Парабеллум. Пролог
– Помоги мне, – тяжело дыша, человек в черном кашемировом камзоле поморщился от боли, с трудом удерживая слабеющими пальцами богато инкрустированную испанскую шпагу. Он опасливо оглянулся через плечо, но на темной улице было тихо. Лишь редкая тень вырастала на стене здания и снова исчезла, провожая очередного прохожего.
Некогда безупречно-белая рубашка, проглядывающая сквозь рукавные прорези камзола, была разодрана на правом плече. Насквозь пропитанная сочившейся из раны кровью, она липла к телу и стесняла движения.
– Ну? – он вопросительно и раздраженно посмотрел на своего подельника. – Не стой как истукан!
Однако его товарищ не спешил. Почти полностью скрытый в тени, он внимательно следил за улицей, словно ожидал продолжения.
– Кажется, оторвались, – бросил он через плечо, равнодушно скользнув взглядом по ране напарника.
Тот выпрямился и процедил сквозь зубы.
– Будем надеяться. Но если я здесь истеку кровью, то тебе не с кого будет получить вознаграждение. Ты мне поможешь, наконец?
– Да, сеньор. Разумеется, – в холодное пятно лунного света ступил напарник раненого.
Одетый более скромно и во все черное, он всем своим видом выдавал профессионального военного – его одежда полностью соответствовала этому ремеслу. Короткий кожаный камзол, не стесняющий движения, свободные холщовые штаны из плотной ткани и высокие ботфорты с закатанным голенищем, где легко могло укрываться тонкое лезвие, сидели на нем так естественно, словно он во всем этом родился. Короткий тяжелый плащ, одинаково хорошо защищавший как от ночной сырости, так и от удара шпагой, если хозяин его был расторопный малый и понимал, как им пользоваться во время стычек на темных улицах, завершал наряд этого человека.
Если бы не царапающие звуки, исходящие откуда-то из глубины его горла, которыми он словно разрезал воздух, его голос мог бы показаться приятным. Он разорвал низ своей рубашки, оторвав от нее изрядный лоскут, и со знанием дела принялся перевязывать своего товарища.
– Чертовы мосты, – пробурчал тот, снова оглядывая пустую улицу. – Чертов город, чертовы эти каналы и вся Западная Фландрия в придачу.
– Сеньор Мора? – не отрываясь от своего занятия, спросил его напарник.
– Ммм?
– Вы должны были заплатить нам сорок пять эскудо. На девятерых.
– Да, – ответил тот, продолжая наблюдать за улицей.
– Я хочу получить деньги за всех остальных. Они им больше не понадобятся.
Сеньор Мора взглянул на своего напарника, который уже заканчивал перевязывать его рану.
– Ты это заслужил, – испанец выпрямился, опираясь на шпагу. – Как тебя зовут?
– Амадо, сеньор. Амадо Флорентин.
– Помоги мне добраться до гостиницы, Амадо, и завтра утром сесть на корабль. За это я заплачу тебе еще столько же.
Амадо быстро кивнул. Они поправили оружие, подняли с земли свои плащи и шляпы и стали пробираться в сторону порта. Город Брюгге, в котором соединялись три канала с их бесконечными мостами, для приезжего представлял собой настоящий лабиринт.
– Чертов город, – повторил сеньор Мора, озираясь по сторонам. – Мы тут до утра можем плутать.
– Это Гентский канал. Перейдем третий мост и свернем на нашу улицу.
Испанец кивнул и сделал знак напарнику, чтобы он шел впереди и показывал дорогу.
Брюгге не любил приезжих. Купцы, торговцы, моряки и даже наемники – все пользовались здесь одинаковым неодобрением горожан. Но больше всех Северная Венеция, как ее называли местные, ненавидела испанцев, которые годами воевали во Фландрии до тех пор, пока серия поражений не привела их к Ахенскому миру и окончательной потере этих территорий.
– Как ты оказался в Имперской Армии? – спросил сеньор Мора, плетясь за своим товарищем и стараясь не потерять от слабости сознание.
– Это долгая история, сеньор, – бросил тот через плечо. – Но я был рад избавиться от общества этих проходимцев. Это не армия, а сброд грязных подонков, которые делают вид, что служат другим подонкам.
– У тебя кастильское произношение. Что ты делаешь в Западной Фландрии?
Амадо пожал плечами.
– Я солдат. Мое дело воевать. Когда-то здесь была работа, но теперь пора возвращаться домой.
Он остановился и пристально вглядывался в темноту улицы перед ними.
– Что такое? Ты что-то увидел?
– Не знаю, сеньор. Там что-то мелькнуло в темноте. Лучше переждем.
Они прислонились к дереву, укрывшись в тени его кроны, и какое-то время стояли молча, прислушиваясь к каждому звуку.
– Господин.
– Ммм?
– Вы знаете, кто на нас напал?
– Нет, но они хорошо подготовились.
– Это точно. Всех наших положили, – Амадо задумчиво почесал жесткую щетину. – Человек, с которым вы встречались. Это того стоило?
Сеньор Мора взглянул на своего напарника. Тот позволял себе задавать лишние вопросы.
– Твое дело доставить меня на корабль, Амадо.
Подельники постояли еще какое-то время, но все было тихо, и они продолжили путь. Вскоре за очередным поворотом показался мост, который они искали. Гостиница поджидала их на соседней улице. Они уже были близко от цели.
Пройдя до середины моста, Амадо внезапно застыл, так что его товарищ едва на него не налетел. Сеньор Мора уже хотел было выругаться, но тут заметил впереди преградившие им путь тени. Шорох шагов сзади сообщил о том, что отступать теперь тоже было некуда.
– У вас настойчивые враги, господин, – Амадо мягко вытянул свою шпагу из ножен. – Постарайтесь купить мне время. Его будет нужно не так уж и много.
В другой ситуации сеньор Мора, который никогда не слыл трусом, превосходно владел дворянским оружием и не раз со знанием дела пускал его в ход на темных улицах Мадрида, с удовольствием скрестил бы шпаги, дабы пощекотать себе нервы и потешить тщеславие. Но сегодня, когда на карту было поставлено благополучие его страны, когда от успеха его предприятия, ни много ни мало, зависело ее будущее, ему совсем не хотелось делать ставку на свою ослабевшую от раны руку. Вслед за напарником он также вытянул шпагу и обернулся к преследователям, уже второй раз за ночь поймавшим их в западню.
Их было двое. Тех, что отрезали им путь сзади. Сколько стояло перед Амадо, он не знал. Не было времени оглядываться. Нападающие ударили одновременно без предупреждения, и вымершая улица наполнилась звоном стали. Бой проходил в полной тишине, если не считать лязга клинков. Без криков, подтрунивания или ругани, обе стороны дрались молча и яростно. Сеньор Мора понимал, что продержится недолго. Он потерял слишком много крови и в лунном свете едва успевал отражать яростные атаки. Но он был бывалым дуэлянтом, хладнокровным и расчетливым, и выжидал удобного мгновения, чтобы сравнять счет. И такой случай представился быстро. Один из нападавших замешкался, запутавшись в своем собственном плаще. Не теряя ни секунды, Мора сделал отчаянный выпад и достал.
Если кто-то когда-то имел случай проткнуть своего противника и почувствовать, как сталь входит в податливое тело, то он должен был знать, что усилий для этого прилагать не следует. Иначе клинок пройдет слишком далеко и его быстро не вытащить, а то и вообще застрянет в кости. Шпага сама знает свое дело. Она без всяких усилий входит в человеческую плоть и своим гибким лезвием находит путь наименьшего сопротивления. Если удар точный и правильный, то и руке это нравится. Приятно чувствовать движение твоей стали в чужом теле.
Знал это, разумеется, и сеньор Мора. Но нервы сдают даже у опытных бретеров[1]. Стараясь компенсировать слабость от ранения, он сделал выпад, прилагая неимоверные усилия, чтобы не выронить шпагу. Его противник глухо всхлипнул и застыл. Лезвие прошло насквозь и погрузилось почти по самую рукоять. Испанец попытался вытащить оружие, и для этого ему пришлось сделать шаг назад и потерять несколько драгоценных мгновений, за которые пришлось заплатить очень дорого. Второй нападающий не мешкал и в один миг оказался так близко от сеньора Мора, что тот почувствовал тошнотворный запах гнилых зубов за секунду до того, как кинжал их обладателя вошел в его живот.
– Амадо, – только и смог простонать он, опускаясь на землю.
Все что происходило дальше, сеньор Мора видел словно в тумане, лежа ничком и вжавшись лицом в прохладные камни мощеного моста. На грани между потерей сознания и размытой реальностью он безучастно наблюдал, как его напарник сражается с несколькими противниками. В таком состоянии человек не способен испытывать эмоции, поэтому его совсем не удивило, что вокруг Амадо падали поверженные враги, а сам он не просто фехтовал, но передвигался легко, словно в одном не прекращающемся танце между жизнью и смертью. Мора отстраненно наблюдал за поединком, пока жизнь покидала его. До сознания испанца еще не дошло, что бой был окончен, когда Амадо Флорентин перевернул его на спину и оттащил в сторону. Затылок уперся во что-то твердое, Эмилио чуть приподнял голову и дышать стало полегче. В голове прояснилось, и он обнаружил себя у приземистой стенки моста.
– Сеньор Мора, – позвал Амадо, коснувшись флягой с водой губ раненого. – Пейте.
– Послушай, – Мора схватил напарника за рукав. – В моем правом кармане бумаги. Они должны попасть в Мадрид. Позаботься о том, чтобы доставить их…
– Не болтайте чепухи, господин. Вам здорово досталось, но рана не смертельна.
Он огляделся вокруг, убеждаясь, что они все еще одни. Застывшие вокруг трупы поверженных врагов, в своих черных плащах при неясном лунном свете похожие на бесформенные кучи тряпья, были им единственной компанией.
– Нужно убираться отсюда. На корабль вам нельзя, сначала придется подлечиться, – глотнул из той же фляги Амадо и добавил, отвечая на немой вопрос раненого: – Заляжем на дно на недельку-другую, а там будет видно. Я знаю, где это сделать. Так что придержите ваши бумаги. Они вам еще понадобятся.
– Ты многим рискуешь, – попытался отдышаться Мора. – Почему ты мне помогаешь?
Амадо ответил не сразу.
– Мне до чертиков надоела Фландрия, сеньор, и за место на корабле я согласен перерезать полгорода.
--------------------
[1] Бретер – заядлый, профессиональный дуэлянт.
Свидетельство о публикации №225050200579