорил Рико, что он ведет себя, как пугливая девчонка. Что надо хорошо учится, иначе он никогда не получит хорошую работу, и не сможет позволить себе, что захочет. А он залезал в свою раковину все глубже и глубже, – грустно смотрит на океан, - и я уже потерял надежду достучаться до него. А ведь это единственный мой наследник и ему есть что наследовать».
Павел внимательно рассматривает земляка, будто впервые его видит: «Ты скажи мне, - с удивлением продолжает он, - почему Рико хочет быть похожим на тебя, а не на меня?»
Георгий отводит взгляд в сторону
     «Вот и я не знаю, - с грустью на лице опускает голову Павел, - но, главное, – результат».
Он снова смотрит на звезды над океаном, пытается понять, что случилось с его сыном и, видимо, опять не находит разгадки.
     «После занятий с тобой у него родилось желание рисовать, потом читать и считать. Потом делать, как ты делаешь. И что такого ты мог ему дать? - сам себе задает он вопрос. - Ты же сказать по-испански не умеешь! Но, вот, поди же, - растерянно разводит руками. -
Ты для него авторитет, а родной отец – нет».
Он рассматривает угол, как будто может разглядеть там разгадку.
     «Но в любом случае, земляк, парень начинает вылезать из раковины. У него начинает проявляться интерес к тому, чем занимаются окружающие. Продолжай делать из него человека… мужика… моего наследника… и если вдруг тебе это удастся, за это я тебе поклонюсь в ножки…»
Некоторое время он молчит. С грустью продолжает: «У меня это не получается. Да и когда… сам видишь!»
Павел берет ранец, кладет тетради и плетется к себе стариковской походкой.
 Георгий убирает за Павлом и за собой. Садится.
   «Вот, оказывается, как? И Луиза смотрела на него, как-то странно и дала дозаниматься с ребятами и не забрала Рико. И Павел воспринял успехи Рико и перемены в его характере, как-то по - особому. И чего он еще сказал? А-а, - «поклонюсь в ножки»! За что? А чем ему, калеке, еще заниматься? Не сидеть же, как птенец, с открытым ртом, и ждать, пока его выкормят?»
Георгий задумывается.
    «И чего непонятного, тяга его к ребятам? Ведь никто не будет с ним заниматься испанским! Все заняты по горло. Ни у Павла, ни у Луизы практически нет развлечений. О других деревенских, как Мигель и его семья, и говорить нечего! С утра до вечера, - борьба за жизнь! А что Рико и Есения видели в свои двенадцать лет?»
Ему вдруг вспомнились светлые дни в своем холодном и голодном детстве. А он, безотцовщина, в четырнадцать лет вместе с классом был уже в Большом театре, слушал оперу с Козловским и Лемешевым, великими певцами. Был в Малом драматическом театре, смотрел «Грозу» Островского по школьной программе с Провом Садовским и Никулиной-Косицкой. И конечно, побывал и в Третьяковке, и в Русском, и в Историческом музее.
   «Ха, ну и сравнил! – прорезался голос его второго «Я». - Жизнь в двух часах езды от столицы огромного СССР, и его жизнь в двадцати минутах от столицы крохотной Панамы! Забыл, чем кончил воробей в лютую стужу, который расчирикался, попав в теплый лошадиный помет? Ну, ладно, учишь малолеток. Но ты берешься учить капитана и Луизу! Опять неймется?»
Георгий ковыляет к разгромленной фруктовой витрине, начинает работать дизайнером по красочному ее восстановлению.
      - Как повернулась жизнь. В тропической Панаме занимается образованием чужих детей! А все ли дал своим? Конечно, нет! Последние два года на работе, как вспомнятся эти сумасшедшие дни, становится тоскливо на душе.
      -  Плохо, – опять возникло второе «Я», - с этим нельзя жить, хозяин.  Это надо вымести и вышвырнуть из памяти. Это постоянно жжет! А ты задумался хоть раз, - продолжало Эго, - какая связь с нынешним твоим положением бомжа-калеки на иждивении у капитана и последними двумя годами службы? Подумай на досуге, аналитик хренов!

Доделав витрину, Георгий критически ее осматривает. Ковыляет спать в свой сарай.
Георгий входит в свой приют, растерянно останавливается. Его взгляд уставился на крохотный красный язычок лампадки и маленькую иконку Пресвятой Девы Марии.
   «Ничего не понимаю, - озадаченно произносит Георгий, - я же не переносил лампадку из бунгало в сарай. Это точно. Ну, Луиза немного помогла, перенесла старый матрас и белье. Но лампадки вроде не было? Неужели он все это время ее не замечал? Это же Богоматерь, заступница за всех. Просящая своего Сына о прощении земных грешников. А он, Георгий, ни разу Ее не попросил ни о чем? И хочет, чтобы он вылечился окончательно? Постой, разве она была у Старика? Так откуда же она взялась, не Павел же ее принес?»
Георгий раздевается и долго смотрит на Ее скорбный лик: «Матерь Божия… проси Сына простить меня… грешника… проси спасти и сохранить меня… проси вылечить меня…»
      
     Сон Георгия: «интрижка» в самолете
Отдел алкоголя duty-free-shop. Виталий Палыч ходит от стеллажа к стеллажу, дивится не виданным доселе товарам. Покупает, наконец, бутылочку рома 300 мл.и шоколадку.               

Салон самолета. Много свободных мест. Все устроились, где хотели и с кем хотели.                На Виталия Палыча наваливается усталость. Недолго поворочавшись, он отключается.
Просыпается он от холода и от слабости. Футболка прилипла, ноги противно тихо дрожат,                тело покалывает холодным ознобом, кончики пальцев на ногах ледяные, и у него снова поднимается температура.
     «Грызет, зараза. Изнутри грызет. С каждым днем вгрызается все глубже.  Все тяжелее терпеть наваливающуюся на все органы тяжесть, от которой пробивает холодный пот, противно дрожат ноги, повышается температура. А главное - становится противно жить».
Он встает, окидывает салон самолета, освещенный слабым дежурным светом, помутневшим взглядом, - это была общественная спальня. В ближайшем окружении,                он был единственный, кто не спит.
Виталий Палыч присматривается, замечает на свободном кресле через проход лишнее одеяло. Две девчонки, сидящие у иллюминатора, накрылись одним одеялом,             оставив одно на кресле. Он берет свободное одеяло, кладет на бедра. Достает из сумки купленный ром, отворачивает крышку, развертывает шоколадку, делает глоток. Чувствует чей-то взгляд. Одна из тех, у кого он позаимствовал одеяло, пристально смотрит на него. Взгляды их встречаются. Девчонка осторожно вылезает из одеяла, чтобы не разбудить подругу, идет к нему.
      «Нехорошо пить в одиночку, Виталий Палыч», - говорит татарочка. Берет его сумку, кладет на его колени, садится рядом. Раскосыми татарскими глазами прищуривается в усмешке. Выцарапывает бутылку, откидывается, закрывает глаза, выливает из горлышка на один глоток драгоценную влагу, замирает на пару секунд. Не раскрывает глаз, кайфует. Снова повторяет все еще раз. И опять, не раскрывая глаз, просит: «Угости шоколадкой».
Виталий Палыч подносит плитку, ей ко рту. Татарочка открывает глаза, блестит в полутьме крупными зубами, вцепляется ими в шоколадку, откусывает. Снова замирает в той же позе. Ждет, пока шоколадка почти вся растворится у нее во рту. Она откусывает еще кусочек: «У-м-м-м!»
Получив кайф, разворачивается к Виталию Павловичу. Кладет ладонь на его затылок, льнет к его губам в поцелуе: «Это только начало»,  - ухмыляясь говорит она.
Встает, уходит к подруге, накрывает себя одеялом. Успокоившись, Виталий Палыч делает глоток, ждет, пока эта гремучая смесь внутри него даст первое тепло. Противная дрожь не проходит. Он ежится. Колючее чувство холода с липким потом не дает согреться. Он переводит взгляд с одного предмета на другой. Кладет ладони на виски, закрывает глаза. Кутается в одеяло. Вытирает холодный пот со лба.               
      «Ничего подобного не было. Да… болезнь явно затрагивает и его бедную голову!               Неужели начинается и осыпание памяти? Вот уж, никогда раньше не жаловался! Значит, наступление ведется по всем фронтам! С полным использованием военной стратегии!               
Безусловно, проклятая болезнь и тогда уже покусывала его, а он все симптомы списывал на что угодно, только не на это. Ну, насморк, ну, грипп! А всякие там страшные болезни – это не для него!»
Кутается в одеяло: «Значит, надо ожидать не только поражения физического тела, но и на уровне сознания? Это что же, потихоньку он становится дурной на голову? И главное это происходит давно и незаметно!»
      - Ха! Незаметно! – прорезается второе «Я». - А если припомнить еще месяца на три раньше, то похожие звоночки раздавались и тогда.
       - Как, и ты летишь?
       - А если припомнить и ранние симптомы? -  продолжает его Эго, - только ты их не слышал, потому что не хотел слышать. Как же это? Ты - и больной такой неизлечимой болезнью? Не кто-то другой! Ты всегда так думал: все может произойти с кем угодно, только не с тобой! 
        - Да-а… а ведь было время, когда был еще майором, он вел активный образ жизни: таскал семью в Подмосковные леса, ездил рыбачить на Волгу. Потом стал  подполковником, началась гонка, работа по двенадцать часов, работа по выходным. Вот тогда-то он и перестал любить себя. Вот тогда он и наплевал на свое здоровье.
     «Началась работа на износ, начались на работе стрессы, которые не компенсировались отдыхом. Копилась усталость. Снижался иммунитет. Как же так, он любил природу и не любил себя, ее частичку? Как же так, он с замиранием смотрел и слушал ночами Вселенную, а не слушал себя, пусть совсем крохотную песчинку,                но все же ее часть?»
  Прав был Август, когда чуть не лопнул от возмущения на его беспечность. Так что он там говорил, - промучается еще два-три месяца? А эти зануды бурденковские доктора, спроводившие его в госпиталь в Заветах Ильича, уже тогда «шили» ему всякие нехорошие вещи. Допрыгался мальчик! Нет, точнее, - отпрыгался! «Покоптил небо!» Прорвался! Как там еще он любил говаривать при прошлой жизни? А-а-а, вот! «Поздно рано вставать»! А что? Действительно уже поздно. Но главную проблему он все-таки решил, - исчез из поля видимости любимой… конечно, душевную занозу у его любимой женщины надо было выдирать!
А такую, - гниющую заживо, как он, - выдирать безжалостно! Хватило у него ума на  первый правильный поступок. Теперь надо справиться только с собой. Ну, тут он сам себе хозяин!»
Наконец, гремучая смесь рома начинает действовать. Он чувствует, как озноб и холод потихоньку отступают под ее натиском. Некоторое время он сидит с закрытыми глазами, старается гасить в сознании вспыхивающие мысли…               
     «Кто ему может помочь? Его жалкое состояние души и плоти, - это кара за нарушение одной из заповедей: «Не сотвори себе кумира»*.   

     * Одна из десяти заповедей на каменных скрижалях, полученных Моисеем на горе Синай.   

      «Чего ради, он снова включился в гонку за положением, за деньгами. Ведь уже нашел он, казалось, покой в своей душе…»               
Он пытается отключиться. Мысли все-таки проникают, но как-то незаметно ситуация упрощается.
      «И всего-то надо в первый день прилета в Панаму, отстать от группы, уехать на океан, далеко заплыть и… кончить разом со всеми навалившимися проблемами. Как там говаривал вождь и учитель всех народов: «Нет человека – нет проблемы». Скольким сразу станет легче с его исчезновением, - жене, детям… кому он нужен смертельно больной? Он не сомневается, что справится со своим малодушием! Никакое второе «Я» не остановит его на этом правильном пути!»
У него запершило горло.
      «Он все сметет, как бульдозер! Не загорать на песочке он летит в какую-то задрипанную банановую республику Панаму! Чем гнить заживо, захлебываясь в физических и душевных муках, - лучше разом решить проблему жизни, как Джек Лондон и несколько других великих, которые, презирая старуху с косой, посмеялись ей в лицо!»
       - Остановись! Не кажется ли тебе, что ты чересчур раздухарился? – возникло его второе «Я».
       - Что-о? Опять? Легок на помине.
       - Как же ловко ты снова примазался к великим!
       - Что ты опять придираешься? Это я так, к слову.
       - Ну да, тихонечко так, бочком втерся, думал никто тебя не слышит и не контролирует.
       - А ты что на себя напяливаешь пиджак «Общественной палаты по контролю мыслей?» Слава Богу, хоть один раз я поступлю, как власть имущие: «Вы можете обсуждать сколько угодно, а я буду делать, наплевав на ваш общественный контроль!»
       - Опомнись, Георгий! Это уже не игрушки. Ты собираешься сделать ошибку, которую потом не исправишь! О которой будешь жалеть всю твою долгую оставшуюся жизнь, корчась в котле с кипящей смолой у чертей.
       - Что-о? Испугался, что гореть будем вместе? Пожить захотелось? А ведь, наверное,               ты не испытываешь таких мучений, как я? Тебе, наверное, достаются одни удовольствия, а мне страдания! Так, ведь? Молчишь, значит так! А раз так, то сгинь с моих глаз… то есть, пропади из моего сознания!
   Решив еще одну, на сей раз не такую уж трудную задачу, Георгий забылся тяжелым сном.

Утро. 
     - Подлетаем к Панаме. Блеск, изобилие аэродромных магазинчиков ирландского Шенона, канадского Гандера, - поворачивает к нему голову Наталья, - сменилось в Гаване маленьким неухоженным залом с раздолбанными креслами, хуже, чем в родном Шереметьево-2. По аэродромному полю носились  раздребоданенные военные грузовики Советского Союза хрущевской поры. По выжженной солнцем траве около плит аэродрома ходили какие-то аисты».
       - Да, - согласился Виталий Палыч, - везде витал дух социалистической тоски, неустроенности и уныния. Забыла Россия Кубу! Наверное, так же будет выглядеть и занюханная Панама.               
      На лице Натальи мелькнула гримаска.      
       - А я подметила, что с каждым новым аэропортом вы становились… более     уставшим…
     «Итак, к последнему своему пристанищу! А ведь, все-таки мечта его сбудется! Но какой ценой!»
С передних рядов раздаются взрывы хохота. Слышатся веселые реплики девчонок и ребят.
      «Хоть под занавес его такой мало радостной жизни! Ха! Билет в один конец! Стоило ли заканчивать голубую мечту такой ценой? Надо еще немного потерпеть. Только бы долететь!»               
Стюардесса появляется рядом с кабиной пилотов: «Леди и джентльмены! – на английском  и на испанском. - Пристегните ремни! Начинаем снижаться!»               
      «Так вот ты какой, Великий океан! - Виталий Павлович прильнул к иллюминатору. - А что это за белые коробочки стоят у белого прибоя? Неужели небоскребы? В Панаме? В этой банановой республике? Да столько нету и в Москве! Ну, здравствуй, Republica de    Panama`! Finita la commеdia!»*

* Представление окончено! – итал. 

     Прилет в Панаму
Зал аэропорта столицы Панамы. Единственная группа.
     «Так, слушать всем сюда! – строго оглядела всех Наталья. - Старшие групп головой отвечают за всех в своей группе. Вон стоит наш школьный автобус. Садимся! Не забыли свои вещи?»
Когда все разместились в школьном автобусе и тронулись из аэропорта, Наталья продолжает:
       «Никакой самодеятельности! Сейчас я вас проинструктирую, что можно делать, а что нельзя! Не забывайте, что вы находитесь в чужой стране с ее законами!»
И даже в этой столице «Нельзя» было больше, чем «Можно». Наталья подсаживается к Виталию Павловичу: «На суше, особенно в океане, Виталий Павлович, вы, наверняка, себя почувствуете лучше. Я тоже самолеты плохо переношу». 
      Виталий Павлович пристально посмотрел на Наталью. «Да, уж, это не многочасовая болтанка в воздухе. А какая жара, - все тридцать три градуса! А какое безжалостное яркое солнце, - добела выжженный кругляшок синего неба! А какая влажность, - могучее дыхание Тихого и Атлантического океанов!»
Автобус подкатывает под козырек белого простого на вид четырех звездного отеля.
Российская горластая молодая компания высыпает под козырек отеля и сразу взбудораживает размеренную и почтенную его жизнь. В брюках и в рубашке, как
оказалось, был один Виталий Палыч и Наталья - в белых брюках. Все остальные - уже в шортах, майках и футболках.                Виталий Палыч смотрится начальником всей этой орущей команды, как по единственной в группе лысине, так и своему нахохленному виду, который легко спутать с надменным.                Наталья смотрится, как управленец при нем.
Ресепшен отеля.
Никаких накладок у стойки ресепшен у Натальи не возникает. Она получает десять ключей от двухместных номеров. После небольших пререканий, кто с кем хотел            селиться, она раздает их поименно и просит минуту внимания.
      - Все готовы вечером ехать на ночное купание и барбекю к океану?
      - Все!! – гаркнула группа в восемнадцать глоток.
И, как только что мне сказали, сегодня в ночь Тихий океан действительно ожидается тихим.
Несколько глоток кричат нестройное «Ура»!
     - Ночью температура воздуха ожидается на побережье плюс двадцать шесть!
И уже две трети группы дружно орут «Ура!»
      - Температура воды – плюс двадцать пять!               
Поддавшись стадному чувству, Виталий Павлович, сам того не ожидая, присоединяет свой голос к восемнадцати радостным глоткам, орущим мощное «Ура!!»
      - Через час встречаемся в ресторане за обедом.
Виталий Павлович знакомится с соседом по двухместному номеру, парнем лет двадцати пяти. Сосед тут же уходит к своим ребятам. Виталий Павлович плетется в душ. Приняв его, выходит в комнату, снимает покрывало, в одних плавках ложится на кровать и мгновенно отключается.
      - Виталий Палыч! Виталий Палыч! - трясет его за плечо сосед. - Через пять минут встречаемся в ресторане! Хватит дрыхнуть!
      - Закрывай номер, Палыч, идем! Все наши уже ушли к лифту.
     - Иди, Сергей, я только водичкой прополоскаю глаза да надену футболку! Я догоню!
«Повторяю, - снова инструктирует Наталья, - что к барбекю из рыбы и креветок на побережье спиртного не будет. Все это слышали?»
      - Все! – радостным хором ответили пять столов.
     - Так что делайте выводы сами. Не забудьте полотенца, и, учитывая многочасовой       перелет, и наступившую ночь в Москве, я советую вам после обеда вздремнуть, как это делает большинство жителей Панамы.
      - Соглашаюсь с мудростью аборигенов, и обязательно ей последую, - единственная реплика Палыча от пяти столов. Он выходит под козырек отеля.
Под козырьком отеля Виталий Палыч обводит взглядом яркие кусты с цветами.              Отходит подальше в тень кустов. Оглядывается, вытаскивает свою заначку и пересчитывает.
      «Немного более двух тысяч долларов. Что и говорить, - калиф на час! Ну, ежели, группа едет на океанское побережье, то ему грех от нее откалываться, ему тоже надо туда. А ночью сбежать от пьяной компании, а так и будет, труда не составляет.               
Холл отеля. Виталий Палыч бутылку воды. Поднимается в номер, задумывается: «Не хватало в его состоянии сейчас заниматься разборками и травить себя. А вот с ночным исчезновением, как-то нескладно получается. Что бедной Наталье думать? Свалился он на ее полную забот о восемнадцати охламонах голову. Надо бы ее как-то успокоить. Напишет он ей записку. Вот это правильно! И оставит ее в номере перед отъездом на океан».
Он берет со стола лист, секунды три думает. Пишет записку и прячет ее в куртку в шкафу.
      «Главное не забыть выложить ее перед отъездом на океан. А сейчас надо воспользоваться мудрым советом аборигенов».
Ложится накрывается простынкой-пододеяльником. Веки сами закрываются. Тело застывает неподвижно.
Номер Палыча и Сергея.
     «Ну, ты даешь, Палыч! – громко говорит Серега, собираясь. - Ты что спать сюда прилетел? Как ты только можешь? Наши, - вон, галдят уже у лифта! Давай, давай пошевеливайся! Автобус уже у отеля.
Палыч ждет, когда жизнелюбивый сосед уйдет к своим ребятам, вынимает записку, еще раз ее читает, оставляет ее на столе. Не нужную уже куртку, вешает на спинку стула, вынимает часы, кладет рядом с запиской, выходит из номера и закрывает дверь.
Записка гласит:
«НАТАЛЬЯ ПЕТРОВНА! ПРОСТИТЕ ЗА ПРИЧЕНЕННОЕ БЕСПОКОЙСТВО! Я ПЕРЕЕЗЖАЮ К ПРИЯТЕЛЮ, У НЕГО ЗДЕСЬ СВОЙ БИЗНЕС. ДОМОЙ ВОЗВРАЩУСЬ САМОСТОЯТЕЛЬНО! ЧАСЫ-ВАМ ПОДАРОК».
               ВИТАЛИЙ ПАВЛ.      
Наталья пропускает несколько продавцов фруктов и просит водителя остановиться возле следующего. Все высыпают и обступили продавца.               
 «Виталий Палыч! – поворачивается к нему Наталья, - что-то на тебя так подействовала болтанка в самолете! Купи себе то, что я купила».       
Палыч тоже покупает связку маленьких бананов, которые рекомендует всем Наталья, три манго и четыре каких-то диковинных оранжево – розовых фрукта.
Автобус вскоре сворачивает с шоссе на еле заметную проселочную дорогу. Не доезжая показавшихся впереди каких-то барачного вида домиков, по бездорожью               прорывается к показавшемуся океану. Вскоре выезжает на черный песок и катит к машущему руками метису.
      - Ура-а! Океан!
      - Тихий океан!               
      - Великий океан!               
       - А какой черный песочек!               
       - Фантастика!               

Сарай фазенды Павла. Георгий просыпается, садится на кровати, осматриваясь.
     «Вот это сон! – крутит головой Георгий, еще не придя в себя от впечатлений. - И сон ли это? Наверно, все так оно и было! Так это совсем неплохо. Значит, есть надежда, что может во сне ему приснится все, что было с ним до этого. А то разохался Старик, «пробитая голова - гематомы!» Прорвемся! - задумывается. - Сказать Старику, - не сказать, когда тот заглянет к Павлу? Интересно, а завтра я это буду помнить?» 
   
































Глава 6. Не пробуждай воспоминаний*.               
               
      * Проникновенный романс на музыку П. Булахова и слова загадочного Н.Н. когда-то пел себе под настроение в другой жизни Георгий, подыгрывая арпеджио на гитаре.      

     Учитель из России
Как-то Есения пришла вечером перед заходом солнца отвезти с Рико «космонавта» на океан. Дчёч и Рико случайно узнали от нее, что у приятеля отца Есении живет дома недавно выловленный в джунглях громадный попугай ара. Дчёч предложил Есении, чтобы та поговорила с отцом, а отец выменял бы на что-нибудь попугая.
     «Рико попросит отца купить большую клетку, - развивал план дальнейших действий «космонавт», - повесим ее под пальму, отец Есении принесет и посадит туда попугая, и все вместе будем его кормить и ухаживать за ним».
 Есения нетвердо пообещала. Когда на черном песке Дчёч провел очередной урок по математике, забежав вперед на пять листов за те задания, что проходил сейчас в школе Рико, и подивился легкости, с какой Есения решала задачи и примеры, у Георгия вдруг мелькнула дерзкая мысль.
     - Есения, а почему бы тебе не пойти уже сейчас к твоим учителям и не попросить взять тебя обратно в твой класс, ведь ты догнала своих ребят в учебе?
     - Я тоже об этом не раз думала, - созналась Есения, - но боюсь, что откажут.
     - И я попрошу завуча, которая вручала мне альбом и фломастеры, чтобы тебя приняли, - вдруг сказал Рико.
     - А хорошо ли ты знаешь наизусть все стихотворения, что мы проходили по литературе? – засомневался Дчёч.
     - Да я выучила и те стихотворения, что пока не задавали Рико! – бойко ответила Есения, - у меня же дома остались учебники и я много раз открывала их.
     - Какая ты молодец! – искренне удивился он и Есения зарделась.
     - Вот и скажи отцу, пусть он подъедет с тобой в школу и попросит завуча проверить твои знания.
     - Отцу сейчас некогда, я, пожалуй, соберу завтра портфель и пойду на остановку школьного автобуса вместе с Рико.
     - Вот это правильно, - похвалил Дчёч. - Так и скажи: «Я отставания ликвидировала… я теперь хорошо знаю предметы, - исправился он на испанском, - примите меня в мой класс»!

Побережье океана. После очередного занятия по математике начиналась игра-разминка под названием «Очень просто»!
Кто-нибудь из ребят должен был назвать любое число меньше тысячи, а другой в течение трех секунд должен был к нему прибавить столько, чтобы получилась тысяча. И это надо было сделать пять раз подряд. Выигрывал тот, кто меньше ошибался. Дальше начиналась игра «Подели». Она заключалась в бросании с пяти метров плоского голыша в пять крупных листьев ромашки, нарисованных прутиком на песке, в которых писались любые трехзначные числа с двумя нулями. А «учитель» называл число на которое надо поделить.

Сейчас Есения написала на листьях: 200, 900, 300, 500, 400. Рико попал на 900.
     - Только не на 10! – это слишком просто! – самонадеянно кричал Рико.
     - Посмотрим, посмотрим, - чуть задумавшись, кричала Есения. – А подели-ка ты на 30?         

И не всегда Рико давал правильный ответ с первой попытки. После каждого броска играющие менялись местами, и Рико уже старался заставить ошибаться Есению. Кто первый делал три ошибки, считался проигравшим и должен был прыгать на одной ножке от черты до ромашки и обратно.
После этого они играли в игру «Не ошибись!» Эта игра заключалась в том, кто быстрее сосчитает пример с двумя действиями, где уже было кроме сложения или вычитания еще деление или умножение. Рико и Есения отворачивались, а «космонавт» чертил палочкой пример с трехзначными числами. По счету три они оба поворачивались и, взглянув на пример, пытались сосчитать первым. Проигравший бежал до куста и обратно.

Придуманные «космонавтом» игры нравились ребятам, и те играли с удовольствием. Дчёч придумывал нередко и другие простые математические игры, которые совмещал вместе с физическими упражнениями. Когда солнце стало закатываться за горы, «космонавт» вдруг привлек к себе Есению и, поцеловав ее в темечко, с благодарностью сказал.
     - Спасибо тебе, Есения, ты очень много для меня сделала, когда возила меня к океану. Теперь я попробую спускаться по лестнице со скалы сам. А тележку вези отцу, это его тележка, в хозяйстве она пригодится! – и он погладил покрасневшую девчушку по голове.
   С большим трудом он поднялся по небезопасной лестнице, и стоял победителем на краю скалы, глядя на темнеющий в наступающих сумерках океан, с отдающей болью в колено. Но это было не в счет. Главное, теперь он ни от кого не зависим!


      «Я уже забыл, как «такое бывает»
Как-то, приехавший из школы Рико, добежав до Георгия, схватившись за грабли, которыми Георгий сгребал в кучку опавшие желтые листья под кустами, в волнении прокричал:
   - Дчёч, Дчёч! К тебе приехали из моей школы! Там идет завуч, она хочет с тобой поговорить!
   У Павла было человек десять посетителей. Он позвал Луизу, поручил ей обслуживать клиентов на веранде, а сам с завучем пошел за столик, который стоял на участке. Георгий прислонив грабли к кусту, уже шел на призывные приглашения Павла, который завидев его, махал ему рукой.   
  Георгий не мог понять: «Какое может быть к нему дело у учителя Рико?» Павел познакомил Георгия с завучем, строго одетой изящной метиской лет тридцати, с небольшой остро выпирающей из - под белой кофточки грудью. Потом попросил Рико, чтобы Родригес принес две порции мидий, три сока со льдом и фрукты. Завуч, видимо, начала отказываться, но гостеприимный хозяин знал толк в своей работе. Сразу без формальностей завязалась беседа с синхронным переводом Павла.
    - Я приехала по поручению директора школы, чтобы поблагодарить лично талантливого русского учителя, который сам только учится испанскому, а уже вывел двух наших учеников школы в число лучших.
   Пока Георгий соображал, что означает последняя фраза завуча, та прояснила ситуацию.
     - Мы в школе переживали, что способная наша ученица Есения не смогла посещать школу даже пару раз в неделю в связи с болезнью матери. Благодаря Святой деве Марии мама встала на ноги, ее вылечил один бескорыстный человек, кстати, тоже русский. И вот, неожиданно для всех, еще один русский, гость Павла, - и она, улыбаясь, приветливо посмотрела на хозяина, - занимаясь всего месяц по какой-то своей системе, дал Есении такие знания, что она удивила всех учителей. Мы очень рады вновь видеть ее в своей школе. Она, безусловно, снова будет учиться в своем классе вместе с Рико. А ваш сын, капитан, - вновь, приятно улыбаясь, обратилась она к Павлу, - тоже сделал потрясающие успехи, благодаря тому же учителю, - и она перевела приветливый взгляд на Георгия. Если так пойдет дальше, я не удивлюсь, что Рико и Есения выбьются в отличники.
   Павел раскраснелся от удовольствия.
     - Это все он! - и дружески похлопал Георгия по плечу. - У меня нету времени возиться с сыном, сами видите, - и он вытянул руку в сторону веранды, где гудели посетители, - а потом, - без всякой жалости сказал Павел, - я закончил среднее судоходное училище, а он – инженер, всю жизнь занимался космосом.
     - Ой, как интересно! – искренне воскликнула завуч, впервые более пристально вглядевшись в русского. – А правда ли, Есения говорит, что вы летали в космос?
     - Ребячьи фантазии это, - засмущался Георгий.
     - Но Рико говорил, что вы и космонавтов знаете?
     - Это так, - удивился Георгий тому, как много он успел уже рассказать, о своей биографии, - ну, что ж тут такого?
     - А Рико говорил, - наседала азартная женщина, - что вы ракеты запускали и спутники!
     - И даже «Буран», - добавил Павел.
     - Да-а? - удивилась завуч, - это советский «Шаттл», - блеснула она познаниями.               Георгий удовлетворенно кивнул.   
     - Послушайте, - вдруг в возбуждении обратилась завуч к Георгию и крупные карие глаза ее заблестели, - а не могли бы вы прочитать ребятам в школе лекцию про космос? Я бы сама, - она, видимо, нечаянно дотронулась своей горячей рукой до его руки, лежащей на столе, - с удовольствием ее послушала, что уж говорить о ребятах? Соглашайтесь, а? – Настойчиво стала убеждать она Георгия. – Когда еще ребята увидят и послушают человека, запускавшего в космос космонавтов?
   Георгий беспомощно посмотрел на Павла. Тот изобразил на лице ухмылку и с хитром видом продавца, торгующего свой товар, уставился на завуча.
     - Мы вам и чек выпишем, - разгадав загадочную физиономию Павла, поторопилась она разрешить патовую ситуацию, - правда много не сможем, но долларов сто за сорок пять минут, пожалуй, выпишем.
     - Ну, отчего не прочитать? – услышав от покупателя приемлемую цену, согласился продавец. - Прочитай ребятам, Георгий. Пойди навстречу завучу!
     - Для старшеклассников? – уточнил Георгий.
     - Давайте для старшеклассников! – обрадовалась завуч.
   Сияющий Родригес, виртуозно неся поднос с начищенной до блеска физиономией, изящно поставил перед завучем блюдо с устрицами и красиво уложенными овощами, продублировал это Георгию и хотел поставить перед хозяином, но Павел поднял руку.
     - Нет, нет! Ты же знаешь, я только что отобедал. Вот сока со льдом я, пожалуй, еще выпью.
   Родригес поставил три сока и тарелку с фруктами.
     - Ой, я не голодна, - защебетала завуч, съедая глазами аппетитные мидии.
     - Позвольте капитану вас чуть-чуть побаловать! От души! Устрицы выловлены всего час назад! Для меня такая честь принять у себя учителя моего сына! Я вас угощаю за счет заведения!
     - Ой, я вам…
     - Никаких денег! – обаятельно посмотрел на женщину хозяин, - не обижайте меня! Продолжайте сеньора, мы вас внимательно слушаем, - напомнил капитан-дипломат.
   Георгий, было, взглянул на Павла, но тот взглядом ему пригрозил: «Только попробуй мне отказаться! Такого клиента вспугнешь!»
   И Георгий с удовольствием, как и завуч, начал заниматься устрицами.
     - Значит, для ребят пятнадцати – шестнадцати лет? – уточнил Георгий.
     - Пятнадцати-восемнадцати! – улыбнулась метиска.
     - Хорошо, я подумаю. Дня через три, я дам ответ, - просто сказал Георгий.
     - Надеюсь, ответ будет положительный! – улыбалась приятная завуч, отрывая взгляд от тарелки, чтобы проникающими в душу темно – карими блестящими глазами склонить в нужную сторону собеседника.
   Георгий тоже, глядя на напористую метиску, улыбнулся, непринужденно занимаясь, как и завуч, устрицами. Павел довольно смотрел на обоих.   
     - А Рико и Есения рассказывали, что вы играете с ними в какие-то математические игры на берегу океана, это правда? – ловко орудуя вилкой и ножом, управлялась с устрицами и овощами метиска так, что Георгий не успевал за нею.
     - Да, играем, - не очень охотно раскрывался Георгий.
     - Вы непременно мне покажете их… после обеда! У нас, в Панаме, так мало новых передовых методик обучения, а СССР всегда славился своим поставленным образованием! – без продыху верещала завуч, непостижимым образом успевая очищать тарелку.
     - Мы живем уже в другой стране, - без удовольствия напомнил Георгий.
     - Да, да, знаем, это ужасно! Для нас… для Латинской Америки вы были таким маяком и вдруг объявили, что социализм – тупиковый путь развития человечества! Какими-то тремя подписями развалить такой могучий союз?! – возмущалась завуч.
   Сеньора так напрягала синхрониста, что тот достал огромный клетчатый платок и вытер со лба пот. Догадливая метиска поняла трудности переводчика, весело рассмеялась и пообещала.
     - Все, все! О политике больше не будем! Я не за этим сюда приехала! Мне бы только узнать методики занятий по математике!
   Павел влез в разговор со своей историей и рассказал завучу, как Георгий начал сначала заниматься с Рико рисованием, потом Есения и Рико стали возить его в коляске на океан, а он сидел с палкой, как этот…
     - В какой коляске? Погонял палкой? – вытаращила глаза учительница на Георгия, ничего не понимая.
     - В такой коляске… с навесом над головой, - показал Павел руками, забыв слово «балдахин».
     - С каким еще навесом? – не понимала метиска.
     - Ну, такой еще делают у этих… у индийских царей, - пытался объяснить Павел.
     - У кого? – округлила и без того крупные глаза дамочка.
   Георгий до того переводивший взгляд с хозяина на завуча, наконец, понял, что Павел рассказывает, как его возили дети в коляске на океан. Ему только не хватало, чтобы Павел по своей простоте представил его в коляске с балдахином, запряженной детьми, как индийского махараджа и у Георгия вырвалось:
     - This is good goke!*
   
    * Это хорошая шутка.

       - Do you speak English**? - удивилась дамочка.

     ** Вы говорите по-английски?

     - Немного, - перестраховался на английском махараджа-эксплуататор детского труда.
   И они перешли на английский.
     - Так в какой коляске вас возили дети? – смотрела во все глаза метиска на Георгия.
     - Да шутит капитан! У него такие океанские шутки! – скрывшись за спасительный английский, скосил глаза на Павла Георгий, с удовлетворением глядя победителем на растерянного Павла.
     - Какой это палкой вы погоняли детей? – пыталась хоть что-нибудь сенсационное выудить завуч. – Это что, тоже входит в методику обучения? – Не верила она.
     - Капитан вам еще и не такое наплетет! – рассмеялся Георгий, глядя на озадаченного капитана, поворачивающего голову с одного говорящего на другого.
   Павел, поняв, что ему не поверили с коляской и разговор сейчас, по-видимому, крутится возле нее, молча встал и направился за сарай, где обычно стоял злосчастный экипаж «космонавта». Походив около сарая и не найдя предмета спора, он подошел к столику и хотел что-то спросить Георгия, но тут его позвала Луиза, которой понадобилась срочно его помощь.
     - Извините, - натянуто произнес хозяин, - вы, видимо, можете изъясняться и без меня, а у меня дела! – и, слегка поклонившись завучу, спросив позволения забрать тарелки из-под устриц и приборы, он поспешил на помощь своей жене.
   Совершенно озадаченная завуч теперь смотрела с недоверием на Георгия, и оттаяла лишь после того, как Рико принес Георгию лист бумаги с ручкой, а тот нарисовал и рассказал все игры, в которые он с ребятами играл у океана.
   Завуч была в восторге. Она увидела в этом совершенно русскую оригинальную методику изложения материала, который очень легко и непроизвольно усваивается.
     - А главное, вы ухитрились совместить это с физическими нагрузками! Да еще у океана! – бил фонтан искреннего восторга у разгоряченной метисочки, и она была очень хороша в своем южном темпераменте. – Это, так сейчас необходимо современным детям, попавшим в лапы компьютерной паутины, где компьютерный монстр обездвиживает их и пьет у несчастных детей жизненные соки!
     - Вы можете провести урок по математике с нашим классом на океане? – вопросительно посмотрела на русского методиста панамский завуч.
И пока Георгий соображал, завуч за две секунды что-то прокрутила в своей головке, с отливающими блеск черными волосами по плечи, и окончательно загорелась этой идеей.
     - Вы обязательно проведете свой мастер-класс с нашими учениками на океане!
   Ей настолько понравилась эта идея, что она вцепилась в руку Георгия и горячо защебетала, как девчонка.
     - Это обязательно надо сделать! Я не прощу себе, если мы упустим такую замечательную возможность! Я привезу на автобусе целый класс и двоих учителей! Вы проведете свой урок на океане, и мы занесем это в учебный план, как освоение русской методики преподавания! Что вы на это скажете?
   Георгий смотрел на ее разгоряченное помолодевшее лет на десять лицо и улыбался. Он любовался этой азартной девчонкой.
     - Ладно, - сдался на милость наступавшей метиски русский полковник, - я договорюсь с капитаном, чтобы он так же вкусно накормил вас всех у океана, как сейчас. Вы не возражаете, если мы немного пройдем вон туда, - показал Георгий на конец участка, - и посмотрим на океан.
     - Это замечательное предложение! – оживилась завуч.
   Георгий встал и тут только понял, что у него под рукой нет спасительной палки, и он даже не помнит, где ее оставил. Когда, припадая на правую ногу, он пошел с метиской к краю скалы, та остановилась и, не смутившись, глядя ему в глаза, предложила:
     - Обопритесь на мою руку, вам тяжело идти!
   «Только не хватает и ее запрячь в коляску», - мелькнуло у Георгия дикая мысль, и он безоговорочно отказался от предложенной помощи.
   Они стояли уже минут пять на краю скалы и молчали. Перед ними расстилался Великий океан с неоглядными горизонтами, с десятками оттенков синих, зеленых, бирюзовых, фиолетовых тонов; с невесомыми бело – голубыми холмиками облаков на бледно – голубом небе. С океана дул легкий приятный охлаждающий бриз, наполняя легкие первородной чистотой, пока еще не загубленной человеком одного из четырех элементов природы, и невысокие длинные ленивые волны оставляли на черном песке белое кружево исчезающей пены, а дыхание океана шептало им в уши:
   «Смотрите же! Наслаждайтесь увиденным! Завтра я буду другим, и вы будете другими. И будете ли вы завтра стоять на этой скале, держа друг друга за руку?»
     - Ой! - вдруг взяла за локоть Георгия метиска, - у меня качнулась земля под ногами!
     - Может быть, отойдем подальше? – заботливо взял он сам даму под локоть.
     - Нет, нет! – возразила она, - у меня просто… меня…
     - You are ovevwhelmed*, - помог проницательный спутник.
   
     * Вас захлестнули чувства.

    - Да-а… - подняла она на него глаза, полные детского удивления.
      И Георгий чуть-чуть сжал ее локоть, что могло означать: «Я уже забыл, как такое бывает».
     - Но кто поручится, - возникло его второе «Я», - что спутница не поняла это как: «И со мною что-то происходит». Надо же думать своей дубовой инженерно - космической головой даже тогда, когда ты чуть-чуть дотрагиваешься до женщины!
     - А у вас разве не качнулась земля под ногами? – пристально поглядела дотошная метиска в глаза спутника.
   Георгий помолчал.
     - Нет. Я только начинаю ее ощущать, - неуверенно сказал он, глядя на линию, разделяющую воздушную и морскую стихию.
   Его спутница задумалась и оторвалась от земли. Было слышно, как миллиарды нейронов ее головного мозга так и эдак, прикидывают значение этой простой фразы. А всего-то, - не надо было отрываться!               
     «До чего ж знакомая фраза?» – мелькнула и тотчас погасла мысль в его голове.
Георгий уверенно стоял на скале, приподняв голову, глубоко вдыхая терпкий океанский воздух, чувствовал еле уловимый незнакомый запах духов, кожей осязал дружелюбную и проникающую в него ауру стоящей рядом женщины, и пальцами ощущал, как по ее сосудам течет горячая латиноамериканская кровь. Какие-то неясные далекие и родные образы пытались и не могли пробиться в его сознание. Сжав нечаянно локоть спутницы, он ждал, что вот-вот они проявятся, и он узнает их; секунды уходили, и Георгий понял, что ему их сейчас не увидеть. У него защемило сердце, и капля за каплей горечь разочарования стала накапливаться в его душе.
     - Пойдемте за столик, - не глядя на женщину, предложил не галантный кавалер.
     - Хорошо, - подняла тревожный взгляд спутница, поняв женским чутьем, что с мужчиной, который сжал ее локоть, тоже творится что-то не ладное.
   И он, как и раньше, держа даму под локоть, повел ее к столику.

И не видел он, как еще одна женщина, задержавшись с подносом посуды на веранде, тревожно смотрела на пару у скалы.
Еще стоял недопитый ими сок, еще стояли в вазе фрукты, и отодвинутые пластмассовые белые стулья предлагали им снова сесть и поговорить. Георгий придвинул спутнице стул, и она приняла это галантное обхождение, как должное.
   Но когда они взглянули друг другу в глаза, что-то невидимое, неосязаемое и непонятное возникло между ними, что уже не позволяло им говорить и чувствовать так же, как раньше. Куда подевалось ее девчоночье щебетание, ее горящие восторженные глаза, порывистость жестов? Они молча пили сок, не глядя друг на друга, пытаясь понять, что же такое произошло в столь короткое время.
      - Вы знаете, Дчёч, - задумчиво сказала она, пытаясь точнее произнести имя Жорж, - а мои родители приехали в Панаму из Бразилии сразу после войны в конце сорок пятого. У меня до сих пор там бабушки и дедушки. Мой отец строитель, и многие красивые небоскребы в Панаме построены при его участии. Я здесь родилась, закончила школу, выиграла грант на дальнейшее образование в Испании в одном из трех университетов Барселоны по испанскому языку и литературе. Потом училась там еще два года, защитила диссертацию и получила степень магистра*.

     * Магистр – ученая степень, предшествующая докторской.

Пять лет я преподавала в школах Испании, вышла там замуж за шведа, но семьи не получилось, и я затосковала по Родине, по родителям. И вот, как шесть лет, я снова в Панаме. Зовут преподавать в университете в Сан-Паулу на Юге Бразилии. Наверное, уеду. Наконец, увижусь со стариками. Очень по ним скучаю. Я не смогла бы жить в Европе. Может быть, по этой причине и не получился брак с европейцем. Не современная я женщина, не космополитка. Видимо, в моей крови слишком сильны гены латиноамериканки.
Им не дано понять характер нордического европейца, а те не мыслят себя без своей северной природы. Как это поется в прекрасной русской опере «Садко», в «Песне Варяжского гостя?*

     * Завуч несправедливо умолчала имя великого композитора Н. Римского-Корсакова.

 Георгий, до того, вроде бы невнимательно, слушавший исповедь завуча, вдруг положил на ее руку свою ладонь, огляделся и, убедившись, что поблизости никого нет, негромко запел, стараясь подражать своему любимому певцу Марку Рейзену:

     ОТ СКАЛ ТЕХ КАМЕННЫХ
     У НАС ВАРЯГОВ КОСТИ,
     ОТ ТОЙ ВОЛНЫ МОРСКОЙ
     В НАС КРОВЬ В РУКАХ ПОШЛА,
     А МЫСЛИ ТАЙНЫ ОТ ТУМАНОВ,
     МЫ В МОРЕ РОДИЛИСЬ,
     УМРЕМ НА МОРЕ!

    После того, как Георгий пропел куплет из арии Варяжского гостя, голова метиски вдруг упала на грудь, ее красивое лицо исказила гримаска, изо всех сил она прикусила белыми зубками нижнюю губу, чтобы не разреветься, и Георгий успел заметить, как прорвавшая плотину воли горючая слезинка, сбежав с черных ресниц, капнула в желтый сок.           Если бы Георгию удалось его попробовать, то он страшно удивился бы: как это может от одной слезинки сладкий манговый сок стать таким горько-соленым?
   Георгий смотрел на такую вроде бы ничем не мотивированную перемену и не знал, как себя вести.
     - Бамбук ты московский! Что ты сделал с бедной женщиной? – не сдержалось его второе «Я».
     - А что я сделал? – растерянно глядя на чуть не плачущую женщину, не понимал Георгий.
     - Ты что, совсем чурка? – возмущалось второе «Я».
     - Я ничего не сказал ей обидного! – искренне удивлялся Георгий.
     - Хоть у тебя и есть музыкальный слух, но я тебе доверил бы играть только на расческе с газетой, как ты это делал успешно в институте. Ты что не чувствуешь, как ты давно уже играешь на самых чувствительных женских струнах?
   Незадачливый музыкант хлопал глазами и ничего не понимал.
   Метиска тихонечко вызволила свою узенькую кисть из-под его разлапистой ладони, достала платочек, промокнула носик и попросила печально.
     - Извините меня, Дчёч, - и она снова промокнула носик. - Вы смогли бы проводить меня к автобусу, он стоит у входа?
     - Охотно, - отозвался он, вставая и отодвигая ее стул.
   Она подошла к Павлу, стоящему у конторки, подала ему руку и что-то коротко ему сказала. Подошла к Луизе и ей сказала какие-то приятные слова, от которых зарделась хозяйка, и подошла к Георгию. Он взял ее под локоть и похромал к автобусу.
Георгий не видел и даже не чувствовал спиной, как дюжина пар любопытных глаз проводили их до выхода из веранды. А ведь можно было почувствовать хотя бы две пары из всех: одна была одобрительно - восхищенная, другая – завистливо - тревожная. Можно было бы и догадаться, кому они принадлежали. Но что сейчас спрашивать с полуинвалида!
   Они отошли от веранды и, не доходя до автобуса, она остановилась.
     - Дчёч, меня первый раз в жизни брал за локоть русский мужчина, - подняла на него глаза метиска. - Неужели у вас все мужчины такие? – она смотрела на него, иронично улыбаясь.
   Георгий рассматривал ее смуглое лицо: красиво изогнутые широкие черные брови, нос с еле заметной горбинкой – подарок далеких предков индейцев, очерченные светло - малиновой помадой губы, непослушную черную густую прядь волос, почти закрывающую одну бровь, и печальные темно – шоколадные глаза.
     - Какие? – не понял он.
     - Очень мужественные… очень гордые… очень…
     - Не судите меня строго, - попросил он, не отводя от ее лица глаз.
     - А как давно вы в Панаме? – вдруг оживилась она, насмешливо глядя на него.
     - Недавно, - растерялся мужественный русский, очень гордый мужчина.
     - Тогда у вас еще не отогрелась северная ваша душа под нашим панамским солнцем! – дружески улыбнулась она ему, пожимая его руку.
 Метисочка резко повернулась и почти побежала к школьному автобусу, который ждал ее с открытой дверью. Она легко впорхнула внутрь, дверь захлопнулась, белозубый мулат приветливо махнул рукой, пожелав мужественному русскому мужчине счастливо оставаться со своим гордым носом и тайными мыслями от северных туманов. 
Автобус, круто развернувшись, взял курс в город неоновых огней, где всего через три часа закипит ночная столичная жизнь, далекая от романтических идиллий.
   Георгий провожал взглядом длинный школьный автобус, с так некстати свалившейся в его тихую размеренную провинциальную жизнь столичной метиской, и у него было муторно на потревоженной душе, еще не отогревшейся под жарким солнцем.
   Он отыскал свою палку, убрал с двух столиков, стоящих на участке, посуду и остатки фруктов и снова занялся очисткой территории.
 
Садовник метис из той же деревни, что и Мигель, быстро смекнул, что упертый русский, когда начал ему помогать, всегда все доделает, что не сделал он, и под вечер тихонечко смывался бражничать восвояси. Георгий был рад, что всегда находился при деле, и не обращал на это внимание. Он не замечал, что за всем за этим, как и положено, следил пристальный хозяйский глаз.
   Когда зажглись фонари, когда уборка на террасе закончилась, Павел прикрикнул с террасы на Георгия:
     - Что ты там возишься? Давай подходи!
   Георгий убрал грабли, садовые ножницы, отвез тачку за сарай, вымыл руки и довольный тем, что работа поглотила все его мысли и немного успокоила душу, пришел на веранду и сел за столик рядом с Павлом. Перед хозяином лежала конторская книга, лист бумаги, исписанный колонками цифр, калькулятор. На столе стоял пакет сока, два наполненных стакана и тарелка с фруктами.
     - Рассказывай! – продолжая тыкать толстыми пальцами в кнопки калькулятора, попросил Павел.
     - Что рассказывать? – не понял Георгий.
     - Мне сказала завуч, что у тебя есть какие-то предложения, которые она поддерживает.
   Георгию снова стала тоскливо на душе при упоминании слова «завуч».
   Он без удовольствия рассказал, что черт дернул его за язык, он поддался обаянию завуча и согласился устроить урок математики на океане, как он это делал для Рико и Есении, но теперь для всего их класса. И должны быть еще два учителя помимо завуча. А ему, Павлу, предстоит морока накормить всю эту ораву.
     - Это класс, в котором учится Рико и Есения? – еще раз уточнил Павел.
     - Да, - ответил безрадостно Георгий. – Но, - оживился рассказчик, - это, если я соглашусь на этот урок.
   Павел молча тыкал пальцами в кнопки, записывал цифры на бумаге и когда закончил, поднял недовольные глаза на Георгия.
     - А ты спроси меня, хочу я лишиться шестисот долларов? – и он пристально посмотрел на земляка.
     - Как скажешь, хозяин, - устало махнул рукой Георгий.
   Павел внимательно еще раз посмотрел на собеседника, взял свой стакан, чокнулся о стакан земляка и, молча, стал пить. Георгий присоединился. Потом Павел еще раз посмотрел на цифры и твердо сказал.
     - Все! Хватит тебе ишачить задаром! Тебе нужна постоянная работа! Тебе нужна заинтересованность! Завтра же рассчитываю этого бездельника садовника! Пусть проваливает к морскому черту! Если ему двадцать долларов в неделю не плата, пусть поищет, кто ему будет платить больше! Так, слушай внимательно! Я тебе открываю твой личный счет.
   Он открыл закладку в конторской книге и ткнул в чистые страницы, на каждой из которых сверху было крупно написано по-русски: «СЧЕТ ЗЕМЛЯКА»
   Слева он записал сегодняшнюю дату, сверху он написал РИКО и в перекрестье горизонтальной строчки и вертикальной колонки поставил цифру 150.
     - Вот! Гляди сюда! – и его толстый палец подпер цифру, чтобы она, наверное, не свалилась от стыда. – Я понимаю, что за час платят учителю в столице десять долларов. Но я пока могу тебе платить только пять. Я вижу, как ты возишься с Рико, уж не меньше часа в день, и мальчишка в такое короткое время стал похож на парня. Это целиком твоя заслуга и этих денег мне не жалко. Поэтому, как учителю, тебе будет положено в месяц сто пятьдесят долларов, если ты будешь и дальше продолжать это хорошее дело.
   Садовник-бездельник получал в месяц восемьдесят, я тебя беру на его должность и кладу – сто долларов.
   И Павел в вертикальной колонке рядом с «РИКО» написал «САД» и под словом вывел цифру 100.
     - И еще! – Павел торжественно посмотрел на земляка, чтобы подчеркнуть свою неслыханную щедрость. – За все реализованные твои идеи я кладу тебе пятнадцать, - он посмотрел на бесстрастное лицо земляка и, на его скулах выступили желваки, - ну, ладно, - он обреченно хлопнул тяжелой рукой по столу, - пусть будет по-твоему! Двадцать процентов от прибыли!
   Георгий, еще не осознавая происходящее, тупо смотрел на хозяина.
     - Поясню тебе! – заметил сурово хозяин. - Прибыль, как я не кручусь, составляет у меня всего лишь двадцать процентов. Так что, если твоя идея со школярами даст мне шестьсот долларов – прибыль у меня будет только сто двадцать долларов, поэтому твои тут только двадцать четыре. Ну ладно, - пошел еще на одну огромную уступку хозяин, - пусть будет не двадцать четыре, а двадцать пять долларов! Ну, что? По рукам?
   Георгий безучастно смотрел на цифры, на хозяина и молчал. И слушал-то он его в пол - уха.
     - По рукам, спрашиваю? – напирал хозяин, начиная удивляться неуступчивости земляка.
     - По рукам, - безразлично ответил Георгий.
     - Да, - вспомнил Павел, - у меня только одно условие: все твои деньги будут крутиться у меня в обороте! Посуди сам, зачем они тебе здесь? Если что-то надо тебе прикупить, скажи, сделаем!
   Георгий, не глядя на Павла, кивнул.
     - Да что это ты такой квелый? Уж не заякорить ли тебя собиралась метисочка? –  одобрительно - восхищенными глазами взглянул на земляка хозяин. – А что? Кровь у них горячая, - прищурился он в ухмылке, - дамочка она справная и при деле!
   Поняв, что земляк не реагирует на приманку, он вернулся к своим баранам.
     - Давай, соглашайся принять школяров, подумай, как все организовать, а я предложил бы это мероприятие провести в следующий понедельник, это тот день, когда после выходных, у нас меньше всего бывает народу. 
     - Хорошо, я подумаю, - сказал Георгий, допил стакан и пошел на территорию.
   Павел подозрительно посмотрел ему вслед, покрутил головой и почесал правой рукой под левым ухом свои шикарные бакенбарды.

     Начало реализации идей российского инженера               
Вечером на следующий день пришел Мигель с Есенией. Мигель нес в руках закрытый тряпкой какой-то большой ящик. Он поставил его на стол, что стоял на участке, и попросил:
     - Давай, «космонавт», принимай свой подарок!
   Георгий недоумевал.
     - По какому случаю, Мигель? Зачем подарок?
     - Открывай, открывай! – настаивал Мигель. Рядом стояла Есения и улыбалась.
   Георгий стянул с ящика покрывала и отшатнулся в испуге от резкого крика. Взъерошив перья, растопырив крылья, в тесной клетке на жердочке сидел огромный красный красавец ара. На его красной голове белели огромные «очки», лишенные перьев, в верхней части которых чернели любопытные глаза.
Повыше когтистых пальцев одну лапу плотно охватывало обжимное кольцо, с прочной латунной цепочкой, видимо, достаточно длинной, потому что она горочкой возвышалась на полу клетки. На последнем ее звене висел большой карабинчик.
     - Какой красавец! – вырвалось у Георгия.
     - Это - твой! – указав сначала пальцем на попугая, потом на Георгия, расплылся в белозубой улыбке Мигель. – Было бы у меня больше возможностей, я подарил бы тебе более дорогой подарок. Это тебе за то, что ты вернул в школу Есению. Ты, ведь, вроде бы хотел попугая? – спросил он, улыбаясь.
     - Да я это так… - засмущался Георгий, - сказал как-то к слову.  Где же ты его раздобыл?
     - Обменял у приятеля на нашу коляску, в которой тебя возили! – довольно засмеялся Мигель. – Приятель работает в джунглях на заготовке леса, и поймал попугая, когда тот не хотел улетать от своей подружки, которую растерзал какой-то хищник. - Слава пресвятой деве Марии, теперь коляска тебе не нужна.
   
И вдруг очень отчетливо перед глазами Георгия возникла пара таких же красных попугаев ара, которых он видел, выходя из джунглей.
   «Уж не один ли из этой пары перед ним сейчас?»
   А попугай что-то кричал, ерошил перья и пытался в тесной клетке расправить крылья.
   «Уж не припомнил ли он меня»? – присматриваясь к его глазам, подумал Георгий.
  Сколько раз его охватывала сожаление, почему он не знает птичьего языка? Сколько интересного он узнал бы, в том числе и о людях!
     - Ты не печалься, по - своему понял его Мигель, - мой старший сын задумал сделать попугаю настоящую клетку. Он поедет в столицу, посмотрит на рынке, как они выглядят, и сделает. Руки у него пришиты куда надо! – похвастался Мигель. - А пока, пойдем, я покажу, как ты будешь попугая выгуливать.
   Мигель подошел к пальме, под которой много дней лежал недвижимый Георгий, померил ее, обхватив руками, вытащил из пакета толстую проволоку, обхватил вокруг пальмы и плоскогубцами быстро скрутил кольцо, к которому будет крепиться карабин.
     - Вот, вокруг этой пальмы, в ее тени и будет гулять ара. Вот мешочек корма, который он ест. Павел должен знать, что он любит из фруктов, да не забыть ставить чистой воды. Рико и Есения помогут за ним ухаживать.
     - Обязательно, Дчёч, - не смутившись, подтвердила Есения, глядя на него преданными глазами, - и буду учить с Рико ару говорить. Только позвольте кличку ему мы придумаем с Рико сами!
     - Договорились, - с улыбкой согласился Дчёч.
     - Есения, позови капитана, - попросил Мигель.
   Пришел Павел и стал восхищаться попугаем.
     - Ну, надо же, какой здоровый и весь разноцветный! Хотя красным его зовут не зря!
     - Это подарок Дчёчу, за то, что вернул Есению в школу! – сказал Мигель.
     - Я смотрю, - хитро взглянул хозяин на земляка, - ты приводишь в действие свой план по привлечению клиентов.
     - Вызывай фотографа из столицы, хозяин, будем тебя фотографировать на рекламный щит! – улыбался земляк. – На щите будет красоваться капитан в своей фирменной фуражке, а на руке у него сидит попугай! И надпись: «Загляни к капитану»! Я могу тратить свои деньги? – усмехнулся Георгий.
     - Деньги твои! – погрустнел Павел.
     - Мигель, слышал? – повеселел Георгий, - пусть твой сын найдет агентство по уличной рекламе и пришлет сюда фотографа.
   На том и договорились.
 
 А в понедельник в десять утра из остановившегося автобуса высыпала голосистая орава школьников с тремя учителями, среди которых была и завуч. Двадцать пять человек, казалось, заполнили всю территорию. Конечно, самым большим любимцем стал ара, и ему досталась сразу месячная норма фруктов и орехов. Попугай с достоинством выхаживал вокруг огороженной веревкой пальмы, не подпускавшей ближе школьников, кричал, тряс хвостом и крыльями, и его не очень-то смущали столпившиеся вокруг ребята. Есения предложила тут же придумать попугаю кличку, и после пятнадцати минут криков и споров за арой закрепили кличку Морган. Если бы попугай мог понимать речь, он бы очень обиделся.*

     * Морган Генри, уэльский пират, в 1671 г. полностью разрушивший древнее поселение столицы.

Потом была операция по спуску со скалы всех школьников к океану.
Потом разбили класс на три равные группы: в одной группе проводил математические игры сразу ставший важным Рико, во второй – скромная Есения, а в третьей – заваривший всю эту кашу Георгий. Вместо запланированных сорока пяти минут игры растянулись до полутора часов, закончившись соревнованиями.   
Быстрее всех решала примеры группа Есении, потом – Рико, а на почетном третьем месте оказалась группа Дчёча. Зато его группа быстрее всех пробегала до куста и обратно. Конечно, было запланировано и купание в океане, и Георгию пришлось плавать возле трех буев, красных воздушных шариков, торчащих на воде, привязанных тесьмой к камням, и отгонять к берегу самых настырных пловцов. А чтобы изготовить буи, он за три дня с помощью Есении обзавелся пятью шарами, а сегодня рано утром и заякорил их на нужном месте. Павел и Родригас с помощью учителей спустили обед со скалы и, как признались ребята, никогда ничего они не ели с таким аппетитом. Завуч оценила мероприятие на отлично. Она была весела, доброжелательна, старалась помочь Дчёчу в чем только можно, и чертовски обаятельна. После обеда ей удалось, почти прижав маленькой грудью Дчёча к краю скалы имения Павла, взять с него слово, что он еще прочитает лекцию в школе для старшеклассников о космосе.
   Попробовал бы Дчёч не согласиться!
   Когда через час после обеда удалось загнать учеников в автобус, и ребята, махая капитану и Дчёчу, скрылись из виду, подуставший Павел признался.
     - Это я сделал промашку! За обслуживание такой горластой компании надо было брать коэффициент два, а я-то, дурак, еще и скинул десять процентов!
     - Не горюй, Павел, - утешал его земляк, - зато теперь многие знают к тебе дорогу и привезут с собой родителей. Вот увидишь!

  И земляк оказался прав. В ближайшие выходные три или четыре пары родителей со своими чадами из класса Рико и Есении выражали капитану признательность за прием. Известность заведения капитана в столице росла. Привезенные еще два столика с зонтами над ними по субботам и воскресеньям все равно не могли решить проблему накормить всех желающих. Георгий обслуживал вместе с Павлом веранду, на Рико легла обязанность обслуживать четыре столика на участке. Родригес завопил о прибавке к зарплате и хозяину пришлось прибавить ему двадцать долларов, Луиза пропадала на кухне, помогая Родригесу. Павел, довольный большими сборами, ходил между столиков, ставя соки и фрукты, мурлыча рыбацкие песни. Он был похож на упитанного кота, закормленного командой траулера свежей рыбкой. Посетители задергали хозяина пожеланиями пообедать у океана. Встал ребром вопрос о строительстве нормальной лестницы.
Когда Георгий как-то вечером положил перед Павлом два варианта лестницы: красивой и ажурной с винтовым спуском и пилообразной – с тремя зигзагами спуска и двумя площадками, Павел, со вздохом, остановился на последней.
     - Красивая, зараза, - смотря на изящную винтовую лестницу, сказал он, - но спускаться в ней надо одному, а другие будут ждать, пока он не будет на песке. Не пойдет!
   Земляк согласился и сделал на последнюю - калькуляцию, прикинув затраты. С помощью Мигеля нашли в столице сварщика и уточнили все расходы. Павел, ознакомившись, присвистнул и было засомневался в необходимости строительства.
     - Не сомневайся, хозяин, отобьешь свои вложения еще до сезона дождей! А чтобы ты меньше горевал, вкладываю свои двести долларов, а весь проект тебе не стоит ни цента! – успокоил со смехом земляк, глядя на прижимистую физиономию капитана. И даже это предложение прошло со скрипом. Уж очень не любил хозяин тратиться.
     - Я эти вложения и за год не оправдаю! – врал Павел.
   Земляк помалкивал, улыбаясь, прекрасно зная, какую прибыль это принесет.
     - Когда это мы доживем до того, чтобы размещать столы у океана?
С большим трудом удалось убедить Павла заодно поставить на краю скалы и невысокую ограду. Здесь Георгий подговорил Луизу, которая сама боялась обрыва и больше всех, конечно, боялась за Рико.
     - Никак не хочешь ты дозревать, хозяин! Очень скоро ты без всего этого не будешь мыслить свое существование! – посмеивался над ним земляк.
   Георгий каждый день половину времени пропадал на стройке и был требовательным змеем о шести головах: проектировщиком, технологом, бригадиром, закрывающим ежедневно наряды, рабочим, помогающим везде, где требовалась дополнительная пара рук; мастером ОТК, принимающим каждую технологическую операцию, и военпредом, принимающим этапы работ.
   Сначала хозяин был на стройке каждый день, охая и ахая, как же все сложно и трудно сделать и, жалея, что связался с этой чертовой лестницей. Но, наблюдая, как Георгий решает шаг за шагом встающие каждый день проблемы, понемногу успокоился. А когда стало что-то вырисовываться из стальных листов и обрезков нержавеющей арматуры, он появлялся все реже и реже, непременно напевая под нос веселенький мотивчик.
   Хозяин, прекрасно понимая значение всего сделанного и в душе соглашаясь, что это быстро окупится, посмеивался про себя над земляком.
   «А еще инженер, называется, спутники запускал! Как я его охмурил с добровольными вложениями на четыреста долларов? Как ребенка! Что значит, человек никогда не имел частной собственности! Эх, не скоро с такими простаками будет богатой Россия, не скоро!»
   И уже через месяц прекрасная лестница-пила украсила побережье. Сделанная из нержавеющей стали, с тремя огражденными наклонными пролетами и двумя площадками, не скользкими при дожде ступенями, - она красиво и надежно прицепилась вдоль скалы, у которой скололи острые кромки. Георгий настоял поставить над лестницей на металлических трубах мощную галогенную лампу, еще две такие же – по краям участка, а вот столб с мощным прожектором, который бы освещал песчаную полосу у океана, хозяин «зарубил».
На следующей неделе пришел старший сын Мигеля, толковый парень, который учился в последнем классе в столичной школе, и принес адрес фирмы по наружной рекламе. Он выяснил, что агенты делают фото только в своей конторе, и чтобы заключить договор, Павлу придется собственной персоной туда приехать на фирму. Как всегда, хозяин стал из этого раздувать непреодолимое препятствие, но Георгий его дожал.
     - Ты пойми, Павел, - убеждал он, - теперь тебе отступать некуда. Ты вложился в серьезные расходы по благоустройству своей фазенды. Посетителям твои новшества определенно понравятся, для их привлечения все это и было сделано! Но оценит это только тот, кто у тебя побывает. А заманить ты можешь с трассы своей привлекательной улыбающейся физиономией. Последний довод подействовал, и Павел засобирался в столицу.
   Сборы длились неделю: протиралась кокарда в виде парусника на белой фуражке; подглаживался и приводился в порядок капитанский белый китель от эполета на одном плече до блестящих пуговиц; выводилось пятно и гладились белые с голубыми лампасами брюки; наводился блеск на парадных белых штиблетах. Земляк уговорил Павла взять только фуражку и китель, повесив его на плечиках и сунув в чехол, а хозяин попросил Георгия сопровождать его, и по выездному случаю в столицу пришлось Луизе купить земляку недорогие белые брюки и светлую рубашку с коротким рукавом.
   Рико впервые в своей жизни вместе с «космонавтом» с удовольствием помыл старенький отцовский форд, и, наконец, в десять утра, в понедельник, Павел с Георгием выехали. Когда выезжали с проселочной дороги на трассу, земляк попросил капитана притормозить возле рекламного щита.
   Выйдя из машины и осмотрев щит с рекламой, призывающей купить в столичном супермаркете со скидкой в тридцать процентов всевозможные джинсы, известной американской компании, Георгий, подначивая Павла, сказал:
     - Вот здесь, содрав известный американский бренд, будет улыбаться встречным водителям русский капитан Павел, приглашая отведать устриц.
     - Подожди, как назовут неподъемную цену, я на такую авантюру не пойду, - садясь в машину, тревожился Павел.
     - Это не столица. Не думаю, чтобы это было дороже трехсот долларов за месяц, - успокаивал земляк.
     - А что, триста долларов это тебе не деньги?
     - Чем больший срок ты оплатишь, тем больше требуй скидки! Меньше месяца арендовать щит не советую.
   Павел покосился на пассажира в зеркало и ничего не ответил. А Георгий смотрел тревожно на трассу, узнавал и не узнавал ее.
   «Другой рядом быть не должно. Значит, он ехал по ней уже дважды: сначала с тургруппой на океан, а потом возвращался один. Все это было с ним, как во сне. И было ли?»
   Фирма по наружной рекламе оказалась обыкновенной конторой, расположенной на въезде в столицу. Оказывается, это был филиал центрального офиса, ведающего только столичной рекламой. А эта контора отвечала за наружную рекламу в пределах тридцати миль вокруг столицы. Контора располагалась на первом этаже двухэтажного здания в двух небольших комнатках. В одной белый менеджер ругался с кем-то по телефону, в другой - метис устанавливал осветительную аппаратуру.
   После разговоров Павла с менеджером, Георгий по лицу хозяина понял, что предложенная цена его не напугала. Павел подтвердил Георгию, что тот, как в воду смотрел и угадал с ценой. Менеджер попросил подписать договор на месяц за триста долларов.
     - Ну, что скажешь? – вытирая лоб платком, обратился к земляку Павел.
     - Когда ты говоришь, наступает сезон дождей? – задумчиво спросил земляк.
     - Раз на раз не приходится: может и в апреле, а может и в мае, - не понял, к чему это клонит земляк, прищурился на него Павел.
     - Знаешь, что, - вдруг окреп в мыслях Георгий, - не соглашайся! Вставай и собирайся будто бы уходить. Говори, что наступают скоро дожди, и за такую цену нет смысла арендовать щит. Требуй скидку в пятьдесят долларов. Обещай, если пойдут навстречу, после месяца продлить аренду рекламного щита, но оплатишь только за месяц!
   Павел внимательно посмотрел на Георгия и, надев очки на нос, стал хмуро читать договор.
Панамец-менеджер так и не понял, что перед ним сидят русские. Он понятия не имел, что у русских есть школа Станиславского. И когда Павел, приподнимаясь, развел разочарованно руками, бедный менеджер, видимо, сдался и подсунул артисту договор, скрепя зубами, соглашаясь с кабальными условиями.
     - Скинул, паразит, пятьдесят, а как блефовал! – невнятно, только для земляка, уткнувшись в договор, прогнусавил Павел.
     - Ну а ты разыграл торг, как Станицын*! В тебе спит большой актер! – восхитился земляк.
 
   * Станицын Викт. Як.(1897-1976), нар. арт. СССР, великолепный артист МХАТ.

Когда после договора Павел попал для фотосъемки к метису, тот усадил Павла на кресло и уже приноравливался снимать, когда все это увидел Георгий, заглянув в комнату. Он возмутился.
     - Нет, нет, так не пойдет! - решительно сказал он, входя в комнату.
   Метис опешил от такой наглости и спросил Павла.
     - Кто это такой? И чего это он здесь раскомандовался?
   Павел нерешительно посмотрел на Георгия и спросил.
     - Он делает что-нибудь не так?
     - Вы оба делаете не так! – уверенно сказал Георгий.
     - Скажи метису, что я твой личный стилист и визажист, приехал из Москвы, чтобы он успокоился.
     - Кто ты? – не понял Павел.
     - Визажист, это кто следит за тем, чтобы модель, а это ты, выглядела как надо, - и для пущей наглядности Георгий очертил пальцем круг вокруг лица
   Павел перевел взгляд на фотографа, тот напрягся и ждал объяснений: что тут у него происходит?
     - Давай, давай, переводи! – поторопил его земляк.
   Павел перевел метису, после чего удивлению того не было предела, а его сердитый вид и вовсе превратился в глупый. И вместо наступления, он перешел в глухую оборону. Теперь он ждал, что это выкинут эти русские?
     - Скажи этому горе-фотографу, что он сибирский лапоть и в рекламном агентстве ему работать нельзя! – сделал суровый приговор московский фотограф.
     - Если бы я ему и сказал, он все равно не поймет это, - рассудительно ответил Павел. – А чем ты, собственно, недоволен?
     - Сейчас скажу, - придирчиво оглядывая комнату, сказал Георгий, - ты быстрее поймешь, чем этот чукча! Ты вспомни, где висит этот щит, на котором будет красоваться твой портрет?
     - Как где? – не понял Павел.
     - Проезжающие водители будут его видеть на фоне голубого неба, так? – стал подсказывать Георгий.
     - Ну, так, - пока не врубался Павел
     - А какой на тебе пиджак?
     - Ну, белый! – еще не дошло до модели.
     - А как ты сам считаешь, хорошо ли ты будешь смотреться в белом пиджаке на бледно – голубом фоне, как у этого фотографа, - ткнул пальцем строгий стилист в бледно – голубую тряпку, да еще сам щит на фоне голубого неба?   
     - Ну, так здесь ничего другого нет! – беспомощно огляделась непривередливая модель.
     - Скажи этому чукче, что ты заплатил триста баксов и хочешь выглядеть эффектно!
     - Двести пятьдесят, - поправил Павел.
     - Ну, соври в первый раз в своей жизни! – возмутился детскому простодушию модели визажист. Давай, давай, переводи! А то у фотомастера сейчас из глаз сверкнет фотовспышка! – поглядел с опаской на возбухающего гневом метиса Георгий.
   Павел перевел. Фотограф немного расслабился и осмотрел свою убогую студию.
     - Так! Ты будешь сниматься на фоне этих плотных вишневого цвета штор, что закрывают окно. Переводи, переводи! – командовал фотограф-художник.
   Модель неуверенно перевела.
   Фотограф беспомощно посмотрел на кресло, стоящее на фоне голубой драпировки, на вишневые шторы и Георгий на его лице не уловил никаких мыслей.
     - Так! Отодвигайте от окна этот тяжелый стол, мне с моей ногой его не осилить! Давай, давай, работай! – последнюю фразу визажист сказал по-испански, адресуя впавшему в легкий столбняк фотографу.
     - Смотри-ка, подействовало! – удивился Георгий, увидев, как метис подошел к столу, отодвигая ногой провода.
   Павел присоединился, и скоро стол был отодвинут, а на его место визажист поставил кресло. Потом визажист переместил две штанги с лампами подсветки так, как если бы он сам снимал. Потом он взял треногу с установленным фотоаппаратом и посмотрел в объектив, после чего приказал Павлу сесть и еще раз прицелился. После этого он одну лампу придвинул, а другую отодвинул немного вбок. Еще раз придвинул к креслу треногу и попросил фотографа поглядеть в аппарат на модель.
     - Хорошо? – на испанском спросил у фотографа-чукчи московский фотограф-художник.
     - Фотограф с интересом посмотрел на сидящую освещенную модель в капитанской фуражке и кителе, потом на художника и неуверенно кивнул головой.
     - А ты ничего не испортишь? – теперь уже засомневалась модель.
     - Портил, в первые десять лет! – сознался фотограф-художник. - Последние тридцать - снимал без брака!
   Фотограф, как ученик, посмотрел на учителя художника, ожидая команды снимать. Но визажист внимательно осмотрел модель, подправил фуражку, пригладил с одной стороны баки у модели и довольный встал перед Павлом.
     - Теперь вынимай свою трубку и раскуривай! Для чего мы ее брали?
     - Но я уже сто лет, как не курю! – напомнил Павел, может, я ее буду просто держать?
     - Просто только курица несется, и та кудахчет!
   На их удачу фотограф оказался курящий и дал сигарету. Набив трубку, Павел ее раскурил.
     - Отлично! – поправив руку с трубкой, оживился стилист. – А теперь большим пальцем левой руки у плеча ты, капитан, показываешь на свое заведение, вот так! – и художник приветливо зазывающее улыбнулся. – И помни, от того, как приветливо ты сейчас это сделаешь, так и попрет к тебе народ! Ты меня понял? – строго спросил он.
     - Понял, - ухмыльнулся Павел.
     - Делаем три снимка! – обратился к ученику фотографу Георгий.
     - Положено два! – недовольно поправил фотограф.
     - Делаем три! Я сказал три! – нахмурился учитель, показывая чукче сколько это будет на пальцах, - А из трех мы выберем один для рекламы.
   Фотограф молча хмуро кивнул и подошел к аппарату.
     - Стоп! Затянись, раскури трубку, капитан! Вот так! Улыбайся приветливей! Зазывай, зазывай! Снимай! Снимай чукча!
   Сверкнула вспышка. Потом сделали дубль, потом сняли и третий раз.
     - А ты и впрямь командовал, как начальник! – вешая китель на плечики, с уважением покосился на земляка Павел.
     - А я и есть… начальник, - чуть не выскочило слово «полковник», но художник фотограф успел вовремя прикрыть рот и мысль, вырвавшаяся было на свободу, в самый последний момент была прищелкнута передними зубами, – не радуйся свободе раньше времени!
   Три снимка пятнадцать на двадцать фотограф обещал сделать через три дня.
     - Ну что, виза… жист, показать тебе пол - Панамы? – предложил подобревший хозяин.
     - Ты еще спрашиваешь? – надулся Георгий.
   И Павел повез Георгия сначала по центральной улице, показал небоскребы в элитном квартале, в которых располагались филиалы американских, французских, японских, немецких банков, а также вывески мировых известных компаний, бренды которых были у всех на виду и на слуху. Столица поражала чистотой, ухоженностью улиц, хорошим вкусом ландшафтных дизайнеров, знающих толк в своей работе.
 А самое главное, - здесь никто никуда не спешил! Загруженность автомобилями улиц была такой, как в Москве в семидесятые годы. Не сказать, чтобы жизнь здесь казалась сонной, скорее она была размеренной и уверенной, и каждая дорогая машина ехала с достоинством.
     - Да-а, Павел, - с завистью протянул Георгий, - живя в Москве всегда на окраинах, я ненавидел выезжать на машине в центр, а здесь даже я поездил бы с большим удовольствием!
     - Оставайся! – ухмыльнулся Павел. – Голова у тебя варит, откроешь свой бизнес, женишься на метисочке и заживешь в свое удовольствие, - улыбаясь, посмотрел он в зеркало на Георгия. – Я вот не жалею! Что меня ожидало в СССР, когда я, двадцатичетырехлетний пьяненький матрос проспал с мулаткой свой траулер, который без меня ушел в океан? Лагеря! Сломать себе жизнь из-за любви к бабьему отродью и спиртному? Конечно, поначалу я готов был рвать везде на себе волосы и плыть в океан за кораблем! Но когда я осушил бутылку у подружки, я понял, что на траулере был нужен не я, а только мои руки. Но эти же руки были нужны и на других траулерах, и, как оказалось, за мой труд платили даже больше. Когда по портовому беспроволочному телеграфу до меня доходила весть, что заходит корабль из СССР, если у меня была возможность, я бегал года три встречать любой корабль, ходил около и смотрел, и вздыхал, и приходили всякие мысли, чтобы прийти на корабль и встать на колени, ведь повинную голову не рубят! Но в порту за стаканчиком виски помощник капитана русского сухогруза, хохол, сказал мне: «Еще как рубят! Покатится твоя голова, как голова Мосия Шило, моргая глазами и бубня, что-то матерное, и кончишься ты»!*

     * Про голову Мосия Шило, которая покатится, моргая глазами, - вроде бы, как у Николая Васильевича. А вот за то, что еще и, «бубня что-то матерное», - не уверен. Но все равно, помощник был большой любитель русской классики, определенно, любитель!

Это меня и остановило. И осталась во мне навсегда тоска по кораблям из России и радость встречи с каждой русской душой. Конечно, волны времени постепенно заносили песочком острую боль тоски.
     - И мне ты был рад, когда узнал, что я из России?
     - Клянусь усами креветки! – серьезно произнес Павел, с укором глядя на земляка в зеркало. – Когда ты прошептал по-русски: «пить», - в душе как-то потеплело. Тебе, не потерявшему Родины, это не понять.
   Некоторое время они ехали, молча, мимо каких-то красивых зданий, но Георгия теперь они не задевали за живое. «Ну, красивые – и красивые!»
     - А ведь не опоздай я тогда на свой траулер, может быть, и тебя сейчас бы не было в живых, - задумчиво, как бы про себя, произнес капитан.
     - Как это? – очнулся вдруг Георгий.
     - Подобрали бы тебя метисы, сдали бы тебя Хавьеру, тому, что из полиции, а тот, - в столичный госпиталь для бомжей, где ты, в отсутствие нужных лекарств, тихо кончился бы, с твоими-то ранами. Но тебя изувеченного принял я, русский, и оставил у себя. А еще один христианин, Старик, тебя вернул к жизни. Так что, кто-то там, - и капитан, не снимая руки с руля, показал большим пальцем на крышу автомобиля, - очень могущественный, ведет тебя по жизни и чего-то от тебя хочет. Сдается мне, что ты не очень-то в жизни следуешь поговорке, которая гласит: «Послушного судьба ведет…», скорее про тебя последняя ее часть: «… а упрямого тащит».
     - А ты еще и философ, - удивился зигзагам мысли капитана земляк.
Они помолчали, каждый, думая о своем.
     - Ну, а дальше что? – захотел продолжения Георгий.
     - Все! Хватит! Хорошего понемногу! Поедем-ка мы, дорогой, домой! А то, я смотрю, только зря жгу бензин. Ты больше слушаешь, чем смотришь!
   Через три дня капитан и земляк уже смотрели на три фотокарточки в конторе у метиса.
На одной, - ехидно осклабившийся капитан большим пальцем левой руки показывал вверх, напоминая земным грешникам, что на них есть всемогущий всевидящий карающий судья, который ведет счет всем прегрешениям и уже грядет час расплаты.
На другой, – явно навеселе, подпивший забулдыга-капитан, показывая большим пальцем себе в плечо, говорил всем своим видом, что в жизни нет больших удовольствий, чем вино, трубка, а его прищуренный левый глаз намекал, - и еще кое-кто, и весельчак призывал следовать его примеру. На третьей, - ухмыляющийся, себе на уме капитан, показывая за плечо, насмехался над теми простаками, кто поехал туда по глупостии, и всем своим видом говорил, что он там их облапошит!
   Фотограф художник смотрел на таких разных и одинаково не внушающих доверия капитанов и поражался, как из симпатичного добряка капитана можно было сделать такую ехидину!
   Павел сопел, двигая пальцами три физиономии, наклонял голову налево и направо и, наконец, выбрал последнего.            

     Виновник переполоха в панамской школе
Как-то, приехав из школы, Рико нашел Георгия и повторно передал просьбу завуча провести лекцию у старшеклассников о космосе. Завуч напомнила, что скоро заканчивается учебный год и начнутся экзамены, и будет уже не до лекции.
     - Так что передать завучу, - нахмурился Рико.
   Георгий задумался ненадолго.
   «Не отстанет завуч. Придется проводить», - тоскливо подумал он.
     - Давай, Рико, на послезавтра, что скажешь?
     - Попроси, Дчёч, чтобы меня и Есению пустили на лекцию, ладно?
     - Действительно, а почему бы и нет!
     - Смотри, не позабудь, Дчёч, - убегая, предупредил Рико.
   Когда в назначенный день знакомый Георгию мулат – водитель зашел за ним, сообщив, что школьный автобус для доставки «космонавта» на стартовую позицию подан, Георгий понял, что подготовка к старту у завуча поставлена хорошо. Но когда он вошел в набитый до отказа школьный зал, то понял, что так могут встречать только космонавта, аварийно свалившегося из космоса в Панаму! И только в зале он вспомнил о Рико и Есении.
     - Не волнуйся, Дчёч, да вон они, у окна! – улыбнулась, подбадривая его, завуч. – Знакомься, Дчёч, это твой синхронный переводчик с русского, одна из лучших студенток столичного университета.
   Перед ним стояла, смущаясь, смуглая, но белокожая тоненькая девчушка с приятными чертами лица и, конечно же, темно – карими глазами.
     - Ой, я так волнуюсь, - подала она руку, сказав фразу на русском с еле заметным акцентом. – Я вас очень прошу не употреблять специальные научные термины, я готовилась к вашей лекции всего неделю и не смогу их перевести, моей подготовки недостаточно, - конфузливо посмотрела на Георгия синхронист.
     - Я постараюсь вас не напрягать, - заверил «космонавт», - но, если вдруг увлекусь, дерните меня за рукав, хорошо?
   И девчонке от этой фразы сделалось не по себе.
     - Я совсем упустила, - виновато глядя в глаза Георгию, покаялась на английском завуч, - вам на лекцию не больше тридцати минут, ведь еще столько же будет длиться перевод! Ну, и десять минут на вопросы. O` Key?
   И Георгий, кивнул головой и успокоил ее взглядом.
   Георгий рассказывал ребятам, какой коварный этот космос: со страшным разряжением, очень горячей температурой на солнце и очень низкой в тени, с кольцами опасной радиации вокруг земли. Он постоянно прошивается метеорными частицами, он не прощает человеку даже маленьких просчетов. И в случае ЧП, не позвонишь в службу спасения по известному телефону, и в течение часа тебя никто спасать не приедет. Он рассказал о погибших американских и советских космонавтах; как чуть не остался вечным пленником космоса впервые вышедший туда космонавт Леонов. Рассказал, почему, все-таки, человек рвется к другим планетам. Георгий изложил, как делают ракеты, как запускают спутники, что такое первая и вторая космическая скорость. Он упомянул о Циолковском, Королеве, запуске первого спутника, как он студентом встречал вернувшегося из космоса Гагарина. Он напомнил о высадке американских астронавтов на Луну, об американских космических челноках, о советской космической станции «Мир», об участии в испытаниях и запуске «Бурана», о посадке автоматических станций на соседние планеты, о подготовке экспедиции на Марс.
   Георгий сидел с переводчицей на сцене за столом и говорили по одному микрофону. Он не раз поглядывал на завуча, сидящую в первом ряду, которая слушала его, как школьница, но тут он увидел, как она показывает ему на часы, и он резко закруглился. Вопросы, от наивных до умных, могли бы длиться еще час, но завуч вскоре вышла на сцену и поблагодарила докладчика и на ушко, не удержавшись, ввернула: «It is splendid»!*

     *Великолепно, англ. 

У школьного автобуса завуч достала какую-то ведомость и попросила расписаться, протянув сто долларов, Георгий начал отказываться, но завуч строго сказала.
     - Дчёч, у нас за всякий труд платят, а у вас?
Он хотел сказать, что у него в России, - не всегда, но вовремя осекся.
    - Помните напутствие Господа своим ученикам-миссионерам? «…трудящийся достоин награды за труды свои».* А вы миссионер.

     * Евангелие от Луки, (10: 4-5, 7).

Георгий от удивления приоткрыл рот и так остался стоять немым истуканом.
   «Ну, ладно, эта образованная метисочка знает Библию, и это на краю Света! Но то, что его сравнивает эта ученая женщина с библейским миссионером?»
Летисиа не могла удержаться от веселого смеха, видя такого взрослого человека, не умеющего скрывать свои чувства.
     - Спасибо, Дчёч! Вы настоящий лектор! До встречи!
   Когда школьный автобус, как обычно, притормозил у рекламного щита, то на сей раз из него вышли три ученика: хорошисты Рико, Есения и совсем плохо говорящий по-испански Дчёч.
    - Колоритный капитан указывает, - поправляет Рико Есения, - где надо искать взрослого дядю Дчёча, маскирующегося под пятиклассника, охмуряющего доверчивых учеников на лекции. Надпись под фото уточняет: «Загляни к капитану»! И как только возят его на школьном автобусе с учениками?
Все дружно хохочут.
      - И такому доверили прочитать лекцию? – добавляет, смеясь Рико. - Ну, и учудила  завуч средней школы! Ох, и попадет же ей!
Но что не сделаешь ради… учеников! А вы о ком подумали?
 
 









































Глава 7. Мечтой любви, мечтой прекрасной, не увлекай.

     Несостоявшийся мачо
Уже заканчивались летние каникулы и должен скоро приехать Рико, проводящий их где-то у родственников. Ранним вечером еще жаркое солнце подняло в воздух все испарения, которые перед этим туча вылила на землю в виде ливня. А когда за час до своего захода в горы светило устроило себе заслуженный отдых, у заведения капитана притормозила белая машина, на капоте которой резво скакал дикий мустанг с развивающимися гривой и хвостом. Из нее вышла элегантная молодая женщина в белой мини юбке и белой блузке с треугольным вырезом. На ногах этой женщины были, видимо, очень удобные белые туфельки на низеньком не остром каблучке. В руках была небольшая белая сумочка. Черные отливающие блеском волосы почти опускались на плечи, непослушная косая челка закрывала левую бровь, на глазах были темные очки.
   Капитан радостно вышел из-за своей конторки навстречу вошедшей на веранду гостье со словами:
     - Приветствую очаровательную сеньору! Что изволит сеньора заказать? – подавая ей карту меню, пытаясь проникнуть взглядом сквозь темные очки сеньоры.
     - Если не возражаете, капитан, сначала закажем вашего садовника, - с достоинством опуская очки, помогла себя узнать сеньора.
   Капитан округлил глаза, и двух секунд ему хватило на распознание знакомой ему сеньоры.
     - Сейчас, сейчас! – угодливо воскликнул он, готовясь с дамой выйти в сад, но дама его холодно остановила.
     - Если позволите, капитан, я попытаюсь с ним разобраться сама.
     - Желаю удачи! – ухмыльнулся капитан, разжимая свою ладонь.
     - К черту! – послала капитана воспитанная дама.
 Это не только не обидело капитана, а даже вызвало у него еще большее восхищение и уважение к сеньоре.
Сеньора последовала в сад и в дальнем углу нашла, все-таки, свой искомый объект. Садовник-стилист увлеченно делал авторскую прическу рашн-самбо-мамбо терпеливому зеленому кусту большими ножницами с выдвижными ручками. Понятно, что любая авторская работа - это не работа по сухой вымученной чиновничьей инструкции какого-нибудь панамского школьного завуча, она требует больших умственных затрат, высокого полета художественной мысли и увлеченности. Простояв за спиной стилиста минуту и, поняв, что можно еще так стоять долго, завуч чуть кашлянула, чтобы не напугать садовника. И все-таки садовник на пару секунд закостенел. Постепенно, начиная оживать, медленно поднимал из-за правого плеча стеклянный взгляд с белых туфелек, по изящным ножкам, застыв на некоторое время на краю мини юбки. Потом заскользил выше по обтянутому бедру, талии, с неподдельной любознательностью попытался заглянуть в треугольный вырез блузки, скользнул по тонкой светло – коричневой шее, очертил абрис подбородка, прилип на пару секунд к светло – малиновым губам, пробежал по тонкому носу с чуть заметной горбинкой, вышел на упрямую челку и отразился удивлением в темных очках. Когда садовник снял ладони с длинных рукояток тяжелых ножниц, потому что затекли вытянутые руки, и оставил ножницы на голове у недостриженного клиента, у обладательницы всех осмотренных достоинств вырвался нелепый смешок. Тогда садовник медленно протянул руку к темным очкам и начал также медленно и осторожно их снимать. Теперь настала очередь застыть сеньоре, и уже ее застекленевший взгляд уставился в его глаза.
    - Так это вы, - констатировал нерадостно садовник и, по-видимому, своей интонацией погасил смешливое настроение дамы в белом.
     - Это я, - в тон ему в траурной тональности ответила дама.
     - Ко мне? – засомневался садовник.
     - Если позволите, к вам, - констатировала дама.
   Садовник недоверчиво смотрел в глаза, не спрятанные за темными стеклами, но и после этого сомнения не покинули его. Он окинул взглядом безукоризненный белый наряд,  белые туфельки, белую сумочку, потом перевел взгляд на свои потертые сандалии, на свои тонкие и высушенные, как у кузнечика, но волосатые ноги, всего лишь третье место на теле, где у него росла шерсть, что нередко приводило его в смущение, потом на свои рабочие шорты…
     - Это не имеет никакого значения, - прервала его сравнения завуч. - Давайте спустимся, – сказала она по-испански, - только снимите с головы недостриженного клиента ножницы. - И пошла вперед.
   На самой верхней площадке лестницы, что была вровень со скалой, она постояла, посмотрела на белые облака над океаном, повернулась, чтобы убедиться, что и он смотрит на них, и, не сказав ни слова, начала спускаться. Они шли, держась за перила, через одну ступеньку друг от друга и молчали. На каждой площадке она останавливалась и смотрела на горизонт, но уже не оборачивалась, чувствуя его за собой.
Когда они сошли на песок, она сняла туфли и оставила их у лестницы. Садовник последовал ее примеру, скинув потертые сандалии. Потом она взяла его за руку, убедившись по его глазам, что это ему не противно, и они пошли по песку, периодически заливаемому тихими волнами.
 Они были одни, и вокруг них была умиротворенная Вселенная. Океан неторопливо перелистывал страницы длинных низких волн, просматривая на ночь любимые сказки, чтобы к тому моменту, когда вечная спутница Земли Луна, услышав от Персея любовную историю, покраснеет от смущения, уронить из заснувших рук книжку с картинками и тихо почить до утра.
     - Если бы я, Дчёч, не видела вас увлеченного игрой с ребятами, с горящими глазами, по-детски смеющимся, я бы не поверила в то, что вы можете быть, как школьник-подросток, - она взглянула на него, и улыбка приятных воспоминаний засветилась на ее лице. – Почему вы со мной такой настороженный, такой… предупредительно-холодный, как будто вы выставили вперед руку и боитесь, что с вами случиться что-то непоправимое, если я к вам прикоснусь? – продолжала она на родном языке.
     - А можно на английском? Вы преувеличиваете мои успехи в испанском языке, - попросил он.
   Она резко повернулась к нему, взглянула ему в глаза, положила на его лопатки, ставшие вдруг жесткими ладони и вдавила его в себя. Не спуская с него глаз, она спросила на английском.
     - Ну, что, Дчёч, сейчас ничего не случилось?
   Он смотрел в ее глаза, озорные глаза семнадцатилетней девчонки, и легкая тень улыбки скользнула на его губах. Он почувствовал сквозь футболку ее маленькие и упругие груди, не спеленатые какими-то лифчиками. И еще он почувствовал, что она перешла с ним на «ты».
     - О-о, - заметила она тень улыбки, - оказывается ты живой? А я уже потеряла надежду, что тебе доступны простые человеческие чувства при общении с женщиной. – Не ослабляя своих сильных объятий, она спросила уже другим голосом, - я тебе не делаю больно?
     - А почему ты об этом спрашиваешь?
     - Я видела твои шрамы, когда ты купался с моими ребятами. Тебя ведь чуть живого нашли на той скале? – кивнула она куда-то через его плечо, совсем ослабив силу своих объятий. – И месяц ты ничего не помнил и не говорил?! – похвалилась она своими познаниями о его недалеком прошлом, снимая ладошки с его лопаток и беря его снова за руку.
     - Это детские фантазии, - чуть улыбнулся он, - сродни тем, что я – космонавт, из потерпевшего катастрофу космического корабля.
     - Ну, в это я не поверила сразу, а то, что тебя нашли бездыханного на скале, оказывается правда, - констатировала она и для подтверждения вопросительно посмотрела на него.
     - Это правда, - подтвердил он.
     - А ведь когда ты проводил мастер-класс на песке, капитан сказал, что ты его гость.
     - Он не соврал, - с любопытством глядел на нее Георгий, слабо догадываясь, чего она хочет.
     - Так, когда ты мне сказал в школе, отказываясь от денег, что у тебя нет паспорта, оказывается, у тебя его нет совсем? – вдруг дошло до завуча.
     - Я бомж. Живу здесь на нелегальном положении и зарабатываю себе на пропитание, нарушая панамские законы. Местная полиция ко мне присматривается и, видимо, найдет повод, чтобы меня препроводить в какую-нибудь резервацию. Чтобы не было тебе неприятностей, держись от меня подальше, Летисиа.
     - Как ты сказал? – она вздрогнула и, не выпуская его руки, повернулась к нему. – Ты ни разу со времени знакомства не произнес моего имени, - она смотрела на него повлажневшими глазами.
   Георгий странно посмотрел на нее и не понял причину нахлынувших на нее чувств. Они шли некоторое время, молча, и океан порой накрывал их ноги пеной. Георгий ждал.
   «Не может быть, чтобы завуч приехала только для того, чтобы погулять с бомжем за руку по кромке океанского прибоя. Не может быть, чтобы около такого совсем распустившегося цветка полного нектара не кружились шмели».
Он вспомнил, что его логика уже терпела позорные проколы в области прогнозов поведения женщин, исходя из его прошлого опыта. А тут – опять непредсказуемый случай, - метисочка, к тому же другой культуры, не позволяющей ему со своим русским опытом с приемлемой точностью прогнозировать поведение, вроде бы таких же людей, но ходящих в отличие от россиян вниз головой на другой стороне земного шарика. А он хорошо знал по себе, когда немного постоишь вниз головой, выполняя Сиршасану*, то сразу мысли начинают складываться, как-то нестандартно.
 
  * Стойка на голове у йогов.

   Завуч оглянулась назад, будто желая убедиться, не видит ли их кто со скалы у капитана, удостоверилась, что скала еле угадывалась вдали, остановилась, раскрыла сумочку, достала два листа какой-то газеты.
    - Вот! - развернула она их, положив один лист под другой.
Георгий без интереса взглянул на фото какой-то панамской газеты, где у океана мельтешили какие-то дети.
     - Да вот, же! – приставила пальчик с маникюром фиолетового отлива под две наблюдающие фигурки завуч.
   Георгий напрягся. В даме он сразу узнал свою спутницу, а рядом, присмотревшись более пристально, с трудом узнал себя, в объясняющем ей дядьке. И очень удивился, подняв брови и взглянув на спутницу.
     - И вот! – не дала она спутнику очухаться, вытащив из-под первого листа второй, и тоже приставила свой ухоженный ноготок к двум крупным фигурам, стоящим на школьной сцене, к которым были прикованы взгляды несколько голов ребят, сидящих на первом ряду.
   На этом крупном фото и вовсе стоял не бомж, а монументально возвышалась какая-то голливудская знаменитость, похожая на Джона Траволту, высокомерно купаясь в обожающих его взглядах. И самое откровенное обожание было выражено в красивом лице стоящей рядом хрупкой женщины, той, что была сейчас с ним.
 Брови босого бомжа в рабочих шортах взлетели еще выше и, если бы не волнорезы морщин на лбу, барьером вставшие у них на пути, брови и вовсе могли бы оказаться на затылке.
     - Зачем все это? – только и мог произнести он.
     - Нельзя сдержать сопутствующие современной жизни цифровые технологии! – назидательно произнесла завуч.
    - Мне же не разрешает закон подработку! – возмутился бомж. - Ох, Летисиа, заваришь ты кашу, что с меня взять, я в Панаме - бесправный человек, а ты создаешь себе неприятности!
     - Я уже после этих событий узнала, в качестве кого ты здесь находишься. И только тогда уже задумалась. После моих статей в газете, что под этими снимками, - щелкнула она ноготочком по носу надменной знаменитости, - и после моей статьи в профессиональном журнале, мне неожиданно предложили возглавить департамент школьного образования в столице. Статья о твоей, ты слышишь учитель, - она признательно положила на плечо маленькую ладошку и заглянула в глаза, - твоей методике обучения. О том, как ты за месяц занятий сделал почти отличниками двух ребят, а одну из них вернул в лоно школы, о заложенной в методике новой возможности интенсивного обучения школьников с пользой для здоровья…
Завуч тряхнула рукой, от чего сползшая ручка белой сумочки снова оказалась на плече, благодарно положила на плечо учителя и правую руку с газетами и трогательно заглянула в глаза.
     - Что ты посоветуешь Дчёч? Это путает все мои планы по отлету в Бразилию!
     - Ты шутишь, Летисиа. Кто я такой, чтобы дать тебе совет в таком ответственном для тебя выборе? Весь мой жизненный опыт формировался в СССР при существовании его жестокой системы, где основным для всех правом выбора было: «НЕЗЯ!»
   Последнее слово Георгий естественно сказал по-русски (А как его можно было сказать иначе?) и понял, что надо как-то выпутываться.
     - Основным правом для какого-либо жизненного выбора людей моего поколения был запрет на свободу этого выбора.
   И он снова понял, что сказал совершенно непонятно, в отчаянье махнул рукой и попросил:
     - Уволь, Летисиа. Ты умная женщина. Слушай только себя.
   Он отвел взгляд на черный песок, потому что любой его брошенный взгляд на стоящую рядом женщину неминуемо скользил в магический треугольник выреза ее кофточки, прерывающий две дуги прячущейся под ним груди.
   Разве можно было обмануть женскую породу, читающую такой бесхитростный взгляд мужчины, почти год не держащей в своей руке даже руку женщины, не то что… 
   Летисиа хитро улыбнулась, посмотрела на то место, куда теперь уставился мужчина взглядом, ничего не найдя в черном песке примечательного, она снова взглянула на него и повела чуть плечиком.
   И как только опытная завуч могла совсем недавно называть этого двоечника, не знающего урок, стоящего с понурой головой, опустив тупой взгляд, своим учителем?
     - Я хочу искупаться, - сказала просто Летисиа, отходя немного от кромки океана. – Составь мне компанию!
   Она, не глядя на него, спрятала вырезки в сумочку, положила ее на песок, расстегнула кофточку, обнажив предмет его вожделений – свои маленькие красивые груди, расстегнула молнию юбки и, по-прежнему, не глядя на него, сняла юбку, оставшись в белых трусиках. Потом, как будто она находилась одна в своей спальне, непринужденно сняла их, оставшись… оставшись, в чем родила ее мать, такая же, как и она метиска, с черным треугольником между ног на исключительно ровно загоревшем красиво сложенном теле.
   Георгий не мог не любоваться ею, как художник, как творческая натура, как большой поклонник красивого обнаженного женского тела. Ах, какая жалость, что она не видела его взгляда. Но тогда она снова бы неправильно его поняла, потому что на ее родине такое выражение означает только одно: «Я тебя страстно желаю!»
   Ничуть не смущаясь и не глядя на него, она вошла в воду и шла, постепенно погружаясь, ожидая, когда пришедший в возбуждение океан накинется и расцелует ее упругие груди, и лишь после этого, играя на ревности Георгия, повернувшись к нему, призывно прокричала.
     - Ну же! Я жду!  Ты чего? Мы же одни!
   И зря так самонадеянно звала метисочка. Они вовсе были не одни. На краю скалы, жадно всматриваясь в капитанский бинокль, стояла еще одна женщина.
   Георгий скинул футболку и, чуть прихрамывая, пошел было за метиской, но, дойдя до мокрого песка, вдруг остановился и с непонятной для себя злостью вернулся, стащил шорты и в адамовой одежде решительно вошел в океан. Поравнявшись с нею, увидел ее улыбчивое лицо, откровенный взгляд, брошенный на его равнодушное мужское достоинство, и услышал:
     - Поплыли!
   Она плыла брассом, сначала не по-спортивному, высоко держа голову, не желая мочить волосы. Коснувшееся гор солнце, как всегда, собрало с их вершин пригоршню пурпура и подсыпало в свои лучи, отчего смоченные океаном плечи коричневой женщины, выныривающие временами из его стихии, становились коричнево – красными, а какая-то выпуклая косточка вдруг вспыхивала карминным мазком. А тело коричневой женщины, погруженное в океан и подсвеченное лучами, играло непередаваемыми оттенками, в которых бирюзовые, синие, голубые, зеленые цвета вдруг разом смешивались с коричневыми, красными, розовыми цветами, которые, расплываясь, переходили друг в друга, рождая фантастические полутона, не имеющие на земном языке названия.
   Неземная женщина плыла чуть спереди, позволяя чуть подрумяненному солнцем белому человеку любоваться собою. И он любовался: координированностью ее движений; легкостью выбрасываемых по-лягушачьи ног; стреловидностью вытянутого тела, когда она, закончив толчок, вытянув ноги и руки, прошивала толщу океана, погрузив в него лицо и от получаемого удовольствия, забыв про свои оберегаемые от воды волосы. Георгий сознавал, что эта женщина знала толк в достоинствах своего тела, и ей нравилось нравиться. Она чувствовала, что он плывет сзади и любуется ею.
   Она остановилась, как рыба, работая руками, как плавниками, подождала, когда к ней приблизиться белый мужчина и, бросившись на него хищным осьминогом, обвила его талию ногами, а тело руками и присосалась своим ртом к его рту. Да он был Георгию сейчас и не нужен. Какой от него прок под водой? Они медленно погружались в толщу океана.
   В момент, когда ее ноги обвили его талию, волосатый лобок прижался к его животу, а ее груди раздавились на его груди, в сознании Георгия вдруг вспыхнула похожая ночная картина: вот так же сотней миллионов пор своей кожи он чувствовал кожу повисшей на нем женщины. Но какая была разница! Если та зубами хищной мурены больно вцепилась в его рот, пальцами рук почти дырявила его тело, а пятками в диком желании выдавливала его почки, то висящая сейчас на нем женщина была даже не хищным осьминогом, а доверчивой ластящейся темночешуйчатой русалкой. И эта картинка длилась меньше секунды и рассыпалась, не отпечатавшись в его сознании.                Георгий решил немного поиграть на нервах доверчивого создания и, не шевелясь, продолжал с ней погружаться.
   «Удивительно! Она не испытывала страха! У нее что, жабры что ли? Неужели эта прилепившаяся русалочка совсем не чувствует отсутствия воздуха? А если он с нею не всплывет?»
  И вдруг, снова его сознание озарилось новой картиной: он всей кожей почувствовал близость состояния, когда не получающие кислородной подпитки легкие, начнут разрываться в гипоксии, и рот сам по себе будет проталкивать в них соляной раствор, чтобы совсем ухудшить их работу. Первым напоминающим ударом зазвенел знакомым звоном в висках колокол. И прежде, чем эта секундная картина рассыпалась, Георгий, покрываясь мурашками страха, срочно начал всплывать.
   «Странно, а всплывалось нетрудно, он ожидал худшего!»
 А вначале ему казалось, что с нею, уж, конечно, всплыть не удастся и придется на глубине семи метров выяснять отношения.
   «Неужели своя ноша не тянет? Да какая же она своя?»
   Не снимая обвитых вокруг талии белого человека смуглых ног, русалочка начала помогать всплывать руками.
   Георгий пробил головой поверхность океана, русалочка отлепилась от него, и они разом вдохнули спасительный воздух. Накислородив свои легкие, они взглянули друг на друга и русалочка рассмеялась.
     - Ну, как поцелуй? – улыбаясь, тяжело дыша, вымолвила русалочка.
     - Еще чуть-чуть и он у тебя был бы последним, - уверенно сказал отдувающийся Дчёч.
     - Не-а! – не согласилась, часто дыша, она. - А вот, если бы таким был твой поцелуй, то я согласна… опуститься с тобой еще на пять метров. – И она лукаво на него посмотрела. - Сознайся, а ведь, замандражировал ты, когда я тебя, как осьминог спеленала?
     - Нет, - признался он.
     - Так я и поверила! - не поверила русалочка, - Но в океане ты чувствуешь себя уверенно, как будто родился и вырос рядом.
     - Ага, - выплевывая попавшую в рот соленую горечь, признался он, - в нем я родился и в нем чуть навсегда не остался.
     - Однако, я смотрю на тебя, Дчёч, ты уже пережил страх пленника океана. Хладнокровия русским не занимать! – восхитилась метиска. – Я полагала, что ты начнешь всплывать на первых двух метрах, а я хоть и выросла на океане, сама уже замандражировала и хотела выбираться на поверхность, если бы ты погрузился еще хотя бы на метр, - призналась, усмехаясь, она.
   Он не захотел обсасывать эту тему. Они тихо плыли к берегу. Георгий увидел, как она заволновалась, задвигала ногами и руками, оставаясь на месте, вытягивая голову, пытаясь зацепиться за что-то взглядом. Георгий взглянул туда же и все сразу понял. Она сажала солнце за горы.
   «Ну, надо же! – не поверил он, - оказывается, не он один из людей делает это, когда бывает на море».
     - Ну, давай прощаться с солнцем! – вскрикнула нетерпеливо она, отталкиваясь от воды так, что выскочила на поверхность ее грудь, - и ей удалось, видимо, увидеть верхний красный кусочек солнечного диска, спрятавшегося за гору.
     - Ну что же ты?! – с укором прокричала она, и снова по грудь взлетела над водой. – Я его еще вижу! – радостно прокричала она и снова подпрыгнула. И вновь радостно крикнула. - Вижу!
   Она прыгнула еще раз и тусклым голосом, задыхаясь, произнесла:
     - Все! Посадила!
   И не отдавая себе отчета, как когда-то, Георгий вдруг ударил в воде ногами, а по поверхности руками, вскрикнув от боли, выпрыгнул по грудь над океаном и увидел самый верхний красный краешек солнца, быстро заходящего за горы.
     - Увидел? – восхищаясь его прыжком, спросила азартная женщина, многократно сажавшая солнце в океан и за горы.   
     - Увидел! – слегка морщась от боли, подтвердил он.
   Она подплыла совсем близко и с состраданием спросила:
     - Колено?
     - Колено, - подтвердил он, морщась.
     - Хочешь, я тебя вытащу на берег? Мне доставит это большое удовольствие! – попросила русалочка.
     - Все в порядке. Доплыву, - отговорился Георгий, и они медленно поплыли. Когда океан пытался удержать в своих волнах ее грудь, женщина сделала свой выбор и взяла Георгия за руку. Они выходили из воды, как будто сто лет были знакомы друг с другом, много раз делили одну постель, и у них не было друг от друга никаких тайн. Перед сложенной на сумочке одеждой она остановилась, отжала ладошками свои волосы, потрясла головою, сделав из влажных волос художественный беспорядок, повернулась к нему, касаясь его груди своими сосками, и произнесла, глядя в глаза, со смущенной улыбкой.
     - Сгони своими ладонями воду с моих плеч и спины. У меня нет полотенца, и я не планировала с тобой купание. 
     - У меня грубые руки рабочего… а у тебя нежная кожа, - хмуро возразил Георгий.
     - Мне будет приятно, - улыбалась она, - прошу тебя, - и она повернулась к нему спиной.
   Он медленно провел своим взглядом от кончиков мокрых волос до белеющих пяток и она, почувствовав его взгляд, поежилась и передернула плечиками.
     - Я чувствую твой взгляд, Дчёч! – нервно произнесла она.
     - Тебе неприятно? – замер он с зависшей рукой.
     - Мне было бы приятно, - резко повернулась она к нему, дерзко глядя в глаза, - если бы я чувствовала тебя каждой своей клеточкой… и в себе тоже! – и она с обидой отвернулась.
   Дчёч продолжал стоять с повисшей над ее плечиком рукой, не зная, как себя вести дальше.
Она вновь повернулась, ободряюще взглянула в его глаза, встала на кончики пальцев, закинула руку за его затылок, прижалась к нему не по возрасту упругой грудью, и нежно поцеловала его в губы.
     - Я жду! Ну, пожалуйста, Дчёч! – и она уже страстно вобрала своими губами его губы.
Тогда он, кляня себя за половое бессилие, опустил тяжелые ладони ей на лопатки, забывшись, так вжал ее в себя, что она застонала, и своим поцелуем с лихвой вернул ей два ее поцелуя.
   И в это время на другом конце земного шарика у светловолосой белой женщины вдруг второй раз кольнуло сердце, она вскрикнула, и чашечка горячего кофе чуть не выскользнула из ее ослабевших рук.
А Георгию после своего поцелуя пришлось некоторое время держать коричневую женщину, прижав к своей груди, потому что без его поддержки метисочка с закрытыми глазами и не державшими ее ногами просто села бы на песок, и пришлось бы ей снова омываться в океане.   
   Когда, наконец, в сгущающемся сумраке метиска, превратившись в мулатку, пришла в себя, Георгий властно повернул ее, как неживой манекен спиной. Выдавил несколько капель на ее плечи из черных густых волос, грубыми ладонями смахнул их на черный песок, потом правой ладонью, прилагая усилия, согнал капли с гибкого позвоночника на попу, и, чуть замешкавшись, с попы - на песок. Затем, положив тяжелые ладони в том месте, где шея переходит в позвоночник, разгладил кожу в стороны от позвоночника, опускаясь все ниже и ниже до самой попы, сделал секундную паузу. Потом ладонями прошелся по всем выпуклостям, потом резко развернул свою живую манекенщицу, а вот взглянуть ей в глаза не удалось, потому что они были закрыты. Георгий заметил, как из одного закрытого века медленно сползала слезинка.
     - Прости, если я сделал тебе неприятно, - пробормотал он и бросил качнувшуюся, с трудом устоявшую на ногах мулатку, подойдя к своей одежде.
Он надел шорты, взял футболку и, не оборачиваясь, быстро пошел по заливаемому волнами песку, удаляясь от владения Павла. Когда Георгий прошел по пустынному побережью минут пятнадцать и вконец успокоился, он остановился, повернулся и вдалеке на черном песке увидел чуть белеющий холмик. Он понял, что его ждет женщина и будет ждать столько, сколько он будет успокаивать свои нервы, может быть, до самой ночи. Тем более, что она стремительно наступала, пожирая сумрак. Сумбурные его мысли пытались овладеть сознанием. Им никак не удавалось выстроиться в законченные смысловые блоки. Они распадались, причудливо соединяясь с другими такими же распавшимися, образуя галиматью, снова распадались, в который раз пытаясь оформиться во что-то связное, и - снова неудачно. Слишком велико еще было волнение.
 Георгий сел на песок и стал рассматривать наливающуюся апельсиновым соком щербатую луну, пока она вся не сменила свою бледно – желтую окраску на апельсиновую.
   Вот теперь оформившиеся мысли, навалившись скопом, все громче и громче стучали в его бронированную дверь, которой хозяин отгородил их от своего сознания, и, опасаясь за ее надежность, он вынужден был встать и быстрыми шагами направиться в обратный путь.
   Георгий был удивлен, как же далеко он ушел. Его начинало охватывать беспокойство. Он с надеждой всматривался в черноту, пытаясь высмотреть белый холмик, и уже отчаялся.
   «Конечно, как разумная женщина, она должна была уйти. Ну, кто будет ждать этого психопата с расшалившимися нервами?»
   Но вдруг, совсем рядом, правый глаз наткнулся на световое пятно, которое с каждым шагом приобретало формы маленькой женщины в белом, скорбно сидевшей в черноте. Сейчас он уже увидел, что она сидела на сумочке, обхватив колени и положив на них черную голову.
   У Георгия отлегло от сердца. Он подошел к ней. Женщина не шевелилась. Тогда он сел перед ней на корточки и тихонечко пальчиком стал поднимать за подбородок ее голову. Голова была тяжелой, но не сопротивлялась. Луна облила оранжевым цветом коричневое почти неживое лицо, и оно стало приобретать женские черты. Лицо было холодно, спокойно, глаза закрыты.
     - Ау, Летисиа! – тихо начал выводить Георгий ее из анестезии.
   Веки с густыми черными ресницами дрогнули, глаза открылись, но не наполнились смыслом. Тогда держа ее подбородок двумя пальцами, указательным пальцем другой руки он провел по кончику носа. Глаза мигнули и, наполнившись апельсиновым соком, посмотрели в глаза Георгия.
     - Все будет хорошо, - улыбнувшись, удовлетворенно сказал Георгий и бережно поднял женщину, потом ее сумку. Взял крепко полузнакомую мулатку под локоть и повел ее туда, где учащенно билось сердце другой метиски, с ревнивой тревогой всматривающейся в темноту.
Женщина шла походкой лунатика, и Георгий знал, что это не игра. Остановившись недалеко от лестницы, Георгий развернул ее к себе, пытаясь заглянуть в глаза, но она их закрыла.
     - Летисиа, ты видишь, я не могу даже овладеть тобой, как мужчина. Потом, я серьезно болен. Потом, я бомж без документов в чужой стране. А ты…
     - Все это преходяще, Дчёч, - подняла она грустные глаза, - я бессильна, если только у тебя СПИД… рак… или проказа…
     - У меня рак, Летисиа, - радостным голосом подхватил Георгий, настолько радостным, что она укоризненно, молча, стала разглядывать его глаза и после некоторого времени твердо произнесла:
     - Не верю!
   Обескураженный Георгий развел руками и упавшим голосом произнес:
     - К сожалению, это так.
   Летисиа снова, как в первый раз, стала рассматривать его лицо, его голую грудь, нежно провела пальчиком по всем его рубцам на груди не оставив ни одного; повернула его, как послушного истукана, тоже самое она сделала на спине. Георгий почувствовал, как каждое теплое прикосновение несло женскую нежность, жалость и любовь. Она обняла его за живот и стала целовать на спине все его почти зажившие раны, не пропустив ни одну, даже вставая на цыпочки. Потом она его развернула и тоже проделала с его грудью.
   Лишь с первым поцелуем у Георгия возникло было желание воспротивиться, но второй поцелуй полностью выключил его волю, и он стоял безмолвным манекеном не в силах противиться почти материнскому женскому чувству.
     - Не верю! – уже ласково подняла на него глаза с линзами лунного света мулатка.
   Георгий стоял, опустив голову, и молчал.
     - Я не доктор, Дчёч… в остальном, мне кажется, я могла бы тебе помочь. У меня есть кое-какие связи и…
     - Забудь про это, - решительно сказал Георгий, - не вешай на себя мои проблемы, если не хочешь, чтобы я даже не здоровался с тобой.
   Женщина заботливым взглядом рассматривала его лицо.
     - Давай подниматься, Летисиа, - попросил он, дотронувшись до ее руки.
   Она взяла его кисть и его пальцами провела себе по левой, потом по правой щеке. Потом медленно провела его пальцами по своей шее, секунду посомневалась, спустилась и сильно вдавила его пальцы сначала в левую, потом в правую грудь. Еще секунду посомневалась, - с силой провела его ладонью по своему животу и замерла, прижав ладонь ниже пупка.
   Георгий чувствовал ладонью, как даже там бился пульс ее сердца.
     - Поцелуй меня на прощание, - тихо попросила она, глядя в глаза.
   Он постоял немного, а потом отечески нежно поцеловал ее в губы. Мулатка вздохнула всей грудью, как будто до того и не дышала вовсе, взяла у него сумочку и, они стали подниматься по лестнице.
Когда они вышли на скалу и пошли в сторону веранды, от нее отделилась фигура с подносом и, делая им знаки, приглашала их подойти к дальнему столику под звездным небом. Капитан определенно их ждал. Поставив два блюда с горячим мясом крабов и креветок на сервированный ожидавший их столик, на котором стояла открытая бутылка вина, салат, фрукты, с удовлетворением сорвав с любовной парочки искреннее удивление, он отодвинул стул, приглашая гостью сесть, и проговорил с расплывшемся в улыбке приветливым лицом.
     - Никаких отговорок, сеньора! Вы мой дорогой гость, учитель моего лоботряса, завуч, наконец! Доставьте мне удовольствие угостить вас. А ваш спутник, - садись, садись же, Георгий, или ты тоже претендуешь на то, чтобы я поухаживал за тобой, как за женщиной? А ваш спутник, сеньора, вообще мне земляк, можно сказать, вернувшийся почти с того света - привет с моей забытой Родины, и… и, почти, компаньон моего заведения, - столько успел он уже для меня сделать! Садись же! - приказал кучевряжущемуся компаньону хозяин. - Приятного вам вечера, господа! Если что еще будет нужно, только поднимите руку, - я мигом!
   И загадочно взглянув на сеньору, улыбнулся, и с достоинством удалился.
     - Радушие, я знаю, - это национальная черта вашего народа, - улыбнулась впервые женщина с тех пор, как зажглись звезды.
     - По моим грубым выходкам, ты, уж, не суди строго о всех русских, - попросил Георгий, наливая калифорнийское красное вино.
     - Тебе за свое поведение опасаться нечего. А вот ты будешь судить обо мне, как о куртизанке. Ты прости меня, Дчёч, но меня сегодня захлестнула запоздалая волна сексуальной революции, которая давно прокатилась по Панаме, а я от нее в свое время спряталась. Но, как видишь…
     - Хватит, Летисиа, - прервал ее Георгий, - я нисколько не сомневаюсь, что ты целомудренная женщина. Я хочу выпить за тебя, за твою удачу, которая стоит рядом с тобой. Слушай только себя и все будет хорошо.   
   Он чокнулся с ее рюмкой и отпил половину, с удовольствием отмечая, что Павлу удалось прикупить действительно хорошее вино. После этого он занялся крабами. Летисиа немного отпила и поставила рюмку. Потом вяло стала заниматься креветками. Потом замерла, положив руку с вилкой на стол, и долго смотрела на Дчёча. Он ничего не заметил. Не часто приходит к нему такой аппетит, это бывало с ним, когда он перенервничает.
     - А у меня в столице недалеко от школы уютная двухкомнатная квартирка, - не глядя на Дчёча, тихо самой себе сказала Летисиа. В Сан-Паулу, в Бразилии, мне предлагают от университета тоже двухкомнатную квартиру с уже выплаченной половиной стоимости за счет университета.
 Георгий почти не слушал и не смотрел на женщину. Никогда так вкусны не были крабы.
     - Я, конечно, сумасшедшая, - она взглянула на увлекшегося Дчёча, и он, почувствовав взгляд, опустил вилку. – Я, конечно, сумасшедшая, - решила поиздеваться над собой учительница, увидев, что Дчёч, наконец, поднял голову, - я много раз представила себя… вместе с тобой, в нашей двухкомнатной квартире в Сан-Паулу.
   Георгию с трудом удалось проглотить застрявший в горле кусочек краба, и он откинулся на спинку стула. Губы метиски дрогнули в еле заметной улыбке.
     - Я хотела даже дать тебе свой телефон, но теперь раздумала. Я постараюсь, чтобы наша встреча с тобой была для меня последней. Ты, Дчёч, видимо, очень любишь детей. Ты сам порой резвишься, как ребенок. Это очень притягивает женщин. Счастливая та женщина, которая с тобой вырастила твоих детей.
   У Георгия встал комок в горле.
     - Ты, наверное, еще любишь женщину. Прости меня за мое испытание. Даже если бы ты и познал меня сегодня, я, как женщина, считала бы, что ты не изменил ей.
   Летисиа чему-то грустно улыбалась.
     - Пусть будет счастлива с тобой та женщина, которую ты любишь.
   Георгий так сжал вилку, что у него побелели кончики пальцев.
     «Уж не издевается ли она над его падением? – он открыто взглянул на ее лицо. – Вроде бы не похоже».
     - Проводи меня до машины, Дчёч.
   Лютисиа встала и усталой походкой двинулась к веранде. Дчёч, поддерживая ее под локоть, шел рядом.
     - Спасибо за все, капитан! Вы очень гостеприимны! – улыбнувшись, кивнула ему завуч.
     - Буду рад вас видеть! – любезно ответил поклоном Павел.
   Летисиа подошла к машине, повернулась и, взглянув на Дчёча, грустно сказала:
     - Ну, вот и все, Дчёч! Я верю, ты решишь все свои проблемы, - сказала она, глядя в глаза, подавая руку.
     - А у тебя все будет хорошо! – ответил он нежным рукопожатием.
   Она кисло улыбнулась, села в машину, и ее мустанг, с прижатым хвостом, осторожно развернулся и со скоростью старой кобылы погарцевал в сторону трассы.
   Георгий подождал, пока подсвеченный красными фарами ее круп не поглотила ночь. На душе у него было муторно. Не глядя на хозяина, проводившего его взглядом, Георгий подошел к столику, за которым только что сидела женщина, обещавшая ему тихую семейную жизнь, и сел, не пытаясь разобраться в своих мыслях. Посидев некоторое время молча, налил себе вина, выпил до дна, откинулся на стул и, закрыв глаза, превратившись в изваяние на некоторое время. Он слышал переливы цикад, еле долетающий шелест океана, редкую перекличку ночных птиц и старался успокоиться. Потом поднялся, взял два блюда и понес в моечную.
Проходя мимо Павла, он услышал удивленное замечание:
     - Да вы почти ничего и не съели? Вот и ухаживай за вами!
   Когда Георгий шел мимо с пустым подносом, чтобы забрать все остальное со стола, он услышал восхищенное:
     - Ну, ты и мачо!* Зря время не теряешь! Молодец!

   * Настоящий, «стопроцентный» мужчина, амер.

Когда Георгий шел с подносом, на котором было все, что оставалось у них на столе, он услышал:
     - Ты меня радуешь! Не ожидал, что у тебя такая хватка! Далеко пойдешь!
   А когда Георгий тяжело прошел мимо хозяина, направляясь спать в свой сарай, он услышал:
     - Женщина она видная! С положением! Надеюсь, ты с нею решишь все свои проблемы! Так ведь? А, может, и яшку** кинешь в Панаме.
     - Надейся! – не глядя, не зло сказал мачо, уже пройдя конторку с хозяином.

     **Яшка - мор. сл. – кинешь якорь.

Георгий так и не понял: это похвала капитана или издевка? Особенно, если учесть macho по-испански – самец!   
      А понял Георгий одно: что, ежели, сейчас впустит в голову всякие мысли, то после разборок с собой ему просто надо будет повеситься на ближайшей пальме.                Ведь, Посейдон настолько зол на него, что видеть у себя не хочет!
   На его счастье, сон немедленно овладел им.

     Трудное воплощение планов
Теперь у заведения можно было видеть дорогие крайслеры, форды, мерседесы и BMV, и даже бентли.
Владельцы дорогих машин приезжали, заказывали стаканчик, двадцатидолларового за бутылку, вина, самого дорогого, что было у Павла, пили, морщились, смотрели презрительно сквозь вино на солнце, с пристрастием изучали меню, подзывали хозяина и дотошно спрашивали, что у него есть такого, чего нету в столице? Тогда капитан вел их к краю огороженной скалы и показывал на стайку ребят, ныряющих в тридцати метрах.
   - Сэр, сейчас эти мальчишки принесут повару при вас выловленных устриц, и вы можете посмотреть, как их вам приготовят. А есть их будете, сэр, с видом на океан, под шелест набегающих волн. А доброе солнце будет приятно щекотать вам лицо. Скажите, сэр, вы можете себе такое позволить хоть в самом известном столичном ресторане? А когда вы их отведаете, то вам не с чем будет сравнивать, сэр!
И сэр обычно ухмылялся и дружески похлопывал капитана по плечу.
А земляк все-таки заставил капитана купить несколько ящиков семидесяти и стодолларовых за бутылку чилийских, калифорнийских, французских и испанских вин, и больше у таких взыскательных сэров, по части хорошего вина, не было нареканий.

И все-таки, заведение капитана закатилось в нишу для небогатых столичных клиентов. Не часто его посещали представители среднего класса, и уж, совсем редко его посещали богачи, больше для того, чтобы здесь отметиться. Для них имело значение: сколько официантов их обслуживало; как они были одеты; на каких блюдах им подносили и какими приборами им приходилось пользоваться. Им нужно было разнообразие салатов, закусок, рыбных и мясных блюд; им подавай дорогие вина; их взгляд искал на стенах дорогие картины, а их жирные и худые задницы презрительно елозили на пластмассовых стульях. Некоторые такие посетители требовали протереть стекла своей машины, и даже попадались нахалы, которые требовали оказать мелкие автоуслуги их четырехколесному спутнику. Но зато только один такой капризный посетитель оставлял в кассе у капитана столько зеленых бумажек с головами американских президентов и казначеев, сколько, порой, не оставляло трое обычных посетителей.
  - Пусть защекочет их морской дьявол! - жаловался земляку хозяин. - Это им не так, это им не эдак! Сидели бы дома или в своих офисах, а не трепали бы нервы честному человеку, - врал капитан, глядя всякий раз подобострастно в глаза богатому клиенту, стараясь вытряхнуть из него лишнего бровастого и лохматого серого от жадности JACKSON-а, с позеленевшим лицом, от нежелания покинуть кожаное портмоне хозяина.*               

     * Изображение банкноты в двадцать долларов, где на одной стороне изображен седьмой президент США, а на другой – Белый дом.

И, поразительное дело, восемь из десяти прибывших клиентов непременно спускались к океану по лестнице, а половина погулявших у океана просила капитана поставить на черном песочке белые кресла и хотя бы обслужить соком. Павел всем улыбался, говорил, что он обязательно со временем это сделает.
  - Похоже, ты подговорил их, сознайся? – ворчал он на земляка.

И вот наступил сезон дождей, о котором так много говорил Павел. Как его представлял в своей голове Георгий? Все чаще и чаще будут появляться облака, все реже и реже будет выкарабкиваться из них солнце, пока, наконец, облака не задрапируют все небо, и пойдет сначала мелкий и теплый дождь. Потом облака посинеют, и дождь будет более продолжительный. Солнце будет лишь временами угадываться на небе. Все чаще будут наступать дни, когда и вовсе солнце не покажется и нельзя будет точно сказать, когда начался рассвет и когда начался закат. Нередко будет идти такой плотный дождь, что не будет видно разрывов в падающих каплях. Да и капель как таковых не будет. Просто с неба будет лить. И так будет продолжаться неделя за неделей. И сезон дождей окончательно смоет все радужные надежды хозяина на непрерывный поток посетителей. Вместо него мутные потоки побегут по участку и стекут со скалы к океану.
Хорошо, что участок хозяина имеет природный наклон, иначе он просто не сможет принять все это обрушивающееся небо.

     Боль Луизы
И если в день появятся три-пять посетителей, капитан им будет очень рад. А будут дни, когда заедет и совсем только один. И тогда Павел будет не находить себе места, проклиная дождь, который так распугал клиентов, не добрым словом будет поминать земляка, который уговорил его на неслыханные расходы, будет придираться к Родригесу, что тот не имеет фантазии, как украсить поданное хозяину блюдо, и ворчать себе под нос, - за что он только платит ему такие деньги?                А Луиза будет тревожно смотреть на своего мужа и тоскливо ждать того дня, когда ее капитан вечером сядет со своей лучшей подругой и начнет только ей изливать свои пьяные горести и плакаться на неудавшуюся на чужбине жизнь. Такой коварной соперницей Луизы, конечно, будет бутылка вина. Не один, и не два раза за много лет, что она здесь живет, Луизе приходилось со стыдом признаваться самой себе, что ее женские чары слабее чар обольстительной соперницы с тонкой шеей и сладкими устами, которая молча и внимательно, в отличие от нее, слушала мужские исповеди и коварной змеей вползала мужу в душу, занимая то место, какое по праву, как считала Луиза, принадлежит ей. И только ей. В такие вечера трудно бывает найти подход к капитану, остановить его пьяные возлияния, переключить его на другие ценности, убедить его, что реальная жизнь много интереснее, чем та, в которой он замыкается. Видно, не зря Старик предупредил земляка незадолго до своего ухода, чтобы тот не позволял хозяину впадать в пьяную тоску.
Но оказалось все не так.
И что удивительно, температура держится опять в интервале двадцать пяти-тридцати градусов. Не зря Панама считается по ровности годовой температуры чуть ли не единственной страной в мире.
Георгий ухитрился почти за два месяца не очень сильных дождей проложить под землей трубы для полива, засадить газон, облагородить сад новыми кустами и даже двумя молодыми пальмами, проложить новые дорожки и подремонтировать забор.
Павел пригласил на ужин Мигеля. Втроем они выпили бутылку вина, поели креветок с овощами, поговорили за жизнь и Павел при всех поставил жирную «птицу» в графе «озеленение» в своей конторской книге.



     Возвращение молодого друга
Через неделю привезли молодого хозяина Рико. Мимоходом, обняв мать и отца, он бросился в сад и с порога веранды радостно закричал:
     Дчёч! Привет Дчёч! Я вернулся!
   Георгий в это время, сидя на корточках, на молодом газоне отлаживал механизм автоматической поливалки. Рико бросился к нему, с визгом проскочил вращающуюся водяную завесу и, прыгнув на вставшего Георгия, повис на его шее, заливаясь смехом, когда вернувшаяся водяная завеса снова накрыла их.
   Это был уже не тот застенчивый Рико, которого знал Георгий полгода назад. Истории про пиратов, про открытия Америки, Панамы, про индейцев пробудили в нем живой интерес. Рисование, между делом – задачки на сообразительность, математика при прогулках у океана, открыли ему глаза, что все, чему обучают в четвертом классе, это очень просто и интересно. Незаметно пришли успехи в школе, уважение одноклассников и учителей подняли в нем ощущение своей значимости и самоуважение. А рассказы про космос, Вселенную, спутники, ракеты сделали Дчёча в его глазах непререкаемым авторитетом и старшим другом.
     - И это все сделал ты? – слезая с Георгия, удивился Рико, показывая на новые кусты, пальмы, газоны, искрящиеся на солнце струи воды из поливалок над полянками изумрудной травы.
     - Ну, что ты, Рико! Разве ж я могу посадить такую пальму? Видел бы ты, какие у нее корни! Ее опускали в яму трое рабочих!
     - Ладно тебе, Дчёч! Это твоя затея! Да выключи ты эту поливалку, а то нас опять накроет! – прокричал Рико, видя, как надвигается стена бриллиантовых брызг.
   Садовник выключил ее.
     - Как я могу проводить свои затеи на твоем участке, молодой хозяин? – насмешливо посмотрел на Рико Георгий.
     - Не отговаривайся, я все знаю! Я знаю, как ты уговаривал отца посадить эти пальмы и эти кусты, сделать эти поливалки! Давай пойдем к океану!
Сейчас слишком жарко. Давай, как всегда, перед заходом солнца?
     - Ладно, - согласился юный хозяин, - тогда я попрошу отца, чтобы он отпустил меня сходить за Есенией, и мы снова пойдем вместе к своему океану.
     - Разумное предложение. Ты знаешь, Рико, я тут недавно смотрел твои новые учебники для пятого класса, ну, - просто супер! Такие интересные! До самой ночи листал!
     - Так мне их привезли? По всем предметам?
     - Наверное.
     - Ладно, пойду посмотрю. Да, как твоя нога, Дчёч?
     - Спасибо, Рико, много лучше.
     - А ты сможешь теперь с нами бегать?
     - Боюсь, что еще рановато.
     - Жаль, - сказал Рико, осматривая ногу старшего друга.
     - Как ты мне все время говорил? Плохо тренировался, значит!
     - Ну, ты же уехал? А без тебя мне, действительно, не с кем было ходить к океану.
     - Я так и думал! И Есения тебя покинула! И тебя некому было вытащить к океану! Вот девчонки!
     - Да-а… неопределенно промычал учитель!
     - Ну, ничего, Дчёч, я займусь этой Есенией! Теперь я наведу порядок!
     - Скорее бы, а то я тоже заскучал без тебя.
     - Ну, ладно, потерпи до вечера, Дчёч! – сказал, уходя, Рико.





А что у Анны?   
Глава 8. Безвыходный риск президента.

     Гафар «пробурил» англичан
Торгпредство Великобритании. Анна и Гафар сидят в кабинете торгпреда за тем же журнальным столиком на диванчике. Только на месте Георгия сидит Гафар. Торгпред сидит за торцем ближе к президенту. Напротив Анны сидит м-р Робинсон, а напротив Гафара, - м-р Вилсон. Мистер Робинсон сидит, откинувшись в кресле со скорбным выражением лица. Выражения лиц торгпреда и м-ра Вилсона, - как на похоронах.
       - Ну как же так? – растерянно произносит М-р Робинсон, прерывая затянувшееся молчание. - До начала нашэй совмэстной работы оставалос совсэм нэмного! И выбыл ведущий этого проэкта!
       - Да-а, только Георг… Георгий Петрович – прерывает скорбное молчание Гафар,- мог увидеть в наших опустошенных краях перспективу и дать возможность им снова возродиться. А уж обсчитать весь проект, провести завязки, - ему, как два пальца об…
Чувствует толчок под столом в ботинок, удивленно глядит на Анну. Та сидит, не поднимая глаз. До Гафара доходит, что он забыл наставления Анны, - следить за своим языком при разговоре в торгпредстве: «И смотри не ляпни чего-нибудь, что ты  позволяешь у себя на нефтяном участке. Торгпред прекрасно говорит по-русски и твое творчество зачтется тебе в минус», - мелькнуло у него в голове.
Гафар решает на бегу переобуться…
      - Ну, я имел ввиду, что Георгу это было, «как семечки»…
У м-ра Робинсона брови поднимаются еще выше. Он смотрит на президента. Анна понимает, что сам Гафар не выплывет, и бросает спасательный круг.
        - Гафар имел ввиду, что для Георгия Петровича это было - проще простого.
        - Как можно бэз Джорджа запустит проэкт, эа нэ прэдставлэаю! - с отчаяньем восклицает мистер Робинсон. Вы, прэзидэнт, что сами думаэтэ?

«Ох! Автор вам обещал избавить вас от напарягов переводить речь мистера! Простите великодушно!»

Президент твердо смотрит в глаза м-ра Робинсона.
        - Я считаю, надо увеличить обороты всем задействованным в проекте. И с третьей крейсерской скорости переключить на четвертую.
По лицу торгпреда скользит чуть заметная улыбка.
       - Не похоже на Анну Владимировну! – тихо говорит м-ру Робинсону, - Неужели она в жизни руководствуется советскими агитками?
       - Как ответственная за проект, я в компании провела для этого подготовку и подключаю новых лиц…
Президент запинается и опускает глаза. Но снова их поднимает.
М-р Робинсон ежится от холодной решительности этого взгляда.                Торгпред с интересом наблюдает за такой незнакомой госпожой Михайловой.
       - Я понимаю ваше разочарование, но не принимаю ваши соболезнования. Как говорил Георгий Петрович… Ее взгляд упал на столик, президент моргнула и снова поднимает голову.
       - Как говорит Георгий Петрович: «Еще не вечер!»
М-р Робинсон выпрямляется в кресле. Торгпред становится серьезным.
      - Я предлагаю пять минут послушать начальника участка Гафара, советую задать вопросы. После ответов на вопросы Гафара, я спрошу ваше откровенное мнение: «Просела ли подготовка к запуску проекта в отсутствие Георгия Петровича?»
М-р Робинсон поднимает брови.
М-ру Вилсону не удается спрятать ухмылку.
Торгпред - непроницаем.
      - Как к Вам обращаться по отчеству? – смотрит м-р Робинсон на Гафара
      - Мое отчество не может выговорить порой и татарин. Все зовут меня Гафар, так что, господа, привыкайте.
На сей раз торгпреда и м-ра Вилсона пробивает усмешка, но они тотчас становятся серьезны. Гафар, глядит на них, криво улыбается.
       «Итак, включаю четвертую, кто не привык, тормозить не буду. У меня пять минут.
Двадцать три года я кручусь возле нефти в Западной Сибири. Работал рабочим почти всех специальностей. Занимался разведкой и бурением скважин на нефть. В том числе и глубинным бурением».
Брови м-ра Робинсона лезут вверх, и он чуть подается к Гафару.               
Тот продолжает.
      «Отбирал керн, занимался исследованием пород, занимался исследованием состава нефти. Занимался наладкой, монтажом, эксплуатацией и ремонтом нефтепромыслового оборудования. Работал оператором по подземному ремонту скважин».
      «Постойте, постойте, - не выдержал такой скорости и просит уже притормозить м-р Робинсон, - так кто вы по специальности и какое у вас образование?»
 Гафар продолжает идти на четвертой скорости и проезжает вопрос.
      «Устраняю практически любые дефекты плунжерных глубинных насосов и другого оборудования по извлечению нефти. Бурение скважин и эксплуатация заставляют многое осваивать в условиях дефицита специалистов в наших отсидных…  - Гафар снова получает толчок в ботинок от Анны. - В наших далеко не сахарных краях. Я мастер… начальник нефтяного участка… если мы подписываем с вами договор, и вы предоставляете кредиты, сорок скважин я гарантирую под ваши технологии. И это только для начала».
Президент с любопытством глядит на оратора.
       «И еще, как у нас говорят, на посошок».
М-р Робинсон с жаром в глазах слушавший Гафара, боясь что-нибудь не понять, вцепился в рукав торгпреда.
       - Это что?
       - Это перед тем, как прощаться, выпивают рюмку перед дорогой. Видимо, что-то последнее хочет сказать Гафар.
Гафар, как конь, трясет головой.
     «Я догадываюсь, мистер…
     «Робинсон», - подсказывает Анна.
     «Мистер Робинсон, что вас сейчас беспокоит больше всего. Даже не дебит несчастной скважины, где мы облажались… - снова Анна дает ему знать, что он зарывается. - Где мы не смогли устранить неполадки из-за отсутствия запчастей плунжерного насоса. Сейчас вас больше всего беспокоит, какие породы залегают послойно на всей глубине пласта всего участка, где вам придется внедрять свою технологию».
М-р Робинсон приоткрывает рот и округляет глаза.
      «Да, да, вы правильно мыслите, - это главное. Мы сделаем своё дело в любом случае. Вопрос только в том, какими силами и какую технику надо привлекать.  А это, как вы  понимаете, отразится на затраченном времени и деньгах».
Гафар снимает свои волосатые лапища с двух папок, на которых они покоились.
      «Вот ответы на все ваши вопросы. И даже на те, которые вы еще не сформулировали».
Открывает пожелтевшую потрепанную обложку и, глядит на м-ра Робинсона, и на других мистеров по очереди.
      «Здесь, название месторождения, привязка к геодезической точке, изначальные запасы нефти по результатам разведочного бурения, стоимость запасов».
Мельком скользит взглядом по поднятым бровям м-ра Робинсона.
      «Анализ качества нефти. В основном она низкосернистая, менее 0.7% серы. Легкая, низкой плотности, - менее 37 градусов Цельсия АРТ, с малым содержанием парафинов, - менее 5.3 %. Мощность нефте-газоносных пластов от 1 до 50 м. со средней глубиной залегания от 900 до 2500 м».
Гафар клянется, как на Библии, положив лапу на первую страницу, глядит то на м-ра Робинсона, то - на торгпреда. И все, кто его слышит, понимают, что свою Библию он знает «от и до».
       «А как иначе? Столько лет молился своим нефтяным Богам и просил их о милости и удаче!»
И чем дольше длилась молитва, тем выше поднимается голова Анны, а ее поза становится раскрепощенной. И наоборот. Тем более застывают мистеры, а в их глазах поселяется изумление и испуг.
Гафар останавливается и проводит пальцами правой ладони по усам.
М-р Робинсон стряхивает наваждение и просит, обращаясь к м-ру Вилсону по-русски:
       «Принесите, пожалуйста, Колы всем по бутылочке».
М-р Вилсон поднимается и выходит.
Гафар продолжает поднимать себе цену все выше и выше.
       «Породы, содержащие нефть представлены песчаниками и алевралитами Юрского и Мелового возраста. Пористость песчаника составляет от 11 до 28%, а их проницаемость от 22 до 765 мД».
Лицо м-ра Робинсона с каждой строчкой молитвы становится все веселее. Несколько раз он слегка крутит головой.
Первым не выдерживает торгпред.
       - Вы что же… Гафар, все эти два тома, - кивает на две папки под ладонью, - знаете наизусть?
       - Почти, - откидывается на спинку диванчика так, что Анну качнуло. - Но посудите сами, двадцать три года и, - почти, одно и тоже, из года в год.
       - Ну, вот что, госпожа президент! Я немного узнал вас, и не сомневаюсь, что вы продаете… Гафара вместе со всеми условиями, что я предлагал Георгию Петровичу. Вы все с Гафаром обсудили.
       - Да, отвечу откровенно, примерно, так!
       - Я почти не сомневался, что вы найдете какой-то резервный вариант… но то, что я сейчас услышал…
И мистер замялся, как мальчишка.
      - А как бы нам…  м-р Робинсон смотрит на две папки, как кот смотрит на блюдечко сметаны.
       - Я отдаю их вам на два дня, чтобы вы сняли копии с нужных вам документов, -
по - царски придвигает Гафар папки к м-ру Робинсону, словно речь идет о передаче соседнему государству очень важных для него территорий.
Подходит м-р Вилсон с подносом, на котором стоят бутылочки воды и бокалы. Он открывает всем по бутылочке, наливает в бокалы и ставит перед сидящими. Гафар жадно выпивает первым за два приема. Остальные пьют, не спеша, во время беседы.
       - А мы не нарушаем какой-нибудь закон? – спрашивает торгпред.
       - Помните, - поднимает голову президент, - на первой нашей встрече я говорила, что у нас в России невозможно и капитал приобрести, и невинность соблюсти? А вы спрашивали: «Как это?» Это один из ответов. У нас такие документы числятся «Для служебного пользования».
Смотрит на Гафара.
      - Но, учитывая, что мы, надеюсь, с вами начнем работать по нашему проекту, на нашей территории, в интересах Российской экономики, приватно, мы можем дать их вам на ознакомление.
      - К тому же смысл совместной работы, - добавил Гафар, - оживить выработавшие скважины и заставить их давать нефть для России. Да и месторождение уже разрабатывается почти тридцать лет.
       - Анна Владимировна, так отдаёте вы мне Гафара? Мы даем ему должность Представителя нашей компании в России и почти все условия, что обещали Джорджу!
       - А вы спросите Гафара, пойдет ли он к вам? - смотрит на Гафара Анна. - Он даже мне еще не дал ответ на мои предложения.
       - Господа-товарищи! - показывает Гафар из-под усов свои желтые прокуренные зубы. - Мне приятно слышать, впервые за весь мой стаж работы, что мне дают такие лестные предложения такие уважаемые люди. Вы слышали господин…
        - М-р Робинсон, - снова подсказывает Анна
        - М-р Робинсон, что я не дал ответа даже президенту. И это так. А как я мог его дать, не побывав у вас? Не зная, нужен ли я вам? Я понял, что у вас с Георгием… Петровичем и Анной Владимировной сложились доверительные отношения…
       - Да, Гафар, - прерывает торгпред, - поэтому и вы должны говорить все, что думаете. Вы, с предложением м-ра Робинсона, оказываетесь с нами в одной лодке, и нам всем некогда заниматься недомолвками и закулисными переговорами, а надо дружно в такт махать веслами.
Быстрой походкой входит какой-то молодой клерк и на ухо, но все это слышат, говорит торгпреду на английском: «Секретарь Премьер-министра на проводе». Торгпред обменивается значительным взглядом с м-ром Робинсоном.
       - Извините, господа!
Быстро идет в противоположный угол, открывает дверку шкафа и исчезает.
Гафар не видит этого.
      - Вот, те на! Потайная дверь! – тихо себе говорит Анна. - Какие еще есть секреты у торгпреда? Уж все разговоры в этой комнате, наверняка, записываются! А мы тут разболтались о документах служебного пользования! А потом нас будут шантажировать этими записями. То-то этот хитрый лис просит откровенничать! Надо одернуть Гафара, а то прет, как танк! Так недолго и на замаскированную мину наехать!
       - Так вот… м-р Робинсон, я очень уважаю Георгия Петровича и Анну… и госпожу президента. – продолжал Гафар. - В отсутствие Георгия Петровича, вся нагрузка запуска проекта легла на ее плечи. Я прямо здесь, у вас, даю разрешение хоть на сто процентов использовать меня в интересах компании Анны… госпожи президента.
Возбуждение и веселость исчезают с лица м-ра Робинсона. Искры в его глазах гаснут. Он напряженно уставился на Анну.
Повисает молчание.
      - М-р Робинсон, - поясняет президент, - Георгий Петрович и я обещали вам помощь. Я согласна с вашим предложением взять Гафара на озвученную вами должность. Но мне будет сложно запустить проект без его помощи. Я прошу вас, разрешить Гафару, хотя бы на первый год, одну треть своего времени использовать в интересах моей компании.
       Президент просительно глядит ему в глаза.
Глаза м-ра вспыхивают, он улыбается.
      - Нет, Анна Владимировна, так я не согласен! - дотрагивается до ее ладони, лежащей на столике и загадочно улыбается.
Гафар и Анна недоуменно переглядываются.
       - Пусть Гафар… пусть он работает в вашей компании половину времени, а другую половину, - в моей компании. Целый год.
Через секунду все смеются.
      - Спасибо, Анна Владимировна, - с чувством благодарит м-р Робинсон, - ваши слова не расходятся с делом. Вы подтверждаете самое лучшее о вас и о Джордже мнение. Я сегодня пересмотрю еще раз все условия нашего Договора и очень постараюсь максимально возможно встать на вашу сторону.
       - Благодарю Вас, м-р Робинсон, за понимание моей трудной ситуации, в которой я сейчас нахожусь. Уверена, - мы сработаемся!
       - Обязательно, госпожа президент! Мы уже это делаем.
       -  Мистер Робинсон, позвольте еще одну просьбу. Мне надо будет прямо сейчас решить вопрос с переездом семьи Гафара в столицу. Я решу все бытовые вопросы. А вот…
      - Ни в коем случае! – улыбаясь, - все финансовые вопросы обустройства Гафара будут решаться из его должностного пакета Представителя нашей компании. Вам сегодня позвонит м-р Вилсон и вы обговорите, как это лучше сделать.
       - Еще раз спасибо за понимание, - улыбается мистеру Анна. - Вы сняли с меня ряд трудных вопросов.
      - М-р Робинсон, - с озабоченностью на лице обращается Гафар, - пока вы в хорошем расположении духа, давайте в принципе решим еще один щекотливый вопрос для обоюдный выгоды.
Анна вопросительно глядит на Гафара.
М-р Робинсон становится серьезным.
       - Речь идет о сохранении двух рабочих бригад, которые много лет хорошо показали себя в работе. Я обещал Георгию Петровичу, если у нас все с вами сварится, ребята останутся работать. На истощенных скважинах объем работ сейчас резко сократился, оплата тоже. - Гафар смотрит на президента. - Рабочим, чтобы кормить семьи, приходиться ездить на работу за сто километров. Они устали от такой жизни и бригады вот-вот распадутся, если мы не начнем работу в этом году.
       - Сохранить хороших спецов вопрос серьезный, - соглашается м-р Робинсон.
       - Вот именно! - оживляется Гафар. - Ведь на станках - качалках, дожимных и кустовых станциях работать придется! – и может даже в две смены.
       - Но, Гафар, гарантий я не могу дать, что мы успеем развернуться, хотя это и в наших интересах.
М-р Робинсон взглядом просит помощи президента.
       - Гафар, вопрос ставишь правильно, - вступает президент, - пообещай им, если сохранится бригада, надбавку 20 %.
       - Анна… Анна Владимировна, им надо выживать сейчас!
       - Пусть возьмут кредиты под будущую оплату, - советует м-р Робинсон.
       - У нас кредиты под 30%, да и такой, наверное, не получишь.
       - Как это может быть?
      - Да, придется нам доплачивать сейчас из нашего фонда оплаты, – заключает президент. – Летишь к себе оформлять уход, набирай, Гафар, своих проверенных людей. Шли мне реквизиты, куда им перечислить деньги, будем деньги искать у себя.
      - Возьмите и меня в долю. Они же и на меня будут работать. Я понимаю, это будут не такие уж большие деньги?
       - Спасибо м-р Робинсон. Тогда я сегодня отдаю приказ по компании о предварительном формировании штата, хотя Договор еще не подписан, и это запрещено законом, - улыбаясь смотрит на мистера. - А за это своеволие мне сильно попадет!
        - Будет, госпожа президент! Договор будет подписан в самое ближайшее время!
       - Мистер Робинсон, - посерьезнела президент, - последний вопрос. А как вы отнесетесь к тому, если моя компания возьмет в лизинг целый участок в Сибири, там порядка семисот скважин. - Анна напряженно смотрит на мистера.
      - О-о-о! У нас эта очень прогрессивная форма взаимоотношений. Семьсот, - дух захватывает! Если такое мы запишем в Договоре, сами понимаете, будут еще уступки!
С озабоченным лицом к ним спешит торгпред.
Подходит к столику и говорит, стоя.
      - Господа! Только что я говорил с Премьер-министром Великобритании Джоном Мейджором. Кажется, я попал в собственную ловушку.
Опускает печальный взгляд.
      - Я неосмотрительно неделей ранее выразил надежду на ближайшее подписание договора с компанией Анны Владимировны. А тут такая… такое ЧП с выбытием Георгия Петровича. Премьер готовит доклад Её Величеству Королеве Англии об удачном старте в бизнесе наших компаний в России, а я уже вставил в перечень компанию м-ра Робинсона.
Все, кроме торгпреда весело смеются.
       - Не понимаю, господа! - переводит взгляд с одного лица на другое. – Чему смеетесь?
 Вы смеетесь над моей опрометчивостью?
Смех еще больше усиливается. Торгпред растерянно переводит взгляд на смеющегося м-ра Робинсона.
       - Ну, надеюсь, ты не отрекся от написанного срока?
       - Пока нет, – растерянно отвечает торгпред.
       - Садись, садись, Фред!  Мы поддерживаем твое мудрое решение! Твою дальнозоркость! А веселимся по поводу твоей напрасной обеспокоенности. Ты сделал все правильно. Мы сейчас с госпожой президентом обо всем договорились. Считай, что на следующей неделе или в десять дней договор будет подписан.
       - Вы что? За время моего отсутствия договорились? - не верит торгпред. - Обо всем?
       - Практически, да! – подтверждает президент.
       - Но ты же, Дэвид, хотел просить г-жу президента о разрешении предложить должность…
        - И с должностью Гафара мы решили, все, как хотел м-р Робинсон, - подтверждает снова президент.
       - Ну-у, господа! Так это уже не четвертая, а пятая скорость! Как Вам, Анна Владимировна, это удается?   

     В гостях у Анны
По настоянию Анны к ней приезжает из Сибири жена Гафара Тося, сорока с небольшим лет и ее две дочери. Инга двенадцати лет и Лиза шести лет.
Тося высокая худая шатенка с голубыми глазами, с невыразительным лицом. Но когда она начинает улыбаться, лицо становится обаятельным и появляется загадочный шарм. Она одета в какие-то темные не привлекательные юбку и жакет, а на ногах разношенные тапочки. Девчонки обе похожи на Гафара, черноголовые и черноглазые. Лиза, в простеньком платьице, бегает кругами из холла, в комнату, далее в столовую и опять в холл. Она хохочет, как звоночек. Инга, в невзрачном тренировочном костюме, пытается ее поймать и усадить. Анна в домашнем брючном костюме светло-зеленого цвета.
Женщины готовят ужин в столовой. Тося чистит овощи, Анна хлопочет у плиты.
Анна поворачивается к пробегающим девчонкам, любящими глазами смотрит на них.
      - Инга, да не лови ты ее! Пусть Лизунчик побегает! Вы, ведь, жили в комнатке вчетвером! Для Лизы побегать по комнатам такое удовольствие! Не лишай его!
      - Анна Владимировна…
      - Тося! Анна я для тебя, Анна! Мы с Гафаром с первых минут на «ты». А что касается шума и беготни, как ты выразилась, так это детские голоса и игры! Для меня это лечебная терапия. Если бы ты, Тося, знала, как высасывает последнюю энергию тишина! С отъездом Георгия я это ощутила, - никому не пожелаю!
       - Да… Анна, тишина, - это, страшно. Бог даст, вылечится Георгий и заживете вы счастливо.
Анна отрывается от плиты и задерживает свой взгляд на Тосе.
Та это чувствует, поворачивается к ней.
       - Я что-нибудь не так сказала?
Застывает с ножом и картофелиной в руках.
       - Слишком сказочную картину ты рисуешь!  - вздыхает Анна. - С трудом можно в это поверить!
        - Аннушка, а то, что я сейчас стою у тебя в московской квартире, и мои дети бегают по комнатам, - это, разве не сказка с чудесным концом? И сотворила ее ты! Разве Гафар и я могли в нее неделю назад поверить? И знаешь, что я тебе скажу, никогда не бывает плохой истории у таких, кто сам творит такую добрую сказку. Это я впитала со словами бабушки и своей мамы.
Анна застывает на мгновенье, затем часто моргает, отводит взгляд и мешает что-то на сковородке.
      - Тося, расскажи, откуда ты родом?  Как ты познакомилась с Гафаром?
      - О-о, все не так просто, Аннушка. Чтобы понять, как я оказалась в Сибири, придется начать с деда. Корни нашей семьи лежат под Вологдой. Наверное, и ты услышала выделяемое «о» в моем говоре. Прадеда моего раскулачили на заре становления Советской власти и сослали в Сибирь.
      - Ну, надо же! А мой прадед Пахом чудом уцелел. Все отдал нажитое и записался в колхоз, как рассказывала мне бабушка. А жили мы южнее Бобруйска, в Белоруссии. И что дальше, Тося? Рассказывай!
       - Из двенадцати детей до Оби доехали только пять.
       - Боже мой! Какая потеря! - сочувственно смотрит на Тосю.
       - Тиф, никаких лекарств, голодуха! Прадед настоял переправиться через Обь. Во время переправы случилась какая-то беда. Прадеда ранило, и он потонул. У прабабушки на руках осталось пятеро: трое мальчишек и две девчонки. И она поднимала их сначала одна. Потом вышла замуж за ссыльного, хорошего человека, и он заменил ребятам отца.
Анна слушает, уже повернувшись к рассказчице. Спохватывается, быстро снимает сковородку с огня.
       - Сколько же натерпелись наши прабабушки и бабушки! – с тоской сказала Анна. -Пока мужики яростно уничтожали друг друга, те растили их детей в голоде, тифе и нищете. А моему прадеду, рассказывала мне бабушка, как раскулаченному, не давали прохода, и он от греха увез семью с четырьмя детьми под Рязань. Ну, ну, - а дальше, что, Тося?
       - Вот, так мы осели в Сибири на притоке Оби Кеть, может, слышала, Аннушка? Прадед сызмальства приучал мальчишек к разным мужским делам и в пятнадцать лет ребята стали зарабатывать. Мы забыли про голод. Прабабушка научила девчонок портному делу, и у девчонок появились заказы. Мальчишки, повзрослев, подались в города, кто в Томск, кто в Кемерово. Я уже родилась в поселке городского типа.
       - Так ты коренная сибирячка?
       - Выходит так.  А потом война. Мой отец на войне пропал без вести где-то под Ельней.
       - И тебя мать тоже растила без отца! - глядит на Тосю со страданием. - Георгий тоже своего не помнит.
       - Да, мы знаем, - говорит Тося, - Георгий рассказывал.
       - Вот как? А мой отец, израненный, пришел.
Анна снова склоняется над плитой.
       - После войны моих родителей потянуло в родную Белоруссию. Но не в те места, где прадеда раскулачили. Те деревни были выжжены. Поселились родители севернее Минска, в ста восьмидесяти километрах. Рассказывали страшные истории. Из десяти деревень в районе осталась одна. Все было в разрухе. Спасибо земле - кормилице, так и выжили. Я слушаю тебя, Тося, у тебя речь хорошо поставлена. Что-то заканчивала?
       - Да, Томский политех, - специалист по исследованию пород в нефтяных месторождениях, разведка, анализ нефти и газа.
       - Надо же! Вот еще одного специалиста перетяну в компанию! Так вы с Гафаром, наверное, в ВУЗе или на работе познакомились?
       - В местах отбывания его трехлетнего приговора, в республике Коми.
       - Вот так раз! А что он натворил?
       - Во время практики на пятом курсе под Оренбургом, на буровой, он полез туда, куда не положено лазить студентам. И что-то там начал исправлять. Мастер дал ему по голове, а Гафар с ним подрался. Неполадку списали на вмешательство Гафара. Расценили это, как умышленную порчу оборудования. Исключили из института и засудили.
      - Да что ты! Нам с Георгием он про это не рассказывал!
      - Он об этом никому не рассказывает.
       - А учился он где?
      - Учился он в нефтяном в Казани. Да Георгий, наверное, знает об этом деле, больше, чем я! Из Гафара я так и не вытянула эту историю. Я и не знаю, удалось ли ему закончить институт. А как он начал вкалывать на Северном месторождении, так без продыху и колесит от одного к другому.
       - На-адо же! Еще не легче!
Тося не понимает, что так обескуражило Анну.
      - Ну, а бытовые условия на разработке месторождения, сами знаете, - никакие. Тайга, вагончики, нефтяное оборудование. Продовольствие и запчасти порой забрасывают вертолетом. С детьми там жить невозможно.
       - А зимой морозы, наверное, под сорок! – сочувствует Анна.
       - Меня с Северного переманили в областной центр. И Гафара позже перевели, как хорошего спеца и моего мужа, в управление. Мы получили там «двушку». Но он, правдоруб, поссорился с начальством, и его поставили мастером на другое месторождение. Вот так и продолжает рубить правду матку. А у нас ее не любят.
      -  Да-а, надо с Гафаром провести работу. Как бы и с мистерами не устроил заготовку.
      - У меня не получается! Вот Георгий Петрович и вы для него авторитет! Попробуйте! У вас, Анна, получится!
        А куда к вам Георгий приезжал? Где ты с ним познакомилась? Как он тебе показался?
       - Георгий приезжал к Гафару на месторождение. А жили мы тогда в поселке нефтяников, недалеко от буровой. Гафар только получил комнату в одном из первых бамовских деревянных домов. Сейчас это поселок городского типа. В отпуск Гафара не отпускали, и я рискнула приехать летом на неделю к нему.
      - Так что же, Георгий жил с вами в комнатке?
       - Нет, зачем? Гафар устроил его в общежитие.
       - Пили, наверное, каждый вечер?
       - Ну, там почти все пьют. Но они, - не всегда. Раза два они приезжали ночью. Поспать пять часов хотя бы. А в другие вечера пили и пели. И как пели!
       - Пели? Интересно! И что же они пели?
       - Больше песни ссыльных. Но и русские народные и романсы, которые Георгий хорошо знает.
      - Ты вроде бы говорила, что он у вас был и в областном центре?
       - Да. Это Гафар его пригласил. У меня уже была Инга, и Георгий любил с ней играть. Он детей любит. И надо же, он тогда за столом сказал мне, что, если с его проектом все пойдет удачно, он вытащит нас в Москву.
      - Вот как? -  Анна распрямляется, смотрит на Тосю.
      - Ну, мы тогда, конечно, в это не поверили.
      - Ну, все! Закладываем мясо и овощи в пароварку и садимся есть салаты. Девчо-онки! Мыть руки и за стол!
       - Ура-а! – девчонки наперегонки бегут в ванную.
        - Что будем пить, Тося?
       - Да я ничего не буду.
       - Разве Гафар тебя не приучил?
       - Наоборот! Он говорил, что не женское это дело, - вино.
       - Молодец Гафар! А вот сам пьет за двоих!
       - Многие завидуют!
       - Завидуют, говоришь? Как это можно? Да, придется и на эту тему провести работу, чтобы не подрывал коллектив. Как он там сейчас отрезает концы? Лишь бы с «Головой» не схлестнулся.
       - Я слышала, - «Голова» лежит в госпитале с сердечными делами.
      - Вот как? А мне он показался таким здоровяком. Ну, пусть скорее поправляется, в его отсутствие запустить проект будет труднее.
Входят девчонки.
      - Так, молодцы, девчонки! Садитесь сюда с двух сторон от мамы. А я, пожалуй, -
Анна наклоняется к Тосе, - у буфета, чтобы они не видели выпью рюмочку. После обеда пойдем в магазин одежды буду вас одевать.

Тося стоит перед зеркалом в дубленке, Анна внимательно рассматривает, заставляет поворачиваться.
       -  Так ты говоришь, Тося, спокойно девчонок оставляешь одних?
      - Да, Аннушка! Инга любит опекать Лизу, а та ее слушает, как маму! Так что, - будь спокойна, ничего они одни не натворят! Аннушка, давай не будем эту дорогущую дубленку покупать! Смотри, сколько ты уже накупила для девчонок! Я не верю, что Гафар здесь сразу будет получать большие деньги!
Анна тщательно щупает дубленку, рассматривает швы, мех.
      - Ну, про покупки девчонкам, - это подарок им от тети Ани. А дубленка итальянская, прекрасный пошив, ты в ней, как влитая! Смотри, какая выделка прекрасная и стильная! А ты молодая симпатичная жена высокооплачиваемого мужа. Тебе по – другому сейчас нельзя одеваться!
      - Ой, Аннушка, какого высокооплачиваемого? Я в глаза не видела больших денег! Давай не будем ее покупать! Мы же с тобой долго не расплатимся!
       - Не дрейфь, расплатишься! Я еще занимать у тебя буду! Ты теперь часто сама с Гафаром, а то и с детьми, будешь на разных мероприятиях. Тебе надо держать марку жены уважаемого спеца, работающего в моей компании, представляющего в России солидную английскую фирму.
      - Аннушка, я очень неловко себя чувствую, ты же собираешься оформить Гафара на должность Георгия.
Анна распрямляется, смотрит в глаза Тоси.
       - Да, это так. Я очень надеюсь на Гафара в сложившейся ситуации. Я должна почувствовать его плечо. На него будет многое возложено. Тося, не дай мне обмануться в нем. Помоги мне унять его необузданный нрав. Я очень желаю, чтобы вы проросли в столице. Чтобы вы и твои дети были счастливы.
Тося не сдерживает слез, обнимает Анну и кладет ей голову на плечо.

     И снова Анна сдает экзамен у Банкира
В кабинете Банкира, - Председатель, президент компании Анна и Гафар.
Банкир стоит у своего советника ручейка и, видимо, тихо с ним переговаривается.
Анна и Гафар сидят в напряжении на диванчике у того же журнального столика.
Председатель сидит в кресле напротив, поглядывая то на Банкира, то на Гафара и Анну. Они понимают, какую нелегкую задачу сейчас решает Банкир. Анна в душе уже смирилась с его отказом.  А Председатель ее удивляет. Он горит идеей вовлечь Банкира в совместное дело, но сразу говорит, что это будет не просто. Анна вспоминает.

Воспоминания Анны.         
Анна сидит в своем рабочем кресле. Слева от нее сидит Председатель. Справа сидит Гафар. Разговор идет о возможности подключения капиталов Банкира. Только он со своим капиталом может осилить такой проект.   
      - Идея ни от кого не зависеть в смысле оборудования и взять весь участок в лизинг очень заманчива! – возбужденно рассуждает Председатель. - Гафар называет цену за все со слов Акимыча. Все понимают, что это прикидка. И если Гафар ошибется в цене не более, чем на 15%, то сумма для Банкира не такая уж не подъемная. Вся загвоздка в том, что Зама вкладывает только туда, где риск по сравнению с выгодой один к трем. А если он уже вложился в очень крупный проект, - тогда он нам сразу скажет, - поздно!
Денег свободных нет.

Кабинет Банкира. Тот, по - прежнему, стоит возле ручейка и думает.
Наконец, Банкир так же не спеша подходит к рабочему столу и обращается к кому-то по громкой связи.
      - Скиньте на мой дисплей, - сколько у нас на данный момент свободных денег.      
      - Минуту стоит возле дисплея, ожидая ответа. Потом, посмотрев, видимо, на присланную сумму, отображенную на экране, обращается по «громкой».
       - Спасибо.
Медленно двигается к ожидавшим.
       - Почему вы считаете, что «Голова» согласится с лизингом участка? - обращается он к Гафару, почти не взглянув на него.
      - Я знаю мнение директора АО Акимыча и коллектива. Там положение отчаянное. Народ начинает разбегаться, работы нет. Чем больше мы могли бы взять в лизинг, тем легче коллективу и руководству пережить кризис. Народ сразу получит деньги и поймет, что им всем на длительное время гарантирована работа.
       - Ну, а «Голова»? – напоминает Банкир.
       - «Голова» против народа не пойдет. Он на примерах знает, чем это кончается! Он сам мечтает получить кусочек от пирога в виде части английского кредита в долларах. Время для лизинга – лучше не придумаешь! А потом, он же отвечает за экономические показатели в области!
       - Хочу подчеркнуть, Евгений Замавич, - смотрит на Гафара с удовольствием Председатель, - что ваше пожелание, - оur Man in Havana, - выполняется. Гафар удовлетворил сполна все высокие требования англичан. И в нашей компании, по согласованию с англичанами, он тоже будет работать. И опять это заслуга Анны Владимировны. Она навязала свои условия и собственнику компании, и торгпреду.
       - Как мы обговаривали раньше, на него будут возложены все обязанности Георгия Петровича? – обращается Банкир к президенту.
       - Да. – подтверждает президент.
      - Значит, в вашем распоряжении, Гафар, будет около семисот скважин и все другое необходимое оборудование? – уточняет Банкир.
      - Да, плюс две дожимных и две кустовых насосных станций. А главное, - сработанный коллектив. И если мы промедлим, мы его растеряем!
       - А стоимость лизинга на двадцать лет, что дана мне на листочке, с кем согласована из сибирского руководства?
       - С директором АО.
       - А с «Головой»?
       - Он сейчас лежит с сердечными делами в госпитале. Обычно, он эти вопросы отдает на откуп директору.
       - Может, что-то пойти не так, при попытке реанимировать скважины?
       -  Может, - глядит в глаза Банкиру Гафар. - В районе нахождения пятидесяти скважин породы непредсказуемы.
Банкир вопросительно уставился на Анну.
      - Гафар, так я раскрою твой секрет? – смотрит на него Анна.
      - Раскрывайте! Чего уж! - дергает себя за ус Гафар.
      - У десяти скважин, числящихся, как истощенные, на самом деле дебит, как у рабочих. Они были закрыты при дебите тридцать тонн в сутки.
      - А сколько дает сейчас истощенная?
      - Меньше тонны, - президент вопросительно смотрит на Гафара.
      - Да, это так! – подтверждает Гафар.
      - Вторая подстраховка, – смотрит на банкира Анна. - Имеется устная договоренность с директором соседнего АО, что в случае неудачи, он готов нам присоединить до ста рабочих скважин с предсказуемой добычей. Но нам придется немного вложиться в обновление оборудования.
Банкир пристально рассматривает Анну.
       - Анна Владимировна, у вас, я в который раз отмечаю, находятся ответы на каверзные вопросы. Где вы их держите? - чуть заметная улыбка скользит по его лицу.
       - В рукаве! - не дрогнув лицом, отвечает президент.
       - Последний вопрос. Можно ли уменьшить мою вкладываемую сумму?
       - Можно! – отвечает уже Председатель. - На пять процентов. Но тогда наша компания в случае ЧП не будет иметь вариантов выхода из опасной ситуации.
       - Гафар ерзает на диванчике. Анна бьет своей туфлей его по ботинку.
Гафар закусывает ус и отводит глаза.
Банкир снова отправляется к ручейку. Стоит там недолго.
       - Вот что, господа. Ответ окончательный я дам на следующий день, когда ляжет мне на стол трехсторонний всеми завизированный Договор с английской и Сибирской компаниями.
       - Евгений Замавич, - поднимает на него глаза президент, - но мы не сможем этого сделать, не зная предварительно, будете вы финансировать этот проект и какой суммой, - это раз. И второе – будет ли ваш банк гарантом перед англичанами возврата взятого нами кредита?
Банкир чему-то слегка улыбнулся.
      - Я ждал этих доводов. Давайте так: если в Договоре вам удастся протащить хотя бы сумму кредита в тридцать миллионов долларов со сроком отдачи пять лет, то я вкладываюсь в проект совместно с вами в равных долях.
Красноречиво смотрит на Анну.
       - И, конечно, я выступаю гарантом перед англичанами отдачи вашего долга. И еще много чего делаю, на пользу вашей компании и моего банка. Правительственные гарантии, как я и предполагал, не вырисовываются.
      - А наши с вами расчеты, как будут оформлены? – поднимает на него глаза президент.
       - Это зависит от того, что вы протащите в основной договор с англичанами. Не волнуйтесь, я с вами договорюсь. - И ничто не дрогнуло на лице Банкира. - Возможно, у меня будут еще вопросы. Оставайтесь на связи. Обсудим.

     Гафар учит помощника президента
Тайга. Одинокий станок-качалка. Недалеко стоит машина Гафара. Он рассказывает
что-то первому вице-президенту компании Анны Михаилу Натановичу. Залезают на платформу станка, осматривают шкив электродвигателя, шильдики.
      - Вот, видишь, Михаил, эта скважина одна из первых. Вот ее номер, а вот дата ввода скважины. Здесь еще достаточное нефтяное давление пласта, поэтому она стоит одиноко.
      - А где же другие? Расскажите.
       - Михаил, мы же с тобой уже на «ты»!
       - Да, извини, Гафар, еще не привык!
       - А другие, где скважины? Ты же знаешь, что сначала проводится сейсмическое исследование. Потом поисково-разведовательное бурение. По разведочной сетке, примерно три на четыре километра, ставится скважина от скважины. Одновременно вперёд выдвигаются две-четыре бригады километрах в двадцати друг от друга, которые прямо по оси месторождения определяют степень запасов нефти.
       - По оси?
       - Объёмы буровых работ, которые тогда здесь были, до сих пор вызывают удивление у нынешних геологов: до 70-ти тысяч метров в год!
       - Это, какие-то неправдоподобные цифры.
       - Горели на работе. Не за деньги. Было очень интересно открывать новые запасы. Работали порой две смены.
      - За оплату, конечно!
      - А порой и - без!
Михаил крутит с сомнением головой.
      - Здесь лет тридцать назад было проведено бурение на первой структуре и выявили первое нефтепроявление. Вскоре открыли первое месторождение. Потом пошло-поехало: второе, третье… всего десять месторождений. Это все один свод месторождений. Около девяносто километров в длину и почти пятнадцать в ширину.
      - А это месторождение, где мы сейчас находимся, почему последнее?
       - Да были трудности с породами. Зато через тридцать лет здесь уже стало более ста добывающих и три десятка нагнетательных скважин.
       - А сколько тонн в сутки давали только что введенные рабочие скважины?
       - Тонн сорок - пятьдесят.
        - Вот такой дебит вы ожидаете на истощенных скважинах от внедрения технологии англичан?
        - Думаю, что поменьше.
       - Ну, тридцать тонн, - это минимум. Хотя, я думаю, это и для самих англичан загадка. Очень много неизвестных, ядрена лапоть! Насколько я помню, Георг… Георгий Петрович искал данные повсюду, и они очень разнятся.
       - Гафар, подстрахуй! Это очень важно! Приедем в Москву давай вместе поищем!
       - А что ты на себя не надеешься?
       - Я завален работой, у меня все горит со сроками.
       - Ничего, Михаил! А как мы вкалывали по две смены и без выходных?  Ты улетал, - у вас еще кусты зеленые - а у нас уже снег лежит и пятнадцать градусов мороза. А ты будешь дома работать… кофе у компьютера, жена рядом…
      - Ну-у, Гафар, знакомая песня: «вот мы пахали…»
      - А что? Все первопроходцы в разных делах горят на работе. Их КПД никогда не сравним, с теми, кто приходит на готовенькое!  А труд их, как правило, оплачивается нищенски. Никогда не сравню ваши условия работы и наши, тут и муха не гудит, как говаривал Георг.
      - Не поверю, что были нищенские зарплаты!
      - А получали мы, примерно, поровну с тобой, работающим в московском офисе. А чаще, - меньше! И нередко мы придумывали и реализовывали такие вещи, которые экономили миллионы рублей и укорачивали сроки ввода объектов на полгода!
Правда, премии шли в основном в Управление!
Михаил Натанович смотрит на Гафара и криво усмехается.
       - Ничего, Натаныч, привыкай! Ты в компании правая рука президента, покажи всем, как надо вкалывать! Так что, Анна… ваш президент, правильно настаивает, чтобы в договоре была прописана ежесуточная добыча в тоннах после реанимации. А м-р Робинсон боится обмишурится. Но ваш президент дожмет, я уверен.
       - Теперь, Гафар, это и твой президент.
       - Хм-м! Слышь, Натаныч, и ты ведь мой ближайший начальник?
       - Выходит, Гафар. Так что ты уж не очень на меня наседай, вдруг окажусь злопамятным?
       - Да-а-а. – тянет Гафар и гладит усы.
      - Пристально разглядывает своего начальника.
      - Тяжело мне будет… сдержаться.
      - Ладно, Гафар, сработаемся. Ты, уж, на людях держи дистанцию, а я должен изо всех сил быть к тебе поближе. Я для тебя первоклассник, а ты для меня учитель. На мои наивные и дурацкие вопросы ты, уж, не обращай внимания, ладно?
      - Ну, что ж, выразился ты предельно ясно. Как могу, - подтяну тебя. Только и ты, уж, не особо обижайся. Я же среди работяг крутился, и все в форс мажорных условиях. Так что и лексикон у меня форс мажорный. А вот на меня даже здесь порой обижаются.
       - Ну, здесь я понял, у всех лексикон мало отличается друг от друга.
       - Не-э, ни в этом петрушка! Я два раза одно и тоже не могу объяснять
       - Ну, притремся.
       - Притремся!
Гафар протягивает лапу вахтовика, в которой тонет интеллигентная ручка Натаныча.
Они садятся в машину, и Гафар везет первоклашку на дожимную насосную станцию, а потом и на кустовую.

Кабинет Акимыча. Ночь Гафар сидит на месте директора и листает документы из папки. Рядом сидит Натаныч и читает документы.
      - Здесь что, история каждой скважины?
      - Да, - не поднимает головы Гафар, - и в целом – этого месторождения.
      - А зачем так подробно исследовались породы вокруг скважины.
       - Ну… есть технические условия, которые положено выполнять. А они написаны кровью первооткрывателей, которые горели вместе со скважинами, тонули в нефтяных болотах, замерзали в тайге. Я бы в каждом нефтяном месторождении ставил бы им памятники.
Продолжает листать документы.
      - А потом… это один из главных параметров, на который почему-то не очень обращают внимание.
      - Почему он главный?
       - А ты, например, можешь сказать, как пойдут дела у м-ра Робинсона, на наших скважинах? – поднимает на него голову, -  и куда ему лучше не соваться, а где надо сосредоточиться?
       - Гафар, ты же слышал от меня… я не нефтяник.
       - Ну, йёшкин кот! Мне что, в отсутствие Георга и поговорить о делах не с кем? Георг тоже был не нефтяник… а, собственно, почему был? Не верю я, что он сдастся какой-то там болезни! А знал он… про нефтедобычу он рассказывает часами, а знает, как Главный технолог!
Смотрит в окно, вспоминает, удивляется.
      - Это надо же, он просчитал ваш проект с применением технологии разрыва пластов. Еще тогда он рассказывал, что надо было на нашем месторождении применить кустовые площадки…
      - Это, когда основная скважина и восемь – десять разнонаправленных?
      - Во-во! А про технологию площадного вытеснения нефти паром ты знаешь? - Глядит на собеседника.
     - Нет, - грустно смотрит на учителя.
     - Не переживай, и я не знал. А вот он знал!
Натаныч отрывается от бумаг.
      - Взяли мы недавно на должность нефтяного эксперта, прямо перед появлением проекта Георгия Петровича, одного из ваших, кто лет пятнадцать провел в Сибири…
      - Да-а? А мне Анна… президент ничего не говорила. Тогда зачем я вам нужен? Откуда ты знаешь, что он из «наших»?
      - Он говорит, что работал в Западной Сибири на месторождениях.
       - Как звать?
       - Андрей Игнатьевич.
       - Андрей… Андрей… постой, а фамилия?
       - Да, вроде, Зевакин или Зевякин.
       - Такой хлыст!?
Натаныч вопросительно глядит на Гафара.
      - Ну, такой… надутый пижон и вальяжный, и всегда возле начальства ошивается?
      - Слушай, а ведь похож! Около шефа … старого президента, он, действительно, терся!
     - Так вот куда-а он пошел на «повыше-ение»! Балабол и пустозвон! Я и года не отработал в управлении, в сибирской нефтяной столице, а пересекался с ним несколько раз. И в управе он себя выдавал за знатока технологии, а на деле, - «ноль без палочки»!
Не обошлось здесь его «повышение» без зама «Головы» или его самого!
     - «Головы-ы»? Вот как? Обязательно, прилетишь, расскажешь Анне Владимировне. Так, оказывается у нас «засланный казачок»?
Резкий междугородний звонок прерывает их разговор.
      - Во! Это она! - усы Гафара поднимаются от улыбки.
Берет трубку.
      - У аппарата и весь внимание, г-жа президент! 
Он включает громкую связь, чтобы и Натаныча прошибла радость от голоса его шефа.
      - Ну, как, Гафар, заполняешь бегунок? – усталый голос Анны.
      - Не знаю, что это такое, но концы обрубаю.
       - Расстанься со всеми по-хорошему, тебе там работать придется!
       - Не волнуйся, г-жа президент, будет все тип-топ!
       - Все твои у меня. Девчонки – очаровашки! У нас все хорошо! Вот еще что, Гафар. Достань свой диплом… любой! А то могут быть проблемы!
       - Ну, вот, опять за рыбу деньги! Без бумажки – ты букашка! Так тебе, Анна, надо в шашечку или чтобы ездила?
        - Мне надо, чтобы тебя устроить! И не создавай ни себе, ни мне проблем! Ты меня понял?
      - Да понял тебя! – грустно. - Ладно, буду думать.
      - Не думать надо, а действовать! Как там мой зам?
      - Рядом сидит. Впитывает!
       - У вас еще один день. Жду вас. Все, удачи!
Частые гудки.
      - Удача! Где ее только искать, эту удачу, бубёна масть!
Гафар вздыхает и кладет трубку. 

     «Отходняк» Гафара
В маленькой комнате второго этажа двухэтажного бамовского барака висит сизый едкий дым. Гафар дает «отходняк».
Диван-кровать, маленький холодильник, гардероб, стенка, стол, - почти не оставляют свободного пространства. В центе стоит раздвижной стол. За ним сидят восемь человек. Пятеро из них курят, открыта форточка.
На столе стоит все, что бывает по большим праздникам: на Новый год, Пасху, день Победы и первый воскресный день сентября, - день нефтяника. Есть квашеная капусточка, маринованные помидорчики и соленые огурчики. В огромной миске - маринованные грибочки. Печень вчерашнего заколотого кабанчика, и парная свининка на сковороде дразнят своим ароматом испорченное нефтью обоняние собравшихся. Картошечка и водочка никогда здесь дефицитом не были.                Четыре стула и четыре табурета, половину из которых были взяты в «аренду за стакан», сгруппировали вокруг стола близких по интересу людей.
     - Да что он буровит? – кривится Васька. - И не обделался я вовсе! Я ему сказал прямо в лицо: «Мишка, не борзей! Дать тебе один кружочек колбаски, - тебе, что слону дробина! У самого не жирно! Иди сам ищи себе пропитание. Вон зайцев сколько шныряет. Одного прикнокал, конечно, ты не наешься, но какой-никакой перекус!
Хохот мужиков.
       - А медведь что? - подковыривает Петруха.
       - А он, ему: «Ну, спасибо, Васька, надоумил! – подсказал Афоня. - Пойду, придавлю косенького!»
Снова все взрываются хохотом.
      - А что, мужики, - затягивается сосед Афони, - вот Васька и разбудил эти дремучие места. Его трактор был здесь первый. А сколько времени ты продирался сюда
с Петрухой и Афоней?
     - Две недели!
      - Вась, за этот подвиг на фронте тебе бы медаль дали! – заверяет сосед Петрухи.
      - Дали, а через неделю бы отобрали, когда он продырявил бак с соляркой, - щурится Иван.
      - Да кто ж знал, что кедр туда будет падать? – возмущается Васька. - Сколько мы вырубали лес, а такого сроду не бывало, чтобы дерево пропарывало металл!
      - Ребята, а когда мы высадились в этой глухомани? - ко всем сразу обращается Акимыч.
      - Да в начале лета, пятнадцать лет назад, - первый вспомнил сосед Афоня.
      - Да нет же, в конце! – не согласился Петруха. - Гафар, скажи ему!
       - Да в августе, утки уже полетели.
      - Во, точно! В августе! – подтвердил сосед Петрухи. - А всего через десять лет тот поселок стал городского типа! Не было бы нас и сейчас города не было бы.
       - Наливай, Гафар! За это стоит выпить! – предлагает Акимыч. - Это событие!
Все дружно соглашаются. Наливают водку в стаканы. Восемь мужских рук ритуально глухо звякают стаканами над столом и пьют.
      - Кха-а-а! Холодненькая зараза! – кряхтит Иван. - Передай сюда мисочку огурчиков! Я и говорю, какого хрена потащились за сто километров сюда на новое месторождение? Сидели бы сейчас в городке, худо-бедно, но там жизнь налажена. Вон, филиал поликлиники даже открыли.
     - Да это все Гафар! – укоряет Афоня. - Поедем на новое месторождение, а то жирком здесь заплывем! Вон, только двое из нас умных, остались. Живут себе сейчас припеваючи, квартиры с теплыми сортирами получили. Буржуи! Семьи перевезли, детей настрогали! Ишь, ухмыляются! – неприветливо косит на соседа Афони и соседа Петрухи.
     - А мы, - опять с нуля! – весело продолжает Васька. - Высадились десять человек, начинали снова с единственного вагончика! Опять вырубать лес!
     - А потом и ребята подтянулись. – добавляет Акимыч. - Да, и это было весной двенадцать лет тому назад!
     - Не-э! Уже лето было, ты чего? – не соглашается Иван.
     - Гафар, скажи ему! – обращается к нему Петруха.
     - Акимыч прав, весной это было! Весь первый год состоял из сплошных авралов! Первую базу начали строить в районе сегодняшней ДНС-4. Первый куст № 243 был построен рядом с разведочной скважиной, а всего лишь семь лет назад начали бурение первой эксплуатационной скважины.
     - А одновременно строили шестую Дожимную Насосную Скважину, - подтвердил сосед Афони.
     - Вкалывали, как черти. Только подумайте, - обращается ко всем Иван, - фонд единственного на тот момент бригады добычи Гафара насчитывал уже больше сотни добывающих и сколько, Гафар, нагнетающих скважин.
     - Восемнадцать.
     - И это все мы! – гордо оглядывает всех Васька.
     - Акимыч, наливай! За это стоит выпить! Да еще под печеночку! Ну-ка, швырни мне кусочек в мисочку!
      - А все говорим, плохо живем! – кладет себе в тарелку солидный кусок сосед Афони.
И опять, в который раз, над столом смыкаются стаканы.
Дверь распахивается, в дверях застывает здоровенный парень в расстегнутом полушубке и в валенках. В руках он держит лохматую шапку. Мгновенье он всматривается сквозь сизый дым в сидящих за столом.
Кто сидит спиной поворачиваются.
       - Леха!
       - Смотри-ка Леха!
       - Леха ты что, без гитары? – удивляется Гафар.
       - Леха, мы без тебя не пели! – замечает Иван.
Леха шагает в комнату, морщится, оставляет дверь приоткрытой.
       - Ну, конечно, Гафар собрал почти всю бригаду! – вглядывается Леха. - Гудят!
Гафар наливает стакан водки, встает и протягивает через стол навстречу Лехе. Тот берет стакан, смотрит на Гафара, на окружающих.
       - Гафар, это правда, тебя, забирают в Москву?
       - Забирают, Леха, забирают!
       - Насовсем?
       - Не знаю, Леха, говорят, бросай все и прилетай!
       - Значит, насовсем, - опускает глаза Леха. - Гафар, хоть в авралы ты бываешь злой, как черт, с тобой можно работать. Надежно! Чтоб у тебя там все сложилось!
Леха чокается с Гафаром, не спеша, пьет стакан водки. С нескольких сторон к нему с вилками тянется кто с огурчиком, кто с помидорчиком.
      - Леха, разденешься у себя, тащи гитару, стул найдем! – предлагает Гафар.
      - Гафар, не, не могу! – хрустит огурчиком - Не до веселья! Будьте здоровы!
Леха исчезает за дверью.
Гафар наклоняется к Акимычу: «Я щас!»
Встает и выходит вслед за Лехой.

Одинокий хрипловатый голос из комнаты обозначает тему:

От злой тоски не матерись,
Сегодня ты без спирта пьян:

И его поддерживает второй:

На материк, на материк
Идет последний караван.

Коридор двухэтажного барака. Налево и направо комнаты. Ночь. Леха хватается за ручку двери комнаты, что через три - от комнаты Гафара.
      - Леха, постой! – кричит Гафар.
Леха стоит, прислонившись к стене, ждет подходящего Гафара.
Весь разговор Гафара с Лехой проходит под слышимую песню из комнаты Гафара.       
      - Леха, у тебя случилось чего? Почему отказываешься с нами посидеть?
      - Я же сказал, не до веселья мне.
      - Может, чем пособить могу?
      - Не, Гафар, чем ты можешь помочь? Я сказал тебе, не приду.
       - С женой чего?
Леха мнется: «С женой, Гафар, и с сыном».            
       - Ну, давай, давай, выкладывай!
      -  Ну, уехала, все-таки, Лидка к матери, в Тамбов. С сыном поехала. По дороге он подстыл, воспаление легких. Высокая температура, сняли с поезда, и лежит сейчас в сельской больнице. Ни знакомых, ни денег. Сам знаешь, зарплату нам задержали. Когда дадут и Акимыч не знает. А если и дадут, то хер целых, хер десятых. Вот и вылечись!
      - Значит, Лидка не опомнилась? Все нос воротит? 
      - Мне твои соболезнования знаешь где, Гафар? У тебя такие же свои голодранцы, а я  - и не с твоей бригады. К тому же ты теперь и не бригадир вовсе, а мастер! И чего ты схлестнулся с «Головой»? Раздавит он тебя, если вовремя не смоешься! Спеши давай! Пусти!
Леха пытается открыть дверь. Гафар вытесняет Леху и становится спиной к его двери.
      - Леха, слушай сюда!
      - Завтра упрошу Акимыча, и он вскроет кубышку кассы взаимопомощи. Прямо завтра ты получишь какие-то деньги. Если согласишься перейти в мою бригаду, дня через два-три придут деньги, как аванс, и ты получишь, как член моей бригады. Переход с Акимычем я утрясу. У тебя ночь на раздумье. Если завтра ко мне не подходишь, вечером я улечу в Москву. Решайся Леха!   
Гафар нетвердой походкой идет в свою комнату.
На весь коридор из приоткрытой двери слышна песня, ее последний куплет.
Леха стоит у двери смотрит вслед Гафару.

В последнем куплете песни уже чувствовалась боль и безысходность.
Когда песня закончилась, без всякой команды руки потянулись к бутылкам. Кто-то с кем-то чокался, большинство торопливо заливали горькое отчаянье горькой водочкой.
Входит Гафар.
      - Акимыч, тебе задание!
      - Ёшь твою мышь! Вы поглядите! Гафар уже директору задание дает! Неужели там, в Москве, тебя бугром назначили?
       - Ну, просьба, Акимыч, просьба! Иван, ты всегда из нас самый трезвый бываешь, подстрахуй меня, если я выпью лишнего. Щас Леха помоется, попроси Акимыча к нему зайти…
Иван смотрит на Гафара.
      - Ты слышишь, Акимыч, ты предложишь Лехе работу в нашей бригаде. С надбавкой в 20%. Леха мне не поверит, а директору, может быть.
Воцаряется нездоровая тишина.
     - Гафар, а кто ты такой, чтобы лапшу вешать нам на уши? – недобро говорит Иван.
Акимыч со скрипом разворачивается к Гафару.
      - Ты что-о, Гафар? На больных струнах поиграть решил? Не шути так с ребятами… они и так на пределе.
       - Гафар, пока мы еще не совсем пьяные, объяснись! – требует Иван.
       - В общем, так! - оглядывает всех Гафар. - Я сам с трудом в это верю… мне удалось у нашего президента получить полномочия набрать две бригады… все, кто сидит здесь, и остальных вы знаете, не раз за столом сидели… да и на участке вместе авралили…
Возгласы:      
      - Уху еть!
      - Яйца в узел!
      - А ты мне ксиво какое покажешь под это? – язвительно произносит Акимыч. -  Я что тебе пьяненькому должен верить?
      - Акимыч, ты что, первый раз сидишь с Гафаром за столом? Ты забыл, сколько ему надо, чтобы он был пьяненький? – не соглашается Васька.
       - И вообще мы его таким не видели! – подтверждает Иван.
      - Акимыч, ты прав! - поворачивается к нему Гафар. - Залепуха вышла! Обидно с этого начинать! А знаешь, как пришлось крутиться…
       - И знать не хочу! Ты меня под статью хочешь подвести? Поверить ему на слово! Он исчезнет, а бить по «физии» будут Акимыча?
Дверь открывается, на пороге появляется почтальонша Шура, с сумкой через плечо.
     - Так и есть! Не соврало мне сарафанное радио, все здесь: Акимыч и Гафар тоже! Вот, «Молния» тебе, Акимыч! Из Москвы! Разбирайся сам! Передайте ему блокнот, пусть распишется в получении, лично!
Передает блокнот с бланками. Акимыч расписывается, вскрывает телеграмму. Читает.    
      - Гафар, ты правда улетаешь в Москву?
      - Правда, Шуренок, правда! Может, чарочку выпьешь?
Шура бросает взгляд на Акимыча.
      - Не, Гафар, я на работе! Чтоб у тебя там было все хорошо! Что Тося не пишет?
      - Она уже там.
     Реплики:      
       - Ля! У Гафара концы в Москве появились!
      - Ха! Он уже и тылы подтянул!
      - Тогда понятно, как пришлось крутиться!
      - Уже в Москве? С дочками? – удивляется Шура.
      - Да, Шуренок!
      - Тогда привет ей передавай! Всем пока!
      - На, читай! – крутит головой Акимыч, сует в руки телеграмму Гафару.
      - Гафар надевает очки, читает.
      - Ну, вот! - радостно обращается к ребятам. - А то Акимыч на меня косяка давит! Президент подтверждает мои полномочия по набору двух бригад. Акимыча просит сообщить реквизиты банка, для немедленной высылки денег, в счет аванса, оплаты набранной бригаде.
       - Бубена масть, Акимыч! – восклицает Васька. - Ну, ведь все так, как и говорит Гафар!
      - Гафарушка! Неужели это ты все провернул?
Встает пьяненький сосед Петрухи. Ему хлопают по плечу, и он плюхается на свой стул.
      - Акимыч, чтоб завтра ушла от тебя телеграмма! За мной кредиторы уже бегают! – сообщает Афоня.
      - Да, Акимыч, дорогой, не дай семье распасться! Мне жена дала неделю, если не найду работу, уедет к матери! – говорит Петруха.
       - Ёлы-палы! А где ж мы работать будем, Гафар? – спрашивает Иван.
      - Так! Что-то стремно все получается! – откашливается Акимыч. - Я, конечно, вышлю реквизиты, а радоваться я бы подождал до прихода денег. За какую работу вы хотите получить? Просто так? Вот только за то, что гудите за этим столом?
       - Но, ведь, обещали выслать немедленно! – возмутился Васька.
       - Обещали, обещали! Обещанного три года ждут! А кредиторы тебя завтра поймают! А от Захара жена уедет в воскресенье! И что?
Гафар со скрипом отодвигается от стола, наливает себе стакан, встает, сердито оглядывает всех.
      - Кто лично имел дело с моим другом Георгом, который и заварил этот проект?
      - Ну, ко мне на кустовую станцию вы приезжали вместе. Он все расспрашивал. Вроде толковый мужик, как мне показался, – высказался Афоня.
       - И ко мне на дожимную… ты с ним приезжал. По разговору чувствовал, что он многое «петрит» в нашем деле, - добавил Иван.
       - А президентом в компании сейчас его жена!
       - Баба, президент?
      - Атас! – не выдерживает сосед Петрухи.
       - Полный абзац! – выпустил пар Иван.
       - При мне еще так скажете - фишку натру! Эта телеграмма, - Гафар поднимает телеграмму, бросает ее перед Акимычем, - это, ее рук дело! Она вас хочет вытащить из дерьма! Нас всех! Идет на должностное преступление! А ты… так! Всем налить! И вытащит всех, не сомневайтесь!
Все молча наливают и смотрят на Гафара.
      - Обязательно вытащит! Она не трепло!
Выливает лихо стакан себе в глотку, поворачивается в полоборота и бьет им об пол с размаху.
Все дружно следуют его примеру!
      - Бляха муха!
      - Писец!      
 
     Последствия заседания Чрезвычайного Совета
В новом кабинете в своем кресле сидит Анна. За столом слева сидит Председатель, рядом Ювеналий Павлович и Андрей Степанович. Справа сидит Вадим и Геннадий Кузьмич.
      - Президент, она же член Совета директоров, - говорит Председатель, - настояла, чтобы заседание прошло в ее кабинете, а не в моем. В первой просьбе я не отказал, но сесть в кресло президента в ее кабинете не позволяет воспитание. 
      - Но у нас все-таки не заседание президентского совета, а заседание учредителей компании! И я не понимаю, все-таки, почему Председателю не сидеть, как обычно, в торце стола. Тем более, что свой миллионо - долларовый кабинет, хозяйка, пока, не успела приватизировать! – возражает Вадим Сергеич.
      - Боюс-сь, Вадим С-сергеич-ч многое не знает, как и я, когда-то! – с кривой усмешкой замечает Геннадий Кузьмич.
      - Самопознанием будете заниматься не в рабочее время. Нам надо уложиться в пятнадцать минут! У нас два вопроса. Первый, по настоянию Вадима Сергеича. «О незаконной растрате остатков неприкасаемого фонда учредителей». А именно, о незаконной трате денег президентом.
      - Мы же решили на чрезвычайном Совете тратить половину в преддверии обвала рубля? – рявкает Ювеналий Палыч.
      - Второй вопрос: «О восстановлении неприкасаемого фонда». - Ухмыляется, обводит всех взглядом, продолжает Председатель.
     - Я уговорил вас когда-то не вводить должность секретаря Совета, чтобы экономить деньги. Наверное, сейчас впервые буду жалеть. Я понял, средь нас есть члены, которые не в курсе и миллионо-долларового кабинета, и сути первого вопроса. Но давайте, как учил нас фельдмаршал Суворов: «Сначала ввяжемся в бой, а по ходу все уточним и расставим на свои места». Вадим Сергеич, вперед, тебе пять минут!       
      - Я в курсе всех событий. Узнал предварительно, кому и как удалось выйти из той ситуации, когда мы решили потратить половину уставного капитала, чтобы сэкономить. Получив указание добиться зачисления долларов на заграничный счет за будущие покупки, я не смог этого сделать. К моему огорчению, мне одному это не удалось. И я докладываю, мне не удастся восполнить мой уставной фонд и к отведенному сроку.
      - Как ж-же это? Прис-скорбно! Знач-чит, у тебя были не проч-чные с-связи с продавцами!
      -  Но я внес вопрос: «Почему другим членам Совета позволено тратить уставной капитал уже после случившегося? Буквально вчера! Я шокирован! Мне - черную метку, - верни деньги, иначе выгоним из учредителей, а другим, я об Анне Владимировне, совсем новом члене Совета, - позволительно?      
      - Какие еще траты у президента?
      - Да на что она потратила?
      - Анна Владимировна! Ну, заняли бы у меня, ес-сли на помаду не х-хватает.
Я обязалс-ся открыть вам бес-спроцентный кредит на дес-сять лет! – вставил Геннадий Кузьмич.
      - Все! Все! – призвал к порядку Председатель. - Прекратили почемучки! Поясняю. Я сам узнал от Вадима о неправомерных тратах президента. И был в шоке! - Глядит на Вадима. - Анна Владимировна, как президент и член Совета директоров, совершила должностное преступление! Своей властью она заставила перечислить сибирскому АО около одиннадцати миллионов рублей. И я ее предупреждал раньше, как чувствовал, чтобы она не переходила красную черту.
      - И Председатель не в курсе?
      - И я не в курсе!
       - Да, похоже, никто не знал!
       - Вот это новый член!
       - Не исключаю, что мы вскоре узнаем и про другое своеволие! – торжествуя, говорит Вадим Сергеич. - Мне в компании подсказали, пора выяснить, из какого фонда пошли наши деньги на весь этот кабинет и сантехнику с позолотой?
       - Кто за то, чтобы по первому вопросу, вынести новому члену Совета директоров «предупреждение о неполном соответствии должности», - прошу голосовать! – озвучил Председатель.
Поднимаются две руки: Председателя и Вадима Сергеича. Председатель и Вадим растеряны.
      - Да вы что? За это надо исключать из Совета, - возмущается Вадим Сергеич, - а вы и предупреждение не хотите вынести? Да чем она вас околдовала?
     -  Действительно! – поддерживает Председатель. - Ну-ка, объяснитесь! Да! Мы же не доголосовали. А кто против?
Быстро поднимает руку Геннадий Кузьмич. Нерешительно, поднимает руку Андрей Степанович.
      - А ты за кого? – обращается Председатель к Ювеналию Палычу.
      - Я, пожалуй, еще послушаю. Пока воздержусь.               
      - Ха! Быстро вы из противников президента стали его союзником, Геннадий Кузьмич, – удивляется Председатель. - Не раскроете свою тайну?
       - Ещ-ще не время!
       - А вам – то, Андрей Степаныч, зачем поддерживать плохие поступки президента? – не понимает Председатель.
       - Вы помните на том Совете, - напоминает Андрей Степаныч, - я сказал, что мои зачисления должны быть в следующем году. Но всем разрешили потратить половину своего фонда, а это все-таки миллион долларов. Я своей фирме поставщику компьютеров в Штатах предложил закупить внеплановую партию компьютеров. Они отказали.
       - Интересно, интересно! И как же ты выкрутился? – забасил Ювеналий Палыч.
      - А так. Звонит Анна Владимировна. Предлагает мне закупить в Штатах партию самых дорогих женских смартфонов. Дает реквизиты фирмы. Я понятия не имел об их рынке: надо это делать или буду потом год с ними сидеть и год продавать? Рискнул, а они у меня разлетелись в неделю! Вы можете это себе представить?
Благодарно смотрит на президента.
       - И более того. Я заключил с поставщиками договор о поставке следующей партии. Поставщик мне снизил цену! Как после этого я могу голосовать против нее? Если бы не она – пол - лимона долларов компании накрылся бы медным тазом!
       - Действительно, интересно! – согласился Председатель. - Ну, а ты, как выкручивался Ювеналий Палыч?
       - Мне удалось договориться с поставщиками о зачислении денег раньше времени.
       - Ну, а на ч-что потратил мильон? – проявил любопытство Геннадий Кузьмич.
       - Удалось с пользой потратить! Председатель, дай слово. Что не будешь бить ногами!
       - Insubus! Кошмар! Еще один заговорщик! Даю слово!               
       - Все знают, что Председатель увлекается поставками малых партий элитного рома и сигар. И на его тропу никто не заступает. И все знают, у него они уходят со свистом! Ну, я решился, в такой чрезвычайной ситуации, закупить сигары ценой подешевле.
       - Ну, хоть продал? – спросил Председатель.
       - К концу года, - обязательно продам!
      - Регламент! Предс-седатель! Мы отклонилис-сь от повес-стки. Давай подытож-жим первый вопрос-с. Не проходит твое предложение о вынес-сении президенту, - «неполное с-служебное с-соответствие». Давай так и запиш-шем!
      - Ты не забыл, что у меня два голоса? – напомнил Кузьмичу Председатель.
      - Пос-стойте, пос-стойте! А ты Ювеналий, за или против?
      - То, что я услышал от Степаныча… я, пожалуй, тебя Председатель, не поддержу. На поверку, что выходит, что от нового члена Совета больше пользы, чем вреда!
      - Что же получается, - три против трех? – удивляется Председатель. - Даже с двумя моими голосами?
      - Я поддержу Председателя, о вынесении мне «не полного соответствия должности».
Воцаряется тишина. Все смотрят на президента.
      - Э-э, не-ет! Так не пойдет! – опомнился Геннадий Кузьмич. - Даж-же в Верх-ховном с-суде нельзя с-свидетельс-ствовать против с-себя! Это не пройдет! Это наруш-шение!
       - Вадим, так ты вернешь до конца года в уставной фонд мильон?- интересуется Андрей Степаныч.
       - Нет, не смогу! У меня дыра в полтора миллиона.
       - Предс-седатель, мы ч-чего обс-суж-ждаем? – возмутился Геннадий Кузьмич. -
У одного ч-члена С-совета долг в два мильона долларов. Он отказываетс-ся его вернуть. У другого ч-члена, - трата без разреш-шения три тысячи долларов. Наверняка, от безыс-сх-ходнос-сти. Из нас-с это никто пока не знает. Напоминаю, сегодняш-шний курс-с доллара около трех-х с-с половиной тыс-сяч-ч рублей. Это и есть ее трата одиннадц-цати мильонов.
       - А действительно! Это такое несоответствие прегрешения и тяжести наказания?
      - Вы друзья ч-чего?  И президенту за три тыщ-щи, - взыс-скание, а другому мильон прощ-щаем? Предс-седатель, я вс-сегда поддерж-живал тебя и вос-сх-хищ-щался быс-стротой твоей реакц-ции. Ч-чегой-то с-сегодня с-с тобой?
      - Вадим, у тебя одного деньги были переведены, как ты сказал. Речь шла только о зачислении, - напомнил Андрей Степаныч.
      - Так начался «черный вторник», взлетел «черный лебедь»! Интернет раскалился, произошел сбой. - Затравленно глядит на членов Совета Вадим Сергеич. - Ну, а траты денег на роскошный кабинет в миллионы долларов вы тоже прощаете?
     - Я берус-сь оформить протокол зас-седания. Так и запиш-шем. По первому вопрос-су. Предлож-жение о вынес-сении «неполного с-служ-жебного с-соответс-ствия не прош-шло». Анна Владимировна, объяс-сните ч-членам С-совета, на ч-что вы потратили без с-спрос-са С-совета нес-сч-час-стные три тысячи долларов?
     - У Евгения Замавича мы были недавно с Председателем и Гафаром, – подняла глаза  президент. - Банкир нормально отнесся к назначению Гафара вместо выбывшего Георгия Петровича на должность представителя английской компании в России, в том числе и в Сибири.
       - Анна Владимировна! – прерывает Председатель. - На таких сборищах, как нынешнее, да еще с такой повесткой не надо скромничать! Я поправлю президента, поскольку она не точна в важных деталях!
Это Евгений Замыч просил Георгия Петровича согласиться на должность, которую предлагали ему англичане. «Наш человек в Гаване!», - говорил он. И когда Георгий Петрович про… уехал лечиться, весь Альтернативный проект подвис. Мы попали в форс мажор! Тогда-то на эту должность президент протащила Гафара, начальника участка сибирского АО. Кстати, он выдержал экзамен у строгих англичан, на что я мало надеялся.               
      - Кто такой Гафар? – спросил Ювеналий Палыч.
      - Действительно? Почему нас не информируют о таких важных событиях? Председатель нас уведомил при избрании, что это главное направление развития компании! - возник Андрей Степаныч.
      - Вс-се, Предс-седатель, с-с тобой вс-се яс-сно! Придетс-ся перес-страиватьс-ся на х-ходу! Внош-шу предлож-жение: включ-чить в повес-стку с-следующ-щего зас-седания вопрос-с о с-сос-стоянии дел в нефтяном направлении, за которое отвеч-чает президент. Кто за?
Поднимают все, кроме Вадима Сергеича.
Председатель, растерянно, тоже поднимает руку.
      - Вадим С-сергеич! По тебе вс-се реш-шили. С-с Анной Владимировной с-сейч-час-с вс-се прояс-сним. Я тебе выш-шлю реш-шение С-совета. Иди, дорогой, и с-собирай деньги! До конца года ос-сталось с-совс-сем немного! Ус-став уч-чредителей под твое нынеш-шнее полож-жение перепис-сывать, как ты понял, никто не с-собираетс-ся. Мои с-соболезнования!
Вадим понуро встает и уходит.    
      - Вы поняли, как вредно замыкать вс-сю важ-жную информац-цию на с-себя, – смотрит на Председателя и на президента Генннадий Кузьмич. - Запиш-шем, раз в неделюи  в экс-стренных ситуациях извещ-щать ч-членов С-совета о продвиж-жении оформления трех-х с-стороннего, как я понял, Договора по нефтяному направлению.
А с-сейч-час-с, Анна Владимировна, введите вс-сех-х в курс пос-следнего с-сос-стояния дел. Вы ж-же на неделе долж-жны были предс-ставлять Гафара англичанам?
      - Гафар уже принят на должность, - подняла голову президент.
      - Как принят? Когда? – восклицают Андрей Степанович и Геннадий Кузьмич.
И президент в пять минут проинформировала членов Совета о последних событиях.
Президент заканчивает.
      - Да, я нарушила запрет Председателя о высылке денег на поддержание двух бригад, чтобы они не распались. Председатель тогда говорил, это все равно, что бросать деньги с Останкинской башни. Прошу записать в протокол: В случае распада бригад в сибирском АО взыскать три тысячи долларов с президента компании!
       - Вот это фортель! – восхищенно восклицает Ювеналий Палыч. 
      - Кузьмич, кончай лить воду! – возмущенно заявляет секретарю Андрей Степаныч. - Я сейчас иду в кассу и возвращаю компании эти несчастные одиннадцать мильонов или три тыщи долларов! Вычеркни этот вопрос из повестки. Нету его!
      - Ну, и собрания у нас в последнее время! – восхищенно замечает Председатель. – Ну, и «стая» подобралась! Жалко, что сейчас это не слышит Вадим Сергеич!
Vox populi-vox Dei! Глас народа - глас Божий!
               

























Глава 9. Проявления русской души      
 
Когда садовник тяпкой выкорчевывал в дальнем конце участка вцепившиеся в землю корни сорняков, чтобы потом на это место завести тачкой плодородной земли, а потом посеять газонную траву, отвоевав еще один кусок участка у дикой природы, он услышал со второго раза зов Павла сквозь ворчание океана.
     - Бросай работу, я сказал! Что ты там еще видишь? Иди поздоровайся со своим отцом!
   Георгий с кряхтеньем распрямился и стал вглядываться в другую фигуру, стоящую рядом с фигурой хозяина у входа на веранду. Солнце, как минут двадцать, село за горы, но сумрак уже сгустился настолько, что на расстоянии прятал лица. Рукавом футболки садовник промокнул на лбу пот, взял лопату и тяпку и понес их в сарай.
   «Какой еще отец? – недовольно думал Георгий, вглядываясь в фигуру, тихо разговаривающую с Павлом. – Да это никак Старик»? – увидел очертание бородки и все более знакомый абрис, стоящего рядом с хозяином.
   Настроение сразу поднялось, и он поспешил освободиться от орудий труда и шел радостно навстречу все более узнаваемому человеку. Они обнялись.
     - Здравствуй, здравствуй, Георгий! - прижимал осторожно Старик к себе своего бывшего пациента, - Да ты я вижу, почти не хромаешь!
     - Твоими стараниями, Старик! Рад тебя видеть! И зря ты боишься меня обнять, раны все закрылись, а шрамы, ну, если пара, еще чешется.
     - Как-никак, а полгода уже, - Старик загибал пальцы и чего-то считал, - обживаешь панамское побережье! Как общее самочувствие?
     - Слава Богу, и спасибо тебе, - ничего.
     - Все! Хватит! Обмен любезностями прошел! Мне еще надо проводить господ за двумя столиками! Идите, идите в сад! А то теперь вы оба похожи на бомжей! Не позорьте мое солидное заведение! Как только гостей я провожу, приходите, посидим!
     - Иди, Старик, посиди в кресле с видом на океан на краю скалы, я сейчас приму душ и переоденусь. Я быстро.
   Когда Георгий подходил к креслу Старика, то услышал, как тот, сидя в кресле и, глядя на океан, мурлычет какую-то мелодию.
   «Если у человека нет настроения, петь песню он не будет», - подумал Георгий и подсел в соседнее кресло.
     - Да, многое тут изменилось за полгода в лучшую сторону, - глядя на Георгия, сказал Старик, - я представляю, с какими трудностями ты встретился. Не сомневаюсь, - это все твои идеи. И как только тебе удалось заставить Павла потратиться?
     - Слушай, давай, как всегда, на родном языке говорить! А то я тут забуду свой язык! – попросил Георгий.
     - Это ты правильно придумал! Вот и договорились! – радостно согласился Старик.
     - А что касается изменений - дозревает хозяин! – удовлетворенно заметил Георгий.
     - Ну, ну! Ты знаешь, я очень рад, что ты почти не хромаешь. А побаливает колено, скажи честно?
     - Почти не болит. Расскажи лучше, Старик, о себе. Как ты поживаешь?

     Рассказ Старика   
   - Экий ты, Георгий, не хочешь про себя рассказывать, ну ладно, перед сном, надеюсь, переговорим. А что я? Все так же помогаю страждущим. У меня, хороший человек, жизнь определилась до конца моих дней.
     - Завидное постоянство, - иронизировал Георгий, - все так же ночуешь, где Бог послал? А ешь, - что подадут?
     - Ем, - что подадут, а сплю, - где предложат, радостно согласился Старик.
     - А когда не подают и не предлагают? Бывает ведь и так?
     - Прошу – и дают. Стучусь и – открывают! Как по писанию! – заулыбался Старик.
     - До безобразия просто! – продолжал иронизировать Георгий. – Ну, а когда не дают и не открывают?
   Старик помолчал, что-то вспоминая, потом ответил задумчиво.
     - Люди много лучше, чем мы о них думаем.
   И снова он посмотрел, сощурясь, вдаль океана. Океан своим рокотом выражал несогласие со Стариком.
     - Теперь ты сам узнал, какая тут весна и какое тут лето. – Старик ласково взглянул на Георгия, - уверяю тебя, осенью и зимой будет жарче, а дожди будут редкими. Так, что, как видишь, климат тут благодатный, можно целый год обойтись шортами и футболкой. Не замерзнешь.
     - Да, как тебе надо мало для счастья! - скорее с жалостью сказал Георгий.
     - Счастье, Георгий, в том, когда занимаешься тем, чем хочешь. И людям от этого становится хорошо. А тебе, - еще лучше!
   Георгий посмотрел на просветленное лицо Старика и ничего не мог ответить. Помолчали.
     - Мне совсем недавно… сказали… - переделал на лету свою фразу Георгий, - что за каждый труд положено вознаграждение. Не кажется ли тебе, что это справедливо?
     - И справедливо! – оживился Старик.
     - А не кажется ли тебе, что тебя просто используют задарма?
     - Используют, - согласился Старик, - и я рад этому. Если ты о деньгах, так почти все знают, что я не беру. Покормят, разрешат заночевать. А мне больше и не надо. Да я тебе уже говорил, кажется.
   Помолчали.
     -  Старик, ну годы-то берут свое! Ты же не бессмертный! А надвигающаяся старость и немощность? А если болезнь? И сразу ты станешь никому не нужен, разве не так?
   Старик молчал, обдумывая слова своего больного.
     - На все воля Божья! А пока Бог дает день, дает пищу и кров. Что еще надо?
     - Да, долго ты думал, чтобы ответить такую банальность, - начинало снова накапливаться раздражение у Георгия против такой не убиенной логики Старика.
     - Хозяин никогда бы по собственной воле не поставил бы на вершине скалы кресла, - задумчиво произнес Старик, явно меняя тему разговора. – Их мог поставить только человек, которому не безразличен океан, небо над океаном, звезды. - Старик откинул голову вверх и посмотрел на звезды. - Космос. Счастливы те люди, которые могут все это понимать, чувствовать их жизнь, учиться у них мудрости, получать от них жизненные силы.

     Звездная пыль
Старик долго собирал все звезды над головой, потом, повернув голову, собрал их слева, потом справа, и закончил собирать их над океаном. Пошарив кругом, на всякий случай, взглядом, не оставил ли он хоть одну на черном небе, и, убедившись, что ни одной не оставил, он, довольный своим результатом, закрыл глаза, сжал их и засунул под свою черепную коробку: «Пригодятся!» – подумал Старик.
   Георгию было забавно наблюдать за своим соседом.
     - Завидую я тебе, Георгий, - вдруг сказал Старик. - Ты прикоснулся к космосу!
     - Ты что, Старик, я никогда не говорил, что я туда летал, - опешил Георгий.
     - Но ты же запускал в космос ракеты и спутники!
     - Это совсем другое!
     - Ты же прикасался руками к железкам, вернувшимся из космоса!
     - Да уж, не только прикасался! – какие-то разные воспоминания полезли ему в голову.
 
Аэродром Жуковский ночь.
 Только что сгрузили с «МРИИ», прилетевшей с Байконура космический челнок «Буран», который вернулся из космоса.
Горстка людей окружают «Буран», осматривают его со всех сторон.
Полковник Георгий прислоняет ладонь к плитке теплозащиты под крылом, которая защищала «Буран» от плазмы с температурой более тысячи градусов. Потом эту ладонь прислоняет к щеке.
Зам Генерального конструктора по теплозащите видит это.
     - Что, Георгий Петрович, еще горячая?
     - Вот, прикасаюсь к космосу.

     - Вот видишь, ты обменивался информацией из космоса, на тебе его звездная пыль! – с завистью произнес Старик - На тебе мудрость Вселенной.
   Георгий был озадачен такой логикой и не знал, что ответить.
     - Если и была, то океан до чиста отмыл меня от нее, - с трудом нашелся что ответить Георгий.
     - Не-ет, Георгий, космос уже в твоих мыслях, в твоих глазах. - И он задумался. – Так и не смог океан забрать тебя, потому что с космосом ему справиться не под силу. Даже Великий Тихий океан, - конечен. А космос…
   И он снова задумался.
     - Хотел бы я посмотреть в глаза человека, выходившего в космос. Ты видел этих людей?
     - Да, Старик, - после некоторого раздумья ответил Георгий, - и даже здоровался с первым из людей, вышедшим в космос.
     - Так ты заметил, что он не такой, как все? На его глазах стояла печать Вселенной.
     - Ты знаешь, Старик, - подумав, сказал Георгий, - а ведь ты мыслишь очень близко, как думал в то время я, - удивился «космонавт».
     - Ну вот, - удовлетворенно тряхнул головой Старик. - Я так и знал!
   Увлекшись, они не заметили, как над ними навис хозяин.
     - Еле нашел их! Нет, вы только посмотрите! Сидят и воркуют, как голубки! Пойдемте, земляки, посидим за бутылочкой, сегодня день был удачным! Поднимайтесь, поднимайтесь. Салаты и бутылка уже на столе, а Родригес сейчас принесет нам что-нибудь горячего.
     - Наш земляк попросил говорить на родном языке, - обратился к хозяину Старик. - Ты не против?
   Павел недоуменно сначала смотрел на Старика, потом на Георгия и ответил на русском.
     - Я не против, только вот две трети жизни я прожил здесь, и здесь, видимо, положат мне скоро в изголовье камень, а на нем будет написано по-испански. Так чего карябать душу разговором на русском языке?
     - Ты прости за эту тему, - покосился на хозяина Георгий, - но многие, занесенные в чужие страны судьбой, хотели, чтобы их похоронили на родине. А тебе разве все равно?
   Павел резко остановился на пороге своей веранды, смерил автора таких неудобных вопросов нехорошим взглядом и холодно ответил.
     - А как ты сам хотел бы: чтобы хоть иногда родственники или друзья приходили на твою могилу и добрым словом вспоминали тебя или ты хочешь, чтобы всякая собака поднимала на твой могильный камень лапу?
   Георгий ошарашено вытаращил глаза на Павла.
     - Вот и я хочу того же! – подвел черту под эту больную тему Павел.

     Причина хорошего настроения
     - Павел, твое имение на глазах превращается в океанский курорт! На сколько звезд тянет сейчас твое заведение? - обратился Старик к хозяину.
     - Прежде, чем я выйду хотя бы на две звезды, меня разорит наш земляк! – искоса взглянул на Георгия Павел.
     - Плач больше, карта слезу любит! – отшутился Георгий. – Кто сказал нам сейчас, что у тебя день сегодня удачный? А теперь похвались Старику, сколько народу сегодня у тебя побывало?
     - Ты видишь эти четыре столика на участке под зонтиками с надписью Кока-Кола? – обратился гордо Павел к Старику, - это он меня заставил поставить! Причем я, дуралей, похвалился на свою голову, что купил по дешевке в столичном кафе два зонтика, два стола и восемь стульев всего за сто долларов. А вот ему, - и хозяин с завистью показал большим пальцем через плечо на стоящего рядом земляка, - а ему в прошлом месяце, – привезли все это бесплатно, да еще каждую неделю теперь машина завозит четыре ящика Кока-Колы со скидкой десять процентов за бутылку!
     - А что ты хотел, - резонно заметил Старик, - наш земляк открыл новую точку в твоем заведении для сбыта их продукции! За это скидок не жалко! А ведь я уезжал, редко когда было клиентов наполовину заведения. И столиков тогда на участке не было.
     - Ты все-таки скажи, сколько народу у тебя сегодня побывало? – ухмылялся Георгий, додавливая хозяина.
     - Вот и прикинь сам: два раза за десятью столами сменились клиенты и половина столов была занята по третьему разу! – гордо посмотрел хозяин на Старика.
     - Это сколько же получается? – собрал на лбу морщины Старик.
     - Да не менее ста! – уверенно сказал Георгий. - Ты Старик еще не все видел, - загадочно покосился на хозяина земляк. Когда ты съезжал с трассы к заведению Павла, прямо у столба с рекламным щитом, что там было изображено на рекламе?
     - Да я и не помню. На что мне реклама?
     - А ты заезжай через месяц и посмотри на нее?
     - И что? – не понял Старик.
     - А я тебе говорю, заезжай через месяц, сам увидишь!
     - А ты считаешь, что пора вешать? – по-деловому спросил Павел.
     - В самый раз!
     - Ну, надеюсь, мне не надо будет снова фотографироваться? – спросил Павел.
     - Если ты не хочешь выкрасить свои шикарные баки и усы в огненно – рыжий цвет, то не надо! Пленка и фотография у тебя есть, надо с ними приехать и подписать договор на четыре месяца.
     - Насколько? – изумился Павел.
     - На пять! – хладнокровно ответил Георгий. - Ты учти, чем на больший срок ты подписываешь, тем дешевле тебе станет реклама! Теперь ты убедился, что реклама работает, пополняя твои карманы?
   Павел хмыкнул.
   Старик, как показалось Георгию, так и не понял, о чем спор. Но Георгий решил не объяснять ему суть спора, а удивить его в скором времени самим фактом, когда улыбающийся капитан лично может пригласить Старика с рекламного щита заглянуть к нему.
     - Сядем, братья, и предадимся трапезе после трудов праведных! – перекрестился Павел и первым сел за стол.
   На столе стояла бутылка красного сухого чилийского вина, блюдо с овощами и блюдо с зеленью.
   «А быстро оценил Павел вкус хороших вин, покупает регулярно без напоминаний и не жмодится!» – подумал Георгий.
   Павел разлил вино и сказал:
     - Будем живы!
   Они чокнулись и стали пить.
     «К хорошему все быстро привыкают! –подумал Георгий. - Разве он сам мог бы подумать три месяца назад, что эта марка вина выйдет на первое место среди вин по спросу. А ведь бутылка стоит сорок долларов! Раз, попробовав такое вино, не захочешь пить те вяжущие одновкусные вина за десять долларов, которые раньше были у Павла. Вот что такое приятный букет!»
     - Как поживаешь, Старик? – нанизав на вилку овощи, обратился к нему Павел.
     - Я уже выяснял, - поспешил Георгий, - живет он лучше всех!
     - Грех жаловаться, - подтвердил Старик.
     - Ну что ж, - философски заключил Павел, - его не терзают низменные страсти таких, как мы, приземленных людей.
     «Интересная мысль, надо обдумать ее на заходе солнца», - сделал себе зарубочку Георгий.
     - Старик, а по силам тебе убрать жировичок, - Павел почему-то левой рукой со спины потер небольшую шишку на шее под правым ухом.
   Старик наклонился, взглянул на это место и продолжал без эмоций жевать. Прожевав, овощи он буднично заметил:
     - Я тебя уже призывал, хозяин, чистить тебе надо замусоренное вместилище твоей души, тогда не будут вылезать всякие «бяки».
     - Но ты так и не ответил, - терпеливо посмотрел на земляка Павел.
     - Уберем, конечно, но не гарантирую, что не вылезет в другом месте.
     - А-а, помню я твои приставания! – отмахнулся Павел. - Почистить кишки, потом печень, почки. - Павел презрительно посмотрел на Старика и демонстративно стал разливать вино по бокалам. - Не ешь отбивные, не ешь сыр, не пей вино… будем здоровы!
   Павел чокнулся с поднятыми бокалами земляков и с удовольствием выпил половину темно – рубиновой влаги.
     - Мне, может быть, пять лет всего осталось радоваться на этом свете, а ты, Старик, призываешь меня к воздержанию. Вот, гляди сюда, - первым увидел он Родригеса, - вот повар несет нам очередную радость нашей жизни! Что там у нас к вину?
     - Гамбас в чесночном соусе! – держа с двух сторон огромную толстую чугунную сковороду, называемую аэродромом, повар водрузил ее на подставку на середину быстро расчищенного стола.
     - А ты талдычишь, – воздержание! – потирал руки Павел. - Глядя на такую еду, жизни радуешься! Ну, так что? Не возрадуешься с нами? – обратился Павел, наливая бокал Родригесу.
     - Если только чокнуться с русским землячеством? – ухмыльнулся тот неуверенно.
     - За вас! – поднял бокал Родригес, обводя взглядом земляков.
     - Собственно, кто бы спорил? – поддержал его хозяин.
   Они выпили.
     - Красивые заразы! – ткнул хозяин вилкой в румяное розовое мясо креветки, под колечками красного перца, с крупными белыми дольками чеснока на нем и прилипшими листьями зелени.
     - Чтобы сделать такие красивые блюда, целый день простоишь на ногах, обливаясь потом, пописать некогда! – пожаловался землячеству Родригес. – Хоть бы ты заступился за меня, Дчёч, он тебя сейчас слушается, чтобы прибавил хозяин двадцатку, - обратился к нему повар, прожевывая какой-то овощ.
     - Я же тебе прибавил недавно? – возразил недовольно Павел.
     - Ну, разве ж это прибавка? Нагрузка-то возросла вдвое! Сам видел, не успеваю готовить! Или давай мне помощника, а то ведь уйду от тебя!
     - Да ладно тебе, заладил – «уйду». Дай жирка накопить немного, придумаем что-нибудь. Давай-ка, выпьем лучше за удачу! – подлил ему и всем хозяин.
   Старик молча накрыл свой бокал высушенной морщинистой ладонью.
     - Ты чего, Старик? Ведь за удачу! Разве тебе она не нужна? – замер хозяин с бутылкой над бокалом Старика.
     - Так и быть, две капли, - снял руку Старик.
     - Не могу я тебе так мало пожелать, - наливая треть бокала, ухмыльнулся Павел. – Ну, надо же, чего придумал? Две капли удачи!
   Они снова выпили.
     - Я, пожалуй, пойду к себе. Хозяину можно позволить пить всю ночь, - он у себя дома. Дчёч нашел здесь себе пристанище. У Старика вся Земля – дом. Ладно, бывайте, земляки - нахохлился Родригес, заскрипел стулом, поднимая свое упитанное тело, и, кивнув, направился к выходу.
   Двое подложили себе в тарелки нежного мяса и занялись чревоугодием. Старик оторвал вилкой кусочек и стал жевать без удовольствия на лице. Когда голод уже утолили, Павел сходил к конторке и принес еще бутылку вина.
     - Попробуйте, славяне и сравните. И ты, Старик, обязательно выпей хоть пару глотков. Это немецкое сухое терпкое «серое бургундское» вино.
Он немного налил Старику, а себе и Георгию по полбокала. Вино пахло какими-то фруктами и свежими ягодами.
 
     Что у русского в сердце
    - Давайте за нашу Россию! Опять пытаются поставить ее раком и овладеть ею! Бедная женщина! Сколько уже ее пытались изнасиловать, а она до сих пор не утратила привлекательности! Наверное, и впрямь, ей нужен правитель с твердой рукой, чтобы скинуть с нее всех желающих ее использовать.
   Георгий взглянул на Павла, но лицо его было серьезным, с чертами сострадания.
   Павел поднял бокал и уже хотел опрокинуть его в рот, когда Георгий остановил его.
     - Постой! Так не годится! Так пьют только за покойников! Давай пожелаем ей возродиться.
     - Подумать только? – нахохлился Павел. - Я разве против? Давай пожелаем!
   И они чокнулись и выпили.
     - Ну, давай, изобрази тост, - обратился Павел к Георгию, - а то я слишком злоупотребляю правом хозяина.
   Георгий подлил себе и Павлу и капнул Старику.
     - Давай выпьем, Павел, за мир и достаток в твоем доме! – произнес Георгий.
     - Хороший тост, - согласился Старик.
     - А что, звучит неплохо! – согласился Павел, - а то в последнее время у меня в доме что-то шумно стало, даже Рико не всегда со мной соглашается. И насчет достатка. Пора бы что-то уже сыну оставить, а я только накопительством занимаюсь. Охо-хо! – тяжело вздохнул Павел, и они снова чокнулись, и снова выпили.
     - А ты знаешь, Старик, - оживился хозяин, - похоже, ты хорошо подлечил нашего земляка. Он уже, как петушок, распушил крылышки и смотрит по сторонам, какую бы курочку ему догнать!
     - Неужели? – удивился Старик. – Я буду рад за него! – покосился он на Георгия.
     - Похоже, он заякорил одну очень привлекательную знатную сеньору. Я не исключаю, что скоро с нею он сам себе капитан отправится в самостоятельное плавание! – не глядя на земляка, разделывался хозяин с гамбасом.
     - Чушь собачья! Слушай его больше! – незлобно отговорился земляк.
     - Подлечить бы его еще полгодика, а там, - пусть уплывает! – посетовал Старик.

     Как дома
     - Эх, други! А не попеть ли нам?
   Павел встал и непьяной походкой пошел к себе.
   Георгий удивленно посмотрел на Старика.
     - О-о, сейчас услышишь! – тряхнув головой, подтвердил серьезность намерений хозяина Старик.
   Вскоре Павел вышел с балалайкой. Отодвинул стул, сел, мыча себе под нос, настраивая струны, принялся было играть какую-то мелодию, недовольно оборвал, опять стал мычать, наконец, поймав настрой, снова попробовал ту же мелодию и снова оборвал ее.
     - Подпевайте! - окинул взглядом земляков хозяин и затянул какую-то заунывную казачью песню.
   Ни Старик, ни Георгий слов не знали и, похоже, не слышали раньше этой песни. Потом хозяин затянул вторую похожую. Он не поднимал головы от балалайки, стараясь зажимать на трех струнах нужные ноты, часто у него это не получалась, и Георгий слышал, как Павел фальшивил. Трель, которую Павел старался извлекать указательным пальцем, часто распадалась, образуя рваную мелодию, отчего было тяжело ее представить в целом. Павел, видимо, знал о своих способностях, но ему надо было обязательно отыграться, отпеться, этого требовал его сегодняшний душевный настрой.
     - Да-а, - протянул он грустно, - играть и петь надо чаще, теряешь навыки, не слушаются пальцы, и голос еще не распелся.
   Он поставил балалайку к своему стулу, налил себе и Георгию и укоризненно обратился к нему.
     - Казачьих донских песен не знаешь! Знаешь ли ты хоть что-нибудь? – выпив, взял он снова балалайку.
     - Они, похоже, очень старые и сейчас таких не поют, - оправдывался Георгий, чокаясь с хозяином, - ты спой, Павел, народные песни, а мы тебе подпоем.
      
      
        ПО БЕРЛИНСКОЙ МОСТОВОЙ
        КОНИ ШЛИ НА ВОДОПОЙ
        И ПОТРЯХИВАЛИ ГРИВОЙ КОНИ ДОНЧАКИ.

Начал Павел. Эта песня была у Георгия на послевоенных пластинках. Последний раз он ее слушал в классе восьмом-девятом, но припев -
    

        КА-ЗА-КИ, КА- ЗА-КИ,
        ЕДУТ, ЕДУТ ПО БЕРЛИНУ
        НАШИ КАЗАКИ.*

*«Казаки в Берлине», музыка братьев Покрасс, слова Ц. Солодаря

подпевал сразу после первого куплета. Последний припев удосужился и Старик пробурчать себе под нос.
     - Хоть что-то! – подытожил Павел. - Начинаем распеваться! - И разлил остатки вина по бокалам.
Они чокнулись.
     - Давай, Павел, народную! – попросил Георгий.
   Павел исподлобья посмотрел на земляка и взял балалайку.
      
         ЧЕРНО-ГЛА-А-ЗАЯ КА-ЗА-А-АЧКА ПОДКОВАЛА МНЕ КОНЯ,
         СЕ-РЕ-БРО С МЕНЯ СПРО-СИ-И-ИЛА,
         ТРУД НЕ-ДО-РО-ГО ЦЕНЯ-А-А. **
 
  И Георгий, наконец, вплел свой голос между трелью струн и голосом Павла.

     **«Черноглазая казачка», Музыка М. Блантера, слова И. Сельвинский.

Павел удивленно поднял брови от грифа, пару раз ошибся в постановке пальцев и вынужден был снова уткнуться взглядом в гриф, успев ободряюще кивнуть земляку.
   Эту песню к удовольствию Павла, Георгий знал всю, потому что она входила в число его любимых песен.

     Хорошая песня не может без слушателей
Только на последнем куплете увлеченный Георгий заметил, как от косяка двери веранды неслышно отделились две фигуры и тихо сели за рядом стоящий столик, стараясь не привлекать внимание. Похоже, эту песню они слушали у порога, боясь сбить своим появлением воодушевленных исполнителей.
   Когда песню допели до конца, Георгий глазами указал на парочку, тихо сидящую за столом. Павел развернулся к сидящим, не скрывая неудовольствия на лице.
К нему уже с достоинством подходил поджарый высокий мужчина в дорогих светло – табачных брюках, модных светло – коричневых в дырочках ботинках и белой рубашке с коротким рукавом с узеньким лейблом на ободке кармашка какой-то модной фирмы.
   «Это не панамец», - подумал Георгий и угадал.
   Павел своим наметанным глазом разглядел в клиенте непростого гостя, вовремя сменил недовольство на своем лице на холодную учтивость и, как положено хозяину, встал навстречу подошедшему гостю.
     - I am sorry! – чуть улыбаясь с достоинством начал гость. - Вы капитан, хозяин этого заведения? - обратился он к Павлу на американском, глядя на его фуражку.
Георгий перевел.
     - Yes, Sir – еще смог односложно ответить на американском хозяин.
     - Мы очень не хотели бы помешать вашему удивительному пению. Не были бы вы так любезны, накормить нас свежими, - гость сделал ударение на слове «свежими», - океанскими продуктами, если что-то осталось, – и он покосился на три гамбаса на огромной сковороде. - И, хотелось бы, - посмотрел он на этикетки стоящих бутылок, - хорошую бутылочку вина. Белого сухого.
   Павел, не зная английского, вопросительно посмотрел на Георгия. Земляк встал и решительно взял ситуацию в свои руки.
     - Что есть самое лучшее? Гамбасы остались? – обратился он к Павлу. 
     - Вроде бы.
     - Устрицы? – торопил Георгий.
     - Есть устрицы, - медленно соображал Павел.
     - Есть хорошее французское, чилийское или аргентинское вино? – быстро спросил снова земляк.
     - Должно быть, - не совсем уверенно протянул Павел.
     - Сэр, - обратился Георгий по-английски к американцу, - есть Бордо гран Кейо шестилетней выдержки и хорошее аргентинское Корбек Аппассименто, красное сухое, - отчетливо вспомнил вдруг Георгий, как он ставил галочку у перечня дорогих вин, присланных дилером столичного винного магазина по его просьбе. - Что пожелаете?
     - О-о, - оживился американец, - несите обе, а мы сейчас посоветуемся и что-то выберем.
     - Капитан, - повернулся Георгий к Павлу, - бутылка Бордо и бутылка Корбек стоят внизу в холодильнике. - И, повернувшись к американцу, сказал.
     - Через десять минут будут гамбасы в чесночном соусе и устрицы по-капитански. Океанские продукты, сэр, доставляются с утреннего рыбного рынка. К сожалению, устрицы вечерние, - чтобы правильно его поняли, уточнил Георгий.
     - А какие еще бывают устрицы? – не понял американец.
     - Только у капитана, - посмотрел почтительно Георгий на хозяина, - больше нигде, вам предложат при вас выловленных в океане устриц. К сожалению, последний улов был, - Георгий сделал артистическую паузу, посмотрев на часы на стене, - два часа назад.
     - Устроит! – раскусил его американец, засмеявшись, дружески с американской развязностью, хлопнув по плечу менеджера зала, интересно представляющего клиентам кухню заведения.
Павел принес две бутылки и поставил их на конторку.
     - Давайте, пожалуй, Бордо гран Кейо! – прокричал американец, посовещавшись с дамой.
Павел уже шел навстречу, вытирая салфеткой бутылку Бордо. Американец сделал к нему шаг вперед и, дотронувшись до плеча Георгия, прося перевода, сказал капитану.
     - Еще раз простите за поздний визит. Моя спутница, - американец ободряющей улыбкой одарил внимательно наблюдавшую за всем милую даму, - слышала о вашем заведении и попросила меня заглянуть к вам.
   Георгий перевел.
     - И очень правильно сделала. Прошу впредь в любое время заезжать сюда до двадцати вечера. Мы сели здесь расслабиться, - кивнул Павел на стол, - от безделья.
     - Капитан, а можно еще одну просьбу? – слегка наклонил голову американец.
     - Какую? – насторожился хозяин.
     - Моя спутница, - еще раз улыбнулся ей галантный кавалер, - просила вам передать свое восхищение вашей песней и просила, если можно, продолжить вашу дружескую вечеринку с песнями, а мы тихо, как мышки, будем сидеть у входа.
     - Ну, зачем же у входа, я предлагаю вам сесть вон в тот укромный уголок, сегодня вечером слишком душно. А что касается наших песен, не взыщите, мы не артисты, просто сегодня просит петь душа.
     - Это и прекрасно! Спасибо капитан, вы очень любезны! Мы послушаемся вашего совета и тихо будем сидеть в уголке, наслаждаясь уединением. И дай Бог, чтобы к вам не приехали еще такие же припоздавшие! – неплохо пошутил американец.
Капитан пошел к столу в уголке ставить вино и бокалы. Георгий пошел на кухню за гамбасами и устрицами, американец пошел к спутнице, чтобы предложить ей пересесть за другой столик.
   Через пару минут на столе у гостей уже было разлито вино в бокалы, на придвинутом соседнем столе стояло блюдо с фруктами, две бутылки Кока-Колы, чаша с колотым льдом. Через пять минут капитан принес с кухни и поставил на стол приготовленные и красиво уложенные Георгием овощи, а дама, восторженно залепетала, когда капитан ставил блюдо на стол. Через десять минут на маленькой чугунной сковородке перед американской парой скворчали восемь гамбасов в чесночном соусе и отдельно на блюде во льду лежали устрицы по-капитански. А что такое «по-капитански», Георгий и сам не знал, но, когда он впервые это озвучил, ему показалось это загадочно-привлекательно.
     - Что вы еще пожелаете, - не стесняйтесь, обращайтесь, капитан будет рад вам… - запнулся и не нашел подходящего слова Георгий и добавил, - будет рад вам помочь.
     - Вы русские? – вполголоса, потянувшись на стуле к Георгию, спросил любопытный американец.
     - Русские, - глядя американцу в глаза, ответил Георгий.
     - Он что, не бельмеса не говорит по-испански? - тихо по-русски обратился Павел к Георгию, наливая принесенную для гостя и не выбранную им бутылку аргентинского вина.
     - Похоже, но лучше говорить то, как если бы он понимал и испанский, и русский, - рассудительно заметил Георгий.
     - Разумно, - подал голос Старик.
     - Что поделаешь, - сказал Павел тихо, учитывая, что сидит почти спиной к столику гостей, и посмотрел, извиняясь, на земляков, - прислуживаем!
     - Обслуживаем! – с достоинством поправил Георгий.
     - А может, вы зря третью бутылку открыли? – решил урезонить Старик.
     - Старик, - эта бутылка стоит семьдесят долларов, и я первый раз в жизни буду пробовать такое вино, чтобы почувствовать себя американцем! – наливал вино хозяин. - Не хочешь, - не пей! А мы, грешники, выпьем!
     - И снова нальем! – добавил Георгий и вдруг неожиданно для себя негромким баритоном, подражая баритону Лисициана,* запел.
   
   * Лисициан Павел, нар. арт. СССР, солист Большого театра в 1940-66г.г.
   
        НА-АЛЕЙ! ВЫПЬЕМ ЕЙ-БОГУ ЕЩЕ!
        ПОСЛЕДНИЙ В ДОРОГУ СТАКАН!
        ЛЯ-ЛЯ-ЛЯ-ЛЯ-ЛЯ-ЛЯ –
        БЕЗДЕЛЬНИК КТО С НАМИ НЕ ПЬЕТ!
   
А Павел, чокнувшись с бокалом Георгия, присоединил свой голос и стал подыгрывать.
      
         НАЛЕЙ ПОЛНЕЙ СТАКАНЫ,
         ТОТ ВРЕТ, ЧТО МЫ, БРАТ ПЬЯНЫ,
         МЫ ВЕСЕЛЫ ПРОСТО НЕМНОГО,
         НУ, КТО ТАК БЕССОВЕСТНО ВРЕТ!
 
 И Георгий, на всякий случай, отдал соло капитану и тот не подкачал.
 Но скоро капитан запнулся на секунду, но вышел из этого тупика. И тут поразил земляков молчун-Старик, начавший на полсекунды раньше и потому оставив с открытыми ртами дуэт.
       
        ТЕПЛЕЙ НА СЕРДЦЕ СТАЛО,
        ЗАБОТ, КАК НЕ БЫВАЛО,
        МЫ ВЕСЕЛЫ ПРОСТО НЕМНОГО,
        СОСЕД НАМ ПУСКАЙ ПОДПОЕТ! *
    
        *Шотландская застольная, музыка Л. Бетховена   

     - Ай, да Старик, - восхитился капитан, - оказывается, можешь, если захочешь!
     - И ведь, мелодию держит! – удивился Георгий, во все глаза, глядя на Старика.
     - Bravo! - из угла не выдержал восторженный женский голос.    
     - И голос какой-никакой есть! - продолжал удивляться Павел Старику. – А ты, случаем, на клиросе* не пел? - обратился он к Георгию.
     - Нет, - усмехнулся он, - дальше паперти** не пускали!
   
     * Место в храме, предназначенное для хора.
     **Крыльцо храма.

     - Если тебе сырые яйца попить, - ухмылялся, глядя на Георгия хозяин, - я мог бы доверить тебе петь своим гостям.
     - Я что-то не обнаружил их у океанской фауны, - поддержал подколку хозяина Георгий, - а куриные - мне запрещает Старик, - и он покосился на улыбающегося соседа.
     - Во, вспомнил! – оживился Павел, взяв балалайку. – Ты просил народную, - получай!

        ЖИВЕТ МОЯ ОТРАДА
 
 И Георгий с радостью подхватил и уже больше ни разу не давал Павлу петь соло.

        В ВЫСОКОМ ТЕРЕМУ,
        А В ТЕРЕМ ТОТ ВЫСОКИЙ
        НЕТ ВХОДА НИКОМУ***.
   
***Русская народная песня 

 Они допели до конца, и раскрасневшийся Павел воскликнул.
     - Придется тебе доверить петь моим гостям и без яиц! Считай, что экзамен сдал! – сам не понял, что сказал хозяин.
     - Нет, уж, - не согласился Старик, - не затем ему один раз крупно повезло, чтобы ради выступлений перед гостями ему их лишиться!
   Георгий и Старик рассмеялись, а Павел недоуменно переводил голову с одного на другого.
      - О, что значит, - распелись! – воскликнул хозяин, поймав за хвост промелькнувшую было песню. Наклонившись к балалайке, он попробовал какие-то ноты, промурлыкав себе в усы и начал, откашлившись.
 
        УЖ ТЫ СА-А-А-АД, ТЫ МОЙ СА-А-А-АД,
        САД ЗЕ-ЛЕ-О-О-О-НЕ-Е-НЬ-КИ-И-И-ИЙ,
 
 И Георгий негромко подхватил, стараясь добавить душевности и тоски озвученным словам.
      
        ТЫ ЗА-ЧЕ-Е-ЕМ РА-НО ЦВЕ-ТЕ-О-О-ОШЬ,
        О-СЫ-ПА-А-А-А-Е-ЕШЬ-СЯ-А-А-А?*

* «Уж ты сад», - русская народная песня.

  И как человек, понимающий толк в хоровом пении, поскольку участвовал когда-то в детском городском хоре и даже имел удовольствие быть солистом, дал снова куплет солировать Павлу. И Павел старался. Они спели еще один куплет, два раза споткнувшись, но на следующем встали окончательно, не вспомнив слов.
   Посетовав на свою память, Павел обвинил более молодого певца.
     - Ну, мне простительно, мне шторма мозги отбили! А ты-то молодой, чего ж не помнишь?
     - Ему благодарить Создателя надо за то, что он и это помнит, - резонно заметил Старик.    - Он до сих пор не помнит, как он сюда попал! Ну, даст Господь, потихонечку все наладится.
     - Ну, развел антимонию! – сказал Павел и с досады махнул ладонью.
   Георгий попросил балалайку у Павла, и тот с любопытством протянул ее земляку.
     - Клянусь усами креветки, если ты еще и играешь так, как поешь, то ты будешь петь в заведении и я тебе положу… - Павел задумался, как бы не переплатить, и решил, - двадцать долларов за вечер!
    - Не обольщайся, играть я не умею, - вспоминал Георгий уроки игры в ансамбле народных инструментов на прима-балалайке, где в седьмом классе с приятелем они провели целых два месяца!
   После нескольких проходов по всем струнам, он откашлялся и, спотыкаясь, сыграл вступление и посмотрел на Павла. Тот пожал плечом, что, видимо означало: «Ты и знакомую мелодию сыграешь так, что я не разберу!» Но Георгий запел.

        КАК ГРУСТНО, ТУМАННО КРУГОМ,
        ТОСКЛИВ, БЕЗОТРАДЕН МОЙ ПУТЬ,
        А ПРОШЛОЕ КАЖЕТСЯ СНОМ,
        ТОМИТ НАБОЛЕВШУЮ ГРУДЬ
   
   Георгий взглянул на Павла, но тот прикрыл глаза и облокотился на спинку стула. Георгий понял, что придется песню вытягивать одному и, вздохнув, тоскливо просил:
       
       
        ЯМЩИК, НЕ ГОНИ ЛОШАДЕЙ!
        МНЕ НЕКУДА БОЛЬШЕ СПЕШИТЬ,
        МНЕ НЕКОГО БОЛЬШЕ ЛЮБИТЬ,
        ЯМЩИК НЕ ГОНИ ЛОШАДЕЙ! *
   
* «Ямщик не гони лошадей», романс, музыка Я. Фельдмана, слова Н. фон Риттера

Нередко он брал не те ноты, но пел с чувством и в конце песни ошибался мало.
Старик поднял опущенную голову и со страданием посмотрел на своего бывшего пациента.
 Георгий пропел припев и закончил песню.

Темный угол. Чуть освещенные лица американца и его спутницы. Американец, сунув в рот два пальца, свистит. «Браво!» - кричит его спутница.
Павел сидел с закрытыми глазами, подперев тяжелую голову, положив локоть на стол. Старик, облокотившись на спинку стула, скрестил руки на груди и сквозь щелки глаз наблюдал за певцом. Некоторое время молчали. Потом Павел тяжело поднял голову, нетвердой рукой налил в бокалы красного, как взыгравшая кровь, вина, чокнулся, взглянул хмуро на земляка и, перед тем как выпить, сказал:
     «Я желаю, чтобы тебе было куда спешить!» – и выпил полбокала.
Георгий тоже, молча, выпил. Павел взял из рук земляка балалайку:
     «Да, играть тебе надо почаще, тогда ошибаться будешь меньше».
   Некоторое время, низко наклонившись к балалайке, Павел тихонечко искал тропинку к какой-то мелодии, тренькая по струнам, продираясь через бурелом звуков.
   «А вообще, - обозначилась мысль в голове Георгия, - способен ли человек большую часть жизни оторванный от Родины, воспринять сердцем то, что поют в России, мешая горючие пьяные соленые слезы с горьким вином? Неужели у поющего Пвла и у Старика не заныло сердце, как у него?»
Старик сидел, как ушедшая в свой панцирь черепаха, вобрав морщинистую шею в плечи и закрыв глаза. На его высушенном лице не отразилось и тени эмоций.
Наконец, Павлу удалось нащупать что-то знакомое давно позабытое. Он пошел, пошел по этой тропинке, и она его вывела на правильный путь. Он сделал проигрыш и негромко запел.
Только после первого куплета Георгий понял, что зря это он сделал.

        ТО-О-О НЕ ВЕ-Е-Е-ТЕР ВЕ-Е-Е-ТКУ КЛО-О-НИТ,
        НЕ-Е-Е ДУ-БРА-А-А-ВУШ-КА-А-А ШУ-МИ-И-ИТ, -
        ТО-О-О МО-Е-О-О СЕР-ДЕ-Е-Е-ЧКО СТО-О-О-НЕТ,
        КА-А-АК О-СЕ-Е-Е-ННИЙ ЛИ-И-ИСТ ДРО-ЖИ-ИТ.*
   
 *«Лучина», композитор Варламов, стихи Стромилова. 

 Лицо капитана «пошло» крупными пунцовыми пятнами, а из-под опущенных век потекли на щеки две мужские слезы.
   Наконец, спазм докатился и до головы Георгия, и они почти одновременно с Павлом взяли бокалы. Георгий дрожащей рукой схватил бутылку, плесканул Павлу и себе, и они залпом их осушили.
   «Ну, кто ж так пьет такое хорошее вино, изготовленное из сортов винограда Корвина, Мальбек в аргентинской долине Тупунгато!» – наверное, подумал американец.
Но, во-первых, эти двое не родились во французских или аргентинских виноградных долинах, где их обитатели с детства привыкли не спеша пить вино. А во-вторых, никогда на ум американцу не придут слова, которые уже выстроились в голове у земляков, овладели их душой, окончательно раскачали ее в резонансной частоте беспросветной тоскливой мелодии, и их душа пошла в разнос, и пробила далеко не слабую океанскую волю капитана и космическую волю полковника. А всего-то там было тринадцать слов:

        ИЗВЕЛА МЕНЯ КРУЧИНА,
        ПОДКОЛОДНАЯ ЗМЕЯ!
        ДОГОРАЙ, МОЯ ЛУЧИНА,
        ДОГОРЮ С ТОБОЙ И Я!
   
   А потом, надо было родиться в российской деревне, пережить не одну суровую зиму, дрожать не только от тридцати семиградусного мороза, но и от ожидаемого ночного стука сапогом в дверь, когда взрослая семья сидит на лавках в маленькой кухне за столом. А в центре стоит чугунок с картошкой в мундире, миски соленых грибов, огурцов, помидоров, буханка черного хлеба и трехлитровая бутылка зеленого цвета с ядреным самогоном, который не в первый раз налит в стеклянные граненые стаканы. А за дверью сеней под песню «Лучины» тоскливо воет ледяная вьюга, которую не пускают погреться. А самогон в России привыкли пить залпом.
   Павел некрасиво ладонями к переносице вытер текущие слезы, но они снова потекли из глаз. Он достал из брюк большой синий в клеточку платок и, прижав его к глазам, неподвижно посидел так некоторое время. Потом снова промокнул глаза платком, шумно высморкался, тяжело поднялся, взяв балалайку за гриф, и молча, широко расставив ноги, как в шести бальный шторм, нетвердой походкой пошел к себе.
   Георгий встал, чтобы подстраховать капитана, но тот глухо буркнул:
     - Я найду свой кубарь*.
 
  *Кубарь – мор. сл. – каюта, кубрик.

Послышался стук закрываемой двери, и все стихло, только мерный шум вентиляторов под потолком сливался с доносящимся гулом океана.
Старик сидел, облокотившись на спинку стула, повесив голову с седой бородкой на грудь, щелочки его влажных глаз уставились в одну точку. Георгий, поставив локоть на стол, подперев кулаком тяжелую голову, изо всех сил боролся с нахлынувшими чувствами.
Некоторое время он сидел с закрытыми глазами. Наконец, он стряхнул с себя оцепенение, со скрипом отодвинув стул, встал, взял тяжелую сковороду вместе с подставкой и неуверенной походкой, чуть прихрамывая, двинулся на кухню. Старик собрал тарелки и приборы и пошел за ним следом. Пока Георгий отмывал сковородку и посуду Старик за два подхода очистил столик.
   Когда Георгий появился в зале, к нему направился американец. Георгий совсем про него забыл и смотрел на него, будто впервые видел.
     - Мы вам очень благодарны за все. Мы получили редкое удовольствие.
Он протянул три сотни и неуверенно взглянул на Георгия.
     - Этого хватит?
     - Вполне, - сухо ответил Георгий, – благодарю вас.
     - А не позволите нам с дамой осмотреть территорию?
     - Пожалуйста, - пожал плечом Георгий, включил весь свет на участке и пошел убирать их столик. Закончив хлопоты, Георгий оставил на террасе дежурное освещение и вышел в сад. На краю скалы он увидел сидящую в креслах парочку.
   «То ли уйти в бунгало к Старику, то ли подойти к этой загулявшей парочке, - черт его знает! Чего их опекать, - не дети! Не заблудятся! Надоест осматривать, сядут в машину и поедут в столицу, в свой коттедж или квартиру. С другой стороны – они в гостях. А тут пьяный хозяин завалился спать, бросив гостей! Давай, «хозяин»! Иди к богатым клиентам, ешь их взглядом, склонив набок голову, и заискивающим голосом спрашивай: «Чего еще изволите?»      
 
     Подсказка американского практика
Георгий недовольно побрел к краю участка. Американец, услышав его шаги, повернул голову и любезно пригласил его:
     - Присаживайтесь со мной рядом, как хорошо, что вы подошли! Давайте знакомиться! Это моя подруга Сьюзен!
 Дама, сидя, протянула руку, и Георгий пожал безвольные пальцы.
    «Может, она для поцелуя протянула ладонь?»
     - Стив! – протянул крепкую ладонь американец.
   «А этот явно посещает фитнес клуб!»
     - Джордж, - почему-то представился Георгий.
     - О-о! – оживился Стив, - вполне американское имя! Вы, я понял, помощник капитана по бизнесу!
     - Вроде того, - не стал спорить Георгий.
     - Хотите услышать соображения свежего человека относительно развития вашего бизнеса?
   «Валяй!» – чуть не сказал Георгий. - Ну, что можно полезного услышать от этого впервые заглянувшего к ним наглого американца и уже, как всегда они это делают, готового поучать, как надо жить! Привыкли утверждать по всему миру свой образ жизни даже тогда, когда их не спрашивают!» 
   А тот, и не подумав даже, как истолковать заминку собеседника, начал.
     - Судя по еще не выросшему газону у кустов, пальм, дорожек, территория подверглась большой перепланировке совсем недавно. Все это, безусловно, подняло привлекательность участка! Внешний вид бунгало под непритязательную постройку островитян индейцев привлекает. Но не думаю, что внутри сервис тянет на гостиничные три звезды, как он не тянет и в основном зале! У вас уровень средненького пристоличного кафе, но не ресторана в отеле! В отелях три звезды вы не найдете пластмассовых столов и стульев там и приборы на два класса дороже!
     - Я, примерно, то же говорил хозяину, но его развитию мешает отсутствие начального капитала.
     - Боюсь, что не это главное, - американец посмотрел в глаза своему соседу, - капитан определился с курсом куда он плывет? То ли бухта его мечты, как сейчас, - это закусочная недалеко от трассы, с доходом пятнадцать-двадцать тысяч долларов в год? Другое дело, - трехзвездочный отель, - с доходом сто-сто пятьдесят тысяч?
     - Боюсь, что последнее ему не по зубам, - рассудил Георгий.
     - Сдается мне, вы знаете, что такое бизнес-план?
     «Какой ты, однако, проницательный?» – удивился Георгий.
     - Знаком, - нехотя ответил он.
     - Я так и подумал! – быстро взглянул на соседа американец.
Он повернул голову к спутнице и осведомился:
     - Сьюзен, позволь мне пять минут поспрашивать нашего нового друга Джорджа, и я с его помощью постараюсь выполнить твою просьбу.
     «Как все просто у американцев: оказывается, я уже его друг!»
     - Пожалуйста, Стив, но мне все это очень интересно! – Сьюзен немного наклонилась, и ее взгляд скользнул по ее новому другу.
     - Спасибо! Но мне, действительно, нужно уточнить некоторые детали! Джордж, вы знакомы с методикой, как составляются бизнес планы на проекты с прибылью, хотя бы, на полмиллиона долларов?
     - Знаком, - нехотя ответил Джордж.
     - О` Кей! - Американец еще раз взглянул на своего друга. – Давайте договоримся так: вы, Джордж, переговорите предметно с хозяином, захочет ли он связываться с настоящим туристическим бизнесом. Если «да», - то я помогу с каталогами мини гостиниц, мини отелей и условиями кредитов под хороший бизнес план. Вот моя визитка, - и, как у фокусника, у него вдруг оказалась визитка.
   При свете фонаря Георгий прочитал: начальник кредитного отдела дочернего отделения очень крупного американского банка Стивен Скелтон.
   «Так вот оно что! Уж не собирается ли этот, с позволения сказать, сэр, вовлечь в свои сети капитана руками спасенного земляка? С этим сэром надо держать ушки топориком!»
     - Итак, после беседы с хозяином, дайте мне знать, есть ли у вас интерес к серьезному бизнесу, а я подъеду или подошлю каталоги. А сейчас, Джордж, не могли бы вы дать нам какой-нибудь фонарик и не проводите ли нас к океану?
   «Пожертвовать одним приготовленным для Рико факелом, что ли? Может быть, действительно чем – нибудь полезен будет этот сэрун?» – и Георгий пошел к себе. Вскоре он уже шел к гостям с зажженным факелом, что вызвало их одобрение.
     - С таким факелом нас и сопровождать не надо! – заметил Стив, беря факел и освещая лестницу.
   Георгий пошел к Старику. Он нашел его уже спящим под открытым небом на циновке у бунгало, накрытым легким старым одеялом, взятым из сарая.
   «Вот счастливый человек Земли, далекий от суетных дел! – Георгий постоял в трех шагах от Старика, но тот не шелохнулся, и он пошел в зал и сел за столик. – Придется поджидать этих американцев!» – с неудовольствием подумал он, кладя руки на стол, а на них - тяжелую голову.
   И тотчас отключился.
   Георгий кожей почувствовал, что кто-то на него смотрит. Он резко поднял голову, перед ним стояли Стив и Сьюзен. Сколько прошло времени, как он прикорнул, он сказать не мог.
     - О, а мы уже хотели по-английски уехать и не мешать вам! – улыбаясь, сказал Стив. – Факел погашен и стоит у входа, - он кивнул туда головой, - до свиданья, и он пожал крепко руку. - Наши первые впечатления превзошли все ожидания!
Оказывается, у вас слева от лестницы - широкая прибрежная полоса песка, уходящая за горизонт, а справа – скалы, и там должна быть прекрасная подводная охота для новичков дайвинга.* В скором времени мы это проверим, вы не против? Джордж, вы зажарите нам подводные трофеи, которые мы, надеюсь, добудем?

  * Подводное плавание

     - Нет проблем! – заспанно ответил Джордж.
     - Джордж, а поможете организовать коптильню на углях у океана?
     - Думаю, что да, - неуверенно ответил Джордж.
     - Джордж, - улыбался Стив, - не сомневайтесь, все услуги будут оплачены! До встречи! 
   Сьюзен тоже приветливо кивнула, глядя в заспанные глаза ее нового друга, и они вышли из веранды к машине.
 
    - Просыпайся, хороший человек, солнце встает!
     - Ну и что? – не раскрывал глаз Георгий.
     - Пойдем, поможем ему подняться!
     - Ты чего, Старик, в самом деле! Оно и без меня поднимется!
     - Без тебя оно не так светить будет!
     - Старик, я видел интересный сон, а ты его спугнул.
     - Обещаю, он тебе приснится снова.
     - Иди с Богом, дай досмотреть его.
     - Так ты не пойдешь?
     - Нет, - отвернувшись к стене, подтвердил Георгий, подложив ладонь под щеку.
   Старик вздохнул и вышел из сарая.

     Сон Георгия, как он оказался в предместьях джунглей
Во время сна Георгию снится во всех деталях, как он мучился на побережье после неудачной попытки утонуть. Он понимает, что ему нужна передышка. Собрав силы, он с трудом доходит до трассы. Там он голосует и его грузовичок с двумя метисами довозит до столичного отеля Панамы. В номере он отсыпается, ест в ресторане, приводит себя в порядок. Вечером решает пройтись по столице, видит праздничную беззаботную жизнь, красивые небоскребы, улицы и скверики с благоухающей цветущей зеленью. Его плохое состояние не дает ему времени порадоваться этой жизни. Георгий с трудом добирается до отеля. На следующий день он в такси едет, как он думает, к Тихому океану, чтобы покончить с мучениями. Но таксист привозит его в предместье джунглей. 

Георгий просыпается. Понимает, что все, что он видел во сне, это было с ним наяву. К нему вернулся еще один потерянный пазл его памяти.


   «Вроде бы его будил Старик и куда-то звал? Или это ему приснилось?»
   Он встал и пошел к бунгало, где ночью под открытым небом спал Старик. Его там не было.
   «Мог бы и не проверять. Конечно, он у океана. Он же не пропускает ни один восход солнца. Уж не его ли он звал встречать восход вместе?».
   Георгий отправился на край скалы. Пока он шел к лестнице, он по шуму океана убедился, что сегодня тот не сердитый. Зато в голове был шум балла на два.
   «Сколько раз себе говорил: бутылку вина на двоих, - вот, твоя норма! Нет, завелся с капитаном! Вот, снова, кто угодно виноват, только не сам! Ходи теперь полдня с прибойной головой! Это в такое-то тихое утро!»
   
     Заключение эскулапа
Старик, подняв руки вверх, стоял на мокром песке лицом к солнцу, которое уже выкарабкивалось из облаков на горизонте океана и мурлыкал под нос песню. Он уже обсох.
     - Поплавай, хороший человек Георгий! – не глядя на него, приветствовал его Старик.
     - У тебя что, есть глаза на правом ухе?
     - А, разве, у тебя нет? – удивился, не повернувшись, Старик.
   Георгий снял шорты, голышом зашел в воду выше щиколотки и тоже, подняв руки, потянулся навстречу нежным лучам солнца. И ему тоже захотелось замурлыкать какую-нибудь мелодию, но двое мурлычащих голых старперов рядом, - это уже слишком! И он благоразумно пошел навстречу ленивым еще не совсем проснувшимся волнам. Погружаясь с головой, он медленно поплыл брассом. По-прежнему, с каждым метром удаления от берега, у него возрастала тревога, и вскоре он не выдержал и повернул к берегу.
     - Прополощи горло! – закричал Старик, видя, как Георгий повернул к берегу.
   Георгий набрал в рот океанской воды и попытался погулькать, как это делал всегда Старик, но вскоре закашлялся, проглотив немного горько-соленого раствора, и пожалел, что его послушал. До берега он плыл, кашляя и ругая себя. Выйдя на берег, он встал чуть подальше Старика, чтобы не маячить перед ним голым задом и так же поднял руки вверх. Но Старик вскоре подошел к нему и внимательно осмотрел ему подмышки и подавил пальцами.
     - И что? – решил узнать бывший пациент.
     - Ты знаешь, Георгий, много лучше. Но твоя болезнь коварна, она может возвращаться, если с нею каждый день не бороться. Ты слишком большой сделал перерыв. Я привез две бутылочки, тебе обязательно надо пропить их, три раза по чайной ложке за полчаса до еды. Я тебе, как придем домой, покажу, с какой надо начинать.
     - Опять какая-нибудь гадость?
     - Это знакомые тебе ядрышки, от которых ты чуть не сошел с ума. Я твердо уверен, что тебя кто-то ведет по белу свету. Ты их нашел в нужный час и, если бы их не съел, скорее всего, сейчас мы не беседовали бы с тобой.
     - Ну вот, с утра, Старик, ты говоришь такие гадости!
     - Так, не дергайся! – Старик поставил два пальца к одному из шрамов на груди.
     - О-о! – заорал пациент, опустив руку Старика, - чем это ты жжешь?
   Георгий разжал кулак и осмотрел пальцы Старика.
     - Чем это ты меня прижигал?
   Старик показал два сухих костлявых пальца, приставил к следующему шраму и, как гипнотизер уставился на шрам.
     - Да горячо же! – удивился Георгий. – Как это у тебя получается?
     - Потерпи! – бесстрастно сказал шаман и приставил два пальца к следующему шраму.
   Так он прошелся по всем шрамам на груди и спине. Георгий чувствовал, как под пальцами Старика, как только он приставлял их к шраму, быстро становилось горячо, но терпимо. К тому же шло покалывание. Скорее, он заорал сначала от неожиданности.
     - Голова не болит? – спросил Старик.
     - Побаливает.
     - Всегда или после вчерашнего?
     - После вчерашнего.
     - Обычно, шума в голове нет? – и он положил два пальца на виски.
     - Нет.
     - А сейчас? – и он слегка надавил на них.
     - Сейчас начался легкий свист.
   Потом пальцы Старика пробежались по шрамам на голове и тоже прижгли их.
     - Ложись.
     - Зачем? – удивился Георгий.
     - Ложись на спину на сухой песок.
   Георгий лег. Старик сел на корточки возле колена и двумя пальцами обследовал коленную чашечку и возле нее.
     - Согни ногу.
   Георгий согнул. Старик прислушался.
     - Всегда легкий хруст при сгибе ноги?
     - Всегда.
     - А так больно? – он надавил какую-то точку рядом с чашечкой.
     - Больно.
     - А здесь?
     - Здесь нет.
   Старик положил два пальца на болевую точку и разогрел ее до горячего состояния.
     - Ну, вот что, хороший человек Георгий, - подавая ему руку и помогая подняться на ноги, сказал Старик, - в первой же церкви поставь Господу свечку за то, что у тебя так удачно все зажило. Главное, рассосались бы без последствий гематомы под черепом. Вчера я понял, что есть большие надежды. А колено срослось, - лучше не придумаешь. Каждый день массируй болевую точку и проси, чтобы рассосался шрам. Должна боль уйти и пройти твоя хромота, только пока – никаких больших нагрузок на ногу! И еще, каждый день ты должен ловить и есть розовых рачков у черных скал, резать и есть сырыми широкие темно – зеленые водоросли, это помимо устриц, мидий и креветок. Так ты почистишь свою лимфу. А будешь пить вино постольку, как вчера, - это лить воду на мельницу твоей болезни. Твое солнце - на восходе и на закате, все остальное время прячься в тень, купание в океане, легкая физическая нагрузка, - так тебе надо продержаться хотя бы год.
     - Еще год? – возмутился пациент.
     - Как же торопится жить человек! - сам себе сказал Старик. – Ты вспоминай себя почаще, какой ты был в ноябре-декабре прошлого года! Да-а, - протянул он с улыбкой, загадочно глядя на земляка, - каково-то предназначение твое на этой Земле? Не дает тебе Всевышний покинуть ее, пока ты его не выполнишь.
     - Это, какое же предназначение? – подозрительно покосился ученик на Учителя.
     - Это уж, у тебя надо спросить! Прислушайся к себе! Думай!
   Георгий попытался прислушаться к себе, но кроме шума в голове, после вчерашних выпитых бутылок ничего не услышал и пошел одеваться.
   «Врет все Старик, что нельзя пить вино. Люди придумали вино для радости в жизни. Сухое вино – это ж почти виноградный сок. А он всегда полезен. Наверное, для его организма нельзя мешать белое с красным. Ну, чего взять со Старика, он «академиев не кончал».
   За завтраком Георгий передал триста долларов Павлу, что того очень обрадовало, рассказал коротко о разговоре со Стивом и, поскольку времени было мало, обещал подробнее все рассказать вечером. Тепло простились после завтрака со Стариком и начались будни. Народу было мало, а потому настроение капитана упало.
               
Вечером Павел был хмур и неразговорчив. И когда Георгий подробнее рассказал о возможных вариантах развития бизнеса, со слов американца, что, в общем, во многом совпадало с его видением, Павел раздраженно ответил.
    - Я от тебя уже слышал нечто похожее. Что ты мне кишки мотаешь? Вы меня тащите в такие вложения, которые я не окуплю много лет. А ты спроси меня, хочу я вляпаться в такие траты? Не верю я этому твоему американцу! И вообще, американцы народ избалованный и ненадежный! Сегодня им понравилось мое заведение, завтра подавай что-нибудь этакое! Да, у меня закусочная, чего мне стесняться! Мое заведение рассчитано на простую невзыскательную публику. У нас ее больше, и она дает мне доходы, пусть и небольшие, но уже много лет. Так что пусть поищет другого дурака, а я уже битый и старый.
   «И тебе поздно рано вставать! – чуть не поддразнил Георгий капитана. - Да, сегодня к капитану на драной козе не подъедешь!» – с неприязнью подумал Георгий.
   
Георгий стал уже забывать американца, когда Павел однажды, держа телефонную трубку в руках, позвал Георгия из сада.
     - Уж не твой ли американец объявился?





Глава 10.  Георгий получает заказ на американский корпоратив.

     Когда - то начинать надо
Это был Стив. Он говорил, что достал документы действующих гостиничных комплексов, готов передать их для проработки и просил принять шестнадцать человек на следующей неделе для проведения у капитана корпоративной вечеринки с семнадцати до двадцати одного часа. 
Обязательное условие: чтобы Джордж обеспечил солнечную погоду, тихий океан, с маленькой буквы «тихий», четыре столика у океана, накрыв их к приезду часам к пяти, четыре-пять марок вина, такого же класса, что пили, хотя бы две бутылки двенадцатилетнего виски, один душ с пресной водой, женский и мужской клозеты, две ширмы для раздевания дам и мужчин, факелы, чтобы не пронести мимо рта. Все остальное, – примерно, в том же ассортименте, что им подавали со Сьюзен.
   По мере того, как Георгий слышал все эти условия, ему все больше и больше хотелось дико расхохотаться. Но когда Стив сказал, что готов расплатиться по окончании наличными в размере шести тысяч долларов и дал телефоны фирмы передвижных         биотуалетов, магазина – все для коттеджа и американского представительства Кока-Колы в Панаме, который был уже известен Георгию, ему стало не до смеха.
   Павел, внимательно наблюдавший изменения физиономии Георгия по мере разговора с американцем, от ехидной, до вытянутой редькой, решил, что американец его надул с обещаниями предоставить документы, а теперь оправдывается.
     - А что я тебе говорил, вот и верь этим янки! – решил капитан высказаться.
   Но когда Георгий сказал о заказе американца и о шести тысячах долларов, лицо редькой вытянулась уже у капитана!
     - Вот это да-а! - задумчиво протянул капитан. - Тут вкалываешь с раннего утра до позднего вечера за несчастные триста долларов в день, так, что холка в мыле, а тут каждый готов расстаться с четырьмястами баксами за какие-то четыре часа. Искушают! Но я пас! Я и не подумаю связываться с какими-то кала-ссальными передвижными агрегатами! Да накрой всей этой компании столы у океана! Устрой душ! Какие-то ширмы! Какие-то факелы! Пошли-ка ты, Жорж, или как тебя там он обзывает, своего американца в задницу! Триста долларов, которые ты вчера с него слупил, - это большие деньги! Но, если он больше и не появится со своей сэруньей, то переживем! – и капитан пошел встречать очередного посетителя.
   Георгий и не ждал другой реакции от капитана. Он ушел работать в сад, но заказ Стива не давал покоя. И Георгий не выдержал, и пошел звонить фирме передвижных                биотуалетов. Он взял трубку, чтобы не раздражать Павла и позвонил из сада. Пять минут разговора – и ответ на все вопросы!
   «Вот оказывается, как просто решается щекотливый вопрос. Привозит кабинки грузовичок и забирает. Фирма сдает абоненту кабинки в лизинг: на день, на два, на три, - из расчета обслуживания одной кабинкой двадцати пяти человек в сутки. И это стоит сто долларов, а с учетом доставки – сто пятьдесят. А нахрена тогда Стиву две кабинки, меньше чем на полдня и на шестнадцать человек? Вот балда! Так это для того, чтобы девочки - налево, мальчики – направо! Ты смотри как просто! И никакой мороки!
Ну-ка, ну-ка, а что же скажут насчет душа? Так, вот телефон. Смотри, как везет!
     - Я хотел бы узнать, у вас есть баки для душа?
Переговорив о всех вариантах душевой кабинки, получив ответы на все вопросы, Георгий понял, что это все стоит запрашиваемых денег.
   «А чего тут думать? Думай-не думай, - двести пятьдесят долларов с доставкой – не деньги! Дешевле не будет! Это не в лизинг, а насовсем! Так! Осталось представительство Кока-колы. Ну, надо же, что они все с утра ждут моего звонка?»
     - Это представительство Кока-Колы? А вы откуда знаете? Да… это я… Предупредили из банка? Ах, ну, да, мистер Скелтон. Что, что? Дополнить наш договор поставкой еще одного ящика Колы и отдадите бесплатно? Ах, бывшие в употреблении? Прошлогодние? Нет, к тем, что вы доставили претензий нет! Говорите, такого же качества? Была - не была! Договорились!
   «В конце концов, если Павел заартачится, выкуплю на свои! Столы у океана ставить надо! Лиха беда - начало! Организовать самую первую корпоративную вечеринку, а там, Бог даст, будет не последняя! Эх, рекламку бы дать после первой!
   Так, теперь к Родригесу! Сто за вечер, не считая оклада, думаю, хватит ему!» – Георгий решительно проследовал мимо Павла на кухню, и капитан проводил его удивленным взглядом.
   «Однако! Ну и жлоб этот Родригес! Правильно Павел говорит! А с другой стороны, если Родригес берет на себя весь заказ продукции от поставщиков, то это – большая обуза с плеч! Ладно, пусть будет сто тридцать! Так, чего там осталось: факелы… надо бы сделать еще три, будет пять, хватит с них! Чего еще? Чего еще? А-а! Ширмы! Для раздевания дам и мужчин! Сдались им эти ширмы! А еще поставщики сексуальной революции называются! Срочно надо сегодня же послать Рико, чтобы позвал Мигеля. О! И пусть зовет младшего сына! О! И, конечно, Есению! Он с Есенией будет обслуживать весь этот шумный сход у океана, брат ее и Рико будут доставлять, если надо, блюда из кухни. Все надо продумать! До мелочей! Так, сегодня он устроит совещание с постановкой задач! Без Павла! И только когда будет все отработано, поставит его в известность! Правильно! Иначе бульдозером не сдвинешь этого капитана! И как капитан раньше принимал решения? Или отвык уже? Может, не только океанского капитана, но и космического полковника ждет со временем такая участь, когда надо потратить минуту, чтобы вспомнить, как тебя зовут?»
  Целый день, работая в саду и обслуживая клиентов, Георгий обдумывал детали пикника.
   «Надо бы устроить большой костер и дать возможность американцам что-то зажарить на углях, хотя Стив этого не заказывал. Тогда надо купить мангал и двадцать шампуров! Почему мангал-три! И двадцать пять шампуров! А на чем сидеть будут вокруг костра? Здесь вроде бы, в кустах больших принесенных океаном коряг не наблюдается. К тому же, американцы - не русские, привыкли к цивильной жизни! А может, нафиг нужна эта его самодеятельность? Ведь не заказывал Стив ни костер, ни мангалы с шампурами! Нет, нужна во всяком деле изюминка! Не застолье объединяет людей, а костер! Уж это он, как походник со стажем, хорошо знает! А переживет Стив разовую посуду? Вообще-то, его компания могла бы поесть и у костра! Но тогда это будет больше походить на пикник, чем на загородную корпоративную вечеринку! Нет, лучше не рисковать! Пусть будут столы, как заказывал Стив».
   Когда Рико, Есению и еще троих ребят из деревни привез школьный автобус, и веселая компания высыпала с ранцами в руках и за плечами и продолжилась какая-то школьная игра в догонялки, Георгий позвал Рико и Есению.
     - Привет Дчёч, я даже не видела, что ты нас встречаешь! –подбежала обрадованная Есения.
     - Мы пойдем к океану? – спросил Рико.
     - Позови своего брата, Есения.
   Есения окликнула своего брата, который учился на класс старше.
     - Привет Карлос!
     - Привет Дчёч!
     - Ребята, готовы ли вы мне помочь? На днях американцы из столичного банка просят организовать пикник у океана. Надо много принести из кухни овощей, фруктов, воды, хлеба, чтобы накрыть у океана четыре столика. Перед этим надо будет очистить побережье от мусора, натаскать сухих коряг для костра…
     - И костер ночью будет? – воскликнул Рико.
     - Это для них, а на следующий день я готов устроить там же для вас.
     - Готовы, Дчёч, конечно, готовы помочь! – прокричала Есения с горящими глазами.
     - За эту работу я попрошу капитана для вас премию в тридцать долларов.
     - Тридцать долларов? - не поверил Рико. – Каждому?
     - Конечно! Работы будет много!
     - А не обманешь? – недоверчиво повернул голову Рико.
     - Я думаю, твой отец пойдет вам навстречу!
     - Мы готовы и задаром! Правда, Карлос? – обратилась к нему Есения.
   Карлос кивнул.
     - Когда отец приедет с работы, попроси, чтобы он зашел ко мне, - обратился к Карлосу Дчёч.
   Карлос снова кивнул.
     - Если ваш отец согласится мне помочь, - посмотрел на Есению Дчёч, - я сегодня вечером, поговорю с капитаном и попробую его уговорить принять американцев у океана. Там надо установить душ, еще кое - что, все не так просто.
     - Мы обязательно передадим отцу, чтобы он зашел, Дчёч, - заверила Есения, преданно глядя в глаза.
     - А пока об этом никому не рассказывайте. К тому же, капитан может и не согласиться, поскольку надо будет потратиться на организацию этого пикника. Разбежались! – и он взял Рико за руку, и они пошли домой.   
     - Давно ты не хвастал своими успехами, Рико, - поглядел на него Дчёч.
     - А нечем хвастать.
     - А чего же так?
     - За лето я многое подзабыл, Дчёч.
     - А у Есении как дела?
     - У-у, Есения хитрая! Она, оказывается, летом повторяла, и даже перед началом учебного года листала новые учебники! Поэтому у нее одни пятерки!
     - А ты что, - хуже?
     - Ладно, Дчёч, попробую догнать ее.
     - Если будет что непонятно, обращайся, договорились?
     - Договорились!
   Павел подозрительным взглядом проводил двух друзей, которые взяли яблоко, разрезали его пополам и направились угощать попугая.
   Около восьми вечера пришел Мигель.
     - Ты, конечно, пришел узнать, как здоровье Дчёча? – съехидничал, завидев его, капитан.
     - Ну, почему же? И твое, тоже! – заулыбался Мигель.
     - Рассказывай! Так я тебе и поверил! Он в саду, что-то рулеткой измеряет. Скажи ему, чтобы бросал работу. Вот садовник свалился на мою бедную голову! Как пошушукаетесь, подходите выпьем бутылочку, заговорщики! – ухмыльнулся не зло капитан.
   Толковый, спокойный, рассудительный Мигель заверил Дчёча, чтобы тот не сомневался, что во всем ему поможет.
     - Завтра, Дчёч, я заеду в магазин «Все для коттеджа» и осмотрю этот душ. Не думаю, чтобы я не смог его собрать даже без твоей помощи. Давай мне список, деньги я все куплю и привезу. Это так же просто, как очистить банан.
     - А предоплату компакт-клозетной фирме сделаешь?- засомневался Дчёч.
     - Нет проблем! Так, кажется, говорят янки? 
     - Осталось две проблемы: В чем охлаждать десять бутылок вина и килограммов шесть креветок? – почесал лысину Дчёч.
     - Купи два термостата!
     - А что это такое?
     - Да это очень легкий ящик из пенопласта, есть у него и ручка на крышке, только его неудобно носить, он громоздкий, снаружи и изнутри заламинирован прочной пленкой, внизу маленький краник, для слива воды. У нас в супермаркете, где я работаю грузчиком, там хранят океанские продукты в пакетах, пересыпая их льдом.
     - А где же их продают?
     - Наши менеджеры где-то заказывают.
     - Сможешь узнать, где и достать два?
     - Достану, были бы деньги.
     - Есть еще одна проблема, не знаю, как сделать ширмы.
     - Это еще зачем?
     - Для переодевания.
     - Если душевая кабинка закрыта виниловым пластиком, хватит им одной!
     - Я тоже так думаю. А ты сможешь, Мигель, укрепить на уровне плеч с двух сторон от душа пластмассовую трубу, а на нее повесить латунные крючки для брюк и рубашек?
     - Нет проблем, Дчёч! Я видел у тебя около сарая стоят пластиковые трубы, что ты закапывал под участком для подвода воды, вполне сгодятся! Двадцать крючков я принесу.
     - Тогда пойдем докладывать Павлу, я не даю гарантий, что все он одобрит и выделит деньги. Только подожди минуту, я напишу Павлу перечень покупок и их стоимость. Да, твои услуги будут стоить пятьдесят долларов и твоим детям – по тридцать. Итого, твоя семья получит сто десять.
     - Дчёч, во-первых, капитан это не одобрит. А во-вторых, мы все готовы помогать тебе бесплатно. Ты так много сделал для нас!
   Когда они вошли на веранду, Павел уже сидел за столиком, на котором стояла бутылка вина, три бокала, и три тарелки с салатом.  Перед ним лежал калькулятор, он что-то записывал карандашом на листе бумаги.
     - Как Мигель твоя супруга? – спросил Павел, наливая вино в бокалы.
     - Спасибо Старику, болезнь пока не возвращается.
     - Ну, слава Богу! Давайте за здоровье!
   Они выпили.

     Павел не верит завлекательным планам американца
    - Рассказывай! – буднично сказал Павел, не глядя на Георгия. – Ты ешь, ешь и говори, - предложил он.
   Георгий рассказал, как он думает организовать встречу, за поеданием салата. Но когда дошло до денег, он перестал жевать и, глядя в бумажку, зачитал калькуляцию расходов.
     - Значит, примерно, шестьсот-семьсот долларов, - перестал жевать Павел.
     - Лучше семьсот, - поправил Георгий.
     - Ну, конечно, конечно, семьсот – оно лучше! Вон, даже Рико положил плату и ребятам Мигеля тридцатку. А себя что ж забыл?
     - Перебьюсь! – потупился Георгий, которому притворное благодушие Павла не нравилось. – Главное, мне необходимо показать прибыльность обслуживания корпоративных пикников.
     - А вдруг не приедут американцы, а ты потратишься на семьсот долларов?
     - Пригласим других. Все равно на ком обкатывать! Но я верю Стиву.
     - Чего же твой американец не внес залога пятьдесят процентов, как принято в таких случаях?
     - Я верю Стиву на слово.
     - Заладил, я верю, я верю! А я вот, грешник, не верю!
     - Павел, выдай мне все деньги, которые накопились на моем счету, я куплю все на свои. Мне неудобно просить у Стива залог.
     - Нет, вы только посмотрите! С его счета! Ты, оказывается, у нас богатенький! А что это у тебя здесь записано: дополнительный ящик Колы? – нахмурился Павел.
     - Я договорился с представительством Кока-Колы, что со следующей недели мы будем брать дополнительно ящик Колы. За это они отдадут нам бесплатно четыре стола со стульями, такие же, как привозили.
     - БУ?
     - БУ.
     - А что, выгодная сделка! Все равно нам пришлось бы заказывать у них этот ящик, поскольку один ящик уходит со свистом. Не прогадал! Торговаться можешь! Что, учили этому в институте?
     «В ракетной академии», - чуть не вырвалось у Георгия.
     - Итак, подводим итог, - спокойно сказал Павел, наливая всем в бокалы. – Семьсот баксов затраты, а обещают заплатить… - он подозрительно покосился на Мигеля. – А Мигель знает, сколько обещали заплатить?
     - Нет, капитан! Не мои это деньги и знать не хочу! – горячо ответил Мигель.
     - Вот это правильно поступаешь, Мигель! – одобрил хозяин.
Павел полез в карман капитанского кителя, вытащил пачку долларов и отсчитал семь сотен.
    - Держи! – положил их он перед земляком. – И учти, я не касаюсь американцев! Все на твоих плечах! Мне будет хватать и веранды! Пятница, все-таки! Как они там говорят по этому поводу?
     - Уикэнд! – улыбнулся Георгий, не ожидая такого благоприятного поворота.
     - Вот, вот! «Уикинд!» – ухмыльнулся Павел.
     - Тогда завтра все Мигель закупает, а в пятницу я приглашаю?
     - Дело твое, - почесал под левым ухом правой рукой свои шикарные баки хозяин, - я сначала все закупил бы, а потом приглашал. Сегодня у нас понедельник. У тебя еще время есть.
     - Ну, что, договорились? – ставя блюдо с вареными креветками, ухмыльнулся Родригес.
     - Это ты не меня спрашивай! – ответил Павел, разливая остатки вина по бокалам. – За твой пикник с американцами! – чокнулся он с Георгием и Мигелем.

     Неоцененный подарок
В пятницу, около трех пополудни, встревоженный Рико бегом спустился со скалы по лестнице и заорал издалека:
     - Дчёч, там приехали американцы и что-то привезли!
     - Какие американцы, еще трех нету! – испугался Дчёч.
     - Давай бегом, отец просил подойти!
   Когда Георгий, запыхавшись, вошел на веранду, встревоженный Павел стоял в дверях с выходом на улицу и пристально наблюдал, как из здоровенного форда, побольше российской газели, двое молодых американцев, моложе тридцати лет, сгружали на землю большие коробки.
     - Они удостоверились, что прибыли по назначению, - продолжал подозрительно наблюдать за американцами, не глядя на Георгия, пояснил Павел. - Переоделись и сразу стали сгружать. Сказали, что привезли какие-то компьютеры! Ты заказывал? Ребята совсем плохо говорят по-испански! А что у них написано на плакатике над кабиной?
     - Написано «КАПИТАНУ».
     - Ребята, вы от Стива? – подойдя, поинтересовался на английском Георгий. - Меня зовут Джордж.
     - О, привет Джордж! Я – Ник, а это - Фрэд! Мы будем сегодня участвовать в пикнике!
     - А это презент от нашего нового шефа! – Ник, стоя в машине, небрежно ткнул кроссовкой по большой картонной коробке, которую собирался подтащить к открытому заднему борту и которую уже ждал стоящий на земле Фрэд. - Радоваться надо капитану, а он озадачен чем-то, - бросил он взгляд на капитана.
     - Что это? – удивленно оглядывая не меньше пятнадцати разных коробок, спросил Джордж.
     - Подарок капитану в честь первого пикника! Компьютеры, пять штук со всей периферией! Все работают, как часы уже пять лет. Вот списали. Куда заносить, как сгрузим?
     - Заносите все коробки на веранду, там разберемся, - Георгий взял за ручку не столько тяжелую, сколько неудобную, большую коробку и заковылял с нею.
   Минут через двадцать все коробки стояли на веранде, а ребята, отдуваясь, стирая пот со лба, сидели за столом и пили сок.
     - Где установить один, остальные потом установите сами. Я покажу, как им пользоваться. Раньше не приходилось?
     - Капитану, как видите, не приходилось! – ответил за хозяина Джордж.
     - Так привыкайте к прогрессу! Без него нельзя!
     - Павел, - осматривая конторку, сказал Георгий, - давай первому тебе установим?
     - На что он мне сдался? Как-нибудь доживу без него, - с испугом глядя на коробки, отговорился хозяин.
     - Капитан, я вижу, вы не хотите ставить, - включился Фрэд, - через месяц будете удивляться, как жили без него все это время!
   Георгий перевел.
     - Так, - решительно сказал Георгий, - давайте устанавливайте здесь! – скомандовал он, унося бокал с соком, перекладывая калькулятор и толстую амбарную книгу с капитанского мостика Павла.
     - Еще один капитан свалился на мою бедную голову! – запричитал Павел, освобождая место.
     - Анахронизм! – кивнул на амбарную книгу Ник.
   Георгий пожалел Павла и не перевел.
   Молодые ребята быстро извлекли из коробки системный блок, монитор, принтер, - все  известной американской фирмы, достали клавиатуру, мышь, длинную панель с отверстиями розеток и стабилизатором напряжения, целый жгут кабелей и, быстро подсоединяя, насвистывая и напевая какой-то джазовый мотивчик, на глазах столпившихся Павла, Георгия, Родригеса, Рико все подготовили для включения.
     - Право включить технику двадцать первого века предоставляется молодому хозяину! Это он? – кивнул на Рико Ник.
     - Да, - кивнул Георгий.
     - Нажимай здесь, - показал кнопку на системном блоке Ник, - а теперь – здесь, - показал он на кнопку монитора.
   Рико нажал две кнопки. Заурчали вентиляторы системного блока, простонал, зажигая экран монитор, компьютер загружался. На экране появилась цветная заставка статуи Свободы, мост в Сан-Франциско Золотые Ворота и, конечно, Белый дом.
     - Набирай на клавишах, - обратился Фрэд к Рико, открывая новый файл. – «Привет Рико! Я компьютер…»
   Пока Рико с помощью Фрэда, не глядя на экран, искал нужные буквы, Павел, уставившись на экран, сердито заворчал:
     - Он же не по-испански пишет!
     - О-о! – оживился Фрэд, - Это мы сейчас исправим!
   Он щелкнул мышкой, и они снова набрали текст с Рико уже на испанском: «Привет Рико! Я - компьютер, буду теперь помогать тебе учиться и играть!»
     - А факс в коробках есть? – нерешительно спросил Джордж.
     - Во всех системных блоках есть встроенный факс-модем.
     - У него есть игры? – загорелись глаза у Рико.
     - Чего не надо вам – мы стерли. Оставили программу с играми, в которые играли сами.
  Фрэд быстро сохранил файл, обозвав его «РИКО», засунул его в папку и открыл какую-то игру. В этой игре четыре акванавта сражались с океанскими чудовищами. Рико был одним из акванавтов и мог им управлять. Трое других играли в автоматическом режиме.
     - А остальные могут управляться? – задал вопрос Георгий.
     - Конечно, ответил Ник. Мы играли всегда вчетвером, каждый со своего компьютера. Все компьютеры были в одной сети.
     - Джордж, - поинтересовался Фрэд, - владеешь компьютером?
     - На бытовом уровне, - осторожно ответил Джордж, не зная, чего ждать.
     - Вот и прекрасно. Значит, где надо установишь, подключишь и научишь всех пользоваться. Рико! – обратился он к уже сросшемуся с мышкой мальчишке, - если что-то будет идти не так, обращайся к Джорджу, он тебе поможет! – и он поглядел на него, прося перевода. - Главное не нажимай пока кнопки, иначе, можешь сломать программу, и игра остановится, ты понял?
   Но Джордж и не думал переводить, с любопытством уставившись на экран. Рико в этот момент надо было уворачиваться от страшных зубов огромной зеленой мурены, и его жизнь висела на волоске, а тут какие-то нотации…
   Фрэд поглядел на экран, улыбнулся и взъерошил волосы на голове акванавта. 
     - Значит, так, - поглядел Ник на Павла и Джорджа, - мы свои обязательства перед шефом выполнили.
Установили один компьютер с периферией, в других местах получатель решил установить все сам, - и он вопросительно посмотрел на капитана.
     - Павел, - нерешительно обратился Георгий, - где еще будем устанавливать компьютеры? Может, установят ребята у Рико?
     - Я не уверен, нужны ли вообще мне эти железючки? – и капитан презрительно посмотрел на груду громадных коробок.
     - Павел, давай установим один компьютер у Рико, я научу его на нем работать. Года через три все равно в школе ему придется осваивать компьютер. А если Рико выучится использовать его хотя бы процентов на пятьдесят, он сможет уже зарабатывать с его помощью долларов триста в месяц.
   Павел недоверчиво посмотрел на земляка.
     - Ладно, скажи ребятам, пусть тащат в комнату Рико! Пошли! – пробило его скепсис упоминание долларов.
   Пришлось в отсутствие молодого хозяина расчистить весь его немаленький стол и поставить на него системный блок, монитор, две колонки с наушниками и принтер. Ник и Фрэд безропотно все установили и подключили. Остальные все коробки отнесли в бунгало, чтобы не мешались на веранде. Богатство немалое, практическую пользу от которого Павел пока не понимал.
   Закинув за спину рюкзачки, приняв от капитана по пакету сока, Ник и Фрэд пошли к океану. Не успели они спуститься по лестнице, как снаружи раздались звуки клаксона.
     - Кто там еще? – недовольно буркнул Павел.
     - Неужели приехали? – поспешил на веранду Георгий.
   На проселочной дороге напротив заведения Павла стоял грузовичок с двумя туалетами. От машины к ним спешил Мигель.
     - Зря волновался, Дчёч, - закричал он еще издали, - я же сказал, приедем вовремя. Только четыре часа!
Павел с любопытством осмотрел издали грузовичок, ничего не сказал, молча, покачал головой и пошел к своей «обезображенной» конторке.
     - Как не волноваться? – со вздохом облегчения сказал Георгий. - Шутка ли оставить цивильную компанию без туалетов?
     - Обошлись бы! – съехидничал Мигель. - Вся деревня у нас, когда купается, бегает в кустики по нужде, а что они не люди?
     - Они американцы! Ладно, молодец, что не опоздал! Давай езжай и ставь их на очерченные места. Вы с водителем с ними справитесь?
     - Да он их один загружает и сгружает! У него на машине действует малая механизация! Я поехал! – и Мигель бегом побежал в кабинку к водителю.
   «Такая тяжкая ноша свалилась! Теперь все зависит только от Родригеса, надо пойти подогнать!»
     - Ну, чего весь испереживался! - кинув на него улыбчивый взгляд, бросила фразу раскрасневшаяся Луиза, поворачивая на огромной сковороде гамбасы. - У нас первая партия скоро будет готова. Через пятнадцать минут можно подавать к столу!
     - Ну, через тридцать, надо соусы еще закончить и, пожалуй, все!  - вставил Родригес. - Скажи спасибо клиентам, приехало не более десяти человек, иначе могли бы мы и не успеть, работая на два фронта!
     - А я тебя предупреждал, что начинать надо было на час раньше! – выговорил Родригесу Георгий.
     - Ладно тебе! Хозяин ругает! Хозяйка ругает! И ты еще туда же!
     - Да что толку! – ухмыльнулся дружелюбно Георгий, - на тебя, где сядешь, там и слезешь!
     - Это, как понимать? – пропал на время в облаке пара Родригес.
     - Объясни ему, Луиза! – хитро сказал Георгий и вышел довольный из кухни, захватив две корзины с фруктами.
   Выйдя на край скалы, Георгий, как придирчивый хозяин, окинул взглядом все, что они за три дня сотворили с Мигелем. Сейчас предстоял последний обход перед приемом гостей. Оценку готовности к приему своих объектов, кроме туалетов, Георгий уже сделал. Павел провел свой смотр только сейчас, перед Георгием, когда туалетов еще не было. Теперь капитан наблюдал со скалы за их установкой, поднявшись наверх, когда Георгий только готовился сделать последний обход. Проходя мимо Георгия, он ревниво буркнул:
     - Подумать только! Все-таки добился своего!
     - Готовься, капитан, открывать праздник будешь ты, как хозяин! – крикнул в спину земляк уходящему хозяину.
Георгий покрутил рулевое колесо с последнего траулера, на котором плавал капитан с надписью на испанском «PALOMA»,* которое он нашел вместе с рындой**в забитом барахлом чулане.

     *Голубка, исп.
     **Корабельный колокол.

Он сел в кресло и посмотрел в подзорную трубу на маленькие точечки на океанском горизонте, которые превратились в маленькие корабли, выстроившиеся в кильватер, готовясь к прохождению Панамского канала.
Трубу он попросил поискать и купить в столице Мигеля, а купил ее на заработанные деньги, выклянчив их у Павла. Щелкнул средним пальцем по подвешенной рынде, послушал, как тревожно она застонала; проверил, как легко поднимается на мачте американский флаг. Если установка штурвала, рынды и подзорной трубы не встретили у капитана больших возражений, то установка пятиметровой мачты с подъемом флагов тех стран, сотрудники фирм которых будут заказывать корпоративные вечеринки, вызвали у Павла настоящие издевательства. Он не верил даже в то, что флаг поднимется хоть однажды.
Недалеко от лестницы стояла кабинка душа со стенами из салатного цвета виниловых пластин, собранных, как когда-то собирал Георгий деревянную вагонку на дачном сарайчике. Над кабинкой на полметра ракетой, выходящей из шахтной установки, возвышался темно – зеленый пластмассовый бак емкостью в три бушеля,* а в одной из четырех металлических труб, образующих каркас душа, торчал факел. Георгий спустился, вошел в кабинку и открыл кран рассекателя, и сразу брызнула струя нагретой солнцем воды.

     *Примерно, 35 кг или литров.

   «Порядок! Какой же он молодец, что провел под всем участком пластмассовые трубы с водой и один конец вывел на самый край участка, против чего возражал Павел. Именно к нему он еще утром присоединил двадцатиметровый шланг и со скалы струей воды наполнил бак. Приобрел кое-какой опыт при строительстве собственной дачи! Мастерство не пропьешь!»   
   По обе стороны от душа на высоте груди висели двухметровые пластмассовые трубы с крючками на них, и рядом стояли два кресла для одежды, на двух из них уже лежали шорты и футболки Ника и Фрэда, а сами они болтались в океане.
   «Молодец, Мигель! Вот здесь, сэры и сэруньи, вы будете вешать свои полотенца, плавки и купальники для просушки! А вообще-то, - купайтесь нагишом!»
Метров двадцать от душа конической горкой возвышались тонкие сухие сучья с торчащей из них газетой, готовые вспыхнуть при первом прикосновении горящей спички. Вокруг этого кострища стояли низенькие одинаково серые пластмассовые круглые банкетки. В кругу банкеток стояли три мангала, с лежащими на них шампурами. У кустов лежала еще солидная гора порубленных сучьев и сухих коряг, что собрали в округе Рико и Карлос. На песке стояли параллельно друг другу и перпендикулярно океану три длинных стола, сдвинутых из двух, образуя посадочные места на восемь персон. Они уже были сервированы разовыми пластиковыми белыми тарелками, вилками и ножами и лежали на голубых салфетках. Рядом стояли жесткие пластиковые стаканчики под вино. Ближе к кустам стоял двухметровый стол, собранный из трех, покрытый цветной виниловой скатертью, как висящая в воздухе перекладина буквы «Ш», ножки которой образовали три сдвинутых стола. 
Он открыл дверь первого туалета: кабинка внутри просто сверкала, а сидение было запечатано пленкой. Оказывается, при закрытии на защелку изнутри включалась вверху лампочка.
     - Ё-К-Л-М-Н! – вырвалось у Георгия, - и это у них продумано!
     - Да-а! – поняв восхищение на русском, подхватил Мигель на испанском. – Походный вариант, с аккумуляторами!
     - Просто класс! – одобрительно отозвался Георгий. Взглянув на часы, он обратился к Мигелю.
     - Все! Наше время вышло! Без двадцати! Срочно наверх! И ты тоже, Карлос. Когда все рассядутся, ты будешь дежурить на скале у лестницы и смотреть за мной. Как я тебя позову рукой, - пулей ко мне! А сейчас растворись в саду. А ты остаешься здесь за старшего, - улыбкой подбодрил он нарядную Есению в своем цветастом ансамбле, наводящую последний марафет на столах.

     Первый звон рынды «Паломы»
Гости задерживались. И с каждой минутой повышалось напряжение ожидания. В пятнадцать минут шестого Павел, в парадном кителе, белых брюках и ботинках, в фуражке с какардой «PALOMA», многозначительно посмотрел на земляка. Георгий, молча, развел руками. А еще через пять минут срывающийся голос Рико закричал:
     - Едут!
   Четыре разномастные машины свернули от проселочной дороги к заведению Павла, и все нажимали на клаксоны. Павел, Георгий, Рико и некоторые любопытные клиенты высыпали из веранды поглазеть на шумных гостей. На антеннах всех четырех машин болтались белые ленточки, на которых, потом, как, оказалось, было синим фломастером выведено: «К КАПИТАНУ». Громкая развязная американская речь «с катаемой горячей картошкой в горле», создавала столько шуму, будто вывалилось из машин не четырнадцать человек, а вдвое больше. Из шести молодых женщин одна была мулатка и одна метиска. Из парней, похоже, один был панамец – метис, остальные – белые. По всей видимости, метис был в компании фотограф, на его шее болтались две камеры, одна из них была с телевиком.
     - Расслабься, капитан! - сам, как закрученная пружина, стоял Георгий. - Не забудь поблагодарить Стива за щедрый подарок!
     - Да не верещи ты! – нервно огрызнулся Павел.
   Когда шумная толпа, взяв сумки из машин и закинув за плечо рюкзачки подошла к дверям, где стоял Павел и Георгий, капитан, сделав шаг навстречу, волнуясь, произнес заученные фразы:
     - I am glad to see you! Come in pleas!* И забыв фразу на английском, сказал по-испански, - Спасибо за компьютеры, Стив!
Георгий перевел.

     *Рад вас видеть! Входите, пожалуйста!

     - Это в знак нашей дружбы, капитан! – с пафосом пожал ему руку Стив.
     - Друзья, - обратился он к сослуживцам, - это капитан, хозяин славного заведения.
- А это его помощник Джордж, он говорит по-английски.
     - А это тебе, Джордж, материалы для развития вашего бизнеса, - протянул Стив солидную папку.
Кто пожал руку капитану, кто – нет, но все жали руку Джорджу и называли свое имя. Компания ввалилась на веранду, бесцеремонно ее осматривая, заглядывая в блюда гостей, которые тут сидели. Джордж взял под руку Стива, вывел в сад и негромко произнес только для него:
     - На мачте на краю скалы готов к подъему американский флаг. Если желаете, можно сделать все торжественно.
     - Флаг на мачте? – удивился Стив.
Георгий показал пальцем на мачту.
     - Но тогда, уж, нужен гимн!
     - Рядом стоит приемник с заряженной кассетой американского гимна, - тихо сказал Джордж.
Стив смерил взглядом своего собеседника, позвал метиса и спросил его.
     - Андрес, американский флаг поднимать будем?
     - И флаг есть? Конечно Стив! Это здорово!
     - Значит, будем с подъемом флага! Только сейчас бы умыться холодненькой водичкой!
     - Рико, - подозвал Георгий, - пулей к маме, принеси пять небольших полотенец.
И Георгий повел озирающуюся по сторонам компанию к крану на участке.
 Большая часть компании, увидев ару, прилипла к клетке.
Ара, вероятно, начал веселить публику, потому что оттуда слышались взрывы смеха. Стив, Сьюзен, мулатка и двое ребят шли за Георгием. Стив с облегчением расстегнул еще пуговицу на легкой рубашке, с удовольствием пофыркал под холодной водой и стал утираться своим носовым платком. Рико подоспел с кружками и полотенцами, когда умылась Сьюзен, и она взяла чистый небольшой махровый полотенец. Подошедшие ребята разобрали кружки, полотенца, поливали друг другу и вытирались. Краем глаза Георгий увидел, как Мигель и Родригес несли к лестнице за ручки большой термостат и в каждой свободной руке у них была корзина с бутылками.
     «Не забыли!» – одобрительно подумал Георгий.
Когда все немного освежились с дороги, Стив повысил голос, призвав сослуживцев к вниманию.
     - Так, считаю, все готовы к торжественному открытию сезона и поднятию американского флага!
     - Флаг?
     - Какой флаг?
     - Ура-а! Будем поднимать флаг!
Компании вышла на скалу. Кто сел за подзорную трубу, кто обозревал горизонт, кто – окрестности слева и справа. Дисциплинированный капитан уже ждал публику.
     - Так! – властно произнес Стив, сделавшись сразу серьезным, - бросили здесь рюкзаки и сумки, построились к поднятию американского флага!
Раздались шуточки, легкие подколки, но вскоре все стихло, и сослуживцы построились лицом к океану. Только два парня из их компании с фотоаппаратами, пытаясь найти нужный ракурс, суетились рядом.
     - Итак, с открытием океанского сезона! – поздравил всех Стив. - Давай! – негромко сказал Стив Джорджу, кивнув головой, и тот нажал кнопку.
А на секунду опередив Джорджа, капитан, стоящий рядом с рындой, дернул шнур, и густой колокольный звук вплелся в первый куплет бравурного американского гимна, постепенно тая и растворяясь в нем.
Стив медленно поднимал американский флаг, капитан по-американски отдавал честь, а Джордж торжественно отслеживал его подъем. Щелкали затворы, слепили вспышки. Праздная публика в саду с удивлением замерла.
Когда гимн кончился, раздались хлопки, свист, крики «ура». Все стали спускаться за капитаном и Джорджем по лестнице, одобрительно комментируя увиденные скалы, океан, черный песок, столы и Родригеса в белых штанах и белой рубашке с высоким колпаком кока.
С радостными криками, спустившись с лестницы, все разбежались, кто к скалам, кто, сбрасывая на ходу ботинки, к океану, кто к столам, как будто публика видела все это впервые в жизни.
     - Стив, - подошел к нему Джордж, - у нас все готово, горячее нести сразу или подождать?
     - Как посоветуешь?
     - Я бы усадил всех за стол, попробовал бы холодные закуски с вином, потом полчаса купайтесь в океане, а уж после него – принесем горячее.
     - Так и сделаем! -  согласился Стив. - Ты, надеюсь, будешь с нами?
     - Мы будем вас обслуживать вон с той девчушкой! – кивнул Джордж на Есению.

     Оценка американца            
     - Отлично! Смотри-ка, - оглядел все критическим взглядом Стив, - а ты хороший менеджер! Я бы тебя взял в свою команду и положил бы тебе тысячу зеленых в неделю! Пойдешь?
     - В Москве я отказался от трех тысяч в неделю! – дернул черт его за язык.
Стив даже остановился и изумленно взглянул на Джорджа.
     - Собирай, собирай свою команду за столы! – улыбнулся Джордж, подходя пошушукаться к капитану.
     - Ну, ты и трепло! – вдруг услышал в левом ухе Георгий. – Это надо же так соврать, - отказался от двенадцати тысяч в месяц!
     - Я сказал – от трех тысяч в неделю! – узнал Георгий своего оппонента, свое второе «Я». – Ты что из отпуска вернулся? Погостил бы там еще, где ты был! Ты знаешь, я без тебя не скучал!
     - Какая разница: что три тысячи в неделю, что - двенадцать в месяц! Как ты любил говорить раньше: что совой по пню, что пнем по сове! Или забыл?
     - Слушай, мне сейчас не до тебя, ты не мог бы умолкнуть?
     - А когда тебе было до меня, и что от тебя можно ждать другого? На что ты рассчитываешь в твоем положении? А вдруг американец не шутит? Глядишь и грин карту* со временем выправишь?

     * Зеленая карта, вид на жительство с правом на работу, выдаваемый иностранцу в США.

     - Я с большим удовольствием ее выправил бы для тебя, чтобы ты там остался и не цеплялся ко мне!
     - А что, я согласен!
     - Хорошо, я подумаю! А сейчас – сгинь!
С большим трудом удалось всех усадить за столы, и Стив встал рядом с капитаном, Джорджем и Родригесом у шведского стола.
     - Сейчас капитан объявит нам меню, - начал Стив, - пожелает приятного аппетита и - приступаем!
Раздались аплодисменты, свист, реплики.
     - Господа! – начал капитан, - я предлагаю вам распробовать лучшие чилийские вина,  - Джордж почти синхронно переводил. Раздались крики одобрения, свист, хлопанье руками по столам, - аргентинские, французские и калифорнийские вина, - свист и крики достигли своего апогея.
     - А покрепче? – кто-то ввернул реплику, и Джордж без Павла закрыл этот вопрос.
     - Двенадцатилетний шотландский виски!
     -У-у-у! – восторженно заревели мужские глотки.
На глазах публики, как фокусник в цирке, в белых брюках, в белом кителе, в белом высоченном колпаке на голове, которые он, конечно, надел только для представления американцам, Родригес у всех на глазах тут же их открывал.
       - На холодное, - старался держать торжественный голос продолжал Павел, - предлагаются салаты овощные, салаты с крабами, маринованные китайские грибы и шиитаке – грибы японских императоров с перепелиными яйцами.
После каждого объявленного блюда раздавался рев голодных глоток толпы, прибывшей с голодного края.
     - На горячее предлагаются гамбасы в чесночном соусе, - и рев взлетел к солнцу, - двух часовые устрицы по-капитански, - рев снова повторился, - креветки на шампурах, - свист, стук и крики заглушили голос переводчика. – Приятного аппетита! Приятного отдыха! – прокричали капитан и переводчик, но мало кто их услышал.
Родригес и Джордж ставили на столы бутылки и блюда с салатами. Капитан и Мигель пошли к скале, вскоре их догнал Родригес. Раскрасневшаяся Есения кому-то подавала салфетку, кому-то меняла вилку или нож, взамен упавших. Когда у всех было налито вино, положена еда на тарелки и готовился подняться Стив для первого тоста, Георгий отозвал Есению.
     - Сейчас будет самое страшное! Это не для детских ушей, девочка, пойдем-ка к кострищу пока его не разожгли!
Есения вытаращила глаза, но пошла рядом, поскольку была девочкой послушной.
И, то, правда, чего слушать американскую неинтересную речь, если в школе английские классики у нее будут только через полгода, а такие понятия, как «демократия», «великое предназначение» и вообще – лет через пять?

     Сходство и отличие
Пока Джордж сидел на банкетках с Есенией у кострища и беседовал о ее школьных делах, недалеко от них шла скучная «накачка» сотрудников отдела новым шефом на безусловное выполнение поставленных руководством задач, на повышение ответственности, исполнительности, чувства долга… звучали слова о самой великой на земле нации, о самой великой демократии, о великом предназначении их банка, их отдела и всех сидящих здесь сотрудников…
Георгий прекратил беседу с Есенией и с настороженностью прислушался.
     «Нет, не вскочили в едином порыве и не раздался хор: Ave, Stiv! Morituri te salutant!»*

    *Да здравствует Стив! Идущие на смерть, приветствуют тебя! – лат.

    «Ну, что с тебя взять за такое неадекватное сравнение! – прорезалось второе «Я». - Кому в еще не полностью выздоровевшую голову придет приветствие римских гладиаторов перед боем на арене смерти, обращенное к римскому императору в ложе».
Георгий слышал от Стива такие очень знакомые слова и удивлялся их совершенной схожести с теми, что говорили ему его начальники, с теми, что говорил своим подчиненным он сам…
      «И это на другой стороне земного шарика! И это американцы! Так в чем же различие? – Георгий задумался. – Может, в том, что все сидящие сейчас перед Стивом, действительно, верили в то, что они представители самой великой, самой могущественной страны, с самой совершенной демократией, что на них возложена великая миссия, - нести американское сияние в бедную банановую республику? А что здесь неправда?» – и сразу на ум ничего не приходило.
      «А разве он, в свое время, не верил, что СССР – первое в мире самое великое, самое могущественное, самое социалистическое государство? Что советская социалистическая демократия - высший тип демократии, осуществляющая полное равноправие всех трудящихся?
Что на СССР возложена великая миссия, - нести диктатуру пролетариата в загнивающие капиталистические страны, чтобы освободить стонущие бедные народы, гнущие от зари до зари свои спины на частных плантациях и фабриках толстых буржуев? И тогда он верил, что это – сущая правда. 
А потом, когда он, оборванный и голодный, приехал поступать в МАИ и впервые заехал к дядьке дипломату, и поразился красивым добротным вещам, привезенным из загнивающих капиталистических стран, сходил с ним в какую-то «Березку», и на какие-то не советские деньги отоварился, чуть ли не птичьим молоком, наверное, тогда он задумался: что-то здесь не так.
А вскоре выяснилось, что великий вождь и учитель Сталин повинен в смерти миллионов сограждан. И когда новый вождь Никита Хрущев кинул лозунг: «Даешь БАМ!», он, закончивший только девять классов с другом, чуть тайно не сбежали строить БАМ, попортив много крови своим близким. А когда был кинут лозунг: «Даешь целину!» - он «давал», целину в семидесяти километрах от Бийска. А вскоре выяснилось, что половина выращенного потом и кровью урожая на поднятой целине, в котором были и его пот и его кровь, сгнило без элеваторов и зернохранилищ. А потом Хрущев пообещал, что после проведенной им денежной реформы улучшится жизнь, и он, как и все, поверил. Но вскоре выяснилось, что реформа жизнь не улучшила и даже наоборот. А вождь Хрущев уже требовал: «Даешь космос!» И он давал. Всего на второй месяц работы неунывающим лейтенантом он контролировал типовые испытания приборов с утра 31 декабря, по глубокий вечер 2го января. Ночь перебился обрывками тревожного сна в кресле своего рабочего стола, проведя безвылазно на работе три дня. Все работники ОКБ получили новогодние премии равные окладу и квартальные бонусы (их провели за четвертый квартал) - равные трем. А он заслужил вторую благодарность из пятидесяти за всю службу. (Первую получил еще студентом на военных сборах). А старший военпред получил за успешные испытания неплохую денежную премию. Тоже повторилось и 1 го, и 2 го мая. И он, лейтенант, был горд своим вкладом. И еще вождь Хрущев обещал, что вскоре все будут жить в отдельных квартирах. А вскоре новый лидер Леонид Брежнев пообещал, что, уж, к восьмидесятому году все будут жить, если не в коммунизме, но точно в развитом социализме. И жить хорошо. А когда Георгий стоял в 82 м году в почетном траурном карауле у его изголовья, мелькнула мысль: «И ты, Леня, тоже…»*.

     *Сравните сами с последним откровением Цезаря: «И ты, Брут, тоже…»

И еще не раз были денежные реформы – и снова превращались в труху накопленные потом и кровью сбережения.
Вырваться из тисков никак не удавалось. А уже новый лидер Горбачев затеял перестройку. Оказалось, что все это время мы строили не тот социализм, не с человеческим лицом. Забрезжил рассвет, лишь, когда стал полковником, но вскоре распался СССР, и выяснилось, что путь, куда более семидесяти лет его родители и он сам шли за вождями, был тупиковый. И весь советский народ уперся лбами в этот тупик. И он, как его частичка. Уперся весь народ, кроме парт номенклатуры, которая стала вдруг собственниками тех заводов, на которых трудилось большинство народа, и которые еще Ленин обещал отдать рабочим. И никто за это не ответил.
И появились новые вожди, которые уговаривали перетерпеть временные трудности. Президент демонстрировал народу, что он ходит в простых ботинках свердловской фабрики, а премьер грозил улучшить жизнь и навести в стране порядок, как он навел его в Министерстве топлива и энергетики.   
Но странное дело, вскоре выяснилось, что члены семьи Президента вдруг стали чуть ли не хозяевами аэрофлота СССР и других вотчин, а Премьер - совладельцем нефтяных и газовых месторождений. И семья Президента, и сам Премьер попадают в список самых богатых людей Росси! И многие чиновники, их окружавшие, кто долбил, что надо трудиться, чтобы улучшить жизнь, не щадя живота своего, тоже вдруг стали долларовыми миллионерами, а более чем три четверти населения, жизнь которых вожди грозили улучшить, вынуждены были бороться за выживание. И далеко не всем это удавалось. А вожди уже стали звать на развалинах социализма снова строить капитализм, который до основания разрушили по их лозунгам. И после первой волны олигархов и чиновников, отрезавших крупные куски общественного пирога и скрывшихся с ними заграницу, пришла вторая – и тоже хапала. И в Государственной Думе, оказались десятки миллионеров, и законы они, конечно, принимали те, которые их устраивают.
А народу правители говорили, что государство наше бедное и повысить благосостояние ему быстро, - невозможно.
И он, Георгий, отправленный на пенсию, выжитый, как лимон, вынужден был тоже выживать вместе со своим народом.
А откуда в американцах такая раскованность, самоуверенность, надутость? Да, наверное, оттуда же! Со времен великого освоения Запада Америки. Где каждый год реализовывались грандиозные планы, пока страна Стива не стала самая могущественная и самая богатая, и самая наглая, опутав мир своей финансовой системой и своими военными базами. И все же, чем он, Георгий, отличается от Стива?»
     - Хороший вопрос, - раздался знакомый вкрадчивый голос в левом ухе. – Чем же ты сейчас отличаешься от Стива? И ты не можешь найти ответа?
     - Не подначивай! И вообще, кто тебя звал? Сгинь!
     «А, наверное, тем, что все, кого Стив сейчас накачивает и он сам, хорошо понимают, что с ними ничего плохого здесь не случится. Что с каждым годом пребывания здесь, в Панаме, пухнет их личный банковский счет. Что, прибыв домой, Стив может позволить себе ранчо с виллой в четыреста квадратных метров площади, а Ник и Фрэд, - пусть поменьше. Что их будущее светло и прекрасно, как будущее их детей. А если вдруг здесь обидят Стива или Ника, то их страна пришлет авианосец с самолетами, морских пехотинцев и они накажут обидчиков. Как это было во многих странах. Как было и с Панамой. И весь мир знает это. И весь мир боится янки.
А кто вступится за него пропащего? Кому он нужен, если тридцать миллионов русских в бывших советских республиках были брошены, если четыре пятых его народа на Родине оказались никому не нужны».

     Воспитатель
     - Дчёч, - тихонько дотронулась до руки учителя Есения, выведя его из грустной задумчивости, - а, правда, что американцы подарили Рико компьютеры?
     - Правда, Есения.
     - Вот, здорово! – загорелись глаза у девчушки.
     - А чтобы ты на нем делала, если бы у тебя был такой? Наверное, играла бы с утра до вечера в игры?
     - Может быть, играла бы, только совсем немножко. У меня мало свободного времени, Дчёч, я должна помогать маме и отцу выращивать овощи и фрукты.
     - А что бы ты еще на нем делала? – вопросительно поднял брови Дчёч.
     - Я бы научилась на нем печатать! – мечтательно сказала Есения, - как одна девчонка старшеклассница. Я в школе это видела.
     - А ты знаешь, Есения, что на компьютере можно заработать больше, чем вы с братом зарабатываете, выращивая и продавая овощи и фрукты?
     - Как это?
     - Ну, хотя бы, как ты говоришь, научившись на нем хорошо печатать нужные документы. Найдется много людей, которые могут тебе дать работу на компьютере, а за эти документы ты будешь получать неплохие деньги.
     - Да-а? – не поверила Есения.
     - Но надо научиться печатать вслепую, не глядя на клавиши, грамотно и быстро. Если ты будешь делать ошибки, за эту работу никто платить не будет. Ты согласна учиться?
     - Еще как, Дчёч! А мне позволит Рико учиться на своем компьютере?
     - Давай договоримся так. Я все обдумаю и тогда поговорим. Но надо будет учиться каждый день хотя бы час. Сможешь?
     - Не знаю, Дчёч, - грустно сказала Есения, - позволит ли мне отец?
     - Хорошо. Я поговорю с ним.
Есения благодарно взглянула на своего учителя.
     - А на что ты собираешься потратить заработанные сегодня тридцать долларов?
     - Отдам их отцу. Столько всего надо купить! Он лучше с мамой знает!
Дчёч о чем-то задумался.
     - Да, это, пожалуй, не годится! – возразил учитель на какие-то свои мысли.
Он вынул из кармана рубашки маленький отрывной блокнотик, отцепил ручку и написал:
   «Как работать на компьютере?»
   «Программа обучения печати на компьютере вслепую». /На диске/
     - Правильно я написал по-испански? – показал он листочек Есении.
     - Нет, вот здесь, в этом слове ошибка, вот эту букву надо! И вот здесь, – и Есения, взяв ручку, исправила.
Он немного подумал.
     - Сколько у вас в школе компьютеров?
     - Целых три!
     - А кто у вас старший? Кто отвечает за них?
     - А та девчонка из старшего класса, которой завуч Летисиа доверяет печатать все документы.
     - Вот ты покажи девчонке эту бумажку, - и Дчёч отдал Есении листочек, - пусть она тебе поможет купить книгу и программу, деньги я сегодня на них дам.
     - Но, Дчёч, если я сегодня заработаю, у меня будут свои деньги!
     - Нет, Есения, эти деньги ты, действительно, отдай отцу, только, пожалуйста, напомни мне дать тебе сто долларов.
     - Сто долларов? – ужаснулась Есения.
     - Не переживай! – и Дчёч с улыбкой дотронулся до кончика ее носа, - Мы сегодня заработаем много денег! Схожу-ка я на кухню, а ты посматривай за столами и, если кто позовет, - помоги! Из всех вроде двое знают испанский: вон тот высокий метис-фотограф, что сидит со Стивом, и за другим столом, ближе к нам, – девушка.
     - И еще одна, та, что в желтой майке, я слышала, как они говорили с метисом, - показала глазами на нее Есения.
Георгий направился к лестнице.
На кухне на другой огромной сковороде скворчала вторая партия гамбасов, а в духовке млели устрицы. Огромная кастрюля с соусом была составлена на край плиты. Воздух кухня был пропитан ароматами даров океана и пряностями соусов.
     - Хорошо, что пришел! – обрадовалась Луиза, - захватишь этот половник и эти шесть чашек.
     - Это еще зачем? – удивился Георгий.
     - А куда соус будешь наливать?
     - Ну, поставим одну чашку в центр на каждые три стола…
     - Слушай меня! – усмехаясь, взглянула на него Луиза. - Поставишь на каждый стол, ты понял?
     - Ну, ладно, мне казалось, там и так мало места!
     - Дчёч, надо бы развести мангалы и подготовить угли, - не глядя на него, бросил Родригес.
     - Мы же обговорили, что креветки будут жарить на углях после гамбасов?
     - Чтобы подготовить горячие угли надо не менее получаса, - часто стуча ножом, резал лук на доске Родригес, глядя на Георгия.
     - Но они еще не пошли купаться? – возразил Дчёч.
     - Ну, смотри сам, менеджер! – презрительно бросил Родригес, взявшись за помидоры.
После первого застолья, все шумно начали вставать из-за столов, направляясь к своим рюкзачкам и сумкам, чтобы переодеться. Все шестеро девчонок вдруг подошли к Георгию.
     - Джордж, - улыбаясь, две первые схватили его за руки, - позвольте с вами сфотографироваться!
И прежде, чем удивленный Джордж, что-либо понял, его уже ставили и так, и эдак на фоне океана, и все три пары девчонок буквально висли на нем, расплываясь в голливудских улыбках, как это могут делать только американцы.   
   Подозревая какой-то подвох, Джордж подошел к Стиву.
     - Чего это они, Стив? Капитан более фотогеничен! Да и Родригес со своими усами и колпаком!
     - Это ты уж у них спроси! – загадочно ухмыльнулся Стив.
     - Стив, а твои ребята не много выпили, чтобы купаться в океане?
     - А я их предупредил, кто утонет, тот не получит бонуса, который я буду начислять им  скоро!
Джордж вопросительно посмотрел на Стива и покачал головой.
     - Все будет О` Кей, Джордж, - хлопнул Стив его по плечу и рассмеялся, глядя на его удрученную физиономию.
Когда после купания Стиву с большим трудом удалось усадить компанию за столы, он обратился к Георгию.
     - Распорядись насчет горячего, Джордж!
Джордж махнул стоящему на скале Мигелю и через пять минут на решетчатых пластмассовых подставках Родригес и Мигель под рев и свист слегка пьяненькой компании за столами, торжественно приближаясь, тяжело несли на уровне груди по огромной сковороде.
И снова папарацци защелкали затворами фотоаппаратов и ослепили вспышками. Быстренько расчистив середину двух столов Мигель и Родригес водрузили каждый по сковороде и, взявшись за кругляшок крышки, сделали паузу, глядя на Стива.
     - Открывай, ребята! – махнул Стив, усмехаясь, понимая торжественность паузы.
И два стола взорвались возгласами, улюлюканьем, свистом. Если бы Георгий не видел это произведение искусства на кухне, он тоже бы закричал. А он не только видел, но и раньше американцев дегустировал его. Однако, увидав спиралеобразную красную разбегающуюся вселенную на черном космосе сковороды, он покрутил головой.
     «Смотри-ка, а ведь может Родригес!»
Довольные Родригес и Мигель отошли в сторону, наблюдая, как женщины в бикини пластмассовыми лопаточками накладывали в протянутые тарелки гамбасы и устрицы.
Георгий несколько раз для себя отметил, что Стив, хоть и держался демократично, но не позволял панибратства. Вот и сейчас он и еще один парень сидели в футболках и шортах, а многие – только в шортах и даже в плавках.
Стив снова встал, намереваясь, видимо, говорить тост. А на Георгия вдруг накатилась волна необъяснимой тоски.

     И снова на чужом празднике
   «Снова он присутствует на чужом празднике и должен делать вид, что ему тоже весело. Эти ребята «отрываются» сейчас от будней, позволяя себе хохмы, выплеск энергии, положительные эмоции. Ночь они проведут с постоянными или временными подругами, пусть не дома, но в обустроенном временном жилище с полным набором сервиса…
Причем тут сервис… обустроенное жилище? – прервал он свои мысли, - Что ему много надо? Крыша от дождя и постель у него есть! А вот нет у него дома, нет дружеского неторопливого общения…»
     - А разве общения с Павлом, со Стариком тебе мало? – вылезло второе «Я».
     - Да, мало! Это не совсем то, что просит его душа. Нет рядом человека, которому я мог бы сделать что-то приятное, получив взамен молчаливый признательный взгляд, который согрел бы душу…
     - Кто тебе мешал оказывать все знаки внимания и заботу приятной для тебя женщине, с которой  совсем недавно ты был один под ночными звездами и даже купались нагишом в океане? – не согласилось второе «Я». – Она сама предложила себя и просила тебя всего лишь ответить взаимностью! У тебя не могло возникнуть сомнение в том, что она окружит тебя любовью и заботой. Эта женщина предложила тебе свой дом, а просила тебя лишь об одном – разделить с нею все радости жизни! Кто знает, согласись с нею, ты получил бы столько тепла и ласки, сколько не получал ни от одной женщины за всю свою жизнь!
 Георгий молчал и чертил палочкой на чернеющем с каждой минутой песке. Солнце, по-видимому, начинало прятать свое красное тело за вершину пологой горы и надо было попрощаться с ним. Он встал, повернулся к светилу, и оно, улыбнувшись, как старому другу, послало ему теплые дружеские лучи. Георгий мысленно поблагодарил его за яркий сегодняшний день, пожелал ему спокойной ночи и, грустно улыбаясь, смотрел на него до той поры, пока последний его луч не коснулся его губ своим воздушным поцелуем. Не видел Дчёч, как крупные черные глаза с тревогой следили за ним, пытаясь понять его состояние.
     - Зови Рико, вон он купается у скал, - с грустинкой посмотрел Дчёч на Есению, - пора разжигать мангалы и зажигать факелы.
Вскоре лестница, пространство вокруг столов и два мангала озарились пульсирующим светом. Огромные черные и серые тени в несколько раз увеличивали количество суетящихся возле столов людей. Разговор, крики, смех стали громче, а движение между столами увеличилось. Стив, видимо, полностью отпустил вожжи, предоставив коллективу развиваться самостоятельно. Наступала пора, когда насыщение даже вкусной пищей и потребление даже хороших вин отступало перед желанием каждого высказаться, дать другим услышать, что именно он думает по тому или другому поводу, доказать другим, что именно его точка зрения является самой правильной, самой интересной.
К Георгию подошла одна из шести американок с пустой чашей для льда и с улыбкой попросила:
     - Джордж, в ящике со льдом осталось всего две бутылки Кока-Колы. И нельзя ли подкинуть еще в чашу колотого льда для воды?
Джордж послал с чашей за колотым льдом Есению и попросил, чтобы ее отец принес корзину бутылок с любимой водой американцев.
     - Дчёч, меня выперли от мангала вон те двое американцев! – пожаловался заступнику Рико.
     - Ну, Рико, позволь им тоже повозиться, им ведь тоже хочется пожечь сучья! Они там в своих офисах не так уж часто этим занимаются.
Георгий с тревогой смотрел на большую компанию, направляющуюся в плавках и бикини к океану.
   «Хорошо, что там есть две девчонки. Хотелось бы надеяться, что они присмотрят за своими парнями».
     - Джордж, все просто замечательно! – возник откуда-то Стив. – А нельзя ли еще парочку бутылочек виски, попроще! Сейчас моим ребятам все равно: двенадцать лет виски выдерживались или пять! – засмеялся Стив.
     - Конечно, Стив, сейчас спущу, но с одним условием: кто будет пить, тому запрет на купание!
     - Молодец! – смеясь, хлопнул по плечу Джорджа Стив, - Так и прикажу! Ты хороший начальник! Но боюсь, что ты, как и мои ребята, прокололись в одном вопросе! – и Стив многозначительно посмотрел на начальника не пьяными глазами.
Джордж ждал.
     - Мы прокололись с музыкой! И у тебя я вижу, тоже нету здесь электрической точки и, конечно же, дисков с американскими хитами! – и Стив разочарованно посмотрел на хорошего менеджера, которому он совсем недавно предлагал такую приличную должность в своем отделе.
По всей видимости, в его американской голове уже крутилась американская фраза сродни русской: «И на старуху бывает проруха!»*
 
     *Even Homer sometimes nods.

     - Пойдем! – хитро ухмыльнулся Джордж, и повел его к кустам, за шведским столом.
Стив, ничего не понимая, послушно шел босыми ногами рядом.
     - У нас, в России, это называется «рояль в кустах»! – и Джордж, нагнувшись, взял за ручку приемник, стоящий на коробке и ждущий своего часа, и понес его к столу. Стив только покрутил головой. За приемником потянулся висящий на кустах провод. 
   Джордж поставил приемник на стол.
     - Сто ватт вам хватит? Здесь на УКВ отлично ловятся все ваши музыкальные станции, а в дисководе заряжен диск «Первая двадцатка», - американские шлягеры последнего месяца. Включай!
Стив, тараща глаза на Джорджа, включил. Дикий пляж огласился звуками ударных инструментов, визгом электрогитары и завыванием какой-то одной из тысяч музыкальных американских групп. Раздались восторженные одобрительные крики и свист, и в неровном свете факелов стали дергаться в конвульсиях полуголые ребята и девушки.
     - А ты и впрямь стоишь дороже! – хлопнул по плечу Джорджа Стив, перед тем, как направиться в круг танцующих.   
   «Интересно, когда они дойдут до кондиции, - мелькнуло у Джорджа, - видимо еще пока не дошли!»
  Запалили костер, танцующих людей становилось все больше. С удовольствием присоединилась к танцующим компания, которая вволю наплавалась и навизжалась в океане. Георгий видел, как постоянно маячила на скале любопытная публика. Некоторые даже спускались к океану, прохаживались вдоль прибоя, благоразумно наблюдая за чужим весельем со стороны. 
Через час выпустившая последнюю энергию набесившаяся команда Стива вся уселась вокруг большого костра. Возле каждого мангала получала удовольствие от запекания на углях креветок пара ребят. Они обносили всех сидящих шампурами, на которых крючились четыре-пять розово – белых тушек с почерневшим на углях хитинным покровом.  Креветки стаскивали вилкой в подставляемые тарелки, и уже поедающие сами освобождали их от обугленных панцирей, как от шелухи семечки. Прямо на песке в ногах у сидящих стояли бутылки с вином и виски, и гурманы просили им передать ту или иную марку вина. Костер специально поддерживали небольшим, чтобы видеть весь круг и не отодвигаться от костра из-за избыточного жара. Тематика бесед в основном, поддерживалась общая, но неизбежно образовывались микроклубы по интересам. Часто спор вертелся о последних голливудских фильмах, реже – о музыкальных группах и уж ни разу о политике.
   «Что это такая аполитичная компания или всем американцам нет никакого дела, что творится в мире и у них на родине? Ни разу не мелькнула фамилия Президента или крупного политика, ни разу Георгий не слышал слов о болячках, о лекарствах, о проблемах. А чего это он, на самом деле?
И вдруг снова в его голове, как складываемый пазл, стала отчетливо появляться картинка русской компании у костра, в которой и он, вроде бы, сидел где-то недалеко от этого места. Там тоже всего лишь несколько раз нехорошо упомянули Президента, матюгнули пару лидеров партий и налоговую инспекцию, а так, тематика была схожая с нынешней. И снова, не взирая на его усилия пристально вглядеться и воспринять что-то очень знакомое, не до конца сложенный пазл рассыпался на мелкие части, не отпечатавшись в сознании.       
Это компания таких старперов, как он, интересуется политикой, будущим России, да не может обойтись без обсуждения проблем и болячек! Как без них? А у всех молодых – будущее светло и прекрасно! Нику – важнее «уговорить» свою соседку, чем обсуждать какие-то там проблемы!»
Несколько раз компания у костра пыталась петь какие-то веселые американские хиты, но всякий раз все заканчивалось на втором куплете. Вдруг Стив встал со своего места и направился к Джорджу.
     - Джордж, уговорим мы тебя на тройку тех песен, что ты пел тогда с капитаном? Как? Накидали бы тебе в шляпу долларов триста «на поддержку штанов».
     - Что ты, Стив! Тогда ты был невольный свидетель всплеска души! Сейчас мне этого не повторить!
     - Значит, чувствами не торгуешь?
     - Значит, так.
Стив криво усмехнулся и пошел восвояси.
     - У-у, какие мы гордые! И почему, как правило, у нищих – такая гордость? А ведь дети американских миллионеров не гнушаются подработать в баре на карманные деньги! – услышал он голос своего постоянного оппонента.   
   «Эх, троечку блоков петард, надо было бы купить любящим эффектные зрелища американцам! Не догадался!» – укорял себя Георгий.
А время все тикало и тикало, и часовая стрелка вплотную подкралась к двадцати одному часу.
     - Есения, зови Карлоса и Рико, это они, по-моему, бегают у скал, скажи, пусть поднимаются к флагу, и я иду туда же.
И вскоре силуэт Есении стал быстро таять в полумраке.
     - Вы настоящие друзья, ребята, - каждому тряс руку Георгий, - вы очень здорово помогли и честно заработали свои деньги. Получите – и по домам!
     - Но, Дчёч, американцы еще не уехали! – запротестовал Рико.
     - И время только около девяти! – согласился с ним Карлос.
     - Я вижу, клиентов совсем мало, твоя задача, Рико, накормить Есению, Карлоса и самому поужинать в компании друзей. Сможешь? – вопросительно посмотрел на молодого хозяина Георгий.
     - Проще простого, Дчёч! Топай за мной! – скомандовал друзьям Рико, довольный возложенной на него миссией.
     - Мигель, а ты чего чужую работу выполняешь? – застукал в саду Мигеля с веерными граблями Георгий, когда тот сгребал в кучку упавшие желтые листья.
     - Да вот, бездельничаю, в ожидании серьезного поручения.
     - Ты дождешься, пока американцы не уедут?
     - А как же, Дчёч, мало чего еще взбредет им в пьяную голову? Я всегда у тебя под рукой!
     - Я думаю, что они скоро выдохнуться, - успокоил его Георгий. – Перекусить удалось?
     - Меня Луиза угостила салатом и соком. А как ты?
     - Да я не голоден, - соврал Георгий. – Пойдем внизу посидим недалеко от костра, обозначим свое присутствие и у меня есть к тебе разговор.
 Они сели метрах в двадцати от костра, и Георгий рассказал Мигелю, как он видит ближайшее будущее Есении. Он просил Мигеля разрешить ей помимо уроков заниматься часа полтора на компьютере, дал ему обещанные Есении сто долларов и заверил, что трудолюбивая Есения принесет в семью больше заработанных денег, потратив время не на участке с овощами, а за компьютером.
     - Хорошо, Дчёч, мы постараемся с женой разгрузить ее. Действительно, во время болезни жены на Есению легло много дополнительной нагрузки, хотя не очень представляю, каким образом она может на компьютере зарабатывать.
Потом несколько пар танцевали у костра рок-н-ролл, поддерживаемые криками и хлопками сидящих, потом горланили без приемника какой-то последний хит. И тут, стайка девчонок потянулась к туалету, а группа отчаянных ребят направилась к океану.
     - Гляди, Мигель, пьяненькие идут купаться!
     - И вроде Стив с подругой тоже?
     - Ну, тогда он не даст им далеко заплывать. А это походит на прощание с океаном и на близкое окончание пикника?
     - Не знаю, не знаю, – отговорился Мигель, - что на уме у этих янки!
   Георгий оказался прав. Группа купальщиков, не потеряв ни одного в своих рядах, вскоре вышла из океана и потянулась к костру. Ребята начали подбрасывать в огонь большие коряги и вскоре пламя взметнулось в человеческий рост. Подтянулись девчонки. Послышались призывы выпить на дорожку.
   «Гляди- ка, а традиция по-русски – «на посошок» у них тоже есть! А те двое ребят, которые держатся вместе, не выпускают из рук бутылку, а самих придется поднимать по лестнице, держа под руки. А девчонки меру знают, молодцы. О, Стив взял последний тост, до конца не отпускает бразды правления. А всего-то лет на восемь выглядит старше ребят. А это чего они горланят? А-а, зовут Ника! Да вон, кажется, бредут две тени вдоль океана».
     - Дчёч, смотри, смотри, кажется, сюда идет Стив, чего ему надо? – тревожно вглядываясь в приближавшегося Стива забеспокоился Мигель.
     - Пойдем, пойдем, не отнекивайся, ребята хотят выпить с тобой! – взял Джорджа под локоть Стив и, направляясь к костру, потянул слабо сопротивляющегося Джорджа. – Вот, привел! Держи! – подал он стакан из рук Сьюзен.
     - За удавшийся вечер! Спасибо тебе, Джордж, все было просто здорово! И как тебе только удалось уговорить океан и погоду? – первый чокнулся с ним Стив.
     - Супер!
     - Высший класс!
     - Эксклюзивное место!
     - Но сегодня, Джордж, ты был очень строгий, я боялась к тебе подойти! – прислонилась к нему, заигрывая, одна девчонка.
     - Ну, и много потеряла, правда, Джордж?
     - Спасибо, «космонавт», за удавшийся вечер! – поцеловала в щеку другая вытаращившего глаза Джорджа.
     - Мы приедем на неделе, можно? – чокнулись Ник и его подруга. – Надо будет проверить работу компьютеров, - хохотнул Ник, отходя.
     - Все было замечательно, Джордж! – поцеловала в щеку еще одна девушка.
     - А я впервые ела такую вкуснятину у самого океана! – поцеловала в другую щеку ее подруга.
     - А я первый раз целую русского! – засмеялась белозубая с богатыми формами молодая женщина, бессовестно давя Джорджа своей грудью.
     - Смотри, Джордж, - беззастенчиво отодвигая даму в сторону, чтобы чокнуться бутылкой, которую держал в руке один из двух хорошо набравшихся парней, - как бы она не пришпилила тебя булавкой, к своей коллекции мужчин. И потом будет всем подругам хвалиться тобою, как засушенным кузнечиком!
     - Давай, давай топай, жук скарабей, - беззлобно захохотала дама, беря парня под руку и уводя от Джорджа.
  Когда очередь желающих засвидетельствовать свою благодарность кончилась, и Джордж, подняв стакан, помахав, как лошадь головой, выпил содержимое, он почувствовал, как пятилетней выдержки на спирту шотландские травы обволокли его пятнадцать сантиметров сухой глотки, промчались со скоростью курьерского поезда, приятно обжигая слизистую пищевода, оставив на кончике языка свой сложный терпкий вкус. И тотчас слева и справа потянулись к нему вилки с наколотыми креветками, устрицами и овощами.
    Последним по лестнице подняли, поддерживая под руки, «жука-скарабея», и усадили его на травку рядом с флагом, Стив, посчитав всех поднявшихся по головам, скривился.
     - Ну, вот, придется всем выплачивать бонусы по итогам года. Команда: «На спуск флага – равняйсь»! Построились, построились!
     - Мать честная! Мы же приемник не взяли! – опомнился Джордж.
     - Спокойно, без паники! – воскликнул Ник, копаясь в своей сумке. Он вытащил губную гармошку и приложил ее к губам, глядя на Стива.
     - Давай! – резанул одной рукой воздух Стив, другой, держа шнур флага на мачте.
   Георгий ударил в рынду, а Ник заиграл гимн Америки. Всполохи пламени горящего факела бегали по хмельным лицам неровного ряда ребят и девчонок и их далеко не торжественным позам. Несколько ребят стояли хоть и в шортах, но с голой грудью. Пара девчонок стояла в пляжных бикини. Одна пара стояла обнявшись и парень пытался под гимн поцеловать свою подругу, другой пытался ущипнуть соседку в бикини за задницу. Несколько человек в разнобой пытались с пафосом петь слова. Поддерживаемый с двух сторон парень, порывался выйти и дирижировать поющими. Сидящий парень неоднократно делал попытки встать, пока не завалился и затих, а женщина с формами, глядя на него, хохотала, прикрывая себе рот.
     - Не очень-то вы соблюдали торжественность при спуске! – отчитал свою пьяненькую паству духовный отец.
     - У нас в Англии под эту мелодию два века назад пели застольную песню, - огрызнулся один из паствы.*

      * Мелодия гимна была написана в середине 18 века Джоном Стаффордом Смитом (John Stafford Smith), британским историком музыки и композитором, который в 1766 году написал шутливый гимн «Общества Анакреона» (To Anacreon in Heaven), объединявшего лондонских музыкантов. 

       - Вольно! По машинам! За руль садятся… я, - Стив стукнул себя кулаком в грудь, как орангутанг, - Ник, - за руль своего Форда, Кэтрин, - указал он на женщину с формами и, - обведя глазами свою пьяную компанию, - ты, Джулия, - глядя на нее, как кот на сметану, приставил Стив палец между вывалившихся из каш-секса** грудей с половинками кругов вокруг сосков ухмыляющейся ему в лицо дивы.
        - Шеф у нас перебрал, - хохотнул Фрэд, - надо же так промахнуться и попасть как раз между двух таких холмов!

      **Каш-секс, фр., вид пляжной одежды минимальных размеров.

Стив обратился к Джорджу.
     - Джордж, я забыл вытащить из того пакета с документами конверт с деньгами. Мне их надо вручить капитану? – вопросительно взглянул он на Джорджа.
     - Конечно, Стив! Мигель, принеси, пожалуйста, пакет, что лежит на моей кровати в бунгало.
Через тридцать секунд Мигель уже протянул пакет Георгию, а тот Стиву. 
Стив вытащил конверт с деньгами и направился к капитану, склонившемуся над компьютером, за которым сидел и играл в игру Рико. Есении и Маркос стояли рядом.
     - Капитан, - обратился к нему Стив, - я надеялся, что все будет О` Кей, но вечер превзошел все наши ожидания! Это мнение всех сослуживцев. Пляж – только для моей компании, океан – только для моей компании, какое изобретательное обслуживание, а какие были гамбасы! А двухчасовые устрицы! - Стив артистично закрыл глаза, поцеловал сложенные в колечко большой и указательный пальцы и открыл глаза. - А вино-о-о! А ви-и-иски! - он снова закрыл глаза, пошлепал как на дегустации губами, качая головой.  Короче, мы получили настоящее удовольствие в этом эксклюзивном месте. Я уже жалею, что передал Джорджу образцы документов на строительство отельчика. Еще раз за все спасибо, - тряс руку капитана Стив, сунув ему конверт, - прошу простить за маленькие чаевые в сравнении с огромным полученным удовольствием.
Наша признательность тебе Джордж и твоей команде! – и он шлепнул по-приятельски его по плечу.
Большинство проходящей компании мимо капитана кричали слова благодарности, прощания, а кто кричал и «до встречи»! Капитан прикладывал два пальца к фуражке, кому-то добродушно махал головой, и его лицо светилось приветливой улыбкой.
   «Молодец капитан»! – отметил Джордж. Они постояли у выхода, наблюдая за погружением команды Стива, махали в ответ руками и облегченно вздохнули только тогда, когда кортеж машин, возглавляемый фордом, вырезая черноту светом фар, превратился в светлое прыгающее с каждой секундой темнеющее пятно. Черная космическая темнота быстро заполнила образовавшийся вакуум.
Можно лишь что-то временно взять у космоса, а надолго - человек бессилен. И Георгий это знал, как никто.
 
   






















Глава 11. «Pаloma» выходит на полные обороты.   
 
     - Ну что, ребята, - обратился капитан к Георгию и Мигелю, - по домам? Уже одиннадцатый час! Наведете порядок на пляже утром?
     - Нет, Павел, так не годится! Мы должны сдать территорию чистой, мы за это деньги получили! Так, ребята, - обратился Мигель к детям, - коли не ушли домой, пойдем помогать, а домой пойдем вместе!
    Есения и Маркос послушно отошли от компьютера, один Рико что-то приговаривая, продолжал щелкать мышкой, ничего не слыша. Георгий подошел к компьютеру.
     - Рико, ты деньги получил? – усмехаясь, хитро взглянул на него Георгий.
     - А что? – не отрывая глаз от экрана, произнес тот.
     - Пойдем с нами, немного поможешь.
     - Дчёч, я только что уничтожил одного крупного осьминога и мне надо быть готовым к новой схватке.
   Георгий подошел к компьютеру и строго сказал.
     - Запоминай еще раз, как выключается: сначала щелкаешь сюда, он положил руку на мышку и щелкнул на «иконку», - потом сюда…
     - Дчёч! – завопил Рико, - ты прервал игру на самом интересном месте!
     - Она всегда будет прерываться на самом интересном, а вот если ты не запомнишь, как выключать, то скоро ты и не включишь ее, программа собьется. Дальше щелкаешь сюда, - продолжал он свое дело и сюда! Вот видишь, сейчас идет выключение компьютера! О, порядок! Экран очистился! Что тебе надо сделать? – посмотрел Дчёч на обиженного Рико.
Тот молчал, сердито надув губы.
     - Жми вот эту кнопку на мониторе. Давай, давай! Вот и все, монитор выключен! Пошли с нами, Рико!
Мигель с ребятами и Георгий направились к лестнице. Немного погодя, взглянув на бесстрастное лицо отца, Рико поплелся следом.
Когда Георгий оценил степень погрома, то отметил, что потери были минимальны. Практически вся разовая посуда была в мусорных мешках. Столы в основном были чистые. На песке тоже мусора было мало. На огромных сковородах не было ни одного гамбаса, осталось немного мидий. Грибы «подмели» подчистую, осталось немного  салата, много фруктов и всего лишь пара бутылок вина. Как ни странно, хотя казалось, что у костра только и занимались поеданием креветок на шампурах, в термостате обнаружилось два килограммовых запечатанных пакета.
     - Так, Рико, твоя задача отнести домой приемник, потом придешь, смотаешь на катушки весь электропровод, а мы займемся расчисткой столов и уборкой мусора. Рико, сядешь с нами поесть немного мидий с овощными салатами?
     - Нет, я понес приемник, если хотите есть, то без меня, - еще дуясь, ответил он.
     - Так, все сели за стол, у нас будет ужин, - скомандовал Георгий.
     - Но мы немного поели вместе с Рико! – возразила Есения.
     - Вот и хорошо, что немного, а сейчас, ребята, не откажите поужинать вместе со мной, - и он подмигнул Есении.
Мужчины налили себе вина, ребятам достался сок.
     - Спасибо вам всем, если бы не вы, я бы не справился! – признался Георгий, все чокнулись, выпили и приступили к еде. Георгий по-настоящему ужинал только сейчас, и ребята с Мигелем дружно его поддержали.
     - Мигель, все, что осталось из еды на шведском столе, забирай с собой. И бутылку вина, и все пакеты с креветками из термостата.
     - Да там два килограмма! А потом, что скажет Павел?
     - Не возражай, я буду завтра отчитываться! Тут за все отвечаю я. Все будет в порядке.
Потом сложили все мешки в одно место, ребята вместе с Рико начали таскать наверх стулья, банкетки, что стояли вокруг костра, посуду на кухню, а мужчины на плечах и голове таскали столы. Поколебавшись, Георгий предложил Мигелю.
     - Давай два стола оставим, завтра все-таки суббота, и я попробую обслужить клиентов здесь у океана. Вот только не сопрут?
     - Да что ты! Чужаков здесь не бывает, а деревенских я всех знаю. Оставляй столы. Ну, а банкетки на всякий случай поднимем.
     - Только тебе, Мигель, придется притащить сверху два тяжелых зонта от солнца, иначе никто не согласится сидеть даже у океана на солнцепеке.
     - Какие проблемы? Притащу, я видел их у твоего бунгало.
Через пятьдесят минут все было чисто, не считая кострища. Недалеко стояли под большими зонтами два стола и дожидались завтрашних посетителей. Все отправились по домам. Павел, видя крайнюю усталость земляка, согласился с Георгием обговорить итоги визита американцев за завтраком.
   Утром, проспав восход солнца, в восьмом часу, Георгий, потягиваясь, подходит к веранде.
    - Безобразие! Опять проспал солнце!
Луиза уже раскладывает приборы на веранде, готовясь к приезду гостей.
    - Тебе сегодня взять бы выходной! Сколько нерв сгорело из-за этих американцев! -                глядит мельком на Дчёча. - А насчет солнца, - ты земляк за Стариком все равно не угонишься! Он бессмертный! Откуда столько энергии в его худосочном теле? Давай, пока никого нет, я тебя накормлю завтраком.
   - Ладно, Луиза. Сначала дело, - потом удовольствие! Пойду к столам, подчищу за командой, что в темноте не увидели.   
Георгий спустился к океану, подчистил песок от остатков пикника, что не заметила его уборочная команда ночью, искупался, покачался недалеко от берега на небольших волнах, обмылся под душем прохладной еще не нагретой солнцем водой и удивился, что она еще осталась в баке.
   «Значит, правильно прикинули они с менеджером магазина, он выбрал самый оптимальный вариант. Так, весь ассортимент продуктов, их количество, стоимость из расчета на двадцать человек надо будет выспросить у Родригеса, вплоть до точек, где он их приобретал, и все занести в компьютер, чтобы в любой момент сам мог бы сделать распечатку. Он очень надеется, что это первая корпоративная вечеринка, которая прошла практически без замечаний, - не последняя. Да, не забыть описать весь сценарий, поминутно, с учетом реальных вчерашних поправок. Это должно выглядеть, как коммерческое предложение от заведения капитана другим компаниям».
Георгий окинул взглядом вчерашнее прибежище паствы Стива и его взгляд не наткнулся на крупные изъяны.
    «Эх, надо бы попросить у Ника фотографии и сделать фотоальбом. И если накрытые столы, костер с сидящими вокруг на банкетках, мангалы с креветками, можно надеяться,  будут в кадрах, то душ, клозеты – вряд ли. А это должно бы входить, как наглядное предложение услуг. Да не забыть бы, вспомнить те замечания, которые рождались у него по ходу мероприятий. На следующих мероприятиях от них надо избавиться. Что там было? Так, прощальный салют… что же еще? А ведь штук пять он вчера насчитал… надо бы обязательно вспомнить. Мелочей здесь не бывает, это деньги и деньги не малые, если он хочет, чтобы они преумножились. Хорошо сказал вчера Стив, надо это будет обыграть в предложении, - «эксклюзивное место»! А что, так оно и есть! Где и кто предоставит служащим столичной компании океан – только для них; пляж – только для них; весь сервис услуг под звездами – только для них. И ни одного постороннего лица поблизости! Да, пожалуй, Стив разбирается в этом лучше, чем он. И предложенная им плата вполне адекватна эксклюзивному месту и услугам. А чего с него взять менеджера-самоучки?»
      
     Воспоминания и сравнения
Георгий сел, обнял колени и уставился на линию горизонта океана.
     «Что он видел, по сравнению со Стивом? Для него первая в его жизни отдельная двухкомнатная квартира на жену и разнополых детей от родного Министерства обороны была на 16й Парковой улице: из двух смежных комнат общей площадью двадцать один квадратный метр, с кухней шесть квадратных метров, с маленькой «гаванной», – уже было эксклюзивное жилье. И сколько этот эксклюзив ему стоил унижений и здоровья! А ему уже было под тридцать!»
 И у Георгия метеоритом пронеслась и скрылась мысль: «А вспоминается-то ему без труда!» И он продолжил. 
      «И, похоже на то, что ни в школе Стив не голодал, ни будучи студентом. И Стив не ездил в Химкинский порт разгружать эксклюзивные баржи с картошкой или арбузами и на Павелецкой железной дороге разгружать эксклюзивные вагоны с гравием и углем. Да, разные у них понятия об эксклюзиве!»
     «Добавлю тебе в копилку отличий в твою пользу, - возникло второе «Я». - Ты что забыл, когда компании таких, как ваша, студентов-походников из разных ВУЗов колесила по Подмосковью. Электрички дрожали от голосов, орущих песни Визбора, Городницкого, Галича, Кима, Кукина!
     «Да-а, было время!» – прикрывает глаза Георгий, - какое чувство друг друга, какой душевный порыв!
Без всяких эмоций он смотрел на появившиеся белые «барашки» волн на горизонте. И в душе у него вдруг потеплело. «Зато Стиву не пришлось почувствовать атмосферу студенческих электричек!»

     Студенческие электрички 57 года
Май 1957 года. Только что окончен первый курс МАИ.
Электричка едет в район Звенигорода. Слева и справа мелькает лес, маленькие речушки.
Вначале, посередине и в конце вагона, - четыре компании студентов по пятнадцать – восемнадцать человек. В разных местах вагона одинокие пассажиры.
Каждая компания из какого-то института. У некоторых студентов на куртках крупные буквы МАИ, МИСИ, СТА и СПЛА.
Все компании скучены вокруг гитариста. На скамейках сидят по четыре человека. На спинки соседних купе, стоя на коленях на сидениях, легли грудью соседи. Девчонок и ребят в каждой компании, примерно, поровну.
Рюкзаками забиты все верхние полки. Многие лежат на полу перед поющими. В каждой компании поют одновременно человек пятнадцать разные песни.

Группа студентов МАИ поет песню Ю. Визбора «Милая моя». В компании студентов поет молодой Георгий.               

Милая моя,
солнышко лесное,
Где, в каких краях
встретишься со мною?   

Группа студентов МИСИ поет песню А. Городницкого «Атланты».

Когда на сердце тяжесть и холодно в груди,
К ступеням Эрмитажа ты в сумерки приди,
Где без питья и хлеба, забытые в веках,
Атланты держат небо на каменных руках…

Группа студентов СТАЛИ и СПЛАВОВ поет песню Булата Окуджавы «Надя, Наденька».

Из окон корочкой несет поджаристой,
За занавесками - мельканье рук.
Здесь остановки нет, - а мне, пожалуйста,
Шофер автобуса мой - лучший друг!

     - И чего это раздребоданило его чувствительные струны? К перемене погоды, что ли!
     - Нет, конечно, вы отличались от этих американцев, - снова прорезался голос его Эго. - Я бы сказал, - бесшабашностью, выплеском эмоций! В отличие от «них», почти никто из вас в  восемнадцать лет не думал о будущем. Вы жили настоящим. И как жили!
     - Да-а, нам повезло! – согласился Георгий. - Мы жили в период строительства БАМА, поднятия целины, освоения космоса! И последующие поколения будут нам завидовать! Эх, задержаться бы мне на красавице Земле и увидеть проводы экспедиции на Марс в 2035м!

     Даешь целину!
  - А когда был кинут лозунг: «Даешь целину!» - напомнило ему второе «Я», - как ты, в телячьем вагоне вместе с ребятами и девчонками двух групп по окончании первого курса, проехав половину страны, «давал», целину в семидесяти километрах от Бийска!
    - Ах, какое было время! – и Георгий прикрыл в воспоминании глаза.

Территория МАИ возле центрального корпуса.
Самое начало сентября. Солнечная погода, тепло. Ребята и малочисленные девчонки одеты по - летнему.
Студенты второго курса всех факультетов собрались на первый день занятий возле центрального корпуса. Группы мотористов, самолетчиков, прибористов обсуждают объявленную старостами групп новость.
Староста группы Георгия АД 2-45 и всего курса, Толик: 35 лет, бывший командир расчета пушки 45ки, капитан артиллерии, медали, ранения на войне. Подвижный, среднего роста, шатен с курчавыми волосами. Отъявленный матерщинник, бабник и картежник:
     «Да я тоже не верил, что не будем учиться, пока не услышал эту новость от зам. декана Акимыча. Щас, подождите. Соберут поток в зале, и Акимыч сам объявит».
«Сорока»: «А чего делать будем? На стройку что ли пошлют?»
Виялис: «Юрка, какая тебе разница? Главное, что не будет семинаров по КПСС и никаких тебе лекций!» 
Арнольд: «Не-е, ребята, это что-то необычное. Это какие-то директивы сверху объявят».
«Муравей» *, отличник: «И долго мы будем филонить?»
«Селуян»: «Во, смотри, наш комсомольский босс Женька Адамов** появился с мегафоном. Щас узнаем!»

*Будущий доктор наук по ядерной физике.
**Будущий Министр атомной промышленности.

Толик: «Ладно уж тянуть за… не буду. Так и быть, скажу: целину будем поднимать!»
Дей: «Какую еще целину?»
Жора: «И где же?»
Веялис: «Да у тебя в мозгах!»
Толик: «Да успокойтесь! В Казахстане и на Алтае! Щас все узнаете! Во, зовут в зал. Пошли!»

Казанский вокзал. Солнечно, тепло. Специальный перрон для отъезжающих на целину. Длинный состав с вагонами телятниками, в которых обычно перевозят скот. В центре каждого вагона стены отсутствуют. На уровне груди поперек прибита толстая доска, на которую грудью облокотились стоящие ребята. Некоторые сидят на полу вагона , свесив ноги. Некоторых провожают мамы и девушки. Вагон оборудован  справа и слева от прохода двухъярусными нарами. В каждом углу вагона - вороха соломы. Едут сорок человек из двух групп. Из них - семь девчонок. Вагон крупно исписан мелом:

ДАЕШЬ ЦЕЛИНУ!!!
МАМА НЕ ПЛАЧЬ!
СВЕТКА! НЕ ГУЛЯЙ НИ С КЕМ!
УРА-А! ЕДЕМ В БИЙСК!
А МЫ В КАЗАХСТАН!
ЖДИ НАС, ЦЕЛИНА! ТАК И БЫТЬ-ПОДНИМЕМ!
ПОТЕРПИ МОСКВА! ПРИЕДУ, - СПЛЯШЕМ РОК!          

Целина. Задрипанный колхоз. Колхозный двор. Молотилка, веялка, амбары. Везде работают группы ребят. Горы зерна на земле. По краям гор лежат неподвижно свиньи.
4е октября, 70 км от Бийска, три километра от районного центра Тогул.
Около 16 часов местного времени. Две группы моторного факультета 2го курса работают на веялке и в амбарах, перекидывая трехкилограммовыми по емкости алюминиевыми совками горы зерна пшеницы в открытые двери амбара. Солнечно, тепло. Ребята и редкие девчонки работают в брюках и рубашках. Девчонки работают на веялке. Слышен приближающийся треск мотоцикла.
Андрюха, сын профессора МАИ, красавец блондин с голубыми глазами. С трудом разгибаясь: «Шабаш, Георг! Начальство едет!»
Жора бросает совок на гору зерна на земле: «Интересно, кто это?»
Андрюха: «О-о! Наш староста Толик!»
Жора: «Действительно, мотоцикл с коляской, это он. Наш капитан Толик, староста группы, командир целинных отрядов».
Толик в синем комбинезоне, в кирзовых сапогах. Останавливает мотоцикл возле веялки, вылезает, поднимает мотоциклетные очки. Проводит по курчавым волосам. Поставленным командирским голосом: «Здорово, орлы! Серега! Собирай народ, есть хорошие новости». Студенты бросают работать, обступают начальника.
Лыч: «Неужели правление колхоза все же расщедрилось и барашка нам на ужин привезло?»   
Пан Реченский: «Ага, раскрой рот шире!»
Дей: «А, может, все-таки, на час позже на работу будем ездить?»
Жека: «Хоть бы соломы свежей привезли на нары, а то за тридцать дней уже мозоли на попе».
Арнольд: «Похоже, все же сократят рабочий день на час!»
Жека: «Не-э, по таким делам наш Толик бы не приехал!»
Толик: «Кончай базар! Ну, все, что ль, подошли? Сегодня в 15 часов тридцать минут по местному времени в СССР запустили первый в мире искусственный спутник земли!»
Марч, с трагедией в голосе: «Ребята-а! Опоздали мы!»
Жора: «Да это только начало, ребята!»
Жека: «Чуть-чуть до полигона мы не доехали! Наверняка, запускали с космодрома Тюро-Там! Это же почти рядом. Как же так, а мы не слышали?»
Толик: «А еще мотористы! Где крики ура? Где аплодисменты? Мы же «обшпокали» американцев! Впервые в мире!»
Жидкие крики ура и аплодисменты.
Толик: «Завтра упрошу правление вам приемник, где вы спите на нарах, поставить, чтобы вы все слышали его голос!»
Пан Реченский: «А он и разговаривать может?»
Лыч: «Ага, разговаривать по - собачьи!»
Серега: «По такому случаю столы бы надо накрыть!»
Толик: «Точно! – ехидно. - И самогона четверть поставить! – Скептически оглядывает толпу. - Ударной работой надо это отметить! Поняли? Смотрю я, до вас еще не дошло это. А в общем, и до меня еще тоже! Все! За работу, парни… и девчонки!»
Садится на мотоцикл, напяливает на глаза мотоциклетные очки, уезжает.

Георгий продолжает спор со своим вторым «Я».
      «А вскоре выяснилось, - напомнило второе «Я», - что начавшиеся во многих местах пыльные бури слизали и развеяли по чертополоху черноземный слой.

     Встреча Гагарина
    - А вождь Хрущев уже требовал: «Даешь космос!» И ты давал! – напомнил Эго.
    - Нет, ты спешишь! – уточнил Георгий. – Нам, студентом пятого курса, повезло встречать первого космонавта Земли нашего Юру Гагарина на Красной площади! Все-таки, утерли мы нос американцам!
    - Но лично ты, так его и не встретил!
    - Да, уж! – признался Георгий. - Пока самолетный бак превратили в ракету…
    - А ты помнишь это фото у общаги шестого корпуса, где ты с друзьями стоишь рядом с самолетным баком, превращенным в ракету?
    - Конечно, не так давно, на встрече, мы все его рассматривали на фото и любавались нами, двадцатидвухлетними красавцами!
    - Ладно! Я тебе признаюсь! Только, чур, не расспрашивать меня и не о чем не просить!
Георгий замолчал, не понимая, о чем говорит его Эго.
    - А ведь я тогда уже знал, - со значением сказал Эго, - что один из вас будет решать проблемы с крупным руководителем космического уникального проекта. Другой – будет работать с лучшими учеными Земли над Большим адронным коллайдером!* Третий – будет «пасти стада спутников»! Четвертый – будет вождем КПСС столичного районного масштаба! А пятый, - и в свои 85 лет, будет начальником известного конструкторского бюро.
Затянулось трехсекундное молчание.
     - Да-а… напрасно я, - огорчился Эго. - Это не для понятия смертных! Продолжай.

     *Ускоритель заряженных частиц на встречных пучках, предназначенный для разгона протонов и тяжелых ионов. Находится под землей на границе Швейцарии и Франции.

     - Ну, вот! Пока студенческие главари организовали стадо в колонну, мы потеряли час! А потом, нам топать пришлось от метро СОКОЛ-АЭРОПОРТ-БЕЛОРУССКАЯ-МАЯКОВСКАЯ-ПУШКИНСКАЯ-ОХОТНЫЙ РЯД до Красной площади! А не имеющие отношения к космосу ВУЗы, что расположены в центре, уже заняли ее от края и до края.
    - Ну, да! Площадь не резиновая! И Никита Сергеич не стал еще этот час мерзнуть на трибуне и увел Юру отмечать это космическое событие в твой зал.
    - В какой это мой?
    - Зал твоего имени, - Георгиевский.
    - А мы стояли напротив Александровского сада и пели вместе со всей Красной площадью революционные песни.
И они оба помолчали, представив ту Красную площадь.   

     У дяди
     - А потом, ты оборванный и голодный, приехал в 1956 году поступать в МАИ, и впервые заехал к дядьке дипломату, третьему секретарю посольства в Эфиопии, в дом на Ленинском проспекте, где был знаменитый магазин «ФАРФОР».
    - Да-а, и эта, и последующие встречи, заставили задуматься о многом.

Дядька с женой в краткосрочном отпуске в СССР. Студент МАИ 2го курса Георгий приезжает повидаться с дядей. Он в мятом тряпочном дешевом темном костюме. 1958 год.
В комнате дорогая мебель. Дорогие шторы, покрывало на тахте, цветная виниловая скатерть на обеденном столе.
Георгий видит на полке книжного шкафа магнитофон. Рассматривает.       
   - Это что? – удивленно, - магнитофон? 
  -  Магнитофон GRUNDIG - cделан в ФРГ. Хорош? – спрашивает дядя.             
   - Вот это да-а! Сроду такого не видел!
    - Ну, ты много чего не видел! У тебя все впереди!
   - Это надо же, - три скорости! Три динамика! А это что?
    - Счетчик метража ленты.
    - Ты подумай! А пленка какая! Через катушку с пленкой пальцы просвечивают, какая тонкая!
     - Ладно, после обеда послушаешь. А сейчас садись обедать.
Обедают.
      - Лидк, - обращается дядя к жене, рязанской женщине, - смотри наш студент после курицы блаженствует, чуть ли не засыпает!
      - Чего ты хочешь? Вспомни себя в институте в 38м!
      - Ты когда в последний раз ел курицу? – обращается тетка к студенту.
      - Такую не ел никогда.   
     - Ну, что ты ел в студенческой столовой вчера?
      - Вчера? Щи вчерашние на МБ, котлету и компот, и хлеба четыре куска - стандартный обед.
      - Что это за МБ?
      - А-а, это на мясном бульоне.
       - И сколько это все стоит?
     - А сорок пять копеек!
    - А стипендия сколько?
    - 230р – гордо отвечает студент.
    - И что, хватает?
    - Если бы не рваная обувь, - вытягивает ногу с рваным ботинком и обтрепанными внизу брюками. - Во, ботинки «просят каши». И брюки с бахромой, - может быть, и хватило. А так, Павелецкий выручает, порт и холодильник!
    - А это что такое?
    - Ну, как? На Павелецком вокзале разгружаем уголь, цемент, щебенку. В Химкинском речном порту, - баржи с картошкой, арбузами. А в Химкинском холодильнике, - коровьи да свиные туши.
   -  И сколько за это?
   - Часов за 12-15, - почти две трети стипендии!
   - Ну, это же за счет занятий в институте?
    - Само собой! А как иначе?
    - Ну, а на завтрак что?
     - Полбутылки молока или кефира, бутылка за 30 копеек, и полбатона - за 13!
     - Ну, а на ужин?
     - А то же самое, что и на завтрак.
     - Слушай, Саш! – обращается тетка к мужу. - А у нас и то было лучше!
     - А хочешь, - обращается дядя к студенту, - я тебе покажу, что ты еще не видел?
     - Ну, кто ж этого не хочет!
     - Собирайся, сейчас поедем в «БЕРЕЗКУ».
     - А чего мне собираться, я уже собран.
     - Ты что, вот так и приехал к нам? Хоть какая-то куртка у тебя есть?
     - Нет, конечно. Я всегда так хожу.
     - На улице же моросит!
     - Ну и что?
     - Саш, дай ему какую-нибудь куртку.
     - Дам надеть свою рыбацкую.

Магазин «Березка»
     - Вот это да-а! – заворожено прилип к витрине студент. - Невиданные мясные и колбасные деликатесы! Да здесь только двадцать сортов колбасы и столько же сыров!
Дядька покупает разные сорта колбасы, сыра, осетровый балык и другие гастрономические деликатесы.
    - Дядя Саш, а чем же ты расплачивался? Я видел, это были не рубли!
    - Да, Георгий. На рубли тут ничего не купишь! Это чеки Внешторгбанка, которых нет у простых смертных. Ты очередь в Березке заметил?
    - Не-ет!
    - Вот и делай вывод, кому это доступно.
    - А что, заграницей это все есть в простых магазинах?
     - В Европе, - все что пожелаешь!
     - А в Аддис-Абебе, - где вы живете?
     - Есть все, в таких же магазинах, как Березка.
     - Ну, это не жизнь, а малина! – не знал, как еще восхититься, студент.
     - А сколько ты в Москве платишь за воду, какую ты пьешь из-под крана? – смотрит вопросительно на него дядька.
    - Как это сколько… нисколько.
    - А я плачу доллар за 5 литров!
    - За простую воду?
    - За простую воду!
    - Я согласен платить! Давай меняться! – врезался голос второго «Я», - надо было бы тебе воскликнуть. - И жизнь бы у тебя стала не только в малине, но и в шоколаде!
    - Но удивление мое было такое, что лишило меня на миг дара речи.
    - Вот так упускают единственный шанс в своей жизни! – назидательно изрекло ЭГО.

     Среда, где жил и работал
Побережье Тихого океана после вчерашнего корпоратива.
Продолжается спор Георгия с его вторым «Я».
   - Зато фортуна мне улыбнулась потом. Я работал в конструкторских бюро гениальных космических конструкторов. А закончил «Бураном», под прямым началом космонавта №2 и непосредственным начальником космонавтом № 16.
    - А щас ты под кем работаешь? – ехидно спрашивает его Эго.
Георгий растерянно молчит, не понимая вопроса.               
     - А щас тебя Судьба, как не раз бывало, волочет за ногу, - уточняет второе «Я», - и неизвестно, чем это все закончится. А чего с тебя взять? Что ты видел, по сравнению со Стивом? Для тебя первая в твоей жизни комната в Москве-8кв.м, где ты жил почти шесть лет с женой, дочерью и часто с тещей. А в другой комнате жила семья из пяти человек с двумя малыми детьми и вредной бабкой. А кухня у хозяек была общая всего шесть «квадратов». И общая была «гаванна», куда постоянно стояла очередь. 

Пятиэтажный хрущевский дом в ста метрах от института Н.Н. Блохина на Волоколамке. Институт недавно переехал с Мещанки, заняв госпиталь НКВД.
Крохотный коридорчик 2х комнатной квартиры.
Младший военпред, старший лейтенант Георгий, закрывает входную дверь, пропускает вперед своего начальника старшего военпреда. Оба в форме, в плащах.
     «Проходите, товарищ полковник».
Впускает полковника в маленький коридорчик.
В это время из соседней комнаты выходит четырехлетний мальчик в приспущенных трусах и короткой рубашке с голым животом. Он застывает, сделав шаг, при виде полковника. Вскоре появляется голова двухлетнего малолетки и тоже застывает.
Полковник рассматривает ребят и делает шаг к двери комнаты подчиненного. Из комнаты соседней двери появляется рука бабки, хватает за ухо двухлетку и втаскивает его в комнату. Тот истошно воет. Выходит старая бабка в замызганном халате, дает оплеуху старшему, втаскивает и его в комнату. Вой старшего присоединяется к младшему.
Полковник подходит к двери комнаты: «Черте что! Им куче справок с печатями мало! Указание, - чтобы лично проверил!»
Пытается открыть шире дверь, но что-то мешает за дверью. Прикрывает дверь, протискивается, смотрит, что мешает.
    - Это что?
    - Матрас. Я на нем сплю, - поясняет старлей.
Полковник осматривает комнату в восемь «квадратов».
Слева от двери - старый узкий диван с тремя подушками. На нем сидит больная высушенная теща в деревенском платке, старой темной кофте и юбке, в коричневых чулках и тапочках. Теща кивает головой полковнику. Справа в углу у окна - круглый стол, у которого торчат спинки двух спрятанных под стол стульев.
В правом углу слева, стоит небольшой гардеробчик. Возле него стоит коляска. В которой спит семимесячная дочь.
    - А где же ты спишь? – спрашивает полковник.
    - Жена с мамой, - на узком диване. А я - здесь, где мы стоим.
    - Но ты же ногами упрешься в дверь?
     - А я по плечи помещаюсь под столом.
     - Хм-м! – поучительно. - Но можно было бы стол поставить и прямоугольный, поменьше, и у самой стенки.
     - Здесь все, что вы видите, - товарищ полковник, - подарено моей жене сотрудниками операционного отделения. А комнату, в этой новой пятиэтажке, для профессуры сотрудников института, лично распорядился выделить жене директор института академик Блохин Николай Николаевич, как своей лучшей операционной сестре.
    - Но я хотел бы поговорить и с твоей женой.
    - Она сейчас четвертый час стоит с Блохиным на операции.
Полковник недоверчиво смотрит на подчиненного.
    - Надо же! – завидует полковник. - Комната, - подарок! Московская прописка, - подарок! Мебель, - тоже! Везет же тебе, старлей! А у меня, - маленькая двушка на троих, в Подлипках, от фирмы Королева!
Уходит.
     - Зато ты не унывал и в восьми метрах. Ты помнишь, как ты выставлял летом на открытое окно свой купленный магнитофон на первую получку с песнями Высоцкого?
     - Да-а, и будущие профессора и академики заслушивались ими.
     - А все - таки ты был наглым лейтенантом!
     - С чего ты взял?
     - А разве это не наглость у академика, начальника 4-го Главного медицинского управления, высунувшись наполовину в окно, спрашивать: «Я вам не мешаю, Евгений Иванович?»*

    
*Академик Чазов Е. И., Герой Соцтруда, лауреат ленинской и трижды Государственной премии.

      - Тю-тю-тю! Как ты передергиваешь! Он тогда не был академиком, и даже директором института Мясникова. Это я через месяц принес ему поздравительные телеграммы с назначением, ошибочно пришедшими на мой адрес, в соседнюю квартиру, и присоединился к поздравлявшим. А потом он был очень скромным соседом и тоже любил слушать Высоцкого. И мы, с его женой Лидой, выгуливали в коляске своих дочерей с разницей в три месяца даты рождения.
      - Ну, да, выкрутился. А у академика Блохина Николая Николаича, президента академии медицинских наук, директора онкоцентра, не ты требовал квартиру? И скажешь, случайно ты с ним столкнулся возле его знаменитого серого «Дома на набережной»?
      - И не требовал, а просил обещанное, - «однушку».
      - Ну, да! Скромненько так, дергая за рукав, - «Давай однушку»! И это в 1963 году! В то время, когда  профессор на семью получал такую! Да, наглости тебе было не занимать!

Побережье у вчерашнего корпоратива. Утро.
Второе «Я» продолжает с хозяином совместное воспоминание о его жизни и сравнении с жизнью Стива.
Георгий подставил лицо усиливающемуся ветру и отметил, что вряд ли сегодняшний вечер будет таким тихим, как вчера.
    «Вот, налицо уже удача со вчерашней погодой! И сколько факторов в большом мероприятии зависит от удачи?»
   Почувствовав какую-то тревогу, Георгий поднял глаза и на скале увидел фигуру Павла.
   «Пора идти. Хозяин просил позавтракать вместе».
 
 Павел за завтраком был какой-то не такой, как обычно.
   «Уж, не подвел ли его Стив с деньгами? – забеспокоился Георгий. – Ведь, он даже не знает, сколько тот положил в конверт?»
     - Ты знаешь, сколько денег было в конверте? – не поднимая головы от тарелки, спросил Павел.
Георгий перестал есть и с тревогой уставился на хозяина.
     - Я тебя спросил, ты знаешь, сколько денег было в конверте? – повторил Павел, не глядя на земляка, цепляя на вилку очередную креветку.
     - Нет, - проглотил комок Георгий, - а сколько там?
     - А сколько обещал Стив? – поливал теперь креветку соусом хозяин.
     - Я тебе уже говорил, шесть тысяч, – нарастала тревога у Георгия.
     - А ты вечером упомянул какие-то чаевые…
     - Это Стив упомянул о каких-то чаевых… а что-нибудь не так? Так сколько в конверте?
     - Шесть тысяч пятьсот, - опять, не глядя на земляка, ответил Павел.
     - А чем ты недоволен? – смотрел, ничего не понимая, на Павла Георгий.
     - Да ты ешь, ешь! - взглянул на него Павел, наливая вина себе и Георгию. – А недоволен я тем, что ты вчера получил чаевых столько, сколько я не получил по счету от двенадцати клиентов. Двенадцати бездельникам я закупал, привозил, готовил продукты, обслуживал их не меньше трех часов, и, оказывается, от какой-то, как ты там называешь, вечеринки, только чаевыми можно получить в два раза больше. А я не верил. Ты уж не обижайся на меня, ладно?
     - Павел, - стал снова заниматься овощами Георгий, - ты напугал меня. Ты говоришь это так, будто эти деньги получил я. Значит, Стив не подвел, он выполнил свои обязательства. А вот один фактор ты, похоже, недооцениваешь. Нет, пожалуй, даже два. И еще каких! От которых зависит твое будущее.
   Павел перестал пить вино и уставился на склонившегося над тарелкой жующего Георгия, всего лишь мгновение назад бывшего безразличным к еде. А тот увлеченно макал в озерцо соуса на своей тарелке вилку с кусочком авакадо и отправлял его в рот, не забыв прихватить веточку зелени из общей тарелки…
     - Так ты, похоже, не догадываешься, о чем я веду речь? – зажмурив глаза, смаковал земляк вкус маслянистой мякоти.
     - Нет, - напрягшись, зажав ветку зелени в пальцах, не отрывал глаз от жующего земляка Павел.
     - А ведь еще вчера, будь ты понаблюдательнее, тебе немножечко могло приоткрыться твое будущее, - заинтересовался теперь креветками в своей тарелке земляк.
     - Так ты, может быть, мне скажешь или будешь кишки мотать дальше? – не выдержал Павел.
     - Да ты пей, пей! - взглянул на него земляк, наливая себе в стакан сока и даже не посмотрев на свой бокал вина. – А если бы ты был вчера внимателен, то от тебя не ускользнуло бы, - с каким желанием твой наследник помогал в организации пикника. И еще, - с каким увлечением он сидел за компьютером!
   Павел жадно сделал три глотка из бокала. Минут пять они ели молча. Потом он окинул пустую беседку, убеждаясь, что никто их не может слышать, взглянул на небо, удостоверившись, что солнце было спрятано за облаками, и, подавшись грудью к собеседнику, с придыханием произнес…
 
     Вот так становятся совладельцами
    - Я посчитал все затраты на продукты и прикинул, что прибыль от пикника американцев составила около шестидесяти процентов, с учетом тех денег, что ты раздал, как премиальные, не считая, конечно, затрат на душ и туалет. Вчера у меня был удачный день, и я обслужил порядка семидесяти человек, но я заработал около двух с половиной тысяч. А ты…
   Он еще раз подозрительно обшарил углы взглядом, выискивая там несуществующих фантомов, и, понизив голос, налегая грудью на стол, так, что тот заскрипел, хрипло произнес:
     - Короче, я согласен делить всю прибыль от подобных пикников с тобой пополам. Тогда по рукам?
Ты узнал мое больное место, и ты сейчас надавил на него… я уж было смирился, Георгий, что парень, мой Рико, не проявляет интереса к моему бизнесу и неизвестно чего от него ожидать в будущем. Если тебе действительно удастся привить Рико интерес к моему делу…
Ладно, чего уж тут тянуть… я готов с тобой обсудить, как распорядиться моей заначкой… у меня есть чуть более девяносто тысяч долларов, что я заработал капитаном траулера…
   Георгий отшатнулсяот стола с вилкой, на которой корчилась бедная креветка, будто Павел ему сообщил, что креветка нафарширована ядом. Приняв такую реакцию земляка на свое сообщение, как должное, Павел протянул бокал вина и предложил.
     - Давай выпьем за новый этап нашего сотрудничества, которое мы должны с тобой сегодня обсудить.
Георгий, вероятно, плохо понимая, что делает, взял бокал, чокнулся и выпил одновременно с Павлом.
     - Ты, я смотрю, оставил два столика с зонтиками внизу в надежде, что в субботу… то есть, уже сегодня, народ захочет поесть у океана? А сколько ты собираешься с них брать за обслуживание? Ведь к ним из кухни не находишься!
     - А сколько бы хозяин взял?
     - Ну, я сходу и не знаю! Здесь важно охоту не отбить. Ну, процентов на пятнадцать дороже.
     - Двадцать, Павел! И при условии, что столик будет полный, то есть, за него сядут четверо. И за пользование душем – пять долларов!
     - За один только раз?
     - За первый раз, - улыбнулся Георгий, - остальное, - пусть пользуются бесплатно. Надо бы это успеть сейчас напечатать и вывесить перечень услуг. И долить в бак воды.
     - А туалет?
     - А туалет сегодня заберут, он оплачен до семнадцати часов.
     - А если кто захочет?
     - Надо бы на одном вывесить табличку: «Не работает», а на другом, - повесить кармашек с указанием платы. Поскольку я его уже взял в аренду на месяц. Сколько в столице стоит попользоваться таким туалетом?
     - Мне не приходилось, не знаю, доллара три, наверное.
     - Поэтому, видишь, хозяин, у меня сколько срочных дел, так что я не готов к обсуждению условий вложения твоих денег. Я еще не открывал те документы, что привез мне Стив, а они требуют серьезного изучения. И я не хочу разорить тебя, так что дай мне сроку неделю!

Воскресенье. Утро.
     - Вы уже здесь! – подошел к столику Рико. – Дчёч, включи мой компьютер и настрой его на игру!
     - Рико, мы с тобой договорились, что играть ты будешь, когда сделаешь уроки.
     - Но, Дчёч, у меня еще есть день!
     - Нет, Рико, договор дороже денег! А ты хочешь другую интересную игру получить?
     - Какую?
     - Какую сам купишь!
     - А сколько она стоит?
     - По - разному, Рико, от десяти до пятидесяти долларов!
     - Но у меня теперь есть свои тридцать!
     - На одну игру тебе хватит. А заработать еще не хочешь?
     - А отец разрешит? – посмотрел вопросительно на отца Рико.
     - Надо срочно помочь ему, Рико. – не глядя на него произнес Павел. - Дчёч сам установит тебе плату, так что договаривайся сам.
     - Опять что-то делать у океана? Что опять приедут американцы?
     - Ты завтракал? – улыбаясь, спросил Дчёч.
     - Нет еще.
     - Давай живо иди завтракать и подходи ко мне, я объясню, чего делать.
     - А сколько я заработаю?
     - Договоримся, Рико, я жду тебя! – и Рико, мельком взглянув на отца, убежал довольный.
   Павел, изобразив на лице неопределенную гримасу, взялся за бутылку, пытаясь налить земляку, но тот закрыл бокал ладонью.
     - Я по утрам, как ты знаешь, никогда не пью. И если тебя Рико будет видеть за бутылкой, рано или поздно он это скопирует. А кто находит пристрастие в вине, того ничего другое уже больше не интересует, - с укором посмотрел на Павла земляк.
     - Ты чего, земляк, и меня решил воспитать заодно? Похоже, ты немножко опоздал, а? – ехидно посмотрел на земляка Павел.
     - Мое дело предупредить, - взглянув на Павла, взял свою тарелку и бокал Георгий и понес на кухню.
   Павел, скривив губы, остался сидеть с бутылкой в руке. Посидев немного, он уверенной рукой налил вина в бокал, с удовольствием выпил и принялся доедать завтрак.
   В этот день Рико заработал двадцать долларов, а Дчёч обслужил вместе с Рико не меньше сорока человек, а выручку Павлу сдал почти на четыре тысячи долларов. У Павла были круглые глаза то ли от удивления, то ли от усталости, поскольку ему тоже пришлось повертеться, то ли от выпитого вина. А поскольку это был пример с тремя неизвестными, то Георгий даже не взялся его решать.
   Каждый вечер, когда последний посетитель покидал заведение, Рико и Павел, собираясь у компьютера, смотрели на Дчёча, как на фокусника, который извлекал из какого-то ящика невиданные доселе фокусы. Он заставлял компьютер подсчитывать выручку, заказывать продукты, проверять уроки испанского языка и математику у Рико. В среду, после предварительного звонка, приехали с подружками Ник с Фрэдом, конечно, заказав столик у океана. Перед тем, как спуститься к океану, Ник вставил какой-то блестящий диск и показал фотографии прошлого пикника, где красовался при подъеме флага торжественный в белой парадной форме капитан, где был заневоленный Дчёч, где были и Есения, и Рико, и даже Мигель с Родригесом, несущие огромные сковородки. И у скептически настроенного к этой железяке Павла вырвалась скупая похвала:
     - Какой же он все-таки умный, зараза!
   О самом главном подарке для капитана Ник вспомнил, когда уже уезжал вместе с Фрэдом и своими девчонками.
     - О, Джордж! Чуть не увез! Зови скорее капитана и оцени, какую работу по рекламе заведения капитана проделал наш шеф! Если бы я это увез, мне Стив надрал бы задницу.

     Георгий «засветился» в столичной прессе
  И Ник достал из сумки сложенную столичную вечернюю газету. В колонке светской хроники была статья о том, как отдыхают работники американского банка, и было уже в газете то самое фото Ника с подъемом флага Стивом, торжественным капитаном и заневоленным Джорджем. И еще было фото, где компания у костра сидит с шампурами с нанизанными креветками на фоне чернеющего океана.
     - А посмотри, как статья называется! «Корпоративный отдых сотрудников банка «У капитана». Так что, давай, возвращай взад наши денежки! Реклама стоит много дороже! – смеялся Ник.
    Павел с довольным видом разглядывал себя на фото и ухмылялся в усы.
   А в четверг утром позвонили из представительства крупнейшей в мире американской страховой компании и заказали такой же пикник у океана на двадцать человек, с условием, чтобы все было так, как у банкиров. И когда Георгий попробовал перенести встречу хотя бы на субботу, на другом конце провода удивились: «Ведь мы не просим ничего лишнего, а просим, как у банкиров!» И заверили, что заплатят не меньше семи тысяч долларов.
И пикник в пятницу провели, действительно, по отработанной схеме. И компания в знак признательности через пару дней по особо льготным условиям застраховала жизнь капитану, Луизе и Рико. А босс Пол, посоветовал Павлу и Георгию прикупить два соседних участка и обещал застраховать все имущество на таких же условиях.
   А средь недели приезжали по одной, по две, по три парочки уже побывавших на пикнике, тепло здоровались с капитаном, с Джорджем и просили обязательно столики у океана и некоторым приходилось ждать в порядке очереди, а это никому не нравилось.


     Значение VIP пляжа
В субботу, после предупредительного звонка, приехал сам Стив со Сьюзен и еще каким-то важным господином с дамой. Мужчины привезли маски, ласты и подводные ружья, чтобы поохотиться в подводных скалах. И Джордж, бросив остальных гостей, перепоручив их капитану, сам установил столик с зонтом возле скал, а Мигель успел накануне привезти на форде Павла первые четыре пластмассовых лежака, которые Джордж положил на крохотном элитном пляже, застелив их новыми махровыми полотенцами. И стояли лежаки за тем знаменитым камнем, на котором будто бы более года назад нашли какого-то бездыханного русского космонавта, выброшенного океаном из затонувшего космического корабля.
   Надо ли говорить, что стол был сервирован для VIP персон по высшему разряду, а вино было самое лучшее, что стоял мангал с горячими углями и лежали новые шампуры.
   А когда подводные охотники с масками на головах и торчащими там загубниками, пятясь спиной к скале, стали выходить в ластах из океана, а их дамы, побежавшие их встречать по колено в океан, завизжали от радости и ужаса, Георгий тоже решил подойти и был чрезвычайно удивлен трофеями. В садке Стива, шевеля плавниками, билась огромная рыбина, две были в половину меньше, еще там было два огромных краба и несколько очень больших креветок. У его сотоварища рыбы все были ровные, хоть размером поменьше, но их было больше, и тоже шевелились большие крабы и креветки. У охотников еще не пропало возбуждение, они с удовольствием рассказывали своим дамам, как сражались под водой за трофеи. Джордж, как и дамы, с боязнью и восхищением переворачивал гарпуном трофеи, разглядывая их поближе.
     - Стив, никогда не думал, что у меня под ногами плавают такие экземпляры! – удивился Джордж.
     - Пора продавать лицензии на отстрел! – засмеялся довольный Стив. – Джордж, помоги на кухне что-нибудь изобразить из этих трофеев! Креветки и пару рыб поменьше мы, надеюсь, пожарим на углях сами, а этих гигантов мы не осилим.
     - Рико, - позвал нырявшего с ребятами за устрицами Джордж, - сбегай на кухню, позови Родригеса с самой большой кастрюлей и пакетами и пусть прихватит бизмен!
   Пришел Родригес, осмотрел трофеи, похвалил охотников и взвесил две самые большие рыбы. Огромная - весила немногим более пяти килограммов, поменьше – почти три с половиной. Трофеи Стива потянули почти на семь, а его приятеля на восемь килограммов. Родригес сказал, как называются подбитые рыбы, и сказал, что тут водятся экземпляры, достигающие двенадцать-пятнадцать килограммов.
     - Подтверждаю! – выкрикнул Стив, выслушав перевод Джорджа, - за одной такой я охотился полчаса, но она, засранка, так и не подпустила меня на выстрел. В следующий раз мы приедем с аквалангами, спрячемся за камнями и тогда ей будет некуда деться! – загорелись глаза у Стива.
И Джордж признал в нем родственную душу. Тяжело нагруженные, по настоянию Джорджа, спрятав трофеи в кастрюле и пакетах, Рико и Родригес пошли на кухню.
До сознания Георгия дошло, что сегодня вместе с набором сервиса открылась новая элитная точка для проведения отдыха на океане со своим микро пляжем, скалой, в трещине которой жила игуана, о чем еще не знали VIP персоны, и его камнем, на котором его нашли. Но Стив, под вечер, прощаясь у скал, вручая Джорджу конверт с деньгами, напряг его.
     - Здесь тысяча долларов! Было все, как всегда, просто замечательно, но, чтобы к следующему нашему приезду здесь стоял душ и туалет! Согласись, Джордж, что их здесь явно не хватает! И Джордж, не кривя душой, согласился. А куда попрешь против правды?
     - Спасибо, Стив, за газету! Ты очень много сделал для рекламы заведения капитана!
     - Приятно, черт возьми, когда человек ценит твои усилия! – хлопнул по плечу приятеля Джорджа Стив.
   И, прощаясь, капитан вручил Стиву и его другу, важному господину, по большому пластмассовому судку, запечатанному в пищевую пленку. Можно было догадаться, что там были приготовленные Родригесом трофеи подводных охотников.
   А когда, примерно, через час, Джордж заканчивал убирать VIP пляж, со скалы громко крича, позвала его Луиза. Ее тревога передалась ему, и он, бросив все, поспешил на скалу. На трубке «висел» Стив и как показалось Джорджу, сухо попросил капитана.
   «Так он же не говорит по-испански, - заволновался Джордж, - как же они будут объясняться? Тогда зачем звали его, если нужен ему капитан?» – ничего не понимая, Джордж передал трубку капитану.
   Капитан хмуро взял трубку, и по мере разговора его лицо становилось торжественнее и более значимым. Он довольно кивал головой, а в конце разговора с пафосом произнес:
     - Стараемся, как можем! Буду рад встретить вас у себя снова! – потом, чуть скривившись, произнес, - непременно поощрим. - И, взглянув на Джорджа, протянул ему трубку, - Теперь тебя просит Стив, - пожал недоуменно плечом капитан.
     - Только что капитана благодарил за прием Министр труда и занятости Панамы. Спасибо еще раз за организацию, Джордж. Бай-бай! – и в трубке раздались частые гудки.
   Глядя на вытянутую редькой физиономию Джорджа, капитан, на лице которого играла ухмылка, не выдержал.
     - Что еще нужно твоему неугомонному Стиву? Стив просит о премиальных для тебя и Родригеса.
     - О каких еще премиальных? Да ему ничего не нужно! – удивился Георгий.
     - Ну, как же, вот его приятель, тот важный господин, поблагодарил меня за прием, спросил, есть ли у меня премиальный фонд, чтобы поощрить повара и менеджера, -  капитан скривил рот. - Без него знаю, что делать, еще один капитан нашелся! – Запальчиво заворчал Павел.
     - А ты знаешь, хоть, с кем ты говорил?
     - А хрен его знает! И знать не хочу!
     - Так тебя о поощрении просил сам министр труда и занятости Панамы! – захохотал Георгий.
     - Рассказывай! – оторопел Павел, выпучив глаза. – Неужели такую важную рыбину затралили? То-то он как-то «по – казенному» говорит: «Приятно видеть, - говорит, - как вы трудитесь на благо простого народа!»
     - Черте что… и сбоку бантик! – захлебывался в хохоте Георгий, - ты разве не знаешь, что все важные люди… так себя называют? Так что гони премиальные, капитан!
  На следующую пятницу просились из японской судоходной компании и, проведя вечеринку, они передали эстафету представителям известной японской электронной фирме. Потом, в последующие пятницы корпоративные вечеринки провели две французские фирмы, а потом…
   Потом выстроилась очередь на неделю, а затем на две и на три, и на месяц вперед. Уже знакомые мистеры и сеньоры просили по возможности передвинуть их очередь на более раннее время, прибавляя суммы к обговоренной плате, но сдерживали возможности кухни. Луиза сломалась на третьем пикнике и ее место, по протекции Георгия, заняла Аделаида, жена Мигеля. Родригес уже получал сто пятьдесят долларов за вечер пикника, грозя всякий раз уволиться, и Георгий понимал, что «повышать давление в котлах» опасно, что ни о каких еще и воскресных пикниках, о которых вбрасывал пробные шары Павел, не могло идти и речи.
До капитана начала медленно доходить роль Стива во всех этих корпоративных вечерах. А вот значение корпоративного компьютерного подношения усваивалось слабо, несмотря на то, что каждый божий день, конечно, исключая корпоративную пятницу, Георгий занимался с Рико и Есенией на компьютере. Он задавал задания по книге, проверял выполнение и наблюдал, как продвигается печать вслепую. И надо отдать должное, Есения тянула Рико. Как же ему на пользу шли уколы по его больному самолюбию! И каждый раз, скрипя зубами, тот доказывал, что он делает задания не хуже какой-то девчонки. Павел дивился хорошей злости своего наследника и только качал головой.
  Георгий понимал, что пора переходить на «более современную машину по зарабатыванию денег». А чтобы купить новую «машину», не хватало, по прикидкам Георгия, еще очень много денег. Посовещавшись с Павлом, они решили в том же режиме доработать до дождливого сезона, потом остановиться, еще раз прикинуть, и сделать окончательный выбор.








А что у Анны? 
Глава 12. Президент торопит подписание Договоров.   

Новый кабинет президента. В своем кресле сидит Анна, рядом слева от нее сидит Председатель.
     - Так я закажу новую табличку на дверь кабинета: ПРЕДСЕДАТЕЛЬ СОВЕТА
ДИРЕКТОРОВ, - говорит Анна, обращаясь к Председателю.
      - Анна Владимировна! Ну, дайте мне продержаться хотя бы до подписания    договоров. А там уж выгоняйте!
Анна, не понимая, смотрит на Председателя. Тот приходит на помощь.
      - Кабинет ваш?
      - Все говорят, мой.
      - Вы собираетесь в нем договора подписывать?
      - Об этом мечтал Замавич. Это его идея.
      - Так вы будете англичан принимать, сидя в этом кресле, под вывеской   
       ПРЕДСЕДАТЕЛЬ СОВЕТА ДИРЕКТОРОВ?
      - Дошло до меня. Я имела ввиду, что мне хватит и старого кабинета, а этот помпезный - займете вы. Как Председатель.
      - Нет, уж. Я не дам себя подставить под горячую руку Замы, если он увидит такую табличку. Нравится или не нравится, теперь, уж, сидите в нем.         
     -  Я даже представить себе не могу «горячую руку» Замы.
      - Узнав вас поглубже, я могу сказать, - вам это не угрожает. Мне – тоже.  Я Заму изучил. И знаю, где мне надо остановиться. А вот другим, я не завидую. Особенно тем, кто посчитает его флегматиком или еще хуже, - меланхоликом. Ко мне обращался не один нувориш, прося помощи узнать от меня, что же послужило «черной кошкой», пробежавшей между им и Замой.          
     -  Интересно. Неужели и здесь, в ситуациях, которые абсолютное большинство людей выводят из себя, озлобляют, это совсем никак не проявляется на его флегматичном
 лице. Вращаясь с себе равными, неужели его никто не оскорблял, не обижал и не провоцировал на жесткие мгновенные меры? Не поверю, что кому-нибудь он мог простить обиды.               
     - Я всего пару раз был свидетелем этого. И мне тоже было очень интересно и поучительно. Я был ошеломлен его мгновенной реакцией и абсолютно не изменившимся лицом.               
      - Не поверю, что на его лице в это время нельзя уловить хоть незначительные изменения, свидетельствующие об этом. 
      - Наверное, среди его немногочисленных друзей, к которым нахально отношу я себя, пара человек знает об истинной глубочайшей культуре Замы и его японском интеллекте, освоившим философию древних мудрецов. А мы, прочитавшие об этом только у Гиппократа* и Галена,** выставляем себя надутыми знатоками типов темперамента и их взаимоотношениях с характером.   

     *Гиппокра;т  (около 460 года до н. э., остров Кос — около 370 года до н. э., Ларисса) — древнегреческий целитель, врач и философ. Вошёл в историю как «отец медицины».
      **Гале;н (сентябрь 129- 216года, древнеримский медик, хирург и философ греческого
происхождения)

Анна пристально смотрит на Председателя.
     - А вы, Анна Владимировна, - сангвиник, задавленный длительным стрессом, замкнувшаяся в себе и опущенная почти до уровня флегматика. Я говорил уже вам:      
махните на недельку на Бали или Мальдивы. Вам обязательно надо хоть немного расслабиться! Приедете, таких разборок, как сейчас, я, думаю, у нас с вами не будет.
Анна тоскливо смотрит в окно.
      - Так зачем вы меня вызвали? – смотрит на президента Председатель.
      - Я уже ваши шутки перестаю понимать, - мирно говорит Анна. -  Борис Ефимыч, хватит меня подначивать.          
      - Это потому не понимаете, что вы еще находитесь в стрессе. Ну, хорошо, хорошо! Я
 слушаю вас.
      - В последний наш совместный визит к Банкиру мне показалось, что он что-то не договаривает. Что-то не нравится ему в нашей сделке с англичанами или с сибиряками. А что, не говорит. У вас с ним приватного разговора по этому поводу не было. Может, вы мне проясните? Что-то он с нами перестраховывается?
      - Нет, – не согласился Председатель, - по этому поводу никаких разговоров у нас с Замой не было. Полагаю, мы его поставили в положение, в котором он не привык находиться. Его напрягает, как мне кажется, ваше Future tens насчет поглощения соседних АО и лизинга. А без поглощения наша сделка для него, - ничтожна. Он на ней почти ничего не получит. А он привык к солидной марже. Она бывает только при крупных вложениях.
      - Но вы, вроде, сами говорили, что, похоже, он уже вложился в крупный проект, а на наш наскребает денег.
      - Зама ни мне, ни вам не скажет, сколько у него свободных денег. А ему ссудят дружественные банки в кредит столько, сколько он запросит. Между собой у них кредиты с минимальными процентами.
      - Похоже, так, - задумчиво сказала Анна.
      - Вы помните, как он скептически отнесся к нам, что мы маленькая компания, что нас могут проглотить нефтяные акулы?
      - Да, помню. Похоже, вы правы. Это его сильно напрягает. Нефть у сибиряков редкая. Так и просится на переработку в высокооктановый бензин, что было бы с минимальными технологическими затратами.
      - Да, - подтвердил Председатель. -  Однако нашу качественную нефть будут смешивать с тяжелой, и мы будем вынуждены это терпеть. А продавать уже, как средненькую по качеству, и терять на этом денежки. Так я вас понял?
      - Председатель, вы усваиваете с одного слова. Это не всем дано.
 Анна смотрит в окно.
      - На одной из встреч я почти разозлила мистера Робинсона, пошутив, что, если им нужна легкая нефть, пусть построят собственный трубопровод до северного порта наливки. Это, конечно, стоит сотни миллионов долларов, и никто с этим связываться не будет.
      - Опасно так шутить с покупателями, предупредил Председатель.
      - Меня и Георгий… Георгий Петрович за это укорял. Но он сказал мне еще и вот что. У мистера Робинсона есть дружественная компания, которая могла бы построить небольшой нефтеперегонный завод. Но это, если бы мы купили все АО.
      - В нашей ситуации это не реально!
      - И о цене завода, как сказал мистер Робинсон, мы бы договорились, – напомнила Анна. - Был бы сейчас Георгий, можно было бы перед Банкиром поднять эту тему. Но  мистер Робинсон говорил приватно только Георгию. А мне тот озвучил только идею.         
      - Если даже перегонный завод и небольшой, - это уже солидные вложения. А тут еще и фактор времени. Его строить лет пять. И это во времена Союза. Сами мы не построим, – уверенно сказал Председатель.
      - Строительство предполагалось именно английской фирмой под ключ. Вот сроки я не помню, какие упоминались.
      - О Заме мы приватно поговорили. А давайте-ка вызовем Гафара и вашего зама,– предложил Председатель. - Пусть Гафар нам разъяснит, что мы выиграли бы, вяв в лизинг половину его АО.
   
     Гафар осваивает обязанности менеджера
Анна нажимает громкую связь.             
      -  Михаил Натанович, у вас Гафар.
      - Да, Анна Владимировна, – слышится голос зама Анны.
      - Не могли бы вы сейчас вместе подойти ко мне. У меня сидит Председатель, и мы попытались бы выяснить один вопрос.
      - Идем.
Входят первый «вице» Михаил Натанович и Гафар.
Гафар садится справа от Анны, «Вице», - рядом с Председателем. Гафар по столичному подстрижен. Его бывшие шикарные усы стали намного короче. На нем белая рубашка, темно-серый новый костюм, в тон не яркий галстук, модные ботинки. Он уверен и спокоен. Держится с достоинством. Как будто на нынешней должности сидит уже давно.
      - Гафар, ты недавно из АО. Ты говорил с Акимычем. Какие твои мысли по поводу нашего договора с англичанами, как владельцами 40 истощенных скважин или нам надо прикупить значительное количество, чтобы чувствовать себя на рынке уверенно.   
      - Правильно ли я понял, - уточнил Гафар, что мне надо сейчас озвучить основные идеи из нашего с вами разговора после моего прилета?
      - Именно так, но гораздо шире, с обоснованием своей точки зрения, из условий складывающейся сейчас предпродажной трясучки вокруг АО.
      - Никогда не предполагал, что покупка даже 40 истощенных скважин может обрасти такими конфликтами интересов и таким давлением на лиц, влияющих на цену.
      - Неужели и тебя уже достают? – удивился Председатель. - Неужели поняли, насколько ты близок к руководству, определяющую стратегию выхода на нефтяной рынок?
      - Именно так. Точнее не скажешь. Для меня это все в новинку. Я очень редко занимался политесом и большими экономическими вопросами, и сейчас просто ошарашен, - откровенно сказал Гафар.
      - Вот, Гафар! – предупредил Председатель. - Ты понял, что на тебя давят, как на слабое неопытное звено, которое еще не имеет представления, что малейшее твое необдуманное слово нашими конкурентами может быть выставлено против тебя и нас всех. Здесь нет мелочей. На кону десятки, а может и сотни миллионов долларов.
      - Сотни, Председатель, - уточнила Анна, - если иметь ввиду долгосрочную перспективу. Поэтому, Гафар, - никому лишних слов. Ни намека на возможные уступки. Меня мистер Робинсон, который заключил международных договоров уже на сотни миллионов долларов, прямо попросил, чтобы я с тобой поговорила на эту тему. Он боится твоих проколов именно в переговорных вопросах. Где у тебя опыта ноль.   
      - Да, Анна… до меня начинает это доходить, - сознался Гафар. - Меня уже за неосмотрительность, крепко ударил «Голова». И если бы не твой срочный вызов, он меня просто стер бы. Об этом он в сердцах как-то высказал Акимычу.
      - Всегда доходит лучше после того, как ты получишь оплеуху, – уточнил Председатель. - Учись, Гафар, на чужих ошибках, иначе, больно учиться на своих.
      - Я совсем недавно в Москве. А мне уже звонит по моему мобильному незнакомый человек и назначает встречу в ресторане «Москва», представляясь, доверенным лицом советника «Головы». Я отказался.
      - И, конечно, об этом нам не сказал бы, - с иронией произнесла Анна, - не будь этого заседания.
      - Вероятно, нет, посчитав это незначащей мелочевкой. Ведь я же не встречался.      
     - Гафар, продолжай кратко, у тебя не более пяти минут, – предупредила Анна. - Даже если ты все не успеешь, мы обсудим то, что сказал, а потом продолжим.
Гафар смотрит на президента:
     - За последнюю неделю я общаюсь с Акимычем каждый день не менее двух раз. Твердо могу сказать, что Акимыч, - мой проверенный человек. Я знаю его двенадцать лет. Он ни разу не подвел.
«Голова» вышел из госпиталя. По проверенным источникам он рвал и метал, узнав, что я теперь работаю у вас. Грозил Акимычу. Обещал, что без его участия, как главы области, сделке не бывать.
      - Я так и предполагала, – сказала Анна. - Председатель, вы знаете «Голову», он почти ваш друг. Что скажете?
      - Am;cus Plato, sed magis am;ca. Платон мне друг, но истина дороже! Друзей много не бывает. Не хотел бы я иметь такого друга, как и врага. Слишком коварен. Но, похоже, что он не трепач. И мы это скоро узнаем, - насколько он силен.
      - Убить нашу сделку не в его интересах, – предположил Гафар. - Он хочет урвать от нее хоть шерсти клок. А точнее, он спит и видит, - отщипнуть от кредита немного долларов.
      - Да, – подтвердила Анна. -  Он в открытую это говорил Георгию. И я тому свидетель. Гафар, ты обговаривал с Акимычем вариант лизинга участка с 40ка скважинами. 
     - Акимыч считает, что это нецелесообразно, так как рвутся налаженные связи внутри АО. Надо брать все АО в лизинг. Ну, хотя бы половину, его Южную часть. А точнее, это половина месторождения. Не знаю, кто межевал Акционерные Общества, но выглядит это, как вредительство. На четырех пятых, – сидит Акимыч. Одна пятая нефтяного месторождения находится в соседнем АО.
      - В котором правит неофициально «Голова», – уточнила Анна.
      - Вот как? – удивился Председатель. - А что оно из себя представляет? Может за него и драться с «Головой» не стоит?               
      - 70% акций этого АО выкупил «Голова» за бесценок у голодающих рабочих,  – проинформировал Гафар. - Нас ждала та же учесть. Голова через подставных людей подбирался к нам. Только вы можете спасти Акимыча. У него осталось, как он вчера сказал, процентов пятнадцать скважин, дающих дневную производительность около десяти тонн. Остальные, - истощенные. Отсюда, - нет настоящей зарплаты. Поэтому бегут старые спецы.
      - Поня-ятно, почему так нагло ведет себя «Голова», – протянул Председатель. - Но он еще хвалился министерскими связями. Помните, в фильме «Красотка», как заморозила Комиссия при Центральном банке Америки кредиты старому бизнесмену, который строил корабли и не поддавался на продажу своего бизнеса Роберту Гиру.
     - Председатель, по вашему поведению я поняла, что вы простили мне противозаконную выходку перечисления денег Акимычу, чтобы спасти две бригады, – подняла глаза Анна. - Оказывается, это мало. Надо срочно спасать и остальных. Если мы найдем средства для покупки всего АО.   
      - Вы пользуетесь случаем, что мы частная компания, - с ухмылкой констатировал Председатель. - Но и над нами висят законы и надзорные органы, которые могут схватить нас за задницу, и мы нарвемся на миллионные штрафы.
      - Уж не знаю, у кого просить разрешения на реплику, у президента или у Председателя? – возник Натаныч.
       - Проси сразу у обоих, не ошибешься, – подсказал Гафар.
       - Давай, Натаныч, не тяни кота за… - чуть не опростоволосился Гафар.
       - Перед тем, как идти к вам, мы с Гафаром готовили докладную записку, по его документам, которые он скопировал у Акимыча и у соседнего АО. Речь идет о суммарных запасах месторождения, его нефтяного годового дебита, количества действующих и закрытых скважин. Износа оборудования и первоочередных мероприятий нашей компании, если она возьмет в лизинг все месторождения.
       - Чья идея? – прервал Председатель.
       - Это идея нашего президента. И Анна Владимировна поставила нам жесткие сроки и торопит. – пояснил Гафар
       - Без ответа на эти вопросы, - разъяснила президент, - невозможно заключить договора с англичанами и сибиряками. От этого зависит и количество скважин, предоставляемых англичанам. От этого зависит цена сделки. Без ответа на эти вопросы вряд ли мы можем рассчитывать на помощь Банкира.
       - И когда дедлайн вашей докладной? – взглянул на Анну Председатель.
       - Черновик должен быть через три дня.
Гафар ерзает на стуле.
       - Анна… Владимировна… по соседнему АО трудности сбора информации. Еще бы пяток дней.
      - Стимулируй, Гафар! Не могу дать больше. Это черновик. Но должен быть в цифрах надежен до 80%.
       - Я и так задолжал сибирякам три ресторана в Москве, - оправдывается Гафар.
       - Это стоит того, – успокоила Анна. - Скоро ты будешь богаче меня. Кроме нашей зарплаты ты будешь получать восемь тысяч у англичан. Проси прилететь на переговоры. Сули оплату за счет компании! Забыл, как было с тобой? Поэтому ты сейчас у нас, а «Голова» «с носом» и в бешенстве. Кстати, я распоряжусь о создании фонда на представительские расходы.
       - Анна Владимировна, у нас не будет оценки стоимости всего месторождения с его движимым и недвижимым фондом, - заметил Натаныч.
       - Я уже подключила планово-экономический и инвестиционный отделы. Они тоже плачут. Достать оценку того, чем мы никогда не занимались, непросто. Особенно после черных дней падения рубля. Еще раз говорю, стимулируйте людей в соседних АО, кто владеет этими данными.
         - Если Зама заинтересуется, он сделает любую экспертную оценку, - напомнил Председатель.
       - Нет, Председатель, - не согласилась Анна. -  Мы должны иметь свою. Пусть ее точность будет около 70%.  А потом, мы сверим с экспертной, Банкира.
Председатель крутит головой.
       - Прошу всех меня извинить. Я просрочила на десять минут звонок, который обещала сделать мистеру Робинсону. Он ждет. Гафар и Михаил Натанович! Будьте готовы к встрече в торгпредстве. Разговор пойдет о приобретении нефтеперерабатывающего завода и покупки всего месторождения.
Натаныч и Гафар встают
       - Мы уходим дорабатывать Записку, - объявляет Натаныч.
       - У меня, - дела, - говорит Председатель.
       - Встает и тоже уходит.
Анна набирает номер мистера Робинсона.

     Мать и дочь   
Московский элитный ресторан.
В уютном месте вдали от суеты за столиком сидят Анна и ее дочь Наташа. Они ужинают.
      - В этот раз, мамуля, я у тебя побуду денька четыре. В первый раз я прилетала на пару, больше не смогла. Осваивалась в университете, знакомилась с программой, жилье подыскивала, много хлопот сразу свалилось.
       - Спасибо, Натка! Если бы ты тогда, после отъезда Георгия, не прилетела, я бы сошла с ума. До сих пор разлука жжет. Не знаю, почему говорят, - время все лечит? Хотя, конечно, лечит. После трагедии с папой, - вон, сколько прошло, а я живу.
       - Мамуля, ты меня удивляешь! Ты прорвалась на такие должности, дух захватывает. Я тобой горжусь! Откуда ты силы берешь?
        - Это все он, Георгий. Это он меня подбросил. Сама я и сейчас кувыркалась бы на прежней должности под шефом. А я Георгию еще нервы трепала, противилась присоединиться к его проекту.
       - Да, удивительный, видно, был человек.
       - Не говори так, Натка, про Георгия в прошедшем времени. Я чувствую, что он жив. Не знаю, как, но чувствую.
Натка смотрит понимающе на мать.
       - Как же так, вы были вместе около трех месяцев и ни одного фото не сделали?
       - Это вы, молодежь, падкие на соцсети, которые заставляют вас сидеть в чатах, болтая ни о чем, делать селфи и рассылать его по знакомым. Мы, - другие. Нам некогда. Я никогда ранее не жила такой интересной спрессованной по времени жизнью. А я, кстати, забыла показать одну фотографию.
Анна достает из сумочки фото передает дочери.
Натка рассматривает фото. На нем скамейка под золотым осенним кленом в Царицыно. На  скамейке сидит Анна и Георгий.
       - Как Георгий почувствовал, что надо сделать это фото, - не знаю, - удивляется Анна. - Упросил молодого мужчину, проходящего с девушкой. А тот сделал и прислал на почту.
       - Примерно таким я его и представляла. Но тут он моложе лет на пять. А какие проницательные глаза. Прямо в душу тебе смотрят. И хочется ему довериться. И смотри, как он к тебе прижался, а ты сидишь прямо. Обычно, все наоборот.
       - Надо же!  И ты, Натка, обратила на это внимание. С каждым месяцем разлуки я все больше ощущаю, сколько же он сумел мне дать тепла и ласки. Какая я была счастливая. Я не скрывала это перед ним, говорила в открытую. Это совсем его не портило. Если иногда он меня упрекал в чем-то, то это хотелось слушать с улыбкой и нисколько не обижало меня.
       - Верю, мамуля, что он… не ординарный человек. Только как это увидеть в         
незнакомом молодом человеке? 
       - Дай Бог, Натка, чтобы на твоем пути встретился такой человек. И смотри, не натвори глупостей, как я, когда его выгнала в первый же день. А как разглядеть, - это советуйся только со своим сердцем. Больше ни с кем.
Во все время разговора Натка смотрит на фотографию.
       - Натка, как ты устроилась? Расскажи.
       - Устроилась я нормально. В этом помогли новые подруги, они местные. Квартира хорошая, светлая. Из окна видна Темза. Подожди, сейчас покажу.
Достает фото, показывает.
       - Университет в пятнадцати минутах ходьбы. Сервис везде Европейский. С едой тоже никаких проблем, были бы Евро. Я тебя не очень напрягаю с Евро-переводами? Ты много на меня тратишься.
       - Забудь про это. Мне очень приятно тебя обеспечивать достойно. Я об этом долго мечтала, и вот сбылось.
       - Ты меня тогда спрашивала, я не могла тогда ответить. Да, в группе есть одна девчонка из России. Но она уже наполовину англичанка, так как живет в Лондоне уже одиннадцать лет. Может, обрасту знакомствами, кого из русских и найду. Но по опыту уже трехлетнего проживания в Лондоне могу сказать, что мы, русские, отличаемся от европейцев. И я тебя понимаю, когда ты просила найти русскую душу.
       - Ну, а как на любовном фронте?
       - А никак! Я еще не пришла в себя от прошлой измены. А сейчас вот забот стало поменьше. Обустроилась, начну окунаться в студенческую бурную среду.
       - Натка, поверь, это у тебя была девчоночья влюбленность. Может и хорошо, что ничего серьезного не получилось. Это не рана, эта, - царапина. Она заживет. Но из каждого неудачного опыта на этом фронте делай выводы и анализируй. Хотя мы, женщины, бывает такое, временами теряем голову. И это опасно.
       - Ну, что тебе, мамуля, на это сказать? Я постараюсь.
        - А как программа университета? Разобралась, что от тебя требуется?
       - Просмотрела мельком. Сплошные самостоятельные изыскания, и написания работ, с последующей защитой. В школе Лондона нас к этому приучили.
       - Учат там системно! Знаю по себе!
       - А я в тебя, мамуля, наверное. Мне достаточно прослушать учителей, а дальше все запоминается. Но успокойся. Не затем я пошла в университет, чтобы жить веселой студенческой жизнью. А здесь, в университете, и не дадут. Не сдал, - отчисляют. Думаю, что мне это не грозит.

     Идеи Георгия живут
Приемная торгпредства Великобритании. Анна, Гафар и Михаил Натанович ждут в приемной. Мистеру Вилсону президент уже представила своего первого вице-президента Михаила Натановича.
Из кабинета выходят торгпред и двое солидных мистеров.
Мистер Вилсон делает ему шаг навстречу. Торгпред видит Анну, круто разворачивается, спешит ей навстречу.
       - Excuse me, a moment! – бросает торгпред сопровождающим.      
Быстро подходит к Анне.
Анна, улыбаясь, протягивает руку. Торгпред ее целует.
       - Рад приветствовать вас, г-жа президент, - на русском обращается к Анне, - и прошу прощения, что не смогу участвовать с вами в переговорах. Господин Робинсон ждет вас.
Кланяется, быстро подходит к ожидающим его. Уходит.
Мистер Вилсон ведет Анну и сопровождающих ее в кабинет.

Кабинет торгпреда.
Навстречу м-ру Вилсону и его сопровождающих идет м-р Робинсон и какой-то господин.
Мистер Вилсон обращается к Анне и ее сопровождающим: «Господа, позвольте представить вам партнера по бизнесу м-ра Робинсона г-на Маклафлина».
Знакомятся.
М-р Вилсон ведет всех к так хорошо известному Анне столику переговоров. Все рассаживаются.
Анна с Гафаром - на свой диванчик. Ее «вице», - за торец столика рядом с Гафаром. Мистер Вилсон на место торгпреда рядом Анной.
Напротив Анны садится улыбающийся ей м-р Робинсон, напротив Гафара, – м-р Маклафлин.
М-р Робинсон берет на себя функции модератора: «Не перестаю удивляться, г-жа президент, вашему чутью. Вы в телефонном разговоре обозначили среди вопросов нефтеперерабатывающий завод. И к вашим услугам, - мой давний партнер и друг по бизнесу м-р Маклафлин». 
Тот слегка привстает и кланяется.
       «Он, как и я, - ирландец, - продолжает модератор. - Его основной бизнес, -  строительство перерабатывающих нефть заводов, нефтеперегонка, ее продукты. Завтра он улетает».
Президент, улыбаясь, на русском, к партнеру: «Я мысленно попросила вас задержаться для меня на денек».
М-р Вилсон переводит для не говорящего по-русски м-ра Маклафлина.
М-р Маклафлин говорит на английском. Президент тихо переводит для Гафара и своего зама.
       - Это удивительно, - улыбается м-р. - Я и задержался ровно на денек.
       - Я понял, - смотрит на Анну модератор, прося поддержки, -  что мой приватный разговор с отсутствующим сегодня г-ном Джорджем…
       - Ипатьевым, - подсказывает президент.
       - Да, да, г-ном Ипатьевым не пропал, - радуется м-р Робинсон.
Смотрит с восхищением на Анну.
       - Я понимаю, у г-жи президента ничего не пропадает, как у хорошего фермера не пропадает даже крик петуха.
А речь шла о том, что мы оба с Джорджем жалели, что такая легкая нефть, как у Гафара на его месторождении, смешивается с тяжелыми нефтями в трубопроводе и теряет лучшие свои характеристики. Добытая вами нефть, так и просится на переработку.
Смотрит на своего партнера по бизнесу.
      - А это его ниша. Именно с подачи м-ра Маклафлина я предложил Джорджу характеристики и стоимость завода. Тогда Джордж посетовал, что эта голубая мечта не может осуществиться из-за отсутствия свободных средств.               
       - Неужели вы подключили могучих заинтересованных лиц? – обращается м-р Робинсон к президенту.
       - Я понимаю, - поворачивает президент голову к м-ру Маклафлину, - что вы в Москве именно потому, что ведете с кем-то переговоры по его строительству?
       - Скорее, я бы назвал - это ознакомительные переговоры. И знаете почему? Потому что мне предлагают солидные фирмы тяжелые, как правило, нефти. А мой бизнес, - низко сернистая нефть, менее 0.9% серы. Легкая, низкой плотности, - менее 40 градусов Цельсия АРТ, с малым содержанием парафинов, - менее 5.5%.
       - Так это наша нефть! – не выдержал Гафар. - Она даже немного лучше по всем параметрам. Какое совпадение интересов!
       - Уважаемый господин Гафар! Характеристики вашей нефти я передал своему партнеру, так он в начале даже не поверил.   
       - Так значит вы для меня находка! – радуется м-р Маклафлин. 
       - Я говорил Джорджу, надеюсь, и вам это известно, что при заключении договора с моей компанией вам будут дополнительные скидки на цену завода. Так мы в паре работеэм.
Смотрит на партнера.
       - Я хорошо помню ваше полушутливое предложение, г-жа президент. Одно, - «постройте трубопровод до Обской губы». Второе – «гнать из нашей нефти бензин и продавать его в зачет оплаты внедрения технологии на истощенных скважинах». Сейчас оно звучит вполне серьезно. Но есть еще предложения, которые раньше не были озвучены.         
Смотрит на своего партнера.
      - Мы не сможем сейчас говорить о строительстве нефтеперегонного завода, - с сожалением говорит президент, - какие бы скидки вы не давали. Это планы на будущее.               
       - Если бы вы могли продавать свой высокооктановый бензин для дорогих американских, японских или других автомобилей в морском наливном порту, - смотрит на президента мистер Маклафлин, - скажем, в Обской губе, мы бы покупали его танкерами.
       - Я даже не знаю, есть ли такое в планах нашего Правительства, – откровенно замечает президент. - Но оно напрашивается.
       -  Я верю в то, что предложил нам г-н Гафар, ни одна российская нефтяная компания нам не предложит.
       - Я прошу прощения, - поворачивает голову к м-ру Робинсону Анна, - за срыв сроков с нашей стороны в заключении договора…
М-р Робинсон поднимает руку, прерывает.
       - Я понимаю ваши трудности, Анна Владимировна, и на обижаюсь на ваше опаздывание в сроках заключения договора с нами. Уверен, все, что вы сейчас решаете, это скажется на увеличении объема закупаемых скважин. Все это в наших интересах.
       - Спасибо за понимание, м-р Робинсон. Именно в этом ключе мы сейчас усиленно работаем. Как видите, господа, - поясняет президент, - с увеличением нашей покупки сверх 40 истощенных скважин у нас возникло слишком много проблем. Хорошо, что все участники переговоров это понимают. Но это и не дает нам сейчас возможности озвучить примерную стоимость всего проекта и сроков его воплощения. Надо кого-то привлекать из крупных нефтяных компаний или банков.
      - Мне, кажется, идея правильная, - соглашается м-р Вилсон, - надо чем-то их заинтересовать. Надо в высших государственных структурах доказать необходимость строительство завода, чтобы рассчитывать на помощь государства.
      - В нашей нынешней ситуации это не реально, - гасит оптимизм президент.               
      - Я не думаю, что кроме горячего желания обеих сторон создать совместный бизнес, у нас отсутствуют возможности. Они есть. Их надо найти и использовать. Надо привлечь еще дополнительные резервы, которые помогут сдвинуть с мертвой точки наши идеи. Госпожа президент! Вы славитесь тем, что всегда находили их. Г-н Гафар! Вы, как никто, знаете все трудности на местах.
      - Я согласен с предложениями моего партнера, - горячо поддержал м-р Маклафлин. -
Давайте поищем сподвижников. Заинтересуйте местную элиту в выгоде создания этого бизнеса. Дайте ему рекламу. Не верю, чтобы не нашлось сильных людей с возможностями, которые не увидели и свою в этом выгоду. Одни, я понял, мы это не сдвинем.
       - Согласен. Есть и у нас резервы, – одобрительно поддержал Гафар. - Надо хорошенько обмозговать и предложить денежным мешкам поучаствовать в нашем совместном бизнесе при постройке в будущем нефтеперегонного завода на определенных выгодных и для них условиях.
       - М-р Маклафлин, - подняла больной вопрос президент, - а как движется выделение вашим банком нам кредита?
       - Движется. Но очень медленно. Дайте нам данные вашего банка поручителя, за подписью руководства Центрального Банка.
      - Хорошо, - поняла президент. - Господа! Как видите, мы не пессимисты. У нас больше, чем у кого-либо желание толкнуть эту махину. Как известно из законов физики, энергия покоя, - самая трудно подъемная. Совместными усилиями мы сдвинем махину, а там и покатим.
      - Я понял, это завершение переговоров, – сообразил м-р Вилсон. - Я непременно доложу это торгпреду. Торгпред, не самое бесполезное звено. У него тоже есть рычаги, как для наших бизнесменов, так и хорошие отношения в высших деловых структурах чиновников России. Согласен, надо искать рычаги. Ведь это в интересах восстановления России и продвижения наших фирм на ваш необъятный рынок. Удачи нам всем!

Темно-синий элитный автомобиль известной немецкой фирмы. На переднем сидении с водителем сидит первый «Вице». Анна сидит на заднем сидении вместе с Гафаром.
      - Приедем, - и сразу в мой кабинет, – попросила Анна. - Наметим, кто, чем займется. Мне надо готовить доклад Банкиру. Готовиться надо основательно, чтобы не снимать потом с ушей лапшу, как говорит Георгий.
      - Да, так он и говорил… говорит, - подтвердил Гафар.
       - Михаил Натанович, вы, я заметила, понимаете английский?
       - Преувеличивайте, Анна Владимировна! Только на бытовом уровне.
      - Ну, вот что, мои помощники! На ближайшей аттестации вам обоим не прибавлю 15%, если не сочту не надлежащее старание в изучении языка. Планируйте уделять ему время ежедневно. Хороши ведущие английского проекта. Оба ни бельмеса не говорящие по-английски!
      - Побойся Бога, Анна Владимировна! Мне поздно садиться за парту! Да я всегда питал отвращение к изучению языка!
      - Это ты, Гафар, не боишься, лишать ежемесячно Лизунчика и Ингу двух тысяч долларов? Хорош, представитель английской компании! – возмутилась Анна. - Ты думаешь, м-р Робинсон будет оплачивать тебе переводчика?
       - Анна, - начал было Гафар…
       - Да ты тормоз в их структуре! Никаких возражений. Твой друг Георг, как он рассказывал, находил время по полчаса, даже тогда, когда «Буран» был на финише, а сам Георгий контролировал летные испытания. И постоянно на пенсии учил язык».
      - Ну, то Георг. У него способности, к чему бы не прикоснулся! А мне, где их взять?
       - Гафар, спуску тебе не будет. Лучше полюби язык. С отвращением к нему, ты его не осилишь! С каких это пор ты стал кидаться двумя тысячами долларов?   

     Воспоминания придают силы Анне
Звучит медленный приятный джаз. Анна и Георгий лежат рядом на тахте, прикрытые желтым халатом Анны. Вокруг разбросаны подушки. Оба тяжело дышат, уставившись в темно - зеленые сумерки потолка. Ладонь Анны гладит еще не успокоившуюся грудь Георгия, а его ладонь лежит на его любимом месте, - прикрывая дышащий жаром кратер ее пупка. Ладонь Анны скользит с груди, проплывает по животу, скрывается под пледом и скользит по чуть вздрогнувшему «Гусару». 
      - Я прошу у тебя прощения, дорогой… я тебя немного измучила сегодня.
     - Такие муки, Анна, он согласен терпеть даже в раю. Если там нет таких мучений, то, значит, там не все в порядке…
      - Не Богохульствуй, Георгий.
      - Анна, я же ничего плохого не сказал о Создателе.
      - Так про какие изюминки ты говорил?
      - Дернул меня хвостатый затронуть эту тему.
      - Только объективно!
      - Сядь мне на бедра.
      - Анна садится.
      - Повернись почти в профиль.
Анна поворачивается.
      - Подними, пожалуйста, подбородок.
      - Анна поднимает.
      - Еще выше. Обратись мысленно к Богу, покайся.
Анна выполняет.         
      - Это надо же! – восхищенно. - Вот какую Магдалину должен был ваять Канова!
А у кающейся Марии Магдалины Тициана, подними даже он ее голову повыше, все равно не было бы твоей изюминки, потому, как ты тогда не повстречалась ему.
      - Какая жалость!   
      - Ну, что может быть еще объективнее! Посмотри, как выглядит, почти прямая линия от подбородка и обрывается она на соске!
Георгий медленно проводит пальцами от подбородка до соска и слегка сжимает его.
      - А-а-а! - верезжит от неожиданности Анна.
Приподнявшись на коленях, плюхается Георгию на бедра.
      - О-о-о! - вопит он от боли. - Ты же меня и «ЕГО» угробишь!
      - А ты что сделал? – сурово спрашивает Анна.
      - Я тебе открыл вторую изюминку! - оправдывается Георгий.
      - Ну, тогда я тебе открыла твою первую! И не ори так.
Георгий распрямляет сидящую на нем Анну и почти носом при тусклом свете луны пытается оглядеть ее с шеи до бедер.
 Анна с интересом: «Ты чего ищешь?»
      - Была, вроде, где-то родинка, - озабоченно пробурчал Георгий, - куда она подевалась?
      - Ищи лучше, должна быть. Это очень важная изюминка. Такими изюминками не разбрасываются.

     Пуговица
Близкие окрестности коттеджа Ирины. Крутой спуск к Москве-реке. Голые деревья стоят на вершине холма еще не в сугробах, но в снегу. Деревянная лестница, местами заледеневшая, на высоком холме посреди сосен, берез, лип. Две стильно одетые дамы в теплых куртках и спортивной одежде спускаются осторожно по лестнице. Третья - в дубленке.
Впереди спускается Ирина, за ней Анна, позади Оля.
      - Нашла, где спускаться! – причитает Оля.
      - Зато вид отсюда километров на двадцать, – восхищается Анна. - Как давно я не была в лесу. Хотя, что я… мы были с Георгием в Царицынском парке в разгар полыхания листьев всеми красками. Но это было в другой жизни…
Подруги спустились к тропке вдоль реки. Останавливаются. Смотрят на реку. Оборачиваются. Смотрят на лестницу. На вершине холма стоят восьмидесятилетние сосны и могучие липы.
      - Да-а… красиво у тебя вокруг, Ирка! – не выдерживает Оля. - И место красивое, и коттедж у тебя красивый и жизнь у тебя красивая!
      - Завидуй, но только голубой завистью! У меня подруга недавно осталась с одним таким коттеджем. Без мужа, без машины и без копейки.
       - А чего так? – спрашивает Анна.
       - Муж приревновал к учителю дочки.
       - Нацмен? – спрашивает Оля.
      -  Богатый узбек, - поясняет Ирина.
       - До чего русские бабы глупые. Идут замуж за нацменов! – возмутилась Оля. –
Они ревнивы, хуже Отелло. По каждому поводу и без повода на этой почве скандалы. Мне Дато прямо сказал: «Дашь повод, - зарежу!»
      - А как сейчас твой Дато? – спрашивает Анна.
      - Ты что, Анна, не знаешь? – удивилась Ирина.
      - Да я не хотела Анку расстраивать! Знаю, будет переживать и за меня, - заметила Оля.
 К Анне: «Был Дато, - да, весь вышел!»
Вся река покрыта снегом.
      - Я начинаю вспоминать, – прищурилась Анна. - Лет пятнадцать назад я была в этих местах. Тогда мы ходили в какой-то поход с рюкзачками. Ни заборов, ни коттеджей тогда не было. Гуляй, где хочешь.
      - Все, нагулялись! – недовольно парировала Ирина. - Я за пять лет немного облазила окрестности, - все опоясано заборами. Сплошные денежные мешки и знатные люди.
      - Да, соседству твоему позавидуешь, – завидует Оля. - Ты дружишь с кем – нибудь?      
      - Что ты! Кто со мной, нищенкой, будет дружить? И муж мой - средненький бизнесмен.
Идут вдоль речки налево по протоптанной узкой дорожке, где снега не выше щиколотки..
Анна, неуверенно: «Сказать – не сказать?»
      - Скажи, Анна, скажи! Я говорю, девчонки, - поучает Ирина, - что тянет на душе, - надо выплеснуть. Так легче будет!
Идут одна за одной. Первой идет Ирина, потом Анна, последней – Оля.
Анна, буднично: «Когда меня избрали президентом…»
       - Ке-е-ем? – прерывает Оля.
Оля и Ирина останавливаются и в упор глядят на Анну.
Анна продолжает: «Мне руководство подарило 30 соток недалеко от тебя, Ирина. Километрах в двух.
     - Ты президент компании? – не верит Ирина.
      - Тридцать соток на Рублевке? – не верит Оля. - Охринеть! Вот это подарок! Да здесь 
сотка стоит около двухсот тысяч долларов!
      - Сейчас – 250, – уточняет Ирина. - Смотри Анюта, не пролопуши! Не продавай участок. Каждый год он дорожает почти в полтора раза!
Анна, не глядя на подруг, обходит Ирину с бесстрастным выражением лица. Подругам ничего не остается, как подстраиваться под ее шаг.
       - И ты молчала? Это, и тогда, когда мы были у тебя? – недовольно спросила Ирина.               
      - Ирк, не наседай! Вспомни, какая она была.
       - Я и сейчас не лучше. Вы вытащили меня силой. Мне надо все-таки с кем-то помимо работы общаться, а то я сойду с ума!
      - Правильно! А я о чем? – говорит Ирина.
      - Но все-таки, так нечестно, скрывать от подруг такое! – поправляет себя Оля. - Зажала молчунья! Она, видите ли, - президент компании! У нее - коттедж на Рублевке!
      - Ко мне пристают, чтобы я продала. Кусок земли, обнесенный забором, - не меняя выражения, продолжает Анна.  - Мы с Георгием были здесь только раз. И он нанял ребят, чтобы скосить траву. Иначе правление поселка нас хотело оштрафовать.
       - Нет, Анюта! Тебе от нас не отбиться, - наставляет Ирина. - Нашу традицию ты не нарушай! Все хорошие, а то и плохие события, надо отмечать! В нашей девичьей компании радость вдвое увеличивается, а беда вдвое уменьшается.
      - Да, Анна! – соглашается Оля. - Не порядок! Так! На неделе мы совместно с Анной отмечаем ее президентство и коттедж, и ее, и мое одиночество!
       - Девчонки, я не могу. Я не вышла еще из ступора.
       - Будешь переживать в одиночестве, - никогда не выйдешь, – предупредила Ирина. - Уйдешь в себя, - тронешься умом. Тебе это надо? Пригласи нас в ресторан, на все готовое. Тебе только расходы и никаких хлопот.
      - Я так и знала, чего и опасалась. Вы меня не понимаете. Не могу я быть в ресторане, когда вокруг меня веселье!
       - Хорошо, Анна. Мы соберемся у тебя, как тогда. И Гия нам все принесет. А мы с Ириной все уберем. Так, что ты и не заметишь, что мы были!
      - Все, Анюта, договорились на субботу, - уточняет Ирина.
       -  Я в субботу буду работать, - не оборачиваясь, уточняет Анна
       - Хорошо, хорошо! Тогда в воскресенье, - недовольно закончила Оля.
Анна идет молча.
       - Вот и договорились! – решила Ирина. - Анна, ты понимаешь, одиночество, - это тупик. Это усиливает депрессию. Почему ты противишься? Мы, - твои друзья. У нас есть о чем поговорить. У нас есть, – чего вспомнить. 
      - У нас есть чего обмыть! – добавляет Оля.
Идут молча.
       - Я поняла, что ты не знала, что Дато ушел от Оли? Она и мне не рассказала, что случилось. Ольк! Может, пока мы втроем, расскажешь?
      - Неужели приревновал? – поворачивает немного голову Ирина.
      - Нет, девчонки, все проще, - спокойно отвечает Оля.
      - Ты и мне говорила, что он очень ревнивый! – добавляет Анна.
      - Как вы видите, я не трагически переживаю уход Дато, как Анка. Я поняла это со второй встречи. Гия, когда-то мне сболтнул по секрету, что у Дато есть на примете знатная дама, но я не обратила на это внимание. Да и забыла. А Дато был со мной щедр, и, когда я была с ним вместе, повода не подавал.
       - Значит, никаких причин разрыва ты от него не слышала? У вас просто был легкий роман? - спрашивает Анна. - Ведь, ты говорила, что он был разведен?
       - Да, девчонки. Я была для него временная подруга.
       - Выходит, тебя это устраивало? – спрашивает Ирина.
       - Я самонадеянно думала, что Дато увлечется мною по - серьезному.          
      - Хорошо сказала, Оля. Самонадеянно! – уточнила Анна. - Слушай, ты который раз пишешь черновик своей жизни. Училась бы на своих ошибках! Да и на моих. Я имею ввиду, - мою связь с Вадимом, который вам нравился. А с Георгием у меня было три месяца счастья. Которое вы не признавали, ставя на первое место деньги и разницу возраста.
       - Да, Анна, – согласилась Оля, - твое счастье мы примеряли на себя. Но, согласись, приютить безработного старика, у которого ни кола, ни двора? Я и сейчас его подозреваю, что он прибился к тебе с временной корыстной целью.
      - Ты продолжаешь верить, что Георгий жив? – засомневалась Ирина.            
      - Я это чувствую.
      - Мы, бабы, склонны принимать желаемое за действительное, - добавила Оля.
      - Сильная ты Анка! А вдруг ты узнаешь, что он жив и процветает, где-нибудь заграницей? – спросила Ирина.
     -  Тогда, Анка, вспомнишь меня, что я говорила, - у него не лады с законом! И тебе надо бы от него быть подальше! – Опять за свое принялась Оля.
      - А сама ты, Оля, когда хочешь свою жизнь устроить? В 50 лет? Это мужики могут себе позволить, вот, как мой Георгий. А женщина в 50 лет может быть уже прабабушкой.
      - А Оля хочет и в 50 выглядеть лучше, чем сейчас!
Оля, грустно: «Дато просил у меня прощение. Он обзывал себя погаными словами за то, что решился связаться с состоятельной дамой. Оказывается, она владеет пятью точками фастфуда в центре. «Такое приданное, - он говорил, - грузин упустить не может. А я все-таки сначала грузин, - а потом мужчина». Он просил продлить отношения.
Подруги идут молча.
 Ирина не выдерживает:
     - Ну, и что ты?
Оля, с сожалением:
     - Я не согласилась. Вот, и мы теперь с Анкой брошенные мужиками!
Подруги подходят к мосту. Ирина поворачивается спиной к мосту смотрит на замок у подножия холма среди высоких сосен.
      - И в этом шикарном замке с эркерными башенками среди роскоши и кучи прислуг женщина может быть несчастной, - задумчиво говорит Ирина. - Хорошо, что вы все понимаете и не осуждаете меня. Я свою жизнь построила осознанно. И знаю, ради кого я так живу. А по большому счету мне грех жаловаться.    
Подруги заходят на середину моста, стоят у перил. Впереди река делает крутой поворот налево. Весь правый высокий берег покрыт соснами. Слева, - бескрайний заливной луг отдыхает под снегом. По обоим берегам реки стоят голые деревья.
      - Ирка, сейчас придем к тебе, - планирует Оля, - и мы с Анкой, как брошенные мужиками бабы, с горя напьемся. Муж твой в командировке. Мы с Анкой у тебя заночуем.      
Анна подходит к Оле. Берется за болтающуюся пуговицу на ее дубленке, крутит ее, отрывает. Берет Олину руку, вкладывает в ладонь пуговицу и закрывает пальцы. Сама все время смотрит в глаза Оли.
      - Вот, что, Ольгунчик, - тихо, со скрытой энергией, говорит Анна. - Не приходи ко мне. Не звони мне. Поняла?
У подруг вытянутые оторопевшие лица.
Анна разворачивается, энергичным шагом идет с моста.
Две женские фигурки стоят на мосту.
Одинокая женщина энергично идет по тропке вдоль реки в обратную сторону.

     Откровения «Головы»
Клубный ресторан. Ночь.
Небольшая комната с одним столиком, уставленного едой. На столе литровая водка с двумя «ФФ» выпита на две трети.
      - Подведем итоги, Ефимыч, – предложил «Голова» Председателю. - Я знал, что ты деловой человек и с тобой можно в открытую решить все вопросы без политеса. Меня кроме пяти миллионов долларов для проворачивания через банк моего сына хотя бы на пару месяцев, ничего не интересует.
       - Лев, я тебя понял, – кивнул головой Председатель. - И тоже тебе благодарен за откровенность. Но ты понимаешь, что договор не подписывается потому, что англичане хотят убедиться, что есть скважины с хорошей производительностью. К чему они будут стремиться при реализации своей технологии.
        - Были. Сейчас, практически, в АО таких не осталось.
        - А Евгений Замавич, считает, что этот проект с Южной половиной месторождения маловат для его маржи и ставит задачу прикупить еще у соседнего АО «Тещин язык», который почему-то находится в соседнем АО. Надо чтобы вся половина была в одних руках. Тогда он, может быть, даст гарантии отдачи кредита.
       - Да я, пожалуй, и сам могу уступить вам за гроши «Тещин язык». Мне все время министерство пеняет, что нарушено правило иметь месторождение в руках одного АО. Правда, Акимыч будет не очень рад выложить даже небольшие деньги за этот кусок болота. Но формально мы выполним «указивку» Министерства.
       - Хорошо! Мы договорились, Лев. Я все сделаю, чтобы ты прокатал через свой банк пять миллионов. Но сначала надо подписать договор с англичанами. А ты, как глава области, подготовишь Правительству документ о государственной поддержке в части модернизации инфраструктуры приобретаемого нами АО Акимыча.
Звонок по мобильному у Председателя. Достает мобильный. На нем определился Зама. Председатель отворачивается, убеждается, что разговор не будет услышан.
      - Извини, Лев, звонит Зама!
     - Евгений Замавич, слушаю.
     - Скважину в АО не запустили?
      - Пока нет.
      - Не настал момент к тебе подослать пока в помощники президента очень грамотного парня, недавно провернувшего очень крупную сделку?               
      - Нет, не настал. Чувствую, что не все ресурсы «она» исчерпала.
      - И давно ты, прагматик, стал доверяться чувствам?
       - Вот только сейчас.
       - Ну, смотри, не обожгись.
Связь прерывается.
      - Так, о чем мы? Да, ты прав, Лев! А то само Правительство только на словах говорит, что развивать инфраструктуру надо, а помощи от него никакой. Трубы сорокалетней давности прорывает, дороги разбиты. Оборудование на скважинах требует замены.
      - Договорились, Ефимыч. Меня как главу области, постоянно бьют за это. Действительно, это в моих обязанностях. Я выделю и областные деньги на дороги, электрофикацию и обновление оборудования вашего АО.
Председатель поднимает палец вверх: «Вот! Именно на эти статьи!»
     - Ты прекрасно понимаешь, сколько палок в колеса я мог бы вам поставить. Но мы договорились. Зачем нам бодаться, тратить силы и средства? Деловым людям, как мы с тобой? Всегда можно договориться! Давай, за наши общие интересы!
Чокаются, пьют.

     Фотография Георгия у Анны
Кабинет Анны в компании. День.
Президент сидит в своем кресле. Слева сидит Председатель с «Вице». Справа от президента сидит Гафар.
    - Извещаю вас всех, что Евгений Замавич после моего сообщения о разговоре с «Головой» в целом остался доволен. Как он выразился: «Цинично, но откровенно. В духе старой советской номенклатуры».
       - Ну, что ж, - глядя в окно замечает президент. - Действительно, как у главы области у него много рычагов, чтобы отравить нашу сделку и дальнейшую модернизацию АО. Осталось только посмотреть будет ли он верен своему слову. Лишь бы не было, как в той поговорке, я немного ее перефразирую: «Я Лев, хозяин своему слову. Сам дал, сам и назад взял».
      - Но последнее слово за Замой! – говорит Председатель. - Да, сижу, как на иголках! Не терпится мне!
Многозначительно смотрит на Анну.
У Анны расширяются глаза, она меняется в лице. Подается к Председателю.
       - Наконец, дело дошло и до подарка Замы. Председатель встает, подходит к креслу Анны, достает из внутреннего кармана пиджака фото 9х12, кладет перед Анной.
       - Узнаете?
Анна берет фотографию, та дрожит в руке. Анна кладет ее на стол, напряженно рассматривает фото.
Рядом с господином, поднимающим американский флаг, стоит, вроде бы, знакомый ей человек. Под фото газетный текст. Кровь медленно отливает от ее лица.
      - Что это… где это?
      - Это копия с фото из вечерней столичной газеты Панамы. Корпоратив на берегу Тихого океана работников дочернего крупного американского банка. Георгий Петрович,- организатор этого мероприятия. Он партнер по бизнесу русского капитана, совладелец небольшой закусочной на побережье.               
Анна не отрывает глаз от фото. Гафар со скрипом отодвигает стул, подходит к столу, надевает очки, наклоняется над фотографией. Анна поднимает глаза, наполненные слезами на Гафара.
Гафар, не отрывая глаз от фотографии: «Невероятно! Георг!»
Анна тяжело встает, берет фотографию. Медленно идет к окну. Стоит спиной к мужчинам. Достает платочек, подносит к глазам. Снова смотрит на фото.
Председатель тихо, вставая.
     - Пошли все из кабинета.
Выталкивает Гафара, Первого «Вице», осторожно закрывает за собой дверь.          
     - И чтобы никому не намека!































Глава 13. Как нелегка участь поводыря.

     Почти ультиматум
Четыре кресла на краю скалы участка Павла.
В центральных креслах сидит Георгий и Павел. Он периодически смотрит в подзорную трубу на невидимые простым глазом сухогрузы и контейнеровозы, выстроившиеся для прохождения Панамского канала.
      - Ты теперь, Павел, все понял сам и прочувствовал, какой бизнес и сколько дает. Чтобы я тебе мог представить все расчеты затрат, мне нужно знать, какую сумму ты дашь на развитие. Я уверен, что ее не хватит, встанет вопрос, сколько занимать, под какие проценты и на какой срок.
     - Да что ты такое говоришь? Как это ее не хватит? Ты хоть представляешь, сколько мы заработали за год?
     - А чего тут представлять? Я прикинул, - где-то двести тысяч, плюс твои океанские, дай Бог, наскрести триста тысяч!
   Павел молча засопел.
     - Еще один бухгалтер свалился на мою бедную голову! – запричитал он. – Да я в жизни не держал в руках больше ста тысяч долларов! А ты: «наскрести триста тысяч и взять кредит», - неумело передразнил он. – Можно подумать, что ты ворочал миллионами.
     - Приедет Стив, ты спроси, сколько стоит разработка американского космического челнока? – начинал злиться Георгий. – Вот, я такую калькуляцию и подписывал, только на советский.
     - Ну, надо же! – чуть не подпрыгнул от возмущения Павел. - Ты путаешь свои яйца с чужими! Да я чужие деньги, какие хочешь потрачу! Жалко, что ли? А тут – свои! Политые потом и кровью! Ты хоть знаешь, сколько надо потрудиться, чтобы отложить хоть один бальбоа?*
 
      *Денежная единица Панамы, в 1992 году стоил один доллар.   

Тут только начал вылезать из нищеты, удалось сложить одну денежку к другой, и – на тебе! Оживает утопленник, и говорит: «Давай я их потрачу! И еще возьму на твое имя кредит, лет на тридцать»! А мне, может быть, всего лишь год и осталось страдать на этом свете! Ты хоть представляешь, каково это, уйти в другой мир должником и там вечно мучиться?
   Георгий сидел, откинувшись на спинку стула, и как-то безучастно смотрел на синеющий океанский горизонт.
   - И что же ты собираешься здесь строить, что не хватит этой суммы, да еще ты занять собираешься? – не увидел перемены в собеседнике капитан. - Ты сам-то в своей жизни имел заначку? Ведь заначка, - она на всякий пожарный случай! Мало ли что? Ты взял ее и - вылез из безвылазной ситуации! На то она и заначка! А что хочешь ты? Истратить все, вместе с заначкой, да еще занять? А вдруг что-нибудь не сложится? А заначки нет! И тебя уже ничего не выручит! Что тогда? В долговую яму?
     - Павел, ты хоть раз кредит брал? – задумчиво спросил Георгий.
     - А на хрен он мне? Я старался всю жизнь жить по средствам! Ты что-нибудь в моем хозяйстве видел лишнего? Клянусь усами креветки, я вовсе не предполагал брать кредит! Если я буду знать, что кому-то должен несколько сот тысяч долларов, да я ночью в холодном поту просыпаться буду, у меня пропадет аппетит и уже через месяц, как пить дать, загнусь.
   Георгий опять пристально смотрел на синеву океана и молчал. Павел замолчал тоже, наконец, увидев, странную перемену в лице земляка. Молчанье затянулось.
     - Ты знаешь, Павел, мне стало уже не интересно зарабатывать деньги. Мы только повторяемся. Американцы подарили нам компьютеры. Это, пожалуй, единственный инструмент, который мы хоть как-то используем. И то, три пылятся в бунгало. Судоходная японская компания подарила прогулочный катер, который стоит на пристани яхт-клуба.
Японцы подарили нам пять широкоэкранных телевизоров, – продолжил Георгий, - три лежат в коробках в бунгало.
Слышится торжествующий вопль Рико с веранды.
    - Так тебе! На еще! И еще!
    - Рико, полдесятого, – кричит ему Георгий. - Выключай компьютер! Мы договаривались!
     - Дчёч, - радостно кричит Рико, - я завалил последнего громадного осьминога! Он мне жить не давал и чуть не убил меня!
    - А ты занес в компьютер заказы, что делали клиенты на пляже? – спрашивает его Георгий.
     - Завтра утром занесу в таблицу.
     - Придется, Рико, поставить замок на твои игры. Ты не выполняешь договоренности.
     - А что, Есения свои заказы уже завела?
     - Перед тем, как уйти, мы с ней проверили таблицу. В основном, все грамотно сделано, похвалил ее Дчёч.
     - Когда она успевает? – удивился Рико. - Дчёч, я, правда, все утром занесу.
Дай еще десять минут доиграть.
     - Нет, Рико. Сейчас ты выключишь компьютер и идешь спать. Если завтра до девяти утра в таблице не будет твоих данных, к играм доступ будет заблокирован.
Отец только потому бросил вести свою амбарную книгу, что ты обещал ему вместе с Есенией каждый день пополнять таблицу.
     - Ладно, ладно, Дчёч. Я завтра все занесу. Только не блокируй!
Выключает компьютер. Уходит.
     - Дчёч, отец, спокойной ночи! – доносится голос Рико.
Павел и земляк сидят молча.
Павел сидит с опущенной головой.
     - Французы подарили газонокосилку, – вернулся к разговору с капитаном Георгий. -       - Какая-то малоизвестная голландская компания подарила квадроцикл с прицепом. Три месяца он стоит на нашей стоянке. Стыдоба. Кто выписал чек на тренажеры, я уж запамятовал?
     - Англичане, - пробурчал Павел
     - Вот-вот, англичане. Их шеф мне сказал, что они с удовольствием перевезут свой бильярд к тебе. И огорчился, что его некуда поставить. Ведь не оставишь стол с зеленым сукном под открытым небом!
     - А чего это я должен ублажать каждого? Этому подавай персональный гальюн на элитном микропляже, тому подавай катание на водных мотоциклах, твоим англичанам подавай бильярдную, завтра они попросят бунгало для игры в покер и маленький публичный дом со шлюхами при моем заведении! – штормило капитана.
     - Все хотят видеть, чтобы твое заведение развивалось, – пропустил мимо ушей земляк словесный понос капитана, - чтобы все подаренные изделия работали в твоем сервисе услуг и могли быть предложены клиентам.
     - Ага! – ехидно подначил Павел, - я сяду за руль этого ящика на колесах в своей капитанской форме, чтобы катать клиентов в тележке трактора вдоль океана!
     - Мне кажется, с большим удовольствием будут кататься вдоль океана и мальчишки, и девчонки на квадроцикле. И за это удовольствие они охотно будут платить. Ведь не пожрать только, хоть и с видом на океан, народ к тебе едет из столицы! Он желает здесь еще и «оторваться» от постоянных напряженных будней за рабочую неделю.
В общем, давай договоримся так, - серьезно взглянул на капитана земляк. - Коль я обещал, я еще раз просмотрю все аналоги цивилизованного туристического отдыха, предлагаемые трехзвездочными латиноамериканскими отелями. Выберу, на мой взгляд, наиболее приемлемый, исходя из твоих условий,
      - Ага, на мильон долларов! - продолжал ехидничать капитан.
      - Сделаю планировку, - снова пропустил мимо ушей его ехидства земляк, - сделаю расчеты и положу тебе на стол. Если ты согласишься на переустройство своего заведения, то я, пожалуй, тебе помогу в организации, нахождении нужных людей и прочее. Не согласишься – будем прощаться. Мне стало у тебя не интересно.
   Павел засопел, грузно откинулся на спинку стула так, что тот его матюгнул. Капитан уставился на Георгия. А серые глаза земляка насыщались океанской синью и пронзительной тоской. И капитан не посмел что-то сказать.

   И как-то за завтраком в саду земляк, не поднимая головы от тарелки, буднично сказал.
     - Ну, вот. Прошла неделя. Я выкроил время, чтобы внимательно изучить пакет документов на микроотель и мини гостиницу.
Георгий кивнул на соседний столик, где лежали цветные папочки с документами.

     Земельные «магнаты»   
      - Я понял, что-то изображать на твоем клочке земли бессмысленно. Помнишь Пол, друг Стива, советовал прикупить землю слева и справа? Так вот, я внимательно изучил пакет документов, переговорил с чиновниками из земельного управления и управления недвижимости, получил факс из отдела земельного кадастра о стоимости твоей земли, земли соседа и пустоши слева. 
     - Ну, сосед справа раз в год появляется, но не живет, и бунгало его скоро развалится. А соседа слева у меня нет.
     - Пока нет, - многозначительно сказал Георгий.
     - Что значит пока? – недоуменно посмотрел на земляка Павел.
     - Как тебе объяснить подоходчивее?
     - Ну, уж, как-нибудь постарайся, для долбака капитана, - недобро взглянул на земляка хозяин.
   Георгий, молча, смотрел на капитана.
     - Давай, давай! Не мотай кишки! – наступал хозяин.
     - Зря ты, Павел, ершишься, я не хотел тебя обидеть. И хотя мы с тобой пуд соли не съели, но за год пообтерлись и знаем друг друга. Ты как-то мне рассказывал, как ловили в океане тунцов: с кормы идущего траулера кидали резаную рыбу для привлечения стаи. Скоро за траулером увязывалась стая двадцатикилограммовых тунцов. А не проходило и часа на них нападала стая акул.
     - Неплохо пересказал, а к чему?
     - О твоем заведении сейчас знают все крупные фирмы и компании в столице. О тебе и твоем бизнесе писали в газете. Только за последний год у тебя побывало не меньше восемьсот человек. По моим понятиям из них найдется десяток, кто сказал себе, что он может не хуже тебя развернуться по соседству. Я поражаюсь, как до сих пор не нашлись еще денежные акулы, и не скупили земли слева и справа? Ведь это единственные привлекательные места на скале, а дальше, справа, - скалы. А слева, – пологий неинтересный спуск. И когда мне сообщили факсом, что сотка пустующей слева земли стоит около двух тысяч долларов, я не поверил! У нас в Подмосковье – в три раза дороже!
     - Это земля значится, как пустошь, - уточнил Павел.
     - Я сказал чиновникам в земельном управлении, что я твой менеджер и заверил от твоего имени, что мы в течение десяти дней выкупаем около сорока соток, граничащих с твоим участком слева, где пока нет хозяина.
     - Может, ты уже и купил эту землю без меня? – насупившись, взглянул на менеджера Павел.
     - И купил бы на свое имя, будь у меня карманные деньги и хотя бы загранпаспорт. Срочно, Павел, выкупай, пока не опомнились столичные акулы. Иначе бесполезно строить какие-то планы о развитии твоего бизнеса!
     - Собственно, кто бы спорил? – не глядя на земляка, по-деловому сказал Павел.
   Георгий удивился.
     «Неужели капитан так быстро дозрел или его менеджер напугал своим уходом?»
     - Павел, - глядя в глаза капитану, сказал Георгий, - я не сомневался в твоей мудрости.
     - Красиво пташечка поешь! – хмыкнул капитан в усы. - Не очень-то ты был мастак на комплименты!
     - А ты хоть поддерживаешь контакты с соседом, участок которого справа? Что он за человек? Продаст ли тебе свой участок?
     - Он появляется на участке пару раз в год только затем, чтобы посидеть в своем кресле-качалке с видом на океан. И он очень плохо относится к расширению моего бизнеса. В последний раз мне удалось с ним перекинуться двумя фразами в январе, и он сказал, что я окончательно похоронил его надежды на то, что ему удастся посидеть в кресле качалке на своей скале в тишине или под шум прибоя.
     - Это и хорошо, и плохо, - задумчиво сказал Георгий. – Хорошо, что он уже не будет цепляться за свой участок, а плохо, что он может обозлиться и не продать тебе его из принципа. А ты выход на него имеешь?
     - Где-то в записной книжке у меня есть его столичный телефон.
     - Павел, найди его завтра же и давай попробуем сначала действовать по-крестьянски: предложи ему в лоб продать его участок. Скажи, что сожалеешь, что не дал соседу спокойно отдыхать. И готов искупить свою вину, купить участок и освободить его от траты уплаты налога на недвижимость.
     - А если откажет?
     - Тогда придется действовать через подставного покупателя. И дай нам Бог, чтобы твой сосед был покладистым. А если будет упрям, придется действовать другими методами.
   Павел подозрительно посмотрел на земляка.
     - У него, похоже, такой же участок по площади, как и твой? – решил уточнить менеджер.
     - У меня под тридцать, а его сотки на три поменьше. И сколько же ты собираешься прикупить пустыря?
     - А вон, по тот куст, от него участок круче начинает понижаться в сторону деревни.
     - Так нам надо бы измерить и вбить колышки?
     - Мне в земельном управлении сказали, когда надумаете, пришлем чиновника и геодезистов. Они все точно измерят и составят кадастровый план в привязке к местности. Только неделя уйдет на составление документов.
     - Нет, ты только посмотри! Он все уже вынюхал!
     - А как иначе, хозяин, дело ты ведь задумал серьезное. А, главное, чтобы в мире не случилось и в Панаме, в частности, земля будет только дорожать, как показывает панамская статистика, и поверь мне, - лучшего наследства для Рико трудно придумать. А твоя заначка с каждым годом таяла даже в самом надежном банке.
     - Чего это она таяла, когда я клал под три процента годовых!
     - А инфляция, в экономической газете пишут, – пять процентов.
     - И когда это ты все узнал? – искренне удивился Павел.
     - Так вот, если нам повезет, то мы скупим землю слева и справа, что составит где-то семьдесят соток.

     «Падучая» капитана
А вот теперь - самое интересное. Павел, за полгода совместного бизнеса ты, я думаю, убедился в моей интуиции. Я вынужден тебе сейчас открыться, только чтобы ты больше никому об этом не трепал, что мне приходилось перед тем, как попасть в Панаму, защищать проект, связанный с добычей нефти на сумму в десятки миллионов долларов, а, так же, выбивать кредиты на пятьдесят миллионов.
   Павел, отвалившись на спинку стула, округлил глаза и пытался вытянуть свою короткую шею, видимо, до размера гусиной. Георгий хоть и не верил, что это ему удастся, тем не менее, напряженно наблюдал, чем это кончится. Лицо капитана и впрямь вытянулось, глаза сузились, и он стал похож на гусака, норовящего ущипнуть. Когда вытянуть шею длиннее, чем на пару миллиметров ему уже было не под силу, Павел вдруг бросился грудью на стол, так что Георгий в испуге отпрянул.
     - Ты-ы-ы??
   Георгий судорожно вцепился в край стола и готов был ко всему.
     - Ты-ы-ы? – снова проскрипел он.
     - Павел, перестань меня пугать! Считай, что тебе это уже удалось! – облизав сухие губы, нервно проговорил Георгий. – Я посмотрю на тебя, что ты сейчас изобразишь, когда я скажу тебе, что только гостиница на двадцать восемь спальных номеров тебе будет стоить около трех миллионов долларов! И еще столько же клуб с рестораном! – и Георгий на всякий случай отодвинулся от стола вместе со стулом.
   Павел поднял брови, часто-часто захлопал глазами, секунды три каменным изваянием смотрел через стол на своего менеджера, потом у него задергалась левая часть лица, глаза стали сужаться и приобретать осмысленное выражение, губы растянулись, он вдруг фыркнул, чуть не обдав Георгия мелкими брызгами, закрыл глаза, откинулся на спинку стула, запрокинул голову и сначала молча, а потом все громче и громче хохоча, задергался в конвульсиях. Сквозь хрип, хохот и кашель у него вдруг вырвалось:
     - Луи-и-иза! Луи-за-а! – и опять он задергался.
По его щекам текли слезы. Периодически он вытягивал в сторону Георгия голову, расширял глаза и, увидев лицо шутника, громко кричал:
     - А-а-а –а! – и снова его тело било нервным тиком.
   Прибежала встревоженная Луиза, взглянула на стол, на котором не было ни бутылки, ни стаканов, а лежала только папка с цветными рисунками, на обескураженного земляка, на бьющегося в припадке нервного смеха мужа и, обращаясь к Георгию, нервно громко спросила:
     - Да что это с ним? – поняв, что от земляка ничего не добиться, она взяла за плечи мужа, встряхнула и снова спросила. - Да что это с тобой?
Потом подбежала к стойке, схватила бутылку воды, плесканула в стакан и поднесла ко рту мужа. Павел судорожно сделал три глотка, отвел руку со стаканом, хохот перешел в всхлипы, он достал свой полуметровый клетчатый платок и стал вытирать щеки, усы и свои шикарные баки. Луиза стояла рядом, уже успокоившись, ожидая окончания припадка. Павел потихоньку затихал, вытирая лицо, сморкаясь, ни на кого не глядя. Потом в него снова вселилась «падучая», он уткнулся в платок, затрясся и простонал.
     - Луиза! Дай! Дай скорее этому человеку… - его снова теперь уже мелко трясло, - из своего кошелька… ше-е… шесть мильёнов… долларов… иначе… иначе меня сейчас кондрашка хватит! – и он с подвыванием снова задергался в конвульсиях.
     - Да чем это ты так его рассмешил? – нервно хохотнула Луиза, снова обратившись к Георгию.
   Георгий поскучнел, стал собирать в папку листы, посмотрел на нее с отвращением, потом бросил на стол, со скрипом отодвинул стул, тяжело встал и направился к океану.
   Он спустился вниз, пришел к скалам на микропляж, снял футболку, постелив ее на одном из двух лежаков, подвинул лежак в тень от зонта, лег ничком и, поразительно, сразу отключился.
 
     Ты погружаешь нас в сказочный сон
Через два дня, когда Георгий сидел в кресле на скале после не очень напряженного дня, и было уже почти десять вечера, к нему неожиданно подсела рядом в кресло Луиза.
     - У тебя, Дчёч, - она доброжелательно взглянула ему в лицо, - все по расписанию, - перед сном обязательно посидеть и полюбоваться океаном.
   И их глаза встретились.
     - Да, Луиза, хорошая разгрузка после трудового дня.
     - Я бы тоже, как ты, сидела бы, да бабьих дел всех не переделаешь и за целый день, потому и не сижу. Меня послал к тебе подсесть Павел, иди, говорит, подбодри его, что-то киснет наш земляк!
     - Ну, так давай, подбодри, - тоскливо сказал Дчёч, глядя на крохотные точечки кораблей в океане.
   Луиза чутьем женщины почувствовала тоску в голосе земляка и молчала.
     - Дчёч, я тебе очень благодарна за Рико, с тобой он просто стал другим мальчишкой. Ты очень любишь детей, и я вижу, сколько ты возишься с Рико и Есенией. Не каждый мужчина имеет на это талант.
     - Как ты сказала? – попытался Георгий понять сказанное.
     - Талант, я говорю, надо иметь мужику, чтобы быть авторитетом у детей. Я заканчивала только школу, если чего не так сказала, ты уж не обижайся. И на Павла ты не обижайся. Мужик он в общем хороший, но скупой. А настоящий хозяин и должен быть таким!
     - С чего вы взяли, что я на вас должен обижаться? – совершенно спокойно ответил Георгий, считая точечки кораблей.
И чуть не сказал: «Мне вас по-настоящему жалко».
     - Дчёч, - вдруг положила влажную пухлую ладонь Луиза сверху его ладони, - я никогда так не жила хорошо в смысле достатка, как сейчас… и это стало с твоим появлением. И если мы будем и дальше столько зарабатывать, то нам больше ничего и не надо. А ты своими предложениями погружаешь нас в какой-то сказочный и тревожный сон. Ты ведь знаешь, как всегда хорошо бывает во сне.
   Она сняла руку и посмотрела на будто нарисованные облака над океаном и продолжила.
     - А проснешься, - серые будни. Или еще хуже, - беспросветная тоска.
   Они помолчали.      
     - У меня есть своя заначка в двадцать тысяч долларов. Павел о ней знает, но не знает, что столько. Ты можешь на нее рассчитывать. Но я поняла, что в твоих планах мои деньги – капля в океане.
Так что спасибо тебе, Дчёч, за сказочный сон, он был красивый. Но мы живем на грешной земле.
   Она встала, дружески положила ему на плечо руку, заглянула в глаза и пошла домой, слегка покачивая крутыми бедрами.
 
     Неужели достучался?
А через день за ужином Павел загадочно обратился к земляку.
     - Для тебя есть хорошие новости, земляк. Сосед согласился продать свой участок и хочет за все вместе с домом семьдесят пять тысяч!
     - Это просто замечательно! – обрадовался Георгий. – Надо соглашаться, не глядя!
     - Так он же оценил свою развалюху – бунгало в восемнадцать тысяч! Она и тысячи не стоит!
     - Два дня возьми на раздумье, пару дней поторгуйся, поплачь, поканючь, но ради Бога не спугни! Тогда все дело завалишь! И если он не уступит – соглашайся на эту цену! Это уже счастье, что решился продать свой участок!
   Еще через неделю Павел радостно доложил.
     - Наверное, ты мыслями управляешь головой соседа. И трех дней не прошло, а тот уже согласился. Умял я жмода до пятнадцати тысяч долларов! Дальше уперся, как баран. Или, говорит, эта цена, или выставлю объявление!
     - Умница, капитан! Немедленно бей по рукам и оформляй документы!
   А через две недели Павел и Георгий приехали из столичного управления по делам пригородной недвижимости, привезя всего семь листиков документов и единственный ключ от дачных ворот соседа. Сосед отказался обмыть сделку в заведении Павла и взял в столичную квартиру только неразлучное кресло-качалку. Зато капитан, Луиза и земляк по русскому обычаю обмыли в тот же день удачное приобретение, а у Рико и Есении соседская дача стала лучшим местом для игр и беготни. Теперь осталось выкупить пустырь в сорок две сотки. И, наконец, можно будет начать всерьез обсуждать планы застройки. Земляк повеселел.
А всего через два дня позвонил Стив и закричал в трубку с напускной суровостью в голосе:
     - Это, когда же ты успел выхватить горячий последний Биг-Мак у нас из-под носа?
     - У нас в России говорят: «Тупой, как Сибирский валенок!», когда до кого-то не доходит простая вещь! Ты, извини, Стив, до меня не дошло, с чем ты меня поздравляешь?
     - Мы с начальником отдела американской страховой компании, Полом Конорсом, тот, что сразу после нас устраивал у капитана корпоративную вечеринку, уже обсудили планы, как купить пустующую рядом землю, для постройки на ней за деньги нашего банка и их компании маленького элитного клуба. Мы поняли, - все равно капитану это не потянуть! А, оказывается, ты уже скупил всю землю?! И даже ухитрился купить соседскую дачу!!
     - Yes!! – подпрыгнул Георгий, высоко вскинув руку со сжатым кулаком, опустив трубку, чтобы не было слышно его восторга. Никогда не радовался он так в последнее время!
   Павел привстал из-за компьютера и, выпучив глаза, смотрел на земляка, как на восторженного мальчишку, которому удалось на полкорпуса опередить на финише своего конкурента и выиграть долгожданный приз.
     - Ладно, радуйся, Джордж, все равно у нас тут большие проблемы с боссом моего банка в Штатах. Они там не понимают, что за сухими строчками высокой прибыли стоит выматывающий повседневный труд. Что нам вдали от Родины, надо держать высокий корпоративный дух, а для этого нет лучшего способа, чем совместный отдых. Мой босс поскупее будет твоего капитана! В общем, я рад за вас и присылаю к тебе сегодня одного очень приличного архитектора, который сотворил маленькое чудо-коттедж у одного моего приятеля, здесь, в Панаме. Архитектор случайно узнал, что я с Полом подыскиваем участок для застройки с видом на океан маленькой зоны отдыха, и стал приставать к нам, чтобы мы позволили ему разработать проект. Потом он очень переживал, что у нас застопорилось дело с разрешением босса. А когда он узнал, что ты купил землю и хочешь ее застроить, так буквально вырвал зубами ваш адрес и рвется воплотить свои идеи. Выслушай его, не гони сразу, а потом позвони мне и расскажешь, во что это вам выльется! Бай-бай, Джордж, везунчик!
   Сияющий везунчик подошел к Павлу, обнял его, сказал ему несколько теплых слов по поводу его дальновидной и быстрой покупки соседних участков и рассказал содержание разговора. Павел довольный редкой похвалой земляка почесал правой рукой под левым ухом свои шикарные баки и мирно сказал:
     - Ладно, ты уж не обижайся на меня, что я тогда смеялся над твоими планами. Вот и надейся на таких друзей, как твой Стив! Чуть зазеваешься, а твой друг урвет у тебя из-под носа сахарную косточку! Ты прав, оказывается, насчет акул!
     - Зря, Павел, ты катишь на него бочку! Пока тебе грех на него жаловаться!

     Стив присылает архитектора
А вечером приехал говорливый и катающийся, как ртуть, коротышка архитектор.
      - Дчёч! Дчёч! – кричит Рико. - Смотри, какая машина к нам подъехала! Ты видел раньше такую?
Маленькая двухместная красная машинка с белыми кругами под божью коровку на автопаркинге делает крутой разворот и с ходу застывает между двумя другими, не оставляя им места на открытие дверей.
Из машины протискивается в полуоткрытую дверь маленький плотненький коротышка в соломенной шляпе.
Дчёч идет к Рико и тоже удивленно застывает.
Павел привстает и смотрит на проем веранды для входа посетителей.
К капитану спешит коротышка сорока лет в белой рубашке и свободно болтающимся на шее красным шнурком вместо галстука. Он в легкой жилетке цвета кофе с молоком, ярких коричневых брюках и желтых ботинках. Через плечо у него висит коричневая кожаная приличная сумка, на шее болтается фотоаппарат с телевиком.
Коротышка быстро семенит к капитану, сует ему руку и быстро-быстро что-то говорит на английском.
Джордж с трудом улавливает смысл приветствия и представления. По глупому виду капитана коротышка догадывается, что Павел его не понимает. Тогда он подскакивает к Георгию с той же пулеметной речью на испанском.
 И Павел, и Георгий убедились: вот у кого уж был щенячий восторг по поводу их приобретения!
     -  Вы Джордж, я так и понял! Я уже представился капитану! Я от Стива! Тот обещал мне вашу помощь в ознакомлении с вашими грандиозными приобретениями и вашими планами по строительству мини отеля! Я тот человек, кто воплотит в жизнь вашу мечту. Вы не пожалеете, что связались со мной! Вам сказочно повезло, что во всей Панама-Сити есть единственный человек, кто может предложить вам свою профессиональную помощь высокого класса!
Джордж - в прострации, не знает, что делать с архитектором.
       Вы же менеджер, Джордж, - быстро уловил напряги менеджера архитектор. - Вы один понимаете, что мне от вас надо! Мне от вас в данный момент ничего не надо! Кроме сопровождающего на участок вашего соседа. Я начну с него. Все остальное, хлопает по своей сумке на боку, у меня с собой.
Дчёч видит идущего обратно к скале с пустым термосом Рико. Ждет, пока тот поднимется.
       - Это, - молодой хозяин сын капитана, Рико, - представляет его менеджер. - Сегодня он будет помогать вам, если необходимо. - Называйте мне ваш номер, я позвоню и обозначу свой, -  снимает с ремня свой мобильный. - По всем возникающим вопросам молодой хозяин будет вам в помощь. Если он что-то не сможет решить, звоните мне.
       - Рико, попроси ключ у отца от фазенды соседа. Проведи господина архитектора туда и будь при нем, пока тот не сделает необходимые ему фото и замеры участка.
       - Есть, господин менеджер! – озорно восклицает Рико, - ваше указание будет выполнено!               
      -  Подождите меня здесь, господин архитектор, минутку, и я вас провожу!
Уходит.
      - Джордж, - восхищенно замечает архитектор, - как у вас образцово все поставлено! Как будто вы полковник, а Рико ваш сержант. Мне больше от вас и не нужно на сегодня. Очень вам благодарен!
Протягивает руку для пожатия.

А вскоре архитектор бегал по соседскому участку, не забывая прибегать то к Павлу, то к Георгию делиться восторженными впечатлениями.
Потом он носился по участку Павла, щелкал фотоаппаратом, делал записи в блокнотике. Потом дошло до пустоши. Архитектор восторгался, восхищался, входил в экстаз, рассыпаясь в достоинствах трех участков!
Перед отъездом архитектор выдал: «Фазенда капитана, соседа и пустошь, - уникальны по возможностям сервиса. И все, что окружает эти места, просто просятся для строительства мини-отеля. Как вам повезло, господин менеджер! Капитан, похоже, не отдает отчет, насколько золотое ваше место! Уж я – то знаю, чего это стоит!»
За час, утомив и капитана и Георгия, он стал прощаться, пообещав им через неделю-десять дней, осчастливить их своим проектом застройки. Хозяин и менеджер с облегчением вздохнули, проводив его до машины.
Десять дней просыпались, как одна минута в песочных часах капитана.
   И вот снова появился архитектор. Он был торжественен, многозначителен, исполнен высоким значением своей миссии - приобщить дикарей к благам цивилизации, единственным носителем которой он сознавал себя. Выждав паузу, он, наконец, снял с папки ладонь. Дрожащими пальцами расстегнул молнию. Вытащил другую прозрачную папку и также расстегнул на ней пластмассовую молнию. Взял в руки несколько плотных листов, молча, разложил два листа рядом, а три других – под ними.
   На каждом листе красовалось по великолепному исполненному в красках дворцу, а под каждым дворцом была вычерчена его схема с дверьми, окнами, душевыми, туалетами, с простановкой в центре комнат цифр площади в квадратных метрах. А уже ниже, подложил три других листа с рисунком разбивки парковой зоны с цветущими деревьями и кустами, и бирюзовыми водами бассейнов.
     - Вот это да-а-а! – вырвался восхищенный возглас Павла.
   И архитектор перевел взгляд на менеджера, терпеливо ожидая, когда же и тот издаст свой восхищенный возглас. И менеджер поддержал:
     - Красота-а-а!
   По мере того, как капитан смотрел с менеджером все новые и новые листы, на его лицо вползала ехидная ухмылка и менеджер догадывался о ее причине. Лицо архитектора было, по-прежнему, торжественно непроницаемым. И он чего-то ждал.
     - А где же расчеты по затратам, наконец, спросил Павел.
   И тут произошло то, что удивило даже менеджера. Архитектор молча, как хозяин, прошел к компьютеру на капитанском мостике Павла. Включил его, вложил диск в дисковод и вскоре на экране высыпали цифры затрат по каждому из трех участков.
Архитектор молча показал капитану на кресло у компьютера и Павел сел, пролистывая мышкой строчки затрат в калькуляции на вертикальной полосе прокрутки. Когда он дошел до графы: TOTAL /ИТОГО/, губы его сжались, он повис упитанным телом над клавиатурой, почти носом уперся в экран монитора, сделал над собой сверх усилие, чтобы не заржать и взглядом предложил посмотреть своему менеджеру. Георгий нагнулся.
   В горизонтальной колонке красовалась цифра:  набранная шестнадцатым номером шрифта: TOTAL: $5.990.000. Павел медленно вылез из кресла, видимо, чтобы с ним опять не произошла падучая, и вышел в сад. Георгий сел в кресло, полистал быстро калькуляцию, прикинул в уме, – по- крупному, ошибки не было. До архитектора стала доходить причина такого поведения капитана.
     - Вы знаете, а мне понравились в целом проработки застройки на двух участках, - повернулся в кресле к архитектору менеджер. Единый стиль, изюминка – это применение на всех крышах солнечных панелей, что позволяет практически вести хозяйственную деятельность на солнечной энергии; оригинальная, с учетом рельефа местности, архитектура корпуса отеля, ресторана, зоны отдыха.
А что это за четыре комнатки за клубным рестораном, выходящие на океан?
     - Вы, я смотрю, обратили на это внимание. Это дополнение Стива, – комнаты для переговоров и подписания  договоров. Ну, в них можно хоть и в карты играть, - это же клубный все-таки ресторан! 
     - Что ж, заказчик может осуществить и свой маленький каприз.                Я совершенно с вами согласен, что расположение ресторана целесообразно сделать именно на пустоши, потому что по ландшафту оно наиболее подходит к элитной зоне отдыха.
    - Но есть одно «НО», которое не позволяет нам радостно обнять вас и, ударив по рукам, приступить к осуществлению проекта. Это его стоимость. Капитан не потянет такую статью расходов.
Давайте договоримся так, мы внимательно со всем ознакомимся, возможно, предложим, где можно будет ужаться и тогда снова встретимся.
   На удивление Георгия архитектор без лишних слов согласился. Они пожали руки, и тот уехал. Георгий не стал травить Павла с обсуждением проекта, сам посидел почти три часа, нашел статьи, где можно было сэкономить, заменив на более дешевые материалы. Но вскоре понял, что, снизив смету даже тысяч на девяносто, он сократит стоимость менее, чем на два процента.
Георгий решил бросить это неблагодарное занятие и дать, как показывал его прошлый опыт, улечься в сознании всяким большим проектам. Всегда оказывалось, что со временем вдруг выплывало нечто, меняющее кардинально прошлое представление о концепции, и открывались новые подходы к решению, не решаемой до того задачи. Тем более, что у него, как всегда, на двенадцатом витке подсознания, стали копошиться смутные, совершенно дикие, с точки зрения здравого смысла и предыдущей практики, идеи.
   Это нечто выплыло уже через день в звонке Стива и его ехидном разговоре с менеджером.
     - У меня на плече пускал нюни архитектор, он уговорил меня полистать его проект и мне он показался просто замечательным. Ты не оценил, Джордж, какого человека я к тебе направил. Что, господа русские предприниматели, хватка у вас, конечно, отменная, но вам попалась добыча, которую вы не в силах проглотить!
Когда гепард в своем стремительном прыжке заваливает крупную антилопу, в саванне это тотчас становится известно. Приходят львы, и гепарду остается только вкус крови на губах от убитой им жертвы, а по ночам он вскакивает от воспоминаний славной охоты и от обиды на такую несправедливую развязку. Но это – жизнь! И это закон, по которому живет саванна! Короче, завтра, в пятнадцать часов, я и Пол Конорс ждем тебя, Джордж, вместе с капитаном в моем банке для обсуждения одного необычного для вас, да и для нас тоже, предложения. Не забудьте захватить документы, подтверждающие личность. Бай-бай, русский везунчик.
   У Георгия участился пульс. Он оторвал маленький листик от стопочки чистых листов для записи, лежащих у телефона, и, улыбаясь, написал только одно предложение, которое осталось от огромного клубка мыслей. В результате титанической невидимой работы днем и ночью, без перерывов на обед и сон, его подсознание продвигало этот клубок мыслей с двенадцатого - на первый уровень, по пути разбирая тысячи вариантов, вычеркивая невыгодные, обкатывая новые граничные условия, отбрасывая неудачные решения и вновь обсчитывая более приемлемые, - пока от клубка не осталась единственная мысль. Она уложилась в три слова. Не считая одного числительного.
   
      Американские практики
 Двое полицейских мулат-громил, в голубых рубашках с короткими рукавами, с прищепленными к карманам карточками с устрашающими физиономиями, удостоверяющими принадлежность к секьюрити банка, впиявились глазами в Георгия и Павла. Они преградили путь наверх, после того, как Павел и Георгий открыли тяжелую высокую дверь банка, желая направиться к лифтам. Павел предъявил по требованию одного мулата свой паспорт, а Георгий замялся. Он не ожидал, что их не встретят. Громила, пожирая Георгия взглядом, связался с секретаршей Стива и доложил, что к нему два сеньора, а один не имеет ни паспорта, ни другого документа, удостоверяющего личность.
   «Какой же он идиот! – обругал себя Георгий. - Столько раз виделся со Стивом и не попросил его о помощи! А теперь: «Так ему, сукину сыну, пусть выбирается сам!»
   Через три минуты спустился Ник и радостно-шумным приветствием обозначил для стражей порядка принадлежность к «своим» стоящих перед ними сеньоров.
     - Документ этого господина, - Ник положил руку на плечо Георгия, - остался у нас в отделе с прошлого его посещения, он покажет его при выходе.
   Пошли! Мистер Скелтон ждет вас! – и подтолкнул Георгия и капитана мимо расступившихся секьюрити.
   После шумных и неподдельно радостных приветствий в своем кабинете, Стив в упор спросил.
     - Джордж, у тебя нет вообще никаких документов?
     - Никаких, - глядя в глаза, ответил Джордж.
     - Первый раз вижу прагматика, который не чужд романтизму, - покачал головой Стив.               
     - Ник, сделай ему карточку консультанта отдела.
     - О` Кей, шеф!
     - Капитан, Джорджу, надеюсь, он за рулем, - чуть-чуть, ну, а нам, грешникам, можно и побольше! – сказал Стив, наливая всем виски. 
 Джорджу и капитану Стив предложил сесть напротив друг друга за вытянутым столом для подчиненных во время оперативок. На втором столе в углу кабинета стоял включенным другой компьютер с какими-то цветными графиками на мониторе. Рядом лежал проект архитектора, Георгий узнал его по цветной папке сразу, как вошел в кабинет. Из небольшого холодильника Стив достал тарелочку с дольками лимона и блюдо с бутербродами.
     - Капитан, я буду обращаться к вам, поскольку Джордж, наверняка, более плотно посидел за проектом и, не сомневаюсь, знает его в деталях. То предложение, которое мы сейчас озвучим от лица двух могущественных американских компаний, вам никто не сделает, и я считаю, что это единственный выход, устраивающий вас и нас. Об этом не догадывается, я полагаю, даже Джордж, а он, поверьте, хороший менеджер. Предлагаю выпить за ваше здоровье капитан, чтобы вы в скором будущем, могли ощутить себя единственным владельцем своего бизнеса.
   Последнюю фразу Георгий перевел с улыбкой, глядя на ничего пока непонимающего и озадаченного капитана. Пол, улыбаясь, как и все, чокнулся с капитаном, и все выпили.
   Капитан многозначительно смотрел на земляка, спрашивая его взглядом:
     «Ты что-нибудь понял в этой закрученной фразе?» - Георгий улыбался, и вскоре принялся за привычную работу переводчика синхрониста.
     - Вам, капитан, не под силу заплатить шесть миллионов, это так?
     - Да, я не миллионер! – с гордостью ответил капитан.
     - Ничего, скоро исправите этот недостаток! – усмехнулся Пол.
   Капитан взглядом просил помощи у Георгия. Земляк улыбался.
     - Мы предлагаем оплатить все расходы на строительство и благоустройство двух участков, все шесть миллионов, за вычетом того, что стоит ваш будущий дом на участке бывшего вашего соседа. В договоре, который мы уже составили и дадим сегодня вам для размышления на три дня, все изложено очень просто. Джордж вам объяснит, что непонятно. В договоре будет написано, что все земли и все строения на трех участках принадлежат вам, капитан. Мы оплачиваем строительство закрытого клуба с рестораном и зоны отдыха, а проще его назовем - ресторана, на пустыре. А там, где вы с ейчас живете и делаете свой бизнес, - оплачиваем строиткелство микроотеля на 28 номеров.
И главное! С их вводом в строй, мы берем их в аренду на три года. Вы являетесь собственниками всех построек и земли, на которых они стоят!   
На участке соседа вы строите себе отличный коттедж, взяв у нас льготный, только для вас, кредит.    
Капитан, молча, глядя на земляка, просто вопил о помощи! Земляк переводил и улыбался, что совсем запутывало ситуацию.
     - Напоминаю, - продолжал Стив, - на пустыре через три месяца будут выстроена, согласно проекту, вся инфраструктура, а еще через месяц, - будет его приемка. Начинается аренда объекта «На черном песке» или проще - клуба с рестораном. А строители начинают строить ваш коттедж на участке соседа. Потом через три месяца вы получаете свой собственный коттедж, капитан. И только тогда, когда вы в него переедите, сносим ваш нынешний, а через четыре месяца стройки принимаем этот микроотель «У синих скал», и начинается отсчет наших трех лет аренды.
Аренда на три года, повторяю, с признанием за вами единственного владельца этих участков. Более того. Мы ежемесячно отчисляем вам десять процентов дохода. Управляющим будете назначены вы. И мы не вмешиваемся в вашу экономическую и кадровую политику, зная, что с таким менеджером, как Джордж, бизнес будет только процветать! Что непонятно капитан?
   Капитан вытирал лоб своим полуметровым клетчатым платком, его лицо покрылось пятнами, и он попросил воды. Пол налил ему Кока-Колы. Павел выпил и укоризненно обратился к земляку.
     - Ты об этом знал?
     - Впервые слышу! – ответил Георгий. – Но, когда я анализировал весь проект и считал прибыль по годам, у меня получилось, что за три года аренды, Стив и Пол едва вернут свои вложения.
     - Как? И ты, Джордж, просматривал вариант аренды? – не веря, посмотрел на него подозрительно Стив.
     - Пожалуйста, - не глядя, Джордж сунул два пальца в карман рубашки и подал Стиву маленький сложенный листок.
   Стив вслух прочитал:
     - Аренда на 3 года! - и, удивленно глядя на Джорджа, передал листок Полу. - Ты подумай! –  выразил свое восхищение Стив.
     - Ты же сам мне говорил при обсуждении, что по менталитету русские ближе всех к американцам! – поддержал Пол.
     - Но откуда у них предпринимательский опыт? – недоумевал Стив.
     - В тринадцатому году Россия была в тройке самых развитых стран Европы, а потому опыт наших дедов достался нам на генном уровне, - с достоинством парировал Джордж.
     - Да, - засмеялся Стив, - это я подзабыл.
     - Вот, капитан, лучший вам ответ в ценности нашего предложения. Ваш менеджер его так же видит, как единственный вариант.
     - А какая вам выгода брать в аренду участки, если вы едва вернете вложенные деньги? – наконец, очухался Павел.
     - Хороший вопрос, капитан, - подливая троим виски, проговорил Пол.
     - Во-первых, - в одном из пунктов договора мы оговорили себе льготное право проводить на вашем участке корпоративный отдых. Согласитесь, было бы несправедливо, если мы будем инвесторами и будем стоять в очереди! Во- вторых, мы будем вести активную рекламную деятельность, как банковской, так и страховой рекламы, и будем размещать ее бесплатно, а это всегда стоило больших денег. И, конечно, процентов на десять мы выступаем, как спонсоры, - улыбнулся Пол. – Ну, можем мы себе позволить немножко благотворительности?
     - Тем более, что об этом будет знать вся Панама! – хихикнул Стив. - Ну, как, капитан? – обратился к нему Стив, выдавливая из капитана ответ.
     - Предложение заманчивое, если в договоре, действительно, есть пункт, обговаривающий, что я являюсь с самого начала единственным собственником и управляющим.
     - Вот видите, вы очень правильно постигли суть договора! – ободрил капитана Пол.
     - Конечно, это главный пункт документа! – поддержал Стив.
     - За сотрудничество, при вашей собственности! – поднял бокал Стив.
   Пол плеснул немного виски в бокал Джорджа и кивком попросил его присоединиться.
     - При американском покровительстве! – дополнил Пол.
   И все выпили.
     - Вот так сбываются самые сказочные мечты, капитан! – откусил Стив пол-дольки лимона.
     - И так рождаются миллионеры! – дополнил Пол.
     - Так американцы делают своих русских друзей миллионерами! – уточнил Стив.
     - Напишите в Россию своему Президенту об этом, - подначил Пол капитана, - пусть он увидит, как полезно дружить с американцами!
   Все рассмеялись, кроме капитана, потому что земляк забыл ему перевести.
   Павел жевал бутерброд с сырокопченым беконом и до него потихоньку стало доходить значение этой встречи.
     - Предложение, безусловно, заманчивое, господа, - перевел капитан взгляд со Стива на Пола. – Но мне потребуется все внимательно изучить, возможно, посоветоваться с юристом.
     - Конечно, конечно, капитан, мы не торопим. Договор на трех листах и я, думаю, трех дней достаточно. Но, если вы посчитаете нужным…
     - Мы не торопим, капитан. Главное, - не кладите под сукно! – согласился Пол.
   Стив принес красивую папку, вынул из нее один экземпляр договора на английском. Потом вынул экземпляр на испанском, полистал, держа на весу, показав, что в договоре, действительно, три листа, положил их в папку и сказал.
     - Здесь по экземпляру на двух языках.
   Постучавшись, вошел Ник и подал Стиву заламинированный кусочек пластика с изящной прищепкой. Одобрив, Стив передал его Джорджу. На пластике, при улыбающейся физиономии Джорджа, констатировалось, что он, IPATYEV GEORGE, является советником кредитного отдела американского банка, стояла печать для документов и подпись Стива.
   «Разве он говорил хоть раз свою фамилию Стиву?» – засомневался Джордж, но поблагодарить пришлось.
     - Спасибо, Стив, хоть какой-то документ теперь при мне есть, - пожал руку Стиву Джордж.
     - Рад выручить партнера по бизнесу, - улыбнулся Стив. - Будут какие трудности, - звони!
   Расстались россияне с американцами, как компаньоны, и секьюрити с уважением посмотрели на прищепленную к карману рубашки карточку советника, когда Ник проводил капитана и советника до выхода из банка. Уже прощаясь, Ник вытащил из нагрудного кармашка своей рубашки и положил в карман Джорджа дискетку.
     - Стив чуть не забыл передать, это я ему напомнил, здесь договор на двух языках, если что-то надо подправить. Теперь у вас есть на чем! – улыбнулся он на прощание.
   Даже в машине Павел никак не мог прийти в себя. Земляк вел машину в приподнятом настроении.
     - В их предложении действительно нет никакого капкана? – наконец, посмотрел Павел на земляка.
     - Нету, Павел, - улыбнулся Георгий.
   Павел долго молчал, глядя в окно.
     - Ты покажешь расчеты прибыли за три года аренды? - снова посмотрел он на Георгия.
     - Конечно, Павел, в самом оптимальном случае, когда посещаемость на двух участках будет почти максимальной, они едва оправдвют вложения.
     - Почему же они так легко доплачивают свои деньги?
     - Потому что они бесплатной рекламой за это время пополнят ряды заемщиков банка Стива и страхователей всех видов в страховой компании Пола. А главное, потому что они хотят красиво жить! Им понравилось у тебя, Павел.
   Капитан внимательно посмотрел на земляка, и всю оставшуюся дорогу его донимали сомнения. А у Георгия росло возбуждение, прибывала энергия, и в голове уже ранжировались этапы строительства.
   Встревоженная Луиза встречала машину и, сдавая ей на руки Павла, Георгий, не подумав, бросил:
     - Встречай миллионера, хозяйка!
   Павел стрельнул на земляка глазами, но удержался от ехидства.
     - Зачем приглашали? – вопросительно, глядя в глаза мужу, спросила, волнуясь, жена, пропустив мимо ушей фразу земляка.
     - Все хорошо! – успокоил ее Павел. - Потерпи до вечера, без бутылки вечером не обойдемся! – посмотрел он на земляка.
   Тот согласно кивнул головой. Глаза земляка и Луизы встретились, она вымученно улыбнулась и внешне успокоилась.
А утром следующего дня приехал англичанин архитектор. Он был так же говорлив и настойчив, как в первый день своего пребывания. Он рассказал капитану и менеджеру, что это за строительная организация, которая будет строить, сколько объектов они уже вместе построили, где их можно посмотреть и как повезло капитану иметь дело с таким деловым архитектором, у которого схвачены все строительные звенья.
Георгию пришлось охладить пыл архитектора напоминанием, что договор еще не подписан и что архитектор бежит впереди паровоза. Но в информации архитектора капитан и менеджер почерпнули главное: он будет работать со строительной организацией, с которой успешно сотрудничает три года.
      - Сломают все на моем участке? - как во сне спрашивает Павел.
Переводит бессмысленный взгляд с Георгия на архитектора. Поворачивается, уходит, как по палубе во время трех бального шторма.
Архитектор молча, не понимая, провожает капитана.
   А уже в субботу утром, до начала подводной охоты, на которую приехал Стив, Пол и Ник, в качестве секретаря, за столиком у скал, на элитном микро пляже, состоялось подписание эпохального для капитана договора, делающего Павла миллионером. Правда, через три года, поскольку всего лишь за год доход от его нового заведения составит около полумиллиона долларов. 
      - Очень важное добавление, капитан! – со значением сказал Пол. - В договор включена страховка от природных катаклизмов, пожара и многого другого. И это моя компания делает вам с 50% неслыханной скидкой. Вот как вы очаровали меня своим предоставлением VIP услуг!
Павел, похоже, не понимает смысл сказанного и находится в прострации.
 Все садятся. Ник подвигает подписные листы Стиву. Тот быстрым росчерком подписывает документы и двигает бумаги Полу. Тот делает тоже самое и передвигает документы Джорджу. А тот подписывает снизу в графе менеджер.
Павел смотрит на бумаги, на подписи Стива, Пола, менеджера. Переводит взгляд последовательно на подписавших документы. Закрывает глаза, видимо, обращается в мыслях за поддержкой к Создателю, и, медленно, подписывает все документы в местах направляемых ручкой Ника
       - Могу вас заверить капитан, – успокаивает Пол, - все проходят в таком же состоянии этот рискованный шаг. Но с нами, - смотрит на Стива, - вам опасаться нечего! Вы под покровительством двух могучих американских компаний. Все будет О`Кей!
После удачной подводной охоты, Стив, Пол, капитан и менеджер скрепили по интернациональной традиции свой совместный бизнес двенадцатилетним виски, закусывая свежеприготовленными крабами и устрицами, и, по традиции, зажаренную свежую рыбу передали с собой удачливым подводным охотникам. И больше всех светились глаза у Луизы, обслуживающей столик, и даже менеджер про себя отметил, что эта женщина - в самом соку.
   А кого не сделает красивым приплывшее вдруг счастье?
               
     Воплощение миража 
Через несколько дней жизнь приезжающих клиентов на отдых к капитану омрачилась звуками работающего экскаватора, урчанием самосвалов и напряженным гудом бульдозера на пустыре по соседству. В столовой и в саду появились таблички с извинениями за причиненные неудобства.
Некоторые, не заходя на веранду к капитану, садятся в машины, разворачиваются и уезжают.
Капитан стоит с одним из завсегдатаев и объясняется.
Капитан, разводя руками: «А что делать? Прогресс остановить нельзя. Все лучшее сопровождается некоторыми временными неудобствами. Но вы же сами уезжаете, когда вдруг заморосило или подул с океана сильный ветер. У меня на веранде под козырьком очень мало столов. Но все делается для вас, для вашего удобства. Будет комфортабельный мини - отель.
       - Ну, и как долго будет этот адский шум?
       - Три месяца. Но потом он будет справа.
       - Ах, шум будет уже справа!
       - А потом снесут и мой дом, - с болью в голосе продолжает капитан. - И стройка начнется здесь.
        - Ну, капитан, с завтрашнего дня вы меня здесь уже не увидите!
До вечера досидело не более полтора десятка клиентов.
Георгия поразила стройка отсутствием болтающихся рабочих, слаженностью работы всех звеньев. Самой заметной фигурой был архитектор, но Георгий решил не доверять ему, и лично перепроверял каждый день всю сделанную работу, следя за графиком.
       - Не горюй, хозяин, – положил ему на плечо ладонь земляк. - Придется мне вспомнить обязанности военпреда и принимать работу от архитектора. Ты, конечно, не знаешь, что такое тройной контроль, как у нас в космической технике. Здесь придется его вводить. Бригадир-архитектор-военпред. Посмотрим, каково качество работ.
Архитектор отнесся к этому спокойно, и на утренней короткой летучке рассказывал о планах на день, а вечером они с Георгием подводили итоги. И через пять дней Георгий убедился в бесполезности своих занятий, - настолько четко все было поставлено у архитектора. Со многими мелкими замечаниями архитектор соглашался и поводов для выяснения отношений не возникало.

Павел, Луиза и военпред сидят за столиком. На столе соки и фрукты.
      - Пресвятая Дева Мария услышала мои стоны и дала мне отпуск, - говорит Луиза, глядя на земляка.
       - Посмотрю, как ты запоешь, когда выручка упадет раз в десять! – сурово взглянул на жену капитан.
        - А кто меня успокаивал, что мы выдержим, даже год без единого клиента? Земляк, это ведь так?
       - Павел прав. Конечно, выдержите. Если архитектор не врет, то зарабатывать вы начнете через четыре месяца.
        - А если стройка затянется, как это часто бывает?
       - Слушай, Павел! Рабочие работают по двенадцать часов вахтовым методом. Утром автобус привозит рабочих половину восьмого. В восемь утра они начинают, а в восемь вечера они кончают работу. А половина девятого их автобус увозит. Ночную смену автобус уже привез, и они начинают без раскачки в восемь вечера.
       - Неужели ты заставишь у меня их питаться? – начал постигать мысль военпреда Павел.
      - Ты на лету читаешь мои мысли. Давай я поговорю с архитектором, а он предложит это рабочим. А то они возят с собой туески. У них положен обед, - полчаса. Но, Павел, надо бы их привлечь скидкой в двадцать процентов. Надеюсь, ты также на лету сосчитаешь, что это тебе со всех сторон выгодно. И ты не будешь истекать желчью по поводу отсутствия клиентов.
Но советская почти тридцатилетняя практика по контролю исполнения заказа подсказывала Георгию, что так не бывает, чтобы все было без проколов, и начальник военной приемки стал более внимателен. И вскоре он нашел, на его взгляд, существенное нарушение технологии, когда рабочие стянули с поливаемого фундамента циновки, подставив его высыхать под солнечными лучами. Случайно Георгий взглянул на часы, когда только что выложенный фундамент закрывали влажными циновками. Выяснилось, что по технологии надо было держать фундамент укрытым для более прочного схватывания еще пять часов.
Военпред потребовал у архитектора немедленно остановить бетонные работы, подозвать бригадира, сделать ему внушение и ввести в его личный договор найма требование о немедленном увольнении, при выявлении еще какого-либо замечания. Архитектор полностью поддержал требование представителя заказчика и лишил бригадира бонусов за месяц. Собрание длилось не более семи минут, а бригадиры и рабочие теперь стали нервничать при каждом появлении на строительной площадке русского военпреда.
   «Ничего, - подумал привычно бывший военпред, - боятся, - значит уважают!»
   А на следующей неделе архитектор информировал менеджера, что он согласовал вопрос с инвесторами об установлении символической зарплаты в триста долларов в неделю менеджеру капитана: «за оказываемую помощь в приемке выполненных работ». Военпред не возражал.







































Глава 14. Приобретения и потери.

«CAPTAIN`S REST AREA» - ЗОНА ОТДЫХА У КАПИТАНА.
 Два одиноких столба с такой вывеской, видимо, обозначают всю зону, пока не огороженной частной собственности. Начата отсыпка черным мелким щебнем огромной общей для двух корпусов автостоянки.
«EN LA ARENA NEGRA» - НА ЧЕРНОМ ПЕСКЕ
У побережья океана стоит новенький одноэтажный корпус, - элитный клуб с рестораном, огороженный только со стороны трассы невысокой кованной оградой, вдоль которой по периметру идут молодые зеленые кустики. Красуется молодой распланированный сад. Внутри два бирюзовых зеркальца бассейнов. У молодых деревьев и пальм - уютные скамеечки.
Павел, Луиза, Рико и Родригес ходили по новенькому холлу, по кухне, проверяли плиты, духовки, холодильные камеры, все гладили руками, открывали каждый шкафчик.
    - Это кухня – мечта каждого повара! -  восхищенно восклицает Родригес. - Все, уходим с Аделаидой работать в такой кухне! Неужели, Дчёч, и на нашем участке будет такая?
      - Еще лучше! Только поменьше.
У всех впечатление было самое хорошее. Павел крутил головой, ходил, мурлыча песни, и скреб правой рукой под левым ухом свои шикарные бакенбарды.
     Еще десять дней, по плану, ушло на подключение и отладку оборудования и на генеральную приборку. И, наконец, в Акте приемки объекта первой очереди «НА ЧЕРНОМ ПЕСКЕ», в такой привычной графе - «Представитель заказчика», Дчёч написал: «Принимаю», и, как всегда, поставил свою подпись. Наверное, сто тысячную подпись, за время работы в военной приемке от лейтенанта до полковника. Но впервые на панамских документах по-испански.

Редкие посетители все же приезжали к капитану, скорее из любопытства, даже когда кипела стройка. С появлением первого корпуса народу явно прибавилось. Они ходили кругом и с любопытством глазели на участок и сам новенький привлекающий глаз корпус элитного клуба. Но территоря была огорожена строительной лентой.

Веранда Павла. Ночь.
Павел и земляк что-то обсуждают у конторки.  Луиза убирает столики в саду.
Рико с Есенией сидят за компьютером.
Входит возбужденный Мигель.
     - Вы тут копошитесь и ничего не знаете! А возле самых крупных небоскребов я насчитал три огромных щита, где написано, что через двенадцать дней открывается первый корпус зоны отдыха «У капитана», - «На черном песке».
Там написано, что инвесторы, - это американский банк и страховая компания. И еще написан длинный список приглашенных компаний! Ну, чуть ли не все, кто работает в небоскребах!

     Мандраж Павла и Луизы   
Кабинет управляющего «На Черном Песке». Поздний вечер.
Павел сидит за компьютером, рядом Есения ему помогает. Луиза сидит на диване смотрит глянцевый журнал.
Дчёч сидит в кресле у окна листает документы.
Звонок телефона. Есения берет трубку.
     - «Зона отдыха капитана», помощник менеджера Есения слушает.
Павел и Рико поднимают головы.
      - Дчёч, это тебя! – испуганно говорит Есения. Подходит Дчёч берет трубку.
      - О-о! У тебя уже молодые помощники! Ну, русский везунчик! – узнает Джордж голос Стива. - Ты хоть знаешь, когда будет дата открытия?
       - Да, Стив! Мне сообщили о вашей мощной рекламе, которую теперь знает вся Панама-Сити!
      - Это уже хорошо! Архитектор отвечает за дресс - код всех, кто будет на приеме. Я надеюсь, что ты и Павел будете не в сандалиях. А знаешь, что тебе, как бизнес партнеру капитана и помощнику управляющего, надо быть в смокинге?
      - Впервые слышу об этом! – удивляется Джордж.
      - Ладно, я напомню архитектору. Он обещал тебе его взять напрокат и обучить, как его носить. Ты ведь не разу не щеголял в смокинге?
      - Щеголял, только в полковничьем! – в сторону усмехается Джордж.
      - Не приходилось! – говорит он Стиву.
      - Ну, к этому привыкнешь быстро! – смеется Стив. - Надеюсь, как партнеры по бизнесу, мы будем с тобой еще не на одном торжественном и развлекательном мероприятии! Подстрахуй, чтобы твои приглашенные тоже не подкачали. До встречи!
       - Да! Объясни капитану, что в своей капитанской форме он будет только на перерезании ленточки, потому что это его бренд и брендинг его заведения. На всех корпоративах – в смокинге!         
      - Стив! – ужаснулся Джордж, - да он ни за что на свете не снимет капитанскую форму!       
     - Это твои трудности, помощник! Все события масштаба Панама-Сити - смокинг!
      - Скажи, что капитанская форма - это слишком мелко для его нынешнего Корабля. Это годилось только для его «PALOMA» с мелкой осадкой. Все! Удачи!
      - Что еще надо неугомонному Стиву? – поднимает голову от компьютера Павел.               
Дчёч внимательно глядит на капитана, потом обращается к Луизе.
     - Луиза, оторвись. Послушай!
Луиза, молча, смотрит на Дчёча.
      - Ты хоть знаешь, Луиза, что через десять дней ты будешь на открытии отеля в числе приглашенных?
     - Да что ты, Дчёч! Не мое это дело! Вон, Павел, и то напрягается по поводу этого открытия.
      - Все, Луиза! Пора привыкать к образу знатной дамы! Ты с Павлом и молодым хозяином Рико будете сидеть вместе со мной за одним столиком.
     - Дчёч! Но там будет столько знатных господ! - в панике восклицает Луиза
     - И что?
     - Но там могут подавать такие блюда, которые я есть не умею… я имею ввиду, если пользоваться специальными приборами.
Павел с интересом прислушивается к разговору.
      - Я понял, что у тебя нет вечернего для таких случаев платья?
      - Откуда, Дчёч! И туфлей к такому платью, конечно, нет. 
      - А надо бы на высоком каблуке!
      - Я в них и шагу не ступлю, как упаду.
      - Луиза! Это не страшно, придется учиться, - строго смотрит на нее Дчёч. - У нас с тобой есть целых десять дней.
     - Придется раскошеливаться, капитан!   
     - Но у меня не запланированы такие статьи расходов! – беззлобно произносит тот.
     - Луиза твоя жена. Вся прибыль по закону даже панамскому, делится пополам между участниками бизнеса. А без Луизы твой бизнес, Павел, - не сдвинется!
      - Дешевле тогда… вовремя опомнился Павел, - не ходить на этот корпоратив.
      - Поступим так. Я найду в интернете модные магазины. Мы с Луизой посмотрим фасоны. И тройку фасонов и туфлей закажем для привоза сюда, где она выберет ей понравившийся. А консультантом будет менеджер-женщина магазина.
       - Все, все! -  поднимает руку Дчёч. - До вас, я смотрю, не дошло, что вся это сходка в вашу честь!

Холл ресторана «На Черном Песке». Утро.
 Рико отрывается от окна: «Дчёч! Божия коровка приехала! Вон, наш пижон архитектор выходит. О-о! С ним клерк какой-то, что-то несут нам! 
Дчёч догадывается, что привез архитектор.
        - Ну, все! Надо будет запасаться валидолом!         
Быстрой походкой «вкатывается» архитектор и сразу – к Джорджу.
       - Смокинги привез! – показывает на вешалку и пакеты глазами архитектор. - Надо мерить и, не дай Бог, подгонять! Поэтому, - все делается загодя!      
       - Пойдемте ко мне в кабинет. Надо переговорить. Чую, капитан устроит скандал.
Архитектор вопросительно смотрит на Джорджа.
       - Заносите ко мне в кабинет! Объясню суть трудностей. 
В кабинете Джордж и архитектор. Джордж рассказывает, что сейчас может устроить капитан.               
       - Ну, вот, я и объяснил, что сейчас будет разыгрывать капитан.
       - Привет, Архитектор, - здоровается Павел. - Что-то еще «навыдумляли» и хотите развесить в холле и в зале ресторана, чтобы поднять праздничное настроение?
       - Не откажешь вам, капитан, в вашей интуиции. Только это, что я привез, на порядок поднимет праздничное настроение, чем любые украшательства зала. 
Капитан поднимает брови.               
       - Рико, поди в кабинет управляющего, - просит Дчёч, - проверь почту в компьютере.
       - О`Кей, Дчёч! - Рико уходит.
Архитектор снимает чехол с одного комплекта смокинга. Стоит возле дивана.
       - Этот ваш, Джордж. Переодевайтесь. Посмотрим, как на вас он сидит. После Джорджа, капитан, - вы следующий.
Джордж берет вешалку со смокингом, рубашкой, брюками. Кладет бережно на диван. Начинает раздеваться. Архитектор подходит к шкафу, вешает комплект капитана на ручку шкафа. Стоит рядом, смотрит на капитана.             
Капитан собирается уходить:
     - Э-э, нет! Меня никто не заставит надеть это! Я в прошлый раз, когда услышал указания Стива, не стал портить нервы земляку. Но и тогда я себе сказал, - со мной у вас ничего не выйдет! Заставить капитана сменить белый китель на этот маскарадный? Увольте! 
 Поворачивается, идет к двери.
      - Свою тайну, как я стал богатым и уважаемым человеком в Панама-Сити я поклялся никому не раскрывать, - глядит на Джорджа архитектор.
Капитан берется за ручку двери, останавливается, поворачивается вполоборота к архитектору: «Ваши тайны меня не интересуют. Можете не раскрывать, они не про меня».
        - Я вот так же, как вы сейчас, чуть не загубил свою карьеру. Не наступайте
на мои грабли, капитан. Это вам будет очень дорого стоить!
Капитан повернулся к двери спиной, наклонил голову, ждет минуты продолжения, чтобы потом с какой-то хлесткой репликой покинуть этого поучителя пижона. И архитектор сжато рассказал свою историю.
Павел удивленно смотрит на своего менеджера земляка, - тот почти голый, в плавках, разводит руками.
     - Павел, без него никак! Ты теперь VIP персона. Ты управляющий элитного клуба! Все боссы сорока мировых компаний будут к тебе подходить и поздравлять тебя! Архитектор прав. Не расстраивай Стива.
Павел с гримасой подходит к своему комплекту смокинга, решает, что надевать сначала.
Капитан садится на диван. Смотрит с интересом на земляка, который надевает рубашку. Переводит взгляд на архитектора.
     - Стив и Пол слишком часто вас уговаривают, капитан. Не раздражайте своих                могущественных покровителей.  Пока они вас терпят. Я вот на пике славы поспорил с одним из Боссов, и год, пока нке сжалился Стив, я был никому не нужен.
Георгий натянул брюки. Архитектор подходит к нему, поправляет рубашку.          
 
Холл ресторана «На черном песке». На диванчике сидят в обычной одежде Рико, Луиза и Есения. Они смотрят на мужчин, стоящих возле большого зеркала, и тихо переговариваются.
У зеркала стоят архитектор, Дчёч и Павел. Двое последних только что надели смокинги, и архитектор критически оглядывает капитана в белом и Джорджа в черном. Поправляет на нем смокинг и бабочку. Сам архитектор пока в обычной пижонской одежде.
Архитектор: «Не поверю я Джорджу, что он впервые надел смокинг. Конечно, я молодец, и наметанным глазом подобрал его. Смокинг на нем сидит, как после хорошего портного сшившего его по меркам!»
       -  Да и капитану смокинг подошел, – оглядывает его Джордж. - Просто капитан немного сутулится.
       - Но твой бренд останется, капитан, - успокаивает его Джордж. - Твое замечательное фото с трубкой, я, думаю, скоро перекочует на бренд отеля. И, как Санта Клауз не   
 отделим от Рождества и Нового года, так капитан - от «Черного песка» и «Синих скал».            
Смокинг носят с достоинством. Ты еще не ощущаешь себя миллионером, а это плохо отражается на сидящем смокинге.   
Отходит подальше и придирчиво осматривает капитана с лаковых ботинок до бабочки.
        - Смокинг, – одежда состоявшихся людей, знающих себе цену! – соглашается архитектор. - Вот, Джордж! Выдает себя за простолюдина. И ему многие верят.  Но меня он не проведет. Он – миллионер! И привык общаться с очень достойными людьми.   
Джордж подозрительно смотрит на архитектора.
Павел с ехидинкой смотрит на менеджера: «Как тебя раскусил архитектор?»
Энергично входят в холл симпатичная стильно одетая дама, держащая в одной руке вешалки с вечерними платьями в чехлах, в другой - большой пакет. За ней идет девушка с двумя большими пакетами.
Дама останавливается, безошибочно вычленяет из мужчин Джорджа.
     -  Джордж, поздравляю! На вас смокинг отлично смотрится! Я – Мария Фернандо, вы со мной говорили по поводу вечерней одежды для дамы. А где сама дама? - смотрит на диванчик, улыбается Луизе. - Джордж, вам вполне можно работать моделью. Я так и представляла себе даму, которую мы сейчас оденем так, что вы все упадете! Где мы будем ее одевать?
Смотрит на вставшую растерянную Луизу.    

Кабинет Джорджа. Со стуком входит туда Джордж, посмотреть на наряд Луизы. Та прихорашивается возле зеркала. Рядом поправляют детали платья Мария Фернандо и девушка.
     - Вас всех зовет на инструктаж архитектор, - заявляет Джордж.
Мария и девушка выходят.
     - Задержись, Дчёч, - просит с улыбкой Луиза. – Ну, как я выгляжу?
Она подходит к нему близко, прижимается к нему, касается его своей грудью. Они одни.
Дчёч с ужасом чувствует, как возбудился его «Гусар». Вытаращив глаза, он, от греха, отодвинулся от нее.

И вот наступила суббота - день открытия, о чем извещал огромный щит у столичной трассы, посрамив все неверия капитана и его менеджера.
Два одиноких столба, увитые разноцветными мигающими лампочками, цветными воздушными шарами и живыми гирляндами из цветов, манят поставить машину на автостоянку. На огромной площадке скопились американские, японские и немецкие элитные машины.
За счет инвесторов были приглашены руководство около тридцати самых известных зарубежных компаний и несколько панамских фирм. Конечно, здесь были американская английская, японская и местная пресса, а так же - телевидение.
Рядом красуются названия банка Стива и страховой компании Пола.
Все стоят слева и справа возле изящной арки перед корпусом, на которой крупная надпись по-испански: «EN LA ARENA NEGRA».
Павел в новом капитанском кителе и белых брюках, но со старой фуражкой и трубкой, заметно нервничал. Рико носился повсюду в своем новом костюме и впервые с галстуком. Нарядная Луиза в вечернем темно-синем платье с треугольным смелым вырезом и стремящейся вырваться наружу грудью, с красным цветком в смоляных волосах, собранных в пучок. На ней черные лакированные туфли с невысоким каблуком. 
Она заставляла оглядываться на себя многих мужчин, готовых быть изгнанными из Рая, лишь бы вкусить с этого дерева запретный плод.
Джордж стоит рядом в черном смокинге с черной бабочкой.               
      - Погода, вот, подкачала, - смотрит Джордж в сторону океана. -  В такой сильный ветер нечего и мечтать о каких-то столиках с напитками у океана.
      - Для моряков южный ветер коварен и приносит несчастье, – дополняет капитан. - Он ускоряется вдоль кромки всего Южного материка. Нередко возникают ураганы, а торнадо и смерчи вылезают из океана на материк, круша все. А ты, наверное, знаешь, что значит спорить с океаном…
Джордж косится на капитана, не понимает, к чему он говорит это.
        - А-а, ты сухопутная крыса! Прости, я сказал это по привычке. Прости, какая же ты сухопутная, когда ты всю жизнь занимался космосом? Но про космических крыс я что-то не слыхал. И я не знаю, есть ли у тебя предчувствия от общения с такой погодой?  У всякого капитана, бороздившего океан двадцать лет, вырабатывается такая интуиция.

     Открытие элитного клуба
Подъезжает автомобиль Стива.
Стив выходит вместе с Полом, который помогает выйти своей жене и Сьюзен.
Разноязычный шум окружающей публики, заметив приезжих, усиливается.
Подходит улыбающийся Стив и Пол, здороваются.
       - Привет, капитан! Вы, как всегда, выглядите по-капитански! А ты, Джордж, темнила, наверняка раньше носил смокинг. Он сидит на тебе, как на голливудской кинозвезде! Сегодня ты, наконец, отдохнешь от организации пикников!
Возникает архитектор.
       - Все готово, Стив! Ваша речь, потом речь министра по труду и занятости, и благодарственная речь капитана. На все, - пятнадцать минут. Вы перерезаете втроем красную ленточку, - и все заходят в холл для аперитива.            
Но больше всех волновалась очаровательная Есения. В руках у нее красная вышитая золотыми нитями подушка, на которой лежат ножницы.               
Есению, назначили поднести на красной подушке ножницы, чтобы капитан, Стив и Пол перерезали красную ленточку перед входом в красивую арку, над которой красовалась надпись на испанском и английском: «Добро пожаловать в зону отдыха «На черном песке!» Конечно, рядом лупасто пялились названия банка Стива и страховой компании Пола.
Снимает телевидение. Бегает со вспышками пресса.
Сначала была речь Стива.
       - Дамы и господа! Свершилось! Усилиями американского банка, - называет свой банк, - и американской страховой компании, - называет страховую компанию Пола, - мы построили в рекордные сроки этот замечательный элитный клуб с рестораном «На черном песке». Три года мы будем вести совместный бизнес на правах аренды с нашими русскими друзьями, которые остаются владельцами этого комплекса.
Надеюсь, вы по достоинству отметите уют, меню пятизвездного ресторана и высокое качество сервиса, а главное, - местоположение, которое располагает к релаксации.
Аплодисменты.
Потом была речь министра труда и занятости.
     - Дамы и господа! Вы на деле видите пример интернационального сотрудничества на благо трудящихся Панамы. Созданы новые рабочие места. Рядом со столицей открыта новая зона отдыха. Моя благодарность от правительства Панамы владельцу этой маленькой жемчужины панамскому капитану с русскими корнями и всем международным инвесторам!
Аплодисменты. Свист.
Потом была речь капитана.
       - Идеи русского землячества не смогли бы воплотиться, если бы не дружеская рука помощи упомянутых инвесторов. Спасибо им! Спасибо всем, кто приезжал ко мне отдыхать. Мы постараемся, чтобы все гости были довольны. Welcome, леди и джентльмены!
Аплодисменты.
Архитектор подводит капитана к красной ленточке. Капитан берет ножницы с протянутой подушки Есении и отрезает кусочек из середины, пытается запихнуть в фальшивый боковой карман смокинга.
 Министр и Стив отрезают себе по кусочку.
 Стив вытягивает руку ко входу: «Прошу господа!»
Пропускает вперед Павла, Луизу, Рико и Джорджа. Затем проходят дамы Стива и Пола, потом они сами. Затем плотной толпой проходят приглашенные. 

Большой холл ресторана с удобными диванами,  картинами, большим аквариумом утопает в цветах и разноцветной иллюминации.
Человек десять официантов, одетых не хуже, чем в ресторанах при пяти звездных гостиницах, ходят с подносами, на которых стоят аперитивы: рюмки с вермутом, шампанским, коньяком и разными соками.
Слева, справа и в центре на столах стоят разнообразные закуски и бутерброды.
Публика усиливает гул, курит, собирается в отдельные кучки. Спутниц приглашенных - не более четверти.
Павел уже переоделся. Он в смокинге цвета кокосового молока с рыже-коричневой бабочкой под тон своих бакенбардов. У него такого же цвета платочек в кармане и такого же цвета кожаные лакированные ботинки.  Его белоснежная форма всем заметна. К тому же рядом стоит очаровательная женщина с красным цветком в смоляных волосах.
К капитану подходят чопорные господа, поздравляют, чокаются. Мужчины поздравляют и Луизу, чокаются с нею.
Рядом стоит Джордж и переводит с английского. Недалеко сидят Рико и Есения, к которым прибился парнишка помоложе. Это сын министра труда и занятости. Они пьют соки, лопают бутерброды и шумно разговаривают.
Через полчаса раздается серебряный звон колокольчика и на середину холла выходит архитектор, - менеджер сегодняшнего вечера и могучий кок с усами и огромным колпаком. Публика притихает.
     - Леди энд джентльмены! - обращается к публике архитектор. - Сегодня вас кормит шеф-повар пяти звездного «Континенталя» со своей бригадой!
Аплодисменты, приветственные крики.
      - Дамы и господа! – зычно, под стать своей фигуре, обращается шеф-повар. - Прошу всех за столики. Надеюсь, что наше угощение вам понравится! Вижу многих клиентов моего ресторана. Как всегда, - приятного аппетита!
Зал ресторана. Ночь.
Небольшой уютный зал на двадцать столов.
За столами сидят по четверо. Но есть столы и по три человека и даже по два.
На небольшой сцене трое мексиканцев в сомбреро и национальной одежде исполняют мексиканские песни.
Официанты подходят к столикам и предлагают холодные и горячие закуски. Двое катят двухэтажные тележечки с бутылками, соками и льдом.
Публика становится более развязной и шумной. Торжества еще не вышли на свой апогей.

Фазенда Павла. Ночь.
Беспросветная ревущая мгла. Южный ветер нагнал волну. Шторм не менее пяти баллов. Океан пытается крушить скалы. Дежурный фонарь на мачте погас.
Теплится свет в единственном окне комнаты капитана и Луизы. Капитан попросил Мигеля и его сына Маркоса побыть у них до прихода с торжественного мероприятия по поводу открытия ресторана «На черном песке».

     Пожар   
Фазенда капитана вытянута вдоль океана. Вход в комнату Павла расположен с веранды.
Небольшая обставленная старой самой необходимой мебелью комната.
Мигель и его сын Маркос сидят на стульях пьют чай, уставившись в телевизор. Идет смешной фильм с двумя комиками. Маркос смеется.
        - А мне, вот, не смешно, - тревожно замечает Мигель. -  От своих дедов я знаю, что такое южный ветер с океана.
        - Брось, пап! Расслабься! Ты не на шхуне в океане! Я первый раз сижу в комнате капитана. Да и тебя он не часто к себе приглашает! А тут, - такое доверие! И ешь все, что найдешь в холодильнике и на полках.
Мигель смотрит на Маркоса, нюхает воздух ноздрями.
     - На кухне все выключено?
Маркос с усмешкой смотрит на отца:
      - Пап, мы же с тобой ходили и все проверили. Все отключено!
      -  Откуда тогда запах паленого?
Маркос принюхивается:
     - Наверное, это осталось от чего-то подгоревшего.
Мигель поворачивается к единственному зашторенному окну на стороне океана и видит сквозь щель штор слабые светлые всполохи.
Толкает Маркоса:
      - А это что? -  тревожно восклицает отец.
Маркос присматривается, тоже видит всполохи:    
      - Не знаю, - удивленно говорит он.
Мигель порывисто встает, идет к двери, выводящей на террасу, открывает… со стоном падает, получив удар по голове.
Маркос вскакивает, видит в дверях высокого мулата с арматурным прутом в руке.
Маркос хватает табурет, на котором сидел и кидает в нападавшего. В три прыжка оказывается в комнате Рико. Ногой вышибает заколоченную дверь, оказывается на краю веранды. Бежит в сторону сияющего в иллюминации ресторана.
Полыхает дом соседа. Разгорается сарай Павла, что стоит от горящего соседнего дома в метрах семи. Сильный ветер раздувает пламя на сарае. Оттуда летит что-то горящее и падает на деревянный настил веранды Павла. Начинают гореть деревянные полки с фруктами, загорается конторка Павла.  В комнате Павла лопаются стекла над полкой с фруктами. Загораются шторы в комнате. Огонь перекидывается на двуспальную тахту. В комнате разгорается пожар. Огонь начинает лизать изнутри входную дверь.
Перед дверью ресторана Маркос оглядывается, видит, как языки пламени вырываются из окна и двери дома капитана.

Сияющий в иллюминации ресторан. Ночь.
Играет энергичный джаз. Громкие пьяные голоса многочисленной публики. Веселье разгорается.
В дверях перед Маркосом возникает секьюрити. Маркос отталкивает его, пробегает холл, врывается в зал со столиками.
Зал ресторана. Банкет в разгаре. Джаз заводит сидящих. Несколько пар танцуют перед оркестром.
Маркос ищет взглядом капитана, находит его, подбегает к их столику.
      - Дчёч! Дчёч! - с вылезшими глазами, задыхаясь, кричит Маркос. - Там отца убили! Дом капитана подожгли!    
Джорджа пружиной подбрасывает вверх. Ничего не понимающие Павел и Луиза продолжают сидеть. К Джорджу спешит встревоженный архитектор.
Джордж сбрасывает на руки растерянному архитектору пиджак, срывает бабочку, наклоняется к его уху: «Срочно! Скорую, пожарных и полицию! Дом капитана подожгли, Мигеля убили!»
Сияющий в иллюминации ресторан. Слышен зажигающий рок-н-ролл. Из дверей выбегает Джордж. За ним выбегает Маркос.

В ночи полыхает дом соседа, сарай и дом Павла. Слышен треск обгораемых деревянных конструкций. Впереди бегущих полыхают огромных три костра. Из окна комнаты и над домом Павла поднимаются языки пламени. Дым сносит в сторону ресторана.

Из дверей ресторана выбегает женщина, за ней мальчишка. Это Луиза и Рико. Луиза бежит с туфлями в руках. Мимо ресторана пробегает небольшая группа мужчин и ребят из деревни. Они с длинными баграми, некоторые с ведрами.

Зал ресторана. Перед сценой оркестра небольшая танцевальная площадка. В окружении хлопающей, подбадривающей громко кричащей пьяной парадно одетой публики танцует рок-н-ролл пара лет сорока. Танцует с чувством. Женщина прыгает мужчине на бедро.

Горящий дом Павла.
Маркос обгоняет Дчёча подбегает к дверям, которые открыл отец. У трех ступенек лежит отец, с лицом залитым кровью и стонет. Маркос оттаскивает отца подальше от двери, из которой сквозь щели вырывается огонь с дымом.
         - Жив отец, - кричит Маркос подбегающему Дчёчу, - только голова разбита.
         - Ну, слава Богу! - восклицает Джордж.
Снимает гофрированную белую рубашку рвет ее на лоскуты. Склоняется над Мигелем, утирает кровь. Мигель стонет.
          - Потерпи, дорогой, – кричит Дчёч, - удар прошел вскользь. Порвал ухо. Рана не глубокая.
Накладывает повязку из лоскутов рубашки.
Шатаясь, из последних сил, приближается Луиза, все также держит в правой руке туфли.         
        - Дчёч… Дчёч… спасай! Горит моя заначка… двадцать тысяч…
Прислоняется к нему, чтобы не упасть.
         - Поздно, Луиза! В дом не войти! Скоро обрушится крыша.
        - Они здесь… здесь, рядом, - истошно кричит Луиза, бьет кулачком Дчёча по плечу.
Распрямляется, направляется к двери.
       - В дом нельзя! Луиза! – кричит Дчёч. - Сгоришь!
Передает Мигеля в руки Маркоса. Успевает схватить сзади Луизу за талию, но та рывком открывает дверь. Из двери на секунду вырывается огонь и охватывает Луизу и Дчёча. Джордж на себя дергает Луизу, они падают на пол веранды. Языки пламени из двери на полметра вылезают наружу.
Луиза бьется на земле в объятиях Дчёча.
        - Пусти! – рыдая, пытается освободиться от объятий Луиза. - Они у половицы под порогом! Пусти, я достану!
Сквозь рев океана, треск пламени слышится вой сирен пожарных и «Скорой». Виден свет синих проблесковых маячков.
Одна пожарная машина останавливается у глухой стороны дома. Другая машина, ломая угол деревянной ограды, въезжает в сад со стороны океана. Пожарные расчеты быстро раскатывают шланги и приступают к поливу дома с двух сторон.
       - Пролейте как следует, порог двери, - кричит Джордж, - под порогом спрятаны документы на собственность фазенды.
Пожарный направляет мощную струю на порог комнаты.
Луиза затихает, видя это.
Подъезжает «Скорая». Врачи склоняются над Мигелем, оказывают помощь.
 Дчёч сидит на земле, с голым окровавленным торсом, прижимает затихающую Луизу.
      - Вы ранены? - кричит Дчёчу врач.
       - Нет, доктор, только один ранен! Везите его.
Мигеля забирает «Скорая». Маркос уезжает вместе с отцом.
Подъезжает машина полиции. Из нее выходят трое в форме, среди них и Хуан. Подходят к сидящему с голой окровавленной грудью и руками Дчёчу, который не выпускает из объятий рыдающую Луизу.
Хуан что-то рассказывает плотному метису с усиками, начальнику районного отделения полиции, про Дчёча.
        - Вы ранены? – наклоняется над Дчёчем и Луизой начальник.
        - Нет. Я помогал своей рубашкой перевязать раненого. Это его кровь. Хуан знает раненого.
        - Хуан, Мигеля чуть не убили. Его вместе с сыном увезла «Скорая».
        - Мигеля?
        - Это из моей деревни, поставщик овощей и фруктов капитану, - поясняет Хуан начальнику.            
      - Вы можете рассказать, что произошло? – обращается к Джорджу начальник.
     - Только со слов сына раненого, Маркоса, которых увезла «Скорая». Он прибежал в ресторан и сообщил, что отца убили. Дом соседа и дом капитана, - подожгли.  На него в комнате капитана напал здоровый мулат с арматурой. Он ударил открывшего дверь Мигеля, появился в комнате, где был его сын Маркос. Маркос бросил в него табурет и через другую дверь убежал.
       - Так вы не видели нападавшего?
       - Нет. Его видел только Маркос, который уехал на «Скорой» с отцом.   
        - Займитесь сбором улик у дома капитана, - к следователю обращается начальник.
        - Вы единственный, кто что-то знает о происшествии, - обращается к Джорджу. -                Вам придется поехать со мной в участок.
        - Но я вам все рассказал со слов сына пострадавшего. Вам надо расспросить его!
        - Я лучше вас знаю, что мне надо! – грубо прикрикнул на Джорджа начальник. - Поехали!
Подходит Павел, садится на землю рядом с Луизой, обнимает ее.
Пожарные сбивают пламя с крыши. Поливают в проем выгоревшей двери. Кровля обрушивается. Толпа издает крик, на мгновение заглушающий рев океана.
Кое-где еще летят искры, сквозь воду вырываются языки пламени.

     Совладелец в арестантской робе
Районное отделение полиции.               
Комната доставленных с внутренним зарешеченным окном. Стол, с одной стороны стул дознавателя с другой стороны, - табурет, на котором сидит Джордж.
Он в арестантской робе, брюках от смокинга и парадных ботинках. На столе исписанный лист.
У двери стоит начальник, курит сигарету.
Похоже, он не удовлетворен письменными ответами Джорджа.
       - Так вы не знаете, почему вас зовут Джордж? Вы не знаете, как оказались без сознания после шторма океана у фазенды капитана? И вообще, утверждаете, что у вас частичная потеря памяти!
       - Да. Я обо всем этом написал.
       - Вы отрицаете, что ведете запрещенную законом финансовую деятельность?   
       - Да. Я помогаю капитану бесплатно в благодарность за мое спасение.
       - Вы отрицаете, что находитесь на территории Панамы с просроченной визой, если у вас, я сомневаюсь, такая была! Вы нарушаете закон! Вы живете длительное время, не оформив документы в Национальной миграционной службе Панамы! У вас прегрешений столько, что можно принимать суровые меры. И даже если вы захотите жаловаться, - в Республике нет даже вашего консульства, и ваш писк никто не услышит.
       - Начальник кредитного отдела американского банка Стив Скелтон заверил меня, что они занимаются оформлением необходимых документов.
Входит дежурный офицер: «Господин начальник, вас к телефону просит Босс». 
Начальник удивленно поднимает брови, быстро гасит сигарету. Одергивает форменную рубашку.
        - Побудь с задержанным, - приказывает он дежурному.
Быстро выходит.

Просторный кабинет начальника полиции Панама-Сити. Кожаный диван. Много зелени в кадках. Два телефона, компьютер, принтер. В кресле, полулежа, сидит с трубкой в руке метис лет пятидесяти с седеющими висками, плотного телосложения.
У входа стоит младший полицейский.
Босс кивает ему головой, тот уходит.
        Босс, в трубку: «Хайме, я не сомневаюсь, что ты оставишь письменные ответы этого русского на кучу неудобных вопросов. Но тут такое дело… Мне лично звонит министр труда и занятости и рассказывает, что русский помогает создавать рабочие места в столице и развивать бизнес. У русского крепкие связи с американскими и иностранными компаниями.
       Голос Хайме: «И, конечно, Босс, он упоминал Стива Скелтона!
        - Во, и ты даже знаешь! – удивляется Босс.
        -  А не кажется ли, Босс…
        - Не кажется, Хайме! – обрывает его Босс. - Будешь влезать в верхние сферы, – быстро прищемят нос. Не советую!
Прижимает к уху плечом трубку, берет с блюдечка на столе соленые фисташки, разламывает, отправляет одну в рот, не разжевывает, сосет.      
       - Есть обнадеживающие новости от Министра. Он сказал, что инициирует в правительстве вопрос о дополнительном выделении средств нашему ведомству. Говорит, что расклад голосов сейчас в пользу нас.         
       - Давно пора, но…
       - Если это предложение на сей раз проскочет, - выделю тебе должность, о которой ты хлопотал.
        - Спасибо, Босс. Заждался…
       - Так что, отпускай этого русского, не ищи на свою задницу приключений!               

Кабинет Хайме.            
       - Начальник привстает с кресла.               
        - ;Joder! - блин! - смотрит в зарешеченное окно. - Босс, кажется, машина министра подъехала. Босс, я все понял! Иду встречать!
Из машины выходит водитель, развязный прилично одетый белый парень. Входит в кабинет начальника.
        - У меня приказ Босса забрать у вас заключенного! Отдавайте взад! Вам, наверняка, ваш Босс звонил!      
        - Надо еще провести ряд формальностей, - с гримасой смотрит на него Хайме.
Начальник и водитель входят в комнату дознания.
        - Ха, Джордж! На тебе уже арестантская роба! К ним только попади! Припаяют, чего было и чего не было! Садись в машину министра, доставлю тебя до ресторана. Там мой Босс и Стив ждут тебя!               
        - Пишите ниже: претензий к полиции не имею, - обращается Хайме с кислой физиономией к  Джорджу. – Подписывайтесь!
        - Ха, ну, конечно! Он приехал сюда сам по доброй воле! И по доброй воле влез в арестантскую форму! - Кивает головой водитель на исписанный лист на столе. - Ха, и целый лист накатал по доброй воле!
       - А вам, молодой человек, не советую ёрничать! – скривился начальник. - Всякое бывает в жизни!
Джордж пишет фразу, расписывается.
       - Могу идти? – смотрит на начальника.
       -  Езжайте к своим покровителям, пока, - холодно смотрит на него начальник.
Джордж и водитель выходят.            

Ресторан. Зал со столиками. Ночь.
Пара официантов в форме убирают опустевшие столы.
Фотокорреспондент убирает в сумку фото принадлежности.
За одним столиком сидит компания белых мужчин пять человек. На столе бутылка виски, вода, фрукты. Пьют на дорожку.
Музыканты пакуют свои инструменты.
В углу заняты два столика. За одним столом сидят Стив, Пол, Министр, Павел. На столе бутылка виски, в стаканах, - алкоголь. Тарелочка с фруктами.
На столе рядом, - бутылки с водой, блюдечко с долями маракуйи, блюдо с долями ананаса. За столом рядом сидят архитектор, Луиза, Рико и сын Министра.
Входит водитель Министра с Джорджем в арестантской робе. К ним лицом сидят Павел и Министр. Их лица при виде Джорджа глупеют.
Водитель и Джордж подходят к их столу.
На лице и на руках Джорджа следы копоти и крови.
Стив и Пол разворачиваются и смотрят на Джорджа, раскрыв рот, широко открыв глаза.
       - Босс, ваше приказание исполнено! – с улыбкой обращается водитель к министру.
Стив и министр встают из-за стульев с недоумением рассматривают Джорджа.
Стив берет двумя пальцами на груди Джорджа арестантскую робу, оттягивает ее.
      - Ты уже заключенный, Джордж? -  в недоумении восклицает Стив.
      - Ха, ну, и видок у тебя!  - ухмыляется министр. - Я, пожалуй, в следующий раз тоже вместо смокинга надену арестантскую робу!
Хмурый Джордж стоит в робе и в брюках от смокинга. Брюки местами прогорели, местами, - в грязи и саже. 
Быстро подходит архитектор. Кричит официанту: «На этот столик одно горячее, приборы, бокал. Быстро! На тот столик горячее, воду и фрукты водителю!»
        - Ну, рассказывай! Что же произошло? – не терпится Полу.
        - Господа! Негоже помощнику управляющего такого ресторана сидеть в таком обличье! Пять минут! И он будет за вашим столиком!
        - Пошли, Джордж! – уводит его архитектор.
Два официанта быстро приносят горячее на столик Стива и на соседний столик водителю.
Появляется Джордж с архитектором. Джордж в форме официанта.
        - Браво, Джордж! – не выдерживает Пол. - Ты во всем обличье выглядишь образцово. Но больше всех тебе подошла бы форма полковника. У тебя военная выправка!
       - Ну, давай, рассказывай, что случилось? – не терпится и Стиву. - Как тебя подгребла полиция и что тебе предъявила? Только ты ешь! Да! И выпей сначала! Похоже, Джордж, тебе даже не пришлось поднять бокал за наш первый совместный проект.
Наливает пол бокала. Чокается. Министр и Пол тоже чокаются с Джорджем. Пьют.
Джордж выпивает сто грамм виски. Ест.
       - Они там оборзели! – возмущен министр. - Увезти известного в Панаме – Сити бизнесмена и надеть на него форму арестанта! Ну – ка, рассказывай! Начальник отделения за это ответит!
        - Ешь, ешь! – настаивает Стив. - И рассказывай!

     Клад Луизы            
Останки фазенды Павла.
Осунувшийся и постаревший Павел со скорбным лицом стоит у того места, где была конторка.
Рядом с конторкой Дчёч и Маркос баграми растаскивают обугленные брусья у двери, где стукнули Мигеля. Маркос работает в рукавицах. Рядом стоит Луиза с печальным лицом.
       - Нет, Дчёч, я не уйду, пока не найду это место, тоскливо говорит Луиза.   
       - Что тебе даст куча пепла, Луиза, - возражает Дчёч. - Деньги уже не вернешь. Ты вчера чуть сама не погибла под рухнувшей крышей.
       - Тебе не понять, – в отчаянии говорит Луиза. - Это была моя надежда на старость. Я их проверяла каждый месяц, они грели мне душу.
       - Ты уже сейчас богатая женщина, – напоминает Дчёч, продолжая разгребать угли. - Пройдет первый месяц аренды, вы с Павлом получите первые приличные деньги и, наконец, поймете, что больше вам о завтрашнем дне беспокоиться нечего. 
      - Маркос, оттащи эту обугленную доску подальше. Она мешает заглубляться, – просит Луиза. - Теперь тащи в сторону другую. Не эту! Рядом! Да, её!
Павел идет к бунгало, которое спасли пожарные, отрезав его стеной воды от раскаленного воздуха горящего сарая.
       - Ну, вроде расчистили, Луиза.
       - Нет, Дчёч. Видишь кирпичи, - это бывший невысокий фундамент. Возле них еще вытащи обгоревшие доски.
Дчёч и Маркос продолжают баграми растаскивать.
       - Возле кирпичей остались одни угли, - откидывает головешку в сторону Маркос.
       - Так ты говоришь, они лежали на керамической плитке? – спрашивает Дчёч. 
       - Они лежали на керамической толстой плитке и плиткой были накрыты, – уточняет Луиза.
        - Луиза, - берет лопату Дчёч, - температура была градусов пятьсот. Даже если и накрыты другой плиткой они должны испепелиться.
         - Они были в целлофановом пакете и несколько раз обернуты асбестом, - уточняет Луиза.
        - Это кто ж тебя научил так сделать?
        - Бабушка. В семье все так делали в своих жилищах на случай пожара.
Подходит Павел: «Ты что, - земляк, предчувствовал пожар? Из сарая перенес три коробки компьютеров. А один уже наладил себе, и он стоит на столике у тебя в кабинете.    
       - Сарай дырявый, Павел. А такая техника с влагой не дружит. За неделю до пожара я и перенес. А тот, что стоит на столике, - я не успевал по вечерам подводить итоги, - вот и приходилось дорабатывать ночью.
       - А я хотел обложить тебя налогом, что по ночам жжешь свет.
       - Не знаю, интуиция это или что, но благодаря этому компьютеру все данные по расходам и доходам у нас сохранились. 
  Слышится стук лопаты о камень.
        - Плита! – вскрикивает Луиза. - Разгребай, Дчёч! Разгребай! Аккуратно!
       -Упрямая женщина, – беззлобно под нос говорит Павел. - Что в таком пекле может остаться?
       - Вон, плитка еще раскаленная, - восклицает Дчёч. - Маркос, дай рукавицы.
Маркос снимает рукавицы, дает Дчёчу. Тот поднимает на ребро треснутую от жары большую плитку.               
        - Смотри-ка, - изумленно замечает Дчёч, - асбест!
Поднимает асбестовый теплый сверток черный от мелкого угля. Несет Луизе. У нее широко раскрыты глаза и приоткрыт рот. Лицо ее искривляет судорога.
       - Они! Они, миленькие! - дрожащими руками разворачивает горячий асбест. Показывается солидная пачка долларов с обгоревшими краями. Луиза падает на них грудью и рыдает.
Павел и Дчёч сморят друг на друга и разводят оба руками.
       - Возьмет банк такие? – спрашивает Павел.
       - Не знаю, Павел. Вечером приедет Стив, он скажет.

Стоянка машин «Зоны отдыха у капитана».
Воскресенье. Стоят около пятнадцати машин разных марок.
Зажигается иллюминация на двух столбах «Зона отдыха у капитана» и на арке с надписью «Черный песок» перед рестораном. Местами ветром сорваны шары и цветочные гирлянды. Ветер стал тише. Океан по-прежнему штормит, и его рокот слышен издалека.

Холл ресторана вечер.
На диванах сидят шесть посетителей, разговаривают. Двое курят.
Джордж в цивильном темном костюме, белой рубашке и черных вчерашних парадных ботинках беседует с двумя клиентами у окна.
Входят Стив и Пол. Оба в рубашках и брюках.
У Стива в руках папка с документами. Они видят Джорджа, направляются к нему.
      - А вон и Джордж, - издали кричит Стив, - как всегда на боевом посту.
Джордж откланивается собеседникам, идет навстречу Стиву и Полу.             
Стив и Пол здороваются с Джорджем.
      - Как вчера обещали, - начинает Пол, - нам необходимо внести коррективы в подписанные в банке документы в связи со вчерашним пожаром. Юрист нам все написал, мы согласуем с тобой, Джордж, и капитаном.
      - Павел в кабинете управляющего. Пошли к нему.
Небольшой кабинет, рабочий стол у окна, необходимая оргтехника. Гардероб, стенка, холодильник, диван.
Павел и повеселевшая Луиза сидят на диване беседуют.
Входят Джордж, Стив и Пол.
Павел и Луиза встают, здороваются.
     - Сверток в тумбочке, - напоминает Луиза Павлу, - не забудь. - Выходит.
     - Что-то вы грустный капитан, – улыбается Пол. - Сейчас услышите от нас новое предложение, - повеселеете.
      - Понять капитана можно, - сочувствует Стив, - сгорело родовое гнездо. Но оно возродится, капитан!  И будет краше, просторнее, чем прежде. Архитектор говорил вам, что дня через три вам передаст на согласование проект вашего двухэтажного коттеджа? Он, как вы поняли, слово держит.
      - Как прошла ночь в кабинете управляющего? – спрашивает Пол.
      - Вы с Луизой ведь здесь спали? – уточняет Стив. - А что, диван солидный, раскладной, он и рассчитан на ночной отдых в случае чего. Я смотрю, есть и две подушки, и даже плед.               
Стив и Пол садятся на диван. Павел разворачивает к ним свое кресло управляющего. Джордж разворачивает стул и садится напротив.
     -  Ну, сна, почти не было, – уточняет осунувшийся капитан. - Но разогнулись, полежали.
      - А ты, Джордж, где коротал?
      - Рико спал в моем кабинете. А я спал на шикарном диване в холле. И что удивительно, провалился в сон, а проснулся под утро.
      - Уж как-нибудь полгода здесь переждем, продолжает, - условия вполне сносные.
      - Прошу внимание! – призывает Стив. - Предложение номер раз. Капитан, когда по Договору начнется возведение теми же строителями вашего коттеджа? Ну, вспоминайте!
      - Ну, вроде, через полгода? Если отель сдадут в срок, через три месяца, то по плану, должны приступить к строительству моего коттеджа и закончить его через два месяца. Итого пять месяцев.               
У вас наступил страховой случай! – объявляет Пол.
Торжественно смотрит на капитана.
     - Каково? Месяц назад застраховать, а сегодня получить страховку! Такие случаи мы обязательно расследуем. Но тут все выяснилось.
      - Следователи установили факт поджога, – разъясняет Стив. - Осколки бутылок для розжига найдены на пепелище у соседа и на вашем. Две пары следов насильников отпечатались на песке у скалы соседа. И почерк старого рецидивиста, – нападение с арматурой с целью кражи. А потом уже и поджога. Чтобы замести следы.
       - Страховой случай тянет почти в двадцать тысяч долларов!
Захватите выданные деньги Полом и документы о ваших вкладах в другом банке. улыбается Стив, - мы переведем ваши сбережения в мой банк и придумаем вам, капитан, какие-нибудь бонусы.
Стив и Пол доходят до двери.            
Джордж удивленно смотрит на капитана: «Минутку, господа!»
      - Павел, - удивленно обращается он к капитану, - разве Луиза не передала тебе найденные доллары?
Капитан бьет пальцами себе по лбу: «Что вы от меня хотите? Не дай Бог никому пережить то, что я! Имя свое забудешь!»
Открывает тумбочку своего стола, достает чистый пакет, в котором лежит обгоревшая пачка долларов.
      - Стив, - это заначка Луизы, которую нашел Джордж в выгоревшем доме.
Стив и Пол с вытянутыми физиономиями смотрят то на пачку, то на капитана, то на Джорджа. Стив пытается их полистать. Деньги перелистываются отдельно спекшимися блоками.
       - Как они могли уцелеть в таком пекле? – недоумевает Пол. 
Стив еще раз осматривает отдельные купюры сто долларовых банкнот.
       - Немыслимо!  - крутит головой Стив. - Как же их можно было сохранить?
Очнувшись: «Если в середине нет совсем обгоревших, вероятно, все их поменяют на новые. Но по каждой купюре будет решать эксперт».
Смотрит сочувственно на капитана.
       - Трудно даже представить, что пережила Луиза! Еще раз заверяю, капитан, - успокаивает Стив, - все сделаю, чтобы решить в вашу пользу и этот щекотливый вопрос.
      - Так сколько здесь, капитан? – уточнят Пол. - И где документ, что Стиву передана такая сумма?
Капитан, повернув голову к земляку, машет ладонью: «Мы уже с вами работаем, как купцы первой гильдии. Здесь двадцать тысяч. Не надо расписки. До пожара были все купюра к купюре».
      - Мою машину ты знаешь, Джордж. Она стоит ближе всех ко входу. У моего водителя была сумка. Пожалуйста, Джордж, попроси у него.
Джордж выходит.
       - Вот так фортуна, капитан! – обращается Пол. - Кому сказать, – не поверят! Благодаря пожару, вы обладатель почти сорока тысяч. Это, конечно, не крупные, но весомые деньги!
Входит Джордж, берет у Стива сверток, кладет в сумку, протягивает Стиву. Тот смотрит на сумку, чешет затылок.
      - Капитан, Джордж! Поужинайте с нами? Заодно обговорим кое-какие детали, а?               
      - Хорошо, господа! Ужин за счет заведения! – со значением говорит капитан.
Стив и Пол переглядываются.
Джордж поднимает брови.
Капитан смотрит на реакцию партнеров, которые пытаются осмыслить им сказанное.
     - Я что-нибудь «сморозил»? – не понимает капитан.
     - Думаю, что нет, капитан, - поднимает глаза к потолку Стив. - Имеете права на все решения, как управляющий! Ресторан ведь временно принадлежит нам на правах аренды?
Смотрит на Пола.
Пол улыбается.
Джордж напрягается.
      - Да, так, Стив, так! – подтверждает Пол. - Ты правильно сказал! И все вопросы мы обязаны согласовывать с управляющим или его помощником. А он, уж, согласует со своим шефом.
      - А, может, капитан и не согласует! – смотрит Стив на капитана.
      - А, может, и не согласует! – улыбается Пол.
     -  Тогда нас Джордж поставит в известность, - поворачивает Стив голову к Джорджу.
Стив, улыбаясь, смотрит на капитана, склонив повинно голову: «Капитан, мы в спешке похулиганили, разместив свою рекламу, не согласовав ее с вашим помощником!
      - Продолжайте и дальше хулиганить! Я разрешаю! Не надо на это тратить бумагу и время! - смотрит на своего помощника.
       - Ну и реакция у тебя, капитан! – одобрительно заметил Джордж. - Я поддерживаю. И право управляющего решать такие мелочи, как вчерашний банкет, вычетом этой статьи расходов из доходов заведения.
Стив и Пол с интересом следят за мыслью помощника управляющего.
      - И подобные праздничные траты мы обговаривали с тобой, капитан, - смотрит на него Джордж. - Их будем относить на представительские расходы.
Капитан задумчиво кивает.
     - И, конечно, ваш удобный столик у той пальмы, в зале, Стив и Пол, мы будем бронировать за напарниками по бизнесу, - добавляет капитан.
      - Восхищен вами, партнеры по бизнесу! Как оперативно вы решаете вопросы! Это гарантия, что у нас в итоге будет все О`Кей!
Стив лезет в нагрудный кармашек рубашки: «Вот! Не забыл переложить! - хвалит себя он. Смотрит на три визитные карточки. Протягивает капитану.      
     - Впредь, - напрямую моему помощнику! - с натянутой улыбкой говорит капитан.
      - Все правильно, капитан! – смеется Пол. - Я не сразу научился делегировать свои обязанности своему помощнику!
    - Всемогущий Джордж! – смеется Стив. - Это три визитки, - как и прежде, - очередь на корпоратив. Только теперь в ресторане. И это становится хорошим тоном у деловых кругов. Он будет клубным местом избранных управленцев большого бизнеса, желающих обсудить свои дела вдали от посторонних глаз.
     - Заодно и расслабиться. И не долго будет беситься океан, – смотрит в его сторону Пол. - А как он успокоится, помощнику прибавится хлопот с размещением желающих на пляже.
      - И на VIP пляже! – уточняет Стив. - Главное, считаем, что Пилотный проект удался! -
Передает визитки Джорджу. - Первая визитка, на покрытие Пилотного корпоратива!
Две другие, - смотрит на капитана, - Пойдут в графу прибыли!
Капитан уже понял арифметику и натянуто улыбается.
     - Все! Все! остальное договорим за столом! Выходим! – торопит Пол. - А то, что-то горло пересохло!
Павел берет сумку с деньгами у Стива: «Я кладу ее в стол, запираю кабинет. Верну, когда будете уезжать».
Все выходят в зал, идут к своему столику.
 
Зал ресторана заметно наполняется посетителями.
Павел смотрит на всех, не фиксируя взгляда. Он еще подавлен.
Пол и Стив весело обсуждают какой-то только им известный случай.
Джордж внимательно рассматривает прибывающую публику.
В зал входят вчерашние музыканты с инструментами. Кое–где раздаются аплодисменты. Музыканты на приветствия раскланиваются.

Кабинет помощника управляющего. Ночь.
На диване сидят Рико, Есения, Маркос. В кресле, развернув его к дивану, сидит Дчёч.
Луиза сидит рядом на стуле, тоже развернув его к дивану.
      - Я уходила по тихому из кабинета Павла, - смотрит Луиза на Дчёча, - он уснул. Не будем его будить?
      - Нет, конечно!
Дчёч оглядывает строго ребят.
      - Зачем я вас собрал? Рико и Есения, - пора взрослеть! Попробуйте очень серьезно отнестись к моим словам.
      - Все, все, Дчёч! – соглашается Рико.
      - У нас серьезные потери. Отец и мать, Рико, понимают, что значит потерять родовое гнездо. Твой отец, Рико, - очень переживает! Ему надо дать время восстановиться. По делу обращаться только ко мне.
     - Я больше всех за него переживаю, – добавляет Луиза. - Он сдал в одночасье. Сумеет ли он восстановиться?            
Дчёч смотрит на серьезного Маркоса и Есению.
      - А вот Мигелю предстоит провести десять дней в больнице. Слава Богу, - угрозы жизни нет, и он уже адекватно отвечает на все вопросы.            
Дчёч смотрит на Луизу.
Вчера я понял, что полиция меня в покое не оставит. И мне надо что-то делать.
      - Да что ты? Ах, этот Хуан! Все-таки, выслужился! – заметила Луиза
      - Рико, ты должен вникать во все управленческие дела, - смотрит на него Дчёч, - чтобы быть в недалеком будущем хозяином отеля, приносящего хороший доход.
Настоящий хозяин должен по - крупному знать все. Но ты должен закончить и школу.
      - Есения, ты умница. У тебя слова с делом не расходятся. Единственное пожелание, - не разбрасывайся. Ставь достижимые цели. В идеале, я тебя вижу помощником управляющего, как я сейчас при Павле, а ты будешь при Рико. Более надежного человека я думаю, Рико не сыскать. Но все в ваших судьбах может быть и по - другому.
Смотрит на Маркоса: «Мы с тобой уже говорили, Маркос. Через год ты заканчиваешь школу.  Пора выбирать специальность. Слушай отца. Старшего брата Антонио, который, как я знаю, прижился в крупной фирме и работает автомехаником. Не будешь хорошим спецом, - будет трудно с работой. А безработица у вас большая.
      - Да, Дчёч. Выйдет отец, я определюсь. Либо пойду работать в автослесари, либо по холодильным установкам, как отец. И попробую поступить на курсы. 
      - В дверь стучат. Все замолкают.
       - Входите! – кричит Рико.
Входит молодой белый парень, менеджер по залу. Он одет в строгую форму ресторанного менеджера.               
        - О-о! Привет Доминго! Ты еще здесь! – удивляется Рико.
  Доминго раскланивается: «Всем доброго вечера! Джордж, приехал шеф-повар, с помощником от Стива. Он говорит, что ты назначил им время на переговоры.
       - Есения, Маркос, - давайте домой. Завтра утром встретимся.
Выходит с парнем.

Ресторан «На черном песке». Утро.
За столиком Стива и Пола завтракают Павел, Луиза и земляк.
За другим столиком по соседству завтракают Рико, Есения и Маркос. Они что-то весело обсуждают. Часто смеются.
      - Когда месяц назад согласовывали со Стивом должности обслуживающего персонала,  - не поднимает головы от тарелки Павел, - я настоял, чтобы была введена должность помощника управляющего, и на нее был назначен земляк.
       - Земляк тогда возражал, - подкалывает Луиза, - говорил: «Уж не хочет ли Павел навсегда его оставить в Панаме?» С вводом зоны отдыха «На черном песке», он обещал с помощью Стива выправить себе паспорт и – до свидания, Панама!
Земляк, молча, с ухмылкой на лице, слушает и ест.
Павел перестает есть, смотрит на земляка.
      - Мне вчера Луиза передала, что ты вновь так сказал.
      - Я понял, к чему все идет, не отрывает голову от тарелки Дчёч. - Давайте закончим завтрак и все обсудим!
      - Ей, помощники! – обращается он к ребятам, - пять минут вам, чтобы закончить завтрак! Убрать два столика и подсесть к нам!
Начинает быстро расправляться с завтраком.
Все закончили завтрак, Луиза встает, хочет пойти за подносом, чтобы унести посуду.
     - Все Луиза! Забудь про уборку и готовку, - останавливает ее Дчёч. - Ты жена управляющего. Его дополнительные глаза и уши. Смотришь и слушаешь, что не так, - и докладываешь. Павла, мы договорились, три дня не трогаем. Посмотрим на его самочувствие. Так что, - я пока за управляющего.
      - Я пошел за двумя подносами. А вы, - к ребятам, - пока собирайте тарелки и ножи с вилками.
Павел что-то тихо говорит на ухо Луизе. Та кивает.
Приходят ребята, подсаживаются к столу Дчёча.
Павел, просительным тоном, с которым ни с кем ранее не разговаривал: «Слушай, земляк, оставайся, ну, пожалуйста! Это же отель, которым ранее я никогда не управлял! Ты же заварил всю эту кашу? А кто обещал помогать ее расхлебывать?»
      - Ты, Павел, хочешь из-за меня неприятностей? Ты хочешь, чтобы меня и в самом деле посадили? А про ресторан быстро пойдет дурная слава.
      - Ты слышал сам, как были недовольны Стив и Пол,– возражает Павел. - Наверняка они выразили «Ф» этому усатому районному начальнику, который хочет перед «верхним» на тебе отличиться. Вот пожалуюсь Министру Панамы, подпалит усы он этому «стасику»!*
   
     *Таракану, - морск. сленг.

      - Сам видишь, земляк, - робко смотрит на него Луиза. - Хозяин никак не отойдет от горя, – потери дома и всего нажитого! Уступи ему.
       - Создатель уже за вас заступается. Он не допустил потери такой крупной суммы, как твоя заначка. Да и Пол обещал завтра подкинуть столько же.

     Георгий проводит последнее совещание
     - А что касается, застрять здесь еще на пять месяцев, - смотрит на Павла земляк, - я не давал вам гарантии, что я соглашусь. Хотя вижу, что ни вы, ни я, не готовы еще к новой жизни. Но одно только слово Стиву и Полу, - они найдут сюда и достойного управляющего, и помощника. Видимо, с этим надо смириться.             
Есения касается руки Дчёча с глазами полными слез.
Павел и Луиза, не понимая ее такого состояния, удивленно смотрят на нее.
Ребята замолкают.
 Есения, чуть не плача: «Дчёч… не оставляй нас… без тебя… мы не выплывем…» 
     - Только этого не хватает! - строго смотрит на нее Дчёч. - Сейчас же прекрати нагнетать траур!
Берет ее руку. Сжимает.
     - Уж за тебя я совершенно спокоен! С таким желанием вырваться из прошлой тяжелой жизни, да с твоей светлой головкой и работоспособностью… Рико, ты помнишь, как Есения давала слово тебе во всем помогать?
      - Да, Дчёч! Проверено! На нее можно положиться! Я тоже буду стараться, Есения… только я не могу сидеть долго над одним делом…
     - Можешь, Рико! – сердито произносит Есения. - Ты сидишь иногда по два часа за игрой на компьютере… а то, что сейчас со всеми нами происходит, это в тысячу раз интереснее и опаснее, чем твои подводные сражения с гигантскими осьминогами. Там ты, потеряв все жизни, выходишь из игры и к тебе приходит, как всегда, хорошее настроение.
      - Тут ты права! Ты хоть раз видела у меня плохое настроение?
      - А то, что случилось с моим отцом, могло произойти и с тобой… и с твоим отцом…      
      - Заступись за нас, пресвятая Дева Мария! – испуганно перекрестилась Луиза.
      - Да! Мы чуть не потеряли отца! – переводит взгляд Есения с одного лица на другое. -  Благодаря находчивости, сам Карлос остался жить. Да и отцу вовремя помогли! И действительность страшнее твоих игр, Рико. Вон, твой дом со следующей игрой у тебя не возродится…
Все молчат.
      - Недели две назад, - начал Дчёч, - мы с Павлом обсуждали должности для вас, ребята. Тогда мы не говорили о зарплате. Я проконсультировался кое с кем и наметил суммы
зарплаты всем Мигелям.
      - На вашу маму, Маркос, не может нахвастаться Родригес, и пригрозил уйти, если она не будет работать его правой рукой.
     - У вашей мамы редкий характер, - смотрит Луиза на Есению. - Она ни с кем не может поругаться и на все вещи смотрит с позитивом. О работоспособности я, уж, не говорю… у вас у всех это сызмальства.
Дчёч продолжает.
     - Есения приходит после уроков на три часа. Она великолепно печатает на компьютере, чего не скажешь про Рико, который еще много ошибается. Есения выполняет разные поручения от печати документов до посыльной и честно получает свои пятьдесят долларов в неделю.
Есения краснеет.
     - Ты, Дчёч, я знаю, натаскиваешь ее на должность старшего менеджера отеля, - поделилась Луиза.
     - Да. И с родителями я уже договорился, что, как только ей исполнится шестнадцать, она будет работать его помощником и пойдет учиться на вечерние курсы. Я уверен, что она свои экзамены сдаст! И должность помощника управляющего ей под силу.
Ребята одобрительно зашумели      
     - Не знаю, что сказал тебе Павел, Луиза, а я тогда его спросил: «Что ты сам считаешь, является главным в служащих твоего заведения? И Павел ответил: «Ну, исполнительность… аккуратность»… а я ему сказал: «Преданность!»
Дчёч смотрит на Есению и на Маркоса. Продолжает.
Все остальное лежит в рамках служебных обязанностей. Так вот, хозяйка! Никто не будет тебе более предан, чем семья Мигеля и ты, как и Павел, должны это ценить по достоинству!
       - Да, - соглашается Луиза. -  Мне, как и хозяину, нечего на это ответить. Я сейчас это поняла, как никогда.
У Луизы наворачиваются слезы.

Георгий договорился все же с архитектором о строительства сначала коттеджа Павла
на участке соседа. Он убедил его в том, что капитан сильно сдал, и этим огорчились Стив и Пол. Георгий обещал согласовать с ними изменения. А настырный архитектор согласовал со Стивом и Полом подключение к строительству второй подрядной организации, чтобы не просели планы ввода микроотеля «У синих скал».

Кабинет управляющего. Ночь.
Павел сидит в кресле, надев очки. Перед ним на столе листы архитектора с планировкой его коттеджа. Луиза сидит рядом. Возле них стоит Дчёч, вокруг стола сгрудились Есения и  Рико.
Павел просит Дчёча:
     - Земляк, объясни нам всем планировку будущего коттеджа. Уж очень у архитектора все мудрено разрисовано!
     - Рабочие сказали, что через два дня начнут заливку фундамента, - похвалился знаниями Рико.
     - Все-таки архитектор изменил планы, что сначала будут строить спальный корпус, а уж потом коттедж.
      - Планы, на то и планы, - весело сказал Павел, - чтобы их корректировать. Архитектор меня заверил, что через два месяца мы переступим порог.
      - Помоги им, пресвятая дева Мария! Даже не верится! - попросила Луиза.
      - А кто из нас верил, что ресторан сдадут через три месяца? Я чувствовала, - сказала Есения, - сдадут, как обещают!
     - Вот перед вами красавец общей площадью около ста тридцати квадратных метров, - раскладывая рисунки и чертежи Дчёч. - Укомплектован всей необходимой мебелью и хозяйственным оборудованием, - газовой плитой, холодильниками, стиральными машинами и даже телевизорами и компьютерами.
      - Как? Всем, всем? И за это дополнительно не надо платить? – Не поверила Луиза. - Неужели будет и наш такой красавец?      
     - Смотрите, – показывает Дчёч. - Большая открытая терраса, выходящая к океану, как была у вас!
     - А мы жили в комнате с Луизой и Рико – в двадцать один квадрат, - поднимает от чертежей глаза Павел.    
      - А смотрите, - окна на океан. Сначала восход солнца будет из-за океана. И за горы вы будете сажать его по вечерам в эти окна. Восток-Запад, расположение, - лучше не бывает!
      - Ну, давай, давай, Рико, дальше!
      - Нет, Дчёч, помогай! В чертежах я запутаюсь.    
      - Смотрите, - показывает на листе Дчёч. - Вот кухня-столовая шестнадцать квадратов.
     - Вот это, да-а! – восхищена Есения. -  У нас в доме, - в два раза меньше. А нас шестеро.
      - А это кабинет или комната отдыха, - двенадцать квадратов, - показывает Дчёч. - А вот гостиная, с выходом в сад. А вот в северной части, - гостевая комната.
     -  А это еще зачем?
     - Ма, ну, мои гости засидятся. Могут они заночевать?
     - Мал еще! Какие твои гости? Зачем заночевать?
     - А это туалет и ванная. Это - кладовка.   
     - И даже кладовая! – радуется Луиза.    
     - Постой, а где же газовые котлы, бойлерная? – озадачился Павел.
     - Вот он, чертеж подвала. Все там! А вот чертежи второго этажа. Это                все для хозяев. Вот комната Павла и Луизы, на северной стороне, прохладно. Вот кабинет или компьютерная Рико.
     - Ура-а! Собственная компьютерная с кабинетом! 
   Павел с Луизой переглядываются.
     - А вот, – ванная и туалет для хозяев. 
     - Зачем еще одна? -  недоумевает Луиза.
     - Положено, Луиза, - улыбается Дчёч. - Хозяева имеют все отдельно от гостей. Коттедж того стоит.
Луиза в испуге закрывает рот рукой. Смотрит на Дчёча, как на волшебника, сделавшего ее сон явью.
Загадочные глаза Луизы встретились с глазами Дчёча, и тот отвел взгляд в сторону.
     - Слушай, земляк, а может, пусть нам поскромнее нарисует дом архитектор, тыщ, так, на сто дешевле? – поднял Павел глаза.
     - Тогда никто к тебе ездить не будет! Не ты, Павел, не ты, Луиза, до сих пор не верите в счастливую реальность, ворвавшуюся в вашу жизнь.
      - Это, еще почему, ко мне ездить перестанут? – не понимает Павел.
      - А почему каждая солидная компании не позволяет своим топ менеджерам останавливаться во время командировок в отелях меньше, чем пять звезд?
   Павел сопит.
      - Да потому, чтобы все кругом знали, что раз представитель компании останавливается в самых респектабельных отелях, значит компания солидная!
      - А нам многие вещи придется покупать. Это на что?
     - Не прибедняйся, Павел! Дай Бог, чтобы все так жили! Вон, Мигель говорит, сколько у вас завистников в деревне. Совсем рядом живут много хуже, чем ты. И многие не плачутся. Работа есть, - деньги будут. Сами говорили, к примеру, никогда не видели жену Мигеля в плохом настроении.
     - Так ты настаиваешь, чтобы взять кредит у Стива? И сколько?
     - Этот кредит, в пятьсот тысяч, - уникальный! Он и под строительство своего коттеджа, и под строительство двух объектов, - ресторана и спального корпуса. Три процента на пять лет! Такого случая у тебя в жизни долго не будет! А ты хотел расплачиваться за дом всеми накопленными деньгами.               
      - А сколько же брать у Пола?
      - А тот кредит дается в вязи со страховым случаем! Где ты видел кредиты под два процента? Брать, - сколько дадут. По максимуму. Ну, ты же силен в математике! Дают по страховому случаю, это только тебе, под два, а в банк ты положишь, - под три! Считай, какая выгода!
Павел чешет правой рукой свои шикарные баки на левой щеке.
     - Ой, Дчёч, боязно? – пугается Луиза. - Никогда мы в долг не жили.
     - Деньги должны делать деньги! – распаляется Дчёч, - это заповедь предпринимателей всего мира! А у вас они тихонечко таяли под подушкой и в банке, с инфляцией четыре процента. Рико, Есения, ну-ка, хором, что должны делать деньги?
     - Деньги должны делать деньги! -  нестройно вместе кричат Рико и Есения.
 
В самом конце завтрака, Павел попросил:
     - Ты, уж, повнимательнее присмотри за рабочими, чтобы чего не напортачили. На «Черном песке», ведь есть свой менеджер, там можно показываться пореже.
     - Не бойся, па, мы с Дчёчем присмотрим, правда, Дчёч?
     - Конечно, Рико, я буду рад твоей помощи. Только, чур, уговор, получаешь тройку, - на стройку ни ногой!
     - Как будто я их часто получаю! Ладно, Дчёч, договорились!

     Не свое счастье
Шикарный двухэтажный дом, в котором не стыдно жить и миллионеру, освещен утреннем солнцем.
Рико, Есения с корзиночкой, Павел с сумкой, Луиза и Дчёч любуются им, стоя на краю соседской скалы.
     - По плану дом восьмиметровый высоты, а кажется больше, замечает Рико.
     - Наверное, это потому, - предполагает Есения, - что участок соседа чуть больше имеет наклон к океану, чем старый ваш.   
    - Да, он восьмиметровой высоты, но под крышей из солнечных батарей, – уточняет Дчёч. - По такому проекту - только третий, во всей Панаме, как хвалился архитектор.
     - А давайте его откроем торжественно, как ресторан «На Черном песке», – предлагает Рико. - Соберем Стива, Пола, архитектора. Ты, па, будешь перерезать красную ленточку, а Есения снова будет держать ножницы на подушке.
     - Нет, Рико. Зачем? – укоряет Луиза. - Наше счастье тихое, выстраданное, без показухи. Оно должно быть без шума, по-домашнему, со слезами на глазах. Вот, как сейчас у меня.
Прикладывает платочек к глазам.
Все идут через веранду и открывают дверь в кухню-столовую. Дчёч ходит позади всех.
Есения вытаскивает из корзиночки котенка и подает его Рико. Тот запускает его первым.
Котенок не понимает, чего от него хотят эти большие лысые, бесхвостые, кошки. Он останавливается на пороге, От страха делает маленькую лужицу, наступает в нее и смешно трясет лапкой.
     - Это к счастью!  - трогательно замечает Луиза.
Павел ставит сумку на красивый из темного дерева обеденный стол, вытаскивает бутылку вина, бокалы, блюдо с нарезанной папайей. Всем наливает, даже Рико и Есении.
      - Принимай, Рико, дом, он твой! Береги мать! Пока она будет в доме хозяйкой, в нем будет достаток! За счастье в этом доме!
Все чокаются, пьют. Луиза, положив голову на плечо мужа, окропила слезами белый китель капитана, который капитан надел по такому случаю.
Подходит к земляку, порывисто обнимает его и тычется мокрым лицом в его щеку.
Луиза, Павел и Рико, в который уже раз ходят из комнаты в комнату, открывают встроенные шкафы, смотрят на наборы посуды. Открывают холодильник, включают газ, пускают воду в кранах на кухне, в ванной, проводят руками по столам. Садятся на тахту, включают свет в торшере, - верят и не верят, что это все принадлежит им и только им! 
Георгий и Есения уходят, чтобы не мешать семейному счастью Павла, Луизы, Рико.
Они идут вдоль стройки спального корпуса, на территории бывшей фазенды Павла. Глаза у обоих грустные. 
У Георгия не было зависти, а только тихая грусть.

Ночь того же дня. Георгий сидит в кресле на скале.
Рядом, на строительной площадке, никто не работает. Фонарь на скале не светит.
     - Что, щемит сердце? – с сочувствием спрашивает второе «Я».
     - Щемит, - не удивляясь, отвечает Георгий, будто только что с ним говорил. - Вдруг тихая волна неясных воспоминаний коснулась меня. Вроде бы, недавно, я также ходил по уютной квартире, открывая все двери. Гладил огромный вишневого цвета стол в гостиной, на котором всегда стояла маленькая вазочка с цветами.
     - Это на самом деле было?
Его Эго молчит.
Замолкает и хозяин. Ждет, как всегда, выступления своего Эго.
Эго молчит.
     «Трогал золоченые ручки джакузи в ванной, к которой всегда тянулась рука, чтобы выпустить струю воды с неукротимой веселой энергией. Любовался выпукло-вогнутыми боками розового комодика в комнате.  Разгадывал мысли художника, всматриваясь в картины на стене…»
Замолкает.
     «Меня не покидает ощущение, что у меня, вроде, было, когда-то, тоже новоселье. И у меня, вроде, было свое тихое счастье…»
Замолкает.
     «Где я его оставил? На что его променял?»
Георгий пытается глазами привыкнуть к фиолетово - черной темноте и хоть чуть-чуть увидеть границу неба и океана. Но так ничего и не увидел.
     «Все сговорились. Все молчат».
Замолкает.

     Не сходи с ума, Луиза
Георгий поднимается и на ощупь ног идет к лестнице. С большими предосторожностями, спускается.               
     «О, черт! – спотыкается он, - все-таки не обошлось без хвостатого».
Спускается на песок, подходит к океану. Шагает по невидимой пене в сторону элитного пляжа.
Утыкается ногами в лежак VIP пляжа.
    «Надо превозмочь эту чернильную жуть и смыть тоску в океане».
Снимает футболку и шорты. Оглядывается на скалу, с облегчением замечает чуть долетающее от дежурной лампочки на веранде, серо – темное крохотное марево, разбавляющее над скалой черноту.
Со страхом делает в океан каждый новый шаг. Заходит по грудь. Плывет.
     «Ну, полное впечатление, что плывешь к звездам на небо. Во Вселенную… ну, вот… уже побежали по телу мурашки. Ё-моё! Руки и ноги с каждым движением деревенеют… а где-то там Черная дыра, - смотрит в черную жуть впереди  и наверное притягивает к себе. Так он может, как космонавт Леонов, чуть-чуть, - и не вернуться из этой страшно манящей к себе Вселенной… во, сразу стал горячим его мозг…»
Опасаясь, что ужас скует члены, Георгий поворачивается к темному мареву и по-собачьи, почти вертикально, с огромным трудом проплывает пять метров, пока пальцами ног не почувствовал спасительную опору.
     «Нет, уж! – оглядывается он. - И звезды на горизонте могут притянуть к себе своими лучами… со звездной Вселенной шутки плохи».
На деревянных ногах выходит из океана и успокаивается, пока не натыкается на лежак со своей одеждой.
    «Это надо же, - поднимает вверх голову, - слышны смешки и перешептывания звезд». Стелет футболку и шорты, садится на лежак, долго смотрит на фиолетовую черноту океана, слушает его жалобные стоны и вздохи.
     «Даже он, такой большой, такой до безобразия огромный, и то жалуется ему на свою жизнь».
Георгий ложится, долго смотрит на черное небо с редкими звездами, по-прежнему предлагающими ему сыграть с ними в прятки. Ему удается в своей медитации достигнуть того состояния, когда он оторвался от бренной Земли, забыл, кто он есть, ощутил себя частичкой черной ночи, засыпающего океана, колдовского света звезд, частью Вселенной…
     «Что… что это? Этот звук не принадлежит этому окружению… что-то инородное вмешалось в установившуюся гармонию… это же скрип песка под чьими-то ногами?»
Вцепившись в лежак костенеющими пальцами, Георгий порывисто садится, пытается вычленить из черной черноты что-то черное, приближающееся к нему. Георгий уже хотел подняться и опросить это «что-то», как предостерегающий тихий голос Луизы его упреждает.
     - Это я, Дчёч.
     - Фу, черт… Луиза… как же ты меня напугала!
     - Ты, Дчёч, все-таки осквернил Вселенную! - подсаживается она к нему.
     - О-о! - Луиза ощупывает его голые грудь, плечи, живот, ноги, коротко глухо хохочет. - Да ты уже голенький и ждешь меня!
Георгий не успевает сообразить, что ответить, как Луиза распахивает халат, бросает его в черноту, обхватывает его запястья цепкими пальцами и заваливается на него, придавив к лежаку своей могучей голой грудью.
Она целует его уворачивающиеся губы, щеки, нос подбородок, шею.
     - Сладкий ты мой! - коротко стонет, горячо шепчет Луиза. - Ну, что же ты, Дчёч? Я пришла к тебе!
Георгий пытается остановить ее, не в силах освободиться от ее сильных пальцев и придавившего ее голого тела.
     - Луиза… Луиза! Что ты делаешь, Луиза! Не сходи с ума!
С глухим хохотом она хватает его набухший, но не затвердевший фаллос…
     «О, ужас! Он твердеет в ее руках!» -  и Луиза с хохотком вводит его в свое горячее лоно.
     - А-а, - вдохнула Луиза, - а-а! - со стоном выдохнула она.
Что было дальше Дчёч помнил смутно. Луиза то вжималась в него со стоном, то приподнималась.
     - Еще… а-а-а… давай… давай, - причитала она…- возьми меня всю… а-а-а… давай, Дчёч! А-а-а… я пришла к тебе…
Она перевернула его, оказавшись под ним.
Он идеально походил на насильника, пытающегося завладеть сопротивляющейся женщиной, а будь по близости хоть один свидетель, не отвертеться бы ему от неба в клеточку! А свидетелей было вокруг предостаточно, и все были на стороне Луизы.
Она то стонала, приговаривая, то рыдала.
Дчёч властно, тяжело дыша, прохрипел: «Все! Затихла! Успокоилась! Ну!!»
Луиза обмякла и только тихо всхлипывала. Полежав еще немного на Луизе, он потихоньку расслабил усилия рук и ног, подождал чуть-чуть, опасаясь женского коварства.
Луиза походила уже на получившую удовлетворение женщину.
Георгий знал, что от такой безвольной женщины ждать какого-либо подвоха уже не придется. И, тем не менее, он сел на нее, еще секунды три посидел на ее вздрагивающем влажном лоне, его фаллос был уже бессилен.
Георгий встал, перешагнул через лежащую, что-то невнятно причитающую Луизу. На ощупь нашел свою одежду, сделал шаг к лестнице и останавился.
В нем шевельнулась жалость к этой женщине, его вина перед нею, полезли шальные желания ее утешить и повиниться.
Скрежетнув зубами, собрав все остатки своей воли, Георгий выговорил: «Ты видишь… что ты натворила! Не дури больше… Луиза».
Тяжело ступая, пошел по направлению к лестнице.

Георгий полдня не виделся с Луизой.
Вечером она приветливо с ним поздоровалась, когда поблизости не было Павла. Проходя мимо, улыбаясь, скосив на него глаза, как умеют это делать завлекающие женщины, тихо проговорила: «Все равно ты будешь мой!»
Хохотнув, удалилась шалой походкой, качая бедрами.
Вечером на постели, в своем бунгало, Георгий нашел маленький темно – красный матерчатый перевязанный мешочек. Чуя подвох, он осторожно развязал его и заглянул внутрь. Среди кучки горошин, похожих на горошины черного перца, была записка: «Жевать по три-пять горошин за полчаса до еды». Присмотревшись к строчке ниже:
      «Я на тебе проверила! Получилось! Это окончательно вылечит твое бессилие! Сладкий мой Дчёч!» - читает он.
      «А это другие чернила. Это явно почерк Луизы. Черте что и сбоку бантик!  Все! Это финиш! Слышал не раз от Павла об упрямом характере Луизы, такая, - все равно его изнасилует».
Георгий нюхает сухие горошины. Не найдя по запаху их отвратительными, он высыпает несколько горошин на ладонь, берет одну в рот. Разжевывает.
     «Вкус горький, но никак не сравнить с горечью черного перца».
Берет еще две, тоже разжевывает, пытаясь впитать вкусовые ощущения. Немного думает, проглатывает. Смотрит на время. Комкает записку, бросает мешочек в тумбочку.
Задумывается: «Это что же? Неужели он овладел Луизой? – пытается вспомнить, что было.
     «Ну, все! Какую версию внезапного расставания с Павлом надо сочинить?»
Снова думает: «Да ничего и придумывать не надо. Загостился! Пора домой!»

Комната управляющего. Утро.
Павел сидит в своем кресле. Георгий сидит на стуле рядом, опустив голову.
У Павла ошарашенный вид. Он никак не может понять, о чем говорит Георгий.
Георгию приходится почти все повторить снова.
Капитан подозрительно смотрит на Георгия и долго сидит молча.
Земляк упреждает его мысли.
      «Павел, - твердо говорит Георгий, - я все обдумал. Никакие условия мне не предлагай. Все! Я уезжаю домой! Самое главное – твой дом тебе уже построили. Архитектор слово держит. Через три месяца у тебя будет микроотель, я не сомневаюсь. Выдай мне немного денег, и я до обеда уеду в столицу. А оттуда – домой! Только, пожалуйста, никому об этом не говори. Я уеду тихо, по-английски».
Павел, молча, достает из кармана ключ от сейфа управляющего. Открывает сейф, что-то там перекладывает из одного конверта в другой. Добавляет пачку долларов. Подает Георгию. Выжидательно смотрит на него.
Георгий, не глядя, кладет конверт в карман.
    «Позволь после обеда отвести меня на твоем форде старшему сыну Мигеля в столицу. Я с ним договорился».
Павел молчит.
Георгий порывисто обнимает Павла: «Спасибо тебе за все, Павел. Прости, если, что не так».            
Выходит.
Отъезд скорее походил на тайный побег.
















Часть III. ОТ СУМЫ И ОТ ТЮРЬМЫ НЕ ЗАРЕКАЙСЯ       
Глава 1. МИГ ПЬЯНЯЩЕЙ СВОБОДЫ

Отель три звезды. Георгий выходит из такси, осматривает отель.
     «Неужели свободен? Снова совсем свободен! Делаю, что захочу! Еду, куда захочу! Не гнетет мысль, что он кому-то, чем-то обязан! Какое непривычное ощущение. Какая легкость, какая расслабленность. Какое ожидание чего-то приятного, долгожданного, схожего с детским ожиданием праздника и подарков. Как их мало было в его жизни».
Метис на ресепшен, выдав ключи молодой паре и записав их в книгу, поднял, наконец, голову на Георгия и осклабился в заученной улыбке.
     «Я хотел бы у вас остановиться на три дня, пока меня оформляют советником в американский банк, - показывает пальцем на карточку, выписанную ему Стивом и пристегнутую к карману рубашки. - Вот вам за номер. А это вам мои чаевые».
Подвигает метису отдельно двадцатидолларовую купюру.
     «Надеюсь, вы найдете мне хороший номер с видом на горы и закат на седьмом этаже».
     «Welcom!» - трясет головой метис, растягивая рот в улыбке.
     В сторону: «Черт его знает, что это за птица! Но печать американского банка на карте настоящая, а главное, - споткнуться с утра на двадцать баксов, - это ли не удача привалила сегодня! И пачку «зеленых» он показал, может, еще отколется. Да запишу я тебя без паспорта и найду тебе номер с видом на горы!»
      Глядит на небольшую сумку: «Позвольте, а где же ваш багаж?»
      - В банке, - беспечно отвечает Георгий. - Так вы дадите ключи? - Охлаждает любопытство метиса.
       - Минуточку! – метис ложиться грудью на стойку, списывая фамилию и имя с карточки. - Ваши ключи от 711, сэр! Благодарю вас! Приятного отдыха!
Провожает любопытным взглядом.
      В сторону: «Нет, это не янки! Это какой-то европеец северной страны. Хотя, такой загар… ну ладно, мой нетерпеливый, я тебя еще вычислю».
Георгий поднимается в номер. Ставит почти пустую сумку, скидывает легкие ботинки и растягивается на кровати.
     «Господи, какое блаженство! Как же давно он не лежал на такой кровати! До сиесты еще пару часов. А пока он просто расслабится, а потом придумает, чем заняться».
Просыпается. Встает, отодвигает портьеру, смотрит на потемневшие складки гор.

     Как богатый бездельник
 «Ничего себе! Дрых, как богатый бездельник, не отягощенный никакими делами! Неужели так быстро расслабился и вошел в роль? А пора бы уже и пообе…
Ё-моё! Да, нет. Пора уже поужинать. Пожалуй, в местный ресторан он еще не раз сходит, надо бы проехаться по столице».   
Принимает душ, настроение приподнятое. Но осадок чего-то недоделанного за день все-таки по привычке вылезает.
     «Оказывается, к свободе тоже надо привыкать. Ну что ж, это он будет делать с большим удовольствием. Наверное, его белые брюки, рубашка и ботинки не соответствуют беспечному прожигателю жизни, на них нет лейбла известных мировых фирм. Но, кто так придирчив к его внешнему виду, - перебьется».
Поднимает ногу, смотрит на светлые носки.
     «Мозолить глаза здесь никому он не собирается. На третий день придется кланяться Стиву. Его влияние здесь огромно, кредитует, наверное, пол - Панамы. Кто ж ему откажет в маленькой просьбе выправить потерянный документ его советнику?»

Ночь. Улыбчивый метис-таксист не спеша возит его около часа и рассказывает много интересного о жизни столицы. Съездили они до района, куда белому туристу появляться не рекомендуется. Рассказывает он и о бандах, которые воюют за влияние над определенными районами, во что Георгий, конечно, не поверил. Здесь все радовало глаз: океан, вдоль которого они ехали по широкому не забитому машинами шоссе, небольшие скверики, утопающие в цветущих деревьях и кустах, маленькие улочки, плотно обсаженные пальмами с нарядными бездельниками, многочисленные кафе со столиками под зонтами, спрятанные от машин ширмой цветущих кустов.               
     - Ё-К-Л-М-Н! Никакой спешки! – вслух говорит Георгий. - Улыбающиеся лица, красивые женщины, красиво оформленные витрины магазинов, шикарные небоскребы мировых компаний. И, глядя на все это, хочется жить, как они.
     - Сеньор, вы уже так живете! – улыбается таксист, глядя на Георгия.
     - А что интересное можно увидеть, если поехать в ту сторону вдоль океана?
     - Там ничего интересного, окраина столицы.  Есть, правда кусочек парка.
     - Ну, деревья-то есть?
     - Да, деревья, дорожки, скамейки… фонтанчик с водой… но квартал там бедный, китайцы. Не советую.

В зале ресторана посетителей становится больше.
Георгий отведал экзотические морепродукты и убедился, что абсолютное большинство можно было приготовить с большей фантазией, чем это делал Родригес, хвалившийся, что он работал в столичном ресторане. Заказав к морепродуктам хорошую бутылочку вина, Георгий оценил его вкус.
Георгий гуляет в окрестностях ресторана. Было уже около двадцати одного часа, а гуляющей публики только прибавляется, хотя были будни.
Прислушивается, пытается определить национальность по говору стоящих рядом.
     «Вот тебе и прозябающая банановая республика! Живут же люди! А ведь где-то недалеко от его отеля стоит школа, где заведует метисочка. И у нее есть уютненькая квартирка. Собрать бы пакетик хорошего вина, фруктов, еще чего, позвонить в дверь – не выгонит, поди. Вон, Павел просил его бросить якорь в Панаме. Стив предлагал устроить в банк».
Смотрит на небоскребы, пытается найти небоскреб банка Стива.
     «Метисочка… Чего же ноет его сердце? Отчего же его тянет в Россию, в Москву? Что же он там оставил? А может быть кого? Да, не надо было пить последнюю рюмку, пожадничал».
Идет под козырек отеля. Стоит, осматривает публику. Решает пойти в номер и расслабиться на кровати.
     «Чего от него хочет этот заискивающий метис на ресепшен? Разве он не видит, что он хочет «баиньки»? Как душно! Скорее под кондишен! И солнце сегодня он не посадил за горы, - не порядок!»

Вечер следующего дня. Козырек отеля. Георгий выходит, садится в такси.
     - Захотелось перекусить. Не порекомендуете ресторан не в центре, но с хорошей кухней. Слышал, есть хороший, где-то в новом районе столицы.
      - Да, сеньор. Есть таких пара. В один, в новом районе, я вас и отвезу. 
      «Да, публика здесь одета много проще, чем у ресторанов при центральной авеню. Но народ отдыхает, и, похоже, через час все столики будут заняты».
К Георгию подходит белый официант средних лет.
      - Хотите, сеньор, я порекомендую вам меню вашего ужина? Сдается мне, что вы хорошо осведомлены о вкусах даров океана. На сей раз закажите вырезку из бычка и салат. Салат мексиканский, который вы еще не ели. Не волнуйтесь, он не острый. К ним закажите 200 граммов Доминиканского рома Brugal 1888. Это будет здорово сочетаться.
      - Пойдет! Заказывайте! – утвердил Георгий.
За его столиком - два кресла. На одном сидит он, другое - свободно.
За подобным столиком недалеко от него сидят две молодые женщины метиски, которые зубоскалят по его поводу, часто на него посматривая.
     «На ресторанных шлюх вы не походите. Вы свежи, одеты не вызывающе. Ваши манеры не выдают принадлежность к «ночным бабочкам».
      «Нет, девоньки, зря теряете время.
Заказал всего два блюда. Странно это… странно это. Он вообще не хотел бы, чтобы кто-либо подсел к его столику. Ну, будь он в русском ресторане, - куда ни шло. А здесь?
Придирчиво осматривает публику.
     «Задушевной беседы не получится с его плохим испанским. Да и не расположен он вовсе ни слушать, ни изливать свою душу. Сближается он трудно. А здесь, - зачем? Кому?»
Смотрит на других женщин, сидящих в зале. Почти все они с мужчинами.
     «А вот завуч, молодая красивая женщина, метисочка, Летисиа, всколыхнула его душу, как будто у него есть в России какая-то другая, более дорогая и близкая… Он хорошо помнит, какой смысл он вкладывал в слова, когда он пьяненький с Павлом и Стариком пел песню «Живет моя отрада». Да еще Старик говорил про какую-то занозу в его сердце… «ерунда на постном масле».
Но разве можно обвинять Георгия, который не знал, что «Аннушка разлила масло? А, вот, предупреждение Михаила Афанасьевича: «Никогда не разговаривайте с неизвестными», - он проигнорировал.
Утром в благодушном настроении, Георгий отдает ключ осклабившемуся знакомому метису, и говорит всего одно слово: «Привет!»
      «Вот, оказывается, ты откуда! Так ты из России! – нашло озарение на метиса. -
Ну, тогда, если тебя «обидят», в твою защиту гринго не пришлют к берегам Панамы авианосец и не высадят десант морпеха!»

Вечер. Другой район Панама-Сити. Небольшое кафе.
Пять высоких круглых столика для желающих что-нибудь выпить и перекусить стоя.
Метис с ресепшен пьет кофе с круассаном. Рядом стоит франтовато одетый молодой белый мужчина. Пьет из баночки пиво.
     «Уверен, у него и паспорта нету, - продолжает разговор метис, - зато видел солидную пачку баксов».   

Поздний вечер. Недалеко от входа в отель стоит уставшийГеоргий. Наслаждается запахом цветущего рядом куста, перед тем, как идти спать. Одинокая пара стоит в другой стороне от входа.   
      «Неужели послышалось? – не поверил Георгий. Прислушивается. - Да, вот, опять, кто-то тихо невнятно просит: «Помогите».
Георгий делает несколько шагов в сторону голоса и видит в кустах вроде бы фигуру сидящего человека, а, может, и женщины в белом. Он наклоняется…                Сидящий бьет его чем-то тяжелым по голове.
Появляются двое мужчин, грузят Георгия в небольшой пикап у кустов. Быстро уезжают.

     На дне
Рнний вечер. Парк. Небольшой пятачок поляны среди кустов.
Георгий очнулся от того, что его желудок содрогался в конвульсиях. Его рвет. Попытка поднять голову отзывается страшной тяжестью в голове. Глаза его закрываются, он чуть не теряет сознание. После каждой новой схватки желудка, он отползает на полметра. Кто заставлял его так делать, он не отдает отчета. Проваливается в небытие.

Георгий приходит в себя. Чувствует, как кто-то трет его щеку. Открывает глаза, видит собачьи лапы. Понимает, что его лизал пес. Он видит траву, окровавленную свою правую руку и глаза пса, который с тревогой и настороженностью смотрит на него.
Георгий снова уткнулся головой в свою руку, потому что поднять ее был не в силах. Ни свою голову, ни свое тело, он не чувствует. Боли – тоже. Была непомерная тяжесть в каждом члене и тошнотворное состояние. Некоторое время он лежит, как овощ на грядке. Снова открываются глаза, голова еще лежит на руке, но по руке уже не плясали солнечные пятна. Вся рука находится в тени.
Он пробует шевелить пальцами правой руки. Это ему удается. Мизинец прилип от крови к соседнему пальцу, вся кисть и рука до локтя, куда доставало зрение, была в крови. Собаки не было.
Георгий понял, что пес слизывал кровь с его лица. С трудом приподнимает голову и высвобождает затекшую руку. И снова он не чувствует боли, кроме огромной тяжести, будто рука была чугунная.
Ему удается повернуть голову в другую сторону.  Веки его снова закрываются.
Георгий приходит в себя от непонятного шума. Он исходил не от машины. Где-то за ним и не очень высоко вверху двигается на него нарастающий шум. Его охватывает беспокойство.
Георгий приподнимает тяжелую голову, и в это время шум пронесся с правой его стороны и утих где-то спереди.
      «Конечно, этот звук принадлежал к легкому самолету. Звук еще поурчал спереди и справа, потом затих.
      «По кустам и многочисленным стволам, ясно, что он лежит в каком-то парке. А совсем рядом находится аэродром, на который только что совершил посадку легкий самолет. И ему не стоит опасаться этого шума. По цвету солнечных пятен, похоже, что солнце скоро скроется».
Он с трудом поворачивается набок и освобождает мочевой пузырь. Из последних сил ползет к стволу ближайшего дерева, в надежде, что ему удастся сесть к нему спиной и осмотреть окрестности. Но больше двух метров он не осилил и отключился.

Когда он открыл глаза, солнце уже касалось гор и у него было десять минут осмотреться. Несомненно, он в парке.
     «Неужели это тот парк, куда таксист не советовал ехать. Вероятно, за чуть проглядывающими бетонными блоками забора и был тот самый аэродром».
Георгий пытается представить парк.
     «Значит, в этом парке, скорее всего, он лежит почти сутки. Неужели тот легкий шум – это голос океана? Если так, то он уже представляет, где он».
Прислушивается к шуму океана.
      «Значит, его бросили в самый дальний безлюдный уголок, близко к забору аэродрома. Очень маленькая вероятность, что сюда забредут какие-то посетители даже днем, так что на помощь ему надеяться нечего. Но если он не утолит жажду в ближайший час, скорее всего, он потеряет сознание».
Закрывает глаза.
      «Маленький питьевой фонтанчик, конечно, находится у дорожки. Даже страшно подумать, чтобы его искать с его возможностями двигаться».
Раздается треск кустов сбоку.
     - Пи-ить…  пи-ить, - хрипит Георгий на испанском.         
     - Пресвятая дева, да кто там? – слышит грубый женский голос.
Над кустами появляется, женская голова. Она повернулась и видит Георгия.
      - Ей, ты кто? Чего тебе?
      - Пи-ить, - что есть мочи, тихо шепчет Георгий.
Кусты снова трещат, из них вылезает толстая метиска не старше тридцати пяти. Их разделяет не более трех метров. Женщина опасается подойти ближе. Она понимает по его позе, что этот бомж ей не угрожает. К тому же, похоже, он ранен, и она смелеет. Сократив расстояние, женщина внимательно его рассматривает.
      - Ххх!* - смачно ругается метиска. - Еще один cipote на моей территории!  Похоже, что кацнули тебя по голове. Вон, след крови ведет на глаз, на щеку, на рукав. Да как ты здесь оказался, красавчик, ты этакий! О-о-о, сколько крови! Больше, чем у меня в критические дни. Да кто ж тебя, мой Беленький, так уделал? За что?  И вот на траве тоже! Нет, одна я не справлюсь, потерпи, голубчик.

     *Не будем смущать целомудренных читателей.

Она исчезает тем же путем, что и пришла. 
Проходит минут пятнадцать. Доносится слабый разговор двух женщин, но уже с другой стороны. Они обходят кусты и встают перед ним.
Впереди стоит совсем молодая белая женщина и откровенно его разглядывает. Скорее это была девушка, невысокая, плоская, с маленькой грудью, с непривлекательным лицом и шрамом на левой брови.
Солнце пряталось за горы, наступает вечер. Скоро начнут сгущаться сумерки.
      - Ты как суда попал? – спрашивает Плоская.
      - Пи-ить, - хрипит Беленький.
      - Да он, похоже, не местный, и даже не испанец, – предполагает Толстая. - У тебя, хоть, сколько денег есть?
       - Пи-ить, - хрипит Беленький снова.
      - Действительно, пристали с расспросами, – смотрит на Плоскую Толстая. - Давай, раскрывай сумочку, у тебя всегда бутылочка в ней, не жмодься!
      - Он мне кто, чтобы я его взяла на обеспечение, родственник? – возмущается Плоская.
      - Родственник, дальний, по крови! Как и ты – белый!
      - Ну и что? Я что всех белых должна из дерьма вытаскивать?
      - Ну, ты же знаешь, что я сейчас на мели, я тебя и не просила бы. А помрет - не жалко?
      - Полгода назад, было бы жалко. Сейчас уже нет, насмотрелась. Я не уверена, что он бы меня вытащил, когда я почти так же лежала в парке.
      - Дрянь ты, Плоская! Да я, буду при деньгах, верну тебе! А ну, давай!
Толстая цепляется за сумочку.
      -  А то оторву!
      - Отцепись, сама дам!
Молодая раскрывает сумочку и подает Толстой бутылочку воды.
Та подходит и приставляет ко рту страдальца наклоненную бутылочку.
Беленький, не открывая глаз, потянул жидкость. Часть попала в рот, часть полилась на рубашку. 
     - Ххх! - не зло цыкает Толстая. - Я тебе что, сиделка? Ну-ка, рот шире открой,  эта вода  денег стоит!
      - Давай подтащим его к дереву и посадим, а то лежа пить плохо, - предлагает Плоская.
С трудом они приволокли Беленького к дереву и прислонили.

Беленький открывает глаза. Перед ним была микрополяна не более три на два метра огороженная плотными, почти в рост человека, кустами.
Толстая вставляет почти все горлышко и начинает потихоньку вливать, воду, периодически вынимая бутылку.
Беленький кашляет и опускает голову.   
     - Верни бутылку, - протягивает руку Плоская.
     - Да я и полста грамм ему не влила, надо бы еще! Похоже, он отключился. Надо бы  проверить его карманы.
      - Напрасный труд! – охлаждает порыв Плоская. - Раз этот белый здесь оказался, то его стукнула банда Рауля. На свою территорию они бы подыхать человека не привезли. А Клешня так тебе и оставил бы доллары!
Толстая отдает бутылочку: «Держи пока».
Лезет в карманы брюк.
     - Да, уж, это как выиграть в лотерею! Пусто в обоих! А ну-ка, придержи, чтобы не упал.
Лезет в единственный задний.
     - Ну-ка, ну-ка! Схватись одной рукой за брючину, задницу ему оторви от ствола!
Ххх! Это что? Наконец-то нам подфартило!
Толстая поднимает вверх два пальца, между которыми узенькой сложенной бумажкой зажата купюра.
      - Ххх! -  восхищенно ругается Плоская. -  Сто баксов! Ну и нюх у тебя!
      - Спорим, что бандиты потрясли его больше, чем на тыщу?
       - Коли тебе фартит, спорить с тобой бесполезно! И все же почему?
       - Тут и безмозглой креветке ясно, - самодовольно замечает Толстая, - что в карманах или в сумке была крупная сумма, и они уже предвкушали, как ее пропьют. И не до заднего кармана им было по такой прухе.
      - Похоже, на то. Так у нас сегодня праздник?
      - Мы будем последними сволочами, если не отблагодарим Беленького.
      - Я согласна. Так ты не «зажмешь»? – засомневалась Плоская.
      - Слушай, жмодина!  - с обидой вскричала Толстая, - я когда-нибудь одна пила?
       - Да вроде бы не засветилась!
       - Вроде бы! Вроде бы! Вот зажму первый раз, за твои оскорбленья! Так! Заткни рот! Достань прокладки! Доставай, доставай, смотри сколько крови! Сначала принеси бутылочку воды, чтобы обмыть кровь. Да бери большую, в кустах напротив. Потом получишь сто баксов и пулей сбегаешь к Суну, наберешь у него всего и устроим себе и ему праздник!
Плоская отдает пачку прокладок, ставит сумку, уходит.
Толстая вдогонку: «Пока сбегаешь за водой, думай, что купить, обсудим».
     - Мой Беленький, мой красавчик! - с нежностью воркует Толстая, - как же ты вовремя нас выручил! Ну и я тебе отплачу тем же. А щас потерпи, хорошенький ты мой! Наклоняется над его головой.
     - Ххх! Ну и шишарь! Во, и кожа треснула! А рана, вроде не глубокая. А коли ты лежишь бревном со вчерашней ночи, то, похоже, лежал без памяти. Ублюдки! Приставь «перо», этот Беленький и сам вам все отдал бы!  Зачем же уродовать? Это же человек!
Приходит Плоская с большой бутылкой воды.
     - Держи воду, и вот два бумажных стаканчика.
     - Ну а чего надумала покупать у Суна?
     - А давай бутылочку дешевого виски купим? Ведь у нас сто баксов!
     - Сдурела? Нас теперь трое, и эти деньги надо растянуть дней на десять.
     - А ты говорила, - устроим праздник?
     - Обойдемся, как всегда, бутылочкой вина. Скажи обязательно Суну, что все деньги мы истратим у него в лавке, если он нам будет при покупках делать небольшую скидку. Проси у него из аптечки бинт, вату и чем обработать рану.
Задумывается. Продолжает.
     - Проси продать его остатки сегодняшнего ужина. Как всегда, у него курица с рисом и кабачок с зеленью. И пусть не жмодится, а даст фрукты, которые начинают портиться. И еще скажи, что на его овощной склад ночевать не придем, будем рано утром. Чуть не забыла. У тебя ведь фонарик, что в сумке, не накрылся?
      - Сдохла батарейка.
      - Купи! Фонарик нам пригодится. Все! И поворачивайся! Одна нога здесь, другая там!
      - Фи! Надзиратель, тоже мне!
Зажав в кулаке купюру, Плоская уходит.
      «Щас и с тобой разберемся, Беленький, - с материнскими нотками нянчится Толстая. - С тобой-то проще! Так-не так, что сделаю, ты меня не пошлешь к черному в задницу. Слушай, а это плохо! Только покровительница этого парка дева Мария одна знает, что с тобой случилось и выживешь ли ты».
Мочит и отжимает прокладку, начинает протирать с головы.
Беленький стонет.
     «Слушай, а это ведь хорошо! Значит, подкопил силенок, и сознание скоро к тебе вернется».
Обтирает кровь, меняет прокладки, все время разговаривает со страдальцем. Удачно вливает в него не менее половину стаканчика воды и, успокоившись, садится рядом.
     - Наконец –то, притащилась! – смотрит на пришедшую Плоскую.               
     - Ты сейчас ххх, что я принесла!
     - Ты лучше скажи, сколько ты оставила у Суна баксов?
     - Около одиннадцати. Зато смотри сколько всего! И знаешь, ты была права, Сун подобрел, когда услышал, что мы готовы потратить все баксы только у него.
     - О-о, курица с подливой! – восхищается Толстая. - Да еще теплая!  Это то, что Беленькому нужно. Ведь у него живот прилип к позвоночнику за сутки голодухи.
      - А что ты с ним сделала? – всматривается в Беленького Плоская, - он же смотрит на нас и, похоже, взгляд такой осмысленный.
      - Ну-ка, ну-ка! - с любопытством погядела на страдальца Толстая. - О-о, ххх! C возвращением тебя, Беленький! Уж не знаю, где ты был, но сейчас ты у нас будешь за праздничным столом в честь нашей встречи!
    - Так, - дает команду Плоской, - стели «праздничную скатерть», и все раскладывай у него в ногах. А я попытаюсь его покормить подливой с курицей. Я знаю при длительной голодухе сильно кормить его нельзя. А в голове у него еще кипят мозги, как смола в котле у чертей в аду. И еще, нашего спонсора, может вывернуть наизнанку.
     - Тару Сун просил вернуть, - замечает Плоская. - На тебе маленький судок, отложи ему и корми, а я накрою наш праздничный стол.
      - Вот это дело! Вот столько для начала ему хватит. Посмотрим, примет ли его желудок? Ну-ка, страдалец, открой ротик!  Ага, понимает! По его одежде, наверное, - младший служащий был в какой-нибудь задрипанной панамской компании. На работягу он не тянет!
      - Ты чего? Сама говорила, грабанули его по крупному! Откуда у такого служащего, такие деньги?
       - Действительно! Что-то не вяжется! Задал ты впервые, Беленький, загадку: кто ты? Откуда? Ты, смотри, заглатывает! А ты помнишь, Плоская, я вот так же тебя выкармливала здесь из ложечки полгода назад.
       - Помню, но лучше не вспоминай. Так, ну, давай к столу. Взгляни лучше на бутылку, это не наша бормотуха.
       - Ххх! – выругалась Толстая, - это же, пять баксов бутылка!
       - Закрой рот! Сун отдал за три. Он вытащил ее из холодильника и успел вчера выпить две рюмашки.
       - Развел, поди, бормотухой!
       - Ну, сейчас попробуем. Нас-то ему нет смысла обманывать. Он знает, что мы уже, как дегустаторы. Уж, его бормотуху, мы отличим и по вкусу, и по запаху.
      - Ну, ладно страдалец. Посиди немного. Самой хочется выпить и тепленького поесть. Потом я тебя перевяжу, а сейчас переваривай, да смотри не выверни мне все в зад! – пригрозила Толстая.
      - За что пьем? – озадачилась Плоска
      - А за то, что унывать в жизни нам запретил Создатель. Будет, учил Он, день, будет и пища и стаканчик. И для тебя, Беленький, жизнь продолжается! Не дрейфь, прорвемся!
Пьют.
Плоская, с испугом: Вроде, он чего-то хочет? Смотри-ка, и открыл глаза!


     «Прописка» русского бомжа
Пятачок полянки.
     -  Как ты… сказала? - тихо, хрипло спросил Беленький
      - Ххх! Заговорил! – восхищенно смотрит на него Толстая. - Я сказала, что унывать нельзя в любом случае. Даже в твоем! Меня зовут все Толстая задница. И я не обижаюсь. А ее – просто Плоская. И она обижается. А тебя как?
Беленький задумывается.
     - Ты что, действительно не помнишь свое имя? – засомневалась Толстая.
Беленький закрывает глаза.
     - Джордж, - неуверенно отвечает он.
     - Ты такой же Джордж, как я сеньора! - не веря, возражает Толстая.
     - Ты что янки?  - удивляется Плоская.
      - Я русский.
      - Русский? – хором вскричали подруги.
      - Значит, тебя искать не будут, - воскликнула Толстая.
Беленький молчит.
     - У него что, шарики в голове залипают?
     - У тебя все бы повысыпались после такого удара! Конечно, ему трудно говорить. На вот, ешь еще курицу с рисом.
Толстая протягивает небольшую емкость из пластика.
Беленький медленно поднимает руку и пристально смотрит на пальцы.
Подруги перестают есть и смотрят на его растопыренные пальцы.
     - Не может сжать, - догадывается Плоская.
     - Ххх! Эй, давай не сачкуй! Я тебя выкармливать не буду! Нашел няньку!
Толстая встает на колени, начинает с ложки класть ему в открытый рот.
       - Ты что же и не помнишь, как здесь оказался?
Беленький медленно жует и крутит головой.
       - Ну, а в Панаме ты зачем? - не переставая жевать, спрашивает Плоская.
       - Ле-тел к при-ятелю, - медленно произносит он.
       - И адреса не помнишь? - кладет ему в рот еду Толстая, время от времени, не забывая и про свою миску из пластика.
Беленький слегка крутит головой.
       - Ххх! Беленький! – ругается Плоская. - Раз тебя никто искать не будет, и у тебя нет денег, и нет документов, - ты сто процентный бомж! Как я и она! – Гордо замечает Толстая. - Тогда с пропиской тебя! 
Они наливают себе, пьют.
      - Но ты учти, что у нас все с Плоской общее. Как у вас, когда был ваш СССР. Не верю я, что ваш коммунизм нельзя было построить. Терпенья вам не хватило.
       - И, как всегда, предатели были в ваших рядах, - облизывая ложку, уточняет Плоская.
       - И предали вас те, кто был у власти. До них дошло, что хапнуть можно очень многое. А при коммунизме, - надо делиться, а вот при капитализме - это твоя святая собственность.
       - Ты щас нас выручил, но, когда твои деньги мы пропьем, кормить мы тебя не будем, - смотрит на подругу Плоская. - Твой коммунизм кончится. Может, и ему налить? Пока у нас выпивка не кончилась? - Смотрит на подругу.
      - Щас ему пить вредно. Ты не помнишь, какая ты была после сотрясения? Как после двух бутылок! А ты ему еще подсовываешь!
      - Но это ведь не бормотуха! – возразила Плоская.
      - Одна ххх, здесь тоже градусы! Да, Беленький, ххх, - такова наша жизнь! Ты понял?
       - Чего-нибудь придумаем, - хрипло отвечает Беленький.
       - Мыслитель ты наш! Скажи ему, Толстая, что с ним будет, если он не будет платить за крышу! – подкидывает свежую мысль Плоская.
       - Может, щас не надо, пусть немного окрепнет? – неуверенно сказала Толстая.
       - Засранка ты, Толстая! Меня никто не жалел, а этого Беленького жалеешь! А он мужик, какой никакой! Но ему же будет хуже, и выходные не за горами.
      - Наверное, ты права. Слышь, Беленький, Плоская толкует о том, что раз ты оказался на территории Рябого и Хромого, то тебя, скорее всего, кацнула банда Рауля и Качка. Она всегда так делает, чтобы ххх от полиции, и привозит раненого на чужую территорию.
      - Так по-лиция знает… и не ловит?  - медленно произнес он.
      - Ты что, с Луны свалился? – возмущенно закрыла его вопрос Плоская. - У вас разве не так? Банды подкармливают младшие чины, которые дежурят по району. Они знают, что все районы в округе поделены между этими бандами и закрывают глаза на многие их проделки.
      - Кры-шуют… мелкие торговые точки… - подсказал мыслитель.
      - Ну вот! Прозревай, прозревай, Беленький! – радостно воскликнула Толстая. -
Щас банды временно замирились, но поднасрать друг другу – святое дело. И свои районы они охраняют. Бомжей заставляют платить дань три-пять долларов в неделю.

Плоская достает из сумочки что-то похожее на маленькую пудреницу, раскрывает ее и зажигает крохотную лампадку, ставит ее в центр пакета. Лампадка освещает пакет, на котором стоит бутылка, стаканчики, маленькую и побольше пластиковые емкости с курицей и рисом, пластиковую коробочку тушеных кабачков с зеленью, кучку маленьких с темной кожурой бананчиков, пару плодов манго с темными пятнами на боках.
     - Наш китаец Сун, владелец с братом маленькой лавочки, где мы иногда подрабатываем и ночуем с Толстой, платит за крышу двадцать. Другие – около того. Тебя обложат, я думаю, пятью баксами, не меньше.
      - Не меньше! – соглашается Толстая.
      - А если я… не захочу… платить? – спрашивает Беленький.
      - Ни тебе ровня, не хотели. Изобьют до полусмерти, калекой сделают. Все равно заставят. Ты чего геройствуешь? Только очухался, а туда же! – цыкнула Толстая.
      - Я свидетелем была, как люди исчезали. Вон, ближе к каналу,* что не озерцо, - кишит крокодилами. Скинь туда раненого вроде тебя, косточек не найдут, пугает Плоская.

     * Имела в виду Панамский канал.

     - Или каждое болото джунглей, не дай дева Мария, Беленькому там оказаться. А до них, - всего-то полчаса ехать. И пропал человек! А таких, как мы, и никто искать не будет…
     Тихо! – шепотом командует она и дует на лампадку.
Невдалеке слышаться глухие голоса и треск кустов.
     - Чего им здесь в кустах делать? – усомнился Второй голос. - Я не раз их видел на лавочке ближе к фонтанчику.
     - А я говорю, проверь, вроде, голос слышал, - настаивает Первый голос. - На фонарик, пролезь сквозь кусты и посвети там.
Треск раздается справа от дерева. Из кустов выдирается пацан лет тринадцати.
     -  О-о! – удивленно восклицает он, освещая троицу.
Сидевшая рядом Толстая ногой делает ему подсечку, и пацан падает в ее объятия.
Громадный кулак Толстой прилипает к его носу.
      - Ты чего там? – тревожно спрашивает Первый.
     После трех секунд борьбы, пацан понимает, что ему из объятий не выбраться, а реальный кулак в пол-лица маячит у глаз.
      - Так что там у тебя? – требовательно повторяет Первый.
      - Да, говорил я, что там не пролезть, вот и навернулся… споткнулся о корягу. Нету, тут никого, сейчас буду продираться обратно.
Сидя в объятиях Толстой, пацан показывает ей три пальца на левой руке.
Толстая показывает один палец Плоской.
Та, молча, протянула пацану один доллар.
Пацан, выбираясь из объятий, освещает всех фонариком, потом пиршественный стол на пакете. Снова показывает Толстой три пальца. Та хлопает себя по заду. Наливает стаканчик, подает пацану.
Пацан крутит головой, беззвучно матерится, выпивает, прячет доллар. Берет ложку, подцепляет дольку тушеного кабачка, отправляет его в рот. Делает шаг от компании, поворачивается к Толстой, указывает пальцем на Беленького, молча, наблюдавшего эту пантомиму, смотрит с гримасой на Толстую, крутит отрицательно пальцем.
Кусты трещат, пацан исчезает. Слышаться неясные голоса и все стихает.
Плоская чиркает спичкой, зажигает лампадку, наполняет стаканы.
     - Каков сукин сын! – возмущается Толстая. - Три доллара! Да, ххх! Это шестерка у Хромого! Я его знаю! За твою прописку, Беленький! Поднимает стаканчик.               

     Закон есть закон
Маленькое уличное кафе на окраине столицы.
Заходящее солнце почти касается вершин плоских гор. Места под четырьмя выставленными зонтиками маленького кафе на обсаженной пальмами улочке заполнены. Праздный народ готовился обсудить сегодняшние сплетни и расслабиться. За одним из столиков сидят двое метисов и белый. Парни похоже еще не дошли до того состояния, когда алкоголь развязывает языки и делает общение непринужденным.
     - Нет, мне надоело отвечать за чужие грехи, - отвечает Второму метису Белый. - Нехотя ковыряет вилкой в тарелке. - Полгода вкалывал в джунглях под дубинками черных. Хорошо скостили три месяца за ударную работу, да учли, что я вирус кишечный подцепил, до сих пор маюсь.
     - Ну и куда теперь? – интересуется Первый метис.
     - Когда раньше с братвой тачки угоняли, я поднаторел на дизелях. Так что, считай практику я прошел. Братан на канал меня устраивает.
      - А где сейчас Рауль? – спрашивает Второй. - Молва ходит, что на острова подался пропивать большой улов.
      - Так и есть! Собрали капусту у белого. Повезло! – отвечает Белый.
      - А что-то тихо, не «шмонают»? – сомневается Второй.
      - Так еще не время. Если дня три будет тихо, значит - без концов, - поясняет Белый.
       - Ни факт, что ты сможешь завязать, - сомневается Первый, - скучно тебе будет на канале.
      - Гляди, чего это прилип рядом пацан?
       - А-а, это наш парень, Шнырь. Чего надо, Шнырь?
      - Выйди потолковать на два слова.
Хромой нехотя встает, подходит к кадке с цветами, огораживающими сидящих.
       - Как я просил меня называть?
       - Прости, Jefe (Босс), никак не привыкну! Позарез надо пять баксов! Ссуди, верну на следующей неделе!
        - Шнырь, ты знаешь, что мы тебя с Рябым хотим поставить Первым пацаном?
        - Мне Рябой уже сказал. Стараюсь, Чив!
        - А ты знаешь, за что твой начальник, Первый пацан Кармо, в опале? – экзаменует Хромой.
        - Слышал! Не гонит норму двадцать баксов в неделю! Но мой вклад пятнадцать – «верняк».
       - За это и ставим тебя, а его отдаем в твое подчинение. Сколько у вас пацанов?
       - Семь. У Первого – четыре, у меня – три.
        - Если в две недели у вас будет десять, и ты будешь с нормой двадцать баксов справляться, - считай проверку прошел. Ну и, конечно, если на следующей неделе вернешь пять с половиной. Кредит бесплатно не выдается! Ты понял? Чего молчишь?
        - Страшновато, Чив! Но постараюсь!
       - Поговаривают, Рауль «кацнул» кого-то. Пошустри в парке, он любитель нам калек подбрасывать. На, держи пять баксов, старайся! А то у меня на примете есть еще парнишка-вышибала. Ведь мы же не спрашиваем с вас, сколько всего вы вышибаете. Гонишь норму, - остальное твое. Закон есть закон!               

Парк. День
Беленький просыпается от чьего-то пристального взгляда. Тупая боль в голове приходит вместе с сознанием. Голова лежит на затекших руках. Лицо щекочут пожухлые травинки.
Вытянув руки из – под головы и раскинув их по сторонам, он получает некоторое облегчение и лежит так некоторое время с закрытыми глазами. Тревожное чувство от пристального взгляда заставляет его приподнять голову и открыть глаза. С трудом он приподнимается.
Метрах в трех у самых кустов сидит вчерашний пес и без страха смотрит на его движения.
     - А-а, это ты-ы, - хрипит Беленький.
     - Это все-таки лучше, чем метр на два, как ты считаешь?* - обращается он к псу.

      * Намек на кладбище.

Тот, отклонив вбок голову, молча, соглашается. Но псу не дает покоя одна мысль, почему человек не чувствует такую вкусную еду, что подвязана сзади него на дереве?
От нетерпения пес взвизгнул и присел на передние лапы.
    «Ты чего?» – удивился Беленький.
Пес смотрел мимо человека и облизывался. Беленький оборачивается.
      «Ах, вот оно что? Ты ждешь угощения и, видимо, давно уже караулишь? Так и быть, четверть твоя! Спасибо за охрану».
Беленький хочет встать, но оставляет это занятие, так как рядом не на что было опереться. На четвереньках он ползет к дереву, у которого сидел вчера. Дерево было обвязано тесьмой, а к ней на высоте в половину его роста был привязан пакет. Беленький встает ни без труда на колени и отвязывает его. Уже сидя, вытаскивает все на травку. Обнаруживает вчерашнюю пластиковую коробочку с супом, пластиковую ложку, один бананчик и одно манго.               
     «Ну, пес, живем! Постой, а где вода?»               
Сбоку находит приставленную к дереву и бутылку с водой.
     «Ого, не меньше грамм четыреста! Ну, девочки, спасибо! Надеюсь, это завтрак, и вы меня не оставите в беде! Пес, а ведь ты бы мог и сам все достать, ведь ты не маленький! Смотри, какой сознательный! Ладно, за мной не заржавеет!»
Не спеша и со вкусом они завтракают с псом.  Потом о многом поговорили. Решив, что не бесполезный визит вежливости завершен, пес с достоинством удаляется, пообещав навестить гостеприимного хозяина такой шикарной собственности.
Но что-то не срослось у девочек. Вечером Беленький пожалел, что так неразумно понадеялся на сытный обед, полдник и ужин с вином. Хорошо, хоть воду пил экономно и оставил граммов сто пятьдесят на вечер.
      «Всякое может случиться. А он даже и не понял, что вчера действительно был для всех праздник. Значит, девочкам такое перепадает не часто. Но воду он обязан добыть. Без нее никак! Поэтому сегодня еще до темна, он должен точно установить, где тот фонтанчик и наполнить бутылку. А с едой он что-нибудь придумает».
Ближе к вечеру Беленький пытается подняться, хватаясь за дерево. Кряхтит, стонет, выжимаясь на непослушных ногах и, наконец, встает.
      «О-о! Какое преимущество человек получил, впервые встав во весь рост. И стоит ли горевать, что сейчас ему это далось очень не просто почти за пятнадцать минут. А ведь его пращур поднимался, наверное, не одну сотню тысяч лет!»
Сквозь верхушки кустов замечает в одном месте светлое пятно и решает, что нужно двигаться в том направлении. Но в его глазах быстро темнеет, ноги задрожали. Опираясь на дерево, сползает на землю и обмякает, прислонившись к стволу.
Хорошенько отдохнув перед походом в неизвестность, Беленький привязывает бутылку с тремя глотками воды к ремню. Ползет на коленях в сторону светлого пятна. Он ползет зигзагами, огибая непролазные кусты. Раза три, отдыхает под ними. И вот показалась утоптанная дорожка. До заката, по его прикидке, осталось не более полчаса. Если он не успеет найти фонтанчик, трудно даже представить, чем для него все может кончиться.               
Беленький видит фигуру удаляющейся женщины с собачкой.
      «Не может быть!» – почти не верит он.
      «Сеньора! Сеньора!» – хрипит он.
Он понимает, что с таким голосом его не услышат. Хватает подвернувшийся обломок ветки и стучит по бутылке. Собачка развернулась. Увидела его и затявкала. Повернулась и сеньора. Не в силах еще раз закричать, поднимает бутылку и тихо шепчет.
       «Воды! Воды!»                Пожилая сеньора видит человека, стоящего на коленях, с перевязанной головой, со следами крови на грязной рубашке и белых когда-то брюках.  Одной рукой он опирался на землю, другой поднимал бутылку и что-то хрипел. Сеньора решает, - стоит ли ей с ним связываться. Собачка перестает тявкать и с интересом смотрит на человека. Тот уже не кричит, а просто держит бутылку и выразительно смотрит на сеньору. Она приближается и останавливается метрах в трех, рассматривая человека. Тот хрипит.
      «Пить… пожалуйста, -  роняет голову на грудь, закрывает глаза. - Прошу вас», - хрипит он.
По всей видимости, вылазка потребовала от Беленького слишком много сил и он отключается. Когда он очнулся и сел, возле него стоял его пакет, из которого торчали два горлышка бутылок, под самую крышку наполненные водой, и маленький пакетик.
Дрожащими пальцами он раздвинул пакетик и увидел половинку разломанного бутерброда. Между двумя половинками белого хлеба лежала приличная вареная очищенная креветка и рядом маленький бананчик.
      «Пресвятая Дева Мария, не оставь в своих заботах эту добрую женщину!»            Отползти ему удается только за ближайшие плотные кусты. Искушение вкусной еды побеждает его слабую волю.
Беленький не в силах устоять, и скоро, не совсем сытый, но довольный и почти счастливый, он растягивается под кустами. Сумерки сгущаются.

     И здесь работают законы бизнеса               
Парк. Утро. Беленький открывает глаза, видит солнечные пятна на кустах. Это его друг солнце подает знак, что оно с ним, что оно его не оставит. Он, как всегда, тоже был рад его видеть. Беленький вспоминает вчерашний вечер и сегодняшнюю ночь, когда он просыпался только лишь раз не от боли в голове, а чтобы сменить положение тела. Он сел, прислонившись к кустам. Здесь ему просматривалась дорожка, по которой должны ходить люди, а это надежда на подношение добрых людей. Его нынешнее владение намного превосходило прошлое, а его правый край был слишком оголен, с него он был виден, как на ладони. Зато дорожка была не далее семи метров. Слева и справа, она была обсажена невысокими чуть больше человеческого роста кустиками. Теперь ему надо изучить, кто и когда по этой дороге жизни ходит.               
     «Эта дорога жизни. Это надежда на подношение добрых людей.  И главное, - он так и не понял, где же находится фонтанчик? Наверное, вчера, потратив последние силы на передвижение, он отключился и не помнит, по какому направлению пошла старушка за водой».
Не чувствуя поддержки дерева, когда он сидел раньше, прислонившись к нему, у него заломила спина. Беленький вынужден был лечь снова на живот.
     «А как же предупреждение Толстой, что если его обнаружат, то его заставит банда платить за «крышу?» Господи, какая крыша в его положении полутрупа? Теперь его крыша – его Создатель. Да, говорят, у каждого человека есть Ангел хранитель. Где же он у него? Куда он запропастился?»
На всякий случай осматривает кругом ветки деревьев.
     «Неужели с Его позволения у него сейчас такая собачья жизнь? Чем же опять он прогневил Высшие силы?»               
Часов до десяти Беленький пьет только воду. За это время он только раз слышал, как кто-то бежал по дорожке. Наверное, какой-нибудь спортсмен. И еще он понял, что сейчас его логово расположено у непопулярного места. И на ближайшее будущее, если он хочет получать свою милостыню, надо его менять.
     «Оказывается, здесь так же, как в бизнесе: прибыль там выше, где больше проходит народа. А его увеличивающаяся вероятность засветится у банды, - это уже вторично. Можно быстрее сдохнуть от жажды и голода в его первом логове. А за два дня уже трое его обнаружили, уж на что, казалось, глухое место».
До безжалостного солнца Беленькому перепала треть вафельного стаканчика мороженого от сердобольной девчонки из большой компании. Чтобы не сжариться, он уползает до вечера в кусты. Вечером он выползает к лавочке, там стоит желтенький пакетик. В нем лежит целый сэндвич из двух кусочков хлеба, двух креветок, пары бананчиков и 0.333л воды из-под какой-то бутылочки сока. Оказывается, его ангел-хранитель приходил в образе той старушки!
     «Как же он забыл, что ангел мог принять любой вид. Прости меня, Господи, грешника!»

Примерно так продолжается еще два дня.
Худо – бедно, но жизнь как-то налаживается. Вода была всегда, и пару раз ему повезло поесть дважды, - позавтракать и пообедать бутербродами.
  На пятый день у скамейки на утренней вахте он услышал вроде бы знакомые голоса.
Беленький вглядывается, и с приближением узнает в двух фигурах Толстую и Плоскую. Они замечают его еще издали. На их лицах - радость встречи.
     - Я говорила Толстой, - радостно начала Плоская, - что тебя искать надо у ближайшей дорожки!
     - А я ей, - улыбается Толстая, - у дорожки, где фонтанчик. Ну, здравствуй, Беленький! Не подох без нас за четыре дня? Сегодня у нас снова будет праздник!
     - Жизнь продолжается! - приподнимает пузатый пакет Плоская. 
 Похожий пакет и в руке у Толстой.
      - Ты ходить можешь? – спрашивает Толстая.
      - Пробовал, не получается.
      - Щас пойдешь у меня! – решительно заявляет Толстая. - Нам с тобой цацкаться некогда. Ххх! Хочешь жить, - живи! Нет, - подыхай, где – нибудь в укромном месте и на глаза нам не показывайся! Правда, Плоская?
Плоская молчит.
      - Вставай сам, - говорит она, - мы посмотрим, как у тебя это получается.
Беленький встает на колени, поворачивается к лавочке, выжимается и неуклюже на нее садится. Его качнуло.
      - Э-э, без фокусов у нас! - хватает его за руку. - Я тебе говорила, что не ходит, - поворачивается она к Толстой.
      - Ничего, щас у нас пойдет! Бери его под локоть с одной, а я с другой стороны.
Они поднимают Беленького на ноги. Процессия двигается по дорожке. Дойдя до очередной лавочки, он просит: «Девоньки… дайте отдохнуть…»
С него льет пот, ноги его дрожат.
      - Ну вот, - удовлетворенно говорит Толстая, - а то мозги нам засирает, не получается у него! Любил, наверное, в прошлой жизни, чтобы баба за тобой ухаживала и угождала тебе во всем.
       - Как в воду гля-дела! - криво усмехается он.
       - Не похож он на сачка, - заявляет Плоская. - Давай не будем ему портить праздник. Видишь, старается, а то вырубится сейчас у нас и праздник его накроется.
       - Я ему вырублюсь! – сурово угрожает Толстая. - Три минуты у тебя, - и пойдем. Я сама готова сей момент сесть и принять стаканчик, а то кишки к позвоночнику прилипли. Я же терплю! Давай, давай! Еще метров сорок, и мы в нашей квартирке!               
Подруги снова начинают учить Беленького ходить. Деревья становятся все чаще. Протащив свою ношу через кусты, они оказываются на месте, в «новой квартирке». Это - микрополянка скрытая гущей кустов.
Подруги кладут его лицом на жухлую траву и оставляют в покое. Занимаются раскладкой провизии.
     - Эй, Беленький, кушать подано! – приглашает Толстая. - На вот, прополоскай горло, умой лицо, выпей пару глотков воды, не больше.
Подает стакан с водой.
     - А это тебе подарочек от дядюшки Суна, – стучит пальчиками по пакету Толстая. - Когда я рассказала ему, что мы выхаживаем раненого русского, он нас отругал, что ж ему раньше мы об этом не сказали. А когда мы уходили, он собрал тебе вот этот пакет.
     - Я чуть не упала, - добавляет Плоская, - когда он вынес такой большой пакет. И нам категорически запретил пить этот бульон, поскольку он предназначен тому, кто потерял много крови. Держи!
      - Пей прямо из бутылки! – предлагает Толстая. - Он отварен на сахарной кости и в него китайцы положили какие-то травы для быстрого восстановления и, конечно, свой женьшень. Пить надо теплым!
      - М-м-м… - мычит после двух глотков Беленький, - настоящий бульон. - Давно я такого не пробовал. А говорили жмот ваш китаец Сун.
      - Да мы сами были в шоке, - добавляет Толстая, - увидев такое отношение. Дай попробовать!
      - Ххх! Не давай! - отстраняет протянутую руку Плоская. - Сказано, - это только ему!   
      - Что же получается, Беленький? - поднимает стаканчик виски Толстая. - Мы второй праздник получили благодаря тебе. Надо, оказывается, держаться к тебе поближе! За тебя!
Чокается с подругой о бутылку бульона Беленького. Пьет, приступает к трапезе.
     - Ну, вот, - отвалившись от «стола» произносит Плоская, - заморили червячка, сейчас можно и подремать. Да, не часто нам перепадает такая везуха. К чему бы это? И я тоже не могу ни с чем связать это, как только с твоим появлением в нашей жизни. Слышь, Беленький?
Подложив руки под голову, обнажив свои стройные ноги выше колен, ложится на спину и закрывает глаза.
      - Чего не спрашиваешь, где пропадали столько времени? Почему тебя бросили?  - спрашивает Толстая.               
     - Сами, если надо, расскажите.
     - Ты молодец, не лезешь в душу с ненужными вопросами. А спросил бы, я тебя послала бы по матушке! А нас застукали в магазинчике за то, что мы присвоили пару лепешек. Ну, и - на общественные работы: от мытья гальюнов до уборки помещений в отделении полиции. А если придраться не к чему, - отловят все равно за бродяжничество.
      - Кончай базлать, - тихо прерывает Плоская, - давай покемарим.

     Завтрак на траве               
Берег океана на краю парка. Не больше семи утра. Брюки и рубашка Беленького, хорошо намыленные хозяйственным мылом лежат на камне.
Его плавки сохнут рядом с трусиками Плоской и ее платьем. Плоская плавает недалеко. На другом камне сохнет ливчик и платье Толстой.
Беленький стоит по пояс в океане спиной к Толстой и лицом к океану и солнышку.
Толстая, причитая, в одних трусах, осторожно трет намыленной губкой его спину с многочисленными белыми шрамами.
   - Ну, не мудак, с мозгами креветки, - искренне, горячо восклицает Толстая, - скрывать, что ты был недавно на войне? Живого места нет! Это, видимо, осколками! Но как не задело позвоночник? Да ты в рубашке родился! Чего молчишь, колись, я буду нема, как толстая медуза. Не, ну, просто интересно, где это тебя так отделали?
    - Ты вот причитаешь, а он тихо ухмыляется, - улыбается Беленький
   - Да кто? – не понимает Толстая.
   - Да океан ваш, батюшка! Это его работа.
   - Ххх! Так я тебе и поверила! Ххх! Оказывается, ты одной ногой стоял на том краю, откуда не возвращаются! Так ты, безусловно, самый заслуженный бомж Панамы!
   - Твои бы слова да…
   - Ты должен сейчас сидеть, как японский император, а перед тобой должны быть на коленях все бомжи Панамы с подношениями.
   - Организуй, Толстая! Ты бы была моим халифом!
Подплывает Плоская.
   - Нет, ты только глянь на его спину! -  бесцеремонно поворачивает Беленького.
    - Ххх! – вырывается у Плоской. – Это, где же тебя так? И еще голова вдобавок. Ты нас прости, Беленький, мы не знали, что ты такой калека!
   - Да, уж! Мы с тобой не церемонились!
   - Девоньки, о чем вы? Я вам признателен за вашу заботу! Я живой еще! И собираюсь еще жить! Так что перестаньте охать. Прорвемся!
Плоская выходит на него голенькой во всей красе, нисколько не стесняясь.
   - Слушай, я тебя зауважала, Беленький, - признается Плоская.
Толстая хмыкает, ополаскивая его океанским рассолом, проводит рукой по его шрамам.          
    - А мы, жалкие креветки, учим жить такого тунца! – повинилась Толстая.
    - Да, жизнь постоянно нас тычет мордой! – соглашается Плоская. - Вон, я, думала, что все беды мира свалились на мою бедную голову. А вот смотрю на тебя, как ты все переносишь…
    - Я мужик, Плоская, и мне пятьдесят…
    - Сколько, сколько? - хором, не веря Беленькому, воскликнули подруги.
    - Чего-о? - И ты еще так сохранился! Мама, дорогая! – восклицает Толстая.
     - Как ты сказала? - вздрогнув, поворачивается к ней Беленький.
Плоская и Толстая переглядываются. И размеренная беседа под стать лениво накатывающимся волнам наткнулась на камень отдельной волной, разбив привычный ритм.
       - Ладно. Завтракать будем здесь с видом на океан и солнышко. Давай, Плоская, шевелись, раскладывай все на бугорке с травкой. Я щас достираю его шмотки, положу их сушиться, перевяжу рану и приступим.

Но даже сам Беленький, находясь в своих мыслях, не мог почувствовать настроения еще большего праздника.
В большой пластиковой миске пахнут тушеные овощи с шеями, крылышками и позвонками кур. Лежат несколько лепешек и солидная кучка бананчиков. Желтеют два манго с темными пятнами на боках и зелено-желтые фрукты, похожие на крупную сливу. Стоит бутылочка сомнительного виски. И, конечно, сверкает изумрудом кучка зелени.
Беленький обнимается со своим бульоном, изредка черпает белой пластиковой ложкой овощи из общей миски. Из миски черпают подруги, закусывая выпитые стаканчики виски.

   - Вон, Плоская сказала про все беды мира, которые обрушились на нее. Она права. Все познается в сравнении. Но когда я ее нашла здесь в парке избитую, изнасилованную, - я очень ее пожалела. Ведь еще девчонка. И она пыталась сопротивляться этим выродкам недоношенным.
     - Она же человек! – заступается за нее Беленький. - А человек, - это звучит… это когда было? 
    - Да я говорила уже, - полгода назад, - напомнила Толстая.
    - Я дала себе слово, что убью Рябого, как чуть не зарезала насильника отчима, который изнасиловал меня в пятнадцать лет, спокойно говорит Плоская. - И два года колонии для малолетних только придали мне уверенности, что какой-нибудь мой план осуществится.
    - С этим жить нельзя, - не соглашается Беленький. - От злобы и жажды мести выгорает душа. Побереги ее на благие поступки.
     - Чего-о? Простить? Не мстить? – не согласна Плоская. - На что беречь душу? Жить надо сейчас. И мстить надо немедля! Пока огонь мести пылает! Это же нелюди! Они убивают в человеке собственное достоинство! После чего он превращается в червя, которого можно раздавить ногой.
    - Тебе чему-то надо научиться в этой жизни, - рассудительно заметил Беленький, - чтобы этим зарабатывать себе на хлеб. Ты очень молода. У тебя должно быть будущее. Ну, что-то есть в тебе, что лучше всех дается?
    - А больше всего у нее злости! – уточнила Толстая. - Опять за свое, упрямая коза! Но, с другой стороны, детства у девчонки не было. Мать меняла ей отчимов два раза год.
     - Ххх, – возникла Плоская. - Раз в три месяца, - не хочешь! Ххх! Отчимов нашла!
     - Да ее матери самой – тридцать один!  И мать ли она вообще после всего? – восклицает Толстая.
     - А скажи, Беленький, сколько бы ты дал сейчас Плоской, на нее глядя?
     - Ну, не больше двадцати пяти.            
     - А ведь мы в мае ей отметили девятнадцатилетие! А ты говоришь учиться! Вон, как жизнь ее учит!
Немного молчат, очередной раз чокаются.
    - Но защищает себя Плоская до потери сознания. И Рябой и Хромой ходили с    расцарапанными мордами и укусами две недели.
    - А я свой план исполню. И сменили пластинку. Хватит про меня! Скажи-ка про себя лучше, подруга.
    - Ну, хорошо. А чего говорить про меня? Мои сто пять кило и толстый мой зад боятся и уважают многие. И даже Качок, правая рука Рауля. Не говоря, уж, о Рябом.
     - Кулаки они твои уважают и ярость носорога, - уточняет Плоская. - Мне бы такие! Только твоя тяга к спиртному тебя доведет до тюрьмы
    - Не каркай, подруга. Пока разум не пропиваю, - простодушно говорит Толстая.- Правда, порой бывает невыносимо. Но любую работу я делаю хорошо.
     - Ага! За это тебя ценят и часто отлавливают, и мне, за компанию, приходится отдуваться. Когда ты на мели, многие этим пользуются.               
     - Это верно, – соглашается Толстая. - Зато, когда я пропущу стаканчик, я становлюсь весела и покладиста, вот, как сейчас. И поэтому давай наливай и подкинь Беленькому кусочек курочки и петрушечки. Смотри, как у него аппетит разошелся! Что значит, впервые поднесли мужику!
     - Ага! Он будет долго вспоминать этот беззаботный отрезок своей жизни и завтрак на на траве у океана в обществе таких красоток, как мы! – улыбается Плоская.
               

А что у Анны?   
Глава 2. ВОЗРОЖДЕНИЕ СМЫСЛА ЖИЗНИ               
     Я не переживу еще одно «прости»
Москва. Компания Анны. Кабинет президента.
Анна стоит у окна с фотографией из Панамы и всматривается в такие знакомые черты дорогого ей человека.
Поворачивает голову, оглядывает пустой кабинет.
       «Что это Георгий, теперь уже нет никаких сомнений. Почему же я не вскрикнула сразу, а пришлось всматриваться? Что при первом взгляде насторожило?»
Анна, в который раз смотрит на лицо.
       «Слишком маленькое фото. Не видно выражения эмоций в глазах. Но ведь что-то насторожило? Что-то заставило присмотреться? Хотя сейчас бы я его сразу признала. Надо бы спросить Гафара. Каково его первое впечатление от хорошо знакомого ему лица».               
Анна опускает затекшую руку с фото, смотрит в окно.
       «Что теперь жизнь ее изменилась, - это без сомнений. Неужели снова забрезжил такой соблазнительный мираж ее уверенной и радостной жизни? Неужели она перестанет  мучиться вопросом: «Когда же, наконец, она будет жить, как все?»
Анна медленно идет к столу, кладет на стол фото, садится в кресло.
      «И как же ей теперь жить, когда он живет где-то, а она каждый день «варится» в котле событий здесь? Ну, разве это справедливо? И как долго все это будет продолжаться? И что же сейчас ей надо делать?»
Смотрит на фото. Рука ее тянется к телефону, застывает на трубке. Поднимает голову, задумчиво смотрит вперед ничего не видящим взглядом.

     Группа поддержки
Квартира Анны. Вечер.
Анна в домашнем светло-коричневом брючном костюме с красным фартуком на поясе заваривает большой чайник и сажает на него куклу-русскую купчиху с платьями в оборках для удержания тепла.
Звонок в дверь.
На лице Анны появляется приветливая улыбка.
Она идет открывать дверь.
В дверях появляется Лизунчик в нарядном пальто и шапке с цветами белых георгин в руках.
       - Тетя Аня, это вам! - Протягивает букет из девяти белых георгин.
Анна наклоняется, целует ее, берет букет, широко открывает дверь.
        - Проходите, проходите!
Первой заходит Лизунчик, потом Инга и мама Тося. Последний заходит улыбающийся Гафар.
        - Сейчас полную квартиру накричим и набегаем! – улыбаясь в короткие усы, говорит он.
Анна целует Ингу, обнимает и целует Тосю. Гафар целует в щеку Анну.             
       - Тося! - удивленно восклицает Анна. - Какие приятные французские духи! Я не ошибаюсь?
       - Да, Аннушка. Это так! - в смущении говорит Тося
        - Гафар! Неужели и от тебя пахнет мужскими духами?
        - Я говорил Тосе, - сразу учует! – смеется Гафар. - Ты же сама, Анна, приказала соответствовать должности и положению! Вот и, - разводит руками, широко улыбаясь.
Гафар в стильной дубленке. Помогает Тосе снять купленную Анной дубленку.
Тося раздевает Лизунчика. Достает ей привезенные тапочки, другие дает Инге.
Гафар снимает дубленку, длинный серый зимний шарф, запихивает его в рукав. Снимает шапку из ондатры. Вешает на рога вешалки. Расстегивает молнию стильных зимних ботинок.
Тося достает Гафару и себе домашние красивые тапочки.
Девчонки в нарядных платьях. Тося в темно-синем жакете с юбкой и голубой кофточке. Стильно коротко подстрижена.
Все идут в столовую за Анной.               
       - Инга, вот тебе ножницы, вон ваза, - командует Анна. - Идешь в ванную, подстригаешь ножки георгинам, ставишь в вазу, несешь сюда.
Инга берет из рук Анны цветы.
       - Я же вас на чай приглашала, и у меня к чаю тортик и круассаны вкусные. А у вас я смотрю, сумка, пакеты?
       - Аннушка! – не смущаясь обращается Тося, - не запрещай нам чуть-чуть баловать тебя! Нам это очень приятно. Сколько мы будем к тебе ходить, никогда мы не придем с пустыми руками.
Гафар ставит на стол банку рыжиков, банку варенья из морошки. Бутылку элитного коньяка. Вынимает сначала одну пластиковую емкость, и со дна сумки, - большую кастрюлю, завернутую в кухонное полотенце.
       - Говорят, в Москве есть даже и птичья икра! Только пока я ее не видел. Но я и не видел у вас рыжиков! Варенья из морошки! Наверняка, где-то все это есть. Я только начинаю знакомиться со столицей.
        - Рыжики! Помню их необыкновенный вкус, с того дня, когда прилетала с Георгием в Сибирь. Варенье из морошки! Сразу вспомнила Любашу, как она нас с Георгием баловала!   
       - Но так приготовить, как умеют это знатоки на Севере, - улыбается Гафар, - в наших таежных краях, - уверен, у вас так никто не может! Поэтому у вас это деликатесы, а у нас была обычная еда!
       - А это, - смеясь, щелкает Анна пальчиком по бутылке, - конечно, на твоем нефтяном участке росла!
Девчонки заразительно смеются. Вместе с ними Тося и Гафар. Тося, тем временем, достает из пакета еще завернутое в полотенце большое блюдо.
Анна, заинтригованно: «Атас!» Сейчас бы вскрикнули мои подруги! Ну, полный, похоже, ресторанный сервис!
       - Это, Аннушка, пирог к чаю. Даже две половинки: одна, - с зайчатиной. Другая, - с грибами и сыром, как у вас пицца.
Лизунчик, стараясь быть не замеченной, отламывает кусочек пирога и кладет его в рот.
       - Лиза! – восклицает Инга. Та хохочет и бежит в комнату. Инга, - за нею.
Гафар разворачивает свое полотенце, по ходу комментирует пирог Тоси.
       - Только это не немецкий и не итальянский сыр, который стоит афигенных денег! И грибы, и козий сыр, и выпечка - сибирские!               
Гафар открывает емкость поменьше. 
       - Это, Аннушка, чтобы тебе и салат овощной не готовить! - поясняет Тося.
       - О-о, еще теплое, - Гафар кладет ладонь на крышку. -  А это любимое блюдо Георгия, Не знаю, успел он его приготовить у тебя, Анна, или нет. Хотя, где тут его готовить?
 Гафар вытаскивает из полотенца большую кастрюлю из нержавейки:
      - Иди сюда, Анна. Можешь даже и не наклоняться. - Открывает крышку. Анна видит содержимое. Аромат начинает заполнять столовую.
       - Бараньи ребрышки? – восклицает Анна. - Зажаренные на мангале? Вы что, их жарили на мангале в квартире?
Гафар подмигивает Тосе.
       - Ага! Посередине столовой. Очень удобно! - усы Гафара поднимаются от широкой улыбки. - Вынимаешь дубовую паркетину с пола, - и в огонь.
       - Давай Аннушка, включим духовку. Они еще теплые, разогреем!
Анна ставит их в духовку. Ставит на стол блюдо с рыжиками.
Анна рассматривает рыжики.
       - Эти с можжевеловыми ягодами, - поясняет Тося.
      - Первый раз буду есть такие, - весело замечает Анна. - Ну, ребята! Сейчас закатим пир, как когда-то? Помнишь, Гафар, свой первый приезд сюда? Георгий места себе не находил, ждал, когда ты прилетишь!
      - Я тогда, как дремучий сибирский вахтовик, за вечер выпил все спиртное у Анны и съел ее недельные запасы! – смеется Гафар.
Тося крутит головой.   
      -  Все! Отъелся и отпился! 
Анна достает тарелки и сервирует стол: «А что так?»
       - Мистер Робинсон, при оформлении, погнал Гафара по врачам, – поясняет Тося. - Врачи порекомендовали, - пора завязывать!
       - Да, уж! – недовольно вспоминает Гафар, - взяли меня в оборот! Печень им моя не нравится, давление, надо бы пониже! Как на рынке! Как будто я предлагаю им купить! Не нравится! Ну, и не берите! А то, ведь, пристают!   
       - Пора! Пора, Гафар, задуматься о своем здоровье. Хочешь наступить на грабли Георгия? А с чего ты решил принести этот элитный коньяк? Ты же любил, как и Георгий, «черного бычка»?
       - Это так. Но Георг, по особым случаям, любил этот коньяк, а его можно было купить только в областном центре. В наших глухих краях его не найдешь! Я и мои ребята не могли тратиться на элитное спиртное, поэтому и вкуса мы его не понимаем.
        - Вот как? Тогда я ставлю водку? – спрашивает Анна.
        - Нет, Анна. Буду приучаться, как Георг, чувствовать кайф от этого коньяка.
Анна пристальным взглядом смотрит в глаза Гафара. Ставит коньячные рюмки. 
Тося уходит в комнату за девчонками. Приводит их.
Гафар разливает коньяк, ставит перед женщинами рюмки, наполненные на треть. Себе наливает полную. Берет свою, закрывает глаза, подносит к носу.
       - Посадим девчонок за столом напротив? – смотрит на Анну Тося.
Анна с любовью смотрит на девчонок: «Сажай!» - накладывает им салат.
Тося вынимает из духовки ребрышки, кладет по одной. Анна двигает тарелки девчонкам через стол.
       - Ну, Анна! За радостное для всех нас известие! – смотрит на Анну Гафар. - Георг, как мы и надеялись, жив и здоров! За его здоровье! Значит, скоро увидимся! 
       - Да, тяжелый камень с души сброшен. Жизнь обретает смысл снова! Пусть Георгий будет здоровым! Но это, - чудо!
Все пьют не спеша.
Гафар отпивает половину, как и женщины. Закрывает глаза, пытается почувствовать аромат и вкус.
Тося кладет всем по «пистолетику» - ребрышку.
       - Да, этот коньяк для истинных ценителей, для гурманов, - заключает Гафар.

Столовая. Ночь. Все сидят раскрепощенные на стульях. Посередине сидит Анна. На месте девчонок стоит тарелка с недоеденным пирогом. Рядом пустые чашки и розеточки с маленькими ложечками со следами варенья.
Почти тоже на столе перед взрослыми.
Гафар вглядывается в фото Георгия: «Ну, это мое первое впечатление было. Могу и ошибаться. Мелковатое фото. Черты лица стали более суровыми. Выражение очень серьезное. Но это все не существенно, Анна. Главное, что живой и опять при деле. Да еще с американским банком!
Передает фотографию Тосе: «Пожалуй, я соглашусь, что слишком напряженное выражение, – всматривается Тося. - Но еще, чем Георгий на этой фотографии отличается от того, каким я его видела раньше, - нету живости лица, проницательности взгляда.
Анна берет фотографию, в который раз смотрит на Георгия.               
       - Вот-вот! Наиболее близко к моим ощущениям. Как будто что-то его гнетет.    
 Прислоняет фото к вазочке с цветами: «Мне одно не понятно. Неужели врачи ошибались, поставив свой смертоносный диагноз? Ну, ладно, если бы были из одного ведомства. Но я беседовала долго с онкологом нашей поликлиники. Он мне привел ряд очень серьезных симптомов».
       - Мне не понравился вид Георгия, когда вы прилетели в Сибирь. Акимыч тогда согласился, что Георг болезненно выглядит.   
       - А то, что рассказал сам Георгий, о заключении профессора из онкоцентра на Каширке, - добавила Анна, - вообще, любого мужика с железной психикой убьет, - два месяца мучений и - деградация организма.
       - А я что тебе говорил? – добавляет Гафар. - Не таков Георгий, чтобы свести счеты с жизнью даже с таким изуверским заключением. Он жизнь любил, как никто!
       - Более позитивного во всех отношениях человека я не встречала, - согласилась Тося.
А что касается чуда, - его излечения, тому примеров хватает. Наверняка и ты сама это знаешь, Аннушка.
        - Конечно, знаю. Но все-таки, - это чудо. После Сибири он так и не поправился. И буквально каждую неделю симптомы страшной болезни давали себя знать. Уж я - то видела это каждый день. 
       - Я его знал, Анна… прости, знаю, в неформальной обстановке. Жизнелюбивый, искрометный, душа компании! А как пел! А как чувствовал простые изменения природы. А как описывал охоту, рыбалку! Похоже, он и человека так же насквозь видел.
Наливает коньяк в рюмки: «За возвращение Георга! За скорую встречу с ним!»
        - Но что-то не спешит твой Георг вернуться к родным Пенатам, - с грустью замечает Анна. 
        - Да, Анна! Я уверена, что-то ему мешает, - соглашается Тося. -  Чего-то мы не знаем, и судить в спешке его, мы не имеем права! Что-то могло произойти в богатой приключениями его жизни. Но Гафар прав. Главное он жив и здоров! - Берет рюмку. - Поддерживаю, за скорую встречу! Нам всем его не хватает! 
Чокаются, пьют.
       - Это всемогущий Банкир организовал мостик между Георгом и нами? - Ставит рюмку Гафар.
       - Да, это служба Банкира обнаружила Георгия в Панаме, – задумчиво говорит Анна. - Но нужен ли мостик, я не уверена.
       - Аннушка, ты не уверена, надо ли посылать ему весточку, что мы все его ждем? – удивляется Тося.
Анна молчит, мешает автоматически ложечкой чай в чашке. Глядит перед собой.
Повисает молчание. Анна, очнувшись.
       - Да… не уверена… если бы захотел, то прислал бы сам весточку. А раз не шлет, - значит, не хочет.
        - А если не может, в силу разных причин? – возражает Гафар.               
        - Может, он боится, обрадуются ли его весточке? – дополняет Тося.
        - Он что, без рук, прости, Господи, без ног?  Я ему повода такого не давала.
Повисает молчание.
        - Анна, в молчанки играют обычно молодые люди. У тебя и у него уже накоплен жизненный опыт, – смотрит на нее Гафар. - Может, надо действовать проще, без всяких условностей?               
        - Нет, ребята. Спасибо за участие. Но что-то мне подсказывает, что не надо торопить события. Если бы он нуждался в помощи, был бы больной или бомжом, прости, Господи, я бы бросилась ему на помощь. Как вы видите, - он здоровый! Да еще устраивает корпоратив американскому банку! Значит, здоровый и на голову!
Снова мешает чай ложечкой, уставившись перед собой.
       - К тому же, - продолжает она, - совладелец бизнеса какого-то русского капитана. Да принимает американских банкиров… значит, - у него все со здоровьем и в бизнесе хорошо. И… мы ему не нужны…               
       - Извини, Аннушка, категорически не согласна! Да, совладелец! Принимает банкиров! Это же Георг! Выбился в известные люди! Это же его неуёмная энергия толкает, - не соглашается Тося.
        - И аналитический ум! – перебивает Гафар. - Он видит то, что многие не замечают! И знает, как претворить в дело! Это дается одному, - на миллион из нас, серых!  Очнись, Анна! Ну, ты-то знаешь и Председателя, и Банкира, - незаурядные достигшие многого люди! И как они оценили Георга?
       - Я не об этом, еще в задумчивости отвечает Анна.
       - Что Георг при деле, - этому радоваться надо! И отсюда вовсе не вытекает, что у него и со здоровьем все хорошо, и мы ему не нужны! - снова не согласна Тося.
       - Нет, ребята, все не так! Все не то, ребята! Где у него я? Вот, - для меня, главное! Я у Георгия была на первом месте. И только это меня устроит.
       - Не спеши, Аннушка с выводами. Радуйся, что жив. Дай времени немножко проверить, что и как, - предлагает Тося.
        - Сколько же можно? Уж почти полтора года…
        - Я с Тосей согласен. Не верю, чтобы он забыл тебя, Анна, и дело, которое он заварил и в самый трудный час покинул. Покинул не по своей воле!
       - Я поняла, что Георг не хотел связывать тебе руки… он верил в тебя, Аннушка, что сдвинешь эту махину, - снова гнет свою линию Тося.
       - Ага, поэтому сбежал.
       - Я бы черканул ему пару слов, а, может, и узнал бы телефон и позвонил: «Рады видеть, и слышать, - ждем»! Соглашайся, Анна! Я организую это через Председателя и Банкира, а?
Анна, молча, смотрит впереди себя невидящим взглядом.               
       - Я не переживу от него еще одно, - «Прости»!

Кабинет Банкира.
Банкир в своем кресле. За столом слева и справа сидят по четыре человека его ближайших помощников. Идет совещание по какому-то вопросу.
       - Если положение не изменится к лучшему в два дня, немедленно выходите на меня с предложениями. 
На столе с аппаратурой мигает красная лампочка и слышен тихий зуммер.
      - Извините, - банкир берет трубку.
       - Евгений Замавич, звонит Ваш абонент, с которым вы просили соединить в любое время, - тихо в трубке звучит голос секретаря.
       - Да, да, соедините.

Кабинет Анны. На часах - 21:20.
В кабинете никого нет. Анна сидит в своем кресле с трубкой в руке.
       - Добрый вечер, Евгений Замавич! Я вам очень признательна за переданное фото из Панамы. У меня появился интерес к жизни. Спасибо вам.
        - Если что-то необходимо предпринять, говорите, - очень тихим голосом говорит Банкир.
        -  Нет, пока ничего не надо. Еще раз спасибо.
Банкир на три секунды замирает с пикающей трубкой. Кладет ее на аппарат.

Анна сидит в кресле, в своем кабинете.
Председатель, как всегда, с левой стороны.
Первый «Вице президент» сидит напротив Председателя, рядом с ним сидит Гафар.
       - Ну, что ж, - смотрит на помощника и Гафара президент, -  если до Нового года  вы ничего не провалите, считайте 15% к окладу, - ваши.
        - Непросто, непросто переубедить м-ра Робинсона, упрямый ирландец, - жалуется зам. президента
       - Да и парень, его помощник, хоть и молодой, но палец в рот не клади. Солидные знания нефтяного дела. С третьего захода все-таки удалось снять вопросы поездки в Сибирь на расконсервированную скважину и опустить в Договоре цифру до 100 предоставляемых скважин на первом этапе, - подхватывает Гафар.    
       - Двадцать два часа, однако, - президент смотрит на Председателя.
Председатель листает свой большой толстый блокнот в красивом переплете. Не поднимает голову: «Еще не было случая, чтобы Зама нарушил слово. Как он любит говорить: «Десять минут я запаздываю, - значит, какое-то ЧП. Буду извиняться».
       - Вы сказали, ему только с утра привезут проект постановления из Совета Министров?
       - Да. Зама что-то стал осторожничать. Я ему черновик привез три недели назад, когда мне «Голова» передал его с нарочным.
Слышится характерный тихий зуммер.
      - Это он! L 'exatitude est la politesse des rois. Точность, - вежливость королей! - произносит по-французски.   
       - Здравствуйте, Анна Владимировна! Председатель у вас? Включите, пожалуйста, громкую, чтобы и он слышал.
Анна включает.
       - Ну, что, господа! Самый тяжелый документ был за «Головой». Он опоздал с ним всего на неделю. В Совете Министров, - это в пределах допуска. Подпись первого зама, -гарантия, что в течение десяти дней постановление выйдет. А главное, Министр уже участвует в редактировании.
Твой приятель, Председатель, - действительно, подтвердил крепкие связи в Совмине.
       - Я был не уверен, Евгений Замавич.
       - Но я вас огорчу. Мои референты в этих и других кругах призывают меня не рисковать.
        - Вот те раз! - не сдержавшись тихо говорит президент.
        - Я не могу вам по телефону дать пояснения. Полагаю, что и Председатель, и Анна Владимировна догадываются, что наверху сейчас происходит. Речь не идет о моем выходе из Проекта. Речь идет о перестраховке. Остальное, господа, - при встрече. Удачи всем нам!
Частые гудки
     «Еще не легче! – огорчается президент. - Снова подвисли в неопределенности. Но нам любой Договор с какими угодно цифрами надо подписать в этом году. Чувствую кожей, если мы это не сделаем, потом могут быть непреодолимые трудности.
Нам надо цепляться за то, что «закон обратной силы не имеет»! А любой подписанный Договор можно расширять, добавлять, но не исполнять нельзя! Завтра в 18 вечера каждый даст предложения, как он видит ситуацию. Разбежались».             

Храм царевича Димитрия. Территория 1й Градской больницы. Солнечное зимнее утро. Легкий морозец. На первой ступеньке храма прохаживается молодой парень в куртке, шея обмотана хорошим зимним шарфом. Он без шапки.
К КПП подъезжает синий мерседес. Шофер открывает окошко, кивает охраннику. Тот пропускает машину. Машина тотчас паркуется, из нее выходит женщина. Спешит к храму. Парень на ступеньках останавливается, всматривается в женщину. Мы узнаем Петра и Анну. У Анны в руках маленькая расписанная новогодними рисунками бумажная подарочная сумочка. В ней что-то узкое, завернуто в новогоднюю яркую обертку.
      - Здравствуйте Анна Владимировна! Узнал вас по энергичной походке!
      - Здравствуй, Петр! Да, кто неправильно планирует время на работе, тот пытается его отыграть в движении. Как твои дела? Что нового? Есть ли вести от отца?
       - Работаю. Особых перемен нет. Как нет от отца вестей. Может надо навести справки?
       - Пока не надо! В этой сумочке для тебя новости. Посмотри лучше дома в спокойной обстановке. Позвони мне после 19 до 20 часов, обменяемся впечатлениями по поводу фото. Все! Спешу! Пока!

Кабинет президента. Ночь
Те же лица, сидят в том же порядке, что вчера ждали звонка Банкира.
       - Очень точно сказано, что договор надо подписывать, хоть с разногласиями. Я присоединяюсь, - поддерживает Председатель. - Но давайте обмозгуем, что может измениться в намерениях Замы, если он сказал, что не выходит из проекта. Нам надо сейчас выделить два-три варианта и обсудить. Чтобы при встрече предложить готовые решения.
Первый «Вице»: «Банкир у нас проходит по двум статьям. Первое. В какой доле вложений с нами он войдет, как покупатель? Второе. Он выступает гарантом отдачи кредита».   
       - Одно замечание и одно дополнение, - вставил Гафар. -  Замечание. Покупатель или соучастник лизинга? Дополнение. Условия отдачи кредита: а) кредит в 50 миллионов долларов или сколько? в) в какой срок мы его отдаем, а Банкир гарантирует эту отдачу.
       - Гафар, ты из мистеров так и не выдавил окончательно условия кредита, - констатировала президент
       - Но они прямо сказали, что все зависит от того, берем в лизинг все или половину месторождения? И мы не озвучили гарантии возврата кредита. Мяч на нашей стороне, как сказал мистер Маклафлин.
       - Проси их рассмотреть оба варианта и высказаться по двум! Давай, Гафар, додавливай, додавливай! Ты доказал, что можешь это! – подбодрила президент.      
      - Анна Владимировна! Все же отпустите меня на тройку дней в Сибирь к Акимычу. У них там трудности с расконсервацией одной из десяти скважин. Ну, тех, что мы обговаривали с вами. Просят прилететь на три дня. Ведь после подписания договора мы обещали мистерам сразу слетать с ними вместе в Сибирь к Акимычу и показать, что из работающих скважин идет легкая нефть и с хорошим дебитом.
       - Вот пристал! Ладно! Давай! Два дня тебе даю! Субботу и воскресенье, и чтобы в понедельник, ну, во вторник, был здесь!
       - Сдается мне, Председатель, - смотрит на него президент, - что 50 миллионов нам не дадут. Хорошо бы 30. И хорошо бы на 5 лет. Я полагаю, эти условия Банкира бы устроили. Но надо быть готовыми и к сумме в 30 миллионов и на 3 года. А вот три года, устроят ли Банкира?
       - Больше всех пугает Заму политическая нестабильность, – вставляет Председатель. - Все цифири в нашем договоре, - вторичны. То, что его лоббисты годами внедрялись во властные структуры и прорастали там, может быть, в одночасье выдернуто и вышвырнуто. Зама лишится и компаса, и маяка. А шторм во властных структурах увеличивается на балл каждую неделю. Смотрите, как Россию трясет!
      - Дернуло вас покупать в экономический и политический кризис, - вставил Гафар.
      - Мы используем возможности кризиса. И договор мы все-таки подпишем. И многие потом будут нам завидовать, - не соглашается президент.
Председатель пристально смотрит на президента.
 
     Резонансный подарок Анне торгпредом               
      - Анна Владимировна, - голос Генриетты по громкой, - звонок из торгпредства Великобритании. Не представились.
Доигрались! – обреченно бросила реплику президент. - Сейчас прессовать будут! Всем тихо! Вас нет!
Включает громкую связь.
Вас слушают.
       - Анна Владимировна, вы одна?  - без акцента, вкрадчиво спросил мужской голос.
       - Господин Торгпред? – не веря, спросила Анна.
       - Да, это я. У вас не включена громкая?
       - Нет - убавляя громкость, растерянно ответила Анна. - У меня новый кабинет, странная акустика… я разделяю вашу озабоченность нашей медлительностью, господин торгпред…
       - Я знаю, - задумчиво говорит торгпред, - но я не об этом. Я ожидал недавно увидеть вас… но вы прислали своих представителей… мы до сих пор помним ваш первый приезд к нам… ваши необыкновенные предложения… как будто вы были в должности министра… вы произвели с первого визита… на всех… сильное впечатление.
Торгпред на пару секунд замолкает.
Президент поднимает одно плечо. У нее растерянный вид.   
       - Я все понял… и все же… я озвучу сейчас только вам одно предложение, в вашем духе… нечто подобное вы озвучивали при первой встрече. Вы найдете способ, как «на все сто» его использовать. Мне, кажется, что оно поможет вам. Мне очень этого хочется.
Президент в растерянности переводит взгляд на Председателя.
       - Послезавтра в порт Калининград в 8,11 и 14 часов московского времени прибудут три судна каждый с одной тысячей тонн замороженной рыбы Северного моря. Итого, - три тысяч тонн. Первые два судна отправляются, как подарок жителям города Москвы и одно для Санкт-Петербурга.
У Анны расширены глаза. Она смотрит на Председателя.
Председатель откидывается на спинку, у него приоткрыт рот, он разводит руками.
        - Единственная просьба, поставить суда под разгрузку немедленно и отпустить их. Но груз должен быть сразу отправлен в Москву и Санкт- Петербург голодающему населению. Нам, как и вам, не нужны волнения голодающего народа двух столиц России.
       - Это акция поддержки населения наших двух столиц Правительством Её Величества?
        - Нет. Это дружеская акция поддержки в трудный час россиян двумя частными очень известными морскими компаниями. Они очень скромно просят об этом сообщить российскому народу на первых страницах трех центральных деловых газет. А также по первому и второму каналу телевидения.   
       - Неслыханная солидарность! Все исполню, господин торгпред. Но не знаю, как мне благодарить вас. Надо бы от мэров двух наших столиц, но я всего лишь президент небольшой частной компании. В любом случае благодарность инициаторам этой акции будет. Сознайтесь, г-н торгпред, инициатором этой идеи были вы?
       - Не обязательно упоминать мою скромную персону. Главное, - желание помочь вам деловых кругов Великобритании, что служит укреплению торговых связей новой России и вашего традиционного торгового партнера.
       - Этот жест трудно переоценить. Его значение для россиян огромно!
       - Я уверен в вас, Анна Владимировна, что вы, как всегда блестяще, проведете это мероприятие. Все грузовые документы и условия, о которых я только что вам сообщил,  будут сообщены не позднее двадцати часов сегодняшнего вечера факсом. Не сомневаюсь, что вы осуществите и свой Проект с м-ром Робинсоном. Удачи вам!
 В трубке слышны короткие гудки. Президент отключает громкую связь.                Председатель со скрипом откидывается на своем стуле.
       - Вот это, - да-а-а! Презент, так презент! В такой трудный час! Ну, это на уровне Правительства России! Это очень дорогого стоит! Как же вы собираетесь его реализовать, драгоценная вы наша Анна Владимировна? - Ерзает на стуле, стучит нервно костяшками пальцев по столу. Смотрит на Анну с гримасой на лице.
Анна кладет руку на трубку телефона и секунды три смотрит в окно. Переводит взгляд на продолжающего барабанить пальцами Председателя.
       - Я отдала бы решение всего этого мероприятия Банкиру.
Председателя вскакивает со стула: «В точку! Лучше, - никто не исполнит! Мы обязательно от Замы получим свои дивиденды! Я пошел ему звонить?»
      - Интересно, неужели он и от этого подарка будет столь же невозмутим? – смотрит на Председателя Анна. – А хотелось бы взглянуть на него при этом сообщении.
       - Пока с помощью современной техники нам этого не дано видеть. Но, когда уважаемая кинокомпания отважится про это снять сериал, ваши желания исполнятся. Вы непременно это увидите.
Председатель быстрым шагом направляется к двери. Задерживается возле нее на пару секунд.
       - Вы не знаете Заму! - скрывается за дверью.      

Сибирь. Двухэтажный домик правления АО. Ночь.
Метель. Лампа на столбе у дома правления в снежной метели обозначена тусклым пятном света. У дома стоит машина вахтовиков Кунг-Урал.
Кабинет Акимыча. За столом для совещаний сидят восемь человек, четверо напротив четверых. Среди них Акимыч. Напротив одного пустого стула стоит стакан с водкой, накрытый куском черного хлеба.
На столе две пустых бутылки водки и одна не открыта. Миска с маринованными огурцами и помидорами, миска с грибами, миска с теплыми кусками свинины. На блюде нарезанная толстыми кусками буханка черного хлеба.
Перед каждым стоит тарелка, на которой всего понемногу. Все едят.
Леха, начальник бывшей бригады Гафара, к Акимычу:
      - Акимыч, садись в кресло, звони Гафару, а то убежит домой. Теперь же он «Бугор», сам себе хозяин!
Акимыч, не поднимая головы, закусывает.
       - Не-е. Мы договорились. Я позвоню ему до восьми вечера по нашему времени. У нас еще полчаса. Ну, давайте, по последней! Пожелаем Фролу, пусть ему «там» будет лучше, чем было здесь. И пусть «там» тоже его друзья отметят его «полтинник».
Смотрит на фотографию на стене, где всем ухмыляется молодой мужчина в промасленной робе у станка - качалки. 
        - Так мы обрадуем Гафара и его президента? – спрашивает Акимыча Николай.
        - Ни в коем разе! Ты чего, Николай? Хотя ты - «разведка», и не знаешь, что иногда случается!
       - Да, мы уже попадали впросак на семьдесят седьмой, помнишь, Леха?
      - Семьдесят седьмую? Ну, как ее не помнить! Мы тогда изматерились, но так и не восстановили ее дебит. И вообще ее пришлось вскоре закрыть! Тогда об нас начальство ноги вытирало!
       - Так что же произошло? – любопытствует Николай.
       - Да, почти то же, что и сегодня на болотной скважине. На семьдесят седьмой нефть тогда так зафонтанировала, - с трудом задвижку закрыли. Ну, и на радостях доложили по начальству! А те, - еще выше. Приняли все противопожарные и аварийные меры, открываем заслонки, а нефти почти нет.
        - Как это почти нет?
        - Что значит, - «разведка», а не эксплуатационщик! – ухмыляется Акимыч
       - Но она ж вчера фонтанировала!
       - Как ты сейчас! – глядит на него Леха с ухмылкой. - А придешь домой и еще примешь на грудь?
        - Хорошо, со мной, - объяснил. Ну, а с нефтью, что могло случиться?
        - Когда у нас был Георгий, - хрустит огурчиком Леха, - он просвещал нас из американских источников, что такое бывало и у них. Давление перераспределилось, а рядом оказались пустоты. Ну, а природа не любит пустоту… нефть туда и ушла.
Так, по последней!
Все наливают, не чокаясь, пьют. Раздается звонок междугороднего телефона.
      - Во, не выдержал, сам звонит! – замечает Леха.
Акимыч встает из-за стола, идет и садится в кресло, берет трубку. Включает громкую связь.
      - Чего не звонишь, привет! - слышится голос Гафара.
       - Еще не приняли по последней, вот и не спешил!               
       - Помянули Фрола?
       - А я уж думал, что мне надо бы тебе напомнить!
       - Был бы рядом Георгий, мы бы сейчас все сидели вместе, - заметил Гафар. -  Помнишь, Акимыч: ты, Георгий, я и Фрол сидели вот так, обсуждали его проект.  Георгий быстро тогда нашел общий язык с Фролом, а нам с ним было не всегда легко. Спорщик большой, но знающий хорошо породы.  А теперь, вот, дома отметим его «полтинник»  с Тосей. С кем сидишь?               
       - Да с твоей бывшей бригадой.
       - Лёха, как приняла тебя бригада?
      - Нормально, Гафар. Мы же все друг друга знаем столько лет.
      - Николай, как ребята, не обижают «разведку»? Что-нибудь надо  замолвить?
       - Отличные мужики! А с Васькой и Иваном мы и раньше пересекались, и были знакомы.
       - Николай, удалось хоть как-то продвинуть дело насчет болота?
Лёха сидит почти напротив протягивает к нему руку через стол, таращит глаза, прикладывает палец к губам.
      - Присматриваемся, - с заминкой отвечает Николай.
      - А надо бы уже пробовать. Васька, Петруха, Афоня, Иван, Захар, - всем привет! Часто вас вспоминаю. Скучаю!
      - Привет Гафар!
      - Мы тоже!
      - Как там у тебя?
      - Прилетай! Повидаемся!
      - Держись там!
      - Чего ты мне прислал? – недовольно возник Акимыч. - Какая «последняя перекличка» перед подписанием договора? Вы сами-то определились?          
       - Ты готов завтра, к примеру, подписать договор? 
       - В каком виде?
      - В любом! Хоть в форме покупки или лизинга! Половину месторождения или целое!
Я помню твою названную сумму за половину. Умерь аппетит, Акимыч! Она в общем будет соблюдена с вливанием тебе денег в твою инфраструктуру. Не подводи Анну! Ей не просто сейчас поднимать выпавший проект с отсутствием из-за болезни Георгия. С тобой беседовал «Голова»?   
      - Я ему не верю, Гафар.
      - Я тоже не верил. Нашего Председателя он убедил. Все серьезно, на уровне Правительства, Акимыч.               
     - Документа опять нет! Мне опять надо верить на слово?
      - Не криви душой, Акимыч! Ты тогда деньги на бригаду получил без документов! А документы за подписью и печатью президента ты получил после. Так можно верить на слово нашему президенту?
       - Ладно, ладно! Считай, что ты меня «умял»! Давайте быстрее подписывать по любому варианту и перечисляйте деньги. А то народ совсем разбежится.
       - Вот это я от тебя и ждал. Доложу Анне, нашему президенту. Акимыч, поверь, я же ваша плоть и кровь. Все сделаю, чтобы АО и ребят не обидеть!
       - Постарайся, Гафар!
       - А то скоро деньги кончатся!
       - Мы тебя не подведем!
       - Не терпится поделиться хорошей новостью, - говорит Гафар. - Георг жив и здоров.       Похоже, - подлечился!
      - Вот это да-а!
       - Неужто?
       - Привет ему от нас!
       - Хорошего человека Бог бережет!
       - Пусть приезжает на рыбалку!
Держитесь, ребята! – заканчивает Гафар. - Как Георг говорил, - прорвемся!   

     Опекунша
Кабинет Георгия на в квартире у метро «Орехово».
В кресле сидит его сын Петр. В кабинете ничего не изменилось. Только слева под часами висит огромный постер модной французской группы «ДЮРАН-ДЮРАН».
Петр разговаривает по мобильному телефону. Лицо его растеряно.
      - Да, не скрываю, я очень озадачен, как мне быть, Анна Владимировна? Таких благодетелей у меня еще не было.
      - Петр, я у тебя украла отца, - голос Анны на другом конце.
      - Я знаю отца. Его невозможно украсть. Он давно не мальчик. И вы ничем мне не обязаны. А этот новый мобильный телефон, по которому я сейчас с вами говорю?
А этот оплаченный Сертификат на двоих во французский горнолыжный курорт «Де Альп» на неделю…
Слышится счастливый смех Анны.               
     - Петр, расслабься. Твой отец научил меня относится со вниманием к нуждающимся… я сначала не понимала его…
Петр в волнении встает, подходит к окну, смотрит на темный заснеженный двор. За окнами метель. Темень.
     - Анна Владимировна, я не нуждаюсь, хотя мы с мамой живем скромно, она еще работает.             
      - Я уже получаю триста долларов в месяц. Нам вполне хватает.
    -  Я отлично тебя понимаю. Но у тебя девушка есть?
Три секунды растерянного молчания.
       - Есть. Но она мне еще не жена… и я даже не знаю, как она отнесется к такому предложению с моей стороны… да еще оплаченная горно-лыжная экипировка с получением в отеле на два лица… и эта огромная сумма на всякие развлечения… где вы выкопали такой Сертификат? Вы меня ставите в неловкое положение. Мне вполне достаточно той радости, которую вы мне дали вместе с фотографией отца.
      - Я тебя прекрасно понимаю, но… это все рассуждения молодого не познавшего жизнь студента. Радостное событие надо праздновать! Давай, дорогой, отпразднуем! Это того стоит.
       - Для меня это очень большие…
       - Я теперь понимаю твоего отца, что он испытывал, когда дал сидящей у дороги девчушке деньги… Петр, не отвергай руку дающего. Доставь и мне радость. Удвоенная радость, - это не один умножить на два, это во много раз больше! Если будут трудности принять это у твоей спутницы, соедини меня с ней…      

 Кабинет президента. Ночь.
Президент сидит в кресле. Она в кабинете одна. На столе лист чистой бумаги. На него она точит карандаш точилкой.
Стремительно входит Председатель. Замирает на секунду, глядя на президента.
      - Что вы делаете, г-жа президент? – сурово обращается к президенту. - Дали бы мне поточить, я бы это сделал! О каком делегировании ваших полномочий может идти речь, коли Президент точит карандаши?
Президент, не поднимая головы, продолжает занятие.
      - Мне, периодически, такая работа полезна. У меня успокаиваются мысли.
      - Интересно! Что сейчас изобразит Зама? – потирает руки Председатель.         
      - Мне тоже интересно. Боюсь, что он может впервые меня разочаровать.
Звонок. Президент, не спеша, сгибает бумагу, на которой лежат красивые завитки дерева карандаша, высыпает их в корзину.

Кабинет Банкира. Ночь.
Банкир в кабинете один. На нем голубая рубашка с расстегнутой верхней пуговицей. Темные брюки, черные ботинки.
На его рабочем столе блюдечко с чашечкой из японского сервиза. В чашке дымится чай. Рядом стоит такое же блюдечко с вяленными кусочками заморских фруктов.
Банкир берется за ручку чашечки.
Голос секретаря: «Соединяю с президентом компании, третья линия!»

 Кабинет президента. Ночь.
Анна и Председатель в кабинете в напряженном ожидании.
Звонок.  Президент берет трубку.
      - Евгений Замавич, мы вас слушаем. Я и Председатель.
Кабинет Банкира. Банкир слегка кивает головой. Снимает руку с чашечки. Лицо выражает удовлетворение. Голос, как всегда, монотонный, неспешный, негромкий.
      - Все правильно, Анна Владимировна. Этот разговор только для трех лиц. Это мы вынуждены носить на себе тяжелые вериги. Другие легко и непринужденно прыгают по жизни кузнечиками. Правда, уважаемый Борис Ефимович, часто отрицает, что он не входит в эту секту.

Кабинет президента.
      - Не втягивайте меня, я не гожусь, - с довольной ухмылкой отвечает Председатель.

Кабинет Банкира. У него легкая ирония на губах.               
     - Два дня назад, в 20:20 по Москве, почти как сейчас, я получил от вас, Анна Владимировна, необыкновенное послание. Докладываю.
Откидывается в кресле. Закрывает глаза. Продолжает.
      - Все просьбы, на исполнение которых почти не надеялся торгпред, исполнены неукоснительно.

Кабинет президента. Председатель, не сдержавшись, тихо, с восхищением.
      - Вот это реакция!

Кабинет Банкира. Он сидит в той же позе. С тем же выражением.
      - Завтра с утра об этом напечатают три главные деловые газеты, а вечером, - сообщат 1й и 2й каналы Центрального телевидения. Кроме того, завтра, на бланке российского Премьера, получат искренние благодарности - Премьер-Министр ЕЁ Величества и ваш друг торгпред… 

Кабинет президента.
      - А я и не знала! - с легким жеманством, поведя плечиком, сказала президент.

Кабинет Банкира. Банкир открывает глаза, нагибается к столу, берет чашечку, делает глоток, на его лице ирония.         
       - Друг, друг! Анна Владимировна! И не скрывайте этого! Не у каждого есть такие могущественные друзья. – Повторяет. - Получит благодарность и ваш друг господин торгпред, - слегка кивает головой, - и две уважаемые компании Великобритании и…
Делает еще глоток, на лице появляется довольная улыбка.
       - И вы, уважаемая Анна Владимировна, получите благодарность от Виктора Степановича.    

Кабинет президента. Председатель не сдержавшись, с восторгом, слегка подпрыгивая:
      - Какие же ваши возможности, Евгений Замавич! Как смазано четко работают все звенья механизма!

Кабинет Банкира. Банкир берет с блюдечка два маленьких оранжевых кусочка фруктов, кидает их в чашечку с чаем. Делает глоток. Берет чашечку, встает, направляется, не спеша, к своему ручейку.
      - Отвечаю на вашу реплику, уважаемый Борис Ефимович. Только два дня назад, в 20:20 до меня дошло значение вашего необъяснимого тогда поступка в перестановке кадров в Метрополе.       

Кабинет президента. Председатель ерзает на стуле, смотрит на Анну с ухмылкой во весь рот.
       - Выходит, Евгений Замавич, ваша последняя фраза будет подороже для нас, сирых, чем благодарность Премьера!            
 
Кабинет Банкира. Банкир подходит к ручейку, наклоняет ухо, слушает его тихое журчание. Делает глоток чая. На его лице удовлетворение.
      - Я пересмотрел свои позиции по Договору с вами, англичанами и сибирякам, - как бы, не слыша, Председателя, делает глоток чая, медленно идет вдоль ручейка, смотрит на его поток. Его лицо выражает удовлетворение от реакции им одариваемых.
      - Первое. Я вхожу своим капиталом на равных правах в лизинг половины сибирского месторождения.
Второе. Я гарантирую капиталами своего банка безусловную отдачу английского кредита в 30 миллионов долларов в срок пять лет.

Кабинет президента. Президент, не сдержавшись, тихо:
     - Yes! То, что надо! -   смотрит на Председателя, улыбается.

Кабинет Банкира. Банкир не спеша поворачивается, делает глоток, направляется к столу.
 Как бы, не слыша реплики Анны, продолжает.
      - Третье. Я открываю вашей компании пролонгированный кредит на недостающую сумму до половины стоимости покупки под… процент уточнится при подписании договора, но он будет не более десяти и на три года.
Садится в кресло, чуть улыбаясь. Делает глоток.
       - Четвертое. В случае перевода всей суммы английского кредита, временно, на мой счет, я даю вашей компании озвученный кредит без процентов. И, конечно, я готов, как и обещал, лично присутствовать на подписании договоров на следующей неделе.

Кабинет президента. Воцаряется молчание, в котором слышен гул нейронов мозга в двух головах. Президент и Председатель напряженно смотрят друг на друга.

Кабинет Банкира. Он чувствует этот гул нейронов, улыбаясь, делает глоток.         
       - Теперь позвольте пару слов без протокола.

Кабинет президента. Председатель радостно, как шкодливый студент, глядя на президента, подпрыгивая:
       - Чему нас учит…
Видит лицо с усмешкой президента и поднятый около губ указательный пальчик.
Председатель умолкает.      

Кабинет Банкира. Банкир, с миной профессора на лице, прощающий шкодливому способному студенту его реплику.
      - И, вопреки пророкам, будем надеяться на лучшее. Полагаю, всех это устроит, друзья. Переваривайте!

Кабинет президента. Слышатся частые гудки разорванной связи. 
     - Ф-у-у! Председатель! Гора с плеч! Так вот что, оказывается, открывает все сейфовые замки могущественных банков мира!
     - Да! Именно это! – подтверждает Председатель. - И ваш ключик точно подошел к нужному нам позарез сейфу. Ни один медвежатник не подобрал бы ключи к этому сейфу, а вы… я начинаю опасаться вас, президент!

     Банкир об Анне 
Клубный ресторан. Укромный уголок элитного клубного «для своих» ресторана. Большая комната. Интерьер в японском стиле. На широком подоконнике две карликовые японские сосны. В углу кадка с цветущей  сакурой. На стенах шелковые картины с японскими пейзажами, свитки с японской мудростью выписанные мастерами каллиграфии. Лампы с абажурами зеленого приглушенного цвета. Огромный аквариум с морской живностью: кораллы, морские ежи, звезды, каракатицы, рыбки, раковины. шкафчик для пиджаков. Столик на двоих. Два кресла. Роскошный диван, журнальный столик. На нем две морские раковины, как пепельницы. Бутылка рома, два на четверть наполненных бокала. На одном блюдечке, - орешки, на другом, - порезанные тропические фрукты.
Банкир и Председатель, развалившись на уютном диване, курят сигары. Оба в рубашках и брюках.
     - Ты же знаешь, как пресса подаст это событие! - не глядя на собеседника, говорит Банкир. - Компания такая-то, Председатель Совета директоров, - такой-то, виновница всей этой заварухи, - президент такая-то. Так что, - будешь купаться в лучах ее славы.
    - Да мы не очень-то и нуждались в рекламе. Мы ее опасались. Мы были одни из первых и действовали тихой сапой.
    - Опять ты за свое, - не нуждаюсь в рекламе! – смотрит на приятеля Банкир. – Это раньше вы опасались, что вас, мелкую рыбешку, могут проглотить нефтяные акулы. А сейчас, что вам опасаться? Весь мир сидит на рекламе, а ты гордишься, что ты не такой! Смотри, как ситуация меняется на глазах. Совсем скоро со дна поднимутся на поверхность такие монстры, усидеть бы мне в пятерке первых! А тебе твои зарубежные партнеры скажут: «А нам такая-то компания предлагает более выгодные условия…    
    - Поэтому мы так болезненно переживали задержку в подписании договора. Да, любой кризис, - это передел рынка. А тут без крови не обойтись. Тут ты прав! Лишь бы Борис «закатал» оппозицию!
    - До чего наш народ доверчив на обещания! – говорит Банкир. - Казалось, оглянись назад на три четверти века и сделай выводы: где земля, - где крестьяне? Где заводы, - где рабочие? Нет, снова встают под красный флаг! А ведь войны нет, а полки магазинов пусты и вот-вот напечатают карточки! 
     - Зато социализм, правда, с голодным оскалом! 
     - И все же, - ближе к теме, - призывает Банкир. - Ты уверен, что она не примет предложения, которые ей посыплются, - одно, лучше другого.
 - Уверен. Все, за что она бралась, - доводила до конца. Пока проект не заработает, она его будет тянуть.
     - Но тут такая вводная, которую ни ты, ни я не решим, - смотрит Банкир на Председателя.
    - Да, потому что чужая душа, - потемки. А женская, – непредсказуема. Но в глазах ее появился блеск, а решения принимаются быстрее, правда и в более категоричной форме.            
     - Но эта ситуация, - наблюдение издали за Георгием, долго продолжаться не может. Кто-то из них должен решиться первый, – вопросительно смотрит на приятеля Банкир.
     - Она и близко не подпускает никого к этой теме. Говорить с ней об этом бесполезно. Я поговорил с Гафаром.
     - Интересно, и что?
     - Тот уверен, что-то мешает Георгию Петровичу не только вернуться, но и дать весточку.
     - Вот как? Но это затянулось слишком… она заверила, что у нее появился смысл жизни, - Банкир встает и направляется к свиткам на стене, чтобы там получить ответ. - У меня часто возникает вопрос, на который пока нет ответа. Ну, почему это столь значимое по масштабам событие связано снова именно с нею? Сколько кругом сейчас всяких бизнес-леди на должностях покруче, чем у нее. А вот, однако… Банкир не глядит на Председателя, читает очередную японскую мудрость, задумывается.
     - Зама, меня это тоже мучит… я бы сказал, иногда даже пугает. Слушай, а ты не хочешь представить ее своему клубу?
    - Ты посмотри, ты третий, который дает подобное предложение. Нет, нет и нет! Да она клуб развалит, который я так долго создавал! С ума все посходили. Я устал отбиваться.
- Да-а-а, - общается Банкир со своими мыслями, - выложить на блюдечке с голубой каемочкой такое предложение и преподнести ей… так монархи раньше дарили своим любовницам какую-нибудь провинцию страны! Ну и торгпред!
     - Ну, а ты, что получил от так блестяще реализованного мероприятия?
     - Да так… мелочишко… кое - что уже получил… думаю, что еще не раз получу. А главное, - репутация: «Оказывается, у него есть и такие возможности!» 

     Неугомонный Гафар
Сибирский участок Гафара.
Около пятнадцати градусов мороза. Солнечно. На большом вырубленном у тайги свободном от деревьев эллипсе торчат остовы законсервированных скважин. Одна стоит со станком-качалкой. Возле нее крутятся пятеро рабочих, среди них Гафар. Все в валенках и оранжевых теплых «комбезах». Недалеко - машина Кунг-Урал. Станок-качалка работает. У манометра на станине стоит растерянный Лёха и злой Гафар. Трое работают рядом.
    - Смотри на него, не смотри, - все - одно и тоже! – растерянно говорит Леха. - Давление поднимается лишь наполовину нормального, а дальше падает.
     - Чудес не бывает! – зло бросает реплику Гафар.
     - Здесь утечки нечего смотреть, мы все облазили. Ее и по манометрам, и без, можно было бы заметить.
      - Значит, надо искать на дожимной станции. Поехали на дожимную! – командует Гафар. – А вы двое остаетесь здесь. И если давление поднимется, - звоните мне.
 Садятся в машину.
Колеса Кунга почти по ось в снегу. Машина медленно разворачивается и едет назад по своим следам.
Салон Кунга.
Освещение внутри слабое. Узкое одно окно с морозным рисунком. 
     - И когда эта новая беда пришла? - спрашивает Гафар.
     - Да, вчера, мы только поднимать давление стали, - рассказывает Иван. - Но скоро поняли, что нормального давления не будет.
    - Здесь мы работаем только при дневном освещении, - уточняет Захар. -  Максимум шесть-семь часов.
     - Это не те времена, когда из каждой скважины била нефть, - вспоминает Леха. - Во времена авралов здесь было все освещено даже ночью.      
      - Скважину надо запустить! – решительно утверждает Гафар. - Вы уже два месяца над ней кувыркаетесь! Мистеры-твистеры наседают. Яйца в смятку, - а запустить! Эх, зря мы еще ребят не сняли с других работ и раньше их не послали проверить работу дожимной станции.

Дожимная станция, - сооружение с шестью огромными высокими цилиндрами, «обвязанное» большими и малыми трубами.
Гафар с Лёхой идут в пультовое помещение к механикам. Иван и Захар идут осматривать станцию снаружи.
Пультовая дожимной станции.
  Гафар и Лёха входят в пультовую.
      - Ну, трубопроводные боги, колитесь! – кричит Гафар. - Недодаете к нашей скважине давление?
      -  Никак Гафар? Ты смотри, собственной персоной, - удивляется Первый механик. - Я говорил, что тебе столица быстро надоест!               
      - Неужели сразу в Москве стало известно, и ты из-за этого прилетел? – не верит Второй.
      - А ты как думал? – врет Гафар. - Когда вы выяснили это?
      - Вчера вечером, - сообщает Первый механик.
       - Ну, и, конечно, ушли спать!
       - Конечно, Гафар, как положено. А ты бедолага из-за этого не спишь? Даже прилетел устранять утечку?
       -  Профилактику вовремя надо делать, тогда утечек не будет!
       - Как зарплату начнут начислять, мы начнем делать вовремя профилактику, - язвит Первый.
        - Что значит «Бугор»! Оторвался ты от народа, Гафар! – ухмыляется Второй. - Не знаешь, как народ выживает! Мои дети два месяца сидят на картошке, капусте, грибах. Рыбу едят, когда я поймаю. Спасибо Обь-кормилица кормит. Да зайчика иногда выну из петли.               
       - Лёха! – зло смотрит на него Гафар. - Почему все АО Акимыча не знает, что от нашей скважины зависит, - купят вас с потрохами или не купят? Будет у вас работа или не будет? Будете вы все получать гораздо больше, чем раньше, или не будете? Твоя недоработка!   
       - Побойся Бога, Гафар! Ты же сам говорил, надо по-тихому!
       - Поздно рано вставать! Так говаривал Георг. Работайте и днем, и ночью. Теперь вы все равно не успеете ее запустить к подписанию Договора. На следующей неделе в любом виде Договор будет подписан. Звони прямо сейчас Акимычу, не я, а ты! И поднимай народ в три смены! Оплату при положительном результате гарантирую! 
       - Показывайте, где манометры по нашему направлению и сколько не хватает давления? – обращается Гафар к Первому.
       - Вот, гляди сам, почти половину положенного, - показывает карандашом на манометр Второй.             
      - Очень похоже, что она, - говорит Лехе Гафар.
      - Пойдем на площадку, покажите, где наши трубопроводы, - обращается Леха к механикам.         
Второй механик накидывает куртку, надевает шапку, идут на установку. Гафар, Лёха, Иван и Захар идут за механиком.
        - Вон, видите трубы, там еще пар идет, - показывает Второй, - похоже, это они. Лестница с той стороны, третий пролет наверх. Только ребята, все обледенело, поосторожнее там.
         - Если за полдня найдете утечку и устраните, получите от меня здесь же под, роспись, четверть зарплаты. Ты слышал меня, Егор? Передай Николаю.               
        - Вот это начальник! Если бы все так! Это совсем другой коленкор! Может, нам под твои условия ремонтную бригаду вызвать, если, конечно, она поверит тебе?
       - Две бригады! И вызывать надо было вчера! Ты понял меня, Егор?
Егор странно глядит на Гафара и быстро уходит в помещение.
       - Вы останьтесь внизу, - обращается Гафар к Ивану и Захару. -  Видели, куда указал Егор? Будете корректировать нас.
Гафар и Лёха поднимаются, матерясь, по обледенелым ступеням, держась за обледенелые поручни, на высоту третьего пролета. 
      - Ёж твою, ёжик, мать! Да здесь из разных мест парок идет! И как же мы найдем утечку?
      - Обычное дело! – говорит Леха. - Они повышенным давлением восполняют потери.
Гафар, перегнувшись через трубопровод, кричит вниз: «Эта?»   
      - Да вроде нет! – кричит Иван снизу. - Рядом!
Гафар перегибается к другой трубе: «Эта?»
Ограждение под нависшим на него весом Гафара начинает отсоединяться и отламываться.
Лёха кидается к Гафару, пытаясь схватить того за ватные штаны, но они вырываются у него из рук. Гафар секунды две весит на надломленном ограждении, схватившись голыми руками за перила. Ограждение с треском начинает ломаться до конца и прогибаться под тяжестью Гафара. Потом вместе с Гафаром летит вниз, стуча, задерживаясь, «пересчитывая» многочисленные трубы и застревает в них, не долетая метров трех до основания.

Кабинет президента ночь того же дня.
Председатель в приподнятом настроении стоит у пульта с телефонами президента.
Президент с усталым лицом стоит у окна смотрит во двор.
Первый «вице» сидит на стуле наблюдает за Председателем.
Тот замечает это.
     - Нет, Натаныч! Это не то, что ты думаешь! Просто мне по должности положено всех уведомить об этом событии. Наконец-то, все срослось! Ну, что, кому звонить первому?
Смотрит на президента.
     - Гафар мне вчера сообщил, - говорит она, - что прилетает завтра. Вырвал еще день, поросенок. А ведь сегодня за ним было поручение провентилировать у мистеров две даты подписания. Мы, Акимыч, Голова должны подстроиться под согласованный день с англичанами и Банкиром. Звоните Банкиру.
  Председатель звонит Банкиру.               
      - Евгений Замавич, привет! Назовите день на следующей неделе, - четверг или пятница, в 18 часов в кабинете Анны Владимировны состоится подписание Договоров. Ваш помощник мне сообщил, что черновик всех Договоров на согласование будет у нас сегодня, в том числе и на английском. Сообщите не позднее завтрашнего дня, когда вам удобно, наконец, посетить кабинет нашего президента, которого вы еще не видели.
 Слушает.
     -  Да, да, у нас мы и обмоем это событие. Мы уже с вашим помощником это обкатали при открытии.
Слушает.
     - Вот видите, и вы поддерживаете это.
Слушает.
      - Хорошо, ждем завтра сообщения о дне подписания.
Кладет трубку.         
     - Завтра Зама назовет день. Ну, вот, остался один пунктик, - за Гафаром - англичане. Засранец, Гафар, исчез в самое неподходящее время!
      - Сибирь на проводе, - голосом Генриетты ожила «громкая».
       - Легок на помине! - не зло, - заметила президент. - Щас я ему врежу.
Включает громкую: «Докладывай, Гафар, как ты там разгулялся?»
В громкой связи тишина. Прокашливание.
       - Анна Владимировна… у нас беда, - с трудом подбирает слова Акимыч.
Анна меняясь в лице, быстро подходит к креслу, садится.
Председатель садится на стул.
Первый «вице» встает.
      -  Гафар? Что… что с ним? – в голос кричит Анна.
      - Полчаса назад…
      - Ну, же! Жив? – кричит Анна почти в истерике.
      - Полчаса назад… его вертолет увез в областную больницу.
Анна вытирает платочком носик, слезы на глазах.
      - У-у, жив значит? Да телись ты, Акимыч! Он в сознании?
      - Я сразу доложил «Голове», просил выслать вертолет. Тот выслал вертолет, быстро прилетел. Гафар пришел в сознание через пять минут. Врачи областной больницы, когда увидали, откуда он упал, крутили головами и грузили очень осторожно. Сказали, без переломов не обойдется. Главное, чтобы внутренности не зашиб. Больше ничего не знаю. Звоню в больницу не могу дозвониться.
Первый «Вице» быстро подходит к телефону, смотрит на аппаратуру: «Извините!»
Набирает какой-то короткий номер: «Соедините срочно меня с главврачом областной больницы, говорит зам Министра здравоохранения России, - называет область.
         - Да, да! – кричит первый «вице», - Вы правильно поняли! - зам Министра здравоохранения! Срочно!
Анна, вытаращив глаза смотрит на своего зама.
Председатель, закрыв рот ладошкой, с ухмылкой наблюдает за ним.
Первый «вице» добавляет звук «громкой». 
         - Москва на проводе, я перезвоню, - говорит кому-то мужской голос, видимо, кладет другую трубку. - Главврач областной больницы, - называет свою фамилию, - слушает вас.
Первый «вице», нахмурив брови: «Гафар… - смотрит на президента, ждет от нее подсказки фамилии.
 Главврач: «Гафар Мухаметзянов. По распоряжению Главы администрации области полчаса назад доставлен вертолетом в нашу больницу в состоянии средней тяжести. Сейчас на установке МРТ определяется целостность костей, состояние внутренних органов и мягких тканей. Дежурит хирургическая и реанимационная бригада. Мне даны указания докладывать каждый час состояние больного лично Главе администрации области».
Анна кричит.
     - Он в сознании?
     - В сознании и крепок духом.
Президент откидывается в кресле.
     - Спасибо вам большое! Вы нам очень помогли снять напряжение! Еще раз спасибо! 
Первый «вице» разъединяет связь.
     - Это я накаркала, дуреха! – чуть не плачет Анна. - Разозлилась! Ты прости меня, Гафарушка! Здоровья тебе! Поправляйся скорее!
Председатель, как сова, смотрит на нее с интересом одним глазом, повернув голову:      
     - Крепок духом, - значит, и с врачами воюет! Вот тебе и «Голова», который грозился стереть его в порошок!
     - Да, что-то моя оценка Льва Спиридоновича не совпадает с его последними деяниями. Надо бы пересмотреть.

Областная больница.
Кабинет врача со столом и дисплеем компьютера, на котором будут показаны все части тела Гафара в плоскости, как сервелат при нарезке автоматом у продавщицы магазина.
Седой врач стучит по клавишам компьютера.
Кабинет с установкой МРТ.
Сестра поправляет простынь, которой накрыт полуголый лежащий Гафар по шею. Глаза закрыты. Под обоими синие разводья, - свидетельство сотрясения мозга. Во весь лоб наискосок наклеен пластырь. Лицо спокойно.
Сестра: «Слушать и выполнять мои команды. Если что-то вы и повредили, мы в больнице поправим и восстановим ваше здоровье».
Нажимает кнопку. Тело с Гафаром медленно скрывается в приемном тоннеле МРТ.
Загробный голос Гафара из МРТ, по микрофону: «Моего здоровья мне хватит до конца моей жизни. Не беспокойтесь».
МРТ начинает выть и сканировать сечения тела. Звуки МРТ вгрызаются в мозг.

Скважина на участке Гафара. Ночь.
Вырубленный участок тайги. Недалеко стоят сосны и кедры. Много снега, он расчищен в зоне работы. Мороз. Мощный свет четырех фар двух кунгов направлен на скважину, которую заканчивает вводить в строй после расконсервации бригада Лёхи. Работают десять человек. Каждый что-то делает. Стоят две специальные машины для расконсервации. Работает станок-качалка, - качает нефть. Идет стук - шум, похожий на шум МРТ, где находится Гафар.

     Подписание Договоров
Кабинет президента.
Впервые в кабинете за столом столько уважаемых людей. Президент сидит в своем кресле. Рядом с ней стоит Председатель, как модератор мероприятия подписания. На столе президента красивые папки, в которых находятся Договора.
Слева, рядом с пустым стулом Председателя, сидит помощник Банкира. Рядом с ним сидит первый «вице». Рядом с ним сидят м-ры Робинсон, Вилсон, Маклафлин.
М-р Вилсон все переводит м-ру Маклафлину и м-ру Робинсону на английский.
Справа от Президента сидит «Голова», его сын банкир, Акимыч. У стены стоят корреспонденты газет Moscow Times, Financial Times и газеты «Коммерсант». Периодически снимают моменты с фотовспышками.
 Председатель: «Слово президенту компании Анне Владимировне, кто стоял у истоков нефтяного направления, внесшей максимальный вклад в подписание Договора с английской компанией».
Президент встает.
     - За год, от вынесения договора на Совет директоров нашей компании в договоре многое изменилось. Компания сначала хотела покупать рабочие скважины. Но нашелся человек, наш нефтяной эксперт г-н Ипатьев, автор идеи этого проекта, который пошел против течения и заставил всех поменять точку зрения на вхождение нашей компании в нефтяной рынок.
      - Да, это Джордж! - не выдерживает м-р Робинсон, - здоровья ему!
Президент продолжает.
       - Благодаря ему, сейчас мы берем в лизинг на 20 лет, примерно, половину сибирского нефтяного месторождения с двумястами выработавшими ресурс скважинами. С помощью технологии наших английских друзей надеемся их реанимировать. Позвольте всем участникам выразить от лица нашей компании искреннюю благодарность за терпение и шаги нам навстречу.
  Председатель.
      - Здесь нет двух очень уважаемых людей…
      - Трех, Председатель, трех! - перебивает президент.
 Председатель, подняв брови, смотрит, недоумевая, на президента.
       - Гафар должен быть с нами, - ответственный представитель компании м-ра Робинсона в России.
        - Простите, что я перебиваю, - снова возник м-р Робинсон. - Два часа назад Гафар звонил мне и просил поздравить всех присут – ству-ющих и заверить, что он будет с нами.
 Президент:
     - Как всегда, спешит! Пусть выздоравливает! А мы всегда ему будем рады!
     - Да, пусть поправляется!
     - И ему здоровья!
     - Ждем его, такого же энергичного!
 Председатель: «Да, конечно, нет трех уважаемых людей: Гафара, господина торгпреда и Евгения Замавича. Но подпись его стоит на всех экземплярах, так что пусть остальные господа не беспокоятся. Он и наш компаньон, и гарант перед банком м-ра Маклафлина. Но на банкете Банкир обещал быть!
      - Да, торгпред просил его извинить, его не будет, - вставляет м-р Вилсон. Сами понимаете, каков круг его дел!
Председатель подвигает экземпляр договора президенту
      - Я, как всегда, после вас!  Президент подписывает. Председатель тоже подписывает. Подвигает Договор Акимычу.
       - Не робей, Акимыч. Все проверено юристами Евгения Замавича, - подбадривает Председатель. 
       - Вы взяли самую современную форму, - говорит помощник банкира. -  Лизинг позволяет снизить налогооблагаемую базу предприятия, поскольку все выплаты по лизинговому договору включаются в себестоимость, в результате чего снижается налог на прибыль.
        - Мы ваши партнеры и не сомневаемся в вашей порядочности, – говорит Акимыч. - Жаль, что с Гафаром такое приключилось. Он очень хотел положить вишенку на тортик, - оживить скважину к подписанию договора.
         - Перелом в двух местах левой руки и трещина большой берцовой кости правой ноги! – ухмыляется Председатель. - Ничего себе! Хорошо, что не зашиб внутренние органы. Так, что, Гафар будет поправлять свое здоровье, и три недели мы его не увидим! Ха! Вишенка на тортик!
Акимыч подписывает. Двигает Договор «Голове». Тот подписывает.
     - Вам, наверняка, г-жа президент, сообщал год назад Георгий Петрович, - подписывает  Договор «Голова», - что мы предлагали почти похожую форму.
Президент не сдерживает смущенную улыбку, вспомнив борьбу с голым Георгием на тахте из-за телефонной трубки, по которой «Голова» предлагал отщипнуть кусочек от пирога-кредита в долларах.
Председатель несет Договор м-ру Маклафлину.
Дверь кабинета открывается, появляются два официанта в строгой форме и белых перчатках. Анна поднимает вверх руку, встает и проводит их в свою комнату отдыха.
Оттуда они выходят, держа каждый поднос с бокалами шампанского.   
М-ры Маклафлин и Робинсон подписывают Договор.
Все встают, разбирают бокалы с шампанским. Чокаются бокалами друг с другом. Выстраивается очередь к президенту, с которым каждый хочет чокнуться.
       - Через полчаса, - смотрит Председатель на свой золотой ROLEX, - мы непременно поздравим каждого участника с этим знаменательным событием в банкетном зале Метрополя. А пока, - разминаемся!

Элитный московский ресторан. Средний по размерам банкетный Зал Импрессионистов, - по названию копии полотен мировых знаменитостей этого течения.
Здесь Ван Гог со «Звездной ночью», Клод Моне с «Сан-Джорджо Маджоре в сумерках», Альфред Сислей с «Городок Вильнёв-ла-Гаренн», Поль Сезан с «Дома в Провансе», Поль Гоген с «Таитянские горы» и другие. А среди них, - «Завтрак на траве» Эдуарда Моне.
За обильно накрытым столом на двадцать персон все члены Совета директоров компании, кроме Вадима Сергеевича. И все, кто участвовал в подписании Договора у президента.
Председатель, как тамада, сидит за торцем стола, слева сидят Анна, Банкир, его помощник, члены Совета директоров компании, первый «вице». Справа сидят все в том же порядке, как при подписании.
Все выпили и не по одной. У дверей, у столика, где лежат несколько портфелей, в том числе портфель Анны, стоят два официанта.
Очередной спичтостер «Гусь»-Геннадий Кузьмич, держит речь.
Вспоминает ресторан, где чествовали Анну Владимировну, избранную президентом.
      - Я и говорю С-совету директоров, ч-что вс-се это филькина грамота! Ч-что в договоре о намерениях - кредит с-с нес-слых-ханной в наше время больш-шой с-суммой в долларах-х и невиданно низкими процентами. Ну, дейс-ствительно, не только я не поверил. Даж-же Предс-седатель, - и тот тож-же! Как ж-же вс-се мы были пос-сра…
Дверь пытается кто-то силой открыть снаружи, но кто-то ее держит. Перебранка за дверью нарастает.
       - Откройте дверь! – кричит Председатель официантам.
Те силой открывают дверь.
В дверях стоит Гафар с поднятым костылем над головой официанта. Тот с трудом удерживает его поднятую руку.
      - Пропустить, - «вишенку на торте»! – кричит, смеясь, Председатель.
Все, кто сидят спиной дружно поворачиваются.
Изумленные и восхищенные возгласы.
      - Гафар?
      - Гафар!
      - Гафар! 
      - Да я одной рукой с ним бы справился! – говорит всем Гафар.
Окидывает всех взором.
      - Ну, кажется, всех собрала наш президент! Да, за исключением Торгпреда. Разрешите мне сесть рядом с мистерами?
Два официанта тотчас со столика берут блюда и приборы и быстро ставят на стол. Два других, - из кастрюль стоящих на двух ярусной тележке накладывают горячее мясное. Один стоит с улыбкой возле отодвинутого кресла для Гафара.
Гафар идет, тяжело опираясь на костыль. Левая рука в лонгетке висит на перевязи через плечо.
«Голова» встает, держит в руках мобильный, читает громко для всех.
      - Молния мне лично из областной больницы. «Вчера поздно вечером, подкупив всех на корню, от медсестры до охраны, сбежал ваш переломанный Гафар».  Главврач областной больницы.
Раздаются аплодисменты, крики «Браво». «Голова» крутит головой и садится.
По сидящим пробегает волна восхищенно-удивленного одобрения. Анна, как и многие, восхищенно смотрит на Гафара.
      - По традиции, - говорит тамада - Председатель, - тост и штрафной бокал за опоздавшим.
  Гафар глядит на президента.
       - За того, кто нас всех объединил за этим столом. За Георгия Петровича!
       - Мы все надеемся, - смотрит на президента м-р Вилсон, - что его лечение в Германии проходит успешно?
       - Мы тоже надеемся на это, - не изменившись в лице, отвечает президент.
       - Гафар прав. Благодаря Джорджу, моя компания и компания моего партнера м-ра Маклафлина вступают на нефтяной рынок России.
       - Торжественно обещаю, на первой расконсервированной скважине нефть будет! - поворачивает голову Гафар к мистерам. - Не менее тридцати кубов в сутки! 
       - Во! – рявкнул басом Ювеналий Павлович, - еще один «обещальщик» в нашей компании завелся!
      - Но такой дебит обычно у вновь введенных скважин? – удивленно заметил помощник Банкира.
Гафар показывает Анне пальцы, сначала один, потом все десять.  Анна улыбается, кивает головой.
М-р Маклафлин поднимает руку, смотрит на Председателя.
      - Ну, что! Если раненный остается на поле боя, его представляют к медали! – успевает ввернуть Председатель до очередного тоста.
      - Слово м-ру Маклафлину.
       - Когда я узнал из Договора о намерениях, - на английском говорит мистер, Председатель его переводит, - о предложении, тогда еще помощника президента, -
смотрит на Анну, - мне подумалось, что это русская авантюра, в которую очень опасно быть втянутым.
       - И я тоже так думал, - видимо, на радостях подвыпив, соглашается м-р Робинсон.
 Мистер продолжает.
       - Останешься без вложенных денег, - думал я. Но мистер Робинсон подробно рассказал о планах Анны Владимировны, о доверительной беседе с Джорджем Ипатьевым. И я решил рискнуть. Все мои знакомые бизнесмены отговаривали меня от этой сделки. Банк отказывался выдавать хоть какой-то кредит.
      - Чего, уж, там! – вворачивает Председатель. - Многие члены Совета директоров и те тоже так думали!
      - Но после того, как в моем банке узнали, - продолжает мистер, - что могущественный российский банк вступил в сделку и выступает гарантом возврата кредита в три года, мой банк, по согласованию с нами, перевел 30 миллионов долларов на счета банка, - с трудом произносит имя и отчество Евгения Замавича. - И даже я, узнав характеристики нефти, согласился на отдачу нефтью 5 миллионов долларов из 30. Я думаю, у такой дружной команды все получится. За успех! - Поднимает бокал.
       - За 5 миллионов нефтью вам отдельное спасибо, - поднимает бокал президент.
Встает Банкир, реплики и разговоры затихают.
       - Перед вами разворачивается в деталях история успеха Анны Владимировны и Председателя, - говорит тихо и однотонно Банкир, глядя в бокал. - Добавлю и я. -
Переводит взгляд на мистеров. - Какие бы «черные лебеди» не взлетели в российской экономике, а они еще непременно взлетят, нефть на мировом рынке в 12 долларов за баррель, - это нонсенс! Совсем скоро она поднимется, - и в разы. Поэтому и мы, и м-р Маклафлин, и м-р Робинсон будут в прибыли. Но всем надо напряженно работать. За успех совместного мероприятия!
Обводит бокалом всех сидящих. Пьет. Садится.
Все присоединяются.
Объявляется получасовой перерыв, - объявляет тамада.
Члены Совета директоров сидят, закусывают, обсуждают. Некоторые потянулись с сигаретами к диванам и журнальным столикам. Образовались группки по интересам.
В одной из них стоят «Голова», его сын, Председатель, Банкир.
      - Евгений Замавич! Спасибо, что вы перевели в наш банк пять миллионов от кредита на два месяца, - обращается «Голова» к Банкиру, который закуривает.
Сын «Головы» подобострастно трясет головой.
       - Вы знаете, какое сейчас трудное время с деньгами и разорванными связями. – продолжает «Голова». - Чтобы достать новые комплектующие на замену старого оборудования надо потратить и больше средств, и времени. Не сомневайтесь, Евгений Замавич, все, что я обещал в плане обновления инфраструктуры на месторождении, я выполню. Как и верну вовремя пять миллионов.
Банкир, затягиваясь, смотрит на него сквозь щелочки японских глаз.
     Банкир переводит взгляд на Председателя.
      - Вы правы, - соглашается Банкир, - сейчас всем трудно. И не скоро будет легче. Сейчас всем нужна крепкая рука и порядок.
Другая группа. Среди них Акимыч, Гафар, первый «вице» и три мистера. Переводчиком на английский, как всегда, выступает мистер Вилсон.
      - Гафар, ну, обошлись бы все без тебя еще две недельки! Спешишь! – смотрит на приятеля с любовью Акимыч.
       - Кто не успел, тот опоздал! Так говорит Георг. А потом, мне было очень обидно пропустить такой стол и… столько тостов, - обводит всех хитрыми глазами Гафар.
       - Все оборудование, два дня назад, было погружено и плывет в Калининградский порт, - сообщает Гафару м-р Робинсон.
       - Я знаю, – смотрит на своего шефа Гафар. - Я позвонил замминистра  железнодорожного транспорта, чтобы тот выделил на месте ответственных людей и погрузка на девять платформ прошла бы успешно.
      - Почему девять? – удивленно поднимает брови мистер.
      - Мы все рассчитали с вашим помощником.
       - Вот как? Меня волнует, как наши грузовики в десять тонн пройдут те двадцать километров в Сибири от выгрузки с платформ до месторождения?
      - Мы тоже этим обеспокоены, – соглашается Гафар. - Наши умельцы придумали способ упрочнения дороги, который используют на зимнике, по замерзшим рекам. Это утолщения льда. За две недели, пока ваш груз едет, мы этот метод освоим. Не беспокойтесь.
К мистерам и Гафару, зная, что тот, - ни бельмеса по - английски, подходит Анна.    
     - Гафар, - смотрит на него м-р Маклафлин, - окажите содействие в аренде танкера и перевозке нефти… ту, что отдаете в зачет пяти миллионов долларов… кстати, в какой порт ведет труба с вашего месторождения?
 Анна переводит.   
      - Я за содействие вам доллары от вас получаю! Конечно, окажу всяческую помощь! А нефть сибирская «Лайт» поступает в порт Новороссийск. Там и зафрахтуем танкеры.
Мистеры переглядываются и довольные трясут головами, обмениваясь одобрительными фразами. 
       «One moment!»  - улыбается Гафар мистерам, подходит к Анне, нахально берет ее под локоть и отводит на пять шагов от удивленного Акимыча и первого «вице».         
      - Анна, у меня было время обдумать. Если ты будешь тянуть с весточкой Георгу, я сделаю это сам, как его друг.
      - Ты в своем уме? - отстраняется от него Анна.
       - Я-то в своем! А вот вы, оба, - не знаю! – Смотрит на Анну Гафар.
       - Еще один устроитель моего счастья свалился на мою голову!
Демонстративно отворачивается от него. Идет к одной из групп.
Гафар смотрит ей вслед.
Анна чувствует какое-то беспокойство. Останавливается напротив картины на стене. Всматривается в нее: «Странная, какая картина, - пристально ее разглядывает. - Что хочет сказать ей, этот хитро смотрящий на нее мужчина, сидящий рядом с голой женщиной? Но ведь что-то он от нее хочет?»
Анна смотрит на другие картины: «Везде пленэр, как говорят французы, и тут тоже. Да, но эта единственная, где центром композиции - эта группа людей!»
Подходит Председатель: «Не находите, Анна Владимировна, что она выбивается из всех висящих картин? Я сказал об этом менеджеру этого зала, что ее надо убрать. И знаете, что он ответил?
Анна с любопытством смотрит на него и снова переводит взгляд на полотно.
       «Эта картина Эдуарда Моне «Завтрак на траве». Она еще не выполнила свою миссию», - сказал менеджер. - Странный ответ, не находите? Как и картина». 
       - Не-е знаю», - не отрывает взгляда Анна от мужчины на картине.
Наконец, Анне удалось освободиться от непонятного колдовства картины.
Видит, что к Гафару спешат трое мистеров.
        - Председатель, не спешите с ответом, но дайте мне его сейчас, - загадочно смотрит на него Анна.
Председатель удивленно всматривается в Анну, не зная, что сказать.      
       - Как вы считаете, можно меня учить, как мне прожить свою личную жизнь?
       - Позвольте, Анна Владимировна! Мне казалось, что я давно оставил эти попытки? Да и с Георгием Петровичем ни я, ни Банкир на вас не давим.
      - Я вам благодарна. Это действительно так.
       - Я сейчас подойду к вам с запиской, покажите ее Гафару. Обманите его, будто вы ее передаете Банкиру.
       - Вот, оно что! – усмехается Председатель. - Гафар разыгрывает друга Георгия! У-у, какой неуемный татарин! Хорошо!
Анна уходит к столику, где лежит ее сумочка. Достает книжечку, отрывает листок. Поворачивается. Гафар вдалеке стоит к ней спиной в окружении мистеров.
Анна пишет в записке несколько строк. Идет, отдает ее Председателю.
       - Незаметно вернете ее мне, - улыбается Анна.
       - Председатель читает, ухмыляется, кивает головой, уходит. Проходя мимо спин мистеров, манит Гафара пальчиком.
Гафар не сразу замечает. Заметив, извиняется, отходит к Председателю.
      - Гафар, неудобно еще раз переспрашивать президента, она стоит с Банкиром. Но вроде бы она свой домашний телефон Георгию Петровичу неправильно написала. Ты же знаешь ее телефон, посмотри, - этот? А я сейчас передам Банкиру. Он знает через кого можно передать записку Георгию Петровичу в Панаму.
Гафар правой рукой достает из кармана пиджака очечник.
Председатель помогает вытащить очки.
Гафар надевает их, читает записку: «Георгий! Не загостился ли ты в Панаме? Если нужна помощь, - прилетим с Гафаром. Звони! Тел. 7. 903.246. ХХ. ХХ.  Анна».
      - Да, - поднимаются усы в улыбке у Гафара, - телефон Анны.
Председатель разворачивается, идет к Банкиру, который беседует с «Головой» и Акимычем. Гафар провожает его взглядом.
      -  И тебя я пробурил, Аннушка!  - победно смотрит в ее сторону Гафар.



















Глава 3. НА СВОЕМ ПРАЗДНИКЕ 

     Беленький устраивает еще один праздник 
Беленький берет брюки, лезет в «пистончик». Копается, на его лице изумление.
      - Девоньки, гляньте! - поднимает меж двух пальцев сложенную узенькую купюру.
Пару секунд, как завороженные, девоньки глядят на два пальца и узенькую бумажную пластинку. Первой очнулась Плоская. Она пантерой прыгает к руке, вырывает купюру, медленно разворачивает.
       -  Ххх можно! Еще у него сто баксов! - изумленно глядит на Беленького.
       - Дай сюда! - рявкает Толстая и вырывает купюру.
Кладет дрожащей рукой купюру на ладонь, разглаживает ее пальцами. Вытаращив глаза,  смотрит на Беленького.
       - Еще сто баксов! - с придыханием говорит она, растерянно смотрит на Беленького. - Ты что, фокусник? Их делаешь из воздуха?
Беленький счастливо смеется. Две голые дамы смотрят на него испуганно.
      - Ххх, если я догадалась! – Толстая дергает к себе за брючину его брюки и толстым пальцем залезает спереди в еле заметный «пистончик» карман брюк.
      - Больше нет! – разочарованно смотрит на «волшебника». - А если бы я их вытряхнула, когда «шмурыгала» мылом? Беленький, я готова за эти деньги стать тебе женой на ночь! А ты, Плоская? Ты же и за полсотни отдавалась, сама говорила!
Плоская опускает глаза:
      - Похоже, он пока не сможет осчастливить ни тебя, ни меня, - глядит прямо в глаза Беленького Плоская.
Беленький что-то интересное замечает на травке. 
     - Так они пойдут в общак, как и первые? – засомневалась Плоская.   
     - А как же иначе? Строй планы, Толстая, - счастливо улыбается Беленький.
Толстая переводит взгляд с Беленького на подругу, провокационно:
     - Сегодня же пропьем их все!
     - Не смешно. Я всегда вижу, когда ты врешь, - замечает Плоская.
     - Тогда от греха, как бы я не пропила, надо отдать их на сохранение Суну, -      исправляется Толстая.
     - Вот с этим я согласна, - переводит взгляд на Беленького Плоская.
Беленький высоко поднимает брови.    
      - Когда нас недавно забрали, - «шмонали» до трусов. Если бы нашли эти баксы, припаяли бы воровство, и нам бы не оправдаться.
      - Тогда понятно. И все-таки, какие планы? – спрашивает Беленький.
      - Если честно, - не будь тебя, - признается Плоская, - половину мы бы пропили.
      - Это точно! – подтверждает подруга.
      - Тебя надо поднять на ноги. Твое лицо только начинает розоветь, - не глядит на фокусника Плоская.
     - Ставим тебя на усиленное питание, а сами постараемся заработать, – соглашается Толстая. - А когда душу греет такая заначка, - и жить хочется, и выпить хочется!
     - Ты видел сам, как в жизни бывает, - погрустнев, добавляет Плоская.

     «Мягкая» сила               
 Беленький сидит на огромной, когда-то отломанной ветром, трехметровой ветви, прислонившись к дереву.
       «Ну, вот, Пес, жизнь как-то налаживается. И ты меня снова нашел на новой «квартирке» уже на четвертый день. А сюда ты ходишь уже три дня и получаешь свою порцию ужина».
Беленький гладит пса по голове, и тому такое отношение к нему очень приятно. Пес не  ошибся в этом человеке. Никто с ним так не говорил. А чтобы делиться своей едой, - он впервые такое встречает в своей собачьей жизни. Вот драться за свой кусок, это он делал не раз. И отучил кое-кого ходить на cвою территорию. Правда, Вислоухому все же неймется, но он ему покажет, who is who!
Пес поднимается и, пригнув голову, ворчит. Потом ощетинился и зарычал, показав клыки. Не успел Беленький спросить, в чем дело, как без стука в «квартирку» ввалились двое ребят. Того, что был года на два постарше, Беленький узнал. Это был Шнырь.
       - Вот тебя я и нашел! Ты думаешь, если ты переменил место, то исчез? Хрен два!
       - Видишь, Лопоухий, я сказал, что найду и нашел. А почему?
      - Ты все «клевые» места тут знаешь!
      - Правильно мыслишь! Не зря я тебя приблизил. А кто тебе мешает знать свою территорию, как я?
Пес стоит, пригнувшись в боевой стойке, рядом со своим другом и недружелюбно ворчит.
      - Ну, ты, лохматый, пшел отсюда, пока палкой не получил! – говорит Шнырь псу.
Пес рычит и обнажает клыки.
      - Ты смотри, защищает! Ну-ка, дай вон ту палку, что стоит у дерева, обращается он к Лопоухому.
     - Не трогай, это моя палка и оставь пса, ведь ты не к нему пришел? – говорит Беленький.
      - Лопоухий, я что, повторять тебе буду? – проигнорировал Беленького Шнырь.
Лопоухий делает шаг к дереву, возле которого стоит отборная коряга.
Беленький берет палку и кладет ее рядом.
       - Пожалей пацана, не советую ему ее отнимать, - говорит он Шнырю.
       - Ты это серьезно? – нахмурясь, спрашивает Шнырь.
       - Вы же тоже не шутите? Ладно, спасибо за поддержку, иди, иди, - слегка подталкивает Беленький пса.
Рыкнув еще раз, пес скрывается в кустах.               
      - Смотри-ка, а ты не боишься! А если щас навалимся на тебя?
Беленький, молча, берет палку двумя руками за середину и плотнее прижимается к дереву, у которого сидел.
      - Ты нашел меня, чтобы поговорить?
       - Это верно, я пришел к тебе за этим. Лопоухий, твоя задача выполнена. Мы его нашли. Я и один, если что, с ним справлюсь. Поди, прочеши район у аэродрома, и дуй на базу. А что нашли, - никому ни слова! Мне с ним потолковать надо.
Шнырь ложится рядом, как у себя дома.

Скорее всего, так оно и было. Если для Беленького парк стал домом совсем недавно, то Шнырь утюжил его, как два года, находя новых бомжей и выбивая из них дань за «крышу».
      - Говорят, ты недавно в Панаме, да к тому же ты русский. Так? – смотрит на Беленького Шнырь.
       - Ну, а если и так, что из этого?               
       - Тебя кацнули и обчистили наши друзья-соперники. Я смотрю, ты уже идешь на поправку, и я до тебя доведу некоторые правила. Тебе их надо соблюдать в твоих же интересах. Думаю, кое-чего тебе рассказала Толстая, но она не все знает.
Шнырь достает сигарету и закуривает.
       - Сегодня я доложу Хромому, что я тебя нашел и обложил данью в пять долларов в неделю. Я могу обложить и в три, потому как, на прошлой неделе меня назначали старшим пацаном.
      - И где же я тебе их достану?
       - А где достал Толстой, там и мне.
      - Ты же знаешь, что я только встал на ноги, и меня самого подкармливают, чтобы я не умер с голоду.
       - Меня это не колышет! Закон есть закон. Кто его не соблюдает, того мы бьем стаей.
       - Ну, добьете меня, что я снова буду лежать. Деньги я не принесу.
       - Слушай, русский Иван! Ххх! Сломаем пару ребер, поползешь собирать дань. Не поползешь, - утопим в океане. Ты бомж, ты даже не состоишь на учете в полиции. Мне позарез надо в два дня выбить шесть долларов. Меня самого поставили на счетчик.
       - Расскажи, как это?               
      - Да занял у Хромого, а отдать не могу. Все бомжи крестятся, что денег сейчас нету, и побои не помогают.
       - Слушай, Шнырь. Из меня ты ничего не выбьешь. Но я тебе попробую помочь. Я понял, что Хромой тебя не простит.
       - Если в два дня я ему не отдам, я снова буду вторым пацаном, и перейду в подчинение этого идиота Первого, Кармо. Да и счетчик Хромой не выключит.               
       - Ты Толстую найдешь?
       - Чего ее искать, она у корейцев на складе гнилье перебирает с Плоской.
       - Иди к ней и скажи, что Беленький просил тебе выдать десять баксов. Попробую с тобой договориться. Мне кажется, что ты парень разумный. Скажу тебе и откуда у нее деньги. Пятьдесят баксов она нашла в «пистончике» моих брюк, когда застировала их от крови.
      - Ххх! Как подфартило! Так ты Беленький? Хорошая кликуха! А я, видишь, цветной и я сейчас в черной жопе. Ну, пусть нам сегодня обоим повезет!   
Шнырь хотел встать. Но что-то его беспокоит. Он глядит на Беленького и не решается. Наконец, он вышел из мысленного лабиринта.
      - Лады! Давай проверим! Если что не так, - никуда ты от меня не денешься!
Погасив окурок пяткой обтрепанной кроссовки, он хотел встать.               

     Яблоко раздора
Почти без шума в единственный узкий проход входят двое пацанов.
Один возраста Шныря, метис. Одет лучше, чем Шнырь. Другой - лет десяти, оборвыш.
      - Так вот кому пакеты со жратвой таскала Толстая жопа! - Обращаясь больше к себе, чем к пацану помоложе. Пристально рассматривает Беленького, сидящего с закрытыми глазами на ветке, прислонившись к дереву.
       - О-о! А новый босс чего здесь делает? - переводит взгляд на лежащего рядом Шныря старший. - Так мы, оказывается, снова не первые! Не дорабатываешь ты, Жмоня!
«Отвешивает» легкий подзатыльник пацану, с которым появился.
       - Смотри, а наш новый босс лежит и мирно беседует, вместо того чтобы выбивать налог на прописку из русского бомжа. 
Рассматривает Шныря, как будто видит впервые.
       - Так как же это понимать, Шнырь? Ты только вчера мозги компостировал Хромому, что ты все в парке прочесал и новых не обнаружил? А я сегодня же ему расскажу все. И Хромому твое поведение не понравится.
Шнырь достает пачку и предлагает сигарету.
     - На, лучше затянись, Кармо. И послушай, какой «салат» получается.
     - Хм-м! Так дешево меня купить хочешь?               
Шнырь молча затягивается. Убирает в карман пачку.
     - Ну, что же ты молчишь? Крыть нечем? – смотрит на Шмыря Кармо.
     - Остынь! Ты долго на меня будешь злиться? Когда меня Босс назначил на твою должность, мне надо было отказаться? Так ты поступил бы на моем месте? Вот уйду я к морякам на судно, и снова ты станешь первым.               
       - Ты уже уходил раз и что? А сейчас тебя назначили на мою должность, и ты говоришь об уходе? Ххх! Надо отбарабанить этого русского по ребрам вон той палкой, расколется, где у него заначка.
       - Жмоня, принеси палку.
Беленький, до этого времени сидевший с закрытыми глазами, открывает их, и безучастно смотрит на пришедших.
      - Жмоня, не трожь. С этой палкой он учится ходить. Он даже встать без нее не может, - поясняет Шнырь.
      - Ххх! - возмущенно, сверкнув глазами, повышает голос Кармо. - Так ты его защищаешь? Может быть, и тебя он нанял в охранники.
       - Остынь, я сказал, Кармо. У него нет денег. К тому же он калека.
       - Я не верю, что у него нет заначки. Пацаны засекали не раз Толстую с пакетами. На что она покупает?
       - Не веришь, ну, как знаешь, - затягивается сигаретой Шнырь. - А по делу получается вот что. Я все - таки его нашел. Так что не пузырись и время не трать на выбивание из него сведений. Этот русский во всем раскололся. А куда ему деваться, он беспомощный и еще не начал ходить.
Шнырь презрительно осматривает Беленького.
       - Кликуха у него – Беленький. Потому, как он европеец. Находится здесь уже неделю, как его Рауль и Качок кацнули по голове и сутки он провалялся в беспамятстве. Он потерял не меньше литра крови и чудом остался жив. У него на голове шишарь был в яблоко, сейчас уменьшился на половину, но гниет.
      - Это что, он тебе все сам рассказал?
      - Не, он многое еще не помнит. Я Толстую допросил. А пакеты она носит от китайца Суна, где часто работает с Плоской. Она выхаживает русского и кормит его, когда ужинает здесь с Плоской.
      - Так этот узкоглазый и расщедрился! Не верю!
      - Ты правильно мыслишь Кармо, у этого жмода и гнилого манго не выпросишь. Когда Толстая застировала от крови рубашку и брюки Беленького, она в «пистончике» обнаружила пятьдесят баксов.               
       - Так надо обложить ее тройным налогом! Это же, как крупный выигрыш в лотерею!      
       - Да деньги она отдала Суну, на них и носит то, что ты никогда не ел бы, чем и кормит Беленького. Рана на голове гниет. Вот-вот он затемпературит, и его уже будет не спасти. Сун покупает мази и перевязки всякие.
       - Выходит, проку от Беленького никакого? - пристально смотрит на русского.
Беленький сидит, прислонившись к своему дереву, с закрытыми глазами.
        - Ты разумно мыслишь, Кармо. Вот и я о том же. Ну, доложу я Рябому. Ты же знаешь его. Тому по херу, - может или не может ходить: есть бомж, - должен приносить прибыль! Я из него не выбью денег, - он повесит его на тебя. Повесит, и не слезет. Потом начнутся разносы и лишение подачек в конце месяца. Не знаю, что и делать.
Повисает молчание.               
      - Дай сигаретку.
Шнырь протягивает пачку, Кармо закуривает.
       - Вот, что, – выпускает дым Кармо. -Ты запрети своим пацанам ходить к забору аэропорта. Скажи, сам этот участок будешь проверять. Я и Жмоня будем молчать.
Смотрит строго на Жмоню.
       - Ты врубился, Жмоня?
       - Чего не понять!
       - А если за неделю ему будет хуже? – спрашивает Шнырь.
       - Оттащим его ночью к аллее, по которой ездит наряд полиции. Его увезут в отстойник и нам насрать, что с ним будет.
       - Клевый твой план. Я согласен, - одобрительно говорит Шнырь. - Надо бы еще сказать пацанам, чтобы не шмонали Толстую. Пусть выхаживает, а вдруг Беленький через пару недель встанет на ноги. Тогда мы о нем доложим, а с него начнем брать налог.    
       - А ты действительно решил податься к морякам?
       - Да, Кармо, заметано.
       - С какого хера?
       - Хромой поставил меня на счетчик.
       - Сделать первым Пацаном и поставить на счетчик? За что?
       - Ну, тебе я могу сказать. Я неосмотрительно занял у Хромого баксы, а отдать не могу. Пойдем по баночке пива выпьем, я угощаю.      

     Боль притихает и жизнь начинает тебе улыбаться
Новая «квартирка». Вечер.
Толстая перевязывает голову Беленького. Плоская «накрывает на стол», вынимая содержимое пакета. Беленький стонет.
      - А-а-а! Ты, что же там, с черепом отрываешь бинт, Толстая! Терпежу никакого нету! А побрызгать нельзя было, чтобы немного отмокло, а потом полегче бинт пошел бы?
     - Терпи, я сказала! Щас отдеру, осталось немного! Это бинт с волосами отдирается, вот и больно! Ну, вот и все!               
       - Фу-у! Кровь не течет? – выдыхает Беленький.
       - Ой, подруга! – разыгрывает Толстая, - срочно давай прокладки, ручьем побежала!
Плоская бросила «накрывать стол» и подходит посмотреть.
       - Врет она, Беленький! У нее нередко такие шуточки, - уписаться можно!
Толстая, показывает кусок бинта отодранного от раны со следами крови, волос и смеется.      
      - Хватит тебе пугать нашего интеллигентика! Был бы военный, к крови привыкший, а то, воротничок офисный, щас упадет в обморок! – замечает Плоская.
      - Вот и хорошо! – обрадовано восклицает Толстая. -  Мы сожрем его порцию! Второй раз разогревать не придется! И Рауль с Качком хороши! Нет, чтобы ударить точно по лысине, и не больно было бы сейчас отдирать!
Смотрит, как морщится Беленький.
      - Но ты все-таки припомни это Качку. А вдруг пути ваши пересекутся снова? Это - здоровый метис, и он вместо «Р» говорит «Г», картавая сволочь. И еще у него на шее наколот трезубец.
     - Подай ножнички, - смотрит на подругу Толстая, - надо обстричь одно место, а то при следующей перевязке Беленький в штаны наложит от боли.
     - Слушай, кончай базлать! Ты же сама видела его шрамы! Беленький такое пережил, - не дай нам с тобой, пресвятая Дева Мария!
Толстая отрезает кусок бинта, складывает его. Потом достает маленькую баночку, ломает веточку и намазывает ею мазь на бинт.
       - Сун сказал, что это тебе поможет. Это мазь Старика травника, он всех тут лечит. Мазь осталась у Суна, когда Старик лечил его ободранную руку. Так, я сейчас приложу и слегка придавлю, а ты не вопи!
Толстая прикладывает бинт к ране и придавливает. Беленький от боли жмурится и стонет.
       - Все! Все! Давайте за стол и примем по маленькой. Держи, раненый! - подает Беленькому стаканчик.
       - Боль притихнет, и жизнь тебе начнет улыбаться! Как мне. Пресвятая Дева Мария, прости меня грешницу!
Толстая опрокидывает содержимое стаканчика в рот, жмурится от удовольствия.
      - Наверное, в этот момент, жизнь действительно тебе улыбается, - смотрит на нее Беленький.
      - Вот и я говорю, - начала Плоская, - мы думали, что Шнырь пришел к нам за данью, когда он попросил Толстую к нему выйти из склада. А Толстая приходит и говорит, дай мне десять баксов, Беленький просил выдать Шнырю. Я не поверила своим ушам.
      - Я сама обалдела, - признается Толстая. - Но Шнырь говорит, что Беленький обещал  выручить его из долговой ямы. А мне Шнырь сказал, что закроет глаза на появление Беленького в парке. Шнырь какой-то был тихий и насупленный. И почему-то я ему поверила. А Плоская, что значит жмодина, наотрез отказалась выдать деньги. Так мы вдвоем ее еле уломали, чтобы пошла и рассказала Суну.
      - А я и сейчас не верю. Заложит нас всех. Определенно заложит!
      - Ладно, девоньки, посмотрим, - тянется к зелени Беленький. - Я вам не рассказывал, - так он еще раз ко мне приходил, благодарил, и мы с ним долго беседовали. Тяготит его должность вышибалы. Он сам почти бездомный, но скрывает от всех.
       - Ну-у! Расскажи! – просит Плоская.
       - Нет, я обещал, - никому! Он еще пацан совсем. Ему много легче начать новую жизнь. Потом он не бомж, все-таки.
       - А нам выбраться отсюда почти невозможно, - жует Толстая.
       - А Лакита? – вспоминает Плоская. - Убежала из приюта и забомжевала. А где щас она?
      - Ага, ее в ту же неделю изнасиловали.
      - Но ведь устроилась продавщицей.
      - Дура! – горячится Толстая. - С ее-то внешностью? Да семью классами школы? Да я в модели пошла бы, а она в какие-то продавщицы. Разменяла девка сто баксов на один Бальбоа! Да, рассказывают, ее пожалел какой-то менеджер и взял сначала на обучение. А она оказалась смышленой девчонкой и быстро все освоила.
      - Да-а! Где она работает, туда нас на порог не пустят. Фонтан, пальмы внутри, зеркала, эскалатор на второй этаж!
      - Не верю я, что ты не смышленая, – замечает Беленький. - У каждого из нас есть способности к чему-то, только мы часто не знаем об этом. Что легче всего дается можно развить, а потом продать.
      - Ха, развить. Вот у меня способность есть, - украсть и выпить! – смеется Толстая. -
Кому я продам это, если в столице это есть у каждого десятого!
Плоская смеется коротким смешком.
      - А вот у нее… дай мне твою сумочку! – просит Толстая.
      - Еще чего!
       - Ну, дай же! Я покажу Беленькому одну вещь, что он скажет?               
      - Да отцепись ты, это не твоя собственность! - садится на всякий случай на сумку.               
      - Ну, сама достань открытку, которую ты подписала подруге. Покажи ее!
      - Ты видела, и нечего показывать.
      - Вот видишь, Беленький, а ты говоришь продать! Тут силой не вытащишь, чтобы показать способности! – просит поддержки Толстая.
      - А, правда, любопытно, покажи мне, ну, пожалуйста!
      - Во, пристали! Да ничего особенного! Нате! - вытаскивает сумочку, ныряет рукой в сумку, выкидывает рядом с бумажными тарелками открытку.
Беленький берет и глядит на ничем не примечательный горбатый мост на открытке.
      - Это знаменитый Панамский мост, соединяющий Северную и Южную части Америк, - хвалится познаниями Толстая.
Беленький поворачивает открытку. На оборотной стороне зеленым фломастером нарисован непрерывной линией, местами переходящей в украшательную вязь, - профиль девушки и юноши, вот-вот, готовыми поцеловаться.
      - А это она нарисовала подругу и ее парня, - комментирует Толстая. -  Правда, ннеплохо?
Красным и синим цветом были небрежно расписаны цветущие кусты, каких он уже много повидал в Панаме. Среди этого многоцветья прятались под вязь листьев и цветов тоже цветные буквы поздравления школьной подруге. Все это смотрелось празднично, необычно, интересно.
      - Это надо же придумать, спрятать буквы среди цветов и листьев! И не пытайся найти, все равно, как и я, не найдешь!- удивлялась Толстая.
Беленький понял общий смысл наивного поздравления. Каждая буква гармонировала и была неотделима от тех цветов и листьев, где она находилась. Она была не только в цветной тон, но и ее своеобразная вязь сливалась с изрезанным абрисом листа или цветка и искусно пряталась среди них.
      - Рука, выводившая каждую букву, была нервной, уверенной, – комментировал Беленький. - Ни на одной букве не заметил сбои завитков и острых кончиков. Уж я знаю в этом толк! Определенно, здесь присутствует собственный стиль.
      - И тебе нравиться? И чего ты здесь находишь? – удивляется Плоская. - А я считаю, что слишком замысловато! Вон, и ты, и Толстая, так и не могли найти все буквы!
      - Я такую поздравительную открытку был бы рад получить и хранил бы долго, - продолжал ее рассматривать он.
      - А что? Я ей тоже так говорила, - присоединилась Толстая, - но она никого не слушает, упрямая коза!
       - Для художников и гравировщиков, делающих надписи на дорогих подарках, такое письмо и рисунок были бы удачной находкой, - продолжал рассматривать Беленький.
       - Неужели за такую открытку можно получить какие-то деньги?
        - Сам почерк, его стиль, наверняка, стоит дорого. Поздравляю сеньора! Вы преступница, скрывающая свой талант!
       - Вот-вот, промой ей мозги, Беленький! А то, когда я с ней говорю, она посылает меня куда подальше. Хотя, если кто-то возьмет ее в дело, если она уйдет, я первая запричитаю, - что же это я натворила!
       - Только надо потрудиться продать все это, - возвращает открытку Беленький. – Заинтересовать покупателя, продать ему свой необычный труд, - это очень непростой процесс. Кроме гравера и художника, это интересно будет оформителям реклам. Посмотри рекламы и предложи свой стиль оформления. У тебя должно быть десять, двадцать…
       - Пятьдесят! – ехидничает Плоская.
       - Пятьдесят открыток, - не смутившись, подхватывает Беленький, - и стольким ты должна сделать предложения. И хорошо бы каждую рекламу дать в двух-трех вариантах. Вот тогда ты где-нибудь и зацепишься.
        - Щас! Разбежалась! Большинство будет меня посылать куда подальше! А для десятерых я буду, как лошадь в мыле, бегать? – возмутилась Плоская.
       - А перебирать гнилье на овощных и фруктовых складах, и ночевать в парке, - это не уважать себя, Плоская. Так ты опускаешься все глубже и глубже.   
       - А сам ты надеешься скоро выкарабкаться отсюда? – подначивает Плоская.
       - Зубы раскрошу в порошок, а выберусь! - решительно отвечает Беленький.
        - Было время, - я тоже не сомневалась, - опустив глаза, тихо сказала Плоская.
        - Ну, мечтатели, давайте еще по одной! -  хохотнув, «опустила» их на грешную Землю Толстая.
         - А ты, Толстая, поддержи подругу. Глядишь, она со временем и тебе поможет.
        - А что я? За нее я писать так не умею! И бегать по всяким… не побегу! А я уже ни на кого не надеюсь. Даже на себя. Вот, если только на пресвятую Деву Марию…

     Один Бальбоа
 Новая «квартирка». Беленький сидит в тени кроны дерева, прислонившись к нему спиной на толстой ветви.
Сначала из-за кустов показывается пацан лет одиннадцати.
      - Сюда! – кричит он «молодым петухом».  Из-за кустов появляется пацан и Кармо. Выходят на полянку, Кармо с палкой.
      - Вот что, Белый, – нахально его рассматривая, говорит Кармо. - Я сегодня Хромому должен передать от тебя ответ, что ты согласен отдавать нам пять баксов в неделю. Это самая малая плата. Для тебя калеки. Соглашайся по-хорошему.
        - А по-плохому?
        - А по-плохому сейчас от меня получишь по ребрам и будешь сговорчивым, - делает он пару шагов к дереву.
       - Уйди по-хорошему, - тяжело встает Беленький, опираясь на палку.               
       - Зови! – командует пацану Кармо.         
Пацан громко свистит. На полянке появляется пять пацанов от восьми до одиннадцати лет. Каждый придерживает рукой к груди горсть камней. Выходят из-за кустов, ссыпают камни себе под ноги. Расстояние до дерева метров семь.
        - Щас закидаем тебя камнями, а, может, и убьем. У нас приказ тебя не жалеть. Ну что, согласен?
Подходит к кучке высыпанных камней. Берет камень с кулак.
Беленький оглядывается на дерево.
        - Все взяли по камню. Кидаем по команде. Приготовились, - пли!
Согнув локоть, Беленький левой рукой прикрывает лицо. Все камни просвистели рядом. Один стукнулся в дерево.
        - Мазилы! – кричит Кармо. - Взяли по новой. Приготовились, - пли!
Один камень попадает в руку, защищающую лицо. Один - вскользь сдирает кожу правее глаза. Ручеек крови течет из раны по виску и щеке.
        - Молодец, Крысеныш! Дам один Бальбоа, как выбьем с него налог. Приготовились, -  пли!
Беленький успевает присесть и камень Кармо свистит рядом с виском. Беленький неуклюже делает два шага вперед и замахивается своей толстой палкой, будто играет в городки. Все пацаны, ломая кусты, вместе с Кармо, бросаются наутек.
Беленький берет у дерева пакет, достает прокладку, утирает с лица кровь.
       - В покое меня они не оставят, - говорит он себе. - Надо бы перебираться. А куда?
Беленький садится к дереву и прикрывает глаза. Его думы прерывает знакомый мальчишеский голос.
        - Вот он!               
Беленький открывает глаза. Голова знакомого пацана торчит из-за кустов.
Вскоре из-за кустов показываются Хромой, Рябой и Третий. Хромой опирается на приличную палку. Рябой – белый, двое других – метисы.
     - Ты смотри, и впрямь, быстро нашел! Лови один Бальбоа и купи себе баночку пива! – кидает монету Хромой.
Пацан ловит сверкнувшую на солнце монету и счастливый исчезает за кустами.
Все трое подходят к Беленькому и останавливаются в четырех метрах.
Хромой придирчиво рассматривает Беленького.
    - Ну, Белый, так, кажется, тебя кличут, пора расплачиваться!
Рябой внимательно его разглядывает, осматривает микрополяну.
Тяжело опираясь на свою палку, Беленький встает с трехметровой коряги. На ране головы у него приклеен марлевый тампон с мазью Суна.
    - Разве я кому-то задолжал? Вот мне, не мешало бы, вернуть мое, да еще на лечение добавить.
    - Ххх! Уж, не с нас ли ты хочешь их получить? – зло выговаривает Третий.
    - Я не знаю, по чьей милости я оказался с пробитым черепом в этом парке. Но, может быть, вы мне расскажете? Я был бы вам, сеньоры, по - своему признателен.
    - По – моему, он задает слишком много вопросов? - выступает вперед Хромой, оглядывается на Рябого, ищет у него поддержки разобраться с этим невежливым русским.  Не спеши, - спокойно говорит тот, - давай поговорим.               
         - А если это и мы? – обращается он к Беленькому.
         - Тогда мои претензии к вам! Не по - человечески получается, когда один откликается на просьбу о помощи, а получает удар по голове. Его обчищают и бросают в парке подыхать.
          - Смотри, Рябой, - Хромой кривит рот в ухмылке, - он верит в человеков!               
         - Ты в Бога веришь? – спрашивает Рябой.
         - Еще год назад не верил, а здесь понял, что Бог есть.
         - И что тебя заставило поверить? – удивляется Рябой.
         - А то, что один близкий к Богу человек открыл мне глаза, что Богу угодно, чтобы я еще пожил на Земле.    
         - Пожил или помучался?
         - Вот этого я не знаю. Но, по учению получается, что, вроде бы, кто «Здесь» много мучается, тот «Там» возрадуется.   
          - Блаженный какой-то этот русский, - замечает Третий.      
         - А ты и в справедливость на земле веришь? – ухмыляется Рябой.
         - Верил, но устал. Верю в человека.
        - Ну, я тебе скажу, Белый. Это не мы тебя ударили и ограбили. Это наши конкуренты, - Рауль и Качок. А кто вот мы, трое? Мы тоже человеки?
         - Посмотрю по делам вашим.
         - Мы пришли, чтобы сказать тебе, - сурово говорит Хромой, - что ты должен нам платить, находясь на нашей территории. Тебе кто-нибудь говорил об этом?
         - Я сказал вам, что оказался здесь не по своей воле. И я бы ушел, но я только учусь снова ходить. И как я могу вам дать то, чего не могу иметь. Вы, наверняка, знаете, что меня из милости подкармливают такие же бомжи, как я.
         - Пусть тебя выкупят янки из банка, где ты работал, - жестко глядит в глаза Рябой.
         - Какое-то недоразумение. Я никогда не работал в банке Панамы. Я турист. Отстал от группы. У меня никого здесь нет.
 Рябой поворачивается к Третьему и о чем-то перекидывается с ним фразами.
         - А чем ты занимался в России? – спрашивает Рябой.
        - Я пенсионер и не работаю.    
        - Смотри, как сохранился хорошо, - к приятелям поворачивается Хромой. -  Сладко жил, наверно? 
        - А кем ты работал до пенсии?  - поинтересовался он.               
        - Я инженер по ракетным двигателям.
Хромой присвистнул.               
         - Если я тебя вытащу со дна и поставлю на ноги, будешь на нас работать? – смотрит на него Рябой. - Работа не пыльная, у тебя отпадет забота о хлебе насущном, и тебе понравится беззаботная жизнь.
         - Если бы и захотел бы, но не смогу.
         - Видишь, ему нравится здесь, вставил реплику Третий. - Давай оставим его в покое на пару недель. За пару недель он научится ходить и будет платить нам налог. Куда он денется.
        - А сейчас я вмажу тебе пару ударов по - ребрам, чтобы в следующий раз ты более почтительно к нам относился и знал свое место, - зло смотрит Хромой.
      - Упертый ты, Белый, - закончил разговор Рябой. - Ну, ты сам выбрал свою долю. Вмажь ему пару раз, но не сделай его полным калекой. Мы еще раз попытаемся с ним договориться, когда ему совсем будет плохо.
Хромой делает два шага вперед и с размаху палкой бьет по ребрам Белому.
Беленький, отражает его удар своей палкой, которую держит двумя руками.
Вставляет фразу в трехсекундное замешательство.
         - Мы так не договаривались! Какие же вы «человеки», если бьете калеку! – успевает вставить фразу Беленький между ударами.
Хромой бьет еще три раза, но всякий раз удары приходятся на выставленную палку Беленького.
         - Вот тебе и русский Ваня! – восхищенно восклицает Рябой. - А ты говоришь, припугнем его!
Беленький делает шаг навстречу. Троица отступает.
          - Останови его, Рябой! Хромой уже начинает злиться. Мой труп повесят на вас, в полиции уже знают обо мне. Зачем тебе лишние хлопоты?
Хромой с перекошенным лицом начинает осыпать Беленького ударами своей палки. Тот, защищаясь, наступает, а Рябой с Хромым отступают. Третий, наверное, спасовал и исчез.
Беленькому удается сделать выпад между ударами и ткнуть палкой в живот Хромому.
Тот стонет от боли и приседает.
В этот момент Третий, зайдя с тыла за кустами, неуклюже размахивается трехметровой корягой, на которой раньше сидел Беленький, и бьет того в спину сзади.
Беленький, охнув, распластался вперед руками под ноги победителей.
         - А лихо ты его уделал! Взгляни, кровь изо рта не идет? - Рябой с гримасой отворачивается и отступает назад.               
Третий подходит, наклоняется.
В этот момент Беленький стонет и что-то произносит.
         -  Он что-то произнес? – удивился Рябой.
         - Похоже, что произнес имя женщины, перед тем, как впасть в «отключку». Да, у него кровь изо рта, как ты сказал.
         -  Если кровь черная, - ты порвал ему легкие. Такой уже не жилец, - заключает Рябой с гримасой.
          - Давай я помогу ему! - делает шаг вперед, Хромой, заносит ногу над шеей. - Он ведь хотел в рай, не так ли?
           - Стой, Хромой!!
Трещат кусты и на поляну, задыхаясь, выскакивает Толстая. Быстро подходит к Беленькому, наклоняется. Увидев кровь изо рта, выпрямляется и наступает на Рябого. 
          - Ну, что, убийцы! – в ярости приближается Толстая. - Щас приедет полиция и на сей раз вам не отвертеться! Я все расскажу начальнику. Сегодня же будет это известно в обществе защиты кошек, собак и бездомных.
Хромой замахивается на Толстую палкой. Толстая выхватывает здоровенный кухонный нож, похожий на короткий мачете, делает шаг навстречу.
         - Что, Хромой сученыш! Давай в последний раз для тебя сойдемся! Ты еще помнишь от меня синяки? На сей раз, прежде чем ты меня забьешь своей палкой, я перережу тебе вены!
Хромой отступает с испуганной физиономией.
          - Не дури, Толстая! – вступается Рябой. - Брось нож! Давай так: ты забираешь своего Белого! Тут ничего не было! Мы тебя и Плоскую освобождаем от налога! Идет?
           - Ххх! Ну! – в ярости Толстая наступает с ножом в руке.
На микрополяне, запыхавшись, появляются Плоская и Старик, который катит впереди себя инвалидную коляску.
         - Ну, зачем такой шухер! - не ожидая стольких свидетелей заявляет Рябой. - Старик! Тут был обычный мужской разговор. Ну, погорячились немного обе стороны. Белый отдубасил палкой Хромого, вон той, что лежит рядом.
          - А я защищался, - ухмыляется Хромой.
         - Да жив ваш Белый, правильно вы сделали, что захватили коляску. Ты кого хочешь поднимешь на ноги, Старик!
        - И в ваших и наших интересах не придавать этому огласку. Ведь Белый, я знаю, вообще без документов! – вытаскивает козырь Рябой.
Старик, не глядя на него, садится на корточки перед земляком, прикладывает два пальца к сонной артерии. Замирает на три секунды. Выпрямляется.
          - Рябой, этого белого зовут Джордж, - смотрит в его глаза Старик. - И Министр Панамы, и президенты многих международных компаний его знают лично и ведут с ним совместный бизнес.
На лицах подельников Рябого ухмылки. Они не верят.
          - Он находится под покровительством правительства Панамы и деловых кругов США, Японии и Кореи, - продолжает Старик. -  Его ищут. И если ему будет плохо, все встанут на уши. И тогда твоя свобода не стоит и одного Бальбоа.
          - Все! Все! – говорит Рябой поспешно, - надеюсь на взаимопонимание! Мы исчезаем! Уводит своих подельников, которые слушали все с выпученными глазами.
            - Живой! – облегченно восклицает Старик. - А эта кровь не из легких. - Глядит на салфетку, которой утирает рот Беленького Плоская.
Подними рубашку на спине, - обращается он к Толстой.
Старик осматривает спину, проводит руками по ребрам и позвонкам.
        - Странно. Нет даже гематомы. - Снова щупает пальцами позвонки от шеи до копчика. 
Беленький лежит вниз лицом на траве.
         - Я чувствую пальцы своего доктора, - хрипит Беленький.
         -  Живой! – радостным хором восклицают подруги.
         - Слава Богу! – крестится Старик, - мы успели вовремя!               

     Когда ученик готов, - приходит Учитель*
На пути к Шенли. Процессия едет медленно, местами протискиваясь сквозь кусты, пока не выезжает на одну из парковых дорожек. Женщины все время обсуждают происшествие. Старик идет молча. Беленький, похоже, находится в полудреме, восстанавливая нервные клетки.
Когда выехали на широкую дорожку, так, что можно было одной и другой подруге идти по разные стороны коляски, Старик обращается к ним.

     *Поговорка распространенная среди монахов Шаолиня.

          - Девоньки, только не громко, ну, что вы думаете о только что происшедшем?
          - Ну, Старик, наше счастье, что мы попали вовремя. Мы пару раз по моему настоянию продирались сквозь кусты с коляской, - возбужденно начинает Плоская, - вместо длинных обходов по дорожкам.  Вот эти пять минут спасли, может быть, Беленькому жизнь.
          - Давайте теперь называть его по его имени. Его зовут Георгий, потому что, когда он жил не под своим именем, это мешало ему бороться с напастями..
Девоньки, молча, проходят некоторое время, осмысливая не по их мозгам мудрость.
Молчание нарушает Плоская.
         - Ты хочешь сказать, Старик, когда человек живет не под своим именем, он живет хуже?
          - Примерно так. Упоминание истинного имени человека, тем более, с хорошими мыслями, помогает ему укрепить его собственную ауру, которая всегда защищает его от всяких злых посторонних вторжений в его жизнь.
           - По-твоему, если мы его звали Беленький, и жалели его, и желали ему поскорее выбраться со дна, все это проходило мимо него? – задает вопрос Толстая.
            - Примерно так. Мало того, надо очень часто, называя имя, обращаться даже в мыслях с хорошими пожеланиями. Только тогда это будет понемногу укреплять его ауру. Вспомните: «Стучи, - и тебе откроется!» Это не раз надо стукнуть, не два, не пять. Или в молитвах, к примеру: «Господи, помилуй! Господи помилуй! Господи, помилуй!» Повторяется не раз и не два, - а три.
           - Значит, живя под кликухой «Беленький», он недополучал наших хороших мыслей?
           - Да. И более того. Он впитывал плохую ауру другого человека, потому что использовал его биополе. И вообще, с именем у нас, людей, играют, как в игрушки. Тогда, как, - все очень серьезно. Есть поговорка: «Как назовешь, - так и поплывет!» Это о лодке, о корабле. Так и о человеке. Надо уметь выбрать его имя, чтобы оно не притягивало отрицательные стороны судьбы, а помогало бы ему в критические моменты и просто по жизни.
Толстая, немного подумав.
          - Вот меня зовут, вообще-то, Каргина.
          - Это значит, способная, выносливая, - расшифровывает Старик.
           - А что?  Похоже! – улыбаясь, соглашается Толстая.
           - И еще, это означает сопротивление действительности.
           - А меня, - Астрид, и что это означает? – вступает в разговор Плоская.
           - Это какое-то северное имя. Большая тайна, - почему тебя так в семье назвали. Означает это, - энергичная, страстная.
            - А что же мне делать, если зовут меня Толстая задница, по «кликухе»? Значит, у меня очень маленькая аура? А значит и защитные силы?
             - Примерно так. На Востоке и Юго-Востоке Земли к выбору имени относятся очень уважительно. Собирается совет семьи, смотрится вся родословная. Кто жил, под каким именем и как это ему в жизни помогло.
            - И помогает? – неуверенно спрашивает Плоская.
             - Помогает. А вот то, что мы вроде бы пришли на помощь Георгию в самый критический момент, я не сомневаюсь, не то, так другое, что-то обязано было произойти, что спасло бы его жизнь. Не дает Создатель раньше времени завершить Георгию его земной путь. Что-то он от него хочет.
              - Как это? И как узнает Бел… Ге-ор-гий об этом? – не верит Толстая.
           - Скорее всего, он сделает это, не догадавшись и не задумываясь. А вот путь у него к этим добрым делам будет тернистый и опасный, вот, как только что. А нам, кажется, что это мы его спасли. Нет, его спас Всевышний.
            - Вот оно как? – изумляется Каргина.
            - И только Ему под силу такие деяния. Но не нам смертным. А, вам, девоньки, обязательно зачтутся все ваши добрые дела в отношении Георгия. ОН, - Старик показал пальцем на небо, - все видит!
Толстая, весело глядит на Плоскую.
           - Поэтому мы с Плоской и правильно живем: «Бог дал день, Бог даст и пищу!» Только почаще бы нас ОН жалел и поменьше бы наказывал.
           - За что нас жалеть? За то, что мы крадем и бомжуем? – задумалась Астрид.
           - А что, мы не люди разве? Или ты не хочешь жрать?
           - А что, разве грешно, как все, заработать себе на пищу? – спрашивает Старик.
           - Ха! – возмущается Толстая, - Заработать! Это надо полдня вкалывать, а получишь за это грош! Да еще подходящую работу надо поискать! Да еще на нее нас не возьмут!
            - А мы и так с тобой в списках бомжей и мелких воришек. Кто нас таких будет уважать? Кто нас таких возьмет? – замечает Астрид.
            - Уважают человека и судят о нем по делам его. Вот он, - кивает Старик на Георгия, сидящего с закрытыми глазами, - сейчас за него молится куча людей, которых он сделал счастливыми. Вытащил их из нужды. Дал им работу. А главное, - заставил поверить в собственные силы и приложить немного больше усилий, чем они это делали. Он верил в них больше, чем они в себя. И у них получилось. И обязательно получится у вас, если очень сильно захотите.
            - А вот Каргина так убирается, - смотрит на подругу уважительно Астрид, -
что сам начальник полицейского участка не раз ее хвалил и досадовал, что она давно не попадается на кражах булочек и фруктов. И без нее все отделение запаршивело.
           - А… Джордж похвалил Плоскую, то бишь, Астрид, за открытку, как она ее разрисовала и подписала. Он сказал, что у Астрид есть талант, но надо много работать. А что делать, если она не хочет? Вот и я не хочу!
          - Вот вы сами, девоньки и определяете свою Судьбу. Задатки у обоих есть, а желания выбраться из бомжей, - нет.
Некоторое время они едут молча.
Старик ласково смотрит на Георгия.
           - А его уже не волочет судьба за ногу. Он сам делает свою судьбу. Такое подвластно только избранным.
            - Да, - а, - не открывая глаз, тихо говорит Георгий.
Процессия останавливается. Все наклоняются и удивленно смотрят на Георгия.
Его лицо непроницаемо, глаза закрыты. Они снова двигаются по дорожке.
           - Значит, правильно говорят, что все для каждого уже расписано в его судьбе? – спрашивает Астрид.
            - Для большинства, - да. Мы куда едем? К Суну?
Смотрит на невысокие строения Старик.
            - Не-е! К Суну мы только заедем, чтобы показать ему Беле… Джорджа. Тот обязательно просил это сделать. А еще он подготовит ему еду и лекарства, - заявляет Толстая.
            - Ну, вот, еще один добрый человек в судьбе Георгия!
Девоньки переглядываются.
            - Заедем к Суну, а потом куда? – интересуется Старик. 
           - Потом к его брату Шэнли, там рядом, - уточняет Астрид. - У Суна, уж, очень тесно и только одно нормальное место для ночевки Джорджа, а тебе, Старик, пришлось бы идти туда, где ты ночуешь. А брат живет побогаче и посвободнее. У него нормальные нары.
              - Я теперь к Георгию прилипну, как нянька, и глаз с него не спущу. Хватит, заигрался он в самостоятельного. Целый месяц буду его выхаживать. А уж, как и где я буду спать, думаю, мы разберемся. Мне и надо всего-то табуретик, чтобы я покемарил ночку возле него.
             - Вот, поэтому Сун попросил брата, и тот, говорят, с радостью согласился, – дополняет Толстая.   
             - Я принесу туда свои лекарства и начну его день за днем лечить и учить, - вслух озвучивает мысли Старик.
            - Ха! – возмущается Толстая, - чему ты, Старик, можешь научить этого грамотного, много чего знающего русского? Ты же у нас хоть заслуженный лекарь, - но только лекарь!
             - Очень многому, если он захочет это воспринять. Большинство из людей завершают свой путь на Земле, так и не научившись, как на ней жить. Я сам из своего жизненного опыта мало могу дать этому образованному человеку. Но я могу передать опыт многих мудрецов, у которых я много чему научился и что в его еще молодой жизни может пригодиться.
            - А мне, вот, лишние знания не нужны. От них, говорят, раньше стареют, - усмехается Толстая.
            - Вот, вот, - жалея о чем-то, говорит Старик. - Огромные сокровища человеческого опыта с каждым годом уходят невостребованные в вечность, обрекая людей на хаотические и мучительные поиски самостоятельно добытых знаний. Вместо того, чтобы воспользоваться огромными запасами полученных многими поколениями, мы постоянно  изобретаем велосипед, теряя годы, человеческие жизни, не возобновляемые земные ресурсы.
          - Врешь ты все, Старик! – насмехается Толстая. - Где ты был, чтобы их поднабраться? Все давно знают тебя. Сколько людей, даже старых, не спросишь, все тебя помнят еще лет тридцать назад. Про тебя говорят люди, что ты бессмертный.
           - Кончай базлать! Приехали! – останавливает подругу Астрид. - Объезжай магазинчик и, - во дворик.
Продираются с коляской во дворик. Георгий открывает глаза.
Толстая сразу комментирует: «Мы во дворике Суна. Щас он выйдет!»

Магазинчик Суна. День.
Магазинчик не более 3х4 метра. Дворик за складом - еще меньше. Все обнесено подобием забора из густых кустов.
Ветрено, слышится шум океана, до которого метров семьдесят пустоши.
Выходит китаец лет пятидесяти, лысоватый с маленькой бородкой. Он в традиционной голубой паре, - штаны и пиджак, в шлепках на босу ногу. Китаец, сложив ладони, всем кланяется. Подходит к коляске Георгия, встает напротив и кланяется отдельно ему с глубоким почтением.
          - Прости, русский брат, что я по бедности не могу тебя принять с твоим лекарем, как ты того достоин. Брат Шэнли ждет вас. Вы со Стариком какое-то время будете у него, а там видно будет. Сейчас я вам вынесу, что я собрал, говорит Сун.
Уходит в магазин и вскоре возвращается с большим пластиковым пакетом, в котором пакеты бумажные. Отдавая это Толстой, он обращается к подругам: «Как русского отвезете к брату, сразу приходите ко мне. Мы отпразднуем это событие».
Снова в позе приветствия поворачивается к Георгию и произносит: «Пусть солнце, луна и океан заступятся за тебя, русский брат. Старик тебя вылечит. Больше ты в оставшейся жизни на дно не опустишься».
Снова кланяется только Георгию, скрывается за дверью. Все, в том числе и Георгий, озадачены таким почтительным отношением.
Процессия двигается мимо длинного несуразного корейского магазинчика и прибывает к магазинчику его брата.

Магазинчик Шэнли.
Этот был раза в полтора побольше, но тоже маленький. Брат также продавал зелень и фрукты. Жилая площадь брата, склад и дворик повторяли расположение магазинчика Суна.  Сразу заехали во двор и тотчас появился Шэнли.
Дворик дома Шэнли.
Глядя на Шэнли, можно было сразу признать в нем брата. Только он был покряжистее, без лысины и бородки. Но обращения и приветствия были, как под копирку.
Девоньки начинают улыбаться.
Маленький дворик огорожен невысоким заборчиком, за которым вдоль него растут кусты не выше человеческого роста.
Шэнли бесцеремонно отбирает пакет Суна у девонек и быстро выталкивает подруг.   
          - Спасибо вам за все, девоньки. Идите, вместе с Суном отпразднуйте вызволение русского брата. Давайте, давайте, не теряйте времени!
Те толком не успевают попрощаться со своим Беленьким.
          - Удачи тебе, Беленький! Думаю, что увидимся еще! – прощается Толстая.
           - Выздоравливай! Нам будет тебя не хватать, - прощается Астрид.

Столик во дворике и два табурета возле, похоже, предназначались гостям.
Шэнли выносит две кастрюльки, две фаянсовые мисочки с цветными китайскими мотивами на них, ложки, большую лепешку, тарелку с зеленью, блюдо с холодными овощами. Обращается к Георгию.
           - Я почти так же беден, как и брат. Отведайте, что я специально приготовил к вашему приезду. Старик меня предупредил, что можно, а что нельзя ставить на стол. Мы все слушаемся своего доктора и выполняем его рекомендации, поэтому еще живы. Приятного аппетита вам. А у меня, - дела! И скрылся в двери небольшого склада.
            - Если бы все так приветствовали и ставили на стол бомжам такое угощение, - заметил Георгий, - то вереницы бомжей заполнили бы эту небольшую улочку и ходили бы от дома к дому. И жизнь их напоминала бы туристическую, только с бесплатным столом и крайне дружеским отношением. А что еще надо?
      - Ну, Георгий, похоже, весть о тебе пронеслась по здешней округе раньше, чем ты появился здесь, – улыбается Старик. - Я не знаю, будут ли волхвы ходить к тебе с подношениями, но любопытных мне придется отгонять и не раз. Это я понял. Я не знаю, кому мы обязаны столь любезному отношению и за что?
       - Неужели, только за то, что я русский покалеченный бомж? В Панама-Сити, наверняка, были уже такие. Тогда за что?
Старик улыбается. Начало явно ему нравится.
        - И, конечно, мне еще не верится, что какой-нибудь Кармо не ворвется однажды, продравшись за этот зеленый заборчик, как это было не однажды в парке.

Маленькая каморка за полками с овощами и фруктами. Под белы ручки Старик после сытного обеда проводит Георгия в коморку-спальню, где во всю длину вдоль стены стоят двухметровые нары. На нижних нарах, на циновке, набитой сухой травой, ему предстояло провести ночь. Сам Старик, должен спать над ним.
 Проем для прохода в каморку закрыт куском материи.
У изголовья маленькая тумбочка. С другого торца приоткрытая дверь во дворик.
Но это было все-таки помещение, защищенное от дождя и ветра. Правда, со своеобразным фруктово-овощным запахом, от полок с овощами и фруктами за шторкой.

Дворик Шэнли. День, облачно.
 Георгий выходит, опираясь на свою палку, которую захватил Старик, во дворик.               
      - Ты проспал беспробудно почти восемнадцать часов. Это замечательная новость. Значит, организм сбросил стрессы, что ты накопил. Он мне дает возможность проходить с тобой учение по интенсивному режиму. Сейчас я помогу тебе раздеться догола. Положу на циновку и проведу обследование. Давай, помогай и слушай всю программу.
Георгий с помощью Старика раздевается и также с его помощью ложится на циновку, покрытую застиранной простыней.
Старик садится рядом на колени и начинает с помощью пальцев обследование, а сам продолжает.
      - Правильно ли я тебя понял, хороший человек Георгий, что ты только теперь доверяешь мне свой дух и свое тело?
       - Всецело, Старик, - уткнувшись носом в ароматную траву, подтверждает Георгий.
       - Тебе придется работать со мной тридцать часов в день, ты и на это согласен?
       - Давай бумагу, Старик, подписываюсь подо всем. Только подлечи меня и верни мне недостающие звенья памяти.
       - Это, как раз одна из главных задач твоего учения со мной. Но могу только повторить, что я тебе уже говорил ранее. Все можно поправить, кроме мозга. Сколько жить на Земле будет человек, смоделировать его работу он так и не научится. Я попытаюсь только расчистить у тебя завалы к его самовосстановлению. Как дальше пойдет процесс знает только ОН, - старик показывает на небо.
         - Я это понял и готов.
Старик стучит через свои пальцы по спине Георгия. Поднимает и сгибает руки и ноги
        - Рана на голове быстро заживает. Если бы не китайские мази, я не дал бы гарантии, что с тобой увидимся. Но еще походишь с марлевым тампоном и мазью. У китайцев свои очень эффективные лекарства. Но не все владеют методикой излечения организма. Одними таблетками и мазями этого не сделать.
        - Да, если бы не порошки и мазь Суна на рану, она загноилась бы, - соглашается Георгий.
       - Первые три дня - постельная гимнастика во дворе. Посмотрим, как пойдет дело. Мне нужно три недели, это самое укороченное время, за которое я могу вложить в твою голову и тело основы учения Даосских мудрецов. Главное в этом учении – вера в свои силы, выверенная техника упражнений, и дыхание. Это укрепит дух, мышцы и приобретешь знания, как это надо делать.
       - Как скажешь, Учитель.
       - Я думал, мы сами себе будем готовить еду в кухоньке Шэнли. Думал, будем перебирать фрукты и овощи. Но Шэнли категорически воспротивился. Еду нам будет готовить он сам, и приглашать девонек перебирать овощи.
        - Это хорошие новости, - одобрил Георгий.
        - Мы будем содержать в чистоте этот дворик. Вот все условия, на которых мы договорились с Шэнли. Пока коляска будет тебе креслом, где ты будешь разгружать позвонки.
        - Прекрасно, Учитель!
       - В шесть утра, - подъем.
       - Но это же еще темно!
       - Когда окрепнешь, - проигнорировал реплику Учитель, - восходы и закаты мы будем, как всегда, проводить у океана. В девять вечера, – отход ко сну. Три раза в день, - скромная еда. В одно и то же время. Этого мы будем придерживаться неукоснительно. Спать здесь, во дворике на циновке, если не идет дождь.
        - Санаторный режим, Учитель.
        - А сегодня, единственный раз, ты проспал первый завтрак. Вот тебе шорты, футболка и штаны. Я выпросил у Шэнли. Одевайся! Первым осмотром я доволен. Поздравляю! У тебя на затылке начинает открываться глаз, а так же, на спине.
       - Не пугай, Учитель. Да ты урода из меня хочешь сделать?
       - Когда на поляне тебе Третий, хотел перебить позвонки огромной палкой, ты на полсекунды раньше нырнул вперед. Этим полсекундам учеников Шаолиня учат достаточно долго. Тысячам воинам, кто овладел этим, спасло жизнь. Океан, восходы и закаты помогли тебе в этом у Павла.
Учитель поднимает Георгия, разворачивает его к океану, берет у него палку, подносит конец палки к позвонку.
       - Что ты чувствуешь?
У Георгия на спине задвигались мышцы.
       - Чувствую что-то некомфортно.
       - А сейчас?
Учитель подносит конец палки к правой лопатке. Георгий тянет туда левую руку.
Учитель убирает палку.
        - Опусти руку. Представь, что у тебя на затылке открывается глаз, а спина обладает суперчувствительностью.
Учитель теперь приближает пальцы к левой лопатке.
       - О-о, нарастающее жжение у левой лопатки, - передергивает плечами Георгий.
       - Правильно. Если усвоишь то, о чем мы беседуем, тебе откроются новые грани смысла жизни, ты лучше будешь понимать окружающую природу, космос, сознавать себя, как частицу единого целого, брать от них духовные и физические силы.
       - Я себя кое в чем проверял, из того, что я у тебя усвоил, – поворачивает к Учителю голову ученик, - оказывается, это работает. Конечно, у меня получается только на четверть. Но я уже знаю, с твоей помощью, как это повысить.
       - Очень хорошо сказал. А главное, - вера! Она двигает всеми свершениями. Даже, казалось, невыполнимыми.

Прошло две недели.
Улица окраины Панама-Сити. Предрассветная ночь. Слабое освещение улицы. Дом Шэнли.
С задней стороны дома открывается неслышно дверь, выходят две фигуры. Идут медленно по направлению негромкого шума океана. Тихо разговаривают.
       - Что-то мы сегодня рано, а? – голос Георгия.
       - Пока дойдем твоим шагом, звезды погаснут. Начнется самое интересное. Из сумрака будет рождаться утро. Сейчас небо с признаками ночи. Но с одного взгляда видно, что звезды уже бледнеют, а вокруг из серой мглы начинают проступать очень робко краски.
       -  Ты в молодости не писал стихи? – спрашивает Георгий.
       - Бог не дал дара рифмы, о чем я всегда жалел. Но я когда вижу всякий раз чудо пробуждения, всегда про себя шепчу или про себя говорю белым стихом. Сколько лет почти каждое утро смотрю, а не перестаю удивляться Божественному устройству мира.
       - Но ты же в церковь не ходишь. Ну, крестишься иногда, - разве это вера в Бога?
       - Я тебя знаю, хороший человек Георгий, три месяца. Поэтому смело могу сказать, - и ты веришь в Бога.    
Георгий останавливается. Смотрит на Старика. Уже светлеет. Старик тоже останавливается.
       - Ты хоть иногда крестишься. Читаешь молитву перед иконкой. Но ты меня ни разу не видел, чтобы я крестился. Как ты можешь делать такой вывод? – удивляется Георгий.               
        - Старик начинает идти, и Георгий присоединяется.
        - Ты и до меня встречал и сажал солнце, – улыбается Старик. - Я не раз видел, как ты любовался пробуждающимися красками, как художник.
 В тебе не высказанный восторг перед мудростью Божьей: солнцем, океаном, ночью, днем.
        - Но это еще не вера в Бога?
        - Ты восторгаешься Космосом и побаиваешься его. Ты не раз задавался вопросом, как же все мудро и закономерно свершается. Это все и есть Бог. И ты его прославляешь каждый день. Это и есть вера.

Побережье океана. Старик и Георгий стоят у тихо набегающей волны. Звезды уже померкли. Над океаном обозначилось место восхода, которое с каждым мгновением добавляет розовых красок. Небо из серого, в этом месте, становится голубым и розовым.
Они начинают делать гимнастику на разогрев мышц.
       - Ну, вот! Постельную гимнастику, комплекс йоговских упражнений для пробуждения ты освоил. Что тебе больше всего понравилось?
       -  Упражнение для ноздрей! – улыбается Георгий.
       - Нос, - это Янская часть тела очень мощно активизирует систему дыхания. Вряд ли ты в налаживающейся жизни, как прилетишь домой, будешь все это делать.
       - Да, уж! Если мне у Павла не было времени ее делать, то в Москве жизнь крутит раза в три быстрее.
       - А вот я не уверен, закрутит ли она тебя?
Георгий, не понимая, смотрит на Учителя.
      - Но книги по йоговской, тибетской и китайской гимнастике ты приобрети, - советует Учитель. -  И все, что касается головы, все виды гимнастики ты проделай. Какая будет, по твоему мнению, больше приносить пользы, – ту и делай. Найди себе единомышленников и вместе по выходным надо постараться делать эти упражнения. Один, ты вряд ли будешь их делать.            
       - Скажи, Старик, все, что тебя окружает после такой веры, оно лучше к тебе относится, чем к равнодушным видящим это людям?
       - Ты сам знаешь ответ. Цветок, с которым здороваются и, любя, разговаривают, цветет пышнее и ярче.
        - Но цветок живой.
        - А твой космос, а солнце, а океан?
Старик и Георгий раздеваются догола, заходят в океан. Плывут на восход, который уже раскрасило еще не появившееся солнце.
        - Чем еще коварен с виду Тихий океан?  - сам отвечает старик, - течением. Он унес и погубил несметное количество людей. Даже там, где ты жил у Павла, течения были рядом с тобой.
        - Первый раз это слышу. Мне никто об этом не рассказывал. Да и я, купаясь один или с ребятами, его не чувствовал.
         - Это лишь потому, что за фазендой бывшего соседа Павла, там, где при входе в океан торчат скалы, оно начинается метрах в ста правее. Если ты там войдешь и проплывешь метров шестьдесят на восход солнца, оно тебя подхватит и понесет.   
       - Но там же мальчишки добывают устриц для Павла?
       - Нет, они ныряют только напротив фазенды соседа. Правее никто не заплывает. Это опасно. Им об этом рассказали их отцы в деревне.
        - Разве, когда ты почувствовал течение его нельзя преодолеть и вернуться на берег?   
         - В том-то и дело. Его сначала не замечаешь. А когда спохватываешься, то бывает уже поздно.
         -  Может, и не надо с ним бороться?
         - В том месте течение, чем дальше от берега, тем сильнее. Рассказывают деревенские мужики, оно ослабевает только километрах в двух от берега. Когда его уже не видно. Солнце над головой и не знаешь, в какую сторону плыть.
         - Верю. Я сам попал однажды в такую историю на Черном море. Плыл от берега и держал его в поле зрения. Чуть увлекся, ищу его. Кругом марево, берега не видно. А выручил меня случай.
         - Большинство людей паникуют, они тратят все силы на борьбу с течением вместо того, чтобы сохранить их на плавучесть. 
Старик и Георгий плывут, пока солнце поднимется на половину своего диска.

Солнце встало. По-прежнему, на побережье ни души, кроме двух фигур в шортах, которые делают упражнение.
      - Ты окреп. То, чем я тебя кормлю, помогает медленно очищать твои органы. Скорее всего, ты не будешь заниматься целевым очищением. Но ты уже знаешь многое о древнекитайской медицине, об Инь и Янь. Я тебе рассказал кратко о Лунном календаре, как его использовать на благо организма.
       - Я и раньше имел отрывочные сведения о них, но ты мне открыл, как систему жизни.
      - Я тебя познакомил с методами современных учителей, добившихся многого на практике в оздоровлении и излечении человека. Ты прав, заморачиваться всем этим не надо. Но ты должен проверить на себе и голодание, и влияние продуктов друг на друга.
       - Я когда-то просматривал все учения. А бросил потому, что каждый считает, что только его - самое правильное. Один лечит голодом, другой раздельным питанием. Третий слюной. А другой - даже мочой.
       - Мое мнение ты знаешь, - надо выбирать то, что тебе помогает. Рецепта одного и на все случаи жизни нет. Очень хорошо, что ты воспринимаешь все критически. Но если тебя «допечет», то ты сам основательно возьмешься за все, что составляет ядро этих учений.
 Учитель и ученик продолжают делать упражнения.
       - Это Даосская оздоровительная гимнастика. Она очень многое тебе даст. Выучи ее.               
       - А почему, Учитель,  ты не научишь упражнениям из школы обучения тибетских воинов?
        - Потому что тебе это не надо. Воин нашелся. Выжить бы тебе да оздоровиться! Разучишь и будешь делать эти два упражнения, ты ощутишь внутреннее движение энергии.
         - Чего-о? – не понял Георгий.
          - Снимешь энергетические пробки, которые у тебя образовались в последствие преодоления недавних потрясений. Они укрепят тело, повысят сопротивляемость организма. Ты почувствуешь себя моложе, ощутишь прилив сил, обретешь веру в себя.
        -  Я должен этому верить?
        - Ты обещал. Без веры вообще ничем нельзя заниматься. А эту оздоровительную систему упражнений разработали те же Даосские мудрецы, которые изобрели порох в двенадцатом веке. И стали применять скоро простейшие ракеты в военных действиях.            
         -  Да, ну? Нас этому не учили.
         - Если бы все человечество в результате кровавых передряг не уничтожали бы достижения древних мудрецов и не забывали бы их на века, оно сейчас было бы на очень высокой орбите своего развития.
       - Старик, и все же, кто ты? Ты себя не за того выдаешь. Книг не читаешь, вроде. Интернетом не пользуешься? Откуда у тебя такие знания?
      - Ты уже меня спрашивал у Павла об этом. Смотри на меня внимательно и запоминай, как делается эта часть упражнения.
Показывает упражнение «Возвращение молодости». Георгий пытается повторить.
       - Упражнение позволяет снимать энергию с рук и направлять ее в организм. Здесь все отточено до сантиметра. Оно только с вида простое. Этим упражнениям почти семьсот лет. Как ты считаешь, стали бы, те кто их делает, долгожителями, если бы они не приносили реальную пользу?

     Учитель «приоткрывается» 
Старик замирает, разворачивается направо, прикрывает ладонью глаза, всматривается вдоль прибоя.
       - Ты чего, Старик? Я ничего там не вижу.
       - Придем домой, я проверю твое зрение. За три месяца у Павла, ты его поправил на единицу и стал не только зорче, но, наверняка, обострилось восприятие цвета. Да у тебя все поднялось на более высокий уровень. Это помогла система. Не мои мази, не противные красные рачки, ни мои наставления, ни океан, - а все это в комплексе. Но вот снова пострадала голова.
Старик снова всматривается в правое побережье.
      - Давай пройдемся туда вдоль берега.
Георгий поднимает удивленно плечи: «Ну, пошли».
Идут молча. Старик все время всматривается вдаль. Проходят свой поворот направо, по которому вышли из дома. Идут дальше.
        - А ты будешь меня пичкать Инь и Янь?
        - Я очень кратко хотел тебе рассказать об этом еще у Павла, но ты выразил мне недоверие.
        - Еще раз прости, Старик. Я тебе всем обязан. Я был неправ.
        - По этой древнекитайской народной медицине, которая, кстати, в Индии и в Китае официальна, живет треть населения Земли. А еще они официально живут по лунному календарю. Соотносят все свои поступки, в том числе и лечение, с фазами луны в определенных созвездиях. Только две эти нации дали миру половину мудрости, которой он пользуется и сейчас.
        - И ты, конечно, лечил меня в соответствие с нею?
        - А как иначе? Иначе у тебя не было бы таких скорых положительных результатов.               
Старик останавливается.
        - А там, что такое? - делает три шага от океана, рассматривает что-то на песке.
Подходит Георгий: «Ты чего, след от колес машины впервые видишь?»
        - Ты не чувствовал, что за нами следили? Да-а, все подтверждается.
        - Старик, кому мы нужны? Два бомжа? – недоверчиво смотрит на него Георгий.
Старик укоризненно смотрит на Георгия.
       - След машины еще ни о чем не говорит.   
       - Я еще вчера чувствовал беспокойство. Смотри, колеса с новеньким протектором. А вмятины еле заметны. Значит машина новенькая, дорогая, с хорошей подвеской.
Георгий с интересом смотрит на Старика-следователя.
Они идут по следу.
        - Вот она ехала задом метров десять. А вот, круто развернулась и поехала в сторону города. Ну, и что? – спрашивает Георгий.
        - Я боковым зрением заметил, когда делали упражнения, как полыхнул по глазу зайчик. За нами следили с биноклем.
        - Зачем следить? Подошли бы, выяснили, кто мы такие и почему здесь.
        - Пошли домой. Эти поступают по - другому. Хорош и я, Фома не верующий!

Дворик за домом Шэнли. Вечер.
Старик выходит из двери. В руках у него небольшой алюминиевый квадрат с большим отверстием посредине и плоский ящичек, в котором насыпью лежат шурупы, три отвертки и большой нож с широким лезвием. 
Старик дает квадрат Георгию: «Помоги привернуть к стене», - скрывается за дверью. Выходит с большой тыквой баттернат, похожей на шею и голову человека.
Осматривает ее: «Все равно она сгнила бы, смотри какие пролежни!» - Показывает Георгию темные пятна на тыкве.
Георгий прикручивает плоский квадрат с отверстиями.
Получилось что-то вроде баскетбольного щита - стена дома, а вместо кольца, - плоский квадрат с дыркой.
       - И что это будет? Если тыква, - это мяч, то он туда пролезет только наполовину и застрянет.
       - Это то, что нужно. Ничего не будем обрезать. Попробуем вставить.
Опускает тыкву узкой частью в отверстие. Вверху торчит нечто похожее на голову с застрявшей и торчавшей снизу «шеей» в отверстии.
Георгий так и не догадывается о цели упражнения: «Если только швырять и пытаться надеть на «голову» шляпу?»
Старик снова уходит в дом. Вскоре выходит совсем другим человеком. Это взгляд охотника перед мордой тигра. Его пружинистая приседающая на каждом полушаге фигура и две ладони, выставленные вперед, как у бойцов единоборцев в Кунг-фу.
       - Стой в центре все время лицом ко мне. Бить не буду!
Георгий с недоверием выходит на середину.
Старик с криком подскакивает к нему на расстоянии метра, проводит молниеносно какие-то выпады руками. Это длится не более полутора секунд. И снова он отскакивает на метр.
Георгий с испугом делает два шага назад.
Старик продолжает свою пружинистую круговую пляску с чуть заметными приседаниями.
Так длится минуту.
       - У меня уже голова кругом идет, хватит!
       -  Отойди к мусорному баку!
И вдруг он отскакивает к забору, разворачивается и с коротким криком «Ха!» быстрым движением руки посылает что-то в сторону «головы» тыквы.
Георгий не верит глазам. В шею тыквы вонзилась, видимо, какая острая и длинная «игла». На ее конце свисает еще не успокоившаяся от попадания короткая шелковая нить, распушенная внизу.
И снова, после подскоков, приседаний, уверток: «Ха-а!» - и новая стрела теперь в голове тыквы трясет шелковой нитью.
Старик падает, делает кувырок, привстает на одной руке и снова метает «иглу» в сторону «головы». И уже третья нить трясется возле первой.
Георгий не может поверить и с вытаращенными глазами наблюдает за Стариком.
Тот «ныряет» на землю, как в воду с тумбочки, коснувшись земли двумя руками, откуда-то выхватывает очередную «иглу», чуть привстает и почти у самого забора мечет ее в сторону «головы». И уже следующий распушенный конец трясется рядом с двумя.
Это были невиданные цирковые трюки. Предпоследний был бросок с высоким подскоком. А последний, - почти в горизонтальном положении над землей в воздухе.
И эти убийственные стрелы были в кучке рядом с первыми.
       «Вот это, да-а!», - изумленно восклицает Георгий.
Отрывисто дышащий Старик стоит у забора напротив тыквы. Он держит кулак у груди, обхватив его пальцами другой, и что-то тихо говорит непонятное. Потом слегка кланяется.
       - Такое я вижу в первый раз! - еще не придя в себя, говорит Георгий.
       - Я очень надеюсь, что и в последний.
Георгий подходит к «голове», рассматривает.               
       - Чтобы такое сотворить, - восхищенно говорит Георгий, - нужно тренироваться в день по нескольку часов. Я никогда тебя не видел за этим занятием!    
Старик уже вынул свои смертоносные стрелы из «шеи» и «головы» пять раз убитой тыквы.
Георгий осторожно берет одну и рассматривает: «Это - 1Х18Н9Т, или, - нержавеющая хромо-никелевая сталь, из которой на 70% состоят все ракеты.
        - Да, это нержавейка, - уважительно взглянув на ученика, ответил тот.
        - Трехгранная? – Георгий удивленно ее рассматривает.
Берет тремя пальцами, взвешивает на руке.
       - Но изготовлена по всем законам аэродинамики! У нее центр тяжести в первой трети, иначе бы, даже эти стабилизирующие нити не смогли бы удержать ее в управляемом полете!
Старик отбирает «иглу».
        - Посмотрел и хватит!
        - Дай и мне попробовать, Старик! – возмутился Георгий.
        - Нет! И забудь, что ты здесь видел!               
Георгий с обидой смотрит на Учителя.
Старик вынимает откуда-то кожаный мешочек, бережно кладет все «иглы» в него и затягивает шнурок. Уносит в дом.
Георгий вынимает тыкву, рассматривает отверстия.
Старик возвращается и принимается откручивать шурупы с алюминиевого квадратика.
       - Даже с одной такой дырочкой в шее враг уже не жилец! - крутит головой ученик, уважительно смотрит на Учителя. - Теперь я верю, что, как ты говорил, и блюдцем за обедом можешь сломать врагу переносицу. Но вот сделать слюну кислотой и плевком в глаз…
Старик уже отвернул шурупы и собирается относить квадрат и ящичек с инструментами. Кладет их на столик.
       - Смотри сюда! - глазами показывает на муху, сидящую на стене дома, пьющую сок тыквы.
Старик глубоко вдыхает, с шумом выдыхает. Втягивает живот, делает несколько конвульсивных движений, плюет на муху. Та, пошевелившись в клейкой жидкости, замирает.
Георгий, изумленно, молча, переводит взгляд на Старика.
Тот забирает ящичек и квадрат и скрывается за дверью.

  Дворик Шенли, вечер. За столиком ужинают Шэнли, Старик, Георгий.
Перед каждым тарелка.
        - Ну, что, приступим, друзья! – улыбается Шэнли. - Сегодня у нас на ужин тушеный баклажан. Мы всегда его готовим с бататом, обжаренном на оливковом масле. Вместе с баклажаном тушим зеленый перец. Добавляем чеснок. Всегда на столе соевый соус, зелень, специи.
        - Очень калорийная и полезная еда, - ест и машет головой Старик.
        - Нет, нет! А как же без супа на ужин? После баклажана будет суп с кальмаром, креветками, мидиями. Туда кладу, обычно, брокколи, морковь. Уже несу.
Скрывается за дверью. Вскоре выходит с кастрюлькой.
        - Я уже не раз ел китайские супы, и они очень мне по вкусу, - хвалит Георгий.
        - Утка у меня раз в неделю. Курица – три раза. Морепродукты три раза. А вообще я живу бедно. Так что, - извините дорогие гости. Жил бы побогаче, я вам бы поставил такие деликатесы, – пальчики оближешь.
        - Не переживай Шэнли! Многие живут еще беднее. Так что, спасибо тебе за приют, и ты нам еще готовишь такие угощения!
        - Завтра на обед я приготовлю вам утку. Вот тогда вы распробуете настоящую китайскую кухню. Мало кто, кроме китайцев, понимает толк в такой еде.
        - Все китайцы мастерски ее готовят. Но это жирная пища, - уплетая овощи говорит Старик.
         - А на третье, я достану заветную коробочку редкого высокогорного китайского чая с местными цветами, которые растут только в моей китайской провинции на высоте полторы тысячи метров. Вы нигде не сможете попробовать такого. Такой чай мы будем пить по всем законам чайной церемонии. Его у нас пьют только так! С дорогими гостями.
        - Я слышал, что китайская кухня одна из самых лучших в мире. В китайские рестораны любят ходить во всех странах, - не отрывая головы от блюда, говорит Георгий. 
        - И главное, у вас очень полезное сочетание продуктов.
        - Я знаю, что и ты, Шэнли, передавал мне еду, когда я бомжевал в парке. Обязательно передавай еще раз мой поклон Суну. Без ваших передач мне совсем было бы плохо, - говорит бывший бомж.
        - Да, русский брат! Мы, китайцы, многим обязаны вам, русским в СССР. Вы очень много для нас сделали. И очень жаль, что наша молодежь этого не знает и не ценит. Поэтому, я очень рад, мой русский друг, хоть чем-то тебе помочь. Да и Старику я до конца дней моих буду благодарен за лечение.

«Спальня» Георгия и Старика
Георгий лежит на нижних нарах. Душно.
       - Ха! Ха! Ха! Ха! – слышит во дворике негромкие резкие выдохи Старика.
  Георгий открывает глаза, прислушивается.
Старик явно делает какие-то упражнения.
Снова повторяются его «Ха!».
Георгий делает «потягивания», как собака. Открывает глаза. Полная темень.
       - Вот неугомонный! И с чего это он в такую рань? Да еще впервые без него? Сейчас спросит: «Делал ли ты упражнения для головы в постели?» - громко зевает Георгий.
        - Надо бы сделать… и спросить, чего это он без него? - снова слышатся звуки Старика.
Георгий выходит: «Утра доброго тебе, Старик! Однако, уже можно различить предметы. Чего это ты без меня?»
Старик продолжат делать свои упражнения. Георгий с удивлением смотрит на Учителя.
       - Такие, Старик, ты мне не показывал. Такие, - я видел в книгах про бойцов Кунг-Фу буддийского монастыря Шаолинь!
Георгий в сторонке начинает делать «свои», - на растяжку, не сводя глаз с Учителя.
Старик делает очередные упражнения.
       - Может тебе лучше не ходить сегодня? - успокаивая дыхание, спрашивает Старик.               
        - А с чего это ты взял? А-а, ты о слежке? Скорее ты ошибаешься.               
        - Я был бы рад ошибиться.
   



Глава 4. И все же Старик ошибся.    
 
Дворик Шэнли. Предрассветное утро.
В темноте силуэт Старика делает упражнения Кунг-Фу, бойцов буддийского монастыря Шаолинь.
Прислонившись к косяку, Георгий с возрастающей тревогой наблюдает за подготовкой к схватке Старика.
Старик то делает усыпляющие плавные движения, ногами и руками, то вдруг - с резким подскоком и молниеносными ударами в воздух. И снова отскок. С вращением, наклонами и резкими выбросами ноги.
        - Давай, давай, Георгий! Делай свои. Не отвлекайся!
        - Может, ты меня научишь парочке? – робко спрашивает ученик.
        - Как ты приговаривал у Павла? «Поздно рано вставать!» Мы с тобой договорились слушать меня во всем. И я тебе главный наказ дал!
         - А-а-а… эти вчерашние следы колес и твои подозрения. Ну, во-первых, это может какой-то любопытный. А потом, если это твой подозреваемый, то почему он должен прийти обязательно завтра. А может, он придет через неделю? А потом, может быть, твои подозрения несостоятельны.
         - Себя ты еще вчера успокоил, - делает упражнения Старик, - на меня не трать время. А если это по нашу душу? Нам что, надо сказать, погодите! Мы еще не готовы? Ты по жизни всегда так поступаешь?
Георгий задумывается. Перестает делать упражнения.

     Советы Учителя по овладению интуицией
Тропка к океану. Предрассветное утро. Два силуэта, не спеша, идут к океану.
        - Старик, ты всегда доверяешь своей интуиции?
         - Всегда слушай свое сердце. Надо доверять интуиции. Если мы доверяемся только логике, то мы используем только малую часть способностей познать окружающий мир.
         - И что? Интуиция тебя никогда не подводила?
         - Подводила и не раз. Это было до того, когда я начал с нею работать.
         - Но ведь, интуиция, - это что-то эфемерное, которое мы и определить толком не можем, как на нее полагаться? 
        - Она для тех такая, кто с нею еще не работал. Надо постоянно прислушиваться к себе. Надо подмечать случаи, когда ты предчувствовал событие и оно произошло. Начинай работу мысли. По каким признакам ты сегодня угадал, что так именно случится? Предположительно, что-то выделил.
        - А событие не повторилось, - перебивает Георгий.
        - Работай снова. Ищи причину. Обязательно наткнешься неожиданно на маленькую, казалось, незначительную. А когда поставишь на нее, – она окажется главной. Примерно, так.
        - Непросто все.
         - Просто только кошки по крышам ходят и то срываются. А кто познает себя хотя бы на треть, становится другим человеком. И тягаться во всем с ним бесполезно.            
          - Поймай то, не знаю, что, - подковыривает ученик.
        -  Необходим скачок сознания. Называют его интуицией или, как угодно. Решение обязательно появится. Вроде, так говорил великий Эйнштейн. Надо расслабиться, следовать своим ощущениям и озарениям. Многое из того, что ты испытал, остается в подсознании.
         - Ты что и Эйнштейна читал? – изумленно спрашивает Георгий.   
Старик молчит.
           - А, ведь, ты наверняка, Георгий, - укоряет Старик, - именно так, как я говорил, решил кучу проблем! Ты думал над нею, занимаясь другими делами. Она не давала тебе покоя, но не поддавалась осмыслению, – как к ней подступиться. А тебе в это время шли неосознанные тобой подсказки.
        - Выходит я их не видел?
         - Ты почти загнал проблему, как неразрешимую, в «отстойник» своего сознания… и тут, - разряд молнии! И твой крик: «Так вот, как надо!»
         - А как же научиться слышать и видеть подсказки?
         - Когда решение проблемы явилось разрядом молнии, ты, радостный, стал успешно претворять ее в жизнь.
        - А как иначе? Ведь она выстрадана! Я ее так долго ждал и, как говоришь, не прекращал работать на подсознательном уровне!
        - А ты подумай, и очень внимательно, шаг за шагом. Что тебе стучалось в голову перед этим? Что мелкое, казалось, случайное, ты видел в суете сует? И вдруг ты вспомнишь, что, посмотрев на часы в метро, когда спешил сесть на поезд, ты увидел, что они показывали: 13:13:13. Миг удивления у тебя не зафиксировался и утонул в мыслях забот.
         - Старик! – изумленно смотрит на него Георгий. - Как ты смог отгадать мое число, которое приносит мне удачу?
         - А ты задумывался, почему оно для тебя счастливое?
Георгий перестает работать и смотрит на Старика. Опускает глаза, пытаясь что-то вспомнить.      
          - Когда я с таким трудом… купил машину Жигули одиннадцатой модели, мне выдали номер 13-39. Я тогда подумал: «13», и трижды по 13, к чему бы это? А потом, через несколько десятков лет, вспомнил, ведь, на это число заканчивался номер облигации «Золотого займа», на который мне повезло однажды выиграть тысячу рублей. Мы съездили впервые всей семьей в отпуск на Черное море! Тогда билет до Адлера стоил десять рублей!
         - Ну, вот!
         - Почему я забыл про это, - задумчиво говорит Георгий, - когда я трижды за десять лет, случайно, как я думал, уходил от смертельных случаев в машине с моими счастливыми номерами на наших дорогах?
         - Вот тебе одна разгаданная «случайность» с цифрой «13»!  А сколько еще подобных ты проигнорировал?
          - Старик, ты говоришь о том, о чем я только смутно догадывался. Нет, ты, все-таки, не тот, за кого ты себя выдаешь!
          - Твори каждый день. В мыслях и наяву. Слушай себя и свое сердце.
 Помолчали.
          - И вообще. Полистай страницы своей жизни. И, похоже, ты найдешь много примеров, когда тебе судьба подсказывала, предупреждала, а ты ее не слышал. А часто просто не соглашался по своему гонору. Ну, как же! Ты и это, и это знаешь. И многое про что прочитал. И сам знаешь, как тебе надо жить без всяких подсказок каких – то там…
А таких, - судьба волочет за ногу. И ты получаешь ссадины, шишки, а то и увечья…

     Судьба волокла Георгия за ногу 
Георгий задумался.
   «А, действительно, судьба волокла его за ногу».
 И мигом промелькнули в памяти критические моменты его жизни.
   Вот он, девятилетка, с друзьями, двумя Альками (хотя один из них был Олег), сидит в тридцатиградусный мороз в яме по пояс в снегу на крутом берегу Оки и не может выбраться. За километр от ближайшего жилья.
  А это, - лето. Москва река, катание на буксируемых баржах. Когда надо было выпрыгнуть из воды и зацепиться пальцами за скользкое ребро вдоль баржи. Неудачный прыжок одного из компании кончился трагично, его засосало под баржу.
   А это, он десятилетка, грозит уговаривающему адмиралу Горшкову, что сбежит из нахимовского училища, если его туда определят насильно. А получил распределение по окончании МАИ в Министерство обороны.
   А это, он, десятилетка, с Юркой Коньковым, тоже отличником, испытывает сделанный дробовик. Юрку спасли, он лишился глаза, а его хотели выпороть, - сбежал.
   А это, он с друзьями в подвале кидают неудачно немецкую гранату. Тогда осколки их не нашли.
   А это, он четвероклассник, летит вниз головой, сорвавшись с обледенелой балки с высоты четырех метров.  Хорошо, что был спортивен. Хорошо, что смог перевернуться, а почти разодранное колено и полтора месяца гипса в больнице, - это не в счет.
   О-о, он уже студент третьего курса МАИ факультета жидкостных ракетных двигателей. Его уговаривает замдекана Иван Акимович, пойти по разнарядке, присланной в МАИ, на третий курс академии «Дзержинского» на факультет двигателей стратегических ракет. И, конечно, не уговорил. И упрямец потерял три года выслуги и звание старлея в 23 года.
   А это, он лейтенант, отказывает полковнику, замначальника отдела Управления, перейти к нему из военной приемки в отдел на майорскую должность. Отказывает только потому, что мечтает работать по теме своего диплома над водородным двигателем у академика Люльки.               
   А это, он уже капитан…
     - Стоп, стоп, стоп! – врезалось, как всегда некстати, второе «Я». - Ты, наглый лейтенант перескочил еще одно событие, которое тебе в будущем будет стоить шикарной «трешки» у метро Каширское.
     - О чем это ты, мой друг?
     - Ну да, память у тебя отшибло! А кого уговаривал президент медицинской академии наук академик Блохин Николай Николаевич, когда ты отловил его возле его серого «Дома на набережной», въехать с его операционной сестрой – твоей женой, в «трешку» в новом, только что сданном доме для профессуры, недалеко от строящегося онкоцентра у метро Каширская?
      - Ха! Сказанул! Въехать снова в комнату, где еще двое охламонов кандидатов медицинских наук занимали по комнате? 
      - Но ты же из восьми метровки въезжал бы в восемнадцать квадратов!
      - Но это же снова коммуналка, после шести лет мучений!
      - Но тебе академик, с улыбкой, восхищаясь твоей наглостью, обещал кандидатам улучшить жилье и тебе светила шикарная трешка в шикарном доме!
      - Но кто ж знал, что так оно и будет всего через два года?
     - Ну, да! Снова не поверил академику!

   А вот он стоит с ребятами - конструкторами фирмы академика Люльки Архипа Михайловича, на соседнем стенде под Загорском, несмотря на запреты, и смотрит на свой ревущий, выворачивающий внутренности, кислородно-водородный двигатель, работающий на стенде в пятидесяти метрах. А на следующем испытании он с ребятами, не веря своим глазам, рассматривали посеченный осколками разорвавшегося двигателя балкончик, где они стояли неделю назад на высоте седьмого этажа. А потом, на остатках стенда, гладили двутавровую балку крепления двигателя, в три раза крупнее рельса, которая была скручена, будто бумажная.
   А это он уже майор, которого все-таки выгнали…
     - Стой! Стой, кому говорят! – Георгий вздрогнул от такого голоса своего Эго. – Ни слова «об этом»! Если ты хочешь увидеть изданный свой роман, сериал трех сезонов по своему сценарию, свои пьесы и короткие новеллы по фотографиям!   
     - Роман? Сериал? Пьесы? Новеллы? О чем ты?
     - Первый раз тебе откроюсь. Да, напишешь!
     - Я-а-а?
     - Ты-ы!
Молчание.
     - Первый раз тебе поверю, предсказатель. Ну, что ж, это интересно. Но такой крутой поворот судьбы? Посмотрим, какой ты провидец!
   А это, он уже подполковник, сорвавший заседания Председателя Государственной комиссии генерал-полковника Германа Титова, космонавта № 2. Один из семидесяти, отказавшийся подписать заключение о готовности к запуску ракеты с его спутником «Бором». Поставивший «на уши» свою фирму Героя соцтруда, Лозино-Лозинского и два военных Управления. Чудом избежавший тогда крупного втыка.
  А вот он уже полковник. Спорит с Глебом (Лозино-Лозинским),  с другим генеральным конструктором фирмы академика Микулина А. А. и командиром летчиков - испытателей Бурана будущим космонавтом Игорем Волком, о признании незачетным проведенного полета «Бурана» на Государственных летных испытаниях.

И чего в итоге он добился? Спасибо судьбе, что жив. Потерял три года выслуги, звание майора в двадцать восемь лет. И пришлось служить еще десять лет до майора Советского Союза (ехидная кличка для неудачников, кто в этом звании задержался до десяти лет). И еще много чего он лишился, и поимел кучу крупных встрясок за свой упрямый характер и даже... но об этом его Эго запретил говорить… 
     «Да-а, вот, Старик, - провидец! Еще как его волокла судьба! А он до сих пор упирается!»
 
Побережье океана. Утро.               
Солнечный диск отрывается от океана. Редкие облачка наполняются розовыми красками. К ногам двух одиноких, вышедших из океана фигур, расстилается от солнца искрящаяся дорожка.
Георгий разучивает следующее упражнение. Старик показывает этот элемент. Прерывает, смотрит направо. Застывает в неудобной позе.

     Незнакомец
Старик всматривается.
Георгий поворачивает голову.
Почти неслышно к ним приближается высокого роста мужчина в темных брюках и темной рубашке с короткими рукавами. На предплечье левого рукава выделяется оранжевая полоска. Короткие черные волосы на голове. На лице темные очки. Подходит на расстояние двадцати шагов.
Трудно определить его возраст, лет около двадцати пяти.
       - Отвернись, как я, - резко говорит Старик. -  Слушай и выполняй беспрекословно. Это идет боец с опасными намерениями. Если схватка начнется, у тебя пять минут, чтобы добежать до океана, заплыть далеко, чтобы скрылась голова, повернуть направо, выплыть в людном месте и обратиться к Стиву, и в полицию.
        - Ничего не понимаю. Если это опасно для нас обоих, - я тебя не брошу. Этого я просто не смогу сделать. Ты меня даже не проси.
Старик поворачивается, прикрывая корпусом Георгия.
Незнакомец останавливается в пяти шагах, складывает ладони на груди, кланяется.
Старик отвечает таким же поклоном.
Незнакомец делает шаг в сторону, с удивлением рассматривает Георгия.       
Георгий выходит и становится от Старика по левую руку.          
Старик и Незнакомец говорят на языке монахов. Георгий периодически переводит взгляд с Незнакомца на Старика, ни слова не понимая в их разговоре.
      - Учитель, но это не боец? – удивленно говорит Незнакомец.
Старик, немного замешкавшись: «Да, это не боец».
        -  А чему же ты тогда его учишь?
        - Он неизлечимо болен. Я лечу его почти четыре месяца. Он в шторм поспорил с океаном. Тот его измочалил о камни.
Поворачивает спиной Георгия, показывает на загорелой спине белые отметины шрамов.
        - Я лечу его, в том числе, и оздоровительной гимнастикой.
       -  Даосской?
        - Да.
        - То-то я не узнал в ней боевых упражнений Кунг-фу, когда следил за вами в бинокль. И больше ты не учишь бойцов?
         - Нет, не учу.
         - С тех пор?
         - С тех пор.
Незнакомец делает еще пару шагов, пытаясь рассмотреть Георгия поближе.               
        - Не приближайся ко мне ближе трех метров, - предупреждает Старик.
Незнакомец останавливается.
         - Учитель, ты же видишь, что я не в форме бойца. Не могу же в этом я проводить поединок.
Смотрит на свою рубашку, проводит пальцами вдоль нее сверху вниз.
        - Я тебе не доверяю. Не подходи.
        - Вот как? Тогда ты, видимо, не получил «оттуда» весточки.   
Молча, стоит. Рассматривает Старика и Георгия.
       - Время тебя не берет. Ты хорошо сохранился. Правда, немного высох. Но чувствую, что ты еще не потерял резкость. Не знаю, как насчет силы.
Снова рассматривает Старика и Георгия.
        - А у твоего подопечного в глазах решимость бойца, - снова рассматривает Георгия.    
Незнакомец в задумчивости идет к кромке океана. Стоит, смотрит вдаль. Возвращается на свое место.
Старик переходит на испанский: «Я прошу говорить на испанском».
       - Ну, хорошо, - на испанском, с акцентом говорит Незнакомец. - Через неделю я приду в это же время. Я принесу нечто, что заставит поверить тебя в мои миролюбивые намерения.
Поворачивается и той же походкой пумы на охоте удаляется, откуда появился. Слышится негромкий звук мотора. Все стихает, кроме пения птиц и ласкового шума прибоя.
        - Я не смогу сейчас с тобой продолжить упражнения, - в волнении говорит Старик. - Пойдем домой. Ты плохой ученик. Ты мне не веришь. Чему я тогда могу тебя научить?
Георгий смотрит на Старика и разводит ладонями. Это может означать, – «какой есть», или – «наверное, ты прав, Учитель».
Домой идут молча.

Дворик Шэнли. День.
Старик сидит на табурете и лущит семена какого-то растения в плоскую невысокую пластиковую коробочку.
Георгий сидит рядом, крутит ручку маленькой мельнички, перемалывая семена.
        -  Вот у тебя, Старик, какая цель в жизни?
        - Зачем спрашиваешь, когда знаешь? – миролюбиво отвечает тот. - Достаточно, что ты видел, и хватит того, о чем слышал.
         - Может быть. Но все же не укладывается в голове, что то, чем ты занимаешься, может приносить человеку счастье.
       - Да, хороший человек Георгий. Пожалуй, ты правильно сказал. Многие не ведают и никогда не узнают, что так легко можно получить то, за чем они гоняются всю жизнь. А всего лишь надо проявить любовь и милосердие.
        - Но радость и счастье на грязной циновке, где ты спишь? От банана и манго с темными пролежнями, что ты ешь? Как-то не укладывается в голове это представление о счастье!
      -  Я тебя не понимаю, Георгий. За долгие дни страдания у человека появляется улыбка на лице, а на душе у него и всех близких этого человека становится светлее. Я общаюсь с просветленными душами.
Старик подвигает коробочку с семенами к Георгию. Нагибается, вытаскивает из мешочка пучок других растений, осматривает их, трясет в руке. Подвигает со стола маленькую дощечку, берет маленький нож, начинает на дощечке мелко резать зеленый стебель растения.
        - Но ведь случалось так, что не смог вылечить больного. Ты ощущаешь свою вину?
         - Мне становится плохо. Но я хоть немного облегчил страдания и сделал все, что мог. И мне не по силам спорить с промыслом Божьим.
         - Да с ним и опасно спорить!
         - Я лишь проводник энергии исцеления. Ты должен быть в состояния доверия и принять от меня, что я сам воспринимаю.
         - Именно в это и трудно поверить, - уточнил Георгий.
         - Тебе не удастся выйти на мой уровень. Я слишком много потратил на это жизни. Осознай больное место, закрой глаза, сосредоточься, почувствуй необходимость избавиться от того, что приносит тебе боль, - учит Учитель. - В наших ДНК заложено знание, что мы можем исцелить в собственном теле все, что угодно. Надо лишь настроить собственные вибрации в унисон вибрации здоровых клеток.
        - Красиво звучит! Если бы еще и знать, как это сделать!
Георгий отвинчивает мельничку, высыпает помол в маленькую баночку, стоящую не столе. Засыпает следующую порцию семян. Начинает крутить.
         - Кажется, Эйнштейн говорил: «Самые заветные желания могут быть выполнены, когда вы сострадаете в любви и страдании всему окружению».
         - Неужели Великий и до этого дошел! – сомневается ученик.
         - Если хочешь, чтобы у тебя появилось желанное, - учит Учитель, - надо представить это, ощутить, почувствовать. Вот ты, да все мы, были частицей Вселенной, Воздуха, Воды, - стали словом и мыслью.
         - Ты все-таки поэт, Старик! Да еще философ, - восхищается ученик.
         - Когда разум царит безраздельно, то мечты, идеи, озарение загнаны в подземелье. Там они гниют и разлагаются.
         - Но как их оттуда вытащить, если я не осознаю их?
          - Всему можно научиться, надо лишь сильно захотеть, чтобы у тебя это получилось. И, конечно, работать над этим постоянно.
          - Это - слова, Старик! А нужна Инструкция по применению! Пункт за пунктом, - что и как!   
          - Вот, вот! Лежа на печи, почесывая затылок, говорить: «Хорошо бы поймать Жар-птицу, которая бы исполнила все мои желания!»
          - А чего здесь плохого? Все мечтают об этом.
          - Девяносто девять процентов на этой мечте и заканчивают! Ты что, меня не слышал? А я говорил! Где твое «сильно захотеть»? Где твоя постоянная работа?   
         - Аналитик хренов! – вдруг в ушах ученика раздается голос второго «Я».
  Георгий в испуге вертит головой налево и направо, ищет кого-то вокруг себя.

Тихоокеанское побережье. Вечер.
Как всегда, ни души на месте их занятий на побережье. Солнце опускается за невысокие горы на Западе на три четверти своего диска. Старик и Георгий уже плывут к берегу.       
      - Пройдемся - ка мы с тобой завтра, Георгий, после четырех вечера вдоль побережья на Запад. Я возьму скребок и мешочек, соскребем немного бурых водорослей на тех камнях, что я знаю, недалеко от берега в океане.
        - Разве здесь их нельзя найти?
       - Да в том-то и дело, что нет. Я так и не понял, почему они живут там колонией, а в других местах, более чистых, их не видно.
        - Какие-то особенные?
        - Я заметил, что они очень помогают усвоению пищи в тонком кишечнике. А это же фабрика по переработке всех продуктов, их усвоение через стенку кишечника в кровь. Видно, бурые водоросли, дружат с той кишечной флорой. Что редко бывает. Да, мы будем уже в черте города, но там народ обычно не купается.
         - На мне хочешь попробовать?
         - Как ты можешь? Все что я тебе даю, уже опробовано тысячами людей и не только от меня. Травники их силу тоже знают и пользуют их в своих снадобьях. 
          - Хорошо. Давай прогуляемся. Отчего не сходить да с пользой для твоих лекарств.

Тихоокеанское побережье. Следующий день.
Неширокая асфальтовая дорожка вдоль океана, со стороны параллельного шоссе обсажена местами невысокими кустиками. Редкие прохожие прогуливаются вдоль побережья.
Старик и Георгий почти по пояс в воде соскребают с камней водоросли в пакетики.
      - С таким помощником, как ты, и дело идет быстрее, и говорить интересно. Ходили бы мы с тобой по укромным местам Панамы, собирали бы плоды, травы, водоросли. Готовили бы лекарства, лечили бы людей. Получали бы от этого удовольствие, а люди еще нам говорили спасибо. И предоставляли еду и кров. Чем не жизнь?
        - Да, жизнь насыщена смыслом и подвигом. К сожалению, не каждый из смертных способен на подвиги.
        - А чего так? Ты рвешься окунуться в суету сует, где каждый день сжигаются нервы, душа темнеет и черствеет, возникают болезни, укорачивается жизнь. А какая тут природа, а какие благодарные люди…
Георгий распрямившись, всматривается в троицу прилично одетых мужчин, одного белого и двух метисов, стоящих на дорожке напротив. Те тоже рассматривают его и Старика.
Троица, между собой.
        - А я говорю это Старик! Ты что его не опознал? – удивляется Хромой.             
         - Да, вроде, похож, - вглядывается Рябой.
         - Слушай, Хромой! А не твой ли это русский рядом со Стариком, который так и не заплатил нам налог за проживание в парке? – говорит Третий.
         - И который выиграл у тебя бой на палках? – ухмыляется Рябой. - Никак он? 
        - Эй, Старик! – кричит Хромой. - Ты чего тут наш жемчуг добываешь и не платишь за это?
Старик распрямляется, всматривается в троицу.
        - Как не повезло, - тихо говорит он. - Банда Рябого. Молчи и не ввязывайся. Не думаю, чтобы они в воду полезли.
        - Взял тогда Старик тебя на «понт»! – подначивает Третий Рябого. - Под охра-аной русский. Его и-ищут! Вам за него всыплют! Кто будет искать бомжа? Да и наши ребята из полиции, контролирующие парк, никогда нас не трогают, получая свои подачки на пиво и сигареты.
        - Ну, Старика точно опекают высокие чины, - замечает Рябой, - и ребята не советовали с ним связываться. А этот русский, живуч! И, похоже, опять бомжует.
        - Ну, ты чего? – обращается к Хромому, - из-за него в воду полезешь? Да найдем мы его в следующий раз и поквитаешься! – предлагает Рябой.
Хромой ищет под ногами камни: «Ну, как назло, - ни одного камня. Закидал бы обоих камнями. Не-ет. Я русскому, этому Белому, не прощу. Троечку камней сейчас пущу в его сторону, посмотрю, как он увернется от них».
Скидывает с ног легкие туфли, идет в шортах со своей палкой в воду. Иногда нагибается, высматривая под ногами камни. Матерится, не находя их. Заходит по колено. Достает один приличный камень, продвигается к Георгию.
        - Рябой, - кричит Старик, - уведи свою компашку от греха.
        - Ты, Старик, не бойся, - кричит Рябой, - в тебя Хромой бросать не будет. Он только посмотрит, как твой приятель увернется ли пару раз?
        - Уведи, я сказал, - настаивает Старик.
Хромой кидает камень. Приличный камень пролетает мимо Георгия. Хромой матерится. Достает еще один камень делает шаг к Георгию. Их разделяет не больше десяти метров.
Старик нагибается, достает из - под ног камень. Бракует его. Достает другой. И, присев, как дискобол, швыряет крупную плоскую гальку вдоль поверхности спокойной воды. Та, прыгая по поверхности, за несколько подскоков бьет в колено Хромому.
Хромой громко охает и падает на колени по грудь в воду. Громко воет от боли. Пытается встать на больную ногу, вновь падает. Матерится.               
       - Ах, ты сучара! - громко стонет Хромой. 
       -  Помоги! – кричит Третьему, - чего стоишь? Не могу ступить на ногу. - Воет от боли.
Третий скидывает туфли идет к Хромому. Поднимает его, боязливо смотрит на Старика, поворачиваются к нему спиной, ковыляют к берегу под громкие стоны Хромого. Тот, не доходя до берега, оборачивается.
        - Ну, все! Разыщу вас в любой дыре! Поквитаюсь с обоими! – обещает Хромой.
        - Рябой, больше жалеть не буду. Предупреждаю вас, - кричит Старик.
Компания Рябого, оглядываясь, идет через кустики к шоссе ловить машину.          

Дорожка вдоль побережья. День.
Старик и Георгий идут обратно в дом Шэнли.
       -  Старик, неужели ты можешь остановить разъяренную пуму?
       - Приходилось. Надо лишь владеть языком жестов и поз животных и суметь сделать мысленный посыл, что ты вожак в ее стае. А, вообще-то, человек не царь природы. Он занимает в ней всего лишь определенную нишу и не должен вторгаться в чужую территорию, чтобы не нарушить тонкий баланс.
       - Ну, как же! – не согласен Георгий. - Человек покорил Марианскую впадину в Тихом океане, более одиннадцати километров глубины. Покорил вершину мира на Гималаях. Более восьми километров. Высадился на Луну. Находится в космосе? Разве это не покорение совершенно новой среды обитания?
       - А кто сказал, что Земля - единственное место обитания человека? Но, вторгаясь в космос, человек должен помнить, что он всего лишь прилетел в гости, и как гость он должен уважать хозяина. Тем более, такого необозримо огромного и страшно могучего.   
       - Что могучего, - это точно! – согласился Георгий.
        - И если гость окажется почтительным, то хозяин поделится своими секретами силы и могущества. Но горе тому, кто попытается быть неблагодарным и использовать полученные знания против хозяина. Кара будет страшной.
        - А сам человек, еще не до конца познал себя, - в задумчивости сказал Георгий.
        - Я бы сказал, он в начале пути, – уточнил Старик. - Каждый человек живет в своем ритме цикличности. Надо прислушаться к себе. Выключить мысли - это непросто. Научись какое - то время не о чем не думать… ты достигнешь состояния невесомости и будешь лететь с невероятной скоростью к далекой звезде. После этого тебе откроется нечто, к чему ты никогда и никаким способом с помощью разума не подберешься…
Старик останавливается и замолкает. Смотрит на небо, ищет то место, где за облаками обозначается солнце. Не поворачивая головы от солнца, стоит с закрытыми глазами. Открывает глаза, смотрит на Георгия, стоящего лицом к нему и спиной к океану.
        - А что касается долгой жизни на этой замечательной Земле… здоровья… наверное, ты знаешь изречение. Здоровье - это труд, труд - это терпение, терпение - это страдание, страдание - это очищение, а очищение - это здоровье.
Оно в большой степени справедливо.
Старик складывает ладони, подносит их к губам, задумчиво смотрит на горизонт, где кромка океана сливается с небом.  Отодвигает от губ сложенные ладони, раскрывает их, смотрит в них, как в книгу, пытаясь что-то увидеть в ней, что дается ему с большим трудом.
Потом закрывает свою «книгу», внимательно изучающим взглядом смотрит в глаза спутника. Георгий ничего не понимает, но чувствует, что взгляд Старика считывает с его мозга какую-то информацию, которой не владеет даже он, хозяин. Ему становится не по себе, он опускает глаза.
Они долго идут молча.

Улица перед магазинчиком Шэнли. Вечер.
Редкие прохожие бедного квартала в основном китайских лавочек.
Подкатывает американская дешевая раздолбанная машина. Останавливается напротив магазинчика. Выходят два китайца.
Первый по возрасту лет сорока в китайской традиционной одежде, которую постоянно носит Шэнли. Он направляется в магазин.
Второй – парень лет семнадцати худой, высокий, в очках. На нем потрепанные джинсы, старая яркая футболка, дырявые кроссовки. Подходит к багажнику, который привязан тесьмой. Развязывает тесьму, открывает багажник. Скрывается по пояс в багажнике, что-то там вытаскивает к краю.
Из магазинчика выходят Шэнли и приехавший китаец. Шэнли подходит к молодому китайцу. Они обнимаются.
      - Рад тебя видеть Юншэн, как и твоего отца, приветливо говорит Шэнли. -  Что-то опять привез? А я еще не вполне рассчитался с твоим отцом за прошлую поставку.
       -  Рассчитаешься! - голосом взрослого мужчины отвечает парень.
       - Дэмин сказал, что привезли что-то редкое? Я вроде бы не заказывал? – поворачивает голову Шэнли к его отцу. 
        - Когда в прошлый раз Юншэн привез тебе овощи и фрукты, ты посетовал, что гостям очень понравились наши редкие фрукты, а ты не можешь ими побаловать. Вот мы сейчас с рынка. Это наш подарок! Забирай! Здесь мамончино, каимито, нанчи и еще кое-что, всего понемногу. Заодно нас и познакомишь с русским космонавтом. А я рад буду обнять Старика, - давно не виделись!
       - Ты посмотри, как вы внимательны! Вот это подарок, так подарок! – радостно говорит Шэнли. - Несите пока все в магазин. Старик с русским во дворе. У меня, как раз готов чай. Я вас познакомлю, угостим их фруктами и попьем чай вместе.   

     Конец терпению
 Юншэн дает Шэнли два небольших плоских ящичка с фруктами, два - отцу, берет столько же сам и несут все в магазин.
Недалеко стоит, отвернувшись, трое мужчин и два подростка. Подростки наблюдают за выгрузкой фруктов, двое мужчин курят, иногда поглядывая на китайцев. В мужчинах узнаем Рябого с подельниками.  Один подросток – Кармо, другой малец лет двенадцати. Оба с палками, как и Хромой.
      - Ты проверил, Старик с русским во дворе? – спрашивает Рябой Кармо.
       - Заканчивают ужин.
       - Не вовремя подъехали китайцы. Что делать будем? Подождем, может, быстро уедут? –  спрашивает Рябой подельников.
       - Че-го-о? Испугался очкарика и его папашу? – возмутился Хромой. - Пойдем!
Заметно хромая, идет к машине, за ним остальные. У машины открыт багажник.
       - Если щас выдут двое китайцев, - учит Хромой Кармо, - цыкни на них, чтобы «у-бывали», пока не побиты.    
Подходят все к багажнику. На его краю стоит один ящичек с фруктами.
        - Охереть! – удивляется Кармо, - какими деликатесами балуют Белого и Старика.
Берет в руки ящичек подносит Рябому.
        - Чиф! Угощайся! – предлагает Кармо.
        -  Пиба? Персиковая пальма? - удивляется Рябой. Поворачивается к Третьему. - А говоришь, они бедно живут? Так эти фрукты и те, что таскали, - денег стоят!            
Берет пару фруктов.  Кармо подносит Хромому и Третьему. Все берут гроздья ягод, похожие на виноград. Кармо берет сам. Стоят, ртом обрывают ягоды, едят, ждут, пока выйдут китайцы.
Выходит Юншэн за ящичком. Видит компанию, жующую фрукты. Ящичек почти пуст.
        - Э-э! Ребята! – возмущенно восклицает он, - я вас не угощал! Вы чего? Это грабеж!
        - Кармо берет его рукой за подбородок, презрительно.
         - Ну, ты, узкоглазый очкарик! Ты хочешь, чтобы стекла вдавились тебе в глаза? Тогда очки тебе будут не к чему! «У-бывай» отсюда на своем рыдване и немедля! 
Юншэн оглядывает наглые лица, смотрит на палки в руках компании.
       - Ладно! Уже уезжаю!
Садится в машину и быстро уезжает с открытым багажником.
        - Молодец Кармо! – хвалит его Хромой.               
        - Взгляни, по-тихому, - обращается Кармо к мальцу, - не прошли ли они во двор и дай знак.
Малец обходит дом и выглядывает во двор. Манит к себе рукой.             
Издалека видны синие маячки полицейской машины.
        - Ты смотри, узкоглазые уже вызвали патрульную машину! – удивленно восклицает Третий.
         -  Интересно, кто там будет? – всматривается Рябой. Машина подъезжает на расстояние десять метров, останавливается. Полицейский высовывается из машины, узнает Рябого. Рябой тоже узнает полицейского.
        - Наши ребята! - делает знак рукопожатия, машет рукой, чтобы уезжали.
Машина разворачивается и быстро скрывается из виду.    
Компания направляется во дворик.             

Дворик Шэнли. вечер.
Старик, Георгий, Шэнли и Дэмин с улыбками стоят и разглядывают фрукты.
Дэмин, рассказывает о них.
     - А чем знаменит нанчи? - показывает горсть желтых ягод по размеру больше, чем виноград. - Их добавляют в острые овощные супы. А со свежим деревенским сыром, - они становятся объедением!
Во дворик вваливается компания Рябого.
       - Мы попали как раз к праздничному столу! – восклицает Хромой.
Окружают полукругом стоящих возле стола.
        - Я задолжал тебе немного Белый. Да и тебе, Старик, я обещал, что вытащу из любой дыры и научу уважать наши…
Старик делает внезапный выпад, выбивает ногой палку из рук Хромого. Поднимает ее.   
        - Держи! – кидает ее Георгию. Тот ее ловит.
Старик оказывается сзади Хромого и делает ногой тому подсечку. Хромой с размаху садится на зад и мычит от боли.
Георгий бьет по палке в руках Третьего, тот с оханьем поднимает и трясет кистью руки.
Георгий кидает выбитую палку Старику, тот ее ловит.
Георгий наступает с палкой на Третьего.
Старик оказывается сзади него и бьет ногой тому под колено. Третий грузно садится недалеко от стонущего сидящего Хромого.
        - Сидеть! – резко кричит Георгий, - при попытке подняться бью по шее.
Малец с палкой пускается наутек. Кармо и Рябой отступают к заборчику.
Трое китайцев с палками, крича угрозы, вбегают, толкаясь, во дворик через узкий проход. Продираясь сквозь кусты и перелезая заборчик с разных сторон, двор наполняют, молодые и в возрасте, китайцы с палками. Среди них Юншэн.
Все знают банду Рябого. Почти у всех она отбирала деньги и обкладывала за «крышу» налогом. Окружают Рябого и Кармо. Кто-то выбивает из его рук палку, бьет по плечу и усаживает рядом. Во дворике уже человек пятнадцать, а китайцы и метисы все прибывают и прибывают. Крик, шум, угрозы. Рябого обступили плотным кольцом, уже тычут палками, припоминая ему старые обиды.
Толпу перед Хромым раздвигают два мулата и один из них с размаха лепит ему пощечину.
       - Вспомнил меня, как ты отнял у нас пиво и наградил «пенделем» со своей бандой? – кричит Первый.
        - А у меня отобрали пакет с едой, который я нес жене в больницу! - бьет подошвой кроссовки в грудь сидящего Хромого, тот заваливается на спину.
Среди толпы мужчин выделяется своей фигурой Толстая и Астрид. Они разбираются с Рябым, награждая его оплеухами.
Подходят к Старику и Георгию.
        - Ну! Вот, как надо разбираться с этой сволочью! – кричит Толстая.
        - Не бойся, Старик и ты… Джордж! Мы вас в обиду не дадим! В этот район больше они уже не сунуться! - кричит Астрид.               
         - Спасибо вам, Тол… Каргина и Астрид! Вы действительно нас защитили снова! – кричит Старик.
Юншэн в это время поднимает за подбородок сидящего Кармо.
        - Я знаю, вор поганый, где ты ошиваешься, учишь своих малолеток бандитизму. Мы придем к вам с друзьями из клуба, мы тебя «научим кое-чему».
Делает «вертушку», и подошва его кроссовки вскользь пролетает по его носу.
        - В следующий раз я твои сопли вытирать не буду! Ты сполна узнаешь силу моих ног!
Разворачивает его и дает ему такой пинок, что Кармо влетает головой в заборчик.               
Крики и тычки идут по нарастающей. Бандиты что-то пытается кричать, но их за гамом не слышно. Вот-вот произойдет самосуд с печальным для них концом.
Георгий наклоняется к Старику и что-то говорит. Тот кивает.
       - Тихо! Друзья! Тихо! Спасибо за выручку! Не бейте этих злодеев, иначе попадете в полицейский участок. Они снова «отмажутся», а вам припаяют статью!    
Георгий что-то снова говорит на ухо Старику. Тот снова кивает.
       - Мы их сдадим в полицию, напишем на них бумагу, где опишем их разбой и грабеж, и все подпишемся. Выводите их на улицу!
Георгий о чем-то говорит с Шэном. Тот улыбается. Что-то говорит, соглашаясь, хлопает Георгия по плечу и исчезает за дверьми.
К Георгию и Старику подходят китайцы и метисы, трясут им руку, подбадривают, говорят хорошие слова.
Улица перед магазинчиком Шэнли. Вечер.
Гам, крики, толкотня. Каждого из банды Рябого ведут человека три-четыре. Хромого тащат по земле, он не может идти без костыля. Третий, схватившись за живот, еле идет.
Появляется Юншэн, катит за ручку тележку. О чем-то говорит со старшим китайцем. Тот кивает.
       - Погодите! Я быстро! – кричит Юншэн.
       - Пусть Рябой и молодой везут сами своих бандитов. Мы их доставим в отделение и там составят протокол по нашей жалобе.
Слышны одобрительные возгласы.
Появляется Юншэн с палкой, на конце которой прибита картонка с крупной надписью черным фломастером: «МЫ БАНДИТЫ И УБИЙЦЫ»
Сует палку Третьему в руки, что-то говорит ему и показывает кулак перед его носом.
Дэмин, Старик, Георгий стоят возле магазина и смотрят, как тележку с фингалом под глазом везет Рябой вместе с перепуганным Кармо. На тележке сидят Хромой и Третий.

Впереди процессии идет Старший китаец. Рядом с ним молодой, высокий спортивного вида метис с Юншэном.  Слева и справа от тележки идут китайцы человек по десять. В одной десятке Толстая с Астрид. Сзади тележки идут два мулата и метис.

Дворик Шэнли. Вечер.
       - Ты прав, наш русский брат. С организованным народом трудно справиться.
Вот так начинаются революции? – спрашивает Дэмин.
        - Это стихийный бунт отчаявшихся людей. Чтобы сделать революцию нужно проделать огромную работу. Здесь ее делать некому. Нет такой организации, - говорит Старик.
       - Группа военных во главе с генералом Норьега пытались что-то сделать. Но за ними мало кто стоял. А потом справиться с такими силами, как у янки не сможет ни одна центральная республика. Если только не будет мощной международной поддержки. Но где ее взять? У янки во всех международных структурах все куплено, - говорит Дэмин.
       - А мы хотели, вроде, устроить праздничное чаепитие? – улыбается Старик.
       - Да, да! – спохватывается Дэмин. - Вот еще добавился один повод, чтобы все было в рамках китайской церемонии. Я пойду, похлопочу. А там Юншэн, может, подоспеет. Помоги мне, Дэмин, - обращается к нему Шэнли, держа блюдо с фруктами. - Ты сколько надо сейчас к столу помоешь. Выложи на блюдо и угощайся со Стариком и русским братом. А я займусь приготовлением чая. Чай у нас сегодня, друзья, будет особенный. Полная китайская чайная церемония.
Георгий идет наводить порядок во дворе. Видит поломанный в одном месте заборчик, приставляет болтающееся звено к целому, оценивает объем работы. Видит в травке темный блеск стекла. Наклоняется, поднимает мобильный телефон.
        - Интересно, чей он может быть? Вроде бы тут не было видно обладателей таких дорогих игрушек.
Рассматривает телефон, открывает записи.               
        - Так, это Рябого! – изумленно восклицает он. - Конечно, его, судя по блатным фразам и мату! Так, так. Тогда надо прошерстить, наверняка, можно найти что-то компроментирующее, что повысило бы вероятность сдать его полиции на отсидку.
Передвигает пальцем записи, натыкается на одну, читает, меняется в лице.
       - Вот, гады! Да, их нельзя недооценивать! Это надо же какая удача, эта находка! А если бы это не случилось.
Поднимает голову, смотрит в сторону начинающего шуметь океана. Думает.
       - Да, обязательно надо показать Старику и посоветоваться, что же надо предпринять, чтобы сорвать планы.
Во двор входит улыбающийся Старик, с подносом разнообразных фруктов.
        - Редкое приподнятое настроение! А ты говоришь, Георгий. Треть подходила ко мне и благодарила еще раз. Успокаивали. Говорили, что в обиду не дадим. Я многих знаю. От этого радость на душе!
        - Извини Старик, но мне придется в бочку медовой твоей радости вылить ведро дегтя.
Старик перестает улыбаться и, не понимая, смотрит на Георгия. Тот дает телефон.
Старик читает. Лицо его мрачнеет. Он смотрит в сторону расшумевшегося океана, потом на Георгия.
       - Да-а. Я, видно, как и ты, этого не предполагал. Ну, что ж. Мы невероятным образом самим автором предупреждены. Разве это не удача? Разве без Всевышнего это смогло бы произойти? В конце концов, разве это не радость, что мы об этом узнали, и у нас есть какое-то врем это обдумать?
        - Вот только, - сколько у нас его?
       - Так что давай, хороший человек Георгий, сегодня порадуемся с нашими друзьями до конца дня. Все-таки, все вместе, - это хороший повод.
       - Но мы не знаем, каким временем мы располагаем? От этого зависят наши возможности.
       - Ну, уж сегодня это точно не случится, - смотрит на него Старик, - а перед сном мы все обдумаем.
       - Хорошо, если бы сегодня Рябой не догадался, что мы все знаем.
       - Мы обсудим самый худший вариант. Он знает, что теперь и мы это знаем. Вот что он предпримет, интересно? – на миг нахмурился Старик. 
Подвигает блюда с фруктами.
        - Попытайся хоть до конца вечера об этом не думать. Садись, Георгий, присоединяйся.
Старик берет несколько фруктов, рассматривает их и начинает есть.
        - Дэмину покажем? – спрашивает Георгий.
        - Зачем омрачать праздник нашим друзьям? – говорит Старик, - давай выразим им сегодня нашу искреннюю благодарность и разделим с ним его радость.

 Кабинет начальника полиции Панама-Сити.               
В кресле, налегая на стол, сидит с трубкой в руке знакомый нам метис лет пятидесяти. Его лицо красное от злости. Он грубо кричит, разговаривая с начальником районного отделения Хайме, включив громкую связь.
       - Он не знает! А почему об этом знает зам министра, который сделал мне втык? Почему это я узнаю от него, что творится на твоей территории? Народ отловил каких-то бандюг, и огромная толпа ведет их через весь город, демонстрируя полное бессилие полиции. Может быть, и ты лично получаешь от бандюг за покровительство?
       - Виноват, Босс! Подвели меня мои подчиненные! Уволю виноватых! Разберусь немедля и доложу.
        - Бандюг к себе в отделение на допрос с тремя свидетелями! Толпы чтобы не было! Даю тебе десять минут!
Входит дежурный офицер. Стоит у двери.
       - Не бросай трубку! – поворачивается к дежурному. -  Давай, давай, телись!
        - Приказывали доложить!
        - Ну, докладывай!
        - Только что наш патруль доложил, что бандиты Рябого хотели расправиться со Стариком и каким-то русским. Они проживали у китайца торговца овощами. Народ их отбил. Многих грабила банда, избивала, отнимала деньги. Народ не выдержал.
Босс машет пальцами руки, чтобы дежурный вышел.
        - Опять какой-то русский? – кричит в трубку Босс. - Ты же докладывал раньше, русский, тот, что жил у капитана, улетел?
        - Он пропал. Я думаю, что он улетел.
        - А этот тогда кто? Мне плевать, что ты думаешь! Так пропал он или улетел?
        - Я думаю… я выясню, Босс, и доложу… 
         - Ну, почему другие провинции Колон на Севере, Кокле на Западе, Куна Яла на Востоке мне не доставляют геморроя? - кричит в исступлении Босс. - Только один твой крошечный район Панамы-Сити! И вообще, Хайме! Мне надоело, ххх, получать из-за твоих проколов пинки от начальства! Или едешь на Запад Панама-Сити или, - неполное служебное! Выбирай!
        - Уж лучше перевод, только не такое взыскание!
        - День тебе на сдачу должности преемнику, на следующий, - принимаешь должность по новому назначению! Все! 
Бросает трубку встает. Нажимает на кнопку. Быстро входит подчиненный в форме.         
         - Чтобы доложил через десять минут обстановку о событиях!
        - Так точно Босс!
        - Все! Иди! Жду доклада!

Задняя часть дома магазинчика Шэнли. Над столиком тускло светит переносная лампочка.  За столом празднуют победу Шэнли, Дэмин, Старик и Георгий. Последние сидят друг напротив друга. На столе только фрукты и чай в пиалах.
Шэнли делает глоток, закрывает от удовольствия глаза.
       - Как редко приходят хорошие вести. Как редко мы собираемся, чтобы разделить с друзьями радость. А ведь это в жизни главное, - беседа под чай с близкими тебе людьми.
       - Да, Шэнли. Я с тобой согласен, - подтверждает Старик. - Мы недооцениваем значение таких душевных бесед с друзьями. Положительные эмоции не только укрепляют нервы, очищают кровь, укрепляют здоровье. Они укрепляют Дух, подпитывают сознание, что ты в этой жизни не одинок. И когда тебе будет плохо, к тебе придут на выручку верные друзья. Укрепляется твоя аура, которая зонтиком тебя защищает от многих невзгод.   
       - И я согласен с тобой, Шэнли, - присоединяется Георгий. - И с твоими мудрыми словами, Старик. Я, наверное, впервые, по-настоящему, задумался над этим после нашей посиделки у Павла, когда пели русские песни. И ничто так сильно не действует, когда ты оторван от дома. Когда в сердце тоска по близким людям, но, все-таки, рядом с тобой друзья, с кем можно разделить и радость, и горе.
        - Да, друзья, – задумчиво говорит Шэнли. - Многовековая история наших стран тому подтверждение. Вот только дружить надо по-настоящему. Чтобы тот, кто только задумался обидеть, всегда помнил, что он будет иметь дело с двумя друзьями. Это, вот, как сейчас, остановило бы многих!
Слышится клаксон машины.
        - Слава Богу! Юншэн подъехал, - говорит Дэмин. -  Сейчас расскажет, как все закончилось.
И тот рассказал, как народ на всем длинном пути забрасывал бандитов испорченными фруктами и яйцами.
         - Уже поздно, - напоминает Дэмин, - поедем сынок домой.
Встает, соединяет ладошки, кланяется Шэнли, Старику и Георгию.
         - Чаепитие было не забываемым. Спасибо тебе Шэнли! – кланяется Дэмин. - Мы тоже пригласим тебя на неделе на чайную церемонию. Нам всегда есть о чем поговорить. И надо делать это почаще. А то, - дела, дела!
Идут к выходу из дворика. Шэнли идет их провожать.

Улица. Магазин Шэнли. Ночь.
       - Какой насыщенный хорошими событиями выдался день, - признается Шэнли. -  Я сейчас все уберу со стола и будем готовиться ко сну.
Георгий и Старик помогают ему ставить на подносик пиалы и остатки фруктов.

Тихо с выключенными фарами подъезжает к магазинчику полицейская машина. Из машины выходит одна фигура, направляется во дворик.
Незаметно появляется в проходе садика, замирает.
Шэнли, Георгий и Старик ее не замечают.
Первым почувствовал незнакомца Старик и замер, пытаясь рассмотреть незнакомца.
Георгий  и Шэнли замечают позу старика и тоже оборачиваются к фигуре, неподвижно застывшей в проходе.
       - Не ждали? – ехидно говорит начальник районной полиции Хайме. -  Я тоже не ждал вас встретить, тебя, Старик и твоего русского.
Трое молчат от неожиданной встречи.
       - Я тебе русский обязан. Я снова получил пинки за тебя от своего начальства.
Ну почему из-за каких-то двух русских бомжей мне снова достается? – жалуется Хайме.
        - А я тебе обязан, начальник! - неожиданно для себя отвечает Георгий и наклоняет голову под лампочку, чтобы тот видел выстриженное место, заклеенное пластырем.
       - Это ему проломила голову банда Рауля, - выступил Старик, - когда он в отеле ночевал последнюю ночь, чтобы на следующий день купить билет на рейс самолета в Россию. Ограбила на пять тысяч долларов и бросила подыхать в парке.
        - А в парке меня, только вставшего на ноги, избивала банда Рябого, требуя денег.
        - А сегодня эта банда пришла добивать палками его, а заодно и меня, - добавляет Старик. -  Слава Богу, нас отбили китайцы, у которых банда отбирала деньги. Так кого ты ловишь, начальник? Бандюг или нас, бомжей?
   После некоторого молчания.
       - Что-то вы, бомжи, раскудахтались? К дождю? Любые домыслы надо доказывать.
И китайцы в отделении кричали, что банда пришла убивать с палками. А я, начальник, должен им верить?
        - А если мы покажем намерения Рябого?
       - Мне уже ничего не надо показывать. И я надеюсь, что вас вижу в последний раз. Теперь вы бельмо не в моем глазу. В сегодняшнем протоколе вы числитесь, как зачинатели смуты. И не дай вам Бог «отличиться» еще раз. Расправа будет короткой.
Поворачивается и уходит. Шэнли идет за ним. Слышится звук двигателя отъезжающей машины. Возвращается Шэнли.
        - Когда зажгли подсветку кабины, я узнал во втором полицейском Хуана, - смотрит на Старика Шэнли.
Старик и Георгий переглядываются

Дворик Шэнли. Ночь.
Темнота, подсвечиваемая только отсветом звезд. Душно. Слышаться переклички ночных птиц и ровное дыхание океана. У дальнего забора на двух циновках посапывают, ничем не прикрытые, Старик и Георгий.
Раздается слабый полу крик-полу стон Георгия в ночи. Затем крик слышится громко. Он уже слышен во весь голос.
Одной рукой Георгий трясет забор. Крик переходит в дикий не человеческий. Георгий садится и с закрытыми глазами рукой бьет по забору.
       - Георгий! Георгий! -  в испуге кричит Старик. - Что с тобой?
Георгий продолжает кричать и бить рукой по забору.
Старик наклоняется к Георгию, гладит его по спине.
       - Проснись, Георгий! Это сон! Рядом никого нет! Просыпайся! – кричит Старик.
Из двери появляется в ночной длинной рубахе и колпаком на голове испуганный Шэнли. В руках у него маленький подсвечник с горящей свечой.
        - Что случилось? Что с ним, Старик? -  испуганно спрашивает Шэнли.
        - Да сон страшный видит и никак не проснется! Сейчас я его растормошу, - трясет Георгия за плечо.    
Георгий открывает глаза. Испуганно озирается. Приходит в себя.
       - Зачем ты меня разбудил, Старик? Я видел во сне, что со мной наяву случилось в джунглях. Ну, прямо вот, как только что! Сейчас!
       - Давай! Давай, рассказывай! – настаивает Старик, - а то, может быть, картинка в твоем сознании рассыплется на пазлы, как это бывало, и ты снова этого ничего не вспомнишь?
        - Вот только что под моим ночлегом на высоте примерно два метра, пума дралась с каким-то зверем. А я думал, что они не поделили меня. Я бил палкой по стволам деревьев, страшно кричал, пытаясь прогнать их.
Шэнли, погасив свечку, с интересом стоит и слушает. А Старик все торопит.               
       - Ну, ну, не останавливайся! Как ты там оказался? Ел ты плоды похожие на крупные абрикосы? Сколько съел? А ел ты зерна? А как они выглядят?
И Георгий, иногда прикрывая глаза, все подробно рассказывал.
Старик торжествовал.
       - Ну, слава Создателю! Еще один крупный осколок памяти проявился. Вот только завтра, когда я тебя спрошу об этом, не рассыплется ли он? Вроде, не должен! Есть надежда, что участки твоего мозга оживают и возвращают мгновенные картинки в долговременную память. Не зря мы с тобой боролись каждый день за это, хороший человек Георгий!
        - Я бы от такого страха, что ты пережил, - умер, - признается Шэнли.
        -  А почему воспоминания именно сегодня проявились? – смотрит на Старика Георгий.
        - Хороший вопрос. Я думаю, их вышибает оттуда клин бурных вчерашних событий! Ты заходишь в файлы бурных пережитых событий, когда сам находишься в сильном нервном возбуждении или потрясении, вот, как вчера! Ты вошел в резонанс тех же частот!
       - Теперь и я понимаю, что мне пришлось пережить, - догадывается Георгий. - И ночь над схваткой зверей; и долгое блуждание по не пуганным джунглям; и непостижимым образом найденные нужные плоды, чтобы укротить мою болезнь. 
        - Слава Богу, ты теперь начинаешь понимать, почему я тебя так долго лечу!
        - Чего я, конечно, не вспомню, - это о моем временном сумасшествии. Но об этом можно додуматься, чего я только тогда не вытворял. Мне сейчас только стало понятно, почему лесорубы от меня бежали. Я, вероятно, мало отличался тогда от дикого лесного человека.
Назавтра, как только проснулись, Старик потребовал от Георгия рассказать свою ночную историю вновь.

Садик Шэнли. Двор.
В садике Старик и Георгий.            
       - Все в порядке, Старик. Теперь эта история будет постоянно со мной для рассказов в теплой компании за рюмкой элитного коньяка. Я все помню. И про схватку подо мной пумы, скорее всего, с крупным бородавочником.
Глаза Георгия блестят. Он благодарно смотрит на Старика.
        - И про бежавших от меня лесорубов, и даже про банановые и кукурузные плантации, через которые я шел, и не успел тебе вчера рассказать.
        - Будем ждать теперь с нетерпением возвращения других осколков твоей памяти. Вот только, - все ли встанет на место? Ты говорил вчера, что тебя постоянно будоражила цель, - выйти снова на Тихий океан. Зачем?
Георгий надолго задумывается.
        - Ладно, - успокаивает Старик - не все сразу! Подождем.
       Наклоняет голову, закрывает глаза.
        -  Сегодня мы пойдем к океану заниматься, - спрашивает Георгий.
        - Непременно! И будем заниматься с большим усердием. Ты сам ощутил результаты.   
        - А ты помнишь, что сегодня исполнилась неделя, как обещал прийти снова к нам Незнакомец с какими-то доказательствами? - взглянул на Старика Георгий.
       - Я каждый день думаю об этом! Это как в сериале, прерваться на интересном месте и заставить зрителя домысливать варианты развития событий. Мне кажется, будет что-то необычное, что не входит в мои домыслы. Уж очень узок мир, в котором мне пришлось жить. И слишком непредсказуемы повороты судьбы.
       - А если ты опасаешься, то, может, не пойдем? – засомневался Георгий.
       - У нас это не принято, Георгий.
       - У кого, у нас, Старик?
       - У нас, Георгий. У бывших нас! Мы договорились с тобой, что могу, - я тебе расскажу. Про другое, - спрашивать меня бесполезно.
Георгий смотрит в глаза Старику.

     Послание Учителя
Побережье океана. Утро.
Старик и Георгий делают свои упражнения, как всегда, лицом к океану. Нет, нет, они смотрят направо, откуда  появлялся Незнакомец.
Первый замечает машину Старик и напряженно всматривается вдаль.
Георгий тоже замечает приближающуюся машину.
Машина останавливается на старом месте.
Не спеша, к ним идет Незнакомец. Он в голубой футболке. Левый рукав футболки заканчивается оранжевой полоской. Незнакомец в светлых бриджах, кожаных сандалиях и, как всегда, в темных очках.
       - Оцени, - тихо говорит Старик, - какая мышечная масса и тренированное тело. Какой заряд…
Незнакомец подходит не ближе пяти метров, складывает ладони на груди и кланяется им.
Старик и Георгий отвечают таким же поклоном.
Незнакомец снимает через плечо висящий на узком кожаном ремешке кожаный потертый мешочек, делает шаг, протягивает ладони, на которых он лежит, и опускает голову.
Старик подходит, берет мешочек, вешает его себе через плечо. Отходит на свое место. Открывает мешочек, достает с кулак деревянный медальон с какими-то символами. Видно, как на него накатывается волнение и печаль.
Незнакомец, молча, уходит к длинной тихой океанской волне.
Георгий тоже отходит от Старика к океану.
Старик опускается на одно колено, лицом на Восток, держа на ладони медальон. Он шепчет какие-то слова, снова обращается к медальону. Действия Старика длятся не более пяти минут.
      - Дан, подойди сюда. Георгий, и ты тоже. Я полностью доверяюсь тебе, Дан. Твой Учитель попросил у меня прощения, - показывает открытую ладонь с медальоном.
       - Да, мне при передаче медальона об этом сказал Учитель.
       - Но я его простил уже давно. В древних наставлениях это предписывается, потому что нельзя медитировать со злобой в душе или обидой.  Дан, как быть? Твой Учитель просит, чтобы вы, два бойца, обнялись и были духовными братьями. Но Георгий не боец!
       - Учитель, это твой ученик. И пусть он не боец. Мой Учитель мне наказывал тоже обнять твоего ученика.
Дан делает шаг к Георгию и обнимает его. Георгий неловко обнимает Дана.
       - Дзангун, как мне называть тебя?
       - Все зовут меня Стариком. И ты зови тоже так, как все. 
       - Я буду звать тебя, - Учитель. Ты, Учитель, знаешь, чтобы совершить обряд братания надо нам выпить…
       - Да, знаю. Но в условиях, где мы живем, у меня нет возможности приготовить это.      
       - Не расстраивайся, Учитель. Я все привез с гор Суншаня. Тебе, Учитель, надо только принять участие вместе с твоим учеником.
       - Тебе наказал так сделать твой Учитель?
       - Да, Старик. И ты знаешь правило. Мой Учитель должен был пригласить тебя и твоего ученика на неделю к себе и своему ученику. Но остался я один. И я вас приглашаю завтра же к себе. Все, как положено. На следующий день, после вручения послания с завещанием.   
Старик дружелюбно смотрит на Дана. Потом на Георгия.            
       - Это так. Мы не можем отказать в просьбе твоего Учителя и тебя. Быть по сему.
       - Позволь обнять тебя, Учитель, и твоего ученика. Дже… Дже… орд… жия
Простите… я научусь выговаривать это трудное имя.
Обнимаются со Стариком, потом с Георгием.
       - Завтра, в это же время, я приеду на машине за вами. У вас все свое должно быть с собой. Я принимаю вас, как вновь обретенных дорогих Учителя и брата.
Дан традиционно кланяется каждому и идет к бликующей на солнце машине.
Старик и Георгий смотрят на него, как смотрят кинокадры заканчивающейся красивой доброй сказки. 
Когда машина Дана растворилась в солнечном мареве, Старик спрашивает своего ученика.
        - Как ты считаешь, ученик Георгий, это случайность?
        - Нет, Учитель! Это продолжение того, чему ты учил меня совсем недавно. Это событие не укладывается в случайность. Лучшего продолжения нельзя было даже придумать! Особенно в нависшей над нами смертельной угрозе.
         - А ЕМУ все доступно! - поднимает глаза к небу Учитель. - Слава тебе, наш Создатель! - Трижды осеняет себя крестным знамением.               


     Дан
Небольшой новенький катер с навесом мчит по спокойному океану. За рулем Дан.
Старик и Георгий завороженно смотрят на берег небольшого острова, покрытого пышной растительностью. Остров стремительно приближается.
        - Я вас понимаю. У вас сейчас в голове много вопросов и я, как ученик нового приобретенного Учителя и брата Геор-гия, охотно вам отвечу на них.
       - Ты едешь к себе, значит, у тебя дом на этом острове? – спрашивает Учитель.
       - Да, я купил его недавно. Сейчас все увидите своими глазами. Я очень рад, Учитель, что вы с Джо-рджем, так отнеслись к завещанию моего Учителя и к моей просьбе.
        - Дан, я немного знаю о тебе по нашему беспроволочному телеграфу, – перекрикивает шум мотора учитель. - Ты непревзойденный никем боец не потерпевший ни одного поражения.
Дан некоторое время молчит.
        - Я, может быть, скажу то, о чем ты не знаешь, – говорит Старик с печалью в голосе. –Из старых Учителей в живых осталось только четыре. Прости, с уходом твоего Учителя, - три. И я среди них. Мы отказались входить в Гильдию новых Учителей с новым Уставом, который во многом был изменен сразу после окончания войны.
        - Да. Незадолго до своего ухода в лучший мир, к вам присоединился и мой Учитель.
        - До меня дошел этот слух, но доподлинно его не мог никто подтвердить. Поэтому ты должен понять мои опасения относительно твоего Учителя и тебя.
        - Я участвовал только в четырех схватках, когда на кону стояла жизнь одного из бойцов. И тогда я был одним из самых молодых среди еще двух учеников Учителя.
       - Вот, как? – удивился Учитель.
       - Когда один из его старших учеников сильно покалечил в схватке бойца, с моим Учителем что-то произошло. Он полгода не выходил из монастыря, замаливая грех.
        - Дан, как давно это было? – спросил Джордж.
        - Это было почти пять лет назад.
        - Вот, как? А сколько ты всего провел боев? – поинтересовался Георгий.
        - Двадцать два. И последний из них два года назад. Четыре года Учитель готовил меня себе на смену. И я из его учеников был один, кто мог правильно сделать и показать упражнение другим.

 Берег и причал совсем близко.
        - Хозяин, я вас вижу. С возвращением! – проговорил по мобильному рядом с бортовым компьютером мужской голос.
        - Это мой управляющий Мартин, - пояснил Дан.
Стоянка частных катеров. Дан ставит катер на свое место стоянки среди небольших похожих катеров. Поднимаются по холму. Их встречает управляющий с необычной собакой, которая узнает хозяина и прыгает от радости на поводке управляющего.
        - Какая необычная порода, - удивляется Георгий.   
        - Мексиканская лысая собака «ксоло» — древняя порода, - поясняет Дан. - Она была компаньоном охотников в Центральной и Южной Америке около 3000 лет.
        - Этих собак почитали ацтеки. Ее называют еще, как Ксолоитцкуи;нтли, что означает «собака Бога», - проявляет свои познания Старик.
Дан знакомит Старика и Георгия с Мартином.
Дан ведет их по короткой улице, восходящей вверх, из меньше, чем десятка вилл. Видны красивые высокие заборы, из которых выглядывают тропические деревья и кусты с крупными и мелкими разными цветами. С другой стороны улочки из глубокого оврага торчат макушки тропических деревьев.
Дан останавливается возле дверей кованного красивого высокого забора. Прикладывает какой-то медальон к считывателю. Дверь открывается.

Вилла Дана.
Участок с небольшим наклоном в виде пирамиды, уткнувшейся в океанский берег усеченной частью. Где-то посередине стоит двухэтажная вилла, отделанная тропическим деревом цвета выдержанной бронзы. По всему периметру, кроме океанского, стоят высокие пальмы и другие тропические деревья. Под ними дорожка с мелкой галькой, обсаженная с одной стороны цветущими невысокими кустами. На самом верху бирюзовый бассейн. Рядом небольшая беседка, в крыше которой стоит почти профессиональный телескоп. Уютные скамейки в тени деревьев. Три лежака под утренним солнцем, три в тени деревьев. Везде видна ухоженность и старания садовника.
      - Учитель, Геор-гий, - обращается Дан, - у нас сегодня торжественный ужин. Мне немного понятен ваш уклад жизни. Сегодня Учитель ознакомит меня, чем и когда вы питаетесь. Я постараюсь вас обеспечить привычной едой и соблюдением вашего режима. Но сегодня прикроем глаз на все это и проведем вечер, как подобает в таких случаях. А сейчас в душ и на завтрак в беседку.
Мартин ведет обоих в гостевую часть виллы. Две почти одинаковые просторные комнаты. В каждой – совмещенный душ и туалет. В комнатах, на креслах у кровати лежит комплект одежды для Старика и Георгия. У каждого стоят новые кожаные сандалии. А у подушки на покрывале у каждого лежат новенькие мобильные телефоны последней американской модели.      
       - Хозяин вас ждет через двадцать минут в беседке. В ваших мобильниках первый занятый номер, – это мой телефон, - говорит Мартин. - Я готов вам в любую минуту помочь освоиться. Звоните. Я ушел в беседку закончить приготовления к завтраку
В облаке пара под горячей струей стоит голый Георгий с блаженной улыбкой на лице и тихонько поет арию Тореадора. Делает шаг к маленькому окошку, открытому в сад, смотрит на кусты и деревья. На расстоянии вытянутой руки на кусте висит какой-то фрукт. Георгий протягивает к нему руку, дотрагивается до него, но потом убирает ее.
Холл для двух соседних гостевых комнат. Какой-то джентльмен сидит в кресле. Георгий с трудом узнает Старика.  Они смотрят друг на друга. Старик улыбается. Георгий смеется во весь рот.
Открытая беседка. День.
Прислонившись к столбу открытой восьмигранной беседки с двумя накатами китайской крыши, стоит улыбающийся Дан. Он, как Старик и Георгий, в похожих бриджах. На нем белая футболка, как у Старика, с оранжевой полосой на левом рукаве. Он без очков, в сандалиях.
На Георгии голубая футболка без оранжевой полосы.
Старик и Георгий поднимаются к беседке. Подходят к Дану, обнимаются.
       - Есть предложение посвятить, ну, хотя бы это чудесное утро сегодняшнего дня, моему Учителю. Нашему монастырю, - смотрит на Старика Дан. Вспомним наши традиции. А ты, Старик, с удовольствием вспомнишь свою молодость и своих Учителей. Думаю, что Джорд-жу будет это интересно.
       - Я сколько не приставал к Старику рассказать о своем прошлом, тот от меня отмахивался, - смотрит на Учителя ученик.
 Дан улыбается, смотрит на Учителя и Георгия. Старик опускает глаза.
       - Садимся, с видом на море и вставшее солнце и предадимся трапезе, - предлагает Дан.

Все садятся за необычный стол, повторяющий восьмигранник беседки. Лавки для стола повторяли каждую ее грань. С внешней стороны беседки на невидимых нитях тянутся на тонких веточках вьющиеся растения с необыкновенными цветами и тонким ароматом.
На столе стоят три фарфоровых расписных чайника, пиалы, блюда с разными орехами и, видимо, какими-то маленькими плодами. Мартин накладывает в три пиалы дымящийся рис.
       - Да, примерно, так мы завтракали, - подтверждает Старик. - Только перед этим, сразу после подъема, – три стакана родниковой воды. Потом утренняя медитация, упражнения на растяжку. А, уж, потом завтрак.
      - Спасибо, Мартин, - благодарит его Дан.
      - У меня есть дополнительные блюда к завтраку. Если что, - звоните в колокольчик, я рядом, - уточняет Мартин и уходит.
Дан, Старик, на них глядя, и Георгий, встают лицом на Восток, сложив ладони перед грудью. Учитель что-то шепчет с закрытыми глазами.            
Секунд через семь, – садятся.
Приступают к еде. Дан и Старик берут с большого блюда на свои, - разные орехи. Начинают их есть.
     - Это только рис, орехи и чай? – интересуется Георгий.
     - Разве этого мало? – удивляется Дан. - Рис всегда с травами, женьшенем, куркумой. И так, как в монастыре готовят рис, больше ты нигде такого не поешь. Мартин специально обучался этому.
        - Не знаю, какой у вас был обед и ужин. Может быть, вы, как европейцы, наверстывали все за ужином?  - предполагает Георгий.
        - Нет, Георгий, – возражает Старик. - На обед были дополнительно только овощи. Правда, всегда стояли свежие фрукты, мед и отвары трав. Но Дан верно говорит. Таких вкусных полезных разнообразных овощей ты нигде не поешь.
        - А на ужин только фрукты и чай, - дополняет Дан.
        - Но на такой еде не нарастишь мышечную массу и силу? – сомневается Георгий. - Вообще не было мясо?
        - Бойцу не нужна мышечная масса, как ты привык видеть у борцов тяжелого веса, -поясняет Учитель. - Некоторых учеников, склонных к полноте и не умеющих держать вес, приходилось из-за перебора веса отчислять. А я, если помнишь, когда мы боролись за твое выживание, кормил тебя тоже только крабами, креветками и крилем.
         - А что касается, того, что Учитель тебе не все мог говорить, - тепло смотрит на Георгия Дан, - не посвященным, некоторые вещи знать не положено. Хотя монастырь давно открыт для туристов и даже на них зарабатывает. А монахи показывают свой обычный уклад жизни и даже элементы Кунг-фу, которыми они владеют. Но показывают далеко не все.
         - Я не в восторге от посещения туристов, хотя понимаю, что монастырю надо как-то существовать, - говорит Старик. - А нынешнее государство не балует монастыри деньгами.
         - Учитель, ты, наверняка, принадлежишь к касте старых и почитаемых Учителей, замечает Георгий. - Похоже, ты на два поколения старше сегодняшних учеников. А что касается «раньше», то у старожилов «раньше», - всегда было лучше, чем сейчас.
Дан и Старик переглядываются. 
       - Мой Учитель был один, если я правильно помню, - говорит Дан, - из трех Учителей, которые пережили войну и вернулись в монастырь. Двое растворились в неизвестности. Среди них ты, Учитель. – Дан с легким поклоном смотрит на него. - О тебе и твоих трех довоенных учениках осталась в монастыре хорошая память.
       - Что еще ты знаешь обо мне? – хмурится Учитель.
Дан улавливает перемену настроения Учителя и успокаивает.
       - Успокойся, Учитель. Это почти все, что я знаю. Старые Учителя соблюдали довоенный устав. И что положено знать только Учителям, соблюдали свято. Только на моей памяти Устав меняли раза три. А я попал в монастырь, когда мне исполнилось десять лет.
        - Дан, если можно, ты же не азиат? – заинтригованно спрашивает Георгий. - По виду ты настоящий европеец.
Дан становится серьезным и некоторое время все едят молча.
        - Да, если ты можешь, расскажи, Дан? Я тоже задавался этим вопросом, - поддержал Старик.
Дан, молча, наливает всем зеленый чай.
        - Учитель, в этом чайнике, - вейтань. Наверняка, вкус его ты не забыл, даже если долго его не пробовал. В другом чайнике, - чай Пуэр. А в третьем чайнике, - чай Улун. Тешу себя надеждой, что среди множества сортов, которые мы в монастыре пили, я угадал один твой любимый. И мы все обязательно попробуем из всех чайников.
Старик понимает, что напрасно присоединился к Георгию с его вопросом. С поспешностью переводит разговор.
        - О-о, для меня это настоящий подарок моей относительной молодости. Интересно, интересно! Будет ли он, по прошествии стольких лет, мне также приятен, как прежде?
Пробует. Делает один глоток, смотрит на Дана. Потом второй, пытается что-то вспомнить приятное. Потом третий.
       - Купаж этого напитка уже забыл. Нотки вкуса пробуждают давно не ощущаемые приятные тона. Очень богат ими. Мы всегда его пили, вспоминая добрым словом, Учителей.
        - Давайте добрым словом помянем и твоего Учителя, Дан, - смотрит на него Старик.
Дан наливает Георгию и себе пиалу.
Не спеша, молча, пьют маленькими глотками.
      - Четыре года назад Учитель и я ушли из монастыря. Учитель отпустил меня, - с грустью говорит Дан. - Он боролся с тяжелой болезнью. А за неделю до своего ухода в лучший мир, он позвал меня и поведал такое, что круто изменило мою жизнь.
Дану трудно говорить, он не поднимает глаз.

     Рассказ Дана
Под тенью дерева, в кресле, сидит Учитель, высокий худой старик, китаец за 80 лет, болезненного вида, с четками в руках, в светлой простой китайской одежде.
Рядом в кресле сидит Дан, в светлой рубашке, брюках, ботинках американской повседневной моды.
Учитель смотрит куда-то вдаль сощуренными глазами. Говорит медленно.
        - По нашему радио мне сообщили, что бывший Учитель монастыря, загадочный русский, исчезнувший с началом войны Японии и США после Перл-Харбора, в Панаме готовит русского ученика.
Учитель переводит взгляд на Дана.
Дан с почтением слушает Учителя.
         - Что ты знаешь, Дан, как ты попал в монастырь? – спрашивает его Учитель.            
         - Я рос в семье бывшего ученика недалеко от монастыря. Он меня и привел, когда мне было лет одиннадцать. Я не первый, кто так оказался в монастыре.
Учитель внимательно смотрит на ученика.
        - Но ты не знаешь, что ты из России.
        - Из России? - изумленно подается к Учителю Дан.
        - Об этом знали двое: настоятель и твой приемный отец. Твой приемный отец сказал мне это, незадолго до смерти, - опустив глаза, говорит Учитель. - Настоятель монастыря умер еще раньше. Он не сказал мне о твоей тайне.
        - Я из России?? - еще ближе наклоняется к Учителю Дан.
        - Остался я последний, кто знает, откуда ты попал в монастырь. Приемному отцу рассказал китаец, который тебя нашел очень далеко отсюда, на границе с Россией.
         - На границе с Россией? – изумляется Дан.
         - Тот китаец, что нашел тебя на пограничной реке, считал долгом своей жизни исполнить волю то ли твоего настоящего отца, то ли монаха, которым иногда дают задание привести в монастырь малых детей. Да и я знаю далеко не все. И вряд ли ты узнаешь все, как было на самом деле
        - Невероятно! – изумился услышанному Старик.
         - Ну, как же ты узнаешь, когда их уже нет в живых? – произнес изумленный Георгий, глядя на приобретенного брата.

Быль, которую никогда не узнает Дан, если только не в пророческом Божественном сне.
Россия. Алтай. Пограничная река с Китаем. Ночь. Два российских пограничника обходят свой участок.
      Первый: «Какая птица? Я тебе говорю, - это плач ребенка. Неужели, правда, послышалось?»
       Второй: «Ты же вроде не пил? Ну, какой здесь ребенок? Ночью? Мы почти два года здесь ходим, тут живой души никогда не было. Да и зверья мало!»
       Первый: «Во, всплеск слышал?»
       Второй: «Ну, слышал! Что это в первый раз что ли? Сам знаешь, какая крупная рыба здесь водится!»
       Первый: «А что там плывет к середине реки? Там же нет такого течения?»
Снимает автомат.
       Второй: «Слушай! Не стреляй! Поднимешь шум, потом пиши объяснительную! Нам это надо?»
       Первый: «Это, похоже, какой-то контрабандист переправляется на китайский берег. Вон, смотри, что это за холмик плывет и не по течению. Эх, зараза, опять луна спряталась. Стрельну одиночным. Сержанту щас хоть над ухом стреляй, его не поднимешь».
Стреляет одиночным выстрелом. Слышится тихий всплеск.
 
Китайский берег. Предрассветное утро. Туман поднимается от реки. Солнце просвечивает сквозь туман все более ярче.
Китайский рыбак с рюкзаком за спиной и удочками, привязанными к раме велосипеда, сходит с него на землю. Смотрит на реку.
Слышится слабый детский плач.
      «Уж не послышалось ли мне?»
Плач повторяется. Рыбак спускается к реке и видит в осоке небольшой плот из камышей, на котором сидит маленький ребенок не более двух лет.
       «Великий Будда! Кто-то только что прошел реинкарнацию!»
В волнении заходит по пояс в воду, пытается взять ребенка с плотика, но не может. Ребенок поясом привязан к небольшой палке, торчащей из середины камышового плота. Рыбак вместе с плотом несет ребенка на берег. Смотрит на свои руки. Видит на них кровь и на камышах. Встает на колени на Восток, приносит молитву по забранной недавно душе. Отвязывает ребенка, осматривает его.
      «Слава тебе, Великий! Ребенок целехонек!»
Вынимает из-за халата ребенка лист картонки с какими-то иероглифами, читает.
Встает благоговейно на Восток, складывает на груди руки, кланяется: «Исполню обязательно! Не сомневайся, Великий! Грамотные люди подскажут, где монастырь у горы Суншан».

Дан, Старик и Георгий сидят некоторое время, молча.
       «Я знаю, брат Геор-гий, что ты собираешься в Россию. Ты единственный, теперь близкий мне человек, кто может попытаться мне помочь найти мою семью в незнакомой и родной мне России».
Потрясенные услышанным Георгий и Старик еще молчат.
        - Мне здесь, в Панаме, необходимо дооформить некоторые документы, которые отнимут у меня не меньше месяца. Потом слетать в Китай, решить некоторые финансовые вопросы, что тоже займет определенное время. В Китае надо заехать в семью моего приемного отца. А потом я хотел бы к тебе прилететь в Россию, Геор-гий, - вопросительно смотрит на него. - Без твоей помощи, брат, в такой огромной и незнакомой стране, не зная языка, мне будет очень трудно выйти на след моей бывшей семьи. Если вообще это возможно в моих обстоятельствах.
 Дан и Старик смотрят на Георгия.
       - Святое дело, Дан. Можешь на меня рассчитывать. Напиши мне здесь, пока мы у тебя, все, что ты знаешь о себе из разговоров с твоим приемным отцом, матерью. Любая даже маленькая деталь может помочь. Обычно, в таких случаях знают, как твое настоящее имя, сколько тебе лет… откуда ты…
Старик сидит хмурый, опустив голову, качает головой.
      - Я богатый человек, Геор-гий и заработал в коммерческих боях немалые деньги. Один американец, организатор, сулил мне десятки миллионов, если я улечу с ним в Америку.
Я отказал ему. Тебе, Учитель, завещал мой наставник достойную пожизненную пенсию. Он, как и я, много заработал за последние годы.
       - Нет, Дан, - бесстрастно, опустив глаза, говорит Старик, -  я не возьму никаких денег ни от кого. И даже не уговаривай. Вот твоему брату Георгию, они нужны на реабилитацию. И очень важно именно сейчас поддержать тот положительный процесс, который может и затухнуть без поддержки. Я тебе расскажу всю его историю. У нас, как будто, есть для этого дня четыре.
       -  Даже не сомневайся, брат мой, Геор-гий. Ты до конца своих дней будешь жить достойно. С первого взгляда я увидел в тебе большую чистую российскую душу.

Четвертый день пребывания на вилле у Дана.
Под тенью пальмы в глубине сада стоит шахматный столик с буддийскими фигурами на шахматной доске.
За доской в креслах сидят Дан и Георгий. Сбоку в кресле сидит Старик.
       - Давайте прощаться, – поднимается Старик. - Ты достойный ученик своего Учителя, Дан. Ты усвоил и воплотил в жизнь «Два проникновения и четыре действия» путем внутреннего духовного развития и созерцания, и путем совершения добрых дел. Дан, куда бы тебя не забросила судьба, везде ты добьешься успеха.
Дан встает, смыкает ладони на груди и кланяется Учителю.
        - Георгий, - смотрит на него Старик, - я попытаюсь помочь тебе с документами. Я переговорил, предварительно, с одним русским, тоже, как Павел, бывшим капитаном траулера, рыбачившим до распада СССР в Атлантическом и Тихом океанах.
Георгий встает и кланяется Старику.
        - Мы с тобой едем к нему. Наверное, около месяца уйдет на оформление документов. Ты, это время будешь жить у него. Думаю, ты понравишься капитану. Твоя задача - не дать ему спиться.
Каждый из нас в жизни должен быть хотя бы поводырем, доктором, а то и Учителем. Каждый обязан нести свой крест. Кто живет только для себя, тот разрушает себя изнутри.
       - Правильно, Учитель! – смотрит на него Дан. - Так нас учили в монастыре.
       - Я дал тебе, Георгий, вполне достаточно и это еще раз подтвердилось недавно. Хотя далеко и не все. Единственное чего я не смог сделать - это вытащить занозу из твоего сердца. Это твоя проблема. И решить ее должен ты сам. Не может страдающий человек быть здоровым ни духовно, ни телесно.
Показывается на дорожке Мартин.
Старик и Георгий обнимаются с Даном.
               















































Глава 5. Георгий у капитана Вени               

     И снова с начала
В портовом ресторанчике на открытой веранде еще есть немного свободных мест.
К ресторанчику подкатывает такси. Из него выходят Старик и Георгий. Они идут к веранде, возле которой стоят несколько групп, курят, обсуждают рыбацкие новости.
От одной группы отделяется полноватый мужчина среднего роста, около пятидесяти лет. Загорелое лицо с резкими чертами. Шатен, с короткими во все стороны торчащими волосами.
На нем светлая рубашка, брюки - кофе с молоком, светло-коричневые кожаные полуботинки.
Он идет навстречу Старику. Они обнимаются. Мужчина знакомится с Георгием.               
    - Не буду характеризовать и просить за нашего земляка, - смотрит Старик в глаза капитану. - Ты, Веня, мужик тертый, сам разберешься, сгодится ли Георгий тебе хоть в какие-нибудь помощники. В любом случае, ты должен ему помочь оформить документы и улететь в Россию. Парень без денег и без документов, живет полтора года на нелегальном положении. Его уже арестовывала полиция.
Веня придирчиво разглядывает Георгия.
     - Может, все-таки отужинаешь вместе с нами? Угощаю! – предлагает Веня.
     - Спасибо, Веня! Спешу к клиенту. Такси ждет! - кивает Старик на стоящее такси.  Георгий делает шаг к пышному кусту с большими желтыми цветами и нюхает их.
Веня с оскоминой смотрит на него.
     - И еще! - вполголоса, глядя на Георгия, продолжает Старик. Переводит взгляд на Веню. - Выполни обязательно! Он должен лететь только с сопровождающим, который должен довести его до дома и сдать домашним. У тебя знакомых много, найдешь какого-нибудь попутчика.
Веня удивленно смотрит на Старика.
    - В результате травмы головы, - еще тише говорит Вене Старик, - некоторые события он не помнит.
Веня обменивается со Стариком рукопожатием.
Георгий делает шаг к Старику: «Спасибо тебе за все, Учитель!» - обнимаются со Стариком. Тот крестит Георгия.
     - Счастливый человек… ты поедешь домой, - с надрывом в голосе говорит Старик.
Смотрит чуть пристальнее в глаза Георгия. Опускает голову, поворачивается, идет к такси.
Мужчины провожают его взглядом, ждут пока тот не отъедет. Идут в портовый ресторан.
Первым идет морской походкой капитан Веня, отвечая кивками на многочисленные приветствия сидящих за столиками. Следом идет Георгий.
Встает один моряк метис из-за столика у кадки с пальмой, берет блюдо с креветками и стакан пива.
     - Веня, пардон! – обращается на испанском к капитану. - Садись за свой столик! Я иду к друзьям.            
Веня садится. Показывает ладонью, чтобы садился и Георгий.
    - Заказывай! Я угощаю!
Подходит юноша официант.
    - «А-ла-планча» (печеная рыба), бокал апельсинового сока.
Веня с удивлением и гримасой на губах смотрит на Георгия.
     - Как обычно! 
Официант кивает и уходит
    - Это не единственное место отдыха многочисленных моряков и капитанов, в основном, с малых частных рыболовецких судов, которые ловят рыбу и креветку в Тихом океане, - не смотрит на Георгия Веня.
Проходящая группка шумно здоровается с Веней. Тот поднимает руку в знак приветствия.
    - Что тебе говорил обо мне Старик? – смотрит на Георгия Веня.
    - Только то, что ты бывший капитан, который тут ведет какой-то бизнес.      
    - Капитанов бывших не бывает! Да, я капитан СССР с небольшого траулера, восемнадцать лет бороздивший тут Тихий океан в радиусе пятьсот километров.
    - Не слабо! 
    - Когда в 91 году министерство рыбного хозяйства СССР побросало рыбный флот у берегов Панамы вместе с моряками и капитанами, сразу нашлись люди со связями в министерстве, которые почти все скупили за копейки. Нам досталась всякая рухлядь.               
     - Кто бы сомневался! Веня, кому это, - нам?
     - Нам, это пяти капитанам, которые сели в этом ресторане, выпили несколько бутылок водки и решили выкупить пять судов и продолжить то, единственное, чем мы умеем заниматься. В СССР мы уже были списаны, как балласт.
    - Так у вас своя компания по вылову и продаже рыбы?
    - Закрытое Акционерное Общество, без акций. Пять капитанов и тридцать четыре матроса. Ген директор, - перед тобой.
Официант принес водку, еду.
     - Старик мне не раз помогал вылечить болячки, я его уважаю. Но тебе я ничем не обязан. Я не из армии спасения и вытаскивать тебя не буду. Единственное что тебе обещаю, помочь с документами. За три недели, поскольку консульства в Панаме нет, я с этим управлюсь, ровно столько ты можешь жить у меня на полном пансионе.
С вызовом смотрит на Георгия.
      - С получением документов я определю: либо ты свободен, либо ты мне понравишься, и я дам тебе возможность хоть что-то заработать, если ты захочешь.
С гримасой на губах Веня чокается с бокалом сока Георгия.
    - За знакомство! - пьет водку.

Квартира Вени в элитном доме «Чёчл» - Черчиль. Вечер.
Веня бросает на полку ключи от квартиры. За ним входит Георгий и закрывает дверь.
Веня и Георгий снимают обувь. Громадный холл.
    - Пойдем, ознакомлю тебя с капитанской каютой.
Открывает одну дверь. Комната двенадцать квадратных метров без окна: стиральная машина, гладильная доска, утюги. Складная рама для сушки белья. Баки.               
     - Подсобка. Здесь командует помощница по хозяйству.    
Открывает следующую дверь. Комната десять квадратных метра. Диванчик, столик гардеробчик, холодильничек, телевизор.
     - Это ее комната отдыха.
Открывает следующую дверь. Комната четырнадцать квадратных метра. Ванна, душ, два умывальника с огромными раковинами и большим одним зеркалом. Гардеробчик, унитаз.
     - Гаванна.
Открывает следующую дверь. Комната восемнадцать квадратных метра. Электроплита, кухонный стол, По двум стенам, навесные шкафы. Обеденный стол на шесть человек. Если раздвинуть, – человек на десять. Огромный холодильник. Бар, подвесной небольшой телевизор. Пара небольших кресел в углу у узенького шкафа с посудой. Высокий детский стул-столик для кормления ребенка до двух лет.
    - Кухня.
Звонок мобильного телефона, висящего в маленькой сумочке на груди у Вени.
Веня достает телефон.
     - Привет Соня! Как там моя красатуля – масатуля? Не болеет? Что? Вот это умница! Вся в меня будет! Так, так, ладно! Передам с кем-нибудь обязательно. Как сама? Молодец! Я сказал, передам. Постараюсь недельки через две. Ну, занят! Я всегда сильно занят! Ты же знаешь! Все! Все! Целую-обнимаю! Пока! Перезвоню! – моя первая жена.  А это трон дочери! - показывает на детский стульчик.
Идут по холлу. Открывает следующую дверь. Комната шестнадцать квадратных метра.
Две кровати. Между ними тумбочка. туалетный столик,  перед ним на стене зеркало, тумбочки. Стол, компьютер, два кресла, гардероб, холодильничек, стенка с радиоаппаратурой, телевизором.
    - Твоя комната.
Открывает следующую дверь. Большая комната двадцать пять квадратных метра для сбора большой семьи. Большой стол, стулья, кресла по углам, большая ТВ панель, два диванчика, ауди аппаратура, картины, аквариумом и все, что способствует отдыху и дружескому общению. 
      - Твоя комната отдыха от непосильных дел, - гримаса на лице Вени.
Отодвигает тяжелые не пропускающие свет шторы, выходит на лоджию длиной восемь и шириной около трех метров. Георгий идет за ним.
      - Вот это да-а! – вырывается возглас восхищения у Георгия видом с двадцать четвертого этажа.
 Перед ним ночной Тихий океан со светящимися ночными мотыльками-кораблями, выстроившимися для прохода через Панамский канал. Справа внизу - огромная вилла.
Георгий подходит к перилам. Смотрит вниз.
      - Не больше тридцати метров до океана!- с придыханием говорит он.
Оглядывает лоджию: два кресла с козырьками от солнца. Шахматный, он же карточный столик. Два шкафчика по коротким сторонам лоджии.
     - Мать честная! И я могу здесь сидеть и наслаждаться видами?
     - Желательно с утра и до позднего вечера! Что значит сухопутная крыса! Не носил тебя океан в пяти бальный штормик по волнам! Не было бы щенячьего восторга от вида океана!
Выходит из комнаты. Идут дальше. Открывает следующую дверь. Комната восемнадцать квадратных метра, напичкана суперсовременной офисной аппаратурой. Есть даже радиосвязь.
      - Это кабинет. Здесь я провожу минимум десять часов времени. Разрешаю тебе иногда сидеть в кабинете, когда я работаю. В углу, в кресле. Как немая вещь и молчать, как рыба, пока тебя о чем-нибудь не спрошу. Да что с тебя взять? И вообще, старайся дома мне меньше попадаться на глаза, я раздражительный.
Смотрит на Георгия, как подействовала на него его «дружелюбная» речь. Не увидев ожидаемого эффекта, идут дальше. Берется за ручку двери. Приоткрывает, но тотчас закрывает ее.
      - Обычная спальня. Почти, как кабинет. Как обратил внимание, - в каждой комнате – кондишен и плотные шторы. Солнце не впускать!
Идут обратно. Останавливаются возле большого зала-гостиной. С миной на лице смотрит на Георгия.
    - Ты иди спать, а я, с твоего разрешения, посмотрю «в твоей комнате отдыха» телевизор.
Предупреждаю, не старайся мне понравиться. Говорю тебе сразу: пока ты мне не симпатичен, потому что не выпил первую рюмку за знакомство.
    - Подсказал бы, - глядя в глаза отвечает Георгий, - ради хороших отношений «скурвился» бы и уважил тебя, угомонив одну-вторую рюмашку. Тут и муха не гудит!
    - Вот как? Ну что ж, это недолго проверить.

Комната Георгия. Ночь.
Из-за не полностью занавешенного шторой окна пробивается желтый свет луны. Георгий лежит на кровати, прикрытый простынкой. Настенные часы показывают час ночи.
В комнату доносятся слабые возгласы Вени и слова комментатора.
Гостиная. Ночь.
Комната слабо освещена тремя из девяти горящими лампами в люстре. Тяжелая штора отодвинута. Дверь на лоджию приоткрыта.
В комнате отдыха отдельный двухярусный столик. Наверху стоит большая плазменная панель телевизора. На нижней полке плоский видеоплеер.
В кресле, напротив, в домашних шортах без рубашки сидит Веня и смотрит футбол. На коленях блюдо с нарезками какого-то тропического фрукта. Сбоку небольшой столик на колесах, на котором стоит пузатая черная бутылка с золотым лейблом и бокал с налитой, по - видимому, крепкой жидкостью.
Веня старается перекричать комментатора и рев трибун.
    - Дай, дай пас налево, чувак! Слепой, едрена вошь! За что тебе только такие бабки платят? Оштрафовать бы тебя тыщ на пять за незабитый гол! Может быть, тогда ты не жадничал с пасом! Мудила!               

     Звоночек в ЗАО
Комната Георгия. Рассвет.
Георгий с беспокойством открывает глаза. Смотрит на потолок, стены с картинами, незнакомую обстановку. Переводит взгляд на треть не зашторенного окна. На предрассветное небо.
     «Где я? Постой, это же предрассветные сумерки. Нет еще и шести утра. И нам сейчас со Стариком надо идти к океану делать упражнения. И встречать восход солнца, заплывая в океан».   
    -  Вот логика у придурка! – Георгий вздрагивает, слышит голос Эго.
    - Это еще кто здесь? Постой, постой! У Шэнли нет таких штор? А я не на циновке? Черте что и сбоку бантик! А-а, я на вилле Дана!
    - Вот везет дуракам! – тот же знакомый голос, - опять на полном иждивении, только рот разевай!
     - А кто этот бубнила? -  напрягает память. - А-а-а! Так это же его Эго! Его второе «Я»!
Ты же где-то потерялся? Как же ты опять меня нашел?               
Голос второго «Я», тихо, в сторону: «А недолеченный придурок, еще и опасен!»
Георгий напрягает память: «Я же вчера простился со Стариком? Так… так… так…
Вот оно что! Старик сдал меня капитану Вене! Я у него, значит».    
Напряжение у Георгия спало. Георгий надевает шорты, берет новую зубную щетку, предупредительно выложенную на тумбочку, застывает.
      - Нет. Зачем изменять привычке, когда есть такая возможность полюбоваться с высоты двадцать четвертого этажа на океан?   
Георгий высовывает голову из-за двери, осматривается, выходит, направляется на лоджию.

Лоджия. Предрассветное утро. Тяжелая штора отодвинута, дверь полуоткрыта.
Георгий делает шаг на лоджию и замирает.
В кресле, только в шортах, с радиотелефоном у уха, положив ноги на шахматный столик, сидит Веня и слушает доклад капитана. На столике стоит баночка пива с яркой надписью.
Капитан, видимо, говорит о координатах и направлении судна. Веня поднимает глаза на Георгия. Георгий тычет пальцем себе в грудь, потом показывает на дальний край лоджии, прося разрешения туда направится. Не получив никакого знака, Георгий все-таки осторожно ступает на деревянный пол лоджии, обходит столик, направляется в другой угол. Вскоре, забыв про все, он завороженно смотрит, как в первый раз, на восход солнца. 
    - Нет, ты все-таки мне скажи, где ты сейчас находишься? – пытает Веня.
    - В 36м квадрате, - голос капитана по радио.
    - Как ты ухитрился за такое короткое время обловить 35й квадрат? Ты что, так и не прошерстил его?
     - Я подумал, что я там потеряю час, пока буду устанавливаться в этом узком месте. За это время, я думал, что успею прошерстить два соседних квадрата и похвастать уловом!
     - Ну, хвастай!
Молчание.
     - Ну, что же ты молчишь, тунец долбанутый? От избытка рыбы в зобу дыханье сперло?
     - От слез, Веня! От слез! Не оправдались мои надежды! Крохи, Веня!
     - Ну, вот что, Капраз! – зло цедит Веня. - Сегодня тебе на разборе полетов объявлю выговор! И оставлю без премии в этом месяце.
      - Веня, побойся Бога! Я, может, еще за день успею больше всех выловить, а ты…   
     - Что, Веня! Что, Веня! Я сорок пять лет уже Веня! И не позволю, хоть ты и Капраз, меня на*бывать!
    - Да, вроде, мы еще не пропивали твое сорокапятилетие! А потом. Ха, премия! Ты сам вспомни, когда ты раздавал ее в последний раз?
   - Охереть просто! Один своевольничает! На него глядя, и Капраз, - туда же! Ну, погодите у меня! И это на фоне хронического невыполнения плана за неделю! Не будет плана, - не будет за ужином водки! - Веня скидывает ноги со столика, резко встает, не глядя на Георгия, уходит.
Георгий провожает его долгим взглядом. Идет к покинутому креслу. Оглядывается на дверь. Садится. Закидывает ноги на столик. Подносит воображаемый радиомикрофон к уху.
     - Ва-ва-ва-ва-ва! – повинным голосом.    
     -  Гаф! Гаф! - грозным голосом. Снова оглядывается на дверь, снимает ноги. Выдвигает ящичек стола, достает фигурки шахмат. Рассматривает их.
     - Неужели Веня играет? – удивляется он. Расставляет на доске. - Сегодня лучше Вене на глаза не попадаться.

Комната Георгия. Около девяти утра.
Георгий в шортах и футболке стоит возле полки с книгами, смотрит на корешки, знакомится с микробиблиотекой.
Дверь широко открывается. В дверях стоит Веня с блюдцем и надкушенным бутербродом с сыром. Жует.
     «Вот, уж, не думал, опять проживать в коммуналке с соседями», - смотрит на Георгия. Продолжает жевать.
Георгий стоит в пол оборота, смотрит на Веню.
    «Значит, так. В это время у меня завтрак. В основном бутерброды и кофе. Можешь присоединяться. Потом я снова в кабинете на связи уже с покупателями».
Подозрительно смотрит на Георгия.
    - А если бы я тебя не позвал? Ты ходил бы голодный?
Георгий поворачивается к Вене, улыбается.
   - Насколько я помню, ты говорил мне, Веня, что я у тебя на полном пансионе? Если так, то у меня есть право что-нибудь приготовить вкусненькое и пригласить тебя?
   - Никакой готовки! Никакой посуды! До обеда обойдешься бутербродами. Обед у меня во втором часу. В соседнем ресторане. Что делать? Раз обещал, – придется брать и тебя! Ужин, кстати, - там же. Для тебя. В восьмом часу, - смотрит на Георгия, продолжает. - А я, обычно, ужинаю в портовом ресторанчике с ребятами. За одно, подводим итоги дня. Иди на кухню завтракать. Я иду в кабинет на связь с покупателями. Едрена лапоть! Если будет что продавать сегодня!               

День. Зал ресторана в соседнем небоскребе. В зале довольно шумно. Играет легкий джаз по радио. Не меньше пятнадцати столиков уже заполнены, более чем наполовину. Народ все прибывает.
Георгий идет рядом с Веней в угол к островку зелени, подальше от эстрадного помоста.
Садятся за свободный столик.
    - Офисный планктон, - презрительно комментирует Веня. -  Верхние этажи занимают компании разных стран. Вот и работает ресторан с хорошей даже дневной прибылью. Денежки у менеджеров водятся. Им не жалко в обед расстаться с двадцатью долларами.
Молодой официант спешит к столу Вени. Слегка кланяется Вене и Георгию.
    - Как улов сегодня, капитан?
Веня достает из кармана небольшой пузыречек, высыпает на ладонь две таблетки. Кладет их на салфетку.            
   - Лучше не спрашивай! Бутылочку водички и сто грамм, - смотрит вопросительно на Георгия.
    - До вечера я спиртное не пью, – говорит Георгий
     - Та-ак! - со значением говорит Веня.
    - А заказывай, что и себе! – с улыбкой говорит Георгий.
    - Тогда сегодня «тамале» (запеченное в банановых листьях мясо с картофелем), «эскабече» (обжареное в масле филе рыбы подается холодным), остальное, как обычно. Да и удвой все!
    - Будет сделано, капитан! – с улыбкой говорит официант.
    - Вот и не выдержал проверки! – презрительно замечает Веня, - а то мозги пудрит: «ради хороших отношений! Он готов скурвиться!»
    - Веня, - со смехом замечает Георгий, - так еще Гиляровский писал, что даже лошадь и та не пьет по утрам шампанское!
     - То шампанское! – горячо возражает Веня. - А если бы ей поднесли сто граммов под хорошую закуску, – глядишь и выпила бы! Гиляровский! А ты видал в его книгах, каких осетров волокли в трактиры? Трое ломовых грузчика еле-еле! Осетров! Из речки! - запивает таблетки водой из бутылочки. - А тут капитаны докладывают, что сегодня улов будет с ххх собачий! И это в Тихом бездонном океане! Тебе, конечно, это по ххх! Вот ты и веселый. Ты кто? Капитан? Матрос? Ты не кормишься уловами с океана, а они этим здесь живут! А их семьи в России, где все трещит по швам, - выживают! Благодаря уловам!
Официант несет на подносе заказ, выставляет на стол: «Все, капитан?»
Веня отмахивается от него, как от надоедливой мухи. Официант с усмешкой уходит.
Веня пьет воду из горлышка. Георгий его копирует.
     - Кстати, ты кто?
     -  В каком смысле?
     - За что получал деньги?
     - Я военный спец, Веня. Полковник, - сам удивляется вылезшей фразе. - Получал деньги за контроль космических заказов, в том числе за «Буран».
Веня перестает пить, с недоверием смотрит на Георгия.
     - Вот оно что! Поня-ятно, почему ты такой гордый! Ну, как же, - полко-овник! Честь имею! Дворяни-ин! А тут, - какой-то пропахший рыбой капитан. Да еще открыто выражает свою неприязнь! Что же ты такой большой начальник слинял в маленькую занюханную Панаму?
Георгий молчит.
     - Молчишь? Ну, я тебя еще разговорю за бутылкой.  - Наливает себе из графинчика водки. Пьет!
Георгий, улыбаясь, приступает к овощному салату с кусочками рыбы.
Веня поливает каким-то соусом салат, начинает есть.
     - Бедная Россия! Все, как сто пятьдесят лет назад! На одного добытчика, - семеро контролеров! Ну, а какой институт заканчивал?
     -  МАИ, Веня! Авиационный.
     - Ну, конечно! Раскатал я губы, что инженер по дизелям попадется! - смотрит на соседа.    - А с другой стороны: «а вдруг?». Кому ни попадя, не дадут контролировать космический челнок?
Перестает есть. Смотрит по-другому на «иждивенца». Меняет тон.
      - Вот что! Чтобы завтра, после завтрака, сидел у меня в кабинете и вникал во все, чем я занимаюсь, - ждет ответа. - Мне некому подставить плечо. А я чувствую, что дела у нас идут в разнос. Пара таких месяцев с уловами, как этот, - и нас закроют за долги к «едрене фене»!
Георгий, не поднимая головы, ест.
    - Что молчишь? – напрягается Веня.
    - Ладно, Веня, - не поднимает головы сосед, - как скажешь.

Кабинет Вени. День
Настенные часы. Стрелки часовая и минутная сделаны под якоря. На часах четыре часа семь минут.
Георгий сидит в кресле возле книжного шкафа. В руках у него папка с документами.
Дверь кабинета открывается, Веня застывает в дверях
    - Ты чего здесь делаешь?
Георгий поднимает голову.
    - Знакомлюсь с делами, – спокойно отвечает Георгий.
Веня идет за свой рабочий стол, садится в кресло.
    -  А кто разрешил входить без хозяина? - возмущенно спрашиват.
    - В начале третьего я постучал и спросил разрешения, - улыбается Георгий. -
Мне никто не ответил. Открыл дверь, - никого. Ты же просил присутствовать? Вот я подумал, чего хорошие начинания откладывать до завтра? Вот, смотрю дело переписки с покупателями.
     - Я что тебе не сказал, что у меня с двух до четырех, как у всех тут, - сиеста?      
     - Нет, первый раз слышу это. У кого это, у всех?   
     - Многие фирмы в законодательном порядке имеют право на послеобеденный отдых, -назидательно доводит до сведения не знающему законов новичку.
      - Я не думаю, что законодательно не разрешают работать.
Веня открыл было рот, но сжал губы и что-то не озвучил.
      - Когда у нас бывала «запарка», - мы работали в праздники, субботы и воскресения. А по ночам нас иногда развозили на машинах по домам, поскольку линии пересадки метро закрывались раньше, чем мы туда могли добраться.
     - М-м-м! - со стоном цедит Веня. - Ну, так и знал! Его благородие начинает учить нас лапотных!   
     - Нет, Веня! Чтобы мне какие-то дельные предложения высказать, мне надо ознакомиться с твоим бизнесом. Вникнуть в него. На это понадобится время. А у меня, как ты озвучил, всего три недели. Так чего ты от меня ждешь? Либо мы все вместе напрягаемся, коль дела идут неважно, либо и я тоже перехожу на сиесту.
Веня, молча, смотрит на Георгия. Звонок мобильного у Вени.
     - Римма привет! Как ты сама? Как там моя красатуля-масатуля? Да что ты? Сама сказала? Ну, умница! Хорошо, хорошо передам. Ну, тут с зимними вещами не очень! Сама понимаешь, каждый день плюс тридцать! Куплю, куплю! Договорились! Все, Риммуля, работы много! Целую! 
      - Моя вторая! – заочно знакомит Веня.
     - Помоги и ты мне, Веня, ускорить процесс ознакомления. Завтра ты расскажешь мне об основных злободневных трудностях. И разреши мне просмотреть все дела, чтобы я сам понял, как они складываются.
     - Да, зря, я, наверное, озвучил, что мне некому подставить плечо, - задумчиво говорит Веня. - Государева служба, - это одно! Тогда не было ни частной собственности, ни бизнеса! А бизнес, - это совсем другое. А ты понятие не имеешь, что такое бизнес! Чтобы вникнуть, тебе две недели мало. А тут и отлет на носу.
Георгий, подложив папку, что-то записывает на листочке. Веня придирчиво смотрит на иждивенца.
Звонок телефона.
     - Капитан, привет! – по «громкой» на русском с большим акцентом мужской голос. - Сегодня твои молодцы снова тебя не обрадовали?
     - Привет, Ян! А ты откуда знаешь?            
     - У всех уловы падают.
     - Еще не вечер! Может, мои еще выйдут на косяк и еще похвастаем уловом!
     - Веня, ты лучше меня знаешь, что если до четырех нет рыбы, то ее не будет и к вечеру.
     - Ян, не забывай, что у меня еще два креветколова. На креветке отыграюсь.   
     - Сколько раз это было? Раз-два, - и обчелся! У меня цена на твои три тральщика пока старая! Пора соглашаться, Веня! Через неделю цены за металлолом пойдут вниз. Смотри, не прогадай!
     -  Спасибо за заботу! Но пока мы на плаву.
     - Ну, смотри, капитан! Тогда ни доллара не уступлю!
Частые гудки.   
Веня многозначительно смотрит на Георгия. Потом вытягивает шею, прислушивается. Хватает радиотелефон: «Бежим!»
Георгий, ничего не понимая, поддается тревоге, поспешно встает и спешит за Веней на лоджию.

Вид спокойного океана. В Панамском заливе цепочка маленьких кораблей. Слышится басовитый гудок корабля.
По радиотелефону Вени раздается голос.
     - Вот теперь тебя я вижу! Ты стоишь с капитаном. Привет вам от вашего бывшего, - с сухогруза! - снова гудки: один длинный, другой короткий.
    - Открой быстренько правый шкафчик, подай подзорную трубу!
Георгий подает подзорную трубу.
Веня отдает ему радиотелефон. Смотрит в трубу.
    - Теперь и я тебя вижу! Привет Филипп! Ну и посудина у тебя! Побльше моего креветколова!
    - Совсем на чуть-чуть! - с ухмылкой по радиотелефону. - Как уловы, Веня?
    - Похвастать нечем, - грустно.
    - А я быстрее и аккуратнее всех причаливаю к пристани!
    - Да-а! Ты всегда отличался! У тебя рука слита с мозгом, ты и раньше чувствовал сантиметры. Значит, не потерял чутье!
      - Удачи тебе и семь футов под килем!
     - А тебе сколько пожелать, Филипп?
     -  Не меньше пятидесяти, Веня! -  с усмешкой голос Филиппа.
     - Тогда желаю тебе пятьдесят! - откликается благодарный бас сухогруза.
     - Теперь зеленая тоска будет грызть до конца дня! - чуть не плача, причитает Веня. -
Вот, кто умеет ловить фортуну!
Опускает подзорную трубу, смотрит на цепочку крошечных кораблей. Некоторое время Веня и Георгий, молча, стоят на лоджии и смотрят на горизонт.
Веня идет на кухню. Георгий за ним. Веня достает с полки поллитровую бутылку рома. Смотрит на Георгия.
    - Не-ет, Веня! Не будь слабаком! Нам еще полдня работать! Я сварю тебе сейчас кофе с корицей, какого ты не пил! Идет? Я - мухой!
Веня с гримасой неуверенно ставит на место бутылку, открывает холодильник.
     - Тогда уж с малосольным вчерашним тунцом.
     - Вот это деликатес! – обрадованно восклицает Георгий.
Веня режет кусочки, делает бутерброды. Садятся в кресла напротив друг друга, пьют кофе, смакуют малосольного тунца.
    -  А что за гусь тебе звонил? Прибалт? – спрашивает Георгий.
    - Ты смотри! Вычислил! Какой это гусь? Это падальщик!
    - Так и караулит раненную добычу, чтобы она только ему досталась.
    - В саванне так не бывает,  - вспомнил Георгий Стива. - По беспроволочному телеграфу весть быстро распространяется. Прилетают и прибегают более сильные. А тому, кто караулил, в надежде поживиться, достаются лишь крохи.
    - Да-а! Хищников здесь хватает! Налоговый рай! Ты, сухопутная крыса, не ведаешь, что под панамским флагом ходят суда половины имеющих флот государств! А фирм в небоскребах от разных стран, я прикинул как-то, - до сорока!   
    - Он хочет купить у тебя три траулера?
     - Ага! Только на металлолом. И даст за них копейки. Оказывается, за кораблями СССР настоящая охота. Их сталь ценится на рынке металлов в Америке.
Веня находит нужный телефон по мобильному.
     - Натан, как у тебя уловы? – на испанском.
     - Неважно, Веня, - хорошо слышно на другом конце.
     - А у других?
     - Да почти также.               
     - Какие прогнозируешь цены на завтра на рынке Mercado De Marisco Cinta Costera?
     - Да почти те же, что и сегодня. Разве что на пол доллара выше. В целом, падение улова отмечается в Центральных и Южных секторах. На Северо-Западе уловы выше.               
     - А что ты думаешь, почему в наших секторах ниже?
     - Да разве можно угадать? То ли не понравилось повышение на полградуса температуры воды. А может, рыба среагировала на падение атмосферного давления на две единицы. А тут Бернардо сообщает, что у него на локаторе проскочили стаи дельфинов. Вот и ушли косяки с обычных мест.
     - А ты, вроде, вел статистику уловов от температуры воды и давления?
    - Бросил, Веня. Неблагодарное это дело!
    - Поня-ятно! Ну, удачи твоей команде, Натан!
    - Ее и за хвост не поймаешь!
 Короткие гудки.    
Веня ставит со звоном пустую чашечку на стол.
     - Ну, зараза! Крыса министерская! - хватает мобильный телефон. - Ну, погоди у меня!
Набирает номер телефона.
     - Департамент рыбных ресурсов. Сеньор Колон у телефона Вас слушает.
     - Сеньор, Колон, ну, сколько можно терпеть! – с раздражением кричит в трубку. -                Вы никак не хотите давать квадраты для вылова Северо-Западнее от номера шестьдесят! Не я один настаиваю разыгрывать места лова рыбы и креветки.               
      - А-а, капитан Веня! – слышен насмешливый голос. - Нет, капитан. Ваша идея в департаменте не получила одобрения. Мы по-прежнему будем вы-де-лять места лова, как государственным, так и частным компаниям. Ничем не могу помочь. Извините, много работы! - Короткие гудки.
Веня в сердцах швыряет трубку на кресло: Вот мудило! Скользкий, как налим! И яйца ему не защемишь! Но чувствую нутром, кое-кому он приберегает хорошие сектора для лова. Ну, погоди у меня, Веня еще намотает твои кишки на кулак!
    -  А ты пробовал ему дать взятку?
    - Ты что? Отберут лицензию сразу. Нет, ввели сейчас большой штраф за подстрекательство к взятке. А потом уж отбор лицензии, - идет в кабинет.
Георгий за ним.
Кабинет Вени. Веня разворачивает кресло к компьютеру, открывает какие-то сайты, читает их. Что-то записывает в стильный блокнот.
Георгий открывает папку, достает мобильный телефон. Распрямляет лист в папке, собирается его фотографировать.
    - Веня могу я сфотографировать кое-что из переписки, чтобы обдумать на досуге, как лучше сделать.
     - Охренеть! Это у тебя последняя модель?
     - Да вроде бы. Мне ее подарил хороший человек.
Попадаются, вот, кому-то хорошие люди! А тут, что не сеньор, то обязательно на*бать хочет! Ну, Веня вам не калининградская сайра! Сам в невод не полезет! 
Звонок телефона. Веня ставит на громкую.
    - Веня привет! Это Леонид из Лада-экспорта.      
    -  Да, Лень, привет! Какие новости?
    - Завтра к нам нарисуется наш консул из Коста-Рики, который курирует и Панаму. Так что, дуй сейчас к нам со своим «Бешпашпортнымбомшом». Удобный случай «форсануть» оформление ему документов для вылета в Москву.
    - Единственные хорошие новости за целый день. Да, такие дела не откладывают. Сейчас собираемся и выезжаем.
    -  Бай! До скорого! Да, не забудь захватить мой заказ!
    - Мы со Стариком обговорили, - смотрит на Веню Георгий, - что я должен написать про себя. У меня лист заготовлен. 
    - Зачем лист? Верка тебе устроит интервью и все забьет о тебе в компьютер. Что ты, не помнишь, как тебя зовут и где живешь?
Георгий тушуется.
     - Да, Веня, я с тобой разоткровенничался и сболтнул немного лишнего. Никому не говори, что я полковник. А то начнутся лишние вопросы: какая форма допуска у тебя была к секретным документам? Как тебя органы Госбезопасности смогли выпустить?
    - Ладно, уж. А то я перед своими чуть не похвастал: какая важная птица у меня живет в золоченой клетке! Пять минут тебе на сборы. Поменяй рубашку на белую, а то будешь фотографироваться на загранпаспорт.
Георгий снова мнется.
     - У меня все мое при мне.               
     - Как? У тебя разве с собой не было сумки?
     - То была холщовая сумочка Старика с лекарствами.
     - Ты что, - бомж? – удивленно смотрит на иждивенца Веня.
     - Бомж, Веня, бомж.
     - Вот так, Ваше благородие, едрена лапоть!    

Когда-то шикарный, но вышедший из моды автомобиль, американский «Крайслер», цвета океанской волны с разлапистыми плавниками на капоте останавливается возле магазина на первых двух этажах небоскреба.
Веня и Георгий заходят в магазин. Направляются к мужской одежде.
К ним сразу подходит симпатичная девушка – менеджер, мулатка.
     - Чем могу помочь уважаемым сеньорам?
     - Этот очень уважаемый сеньор, - показывает на бомжа Веня, - хочет купить у вас рубашку с коротким рукавом, белую.
     - Какой у тебя размер? – поворачивается к бомжу Веня.    
Георгий пожимает плечами.
Мулатка и Веня переглядываются.
Мулатка осматривает Георгия и уверенно идет к пальме, где стоят ряды вешалок с рубашками. Ей навстречу делает шаг симпатичная молодая метиска.
    - Марисоль, подбери этому очаровательному сеньору рубашку! - улыбается Георгию во все тридцать три сахарных зуба. - Удачной покупки, сеньор!
Уходит к следующему покупателю.               
Марисоль снимает с кронштейна три вешалки и подает рубашки Георгию.
Георгий выбирает белую. Идет с Веней в примерочную. Задвигает шторку. Снимает с себя свою светло - коричневую.
    - Твою-ю ма-ать! - в испуге, глядя на спину Георгия, восклицает капитан. Рассматривает рубцы былых ран. -  Колись полковник! Афган? Чечня?
Георгий надевает рубашку, осматривает себя в зеркало, поправляет воротничок.
    - Твой океан – батюшка, капитан. Что, разве тебе Старик ничего про меня не рассказывал?
   - Не-ет, - недоверчиво отвечает Веня.
Георгий смотрит на себя в другое зеркало со спины.
   - И про память, что частично заблокирована в результате ран на голове?
   - Заблокирована? А я – то пристаю к тебе! -  с жалостью говорит он. - Пристаю к тебе - калеке. Ты уж извини!
Открывает шторку. Выходит наполовину.
   - Марисо-оль!
Быстро подходит улыбающаяся Марисоль.
    - Для деловых встреч эти брюки, что на сеньоре… - кивает головой на стоящего у зеркала… 
    - Ну, конечно, нет! – с полслова понимает Марисоль Веню. - У вас хороший вкус, сеньор!         Сейчас принесу пару, на пятнадцать долларов всего дороже, но в них можно - в любой офис. - Марисоль уходит.
    - Всего на пятнадцать… - передразнивает на русском полковник. - Так, это ж, на 50%!
    - Не «жмодься», полковник! – говорит на русском, улыбаясь, Веня, - Это же не твои  кровные!             
     - Веня, - продолжает на русском полковник, - я восхищаюсь обученностью продавцов    
«впендюривать» свой товар!
Подходит к кабинке улыбающаяся Марисоль с двумя вешалками разных по цвету брюк.   
    - Вот, - как всегда на испанском, - советую эти светло-коричневые. И спасибо за ваше восхищение моей обученностью, - улыбаясь, смотрит на полковника.
Георгий, подняв брови, смотрит на Веню. Тот смеется. Полковник чешет «репу».

Машина Вени паркуется у голубого пятидесятиэтажного небоскреба.
Лифтовой холл 31 этажа с лифтами слева и справа от прохода.
Выходят из лифта Веня и Георгий.
Над большими стеклянными дверьми прохода справа вывеска японской компании и слева - ЛАДЫ-ЭКСПОРТ.
Небольшая приемная с кадками и цветущими зелеными кустами.
Угол с хозяйством молодой женщины секретарши. Коротко стриженная блондинка с приятным добрым лицом, со спадающей на глаз челкой.
Напротив - две двери. Генерального директора и его заместителя.
Веня открывает свой портфельчик. Выкладывает секретарше небольшую коробочку конфет.
    - Веруня, здравствуй! Леонид у себя?
    - Спасибо, Веня, - отрывается от печати на клавиатуре компьютера. - Заходите.

     Слава настигает Джорджа
Веня уверенно открывает дверь заместителя. Ждет, когда пройдет Георгий.
Большой кабинет с американской офисной аппаратурой. Много зелени. Стильный рабочий стол, кресла, диванчики с журнальными столиками вдоль стен. На стенах
фотографии с руководителями стран Латинской Америки и Лады-Экспорта при подписании контрактов на поставку российских автомобилей.
Из-за стола встает хозяин кабинета. Веня здоровается, знакомит с Замом Георгия.
Зам, - молодой красивый мужчина с шикарными черными длинными волосами, среднего роста, крупными карими глазами.
Леонид во все глаза смотрит на Георгия.
    - Как, говорите, вас величают?
Георгий, тушуясь, повторяет свое имя.
   - Георгий или Джордж? – неуверенно произносит Леонид.
Георгий ничего не понимает, растерянно смотрит на Веню. Веня выглядит еще глупее.
    - Вера! Срочно ко мне! – кричит во весь голос Леонид.               
Вбегает запыхавшаяся Вера, оглядывает всех испуганными глазами, убеждается, что никто не в обмороке.
    - Что случилось? Разве можно так кричать? -  снова переводит взгляд с Леонида, на Веню, на Георгия. Ее широко раскрытые глаза становятся еще шире.
     - Вы-ы? Джо-ордж?? – не верит глазам Вера.
     - Да объясните, что происходит? - теряет терпенье Веня.
     - Вера, тащи газету! Быстро! – командует Леонид.
Вера, что-то причитая, крутит головой, срывается с места. Исчезает в приемной.
Вбегает с газетой. Леонид стоит с протянутой рукой. Вера не отдает, смотрит на газету, потом на Георгия: «Джордж! Невероятно!»
Веня, как попугай, переводит взгляд на каждого говорящего.
Леонид вырывает газету, вглядывается в фотографию, потом в Георгия: «Невероятно! Джордж!» - Отдает газету Вене. Веня тупо смотрит на какой-то снимок. Потом на Георгия. Напряженно молчит.
Георгий понуро, с тенью грусти на лице, переводит взгляд с говорящих.
    - Вера, организуй закусон, как при подписании контракта с Коста-Рикой. Какая жалость нету шефа!
Вера улыбается Георгию, скрывается в приемной.  Леонид открывает книжную полку, в которой встроен мини бар. Достает бутылку элитного темного рома, бокалы.
Вера приносит поднос, ставит на журнальный столик тарелочки, где лежат бутерброды с черной икрой и малосольным тунцом, половинки апельсинов, лимонов и какие-то тропические фрукты. Георгий и Веня садятся на диванчик. Веня удивленно смотрит на смущенного Георгия.
Леонид и Вера, - в кресла напротив. Леонид всем наливает треть бокала рома.
    - Георгий, это в честь знакомства с тобой! – смотрит на него восхищенными глазами. - Твоя удивительная судьба многому учит! Делай, как я! - выжимает из половинки лимона сок в стакан с ромом. Георгий жмет апельсин. Веня, - лимон.
     - Хоть кратко, расскажи, - смотрит на Георгия Леонид, - как ты жил у другого капитана и как реализовал идею строительства отеля на побережье. И про знакомство с американским банкиром Стивом и страховщиком Полом! Многие мечтают с ними быть знакомыми. Ведь мы с Верой только два дня назад с этой газетой обсуждали твою непростую судьбу.
Леонид и Вера задают вопросы, Георгий кратко отвечает.
Стук в дверь. Дверь открывается.
На пороге стоит приятная молодая запыхавшаяся женщина с хорошими формами.
    - Леонид, можно? Мне Вера сообщила, что вы, - смотрит на Георгия, - здесь. Очень хотела вас увидеть. И познакомиться. Да у Вени замерить давление.
Походит к Георгию, подает руку.
     - Я - Лариса. Фельдшер, слежу за здоровьем наших соотечественников.
Георгий знакомится.
    - Еще десять минут и ты бы нас не застала! – смотрит на нее Веня.
    - А ты, Веня, втык у меня «щас» получишь. Не приезжаешь уже две недели! Разве так можно относиться к себе?
     Веня делает неопределенную физиономию.
    - Давайте и у Вас давление померю, - улыбаясь смотрит на Георгия.
Георгий готовится подать руку, но останавливается, видя маленький приборчик, который Лариса достала из сумочки.
     - Мизинчик, пожалуйста.
 Надевает на мизинчик маленькую толстую «прищепку» с крохотным окошком. Нажимает кнопочку.
Георгий с интересом смотрит на крохотный дисплей приборчика, на котором идет запись биения его сердца и вспыхивают цифры его давления и частоты пульса.
    - Вот, Веня, с кого пример надо брать: давление и пульс космонавта, - тепло смотрит на Георгия. -  Будут какие жалобы на здоровье, - обращайтесь! Буду в вашем распоряжении.   
 Задерживает взгляд на Георгии, а потом смотрит на Веню.
     - Вот, что значит, человек регулярно следит за своим здоровьем! - приятно улыбаясь, говорит она. - И голова у него не болит, – какое лекарство надо принимать! 115 на 75! Хоть сейчас в космонавты!
     - Хватит! Уже побывал! - себе под нос бубнит Георгий
Только Лариса слышит это.
     - Да-а?
Георгий тушуется и встает. Веня подает Ларисе руку. Лариса надевает на мизинчик приборчик.
Веня прилично поет:            

     Человек и кошка плачут у окошка
     Серый дождик каплет прямо на стекло.
     К человеку с кошкой едет неотложка
     Человеку бедному мозг больной свело.    

  - Веня, помолчи! Тот умолкает. Лариса смотрит на дисплейчик.
  - Ну, вот! Никаких улучшений! 170 на 130! Ты хоть принимаешь?
Веня снова запевает.

     Доктор едет-едет сквозь снежную равнину
     Порошок целебный людям он везет
     Человек и кошка порошок тот примут
     И печаль отступит, и-и-и тоска пройдет.*

*Автор песни Федор Чистяков
 
     - Я тебя спрашиваю, - недовольно смотрит на Веню Лариса, - те лекарства, пьешь?
     - Конечно, пью, – улыбаясь, смотрит на Ларису, - и лекарства тоже!
    - Вечер воспоминаний о приключениях земляка удался! – подводит итог Леонид. Вера, приберись, пожалуйста!

Машина Вени едет по ночному проспекту Бальбоа домой.
     - Ха, интересно! Узнал бы я все, о чем ты рассказывал, если бы ни эта встреча у Лени? А я почти похоронил мысль, что ты дашь хоть один дельный совет, узнав от тебя, что ты больной еще и на мозг.
     - Так уж и больной! Не бери в голову, Веня!
    - А ты, оказывается, молчун, и в бизнесе «петришь»? Ну, ладно, посиди, уж, у меня в кабинете, когда я работаю. Вдруг тебе придет какая-нибудь дельная идея.
    - Да, Веня. Предложения рождаются, когда есть информация и сравнительный анализ. Пока Вера печатала мое досье, я посмотрел их переписку, потом расспросил ее кое о чем. Могу с тобой обсудить.
     - Давай не сегодня. Мне еще надо бы встретиться с капитанами и подвести итог сегодняшнего неудачного улова.

Знакомый портовый ресторан. Ночь.
На веранде все столики заняты. Шумно, накурено. Большинство сидящих ведут себя развязано и «свою норму» превысили.
В «своем» углу за двумя сдвинутыми столиками сидят пять капитанов Вени, и в торце одного стола, - он сам.
По поведению они ничем не отличаются от остальных. Трое капитанов курят.
    - Итак, подводим итоги очередного неудачного дня, - на русском начинает Веня. -  Два капитана креветколовов за своеволие и недовыполнение плана на двадцать процентов получают выговор.
Капитан второго креветколова, по прозвищу Капдва, Евгений. Сорока лет, аккуратно одет, подстрижен. Театрально держит сигарету.
    - Суров ты, Веня и не справедлив. Сам знаешь, почти у всех здесь сидящих, - не лучше!      
    - Прочисть уши! - смотрит на него сурово Веня. - За своеволие!   
    - Вы, капитаны траулеров, - получаете предупреждение!
Боцман, он же «Боц», он же Лаврентий, капитан первого траулера. Пятьдесят два года, мужественное лицо, высокого роста, мускулистая фигура. Больше всех капитанского стажа.             
    - Веня, ну, чем я могу ловить? – басит Боц. - Разве своими штанами? Последний трал порвался так, что не знаю, сумеем ли мы его вообще починить!
     - Ты, Лаврентий, хоть раз вину бы признал! Ты, «Боц», постоянно оправдываешься. У меня в деле подшита бумага с твоей подписью, как и подписями присутствующих остальных, что твой траулер и команда к лову готова, - грозно смотрит на него Веня. 
Борис, капитан второго траулера. Под пятьдесят лет, курит.               
    - А я тебе, Веня, в той бумаге о готовности, отписал, что экологическая служба мне сделало предупреждение, за постоянно сизый дым от моих дизелей. Что меня они поставят в док на ремонт и наложат штраф за отравление окружающей среды.
     - Ничем помочь не могу! С такими уловами на капремонт не зарабатываем. Сбавь обороты, не будет так дымить. Но ты же на плаву? Значит, должен давать план. Помолчи лучше!
Веня делает презрительную физиономию, глядит на третьего капитана траулера.
Иван, среднего роста, под сорок пять. Небрежные темные волосы, полноват. Рубашка расстегнута до пупа. Сидит, развалясь, дымит сигаретой.
    - Что, Иван, ты почему не отбрехиваешься? Крыть нечем? Дизеля почти в норме! Трал, почти целый! И такое недовыполнение плана!   
Иван с гримасой на физиономии, делает руками театральный жест, что означает, - «не везет!»
Боцман наливает водку в бокалы из бутылки.
Подходит официант - хохол с Украины, на русском, с украинским акцентом:
     - Боцман, прячь свою бутылку! Мне за это выговор влепят, тебя пускать не будут! Дай сюда!
    - Погоди, погоди! Там еще семьдесят грамм! – выливает в стакан, отдает бутылку.
Официант оглядывается. Идет и опускает ее в мусорную корзину. Показывает боцману кулак.   
     - Все ты, Веня, сам знаешь! – осклабившись, смотрит на него Иван. - Все траулеры без капремонта уже семь лет с горем держаться. Гидролокаторы и эхолоты, – дедовские. Морозильные установки еле-еле дают минус пятнадцать градусов. Скоро браковать наши уловы будут по качеству рыбы на корабле приемщике. А-а! - Безысходно машет рукой.   
    - Ну, давайте, други, по последней, - предлагает Боц, - а то уже свет начинают потихоньку гасить.
Чокаются пьют.

Кабинет Вени. Ночь. Дверь кабинета открыта. Часы на стене показывают тридцать пять минут второго.
Георгий сидит в кресле рядом с книжным шкафом. На столике лежат несколько дел с торчащими из них закладками. Рядом несколько исписанных листов.
Георгий, подложив дело с документами, пишет очередной лист.
Кто-то пытается неуверенной рукой открыть дверь ключом. Георгий выходит в холл, подходит к двери, ждет.
Дверь открывается. Боцман под руку вводит пьяненького Веню.
    -  О-о! А нас встречают! Все, Боц, я дома. Давай уматывай к себе, а то ведь рано вставать придется!
Идет осторожно в ванную, слышно, как льется вода, как Веня фыркает, умывается.
Боцман прикрывает дверь, отводит за рукав Георгия за угол стены. Представляется.
     - Лаврентий. Я боцман, а ты кто? - подает руку.
     - А я Георгий, нахлебник у Вени, - улыбается, пожимает руку Боца.
Тот держит в своей огромной ладони ладонь Георгия.               
     - Это я знаю. А чем занимался в СССР?
     - Я инженер.
     - А-а. Да, - отводит взгляд. -  Жалко.
     - В каком смысле?
     - Да доктор нужен, не простой… забыл, как его называют.
     -  Кому? – спрашивает Георгий.
     - Ну, не мне же! – удивляется Боц.
Высовывает в холл голову.
     - Вене нашему.
     - А чем он болен?
Боцман приближает лицо к уху Георгия.
     - Запил. Во, пошел в зал футбол смотреть. Там у него шкафчик, бутылочка. Щас нальет себе, выпьет… и не раз, и бузить будет еще час, – смотрит на Георгия. - Ты что не знал, что ль?
   - Так вы сами охотно поддерживаете его и тащите на дно! Тут и муха не гудит!
    -  Да. На дно, - опустив глаза, согласно качает головой.
Отпускает ладонь Георгия.
     - Мы пытались с помощью местных врачей, как их…
     - Наркологов.
     - Во, во! Нарко-ологов… вылечить нашего сухопутного коллегу, но не смогли. Веня знает свое дело и на суше. По его связям в разных чиновничьих кабинетах Панамы… да что Панамы… и в соседних рыболовецких странах… и даже с покупателями из США, - он незаменим.
     - Лаврентий, я слышал, что ты самый уважаемый из капитанов.
     - Пусть только попробуют не уважать! Все капитаны, да и я тоже, понимаем, что, если Веня забросит свои обязанности, мы все со своими судами опустимся на дно. Мы здесь никому не нужны.
     - Раз понимаете…
     - И всем придется возвращаться в Россию к голодным и нищим семьям, - перебивает Лаврентий. - И там нас никто не ждет… и куда? Разве что только в порт, в грузчики…
      - Лаврентий, давай так! Ты убедишь капитанов больше не пить с Веней. А я попробую убедить Веню, что его решение «завязать», повысит уловы и пойдет на пользу всем.
      - Если я еще с капитанами как-то справлюсь, то у тебя ничего не получится, - смотрит в сторону, закрывает глаза, отрицательно крутит головой, машет рукой. - Веню ты не переупрямишь! - Подает руку. - Ну, будь!
       - Не мечи икру, Боц! Мы договорились! Иначе, действительно, вы будете на дне! Выше голову, Боц, прорвемся!
Боцман смотрит оценивающе на Георгия.
       - Ладно… давай попробуем. -Уходит.

  Кухня Вени. Утро. Георгий делает бутерброды с колбасой. Веня, оглядываясь, достает бутылку из шкафчика. Георгий выпрямляется, осуждающе смотрит на Веню.
Тот замечает.
     - Я не пью! Только семьдесят грамм! Для аппетита! – оправдываясь, - а потом, вчера мы, конечно, увлеклись, - гримаса на лице, наливает. - Но я всем всыпал! Я кто им, начальник или сухопутный лапотник? Пусть помнят! Веня был и есть капитан! И план всегда делал! А они у меня уже оборзели!
Опрокидывает водку в рот. Закрывает глаза. Выдыхает. Протягивает руку за бутербродом. Откусывает.
    - Пусть блюдут дисциплину! И дают план!
Смотрит на свой бутерброд.
    - Кто так хлеб режет? Да сквозь него читать можно! А это что? Разве это долька колбасы? Ты давай не экономь! Ну-ка, дай-ка!
Отбирает нож. Режет себе и Георгию белый хлеб с палец толщиной и такой же толщины колбасу.
     - Чтобы кормил меня как следует! У меня работа нервная, я сжигаю больше калорий, чем мои капитаны в океане!
Набивает рот, запивает кофе. Веня и Георгий пьют кофе, едят бутерброды.

Кабинет. День. Веня сидит в кресле, говорит по телефону. Включена, как всегда, громкая связь. Георгий сидит у шкафчика с делами просматривает очередное дело.
     - Лионель, а ты не путаешь? – как и со всеми по телефону на испанском. - Два года назад поставить траулер на капремонт было на пятнадцать процентов меньше.
Георгий жестом показывает, чтобы Веня добавил звук. Веня добавляет..
     - Капитан, что значит у тебя хозяйство маленькое. А у меня двенадцать траулеров, и почти столько же креветколовов. Считай, я каждый год что-то ставлю на капитальный. Да, на все растут цены.
     - Не мальчик! Знаю! Но не на столько же! А на дизельное топливо расти в этом квартале будут?
     - А на работы при капремонте с дизелями, особенно. И за новый трал тебе придется процентов на пять отдать больше, чем два года назад. И топливо подорожало. Куда оно денется? Если все-таки решишь делать капремонт, позвони мне. Я тебе порекомендую компанию, у нее цены не зашкаливают. И гарантию дают год. 
     - Ладно, может, воспользуюсь твоей рекомендацией. Пока!
     - Во, и этот хочет меня на*бать! - поворачивает голову к Георгию. - Он рекомендует! Наверняка, своего другана, чтобы тот ему цены скинул, за привод нового клиента. Веня вам не лапоть российский, я еще намотаю ваши кишки на кулак.

Ресторан в небоскребе. Как обычно много народа. Веня и Георгий сидят на том же месте. Обедают. Подходит официант.
     - Предлагаю сегодня китайский суп из свежих креветок, - поворачивает голову Веня. -  Не пробовал?
Георгий крутит головой.
     - Конечно, к супу китайский салат. И отбивную по-аргентински.
     - Вода и сто грамм? – продолжает официант.
     - Обязательно! - с вызовом, подтверждает Веня.

Веня и Георгий заходят в квартиру.
     - Поздновато, конечно, я вчера завалился спать. Чувствую недосып. Пойду-ка я додавлю пару часиков на сиесте.
Георгий пожимает плечом, отправляется на лоджию. Останавливается, поворачивается к Вене.
    - Я, как всегда, со Стариком привык в шесть утра встречать восход солнышка в океане. А почему я ни разу не видел купающихся у дома?
     - Забудь то, к чему привык! Здесь купаться не принято. Купаются на пляже ближе к центру. К тому же здесь каменистое дно.  Весь дом будет на тебя смотреть, как на больного на голову. А здесь живут очень уважаемые люди.

     Как важно играть в шахматы
Лоджия. Георгий расставляет шахматы. Начинает играть сам с собой. Открывается дверь лоджии, Веня застывает в дверях.
    - Ты-ы? Ты играешь в шахматы? Охренеть! И молчал? Ну, молчун несчастный, расставляй! Сейчас я сдерну с тебя шкурку. Готов пожертвовать даже сиестой, чтобы получить удовольствие услышать от тебя: «Сдаюсь». Нет, каково? Он один играет, затворившись! 
     - Слепой сказал, – посмотрим! – улыбается Георгий. Расставляет.    
Веня прячет в кулаках черную и белую пешку. Георгий отгадывает белую. Ходит первым ходом от короля.
    - Да, мы по сермяжному!
Веня прилично поет. Дальнейший разговор играющих происходит, глядя на доску. Играют быстро.

     Выпало ходить ему, задире.
     Говорят, он белыми мастак!—
     Сделал ход с е2 на е4.
     Чтой-то мне знакомое… Так- так!*      

      *Куплет песни В. Высоцкого «Честь шахматной короны. Игра».

Веня быстро отвечает тоже ходом пешки от короля.
      - Ну, и мы тоже простенько! Для начала.      
      - Где там мой златогривый? – Георгий нападает на пешку конем.               
     - Мы своих не бросаем! – говорит Веня, защищает ее пешкой.
Через семь минут выясняется, что положение белых критическое.
     - Как дышится? - ухмыляется Веня.
               
          Что-то воздуху мне мало
          Ветер пью, туман глотаю

Поет Георгий. Далее поют вместе.               
               
            Чую с гибельным восторгом,
             Пропадаю, пропадаю!*

      - А сейчас? – торжествует Веня
      - М-да-а! Затруднительно! Черте что и сбоку бантик!
      - Может, выкинешь белый флаг? – ехидствует Веня.
Георгий на две секунды задумывается: «Да-а! Дожал ты все же меня. Сдаю эту партию! Но еще не вечер!» - Переворачивает доску. Ставит себе уже черные фигуры.
      - Ты что забыл, что от перемены места слагаемых, - ты снова проиграешь! – смеется Веня.
      - Ты играешь очень быстро, я так не могу и много пенок допускаю. Сейчас я буду помедленнее.               
Веня, напевает.
   
             Чуть помед-леннее кони
             Чуть помед-леннее!  *

        * «Кони привередливые».    В. Высоцкий   

       - Да хоть и помедленнее! Все равно проиграешь! Ставлю полста баксов за каждую
выигранную тобой партию! – смеется Веня.       
       - Не пожалеешь, Веня? – с улыбкой смотрит на соперника Георгий.
       - Что я не вижу, как ты играешь? Плетешь какие-то космические комбинации. А я, по-капитански, раз, - и в порту! - счастливо смеется.          
Начинается вторая партия.
Через двадцать минут Георгий откидывается в кресле и улыбается.
     - Веня, ты проиграл свою сиесту со счетом 3:4! А в баксах, - это будет, - четыре помножить на пятьдесят, это будет двести баксов! А дальше, - будет больше!
Веня напряженно смотрит на доску, чешет с досады затылок.
     - Да, не выкарабкаться мне! Сдаюсь! Слушай, соглашайся вместо пятидесяти на десять баксов. А то ты, пожалуй, покажешь всем мои наколки на голом теле и «мне за себе будет сты-ыдно». Но учти, если ты выиграешь и следующую сиесту, выгоню тебя к «растакой-то матери»! - откидывается в кресле, растеряно смотрит на Георгия.
      - Ты смотри! И ты не лаптем щи хлебаешь! Как ты говоришь, - еще не вечер? Веня тебе не мальчик для битья! Завтра сиеста будет за мной! Ставь карандашом четыре птицы на своем ребре стола. Слово надо держать, а за удовольствие надо платить. Посмотришь, к концу срока, - победа будет за мной!

     Уже не иждевенец
Кабинет Вени. День.
Веня сидит за рабочим столом в своем кресле. Георгий стоит рядом с креслом Вени.
На столе лежит несколько открытых дел с закладками Георгия. Рядом лежит телефон Георгия.
     - Ну, теперь ты убедился, что твой юрист и советник по делопроизводству неправ? Так деловые бумаги не составляют! Смотри, я отснял у Веры в Лада-Экспорте пару писем. Они составляют правильно! – двигает к Вене телефон со снимками. - А вот письма панамских компаний, - показывает на открытые пару дел.
      - Нет, каково? Этот юрист - «в жопе ноги», услугами которого я пользуюсь по деловой переписке на английском и на испанском, берет с меня по двадцать баксов за письмо! Ну, не кровосос?! Ох, наконец-то, я уволю его к едрене фене! - довольно восклицает Веня. -  А еще учит меня, хер моржовый!
Смотрит на улыбающегося Георгия.
     - Вот твой хлебушек, Жора! Похоже, что письма ты составляешь лучше, да и сам всегда под рукой! Отныне, за каждую бумагу ты будешь получать столько же!
      - Ты же только что сказал, что тебе жалко таких денег, что юрист-панамец - кровосос! – ухмыляясь, замечает Георгий.
Веня подскакивает. Гладит его по плечу.
     - Ничего ты не понимаешь, Жора! Ты свой кровосос! Российский! А тот панамский! - любовно гладит Георгия по плечу. - Ты только разгоняешь кровь. А от того, – хмурит брови, - малярия! А потом, я обещал дать тебе хоть что-то заработать? Бери!
     - Я согласен и задаром составлять тебе деловые письма. А панамца-юриста оставь.
Он все-таки местные законы знает, наверное, и международное право. Без такого в   
компании нельзя.      
      - От природы, не может хороший шахматист быть дураком! – назидательно говорит Веня, - в моем рисковом и страшно изменчивом бизнесе необходимы идеи. Потом, я просто работаю на износ и нуждаюсь в том, чтобы мне, кто - нибудь толковый подставил свое плечо и взял на себя часть моих забот. Сиди в кабинете и впитывай все, как губка! А теперь на тебе и деловая переписка.

Ночная столичная жизнь только начинает набирать обороты. У небоскреба стоят после ужина Веня и Георгий. Веня выглядит серьезно, скорее мрачно.
        - Недовыполнение плана длится уже две недели. Накачка не помогает. Я не знаю, что я сегодня им скажу. Все уже было сказано, - не глядя на Георгия. - Сегодня я вернусь поздно.
       - А я, пожалуй, прогуляюсь перед сном.
Веня идет к такси. Георгий идет вдоль проспекта.
Везде подсвечены вечерними огнями небоскребы. На них вывески мировых компаний.               
Сияют витрины шикарных магазинов известных фирм. Дефилирует праздная публика. Женщины одеты в вечерние платья. Много мужчин в костюмах и бабочках. Повсюду веселые лица, много улыбок, смех.
Фантастические деревья и кусты подсвечены разноцветными лампочками. Запахи цветов сливаются с запахами дорогих духов. Возле ресторанов и отелей скопление публики и
подъезжающих дорогих машин.

     Бунт капитанов
Лоджия Вени. Ночь. Вид ночного тихого океана. Сквозь легкие облака просвечивает огромная красная луна. Мохнатые звезды. Созвездие Южный крест. Душно. Под потолком лоджии на стене горят три мягкого света люминесцентных лампы. В кресле за шахматным столиком сидит Георгий. На столике и на свободном кресле рядом лежат несколько дел с закладками.
Георгий что-то выписывает на листочек из дела. Резкий долгий звонок в дверь. Георгий не слышит. Звонок звучит настойчиво. Георгий поднимает голову, встает, быстро идет к двери, открывает. С гримасой на лице стоит Веня.
       - Ты что, так рано завалился спать?  - недовольно заявляет Веня. - Так еще одиннадцати нет.
Проходит пьяной походкой в ванную. Умывается. Сталкивается в холле с Георгием, который наблюдает за странным поведением Вени, и не проходящей гримасе
боли на лице.
       - Слушай, не в службу… что-то щемит сердце… я прилягу… а ты пошарь на полке  холодильника должны стоять ирландские капли от давления, накапай мне. - Идет в спальню.
Георгий идет на кухню к холодильнику.

Маленький оранжевого света ночничок спальни. Веня по грудь накрыт простынкой.
Георгий ставит ему блюдце с рюмкой воды с каплями и долькой грейпфрута. Веня привстает, нюхает жидкость в рюмке, делает гримасу.
       - И как только пьют эту гадость! - выдыхает, пьет, сосет дольку грейпфрута, ложится.
      - Сейчас принесу кружку крепкого сладкого чая. Выпьешь. Я мухой! - уходит на кухню.
Веня лежит, стонет. Приходит Георгий с кружкой чая на блюдце.   
       -  Пей.
       - Вот эту всю бадью?
       - Пей, давай! Без разговоров!
       - Да что ж вы сегодня все на меня навалились-то, а?    
Георгий садится в кресло в сторонке.
        - Если сердце проходить не будет, надо звонить Ларисе. Телефон есть?
Веня смотрит на Георгия и молчит.
       - Слушай, Веня, с этим не шутят. Я не доктор. Если не будет отпускать, надо   
вызывать доктора.
Веня молчит. Где-то звонит мобильный. Георгий уходит его искать. Возвращается с мобильным телефоном Вени.
Веня привстает на локте с мобильным у уха. Лицо преображается.
       - Здравствуй моя красатуля-масатуля! Как твои дела? - слушает. - А в садик ходишь, не болеешь? Умничка ты моя! – слушает. - Обязательно передам. Большую и с бантиками. Красатуля, дай телефон маме. Варюня, как ты там? - слушает. - Правильно сделала. Все устаканется. Не трепи попусту нервы, - слушает. - Хорошо, хорошо! Куплю и с кем-нибудь тебе передам. Запомнил, запомнил. И чтобы был на молнии. Ну, конечно, здесь все есть, Варюня, как в Греции. Не смотри, что жаркая страна. Сколько передать денег? Понял. Ну, хорошо. Найдем. Ладно, моя хорошая! Целуй за меня нашу красатулю-масатулю. Целую и тебя! Нет, нет, не забуду! Целую! Пока!
Веня смотрит на Георгия: «Это моя третья жена».
       - Я схожу в кабинет. Я видел у тебя там большой подарочный серебряный колокольчик в виде корабельной рынды.
Георгий приходит с большим колокольчиком. Пробует позвонить. Слышится густой серебряный звон. Георгий смотрит на колокольчик, вертит его в руках.         
       - Веня, попробуй заснуть. Вот тебе колокольчик, - кладет рядом на стул, -
будет хуже, - звони. Я дверь оставлю приоткрытой. Пойду на лоджию поработаю.
       - Сядь. Ты знаешь с чего это у меня?
Георгий садится.
       - Нет.
       - Бунт на корабле… если бы на корабле… я бы их всех вышвырнул за борт…
по морскому, за борт.
       -  Какой бунт, Веня? – недоумевает Георгий.
       - Мои капитаны отказались со мной ужинать.
       - Ужинать? Как отказались? Ё-К-Л-М-Н!
       - Вот так! Будем, говорят, ужинать теперь без тебя. Ты, говорят, и так ужинаешь с этим… ну, с тобой… а еще приходишь с нами добавлять… тебе, говорят, это вредно для здоровья, - смотрит на Георгия.

Как это было.
В портовом ресторанчике, как всегда, шумно и развязно. Почти все столики заняты. В своем углу за двумя столиками только приступили к ужину капитаны. Стул
Вени свободен. Показывается Веня. Это видит «Боц», что-то говорит капитанам. Некоторые кивают.
Подходит Веня, здоровается, садится.
       - Чегой-то вы сегодня меня не дождались и навалились на холодную закуску? Вы что, без меня уже приняли под холодное? – с возмущением переводит взгляд с одного на другое лицо.
Капитаны, молча, едят. Подходит официант. Смотрит на Веню, тот смотрит на капитанов.
      - Так сколько заказывать, две, три?
      - Ни одной бутылки! - поднимает глаза Боц и тотчас опускает. - Мы не заслужили! Веня, остолбенело, смотрит на боцмана.
      - Ты сам недавно отчитывал нас: «Не будет плана, - не будет водки», - поясняет Боцман.
      -Так сколько?  - смотрит официант на Веню.
      - Пока одну! - начинает злиться Веня.
Садится. Не приступает к своему салату, который стоит на его месте. Подозрительно смотрит на капитанов. Подходит официант, ставит бутылку водки. Веня демонстративно наливает три четверти стакана. Махом выпивает. Берет хлеб, нюхает. Победно смотрит на капитанов.
      - Вы что бузите? Так я и поверил, что вы отказались от водки!
      - Зря ты, Веня, - мельком смотрит на него Иван. - Сам говорил, давление у тебя скачет. 
      - Здоровьем они начали моим интересоваться, - скривил губы Веня.
      -  Когда ты в прошлый раз свалился с давлением, - не поднимает от салата голову Боц, - у нас еще были уловы. Мы это с трудом пережили. А сейчас, если ты свалишься…
       - И ты, Боц, тоже!
      - Пора завязывать, Веня! – в упор смотрит на него Боц. - Звоночек уже прозвенел. Видишь, мы ни грамма! Присоединяйся! Не ровен час…
      - И ты меня воспитывать будешь?
 Демонстративно наливает полстакана, залпом пьет. Со скрежетом отодвигает стул, разворачивается.
      - Ну, мудозвоны, я посмотрю на вас, как вы завязали, - зло смотрит на капитанов, -  но воспитывать меня… у вас ничего не выйдет! - Уходит.

Спальня. Веня лежит с открытыми глазами, пытается найти на кровати удобное место. Стонет.
Входит Георгий с блюдцем, на котором стоит кружка чая.
      - Вижу, что тебе пока не легче. Звонил Ларисе. Она сказала, какие лекарства пить. Пожаловалась, что ты пьешь их от случая к случаю. Две баночки я нашел, вот тебе таблетки.  Пока, только сладкий чай. Посмотрим, как будет у тебя состояние. Не улучшится к двум часам ночи, - вызываю Ларису.
       - Голова, - пивной котел. Во рту - кошки насрали.
Пьет горячий чай. Запивает таблетки.
      - Сердце щемит. Давление скачет, чувствую. Так что завтра до обеда я точно не смогу работать. Но капитанам постоянный контроль и не нужен.
А вот с покупателями…
       - С покупателями я уже работаю.
       - Ты-ы?   
       - Вчера я промолчал. Сегодня скажу.  Я еще узнаю, что вчера доподлинно произошло у тебя с капитанами. Но ты еле стоял на ногах, и несло от тебя, как от ромовой многолетней бочки! Ты, Веня, забыл, что здоровье не купишь!
Лицо Вени искажается, как от острой зубной боли.
       - А кому ж ты продавать будешь и почем?
       - Не торопи, Веня. Я еще не все узнал. К обеду я разберусь и тебе доложу. Скажи лучше, почему ты прекратил продавать сеньору Медино в позапрошлом году?
       - Ты и до него добрался? Ну, во-первых, он покупает только сырую креветку. Во - вторых, только по демпинговым ценам. Мы такие цены не только сейчас не потянем, но и тогда, когда уловы были на треть выше, - морщится, прикладывает пальцы к вискам, -
продолжает. - Это хорек еще тот! Чуть зазеваешься, глазом не успеешь моргнуть, как попадешь к нему, как кур в ощип! С ним держи глаз востро! Но Веня тебе не лыком шит!
      - Я так и думал. Либо он договорился с продавцом, сукин сын, чтобы избавиться от тебя, либо… но чем-то, Веня, ты ему не понравился.
       - Я не обязан никому нравиться… это бизнес. Чего ты понимаешь…
Веня замолкает, глядит на Георгия.
       - Все, Веня. Попытайся заснуть. А мне надо повисеть на телефоне.
Веня ехидно пытается улыбнуться. Демонстративно отворачивается к стене.

Лоджия. Утро.
Георгий стоит у перил смотрит в подзорную трубу на точки кораблей. Проводит ею слева направо по горизонту. Потом от цепочки кораблей перед собой, - правее на виллу японского посольства еще на столько же. В кадре у бассейна появляется на шезлонге молодое женское тело в чем мать родила, принимающая утренний солнечный загар.
     - Эх, поменяться бы с ней местами! - не отрываясь, приговаривает он.
Труба в упор разглядывает территорию. Георгий откладывает трубу, садится в кресло, закидывает ноги на шахматный столик, берет радиотелефон.
      - Лаврентий, как дела?   
      - Жора, это ты? – удивленный голос Боца.
      - Да, это я.       
      - А что, Веня слег?
      - Да, Боц. То понос, то золотуха! И вряд ли сегодня встанет.
      - Мудак он, соленые уши! Так ему и скажу сегодня! – в сердцах восклицает Лаврентий. - Ты знаешь, чего он устроил? Решил выпендриться и выпил без закуски полтора стакана водки. Это был протест, что мы отказались его поддержать. Хватит под него прогибаться! Он всех нас на дно утянет.
     - Боц, сегодня лучше его не беспокоить, а завтра скажешь.
     - Надо бы Ларисе дать знать.
     - Я с ней на связи. Как уловы?
     - Пока никак. Чиним трал. Даже не знаю, будем ли сегодня тралить.
     - Лаврентий, проконтролируй капитанов траулеров, чтобы сдали, как всегда, уловы по ценам вчерашнего дня.
      - А ты согласовал с Веней?
      - Согласую.
      - Давай еще к вечеру поговорим о ценах? – предлагает Боц.
      - Хорошо, Лаврентий. До вечера.      
Звонит в кресле телефон Вени.
Георгий берет телефон. Высвечивается Лариса. Георгий на секунду задумывается. Жмет на зеленый символ.
     -  Лариса, это Георгий. Похоже, Веня спит.

     Исповедь Ларисы Георгию
Квартира Ларисы в небоскребе. Утро. Лариса стоит у окна уютненькой квартиры, по обстановке похожей на однокомнатную. Она аккуратно одета и причесана. У нее мечтательный взгляд. Смотрит в окно.
      - Я знала, что ты снимешь трубку.
Повисает двухсекундное молчание
       - Георгий, я, как только вчера тебя увидела, сразу на меня повеяло таким мужским спокойствием, как будто мы с тобой уже знакомы, а я нахожусь под твоим покровительством.
Георгий молчит.
      - Даже, если ты будешь все время молчать при моей исповеди, мне надо выговориться.
Георгий молчит.
       - Я уже третий год в Панаме. Для меня это было открытие, - вот она какая, оказывается, настоящая жизнь. И как мне захотелось во все легкие надышаться этой жизнью.
Георгий молчит. Лариса все также смотрит в окно.
Маленький уютный зеленый дворик с бассейном-лягушатником. Повсюду играют дети. Мамы и няни гуляют с детьми. Мулатка качает на качелях маленькую белую девочку.
Няни метиски сидят на лавочке возле бассейна, разговаривают и наблюдают за детьми, которые там плещутся.
      - И так мне стало жалко себя, да и всех наших, кто не понимает этой настоящей жизни. Что она уходит с каждым бесполезно прожитым днем, который разменивается на суету.
       - Да, Лариса. Но с тех пор, как Ева сорвала яблоко и уговорила Адама откусить, нам надо в поте лица зарабатывать себе на жизнь, чтобы иногда радоваться ею. А есть еще и обязательства перед кем-то и даже перед самим собой.
       - Спасибо, что включился. Но что такое зарабатывать? Можно работать, работать и работать. И позволять себе через три года, что-то большее, чем раньше. Еще через пять лет, - еще большее. Еще через десять лет, то, о чем мечтала всю жизнь.
Молчание.
       - Очнулась, а до конца этой жизни осталось совсем ничего. И то, чему хотела радоваться, уже тебя не радует. А надо было, оказывается, радоваться тому простому счастью, которого порой и не замечала по молодости и глупости.
      - Приходили и мне подобные мысли.
      - Я чувствовала, что ты во многом их разделяешь. Мне тридцать пять. Я свободна. В Подмосковье мать и сестра растят мою девятилетнюю дочь. Однокомнатную квартиру мне снимает Лада-Экспорт. Контракт у меня на пять лет. Продлят мне его или нет, я здесь осяду. И мне не нужна вечно озабоченная Европа.
       - Но нужна… - начал было Георгий, но Лариса его перебила.
       - Оказывается, и здесь ценят русских женщин и готовы на серьезные отношения.
       - А сколько вас по всему миру обманутых и покинутых? Надо быть еще финансово независимой, - вставляет Георгий.
      - Ты прав. Я бы добавила и еще иметь мозги, такие «больные», как у тебя. Вы, мужики, не умеете держать язык за зубами. Как же мы в России не ценим то, что наработали наши предки. А весь мир за ними гоняется и делает на этом огромные деньги.
      - У нас еще до сих пор презрительное отношение к частной собственности, - добавляет Георгий, - а «решальщик наверху» позволит или нет осуществить твои идеи.
Молчат. 
     - Мои предки из нагорного Алтая. Моя бабушка была известная травница в третьем поколении. Я дурная, чуть не сожгла ее тетрадки и записи и забросила их на чердак. Бабушка многому меня научила, когда я еще была девчонкой. Когда мне стало четырнадцать, меня потянули проспекты с фонарями и городская жизнь. Я очень опечалила бабушку.
      - Но ты все-таки стала дипломированным лекарем.
      - Это все не то. Таких лекарей, как я, даже здесь хватает. А вот когда я показала богатому панамцу с европейским дипломом медика, как работают алтайские травы, он вцепился в меня мертвой хваткой и обещает бешенные деньги за сотрудничество. У него здесь известная аптека.   
       - Вот это невеста на выданье! – прорезался голос второго «Я». - Ну, чудик, не упусти! Это твой последний шанс!
Повисает пятисекундное молчание.

Лоджия Вени. Георгий сидит за шахматным столиком, положив на него два кулака, а на них лоб. Рядом лежит телефон, из которого слышится женский голос…
Близко к побережью летят в кильватерном строю пять бакланов. Передний поворачивает голову в сторону Георгия.
Первый: «Вот жизнь у мудака - дармоеда!»
Второй тоже поворачивает голову: «Умеет же пристраиваться на все готовое!»
Третий, повернув голову: «И на наших глазах «охмуряет» очередную наивную жертву».
Георгий тяжело поднимает голову и с тоской в глазах выключает телефон, говорящий голосом «начинающей понимать смысл жизни женщины».
               
 








Глава 6. «Случайность», перевернувшая жизнь в ЗАО.

 Квартира Вени. День. Кабинет открыт. В кресле Вени за рабочим столом сидит Георгий, читает письма в деле.
Звонок в дверь.
Георгий смотрит на часы на стене напротив. Они показывают половину первого.
Георгий идет открывать дверь.
В дверях стоит улыбающаяся Лариса с двумя сумками.
    - Веня слег. Ты весь в делах. Приехала посмотреть за Веней и вас покормить.
Быстро проходит мимо Георгия на кухню. Выгружает сумки.
Георгий стоит в холле смотрит на Ларису.
Лариса то появится в проеме двери, то скроется.
«Звякает» кастрюлями.
    - Я здесь все знаю, - дружелюбно, из кухни говорит Лариса, - мне помощь не нужна. Иди, иди, работай. Сейчас я зайду к Вене, посмотрю, как он, и буду готовить вам обед. А потом вас, мужиков, кормить и ухаживать за вами.
Направляется с таблетками на блюде в комнату Вени мимо стоящего Георгия. Он идет в кабинет, прикрывает дверь.

     Открывают тому, кто стучит (сеньору Медине)
Георгий садится в кресло Вени, разглаживает лист в открытом деле. Смотрит на лист, набирает номер телефона.
       - Соедините, пожалуйста, с сеньором Медино.
       - Один момент. Как вас представить?
       - Сеньор Джордж, помощник русского капитана Вени.
       -  С-р Медино у аппарата. Вас слушаю.
       - Сеньор Медино! Полтора года назад компания русского капитана Вени продавала вам свежие креветки. Помните такого? Звонит его помощник Джордж.            
Двухсекундная заминка.
     - Не может быть! - удивленный, взволнованный голос, - это прун сегодня какой-то! Если вы предлагаете продать сырую креветку прямо сейчас, то вы меня сегодня очень выручите! Джордж, говорите? Слушаю вас!
      - Но ее еще ловить надо полдня? – удивленно восклицает Джордж.
       - Нужна сейчас, Джордж! Сейчас! Я компенсирую вам недолов и даю двойную цену!
Георгий молчит, не понимая сеньора.
       - Я продолжаю покупать сырую креветку, и у меня договор до конца месяца с поставщиком. Сейчас я помогаю своему приятелю, японцу, открывшему элитный ресторан. Ему и шеф - повару надо ее видеть. Немедля! А я приятеля уговариваю сделать сырую креветку, которую так любят японцы, премиальным блюдом. Вы знаете, сколько сейчас снобы  готовы дать за нее?
       - Да, знаю! Сильно подорожала! Сколько креветки вам надо?
       - Не меньше триста кило.
Георгий молчит, соображает.
       - Я понимаю вас! – неправильно понял сеньор Медино. - Ладно, возьму всю! Но не больше шестьсот кило! Надеюсь, бумаги перед вами.
Джордж две секунды молчит.
      - Место доставки прежнее?
      - Порт тот же. Причал… причал… 
      - Какой у тебя причал? - кому-то кричит сеньор.
Пауза.
      - Тринадцатый? Да, тринадцатый! В полтора часа уложитесь? Но, сеньор, Джордж, заявляю официально: возьму, если она у вас будет такая же «веселая», как прежде.
      - Будет еще веселее! – заверяет Джордж. - Ждите! Я приеду на место причала для уточнения устного договора.
В сторону: «Кто не успел, - тот опоздал!»
Георгий озадаченно крутит головой. Берет радиотелефон, идет на лоджию. Садится в кресло за столик, кладет ноги на стол.
     - Боц, как меня слышишь?
     - Слушаю тебя, Жора.               
     - Выполни по двум креветколовам все, что я тебе сейчас скажу. Мне не поверят.

Первый этаж небоскреба с вывеской японского ресторана KAIKAYA. У входа беседуют два господина. Один из них метис, другой японец.
Подъезжает бирюзового цвета крайслер Вени. Из машины выходит Георгий и Капдва Евгений. Оба одеты цивильно. Георгий держит в руках папку.
Они знакомятся с сеньорами. О чем-то говорят.
Чуть сбоку подъезжает небольшой пикапчик. Дает короткий сигнал. Георгий рукой показывает сеньорам в сторону пикапа.
Сеньоры к нему подходят. Водитель пикапа и матрос со второго креветколова открывают заднюю дверь пикапа. Выдвигают большой ящик.
Метис звонит кому-то по мобильному. Из ресторана выходит японец шеф-повар во всем
белом без колпака.
      - Я и раньше покупал креветку, была хороша, - говорит владельцу ресторана сеньор Медино на испанском. - Но, шеф - повар скажет свое последнее слово.
Два японца говорят о чем-то на японском.
      - Открывай! - обращается шеф - повар к водителю на испанском. Матрос открывает крышку большого ящика.
Шеф - повар и владелец слегка наклоняются, рассматривая активно дергающуюся креветку. Шеф - повар рукой залезает в горку креветки, снимает первый слой, смотрит. И там креветка активно шевелится.
     - Беру, господин Такахаси! Всю! – говорит на японском владельцу ресторана шеф - повар.
     - Заносите! – говорит на испанском владелец ресторана. - Пойдемте оформлять договор, - обращается к сеньорам Медино и Джорджу.

Кухня Вени. За столом сидят Лариса, Георгий, Веня. Обедают.
Веня выглядит квелым. Он в легком японском халате с иероглифами и перевязанной мокрым полотенцем головой.
Едят рыбный суп.
    - Я полностью поддерживаю Георгия, - отрываясь от ложки говорит Лариса, - чтобы завтрак у вас был горячим. Мясо, рыба, овощи, - обязательно. И прав Георгий еще и в том, что ты, Веня, съедаешь много хлеба с бутербродами. Посмотри на себя, скоро пузо у тебя будет.
     - Еще один учитель до кучи приехал, - слабым голосом говорит Веня. - Ларка, заткнись!  Не, я столько супа не съем, - отодвигает тарелку с супом.
     - Тебе что не понравился суп? Доешь его обязательно. А вот мясо на второе можешь съесть совсем немного. Но с овощами.
      - Нет, Ларк, уволь. Готовишь ты, как всегда, хорошо, но я еще не в форме.
Ларка быстро переводит глаза на Георгия и опускает их.
      - Веня, - с укором смотрит на него Георгий, - меня Старик всегда утром кормил супом. Поэтому и вылечил. Доешь. Остальное, как хочешь.

Кабинет Вени, день. Георгий сидит в кресле у шкафа, что-то пишет на листочке, подложив дело.
Дверь кабинета не совсем прикрыта. В холле Веня провожает Ларису. Георгию слышны их тихие голоса.
     - Ларк, а то оставайся.
     -  Где Георгий?
     - В лоджии.               
     -  Вень, неудобно. У тебя Георгий.
     - Он что, мальчик? Ему полтинник уже!  Разберется, что к чему.
     - Нет, не упрашивай! Пока, - слышится звук поцелуя. Слышится ответный поцелуй.
Дверь закрывается.
Веня открывает дверь кабинета. Видит Георгия. Застывает в дверях.
      - Ты здесь? – удивленно смотрит на Георгия.
      - Вот, просматриваю, - не поднимая головы, отвечает Георгий.
       - Слышал?
       - Слышал.
       - Оно и к лучшему, - философски замечает Веня. - Я в постель. Как проснусь, расскажешь, как у нас дела.
Георгий печатает на мобильном телефоне: «Лариса, готовить не приезжай. Будет готовить помощница по хозяйству. Если только к Вене. Я все слышал».
Через секунду последняя фраза стирается. Происходит отправка сообщения.               

Начало седьмого утра. Кухня. Предрассветное утро.
Георгий встречается с Веней на кухне. Тот пьет таблетки.
     - Какой у меня день?
     - Я у тебя шестой.
     - Какой день я валяюсь?
      - Ты, - третий.
Веня крутит головой.
     - Ну, я пошел встречать солнышко, - в дверях говорит Георгий.
Уходит на океан.
Веня стоит на лоджии. Видит из океана выходит одинокая фигура. Это Георгий.
Он смотрит на лоджию. Видит стоящего Веню с полотенцем на лбу. Георгий приветливо машет ему рукой. Веня крутит в ответ пальцем у виска.

      «Наверх, вы, товарищи, все по местам»
Веранда портового ресторанчика. Как всегда полно моряков и капитанов. Шумно, накурено. За двумя столиками в своем углу ужинают капитаны. На месте Вени сидит Георгий. Лица у всех хмурые. Разговор идет вяло.
      - Веня хоть отдает отчет, что он и нас подставил? – хмуро спрашивает капитан первого креветколова, - Капраз.
      - На третий день лежки его прошибло, - отвечает Георгий. - Стал жалеть, что так все вышло. А первые два дня еще хорохорился, рвался бодаться с вами.
     - Бодаться, - его хлебом не корми! – замечает Капраз.
     - Ты так и не сказал Вене, что мой траулер арестовали за превышение выбросов двигателей? – спрашивает капитан второго креветколова Борис, - Капдва.
     - Нет.
      - И что я не выхожу ловить третий день без трала? – спрашивает Боц, - капитан первого траулера.
     - Нет. Боюсь подливать масла в огонь болезни. Сказал только, что план по-прежнему не выполняем.
     - Все ясно! – говорит Иван, капитан третьего траулера. Поет.
               
               Наверх, вы товарищи,
               Все по местам!
               Последний парад наступает!*
 
          *«Варяг».  Слова Рудольфа Грейнца, музыка А. Турищева.

     - Все скопом идем ко дну! – заключает он.
     - Пора собираться в Россию, - подводит итог Капдва.
     - Есть еще порох в пороховницах. Последний запас, - оглядывает капитанов Георгий.
     - Ты что решил? Ты Веню посвятил в свой план? – спрашивает Боц.
     - Нет. Решать вам. Завтра всех вас я прошу собраться у Вени на ужин. Я с ним согласовал. Я предложу вам свой план.
      - Ну, конечно! Мы в океан ходим каждый день и выхода не видим. А сухопутная… а офисный… начальник, видит! – с ухмылкой смотрит на Георгия Иван.   

Утро. Кухня.  Георгий у электроплиты снимает суп с креветками. На столе стоят две бутылочки воды, два салата, пара тонких кусочков хлеба.
Две тарелки с ложками. Бутылочка с соусом. Фрукты.
     - И как только охота тебе нянчиться со мной?
     - Ты что, раненый? Или тебе перевязки надо делать многочисленные? Лежишь, сам в туалет ходишь. Глотаешь только таблетки, какие я приношу. А есть и я хочу.
Садятся. Приступают к салату. Георгий вскакивает.
      - Едрена лапоть! Как ты скажешь. Подожди! Сейчас таблетки дам!
Достает пузырек, ставит на стол. Две, с едой! Больной, проснитесь! Примите снотворное! Приступают к завтраку.               
      - Не думал, что проживу без мяса почти неделю на твоей рыбе и овощах. А жив, однако! И здесь не давит. Полегче стало, - показывает ладонью на печень.
      - Вот, что значит, держался и не пил горькую. И не менее чем с килограммом веса ты расстался.      
        - Ну, да? А, правда, надо бы взвеситься! Тогда продолжай меня кормить с утра супчиком и овощами. Оказывается, ты еще и повар! Ларка только указания дает. Пишет в телефоне. Сама не едет, зассыха! Ты не знаешь почему?
        - У нее кроме тебя, - вон сколько народа! Заработалась, значит. А потом, ты сам меришь давление по умному прибору и отправляешь ей. Разве только, что она не слушает твое сердце? Но ты обещал ей, что приедешь к ней снять кардиограмму. И тебе стало много лучше.
      - А, может, мы все-таки, поедем в свой ресторанчик и там ты ознакомишь со своим планом? – смотрит на Георгия Веня.
       - Нет, Веня! Там я себя чувствую не в своей тарелке. Такие дела надо проворачивать на своей территории.
Веня смотрит на Георгия с уважением.   
      - А потом, тебе тоже здесь легче справиться со своей паствой.  Кстати, капитаны хоть раз сидели в гостиной за большим столом? – спрашивает Георгий
     - И не раз, - подтверждает Веня. - Но, сообщив мне даже сейчас о своих планах, ты дашь мне возможность не спеша подумать и прийти к правильному решению, чем решать такие дела с кондачка.
      - Думать будете в шесть голов! Хоть три дня! Я не сомневаюсь ни в твоей голове, ни в здравомыслии капитанов.
     - А ты не прост! - Веня перестает есть и крутит головой.

Ночь. Гостиная Вени. Капитаны за столом.
Веня сидит в торце стола. Справа и слева сидят капитаны. Георгий сидит рядом с Лаврентием.
На столе все, что капитаны едят в ресторанчике. Возвышаются над всем застольем три бутылки вина.
      - Где ты, Жора, раскопал такое вино? – рассматривает Капдва бутылку. - Я пытался не раз отыскать здесь хорошее, - все кислятина какая-то попадалась.
     - Если бы вы знали, чем Жора занимался в Панаме два года, вы таких вопросов бы не задавали, - глядит на него с уважением Веня.
      - Не люблю намеки, - говорит Иван. - Рассказал бы, глядишь, мы бы по-новому на него глядели бы!
      - Этот ужин нам Ларка накрыла? – спрашивает Капраз.
     -  Он, - кивает Веня на Георгия, наливая вино.
      - А чего темнить? – пристает Иван. - За бутылочкой бы и обсудили все.
      - Жора обещал показать свои расчеты. – замечает Веня. - Говорит, чтобы стол был чистый.
      - Я думаю, нам уже ни чистый стол не поможет, ни пресвятая Дева Мария, - мрачно заявляет Капдва.
       - Нам всегда помогала наша российская заступница матерь Божья! – сурово смотрит на «католика» Боц. - Ты же в России крещеный!
      - Давайте мужики, насыщайтесь, - подгоняет Веня, - да очищаем стол и – к делу.
Все дружно берутся за бутылки и наливают вино в бокалы.    
       - Все! По последней! Ей, вы, креветочники, давйте-ка тащите тарелки на кухню да очищаем стол.
      - Курцы, марш на лоджию, - командует Веня, - чтобы вы здесь не охмуряли нас своим дымом! Пять минут вам на отравление!
Курцы уходят на лоджию.
Веня, Георгий и Капраз носят тарелки на кухню.
Георгий стирает тряпкой последние следы ужина с красивого темного лакированного стола.
Лоджия. Ночь.
Свет на лоджии только из окон гостиной. Капдва и Иван сидят в креслах и дымят.
Боц стоит, облокотившись на перила и смотрит в ночной океан. Тоже курит.               
      - Отужинали на халяву и то хорошо, - выпускает дым Капдва. - Правда, без водочки, - не то! Чего еще решать. Тут все ясно. Я уже решил. Собираю чемодан и в Тамбов. 
      - А я в свою хохляндию, – гасит окурок Иван. - Как раз успею на посевную. Я там не хуже зарабатывал, если бы не развал Союза.
       - Не, у меня одна надежда, - на океан, на удачный лов, - глядя на горизонт, говорит Боц. - Ну, не может быть, чтобы к нам всегда задом стояла Фортуна! Тут и больше нигде, я себя не вижу.

     План Георгия
Гостиная. Ночь. Георгий сидит с четырьмя листочками. На столе стопочка чистых листов и в бокале пять карандашей.
Бутылочки с водой и соком.               
     - Пролапатив дела фирмы за три года, вникнув в финансовые отчетности, предлагаю непопулярное решение, – начинает Георгий. - Оно способно оживить бизнес.
     - Товарищи ученые, доценты с кандидатами… - на мотив песни Высоцкого, начал, было, Веня. - Ну, ну, выкладывай! Это я так, к слову.
      - Как можно оживить, если мой траулер стоит уже неделю без трала. А деньги на мой трал не выделяют, - смотрит на Веню Боц.
       - Как стоит без трала? – изумленно повернулся к нему Веня.
      - Мы решили тебя больного поберечь и сказать об этом, когда выздоровеешь.
      - Та-ак! - грозно глядит Веня на Георгия. -  Еще что приберегли, радетели моего здоровья?    
      - Веня, мой траулер арестовали за превышение выбросов двигателей. Стоит пять дней, - продолжает радовать Борис.
Веня удивленно смотрит на Георгия: «Твою мать!»
Георгий опускает глаза: «Ты, Веня, латаешь тришкин кафтан. Оборотных средств и так мало, а ты их распыляешь по всем траулерам».
      - Ну, давай поставим и мой последний! – зло смотрит на Георгия Иван. - Чего жрать будем?
     - У тебя все траулеры, Веня, на ладан дышат. Сколько ты потратил на их ремонт три года назад ты помнишь? А ты снова их поставил в план этого года. А оборудование у них для лова - хуже некуда. А ЧП на этих траулерах, ты помнишь, сколько их было за пять лет?
    - К чему ты клонишь? – «набычившись» смотрит на него Веня.
     - Списывать их надо. Продавать хоть за «смешные» деньги. Или, - на металлолом.
     - Да ты что, Жора? – изумился Боц.
     - На вырученные деньги с добавкой покупать подержанный малый креветколов. Сейчас у покупателей тренд-креветка, - смотрит на капитанов Георгий.
     - Веня, а ты не знаешь, какую авантюру Жора провернул по продаже креветки? – смотрит на него с ухмылкой Капраз.
     - Охереть! Я вообще не в курсе, что происходило у нас за неделю! – ругается Веня.
     - Да нет, Веня! Ты не о том думаешь! Впервые за два месяца мы выполнили план по креветке! Что ж ты Жора умолчал единственную хорошую новость? – смотрит на него Капраз.
     - Та-а-ак! – застряли мысли Вени на продаже траулеров. – Значит, продать! Все траулеры! А команду за борт? – с нарастающим гневом. - Так что ли?
Вот теперь чувствуется, что ты был бо-о-ольшим начальником! - с издевкой смотрит на него капитан. - А об экипаже ты подумал? Мы тут за то и бьемся - хоть как-то прокормить голодающие в России семьи! А ты - за борт?
     - Точно говоришь, «хоть как-то»! – спокойно повторяет Георгий. - А надо, чтобы прибыль росла! Взгляни на последнюю колонку цифр, куда ты катишься? Что совой по пню, что пнем по сове! Мне график построить или сам построишь? Или лучше ко дну скопом, так веселее?
     - Ты, Жора в своем уме? – гневно глядит на него Боц, - это же половину экипажа надо будет выслать в нищую Россию!
     - Я и раньше говорил: ему нельзя доверять руководить! – громко заявляет Иван.   
     - Ни-за-что! – повышает голос Веня. - Ты знаешь, сколько я с этими ребятами тралю океаны? Их за борт? Крыса ты сухопутная бездушная! Ни-за-что!
     - Да узнают об этом матросы, - мы за твою безопасность не ручаемся! – с гримасой вставляет Борис, капитан второго траулера.
     - У тебя все? – смотрит на Георгия Веня.
     - Еще пару минут, - просит возмутитель спокойствия.
Еще слышится недовольный бубнешь между собой капитанов.
     - Я здесь пишу, что в конце года журнал рыбного хозяйства прогнозирует падение цен на подержанные суда и металлолом почти на двадцать процентов.
     - На заборе тоже много чего пишут! – осклабился Иван.
     - Я берусь выбить места вылова креветки у чиновников по вашим предложениям. Давайте координаты и определяйтесь, сколько на это не жалко денег.
     - Так это взятка? – поднимает брови Боц.
     - Кто сказал? Это смазка, чтобы чиновничий местный механизм крутился в вашу сторону! – поворачивает к нему голову Георгий. - Подумайте обо всех предложениях и
 не режьте сгоряча. План будем выполнять по креветке. И каждый будет получать даже больше, чем сейчас с тремя траулерами.
      - Ага, держи карман шире! – делает мину Иван.
      - На листочках есть еще кое о чем. О приобретении новых карт дна и течений. Почитайте. У вас карты двадцатилетней давности, – спокойно заканчивает Георгий. - Я проанализировал и предложил. Так просил Веня. В вашем бизнесе я не состою. Вам решать.
Георгий выходит с достоинством из гостиной.
За закрытой дверью возникает галдешь сразу всех капитанов.

На лоджию выходят возбужденные спором все капитаны. Курцы закуривают. Продолжается полемика.
Веня незаметно для всех делает знак Боцу, и они идут на кухню.
    - Терпежу нету. Боц, давай по полстаканчика и перекинемся мыслями.
    - Веня, ты, что не понял? Все будут против тебя! Мы дали слово. Терпи! У тебя воля есть?               
     «Воля-волей, если сил невпроворот. Но я увлекся…» - на мотив песни Высоцкого напевает Веня. Открывает холодильник. Бросает лед в бокал, наливает из бутылочки коричневую американскую Колу. - Боц, неужели это единственный выход?
Боц повторяет за Веней со льдом и напитком.
      - Гляди расчеты Жоры. Ты у нас на это и главный. А я могу только ловить… пьет. - Да и то не всегда получается. Обсуди его записи с другими панамскими капитанами. Мне, как и тебе, его предложение, - серпом по яйцам.
      - Боц, а Жора в России был большим начальником. Он полковник. Он контролировал создание «Бурана».
     -  Ну, да? – изумился Боц. 
      - А километров в двадцати отсюда, другого капитана, который его подобрал после шторма почти бездыханного, за два года сделал миллионером. Построил ему небольшой отель.
      - Тогда кто ты перед ним? Его и надо слушать. Давай, давай, постарайся все проверить. Хоть за деньги дай это посмотреть кому-нибудь! У тебя же связи в пол - Панамы! Только не тяни!
      - Боц, расскажи завтра матросам о нашем безвыходном положении и о предложении Жоры. А послезавтра я сам поеду к ним и попрошу у них прощения. 

Холл квартиры Вени.
Георгий стоит перед зеркалом с папкой в руке и осматривает себя в зеркало.
    - Ну, что ты надел все новое, в чем ты был в «Лада-Экспорте», как-то могу            понять. Все-таки едем в небоскреб, в ресторан. А там треть молоденьких хорошеньких женщин, хочешь им понравиться. Но папку тогда зачем? В их глазах хочешь выглядеть офисным работником крупной компании? Охмурить хочешь? – ехидно замечает Веня.
Георгий пытается увидеть себя со спины.
    - Ну, расколол ты меня Веня! Все мысли читаешь! Ничего от тебя не скроешь! Выходим? - берет папку.
Веня и Георгий занимают в уголочке с кадками зеленых кустов свои места в ресторане.
    -  Я смотрю, на наши места народ не покушается? – обращается к Вене Георгий.
     - Я оплачиваю их официанту, - хмуро говорит Веня, - а это его заботы, как их сохранять до нашего прихода.   
Подходит знакомый молодой парень – официант, ставит на стол две бутылочки воды, салаты, наливает в стакан из принесенной бутылки сто грамм водки Вене. Смотрит на Веню, ожидает заказ. Веня печальными глазами смотрит на стакан с водкой. Переводит взгляд на Георгия. Тот делает «мину» на лице, смотрит на Веню, крутит головой, ладонь правой руки кладет на свое сердце и снова крутит головой с «миной» на лице.
    - Капитан, вы, что водку не будете пить? – растерянно спрашивает официант.              Георгий смотрит карту вин ресторана. Веня смотрит на Георгия.
     - У вас все вина не выше тридцати долларов, - удивленно замечает Георгий. -  Вы что же даже не предлагаете более качественные чилийские, калифорнийские и другие вина, которые немного подороже? – поднимает глаза Георгий.   
     - Ну, почему же, - свысока смотрит тот на Георгия, - предлагаем и по пятьдесят и    восемьдесят долларов за бутылку. В VIP зале.
Георгий смотрит на Веню.
     - Да есть этажом выше маленький ресторанчик с VIP залом. Там обедают руководители корпораций, и обед там стоит в два – три раза дороже. Так что успокойся, мы с тобой «мордой лица не вышли», а точнее, кошельком. Хотя, - смотрит на Жору загадочным взглядом, - ты у нас подпольный миллионер Корейко, но об этом, слава Богу, никто здесь не знает.
     - А почему, слава Богу? – не понимает Георгий.
     - Да потому, что мне было бы хлопотно тогда с тобой!
Георгий взглянул на официанта. Тот, услышав Веню, удивленно смотрит на Георгия. 
      - У тебя кубышка НЗ для твоей компании есть? – решительно спрашивает Веню.      
     - Ну, есть, - не понимая, куда Георгий клонит.
     - Ссуди мне тысячу долларов в долг, вычтешь, как я буду уезжать. И сколько ты платишь ему - кивает на официанта, - за сохранение нашего места?
     - Сто баксов в месяц, - смотрит на Георгия, все еще не понимая замысла.   
     - Выкладывай ему и пошли в VIP зал. Теперь мы обедать будем там.
Веня неуверенными движениями достает сто долларов и кладет на столик. Смотрит на официанта. Тот берет ассигнацию, кивает головой Георгию. Ставит на поднос все, что было на столе, уходит.               
Едва они открыли дверь VIP зала, навстречу им уже идет белый менеджер.
     - Добрый день господа. Я менеджер зала Клементе. Рад вас приветствовать в этом зале. Я к вашим услугам. За какой столик предпочитаете сесть?
Георгий уже наметил свободный столик, один из трех, в правом углу небольшого зала. Показывает на него жестом. Они направляются к выбранному столику.
    - Привет, Джордж! Решил ознакомиться со столичным рестораном? - поднял руку в приветствии на английском один из двух сидящих за столиком, мимо которого они проходили.
    Джордж слегка раскланивается.   
     - О-о, Джордж! - привстает японец в поклоне, один из трех японцев за другим столиком.    
     - Рады видеть тебя у нас!   
Джордж раскланивается и с японцем.
Пока они с менеджером шли к столику, появился молодой белый официант и тоже направляется к ним. Менеджер помогает сесть, во все глаза смотрит на Джорджа.
     - Сегодня вас обслужит Себриан, - кивает он на официанта. - Приятного аппетита, господа. Рад буду видеть вас снова!   
     - Да, да, мы будем ходить, уж, до конца месяца это точно.
Официант выдает Георгию и Вене пластиковые красочные гостевые карточки.
     - Вы готовы выбрать бутылку, я принесу ее немедля. Это презент ресторана новым постоянным посетителям.
     - Да, да!  - смотрит карту Георгий, – вот эту, бутылку чилийского.
     - Выбирайте, что будете заказывать, я пошел за бутылкой, - говорит Себриан. Уходит.      
     - Ну, это уже совсем другое дело! – смотрит он на Веню.
     -  Хоть и с бутылкой на халяву и пятнадцати процентной скидкой жировать здесь с нашей оскудевшей казной? – Веня смотрит на Георгия с осуждением.
     - Я верю в вас, что вы примете правильное решение и поддержите мой план. Вы залатаете свои дыры и начнете пополнять казну, - уверенно заявляет Георгий.
      - С какого перепугу, если у всех уловы падают? – смотрит на оптимиста Веня.
      - А мы будем ловить и сдавать только сырую креветку, пока. А там, посмотрим.
      - Двумя креветколовами, которые и сейчас на треть не выполняют план?
     - Я же пишу в листочках, что купим хоть и подержанный третий малый креветколов. Веня, мы пришли в VIP зал, чтобы ты заимел связи с боссами крупных компаний. На черный день они пригодятся тебе.               
      -  В такое трудное время, а у нас, действительно, черные дни, ты пришел сюда сорить деньгами! Я посмотрю на тебя, какую ты пользу можешь приобрести с этих самодовольных боссов, которые смотрят на тебя сквозь щелочки глаз, а, разговаривая с тобой, - цедят сквозь зубы.   
Приходит Себриан с подносом, на котором стоит бутылка, бокалы, салаты и первое.               
       - Горячее я принесу, когда вы съедите суп. 
Георгий разливает вино, отпивает, смотрит на Веню. Веня тоже отпивает, тянется к бутылке, разглядывает этикетку.
      - Наверное, наш хохол официант, этажом ниже, прав: зачем его даже выставлять в винную карту, если берут его снобы, один из пятидесяти, понимающие толк в хорошем вине и готовые платить за него вдвое, – смотрит на Джорджа. - Все, что раньше я пил, - это кислятина или вкус задавленный тяжелыми танинами. От стаканчика такого вина и я не откажусь. Но… - смотрит на Георгия, - водочка все равно слаще!
      - Все, Веня, заметано! – радостно восклицает Джордж. - Ты молодец, разбираешься во вкусах вина. От стакана водки у тебя скачет давление и щемит сердце. А от такого вина, - жить хочется!
Негромко разговаривая на японском, выходят трое. Один задерживается возле столика Джорджа. Он без карточки на кармане рубашки с коротким рукавом. Двое других, с карточками, информирующими об их должности, фамилии, имени, почтительно стоят в сторонке ждут его, пока он разговаривает с Джорджем.
     - Джордж, - говорит на английском японец, - если есть десять минут, загляни в мою нору. Моя компания на тридцать первом, мой номер легко запомнить, - 3131.
     - Хорошо, загляну, машет головой Джордж.
Японцы уходят.
     - У меня всегда плохо было с памятью на лица.  Хорошо он сказал какая комната. Ну, разве можно было запомнить его имя и его должность, когда после их корпоратива прошло пять месяцев и двенадцать дней, они все были на одно  лицо, их было двадцать человек, потратили  они восемь тысяч баксов. Выпили только виски двенадцатилетнего девять бутылок, а чаевых оставили три тысячи.
У Вени округляются глаза.
     - Веня, держись солиднее и не вступай в длинные разговоры. Как пройдет десять минут, дай мне знать. Японцы очень пунктуальны.   
Лифтовый холл.
Джордж и Веня выходят в лифтовой холл. Две стеклянные двери одна напротив другой с одинаковыми надписями компании на английском и японском. Джордж и Веня останавливаются в растерянности. Из одной двери появляется японец, подходит, кланяется каждому, к Джорджу, на английском.
       - Я секретарь шефа, - тычет пальцем в карточку на кармане рубашки. - Шеф - Нисикава Кеничи, просил проводить вас к нему в кабинет.
Джордж и Веня переглядываются. Идут следом за секретарем по просторному коридору с табличками номеров комнат.
Комната 3131.
      - Это моя комната. Налево, - шеф. Направо – его зам.
 На левой и на правой двери фамилии и имена шефа и его зама.
    - Господин Нисикава Кеничи, у меня Джордж со спутником.   
По громкой голос на английском: «Пусть заходят».
Секретарь открывает дверь, пропуская посетителей. Знакомый японец стоит посреди кабинета с японцем, который был в VIP зале.
Джордж и Веня подходят к японцам, останавливаются за полтора метра, кланяются. Японцы отвечают им тем же.
 Господа, - смотрит на японцев Джордж, - позвольте представить, - жестом показывает на Веню, - Генеральный директор Закрытого Акционерного общества, капитан Бенджамин. В его распоряжении три траулера и два креветколова.   
      - О-о-о! - почтительные возгласы японцев.
      -  Бенджамин сам был капитаном и восемнадцать лет ловил рыбу в Тихом океане.                Почтительные возгласы японцев: «О-о-о!»               
Джордж улыбается. Показывает жестом на себя: «Я его помощник».    
Сосед шефа обращается к Вене и Джорджу. Показывает жестом на босса: «Президент электронной корпорации, - говорит название, - господин Нисикава Кеничи.
Тот слегка кланяется. Представляет своего соседа, немного тушуется.
     - Сказать по – европейски, - ответственный за сбыт нашей продукции в Центральной Америке, - господин Бусида Изаму. - Тот слегка кланяется.
Хозяин предлагает сесть за стол. Сам садится в самолетное кресло руководителя.               
     - Расслабьтесь господа! Мы договор сегодня не подписываем. Хотелось бы, Джордж, отблагодарить вас за тот необыкновенно вкусный и с выдумками прием на берегу Тихого океана. Но… - разводит руками. - Но так у нас не получится при всем желании. А вот в ресторане посидеть – за нами должок, - смеется шеф. Все улыбаются.
Входит секретарь с подносом, на котором стоят четыре чашечки на блюдечках ароматного чая и две тарелочки печенья к чаю.               

      Георгий дает задание господину Нисикаве               
Джордж улыбается, тихо барабанит по папке, что лежит перед ним.
      - Не можем мы быть вам полезны? – обращается к нему г-н Бусида, - хитро глядит на папку Георгия
      - Очень может быть! – подтверждает Джордж.
Открывает папку, двигает через стол г-ну Бусиде.   
      - Можно прокомментировать для господина Нисикава?
      -  Даже нужно!
Г-н Бусида пробегает глазами по одному листочку, пробегает по другому. Комментирует.
     -  Любопытно! – смотрит на шефа. - Здесь договор о поставке сырой креветки фирмой капитана Бенджамина, - смотрит на капитана, - тому ресторану, владельцем которого является г-н Кодзима Ютака, - смотрит на шефа.
Шеф смотрит на помощника.
      - Это его фамилия упоминалась в рассылке?
      - Совершенно верно, шеф.
      - Вы знаете Джордж, что он крупнейший в мире  поставщик даров океана в рыбные магазины и рестораны? – смотрит на Джорджа шеф.
      - Впервые от вас слышу.
      - Но почему-то вы именно его выбрали? – не верит г-н Бусида.
      - Это он почему-то выбрал именно фирму капитана.
Г-н Бусида, глядя на шефа, разводит руками.
      - И вы, Джордж, конечно, случайно, с папкой и этим договором заявились обедать в VIP зал? -  провокационно спрашивает г-н Бусида.
      - Действительно, бесполезно оправдываться, - смеется Джордж, - все равно никто не поверит.
     - Ну, так не бывает, - снова крутит головой  г-н Нисикава - А вы знаете, Джордж, как за глаза вас называет Стив?
     - Нет, конечно! Интересно, как?
     - Русский везунчик Джордж! - японцы смеются.
     - Значит, вы хотите, чтобы мы пролоббировали закупку сырой креветки у вашего капитана для нашего ресторана?
     - Я еще думал, как сформулировать просьбу, а вы удивительно точно ее озвучили, - улыбается Джордж.
     - В японской культуре поедание сырой креветки, наверное, у каждого второго, - говорит г-н Бусида. - Но я опасаюсь, хотя признаю этот деликатес. Надо уметь убивать у нее всякие заразные бактерии.
     - Китайцы выдерживают креветку в крепком напитке байцзю, сродни русской зерновой водке, - замечает Джордж.
    - Ну, что ж, задание получено. Будем отрабатывать. Залог того, что мы на правильном пути, - это выбор для своего ресторана живой креветки господином Кадзимой Ютака. Уж, он-то, подключил свои отделы для проработки этого вопроса.
Японцы встают, чтобы проститься.

Кухня Вени. Ночь.
Веня не пошел на ужин к капитанам, сославшись на головную боль и слабость. Веня и Георгий сидят за столом и пьют чай.
     - Давай, рассказывай, - просит Георгий, - как прошла у тебя покаянная встреча с моряками?   
     - Я ожидал худшего, - не поднимает головы Веня. - Моряки меня восприняли не так, как тебя капитаны. Они говорят, у других улов не лучше. Восемь человек уезжают сами, поскольку на четверть сократилась зарплата.         
     -  И трое капитанов уезжают?
      - Капдва с креветколова, Борис и Иван с траулеров.
      - Ну, вот! – глядит на Веню Георгий, - надо устроить только Боца на покупаемый третий креветколов.
      - Ты все-таки настаиваешь покупать третий?
      - А ты сам видишь, какая разница в уловах креветки и рыбы траулерами. К тому же цены на креветку растут, а на рыбу, несмотря на сокращение улова, почему-то падают.
       - А Панама в переводе с индейского языка – «много рыбы», напоминает Веня. - Вот и веди бизнес! Новый креветколов мы не потянем. 
      - Я бы купил подержанный, не более пяти лет. К тому же, выплыл один в лотах продаж. Давай я застолблю цену и договорюсь с владельцем, чтобы тот подождал три дня, пока мы не продадим траулеры на металл.
      - А где ты вычитал, что на них цена упадет с нового месяца? – смотрит на помощника Веня.
     -  В бюллетене.
      - И когда ты успеваешь?
     - Восьми морякам, что уезжают не по своей воле, я бы выплатил дополнительный оклад, кроме бесплатного билета.
      - Из какой кассы? - недобро смотрит Веня.
      -  Вскрыть неприкосновенный запас.
      - А случись чего?
      - Ну, хорошо. Давай сначала продадим траулеры.

Лоджия. День
Недовольный Веня с ладьей в руке разбирает последнюю партию с Георгием.
     - Конечно, ты меня не простил, это ясно! Я сгоряча маху дал. Нельзя было так ходить! А вот, если бы я пошел сюда, то бабушка еще надвое сказала, - додавил бы ты меня или нет!
      - Ну-у, Веня! Оказывается, ты на три хода вперед не видишь! Ты еще не в форме. А так у меня играет черный слон.
Ходит слоном.
      - Что совой по пню, что пнем по сове! Если ты убираешь ладью, - мат в три хода тебе обеспечен. Слон, - раз! Потом пешка двигается и открывает тебе линию ферзя. От него шах! А следующий, - мат на это поле ладьей!
Веня растерянно смотрит на доску.
     - Едрена феня! Что пешка открывает ферзя и тот делает шах, я не видел! Нет, я еще после болезни не в форме! Это что же, счет партий уже 16:11 в твою пользу?
     - Да, Веня, это так. Видишь, ставлю новые риски карандашом на торце стола. 
     - А, может, еще одну, Жора? Ну, давай, только одну, а? – азартно смотрит Веня.
      - Уговор дороже денег! Мы и так вместо часа семь минут прихватили!
Убирает фигуры с доски.
      - Давай обсудим ситуацию с картами дна и течений.
      - Чего ее обсуждать! Этот мудак соленые уши мне ничего путного не даст. Да все равно, это игра в орел-орешку! Креветка мигрирует, и никто в мире не знает почему! Кому повезет, - даже сам Посейдон не скажет! А кланяться я этому ххх моржовому не буду! Веня никому еще не кланялся! Нате, выкусите!
Показывает неприличный жест.
       - Мне сегодня Капраз сказал, - смотрит на Веню Георгий, - что Боц уже не знает, у кого денег занять, - всем должен! У него дочь сидит на заграничных дорогих лекарствах. Ты знаешь об этом? Если в следующем месяце денег на них не получит, - ей конец!
      - Знаю! И что? - с вызовом говорит Веня.
     - Все. Я понял. – Георгий встает и уходит.
Веня растерянно смотрит ему вслед.

     Две карты! Две карты!
Департамент рыбных ресурсов.
Кабинет начальника. Сеньор Колон внимательно рассматривает Георгия. Метис, около 50 лет, надменный взгляд.
Георгий в безупречно белой рубашке, светлых брюках, кожаных коричневых ботинках, уверенно идет к столу. Кладет новую кожаную папку.
      - Сеньор Колон, я помощник русского капитана Вениамина. Наверняка вы знаете его. А меня зовите просто Джордж.
     - Что, у вас дела пошли на поправку, если вы позволяете открыть новую должность?
     - Нет пока. Но с вашей помощью обязательно пойдут. Капитан недооценивал ваши советы и знания и напрасно. Они дорогого стоят. Вот вам первая оплата ваших советов. Я верю, что с вашей помощью наши уловы будут расти. Как и оценка ваших услуг.   
Георгий открывает свою папку и кладет конверт красивого дизайна рядом с бумагами чиновника.
Сеньор скользит взглядом на конверт, потом глядит в глаза Джорджа, что-то там читает и успокаивается.
     - Да, Джордж! Не все понимают и ценят нашу помощь. Приятно слышать от делового человека такую оценку. Ну, что ж. Давайте попробуем. Накрывает конверт папкой.
Сеньор открывает какую-то папку, перебирает несколько карт.
    - Джордж, а не кажется ли вам, что вера капитанов в счастливые карты… ну, скажем, от лукавого. Ведь креветка сегодня здесь, а завтра – там.
Вытаскивает одну. Берет белую бумажную папку и кладет туда выбранную карту.
    - Во что-то и в кого-то надо капитанам верить. Их труд тяжел и опасен, - отвечает Джордж.
Сеньор Колон тоже проделывает со второй папкой, и вторая карта легла в белую папку.
    - Но к вере надо бы еще и голову приложить, чтобы поймать удачу, а? – смотрит на Джорджа.
    - Мудрые слова, сеньор Колон. Не все хотят это делать, - отвечает Джордж.
Сеньор Колон еще раз внимательно смотрит в лицо Джорджа.
     - Вы давно, Джордж, в Панаме? Мы не могли с вами раньше где-то встречаться?
     - Отчего же? Панама маленькая страна. Вполне возможно.
С лицом сеньора что-то происходит.
     - Вспомнил! Я вас видел в обществе американского банкира и его друга Пола на «Черном песке»! Неужели вы тот самый Джордж, управляющий новым отелем, возведенным вами на пустыре?
      - Да, сеньор Колон. Мне очень помогли мои друзья: начальник кредитного отдела американского банка, начальник отдела американской страховой компании, как и сеньор Министр труда и занятости Панамы. Без их помощи мне было бы трудно.
      - Ну, точно! Министр держал речь при открытии! Вот оно что!
Сеньор Колон открывает белую папочку. Вынимает свои только что положенные карты. Лезет в папку карт, открывает на закладке, достает новую и кладет ее вместо первой. Тоже проделывает с другой - меняет вторую карту.
     - Джордж! Вы должны знать, что кроме хороших мест необходима еще удача при ловле креветки. Если первые карты, что я у вас забрал, я оцениваю в 70 процентов успеха, то новые, – на все 80!
Встает, протягивает руку.
      - Жму руку удачливого помощника капитана Вени, и жду от вас хороших вестей при первом выходе в новый квадрат.   

Лоджия Вени. Утро.
В креслах сидят и пьют пиво Веня, Боц, Капраз и Георгий.
На шахматном столике лежат документы, что принес Георгий от сеньора Колона: квадраты вылова и карты дна и течений океана в этих квадратах.
     - Вон они, идут красавцы. Да, один чадит, конечно, - смотрит печально Веня.
Недалеко плывут три траулера, приближаясь к дому Вени.    
      - Неужели так и сказал, «жду от вас хороших вестей от первого выхода?» - не верит Боц.
      - А что ему стоит! Ты думаешь, я ему так и поверил? Веню не так просто не ххх!
     - А ты… что ты знаешь сухопутная… душа о картах дна и течений океана? – неприветливо смотрит Веня на Георгия.
     - Я считал себя до встречи с вами, капитанами, рыбаком. А рыбачил я на Волге, Днепре, Ахтубе, а больше всех на Оке, где я вырос. 
Веня делает кислую мину.
     - Знаю, что надо ловить после поворота течения и у донных перепадов, - продолжает сухопутная душа.
Боц переглядывается с Капразом.
     - Так вот, на этих картах, я пометил карандашом все места, которые просто кишат ими в отличие от мест, где вы сейчас ловите.
      - Вот тебе, Веня, еще один уже сухопутный для нас, который мыслит, как Капраз и я, - замечает Боц. -  Через два дня проверим. Дай-то Бог… Бог Посейдон!
Смотрит на траулеры, которые идут в кильватерном строю и приближаются к месту, напротив лоджии.
      - Нет, не могу! – не выдерживает Боц.
Быстро выходит из лоджии и также быстро приходит с плоской 300 мл бутылочкой рома, открытой баночкой с тунцом и одной вилкой. Отворачивает головку-стаканчик, наливает себе. Боц обращается к своему траулеру, который идет первым.
      - Прощай, кормилец! Спасибо тебе за все! Что-то теперь из тебя выплавят янки? Не дай Бог, - пушки! -  Залпом пьет. Передает бутылочку Вене. Втыкает вилку в кусочек тунца, отправляет себе в рот.
     - Прощайте, ребята! Спасибо за службу! – повторяет за Боцом Веня. Передает бутылочку Капразу. Тот наливает себе: «Спасибо за службу, кормилец!» - пьет. Передает Георгию.
Траулеры равняются с лоджией. Слышатся со всех трех басовитые короткие гудки.
Капитаны и Георгий встают по стойке «смирно». У Боца течет из левого глаза мужская слеза.  Георгий выливает остаток рома в стаканчик.
     - Спасибо вам, трудяги! Пусть Посейдон принесет нам всем удачу! - пьет.
Траулеры удаляются, четверо стоят и провожают их со слезами на глазах.

 Порт. Причал креветколовов. День.
На купленном третьем по счету креветколове на капитанском мостике стоят Веня, Боц, Георгий. У двух тралов стоят Капрази и его помощник. Другой  капитан с механиком осматривают двигатели.
Голос Капдва из отсека двигателя: «Так не бывает, но просто придраться не к чему!»
Помощник Капраза осматривает второй трал: «Пожалеет прежний Капдва, что уезжает! Половил бы еще на новом с месячишко. Как этого можно обловить, - хлопает ладонью по механизму подъема трала, - когда у него стоят два трала, как новенькие! А контроль трала от самой известной японской фирмы! И GPS, РЛС и эхолот, - тоже!          
     - Ну, Боц, тебе повезло! – осматривает приборы Веня. - За капитана, вместо уезжающего Капдва, теперь будет его помощник. А ты будешь стоять с ним на мостике на подхвате и учиться. Пока.
     - Овладею, чего там, – успокаивает Боц. - Здесь приборов в два раза меньше, чем на моем траулере. Подъем тралов, почти, как у меня. Да и остальное проще. Да, похоже, что нам с этим креветколовом повезло. Пять лет, а как новый!
     - Чуть не отбили его у меня, давая цену продавцу больше, – вспоминает Георгий. - Я давил его на совесть: «Договор, – дороже денег»! - говорю. Но все покажет первая неделя эксплуатации. Чур, берете меня в первый рейс по новому квадрату. Обязуюсь наносить на карты фактические выловы и быть, как рабочий на подхвате.
      - Ты знаешь, Боц, что этот рисковый сухопутный мужик, - кивает Веня на Георгия, -
нас оставил без заначки? Заставил вскрыть кубышку и потратить деньги на покупку и установку вторых тралов на креветколовы Капраза и Капдва?
     - Я не был на установке тралов, но слышал, конечно.
     - Ну, ты же капитан! Ты знаешь, что океан непредсказуем! И что тогда? А мы сидим совсем без денег!
Боц разворачивается всем могучим корпусом и сердито смотрит на Веню.
      - Хуже, чем в той жопе, что мы сейчас сидим столько времени, я, думаю, не бывает!                Веня отводит глаза, уходит с капитанского мостика.

 Кабинет Вени. Георгий в кабинете один, сидит сбоку от кресла Вени.
Звонит телефон. Георгий берет трубку. Голос сеньора Медино, растерянный.
      - Джордж, это вы?
      - Да, сеньор Медино, я вас узнал.
     -  Вы никому о нашей сделке не рассказывали?
     - Это наши дела, с-р Медино. И знать о них кому-то не обязательно.
     -  Да! Да! Справедливо! Благодарю вас! -  говорит кому-то рядом, чуть слышно: «Не могли же они взбеситься, в самом деле!»
Частые гудки телефона. Георгий встает от волнения, идет к окну. Смотрит в окно, потирает ладони. Решительно идет к телефону, садится в кресло. Листает книгу номеров телефонов. Находит, разглаживает страницу.
     - Рыбный рынок Mercado De Marisco Cinta Costera? Какая цена была на сырую креветку при закрытии? - слушает, записывает.
     - Да, подтверждаю. Это помощник русского капитана Вениамина говорит. И с утра падают уловы у всех? У кого? У сеньора Переса? – записывает.               
     - Да, их креветколовы сейчас почти пустые. У кого еще? Сеньора Гонзалеса? –записывает.
      - Я с ним говорил полчаса назад, - тоже самое! Вот и я вас спрашиваю, в чем же дело? Да, согласен с вами, цены еще подскочат. Да уже подскочили. Да, пока на сырую. Не знаю, не знаю!  Ну, цены взлетели может потому, что все с полупустыми тралами? С кем вы говорите? Я же сказал, с помощником капитана Вениамина. 

     Когда молишься Посейдону
Безбрежный океан с оторвавшимся от него солнцем, на два своих диска.
На капитанском мостике Второго креветколова стоит бывший помощник Капдва, а теперь капитан Дмитрий. Рядом стоит Боц. Два матроса стоят на корме по противоположным бортам, принимают полные тралы. В одном узнаем Георгия.
Тралы вытягиваются на палубу.  Матросы быстро заводят их над приемником креветки и освобождают от узла. Креветка живым потоком стекает в камеру приемника.
     - Ну, отец Посейдон! Ну, спасибо тебе! – светится от радости Боц. Не выдерживает, сбегает с мостика, хватает из падающего живого «креветкопада» огромной пятерней несколько штук. Откусывает и выплевывает за борт головы. Начинает хрустеть зубами живой креветкой, закрыв от удовольствия глаза.   
Смеющиеся радостные лица вокруг.
     - Неужели так будет до конца дня? – не верит еще в удачу новый капитан Дмитрий.
     - Нет, Дмитрий! – возникает Георгий, - Даже если мы не забьем трюм креветкой, до четырнадцати часов, - пулей надо в порт на сдачу, чтобы быть первыми по не упавшей цене.
     - Ну, это, как Веня прикажет.
     - Нет! – грозно рявкает Боц. - Как прикажет Жора! Это он держит цены сейчас на рынке креветки выше некуда!  Его надо слушать!   

Третий купленный креветколов. На капитанском мостике Веня, по радиосвязи:               
     - Капраз, Прохор, как слышно? Прием.
Голос Капраза: «Веня, слышу тебя хорошо».
Веня обращается к капитану Второго креветколова: «Дмитрий, ты теперь у нас Капдва!    Как меня слышишь? Прием!»    
Голос Капдва, радостный: «Слышимость, как и улов, отличные!»
     - У меня около тонны, – хвалится Веня, - Как у вас?
Голос Капраза: «У меня тоже самое!»      
Голос Капдва: «У меня тонна и четверть!»
Голос Боца: «Веня, Жора настаивает, если так будет и дальше, в четырнадцать часов пулей мчать на рынок и сдать по самой высокой цене».
Слабый голос Жоры с места приема тралов: «Предлагаю, Веня. Узнай, как дела у твоих знакомых капитанов. Если так же хорошо, то лучше сдать улов к четырнадцати часам».
Веня: «Слышу тебя, Жора. Сейчас выйду на связь с ними. Ждите сообщений». 

Второй креветколов. День.               
Капдва и Боц на капитанском мостике. Капдва Дмитрий, для всей команды по громкой связи: «За последние семь лет ловли креветки никогда не было такого удачного начала. Никак, впрямь, Посейдон смилостивился к нам! Напрягись, ребята! Не омрачим такой удачный день. Верю, сегодня идем на побитие дневного рекорда!»
Боц, радостно орет: «Обязательно побьем, Дима! Жора, слышь?! Если будет рекорд, - со всех капитанов и с меня тоже по бутылке тебе кубинского рома!»
 Жора помогает ставить трал. Кричит: «Боц, я не против! Давай дождемся четырнадцати часов».
 Голос Вени по радиосвязи: «У каждого из четырех опрошенных знакомых капитанов по двести - четыреста кило, не больше. Только у нас прун! А на рыбном рынке, - отказываюсь понимать. Цены на креветку запредельные. За тринадцать лет лова креветки не помню такого спроса!»               

Гостиная Вени. Ночь.
К огромному раскладному столу на двенадцать персон к торцам с двух сторон приставлены еще два стола. Он стал похож сверху на широкую букву «I------I», за которой и разместились двадцать два человека.
За первым приставным столом сидят ко всем лицом Веня, справа Георгий и рядом с ним Капраз. Слева от Вени сидит Капдва. За торцами сидят Боц и напротив, - Каптри, - бывший помощник Капдва.
За второй ножкой буквы «Н» лицом к президиуму сидят Лариса и рядом корреспондент ИТАР-ТАСС. По бокам от них сидят два помощника капитанов.
Остальные места занимают команды трех креветколовов, - помощники капитанов, механики, матросы.
      - Нас осталось мало, - начинает, не вставая, Веня, - от тридцати девяти человек, - всего девятнадцать.
      - Зато все в тельняшках! – вставляет корреспондент.
      - И это правда! – соглашается Веня. - У каждого больше двенадцати лет на морях и океанах. А эту реплику высказал здешний корреспондент ИТАР-ТАСС Александр.
Он привстает с приветливой белозубой улыбкой на лице и, пожимая перед грудью ладони, слегка раскланивается на три стороны.
     - Это ему мы обязаны сидеть в этой шикарной квартире, арендованной за полцены, которую он любезно предложил нам и как мое место проживания, и как офис, где подписаны были десятки договоров с разными компаниями.
Но…Сначала нальем и возрадуемся удаче!
Все потянулись, кто к какой бутылке. Стол был накрыт по русскому хлебосольному обычаю. Из бутылок в основном стояли водка и ром. Но были пяток элитного вина.
     - Мы не просто сели отмечать радостное событие, - оглядывает всех Веня, - мы должны решить очень важные вопросы. Но это только после третьей! Всех поздравляю с отличным началом!
Шумные восклицания, чокаются, желают себе. Радостные лица. Пьют, закусывают. Хвалят стол.
     - Чтобы поддержать тонус позвольте маленькую реплику перед второй, - с места заявляет Капраз Прохор. - За все, что на столе, платили капитаны. Все остальные приглашены. Помогала накрыть стол наш доктор Лариса. Поклон ей. Если и дальше так пойдут дела, капитаны готовы все это повторить. Пьем по второй!
Шумные одобрительные возгласы матросов. Голоса переговорщиков усиливаются. Наливают, пьют, закусывают.
      - Не терпится перейти к деловой части, – улыбается Капдва Дмитрий. - Поэтому выпьем по третьей.
    -  А не частим? – весело спрашивает корреспондент.
     - Кто слабак, - может пропускать. Нам больше достанется! Правда, Веня? – смотрит на него весело Боц.
     - В тельняшках таких не найдется, - реплика от матросов.
Смешки. Одобрительные возгласы. Наливают, пьют, закусывают.
     - Приступим к деловой части, - берет управление Веня. - Под нее можно и пить, и закусывать!
Слышатся одобрительные возгласы матросов.
     - У всех радостные лица, - обводит всех взглядом Веня, - но больше всех светится лицо нашего старейшего Боца.
     - Дуайен, - старейшина по времени аккредитования в стране из дипломатов, – поясняет корреспондент.
     - Боцман, давай, скажи, что чувствуешь? – просит Веня.
Боц встает, растерянно осматривает всех.
     - Ты, как-то, Веня, не по протоколу.
Веня, задорно, на мотив песни Высоцкого.
               
               Позвольте пару слов без протокола.
               Чему нас учит семья и школа?*
    
               *«Милицейский протокол» В. Высоцкий.         

     - Да-а! Человеческая натура все ощущает в сравнении. – начал Боц. - А как мы начинали хорошо! Собственники своего флота. Но Веня был прав. Вложения мы оправдали, правда, я посчитал, на коэффициент два не дотянули.
     - Вот тебе и Боц – соленая душа! – удивляется Капраз. - Так он еще и бухгалтер!
     - Удивил, Боц! Удивил! – соглашается с ним Капдва.
     - А чего удивляться? Я деньги считаю, потому, как не хватает! А кому хватает, - тому тыщей долларов больше, - тыщей меньше! Я сегодня долги все раздал! Откликнись, кому не отдал еще?
       - Отдал, Боц!
       - Отдал!
       - Тебе можно давать в долг!
     - Завтра вышлю дочери на лекарства, - довольно отвечает Боц. - Когда есть надежда, что близкий человек может выжить, - шторм 12 баллов, - нипочем! И все благодаря тебе, Жора! –кланяется. - Прости, что не поверил твоим крутым мерам и смуту мутил среди остальных. Ну, ты понимаешь, почему.          
     - Дай я скажу! – поднимается Капдва, смотрит на Боца. - Боц, никто не верил, что какой-то нахлебник Вени, как Веня сам про него говорил, - сухопутная крыса, учит нас, бывалых, как ловить! За это, когда выпьешь, и «фишку начистить» хочется!
    - Все так! Я тоже каюсь, грешник! – заявляет Капраз с места.
    - А уж, когда Жора предложил продать траулеры, - продолжает Капдва, - и выслать лишних в Россию, - ну, это вообще серпом по яйцам!
     - Конечно, и ты, Веня не верил! – поддержал предыдущего с места механик у Капдва. - И также, как мы, возмущался! Но в твою защиту скажу, вразумил тебя Жора все же! А ты с помощью Боца всех образумил!               
    - А как Жора не вразумит, - ни капли не смущается критике Веня, - когда он сидел у меня безвылазно в кабинете, как офисная крыса! За пять дней протралил все дела! Боц прав. Кто мы перед ним в бизнесе? Ну, закончили шестеро из нас мореходки. Я Калининградскую, Боц Керченскую, другие, - кто Питерскую, Владивостокскую. А он – полковник!
       - Кто полковник?
       - Жора полковник?
       - Кончай бздеть!
 Веня продолжает, насладившись незнанием большинства.
      - Контролировал создание, испытания и запуск космического челнока «Буран». Сидел за столом с министрами, четырех звездными генералами. А Герман Титов был у него начальник.
      - Жора, это так? – вставил вопрос корреспондент. - Какой пассаж! У меня под носом такие люди, а я ничего не знаю! Что, значит, был неделю у консула в Коста-Рике. И ты, Веня, темнила-соленые уши, скрывал от самого корреспондента такие горячие новости!
Все смотрят на Жору. Тот улыбается.
Встает самый молодой моряк, накаченный Глеб. Поднимает вверх вечернюю столичную газету.
     - Хоть меня выгнали с третьего курса из института, - улыбается Глеб, - но я успел заразиться английским и испанским языком. Поэтому меня Веня и взял.
     - И не жалею! – вставляет Веня. - Все говорят, что ты толковый парень и далеко пойдешь!
      - Жора, я все стеснялся подойти и спросить, – это действительно ты стоишь у подъема американского флага с известным банкиром? Это ты построил отель капитану Павлу «На черном песке» и сделал его миллионером? Ну, колись! Я своим друзьям фото тычу, а никто не верит!
Возгласы:               
     - Охереть! У нас такие люди?
     - Ха! Полковник среди креветок!
     - И я от моряков в портовом ресторанчике слышал!
     - И я тоже! Клянусь усами креветки!            
     - Так! Кончили базлать! – кричит корреспондент. - Пусть сам скажет! Глеб! Передай мне газету!
 Жора с места: «Мужики, вы чего? Полковника что ли первый раз видите? Ну, было дело. С кем не бывает?»
 Смех, подначки, соленые шуточки.
Веня: «Так! Капитаны и Лариса! Привести стол в порядок. Тащим с кухни горючее и горячее! Продолжим под колумбийский ром и аргентинские стейки из духовки! Курцы и остальные, - пошли на лоджию!

Выходит на лоджию вместе с моряками. Лариса и капитаны несут «грязные» тарелки на кухню.
Лоджия полна моряков. Ночь.
Курцы закуривают. Одобрительно оценивают вид с лоджии на океан. Громко переговариваются.
Веню обступают четверо моряков. Глеб: «Веня, я слышал, что Жора должен скоро улететь в Россию?»
Второй: «Если у него котел так варганит, взять его надо насовсем в штат.
Третий: «Разве можно отпускать человека с такими умными мозгами?»
Веня: «Меня сухопутного чиновника кормите, хотите повесить второго на свои рабочие руки?»
Ненец: «Э-э, насалник! Нэ перэдергивай! Эта он помог тебэ выйти ис глубокой саднисы. Есо суть-суть, - мы всэ были бы банкроты! И не крэветка кормила бы нас, а мы крэветку!»
Веня, улыбаясь: «Так упросите его еще на месячишко остаться, чтобы нам помог включить обороты на полную!»
Глеб: «Капитан, заметано!» - берет матроса-ненца под локоть уходит на кухню.

Кухня. Ночь.
Лариса накладывает в большие глубокие тарелки салаты. Жора в фартуке щеточкой моет в раковине тарелки. Капитаны носят тарелки с салатом в гостиную.
Входит Глеб и моряк-ненец.
Лариса: «Ну, ты подумай! У Вени давление выше 140 на 90 не бывает уже неделю! Вес, он хвалится, сбросил пару килограмм! А я с ним билась месяц, но меня он не слушал. И как тебе так быстро удалось?» – смотрит на Георгия.
     - Я тебе уже говорил. Регулярно в одно время горячие завтраки. Много овощей, - мало мяса. Не пьем водку, мало пьем кофе, налегаем на соки и фрукты.
 Входит моряк-ненец. «Всо-всо! Всэм стоять! - хватает за руку Жору. - Веня просит всэх на лёдсию!»
Входит Глеб: «Жора и вы, капитаны! Моряки просят подойти.

     Как откажешь, когда не знаешь, куда и к кому лететь
Жора, Капраз и Капдва переглядываются. Все идут на лоджию. Веня и Боц, видимо, что-то сказали морякам и те напряженно, молча, ожидают входящих. Среди моряков – корреспондент. Расступаются, берут их в плотное кольцо.               
     - Жора! – начал энергично Боц, - от имени всей команды трех креветколовов тебя просят остаться еще с нами на месячишко.
      - Не, мужики, - растерянно осматривает сгрудившихся вокруг моряков Жора. - Вы чего? Смеетесь? Мне загранпаспорт выправят, а я здесь останусь? Хватит, и так сверх меры загостился!
      - Жора! – вступил Глеб. - У тебя талант… как его… менеджера по выходу из кризисных ситуаций. Помоги нам поддержать плавучесть, а дальше мы поплывем сами.
      - Ты правильно говорил, - вступил Капдва, - не все мы возможности еще используем. Кто меня на капитанском мостике укорял, что надо бы обязательно попробовать облавливать против течения? А когда я разворачивался и упустил перепад в три метра, кто меня шмонал?
      - Ну, вот, Жёра! Ты не смосес откасать, как хорёсий селовек, хорёсим людям, а?
Жора ищет глазами Веню. Тот пригнулся среди матросов.
      - Где Веня? Веня, мы так не договаривались! Мне домой надо, у меня там…» - происходит заминка.
      - Что, Веня! Я сорок пять лет уже Веня, и яйца у меня уже седые! Едрена лапоть! У них там тоже любимые женщины и дети! В отличие от твоих, которые тебя через три недели, наконец, дождутся, жены вот этих, - обводит руками толпу, - не увидят их много месяцев! Вот такая она жизнь, Жора! Чуешь разницу?
К Капдва: «Где корреспондент Александр, тот убедит кого хочешь!»
      - Тут он, - раздвигает толпу матросов корреспондент. В руках у него злополучная газета.
Александр: «Прочитал я о тебе заметку. Да, не просто тебе было у капитана Павла. Знаком я с ним, бывал у него».
      - Войди в мое положение, Александр! Не логично получается. Мне загранпаспорт вот-вот выправят, а я здесь останусь.
      - Жора, неувязочка вышла. Чего я был с консулом в Коста-Рике неделю? Готовится совещание корреспондентов ИТАР-ТАСС в Центральной Америке. Прилетает сам Генеральный сюда, в Панаму, а потом и к соседям. Не до тебя сейчас! Задержат тебе документы дней на десять.
Веня, радостно: «Ну, вот! Это самый знающий у нас человек в Панаме!»
Жора, растерянно: «Это Игнатенко прилетает? Бывший член ЦК КПСС?» 
Александр: «Член-то он бывший, да вот Генеральный он нынешний! Виталий Игнатич большой начальник! Так что помоги Вене! Потерпи еще три недельки! Уважь моряков!»
     - Жора! – смотрит Боц просительно, - сходишь с каждым капитаном еще раз в рейс. Покажешь, что надо на карте дна и течений. Напишешь на страничку свои мысли. А ведь те твои четыре листочка революцию в нашем ЗАО сделали!
     - А то, хорошо говорить, - ухмыляется Капдва, - «Вы еще не вылавливаете, где надо, креветку процентов на двадцать!»
      - Ты чего, Жора? – возникает Боц, - двадцать процентов, - это же, пятая часть!
      - Правда! Ты сево, Жёра? Касдова хосес оставить бес нескольких тысясь доляров за рейс?
     - Так! Тихо! – призывает Веня, - слушайте приказ! – в руках держит какой-то обрывок листа. - Жора оформлен с первого дня прихода помощником Гендиректора с окладом на пятьсот долларов меньше моего! Ему единственному, сегодня, за большой вклад, присуждается премия в размере оклада! Если по окончании трех недель мы выйдем на показатели улова на двадцать процентов выше, ему будет выдана премия в размере двух окладов!
Матрос-ненец: «Вот это правильна, насяльник!»
Голоса матросов:
    - Правильно!
    - Молодец Веня!
    - Это справедливо!
    - Это он вытащил нас из говна!
    - Заслужил, - получи!       
    - Ну, Жора, соглашайся! 
Все примолкли, смотрят напряженно на Жору.
Жора обводит их взглядом. Останавливается на матросе-ненце: «Мяци, попроси, пожалуйста, у Ларисы на кухне большую глубокую тарелку».
Все недоуменно переглядываются и перешептываются.
Мяци: «Усэ усол!» - расталкивает всех, уходит. Приносит большую миску. Подает.
Жора: «Капитаны! Матросы! Кто сколько может! Давайте скинемся Боцу, если бы он не поддержал меня, я бы вас не убедил. Он долги-то раздал, а сам без денег. Я опускаю сюда пятьсот сегодняшних долларов. Веня, положи!
Веня, радостно: «Значит, остаешься! И я кладу столько же! Усэ усол за долярами! -               
 передразнивает Мяци. Уходит.      
      - Правильно!
      - По – православному обычаю!
      - Накидаем Боцу, ребята!
      -  Ему не жалко!
      - Он нас переубедил!
Жора с миской поворачивается то влево, то вправо. Руки с долларами тянутся со всех сторон.
Боц, растерянно: «Ребята… ребята…мне неловко. Ребята… я отдам в следующую зарплату! Ребята…
Мяци: «У нас кидают в сапка! А тут ни одного в сапка не видал, - берет полную долларов тарелку, сует в руки Боца. - Боц! Это тебе вместо сапка. Ис сапка доляр не отдают! Это насовсем хоросэму селовеку! 
             
В кабинете Веня, Капраз, Капдва, Боц.
Веня идет к шкафчику достает бутылку рома и четыре бокала. Подходит к капитанам.    
    - Вот, капитаны, учитесь, пока жив! А то пошли разговорчики, что мудак Веня вас в говно посадил. Как я Жору отдал на съедение матросам, а? Попробуй им отказать! Никто и не спорит, что в бизнесе я ему не ровня. Ну, а что вы хотите? Москва чему угодно научит! - делает мину на лице. - А за его «базар», насчет двадцати процентов, ему придется отвечать! Это он маху дал! А как я быстро воспользовался, а? Пообещал ему два оклада, которые, конечно же, останутся в нашей кассе, поскольку это условие невыполнимо. Пусть они его греют эти три недели, и он волну гонит.
   - А ну, как, посадит тебя Жора на мель! - чокается со всеми Капраз. - Вот мы тогда посмотрим на твою физию!            
     - Ха, яйца в смятку! Сэкономить на Жоре решил! - пригнув голову, Боц уничтожающе смотрит на Веню. - Да я выбью из тебя эти два оклада ему на дорожку, даже если мы и не выловим сверх сегодняшнего эту пятую часть! Процентщик завелся средь капитанов!  - Пьет, крякает, берет с блюда какой-то фрукт отправляет его в рот.
Веня пьет, кривится, смотрит на Боца.

Кухня. Ночь.
Часы на кухне показывают начало первого.
Лариса очищает тарелки от остатков еды. Ставит их рядом с раковиной.
Жора в фартуке щеткой моет тарелки.
Из гостиной доносится хор.
   
           Прощай любимый город,*
           Уходим завтра в море…            

     *«Вечер на рейде»   Муз. В.Соловьева-Седого, слова А. Чуркина 

     - Смотри, как тебя быстро приняли моряки, - занимается тарелками Лариса. - У них завоевать любовь не просто.
     - Да, уж. Быстро.
     - И не в деньгах дело. Находясь в маленьком коллективе, надолго оторванные от общества, у них особое чутье на хорошего человека.               
     - Ха, хороший человек! Такой специальности нет.
     - Тебе очень нужна женская ласка. Ты же домашний мужчина, Жора! – Лариса ласково смотрит на Георгия. - И та женщина, которая тебя ждет, - счастливая. Ты отдашь ей всего себя без остатка. А по твоим замахам, Жора, тебе Панама мала. Какого черта ты здесь оказался?   
Входит ненец с большой горой тарелок с остатками еды. Ставит их рядом с Ларисой.
Мяци: «Вот, есо принес вам селую кусю, стобы вы не скусяли!»
Из гостиной доносится песня:

               Ей, моряк, ты слишком долго плавал!
               Я тебя успела позабыть…*

          * муз А. Петрова, слова Ф. Фогельсона

     Креветка не переносит запах спиртного
Солнце вылезло из океана на половину своего диска. Безбрежный тихий океан с Третьим креветколовом. На капитанском мостике Веня, Боц и Жора. На корме два матроса готовятся контролировать подъем двух тралов. Боц за штурвалом, Веня стоит рядом, Жора в руках держит карту, просит.
    -  Я и говорю, что ты сейчас хочешь выйти на ямы под углом в тридцать градусов относительно течения в этом месте. Доверни еще на тридцать градусов и траль против. Сразу убиваешь двух зайцев, сказать лучше, - двух тунцов!
Веня к Боцу: «Доверни!»
  - Ладно, штурман. Сейчас доверну, - отвечает Боц. – Веня, а ты передай по рации, чтобы на Первом и Втором креветколове точно выполнили такой же заход с учетом карт.
Веня говорит с капитанами.
Солнце оторвалось от океана на три своих диска. Погода безветренная.
Третий креветколов. Идет подъем тралов. Двое моряков на корме контролируют подъем. Среди них и Георгий.
Показываются два полных трала набитых креветкой.
Радостный Веня поднимает большой палец.
Пять бакланов летят в кильватерном строю на пересечение с креветколовом.
   - Ребята, - удивляется второй, гляди, так на корме наш иждивенец!
   -  Ну, дела! – удивляется первый, - неужели за ум взялся, бездельник! А я вспоминал его недавно нехорошим словом!
Жора у приемного люка, куда живым водопадом льется креветка, видит бакланов. Подставляет сомкнутые ладони, бросает пригоршню креветок высоко вверх за борт.
Первый баклан кричит: «Ребята, пикируем! Не дать ни одной заглубиться!»
Все пятеро, кто на лету, кто с воды хватают креветку.      
Матросы, Веня, Георгий смеются.

Ресторан моряков и капитанов. В своем углу под пальмой, как всегда, сидит за столом команда капитанов во главе с Веней и рядом три столика матросов. На веранде, в основном, сидят команды таких же маломерных креветколовов на пять – шесть человек экипажа, как у россиян. Каждый третий на веранде поглядывает в сторону российских моряков. Каждый капитан, входя, идет здороваться с Веней и Джорджем и поздравляет их с рекордным уловом.
За столом сидят Веня, Капдва, Боц и Жора.
    - Ну, Веня! – глядит на него Боц, - никогда ты не купался в лучах славы, как сегодня!
    - Похоже, обсуждают только нас, - добавляет Капдва.   
    - И пусть все знают, что Веня не лаптем щи хлябает! – смеется Веня. - Я бы и сам на их месте делал бы тоже! До меня до сих пор не доходит, как может быть такой большой разрыв по уловам по сравнению с нами.
    - Жора! Ну, сознайся, - пытает Боц, - ты знаешь петушиное слово, по которому косяки креветок плывут в наши тралы!   
    - Все проще, Лаврентий! – улыбается Жора. - Хороший замах не пропадает!      
На веранду входит импозантный капитан. Завидев столик капитанов во главе с Веней, уверенной походкой идет к их столику.
    - Веня, привет! Джордж, рад познакомиться! Видимся часто, но не знакомы. Рад представиться. Меня зовут Харальд. Мой норвежский креветколов водоизмещением в пятнадцать раз больше вашей малютки, а вы нас сегодня обловили! – к Джорджу. - Как это объяснить? 
     - Капитан, посмотрите на наш стол и стол наших матросов, - загадочно говорит Джордж.
Харальд оглядывает стол капитанов: «Не понимаю! Что я должен увидеть?»
     - Капитан, весь фокус в том, что вы не видите на столе? - поймал мысль Георгия Боц.   
Харальд еще раз осматривает стол: «Боцман, и ты меня озадачил!»               
Дошло и до Вени: «Капитан, на нашем столе и столе матросов вы не увидите спиртного! Креветка не переносит этот запах!» 
Харальд еще раз оглядывает стол капитанов, не обнаружив спиртного, удивленно поднимает брови, смеется, хлопает по плечу Веню: «Действительно! Это нонсенс! У русских - и нету водки!  Ну, рад познакомиться, Джордж! Да-а! А кому вы сдаете несколько тонн живой креветки? Мой холодильный цех простаивает, может, договоримся, будете сдавать мне?
Капитаны переглядываются, смотрят на Жору.
    - И сколько бы вы дали за центнер сырой креветки? – хитро смотрит на капитана Джордж.
      - По цене рынка, конечно!
       - А мы сегодня отгрузили одному рефрижератору всю на пол доллара выше. А потом.    Ну, хорошо, сегодня бы сдали бы вам. А завтра вы сами выловите тонн пятьдесят. Кому мы тогда сдадим свою?
      - Я догадываюсь, кому вы сдали! Да, японец, - мой конкурент, появился в гавани всего три дня назад! Когда ж ты успел с ним завязать отношения? - удивленно смотрит на Джорджа Харальд.
      - Когда он был еще за тысячу километров от Панамского залива.      
Харальд крутит головой: «А ты, Джордж, действительно, прыток! Пойду расскажу своим про запах водки», - смеясь, уходит вглубь веранды.      
На столе среди блюд у капитанов и матросов, - только баночки с пивом.
   - Правда, когда же ты успел? – спрашивает Веня.
   - Я же тебе говорил, Веня! – напоминает Боц, - во время твоей лежки.
    - Если бы я был Гендиректором, - мечтательно говорит Георгий, - я бы обязательно приобрел еще креветколов Харальда и получил бы треть добавленной стоимости!
    - Лучшее, - враг хорошего! Разве сейчас мы не хорошо живем? – «стреляет Веня на взлете дуплетом в мечту Георгия».
    - Имели бы большие морозильные камеры, - снова взлетает мечта помощника, - разделочный и фасовочный цеха. Тогда мы могли бы сразу сдавать продукцию в фирменной упаковке. А мы торгуем спиленным лесом, вместо того, чтобы делать из него  столы и шкафы и торговать ими.   
     - Это же, как надо напрягаться, - «стреляет дуплетом в мечту Капдва», - чтобы купить такой креветколов! Если будут у нас уловы такие же, как сейчас, - ну что еще надо?
      - Жить хорошо, это хорошо! – подытоживает Боц, - а хорошо бы жить еще лучше! – «опустил свое ружье, глядя на улетающую раненную мечту».

Улочка от портового ресторана в центр города. Обсажена с обеих сторон высокими пальмами. Освещение недостаточное.
Капитаны и Жора, не спеша, идут из ресторана.
    - Вот, Боц, скажи, какие матросы у нас мировые. Как хорошо они относятся к Жоре. Даже я ревную, - обращается Веня. - И заметь, Жора, каждый к тебе подошел и благодарил тебя. Ну, и, конечно, я рассказал о твоем вкладе в сегодняшние уловы. Но, если честно, больше верят в повернувшуюся к нам Фортуну, чем в карты дна и течений. Боц, скажи!
    - Ну, не без этого, конечно! А ребята у нас надежные! Каждый знает не только свое место, что он должен делать, но и обязанности другого. А кто каждого человека подбирал? Вот Жора не знает, что я бесплатно до сих пор работаю и как начальник отдела кадров, и как наставник.
Проходя мимо местной забегаловки, Георгий вдруг останавливается, завидев компанию четырех здоровых молодых метисов. Секунды две прислушивается: «Погоди, Веня», - чуть нервно просит Георгий.
Быстрым шагом врезается в четверку. Круто разворачивает накаченного. Видит на шее
наколотый трезубец.
     - Узнаешь? – хмуро спрашивает Георгий.
Метис некоторое время хлопает глазами, расплывается в злой улыбке: «Ты смотги, Гауль! А гусский тугист-то живой!»
И прежде, чем замах Качка достиг цели, Георгий вкладывается в короткий боковой удар в челюсть. От падения Качка спасает стриженая копна декоративной зелени, на которую тот падает. В один прыжок Георгий хватает метиса за горло и указательным пальцем другой, давит тому сонную артерию.
Метис, выпучив глаза, хрипит.
     - «Ща-ас продырявлю, - зло сквозь зубы цедит Георгий, - и ни одна «скорая» тебя не откачает!»
Рауль, оценив обстановку, узнав приближающихся Вениамина, и Боцмана, берет под руку задыхающегося напарника: «Отпусти! Он больше не будет».
Георгий сдавливает еще раз горло.
У Качка чуть глаза не выскакивают из орбит.

     Третья встреча Георгия с Хайме
Слышится вдалеке клаксон полицейской машины.
     «Полиция!» – пытается оторвать Качка от Георгия Рауль. 
Георгий швыряет Качка в объятья главаря.
Рауль уводит кашляющего и задыхающегося Качка. Бандиты скрываются за углом в темном переулке.
Банда Рауля ведет хрипящего Качка, у которого заплетаются ноги.
     - Ты что Рауль, их же только трое? – обращается Первый.
     - Бить надо было, а не Качка вырывать! – учит Второй.
     -  Вы что, олухи, подходящих русских не узнали? Поменьше, - это же русский капитан Веня! У него в друганах сам комиссар полиции. Давно на общественных работах дерьмо не выгребали?
Качок, закрыв глаза, висит на руке Рауля и другого метиса.
      - А второй, - продолжает Рауль, - Боцман. Он вас двоих одним ударом завалит! Вы что не видели в порту, как он расправляется с пьяной матросней?
А если в полицейской машине не наш человек? Кто хочет неба в клеточку, - идите, разбирайтесь!
Полутемная улочка напротив забегаловки. Редкие прохожие. Кто выходит из забегаловки. Кто-то входит.
     - Ну, Жора! – восхищенно обнимает его Боц, - клянусь усами креветки, ты нокаутировал здорового метиса!  Кто тебе поставил удар? За что ты с ним рассчитался?
     - А-а, я понял, - вставил Веня, - это те бандиты, которые тебя ударили по голове и ограбили. Я узнал Качка. Завтра позвоню комиссару полиции, скажу, что они чуть нас не ограбили. Будут они у меня дерьмо выгребать на общественных работах.
     - Я еще не рассчитался с ними, - гладит правый кулак Жора.
Запевает песню «Голубка».               
Веня, Боцман, Георгий идут по прохожей части и негромко поют песню на-русском.
Редкие прохожие не обращают на них внимание.

               Где б ты ни плавал,
               Всюду к тебе, мой милый,
               Я прилечу
               Голубкою сизокрылой.
               Парус я твой
               Найду над волной морскою,
               Ты мои перья
               Нежно погладь рукою!

Георгий дотрагивается до Вени и Лаврентия руками, приставляет палец к своим губам, куплет поет один.

                О, голубка моя!
                Будь со мною, молю,
                Там,
                В этом синем и пенном просторе,
                В дальнем чужом краю… *

     *«Испанский композитор С.Ирадьер. 1860 год


На улочке появляется полицейская машина, равняется с идущими. Окно приоткрывается, высовывается голова полицейского.
Полицейский на испанском: «Ей, русская матросня! Прекратить петь! Час ночи!»               
    - А пошел ты в жопу! – почти не глядя, выпалил Веня.
    - Веня? Никак ты, матерщинник? - не зло говорит полицейский. -  Ты послал меня в задницу? Я тебя сейчас арестую! Ты же учил меня русскому мату и благодаря тебе я многое понимаю, - выходит из машины.
Троица останавливается. Ждет подхода полицейского. Тот подходит, здоровается только с Веней.            
      - А-а, привет, сеньор Торрес! – узнает Веня полицейского. - Да мы вроде ничего не нарушаем, а ты придираешься!
Полицейский, улыбаясь: «Веня, ты послал меня при исполнении! Плати штраф! А то арестую и твой заступник не поможет!
      - Вымогатель несчастный! – улыбаясь, говорит Веня на русском. - На, выпей за нашу удачу! – добавляет на испанском. Достает пять долларов и припечатывает их к ладони полицейского.
     -  Смотри-ка, еще одна едет! - удивляется Боц.
Мигая проблесковым маячком, едет вторая полицейская машина. Все поворачивают к ней головы.
 Сеньор Торрес с испугом: «Никак шеф! Я ничего не брал!»
Машина останавливается. Стекло опускается голова шефа в фуражке: «Задержал нарушителей? Помощь нужна?»
     «Нет, Шеф. Это русские. Они немного громко пели, я им сделал замечание.            
     - Русские моряки? - выходит из машины. Подходит. Смотрит на Веню: «Это ты, Веня, опять бузишь здесь?   
      - Никак нет, сеньор Хайме. Ведем себя вполне прилично.               
Начальник отделения полиции смотрит на Георгия, меняется в лице.
     - Пресвятая Дева Мария! Это опять ты? Русский Джордж? Сколько же можно? Ты что меня преследуешь? Воистину, пути судьбы неисповедимы!   
Георгий узнает начальника отделения. Опускает голову.
        - Какие у тебя на руках документы? – смотрит на него Хайме. - Неужели снова никаких?
Джордж: «Снова никаких… на оформлении…»
        - Ну, нет! – торжествуя, ухмыляется Хайме. -  На этот раз у тебя не пройдет номер! Садись в машину!            
 Веня, очнувшись: «Как это? Как это, - никаких? Минуточку!»
Поворачивает на грудь кожаную сумку известной фирмы, которую постоянно носит. Достает мобильный телефон, пытается что-то отыскать: «Твою мать! Где же это!»
Хайме, приказывает: «Садись, в машину, Джордж!»
Георгий, понурив голову, делает шаг к машине начальника…
Веня хватает его за руку: «Стой! Вот!» - показывает Георгию дисплей мобильного телефона: «Да вот же твое временное удостоверение личности с подписью консула и печатями!»
Георгий с удивлением читает документ. Берет телефон у Вени, передает его начальнику районного отделения полиции.
Тот читает, смотрит на Джорджа. На русском: «Какого хера, ххх, - продолжает на испанском, - ты мне голову морочишь! - восклицает Хайме. - Вот что, Веня! Когда твой гость, Джордж, улетит, наконец, в Россию, ты доложишь мне лично!
    - Есть начальник! - отдает Хайме честь Веня.
Хайме, - полицейскому: «Отпустить!» - крутит головой. Что-то бубнит под нос. Садится в машину, с места с визгом трогается и скрывается из глаз.
Боц подскакивает к Вене вырывает у того телефон. Смотрит на документ. Потом на Жору. Потом на Веню: «И ты, Веня, это держал при себе и молчал? А Жора, знал, что он каждый день под арестом ходит? Ты знаешь кто ты, Веня, после этого?»
Веня, растерянно: «Жора, Боц! Ей Богу, память после болезни отшибло! Совсем забыл про это, что Леня мне переслал и велел отксерить и отдать Жоре! Клянусь тремя своими женами и детьми, что забыл. А тут, как током ударило, и мне самому стало плохо!»
Делает шаг к Жоре, смотрит в глаза: «Жора! Поверь, это так! Это Бог наказал меня, что я издевался над твоей заблокированной памятью! - сильно бьет себя три раза ладонью по лбу. - Нет! Какой же я мудак! Ну, начисто вылетело из головы! Да еще тут такие события каждый день!»
     «Жора! Поддержи меня! – восклицает Боц, глядя на Веню. - Сегодня… нет, уже поздно… завтра внесу предложение, - создать орган, Совет капитанов, превышающий полномочия Ген. Директора. И выразить этому мудаку, - гневно смотрит на Веню, - предупреждение! Еще раз подобное случится, - штраф в кассу «НЗ» 1000 долларов! Поддержишь?»
     - У меня нет таких полномочий, Боц. Ребята, вам жить здесь… без меня, - идет один по дорожке, опустив голову.

     Меня там ждут
На кухне у Вени включен свет. Начало шестого утра. Веня поспешно режет хлеб, нарезает колбасу, делает бутерброды.
Появляется Георгий в шортах: «На креветколов?»
Веня поспешно хватает пару бутылочек воды: «Да. На Второй. Посмотрю, как выполняет капитан твои указания».
     - А чего меня не берешь?
     - Ты свое дело сделал! Расслабляйся! Хотя знаю, ты без дела никогда не сидишь. Остаешься за старшего! Adios! Venga, cierra la puerta detr;s de m;!   (закрой за мной дверь) – исчезает.

 Вид с лоджии Вени. Темно-синий океан почти сливается с небом на горизонте. Алым светом начинают подсвечиваться облака в месте восхода. С каждой секундой алое зарево расширяется и добавляет света океану и небу. Ярко-красная точка появляется над океаном. Темно-синий океан отделяется от неба. Красная точка растет с каждой секундой.
Темень потихоньку растворяется. Диск солнца наполовину вылезает из океана. От солнца к берегу стелется солнечная дорожка.
В двадцати метрах от берега видна в солнечной дорожке одинокая голова. Человек плывет навстречу солнцу.

     Прежде надо быть хорошим Человеком
На кухне сидят за накрытым столом Веня, Георгий,
Капраз-Прохор, Капдва-Дмитрий, Каптри-боцман Лаврентий.
На столе нехитрый «закус» и элитная бутылка рома.
     - Наверное, Жора, из тебя вышел бы и хороший капитан, - Веня с любовью смотрит на Георгия, - потому что ты умеешь держать удары судьбы. Но то, что ты не протирал бы штаны в Министерстве рыбного хозяйства, - это точно.
     - А мы здесь все считали, - добавляет Прохор, - что правильно вести рыбацкий бизнес может только капитан, да еще с хорошим океанским стажем.
      - Почти каждый из нас тонул, но сумел выжить, - говорит Дмитрий. - Сохранить судно. Сохранить матросов.
      - Нет, ребята! Все не так! Все не так, ребята! – перекрикивает всех Лаврентий. - Прежде надо быть хорошим Человеком! – восклицает Боц. - Смотрите, что получается! Полковник! - А это, - совсем другой монастырь со своим уставом! «Буран» запустил! А это, - совсем другой приход! Ученые…»
Веня тотчас начинает петь, на мотив песни Высоцкого.               
 
              Товарищи учёные, не сумлевайтесь,
               милые:
               Коль что у вас не ладится — ну,
               там, не тот аффект, —
               Мы мигом к вам заявимся с трескою
               и креветкою,
               Денёчек покумекаем — и выправим дефект! *

  *В. Высоцкий  «Товарищи ученые»

    - И не по креветке приход, - а по космосу! – ухмыляется Лаврентий, - про который знают только единицы! Попал к одному капитану, который держал закусочную - выстроил отель! Сделал его миллионером!
     - Попал к другому, - перебивает Прохор, - который креветку ловит, как сказал бы Мяци, - «из зёпы вытассил рыбаськов».
     - Вот я и говорю! – добавляет Боц, - ему не страшен любой монастырь со своим уставом! К любой пастве найдет подход и обратит в свою веру! А это может сделать только хороший Человек!
Звонок в дверь. Веня идет открывать. На кухню с Веней входит корреспондент Александр.
     - Ну, ребята! - с укором оглядывает всех, - я знаю, вы так можете провожать и до утра! А нам с Жорой тоже завтра рано вставать! Давайте обнимайтесь! 
Капитаны по очереди обнимают Жору.
      - Постой! – восклицает Веня, убегает в свой кабинет. Приходит с огромной раковиной. Вручает. Еле сдерживаясь.
      - Когда тебе, Жора, будет грустно, послушай эту раковину. Вспомнишь Тихий океан, Панаму… а, может, и меня. Твою мать!
Обнимаются. Слезы на глазах.
 


































Глава 7. Георгий и корреспондент ТАСС у американских миллионеров.

Автомобиль сиреневого цвета мчит в сторону аэропорта. Мелькают указатели на испанском и английском. За рулем корреспондент Александр, рядом Георгий.
     -  Какой красавец твой автомобиль, - восхищается Георгий. -  Под капотом, наверное, стадо голов в сто двадцать?
     - Сто семьдесят. Американцы обожают, когда мощности много, даже, если она и не диктуется необходимостью.
Шоссе на гору становится двухрядным. Дорога идет с небольшим подъемом. Впереди по курсу виден силуэт только одной машины. Небольшие бедные деревеньки слева и справа. Растительность вдоль шоссе становится реже.
     - А ты со мной к ним напрашивался? - смотрит на водителя Георгий.
     - Нет. Давно обещал приехать сам, да все, - дела. И вот выполняю.
     - Ты я слышал, знаком и с нашими миллионерами, и с американскими. Что их объединяет?
     - Миллионеры всех национальностей, до того, как они ими стали, прежде всего, были недовольны своим нынешним положением. Я бы сказал, все они, - двигатели прогресса.
     - Так уж? – сомневается Георгий.
      - Их мозг постоянно кипит. Он нацелен на отыскание того, что улучшит какой-то предмет или технологический процесс. Ценой больших усилий они воплощают это в жизнь и становятся миллионерами.
Слева и справа - пожухлая трава. Все чаще начинают попадаться отдельные сосны. Ближе к вершине горы, с низкими насыщенными влагой облаками, стоит уже плотный сосновый лесок из сосен не старше сорока лет. Начинают показываться дачные участки любителей забраться в горы. Дома в стиле шале, напоминающие горные швейцарские деревеньки, стоят разрозненно с небольшими участками вокруг дома. Не видно ни одного забора. Редкий участок обсажен молодыми деревьями. Перед домами, на насыпной почве, травка подстрижена и выделяется зеленью. Кое-где подсажены молодые ели и сосенки.
     - Да-а, - задумчиво произносит Георгий, - идея, это всего два процента до ее воплощения. И какой же тяжкий труд довести ее до ста.
Александр сворачивает с дороги, недолго едет по бездорожью по каменистой почве. Появляется белокаменная отсыпка, ведущая к дому и стоянка на пару машин. Стоит машина хозяина. Его не видно.
     - Обитаемая сторона участка с противоположной от дороги стороны, - поясняет Александр. -  Обычно, в это время, жена хозяина готовит завтрак. Так что нас должны покормить. А ее муж должен уже работать на участке по мелочам или быть на подхвате у супруги. У них нанятый садовник недавно умер от укуса змеи. А новый, почти, как у всех, по субботам и воскресениям отпущен.
   Нажимает на клаксон, ставит свою машину рядом с машиной хозяев.

     Тут никто не выпендривается своими миллионами
Александр и Георгий выходят.
     - А машина-то миллионера поскромнее выглядит, чем твоя, - замечает Георгий, - да и участок маленький, не более десяти соток. А у нас в Подмосковье, в садовом товариществе, у некоторых дома будут и побогаче.
     - Тут никто не выпендривается своими миллионами. На некоторых вообще никогда не подумаешь, что они владельцы немаленьких компаний.
Из-за двухэтажного выходит в легком свитере хозяин.
Высокий шатен 45 лет. Нормального сложения, с густыми тонкими подвижными на ветерке волосами, с карими глазами. Лопоухий, длиннорукий. Завидев Александра, расплывается в белозубой улыбке.
Идет к гостям.               
     - Джонни, я привез тебе гостя, хоть мы и не договаривались. Но, зная твое любопытство к россиянам, подстраховался, чтобы мне от тебя не попало, когда узнаешь, что он уже улетел.
Американец протягивает руку, с любопытством вглядывается в Георгия.
     - Я американец. Мы здесь все на «ты». Зови меня Джонни.
Георгий протягивает руку.
      - Американцы зовут меня Джордж.
      - А что? Вполне, если бы не акцент, мог сойти за янки, - с чуть заметной ухмылкой смотрит на Георгия.
      - Мы зовем вас – американцы. Я знаю значение слова «янки», - улыбается Георгий.
Джонни подмигивает Александру, бьет Джорджа по плечу, простодушно смеется.
     - Твое воспитание?  - улыбается Джонни Александру.
      - Сегодня от Джорджа узнаешь, кто он и что он, - смеется Александр.
      - Пойдем, Джордж, познакомлю тебя со своей нордической половиной. Она шведка.
Ведет за дом на середину маленькой полянки перед домом со стриженной зеленой травкой.  Сверху с балкончика перегнулась его жена. Высокая худая светловолосая, с серыми глазами, с маленькой грудью, Выглядит заметно моложе Джонни.
     - По голосам слышу, - у нас гости! - на английском с акцентом кричит с балкона шведка. - Молодец, Алехандро, привез к завтраку. Меня все зовут Вива, а тебя?
Подняв глаза к балкончику, Георгий представляется
     - Рад знакомству, Вива. Меня зовут Джордж.
     - Ты американец? – разочарованно произносит Вива.
      - Русский, Джордж, русский! Но «косит» под американца, - успокаивает Джонни.
      - Джонни, поднимай гостей на второй этаж на аперитив. Через семь минут я приглашу на балкончик и будем завтракать.
Джонни поворачивается спиной к дому, простирает руку к горам.
      - Как вид, Джордж?
      - Достойный кисти художника и снимка фотографа. Рука сама тянется к фотокамере.
      - Во! Ты слышала Вива?
      - Тебе это лестно слышать! – голос спрятавшейся Вивы. - Ты выбирал дом. Я присоединяюсь к мнению Джорджа и оцениваю его неравнодушную к красотам русскую душу.
Джонни глядит на вершину горы, где собрались синие тучи.
     - Дождя не будет. Часа через два из-за облаков будет выглядывать солнышко.
     - Меня Джонни учил, как по облакам определять погоду на ближайшие часы, – смотрит на Джонни Александр, - но я так и не научился. А ему верить можно.
     - Джордж, краткая справка, - просвещает Джонни. - Все дома, которые ты видишь, могут позволить себе состоятельные люди. Но дело не в деньгах. Это люди, которым надоедает жара и сутолока столицы. Ты москвич?
     - Да. Я тебя понимаю, Джонни. Хочется смотреть на горы, облака. Слушать птичек. Душа поет и отдыхает. И проступает жалость к тем, кто копошится на жаре в столице.
     - Интересный отзыв. А чем ты занимаешься, Джордж? - косит на него Джонни.
     - Ты Джонни не знаешь русских сказок, - улыбается Алехандро. - Сначала напои, накорми, а потом расспрашивай. Тогда гость тебе многое чего расскажет.
     - Твоя правда, корреспондент!  Я тебе, Джордж, покажу то, зачем стоит сюда ко мне приезжать. Пойдемте, примем чего-нибудь, для разминки.
Ведет к двери в дом.
Второй этаж. Гостиная.
Небольшой зал-гостиная с дверью на балкон с западной стороны. Необычная обстановка. Плетеные цветные коврики, плетеные накидки на кресла. Небольшие шкафчики, полочки. Большие старинные часы. Фото молодой Вивы на фоне северного морского залива, скорее всего, в Швеции. Фото Джонни с мамой и двумя девчонками в американском парке.
В углу, под шкафчиком со спиртным, небольшой столик.
Вива успела его сервировать для аперитива. Стоят две бутылки хорошего вина: одно – калифорнийское, другое – испанское. И блюдо с красиво выглядевшим, почти ресторанным, фингер - фудом, - дольки помидора с сыром и чесноком, переложенные коричневыми пластинками чипсов.
Алехандро берет бутылку калифорнийского.
     - Обожаю его с этим твоим фингер-фудом, - наливает себе. Смотрит на Джорджа. - Присоединяйся!
Джордж кивает головой. Алехандро ему наливает. Смотрит на хозяина.
     - Я, - за! Проверенное сочетание!
Алехандро наливает и ему. Пьют стоя. Накладывают на тарелочки дольки помидора с сыром и чипсами. Хрустят ими.
Выходит с балкона Вива.
     - А хозяйке?
Алехандро быстро исправляет свою оплошность.
Вива поднимает рюмку с вином.
     - Когда здесь Алехандро, - смотрит на Джорджа, - он ухаживает за мной, наверное, как за своей Мариной, в молодости! Та была здесь и открыто ревновала! Не расслабляйся, Алехандро! Не расслабляйся! - Все смеются. - За знакомство!
Все чокаются с Джорджем. Пьют. Алехандро подает хозяйке тарелочку с долькой помидора, сыром, чипсами. 

     У Джорджа очень редкая профессия               
   - Ты здесь по делам, Джордж? – спрашивает Вива. - Наверное, продвигаешь продукцию своей компании на латино - американский рынок? 
Джордж вопросительно смотрит на Алехандро. Тот глядит на него с загадочной усмешкой.
      - О-о, в Панаме у него очень серьезная работа. Он высоко - классный кризис-менеджер. Вытаскивает компании почти из банкротства и своими идеями ставит их на путь развития.
      - А я вот играю на бирже NASDAQ и приумножаю свое богатство, - усмехается Джонни.
       - Если удается, - уточняет Вива, - а это бывает раз из пяти! - улыбаясь, смотрит на мужа.
       - У тебя, Джордж, действительно редкая профессия и, вероятно, очень высоко оплачиваемая, - восхищенно обращается к Джорджу хозяин.
Смотрит на Джорджа подозрительно долго. Джордж тушуется, молчит.
      - Джордж, - приходит на помощь проницательная Вива, - как поживают твои дети в новой стране? Вероятно, уже оперились? Образование им с супругой дали? Должно быть, уже работают?               
      - Да. У них образование гуманитарное. Испанский и английский. У дочери своя семья. Сыну…
Молчит. Смотрит на Алехандро. Тот подливает всем вина. Протягивает всем тарелочку с дольками помидоров. Все берут себе еще по дольке.
      - Ну, чего застопорил? Тебе, - полтинник! Сыну, наверное, двадцать пять. Конечно, работает! 
     - Джордж кивает.
Вива и Джонни смотрят на Джорджа.
       - А где? – пристает Вива, - сколько молодой специалист с двумя языками получает у вас?
 Джордж молчит. Смотрит на Алехандро.
     Алехандро спешит на выручку.
      - Мы перед отъездом в Панаму с Мариной, как знающие язык, хотели устроиться на иностранную фирму. Там оплата долларами. И твой наследник, наверняка, получает долларов двести. А это не деревянными, на которые трудно сейчас семье прожить! Чего темнить!
Джонни и Вива переглядываются.
     - А что у вас за квартира? – наседает любопытная Вива, - сколько гостевых комнат?
Джордж смотрит на Алехандро.
      - Вива, Джордж стесняется сказать, что даже у высоко-классных спецов квартиры, - как у вас для рабочих. Нет у россиян спальных комнат для гостей. Хорошо, если жилой площади на нос приходится восемь метров, - смотрит на Джорджа. - Трешка, наверное, у тебя, с жилой площадью в сорок пять квадратов?
Джордж кивает.         
     - Ну, вот! Я угадал! Хорошо, что еще не живут с родителями!
Обращается к хозяйке, чтобы увести от Джорджа: «Ты вот выбрала сына миллионера, наследника папиных миллионов, и ни в чем не нуждаешься. А у нас, в России, они только нарождаются. Вот, перед вами, - смотрит на Джорджа, - один из кандидатов в миллионеры.
Джордж делает кислую физиономию. Алехандро с аппетитом жует. Продолжает. 
     - Не хапнувшего кусок государственной собственности за копейки в смутное время, как некоторые, и в один день ставшие миллионерами в списке ФОРБС. Джордж сделал миллион своей прекрасной космической головой, - с улыбкой смотрит на Джорджа.
Джонни откровенно уставился на русского обладателя одного миллиона.
      - Правда, подарил миллион своему компаньону, - уточняет Алехандро.
       - Джордж, надо было бы показать детям Панаму, - смотрит на него Джонни, - если они еще не были за рубежом. У них бы изменилось представление о мире. Об американцах. Занавес железный пал. Свобода передвижения! У нас одна гостевая комната простаивает. Семью из четырех человек разместили бы.
      - Да, это было бы здорово, - улыбается Джордж.
      - Ну, что мужчины, перейдем к основному, горячему? Как? Или еще разомнетесь?    
      - Давай, Вива! К горячему! Я чувствую его запах! Я вижу, у тебя все на балкончике сервировано! Или что - то помочь? –  спрашивает Алехандро.
     - Организуй, Джонни, что будем пить крепкое, а я с Алехандро спущусь на кухню и принесу основное блюдо.
Уходят на кухню.          
      - Давай, Джордж, я тебя нагружу банками тоника, а сам возьму джин и бокалы.
Подходят к шкафчику со спиртным. Джонни открывает сразу верхнюю и среднюю дверцу шкафчика из темного дерева.
       - Набирай четыре баночки разного тоника и неси на балкон. Ставь на стол.
Большой балкон с западной стороны в отличие от первого, что с восточной,  - с цветами в ящичках и кашпо. Стол на шестерых, дачные стулья. Джордж ставит впереди каждой из четырех тарелок по банке тоника. Джонни ставит бокалы и открывает бутылку джина.
Входит Алехандро с огромной кастрюлей накрытой крышкой. Ставит ее посередине на подстановку. Вива несет тарелку с зеленью и пару бутылочек соуса. Поправляет приборы, тарелки.
      - У нас сегодня "аррос-кон-карне" - рис с говядиной, - объявляет Вива.
Открывает крышку, балкончик наполняется запахами ароматного мяса и специй. Накладывает в тарелки.
Джонни наливает в бокалы джин.
      - Принеси мне, пожалуй, калифорнийского, - обращается Вива к Джонни.                Алехандро быстро встает и уже возвращается с бокалом Вивы и бутылкой калифорнийского. Наливает ей. Садится. Джонни подливает в свой бокал с джином тоника.  Алехандро и Джордж следуют его примеру.
Джонни поднимает бокал.
     - У вас недавно Союз распался. У нас, в Панаме, чуть пораньше, генерал Норьега устроил переворот. У вас Республики потребовали независимости.
     - Да, уж! Разрушать, - это не строить! – перебивает Алехандро.
     - У нас генерал Норьега, лидер национального движения, тоже потребовал независимости. Да еще чего придумал, - хотел национализировать Панамский канал! И у вас, и у нас, без крови не обошлось. Нам помогло, что у нас здесь военная база США Форт-Клейтон.
      - Легче назвать страны, где у вас баз нет! - снова, улыбаясь, перебивает Алехандро.
 
     Мы бы правили миром, и мир изменился бы к лучшему
      - Хорошо бы наш президент Билл подружился с вашим президентом Б`орисом, - продолжает Джонни.
      - О-о-о! – подскакивает Алехандро, - тогда была бы команда «БИЛЛ-БО`РИС»! И мы бы обыграли все команды мира!
Все смеются.
       - Мы бы правили миром, и мир бы изменился к лучшему, - добавляет Джонни.
       - И все были бы счастливы! – подначивает Алехандро.
       Все смеются.   
      - За то, чтобы жить всем на Земле было лучше! – улыбаясь, поднимает бокал Джордж.            
       - Хорошее дополнение! – соглашается Вива.
Алехандро и Джонни кивают, поддерживая тост. Все чокаются. Пьют. Приступают к горячему.
       - Эй, мужчины, а мою «замазку», что же никто не пробует? Я для кого старалась?
Джордж глядит на глубокую фаянсовую миску с густым белым содержимом, на поверхности которого плавают укроп и листики какой-то зелени.
      - Показываю! – обращается к мужчинам Вива. - Берете из соседнего блюда конический желтый чипс, - он из кукурузной муки с сыром. Вот так черпаете замазку, - и в рот! Прошу проделать это за мной и высказать все, что вы думаете об этом блюде!
      - Вива, это у тебя что-то новенькое! – повторяет за ней Алехандро.
      - Сейчас каждое ваше посещение обязуюсь вас чем-нибудь удивлять. Я же осваиваю компьютер. Интернет кишит разными блюдами! Вот я и буду на вас их проверять!
      - Ей на мне уже не интересно! Уж очень я живуч! – улыбается Джонни.
      - Так, Вива! Позвонишь Марине, научишь! Я готов быть испытуемым! – облизывается Алехандро.
      - Я бы пару месяцев назад тоже поставил бы их в меню. Необычно и главное, - вкусно! – смакуя, не подумав, произносит Джордж.
Вива и Джонни переглядываются.
    - Алехандро нас уговаривает с Вивой посетить Россию. А что? Сядем в самолет и прилетим. А то он все нам пеняет, что у нас фальшивое представление о России. Какие средства информации, – такое и представление! Сам, наверное, и не такое про нас пишешь!
Алехандро и Джонни смеются.
      - Как растет наследник, Алехандро? – интересуется Вива.
      - Растет! А чего ему бы не расти? И я бы на его месте так же рос: мама рядом, нянька-тоже! Все предметы ухода и питания, - пожалуйста. Здесь мы избавились от кучи проблем, которые бы хлебнули сполна в России.
      - Как Марина, переосмыслила, что Панама не банановая нищая республика? – не отцепляется Вива.
      - Давно, Вива! Для нас в первую неделю была шоковая терапия. Когда мы специально ходили по магазинам Панама – Сити и убеждались, что тут все есть. Даже то, чего нет в Греции!
      - Ничего! – успокаивает Джонни, - не сразу, но и у вас все будет, раз вы признали неприкосновенность частной собственности и дали зеленую улицу предпринимательству.
      - Я не был бы столь оптимистичен, - возражает Джордж. - Уж очень много у нас над ними чиновничьих структур, которые желают ущипнуть кусок частного пирога.
       - Да и некоторые законы, контролирующие индивидуальную деятельность, направлены не на развитие частного бизнеса, а скорее на его удушение, - добавляет Алехандро.
Джонни наливает себе, Алехандро и Джорджу джин.
       - Кто ж вам мешает посадить в законодательные органы таких людей, которые бы помогали процветанию предпринимательства, - не понимает Джонни.
     - Да где ж найти таких из матерых чиновников? – не согласен Алехандро. - Они только одно умеют: не пущать! У вас, а точнее, в Европе, откуда вы все родом, частная собственность развивалась с тысяча шестисотого года. А нам сколько лет? - Отодвигает стул. - Ну, хозяйка, накормила, напоила! Спасибо, Вива! Сейчас бы в спальном мешке внутри с лисьим мехом на веранде придавить пару часиков! Голубая мечта корреспондента! Но надо везде успевать! Не успеешь, - события проскочат мимо тебя! Нафиг кому такой корреспондент нужен? Да, Джонни?
      - Конечно! Это же твой хлеб! – соглашается тот.
     - Спасибо, Вива! – смотрит Джордж на хозяйку. - А мясо молодого теленка такое, будто вчера пасся на том пригорке! Все было очень вкусно.
      - Рада, что понравилось! Джонни, веди мужчин на веранду первого этажа. Поговорите с видом на природу. А я пока приберу здесь. И прихвати бутылочку испанского!               
Трое мужчин сидят в креслах на веранде, продолжают разговор. Рядом стоит столик с бутылкой вина, фруктами, с водой и соками. Алехандро и Джордж потягивают сок из бутылочек.
      - Да, пожалуй, соглашусь с тобой Джордж, - заявляет Джонни, - что противоречия в мире обостряются. Может быть, ты и назовешь причину?
       - Она на поверхности. Вы привыкли к гегемонии. А бывшие колонии, обретя независимость, стали активнее теснить ваши компании на внешних рынках. В международных организациях они стали требовать больше узурпированных вами ранее полномочий. Вам это не нравится.
       - Будь вы на нашем месте, вам бы тоже не понравилось, терять то, что было завоевано. Вот, как сейчас у вас, с отделившимися республиками.   
      - Хорошо сказал. Завоевано! – прицепился Алехандро, - это отнято у других стран силой. Были ущемлены права многих стран одной богатой страной. А у нас в двадцать втором году, - добровольное согласие. И вся Сибирь до Тихого океана с многочисленными народами добровольно входила в объятия российской империи.
     - Знаем мы цену добровольного согласия! - с ухмылкой возразил Джонни.
     - Вы такие самоуверенные, - «щиплет» Алехандро, - что несете американскую демократию в дремучие страны, и все должны этому радоваться. Вам наплевать на национальные особенности развития и свой путь к своей демократии.
      - Америка превыше всего! – Джонни хлопает, смеясь, по плечу Алехандро. - Все, хватит! Сменили тему.
      - Нет, ты посмотри! - удивленно поднимает голову вверх Алехандро. Потом смотрит на часы. - А насчет солнца, что оно выглянет, Джонни угадал, с точностью до пятнадцати минут.               
На балконе появляется Вива. Она не видит внизу мужчин, перегнувшись:
     - Джонни, звонит твой мобильный где-то. Поднимись.
      - Sorry! – уходит Джонни.

     «А вот, где мой дом, - не знаю»               
На веранде сидят Александр и Георгий. Александр удивленно глядит на Георгия.
     - Ты чего, Жора, меня напрягаешь? - с тревогой в полголоса спрашивает он. - Ты не помнишь, сколько получает сын? Ты не помнишь, какая у тебя квартира?
      - А тебе разве Веня не говорил, что у меня память с «дырками»?
      - Веня много чего про всех говорит! Ну, помню, бросил в разговоре такую фразу. Ну, он любитель подначивать! Может быть, ты не помнишь, что ты завтра в ночь улетаешь? И куда летишь, не знаешь тоже?    
      - Что завтра у Леонида получу загранпаспорт и билет на ночной рейс до Москвы, - знаю. Спасибо и тебе, и Леониду! А вот где мой новый дом, где, вроде бы, ждет меня моя женщина, - я не знаю. Из старой семьи я ушел. Мне туда нельзя. А вот куда? К кому?
     - В осадок выпал! - в изумлении смотрит на собеседника Александр. - Что же это Веня-капитан с просоленными яйцами не сказал ни Леониду, ни мне, что тебя надо сопровождать? - Достает мобильный. –  Ну-ка, диктуй старый адрес.
      - Зачем? Я туда не пойду!
       - Цвинци-бринци-ча-ча-ча! - в отчаянье. - Ну, куда-то ты должен прибыть! Ты знаешь, сколько тысяч людей пропадают каждую неделю в крупных столицах мира? Как же ты, полковник, служил на такой должности?
       -Тогда я был в порядке. В Панаме меня нашли после шторма в океане чуть живого и обтертого о прибрежные скалы. С серьезными ранами на голове. Говорят я две недели был без сознания.
Александр в испуге отодвигается от соседа, как от прокаженного.
     - Ну, Веня! Ну, - жоподер просоленный! Грёбаный бабай! Попадись мне! Прокукарекал, - а там, хоть не рассветай!    
Растерянно смотрит на Жору.
     - Ну и что мне с тобой делать?
     - А ты-то здесь причем? – удивленно восклицает Жора. - Это мои трудности и я их буду решать сам.
     - За кого ты меня принимаешь? – недобро смотрит на соседа Александр. -  Да я спать не буду, если я тебя отпущу такого!
Отворачивается. Думает. Порывисто листает номера на мобильном. Находит. Звонит:             
     - Леонид, привет! Ларка вроде хотела домой лететь? Что? Уже билет купила на послезавтра? Ёксель-моксель! Да ничего! Потом расскажу!
Смотрит беспомощно на соседа.
     - Жора, ты только не выпендривайся! Давай зафиксируем, что мы имеем в прикупе! Диктуй адрес старой квартиры, где сын живет.
     - Я не помню. Но, думаю, что найду. Там от метро «Орехово» метров триста, - и прямо выхожу на свой зеленый двенадцатиэтажный дом.
Александр что-то печатает на телефоне.
     - Ну и?
     - Дальше, - все просто: сразу мой подъезд, лифт… а вот какой этаж… номер квартиры… - задумывается.
     - Да-а! Только на моей лоджии, я настоял, чтобы приварили сварщики штыри из арматуры… чтобы не перелазили ко мне на лоджию с общественного балкона! - победно смотрит на Александра. - Ну, вот! Вспомнил! Но я туда не поеду!
     - Сын, Петр, пока живет с мамой?
     - Да.
     - Конечно, телефон домашний ты не помнишь?
Жора задумывается. Радостно.
    - Почему? Помню! 25-45… на конце.
    -  Да-а! – печатает задумчиво Александр. - На конце… встрепенувшись, - Ну, что? Семерную играть нельзя! А шестерную, - рискну! В темную!          

На балконе стоит Вива. Джонни с трубкой мобильного около уха перевешивается над перилами второго этажа.             
     - Эй, русские друзья! – кричит Джонни. - Жаннет и Фред приглашают на бараньи ребрышки на гриле.
     - Ребята, поехали! Будет интересно! Всего семь минут на машине! – уговаривает Вива.
     - Через пять минут Фред будет выкладывать ребрышки над углями. Принимаем приглашение? Пожелания есть? – ждет Джонни.
Джордж встает, делает два шага, в пол оборота смотрит на Джонни:
       - Пусть хозяйка бросит в маринад укропчик, - это отобьет специфический запах баранины. Надеюсь, в маринаде есть и помидор, и дольки апельсина, и паприка. Да пусть добавит ложку меда и тщательно все перемешает. А хозяин на угли пусть срочно положит хоть одну палочку фруктового дерева, - для аромата пистолетиков.
На балконе переглядываются Вива и Джонни.
На веранде первого этажа Александр, слегка отодвигаясь, смотрит изумленно на соседа, у кого память с дырками.

Две машины по белой крупной щебенке едут друг за другом и паркуются возле двух машин хозяев.
Выходят Джонни и Вива, Александр и Георгий. Александр держит в руках красную папку.
Жаннет, белая уроженка Панамы, среднего роста, брюнетка с черными глазами, не потерявшая формы к своим 45 годам. Встречает гостей в длинном платье в мелкий горошек, с пончо на плечах.
Обнимается с Вивой и Джонни, подает руку Александру. Знакомится с Георгием. На дальнем углу участка возле большого мангала стоит хозяин, машет опахалом для поднятия жара.
     - Почти месяц ты нас не посещал, - ругает Жаннет Алехандро. - Ну, коли, приехал,    наконец, да еще и с гостем, значит, привез новостей кучу. Неделю будем их пережевывать.
      -  Как видишь, исправился! Что помочь, Жаннет?
      - Пойдешь на кухню, принесешь Фреду на столик вина и салаты. Разомнетесь пока с вином и салатами. А через минут пятнадцать сядем за стол, отведаем произведение Фреда.  А ты, Джонни, тащи одно кресло к Фреду. Вива, - а мы пойдем в столовую, поможешь мне с салатами.
Игриво - строго смотрит на стоящих мужчин.
     - Так! Я, кажется, давала вам поручения? Ну-ка, мальчики, шевелитесь. Сядете рядом с Фредом за бутылочкой, - наговоритесь!
Джонни и Алехандро уходят. Джордж направляется к мангалу. Жаннет уходит с Вивой. Поворачивается на ходу.
      - Джордж, за тобой пару знаменитых рецептов русской кухни!
      - Ты меня опередила, восклицает Вива.  Как всегда, читаешь мои мысли. Почему два? Джордж, что тебе стоит выдать пяток?
Две полные решетки из нержавейки с бараньими ребрышками млеют над углями. Рядом стоят два пластиковых кресла, столик. На нем, - банка пива, блюдо с овощами, пакетики чипсов и вяленой рыбки.
Хозяин периодически пьет баночку пива. Фред, белый, натурализованный американец, среднего роста, седеющий и лысеющий шатен, с темными глазами, полноватый, лет 55.
Подходит Джордж, знакомятся.             
     - Джордж, откуда у тебя такие познания в кулинарии?
     - Не хочу отнимать информацию у корреспондента. Вон сам идет.               
Подходит Алехандро ставит на столик две бутылки вина, бокалы и блюдо салата.
Подходит Джонни, ставит кресло, садится.
     - Джордж обещал, что ты про него сейчас расскажешь, - обращается Фред к Алехандро.
     - Вот, глядите! - открывает папку. Подает столичную вечернюю газету, где Джордж рядом с американским банкиром при поднятии флага. - А эту газету, - достает, показывает с рук снимок, - я недавно раздобыл.  Опять наш Джордж, но уже при открытии отеля «На Черном песке».
Джонни адресует реплику к отсутствующей Виве.
     - Ох, эта, Вива! Опять из папки моей вытащила эту газету. Сколько раз ей говорил: «Не трогай мою папку!» Не стал Джорджа расспрашивать дома. Не был уверен и не нашел газеты. А потом наяву он не очень похож.
     - А мы ведь тогда обсуждали это событие и наметили посетить капитана, - обращается к Фреду. 
     - Павла, - подсказывает Джордж.
     - Да, да, Павла. Ты был у него управляющим?
     -  И компаньоном по бизнесу на равных правах.
     - Вот как? – удивляется Фред.
Берет в руки вторую газету, рассматривает снимок. Подозрительно смотрит на Джорджа.
     - Это - Полл. А это - Стив? – смотрит неуверенно на Джорджа, - это - министр труда и занятости Панамы.   
     - Джонни, ты смотри, какое окружение Джорджа?   
     - Ну и как тебе эти ребята? - спрашивает Фред.
      - Они мне помогли построить отель.
Фред снова подозрительно смотрит на Джорджа.
      - Я, конечно, знаю их шапочно, но ничего без выгоды эти парни не делают. И тебя они не облапошили? Странно это слышать!
     - Ну, конечно! Накормить и напоить несколько корпоративов, да еще кучу элитных компаний Панама-Сити, это тебе не шашлык на мангале зажарить! – смотрит Джонни с уважением на Джорджа.
     - Тогда понятно, почему Джордж такой дока в кулинарии, - замечает Фред. - Слушай! – смотрит на Джорджа. - А зачем ложку меда в маринад? Сколько ем бараньи ребрышки, - ни разу не слышал!
      - Это трудно объяснить. Попробуешь, - скажешь.
      - А сколько ты провел времени у капитана? – спрашивает Джонни.
       - Почти полтора года.
Фред «делает мину» на лице, смотрит на Джорджа.
 Джордж берет каждую бутылку смотрит на этикетки.
     - О-о! Какие элитные вина! Их очень редко встретишь в Панаме
 Фред поворачивает решетку.
      - Слава деве Марии! Нашелся один человек, который разбирается в испанских элитных винах! Бальзам на душу хозяина! Да, я их привожу из родной Испании.
Алехандро открывает вино. Наливает всем, кроме Фреда. Тот потягивает свое пиво.
      - А ты не спросил Джорджа, - косит на Алехандро Фред, - может ему ту лучше открыть?    
     - Фред, мне неловко, - смотрит на хозяина Джордж, - я бы продегустировал и то и другое.
     - Это очень приятно слышать Фреду! – замечает Алехандро. - Знатоку и держателю коллекционных вин!
     - Э-э! Корреспондент! Не воруй интеллектуальную собственность! С тебя штраф десять долларов! Минуту назад я сказал эту фразу Джорджу.
Все смеются.
    - Выдам тайну, – смотрит на всех Алехандро. - Я записываю за Фредом названия этих вин. Я надеюсь, Фред, что ты побалуешь нас и элитным ромом?
   - Ладно, так и быть. Вчера открыл бутылочку тоже элитного рома. Клянусь скальпом белого человека, что он понравится моему гостю. Так сказали бы индейцы, которые его делали здесь шестьсот лет назад.
 Алехандро к Джорджу:
     - Ты не знаешь, что в прошлом году Фред выложил кругленькую сумму на аукционе за бутылку найденного в Панаме рома. Фред, во сколько она тебе обошлась?
     - Я отшил последнего коллекционера суммой в пятьдесят девять тысяч.
     - Обалдеть! - с уважением смотрит на хозяина Джордж.
Фред с усмешкой косится на Джорджа. Встает, поворачивает решетку, придирчиво осматривает поверхности ребрышек.
     - Вроде бы в самый раз, - смотрит на Джорджа.
Джордж поднимается, берет вилку, втыкает в кусочек мяса, ножом легонько отрезает, отправляет в рот.
     - То, что надо. Здесь главное, не пережарить. И с маринадом великолепно! Вот только палочку фруктового дерева, я понял, что ты не нашел.
     - Да откуда? На участке нет ни одного.
      - А чего так. Росли бы себе и росли! – не понимает Джордж.
      -  За всем ухаживать надо. А на это надо время, - объясняет Фред.
Джонни кричит в сторону кухни, которая находится в пристройке.
      - У нас готово! Заносить?
      - Несите все, что стоит у вас на столике, - кричит Вива, - за ребрышками я иду. Появляется Вива с огромной миской и тарелкой. Фред держит на весу над столиком решетку. Джордж вилкой цепляет каждое ребрышко и отправляет в миску, стоящую на столе. Джонни и Алехандро забирают бутылки, бокалы, салаты.
     - Тарелки и вилки оставляй, - дает указания Вива. - У нас там стоит все чистое.
Все направляются в столовую на первом этаже пристройки.

Вытянутая большая столовая в пристройке к дому. Стол, шкафчики полочки сделаны, похоже, не менее сотню лет назад. На подоконниках много цветов. Некоторые кашпо подвешены.
Висит много красочных тарелок с изображениями красот Испании.
Все уже стоит на столе. У каждой чистой тарелки оранжевая салфетка, на которой лежит вилка. С другой стороны блюда тоже на салфетке лежит нож.
Все рассаживаются.
Фред подходит к большому бару, набитому винами и крепкими напитками. Достает обещанную бутылку.
     - По-хорошему, такой ром пьют без аперитива, чтобы не смешивать ощущение. И уж, конечно, - никакого смешения, типа Cuba Libre.
Наливает треть бокала себе. Передает бутылку. Джонни наливает мужчинам.               
      - Мы с Жаннет продолжим пить вино, - говорит Вива.
      - Рекомендую всем попробовать этот салат по оригинальному рецепту из интернета, - говорит Жаннет. Поднимает бокал. - За знакомство, Джордж. Как жаль, что мы не все от вас новости узнаем. Ну, а мы здесь живем рутинной однообразной жизнью.
Все пьют, приступают к салатам и ребрышкам.
      - Можно подумать, что ты не имеешь возможности поглядеть на мир, - возражает Вива.
     - Сколько раз я предлагал, - говорит Джонни, - сделать вместе круиз на восемнадцати палубном теплоходе и посетить с десяток стран Европы? Фреда, от своей компании не оторвешь!
     - Что делать! Жизнь компании требует хозяйского строгого надзора. Вот и через полтора часа я пойду на связь по скайпу с руководством.
    - А у взрослого сына, - своя молодежная тусовка, – замечает Жаннет. - Ему с нами, старперами, не интересно. Без Фреда уезжать мне скучно.
    - Да у тебя самой график расписан на два месяца, - напоминает Фред, - так что окошка трудно отыскать.
     - Не хочется терять своих клиентов, – признается Жаннет. - Юрист в любое время должен быть на связи с постоянными успешными клиентами. Это я на них свой первый миллион заработала к тридцати годам, – хвалится она. - А Фред без отпуска уже лет семь.
    - Недвижимость, чем я занимаюсь, дама капризная. Она, то хочет одного, то другого. Всегда надо быть начеку и не пропустить возникших, вдруг, желаний. А ее удовлетворить хотят многие.
     - Ну, хорошо, – возникает Джордж. - Предположим, компания дает прибыль 50 миллионов в год. Может, пора остановиться и посмотреть с Жаннет мир?
     - Я получаю кайф, когда моя компания выходит на следующий виток развития! И это, - не всегда деньги! – объясняется Фред.
     - Ну, хорошо, - прицепился Джордж, - попала твоя компания под номером 1555 в список тех, у кого прибыль за 50 миллионов. Напечатано имя владельца в сухом экономическом журнале. И что это тебе?
Фред молчит. Занимается едой.
     - А ты мог бы посетить пещеру со сказочными сталактитами и сталагмитами в какой-нибудь латиноамериканской стране, - завлекает Джордж, - которую ты вспоминал бы до конца своих дней… или…
     - А вы, Алехандро и Джордж, - освобождает Джонни Фреда, - лучше скажите, мне непонятно! Почему кризис – менеджер покинул Россию, где в его услугах, наверняка, очень нуждаются? Он обогнул пол земного шарика, прибыл с тур группой в республику Панама помогать русскому капитану… Павлу, сделать из закусочной у дороги, - отель?
     - Сто лет уже в ходу фраза: «Умом Россию не понять», - улыбается Алехандро. - Это Джордж делает, как пенсионер, почти по своему желанию.
     - А сколько ж тебе, Джордж? – интересуется Вива. - Ты не тянешь на шестьдесят.
     - Мне пятьдесят, - отвечает Джордж.
     - Алехандро говорит, что ты пенсионер? – присоединилась Жаннет.
     - Я ушел на пенсию почти в пятьдесят, - опускает глаза Джордж.
     - Не темни, Джордж, эта информация дальше никуда не пойдет, - отодвигает тарелку с остатками салата Алехандро. Откашливается.
       - Американцы! Перед вами элитный космический полковник. Совсем недавно он был Главным представителем Заказчика по контролю за созданием космического челнока «Буран».
Три секунды все смотрят с недоверием на Джорджа.
      - Да, это так, - подтверждает Джордж. - У нас полковник в пятьдесят уходит на пенсию. К тому же, развал СССР истощил казну и программу закрыли. Ну, чем еще заниматься пенсионеру?
Джонни театрально падает на колени Вивы.
      - Дева Мария! Мы сидим за столом с космическим полковником!
Алехандро сияет. Джордж опускает глаза. Фред крутит головой. Дамы сидят с открытыми ртами.
      - Это, как надо мыслить, издавая такие законы? – возмущается Фред. - В пятьдесят лет, в самый расцвет опыта, очень специфической и крайне важной работы, отправлять на пенсию таких спецов?
     - А сколько получает пенсии полковник? – спрашивает Вива.
     - Двести долларов в месяц, - нахмурившись, отвечает элитный полковник.
Джонни изумленно свистит. 
Миллионеры изумленно переглядываются.
     - Ни Джонни, ни Фред не имеют отношения к военным фирмам, - заявляет Жаннет. - Год назад я вела дело одного полковника США. Ему было под шестьдесят, и он работал по специальности советником на другой родственной фирме.
Смотрит на погрустневшего Джорджа.
      - Фред, налей Джорджу еще рома, что-то он погрустнел, - предлагает Жаннет.
Фред наливает ему и себе.
     -Тот полковник получал пенсию три тысячи долларов в месяц, - продолжала Жаннет. -  И это еще не верхний потолок. А зарабатывал в год около двух миллионов. Ему хотели увеличить налог, но мы дело выиграли. Закон был на его стороне.
     - Я знаком с генералом ВВС, - дополняет супругу Фред. -  Он служит, хотя ему под шестьдесят. Так, почти все полковники США, - миллионеры, говорил он. Что же за страна такая, которая так не ценит своих военных специалистов?
      - А сколько ты заработал у Павла? – интересуется Джонни.
       - Я работал у него не за деньги. Я просто помогал ему поставить правильно бизнес.
Фред и Джонни переглядываются. Все уже едят вяло.
       - Джордж – настоящий кризис-менеджер, - вступает Алехандро, -  он только что спас от банкротства другого капитана, который имеет свой бизнес по ловле и сбыту креветки. Я в курсе тех событий и намереваюсь «тиснуть» заметочку в Россию.
       - Ни в коем разе! – поднимает голову Джордж, - взволнованно смотрит на соседа. - Ты очень здорово меня подставишь! Я тебе потом расскажу, как будут развиваться события! Обо мне – ни слова!
     - Судя по тому, что ты сделал у капитана Павла, тебе, Джордж, все равно в каком бизнесе работать, - делает выводы Фред. - Тебе надо оставаться в Панаме и выбрать себе какое-то дело. Это надо же, кризис-менеджер работает бесплатно! Нонсенс!
     - Он послезавтра улетает.
    - Как? – недоумевает Фред, - только сделал прибыльным бизнес и бросить?
Джордж опускает глаза. Алехандро сияет.
    - Вы только подумайте! – удивляется Вива. - Джонни накаркал и солнышко выглянуло.
    - Все, кто хочет взглянуть на два океана, - за мной! – командует Жаннет. Встает, направляется на балкон второго этажа.
Поднимаются по лестнице, стена которой вся в геральдических старинных испанских гербах.
    - Вот была эпоха! – восхищается Джордж. - И ведь каждый знатный род имел свой герб. А история каждого герба уходит… аж страшно сказать куда.
Балконы второго этажа выходят на три стороны Света.  Почти по всей длине перил висят ящички с цветами.
   - Тебе повезло, Джордж!  - смотрит вдаль Жаннет. - Не часто бывают в этих облачных  горах такие просветы! Смотри, - сразу два океана, - Тихий и Атлантический!
Подходит Фред.
      - А точнее, - на Север, - Карибское море с Атлантическим океаном. На Юг, - Панамский залив с Тихим, – поясняет он. - Думаю, и тысячу человек в России не наберется, кто видел сразу два океана!               
     - Да, фантастическое зрелище! – соглашается Джордж.
     - Надеюсь, - обращается Жаннет к Фреду, - ты покажешь Джорджу кабинет, чтобы его еще раз удивить. А мы с Вивой воспользуемся перерывом, обновим стол и подогреем в духовке ребрышки. Их надо есть только горячими. Я права, Джордж?
      - Конечно, Жаннет. Только в горячем виде можно почувствовать тонкости маринада.  Жаннет и Вива переглядываются. Спускаются на кухню.
Мужчины следуют за хозяином, по балкону и останавливаются перед дверью, ведущей в кабинет.
Хозяин открывает кабинет и ждет, пока последним войдет туда Джонни. Закрывает за ним дверь.
Почти квадратная большая комната. На одной стене посередине, - окно. На стене, справа от окна, над письменным столом, в шкафчике, висят старинные часы. Слева от окна висит старинный морской барометр.
   - Стиль и обстановка кабинета середины 18 века, - тихо говорит Джорджу Алехандро.
Примерно, на метр вниз от потолка стены покрыты старинным гобеленом. Потолок лазоревого цвета. На потолке нет люстры. Фред останавливается перед портретом, висящим посередине. 
     - Это, - поясняет Фред, - портрет короля Испании Карла IV. 
Вокруг, плотно висят портреты знатных особ при короле. Ниже портретов по периметру стен,- неглубокие и не широкие шкафчики из темного дерева с бронзовыми старинными ручками. От пола до шкафчиков - панели из того же дерева. Пол набран цветным паркетом с центральной геометрической фигурой.
    - Вот это история! – восхищается Джордж. Крутится вокруг, осматривает. Цокает языком. - Если бы не дисплей компьютера с клавиатурой на столе, современные две карты, Испании и США на стене, считал бы, что попал в кабинет приближенного короля сто пятьдесят лет назад.
    - Джордж, посмотри на карту Испании повнимательнее, - настаивает Фред.
    - Мать честная! – вырывается у Джорджа, когда он подходит ближе, – так эта карта… эта карта…               
    - Смотри в правом углу! – выручает Фред.
    - Эта карта, оказывается, - заканчивает предложение Джордж с придыханием, - аж 1856 года!
      - А половина из тех, что смотрят на нас с портретов, - мои предки, - заканчивает Фред.
Джордж гладит старинный большой стол хозяина. Рассматривает карточный столик на противоположной стороне и четыре стула вокруг него.
    - Время остановилось, – тихо с придыханием говорит Джордж, - как сто пятьдесят лет назад на карточном столике перед одним стулом раскрыты пять карт. Перед двумя стульями веером лежат пять закрытых карт. Перед последним стулом карты лежат стопочкой. И, кажется, что игроки отошли к бару принять по рюмочке, чтобы потом продолжить игру…
Фред благосклонно смотрит на Джорджа.
    - Все предметы кабинета явно из антиквариата, - тихо говорит Алехандро. - А некоторые из них, возможно, были в обиходе тех, кто смотрит сейчас с портретов.
Фред с неподвижным лицом все это слышит.
     - Все предметы из моего кабинета в Испании, - тихо, с жалостью. - Один американский музей умолял меня продать кабинет за десять миллионов долларов. Я отказал.
 Подходит к окну, молча, печально смотрит в окно.
     - Эта самая моя непростительная ошибка в жизни. Не надо было мне ехать в Америку. Кабинет не перенесет еще одного океанского переезда. Как и я.
Молчание затягивается.
    - Присаживайтесь за карточный столик, - разрешает Фред.
Все, кроме Фреда, садятся. Не знают, что делать с картами.
     - Может, перекинемся? – хитро смотрит на Фреда Джонни.
     - У меня через десять минут сеанс с моей американской компанией, - говорит Фред.
Он стоя открывает у двух игроков не открытые карты. Сравнивает с открытыми пятью.
     - Ну, вот! Первый блефанул и проиграл, - тоскливо говорит Фред.
Собирает все карты, выдвигает маленький ящичек, кладет туда карты и задвигает. Подходит к спящему монитору, оживляет его. Вызывает нужного человека. На экране появляется брюнет лет сорока.
    - Энтони, что мистер Томас так и не объявился?
    - Нет, Фред.
     - Давай закрывать сделку, - приказывает Фред. -  Сообщи всем, кто на связи, что я выйду на час позже.
     - Хорошо, Фред!
Фред отключает скайп, подходит к шкафчику, достает плоскую бутылку темного рома, четыре бокала и блюдо с орехами и сушеными желтыми плодами.
     - Разливай, Джонни! Вот тот ром, который ты пробовал в прошлый раз. Давай сравним твои высказывания с ощущениями русских. Смотрит на Джорджа и Алехандро.          
        - Я попросил бы вас, господа, - смотрит на всех Фред, - принять немного и высказать свои ощущения. А потом, - допивайте!
Фред садится. Джонни, Алехандро, Джордж берут свои бокалы, рассматривают темного цвета жидкость, нюхают. Алехандро поднимает бокал и пытается смотреть сквозь ром. Все делают несколько глотков. Переглядываются.
        - Во, курьерский поезд трогается, - первым с закрытыми глазами комментирует Алехандро. -  Пошел, пошел. Становится теплее, горячее, уже несется на всех парах. Шум от стыков рельс сливается в гул. Внутри, - все сорок два градуса. Потихонечку овладевает кайф. - Открывает глаза.            
     - Образно, в духе корреспондента, - комментирует Джонни.
     - Мне рано давать отзывы о роме, - заявляет Джордж. - Я его очень редко пил. Так что, не судите строго.
Прикрывает глаза.
     - Я бы его пил, когда на душе тревожно и хочется избавиться от гнетущего чувства. Пил бы в одиночку. Когда зябко и хочется тепла. И утешения друга. И надежды на лучшее.
Фред мельком смотрит на Джонни, дотрагивается до его руки и снова смотрит на Джорджа.
    - Аромат у него очень тонкий, - продолжает Джордж. - Описать его сложно. Вкус похож на вкус австралийского орешка, никак не запомню его названия. И не понятно для меня, - чувствую аромат карамельного дерева. - Джордж открывает глаза.               
     - Как Джонни? Прозвучало ключевое слово, а? – обращается к нему Фред.       
    - Да. Но откуда? Джордж ведь сам признался, что мало пил ром.
    - Да-а, Джордж, - странным голосом тянет Фред. - Тебя не прельщает даже миллионно-долларовый бизнес. Ты затосковал по нищей на грани дефолта России. Что-то неведомое тянет тебя туда. Ты не приемлешь ветер глобализации. У тебя, Джордж, русская душа. Позволь мне, я упакую этот ром. Он тебе нужен, более чем кому бы то ни было. Ты выиграл приз. – Поднимает бутылку, смотрит. - Там еще две трети.
    - Сработал синдром новичка, как в рулетку, - замечает Алехандро. - Повезло.    
    - Да, Джордж, - соглашается с Фредом Джонни, - ты не человек мира: где хорошо, - там твой дом!
    - Ну, утешение друга, - замечает Фред, смотрит на Джорджа внимательным взглядом, - а, может, и подруги, - он и получит, а вот надежды на лучшее в России… в ближайшее время… вряд ли.               
    - А почему бы и нет? – не соглашается Алехандро. - У нас новый президент! Придут новые люди к руководству…
   - Кто хлебнул возможности верховной власти, - со скепсисом смотрит на него Джонни, - тот ее добровольно не отдает. Так вам старая партноменклатура и отдаст жирные ключевые должности!

     Семья и вера, - хребет любой нации
     - Вы нас выручите! Дадите нам займы под низкие проценты! – улыбается Алехандро.
     - О-о, это с удовольствием!  - оживляется Фред с ехидинкой в голосе. - МВФ вас опутает кредитами, как паук паутиной. Весь продуктовый военный НЗ на складах Америка вам опустошит, поскольку двенадцатилетняя гарантия кончается. Еще не все перемороженные ножки Буша вам переправили… а потом навяжут, со скидкой, купить устаревшее вооружение… а потом…
    - Принесем вам бесплатно свою демократию, - с ухмылкой перебивает Джонни, -  привьем вам свои ценности… у нас каждый  простой американец может достичь высот президента! А у вас?
    - А у нас в России газ! Это раз! – с улыбкой смотрит на Джонни Джордж. - И еще нефтепровод! Вот! Нам ваша демократия и даром не нужна.
Джонни с Фредом не знают этого стишка и переглядываются. Фред становится серьезным. С печальной улыбкой.
     - Европа сошла с ума. За ней двигается и Америка… как только вы в России признаете права геев… ЛГБТ, - вы потеряете самое ценное, - вековые понятия семьи. Семья и вера, - хребет любой нации.
Смотрит на дверь. 
     - Здесь нет Жаннет, и я могу говорить на эту тему. Каково нам, родителям, слышать от собственного сына в его шестнадцать лет, что его предки отсталые люди. И он не хочет с ними иметь ничего общего… он ушел из дома в пятнадцать… его не интересуют мои миллионы, мое дело…
    - Это, пока его жареный петух в задницу не клюнул, - уверенно заявляет Алехандро.
    - Ты не все знаешь, - добавляет Джонни. - Америка, – страна великих возможностей! Его сын с десяти лет бренчал на гитаре, подражая кумиру Элвису Пресли. В шестнадцать лет у него купили им сочиненную песню. В семнадцать, в составе музыкальной группы, ребята заработали свой первый миллион…
    - Как только в мировой статистике, - не успокаивается Фред, - появятся данные о том, что топ менеджер в России получает в тысячу раз больше минимальной оплаты труда… или в сводках ФОРБС появятся данные, что по росту миллионеров Россия вошла в десятку стран Европы, - можно забыть о Новой России.
    - Пока наш президент, - с трудом сдерживая улыбку, произносит Алехандро, - носит ботинки Свердловской фабрики, - нам это не грозит!
     - Это надо же! – возмущается Фред. – Полковник, пенсионер космических сил получает пенсию меньше американского рабочего! Значит, когда нужен был, - продвигали и платили. А когда тему закрыли, - на помойку?
     - Ма-альчики-и! – голос Жаннет. - Все! Хватит! Политикой сыт не будешь! Спускайтесь на ребрышки! Фред! У тебя же скоро связь по скайпу.

     В розыске
На стоянке ресторана «На черном песке» стоят около сорока разнокалиберных машин. В саду у ресторана гуляет праздная публика. На побережье океана под зонтами сидят и лежат желающие искупаться. Мимо лежаков и кресел ходят девочки мулатки и метиски с подносами в коротеньких белых юбочках, кофточках безрукавках и соломенных шляпках. На подносах в основном соки и прохладительные напитки.
В большом холле ресторана сидит в креслах и на диванчиках отдыхающая публика, обменивается новостями, потягивает коктейли. Здесь прохладно, много зелени, фонтанчик.
Павел беседует с двумя господами. Он в цивильном костюме.
Кабинет управляющего. В кресле за столом управляющего сидит Рико, что-то печатает на компьютере. Звонок телефона. Он включает громкую связь, продолжает печатать.
Голос по громкой связи: «Это ресторан капитана Павла на «Черном песке?»
Рико растерян, услышав русскую речь: «Да», - неуверенно на русском отвечает Рико. Голос Гафара продолжает: «А можно позвать к телефону Георгия?»
Рико, с акцентом, на русском: «Минутку!» - быстро выходит в холл, видит отца, кричит на испанском: «Па-а! Подойди к телефону. Вроде из России!»
Павел, не спеша, идет в кабинет.
   - Алло? - на русском. - Вы из России? Капитан Павел слушает вас.
   - Да, звонят вам из России. Я приятель Георгия, меня зовут Гафар. Вас, капитан, я знаю, зовут Павел. А можно Георгия позвать к телефону?
   - Я думал, он давно в России. Он уехал в Россию почти полтора месяца назад.
    - В России его нет. Мы обеспокоены. Вы не знаете, здоров ли он был, когда уезжал?
    - Да вроде да! Но уж очень срочно он меня покинул. Я две недели назад встретил Старика, который его лечил, он тоже меня спрашивал о нем.
    - Он был болен? От чего лечил?
    - О-о, это долгая история! По телефону ее не расскажешь. А вот память у него временами заедает. Боюсь, что-нибудь связано с этим.
    - Как это заедает?
    - Я его нашел почти два года назад на камне после шторма океана в очень плохом состоянии. Ну и наш местный лекарь, Старик, месяца два его лечил. Но память у Георгия с дырками. Не все, что с ним было, он помнит. Старик сделал, что умел. Но он не Бог.
     - У вас мой телефон отпечатался?
     - Да, я его вижу.
     - Вы не будете так любезны, капитан, позвонить по этому телефону, если о Георгии что-нибудь узнаете.
      - Хорошо, Гафар. Вот еще напасти на нашего земляка свалились! Договорились! Узнаю – позвоню.
     - Спасибо, Капитан! Привет вам из России.
Капитан молчит. Отключает связь.   







































А что у Анны?
Глава 8. Предчувствие
               
     Анна и Петр
Москва. Маленький кондитерский магазинчик. Четыре высоких круглых столика для посетителей на бегу выпить чашечку кофе.
Анна и Петр стоят за одним из столиков пьют кофе с круассаном.
    - Петр, - поднимает на него глаза Анна, - помоги мне разобраться. Я не могу до сих пор представить, что твой отец мог без каких-то очень весомых причин уйти из дома. Он, как мне кажется, очень домашний и семейный человек.
Петр молчит.
    - Понимаешь, Петр, это не любопытство. Я очень дорожу тем, что твой отец согласился жить со мной. Я, как женщина, должна сделать выводы из этой истории, чтобы у нас с твоим отцом не произошло тоже самое.
 Петр молчит. Пьет кофе.
    - Я чувствую, Петр, мы скоро с ним встретимся!
Петр молчит еще некоторое время.

     - Года четыре назад, - наконец решился он, - мама была веселой, ласковой и общительной. Но тут произошло несчастье. Очень быстро от тяжелой болезни умирает ее мама. Моя бабушка. Мама очень остро переживала эту потерю. Часто корила себя и отца, что они «просмотрели» ее болезнь и вовремя не смогли ей помочь.
     - А ты не помнишь, что за болезнь? – смотрит на него Анна.
     - Точно уже не помню. Что-то произошло с иммунной системой. А от чего, – врачи разводили руками.
    - Вот как? Да, это очень сложные болезни.               
    - А через полгода трагически погибает ее родная сестра. У мамы произошел нервный срыв. Месяца два она лежала в больнице, но так до конца ее психика и не восстановилась. Когда она лежала в больнице, отец за ней ухаживал и делал все, что мог. Мама стала очень раздражительной. А когда мама вышла и приступила к работе, она стала другим человеком.
     - Не каждый способен выдержать такие удары судьбы, - согласилась Анна.
     - Маме пришлось поменять одну, а потом и другую работу. Мама стала придираться к каждой мелочи и чуть чего, - в слезы. Стала почти нетерпимой.               
     - Я надеюсь, что фото Георгия, которое я передала тебе, ее обрадовало.
     - Да, это так.
    - Петр, - ласково смотрит на него Анна, - постарайся быть более душевным к матери. Тем более ты знаешь, причины ее недуга. И еще давай договоримся: без всяких стеснений ты мне звонишь и говоришь, сколько и на что тебе надо денег. Петр, твой папа заработал большие деньги. Я, Петр, теперь член вашей семьи. Осознай это. Тем более, на мне ответственность повышенная в отсутствие рядом с вами твоего отца.
    - Я постараюсь, Анна Владимировна.
   - Ты умница, Петр! Весь в отца! Спасибо тебе, что ты терпимо отнесся к моим просьбам. Это тебе осознать не просто.
Подает ему руку.   

     Лариса помогает одному из братьев
Борт самолета Панама – Москва.
Пассажиры идут по проходу занимают свои места. Сразу видно, что самолет полетит полупустой. Георгий сидит у окошка, наблюдает, как мужчины и женщины пересаживаются со своих уже занятых мест на свободные места. Два места рядом – свободны.
Георгий видит улыбающуюся, вроде бы знакомую женщину, идущую по проходу. Люк входа в самолет закрывает стюардесса. Трап начинает отъезжать. Женщина стоит около ряда Георгия.
     - Георгий, разреши сесть рядом. Мое место в хвосте самолета.
На лице Георгия крайнее удивление.
    - Лариса?! Ты же должна улететь вчера?
    - Да. Если позволишь сесть, я тебе все объясню.
    - Садись, конечно.
Лариса кладет сумку на верхнюю полку. Садится рядом, небольшой чемодан на колесиках ставит у прохода.
     - Коротко, - заявляет Лариса. -  Александр отобрал мой билет, поменял его на твой рейс, сказал, чтобы я тебя доставила до дома.
     - Ну, дела! Неужели Александр надеялся, что я позволю тебе меня за ручку привести домой?
    - Не знаю, - со слезами в голосе говорит Лариса, - он выбил из меня обещание. Объяснил, что ты можешь не найти свой дом.
     - Только слез твоих тут не хватает.   
     - Пожалей, Георгий! Мне через две недели возвращаться в Панаму. Если я не выполню этот наказ, меня просто съедят и Александр, и Леонид, и, конечно, Веня!      
      - Действительно ты хочешь мне помочь? – встрепенулся Георгий.
Лариса, чуть не плача.
      - Георгий…
      - Ладно, ладно! У тебя, случайно, лэптопа нет?
      - У меня с собой планшет.
      - Доставай!
Лариса передвигает сбоку висящую небольшую дорожную сумочку на грудь. Достает планшет. Отдает Георгию.
   - Нет, тебе удобно на нем самой работать, а я буду тебе давать задания.
Георгий задумывается. Прижимается к спинке кресла, закрывает глаза. Сидит так неподвижно.
    - Так. Помогай мне. Набери, как называется парк возле моста через Москву - реку.
Лариса смотрит удивленно на Георгия.
    - Парк Горького?
    - Там большое колесо обозрения есть?
    - Есть.
    - Забей вопрос: дать фотографию парка и моста.
Лариса оживляет планшет, показывает фото, дает Георгию. Тот внимательно смотрит.
     - Так. Да, совпадает с моим представлением. А вот это здание, что налево от моста, как называется?
    - Это выставочный манеж. Как же он… - морщит лоб. - О-о, вроде бы Центральный дом Художника, - ЦДХ.
     - Точно! – возбужденно. - Там и была выставка Дали! А можешь укрупненно дать фото парка вот этой, дальней его части.
    - Вот. Больше не дает.
Георгий внимательно изучает дальнюю от входа часть парка на фото.
   - Вроде бы мы сидели где-то в этом месте, - напряженно соображает, - ели мороженое. Да, колесо обозрения было перед нами и чуть левее. – Задумывается. - Здесь не видно прохода на эту улицу. Кстати, как она называется?
Лариса берет планшет, двигает фотографию, увеличивает.
     - Вот, рядом Ленинский проспект.
Георгий задумывается. Снова прижимается к креслу закрывает глаза. Шепчет.
     - Ленинский проспект… проспект… - открывает глаза, крутит головой. - Не уверен. - Так! Будет звонить Александр, скажешь ему, что с помощью компьютера помогла мне найти дом.
    - Но Георгий…
Георгий кладет Ларисе ладонь на руку.
    - Я вспомнил, куда мне идти. Обещай мне…
    - Хорошо, Георгий… 
    - Кстати, меня не раз будоражит мысль, ты же мне рассказывала, что вроде бы живешь на Алтае. Как давно?
    - Живу давно. Мой прадед, - один из первой волны переселенцев в эти глухие места.
    - А что людей заставляет там селиться? Наверное, сфера обслуживания, - никакая. И это сейчас. А еще лет двадцать назад, наверное, и электричества не было?
     - Типичная история. Бабушка рассказывала. Бежали от советской власти. От раскулачивания. От ссылки на Колыму.
     - А откуда бежали?
     - А жили раньше в Поволжье. Семья семь человек. Ну, как без кормилицы коровы поднять детей?  В Советской России настало время, когда имеешь корову, значит, - кулак. Подлежишь раскулачиванию. Все отнимут и, - в ссылку. Это с малыми детьми! Вот по сарафанному радио и предупреждали, что скачут отряды, будут создавать колхозы. Отнимать имущество, корову и зерно.
     - Да-а, было суровое время. Так вы объединялись, снимались с насиженных мест и на Восток?
      - Да. Подальше от всякой власти. Где снова приходилось обживаться. Зимы суровые. Без теплого дома, - никак. Опять же без коровы и живности всякой не выживешь. Распахивали пустошь. Засевали зерном. Строили дома.
Георгий страдальчески смотрит на Ларису.
     - Семилетние дети пахали на запряженной корове, -  продолжала Лариса, - пока взрослые строили дом. Тоже с такого возраста и девчонки при деле. А дел - невпроворот.
     - А как выбирали место, где можно осесть?
    - Да просто. Чтобы была глухомань. Кругом леса, рядом реки Обь, Катунь. Зверья полно, рыбы. Разнотравье. Стреляй зверя, лови рыбу. Выпасай живность и прокормишься. Поднимешь детей.
      - А сейчас в каком месте живешь? Как оно называется? Возле какого города на карте?    
      - Я лечу до Новосибирска. Потом пересадка на местные авиалинии до Бийска. А там по автотрассе на Монголию. Потом еще на другой автобус до моего поселка, которого нет на карте.
      - Ничего себе. Даже с трудом представляю. Хотя в семидесяти километрах от Бийска в районном поселке Тогул, в колхозе, поднимал целину в далеком 1957 году.
      - Ну, вот, это почти триста километров от меня. А жила я почти в самой южной точке Горно - Алтайска. Сейчас там живет мама и одна из сестер с семьей. От нас граница с Китаем где-то около 80 км.
Георгий разворачивается к Ларисе всем телом. Широко открыты глаза.
      - Не может быть! С Китаем? Прав Старик! Таких случайностей не бывает! Это наводка Создателя!
Лариса смотрит на Георгия испуганными глазами. Георгий достает свой мобильный, показывает Ларисе сообщение от Дана.  Переводит с английского.
     - Вынужден задержаться на неделю. Концов практически не нашел. С большими трудностями «вытащил» из банков свои деньги. И то не все. Прилечу, - расскажу.
 Лариса ничего не понимает.               
      - Я тебе очень кратко расскажу его историю. Слушай.
 Георгий рассказывает кратко историю Дана.
     - Лариса, помоги ему. Он мой сводный брат и хороший человек.
    - История, как в кино, - взволнованно смотрит на Георгия Лариса. - Но твою просьбу постараюсь выполнить. У нас в поселке две тысячи народу и буддийской общины нет. А моя сестра живет в Бийске. Там, я слышала, есть. Я у нее буду завтра, дам ей задание, чтобы раскопала все. Ей это будет интересно, она историк!
Задумчиво смотрит в иллюминатор.
     - Это надо же! Двухлетнего мальчишку отдать в другую страну, в буддийский монастырь! Но, ведь, ни фамилии, ни имени… а сколько лет прошло! Сам ли отец отвел… может, выкрали мальчика?

     Встреча   
Москва. Выход из парка Горького. Вечер.
На улице плюс семь. Начинает темнеть.
Георгий в курточке, с сумкой в руке выходит из парка на территорию 1й Градской больницы. Рядом мчат машины по Ленинскому проспекту.
Георгий озирается, не узнает место. Идет вдоль движения. Доходит до дома Анны.
Дом Анны. Георгий смотрит на дом. Стоит в нерешительности. Огибает его. Рассматривает подъезд Анны. Поднимает голову вверх. Он не узнает дом.
Из окна первого этажа на него смотрит консьержка тетя Валя. Узнает Георгия, машет ему рукой.
Георгий не видит. Еще раз смотрит на подъезд, запрокидывает голову, смотрит на этажи, на балконы. Не узнает. Уходит. Снова выходит на Ленинский проспект.
В нерешительности Георгий идет в обратную сторону против движения машин. Всматривается в строения зданий.

Квартира Анны. Анна хлопочет на кухне. Звонок домофона. Анна прислушивается. С тарелкой в руке бежит к домофону.
Холл Анны. Анна снимает трубку. Взволнованный голос консьержки тети Вали из трубки домофона.
    - Как же так, Аннушка? Вы не знаете, когда приедет Георгий с лечения? А он стоит у подъезда. Я ему машу, а он не замечает!
   - А-а-а! – вырвалось у Анны. У нее падает из рук тарелка и разбивается вдребезги. -                Вы не ошиблись, - сдавленным голосом, - тетя Валя?
    - Меня и держат, Аннушка, на этой должности, потому что у меня цепкая память!
    - Как он… как он одет?
     - И я тоже обратила внимание, - курточка на нем очень жиденькая. А сам загорелый такой… и сумка у него в руке… наверное, с южного курорта.
Последнюю фразу Анна не слышит. Бросив говорящую трубку домофона болтаться, накидывает на плечи пальто, выскакивает на лестничную клетку, не заперев дверь. Выбегает под козырек подъезда, мимо что-то говорящей консьержки.

Двор. Козырек подъезда. Анна стоит у входа в подъезд, в волнении озирается по сторонам. В подъезд направляется женщина с пакетами продуктов. Здоровается с Анной. Смотрит на ее накинутое пальто, халат, тапочки на босу ногу, делает круглые глаза.

Георгий неуверенно идет навстречу движению. Доходит до места, откуда из парка Горького он вышел на Ленинский проспект. Узнает его. Кивает головой. Идет дальше вдоль ограды храма царевича Димитрия. Останавливается напротив. Смотрит на храм.
     - Точно! – радостно. - Узнаю тебя! Спасибо, Создатель, за подсказку! Почему же я не узнал ее дом? Ведь был же рядом с ее подъездом!

Из подъезда выходит встревоженная консьержка. Со вкусом одетая и причесанная женщина за шестидесят лет.
   - Аннушка, так нельзя! – берет ее за локоть тетя Валя. - Вы же простудитесь! - Начинает уводить в подъезд сопротивляющуюся Анну.      
    - Вы же сказали, он стоял здесь? – в отчаянье упрекает Анна.
    - Да. Наверное, был не уверен. Подзабыл малость. Сейчас отошел. Проверит местность и вернется. Ну уж храм царевича Димитрия невозможно не вспомнить. Пойдемте, пойдемте домой, Аннушка!
Тетя Валя провожает сопротивляющуюся Анну до лифта. Сажает в лифт. Нажимает кнопку ее этажа.
    - Завижу его, обязательно приведу! Ждите!            

Ленинский проспект. Торопливой походкой идет Георгий по направлению движения. Назад к дому.
     - Ну, тумак! Это же был ее дом! Как же я его не узнал.
Георгий решительно открывает подъезд.  Стремительно хочет пройти выскочившую ему навстречу консьержку.
     - Ну, спроси меня, - хмуро говорит себе под нос.
Тетя Валя преграждает ему путь.
     - Георгий Петрович, а вас уже ждут…
Георгий в изумлении на миг останавливается.
     - Анна ждет вас, – успевает сказать тетя Валя, - 7й этаж, квартира…
 Последних фраз Георгий не слышит. Врывается в лифт. Нажимает кнопку. Двери закрываются.
    - Анна ждет меня… Моя женщина ждет меня…
Лифт останавливается на шестом этаже. Двери квартир шестого этажа. 
     - Так, направо, в угол… Стоп! Это не та дверь! Ну, что за олух, не помнит номер квартиры своей любимой женщины! 
Задыхаясь, прыгает через две ступеньки на следующий этаж. Двери квартир седьмого этажа.               
      - Так, в правый угол… она! Это ее дверь! И цвет темно - вишневый и главное ручка… ну, с Богом! Не подведи, Всевышний. Стоп! Так дверь чуть приоткрыта! Так значит, меня здесь ждут!

     Я узнаю голос моей любимой женщины
Георгий рывком открывает дверь, делает шаг в холл.
Мгновение, взглянув на Георгия, Анна в халате вишневого цвета падает со стоном ему на грудь так, что тот качается. Анна крепко обхватывает его лопатки, прижимается к нему,  рыдает.
У Георгия падает сумка. Он неуверенно обнимает Анну правой рукой, левая - висит неподвижно.
    - Анна… я нашел тебя. Анна… ну, что ты… не плач… я нашел тебя!
Анна тихо рыдает, обхватив шею Георгия. Он закрывает дверь. Некоторое время он стоит истуканом и ничего не видит, кроме головы с русыми волосами на правом своем плече. Георгий гладит правой рукой вздрагивающую спину, плечо, волосы.
     - Все, Анна, успокоилась. Я нашел тебя! Ну, дай мне посмотреть на тебя… ты и есть моя любимая женщина?
Анна поднимает голову с плеча и смотрит на Георгия с плаканным лицом, по которому еще текут слезинки. 
     - Вот ты, оказывается, какая…
Георгий берет ее за плечи, отодвигает еще немного от себя, пристально разглядывает лицо, отодвигает пальцами прилипшую от слез прядь с ее щеки.
     - А что, - спрашивает сам себя Георгий, - очень даже неплохо ты выглядишь. Но почему же ни разу я не смог тебя представить? А как бы ты мне помогла, если бы твой образ был
     - Я верила все это время… что мы с тобой… обязательно встретимся… я все это страшное время… ждала тебя.
    - О-о! Я узнаю голос моей любимой женщины! Так вот ты какая!
Георгий сдвинул брови, нахмурил лоб, придвинул свое лицо к лицу Анны. Втягивает носом воздух. Его лицо расплывается в улыбке.
      - Боже мой, это твой запах…  я помню его с того раза, когда мы ходили с тобой в этом… в этом… ну, подскажи, как его…
      - ЦДХ, - со слабой улыбкой напоминает Анна.
      - Это что? – смешливо смотрит на нее Георгий.
      - Это, - Центральный Дом Художника, - улыбается Анна.
      - А что… а что мы там делали?
      - А там была выставка картин и… поделок разных сумасшедшего испанца… Дали, - с еще более приятной улыбкой, глядя на него, произносит Анна.
       - Какое редкостное счастье мне выпало на мою исстрадавшуюся душу, - смотрит на Георгия Анна, - снова прожить те дни, как после первой недельной разлуки. И рассказать о себе все снова. Ох, с каким удовольствием я это сделаю. А ты расскажешь о себе…. что вспомнишь, милый.
       - Как ты меня назвала, женщина?
       - Милый, - у Анны медленно текут по щекам слезы.
       - Как будто к моей оголенной спине Старик приблизил, не касаясь, свои пальцы. И у меня потеплело… не на спине… внутри, там, где душа. Я буду звать тебя – женщина, пока не возникнет у меня твой образ, любимой женщины.
        - Я согласна. Называй, как хочешь. Только вспоминай поскорее, я тебе в этом помогу.
        - Почему… ты назвала Дали, кого мы смотрели в… доме художников -   сумасшедшим? – почти не меняя наивного выражения, спрашивает Георгий.
      - О-о, это долгая история, - проводит ладонью по его щеке Анна. – Я обязательно расскажу тебе об этом… когда ты здесь освоишься, когда мы отметим за столом нашу встречу. У меня заготовлена для этого случая бутылка «Старой Москвы»… с твоим черным бычком… - смотрит улыбаясь.
     - Черным бычком? – с наивным удивлением смотрит на Анну Георгий.
     - Ну, как же, - радостно приходит на помощь Анна, - это же твоя любимая водка! 
     - Водка? – легкая ухмылка отразилась на лице Георгия. – У меня есть для нашей встречи - получше…
Наклоняется к сумке под ногами, достает коробку элитного рома.
      - Это нечто… - приближает свое лицо к ее лицу, снова вдыхает ее запах. - Этот элитный ром так подходит к аромату… моей любимой женщины, - чуть поворачивает свою голову и косит на Анну взглядом.
      - Ну, снимай же куртку, пошли в комнату, - Анна помогает снять с Георгия куртку, оставляя его в бордовой водолазке.
      - Стой! – вдруг останавливается Георгий, сделав первый шаг. – Твой голос, твой запах, помогли мне вспомнить твою третью изюминку, по которой я смогу опознать тебя, - действительно ли ты и есть моя женщина? – улыбаясь, со значением, смотрит на Анну.
Анна, не понимая, удивленно смотрит своими прекрасными заплаканными глазищами на Георгия. Вдруг лицо ее приобретает кокетливую загадочность и расплывается в счастливой улыбке.
     - Прямо здесь? Сейчас? Показать?
Георгий тоже улыбается, молча, ждет ее действий. У Анны из глаз вытекают две счастливые слезинки. Она в порыве падает ему на грудь, обнимает его, прижимается к нему и счастливым голосом шепчет на ухо.
     - Обязательно, любимый, помогу ее найти. Вечером, дорогой, вечером! Пошли в комнату.
Делают шаг. Анна резко останавливается.
    - Стой! А ты на самом деле мой Георгий? Или я доверяюсь, дуреха, незнакомому мужчине обнимать себя, гладить, целовать? Искать на теле третью изюминку?
Георгий смеется. Идут в комнату в обнимку.

     Георгию все это неинтересно
Третий день Георгия у Анны.
Компания Анны. Ее кабинет. Анна сидит в своем кресле. Вид у нее удрученный. Председатель в темном костюме, белой рубашке сидит, как всегда, слева.
Георгий в серой фланелевой рубашке в клеточку, верхняя пуговица расстегнута, сидит справа. Он безучастно смотрит на аппаратуру, на Анну, на Председателя.
   - Георгий Петрович, нас трое, – не своим голосом начинает Председатель. - Разговор будет предельно откровенный. Я от президента знаю только то, что вы дома не хотели слышать о состоянии дел в компании. И сказали, что это вам не интересно. Это так?
   - Да, сказал, - переводит взгляд на Председателя, смотрит сквозь него.
   - Может, вы хотели бы услышать это от меня? За семь минут я вам расскажу?
   - Нет, не надо.
   - Вы не хотите работать в компании?
Георгий смотрит на Анну.
   - Не знаю…
   - Есть предложение, - смотрит на Георгия Председатель, - Вы с Анной Владимировной, выбираете любое место на земном шарике и на неделю, больше не могу, исчезаете. По возвращении мы спросим вас, хотите ли вы работать в компании. Идет?
Георгий после молчания.
     - Наотдыхался… оказывается, около полутора лет…

Банк. Кабинет банкира. Ночь.
Звонок мобильного на столе. Банкир берет телефон. Голос Председателя.
      «Все подтверждается, Зама. Совершенно потухший взгляд. В глаза старается не смотреть, будто провинился».
Банкир встает с трубкой, медленно идет к своему ручейку. Молчание. Голос Председателя.
     «От меня тоже отказался выслушать положение дел в компании. На вопрос: «Вы не хотите работать в компании?» Сказал: «Не знаю».    
Банкир подходит к ручейку, идет вдоль него: «Вот, как?»
  Голос Председателя: «Я предложил ему с Анной Владимировной неделю отпуска. Потом он должен сделать выбор».
     «Да-а. Так бывает, - многозначительно заявляет Банкир. - Мы нашли его, чтобы потерять окончательно, - молчит. Продолжает. - Он уже свой выбор сделал.
Долго молчит. Продолжает.
     «Георгий Петрович опередил меня на двести миллионов».
Председатель молчит, соображает.
     - Не понял, Зама?   
     - Ты поймешь, если вспомнишь наш разговор в клубе, когда я тебе ответил на твой вопрос… где я буду останавливаться. Я тогда сказал, - на цифре семьсот.
Снова повисает молчание.

Четырехкомнатная квартира Гафара.
Гафар помогает Анне снять пальто. Георгий снимает куртку.
Входит Тося. Георгий, рванувшись к Тосе.
   - То-о-ся! И ты здесь! - обнимает ее, целует в щеку. - А где же твой колокольчик Лизуня?
Вбегает Лиза с криком: «Дядя Жора приехал!» - прыгает на Георгия. Тот присев, ловит ее и высоко поднимает. Лиза заразительно смеется.
  - Во! – сияет Георгий. - Как прежде звучит колокольчик!               
У Анны наворачиваются слезы.
   - Аннушка, твои персональные тапочки, - ставит их под ноги Тося. - Сначала все в столовую.
  - Тося, я покажу Георгу квартиру, - заявляет Гафар. - Хватает Георгия под локоть, ведет в комнаты. Подходят к кабинету. Открывает кабинет, с порога показывает его.
  - Как у большого чиновника! А какая техника! - Георгий равнодушно смотрит на все.
  - А балкон у тебя есть? – спрашивает Георгий.
  - Чего? – не включается Гафар.
   - Балкон есть у тебя? – повторяет Георгий.
Гафар смотрит на Георгия, неуверенно.
   - Есть.
   - Пойдем, посмотрим на дворик.
Гафар и Георгий выходят на балкон восьмого этажа. Хорошо освещенный двор. Люди гуляют с детьми, с собачками.
    - Ты не поверишь! Сейчас тебя обрадую, - смотрит на приятеля Гафар. - Скважина, одна из наших десяти, дает тридцать пять кубов! А пять скважин Робинсона после разрыва пластов, - каждая под тридцать! Тридцать! Понимаешь? - Гафар радостно смотрит на приятеля. 
Георгий нюхает воздух, поеживается.
   - Ты чувствуешь, - снова нюхает он воздух, - весна идет! А какой у тебя под окнами красавец тополь! – смотрит на тополь Георгий. - Я представляю, как он будет пахнуть, когда раскроются его первые липкие листочки! - снова с наслаждением вдыхает воздух.
Гафар отрешенно смотрит на Георгия. Очнувшись.
   - Георг, я твой элитный коньяк достал. ОХ. Пойдем за встречу?
   - ХО? – оживляется он.
  - Ну, да! - с надеждой произносит Гафар. 
  - Пошли! – с улыбкой смотрит на приятеля.
   
     Отогреешь его своей лаской
Большая кухня-столовая. Анна и Тося в столовой одни.
   - Ты посмотри, - со слезами на глазах, смотрит на Тосю Анна. -  Георгий тебя встречает, словно свою любимую жену!
   - Бог с тобой, Аннушка! – нахмурившись, отвечает Тося. - Он всегда так относился к нам. А Лизунчик, - его любимая баловня! Он же любит детей!
  - А я кто тогда у него? - чуть не плача, спрашивает Анна.
  - Отогреешь его своей лаской, - Тося обнимает Анну, - все встанет на свои места, вот увидишь!

     Почти, как на Дюси
Вид с высоты птичьего полета. Море. Островки суши с белым песком и пальмами.
Мужской голос, рядом, лениво: «Щас бы в тенечке потянуть прохладненького винца… перед супчиком с только что выловленной рыбкой».
Молодой женский голос, рядом, лениво: «А перед супчиком, - салатика из местных свежих овощей… с кальмарами…»   
Женский голос, рядом: «Я все заказала. И холодненького слабозасоленного марлина…»   

Зелено-синее море. Голубое небо.
Вид с высоты птичьего полета из приближающегося к островку гидросамолетика на водных лыжах. Приближает нам крохотный островок.
Бунгало. Пять пальм. В тени двух пальм стоит столик с тремя креслами. Две пальмы - у моря с привязанным к ним гамаком. На нем лежит детская игрушка - плюшевый медвежонок. На песке лежат две ракетки бадминтона и воланчик. Одинокая пальма на другом конце островка. В ее тени стоит кресло, крохотный столик. На нем стоит бутылочка из-под сока. Лежит раскрытая книжка, перевернутая вниз страницами, блокнот с ручкой.

Вид с участком моря. На белом песочке лежат на животах три фигуры, нежатся на утреннем солнышке. Стопы их ног находятся в море. Их головы лежат на руках.
 Фигуры крупным планом.
Слева лежит мужчина. Рядом с ним женщина. Рядом с ней, - девушка.
На спине мужчины в трусиках сидит светловолосая девчонка возраста около года. На спине мужчины - горка песка. Девчонка его разравнивает ладошкой. Рядом стоит детское ведерко с мокрым песком, в нем, - маленький совочек.
Девочка на секунду задумывается. Из - под неё начинает вытекать лужица. Она хлопает по ней и по спине мужчины ладошкой. Мужчина приподнимает голову, поворачивает лицо к девочке. На лбу, на щеках – белый песок.
   - Э-э! - растерянно. - Ты чего делаешь? Ну, дела-а!   
В нем мы узнаем Георгия. Поднимает голову женщина. На ее лице тоже песок. Смотрит на девочку на его спине. В женщине мы узнаем Анну. Поднимает голову девушка и тоже смотрит на девочку. Мы узнаем Натку.
Женщина и девушка заливаются громким смехом. Девочка продолжает хлопать по мокрой спине Георгия ладошкой.
Примешивается звук садящегося гидросамолетика. Садится, метрах в двадцати, скользит на лыжах до самого берега. Выходит метис, сухопарый молодой мужчина. Начинает выгружать ящики, термопакеты. Упаковки банок сока, воды, фруктов. Что-то ставит на стол под пальмами. Что-то заносит в бунгало.
Кричит, машет рукой лежащим, улетает.

КОНЕЦ (740)-756 стр. в 3-м сокращении. Добавил 16 стр. Глава на новой странице.