Цитаты. Разное

 «Боязнь эстетики — первый признак бессилия».

(Записн[ая] книжка Достоевского по поводу «Преступления и наказания», с. 560)

 «…Озарения живописца (как и всякого художника) вовсе не должны проходить через его сознание. Его находки, загадочные для него самого, должны, минуя долгий путь рассуждений, переходить в его работу так быстро, чтобы он не успевал заметить момента перехода. А тот, кто подстерегает их, наблюдает, задерживает, у того они, как золото в сказке, превращаются в труху…»

(«Осязания». Рильке, из письма жене 21 октября 1907 года)

Е. Н. Опочинин в «Беседах о Достоевском» приписывает ему слова:

   «Вот, говорят, творчество должно отражать жизнь и прочее. Все это вздор: писатель (поэт) сам создает жизнь, да еще такую, какой в полном объеме до него и не было».
(«Звенья», №VI, Academia, 1936).

«Чем недоступнее рассудку произведение, тем оно выше».

(Гёте)

«Символ только тогда истинный символ, когда он неисчерпаем и беспределен в своем значении, когда он изрекает на своем сокровенном (иератическом и магическом) языке намека и внушения нечто неизглаголемое, неадекватное внешнему слову.
   Он многолик, многосмыслен и всегда решен в последней глубине… он органическое образование, как кристалл. Он даже некая монада — и тем отличается от сложного и разложимого состава аллегории, притчи или сравнения… Символы несказанны и неизъяснимы, и мы беспомощны перед их целостным тайным смыслом».

(Вяч. Иванов)


«Работать надо, а все остальное к черту. Главное — надо быть справедливым, а остальное все приложится».

(Из письма А. П. Чехова А. С. Суворину, 9 дек., 1890 г., Москва)

«…Я по-итальянски не понимаю, но она так хорошо играла, что мне казалось, что я понимаю каждое слово. Замечательная актриса, никогда не видел ничего подобного. Я смотрел на эту Дузе, и меня разбирала тоска от мысли, что свой темперамент и вкусы мы должны воспитывать на таких деревянных актрисах, как Ермолова и ей подобных, которых мы оттого, что не видали лучших, называем великими. Глядя на Дузе, я понимал, отчего в русском театре скучно».

((О Дузе) М. П. Чеховой, 17 марта, 1891 г., Петербург

 «Болтовня наших современников о том, будто бы даже для создания произведений искусства не нужно величайшего искусства, совершенно бессмысленна. Скорее такая огромная затрата художественных средств во всем, начиная от общего наброска и кончая последними деталями, является непременным условием создания такого совершенного произведения, какое и не снится господам натуралистам — этим импотентам!
   И то, что не проникнуто насквозь этим высочайшим мастерством, обречено на смерть еще раньше, чем родится на свет!»

(Слова Малера в передаче Натали Бауэр-Лехнер, июль 1896 г.)

 «В Бахе собраны все жизненные семена музыки, как мир — в Боге. Такой великой полифонии не было никогда!..»
   «Такая полифония — это неслыханное чудо не только для его времени, но и для всех времен».
   «Шуман — один из величайших композиторов, писавших песни, его можно назвать рядом с Шубертом. Никто так не владел совершенной законченной песенной формой».

(Малер в пересказе Натали Бауэр-Лехнер, лето 1901 г.)

 «Пусть ваша душа будет цельна или расколота… умоляю, будьте логичны да простите мне этот крик сердца! — логичны в замысле, в построении произведения, в синтаксисе… будьте искусным зодчим как в мелочах, так и в целом… в рассказе пусть рассказывается, в драме пусть действуют, лирику сохраните для стихов, любите слово как Флобер, будьте экономны в средствах и скупы в словах, точны и подлинны, и вы найдете секрет дивной вещи — прекрасной ясности, которую назвал бы я — кларизмом».

(МихаилКузмин)
 «Кто хочет понять поэта, должен идти в страну поэта».

(Гёте)

 «…Произведение искусства хорошо или дурно оттого, что говорит, как говорит, и насколько от души говорит художник…»
(Л. Н. Толстой, письмо Гольцеву В. A., 1889 г., сентябрь)

   «…Если я допущу, что бешеного можно запереть, то я должен допустить и то, что его должно убить…»
(Л. Н. Толстой, из письма к К, 1890)

   «…Христианское учение тем и отличается от всех других и религиозных и общественных учений, что оно дает благо людям не посредством общих законов для жизни всех людей, но пояснением каждому отдельному человеку смысла его жизни, показывая ему, в чем заключается зло и в чем истинное благо его жизни».
(Л. Толстой из письма к редактору англ. газеты, 15 декабря, 1894)
   «…Доводы против патриотизма до такой степени ясны и очевидны, что их невозможно опровергнуть и можно только обойти умалчиванием и показанием вида, что в пользу патриотизма существуют весьма признанные, неопровержимые аргументы, а их-то и нет».
(Л. Толстой, письмо Гроту, 1895)
   «… В последнем номере я прочел рассуждение о том, что патриотизм может быть хорошим. Это грустно».
(Л. Толстой, письмо Мооду А. Ф., 1898 г. 12 декабря)
   «Во всем, что я пишу в последние годы о вопросах социальных, я выражаю, как умею, мысль о том, что главное зло, от которого страдает человек, и неустройство жизни происходит от деятельности правительства. Одна из поразительных иллюстраций этого положения есть приготовление и распространение правительством губительного яда — вина, из-за того, что эта продажа дает одну треть бюджета».
(Из письма А. М. Кузьминскому, Л. Толстой, 1896 г.)

«Тщеславие ко всему льнет: тщеславлюсь, когда когда пощусь; но, когда разрешаю пост, чтобы скрыть от людей свое воздержание, опять тщеславлюсь считая себя мудрым; побеждаюсь тщеславием, одевшись в хорошие одежды; но и в худые одеваясь, также тщеславлюсь; стану говорить — побеждаюсь тщеславием; замолчу — опять им же побежден бываю; как ни брось сей трезубец — все он встанет вверх острием».
(Святой Иоанн Лествичник. Добротолюбие… том 2. с 540, 541)

   «Трудно избегать помысла тщеславия, ибо что ни сделаешь к прогнанию его, то становится началом нового движения тщеславия».
(Авва Евагрий. «Добротолюбие», том 1, с. 575)

«Зла нет в естестве человека, и нет никого злого по естеству, ибо Бог не сотворил ничего злого… Зло прибывает со вне через новых…»

(Диодох, епископ Фотики. «Добротолюбие», том 3, с. 9)

«Поэты выше людей, потому что понимают людей. Нечего и говорить, что многие поэты пишут прозой — Рабле, например, или Диккенс. Снобы же выше людей, потому что не желают их понимать. Для них человеческие вкусы и установления — просто грубые предрассудки. Благодаря снобам люди чувствуют себя глупыми; благодаря поэтам — такими умными, как и подумать не смеем. Однако люди делают из этого не совсем логические выводы. Поэты восхищаются людьми, раскрывают им объятия — и люди их распинают, побивают каменьями Снобы презирают людей; и люди венчают их лаврами…»

(Честертон. Эссе «Три типа людей» из сборника «Тревоги и размышления»)

 «…Замечательные люди исчезают у нас, не оставляя по себе следов, мы ленивы и нелюбопытны…»
(Пушкин. «Путешествие в Арзрум»)

   «Благословен час, когда встречаем поэта. Поэт брат дервишу. Он не имеет ни отечества, ни благ земных, и между тем как мы, бедные, заботимся о славе, о власти, о сокровищах, он стоит наравне с властелинами земли и ему поклоняются»
(Слова пленного турецкого паши в адрес Пушкина при взятии Арзрума)

 «…И у Гёте мы найдем тяжелые строки, и у него нас встретит и неясность изложения, и банальность мысли; дело не в мысли, не в красочности и не в соблюдении правил словесности, а в чем-то ином, живом, но непонятном, до конца ускользающем от определений художественном гении…
   … Самые ясные образы великих художников слова не так-то ясны, как и прозрачное денное небо над нами, если пристально вглядываться в него, окажется вовсе не голубым, а синим, темным, бездонным. И потому-то творения гениев при всей их кристальной ясности подчас заставляют нас тревожно вглядываться в их глубину и определять эту ясность, как ясность глубины, но… и только; дно этой глубины ускользает».

(А. Белый. «Трагедия творчества. Достоевский и Толстой»)

«(Искусство) есть религиозная потребность духа, где видение есть видение последней правды, ремесло есть последняя деятельность, т. е. преображение себя и других».

(А. Белый. «Достоевский и Толстой»)

  «…Тайны философии имеют много общего с фантастическими вымыслами поэзии…»

(Монтень. «Опыты»)

«…Наше бодрствование более слепо, чем сон. Наша мудрость менее мудра, чем безумие. Наши фантазии стоят больше, чем наши рассуждения…»

(Там же)

 «… Вещь сама по себе не постыдная неизбежно становится постыдной, когда ее прославляет толпа».

(Цицерон)

«… Бывали люди, казавшиеся миру редкостным чудом, а между тем ни жены их, ни слуги не видели в них ничего замечательного. Лишь немногие вызывали восхищение своих близких.
   Как подсказывает опыт истории, никогда не бывало пророка не только у себя дома, но и в своем отечестве!»

(Монтень «Опыты», III, гл. II)

 «Мы не идем в одном направлении, мы скорее бродим взад и вперед, сворачивая то туда, то сюда. Мы топчем свои следы…»

(Монтень «Опыты», III, гл. VI)

 «Я полагаю, что почти на каждый вопрос надо отвечать: не знаю. И я бы часто прибегал к такому ответу, да не решаюсь — тотчас же подымается крик, что так отвечают лишь по слабости ума и невежеству. И мне приходится обычно заниматься болтовней, рассуждать о… пустяках, в которые я… не верю».

(Монтень. «Опыты», III гл. XI)

 «Нет хуже зловония, чем от подпорченной доброты. Вот уж подлинно падаль, земная и небесная. Если мне станет наверняка известно, что ко мне направляется человек с сознательным намерением сделать мне добро, я кинусь спасаться от него, точно от иссушающего ветра африканских пустынь, именуемого самумом, который набивает тебе пылью рот, нос, уши и глаза, пока ты не задохнется, — так я боюсь его добра, боюсь проникновения этого вируса в мою кровь. Нет, тогда уж лучше претерпеть положенное мне зло…
   …Филантропия — это не любовь к ближнему в широком смысле слова…»

(Г. Торо. «Уолден»)

«Я не считаю праведность и доброту главным в человеке — это всего лишь его стебель и листья…
   …Доброта его не должна быть его частичным и преходящим актом, но непрерывным, переливающим через край изобилием, которое ничего ему не стоит и которого он даже не замечает. Такое милосердие искупает множество грехов…»

(Г. Торо «Уолден»)

 «Творения великих поэтов еще не прочитаны человечеством — ибо читать их умеют лишь великие поэты. А массы читают их так же, как они читают по звездам — в лучшем случае как астрологи, но не астрономы. Большинство людей научается читать лишь для удобства, как учится считать ради записи расходов и чтобы их не обсчитали. Но о чтении как благородном духовном упражнении они почти не имеют понятия, а между тем только это и есть чтение в высоком смысле слова, — не то, что сладко баюкает нас, усыпляя высокие чувства, а то, к чему приходится тянуться на цыпочках, чему мы посвящаем лучшие часы бодрствования».

(Там же)

 «„Стихи Кабира“, как я слышал, „заключают в себе четыре различных значения — иллюзию, дух, интеллект и эзотерическое учение Вед“. А в нашей стране, если сочинение человека допускает более одного толкования, это считается поводом для жалоб».
(Торо. «Уолден»)
   «Если человек не шагает в ногу со своими спутниками, может быть, это оттого, что ему слышны звуки иного марша?»
(Там же)
   «Как ни жалка твоя жизнь, гляди ей в лицо и живи ею; не отстраняйся от нее и не проклинай ее. Она не так плоха, как ты сам. Она кажется всего беднее, когда ты всего богаче».
(Там же)

«Пусть мы проедем из конца в конец любые земли — нигде в мире мы не найдем чужой нам страны; отовсюду одинаково можно поднять глаза к небу».

(Сенека)

 «Если ты хочешь сделать Пифокла богатым, нужно не прибавлять ему денег, а убавлять его желания».
(Эпикур)
 «Позорно говорить одно, а чувствовать другое, но насколько позорнее писать одно, а чувствовать другое!»

(Сенека из «Писем к Луцилию», II, XXIV)

 «Только люди, способные сильно любить, могут испытывать и сильные огорчения; но та же потребность любить служит для них противодействием горести и исцеляет их. От этого моральная природа человека еще живучее природы физической. Горе никогда не убивает».

(Л. Н. Толстой. «Детство»)

«Мы ничего не знаем об авторах величайших творений. Шекспир никогда не существовал, и я сожалею, что его пьесы помечены именем. „Книга Иова“ не принадлежит никому. Самые полезные и самые глубокие понятия, какие мы можем составить о человеческом творчестве, в высшей степени искажаются, когда факты биографии, сентиментальная легенда и тому подобное примешиваются к внутренней оценке произведения. То, что составляет произведение, не есть тот, кто ставит на нем свое имя. То, что составляет произведение, не имеет имени».
(Поль Валери)
   «Совершенства достигает лишь тот, кто отказывается от всяческих средств, ведущих к сознательной утрировке».
(Поль Валери)
   Идея черного солнца принадлежит Гюго:

 
«Усталое черное солнце,
излучающее ночь».
(«Un affreuse soleil noir,
d'o; rayonne la nuit».)
 
   «Рассказ, мимика, пьеса в театре способны вызывать слезы благодаря воспроизведению печальных явлений жизни.
   Но если архитектура, не связывающая во взгляде ни с чем человеческим (либо гармония в чем-то ином, почти нестерпимая в своей точности, как какой-нибудь диссонанс), пробуждает в тебе слезы, это рождающееся излияние, которое, как ты чувствуешь, готово хлынуть из твоих непостижных глубин, — поистине бесценное, ибо оно показывает тебе, что ты чувствителен к вещам совершенно безразличным, бесполезным для твоего существования, твоей участи, твоих интересов — для всех интересов, обстоятельств, какие определяют тебя в качестве смертного».
(Поль Валери)


«Не может быть честным то, что несвободно: где страх — там рабство…»
   «А если кто намерен поступать честно, он любое препятствие, даже считая его за неприятность, бедою не сочтет, а поступит по-своему — добровольно, с охотой. Все честное делается без приказа и принуждения, искренно и без примеси зла».

(Сенека)

  «Необходимость  не оправдывает проституирования искусства».

(Один из принципов сюрреализма по Бунюэлю)

 «…Самое смрадное, тупое и позорное явление русской жизни».

(О Белинском. Письмо Достоевского Страхову из Дрездена от 18(30).V.1871)

 «Моя история неутешительная. Она не сладостна и не гармонична, какими бывают вымышленные истории, она отдает бессмыслицей и смутой, безумием и сновидением, как жизнь всех людей, которые не хотят больше обманывать себя…»

(Слова, являющиеся эпиграфом к роману Гессе «Демиан»)



«Я нахожу, что действительность есть то, о чем надо меньше всего хлопотать, ибо она и так не преминет присутствовать с присущей ей настырностью, между тем как вещи более прекрасные и более нужные требуют нашего внимания и попечения.
 Действительность есть то, что ни при каких обстоятельствах не следует обожествлять и почитать, ибо она являет собой случайное, то есть отброс жизни. Ее — эту скудную, неизменно разочаровывающую и безрадостную действительность — нельзя изменить никаким иным способом, кроме как отрицая ее и показывая ей, что мы сильнее, чем она».
                (Гессе. «Краткое жизнеописание»)

 «Мало того, что пространство, и время, и причина суть формы мышления, и что сущность жизни вне этих форм, но вся жизнь наша есть больше и больше подчинение себя этим формам, и потом опять освобождение от них».

(Л. Толстой)

 «Вообще пользоваться воспоминаниями и дневниками надо очень осторожно, если хочешь узнать правду, а не решать споры, давно погашенные смертями».

(В. Шкловский. «Лев Толстой»)

«Сегодня мы так же далеки от решения философских вопросов, как и всегда».

(Гьотеруд, физик, Норвегия)

«У Есенина талант пошлости и кощунства».

(Вспоминает Бунин слова Блока в своих воспоминаниях)

«…Думаю, что Маяковский останется в истории литературы большевистских лет как самый низкий, циничный и вредный слуга советского людоедства, по части литературного восхваления его и тем самым воздействия на советскую чернь, — тут не в счет, конечно, только один Горький, пропаганда которого с его мировой знаменитостью, с его большими и примитивными литературными способностями, как нельзя более подходящими для вкусов толпы, с огромной силой актерства, гомерической лживостью и беспримерной неутомимостью в ней оказала такую страшную преступную помощь большевизму поистине „в планетарном масштабе“. И советская Москва не только с великой щедростью, но даже с идиотской чрезмерностью отплатила Маяковскому за все его восхваления ее, за всяческую помощь ей в деле развращения советских людей, в снижении их нравов и вкусов…»

(Бунин. «Маяковский», сб. «Под серпом и молотом», Канада, Лондон, 1975)

«Толстой сказал про себя однажды: „Вся беда в том, что у меня воображение немного живее, чем у других.
   Есть и у меня эта беда“».

(Бунин. «Окаянные дни»)

 «Был В. Катаев (молодой писатель). Цинизм нынешних молодых людей прямо невероятен. Говорил: „За сто тысяч убью кого угодно. Я хочу хорошо есть, хочу иметь хорошую шляпу, отличные ботинки…“»

(Бунин. «Окаянные дни», 25 апреля 1919)

 «Сочувствие, не подтвержденное делом, худший вид фальши».

(В. Шаламов)

«По определению Жуковского, русская поэзия „есть Бог в святых местах земли“».

(Дмитрий Бобышев. «Континент» 44)

«Художество есть оплотневшее сновидение».

(П. Флоренский. «Иконостас»)

 «Люди, свое стремление к истине приурочивающие к существующим формам общества, подобны существу, которому даны крылья для того, чтобы летать, и которые употребили бы эти крылья для того, чтобы помогать себе ходить».

(Л. Толстой. Из дневника 1906 г. 18 мая — Эпиграф к «Почему я стал символистом» Белого)
 
Тот, кто ничего не знает, ничего и не любит.
Тот, кто не может ничего сделать,
ничего не понимает.
Тот, кто ничего не понимает, бесполезен.
Но тот, кто понимает, также любит, замечает, видит…
Чем больше понимания вложено в предмет,
тем больше любовь… Любой, кто считает,
будто все ягоды поспевают в то же время,
что и земляника, ничего не знает о винограде.

Парацельс (21 сентября 1493 - 24 сентября 1541)

«Мой модернизм является враждебным культуре. Он не стремится быть асоциальным, но по природе своей таковым является. Модернизм (я имею в виду весь путь от Гомера до Ли Мастерса) был и остаётся асоциальным. Он не имеет, строго говоря, никакой другой задачи, как быть абсолютно и естественно мятежным и не способен поэтому встроится ни в какую-либо бюрократическую мечту о счастье. Модернизм естественным образом (а не как результат программы) возникает из условий жизни, он есть серия субъективных влюблённостей и поворотов ненависти. Динамично иррациональный, он упрямо охватывает весь мир. Его образ мира – движение, а не бесплодное созерцание. <…> Человек – это симфония иррационального, из его иррациональной сущности произрастает его гуманизм, его величие, его низость, его радость и печаль. Абсолютно рационален лишь зверь. <…> Модернизм не фактор мирового значения; если бы он был им, то перестал бы быть модернизмом. Модернизм есть нечто своеобразное, особенное, то, что уживается в каждом человеке наряду с новым видением. Модернизм представляет собой постоянно меняющееся иррациональное. Он может стать будничным, застояться, надоесть самому себе, но никогда не пойдёт по старым следам. Ибо настоящий модернизм возводится на предпосылках и мечтах о желаемой жизни вне зависимости от норм культуры и цивилизации или вырастает из борьбы с ними»

Харри Мартинсон, шведский писатель и поэт (1904 – 1974), лауреат Нобелевской премии по литературе 1974 года.



«Никогда не беспокой другого тем, что ты можешь сам сделать».
(Л. Н. Толстой)