Баллада о спонсорстве

Все имена и события в тексте являются вымышленными. Автор не несет никакой ответственности за возможные случайные совпадения имен, портретов, названий учреждений и населенных пунктов, а также какие-либо иные случаи непредсказуемого проникновения чистого вымысла в реальность.

1.

Последний столичный вечер перед отлетом в Сочи оказался неожиданно теплым. Квартира Екатерины Борисенко представляла уютный, но слегка захламленный мир молодой шахматистки: на стене висел постер с Каспаровым, на полке красовались кубки, а на диване вперемешку валялись шахматные книги и глянцевые журналы. 

Павел Панкратьев, ее парень, сидел на краю кровати в расстегнутой рубашке, нервно постукивая пальцами по бедру. Павел представлял собой типичного «интеллектуального романтика»: ухоженная прическа, аккуратная бородка, взгляд вечно задумчивый, будто он все время просчитывает варианты… только не в постели. 

Екатерина, уже раздетая, смотрела на него с плохо скрываемым раздражением. Ее тело — подтянутое, спортивное, гладкое — выглядело как готовый аргумент в споре, который она вот-вот начнет. 

— Ну что, гроссмейстер? — она приподнимает бровь. — Опять «позиционная игра» вместо атаки? 

Павел вздохнул, провел рукой по лицу и неуверенно потянулся к ней. 

— Кать, просто… сегодня не лучший день. Нервы перед турниром. 

— Это гнилая отмазка, — фыркнула она, но все же позволила ему прикоснуться. 

Процесс начался с типичной для Павла нерешительности: поцелуи были вялые, руки скользили, будто боялись сделать лишнее движение. Екатерина закатила глаза. 

— Ты хотя бы представляешь, что у тебя там в штанах? — прошептала она, когда его пальцы наконец добрались до цели. — Потому что я — нет. 

Павел поморщился, но продолжал. Через несколько минут он, наконец, решился на главное — и тут же потерпел фиаско. 

— О боже… — Екатерина приподнялась на локтях, посмотрела вниз и сделала гримасу, будто только что увидела фокус с исчезающим предметом. — Серьезно? Где он? 

— Он… он есть! — пробормотал Павел, краснея. 

— Нет, ливерная колбаска — это в холодильнике. А мне нужна жесткая полицейская дубинка! 

Павел отполз, потупив взгляд. Его «достоинство» и правда выглядело жалко — как пешка, случайно затесавшаяся среди ферзей. 

— Может, просто стресс… — пробормотал он. 

— Стресс — это когда ты проигрываешь тай-брейк. А это — катастрофа, — Екатерина резко встала, натянула халат и прошла к зеркалу, поправляя волосы. — Ладно, я улетаю завтра. Может, в Сочи мне повезет больше. 

Павел молча смотрел ей вслед, понимая, что только что получил мат в самом унизительном варианте. 

За окном шумел дождь — будто сама природа смеялась над его поражением.


2.


Аэропорт Шереметьево, утро перед вылетом в Сочи 

Екатерина Борисенко шагала по терминалу с видом человека, который уже мысленно разгромил всех соперников с первого до последнего тура. Ее каблуки отбивали четкий ритм по мраморному полу – будто отсчитывали время до неминуемого триумфа. В одной руке – чемодан с бесчисленными наклейками турниров («Варна-2022», «Мемориал Таля-2023»), в другой – стаканчик с тройным эспрессо. 

Она была одета так, будто собиралась не на шахматный турнир, а на показ мод: узкие черные брюки, обтягивающий белый топ, подчеркивавший каждый изгиб тела, и легкий шарф, небрежно переброшенный через плечо. Солнечные очки скрывали легкую синеву под глазами – следствие бессонной ночи после «фиаско с Павлом». 

«Хотя бы здесь меня ждет достойный противник», – подумала она, бросая взгляд на табло с рейсами. 

Терминал гудел, как улей: бизнесмены торопливо звонили по телефонам, семьи с детьми тащили горы чемоданов, а где-то в толпе мелькали знакомые лица шахматистов — из столицы всегда приезжало много участников. 

И тут ее взгляд уловил вдалеке знакомую фигуру. 

Сергей Шмыгин, председатель шахматной федерации Москвы, стоял у стойки регистрации, размахивая папкой с бумагами и что-то громко объясняя сотруднице аэропорта. 

Екатерина усмехнулась. 

67 лет, седые виски, дорогой костюм, который сидел на нем так, будто он все еще верил, что может сойти за сорокалетнего.

Он заметил ее, лицо его расплылось в улыбке, и он помахал рукой, как будто они были старыми друзьями, а не просто «чиновник и подопечная». 

– Катюша! – его голос пробился сквозь шум толпы. – Иду на помощь! 

Он ловко обошел очередь (очевидно, привычка) и подошел к ней, слегка запыхавшись. От него пахло дорогим одеколоном и легким намеком на коньяк – возможно, он уже «готовился» к перелету. 

– Сергей Борисович, – Екатерина слегка наклонила голову, играя в почтительность. – Не ожидала вас в экономическом классе. 

– Да я вообще-то бизнесом лететь собирался! – он хитро подмигнул. – Но узнал, что и вы этим рейсом – ну, думаю, надо поддержать нашу молодую шахматистку.

Его взгляд скользнул по ее фигуре, задержался на открытых плечах, потом быстро вернулся к лицу – но она уже все заметила. 

«Ох, дедуля, ты даже не пытаешься это скрыть», – пронеслось у нее в голове. 

– Ну что, готовы к турниру? – он положил руку ей на плечо, будто случайно. – В этом году у вас сильная команда. Но, конечно, все зависит от… поддержки. 

Он многозначительно поднял бровь. 

Екатерина притворно задумалась, делая вид, что не понимает намека. 

– Поддержка? Ну, я в хорошей форме. 

– Я не только о шахматах, – Шмыгин понизил голос. – После приземления у меня будет бутылочка отличного арманьяка в номере. Может, обсудим ваши… турнирные перспективы?

Борисенко медленно улыбнулась, как змея, видящая беззащитную мышь. 

– Перспективы… звучит интригующе. 

Громкоговоритель объявил посадку. 

– Ну что, – Шмыгин галантно протянул руку к чемодану девушки, – Позвольте проводить?

Екатерина кивнула, но чемодан не отдала. 

– Спасибо, но я сама. 

Она двинулась к выходу на посадку, чувствуя его взгляд у себя за спиной. 

«Сыграем гамбит, Сергей Борисович. Я пожертвую пешку… но заберу всю доску». 

Самолет ждал. Игра начиналась.


3.


Бар отеля "Жемчужина"

Мягкий свет хрустальных люстр преломлялся в бокалах, создавая на белоснежной скатерти причудливые узоры. Екатерина сидела за столиком у панорамного окна, за которым черное море сливалось с ночным небом в единую бархатную бездну. Ее кроваво-красный маникюр нетерпеливо выстукивал ритм по хрустальной ножке бокала.

Сергей Шмыгин, расположившийся напротив, выглядел как классический экземпляр "серебряного лиса" — его загорелое лицо с сеточкой морщин вокруг глаз выдавало привычку к дорогому отдыху, а золотые запонки с шахматной символикой сверкали при каждом движении. Он только что заказал третий коньяк "Remy Martin XO", явно намереваясь перевести разговор с шахматной темы в более интимное русло.

- Знаете, Катюша, — его голос приобрел медовые нотки, — федерация могла бы рассмотреть дополнительное финансирование для перспективных игроков. Особенно... преданных.

Екатерина позволила уголку губ дрогнуть в полуулыбке, специально наклонившись вперед, чтобы вырез ее черного платья приоткрыл новые стратегические территории. Она заметила, как его взгляд мгновенно сместился вниз, а пальцы нервно забарабанили по столу — явный признак того, что "дебют" удался.

- Преданность — это так абстрактно, Сергей Борисович, — она сделала глоток мартини, оставив на бокале отпечаток помады. — Мне нравятся более... конкретные ходы.

Шмыгин резко кашлянул, поперхнувшись коньяком, и его рука неожиданно оказалась на ее колене под столом. Температура в зале будто подскочила на десять градусов. В этот момент официант принес конфеты и легкие закуски.

- Вы знаете, — Шмыгин брал в руки конфету дрожащими пальцами, — в вашем возрасте Полгар уже...

- В моем возрасте Полгар не тратила время на разговоры, — перебила Екатерина, намеренно коснувшись его руки. — Она действовала.

Ее телефон на столе вибрировал — пришло сообщение от Павла: "Как перелет?" Она даже не удосужилась разблокировать экран. Вместо этого ее нога в лаковой лодочке медленно поползла вверх по икре Шмыгина, ощущая через дорогую ткань его резко участившийся пульс.

- Может, продолжим в номере? — прошептал он, и капля пота скатилась по его виску, несмотря на кондиционированный воздух. — У меня есть... э-э... файл с подготовкой к предстоящей партии.

Екатерина задержала паузу ровно на семь секунд перед ответом:

- Только если вы обещаете показать мне все самые... сильные ходы.

Когда они поднимались в лифте, зеркальные стены отражали комичную разницу в их позах: он — выпрямившийся, пытающийся втянуть живот и казаться моложе; она — расслабленная, с едва заметной усмешкой, будто уже просчитала все варианты этой "партии" на двадцать ходов вперед.

Лифт пингнул на 14-м этаже. Игра переходила в эндшпиль.


4.


Дверь номера захлопнулась с глухим щелчком, и Екатерина окинула взглядом пространство, которое ей предстояло завоевать. Люкс был выдержан в классическом стиле — бархатные тяжелые шторы, кровать с позолоченным изголовьем, на тумбочке бутылка шампанского в серебряном ведерке - видимо, заказанная заранее, что говорило о уверенности хозяина номера в исходе вечера. 

Шмыгин, уже сбросивший пиджак и расстегнувший две верхние пуговицы рубашки, нервно ходил от мини-бара к кровати, будто не мог решить, с чего начать. Его загорелые руки с золотым «Rolex» на запястье дрожали, когда он наливал шампанское. 

— Катюша, может, сначала выпьем? — голос его звучал преувеличенно бодро. 

Екатерина медленно прошлась по комнате, намеренно задерживаясь у зеркала, чтобы дать ему время рассмотреть ее со спины — черное платье, облегающее, вызывающее, с разрезом до самого бедра. Она знала, что он уже проиграл, еще не сделав ни одного хода. 

— Шампанское? — она взяла бокал, но не отпила, а лишь провела пальцем по ободку. — А я думала, у вас что-то… покрепче. 

Он закашлялся, будто подавился собственным слюноотделением, и потянулся к внутреннему карману пиджака. 

— Ну, если ты намекаешь… — он достал упаковку маленьких синих таблеток и положил ее на тумбочку с таким видом, будто это была не виагра, а секретное оружие. 

Екатерина приподняла бровь. 

— О, Сергей Борисович, а вы готовились. 

— В нашем возрасте… э-э… лучше перестраховаться, - замялся функционер. 

Он залпом выпил шампанское, и Екатерина заметила, как его взгляд стал мутнеть — не столько от алкоголя, сколько от предвкушения. 

Она подошла к нему вплотную, взяла его руку — ладонь была влажной - и приложила к своему бедру. 

— Ну что, покажете мне, на что способен председатель федерации? 

Шмыгин резко вдохнул, будто его ударили током, и потянулся к ней, но его движения были неуклюжими, словно он не знает, с чего начать. 

— Катя, ты просто… божественна… 

Его губы нашли ее шею, но поцелуи были мокрыми и неловкими, будто он забыл, как это делается. Его руки дрожали, когда он пытался расстегнуть молнию на ее платье, но пальцы скользили, словно он был в рукавицах для работы с раскаленным металлом. 

— Дайте-ка я помогу, — Екатерина сама сбросила платье одним движением, оставшись в черном кружевном белье. 

Шмыгин замер, его глаза округлились, будто он увидел инопланетян. 

— Ты… ты просто… 

— Сергей Борисович, а вы точно уверены, что таблетка уже подействовала? — девушка бросила взгляд вниз и едва сдержала смех. 

Функционер покраснел, как рак на пляже, и судорожно схватился за бокал, чтобы отвлечь внимание. 

— Это… это просто нужно время! 

— Ну конечно, — Борисенко улеглась на кровать, облокотившись на подушки, и потянулась за телефоном. — Я подожду. Может, пока расскажете мне про спонсорский контракт? 

Шмыгин заморгал, будто только что вспомнил, зачем, собственно, здесь оказался. 

— Да! Да, конечно! — он плюхнулся рядом, его рука потянулась к ее бедру, но тут же отдернулась, когда он понял, что забыл про таблетки. — Э-э… секундочку.

Он схватил несколько штук и запил их шампанским, как будто это была последняя надежда на спасение. 

Екатерина улыбнулась про себя. 

"Мат в три хода, Сергей Борисович. Первый — виагра. Второй — шампанское. Третий — я". 

За окном шумело море, и где-то вдалеке играла музыка. Но в номере 1409 начиналась совсем другая игра.

***

Шмыгин, проглотивший таблетку с видом человека, принимающего важное дипломатическое решение, уставился на Екатерину с комичной серьезностью. Его пальцы нервно барабанили по краю кровати, словно он мысленно просчитывал варианты развития событий. 

— Ну что, подействовало? — Екатерина томно потянулась, зная, что каждый ее изгиб заставляет его сердце колотиться чаще. 

— Э-э… Технически, должно пройти минут тридцать… — он поправил воротник рубашки, которая вдруг стала ему тесна. 

— Тридцать минут? — она приподняла бровь. — Сергей Викторович, у меня завтра турнир. Давайте ускорять процесс. 

Ее рука скользнула вниз, в брюки, и Шмыгин резко вдохнул, будто его ткнули горящей сигаретой. 

— Кать, ты… ты просто… — его голос сорвался на фальцет. 

— Я просто что? — она ускорила движения, наблюдая, как его лицо постепенно приобретает цвет спелого баклажана. 

— Ты… гениальна… — выдавил он, и в этот момент его телефон на тумбочке задергался от звонка. На экране высветилось фото седовласого мужчины с подписью «Ткаченко». 

Екатерина заметила это и ухмыльнулась. 

— О, а мы разве не одни? 

— Это… это просто рабочие вопросы! — Шмыгин потянулся выключить телефон, но его рука дрожала так сильно, что он вместо этого уронил аппарат на ковер. 

— Как неловко, — Екатерина наклонилась, чтобы поднять телефон, специально выгибая спину так, чтобы черное кружево ее белья утонуло между ягодицами. — Вы знаете, мне кажется, Александр Васильевич тоже хотел бы… поучаствовать.

Шмыгин замер. 

— Что?!

— Ну, вы же понимаете, спонсорская поддержка — дело серьезное. Чем больше влиятельных друзей, тем лучше, да? — она бросила телефон обратно на тумбочку и медленно провела языком по верхней губе. 

Шмыгин, чье лицо теперь выражало смесь возбуждения, паники и старческой жадности, судорожно сглотнул. 

— Ты… ты предлагаешь… втроем?! 

— Я предлагаю стратегическое партнерство, — она наклонилась к его уху и прошептала: — Но сначала докажите, что достойны быть самым лучшим.

Его глаза округлились. 

— Я… я… 

В этот момент его тело наконец отреагировало на виагру, и Екатерина почувствовала под пальцами долгожданную перемену. 

— О-о… — она улыбнулась, как лаборант, проведший успешный опыт. — Кажется, игра начинается. 

За окном грохотал прибой, сливаясь с учащенным дыханием Шмыгина. Где-то в отеле играл джаз, и труба выводила игривые пассажи, будто комментируя происходящее. 

Екатерина откинулась на подушки, наблюдая, как ее пожилой поклонник, наконец обретя уверенность, снимает рубашку, обнажая загорелый, но заметно обвисший торс и накрывает ее собой с важным видом генерала, идущего в атаку. 

"Первый ход сделан", — подумала она, закрывая глаза. "Завтра будет второй". 

5.

Номер 1409, утро.

Солнечный луч, настойчивый как назойливый поклонник, пробивался сквозь щель между бархатными шторами и будил Екатерину. Она открыла один глаз, оценивая обстановку: простыни были скомканы в эпицентре ночного "сражения", пустая бутылка шампанского валялась на боку, как поверженный солдат, а на тумбочке лежали очки Шмыгина с одной сломанной дужкой — явный след бурной ночи.

Сам "герой" храпел на спине, его рот был приоткрыт, одна рука бессмысленно сжимала край подушки. Его седая грудь поднималась и опускалась с нерегулярным ритмом человека, который явно переоценил свои возможности. От него пахло дорогим коньяком, дешевой туалетной водой и... чем-то лекарственным.

Екатерина потянулась за телефоном, попутно замечая фиолетовый след губной помады на белой наволочке, разбросанную одежду, образовывавшую путь от двери до кровати, свои собственные колготки, безнадежно порванные и брошенные у изголовья.

"Ну что ж, первый контракт можно считать заключенным", — подумала она, проверяя сообщения. Три пропущенных звонка от Павла (проигнорированы), два от организаторов турнира (ответ позже) и... новый звонок прямо сейчас.

"Ткаченко А.В."

Губы Екатерины растянулись в улыбке. Она намеренно позволила телефону прозвонить еще два раза, прежде чем ответила томным, слегка охрипшим голосом:

— Алло, Александр Васильевич... Какая неожиданность.

— Катенька! — голос в трубке звучал неестественно бодро для такого утра. — Я тут смотрю расписание... Ваша партия только в четыре. Может, обсудим спонсорскую программу? За завтраком?

Ее взгляд скользнул к спящему Шмыгину, чья нога вдруг дернулась во сне.

— Завтрак? — она намеренно громко переспросила, наблюдая, как брови Шмыгина беспокойно дергаются. — С удовольствием.

В трубке наступила тишина. В это время Шмыгин закряхтел и перевернулся на бок.

— Что там у вас? — голос Ткаченко стал на полтона ниже.

— М-м... — Екатерина провела пальцами по своим оголенным плечам, — телевизор… программа «Animal planet».

Возникла более продолжительная пауза.

— Я... я подойду через час. В лобби, — наконец выдавил мужчина. — Мы должны... э-э... обсудить детали.

— Жду с нетерпением, — Борисенко закончила разговор и бросила телефон на кровать как раз в тот момент, когда Шмыгин открыл один мутный глаз.

— Кто... это был? — его голос напоминал скрип несмазанной двери.

— О, вы уже проснулись! — Екатерина встала, демонстративно потягиваясь, зная, что утренний свет особенно выгодно подчеркивает каждый изгиб ее тела. — Так, подруга по команде. Хочет обсудить состав команды на тур.

Шмыгин попытался резко сесть, но его тело явно не разделяло энтузиазма. Он схватился за поясницу и скривился:

— Куда так рано?! Она не знает, что заявки на матч можно подавать до полудня?!

— Ну... — Борисенко наклонилась, чтобы подобрать свое платье с пола, — надо же узнать, кто сможет сыграть сегодня.

Пока Шмыгин, открыв рот, переваривал эту информацию, Екатерина направилась в душ, намеренно оставив дверь полуоткрытой. Струи воды зашипели, а через зеркало в ванной она видела, как ее ночной "партнер" судорожно ищет свои брюки, попутно наступая на галстук.

"Шах и мат, господа", — думала она, намыливая волосы. "Теперь очередь второго игрока".

Из номера донесся звон разбитого стекла — видимо, Шмыгин в спешке опрокинул бокал. Екатерина засмеялась, и звук смеха растворился в шуме воды. Игра продолжалась.


6.


Золотистый свет массивных хрустальных люстр отеля отражался в полированном мраморе пола, создавая иллюзию бесконечности. Екатерина сидела в глубоком кресле у окна, одинокая, погруженная в свои мысли. Её ноги, загорелые и гладкие, были изящно скрещены, а пальцы с алым маникюром лениво перебирали край бокала с «Космополитен» – лёд уже почти растаял, оставляя розоватые разводы на хрустале. 

Она знала, что за ней наблюдают. 

Не только обычные гости отеля, но и он. 

Александр Ткаченко стоял у бара, непринуждённо опираясь о стойку, будто это была его личная территория. В отличие от Шмыгина, он не пытался казаться моложе – его уверенность была естественной, как дыхание. 

В свои пятьдесят пять лет высокий, с седеющими висками, подчёркнутыми идеальной стрижкой Ткаченко выглядел хорошо. Тёмно-синий костюм, сидевший так, будто был сшит специально для него. Взгляд – холодный, оценивающий, сканировал окружающее пространство.

Он ловил отражение Борисенко в зеркале за барной стойкой, и когда их взгляды встретились, Екатерина не отвела глаза. Вместо этого она медленно провела языком по верхней губе, словно пробуя на вкус его самоуверенность. 

Ткаченко ухмыльнулся, взял свой бокал с неразбавленным виски и направился к ней. 

— Добрый вечер, Екатерина, — Его голос был низким, с лёгкой хрипотцой, будто он только что вышел из дымного кабинета, где решались судьбы десятков миллионов рублей. — Я видел, вы обыграли Соснину вчера за двадцать семь ходов. Это было красиво. 

Она слегка наклонила голову, позволяя прядке светлых волн упасть на плечо. 

— Спасибо, Александр Васильевич. Я знала, что вы глубоко разбираетесь в шахматах. 

— Я разбираюсь во всём, что стоит внимания. — Он сел напротив, не спрашивая разрешения, и положил ногу на ногу. Его ботинки – чёрные, с матовым блеском – стоили больше, чем месячная стипендия игрока сборной. 

— Значит, я в списке? — Она улыбнулась, играя с ободком бокала. 

— Вы на первом месте. 

Он не стал тратить время на намёки, как Шмыгин. Его взгляд скользнул по её декольте, затем вернулся к глазам – прямой, без извинений. 

— Я слышал, вы ищете спонсоров. 

— А вы предлагаете? 

— Я предлагаю партнёрство. — Он достал сигару, обрезал кончик и прикурил, не торопясь. Дым кольцами поплыл между ними. — Но я не люблю делиться. 

Екатерина замерла на секунду, будто почувствовала лёгкий укол – скорее всего, он знал про Шмыгина. 

— Я тоже. — Она наклонилась ближе, позволяя ему уловить аромат своих духов. — Но партнёры должны быть… равноценными. 

Ткаченко рассмеялся – низко, глухо, как будто где-то внутри у него был включённый мотор. 

— Милая, в этой игре равных нет. Есть сильные и слабые. 

— Тогда покажите мне, насколько вы сильны. 

Он затянулся сигарой, выпустил дым и встал. 

— Мой номер. Шестнадцать-ноль пять. Через час. 

Он ушёл, не оглядываясь, уверенный в том, что она придёт. 

И она пришла. 

***

Люкс Ткаченко был другим – никаких позолоченных безделушек, никакого показного шика. Всё здесь было дорогим, но строгим: тёмная мебель, белоснежные простыни, единственная картина на стене – абстракция, напоминающая хаотичный, но продуманный сюжет. 

Александр Васильевич ждал её у окна, с бокалом виски в руке. Он уже снял пиджак, и его белая рубашка подчёркивала загар и широкие плечи. 

— Я знал, что ты придёшь. 

— А я знала, что вы в этом уверены. 

Он подошёл, взял её за подбородок, заставив посмотреть вверх. 

— Шмыгин – старый дурак. Он думал, что может купить тебя шампанским. 

— А вы? 

— Я покупаю только то, что действительно хочу. 

Его губы нашли её шею, и в отличие от Шмыгина, его прикосновения были твёрдыми, властными. Он не спрашивал разрешения – он брал. 

— Я могу сделать тебе вайлд-кард на кубок мира, — прошептал он, пока его руки скользили по её спине, расстёгивая платье. — Но ты будешь только моей.

Екатерина закрыла глаза, позволяя ему вести эту партию – пока. 

"Хорошо играешь, Александр Васильевич", — подумала она. "Но мат ещё не поставлен".

***

Дым от сигары Ткаченко все еще висел в воздухе, смешиваясь с ароматом дорогого коньяка и её духов. Его пальцы, грубоватые и уверенные, расстегивали пряжки её платья с методичностью шахматиста, разбирающего сеть вариантов в сложной позиции. Каждое прикосновение оставляло на коже невидимый след - то ли от его золотого перстня, то ли от того, как его ногти слегка впивались в плоть.

- Ты играешь опасную игру, Катя, - его дыхание обжигало шею, пахнущее выдержанным скотчем и мятной жвачкой. Он крутил прядь её волос вокруг пальца, будто наматывая поводок.

Её руки скользнули под расстегнутую рубашку, нащупывая шрамы на его спине - следы старой операции или может быть чего-то более интересного.

- А ты? - она укусила его за нижнюю губу достаточно сильно, чтобы это было больно, но не слишком - баланс между вызовом и подчинением. - Ты тоже будешь жалеть?

Ткаченко резко перевернул её, прижав к холодному оконному стеклу. Огни ночного Сочи мерцали за её спиной, отражаясь в его глазах, внезапно ставших совсем не деловыми.
- Я не молодой лопух, - он цедил слова сквозь зубы, одной рукой придерживая её запястья над головой, другой расстёгивая ремень. - Я проигрываю только когда хочу.

Её смех оборвался, когда он вошёл в неё резко, без прелюдий, будто наказывая за эту насмешку. Стекло запотело от их дыхания, а где-то внизу, заиграла новая зажигательная мелодия - оригинальный саундтрек к этой схватке.

Ткаченко говорил ей на ухо похабности, перемежая их цифрами спонсорских контрактов и намёками на связи в министерстве. Его ритм был неистовым, но точным — словно остротактический гамбит, где на пути к преимуществу нельзя жалеть пешки и фигуры.

- Скажи, что тебе нужно, Катя, - он впился зубами в её плечо, оставляя метку. - Федеральный тренер? Место в сборной? Или просто... — тычок был особенно сильный, - деньги?

Она впилась ногтями в его предплечья, чувствуя как её собственная стратегия начинает давать сбой. Этот чёртов Ткаченко играл не по её правилам - он менял игру прямо во время партии.

- Я хочу... - её голос сорвался на высокой ноте, когда он нашел её слабое место, - всё.

Он засмеялся тёмным, влажным звуком - и внезапно замедлил темп, взяв паузу, как гроссмейстер перед решающим ходом.
- Иногда приятно встретить, - его губы скользнули по её ушной раковине, - человека не менее наглого, чем сам.

Прибой за окном сливался с их тяжёлым дыханием, а где-то в ночи кричали чайки - будто смеялись над тем, как два хищника вдруг осознали, что стоят друг друга.


7.


Вот и наступил вечер перед выходным днем. Шмыгин вошел в номер Екатерины с видом человека, который был уверен, что вот-вот получит то, что заслуживает. Его рука, украшенная перстнем с замысловатым вензелем, сжимала бутылку дорогого бордо — «для атмосферы», но и потому, что для него виагра требовала алкогольного сопровождения. 

— Катюша, я принес кое-что особенное, — он поставил бутылку на стол с таким пафосом, будто это была не винная карта из мини-бара, а выдержанный шедевр из его личного погреба. 

Екатерина, полулежавшая на диване в шелковом халате, томно улыбнулась. 

— Сергей Борисович, вы меня балуете. 

Шмыгин налил вина, его пальцы слегка дрожали — то ли от предвкушения, то ли от возрастного тремора. Бокал в его руке выглядел хрупким, как его же эрекция — требовавшей идеальных условий. 

Пока функционер искал в своих многочисленных карманах стимулятор, Борисенко успела подсыпать ему в бокал снотворного.

— За нас, — он чокнулся и сделал глоток, затем быстро сунул в рот синюю таблетку, запивая её вином. 

Екатерина наблюдала, как его кадык нервно дергается при глотании. "Работай, магия", — подумала она, зная, что через двадцать минут он будет спать крепче, чем в детстве. 

— А теперь, — она медленно опустилась перед ним на колени, — давайте проверим, такой ли вы мачо, за которого себя выдаете. 

Его глаза округлились, когда она расстегнула его ремень. 

— Кать, я… я не уверен, что таблетка уже… 

— Тссс, — она положила палец ему на губы. — Доверьтесь мне. 

Его брюки опустились, и Екатерина приступила к делу с видом хирурга, выполнявшего рутинную операцию. Шмыгин закинул голову на спинку кресла, застонал и… 

Через семь минут его дыхание стало глубоким и ровным. 

Екатерина остановилась, подняла голову. 

— Сергей Борисович? 

Тишина. 

— Боже, ну и херович, — она вытерла губы тыльной стороной ладони, затем встала и потянулась. 

Теперь предстояло самое сложное — перетащить его на балкон. 

*** 

Шмыгин, завёрнутый в найденный на верхней полке шкафа дополнительное одеяло, мирно посапывал в шезлонге на балконе, а Екатерина уже поправляла макияж, когда в дверь постучали. 

Ткаченко вошёл без лишних церемоний, его взгляд сразу же пробежал по комнате — искал подвох, искал слабину.  Его взгляд сразу упал на два бокала на столе.
— Ждёте гостей?
— Только вас.
Ткаченко усмехнулся, снял пиджак и сел на диван, развалившись с видом человека, который знает, что ему здесь рады.
— Ну что, Катя, обсудим наши… перспективы?
— Конечно.
Она налила ему вина – из другой бутылки, но с тем же дополнением. Ткаченко отхлебнул, даже не заметив подвоха.
— Ты умная девочка, — он потянул её к себе. — Но я не фраер. Со мной такие фокусы не проходят.
— Какие фокусы? — Борисенко притворно надула губки, позволяя его руке скользнуть под халат.
Ткаченко был грубее, напористее. Он не тратил время на прелюдии – его губы прижались к её шее, зубы слегка сжали кожу, оставляя след.
— Ты думаешь, я не знаю, что ты делаешь?
— А что я делаю?
— Играешь.
Он перевернул её, прижав к кровати. Екатерина не сопротивлялась – зачем? Он и так уже выпил достаточно.
Их тела слились в порывистом, почти злом ритме. Ткаченко дышал тяжело, его пот капал ей на грудь, но с каждым движением его сила угасала.
— Чёрт… — он попытался сохранить темп, но снотворное делало своё дело.
— Что, Александр Васильевич, устали?
— Заткнись…
Его последний рывок был почти отчаянным, но бессмысленным. Через минуту он рухнул на неё, затем скатился на бок и заснул, как убитый.
Екатерина выскользнула из-под него, выключила свет и спряталась в шкафу, оставив дверь приоткрытой ровно настолько, чтобы видеть кровать. 
Она успела переодеться в джинсы и теплую кофту с капюшоном, когда наконец послышался скрип балконной двери. 

Шмыгин, продрогший и дезориентированный, шарил руками в темноте. 

— Кать? — его голос был хриплым от сна. 

Никто не ответил. 

Он нащупал кровать и, не глядя, плюхнулся на неё, наткнувшись на тёплое тело Ткаченко. 

— Мррргх… 

Шмыгин, всё ещё в полудрёме, пробормотал что-то неразборчивое и обнял «Екатерину» сзади. 

Ткаченко во сне повернулся к нему и положил руку ему на грудь. 

Щёлк. 

Щёлк. Щёлк. 

Екатерина сделала несколько снимков на свой смартфон, затем бесшумно выскользнула из шкафа и направилась к выходу, захватив кроссовки — обулась она уже в коридоре. 

***

Ночной Сочи встретил её прохладным бризом. Где-то вдали шумело море, а звёзды над головой казались такими же яркими, как огни отеля, где сейчас вместе спали двое весьма влиятельных мужчин в российских шахматах. 

Она достала телефон, просмотрела фотографии и улыбнулась. 

"Шах и мат, господа". 

Затем она закинула телефон в сумку и пошла вдоль берега, туда, где начинался рассвет.


8.


Первые лучи солнца, словно насмехаясь, пробивались сквозь щели между шторами, выхватывая из полумрака сюрреалистичную картину: две обмякшие мужские фигуры в одной постели. Шмыгин, все еще в помятой рубашке и носках, обнимал Ткаченко сзади, его лицо блаженно уткнулось в затылок коллеги. Ткаченко, напротив, спал на спине, обнажив седые волосы на груди.

Где-то за окном кричали чайки, будто издеваясь над спящими.

Резкий звонок телефона Ткаченко разорвал утреннюю тишину.

Шмыгин застонал, машинально потянувшись к источнику шума. Его рука нащупала не телефон, а... чужую грудь.

— Ммм... Катюш.. — пробормотал он, прежде чем его мозг наконец обработал странную текстуру под пальцами.

Его веки дрогнули, затем резко распахнулись. Перед ним была не гладкая женская кожа, а морщинистая мужская шея с родинкой, обрамленной волосками.

— Боже мой! — его вопль разбудил Александра Васильевича, который вскочил как ошпаренный.

— Что за черт?! — Ткаченко отшатнулся, ударившись спиной о изголовье. Его взгляд метнулся от Шмыгина к собственной фигуре в одних приспущенных трусах, затем к пустому пространству в постели. — Где Борисенко?!

Шмыгин, бледный как труп, судорожно ощупывал себя, проверяя, все ли на месте. Его взгляд упал на ночной столик, где лежала записка с губным отпечатком:

"Джентльмены, надеюсь, вам было так же хорошо, как мне. О спонсорстве — мои условия прилагаются. P.S. Проверьте почту. Е.Б.".

Ткаченко рванулся к своему смартфону. Его пальцы дрожали, когда он открывал почту. Прикрепленные фотографии заставили его кровь стынуть в жилах: они с Шмыгиным в самых компрометирующих позах, включая ту, где он нежно целовал лысину коллеги.

— Это... это же фотошоп! — прошипел Шмыгин, но его голос дрожал.

— Идиот! — Ткаченко швырнул телефон в стену. — Ты подставил нас обоих!

В этот момент раздался стук в дверь.
— Господа, уборка! – прозвучал голос горничной.
Они замерли.
— Нам нужно уходить. Сейчас же, – прошипел Ткаченко.
Шмыгин кивнул, натягивая брюки, которые, как оказалось, были почему-то вывернуты наизнанку.
Они выскользнули из номера, как два вора, оглядываясь по сторонам.
Тем временем, в ресторане отеля Екатерина наслаждалась завтраком, попивая свежевыжатый апельсиновый сок, когда они появились – помятые, злые, с трясущимися руками.
Она подняла бокал в их сторону, улыбнулась и сделала глоток.
"Вам мат".
Где-то заиграла утренняя музыка.
А два влиятельных чиновника от шахмат, краснея и спотыкаясь, поспешили к выходу, понимая – их только что поставили в патовую ситуацию.

9.

Солнце висело над Сочи золотым диском, безжалостно прогревая мраморные плиты вокруг бассейна. Вода искрилась, отражая блики, похожие на вспышки фотокамер — будто сама природа готовилась к финальному аккорду этой игры. 
Екатерина лежала на шезлонге, потягивая персиковый сок через соломинку. Ее солнцезащитные очки с зеркальными линзами скрывали глаза, но не скрывали довольной улыбки. На столике рядом лежал телефон — экран то и дело загорался сообщениями, но она даже не удосуживалась взглянуть. 
Она знала, кто пишет.
Сергей Борисович метался по своему номеру, как дикий зверь, загнанный в угол. Его седые волосы торчали в разные стороны, рубашка была запачкана вином — это были остатки вчерашнего "ужина" - а в руке он сжимал телефон, на котором красовалось сообщение: 
"Фото получились отличные. Давайте обсудим ваше спонсорство завтра, в выходной день?"
- Черт! Черт! — он рвал на себе воротник, словно он вдруг стал тесен. 
Его телефон завибрировал - поступил звонок от Ткаченко. 
— Сергей, ты видел?! — голос Александра Васильевича звучал так, будто он говорил сквозь зубы. 
— Видел! Она… она нас шантажирует! 
— Заткнись, идиот! — рявкнул Ткаченко. — Ты вообще понимаешь, что если эти фото уйдут в федерацию, это будет полная катастрофа?! 
Шмыгин замер. 
— Но… но что делать? 
— Что делать? — Ткаченко фыркнул. — Подписывать ей контракты. И молиться, чтобы ей больше ничего не взбрело в голову. 
***
Александр Васильевич стоял у окна своего номера, сжимая стакан виски так крепко, что стекло могло треснуть. Его лицо было красным, а в глазах горел холодный, расчетливый гнев. 
Он ненавидел проигрывать, особенно — женщинам. 
А особенно тем, кто играл грязнее него. 
Он взглянул на фото еще раз: он и Шмыгин, обнявшиеся, как влюбленные студенты после бурной ночи. 
— Сука… — прошептал он. 
Но даже в ярости он не мог не восхититься ее ходом. 
Она переиграла их обоих. 
***
Тем временем Екатерина откинулась на шезлонге, закрыла глаза и вдыхала соленый воздух. 
Где-то плескались волны, смеялись дети, играла легкая музыка. 
Она представила, как Шмыгин и Ткаченко сейчас мечутся по своим номерам, как они краснеют, потеют, проклинают ее имя. 
Она улыбнулась и допив сок, взяла телефон, одним движением отправив последнее сообщение: 
"Не волнуйтесь, мальчики. Проблем не будет, пока вы играете по моим правилам". 
Затем она встала и соскользнула в бассейн - вода приняла ее, как королеву. 
Игра была окончена. 
Днем, во время тура, Александр Васильевич и Сергей Борисович старались друг на друга не смотреть.

10.

Поздним вечером следующего дня — он был выходным на турнире - Екатерина снова стояла на берегу. Чёрное море дышало ей навстречу, а в руке она держала два конверта – спонсорские контракты.
Где-то за её спиной, в отеле, два влиятельных чиновника, возможно, пили, ругались или строили планы мести.
Но это её больше не волновало.
Она достала телефон, нашла в галерее те самые фото и...
Удалила.
— Шах и мат, господа, — прошептала она волнам.
Но море, вечное и мудрое, лишь покатило ей в ответ пенную шапку прибоя – будто смеялось над человеческими играми.