8. Арго. Victima

Автор:   Арго


2011-й

Дилинь-дон. Дилинь-дон.

Звук дверного звонка разнесся по маленькой двухкомнатной квартире.

Молодая женщина оторвалась от сервировки праздничного стола, озабочено нахмурила подведенные брови – не забыла ли чего, и направилась в прихожую.

Проходя мимо зеркала в трюмо, она огладила нарядное платье и чуть поправила свежую прическу.

Дилинь-дон. Дилинь-дон.

Звонок звучал нетерпеливо и требовательно.

Муж. Он пришел вовремя, как Люда и просила. Не задержался с работы, что случалось чуть ли не ежедневно. Значит не забыл о годовщине. Робкая надежда затеплилась у нее в душе. Надежда, что все можно наладить и зажить, так, как живут нормальные семьи – счастливо и спокойно.

Люда открыла замок и, радостно улыбаясь, потянула дверь на себя.

Однако, от увиденного улыбка ее стала меркнуть и вскоре совсем погасла. Гена стоял, привалившись плечом к косяку. Нижняя челюсть слегка отвисла, придавая лицу придурковатое выражение, которое Люда, за годы их совместной жизни, изучила досконально и боялась больше всего на свете. Стойкий перегар витал на лестничной клетке, удушливыми миазмами проникал в квартиру, перебивая запах жареных блюд, и обволакивал женщину мерзким облаком.

Гена был смертельно пьян.

Мутным взглядом, с головы до ног, оглядел супругу, криво ухмыльнулся и пошатываясь шагнул в квартиру.

– Что, шалава, не ждала? – заплетающимся языком вяло пробормотал Гена. – Для кого вырядилась и рожу размалевала?

Люда отступила на шаг – ее не вводили в заблуждение ни вялость голоса мужа, ни его кажущаяся расслабленность. Люда знала, как быстро этот человек мог превратиться в дикое животное.

– Думала, как обычно до темна вкалывать буду, – Гена продолжал приближаться. – А ты тут со своим хахалем миловаться будешь?

– Гена, ты что? – Люда молитвенно сложила руки. – Я ведь тебе говорила – сегодня годовщина нашей свадь…

Она не договорила – муж коротко, без размаха ударил ее в живот. Люда согнулась от боли и, широко открыв рот, пыталась сделать хотя бы один вдох. Глаза наполнились слезами.

– Гена, – просипела она. – Не надо.

– Годовщина? Да ты мне всю жизнь испоганила! Да если бы не ты! Знаешь кем бы я сейчас был? – брызгая слюной кричал Гена.

Он попытался ударить ногой в лицо согнувшуюся жену, но не удержал равновесия и свалился на пол.

Люда воспользовалась заминкой и, все так же полусогнувшись, доковыляла до ванной и заперлась там.

– Ах ты! – Гена неуклюже поднимался. – Куда пошла? А-ну стоять!

Он бросился следом, ругаясь страшными словами и грозя немыслимыми карами. На шум, из своей комнаты вышла маленькая, седенькая старушка. Она открыла рот, чтобы прокомментировать происходящее, но Гена остановил ее.

– Мать, скройся! – рявкнул он, и старушка испуганно вернулась в комнату.

Одним движением Гена выбил хлипкую фанерную дверь и остановился на пороге. Люда держала в руках длинную отвертку, невесть как очутившуюся в ванной.

– Не подходи, – голос ее дрожал.

– Ах! Ты! – Гена ловко вырвал отвертку из рук Люды. – На кого руку подняла? На мужа!

Обхватив ее лицо пятерней, он резко толкнул жену. Люда покачнулась, не удержалась на ногах и упала на пол, при падении ударившись головой о край умывальника. Она захрипела, ноги ее несколько раз судорожно дернулись, странно вытянулись и Люда затихла.

– Э, вставай, – Гена несколько раз пнул лежащую. – Хватит придуриваться.

– Геночка, – сзади раздался старческий голос. – Она же не дышит.

Гена нагнулся, приоткрыл жене веки, пощупал пульс, распрямился и не глядя на мать произнес неожиданно трезвым голосом:

– Короче, маманя, меня здесь не было – не пришел еще.

Старушка мелко закивала.

– А ты «Скорую» вызывай и ментов. Дескать она, – жест в сторону мертвой жены. – В ванну пошла. Ты шум услыхала. Пришла, а она – вот.

– Все сделаю, сыночка, не беспокойся, – Генина мать подталкивала сына к выходу. –  Ты иди, иди. И сумочку не забудь.

Она протянула Гене черную матерчатую сумку. Он взял ее, еще раз взглянул в открытую дверь ванной, обнял мать и вышел за двери.


2052-й

Я ненавижу своего отца. Всегда его ненавидел, сколько себя помню.

Прямо сейчас пытаюсь найти в памяти хоть один фрагмент о чем-то добром, хорошем. Пытаюсь, и не могу. Нету таких.

Всплывает искаженное злобой и неудовольствием смуглое лицо. Как наяву слышу раздраженный голос. Чувствую тяжелую руку.

Вечно пьяный и чем-то неудовлетворенный человек, которого язык не поворачивается назвать папой, чуть ли не ежедневно воспитывал свою жену и ребенка.

Педагогическим инструментом служило все, что было у него под рукой. Но чаще всего кулак.

Не счесть тех случаев, когда мы с мамой ночевали по соседям, знакомым, а то и просто на лестничной площадке.

Год, который он провёл в ЛТП, был самым счастливым в моей жизни.

Мама тогда помолодела, похорошела, стала чаще улыбаться и радоваться. Стала похожа на ту красавицу-девушку, что смотрела со старых фотографий. Даже не верилось, что это она.

А когда отец вернулся, мама за считанные дни, опять превратилась в изможденную, забитую старуху, в неполные тридцать лет.

Почему она от него не ушла? Не бросила? Не знаю.

Думаю, надеялась на что-то. Верила в чудо, в то, что он исправится. И, наверное, всё-таки любила.

Когда он убил маму, я учился в техникуме.

Да-да, именно убил. Несмотря на то, что все было представлено, как несчастный случай, я твердо знаю, что это мой отец убил мою маму. Да и бабушка, перед смертью рассказала – она все тогда видела.  К тому времени отец был уже давно в могиле. Он пережил маму на полтора года – замерз пьяный в сугробе.

Но мне было все равно: ещё у разверстой могилы мамы, я поклялся отомстить и исправить.

Техникум, армия, физическо-математический факультет университета, кандидатская.
В 2034-м, мой наставник открыл излучение Пашковского, и обнаружил его удивительные свойства – перенос материи во времени. Десять лет мы вместе работали над Темпоральным транспортером.

К сожалению (или к счастью) наставник не дожил до того момента, когда прибор был откалиброван и готов к использованию.

Цель моя была близка. Осталось протянуть руку, нажать кнопку и переместиться в прошлое – в тот день, когда родители познакомились.

Я просчитал все варианты, произвел расчёты, рассмотрел все возможные последствия и результаты. Перелопатил множество литературы, не гнушался беллетристикой и фантастикой. И понял, что есть только один путь исправить все и сделать маму счастливой.

Какая тугая кнопка...


1995-й

Город прошлого встретил меня зеленью, яблочным цветом и ритмичной музыкой, доносящейся из парка.

Ярко и необычно одетые люди. Улыбки и смех. Радостные лица.

Праздник.

Народ гуляет.

Девяностые годы двадцатого века – нет интернета, и люди общаются вживую. Видят глаза друг друга, слышат голос и его интонации. Наверное, так и должно быть – это естественно для живого существа – невербальное общение.

Поминутно сверяясь с древней бумажной картой, я нашел нужный дом.

И опять странность – на двери парадного нет замка и домофона, а в фойе нет охраны.

Неспешно поднялся на третий этаж. Вот и дверь с жестяным номерком.

Чуть подрагивающим пальцем нажал на кнопку звонка.

Шаги.

Щелкнул замок. Дверь отворилась, и на меня вопросительно уставился молодой человек.

Черные волосы, смуглое узкое лицо, легкий пушок над верхней губой.

Отец. Я узнал его по старым фотографиям.

Ему сейчас семнадцать лет. А вырядился-то как: в бордовый пиджак, белую водолазку и широкие темный брюки. Модный парень тех лет!

Собрался на праздник, там он и познакомиться с юной девушкой Людой, что в последствии станет его женой, матерью его ребенка, которую он превратит из цветущей женщины в измордованную старуху и в конце концов убьёт.

Нет! Не бывать этому!

Я достал нож и несколько раз ударил его в живот.

Мой будущий папаша жалобно охнул, схватился руками за живот, опустился на колени и спустя несколько мгновений лёг на бетонный пол лестничной площадки.

Я присел рядом на корточки и стал смотреть, как на белой ткани водолазки расплывается алое пятно, как сереет его лицо, как губы шепчут что-то невнятное, как в глазах, наполненных слезами, плещется боль и недоумение.

Жить ему осталось несколько минут. Впрочем, как и мне.

Я молчал. Просто ждал, когда окончательно прервется эта трижды никчемная жизнь. Почти полвека ждал, подожду еще немного.

Величайшее изобретение, что могло изменить мир, не допустить войн и спасти множество человеческих жизней, я использовал для того, чтобы сделать счастливым одного единственного человека – мою маму.

Ну и пусть.

Я вижу, как тускнеют его глаза – жизнь покидает того, кто мог стать моим отцом.
Он умрет, а с ним умру и я. Закономерно.

Лишь бы все получилось. Лишь бы всё не зр...


2011-й

Дилинь-дон. Дилинь-дон.

Звук дверного звонка разнесся по маленькой двухкомнатной квартире.

Молодая женщина оторвалась от сервировки праздничного стола, озабочено нахмурила подведенные брови – не забыла ли чего, и направилась в прихожую.

Проходя мимо зеркала в трюмо, она огладила нарядное платье и чуть поправила свежую прическу.

Дилинь-дон. Дилинь-дон.

Звонок звучал нетерпеливо и требовательно.

Муж. Он пришел вовремя. Не задержался на работе, что случалось чуть ли не ежедневно. Значит не забыл о годовщине.

Люда открыла замок и, радостно улыбаясь, потянула дверь на себя.

От увиденного улыбка ее стала еще шире и глаза засияли радостным светом. Огромный букет цветов заполнял все пространство дверного проема и скрывал пришедшего.

– С годовщиной, любимая, – откуда-то из благоухающей чащи раздался такой родной голос, и появилась всклокоченная русоволосая голова.

– Сашка, милый, спасибо! – Люда счастливо рассмеялась





*Жертва(лат)