ГЛАВА I. СМЕРТЬ ВОЖДЯ
Сцена 1
2040 год. В некоем городе, на некоем острове…
Вечер.
Город мёртв. Магазины закрыты и, вероятно, больше не откроются. На улицах ни души. Чего не скажешь о церкви, которая, как всегда, переполнена. Люди перешёптываются, в ожидании начала проповеди. Тот, ради кого все собрались, снова задерживается, от чего, предвкушение, только нарастает.
И вот, в зал медленно входит худой сгорбившийся старик. Его седая борода свисает почти до пояса. Длинные волосы спутаны. Пожилой мужчина одет в синий балахон, отдаленно напоминающий длинное кимоно. Заметив проповедника, зал взрывается овациями. Громогласные хлопки продолжаются около минуты, прежде чем старик, уже вставший за трибуну, поднимает руку, давая тем самым понять людям, что пора бы прекращать. Он говорит:
— Я рад снова видеть вас, мои братья и сестры. Знаю, что и вы рады мне. Ведь я, как и прежде стою рядом с вами на руинах старого мира, чтобы донести истину. Истину, которую мы отвергали и поплатились за это. Наше невежество стало причиной конца. И этого не изменить… Но знаете, что?..
Старик осматривает зал. Восторженные взгляды прихожан направлены лишь на него.
— У нас всё ещё есть шанс заслужить снисхождение великого Логоргутала и спасти свои души. Он говорил со мной. Знаете, что он сказал? Знаете?
Проповедник замолкает, будто ожидая ответа. Естественно, не дожидается.
— Всё просто. Мы должны принять очевидную истину. Земля плоская. Мудрецы говорили нам это. Говорили, что наш мир – это центр мироздания. Но мы не верили…
Он опускает глаза, и, кажется, вот-вот заплачет.
— Слепая вера в ложные науки затмила наш разум. Мы поверили в небылицы о шарах, вращающихся в пустоте. А самое печальное: нас убедили в том, что Земля – всего лишь пылинка во вселенной. И на что же мы рассчитывали? Землетрясения… Наводнения… Бури… Собачья война… Нас предупреждали… Было вопросом времени, когда кара небесная настигнет нас. И вот, это время настало. Время расплаты пришло. Люди начали гнить заживо. Начала гнить их плоть. Начали гнить их души.
Проповедник выходит из-за трибуны и подходит к первому ряду.
— Знаете, я должен вам признаться. Меня… посещали сомнения. Да… Как бы там ни было, я просто человек. По ночам я рыдал, уткнувшись в подушку в страхе перед будущим. Правильно ли я делаю?.. Правильно ли я понимаю глас великого Логоргутала?.. По правильному ли пути я веду людей, которые следуют за мной?.. Кто я: Моисей или Генерал Кастер?.. Но когда наступила ночь белых небес, всё встало на свои места. Когда апостолы спустились на бренную землю, все сомнения в миг испарились. Всё, что говорил мне Логоргутал, сложилось в единую картину. Спасти город от скверны – вот, что хотел великий. И мы его не подвели.
Старик улыбается.
— Так что же дальше?.. Каков следующий шаг на пути к искуплению?.. Я знаю… Я знаю!
Он судорожно трясёт указательным пальцем, перед лицами прихожан, едва не попадая в рот какой-то женщине. Можно подумать, она была бы против…
— Вернуться к корням, открыть свои сердца и впустить в них великого Логоргутала! Это то, что должен сделать каждый из вас! Пусть случившееся станет уроком для нас и для будущих поколений! Пусть случившееся, больше никогда не повторится! И тогда милосердие снизойдет на нас, будьте в этом уверены. Мы те, кто построит новый мир. Мы – внуки священной лозы!
«Мы – внуки священной лозы!» – повторяет за проповедником толпа.
— Славься Логоргутал!
«Славься Логоргутал!»
Старик разводит руки в стороны, будто Иисус на Голгофе.
Аплодисменты!
Сцена 2
Позднее…
Проповедь прошла как всегда великолепно. Филипп входит в свои покои, обустроенные в здании церкви и тяжело вздыхает.
— Фух, наконец-то… Стадо баранов…
Лунный свет едва освещает просторную комнату. Во мраке старик ковыляет к огромному зеркалу, расположенному напротив кровати. Рассматривает свое отражение, потирая морщины на лице. Вдруг, он замечает силуэт позади себя. От неожиданности вздрагивает. Повернувшись, Филипп видит человека, сидящего в кресле.
— Ох… ха-ха-ха, ты меня напугал, — вскликивает проповедник, нервно потирая грудь, — тебя наверно Толик прислал, да?
Старик осматривает юношу с ног до головы. Молодой парень. Русые, немного сальные, волосы. Грязная коричневая куртка. Он не двигается. Просто сидит, уставившись на отца Филиппа.
— Ну, что сказать?.. Хорош-хорош…
Проповедник облизывает губы.
— Хочешь чего-нибудь выпить?
Парень не отвечает.
— Молчун значит, да? Что ж, это даже хорошо. Сегодня рот тебе нужен не для этого, ха-ха-ха!
Рассмеявшись, Филипп во всей красе демонстрирует свои редкие гнилые зубы, которые выглядели так, будто их не чистили с крещения Руси.
— В таком случае, не будем откладывать приятное.
Старик засовывает руку в карман и достаёт конфету в зеленой обертке. Протягивает её юноше.
— Вот, пососи это. Мятная. Для остроты ощущений.
— Не помнишь меня? — вдруг, спрашивает парень.
Старик удивлённо смотрит на него, перебирая в голове лица, пытаясь сопоставить их с лицом юноши.
— Эм… а должен? — переспрашивает Филипп, неловко улыбнувшись.
— Хорошо бы…
— Прости, у меня плохая память на лица. Мы что с тобой, уже…
Проповедник замолкает, заметив рядом с креслом выломанные половицы.
— Ты кто такой?
Старик пытается казаться непоколебимым, но его голос заметно дрожит. Парень оставляет вопрос без ответа. Филипп хочет позвать охранника, стоявшего за дверью, но едва успевает открыть рот. Юноша вскакивает с кресла и бьёт проповедника топором по голове. С глазами полными ужаса, старик отшатывается. Топор, застряв в черепе старика, выскальзывает из рук. Проповедник падает на колени. Кровь заливает лицо, балахон и пол. Старик падает в багровую ложу. В комнате раздаются последние мучительные стоны. И вот, Филипп замирает. Парень, безучастно, разглядывает бездыханное тело проповедника…
Сцена 3
Охранник обнаружил труп поздно ночью, когда кровь старика начала вытекать из-под двери в коридор. Посыльный сразу же побежал в полицию, чтобы доложить единственному в этих краях служителю закона о случившемся.
Утро.
Видимо весть о кончине проповедника быстро разлетелась по городу, ведь зеваки уже окружили церковь. Невысокий мужчина в сером потёртом пальто и потрёпанной шляпе, больше походивший на Хамфри Богарта из Мальтийского сокола, чем на настоящего полицейского, с большим трудом протискивается сквозь толпы плачущих адептов, чтобы попасть в храм. Пройдя по залу для проповедей, капитан Галица попадает в длинный коридор. Там видит Илью и Дениса – сыновей почившего. Братья стоят у входа в покои проповедника.
«Какие же они огромные… — думает полицейский, — Кашей точно в детстве не делились.»
Илья – старший из братьев, лысый, с недельной щетиной, уже давно перешагнувший сорокалетний рубеж, при этом, всё ещё довольно подтянутый и широкоплечий. Денис же, напротив, с немного выпирающим животом, нестриженными растрёпанными, черными волосами и неопрятной окладистой бородой, несмотря на то, что на несколько лет младше брата, кажется более возрастным. Рядом стоит Толик – правая рука отца Филиппа. Низкорослый, щуплый, пятидесятилетний доходяга с очками в толстой оправе и залысинами на голове. На фоне двух колоссов, он выглядит как собачья будка рядом с пирамидами Гизы. Денис, опирается спиной на стену и, с задумчивым видом поглаживает бороду, глядя в пустоту. Илья кричит на тучного мужчину, сидевшего на полу и прикрывающего кровоточащий нос рукой.
— Идиот! Ты нахрена тут стоял? Как допустил такое? Бестолочь!
— Что здесь происходит? — вклинивается капитан в разговор.
Братья и Толик оборачиваются.
— О, приперся наконец-то, балбес. Ты где шляешься? — обращается к Галице Илья.
«Хм, ладно… Беря во внимание его горе, я прощу мужчине эту дерзость.»
— Где тело? — переспрашивает полицейский, игнорируя вопрос старшего брата.
«Нужно сразу показать, кто здесь главный. Показать кто владеет ситуацией, так сказать…»
Илья, с раздражением на лице, указывает рукой в дверной проём. Галица медленно входит в покои.
«Боже мой… Какой кошмар… Кто мог сотворить такое?.. Какой ужасный ремонт!»
Розовые стены. Кровать в форме сердца. Из-под неё выглядывает нечто похожее на собачий ошейник. Из-под подушки торчат меховые наручники.
«Хм… не знал, что проповедник работал в органах…»
На комоде лежит плётка.
«И, видимо, пастухом…»
Труп старика находится рядом с кроватью в луже запекшейся крови. Череп расколот, словно кокос. На лице застыла гримаса отчаяния.
«Хм… самоубийство? Или убийство? Кто посмел?! Кто возомнил себя выше закона?! Кто решил навлечь на себя гнев капитана Галицы?!»
Из коридора доносится знакомый бубнёж:
— Ой, да как же так-то?.. Как же так?.. Как же мы будем дальше жить то, без отца Филиппа?.. Кто теперь о нас позаботится?.. Кто защитит?..
«Толя… Мелкий выпердыш…»
— Заткнись, пока язык плоскогубцами не вырвал, — уставшим голосом говорит Денис, — бесишь…
Рядом с креслом лежат отломанные половицы.
«Зачем их здесь так оставили? Почему никто не починил?! А если бы проповедник запнулся? А вдруг… это… и стало причиной смерти? Несчастный случай? Хм, эту версию нужно отработать.»
— Ну, ты всё?! — нервничает Илья.
— Странное дело… — отвечает капитан.
«Не хочу пока выкладывать все карты на стол.»
— Чё странного? Ясно же это те ублюдки гнилые сделали. Суки. Убью! — подключается к разговору младший брат.
— Так, Денис, не горячись!
«Мой голос тверд как сталь.»
— Не торопись с выводами. Я со всем разберусь. Я доберусь до истины. Не волнуйся, я поговорю с… с ними.
— Да уж будь добр, — говорит Денис, — Найди эту мразь, либо я сам найду. Надеюсь, ты понимаешь, что я имею в виду?
«Я не понимаю, что он имеет в виду.»
— Эй, оглох что ли?! — младший брат подходит к Галице вплотную.
— А… да… Хэм… Ну что ж… Я пойду… расследовать…
«Атмосфера накаляется. Пусть братья остынут, а я пока наведаюсь в гнилой район.»
— Джентльмены… — говорит полицейский присутствующим на прощание, выходя из спальни и, направляясь на выход.
— Идиот… — тихо говорит Илья, закатив глаза.
«О ком это он? О Толике? Ха, согласен. Тот ещё чудик…»
Сцена 4
Утро.
Миша крадётся меж покосившихся бараков, время от времени оборачиваясь, убеждая себя в том, что его никто не преследует. Озираясь, он выходит на заросшую травой тропинку. У старенькой одноэтажной избушки с треснувшими окнами, на небольшой скамейке возле входной двери, держа в руках книжку, сидит молодая девушка с короткими светлыми волосами. Лиза, заметив брата, буквально на секунду отвлекается, а затем снова возвращается к чтиву.
— Вернулся?.. Где был, мелкий? — не поднимая глаз спрашивает она Мишу.
— Гулял, — отвечает парень, открывая дверь.
— С топором? Под Патрика Бейтмана косишь?
На издёвки сестры брат не отвечает. Входит в дом. Ставит окровавленный топор у стены. Проходит по скрипучему полу к обеденному столу и, сняв куртку, вешает её на спинку стула.
— Чё такой задумчивый? — говорит, всё же закончившая чтение Лиза, вошедшая следом. — И грязный? Опять. Почему ты всегда такой грязный, а? В помойке шарился?!
Парень молча подходит к кухонному шкафчику. Открывает дверцу, достаёт банку тушёнки.
— Ау!
Девушка щёлкает пальцами перед лицом Миши.
— Я это сделал, — говорит он монотонно, открывая банку консервным ножом.
— Что сделал?
— Ты знаешь.
— Не знаю.
Миша не отвечает. Лишь поворачивает голову и пристально смотрит на сестру. Его взгляд говорит сам за себя. Да и Лиза поняла, что речь идёт о проповеднике. Просто хотела, чтобы брат сказал это в слух.
— Зря… Очень-очень зря… — мрачным голосом говорит девушка. — Ты же понимаешь, чем это может кончится, да?
— Мне нужно покормить пса.
— Этим? — скривив лицо и показывая на консервы спрашивает Лиза. — Они ещё при Николае втором протухли.
— Пойдёт…
— Ладно… — произносит девушка, закатив глаза и выходя снова на улицу.
Юноша, открыв банку выкладывает её содержимое в собачью миску.
«И правда, похоже на блевоту…»
Взяв тарелку в руки, Миша выходит в коридор. Открывает одну из дверей. Входит внутрь. В комнате непроглядная тьма. Лишь малая её часть освещается солнечным светом через дверной проём.
Миша ставит миску на пол и пинает её в глубь комнаты. Раздаётся слабый звон цепи. Пол дрожит в унисон со шлёпающими звуками. Юноша, немного послушав чавканье, выходит в коридор, встречаясь взглядом со стоявшим у стены отцом.
Олег Сергеевич – мужчина средних лет, внешне ничем не примечательный, кроме, разве что, своего удивительно сходства с Пчелой из Бригады.
— И долго ещё это будет продолжаться? — спрашивает мужчина сына.
«Не отвечай. Не отвечай. Игнорируй.»
— Избавься от него, пока не поздно.
Парень, делая вид, что не замечает отца и уходит в свою комнату, дальше по коридору.
Сцена 5
День.
Капитан Галица медленно и нехотя приближался к гнилому району.
Город давно потерял свой облик. Грязные тротуары. Брошенные за ненадобностью, раскуроченные машины. Выбитые окна в, и без того серых, унылых, пятиэтажках. Однако, каким бы депрессивным не был город, в сравнении с гнилым районом он выглядит как Париж. От букета вони из экскрементов, мочи, плесени и гниющих трупов желудок, так и хочет вывернутся наизнанку. От криков, полных страданий и боли, вполне разумной кажется мысль, засунуть включённую дрель себе в уши, лишь бы никогда этого больше не слышать. Глядя на гниющих заживо обитателей, физически чувствуешь, как болят глаза. Старики, которые вынуждены доживать последние годы в адских муках. Взрослые люди, лучшие годы которых проходят в агонии. Дети, которые от боли выплакали последние слёзы. Даже серая туча, которая нависает над городом двадцать четыре на семь, в гнилом районе больше похожа на огромный сгусток смолы, чем на облака.
«Наверняка бедолаги затаили обиду на своих мучителей за ночь белых небес. Но могли ли они пойти на столь радикальный шаг и убить самого уважаемого человека города?..»
— Пожалуйста, помогите! — слышит капитан жалобный возглас.
«О, боже…»
Справа от него, в клетке, примерно метр на метр, сидит голый мужчина.
— А… Чем могу помочь?
— Выпустите меня, умаляю! — узник рыдает. — Эти дикари… Они… Они…
— Отойди от него! — словно раскат грома, раздаётся знакомый голос.
Навстречу идёт мужчина в коричневом дождевике с капюшоном. Его лицо перемотано какой-то чёрной тряпкой. Это Потап – лидер гнилого района, за что и получил в городе кличку «сгнивший король».
— Этот ублюдок, пришёл сюда пару дней назад и пытался втюхать нам якобы лекарство от… — король показывает на своё, покрытое язвами, лицо, — от этого. Мразь.
— Послушай, но так ведь не…
— Не лезь в наши дела, — перебивает полицейского Потап, — зачем пришёл?
— Проповедник. Его у…
— Знаю. Мы тут причём?
Когда мужчина подходит ближе, Галица понимает, что тряпка на его лице не чёрная. Такой оттенок она приобрела из-за запёкшейся крови.
— Я… Я не говорил, что вы... причём-то. Просто отрабатываю версии.
Полицейский переминается с ноги на ногу, под тяжёлым взглядом сгнившего короля.
— И зачем бы, по-твоему, нам это делать? Потому что этот старый ублюдок устроил геноцид? Или, потому что убедил весь город, что мы прокляты? А может быть, за то, что он выгнал нас из города?
— Слушай, ну хватит. Здесь не так уж и плохо… — капитан окидывает взглядом район, понимая, что взболтнул чушь. — Просто подождите ещё немного. Я уверен, что скоро придумают, как вас вылечить. Вас спасут. Нужно лишь немножко потерпеть.
— Ха-ха-ха, — разрождается Потап сумасшедшим смехом, — Ты совсем идиот? Кто нас вылечит?! Кто нас спасёт?! Уже год прошёл. И что?.. Что изменилось?
— Скоро врачи… учёные придумают лекарство. Настоящее, — Галица бросает мимолётный взгляд на мужчину в клетке. — Остров откроют и всё станет как прежде…
— Очнись, дурачок! Если бы кто-то хотел придумать лекарство, его бы уже придумали. Никто нас спасать не собирается. Нас просто заперли на острове, окружённом военными кораблями, чтоб никто не сбежал, — король подходит к капитану почти в плотную. — Нас спрятали от мира и ждут, когда мы сгинем, чтоб проблема решилась сама собой.
— Это просто карантин.
— Это концлагерь. Никто не придёт. Никто не уйдёт.
«Ох, такой пессимист… И что на это ответить?..»
— Эм… Ну… Кхэм… Так… По поводу того зачем я пришёл…
— Передай своим хозяевам, что мы тут не причём.
Король разворачивается и хочет уйти.
— Они мне не хозяева.
— Да-да-да…
«Ну и ладно… Пусть думает, что хочет…»
— Я бы хотел опросить народ.
Мужчина останавливается и снова поворачивается к капитану.
— Крепко же ты вжился в роль полицейского.
— Я… я и есть полицейский.
— Знаешь, что?.. Я даю тебе последний шанс свалить, иначе, будешь сидеть в этой клетке вместо него, — произносит Потап, показывая на пленника. — Я тебе сказал: мы не при делах. Но я искренне надеюсь, что старик умирал в мучениях.
На этих словах король уходит окончательно.
«Что ж… Тут мне ловить нечего. Лучше, как можно скорее вернуться в город…»
— Пожалуйста, молю, — шепчет плачущий мужчина в клетке, — откройте. Я больше так не буду.
— Извини, — говорит капитан на ходу, покидая гнилой район.
«Мда… Встреча прошла не так как я ожидал… Совсем не так…»
ГЛАВА II. ПЕРЕПУТЬЕ
Сцена 1
Вечер.
Церковь переполнена. Люди перешёптываются, в ожидании начала проповеди. В зал входит Илья. Он одет в балахон, напоминающий одеяние, в котором выступал его отец, только зелёный. Из-за своих габаритов и в целом, имея типаж скорее дровосека, чем священника, в подобном облачении, мужчина выглядит несколько комично. Раздаются жидкие аплодисменты.
— Здравствуйте, — произносит мужчина, встав у трибуны, не глядя на слушателей и заметно нервничая. — Что ж… В общем, Земля плоская. Это ясно, да? А мы… Мы – прокляты.
Тон нового проповедника сухой и безучастный.
— Но мы можем спастись. Нужно… Нужно… — Илья пытается подобрать слова, — Нужно верить, что… Земля плоская. Вот. Иначе… Иначе будете как эти. Ну, вы поняли. Оно вам надо? Оно вам не надо. В общем, всё. Всем спасибо. До свидания.
На этих словах мужчина разворачивается и, так и не взглянув на прихожан, уходит в дверь позади себя. Пара-тройка человек тихонечко хлопают, остальные в недоумении переглядываются, пытаясь понять, что это было.
Илья выходит в коридор. Там, съёжившись, потирая ладоши, стоит Толик. Следом за братом входит Денис, слушавший «проповедь» в первом ряду зала.
— Ну, красавец-красавец, — ехидно произносит он, — прям Джим Джонс. Не речь, а песня. Аж за душу берёт.
— Иди в жопу, — раздражённо парирует Илья, расстёгивая балахон и бросая его на пол. — Сам шуруй и выступай, если такой умный.
— Не. Так ездить по ушам только батя умел.
— Ну, вот и молчи.
— Ой, а мне показалось очень неплохо, — влезает в разговор Толик, поднимая одеяние проповедника. — Для первого раза очень даже не дурно. Просто нужно немножечко практики и станете прям как отец Филипп.
Илья бросает презрительный взгляд на откровенно заискивающего мужичка.
— Не могу я так, — говорит старший брат, расстроенным тоном, — на ходу сочинять дребедень про проклятья и апостолов, делая вид, что это охренеть какая мудрая мудрость. Я туда больше не выйду.
— Ну, ладно-ладно, ты так не горячись, — подбадривает младший, — да, первый блин комом. Но как-то же надо этих дурачков в узде держать. Лучше вести толпу, чем ждать пока она тебя растопчет.
— Да знаю я…
— Слушай, — снова говорит Денис, — что делать то будем?
— С чем? — переспрашивает Илья.
— Как с чем?.. С мразью той, которая отца порешила.
— Пока ничего. Пусть наш Комиссар Мегрэ разберётся. Глядишь и нароет чего.
— Ты серьезно? Этот придурок козюльку у себя в носу не найдёт. Спорим, он даже пистолетом пользоваться не умеет.
— Ну, хочешь, сам поищи.
— Что-то ты как-то слишком спокоен.
— В смысле?
— Ну, не знаю. Как будто и не произошло ничего. Как будто никого из близких накануне не замочили. Как будто тебя больше волнует, как с проповедей соскочить.
— А что мне, ходить плакать, волосы на яйцах рвать от горя?
— Ну, сказал бы что-нибудь? А то как батя умер ты, будто и забыл, что человечек был такой?
— Сказать что-нибудь? — Илья становится как никогда серьезным. — Ладно. Старый педофил получил по заслугам. Странно, что этого раньше не случилось. Так тебя устроит?
Челюсть Толика падает на пол от услышанного.
— Ух ты, как заговорил! — вскликивает Денис. — Круто-круто… Так чё, может тогда вообще никого искать и не надо?.. Простим героя?.. Он же такой подвиг совершил! Мир от такого мерзкого человека избавил!
— Не передёргивай! — рычит Илья. — И нечего тут обиженку строить. Ты и сам об отце всё прекрасно знаешь. А падла, что убила его, так или иначе свое получит. Сам лично как свинью выпотрошу.
— Ну-ну… — бурчит себе под нос Денис.
Младший разочарованно смотрит на старшего. Затем, качая головой, медленно уходит. Илья провожает его тяжёлым взглядом.
— Знаете что, — шёпотом обращается к новому проповеднику Толик, — я… я считаю вы правы. По поводу отца. Очень плохой был человек.
— Толик…
— Что, проповедник?
Дистрофик нагибается ещё ниже и, кажется, вот-вот поцелует Илье ботинки.
— Скройся.
Мужчина смотрит на задохлика так, будто собирается вырвать тому сердце. Толик понимает всё с полу слова и, испуганно кивнув, быстрыми шагами убегает из коридора в неизвестном направлении.
Сцена 2
Поздний вечер.
— Всё, готово, — утомлённым голосом говорит Потап.
— Ой, спасибо ребята, — радостно произносит Антонина Георгиевна, — не знаю, как вас благодарить.
— Да ладно, ничего не нужно.
Потап и Лёва отходят от только что сооружённой палатки из куска брезента, найденного на свалке. Окидывают проделанную работу гордым взглядом.
— Вы прям мои спасители. А то пакеты рвутся всё время. Замучалась уже с ними. Сейчас, хоть потеплее по ночам будет.
— Ну да, ну да… — неуверенно говорит мужчина. — Обращайтесь, если что-то нужно будет.
В ответ однорукая старушка улыбается. Потоп и Лёва отходят в сторону.
— Ты чё? — замечая, что король изменился в лице, спрашивает Лёва.
Год назад парня легко можно было спутать с молодым Брэдом Питтом. Сейчас же, двадцатилетний Лёва больше похож на Хранителя склепа.
— Да так, ничего, — пытается уйти от разговора Потап.
— Давай, колись.
Мужчина выдыхает и всё-таки говорит:
— Скоро зима. Лето в этом году гораздо холоднее, чем в том. С зимой, вероятно, будет тоже самое. Нужно что-то делать. Прошлую зиму пережила только половина из нас. Следующую не переживёт никто. И палатки из брезента нас не спасут.
Гнилой парень, погружается в размышления, надеясь раскопать у себя в голове дельную идею, которую бы одобрил Потап, но на ум ничего не приходит.
— Нужны теплые вещи, — продолжает Потап. — Много тёплых вещей. Лекарства. Еда, само-собой. А где это всё взять, ума ни приложу.
— Может, по-тихому в город наведаемся?
— Опасно. Если засекут… Хотя… нам же необязательно далеко ходить…
Лёва бросает вопросительный взгляд на Потапа. Мужчина смотрит куда-то перед собой. Проследив за взглядом короля, парень оборачивается. За густым лесом виднеется крыша здания.
— Больница? — уточняет Лёва.
— Ага. Всё равно рискованно, конечно. Напротив неё жилой дом. Да и, вряд ли там, что-то осталось. Но и вариантов не много. Со свалки мы уже вынесли всё, что можно.
— Хм… — снова задумывается парень. — В принципе, можно попробовать.
Позади слышится какая-то возня. Кряхтя, из леса, волоча за собой автомобильную шину, идёт старик. Потап и Лёва направляются к нему.
— Борис, нахрена она тебе? — спрашивает король.
— Клумбу хочу сделать, — хриплым голосом отвечает дед.
— А клумба тебе зачем?!
— Как зачем?.. Чтоб была. Посажу цветы. Хоть какая-то красота будет.
— Вообще-то, уже август, — присоединяется к разговору Лёва, — ты их только посадишь, они сразу и завянут.
— Завянут, так завянут. Всё равно посажу.
— Ладно, — говорит Потап, — давай поможем, а то ещё…
Недоговорив, мужчина со своим товарищем подхватывают шину и несут к палатке деда Бориса. Старик не против.
— Ух, тяжёлая… — говорит король. — И ты её сам по лесу тащил? Поберёг бы себя. Не мальчик уже.
— Ха-ха, да ладно… не мальчик… я ещё вас переживу.
— Что за цветы то будут? — спрашивает Потап.
— Не знаю. Вот посажу и посмотрим.
— Мда, дед, — говорит Лёва, — как-то не очень ты всё продумал. Ни время нормально не подгадал, ни с цветами не определился.
— Да, я ничего и не планировал. Просто по лесу гулял, гляжу – шина! Ну и, дай, думаю, цветы посажу.
— Вот так и надо жить… — констатирует парень.
— О, Потап, а я тебя везде ищу, — раздаётся голос.
Хромая, гнилой мужчина подходит к королю. Он заметно нервничает.
— Там… это… Пришли к тебе…
— Кто?
— Лучше сам посмотри.
— Ладно…
— Заодно проверь, как там наш ужин, — говорит Лёва королю на последок, — готов уже или как?..
Сцена 3
Поздний вечер.
Миша и Лиза сидят за столом и играют в шахматы.
— Ну что, мелкий, сдаёшься? — издевается над братом сестра. — Давай! Сдавайся! Мне уже тебя жалко.
Глаза Миши судорожно бегают по доске, в поисках идеального хода.
— Ты уже семь партий подряд проиграл. С чего ты взял, что у тебя есть шанс взять восьмую? К чему продлевать агонию?..
— Первые семь партий я тебе поддавался. Чтобы ты не чувствовала себя убогой.
— Ой, кто бы говорил об убогости…
— Я бы говорил.
— Вот именно. Знаешь, родители просили не рассказывать, но я не могу скрывать такое. Я же хорошая сестра… В общем, когда ты появился на свет, мама с папой сразу поняли, что породили маргинала. Поэтому, через год сделали идеальную меня, чтоб на фоне моей безупречности им было не так стыдно за тебя.
— Помолчи…
— Смотрел фильм «Близнецы»? Там ещё Шварценеггер и Де Вито играли. Это же буквально наша жизнь…
— Да ладно… Что ж ты так самокритично. Не так уж и ты и похожа на Де Вито…
— Нет-нет-нет, не пытайся огрызаться. Это, вообще, не твоё. У меня аж испанский стыд из-за тебя. Запомни, мелкий, я тебя унижаю, ты – терпишь. Усёк?
— Щас ты договоришься, и я…
Стук в дверь не даёт Мише закончить фразу. Молодежь затихает. Брат жестом показывает сестре, чтобы та вела себя как можно тише. Он тихонечко встаёт со стула. Крадётся к двери. Поднимает, покрытый засохшей кровью, топор.
Снова стук.
Миша дёргает шпингалет. Дверь открывается.
На пороге стоит щуплый мужчина. В начале он слегка улыбается, но, когда видит Мишу, радость тут же исчезает с его лица, сменяясь тревогой.
— А… Эм… Кажется, я ошибся домом. Всего… всего хорошего, — произносит Толик, после чего разворачивается и, настолько быстро на сколько позволяют его хилые ножки, уходит прочь от дома.
Парень некоторое время смотрит мужчине в след.
«Неужели?.. Всё-таки вернулся… И искать не пришлось…»
— Миша, не надо, — становясь серьезной, обращается Лиза к брату, но он уже не слышит…
Толик нервно семенит по тропинке, едва не запинаясь об собственные конечности. Время от времени он озирается, встречаясь взглядом с преследующим его парнем. Миша, хладнокровно идёт за испуганным мужичком, крепко сжимая топор в руке. Толик, пытается бежать, но кажется, его силы уже на пределе и юноше достаточно обычного шага, чтобы настигнуть жертву.
— Кто-нибудь, помогите! — пищит мужичок. — Люди! Кто-нибудь!
Здесь никого нет…
— Пожалуйста, помо…
Топор с треском вонзается Толику в макушку, раскалывая череп, как грецкий орех. Мужчина, со смесью страха и удивления на лице, плашмя падает лицом в траву. Миша подходит к телу, ставит ему ногу на голову и достает окровавленное лезвие. Он оглядывается по сторонам. Удостоверившись, что поблизости ни души, парень берет труп за штанину и тащит его за собой в сторону дома. Преступление осталось незамеченным.
Или нет?..
Двое детей, мальчик и девочка, лет десяти на вид, укутанные в скрывающие лица тряпки, притаились за небольшим холмом неподалёку, став невольными свидетелями расправы…
— Ох, Никита, как же я люблю наш город… — обращается девочка к брату, любопытно таращась на картину убийства.
Сцена 4
Поздний вечер.
Одетый в толстовку с капюшоном, чтобы дойти до гнилого района, как можно более незаметно, Илья стоит в грязи, едва сдерживая рвотные позывы от вони, пропитавшей лёгкие. Шаркая ногами, мимо нового проповедника ковыляет какой-то мужчина. То, что от него осталось. Правый рукав куртки пуст и небрежно заправлен в карман. На месте носа зияют две дыры, из которых сочится коричневая жижа. Губы тоже отсутствуют, от чего без труда можно разглядеть чёрные зубы, коих осталось не больше десяти. Гнилой, с нескрываемой неприязнью, сверлит Илью взглядом, от чего новоиспечённый проповедник невольно отводит глаза в сторону. Он замечает небольшую клетку, испачканную кровью. Метрах в пяти от неё расположился самодельный, небрежно собранный вертел, на который надет огромный кусок мяса, отдалённо напоминающий ногу.
— Ох, ты! — язвительно произносит Потап, проходя мимо Ильи, будто не удивлённый присутствием мужчины. — Сам царь, в наших краях!.. Зачем пожаловали?
— Ты знаешь, — говорит проповедник.
— Неужто, пришёл отведать нашей кухни? — Потап достаёт из-за пояса кинжал и отрезает кусочек мяса с вертела, после чего, отправляет его себе в рот. — Ну, ещё минут пятнадцать… Будешь? — снова обращается он к Илье, показывая на кусок плоти.
¬— Нет, — нервно отвечает мужчина.
— Да я просто из вежливости спросил. Мы на тебя и не готовили.
— Что это?
— Это? — Потап показывает на вертел. — Это… курица.
— Большая…
— Сам в шоке. Так, зачем ты здесь?
— Хватит. Я знаю, что это вы сделали.
— Мы? С чего ты взял?.. — тон короля стал ещё более издевательский. — Неужели, у нас были для этого какие-то причины?..
— Слушай, я буду говорить, как есть. Мне наплевать на старика. Те вещи, которые он делал… Но… Ты же понимаешь, что я не могу это просто спустить на тормозах? Кто-то должен ответить.
— И эти кто-то – мы?
— Просто укажи на того, кто это сделал и всё закончится.
— Всё закончится? Мы сможем вернуться в свои дома?
— Потап…
— Что «Потап»? — голос короля становится серьёзным. — Слушай, зачем это всё? Почему вы просто не покончите с нами? Залить здесь всё бензином и сжечь дотла… Зачем эти разговоры про «спустить на тормозах», «кто-то должен ответить» и прочая чушь?
— Не драматизируй. Я не…
Потап перебивает:
— Мы свыклись, что вы считаете нас виновными во всех мыслимых и немыслимых грехах, но вы правда считаете нас причастными или это просто повод завершить начатое? Кто мы по-вашему? Орден ассасинов? Вчера один бедолага сломал палец, когда ковырялся в ухе. Может это был он?
— А может это был ты?
— Мне придётся доживать свою жалкую жизнь в душевных муках, жалея, что это был не я.
Илье нечего ответить.
— Ты, кстати, не хочешь с родственниками повидаться? Твоя жена вон там, — король показывает рукой себе за спину, на муравейник из палаток, — видишь? Вон тот дворец из жёлтых пакетов. Это её дом. Позвать? Марина Сергеевна, к вам муж пришёл! — кричит Потап.
— Перестань.
— Да я шучу! Ха-ха-ха! Чё ты так напрягся? Она умерла месяц назад.
Новость прозвучала для Ильи, словно удар кувалдой по голове. Мужчина смотрит на короля, в надежде, что это снова проявление его тупого юмора, но тот всем своим видом даёт понять, что абсолютно серьёзен.
— Как это случилось? — опуская взгляд себе под ноги, спрашивает проповедник.
— Она почти ничего не ела. В последние дни совсем плохая была. Даже с лежанки не вставала. А однажды, просто не проснулась… До последнего надеялась, что ты придешь и заберешь её. Что всё будет как прежде. Дура наивная…
Голос Потапа эхом доходит до ушей Ильи. Словно мужчина под водой. Он молча разворачивается и просто уходит.
— Ты куда? — кричит ему в след Потап. — Вроде ж нормально говорили. Не?
Илья, не в силах произнести хоть что-то продолжает медленно удаляться.
— Ну ладно. Заходи если что. Тут тебе всегда рады.
Сцена 5
Поздний вечер.
Миша толкает дверь рукой, в которой всё еще зажат топор. Заходит внутрь, затаскивая труп Толика следом. Лиза, прикрыв ладонью лицо, сидит за столом, демонстративно игнорируя брата. Олег Сергеевич стоит у окна, осуждающе разглядывая юношу и мертвеца.
— Что ты делаешь? — произносит он, качая головой.
Миша молчит.
— Миша, — окликивает Олег Сергеевич сына.
Парень продолжает тащить Толика по комнате.
— Миша.
Из дыры в голове льётся кровь, оставляя позади себя кровавый шлейф.
— Миша!
— Что! — Срывается на крик сын, отпуская штанину. — Что ты хочешь?!
От неожиданности Олег Сергеевич вздрагивает.
— Сынок. Это… это всё очень далеко зашло. Тебе нужно…
— Заткнись! Заткнись!
— Миша… — пытается вклиниться в разговор Лиза.
Она кладёт руку брату на плечо, но тот сразу же отмахивается.
— Это всё твоя вина! Твоя! — Вопит юноша, указывая топором на отца. — Если бы не ты, ничего бы этого не было!
Из глаз Миши, толстой струёй начинают литься слёзы, которые тот пытается вытереть рукавом.
— Я тебя ненавижу.
— Сын…
— Не лезь ко мне.
Миша отворачивается, снова хватает Толика за штаны и тащит в коридор.
ГЛАВА III. ДОМ НА КРАЮ ГОРОДА
Сцена 1
Полгода назад…
Ночь.
Илья сидит на диване, разглядывая фотографию со дня свадьбы двадцатилетней давности. Он смотрит на Марину, одетую в белое платье, со странной причёской из-за которой она похожа на невесту Франкенштейна. Между тем, мужчина понимает, что красивей, чем в тот день, она уже никогда не будет.
Сейчас Марина лежит в соседней комнате. Чтобы гнилостный запах не просочился под дверь, мужчина подложил полотенце.
Илья любит жену. Старается ухаживать как может. Даёт обезболивающие. Кормит с ложки. Каждый день меняет, пропитанное гноем и кровью, постельное белье. Выкидывает отвалившиеся пальцы. Но это тяжело. Тяжело смотреть на лицо, с которого сползла почти вся кожа. Тяжело слушать, мучительные стоны.
Илья любит жену. Но иногда, думает, что всем, особенно Марине, было бы лучше, если бы она умерла.
Кто-то звонит в дверь. Илья знает, кто. Он встаёт с дивана. Выходит в коридор. Подходит к двери. Открывает. На пороге стоит Денис и ещё двое мужчин.
— Пора, — говорит младший брат.
— Она в комнате, — безэмоционально произносит Илья, отходя в сторону.
— Поможешь?
— Нет.
Илья уходит на кухню. Он слышит, как мужчины проходят через зал и открывают дверь в спальню.
— Денис, ты зачем здесь? — слышит мужчина голос жены.
— Вставай, — говорит брат.
— Что происходит? Илья! Отпустите! Куда… куда вы меня ведёте? Илья! Илья!
На зов Марины мужчина не выходит. Он рыдает, склонившись над раковиной, зажимая лицо руками, чтобы никто не слышал.
— Илья, помоги! Пожалуйста, Илья! — доносится из подъезда.
Голос становится всё тише и тише.
— Илья!
Наступает тишина. Мужчина вытирает лицо кухонным полотенцем. Выходит в коридор. Одевает зимнюю куртку и ботинки. Выйдя из квартиры, хлопнув дверью, сквозь вой метели, он слышит крики с улицы. Чем ниже спускается мужчина, тем они громче.
То, как мужчина с бинтами на лице пытается ударить другого мужчину, но вместо этого натыкается грудью на вилы в руках того, становится первым, что видит Илья, выйдя из подъезда. Отовсюду доносятся визги, плач и выстрелы.
— Быстрее, быстрее! — говорит старик, толкая перед собой плачущую женщину без носа.
— Славься, Логоргутал! Славьтесь апостолы! — слышит Илья голос отца где-то в дали. — Славьтесь белые небеса! Судный день наступил! Пекаторы ответят за свои грехи!
— Пошли на хрен из города! — орёт бегущий толстяк, удирающим от него людям, размахивая серпом.
Дальше по улице Толик пытается вырвать за шкирку гнилого ребёнка из рук здоровой матери.
— Женщина отпустите, пожалуйста, — говорит он, — мне тоже это всё не нравится, но так нужно.
— Нет! — кричит мать, держа девочку за предплечья.
— Пожалуйста, я же как лучше хо…
Толик не успевает договорить. Он оступается, падая на тротуар. Девочка падает за ним. Оторванные руки дочери остаются в руках матери. Ребёнок от боли издаёт душераздирающий вопль. Женщина, осознавая, что произошло, впадает в истерику. Она падает на колени, начиная биться головой об лёд. Толик откидывает от себя девочку и встаёт на ноги. Он говорит:
— Ну… ну, вот зачем вы так? Я же по-хорошему просил. Это ваша вина.
— Тварь! — орёт женщина, вскакивая и начиная избивать Толика кулаками по голове, — Убью!
Какой-то мужик подбегает к ней сзади и, со всей силы бьёт по голове лопатой. Женщина падает замертво.
— Отчистим город от скверны!
Щуря глаза из-за летящего снега, Илья смотрит влево. Отец Филипп медленно идёт среди хаоса, читая проповедь. Он одет в пышную меховую шубу из-за чего похож на сутенёра.
— Изгоним нечисть с наших земель! Пусть апостолы увидят наше стремление к очищению! Славься Логоргутал!
«Славься Логоргутал!» — вторят ему мясники.
— Илья, — обращается Филипп к сыну, — присоединись к своим братьям и сёстрам в священной войне.
Илью переполняет злоба. Он хочет схватить отца за шею и душить до тех пор, пока лжепророк не сдохнет, но, вдруг, замечает, что взгляды овец направлены на него. Один из сектантов протягивает мужчине лом. Трясущейся рукой, нехотя, Илья его принимает.
— Славно, — говорит Филипп, скалясь гнилыми зубами.
Сцена 2
Утро.
Илья и Денис стоят перед открытой могилой пока четверо мужчин, на ремнях, опускают в неё гроб с их отцом. Чуть поодаль, горюют прихожане. Сотни прихожан. Илья, время от времени, поглядывает на них, от чего, мужчине становится не по себе. Выглядит это, и правда, странно. Все ревут. Какая-то бабка, упав на колени и вскинув руки к небесам кричит:
— Верните отца! Заберите меня вместо него!
Другая старуха срывается с места и пытается прыгнуть в могилу, но её успевают перехватить фанатики, стоявшие рядом. Мужчина падает на землю и, в истерике, начинает рыть ногтями землю. Всё это выглядело как сюр, будто хоронят Ким Ир Сена.
— Нет… — мотая головой, произносит Илья измождённым голосом, — Нахрен…
Он разворачивается и, не дождавшись, даже момента, когда его отца начнут закапывать, уходит. Денис, недоумевая, разводит руками и смотрит брату в след.
Сцена 3
День.
Капитан Галица сидит в своём кабинете, читая затёртый до дыр комикс, когда слышит дикий ор.
— Ты что о себе возомнила?! — доносится крик и звуки какой-то возни из коридора полицейского участка. — Ничего-ничего… Сейчас за всё ответишь. Не брыкайся! Хуже будет!
Дверь в кабинет капитана открывается. В помещение влетает старуха с бешенными глазами. Лидия Павловна. Следом она втаскивает за шиворот гнилого ребёнка. Судя по длинным волосам – это девочка.
— Вот, капитан, полюбуйся, — обращается к полицейскому пожилая дама с лицом Друпи, — шляется по городу, как ни в чем ни бывало. Дрянь!
— Отпусти! — раздаётся писклявый голос девочки.
— Ага, щас! Что твориться то?.. Средь бела дня, с дружком своим, как у себя дома. Совсем оборзели!
— А дружок где? — спрашивает Галица, откладывая комикс в сторону.
— Смылся. Пошустрее этой оказался.
— Отпусти, карга!
¬— Ах ты…
Старуха поднимает руку, чтобы ударить ребёнка.
— Лидия Павловна, успокойтесь, — вмешивается капитан.
— Успокоиться?! Да я спокойна как удав. Мне можно. А вот почему ты такой спокойный? Ты видишь, что эта падаль гнилая делает? Им ясным языком сказали, а они прутся и прутся. Наведи уже порядок в конце концов! Ты полицейский или кто?!
С этими словами бабка толкает девочку в сторону капитана и, крайне агрессивной походкой, выходит из кабинета, громко хлопнув дверью.
— И что мне с тобой делать? — говорит Галица, разглядывая ребёнка.
На девочке не по размеру длинная чёрная куртка. Лицо перемотано тряпкой. Неосознанно, из-за сильного внешнего сходства, капитан проводит параллель между ней и джавой из Звёздных воин.
— Начальник, ну, пожалуйста! Отпусти! — молит девочка. — Ты меня больше не увидишь. Зуб даю!
— Да-да-да…
— Я правду говорю! Век воли не видать.
— Присядь-ка, — говорит капитан, показывая на стул перед столом.
Девочка подчиняется.
— Как звать то тебя?
— Таня.
— Значит так, Таня, ты – нарушитель. А нарушители должны сидеть в тюрьме.
— Но…
— Я не договорил.
Девочка, скрестив руки на груди, откидывается на спинку стула и опускает голову.
— Так уж вышло, что ты еще мала для этого. Поэтому, когда стемнеет, чтоб лишнее внимание горожан не привлекать, отведу тебя в гнилой… Кхм… Отведу тебя домой. И проведу беседу с твоими родителями. Чтоб неповадно было…
— Нет у меня родителей, — с тоской в голосе отвечает Таня.
«Вот чёрт…»
— И на зону я не вернусь.
— Зону?
— Ну, гнилой район… — девочка закатывает глаза.
— Вернёшься, куда ты денешься?.. Я сам тебя верну.
— Ну и возвращай. Я убегу. Жить я там не буду.
— Ох… Почему?
— Там грязно и воняет. А ещё они людей едят.
«Людей едят… Вот фантазёрка…»
— Послушай, Таня, я понимаю, что пока условия жизни там оставляют желать лучшего, но ты должна быть… со своими…
— Я не хочу.
— И где же ты живёшь?
— В заброшке. Возле музея.
— Хм, понятно… Одна?
— Да.
— А что насчёт дружка?
— Какого дружка?
— Подельник твой. Кто это?
— Я не стукач.
— Говори. А ни то на пятнадцать суток закрою.
— На понт меня взять хочешь? Ха. Не закроешь. Так уж вышло, что я еще мала для этого…
— А проверять никто не будет.
— Ладно… Никита. Брат мой.
— Брат? Он что же, не с тобой живёт?
— Нет. В гнилом районе, с остальными.
— И почему ты брата одного оставила?
— Я предлагала ему со мной уйти. Он боится.
— И правильно делает. Тебе бы с него пример брать.
Она тяжело вздыхает. Капитан и девочка некоторое время сидят в тишине. Таня морщит нос, разглядывая кабинет.
— Что не так?
— Нечего. Ремонт – фуфло, просто.
«Охренела?! Сама бомжуешь, а мой офис критиковать вздумала?!» — думает Галица, но вслух не произносит.
— Нормальный ремонт.
— Одна стена белой краской покрашена, другая – голубой, а на этой – вообще обои поклеены. Аж смотреть больно.
— Ну и не смотри.
— Ну и не буду.
— Ты, кстати слышала про проповедника?
— Что он откинулся? Да, слышала.
— Не откинулся, а умер.
— Да пофиг…
— А не слышала, может кто из ваших говорил, что-нибудь об этом.
— Нет. Я с ними не особо часто болтаю.
— Ну, мало ли…
—Думаешь, это кто-то из нас?
«Да.»
— Нет. Просто отрабатываю версии.
— Зачем нам кого-то из вас мочить? Вы и сами это отлично делаете.
— В смысле?
— Не важно…
— Нет уж. Сказала А говори Б.
Таня цокает, затем произносит:
— Мы с братом вчера видели, как один мужик другого топором зарубил.
По спине Галицы пробегает дрожь.
— Где?
— У дома на краю города.
— На краю города? Там что, ещё кто-то живёт?
Таня не отвечает.
— Ты знаешь кто они такие?
— Нет.
— А перед тем как один мужчина убил другого, они о чем-нибудь говорили?
— Я не знаю. Не слышала. Видела, как сначала мужик с топором гнался за другим мужиком, а как догнал, хрясь тому по башке.
— Ого…
— А потом мужик с топор схватил жмура за ноги и затащил к себе в дом.
— Ничего себе… А ты не выдумываешь?
— Обижаешь, начальник! Можешь сам проверить.
«Проверю. Обязательно проверю…»
Сцена 4
День.
Илья стоит на заднем дворе церкви, глядя на то, как горит кровать его отца.
— О, так и думал, что ты здесь, — говорит Денис подходя к брату. — И что это было?
— Надоело. Сраный цирк, а не похороны.
— Ясно. Но всё равно нехорошо вышло. Люди этого не поняли.
— Плевать.
— Что ты делаешь?
— Не будет это уродство стоять в храме.
— Значит, батю только похоронили, а ты уже от вещей его избавляешься?
Сказал он это не с претензией, а будто подтрунивая.
— Догадываюсь я, что он на этой кровати делал.
— Ну, что отец на этой кровати делал – секрет Полишинеля.
— Честно признаться, когда его посадили, я надеялся, что он исправится.
— Такое в тюрьмах не исправляют…
Денис смотрит по сторонам, затем снова говорит:
— А где твоя правая рука? Почему не помогает? И на похоронах его не было. Странно…
— Какая правая рука? — Илья непонимающе смотрит на мужчину. — Толик что ли? — снова переводит взгляд на огонь. — Не знаю. Не интересно. И он не моя правая рука. Это отцовская шестёрка была. Мне помощники не нужны. Вообще, не понимаю, чем этот задохлик занимался. Детей отцу для утех искал видимо…
— Мда… Странные всё-таки люди… Я про прихожан наших. Был ли среди них хоть кто-то, чьего ребёнка батя не… — Денис стучит ладонью по верхней части кулака. — И ведь молчали все. Ходили на каждую проповедь как ни в чем не бывало. А сегодня-то, что устроили?..
— Ну, значит было проще закрывать глаза. Если б кто-нибудь возмущаться начал, он тебя бы им ломать коленные чашечки и отправил. Попасть в немилость проповедника никто не хотел. И, видимо, до сих пор не хочет…
— И то верно…
Некоторое время мужчины молча смотрят на пылающие розовые доски.
— От Галицы есть новости? — спрашивает Денис.
— Не-а.
— Ну, кто бы сомневался… А как его зовут вообще?
— Кого? Галицу? Не знаю. Капитан?
— Хе-хе.
Илья задумывается, будто готовится сказать, что-то важное.
— Марина умерла.
— Ну… соболезную, — произносит Денис, не скрывая, что ему плевать.
Старший брат исподлобья смотрит на младшего.
— Нет, а что ты хочешь услышать? — выдыхает тот и кладёт руку на плечо. — Слушай, ну да, грустно. Но, блин… она умерла ещё год назад. Ты же не думал, что она выздоровеет? Давно стоило смириться с тем, что её нет.
— Я собираюсь вернуть гнилых в город.
— Ты что, сдурел?! — выпучив глаза, говорит ошеломлённый Денис, убирая руку.
— Выгнать их было ошибкой. Давно было понятно, что болезнь не заразна. Нельзя было идти на поводу у отца.
— Подожди-подожди… То есть, они убили батю, а ты их обратно пустить собрался?
— А это они? Есть доказательства? Или кто-то с чистосердечным признанием пришёл? Нет. Это мог быть кто угодно. Хотя бы родитель одного из детей, над которыми отец надругался. Всё. Хватит. Мы уже достаточно дров наломали.
— Тебе бы в соревнованиях по переобуванию учувствовать… Ты позавчера кого-то там как свинью выпотрошить собирался, а сегодня заднюю врубил?..
— Вот не надо… Я от своих слов не отказываюсь. Но и устраивать охоту на ведьм из-за какого-то педофила с мегаломанией, тоже не собираюсь.
— Он не какой-то педофил с мегаломанией. Он – наш педофил с мегаломанией!
Илья, выпучив глаза, глядит на Дениса, как на умалишённого.
— Ты правда это сказал?..
— Слушай… да, человек он был… не очень…
— Очень не очень…
— Но как отец!.. Он что, плохим папкой был что ли? Обижал тебя как-то? Домогался? Нет! Мы выросли теми, кем выросли благодаря ему. Педофил? Да! Мания величия! Да! Но он – наша семья!
— Мы выросли теми, кем выросли благодаря матери, пока отец на зоне чалился. А он её в могилу свёл.
— В общем, ясно всё с тобой… Решил спустить в унитаз, всё чего батя за год добился? Как жена подохла, чувство вины взыграло?
Илья не выдерживает, хватает Дениса за грудки и прижимает спиной к забору. Тот, с нескрываемой злобой, тяжело дыша, смотрит на брата.
— Ну, давай-давай… — провоцирует он Илью.
— Пошёл вон, — говорит старший, отпуская Дениса, махнув в сторону калитки.
Младший, поправляя одежду, сверлит обидчика взглядом, после чего, молча уходит.
— Будет тебе чистосердечное признание… — бурчит он себе под нос.
Сцена 5
Поздний вечер.
Чтобы случайно не наткнуться на неспящих горожан, капитан Галица и Таня идут в гнилой район по морскому берегу. На горизонте виднеются едва заметные светящиеся точки. Военные корабли.
— Они нас видят? — спрашивает Таня.
— Не думаю. Хотя, всякое может быть.
— А если я им покажу средний палец, они в меня выстрелят?
— Я бы на твоём месте это не проверял.
— Да ладно… Хуже не будет…
— Перестань. Знаешь, как говориться: «самая тёмная ночь перед рассветом». Я уверен, скоро всё закончится.
— Плевать. Всё уже и так закончилось…
Галица пытается придумать слова, чтобы воодушевить девочку, но на ум ничего не приходит. Капитан решает сменить тему.
— А тебе на заброшке не одиноко?
— По началу было одиноко, но уже привыкла. Всяко лучше, чем человечину на обед хавать.
— Ох, ну какая человечина?.. Зачем ты опять начинаешь?..
— Какой ты наивный…
— Почему?
— Чем по-твоему питаются в лагере?
— Я не знаю. Рыбу ловят?
— Ловили. Когда-то. Но последнее время, она какая-то странная. Как будто больная. То зелёная. То без чешуи, с кишками наружу. А однажды, Потап вообще притащил горбушу с двумя головами. На вкус она просто отвратная. Бе…
— Да? Хм… странно… А не мог её вкус изменится, потому что ты… ммм… болеешь?
— Ну, крысы всегда на вкус одинаковые были.
— Понятно.
«Может поэтому на базаре рыбу и перестали продавать?..»
— И, всё-таки, не думаю, что в лагере живут каннибалы.
— Потому что ты – дурак.
— Эй, давай-ка по легче, я как-никак в правоохранительных органах работаю.
— Ой-ой-ой, какие мы важные…
— Я не… Ладно… А брат твой тоже человечину ест?
— Не знаю. И не хочу знать.
— Как он там, один, без тебя?
— Не знаю.
— Что-то не особо ты жизнью брата интересуешься. Вы вообще говорите?
— Он – нет.
— Почему?
— Не может.
— А, понятно. Да… болезнь никого не щадит…
— Это не из-за болезни. Ему, когда собачья война была, горло перегрызли. Кое-как откачали. Но говорить он с тех пор не может.
— Ужас… Мда… Сначала – собачья война, потом – эпидемия… Кажется, наш город проклят…
— Да, матушка так же говорила.
— Ммм… Ты если хочешь, не отвечай, но, твои родители… они?..
— Батю я никогда не видела, а матушка ночь белых небес не пережила…
— Мне жаль…
— Ага… А у тебя как? Есть семья?
— Нет. Как-то не сложилось. Была жена, но… не сошлись характерами.
— Почему?
— Не знаю. Просто так бывает. Иногда людям что-то не нравится. Кто-то, что-то не то говорит, кто-то, что-то не то делает…
— Например, читает комиксы? — перебивает капитана девочка.
— Что? Нет. При чём здесь комиксы, вообще?
— Ой, да ладно тебе. Я видела, чем ты на работе занимаешься.
— Ну и что? В этом нет ничего такого.
— Не знаю, не знаю… Если бы мой муж читал комиксы…
— Чем тебе комиксы не угодили?!
— Да ничем. Просто это развлечение для детей.
— Ой! А ты то прям такая взрослая! Странно слушать, такое от десятилетней девочки.
— Во-первых, мне одиннадцать. А во-вторых, комиксы читают только малолетки. Это аксиома. Даже если с виду они взрослые, внутри – так и остались детьми.
— Аксиома… Откуда ты слова то такие знаешь?.. Но, на самом деле, комиксы мне не так уж и нравятся. По правде, он у меня один. Вот и перечитываю. Каждую реплику в нём наизусть уже выучил.
— Зачем?
— Не знаю. Может потому что читать книжки – это совсем уж не моё, а выпасть из реальности периодически хочется.
— Понятно… Странный ты…
Галица и Таня, пройдя жилую части города, сворачивают на тропинку, ведущую к прибрежной улице. Капитан смотрит по сторонам, чтобы удостоверится в отсутствии нежелательных свидетелей. Всё тихо.
— Была там? — спрашивает капитан, показывая на руины в дали, некогда бывшие краеведческим музеем.
— Нет. Не успела. Мне лет пять было, когда он сгорел.
— Ой, сочувствую. Многое упустила.
— Можно подумать, там было, что-то интересное…
— Конечно! Ты чего?! Ну, ладно, может некоторые экспонаты, типа коллекции одежды коренных народов, не каждому было интересно разглядывать, но, когда в две тысячи тридцатом, рядом с городом нашли останки кархарадонтозавра… Ух… Что за времена были… Это изменило всё. Помню, наш город даже в Америке по новостям показывали. Народ на остров приезжал, только чтобы в наш музей сходить и на кости динозавра посмотреть. Зрелище и правда захватывающее было.
— Да? — удивляется девочка.
Галица замечает, что Таня немного оживилась.
«Все любят динозавров.»
— Да, — отвечает капитан, — жаль, что не долго. Всего через год кости украли. А ещё через пару лет музей сгорел со всеми экспонатами. Я, кстати, думал об этом. Может среди экспонатов был какой-нибудь оберег, который город защищал. Ведь после этого всё и пошло через жопу.
— Так ты из этих…
— А?
— Ну, сектантов ваших.
— Они не сектанты.
— Сектанты.
— Нет.
— Сектанты.
— Не сектанты.
— Шизики.
— И не шизики.
— Они устроили бойню и выгнали нас из родного города, потому что увидели какую-то вспышку в небе и приняли её за… За что они её там приняли? Короче – сектанты и шизики. А если ты не согласен, то ты тоже – сектант и шизик.
Полицейский тяжело вздыхает, не зная, что ответить. К счастью, идти в неловкой тишине приходится не долго, потому что Галица и Таня подходят к гнилому району.
— Ну, вот ты и дома, — говорит капитан.
— Я всё равно, вернусь в заброшку, как только ты свалишь.
— Таня, слушай, я тебя понял. Но и ты пойми, сейчас твоя жизнь… такая, — Галица разводит руками. — И, как бы тебе это не нравилось, с этим ничего не сделаешь. Там, — показывает в сторону заброшки, — небезопасно. В любой момент туда могут прийти городские и, поверь, они будут не такие добрые, как Лидия Павловна. Плевать на себя? Подумай о брате. Ты ему нужна. И он тебе нужен.
Стоило капитану вспомнить про Никиту, как он уже бежит к сестре, но, увидев рядом с ней полицейского, сбавляет шаг. Таня замечает брата.
— Ох, ладно… — говорит она, медленно направляясь ему на встречу.
— Вот и славно. Удачи.
— Ага… — говорит девочка, не глядя на мужчину.
Галица замечает клетку. Ту самую, в которой пару дней назад сидел заложник. Однако, сейчас она пуста.
«Отпустили, стало быть?.. Кто бы сомневался?.. А то заладила «каннибалы-каннибалы»… Выдумщица… Даже в самые сложные времена, люди остаются людьми.»
Капитан уходит.
Сцена 6
Ночь.
Миша лежит на кровати в своей комнате, уткнувшись лицом в стену. Издав тихий скрип, дверь открывается.
— Спишь? — шепчет вошедшая Лиза.
— Да.
Девушка подходит к брату и садится на кровать. Она говорит:
— Слушай, не то чтобы они этого не заслужили, но ты же понимаешь, что у тебя беды с головой? Давай-ка уже бери себя в руки.
— Я не могу, — голос Миши кажется подавленным.
— Не хочешь.
— Не могу, потому что не хочу.
— Но что-то же нужно делать. Помочь себе можешь только ты. Сам не вытащишь себя из этого болота – никто не вытащит. Мне не нужен брат-психопат.
— Что не будешь меня любить?
— Я и так тебя не люблю. Но и доводить до того, что ты своим говном стихи на стенах писать начнешь тоже не хочется.
Сцена 7
Ночь.
Осторожно ступая по тропинке, капитан Галица приближается к дому на окраине города. Он и подумать не мог, что кто-то осмелится остаться жить здесь. И сейчас глядя на этот покосившийся барак, убеждается в этой мысли всё сильнее. Дом выглядел заброшенным, а в свете луны, ещё и довольно жутким.
«Неужели девчонка меня обманула?.. Что ж, я не удивлён…»
Капитан поднимается по крыльцу дома и слегка толкает дверь, но та не поддаётся.
«Заперто.»
Полицейский осматривается. В паре метров от двери расположено окно, стёкла которого измазаны грязью и пылью. Галица заглядывает внутрь. Почти ничего не видно. Но мужчина замечает, что шпингалет на окне сломан и бесполезно болтается на ржавом болтике. Створки же подпирает горшок с цветком, который давным-давно завял. Капитан надавливает на раму. Горшок, с едва слышным скрежетом отъезжает в сторону. Распахнувшись, окно испускает резкий зловонный запах. У полицейского слезятся глаза. Эта вонь ему знакома. Знакомо то, от чего она исходит.
Трупы.
Мужчина облокачивается на подоконник и, кряхтя, пролазит внутрь.
«О, боже… Что за смрад!»
Прикрывая нос одной рукой, он суёт другую в карман плаща, вынимая фонарик. Жмёт на кнопку. Тусклый свет озаряет комнату. Капитана едва не тошнит на пол от увиденного. На грязном полу, облокотившись раздробленным черепом о стену, лежит скелет. Из одежды на нём лишь рваная выцветшая майка. На стене легко различимы брызги запёкшейся крови. Рядом с трупом валяется охотничье ружьё.
«Что за кошмар здесь случился?!»
Сцена 8
— И хватит срываться на отца. Он не думал, что всё так обернётся.
— Значит, он – идиот.
— Тут не поспоришь. Но, то, что человек идиот, не значит же, что он плохой.
— Все проблемы из-за идиотов.
— Да… Помню, как-то раз мама отправила тебя в магазин, и, когда ты продукты в пакет складывал положил бутылку минералки на кулёк с яйцами. Все проблемы из-за идиотов…
— Это не одно и тоже.
— Ты нас в тот день чуть без ужина не оставил, так что… И, кстати, не хочется говорить, но…
— Я знаю…
— Знаешь?
— Если бы я тогда не ушёл…
— Перестань.
— Я не знал, что там остались патроны, — Миша плачет.
— Хватит я говорю!
— Прости.
— Нытик.
Сцена 9
Галица отводит фонарик от останков. В воздухе витает плотное облако пыли. Доски под ногами измазаны багряными пятнами. У противоположной от двери стены видно узкий коридор. Капитан медленно идёт в его сторону. Оказавшись в коридоре, он видит проход, по левой стороне которого расположилась дверь, покрытая белой облупившейся краской, испачканная кровью. Как и всё в этом доме… Напротив неё ещё одна точно такая же дверь, а чуть поодаль – третья.
«Я не верю, что здесь кто-то может жить… Не верю…»
Полицейский походит к первой двери. Взявшись за ручку, осторожно открывает. В нос ударяет сильная вонь протухшего мяса. Гул, издаваемый десятками мух, неприятно режет уши. Сквозь жужжание, слышно, едва различимое, тяжёлое свистящее дыхание. Галица светит в глубь комнаты и, от ужаса, тут же роняет фонарик.
«Какого… Что это за чертовщина?!»
Сцена 10
— Слышала? — шёпотом спрашивает Миша сестру, подрываясь с кровати.
— Слышала.
— Кто там?
— Меня спрашиваешь? Если ты не знаешь, то мне откуда?
Парень берёт топор, стоявший у изголовья кровати и выходит из комнаты…
ГЛАВА IV. НУЖНО БЫТЬ ДОБРЕЕ…
Сцена 1
Полгода назад…
Вечер.
Миша медленно проходит по коридору. Заходит в зал – он же кухня. Лиза сидит с книжкой в руках и босыми ногами, закинутыми на стол. Олег Сергеевич, что-то готовит на газовой плите.
— Долго ещё? — спрашивает сын отца, садясь за стол.
— Ещё пару минут, — отвечает мужчина.
— Что, проголодался, мелкий? — не глядя на брата, язвит сестра.
— Не называй меня так, — злится Миша.
— Как? Мелкий?
— Да.
— Почему? Ты же мелкий.
— Я не мелкий.
— Мелкий-мелкий… Малютка.
— Я не… Да иди ты…
— Что обиделся, мелкий?
— Нет.
— Обиделся…
— Нет!
Конечно, Миша, обиделся. В свои семнадцать лет, выше метра шестидесяти, парень так и не вытянулся, из-за чего обзавёлся комплексом на этой почве. Младшая сестра это чувствовала и, как опытный снайпер, стреляла в больную точку при каждом удобном случае. Снова и снова…
— Да ладно тебе. Не дуйся. Нет ничего плохого, в том, чтобы быть карликом. Одежду можно в детских магазинах покупать, она там дешевле. Колени со спиной болеть не будут. С девушками, правда, проблемы могут возникнуть, им, как правило, высокие нравятся. Но опять же, всё в твоих руках. Разбогатеешь, купишь крутую тачку, ну, или велосипед трёхколесный…
— Лиза, хватит, — пытается командовать Олег Сергеевич.
— Да всё-всё, молчу…
Миша сидит красный, как помидор.
— Слушай, — не унимается сестра, — Так ты расскажешь? Где ты его спрятал?
— Кого? — не понимает брат.
— Ну, горшочек с золотом, — Лиза не выдерживает и заливается смехом.
От экзекуции Мишу спасает внезапный стук в дверь. Девушка замолкает. Отец и сын переглядываются.
— Кто там? — спрашивает Олег Сергеевич, осторожно подходя к двери.
— Здравствуйте! — раздаётся громкий басистый голос из-за двери, пытавшийся перекричать гул ветра. — Мы… путники. Нам нужна помощь.
— Что случилось?
— Не могли бы вы открыть дверь?
— Извините, но мы вас не знаем.
— Ох, да будет вам. Мы просто путники. Мы не сделаем ничего плохого.
Отец вопросительно смотрит на детей. Те в унисон мотают головой.
— Кто с вами?
— Со мной только сынишка и супруга. Откройте, пожалуйста, пока мы не окоченели.
— Папа, нет, — беспокойно говорит Миша.
— Он прав, — говорит Лиза, — не вздумай.
— Ну, хватит вам. Нужно быть добрее.
Миша неодобрительно качает головой. Лиза строит недовольное лицо. Отец поворачивает ключ и отпирает дверь.
— Ох, спасибо! Приятно осознавать, что в наше время ещё остались люди, на которых можно положиться в трудную минуту.
В дом вваливаются три тучных фигуры. Первым входит мужчина, лет пятидесяти на вид, ростом, примерно под два метра. Снег, толстым слоем прилип к его окладистой, свисающей до ключиц, бороде, от чего великана вполне можно было принять за Деда Мороза. На плече мужчины висит ружьё, которое Олег Сергеевич сразу же окидывает беспокойным взглядом.
— Не волнуйтесь, — будто читая мысли, говорит бородач, — оно используется исключительно против зайцев. В дороге мы уже несколько дней, чем-то нужно кормиться.
Следом за мужчиной входит парень, примерно такого же возраста, как и Миша. Он почти на две головы ниже мужчины, но гораздо толще, от чего похож на шар.
— Здравствуйте, — тихим голосом говорит он, опустив глаза в пол.
— Здравствуй, — отвечает Олег Сергеевич, слега улыбнувшись и похлопав парня по плечу.
Последней заходит женщина – вероятно, супруга великана, но выглядит она гораздо старше. Возможно дело в угрюмой гримасе, от чего та напоминает уставшего шарпея. Женщина молчит.
— Одежду можете повесить туда, — говорит отец указывая пальцем на доску с крючками, аккуратно прибитую к стене рядом с дверью.
— Ой, спасибо, — выдыхает мужик, снимая меховую шубу.
Парнишка и женщина следуют его примеру.
— Ох, совсем забыл, мы же не представились, — снова говорит гость, разместив верхнюю одежду и ружьё на вешалке. — Я Макар.
Он протягивает руку хозяину дома. Тот её жмёт.
— Олег.
— Очень, приятно.
— Взаимно.
— А это Гриша – сынок мой. Ну и жена – Люба.
— Приятно, познакомиться. Миша. Лиза, — говорит Олег Сергеевич, поочерёдно показывая на своих детей, которые пристально разглядывают гостей. Макар, слегка улыбнувшись, кивает им в знак приветствия.
— А дети у вас не разговорчивые.
— Устали. День был тяжёлый. Много дел из-за непогоды навалилось.
— Ох, ну нам можете не рассказывать. Ха-ха-ха! Несколько часов по сугробам ползать пришлось. Думали, так и не найдём где от метели укрыться. Видели бы вы наши лица, когда дом ваш из дали увидели. Прям чудо какое-то!
— Вы, кстати, как раз вовремя. Ужин уже готов. Располагайтесь.
— Ой, спасибо! Не откажемся. Честно говоря, мы уже, кажется, дня два ничего не ели. Я бы сейчас хоть медведя съел. Ха-ха-ха!
Хозяин квартиры, расставляя тарелки, хихикает из вежливости. Гости усаживаются за стол. Макар и Люба оказываются напротив мест Олега Сергеевича и Лизы, великан при этом не отводит взгляд от девушки. Та же, наоборот, старается не встречаться с гостем глазами. Гриша и Миша сидят по краям.
— И какими судьбами в наших краях? — спрашивает Олег Сергеевич, раскладывая картошку по тарелкам. — Если не секрет, конечно.
— Да, какие уж секреты… Мы – паломники. Слышали, в ваших краях церковь есть. Её то мы и ищем.
— Церковь священной лозы? — напрягается мужчина.
— Да. Да! Слышали, что-нибудь о ней?
— Да… Слышали…
— И где она?!
— Здесь. В этом самом городе. В центре.
— Не может быть. Это, что же получается, мы дошли?.. Ха-ха-ха! Вот это удача. Любаша, — обращается Макар к жене, — у нас получилось! Правда всё-таки, рука Логоргутала нас к вам вела.
— Да… наверно… — голос Олега Сергеевича звучит немного неуверенно.
— Что-то не так?
— Ммм, как вам сказать…
— Как есть.
Олег Сергеевич садится.
— Понимаете, ни хочу никого обидеть, но церковь священной лозы… То, что она проповедует… Противоречит всем канонам христианской церкви. И… И здравого смысла.
— Вот как?.. А не могли бы пояснить? Что вы имеете в виду?
— Мне, если честно, не очень хочется говорить на эту тему.
— И всё же, не сочтите за хамство, но я буду настаивать, — Макар улыбается, пытаясь комбинировать агрессию и вежливость.
— Что ж, ладно… Не знаю, с чего начать… допустим… допустим, лоза… То есть, по версии данной церкви, если её можно так назвать, конечно… давным-давно, на Земле росло великое древо по имени Логоргутал, которое пустило семена, переродившиеся в апостолов, и эти семена возвысились к небесам, а затем долго-долго плыли по облакам, распускаясь и давая свои семена, которые падали на Землю и затем прорастали, перерождаясь в людей… — мужчина замолкает, так как у него закончился воздух в лёгких, — В общем, это, что-то в духе мифов древних египтян или греков, и, верить в такое в двадцать первом веке… Что же касается плоской Земли… Не знаю, что на это сказать…
Макар долго молчит, пристально разглядывая Олега Сергеевича. Затем говорит:
— Вы что, еретик?
— Нет. Нет, конечно!
— Но вы ведь не верите в Бога.
— Я не верю в вашего Бога. Уж, извините. Я – православный. И я следую канонам православной церкви. Стараюсь следовать… А церковь священной лозы… Это… Это какое-то кощунство… Если уж на то пошло, нет в городе никой церкви священной лозы. Есть православная церковь, а церковь священной лозы просто присвоила их храм в трудный момент, когда некому было дать им отпор.
— А! Понятно! Так в этом всё дело? Не можете смириться с поражением?
— Нет. Дело не в поражении… Просто… просто…
Олег Сергеевич замечает, как с каждой секундой, лицо Макара становится всё более серьёзным, даже злым, поэтому решает не договаривать и немного сменить тему.
— Ох, ладно… А… а как вы вообще узнали про церковь?
— Мир слухами полнится. Кажется, на острове все про неё знают. Конечно, большинство – такие же неверующие как вы, но вот, если говорить о нас, — бородач разводит руками, показывая на сына и жену, — то мы убеждены, что церковь священной лозы – это то, что спасёт мир от гибели. Знаете, я являюсь сторонником принципа «живи как хочешь, и не мешай жить другим», поэтому, без осуждения отношусь к любым точкам зрения, но, запомните мои слова, когда наступит конец, этот город будет единственным местом, которое пощадит карающая длань Логоргутала.
Олег Сергеевич, не знает, что ответить. Поэтому говорит:
— Давайте уже поедим.
— Ох! И правда, что-то мы заговорились. Ха-ха-ха! Конечно, давайте есть!
Макар берёт вилку и, впервые за вечер, прикасается к картошке.
— Ммм, — протягивает он, пережёвывая еду, — вкуснотища! Гляжу, повар из вас отменный.
— Ха, спасибо, — принимает комплимент Олег Сергеевич.
— Пацан, — обращается бородач к Мише, который всё это время молча слушал полемику мужчин, — учись у бати. Ммм, вот бы я так умел…
Парень насаживает картофелину на вилку и отправляет себе в рот.
— Вот, правильно, — снова говорит ему Макар, — ешь-ешь, а то не вырастишь.
— Я в комнате доем, — Миша, встаёт из-за стола и направляется с ужином в коридор.
Макар молча провожает парня взглядом.
— С ним всё в порядке? — говорит он Олегу Сергеевичу.
— Он не любит, когда ему про рост напоминают, — отвечает шёпотом мужчина, что бы сын не услышал.
— Ой, неловко вышло… Я не знал. Но, я так смотрю, он и без этого довольно хмурый.
— Да, пожалуй… Но, как человека, у которого год назад умерла мать, его можно понять.
— Ох… Соболезную.
— Спасибо.
— Как это случилось?
— Рак.
— Мда, печально… Мой брат тоже умер. Полгода назад…
— Соболезную. Это из-за неведомой болезни?
Макар молчит.
— Ой, извините меня за бестактность…
— Да нет, всё в порядке, — Перебивает его великан. — Просто, интересно вы сказали… Неведомая болезнь… Как по мне, всё предельно ясно. Просто, терпению Логоргутала пришёл конец. Но, всё же, отвечая на ваш вопрос, да, виновата «неведомая болезнь», — говоря это, он показывает пальцами кавычки, — но косвенно… Когда всё началось, остров тут же изолировали от мира. Обрубили связь. Отключили интернет. Окружили военными кораблями… Мой брат, Сева, был одним из тех идиотов, которые небыли готовы покорно принять свою участь. Он и ещё несколько мужиков, решили пробиться к материку на лодке. Я пытался его отговорить. Надеялся, что он одумается. Но куда там… Требования военных остановиться, люди в лодке проигнорировали. Сама лодка к тому моменту уже достаточно далеко отошла от берега, поэтому я ничего не видел. Лишь слышал залп пушки и душераздирающие вопли, последовавшие за ним… Вот так, был человек и нет человека…
Олег Сергеевич дослушивает печальный рассказ мужчины, но ничего не говорит, считая, что любые комментарии тут излишни.
— Слушайте, — опечаленно говорит Макар, — а у вас водочки нет, случайно?
— Нет. Такого у нас нет. Извините.
— Эх, жалко…
Макар смотрит на Лизу, которая, старалась абстрагироваться от россказней бородача, поскорее разделаться с ужином и, последовав примеру брата, уйти к себе в комнату.
— Да… Если и есть у вас в городе, что-то ради чего сюда стоит приехать, кроме церкви, то это девушки. В тех местах, из которых мы прибыли, никого подобного не встретишь. Ну, вы сами видите, — Макар показывает на жену.
Люба, кажется, пропускает это мимо ушей, продолжая поедать картошку.
— Дочь у вас – красавица, — говорит мужчина, обращаясь к Олегу Сергеевичу, — Гляжу, жарить картошку, не единственное, что вы делаете хорошо. Ха-ха-ха!
Олег Сергеевич улыбается, однако, видно, что ему не нравится в какую сторону идёт разговор. Макар снова поворачивается к Лизе и спрашивает:
— А у тебя жених, то есть?
— А что? — переспрашивает девушка, не скрывая раздражение.
— Да так… Просто, мы планируем задержаться у вас в городе. А сынишке моему уже жену искать пора, — великан кладёт руку Грише на плечо. — Глядишь, породнимся. Ха-ха.
— Можно было бы, — отвечает Лиза. — Но, понимаете, такое дело… я не зоофилка. Я с бегемотами не сношаюсь.
— Лиза! — кричит Олег Сергеевич, стукнув кулаком по столу.
Макар смотрит на девушку с гримасой смятения на лице. Как вдруг…
— Ха-ха-ха! Ничего себе! Дерзкая! Люблю таких!
Глаза Олега Сергеевича бегают от дочери к Макару и обратно. Теперь в смятении он.
— Мда… Ха-ха. Рассмешила… — успокаиваясь говорит Макар.
Лиза смотрит на Гришу. Если его отцу шутка понравилась, то вот сын, глядя в пустоту, глазами кастрированного кота, кажется вот-вот расплачется. Вообще, словесной атакой, она хотела задеть именно Макара, но глядя на жалкого толстяка, самооценка которого, явно оставляла желать лучшего, Лизе становится даже немного стыдно.
— Кстати, пока не забыл, — обыденно, будто ничего и не было, произносит великан, — когда мы шли сюда, не могли не заметить странный знак на подходе к городу.
— Знак? — переспрашивает Олег Сергеевич.
— Да. Большой такой баннер с перечёркнутой собакой. Что он значит?
— Ах, это… Это отголоски прошло. Его поставили на въездах города, сразу после окончания собачьей войны.
— Собачьей войны?! Это ещё, что такое?
— Ох, с чего бы начать?.. В общем, несколько лет назад…
Вдруг, комната, освещаемая парой тусклых свечей, озаряется ярким светом. Все сидевшие за столом, тотчас же оборачиваются к окну. Небеса окрасились слепящим белым, от чего, застигнутым врасплох свидетелям таинственного явления, приходится щурить глаза. Выглядит так, будто старая звезда, отжившая своё, взорвалась на небосводе. Миша, будучи в своей комнате, так же заворожённо наблюдает за, невероятной красоты, картиной, через окно, не в силах оторваться.
— Началось… — почти шёпотом произносит Макар.
— Что началось? — не глядя на собеседника, переспрашивает Олег Сергеевич.
— Судный день. Армагеддон. Это Логоргутал, я уверен. Он пришёл навести порядок. Наконец-то… Теперь всё изменится…
— А… м… нет… Больше похоже на…
— А, ну да, я забыл, что ты – еретик.
— Я не еретик, — нервно отвечает Олег Сергеевич, отрываясь от окна, переводя взгляд на Макара.
— Ты не веришь, — отвечает тот, так же повернувшись к мужчине.
— Я верю. Я верю в Господа нашего Иисуса Христа!
— Иисус – никто.
— Не надо… Не говорите так.
— Почему? Иисус – это просто человек. Что в нём такого? Кстати, малоизвестный факт: не многие знают, но Иисус родился здесь. На этом самом острове.
— Не думаю, что это правда… — не скрывая раздражения отвечает Олег Сергеевич, — Иисус точно родился не здесь.
Макар громко выдыхает и откидывается на спинку стула. Затем говорит:
— Нет… нет… Ничего у нас с вами не получится…
— Вы о чём?
— Да обо всём! — кричит великан, громко ударяя по столу ладонями и вставая со стула. — О нас. О вас. Я… Я пытался… Видит Логоргутал, я пытался, — мужчина ходит по залу туда-сюда. — Я весь вечер пытаюсь, как-то найти общий язык. А ты… — подходит к вешалке. — Ты только и делаешь, что говнишся.
— Я не…
Мужчина не успевает договорить. Ловким движением, Макар снимает с крючка ружьё.
Выстрел.
Голова Олега Сергеевича разлетается по всей кухне, как яйцо в микроволновке. Кровь фонтанирует из ошмётков, заливая, сидевшую рядом Лизу, которая, выпучив глаза, замерла на стуле. Ещё пару секунд спустя, бездыханное тело отца падает в тарелку с жаренной картошкой.
— Не здесь? Не здесь?! — вопит Макар, с покрасневшим от гнева лицом, — Вот сам у него и спросишь, невежда сраная!
Он переводит взгляд на Лизу.
— Ну, ты же видела? Видела? Он сам напросился.
Девушка пытается встать, но Макар ловко обегает стол, хватая её за плечо.
— Тихо-тихо, красавица, — великан проводит рукой по волосам обезумевшей от ужаса Лизы, — С тобой ещё не всё потеряно. Ты ещё можешь исправиться, — он улыбается. — Я помогу. Я покажу тебе путь к искуплению.
Всё случилось быстро. Миша, только услышав выстрел, выбегает из комнаты и направляется на кухню. Но едва оказавшись на её пороге, видит перед собой Гришу, кулак которого прилетает точно в висок парня, от чего тот теряет равновесие и падает, ударяясь головой об пол.
Жена великана молча наблюдает за происходящим, продолжая сидеть за столом будто ничего не произошло.
Сцена 2
Очнувшись Миша видит перед глазами лишь непроглядную тьму. Голова раскалывается. Парень чувствует, как его шею, что-то сдавливает. Щупает. Похоже на цепь.
Он пытается встать, но цепи хватает только на то, чтобы подняться на колени.
— Слышу-слышу, — раздаётся басистый голос, — кажется, пёсик проснулся…
Дверь открывается. В проходе стоит Макар с дикой улыбкой на лице. В его руках две миски. Миша помнит, что из них ел и пил пёс «Джоджо», до тех пор, пока несколько лет назад не погиб в результате собачьей войны. Кроме того, парень наконец-то понимает, где находится. Это комната его родителей.
— Доброе утро, соня. Напугал ты нас, конечно. Думали, Гриша перестарался. Хорошо, что всё обошлось.
— Что происходит? — Миша снова, машинально, попытался встать. Естественно, не выодит.
За то, он, наконец-то, обращает внимание на цепь. Один её конец обвит вокруг шеи и закреплен навесным замком, другой – с таким же замком, намотан на батарею.
— Потом-потом, — говорит Макар, — всё потом. Сначала поешь.
Он ставит на пол миски. В одной из них – мутная вода. В другой – в мерзкой на вид жиже, плавают куски мяса, от которых неприятно пахнет.
— Что с сестрой и отцом?
Мужчина ухмыляется.
— Ешь. Я скоро вернусь, — говорит он, выходя из комнаты.
Сцена 3
Миша долго не решался прикоснуться к еде. Но в какой-то момент голод взял своё. Мясо показалось парню похожим на курицу и слегка пересоленным. Он не понимал сколько времени прошло. Может день. Может два. Или три. Окно, которое было позади него, оказалось плотно забито и свет через него не поступал. В комнате была кровать, однако находилась она на противоположной стороне от батареи, поэтому метровая цепь не позволяла до неё добраться, из-за чего юноше приходилось спать на полу. Но самым ужасным для Миши было то, что ему не предоставили ведро. В итоге, нужду, пока, к счастью, только малую, ему приходилось справлять прямо под себя, от чего доски были мокрыми, а в помещении сильно воняло мочой.
Время от времени парень слышал шаги в коридоре и скрип двери напротив, петли которой отец так и не смазал. Так же до его ушей доносились приглушённые голоса, однако, слов Миша разобрать не мог.
Что юноша чувствовал? Он и сам не понимал. Кажется, Миша всё ещё не мог осознать, что это не страшный сон и надеялся, что вот-вот проснётся. Но этого не происходило.
Пришёл момент, когда дверь в комнату открывается снова. Перед парнем, который отвык от света и из-за этого сильно щурится, снова стоит Макар. Он говорит:
— Ммм, поел? Молодец!
Бородач подходит ближе, нагибается и берёт с пола миски.
— Фу, ну и запашок тут…
— Где мои родные? — произносит Миша, жалобно глядя на великана и вцепившись тому в штанину.
— А ну, лапы убрал, вонючка! — кричит Макар, ударив парня коленом в голову. — Совсем что ли? Плохой! Плохой мальчик!
Парень отлетает, от чего цепь натягивается и чуть не ломает юноше шею.
— Что с моей семьей?
— Ха, ну нет… Так дело не пойдёт… Сначала извинись за своё неподобающее поведение, а потом поговорим.
— Извините, — сквозь зубы говорит Миша.
— Давай-ка поискренней.
Парень выдыхает. Затем, округлив глаза, поднимает их на Макара.
— Простите меня, пожалуйста.
Мужчина пристально смотрит на юношу, затем говорит:
— Ладно, забыли. С сестрой твоей всё в порядке. Она в комнате напротив. Наставляем её с сынишкой… на путь истинный, так сказать. Слушай, а сколько ей лет? Я так удивился, когда оказалось, что она девственница. Ну… была. Ха-ха-ха!
«Он серьезно сейчас это говорит?»
— Что… что с отцом? — голос парня начинает заметно дрожать.
— Что с отцом?.. — Макар думает, будто подбирая нужные слова. — Хм… Понимаешь, ли какая оказия приключилась… Ммм… Ну, слушай, я уже говорил твоей сестре, что я стал жертвой обстоятельств! Он меня вынудил. Ну, вот зачем?.. Зачем человеку голова, если в ней опилки? Согласен? Как он тебе, кстати?
— В смысле?
— Ну, на вкус? Было ощущение чего-то родного?
Миша смотрит на миску в руке Макара. К горлу подкатывает ком.
— Ладно, отдыхай. Завтра ещё принесу. Ха-ха-ха!
Великан уходит.
«Нет… нет… нет… Он врёт… Это… Это неправда… Это неправда… Это неправда… Это неправда… Это неправда…»
— Это неправда! — кричит он во тьму, заливаясь слезами.
Сцена 4
Как и сказал, Макар вскоре принёс Мише добавку. Но больше парень к еде не притрагивался. Лишь, пил воду понемногу. Время от времени в комнату заглядывал Гриша, видимо проверяя поел ли узник, и каждый раз, видя, что миска полная, издавал печальный вздох.
Сейчас, Миша, как и прежде, лежит на мокром холодном полу, прижав колени руками к груди.
— … да, проповедник. Надеюсь вам понравится наш подарок, — говорит Макар, судя по всему, стоя возле двери.
— Поглядим-поглядим, — отвечает незнакомый голос, — а тут у вас что?
— Тут? Тут её брат. Он у нас для других целей. Хотим его на мясо пустить.
— Брат? Хм, это звучит интереснее. Гораздо интереснее!..
— Ох, проповедник, как вам будет угодно. Но вынужден предупредить, что он… слегка грязноват.
— Что ж, я тоже… Ха-ха-ха!
— А что с девчонкой делать?
— С девчонкой? Хм… Точно! Толя…
— Ой, да как же это?.. — раздаётся ещё один голос. — Это как-то неправильно.
— Ты идёшь или нет?!
— Ох… Иду.
— Вот и порешали.
Миша слышит скрип двери напротив. Затем открывается и его дверь.
— Ох, вы поглядите, какой сладкий персик! — вскликивает тощий старик в странном одеянии, — Прям, маленький щеночек!
Миша его знает. Все в городе знают отца Филиппа.
Пацан вскакивает на колени, выставляя перед собой руки.
— Не бойся малыш, я тебя не обижу. Как тебя зовут? Не против, если я буду звать тебя Тузик?
Проповедник тянет морщинистую руку к лицу парня, но тот отпрянув, бьёт проповедника по руке.
— Не подходи!
— Ух, какой бойкий.
— Как ты смеешь?! — вопит, влетевший в помещение следом, Макар, пиная огромным сапогом юношу в лицо.
От удара контуженный Миша падает. Перед глазами всё плывёт. В ушах звенит.
Отец Филипп говорит:
— Вот, наденьте, пожалуйста, чтоб всё без казусов прошло.
Макар берёт у проповедника меховые наручники и, перевернув парня на живот, застегивает их на его запястьях, затем говорит:
— Я бы предложил снять ошейник, чтобы вы могли переместится на кровать, но сами видите… Плохо щенка дрессировали, плохо…
— Да, я вижу. Судя по душку, к лотку он тоже не приучен. Хотя, признаюсь, так даже интереснее. Ха-ха-ха!
— Ха-ха.
—А теперь, попрошу оставить нас наедине.
— Конечно, проповедник.
Макар уходит. Миша слышит какие-то хлопки, крики и стоны из соседней комнаты.
— Что ж, приступим…
Старик скидывает балахон, под которым ничего нет и подходит к Мише сзади, прижимая его голову к полу…
— Будь хорошим мальчиком и получишь косточку. Ха-ха-ха!
Сцена 5
Закончив, проповедник, кряхтя, поднимается на ноги, берёт с пола своё одеяние и, в чем мать родила, молча идёт на выход. Истерзанный, обессиленный Миша смотрит ему в след пустыми глазами.
— Толя, — говорит старик, постучав в дверь напротив, — пошли!
Проходит несколько секунд и дверь открывается. Низкорослый мужичок, тяжело дыша выходит в коридор. Качая головой, он бросает жалобный взгляд на Мишу.
— Кошмар, — говорит Толя, застёгивая окровавленными руками ширинку, — нельзя так с людьми… — и идёт следом за проповедником.
— Эх, Макар, спасибо, порадовали, — едва слышно говорит старик. — Что могу сказать?.. Место в церкви вы себе обеспечили.
— Ох, спасибо вам! — вскликивает Макар, — Благодарю от всего сердца!
Даже в таком состоянии Миша не может не заметить, как мужик стелется перед проповедником. Суровый и брутальный бородач, который смотрит на всех сверху вниз, перед стариком превращается в послушного котёнка. Если бы Филиппу понадобилось в туалет, а тот был бы занят, Макар подставил бы ему ладошки.
— Что ж… до встречи, — говорит старик. — Завтра в девять вечера проповедь. Попрошу не опаздывать.
— Конечно! Конечно! Заглядывайте ещё. Мы вам всегда рады.
— Спасибо, но вынужден отказаться. У меня принципы. Два раза в одну реку не вхожу. Ха-ха-ха!
— Ха-ха-ха!
Затем всё стихает. Медленные тяжёлые шаги приближаются к двери. В проёме возникаем Макар. Он подходит к Мише и говорит:
— Ну, спасибо, пёсик, услужил. Жаль, конечно, что я сразу был не в курсе предпочтений проповедника. Хоть хвост бы тебе накладной раздобыли… Но, да ладно, и так всё неплохо прошло. Девку правда, тот заморыш слегка помял. Но ничего, до свадьбы заживёт.
Мужик снимает с пацана наручники.
— Так, это я заберу. Завтра нужно будет их вернуть.
Миша не сопротивлялся.
— Всё, не буду тебя беспокоить. Отдыхай. Ха-ха-ха! — говорит Макар, закрывая дверь.
Сцена 6
Миша лежит неподвижно, разглядывая батарею. Со стороны может показаться, что парень умер. В каком-то смысле, так оно и есть. Проповедник больше не возвращался. Во всяком случае, Миша его не слышал. Чего не скажешь о щуплом компаньоне старика, который время от времени наведывался к Лизе… Мясо в тарелке начинает вонять. В комнате слышится жужжание мух.
— Держись сынок. Держись! Это не конец. Ты справишься. Я в тебя верю.
Миша поворачивает голову. На кровати сидит, едва различимый в темноте, силуэт.
— Ты же понимаешь, что это твоя вина? — безучастно говорит парень, отворачиваясь обратно к батарее. — Понимаешь, что если бы ты не открыл дверь, ничего бы не было?
— Ты знаешь, что я не мог. Я не мог оставить в беде тех, кому была нужна моя помощь. Я не знал… Нет большего зла, чем равнодушие. Что бы мы не делали, всё возвращается. Зло порождает зло.
— Добро тоже. Зло, вообще, что попало порождает.
— Возможно. И всё же, лучше я буду знать, что сделал всё что мог, чтобы спать спокойно, чем пройду мимо и стану грызть себя, за безразличие.
— И как спится?
Отец молчит.
— Чё ты, вообще, пришёл? Я тебя не звал.
— Видимо, звал, раз пришёл.
— Зачем? От тебя живого-то толку не много было, а от мёртвого и подавно.
— Может я могу тебе чем-то помочь?
— Пододвинь кровать, а то спина болит.
— Это вряд ли.
— Кто бы сомневался…
— Может я смогу помочь тебе выбраться?
— У тебя есть ключ от замков?
— У меня нет. А вот у Гриши есть.
— У кого?
— У Гриши – сына Макара.
— Что-то я сомневаюсь. Кто бы этому дурочку ключи доверил?..
— А я уверен. Видел, у него в правом кармане джинсов бугорок? Что это может быть?
— Конфеты?
— Или ключи.
— Пусть так. Что толку то?
— С Макаром всё ясно. А вот Гриша… С этим парнишкой ещё не всё потеряно. Я уверен, что до него ещё можно достучаться. Поговори с ним. Найди нужные слова, и он тебя отпустит.
Сцена 7
Дверь в комнату открывается. Сквозь щель смотрит толстое прыщавое лицо и тяжело вздыхает. Гриша уже собирается скрыться…
— Стой! — шёпотом кричит ему Миша. — Не уходи.
— Мне… мне некогда, — неуверенно отвечает толстяк.
— Просто, задержись на минутку.
— Нельзя. Отец будет ругаться.
— Гриша, слушай, я сижу тут уже… не знаю сколько. В темноте. Без туалета. Мне пришлось съесть своего отца. А ещё меня… меня… Не уходи, пожалуйста. Мне нужно с кем-то поговорить.
Гриша смотрит по сторонам.
— Ладно, но только на минуту.
Он входит внутрь.
— Спасибо. Мне больше и не надо.
Миша приподнимается на колени.
— Как сестра? С ней всё в порядке?
— Ну… да. Наверно. Отцу она нравится.
— Да? Хорошо-хорошо… А тебе? Тебе она нравится?
— Мне… Ну… да.
— Хорошо. Я думаю ты ей тоже нравишься.
— Чего? Я? Нет… не думаю.
— Да, точно говорю. Ты как раз её типаж. Она таких любит.
— Каких таких?
— Добрых. Чутких. Романтиков. Ты ведь такой, да? Я прав?
— Ну… — Гриша чешет макушку. — Да… Наверно.
— Вот! Я же говорил.
— Ох, ну не знаю… То, что она мне тогда сказала… И вообще, почему, тогда, когда я с ней, она такая грустная? С отцом она другая.
Внутри Миши всё сжимается. Он чувствует, как каждая его клеточка наполняется гневом, но парень из последних сил старается выглядеть непринуждённо.
— Ой, да ладно. Ты же знаешь этих девчонок. Просто цену себе набивает.
— Думаешь?
— К гадалке не ходи.
— Значит, она согласится стать моей женой?
— Конечно! Даже не сомневайся.
Лицо Гриши растягивается в идиотской улыбке.
— Ммм… Слушай, Гриша, — говорит Миша, потирая шею под цепью, — можно тебя попросить кое о чём?
— Ну… да… наверно…
— Можешь немного ослабить цепь? А то…
— Нет! Нет! И не проси! — нервно отвечает толстяк.
— Гриша. Гриша! Послушай… Мне тут и так непросто, а ещё эта цепь мне в кожу впивается. Слышал, вы меня съесть хотите? Цепь уже натёрла мне шею. Нужно чтоб раны затянулись, иначе мухи отложат в них яйца. Если в мясе заводятся опарыши, то есть такое мясо нельзя. Понимаешь? Твой отец не обрадуется…
— Мне нужно спросить у него.
— Сейчас? Где он? С моей сестрой, да? Как думаешь, что будет, если ты ворвёшься к ним в такой момент?
Гриша задумчиво переминается с ноги на ногу.
— Давай, Гриша. Мы же почти родственники. Я же не прошу отпускать меня. Просто перевесь замок на пару звеньев.
— Ох… ладно…
— Спасибо.
Гриша подходит к юноше и достаёт из правого кармана ключи. Нагибается к Мише. Дрожащей рукой вставляет ключ в замок. Поворачивает. Щелчок.
«Попался…»
Миша выскальзывает из цепи. Ещё одно ловкое движение и он, вскочив на ноги, оказывается за спиной Гриши, накидывая тому на шею цепь. Толстяк пытается вырваться, но Миша, скрестив руки, всем телом наваливается на его тушу. Юноша чувствует, как его лицо наливается кровью, Глаза вот-вот вылезут из орбит от напряжения. Но это не важно. Он не отступит.
Борьба длится около минуты, прежде чем бездыханное тело толстяка обмякает, и он падает мордой прямо на обсосанные доски. Миша, обессиленный, выпускает цепь из рук и падает рядом.
«Не время отдыхать. Соберись! Вставай! Вставай!»
— Это было делать не обязательно, — раздаётся голос Олега Сергеевича, — Был другой способ.
— Заткнись, — тяжело дыша говорит парень, поднимаясь на ноги.
Осторожно, Миша выходит в коридор, освещаемый тусклым светом из зала. Первое, что он слышит это скрип кровати из соседней комнаты. Парень смотрит по сторонам. У стены, рядом с дверью в его бывшую темницу, стоит топор. Миша берёт его в руки. Затем, медленно идёт к двери напротив. Он берётся за ручку. Открывает, слегка приподнимая дверь, чтобы та не скрипела.
«Мразь…»
На кровати, расположенной у противоположной от двери стены, животом на матрасе, отвернувшись, лежит Лиза. Сверху, со спущенными штанами, навалившись на девочку всём телом, стонет Макар.
Взмах топора. Лезвие вонзается в плечо великана. Взвыв от боли, он вскакивает с кровати и набрасывается на Мишу, сбивая парня с ног.
— Ублюдок! — кричит Макар.
Миша отползает и несколько раз бьет того ногой в лицо. Мужчина отпрянул. Юноша, вываливается в коридор.
— Аааа, — слышит он отвратительный, режущий слух крик.
Перед Мишей, держа в руках ружьё, дуло которого направлено прямо на него, стоит разъярённая женщина со спутанными волосами. Жена Макара имя которой, парень давно забыл.
Выстрел.
Тут происходит два, невероятных по своей сути, совпадения. Во-первых, Макар, выползая из комнаты, хватает Мишу за ноги, резким движением стаскивая того в низ. Во-вторых, из соседней комнаты, опираясь на стену, задыхаясь, выходит оклемавшийся Гриша. Оказывается, не так-то просто задушить человека, у которого из-за жира нет шеи…
В общем, старуха спускает курок. Пуля пролетает в паре сантиметров над головой падающего Миши, попадая Грише в ухо. Голова толстяка, словно фейерверк из мозгов разлетается по коридору. С грохотом, огромная туша падает. Мать, осознавая, что сейчас произошло неистово орёт и, с лицом маори, танцующего хаку, снова направляет дуло ружья на Мишу.
Выстрел.
Парень успевает увернуться. Пуля пробивает пол, разрывая одну из досок в щепки. Макар суёт руку в карман брюк и, доставая несколько патронов, бросает их в сторону жены.
— Быстрее! — кричит он женщине.
Миша пытается выбраться из-под великана, но тот хватает его за шею, начиная душить. Морда бородача оказывается прямо перед юношей. Парень вонзает большие пальцы Макару в глаза. Мужчина издаёт полный боли рёв. Кровь из отверстий капает Мише на лицо. Великан убирает руки с его шеи и хватает за запястья. Миша, в свою очередь, бьёт Макара головой в нос. Мужчина откатывается. Женщина, успевшая перезарядить ружьё, подходит к парню. Хочет выстрелить. Миша не теряется. Он выдергивает застрявший топор из плеча Макара и вонзает его старухе в стопу, хватая ружье за дуло. Женщина с визгом падает. Юноша бьёт, державшего его Макара, прикладом в лицо. Ещё. И ещё. И ещё. До тех пор, пока великан не теряет сознание. Миша сбрасывает его с себя. Женщина, со стоном, выдергивает топор из ноги. Встаёт. Хромает к пацану и, издавая боевой клич, подняв руки над головой, замахивается. Но Миша, развернувшись, успевает направить ружьё в старуху.
Выстрел.
Пуля проходит по касательной, снося женщине лицо. Несколько секунд, она стоит с занесённым над головой топором. Делает несколько неловких шагов назад, после чего, наконец-то, падает.
«Всё? Я справился? Нет… Ещё нет. Лиза…»
Бросив ружьё, Миша вскакивает на ноги. Идет в комнату. Девушка лежит в той же позе, что и прежде, отвернувшись к стене. Из одежды на ней лишь майка.
— Лиза. Лиза, — говорит парень, прикоснувшись к плечу сестры.
Она не отвечает.
— Лиза…
Миша, присев на край кровати, осторожно переворачивает девушку. Она, пустыми глазами смотрит сквозь брата. Парень приподнимает сестру, сажая её рядом с собой. На Лизе нет живого места. Вся кожа в ссадинах и синяках. Ноги покрыты засохшей кровью. От неё дурно пахнет, но сейчас это не важно…
— Лиза, всё закончилось, — говорит Миша, поглаживая девушку по грязным растрёпанным волосам. — Ладно… Ладно, подожди… Мне… нужно кое-что сделать… Пока он не очнулся. Я быстро.
Миша встаёт и выходит в коридор, оставляя потерянную Лизу одну. Он смотрит на Макара. Мужчина дышит. Парень подходит к нему сзади и берёт за ноги. С большим трудом юноше удаётся сдвинуть огромную тушу с места. Тяжело дыша, обливаясь потом он затаскивает Макара в комнату, которая была его тюрьмой несколько последних дней. Миша слышит шлёпанье босых ног. Затем скрежет ружья, поднимаемого с пола.
Выстрел.
Время замирает. Раздаётся приглушённый стук. Будто, что-то упало. Миша хочет развернуться и выбежать из комнаты, но всё его естество противится этому. Тело обдаёт холодным потом.
«Всё…»
— Лиза…
«Всё хорошо…»
— … я скоро вернусь.
Сцена 8
Миша не знал, сколько времени у него ушло на то, чтобы совершить задуманное. Но дело было сделано. Парень выходит в коридор. Его футболка и руки измазаны кровью. Через открытую дверь, юноша видит соседнюю комнату. Кровать Лизы пуста. Он выходит в зал.
— Ну ты и чушка! — говорит сестра, сидя с книжкой в руках и ногами, закинутыми на стол.
— Иди на хрен, — отвечает Миша.
— Пап, я с ним за стол не сяду!
— Миша, ну в самом деле, — говорит отец, что-то готовя на газовой плите, — Умойся.
— Не умойся, а помойся! — кричит сестра.
— Да не хочу я!
— Сын, — говорит Олег Сергеевич, повернувшись к сыну, — ты о нас то подумай.
— Давай-давай, свинота. В ванну… С хлоркой… — командует девушка.
— Задолбала… — тяжело вздохнув отвечает юноша, глядя на Лизу, демонстративно игнорируя отца…
ГЛАВА V. ПОСЛЕДНЯЯ ПРОПОВЕДЬ
Сцена 1
Полгода назад…
Ночь.
Потап крадётся по дворам в надежде, что никто из горожан его не заметит. До ушей мужчины доносятся крики и плач жертв эпидемии, перемешанные с возгласами их мучителей. Снег и ветер больно обжигают обезкоженное лицо. Будучи одним из немногих, кого разъярённой толпе всё ещё не удалось поймать, Потап, во что бы то ни стало, пытается добраться до единственного возможного укрытия – квартиры родителей.
Почти пять месяцев прошло с тех пор, как жена выгнала мужчину из дома, не желая жить под одной крышей с уродом. Всё это время Потап ныкался по подвалам и питался отбросами из помойки с небольшой группой таких же несчастных как он. Но этой ночью, когда небеса окрасились в белый, всё закончилось. Каким-то чудом, в то время как горожане набросились на его товарищей возле одной из контейнерных площадок, мужчине удалось спрятаться в куче мусора. И сейчас, изнемогая от боли и холода, Потап идёт к тем, кто когда-то, последовав примеру жены, отказались от него, но являющихся, последними, кто мог дать шанс на спасение.
Прокравшись на третий этаж, мужчина оказывается напротив двери квартиры, в которой провёл счастливое детство. Он стучит. Слышит, приближающиеся шаркающие шаги. Звук открывающегося замка. Дверь распахивается. Через щель показывается морщинистое лицо.
— Пап, привет, — дрожащим голосом говорит Потап.
— Нет-нет-нет, уходи, — беспокойно произносит отец, — тебя здесь быть не должно. Мы же просили тебя не появляться!
— Пожалуйста, мне больше некуда идти.
— Кто там? — раздаётся ещё один голос. На этот раз женский.
— Никто, Лида, иди спи.
— Потап? — снова говорит женщина, выглядывая в щель.
— Мам, впусти, пожалуйста.
— Не могу, сынок, ты же знаешь…
— Мне просто нужно переждать, пока всё не уляжется.
— Тебе же русским языком сказали! — кричит отец.
Потап встаёт на колени.
— Что ты творишь?.. — произносит старик, отводя глаза в потолок.
— Умоляю. Помогите, — говорит мужчина, унижаясь перед родителями, — Клянусь, вы меня больше не увидите.
Они переглядываются.
— Юр, впусти его, — говорит мать.
— Нельзя. Это опасно!
— Он – наш сын!
Старик с грустью выдыхает.
— Ладно… — произносит тот, открывая дверь полностью.
— Спасибо, — вставая с колен, говорит Потап.
Мужчина входит внутрь. Смотрит на отца, но тот сразу отворачивается, запирая дверь.
— Ох, сынок, — произносит мать, разглядывая сына, — тебе нужно привести себя в порядок. Проходи пока в ванную, а я принесу бинты и чистую одежду.
Потап с благодарностью кивает. Проходя по коридору, он рассматривает квартиру, подмечая, что с его последнего визита ничего не изменилось. Более того, всё выглядело почти так же как в детстве, от чего мужчина ненадолго погружается в ностальгию. Потап входит в ванную. Он хочет снять шапку, но едва успевает поднять руку, когда слышит звук закрывающегося шпингалета. Потап оборачивается. В панике пытается открыть дверь, но та не поддаётся.
— Что вы делаете?!
Родители не отвечают.
— Выпустите меня!
Мужчина слышит, как открывается окно на кухне.
— Сюда! Сюда! — раздаётся голос матери. — Одна из этих тварей здесь! Скорее!
Из Потапа словно вырвали душу. Он отходит от двери, понимая, что всё кончено. Понимая, что был предан самыми близкими людьми. Снова…
Мужчина слышит быстро нарастающие шаги в подъезде. Затем громкий стук. Голос отца:
— Он здесь. Мы заперли его в туалете.
Дверь в ванную открывается. Четверо разъярённых головорезов хватают Потапа за куртку, вытаскивая в коридор. Мужчина не сопротивляется.
— Попался, ублюдок! — говорит один из сектантов.
Отец, как и прежде, отводит взгляд. Мать смотрит на сына глазами полными ненависти. Потапа, взяв под руки, волокут на улицу…
Сцена 2
Ночь.
Первое, что чувствует Галица, это запах гари. Затем, как, что-то холодное и твёрдое прикасается к его лицу. А потом – ужасную головную боль.
— Эй, дурик, проснись.
Капитан открывает глаза. Над мужчиной стоит Денис и легонько пинает его по щеке грязным армейским ботинком. В руках сына бывшего проповедника автомат Калашникова. Позади него стоят ещё двое вооружённых парней.
— Рассказывай, — грозно говорит Денис.
— Что рассказывать? — приподнимаясь на локоть, спрашивает Галица.
Только сейчас, он обращает внимание на какие-то щелчки за своей спиной. Туда же смотрят и трое мужчин. Капитан оборачивается. Видит дом, охваченный пламенем. Крыша и правая стена уже рухнули, а остальное, вот-вот последует их примеру. В разбитом окне справа, Галица видит плавящийся цветочный горшок и, наконец-то, понимает, что это за дом.
— Ну! — торопит капитана Денис.
— Ох, — полицейский закрывает глаза, пытаясь восстановить цепь событий в своей голове, —Я получил наводку, что в этом доме скрывается преступник. Очень опасный преступник. Влез через окно. Ой, Денис… ты бы видел, что там творилось… Всё в крови. Человеческие кости. Вонь. Мухи. Ужас. А в одной из комнат… ты не поверишь… Какой-то толстяк сидел. На цепи. Руки по локоть отрезаны. Ноги – по колено. А глаза… — капитан чувствует рвотные позывы и прикрывает рот рукой.
— Что глаза?
— Не было глаз. В глазницах черви копошатся… Но это не самое мерзкое. Вокруг мужика, части тела разбросаны. Руки. Ноги. Туловище. Голова… — Галица смотрит на младшего, — Денис, чем угодно поклясться готов, что голова та Толика вашего была. Рожу этого сморчка я ни с чем не спутаю.
Мужчина садится перед полицейским на корточки.
— Ты чё, пьяный?
— Нет. Ещё нет… Слушай, я уверен: тот, кто баню эту кровавую устроил, отца вашего и порешил.
— Угу… И ты его упустил?..
Галица виновато опускает глаза.
— Всё быстро случилось. Он так внезапно выскочил. Я даже пистолет достать не успел. Только к кобуре потянулся. Бац! — полицейский потирает рукой место с засохшей на лбу кровью. — И вот я здесь.
— Как он выглядел?
— Я… Я не знаю. Темно было. Не разглядел.
Денис сердито выдыхает, давая понять капитану, как сильно он разочарован.
— Слушай, я найду его, — пытается успокоить Галица мужчину, — обещаю. Я заставлю этого мерзавца заплатить за каждого, кто пострадал от его рук. Кроме Толика… Он за всё ответит. Слово офицера.
Денис, всё это время, задумчиво смотревший куда-то вдаль говорит:
— Поздно.
— В смысле?
— В коромысле, — поднимаясь на ноги произносит мужчина. — Спать иди. И брату моему о случившемся ни слова. Понял?
— Что?! Почему?!
— Ты меня понял?!
— Понял, — покорно отвечает Галица, понимая, что сейчас лучше не перечить.
— Молодец, — говорит Денис, постукивая полицейского ладошкой по щеке.
Денис с товарищами уходят, оставляя озадаченного Галицу в одиночестве.
Сцена 3
Ночь.
— Ну, думаешь нам повезёт? — спрашивает Лёва, рыская по пустым полкам одного из кабинетов заброшенной больницы.
— Как знать… — отвечает Потап, заглядывая в, обросший паутиной шкаф. — Обезболивающие и антибиотики вряд ли остались. Но вот бинты и, может быть, немного марли, могли заваляться.
Без возможности включить фонарик, товарищи чувствуют себя как кроты, двигаясь, по сути, на ощупь.
— Может, кровати в лагерь утащим? Надоело на голой земле спать.
— Не сможем. Тяжёлые. Да и слишком палевно. Если кто-то из городских заметит, что кровати пропали, сразу на нас подумают.
— Слушай, всё спросить хотел, — снова говорит Лёва, — как думаешь, почему это случилось?
— Не знаю. Честно говоря, не было времени подумать. Точно не кара небесная.
— Да, это понятно. Слышал, что на острове была некая лаборатория… Там какую-то болезнь смертельную вывели. Тестировали на мышах, а потом одна из них сбежала.
— Ммм, интересно… Откуда слышал?
— Ну, люди говорят…
— Понятно… Не то, чтобы я удивлюсь, если всё так и окажется, но всё же, слепо верить сплетням не стоит.
— Да какая уже разница. Хоть бы и сплетни… Правду мы всё равно уже вряд ли узнаем.
— А ведь я был там…
— Где?
— На улице. В тот день когда это началось.
— Да ладно?!
— Тише.
— Да ладно?! — повторяет шёпотом Лёва, удивлённо таращась на Потапа.
— Да. Шикарный был день. По началу… Жара. Лёгкий ветерок. Сам знаешь, солнышко наши края не жалует. Будто специально стороной обходит. Все уже привыкли, что над городом триста шестьдесят пять дней в году нависает огромная монолитная чёрная туча. Ну. а тут такое… Понятное дело, люди, позабывшие, как небо выглядит, вышли на улицу. Город прям ожил. Я тогда просто шатался туда-сюда. Наслаждался жизнью, так сказать. А потом, увидел её…
На этих словах Потап зависает, будто снова переживая тот день.
— Кого «её»?
— Бабку.
— Бабку?!
— Да. Она шла мне навстречу. В шубе. На улице плюс тридцать, а она в шубе… Она медленно шаркала ногами по черепице. А трясло её так, будто на улице середина января. Лицо болезненное, потное. Я подошёл, спросил, всё ли с ней в порядке. Но она, то ли не слышала, то ли просто игнорировала. Словно сомнамбула. Какая-то женщина с коляской предложила ей вызвать скорую. Но в ответ снова тишина. После этого, кажется все, кто был поблизости заметили бабку. Кто-то просто разглядывал, кто-то шёпотом обсуждал с товарищами, а кто-то достал телефон и, кажется, уже звонил в скорую помощь. Затем…
Видно, как тяжело Потапу говорить о случившемся.
— Затем старуха оступается… Она пытается облокотится на стену дома, но, не сумев устоять на ногах продолжает падать. Я хотел помочь… Я машинально схватил бабку под локоть, но почему-то она продолжила падать. Сначала я подумал, что у меня не хватило сил её удержать. Но дело было не в этом?.. Я опустил взгляд. Казалось, что это сон. Но вскоре я начал осознавать, что всё взаправду. Я стоял посреди тротуара, держа в руках оторванную сморщенную, покрытую язвами, культю… Старуха падает, бьётся головой об магазинную витрину. Её череп раскалывается… Будто скорлупа… Мозги растекаются по стеклу. Её глаз рикошетит от стены и падает точно в стаканчик с мороженным пятилетнего мальчика. Из шеи начинает хлестать кровь, заливая остолбеневших зевак. И меня… Люди начинают понимать… Улица, которая всего минуту назад казалась раем на земле, наполняется истерикой горожан, разбегающихся в панике. Кого-то рвёт прямо на газон. Матери закрывают глаза рыдающим детям. А я… Я так и продолжил стоять с оторванной конечностью в руках…
— Всё, хватит, — говорит Лёва, которому явно не по себе от услышанного.
— Фух, извини, что-то я увлёкся…
Дальнейшие поиски проходят в тишине.
Итогом вылазки стали три упаковки бинтов, пара шерстяных одеял и баночка просроченных капель от насморка. Негусто… Но «мародёры» не надеялись и на это.
Подходя к лагерю, до Потапа и Лёвы начали доносится странные звуки.
— Что там происходит? — говорит Потап, прибавляя шаг.
Чем ближе они приближаются к гнилому району, тем отчётливее становится шум.
Плач.
Оказавшись в лагере, первое что видят Потап и Лева, это Антонину Георгиевну, сидевшую в своей палатке и обливавшуюся слезами. Потап подбегает к старушке и садится перед ней на корточки. Он спрашивает:
— Что… что здесь случилось?!
Сцена 4
Час назад…
Ночь.
Жизнь в гнилом районе идёт своим чередом. Тоскливо и уныло. На пустыре перед лесом было, не то что бы много развлечений. Кто-то чинит палатку, сотканную из полиэтиленовых пакетов. Кто-то готовит крысу на вертеле. Кто-то пытается заснуть, чтобы очередной мучительный день поскорее закончился. Таня кружит вокруг Никиты, что-то оживлённо рассказывая.
— Ну, привет, бедолаги, — разлетается по лагерю чей-то крик.
Обеспокоенные жители лагеря, побросав свои дела, выходят на знакомый голос.
— Фу, ну и вонища, — говорит Денис, по хозяйски вышагивая по лагерю, — я б лучше сдох, чем так жил.
Двое вооружённых мужчин позади него гы-гы-кают.
— Так, народ, ну-ка все сюда.
Народ в недоумении переглядывается.
— Давайте-давайте! Быстрее!
Неуверенно, но люди, послушавшись выходят на пустырь, перед тремя вооружёнными мужчинами.
— Тихо, — шёпотом говорит Таня Никите, пока они прячутся за пнём.
— Вот и славно. Видите, не так уж и сложно. Что-то я не вижу среди вас Потапа. Где он?
В ответ молчание.
— Ну, да ладно. Неважно… Без него справимся. И так, — Денис начинает ходить из стороны в сторону, — как вы уже знаете, три дня назад, произошло кое-что очень плохое. Конечно же, вы знаете. Это же вы сделали.
Мужчина замолкает, разглядывая толпу перед собой, которая бросает друг на друга непонимающие взгляды.
— Я знаю, что вы не признаетесь. И я вас понимаю. Я бы тоже не признался. Ведь то, что ждет убийцу проповедника… убийцу моего отца… Ух… Поэтому, нужно вам помочь. Дать вам стимул, так сказать. Мотивировать… В общем, дело обстоит так, если вы прямо сейчас не скажите кто это сделал, четверо из вас умрут. Завтра мы вернёмся, и если никто из вас снова не признается, то мы убьем ещё четверых. Затем, мы снова и снова, будем возвращаться сюда и это будет продолжаться до тех пор, пока мы не найдём убийцу, либо… пока вы не закончитесь.
Денис останавливается, поглаживая Калашников.
— Я спрошу всего один раз. Кто… убил… моего… отца?
Народ молчит. Но в их взгляде легко читается трепет.
— Я так и думал. Тогда другой вопрос. Кого из вас мы убьём сегодня?
Денис разглядывает безмолвную толпу, будто питаясь их страхом.
— Слушайте, у меня тоже дела есть. Я не собираюсь…
— Да как ты смеешь? — раздаётся чей-то хриплый голос.
Народ расступается. Хромая, шоркая по земле, к Денису выходит дед Борис.
— И так нас за людей не считаете, а теперь, приходишь сюда и угрожаешь? Считаешь себя лучше нас? Тебе просто повезло. Посмотри! Посмотри на них! — Борис показывает на толпу позади себя. — Ты сейчас мог стоять там. Без рук. Без ног. Без кожи. Чувствуя, как горит каждая клеточка твоего гниющего тела. Но тебе повезло…
— Эй, старый, вернись-ка в стадо, пока…
— Как же меня тошнит от тебя. От тебя и от всей твоей семьи. Мразь!
С этими словами старик плюёт, застигнутому врасплох Денису в лицо. Выражение смятения, быстро сменяется гримасой ярости. Мужчина бьёт деда в нос прикладом автомата. От удара, издав громкий стон, тот падает.
— Ублюдок! — кричит Денис, топтая лицо Бориса.
Череп старика раскололся ещё после первого удара. Сейчас же он просто превращается в кашу. Будто Денис топчет гуляш с подливом.
— Хватит! Остановись! — кричит какая-то пожилая женщина.
Она бежит в сторону расправы, видимо, намереваясь оттолкнуть сына проповедника. Но не успевает. Молодой парень, стоявший слева от Дениса. Нажимает на спусковой крючок.
Выстрел.
Патрон попадает прямо в грудь женщины, разрывая её торс в клочья. Гнилые, в страхе попадали на землю. Никита, охваченный ужасом, срывается с места и бежит в лес.
— Стой! — шёпотом кричит ему Таня, пытаясь ухватить того за рукав.
Выстрел.
— Нет! — вопит Таня, подбегая к упавшему брату.
Выстрел.
Бездыханное тело девочки падает на Никиту.
Денис оборачивается. Низкорослый лысый парень справа, стоит с автоматом, направленным на детей, разглядывая труды своих деяний со звериным оскалом. Денис хочет подойти к нему и ударить. Очень сильно ударить. Он растерян. Всё пошло совсем не так как рассчитывал мужчина…
«Успокойся. Успокойся. Назад пути нет.» — думает Денис, вытирая лицо от коричневых слюней старика.
Младший выдыхает и берёт себя в руки.
«Всё хорошо… Так даже лучше…»
Он снова поворачивается к обезумевшей толпе. Кто-то бьётся в истерике на коленях. Кто-то, наоборот, с пустыми глазами застыл на месте.
— Видите? — говорит мужчина, показывая пальцем на брата с сестрой. — Видите?! Это ваша вина! Но, знаете, что?.. Ладно, я сегодня добрый. Вообще-то, дети – маленькие, и их следовало бы считать за одного, но ладно… Так уж и быть, норму на сегодня мы выполнили. Но помните, завтра мы вернёмся. И вот еще что… Только попробуйте сбежать. Далеко вы, всё равно, не уйдёте. А когда мы вас догоним… Сначала мы возьмём ваших детей, — Денис показывает на мальчика лет шести, который вцепился в ногу матери, — и выпотрошим на ваших глазах… Как свиней!.. А затем, по очереди, четвертуем каждого из вас. Надеюсь, вы меня поняли. И, надеюсь, когда ваш король вернётся, он увидит, что бывает, если нарушаешь правила и сделает то, что будет лучше для его паствы.
Мужчины уходят.
Сцена 5
Ночь.
Потап врывается в кабинет Галицы. Он кричит:
— Ты знаешь, что эти твари сделали?!
Капитан, шатаясь из стороны в сторону, сидит за своим столом, крепко сжимая в левой руке гранённый стакан. Рядом стоит открытая, почти пустая, бутылка водки.
— Эй! — Потап щёлкает пальцами перед лицом полицейского.
— Я… ммм… Потапонька… — мычит Галица, глядя сквозь мужчину.
— Они людей убили! Детей! Ты слышишь?!
— Детей? — капитан икает. — Не порядок…
— Да что с тебя взять?.. — махнув рукой, с тоской говорит Потап. — Чмо вонючее!
Со злости, он бьёт по стене кулаком, тут же чувствуя, как в ней, что-то хрустнуло, но очень быстро забывает про боль.
«Мне послышалось?»
Король снова несколько раз стучит по стене, но на этот не так сильно.
«Какой странный звук. Будто железо…»
Потап поддевает обои и начинает сдирать. Полосу за полосой.
«Ну, точно!»
Оборвав стену, он видит массивную железную дверь, скрывавшуюся под витиеватыми узорами. Мужчина возвращается к столу капитана. Обходит его, подходя почти вплотную к пьяному полицейскому.
«Где он? Где чёртов ключ?»
Сначала рыщет по столу. Затем заглядывает в шкаф снизу.
«Нет. Капитан не настолько туп, чтоб держать ключ здесь. Наверняка он его очень хорошо спря… О, нашёл…»
Потап достаёт с полки большой тяжёлый ключ, лежавший прямо поверх бумаг.
— Ты… что делаешь? — давит из себя Галица, хватая короля за рукав, ватной рукой.
Потап с легкостью отмахивается, от чего капитан падает со стула.
— Ааа… ммм… — говорит полицейский, пуская слюни на пол, — Послушай… я всё решу… обещаю… нужно просто… немного потерпеть…
Король подходит к двери. Вставляет ключ в замочную скважину. Поворачивает. Тянет за ручку. Около двадцати автоматов Калашникова и столько же пистолетов Макарова аккуратно стоят на стеллажах оружейной комнаты.
— Мы сами всё решим…
Сцена 6
Утро.
Церковь переполнена. Люди перешёптываются, в ожидании начала проповеди. В зал входит Илья. Он одет в обычную белую рубашку и брюки. Раздаются жидкие аплодисменты. Мужчина говорит:
— Здравствуйте. Я рад вас видеть. Вас всех. Знаете, я долго думал о чём с вами поговорить. Отец всегда знал. Он всегда, что-то, да говорил… И каждый раз, вроде бы одно и тоже, но по-разному. Я так не могу. И нести чушь про плоскую землю и божественные деревья тоже…
Илья видит, как у каждого второго в зале, после этих слов округлились глаза и открылись рты. Денис, сидевший напротив трибуны, неодобрительно кивает.
— Ну, серьёзно, это же бред. Как и то, что произошедшее – это наказание за что-то там…
Проповедник видит, как двое мужчин и женщина на заднем ряду, переглянувшись встают со своих мест и идут к выходу.
— Стойте! — кричит им Илья. — Сядьте, пожалуйста. Я быстро.
Тройка снова переглядывается. Затем, с недовольными лицами, возвращается на свои места.
— Спасибо. Давайте поговорим откровенно. Поднимите руки те, кто искренне верят, что земля плоская.
Трое с последнего ряда поднимают руки.
— Всё? А в древо и апостолов?
Трое, неуверенно, опускают руки.
— Мы с самого начала всё делали неправильно. Когда часть из нас попала в беду, нам было проще выгнать их из города. Ещё и обвинив во всех грехах… Может быть, в глубине души, кто-то из вас и задумывался, что это неправильно. Я уж точно. Но мы молчали. Отделяться от толпы всегда страшно… Но знаете, что? Хватит! Тысячи лет развития… И вот мы снова стоим в шаге от того, чтобы начать жечь людей на кострах… Вместо того, чтобы быть рядом с близкими в трудную минуты, мы просто отворачиваемся от них, делая вид, что так и надо. Нет… Нет! Мы должны объединиться перед общей бедой. Так же, как мы сделали во время собачьей войны. Помочь тем, кто нуждается. Только так мы сможем пережить, тот кошмар, частью которого стали. Только так мы сможем исправить наши ошибки!
Илья замолкает. Прихожане переглядываются.
Аплодисменты!
Денис привстаёт со скамьи и, удивлённо окидывает взглядом зал. Затем, в нескрываемом смятении, садится обратно и присоединяется к овации.
Внезапно, дверь в церковь открывается. Свет утреннего солнца озаряет зал. Прихожане оборачиваются. Медленно, держа Калашников в руках, Потап входит внутрь. Позади короля, так же с автоматом, следует Лёва. За ними, нескончаемым потоком идут вооружённые гнилые. Мужчины. Женщины. Старики. Потап, окидывает взглядом взволнованные лица сектантов. Конечно же, они здесь… Родители мужчины сидят в первом ряду, с ужасом взирая на колонну.
— Ты… ты зачем припёрся? — растерянно, даже испуганно, говорит Денис выходя в проход.
— Как зачем? Делаю то, что ты и просил. То, что будет лучше для моей паствы, — говорит Потап, дёргая рукоятку затворной рамы.
— Что ты сделал? — с тревогой обращается к брату Илья.
Сцена 7
Где-то, на острове…
Утро.
Атмосфера на морском берегу спокойна и безмятежна. Легкий ветерок гоняет нагретый солнцем песок. Будь здесь люди, они бы почувствовали запах соли и свежести. Массивные волны стремительно катятся по блестящей, зелёной, словно изумруд, воде, разбиваясь о скалы. О те самые скалы, к которым приливом прибило старый ржавый военный корабль. Один из тех, что когда-то был частью кольца, отделяющего остров от цивилизации. Одинокий и покрытый коррозией. Словно мёртвый…
ГЛАВА VI. ИСХОД
Сцена 1
Полгода назад…
Ночь.
Младший сержант Галица бежит по улице, натягивая штаны.
«Ох, божечки… Да как же так-то?.. Как же так?!»
Когда в отделении полиции стало известно о том, что началась бойня гнилых, четверо вооружённых автоматами Калашникова полицейских направились в город для урегулирования конфликта. Вообще-то, полицейских было пять, но по странному стечению обстоятельств, именно в тот момент, у одного из них прихватило живот. И, пока четвёрка, спешила исполнить свой долг, засранец сидел на унитазе, листая комикс про Мстителей.
Сейчас же, он несётся на крики и вопли, которые из-за метели едва слышны, пытаясь нагнать коллег. Галица добегает до городской площади.
«Не может быть…»
В паре десятков метров, спиной к младшему сержанту, стоят его боевые товарищи. Перед ними, на прицеле у полицейских, с поднятыми руками, стоят какие-то люди.
«Ни с места! На колени! На колени, я сказал!» — слышит он голос одного из служителей закона.
«Фух, наконец-то… Вот они, братики мои.» — думает довольный Галица, сбавляя шаг.
Вдруг, он видит, как сзади к полицейским приближаются двое мужчин. У одного из них в руках железная труба, у другого – что-то, напоминающее большой гаечный ключ.
«Осторожно! Сзади!» — хочет крикнуть младший сержант, но по какой-то, непонятной ему самому, причине, этого не делает.
Мужчина с трубой бьёт одного из полицейских по голове. Его товарищ с ключом делает тоже самое. Оба полицейских падают. Их коллеги отвлекаются на пострадавших, чем пользуются люди перед ними, всем скопом нападая на стражей порядка. Галица, огорошенный расправой, прячется за сугроб. Он слышит возгласы полицейских, которых прямо сейчас превращают в паштет. Слышит звериный рёв их палачей.
«Твою ж мать! Я должен им помочь.»
Тут до полицейского доходит, что из-за спешки он забыл оружие в отделении.
«Чёрт! Всё против меня!» — думает он, но будто бы испытывая облегчение.
Через какое-то время крики стихают. Галица выглядывает из-за сугроба. Тела четверых полицейских лежат в гигантской кровавой луже. Варвары вокруг них вертят в руках боевые трофеи в виде автоматов Калашникова.
Около десяти минут ушло у Галицы на то, чтобы добраться от отделения полиции до площади и всего две, чтобы добежать обратно. Сейчас он сидит на полу перед оружейной комнатой. Адреналин немного поутих. Ему на смену пришло какое-то чувство одиночества.
«Это что получается, я теперь единственный полицейский в городе?.. Нет! Ну уж нет! Ни за что на свете!»
Он смотрит на железную дверь перед собой.
«Но, если здесь не будет блюстителя закона, особенно в такое время, что ещё натворят эти дикари?.. Что будет с городом?.. Кто его защитит?.. Что на моём месте сделал бы Капитан Америка?..»
Сцена 2
Утро.
Капитан Галица, заходит на территорию церкви. Заросшие газоны усеяны телами. Сотни, разорванных в клочья тропов. Мужчины, женщины, дети… Благодаря крови, вытекшей из трупов, трава окрасилась в красный. Шокированный полицейский заходит в здание. На скамейках, сидят люди в каком-то тряпье. Они оборачиваются на капитана. Гнилые. Галица делает шаг и наступает на что-то. Он смотрит вниз. Ещё одно тело. Голова раздроблена и размазана по полу так, что напоминает овсянку. По грязным армейским ботинкам, полицейский понимает, что это Денис. В углу ещё один труп. И ещё между последними рядами. И перед трибуной, за которой стоит сгнивший король. Он что-то говорил, но, когда входит Галица – замолкает.
— Понимаю, выглядит странно, — с наигранным беспокойством говорит Потап, — но поверь, когда мы пришли, всё так и было. Я точно не знаю, но похоже на массовое самоубийство. Но ты, конечно, расследуй-расследуй… Всё-таки это твоя работа.
Капитан молчит. Его глаза нервно бегают по залу. Будто полицейский кого-то ищет.
— Её здесь нет, — словно читая мысли Галицы, серьёзным голосом говорит король.
Капитан в недоумении смотрит на Потапа.
— Тани. Здесь. Нет, — поясняет тот. — Но если хочешь, могу сказать где мы её похоронили.
Полицейский не отвечает. Не проронив ни слова, он уходит.
Сцена 3
Утро.
— Ну, вот и всё… — едва слышно произносит Миша, стоя перед могилой. Грязный, с лицом, как у шахтёра и землёй в волосах.
Он вышел на эту поляну пару часов назад. Едва увидев опушку леса, едва увидев одиноко стоящий дуб на самом её краю, в голове пронеслось: «это оно… это то самое место…». Можно ли найти более подходящий уголок для последнего пристанища сестры?..
Скрестив руки, Миша разглядывает, небрежно сделанный из веток и изоленты крест, воткнутый в небольшой холм под ветвями дерева, испытывая некую неловкость за проделанную работу.
«Вот, рукожоп…»
Копая яму, Миша оставил в ней все силы. Убегая в спешке из города, последнее, о чём бы он подумал, это о том, чтобы брать с собой лопату, поэтому землю пришлось рыть прямо руками и на качественное «надгробие» энергии не хватило.
«Ну, могилу лучше, ты и не заслужила… Скажи спасибо, что просто в мусорку твои кости не выбросил.» — в шутку думает юноша.
— Спи спокойно, — произносит он, покидая сестру и, направляясь в неизвестном направлении.
Сцена 4
Утро.
Галица входит в свой кабинет.
«Как?.. Как такое могло произойти?..»
В его руках верёвка.
«А была ли в этом моя вина?.. Мог ли я это предотвратить?..»
Капитан берёт табуретку. Ставит её посреди комнаты.
«Наверное, мог. Но как? Хм…»
Встаёт на табуретку. Привязывает верёвку к светильнику.
«Мда… Упустил маньяка… Он ещё и дом, со всеми уликами сжёг… Или что-то уцелело? Наверно, стоило проверить?.. Почему я этого не сделал?.. Знаю… Не терпелось выпить…»
Делает на верёвке петлю.
«А Таня?.. Боже, зачем я отправил её в лагерь?..»
Надевает петлю на шею.
«Позволил этому засранцу украсть оружие… И к чему это привело?..»
Бросает тяжёлый взгляд на открытую железную дверь. В голове всплывают воспоминания, как полгода назад заклеил эту дверь обоями, чтоб скрыть комнату и её содержимое от посторонних. Как через пару дней после этого в отделение полиции наведались приспешники проповедника и перевернули всё в вверх дном, пытаясь найти оружие, но, в итоге ушли ни с чем.
«Столько времени удавалось прятать комнату, а в итоге всё потерял из-за бутылки водки… Нужно было выкинуть ключ в море. Ох… Может я не такой хороший полицейский, как всегда думал?..»
Толкает табуретку.
Лицо наливается кровью.
Тело начинает биться в конвульсиях.
«Всё…»
В глазах темнеет.
«Это конец…»
…
…
…
«Нет!»
Галица хватается за верёвку, пытаясь её порвать.
«Я не хочу умирать!»
Веревка не поддаётся. Прочная. Естественно…
«Что делать?! Точно! Пистолет!»
Капитан расстёгивает кобуру. Достаёт Макаров. Направляет на верёвку. Нажимает на курок. Но…
«Что?! Нет! Почему не стреляет?!»
Курок не поддаётся.
«Заклинило!»
Он трясёт пистолет в руках и пробует снова. Безуспешно…
«Я…»
В глазах темнеет окончательно.
«… не хочу…»
Тело обмякает.
«… умирать.»
Макаров выскальзывает из руки, громко ударяясь об пол. Но капитан Галица этого уже не слышит.
Он умер.
Умер, так и не узнав, что для выстрела, нужно снять пистолет с предохранителя…
Сцена 5
В некой деревне, на некоем острове…
Утро.
Сжимая в руках кролика, полчаса назад, застреленного из самодельного лука, мужчина идёт по деревне. Невысокий, но коренастый, он, несмотря на сорок с небольшим, уже полностью седой.
Приближаясь к своему дому, мужчина слышит женские крики.
«Юля?.. Чего это она?..» — думает он, открывая дверь.
— Сдурел?! Совсем головой не думаешь, что ли?! — ругается женщина.
Она одета в свитер и длинную юбку. Темные волосы средней длины собраны в хвост.
— О, вернулся! — говорит она, заметив мужа. — Ну, хоть ты ему скажи!
— Что случилось? — переспрашивает мужчина жену.
— Смотри, что сынок твой удумал!
Только сейчас Серый замечает в углу комнаты Игоря, который кладёт, что-то в рюкзак.
— Мама, хватит, — пытается тот успокоить женщину.
— Так, стоп, — говорит мужчина, бросая кролика и лук на стол, — давайте по порядку.
— Сегодня утром, дети местные корабль у скал нашли, — развернувшись к отцу, поясняет сын.
— Корабль? Какой корабль?
— В том то и дело, пап. Корабль военный. С пушками. Так понимаю, один из тех, что вокруг острова всё это время кружили. Мы с Булкой и Орехом, как узнали, сразу туда пошли. Всё проверили. На корабле ни души. И, судя по всему, уже давно. Ржавый, грязный, пыльный. Припасы протухли.
— Вот как… А мать то почему ругается?
— Давай, скажи, — скрестив руки на груди, пронзая сына взглядом, говорит Юля.
Игорь, словно опасаясь реакции отца, неуверенно переминается с ноги на ногу. Затем, выдохнув, говорит:
— Мы с пацанами плывём на материк.
У отца отвисла челюсть.
— Что прости? — переспрашивает мужчина, надеясь, что он ослышался.
— Корабль уже давно дрейфовал по морю. Что-то явно не так. Что-то случилось.
— Ты что, сдурел?! Да даже если, что-то случилось, откуда ты знаешь, что именно? Откуда ты знаешь, что тебя на границе не пришибут?
— Ни откуда. Но, возможно, у нас появился шанс.
— Шанс на что?
— На лучшую жизнь.
— На лучшую жизнь? А здесь тебя, что не устраивает?
— Пап, ты серьёзно? Живём как в средневековье. На дичь охотимся, с разбойниками воюем. А там цивилизация.
— А тебе, что с того? Ты эту цивилизацию в глаза не видел. С чего ты взял, вообще, что тебя там ждут?
— Может и не ждут. Но лучше я сам увижу большую землю, чем всю жизнь проживу в этой деревне и буду грызть себя, думая, что могло бы быть.
— О, Боги… — закатывает глаза отец. — На чём вы плыть то собрались?
— Булка у деда Ромы лодку деревянную на три бутылки самогона выменял.
— Ааа… Лодка дяди Ромы!.. Ну, тогда другое дело. Плывите, конечно!
— Спасибо пап, — лицо Игоря растекается в улыбке.
— Ты совсем дебил, что ли? Это сарказм!
Улыбка моментально исчезает с лица юноши.
— Нет… Нет сын, — мотая головой, обеспокоенно произносит мужчина. — Я тебя не отпускаю.
— Пап, я уже не маленький. Я решил. Вы меня не остановите.
«И не поспоришь…»
Он подходит к отцу и обнимает.
— Всё, счастливо. Скоро вернусь.
Отец, нехотя, постукивает сына по спине. Игорь подходит к матери, но та демонстративно отворачивается. Сын кладёт её руку на плечо.
— Пока, мам.
Юля не отвечает. Игорь, взяв рюкзак, выходит из дома.
— И ты, что его так отпустишь? — спрашивает жена мужа.
— А что мне его, на цепь посадить?
— Да хоть бы и на цепь…
— Юль…
— Миша, — со слезами на глазах, говорит женщина, положив мужчине руки на грудь, — если с ним что-то случится…
Сцена 6
Утро.
Игорь с товарищами сидят в лодке на берегу.
— А это корыто точно по пути не развалится? — разглядывая шлюпку, говорит Орех.
— Старик сказал, что недолжно… — отвечает Булка.
— Что-то мне не нравится, как она скрипит.
— Ну так, не скрипи и скрипеть не будет. Ха-ха-ха! Еду все с собой взяли? Еды нужно много.
— Ой… этот всё о еде…
— Конечно! Это ж самое необходимое в походе.
— Так народ, — вклинивается в разговор Игорь, — кто лодку подтолкнёт?
— Кто предложил, тот и подтолкнет… — произносит Орех.
Игорь смотрит сначала на него, затем переводит взгляд на Булку, в надежде на то, что тот вызовется добровольцем.
— Не-не-не, — без слов понимает тот товарища, — я в воду не полезу. Серый, давай ты. Ты самый молодой.
Игорь выдыхает и уже собирается вставать, как вдруг кто-то рядом с ним ставит рюкзак. Парень оборачивается.
— Я подтолкну, — говорит Миша, схватившись за лодку.
— Здравствуйте, дядь Миш, — растекаясь в улыбке, произносит Булка.
— Здравствуйте, — чуть менее радостно говорит Орех.
— Здорова-здорова, — отвечает мужчина.
Сын вопросительно смотрит на отца.
— Я вас одних не отпущу, — поясняет тот. — Если с тобой что-то случится, мне мать голову оторвёт.
— Пап…
— Не обсуждается! — толкая лодку, рычит Миша. — Я, кстати, из-за тебя кролика не поел…
ГЛАВА VII. ЗА БОРТОМ
Сцена 1
Где-то на острове…
Утро.
Старик идёт по лесу, с лукошком в морщинистых руках, рыская по земле в поисках грибов.
— Опа, лисичка… — говорит он, нагибаясь и срезая маленьким ножичком находку.
«Ай…»
В колене, что-то хрустнуло.
«Ох… совсем древний стал…»
Вдруг, старик слышит звук приближающихся шагов. Он медленно встаёт с земли. Оборачивается. Метрах в десяти от себя видит медведя. Огромный, размером с трактор зверь, шарахается меж деревьев, видимо, выискавшая, чем бы сегодня отобедать.
«Вот, чёрт… Интересно, он меня уже заметил?»
Старик замирает. Задерживает дыхание. За свою долгую жизнь, ему не раз приходилось видеть медведей. Но впервые это происходит так близко. Животное поворачивает голову. Встаёт на дыбы.
«Заметил… Пу-пу-пу…»
Взгляды хищника и жертвы пересекаются.
«Что ж, умереть в драке с медведем… не так уж и плохо… О более брутальной смерти можно только мечтать…»
Медведь снова встаёт на четвереньки и бежит к старику.
«Говорят, если громко кричать и бежать навстречу, он испугается и убежит. Что ж, была не была…»
Так старик и делает. Срываясь с места, он, словно берсерк, объевшийся мухоморов, вопит, что есть мочи и бежит на зверя. Медведь замедляет ход и, кажется, вот-вот развернётся, удирая прочь. Как вдруг…
Запнувшись об корень, старик падает плашмя, уткнувшись лицом в сырую землю.
«Чёрт… Неловко вышло…»
Старик пытается подняться. По ноге разлетается дикая боль, от которой тот снова падает. На этот раз на задницу. Медведь, издав рёв и, снова набирая скорость, несётся к старику.
«Вот и пришла смертушка моя… Что ж, значит так тому и быть…»
Выстрел.
Медведь тормозить, шатаясь, делает несколько неловких шагов, после чего, его бездыханная туша падает в паре десятков сантиметров от старика. Из того места, где совсем недавно был глаз, тонкой струёй сочится кровь.
«Не понял…»
— Вы в порядке? — слышит, уже успевший смирится со смертью старик, чей-то голос позади себя.
Он оборачивается. Медленной походкой, с револьвером в руке, к пожилому мужчине приближается странный человек. На нём одет старый плащ, потёртый настолько, что уже и не ясно какого он был цвета. На голове ковбойская шляпа, что в здешних краях редкость. На вид парню лет двадцать пять.
— Ох, кажется, да, — отвечает старик.
Молодой человек убирает револьвер за пояс и протягивает тому руку, помогая подняться.
— Ай, ммм, — пожилой мужчина, кривит лицо в гримасе боли, — нога…
Кажется, падение не прошло бесследно…
— Может вам помочь?
— Да ты уже помог. Спасибо, кстати. Если б не ты, эта зверюга уже б в моих кишках копошилась.
Старик делает шаг и, снова «айкнув», падает успевая опереться на дерево.
— Видимо, помощь всё же не помешает.
— Обопритесь на меня. Вы далеко живёте?
— Нет, — отвечает пожилой мужчина, кладя руку парню на плечо, — минутах в десяти отсюда.
— Хорошо.
Мужчины двинулись в путь.
На дорогу ушло немного больше времени, чем планировалось, а из-за покалеченного старика, повисшего на парне, им было не до разговоров, поэтому, до места назначения путники шли в тишине. Вскоре, из-за деревьев показалась ветхая избушка.
— Вот мы и на месте, — говорит старик.
Пожилой мужчина подходит к двери. Достаёт из кармана штанов ключ и открывает им навесной замок. Парень помогает старику войти внутрь.
— Фух, ещё раз спасибо, — тяжело дыша произносит пожилой мужчина, опираясь руками на спинку стула.
— Да ладно, не за что.
— Как же… есть за что… Я, кстати, так и не спросил твоего имени.
— Это неважно. Я просто турист.
— Турист? — переспрашивает мужчина, садясь на стул.
— Да, — отвечает парень стоя позади него, — просто ищу кое-кого.
— Ясно… И как поиски?
— Отлично. Кажется, нашёл, — говорит молодой человек, после чего, со всей силы, бьёт старика рукояткой пистолета по голове, вырубая пожилого мужчину…
Сцена 2
День.
Четверо мужчин гребли по очереди. И вот, наступила очередь самого старшего из них. Пока трое друзей о чём-то оживлённо разговаривают, Миша, с вёслами в руках, молча разглядывает окружение и своих товарищей.
Витя, он же Орех – самый старший из них, к своим тридцати полностью облысевший, с горбатым носом, угрюмый, имел довольно опасный и даже жуткий вид. Егор (для своих – Булка), был его полной противоположностью. Слегка полноватый, с кудрявой головой, казался уж слишком добродушным, даже наивным. Игорь – сын Миши, в кругу друзей известный как Серый, был самым молодым из друзей, недавно отметившим двадцатилетний юбилей и на фоне остальных ничем особо не выделялся. Этим он явно пошёл в деда…
Четвёрка плывёт под палящим солнцем уже несколько часов. Находясь в открытом море, они впервые так далеко от дома, от чего испытывают некий трепет. Каждый по своим причинам…
Игорь с предвкушением глядит за горизонт.
«Мда… у сына всегда была какая-то нездоровая страсть к приключениям. Я всегда знал, что лишь вопрос времени, когда он покинет деревню, вписавшись в странную авантюру. Правда не думал, что этой авантюрой станет экспедиция на материк…»
Егор, кажется, впервые в жизни остался без еды более чем на пятнадцать минут, от чего, на его лице легко читается лёгкая паника.
«Зачем ему это всё? Парень больше похож на плюшевого мишку, чем на путешественника.»
Витя смотрит в даль с прищуром, поглаживая подбородок.
«Мужик напоминает злого нациста из плохого кино. Боюсь представить, что ему нужно на большой земле… Странные всё-таки у сына друзья…»
Самого Мишу удивляет, что, преодолев большую часть пути, путникам так и не встретилось ни одного военного корабля. Напротив, море казалось слишком спокойным и безмятежным.
«Неужели, правда что-то случилось? Но что? Что могло заставить их покинуть границу?»
— Эх, прям аж не верится… — блаженным тоном произносит Игорь. — Неужели, скоро мы будем там. Столько всего нужно сделать… Столько увидеть… Представляете, там есть статуя, почти двести метров в высоту. Пап, как она там называется?
— Статуя единства, — отвечает Миша, тяжело дыша.
— Да-да, точно! Мы обязаны к ней сходить.
— Долго идти придётся…
— Ничего. Успеем. Всё успеем…
Про себя Миша отмечает, что представления сына о габаритах Земли не совсем верные, но в слух не говорит, решая отложить этот вопрос на потом.
— Жрать охота, — жалобно протягивает Булка, — давайте, что-нибудь съедим.
— Слабак, — наезжает на него Орех, — скоро приплывём, вот тогда и поедим. Терпи.
— Не могу я терпеть. Сейчас желудок сам себя сожрёт. Ой, братцы, помру от голода, помру…
— Ну, помрёшь и помрёшь. Мы с мужиками хоть мяса поедим.
— Ха-ха-ха, — заливается смехом Игорь.
— Не смешно.
— Смотрите, — Миша показывает пальцем перед собой.
Все в лодке оборачиваются. Впереди, на горизонте, над водой виднеется толстая коричневая полоса. Материк.
— Охренеть… — говорит Орех, почёсывая лысину.
— Мы что доплыли? — выпучив глаза, шепчет Булка.
Кажется, никто в лодке, до этого момента не верил, что путешествие закончится успехом. А Миша искренне надеялся, что они наткнуться на военных и вся компания, с чистым сердцем вернётся на остров.
— Ура! — вскакивая, кричит Булка.
Лодку качнуло, от чего толстяк, не удержавшись на ногах, теряет равновесие и падает в воду.
— Твою мать! Хватайся! — вопит Орех, протягивая товарищу руку, — Серый, помогай!
Игорь подползает к краю лодку и также тянется к человеку за бортом.
— Помогите! Помогите! — плескаясь в воде, верещит Булка, — Я плавать не умею!
Миша бросает вёсла и тоже бежит на помощь, хватая толстяка за куртку. Троим мужчинам, с большим трудом удаётся затянуть тушу обратно.
— Ох… О, Боже… О, Боже! — вопит бедолага, тяжело дыша. — Я что, теперь умру?
— Перестань, — говорит Миша.
Островитяне давным-давно знают, что с морем что-то не так, и лишний раз, чтоб болячку какую-нибудь не подхватить, в него лучше не соваться.
Миша снова берёт вёсла.
— Нужно поскорее доплыть до берега.
Сцена 3
День.
Очнувшись, старик не сразу понимает, что произошло. В затылке чувствуется сильная ноющая боль. Перед глазами всё плывёт. Он хочет протереть их руками, но не выходит. Что-то мешает.
Верёвки.
Старик связан.
Незнакомец, что-то ищет в кухонном шкафу, когда замечает, что хозяин дома пришёл в себя. Он говорит:
— Слушай, а чё, пожрать у тебя нечего что ли? Ты сам то чем питаешься?
— Чем получится, — через силу отвечает старик. — Сегодня вот хотел грибочками.
— И где они?
— В лесу остались, видимо.
— Вот, что ж ты так?..
— Не объяснишь, что происходит?
— А что, что-то происходит?
— Если ты грабитель, то зря пришёл. Тут ничего нет.
— Тут есть ты.
— Каннибал что ли?
— Нет-нет, ты чего? Каннибалы – это… это большая проблема нашего времени.
— Что тогда?
Незнакомец садится за стол, напротив старика.
— Не помнишь меня?
— А должен?
— Хорошо бы…
Сцена 4
Вечер.
Оказавшись у берега Орех и Игорь достали из лодки Булку, которому, в самом деле, после падения в воду, стало плохо. Тем временем Миша вытащил из воды шлюпку и, на скорую руку, закидал её ветками, чтобы скрыть от посторонних глаз.
— Он совсем плох, — говорит Игорь отцу, имея в виду своего тучного друга, — что нам делать?
— Надо привал устроить, — вклинивается Орех, — разобьем лагерь, пусть отдохнёт.
— Нельзя, — произносит Миша, — если он воды наглотался – плохо дело… Врач нужен.
— Где ж его взять то? — спрашивает Орех.
Миша смотрит по сторонам, затем говорит:
— Если мне не изменяет память, на севере должен быть город. Пойдём туда. Найдём больницу. Идти можешь? — обращается он к Булке.
— Ох… Я попробую, — невнятно отвечает тот.
Выглядит Булка очень плохо. Бледная кожа, безжизненные глаза, тремор.
— Значит решено. Не будем терять время. Хорошо бы успеть до заката.
Орех и Игорь взяли друга под руки и пошли за Мишей. Булка старался твёрдо шагать по земле, но нет-нет, ноги заплетались, и мужчина, мёртвым грузом повисал на плечах парней. Он был горячий, как печка, и судя по несвязному бурчанию, начавшемуся вскоре после прибытия, бредил.
Миша, будучи проводником, внимательно осматривает местность. В глаза бросается, какая-то излишняя серость окружающего ландшафта. Лысые деревья, высохшая трава и какая-то гнетущая тишина. Будто сама жизнь покинула эти края. Ни птиц, ни животных, ни даже насекомых. Что уж говорить о людях…
Время от времени Миша оборачивается на своих спутников.
— Всё в порядке? — спрашивает он сына, замечая его болезненный вид.
— Да, в порядке, — тяжело дыша отвечает парень. — Просто он, капец, тяжёлый. И голова разболелась.
Голова разболелась не только у Игоря. Миша и сам ощущает довольно сильную мигрень, в купе со слабостью в теле и металлическим привкусом во рту.
К закату путешественники не успели и уже пару часов шли по берегу освещаемому лишь полной луной, когда Миша, вдруг, говорит:
— Кажется, я что-то вижу.
Он сворачивает в сторону, ускоряя шаг. Молодёжь, изо всех сил, старается поспевать за мужчиной. Путники выходят на разбитую, покрытую трещинами дорогу. Перед мужчинами возникает какое-то сооружение, похожее на жилой дом, но что-то не так… Во тьме сложно разобрать, но похоже на то, будто в него на полной скорости въехал поезд. Окна выбиты. Стены местами обрушены. Крыша, кажется, вовсе отсутствует. Впереди ещё дом с аналогичными повреждениями. А за ним ещё. Раздолбанные тротуары усыпаны камнями, частями фонарных столбов и прочим мусором.
— Что здесь произошло? — уставшим голосом спрашивает Игорь.
— Не понимаю… — разглядывая руины, говорит Миша.
— Какого хрена, — вскликивает Орех. — Что это?
Товарищи оборачиваются туда куда мужчина показывает пальцем. Между домами, лежит человеческий скелет. Только сейчас путешественники начинают замечать, то, на что не обращали внимание прежде. Убитые дороги, пыльные газоны и всё те же тротуары – всё усеяно человеческими останками. Руки, ноги, черепа…
— Почему-то у меня такое ощущение, — снова говорит Орех, — что здесь нет больницы.
— Нужно убираться отсюда, — командует Миша.
Между тем, он чувствует, как его начинает тошнить. Перед глазами всё плывёт. Мужчина поворачивается к товарищам. Орех кажется, более-менее, в порядке, а вот у Игоря, явно какие-то проблемы.
— Игорь, всё хорошо? — спрашивает Миша сына. Бледного, согнувшегося под тяжестью Булки как знак вопроса.
Парень не отвечает.
— Игорь, — мужчина идёт к сыну.
На ноги как будто прицепили гирю.
— Игорь, ты слышишь?
Тут парень, неожиданно блюёт себе под ноги.
— Ты как вообще?! — опешив, обращается к товарищу Орех.
Когда Миша находится буквально в двух шагах от сына, тот всё-таки падает, прямо в содержимое своего желудка. Булка падает сверху. Отец хочет подбежать к парню, но вместо это падает рядом.
— Твою мать! — кричит Орех. — Да что происходит?! Мужики, вы чё?!
Миша чувствует себя так, словно ему на голову надели пакет. Глаза не видят. В ушах шум, будто он под водой. Сердце, кажется вот-вот вырвется из груди и улетит в космос.
— Стоять на месте! — раздаётся чей-то голос.
— А вы ещё кто такие?! — где-то вдали слышится Орех.
— На землю! На землю, быстро!
Это становится последним, что слышит Миша прежде чем полностью отключиться…
ГЛАВА VIII. УБЕЖИЩЕ №27
Сцена 1
«Что это за место?» —думает Миша, когда приходит в себя.
Небольшое квадратное помещение, бетонные стены, яркий жёлтый свет лампы. Сам мужчина лежит на кровати и одет в белую ночнушку. В правую руку вставлена трубка, по которой, из пакета на штативе, течёт какая-то прозрачная жидкость. Миша пытается встать, но слабость в теле не позволяет ему довести начатое до конца.
— Нет. Не вставайте, — строго говорит женщина средних лет, вбежавшая в комнату, видимо, услышав скрип кровати. — Вам сейчас нужно поменьше двигаться.
— Где я? — замученным голосом спрашивает Миша.
— Вы в безопасности.
Мужчина снова пытается встать, но женщина, надавив на плечи возвращает его обратно.
— Я же вам русским языком говорю. Не вста-вай-те! Скоро к вам придут и всё объяснят.
Женщина уходит.
Находясь в одиночестве, Миша ещё раз предпринимает попытку подняться, но снова терпит фиаско. Через пару минут, дверь в помещение вновь открывается. Внутрь входит мужчина, одетый в серый комбинезон. На вид ему около пятидесяти, среднего роста и телосложения, лысый, с небольшим животом и длинной, местами седой, окладистой бородой. Своей внешностью мужчина напоминает Мише, некогда популярного шансонье, имя которого он забыл.
— Очнулись-таки? — произносит он. — Тамара Павловна говорит вы буяните?
Мужчина берёт стул в углу комнаты, ставит его перед кроватью и садится.
— Что ж, давайте для начала познакомимся. Я – Иннокентий, смотритель этого убежища.
— Михаил, — настороженно отвечает пациент.
— Полагаю, Михаил, у вас есть вопросики?
— Где я? Где мои друзья?
— Это убежище номер двадцать семь. С вашими друзьями всё в порядке. С двумя из них… С Виктором так вообще, всё отлично. Крепкий парень оказался. Кроме незначительных первичных признаков лучевой болезни, мы у него ничего не выявили.
— А Игорь?
— Он пока не очнулся. Но его состояние стабильно. Чего не скажешь о третьем… Забыл, как звать… Том, что поплотнее. Он, к сожалению, получил слишком большую дозу радиации. Наши врачи делают всё возможное, но обещать ничего не могу.
— Радиации?
— Да. Ваш товарищ рассказал мне, кто вы и откуда. Поэтому ваше неведение мне понятно. Нас ждёт очень длинный разговор…
Миша, молча ждёт от Иннокентия объяснений. Тот говорит:
— Где-то, через две недели, после того как на вашем острове началась эпидемия, Дания объявила войну Монголии. Честно говоря, всё уже давно к тому шло и, это был лишь вопрос времени. Очень быстро противостояние приняло статус ядерного. Первый удар нанесла Монголия. Дания ответила. И понеслось… Россия, по началу, старалась держать нейтралитет. Но, когда происходит конфликт двух сверхдержав, долго оставаться в стороне невозможно… Наша страна приняла сторону Монголии. США и Германия – Дании. Война официально стала третьей мировой. Двадцать второго февраля две тысячи сорокового года, случилось самое мрачное событие в истории России… Неизвестно, какая из стран нанесла ядерный удар. Все говорили по-разному. Кто-то утверждал, что это была целенаправленная атака Дании. Кто-то – что монгольское оборудование дало сбой и, вместо планируемого удара по США, ракета полетела в нашу сторону. Лично мне, во второй вариант слабо верится. Крайне маловероятно, что у столь высокоразвитого государства могли возникнуть подобные проблемы. Как бы там ни было, всё прибрежные города в этот день прекратили своё существование.
Услышав это, Миша тут же вспоминает вспышку, двадцать пять лет назад, окрасившую небо в белый. Вспышку, которую мужчина, будучи подростком, наблюдал из окна своей комнаты и, ставшую одним из самых невероятных явлений, что он, когда-либо видел, но которая, всего через пару минут перестала иметь для юноши, хоть какое-то значение…
— Потом были и другие удары, — продолжает смотритель, — как в сторону России, так и наносимые ей. К концу года Земля вымерла. Те, кому повезло не попасть под бомбардировки, переселились в убежища. Такие, как это. На поверхность мы выходим редко, но если и делаем какие-то вылазки, то только в костюмах, защищающих от радиации, иначе – смерть. Чудо, что вы приплыли как раз в один из дней, когда наши вышли из бункера. В противном случае, конец ваш был бы мучительным и печальным.
Сейчас, в голове Миши всё начинает сходится. Почему от материка острову не было помощи. Почему была заражена вода. Почему исчезли военные корабли.
— Так что, в каком-то смысле вам повезло. Если бы не та диверсия, возможно и вашего острова уже бы не существовало.
— Какая диверсия?
— По телевизору, кажется, как раз сразу после начала эпидемии говорили, что это дело рук Японцев. Что они отравили водоёмы, в надежде уничтожить местное население и вернуть себе остров. Но, как я вижу, по какой-то причине, яд подействовал не на всех. Да и у Японии, после начала третьей мировой, появились другие проблемы, а к концу сорокового их уничтожила серия ударов со стороны Индонезии.
Миша лежит, пытаясь переварить всё, что на него только что вылили.
— Что ж, пожалуй, я вас оставлю, — говорит Иннокентий, вставая со стула.
Смотритель уходит. Миша задумчиво разглядывает потолок.
Сцена 2
На следующий день мужчина достаточно окреп, чтобы наконец-то встать на ноги. Медсестра дала ему комбинезон, на подобии того, в котором ходит смотритель. Он проведал сына, который находился в палате по соседству. Однако, тот, всё ещё спал. Заглянул он и к Булке, но, как только увидел мужчину, а вернее, то, что от него осталось, тотчас же ушёл.
До сих пор, Мишу кормили какой-то непонятной субстанцией, похожей на фасоль и странными на вкус супами. Но сегодня, ему наконец-то позволили поесть в столовой.
Выйдя из лазарета, мужчина проходит по лестнице вверх и оказывается в обеденном зале. Сбоку от двери – стопка подносов. Он берёт один из них и встаёт в очередь к окну, в котором раздают еду. Когда подходит черёд Миши, он видит перед собой тучного мужчину с сетчатой шапочкой на голове. Раздатчик, с недовольным лицом и легко читаемым нежеланием, накладывает в тарелку рис и что-то похожее на соевое мясо.
— Спасибо, — говорит Миша, отходя от окна, но в ответ тишина.
Мужчина окидывает взглядом обеденный зал. Его сразу же замечает Орех, сидевший на другом конце помещения и, начавший активно махать мужчине. Подходя к товарищу, Миша не может не заметить направленные на него взгляды, находившихся в зале жителей убежища. И взгляды эти были отнюдь не восторженные. Людям явно не нравилось присутствие посторонних в их логове. Казалось, что каждый из, примерно тридцати присутствующих, только и желает, что плюнуть Мише в лицо.
— Ну, как вы? — спрашивает Орех Мишу, когда тот подсаживается рядом.
— Учитывая обстоятельства, неплохо. А ты? Смотритель говорит, ты прям боготырь.
— Ха-ха-ха. Да, и правда, как-то меня пронесло. И в прямом и переносном смысле… Когда эти, в противогазах, выскочили я чуть не обосрался. Думал, прям там положат.
— Смотрю, народ нам не особо рад.
— Вообще не рад. Третий день от меня шарахаются. Если б не смотритель, давно бы распяли. Хотя, не могу сказать, что не понимаю их негодования… Иннокентий рассказал вам о том, что произошло?
— Рассказал… — печально отвечает Миша.
— До сих пор не верится, что всё было зря…
— За то, теперь мы точно знаем, что соваться сюда не стоило. Как Игорю с Булкой лучше станет, сразу сваливаем.
— Да… да…
Орех, как-то внезапно поник.
— Ты чего?
— Думаю, для Булки – это конечная. Я его видел вчера. Это… это… На нём живого места нет. Словно кожу с мяса сорвали. Даже на острове заражённые так быстро не гнили. Как такое может быть?
— Что сказать?.. Радиация – это такая штука… коварная.
— Да-да, радиация… Смотритель мне, что-то рассказывал про неё, но я ничего не понял. Жесть, конечно… Мне ведь всего четыре года было, когда на острове эпидемия началась. Я и жизни то по сути не видел. Думал, на материке прям рай. Я даже представить не мог, что где-то может быть хуже, чем дома. А в итоге, будто в аду очутился. Ещё и, вот-вот, друг кони двинет…
— К сожалению, так всё и устроено. Всё время кажется, что вот оно – дно. Что хуже уже не будет. А потом, смотришь на пережитые годы и, выяснятся, что, раньше-то не так уж и плохо было. Собачья война. Эпидемия. А теперь ещё и апокалипсис. Мда… у дна нет дна…
— Слушайте, я постоянно слышу о какой-то собачьей войне. Что это?
— Ох, это долгая история…
— Так, мы вроде бы и не торопимся.
— Да… И то верно. Ладно… В общем, дело было так…
— Здравствуйте! — раздаётся детский голос, не давая Мише договорить.
Мужчины оборачиваются. У стола стоят двое детей. Мальчик и девочка. Обоим не больше семи.
— Здорова, — улыбнувшись, отвечает Орех.
Миша приветствует детей молчаливым кивком.
— А вы правда с острова?! — спрашивает мальчик.
— Да, правда, — произносит Орех.
— А правда, что у вас руки и ноги отваливаются?! — спрашивает девочка.
— Ох, ну, как тебе сказать…
— А правда, что вы трупы насилуете?! — спрашивает мальчик.
— А правда, что вы людей едите?! — спрашивает девочка.
— Так, стоп! — говорит Орех. — Вы с чего всё это взяли?
— Мне папа рассказывал, — отвечает мальчик.
— А мне он, — отвечает девочка, показывая на мальчика.
— Вот так и рождаются слухи… — потирая лоб, произносит Миша.
— Коля! А ну отойди от них!
К столу подходит сорокалетний мужик с квадратной челюстью.
— Не разговаривайте с моим сыном! — грозным тоном обращается он к мужчинам.
— Эй, мужик, успокойся, они сами подошли, — пытается объяснится Орех.
— Да мне насрать! Вы чё тут сидите, вообще?! Нахрена припёрлись?! Свой дом ухайдакали, за наш решили взяться? Ублюдки гниющие!
— Слышь, ты за базаром то следи! — кричит Орех срываясь с места.
— А то чё?!
— Язык через очко вытащу, вот чё!
— Ну, давай-давай, попробуй, гнида лысая!
Миша так же поднимается со скамьи и встаёт между мужчинами.
— Так, ну-ка успокоились, — говорит, спешащий к сцепившимся, Иннокентий.
— Нельзя им тут быть, — обращается агрессивный мужчина к смотрителю. — Эти твари с собой заразу притащили, как пить дать.
— Женя, не говори ерунды. Иди! Остынь.
Мужчина сверлит Иннокентия недовольным взглядом.
— Коля, пошли! — командует Женя сыну, после чего они уходят.
Смотритель провожает семью взглядом.
— Не обращайте внимания. Женя, он, как говорится, лает, но не кусает. Моя дочь вас не беспокоит? — Иннокентий смотрит на девочку.
— А… Нет… — неуверенно отвечает Миша.
— Вот и славненько. Скажите если, что-то будет нужно.
Миша кивает.
— Ах, да, чуть не забыл, — вскликивает смотритель, — ваш сын очнулся.
Сцена 3
— Что я тебе говорил?! — отчитывает Женя сына, пока они идут по коридору, в сторону жилища. — Не подходи к ним. Не разговаривай с ними. Держись от них подальше.
— Извини, — отвечает Коля, опустив глаза, — это всё Зоя.
— Да мне всё равно! Не дай Бог, я тебя снова увижу рядом с эти отродьями.
— Женя! — кричит мужчине в след Иннокентий. — Можно тебя на минутку?
— Иди домой, — остановившись, говорит сын отцу, — я скоро буду.
Мальчик кивает и уходит. Женя, с явным негодованием, смотрит на приближающегося смотрителя. Тот подходит и говорит:
— Что ты там устроил?
— А что я устроил? Просто сказал то, что, и так у всех на уме.
— Они наши гости.
— И эти гости нас погубят.
— Хватит. Ты же видишь, у них нет никаких признаков болезни.
— Видимых. У них нет видимых признаков болезни.
— Женя, ты же сам их сюда привёл.
— Чтобы спасти! Я не знал, что они с острова. Мы должны были посадить их на карантин, вылечить и дать под жопу, чтоб они валили в свою клоаку, а не усаживать их рядышком за обеденный стол. Если бы я знал, во что это всё выльется, оставил бы подыхать на дороге.
— Женя, успокойся. Хватит видеть во всём угрозу. Они такие же как мы. Смирись уже с этим и оставь их в покое. Не вынуждай меня поднимать на общем собрании вопрос о твоём поведении. Ты знаешь, чем это чревато.
— Всё сказали? Я могу идти? — всем своим видом излучая пассивную агрессию, спрашивает Женя.
— Да, — произносит смотритель, явно разочарованный тем, что ему не удалось достучаться до мужчины.
Женя уходит.
Сцена 4
— Как себя чувствуешь? — спрашивает отец сына.
Обессиленный Игорь, ничего не отвечает. Просто мотает головой. В принципе, по нему и так всё понятно. Парень будто постарел лет на десять.
— Мда, мужик, — говорит Орех, — выглядишь как говно.
Юноша, едва заметно, улыбается.
— Что это? — спрашивает он, показывая трясущейся рукой на странный огонёк под потолком.
Миша поднимает глаза. Затем снисходительно смотрит на сына и отвечает:
— Это… лампочка…
— Что такое лампочка? Почему она светится?
В силу сложности, для мужчины, темы электричества, он не знает, что ответить, но снова подмечает пробелы в образованности сына, которые становятся так очевидны в последнее время.
— Где мы? — едва слышно давит из себя Игорь, понимая, что ответа про лампочку он не дождётся.
— В убежище.
— Что за убежище?
Миша выдыхает, готовясь поведать сыну долгую историю. Он рассказал ему всё, что сам услышал от смотрителя убежища. Игорь принял вести гораздо легче, чем отец. Вероятно, это связано с тем, что парень ничего не потерял. Жизни, какой она была когда-то, он не знал и мог составить мнение о прошлом, основываясь лишь на рассказах отца и других возрастных жителей деревни. Поэтому, всё что он испытывает сейчас, это разочарование от осознания, что мир, о котором он мечтал никогда не существовал и грусть из-за Булки.
— Когда мы вернёмся домой? — спрашивает сын отца.
— Когда ты сможешь стоять на ногах.
Игорь пытается встать.
— Эй-эй-эй, Серый, — обращается к нему Орех, — коней-то попридержи.
— Да, сын, с такими болячками шутить не стоит.
— Я хочу проведать Булку, — сипит парень.
— Успеешь, — говорит Миша. — Отдыхай.
Обессиленный парень подчиняется, укладывая голову на подушку.
Булка умер вечером того же дня…
Сцена 5
Миша и Орех стоят перед печью, глядя на пламя в маленьком окошке на двери. Лицо Ореха, скривилось в непонятной гримасе, будто мужчина напрягает каждую мышцу в теле, чтобы не расплакаться. Мише было немного легче. Он не то, чтобы близко общался с Булкой. Мужчина говорит:
— Игорю, об этом пока ни слова. Пусть придёт в себя.
— Само-собой. Само-собой…
Некоторое время, они стоят молча.
— Как нелепо… — едва слышно произносит Орех. — Что мне сказать его отцу?.. Ваш сын был так счастлив, что выпал из лодки?.. Бред…
— Зачем он, вообще, поплыл сюда? — спрашивает мужчина.
Орех улыбается, затем говорит:
— Как-то раз, я рассказал ему про пиццу, сосиски и газировку. С тех пор, попробовать их, было его идеей фикс.
«Мда… умер из-за сосисок… И правда – нелепо…»
— А ты? Что тебя так тянуло на материк?
Лицо Ореха краснеет из-за смущения.
«Ничего себе!.. Впервые вижу его в таком состоянии.»
— Ну… как сказать… Понимаете… Да, не важно…
— Ещё как важно. Давай-давай, рассказывай.
— Ох, ладно… Давным-давно, я смотрел фильм, не помню, как называется. В общем, там была актриса. Одри Хепберн. Я, как только увидел её, сразу влюбился. Что за женщина… Уже тогда, в четыре года, я чётко решил, что она станет моей женой. А потом началась эпидемия… Я думал, что всё, моей мечте конец. Думал, что всё кончено. Но вдруг, мы нашли корабль. Я понял – либо сейчас, либо никогда. Приплыву на материк, разыщу её, и мы, наконец-то, будем вместе. Навсегда. Но, видимо, всё же не судьба… Видимо, не быть мне с Одри…
«Ох… Может сказать ему, что Одри Хепберн умерла семьдесят лет назад?.. Нет. Не стоит…»
Миша сочувствующе стучит опечаленного Ореха по плечу.
Больше они, находясь в крематории, не говорили. Просто молча смотрели, на то, как Булка горит в печи…
Сцена 6
Ночь.
Первое, что слышит Миша, проснувшись, это жуткий крик, где-то в убежище. Он по-быстрому натягивает комбинезон и выходит из палаты.
— Что происходит? — спрашивает его Орех, также высунувшийся в коридор.
— Я не знаю, — мотая головой произносит Миша.
Товарищи проходят к лестнице наверх. Поднимаются. Оказавшись в обеденном зале, видят беснующуюся толпу. Люди в панике перешёптываются. Прикрывают лица руками. Посреди помещения, рыдая, на коленях сидит мужчина, сжимающий в руках какой-то продолговатый предмет. Миша не сразу понимает, что это Иннокентий. Товарищи подходят ближе. Смотритель замечает мужчин. Шокированный Миша вопросительно смотрит на Иннокентия.
— Это ваша вина, — с заплаканным лицом и глазами полными гнева, говорит тот. — Посмотрите. Посмотрите, что вы сделали с моей девочкой!
Сейчас до них доходит, что смотритель держит маленькую человеческую ручку. Предплечье. Конечность покрыта язвами и источает мерзкий гнилостный запах.
«Не может быть…»
— Нужно уходить, — шепчет Миша Ореху. — Сейчас!
Товарищи начинают пятится.
— А ну стоять, суки! — вопит, вышедший из толпы Женя, направив на мужчин ружьё, переводя его с одно на другого.
— Так, народ, — дрожащим голосом говорит Орех, — давайте успокоимся, и поговорим нормально.
— Нет, время разговоров прошло, — говорит Иннокентий поднимаясь на ноги и, забирая у Жени ружьё. — Почему я сразу не понял?.. Старый идиот! Нет на вашем сраном острове здоровых. Вы все больны. Это у вас в крови. Просто кто-то гниёт заживо, а кто-то незаметно носит эту гадость в себе, убивая всё вокруг. Вы прокляты!
— Нам жаль, — произносить Миша. — Я… Я не знаю, как это… Просто дайте нам уйти.
Смотритель направляет ружьё на мужчин.
— Нет… Нет… Никто не уйдёт. Вы сдохните здесь.
— Бежим! — кричит Миша.
Товарищи срываются с места и бегут к лестнице в лазарет.
Выстрел.
Миша, не останавливаясь оборачивается. Орех позади него, с непониманием в глазах, делает несколько шагов, после чего падает. Миша видит, как по его спине растекается алое пятно. он хочет помочь мужчине, но быстро осознаёт, что в этом нет смысла, и бежит вниз по лестнице, к сыну.
Спустившись в лазарет, затем пробежав по коридору, мужчина влетает в палату Игоря.
— Папа?.. — ослабевшим голосом произносит тот. — Я слышал выстрелы. Что случилось?
— Мы уходим. Скорее.
Миша подходит к обессиленному сыну и помогает ему встать с кровати.
— Вот так… Обопрись на меня.
— Где Орех и Булка?
— Я потом всё объясню. Нужно торопится.
Отец и Сын аккуратно подходят к двери. Миша прислушивается. Тихо. Он медленно открывает дверь, но, едва высунувшись, получает ударь прикладом ружья в висок. Игорь, который висел на плече отца, падает на кафельный пол. Мужчина отшатывается. Иннокентий направляет на него ружьё. Хочет выстрелить, но Миша хватает дуло и отводит его в потолок, после чего, со всей силы бьёт смотрителя в лицо. Тот, издав стон падает. Миша поднимает ружьё и подбегает к сыну.
— Пойдём, — говорит мужчина, поднимая юношу.
Иннокентий, лёжа на полу, рычит и хватает Мишу за ногу. На этот раз, удар прикладом получает уже смотритель, после чего отключается.
Отец и сын добегают до лестницы. Видят, как остальные жители убежище столпились у входа, не осмеливаясь пройти дальше. Миша тут же направляет на толпу оружие.
— Отошли! Быстро!
Просить дважды не пришлось. Испуганные люди, тут же разбегаются в разные стороны.
— Орех! — вскликивает Игорь, увидев труп друга, — Орех! Пап, надо ему помочь!
— Он мёртв, сын. Он мёртв…
Парень озирается на товарища, не веря словам отца.
— Скорее, сын! Нужно торопится, — говорит Миша, выставив ружьё перед собой и проходя по обеденному залу.
Игорь подчиняется, ускоряя шаг. Отец и сын попадают в другой коридор. Длинный и тёмный.
«Выход должен быть здесь.»
Так оно и есть. Впереди они видят массивную железную дверь с огромным вентилем на ней.
— Скоро-скоро, сынок, потерпи. Скоро мы будем…
Миша не успевает договорить. Женя, видимо, притаившийся за углом, сносит его и Игоря с ног. Навалившись на мужчину, он начинает бить того по лицу.
— Сука! — вопит мужик с квадратной челюстью, пытаясь превратить лицо Миши в фарш.
В какой-то момент, окровавленному мужчине удаётся перехватить руку Жени и ударить самому. Они переворачиваются. Теперь сверху Миша. Но долго ему удерживать позицию не удаётся. Женя скидывает отца с себя и поднимается на ноги. Миша хочет сделать тоже самое, но не успевает, получая удар ногой в лицо. Женя поднимает ружьё. Подходит к контуженному мужчине. Он говорит:
— Вот и всё, падла.
Женя почти успевает нажать на спусковой крючок, но он подошёл слишком близко… Миша пинает мужчину в пах, выхватывает ружьё и бьёт прикладом в нос. Мужчина медленно поднимается на ноги. Соперник не хочет позволить ему этого сделать.
— Убью! — орёт он, снова набрасываясь на Мишу.
Выстрел.
Женя отшатывается. Непонимающе смотрит вниз. В его животе зияет огромная дыра. Женя падает на колени. Сверлит Мишу пустыми глазами. Дрожащим голосом, он шепчет:
— Вы нас погубили. Вы всех нас погубили…
Зрачки закатываются. Женя падает лицом на бетонный пол. Делает несколько хрипящих вздохов. Наступает тишина.
Миша бросает ружьё на пол, идёт к двери и хватается за вентиль. С большим трудом поворачивает. Дверь открывается…
Он хорошо помнил последние секунды в убежище, прежде чем покинуть бункер навсегда. Помнил, как, уже в который раз, помогал едва живому сыну подняться. Помнил бездыханное тело мужчины в луже крови. Помнил маленького мальчика, стоявшего в тёмном тоннеле, глядевшего на убийцу своего отца. Коля смотрел на Мишу, глазами полными ненависти. Прямо как сейчас, сидя напротив него в этой дурацкой ковбойской шляпе.
— Ты даже не представляешь, как долго я тебя искал, — говорит он, — в какой-то момент даже начал думать, что вы так и не сумели выбраться с материка, сдохнув от радиации в какой-нибудь канаве.
— Понятно, — произносит старик. — Я так понимаю, извиняться и говорить, как мне жаль, не имеет смысла?..
— Да, правильно понимаешь.
— А зачем от медведя спас?
— Тогда бы тебя убил он.
— Ясно…
— Знаешь, что было дальше?
— Догадываюсь.
Коля достаёт револьвер и кладёт на стол.
— Эпидемия распространилась быстро. Буквально за сутки. Сорок один человек из шестидесяти заразился. Вернее, заразились-то все. Я имею в виду тех, у кого болезнь была… на лицо, так сказать. Всё перепробовали, чтобы им помочь, но, сам понимаешь… В убежище быстро поняли, что вводить карантин, а уж тем более, брать грех на душу и выгонять всех заразившихся наружу – бессмысленно. Старались как-то помогать больным. Продолжать жить. Но чем заканчивается болезнь, ты, наверно, тоже в курсе?
Старик кивает.
— Первой была Зоя – дочь смотрителя. Примерно через год после начала эпидемии, из её носа начала литься какая-то чёрная жижа. Казалась, что она никогда не закончится. Но она закончилась. И в туже минуту сердце девочки остановилось. Смотритель, на следующий день, покинул убежище. Просто вышел за дверь и ушёл в неизвестном направлении, даже не взяв защитный костюм. Больше я его не видел. Ещё через несколько дней, после случившегося с Зоей, тоже самое повторилось, с другим больным. Только когда это случилось в третий раз, врачи догадались, что это вытекают сгнившие мозги. Ещё через год в живых не осталось ни одного симптомно-заражённого. Хочешь расскажу самый страшный случай?
— Не очень.
— А мне плевать. Всё равно расскажу. Это случилось через два месяца после начала эпидемии. В убежище была беременная женщина. И вот, наступает день родов. У матери не было никаких признаков болезни. А вот у ребёнка были… Когда младенец выходил, у него переломались все кости. Череп раздробился в труху. Когда ребёнка достали, он был похож не на человека, а на бесформенный рваный мешок с чернозёмом.
Старик слышал о подобных случаях, но лично с подобным никогда не сталкивался.
— Такое странное чувство… В убежище и раньше умирали люди. Но все они были пожилые. Кроме моего отца, естественно… Но никогда прежде, там не умирали дети. Когда тебе семь, и ты видишь такое… Это непросто переварить. Непросто осознать, что смерть – это не привилегия стариков.
Коля берёт револьвер и встаёт со стула.
— Знаешь, когда я размышлял, о том, что с тобой сделаю, у меня было много идей. Забивать гвозди под ногти. Прострелить коленные чашечки. Привязать к дереву и натравить крыс. Но как-то всё не то… Что бы ты сделал на моём месте?
— Ну… когда я был, плюс-минус, на твоём месте, я выколол обидчику глаза, отрезал руки и ноги, посадил на цепь, а затем скормил ему трупы его же жены и сына.
Глаза Коли округлились.
— Ты шутишь?
Он не шутит…
— Конечно шучу.
— Хе. Смешно. Ну да ладно. Неважно… Чушь это всё. Когда-то я хотел, чтобы ты страдал. Но я так долго тебя искал, что, кажется… перегорел. Ох… как же я устал… Поэтому, я просто тебя убью.
Коля направляет револьвер на старика.
— Стой, — произносит старик. — Подожди.
— Я устал ждать… Хватит оттягивать неизбежное.
— Я ничего не оттягиваю. Я… я готов умереть. Готов. Но не здесь…
ГЛАВА IX. ЭПИЛОГ
Сцена 1
День.
Миша идёт по дороге, разглядывая улицы родного города. Мужчина не думал, что когда-то снова здесь окажется. Но, вернувшись с материка, желание увидеть место, где прошло его детство, зрело всё сильнее.
Окраина заросла травой и, едва ли была обитаемой. Проходя мимо того места, где, прежде стоял его дом, Миша видит лишь толстую стену из кустов, над которой слегка выглядывает верхушка груды камней. Двигаясь по коридору из деревьев, мужчина смотрит на разрушенные сооружения, пытаясь вспомнить чем они были во времена его юности. Магазин, где Миша покупал венские вафли и булочки. Спортивный комплекс, в который, низкорослый юноша планировал начать ходить на бокс, но из-за лени, так и не дошёл. Торговый центр, продавший парню, новенький смартфон, который тот разбил прямо на его выходе, уронив на ступеньки.
Чем ближе Миша приближается к центру, тем громче становятся голоса.
«Так город, всё-таки обитаем?»
Да. Жизнь в городе кипит. Вот бабуля торгует овощами в палатке. А рядом ещё одна, с мясом на прилавке. По тротуарам ходят горожане, о чём-то болтая и хихикая. Какие-то мужчины чинят досками крыльцо магазина, в котором маленький Миша затаривался пирожками. На центральной площади, уличные музыканты играют песню в окружении благодарных слушателей.
«Гитара, барабаны, духовая труба… Где они нашли их в такое-то время?»
Солист группы, с улыбкой до ушей, поёт, слегка пританцовывая.
«Красиво… Не Пророк Санбой, конечно, но тоже очень недурно…»
Мужчина, будто попал на другую планету. Улицы чистые. Воздух свежий. На газонах высажены цветы. Происходящее, никак не вписывается в ту картину мира, к которой он привык за пережитые годы.
Вдруг, перед Мишей возникает собака. Большая, чёрная как смола. Она бросает короткий взгляд на мужчину, после чего, видимо, не посчитав его достаточно интересным, продолжает бежать по своим делам.
«Что?! Собак снова начали пускать в город? После того, что было?!»
При этом, люди, замечая пса, почему-то не разбегаются в панике, как это было раньше, а продолжают заниматься своими делами. Между тем, он вспоминает, что баннер «Собакам вход воспрещён!» на входе в город, так же куда-то пропал…
А вот то, что Миша всегда старался обходить стороной. Церковь…
«Будто и не изменилась вовсе.»
— Кажется, раньше я вас в здешних краях не видел, — говорит лысый старик, косивший траву на церковной лужайке.
На вид около семидесяти, при этом довольно высокий и крепкий для своих лет.
— Я жил здесь когда-то, — отвечает Миша.
— Да? Давно? — спрашивает старик, подходя к забору.
— Двадцать пять лет назад, — мужчина смотрит по сторонам. — Город изменился. Я его… не таким запомнил…
— Да… Двадцать пять лет назад, для города были не лучшие времена… Вас как звать?
— Миша, — он протягивает руку между досок забора.
— Илья, — отвечает старик, пожимая её.
Позднее…
— ... в тот день, они убили почти всех, кто был в церкви. Меня тоже пытались. Ранили в ногу и плечо. Но добивать не стали. Меня, вместе с остальными выжившими, бросили в одну из клеток в полицейском участке. Угнетаемые ненадолго стали угнетателями.
Миша слушает рассказ Ильи, сидя за столом в церкви, с кружкой горячего чая в руках. Двадцать пять лет мужчина жил в паре сотен километров от родного города, знать не зная, что, на следующий день, после того, как он его покинул, началось восстание гнилых. Восстание, косвенным виновником которого являлся.
— Но, всего через полгода, гнилые начали умирать один за другим. К следующему лету, в живых остался только сгнивший король. Обезумев, он заперся на чердаке церкви, стреляя по любому, кто к ней приблизится. Вскоре, пришёл и его конец. Незадолго до этого, нас освободили. К счастью, в городе оставалось много людей, считавших вероучение внуков священной лозы полнейшей чушью и, не совавшихся в церковь, что, в конечном итоге, и спасло им жизнь. Меня, несмотря на все проступки, выбрали старостой. С тех пор мы и пытаемся восстановить город. Вернуть жизнь в прежнее русло.
— Как вижу, у вас получается.
— Да. Ха-ха. Кажется… В начале было не просто. Я был так зол… На брата, на отца, на его убийцу. Много времени ушло, на то, чтобы их простить и жить дальше.
— Но вы простили?
— Да… простил… Как бы небыли ужасны их поступки… и мои… Они привели нас туда, где мы есть сейчас. И это отлично. Жители помнят, через что нам пришлось пройти и осознают ответственность за прошлое и будущее. Мы все заняты общим делом. Недавно, вот, наконец-то, наладили сельское хозяйство и торговлю. Торговлю не в прямом смысле. Деньги сейчас ничего не стоят. Пришлось вернуться к бартеру. Хотя, мне кажется, так даже лучше. Планируем наладить связь с другими городами. Надежду на то, что на большой земле о нас вспомнят, я давно потерял. Все мы потеряли… Поэтому прекрасно понимаем – у нас есть только мы.
— Да… По поводу большой земли… Мне тоже, много чего нужно вам рассказать…
Сцена 2
День.
Старик, хромая идёт по лесу. Позади него, держа пожилого мужчину на прицеле, шагает Коля. Он спрашивает:
— Так, куда мы идём?
— Скоро узнаешь. Потерпи. Тут недалеко.
— Надеюсь. Разобраться бы уже со всем поскорее…
— Согласен…
Какое-то время конвоир и конвоируемый идут в тишине, ненавязчиво нарушаемой лишь хрустом засохших листьев под ногами, да пением птиц. Коля с любопытством разглядывает зелёные кроны деревьев, удивляясь тому на сколько эта картина контрастирует с безжизненными брёвнами, воткнутыми в радиоактивную землю близ убежища номер двадцать семь.
— И как же ты дошёл до жизни такой? — задаёт он вопрос, не отвлекаясь от созерцания, — Почему стал отшельником?
— Тебе правда интересно или просто в тишине идти не хочешь?
— И то, и другое.
— Ладно… После того как мы вернулись на остров, всё пошло наперекосяк. Игорь, к сожалению, так и не поправился. Он умер через три дня после возвращения. Жена не смогла смириться со смертью сына. Она винила в случившемся меня. Что, в общем-то, было справедливо… Отцом я оказался паршивым. Отправился на материк с одной единственной миссий и, с треском, провалил её… Юля заболела. Через год её не стало. Родные умерших товарищей, тоже не сумели меня простить. Я стал чужим в деревне, одним из основателей которой был. После смерти жены, меня там уже ничего не держало.
— Мда… Помотала тебя жизнь…
— Да… Наверно. Хотя, к подобному быстро привыкаешь. Когда началась собачья война, это сильно по мне ударило. Помню, ни есть, ни пить не мог. Тяжелое было время… Но, когда подобное происходит снова и снова, снова и снова… такие вещи перестают брать тебя за живое. Конечно, смерть близких – это то, к чему нельзя привыкнуть. Но когда это происходит – ты готов.
— Ух, что за страшные вещи ты говоришь…
— Ни такие уж и страшные, если задуматься. Это существование, как оно есть. Счастье придумали люди. На самом деле, жизнь – это бесконечная череда страданий. Всё пытается убить всё. Космос, звери, люди, катаклизмы, болезни, даже сахар. Вселенная – это беспристрастный психопат, устроивший бесконечную королевскую битву между своими детьми. Осознавать такое больно. Но свыкшись, испытываешь некий катарсис. Та же эпидемия… Эпидемия – это не катастрофа, не горе. Просто болезнь победила. Теперь она наш хозяин.
— Боже… что твориться в твоей голове?.. Ты прям сгусток депрессии какой-то…
— Ты не пришёл к тому же выводу, когда в убежище начался мор?
— Нет. Когда в убежище начался мор, я пришёл к выводу, что иногда, если видишь кого-то в беде, самое верное решение – это пройти мимо.
— Хм… Тоже позиция…
— А что за собачья война?
— Рад бы рассказать, но мы пришли.
Старик и молодой человек выходят на поляну. В противоположной её стороне, раскинув ветви, стоит одинокий дуб. Под огромным древом расположились три небольших холма, увенчанные деревянными крестами.
— Ох ты… — удивляется Коля. — И кто тут похоронен?
— Жена. Сын. Сестра. На самом деле, я не планировал, делать из этого места семейное кладбище. Просто, так получилось…
— Не рискованно, вот так, на виду, хоронить родственников? Не боишься, что животные или мародёры могилы раскопают?
— Да, такой риск есть. По правде, когда я хоронил тут сестру, я об этом не думал. Просто место понравилось. Но потом, конечно, задумался о том, как останки родных сберечь.
— И что придумал?
Щелчок.
Коля взвизгивает, от чего, даже птицы, притаившиеся за деревьями, разлетаются, кто-куда. Парень падает, роняя пистолет к ногам пожилого мужчины.
— Капканы… — отвечает старик.
Он поднимает револьвер с земли. Коля, тем временем, безуспешно пытается разжать клешни, вцепившиеся в его ногу.
— Знаешь, — задумчиво разглядывая оружие, говорит старик, — если уж быть до конца откровенным, я не думаю, что мне здесь место. Я имею в виду, вообще… Не сказал бы, что мне нравится жить. Никогда не нравилось. Не понимаю, зачем… для чего… Если ты никогда не задумывался о том, в чем смысл жизни, и, слепо шёл к своему концу, то, вероятно, с тобой всё будет в порядке. Но, если задумался и не нашёл ответа – твои дела плохи… Я не нашёл… Я помню свой пятнадцатый день рождения. Тогда я впервые задумался о смерти. Помню, как родители и сестра легли спать, а я пошёл умываться. Я стоял над ванной и думал, что сейчас, могу набрать в неё воду, взять лезвие, залезть и… Меня даже шокировало то, насколько близко был конец. Насколько всё было просто… Единственное, что не дало мне сделать задуманное, это родители и сестра. Я не хотел, чтобы они грустили из-за меня. И я решил, что как только их не станет, я это сделаю… Сначала умерла мать. Затем отец и сестра. Ничего не держало меня. Но почему-то я не мог… Не знаю… Будто нужный момент ещё не наступил. Я не хотел заводить семью. Не хотел, делать им больно. Но потом появилась Юля… Я не искал жену. Она нашла меня. Затем у нас родился сын. А затем и их не стало… Мать, отец, сестра, жена, сын – все они любили жизнь по-своему. И все они умерли. Почему? Почему они ушли, а я остался?.. Твоё убежище… Мой родной город… Скольких я погубил?.. Сколько ещё погублю?.. И вот, я думаю: если бы тогда, стоя перед ванной, я не дал заднюю, сколько смертей и сломанных жизней удалось бы избежать?..
— Ну, старик, — скрепя зубами от боли, произносит Коля, — если ты искал знак, то вот он, — парень показывает на револьвер в руках пожилого мужчины. — Патроны в барабане есть. Если ты ищешь смерти, то…
Выстрел.
Пуля попадает прямо в лицо юноши, пробивая правую скулу.
— Что ж ты не прошёл мимо, когда я был в беде?..
Тело медленно обмякает. Руки ложатся на траву. Уже мёртвый, Коля замирает на коленях, пока кровь заливает всё вокруг.
— Знак? — говорит старик, опуская револьвер. — Может быть…
Он медленно ковыляет к дубу. Смотрит на кресты. Несколько лет назад, старик, всё же сподобился сделать таблички с именами.
«Серов Игорь. Серова Елизавета. Серова Юлия.»
Он, тяжело вздохнув, садится на могилу жены.
«Знак?»
Старик смотрит на револьвер. Раскрывает барабан.
«Остался один патрон.»
— Эй, мелкий, чё на земле сидишь? Жопу застудишь.
Старик оборачивается. Лиза сидит на своей могиле, опираясь на неё рукой и скрестив свисающие босые ноги.
— А сама то! — возмущается Миша.
— А чё ты на меня равняешься? Может я дура?.. А если я ленточных червей жрать буду, ты тоже будешь? Своей головой думай, а не моей!
Миша отводит глаза от сестры и смотрит себе под ноги. Вдруг, его лицо расползается в легкой, едва заметной улыбке.
— Ха-ха.
Уголки губ поднимаются всё выше…
— Ха-ха-ха.
И выше…
— Ха-ха-ха! Ха-ха-ха!
И вот, его прорывает громким, раскатистым смехом. Смехом, звук которого он давно забыл. Смехом, которому, последний раз поддавался, лет сорок пять назад.
Сестра смотрит на брата как на идиота.
А тот всё смеётся…
…
Смеётся…
…
Смеётся…
…
…
…
Выстрел.
Сгнивший остров
© Copyright: Ярослав Кузнецов 2, 2025
Свидетельство о публикации №225050200345
Свидетельство о публикации №225050200345
Рецензии