Константин. Четвёртая часть

Константин сжимал в руках крест. Тот самый – Тамарин… Руки его почти окаменели на морозе, ветер завывал вдали, иногда принося с собой снежинки с верхушек деревьев. Из-за туч, скорее напоминающих грязные использованные ватные диски, солнца по-прежнему видно не было. Что касалось души Кости… кажется, что-то светлое и чистое, что в ней когда-то было, тоже спряталось где-то там – в глубине. Он окончательно потерял счёт времени. Мысли о делах и прихожанах его более не мучали, создалось ощущение, что и дел-то никаких у него никогда и не было. Он свободен, как ветер в лесу! А какое ему дело до них – прихожан? Они – подобно массивным деревьям – совершенно не препятствие. Как и ветер, Костя облетит этих идиотов стороной. Губы онемели он холода, руки уже не слушались, и медленно превращались в лёд. Правая рука обессиленно болталась на уровне бедер, а левая крепко-накрепко сжимала крест. Каких-то минут двадцать назад Костя чувствовал, как впивались края креста в ладони. Тридцать минут назад он подметил, как запустила Тамара крест – весь в налёте, почти чёрный. Час назад в голову Кости ещё проникали мысли о неправильности всего происходящего. Но сейчас… сейчас он, определённо, был не здесь. Нет, конечно, Константин находился в лесу – почти в его центре. Его длинная прохудившееся куртка тёмно-коричневого цвета выдавала с потрохами – увидеть его было проще простого. Однако то, что тело находится здесь не говорит о том, что здесь же и душа… Голова его была запрокинула, рот приоткрыт, морщины между бровей разгладились. Он смотрел куда-то вверх, туда, где, по логике, должно было бы стоять солнце. Но светило он не видел. Как и всё остальное. Костя был далеко…
Глаза его были открыты, но он не видел. Он чувствовал. Чувствовал, что находится не дома. Чернота встала перед глазами, тело было ватным, почти невесомым, невзирая на то, что в ботинки давно попал снег, холода он не чувствовал. Только тепло… Это ощущение Константин не мог сравнить ни с чем, что чувствовал когда-либо.  Свобода, умиротворение. Больше никаких дел… Если бы это ощущение блаженства не исчезало, он бы обязательно остался здесь – в лесу – прямо в этой самой позе. Однако медленно, но верно темнота его выгоняла. Вытесняла, как инородный чужой предмет. Первым делом Костя почувствовал, как впиваются края креста в ладони. Следом ощутил холод в ногах, потом – тупая боль в голове. Чернота отступала, а вместо неё медленно приходила серость. Костя не хотел возвращаться в реальность. Он поморщился, и сделал всё, что было в его силах, лишь бы опять туда попасть. Напряг всё тело, сжал крест так, что почувствовал, как кровь потекла по ладони, пальцы на ногах сжались в клубочек. Он перестал дышать, и насупился всем телом. Красная пелена начала застилать взор. Вот оно… почти… когда он почувствовал, как начинает терять сознание, ощутил на лице дуновение ветра. Но необычного – особого… Пара секунд недопонимания, и откуда-то сверху раздалось.
 - У-у…
От неожиданности он пошатнулся, теряя равновесие. Голова заболела так, словно кто-то резко разбудил его после крепкого сна, всё вокруг плыло, но Костя старался удержаться. Он резко задрал голову ещё шире, стараясь понять, что было источником звука. Потом он оглянулся назад, посмотрел по сторонам, и снова наверх – однако увидеть что-то или кого-то так и не удалось. Сердце билось в горле, кровь бурлила не то от страха, не то от возбуждения, лицо пылало, словно его облили кипятком. Константин, и правда, как будто очнулся после сна – он совершенно не понимал, как оказался здесь, хотя и помнил, как шёл в сторону леса. Сердцебиение учащалось, дыхание уверенно нарастало.
 - Кто здесь?
 Глухо спросил Костя, продолжая нервно оглядываться. Левая рука, что до сих пор сжимала крест, сама легла на сердце. Он глубоко вздохнул, и осмотрел собственное тело. На тёмной куртке почти не было видно крови, однако Константин сразу понял, что это – пятно на груди под рукой – именно кровь и есть. Он медленно отвёл руку, и разжал ладонь. Алые крупные капли крови упали на снег. Налёта на кресте теперь видно не было – он, как и снег под ногами, окрасился в красный. Глаза священника распахнулись. 
 - Что прои-зо…
Он не договорил, почувствовал, как что-то случилось. Как и тогда, в лесу с Тамарой, стало так тихо, что уши заложило. Мир вокруг не изменился физически, но Костя точно понимал, что перемены наступили. Воздух стал тяжёлым, спёртым, небо ниже – словно вот-вот упадёт. Он забыл, как дышать. Старался вспомнить, но всё мимо. Время остановилось. Был лишь он, крест и несколько капель крови под ногами. Он открыл рот, ведь собирался что-то сказать, но сумел лишь нелепо беззвучно пошевелить языком. Кожа на лице стянулась, зачесалась, глаза наливались кровью. В голову, наконец, проникла очевидная мысль – мысль о быстром, возможно позорном, но таком необходимом побеге. Ему следует взять ноги в руки, и рвануть домой! Как только эту идею удалось обдумать, и Костя даже дёрнулся с места, неожиданный звук свалил его на спину – ВЖУУУУУ-УУУУХ! Он так испугался, что не сдержал мальчишеского крика.
 - А-а-а!! Кто здесь?!
Константин упал на спину, обеими руками закрыл голову, и тихо, как дитя, застонал:
 - Не трогай… прошу…
Он и сам не понимал, к кому именно обращается. Просто чувствовал, что сказать это стоит. Совсем близко опять послышалось:
 - У-у-у… У…
Всем телом он чувствовал, как что-то или кто-то сидит рядом. Невзирая на тупой животный страх, но он отнял от головы руки. Попробовал осмотреться, и опять: ВЖУУУУУУУХ! Помогая себе руками, он пополз куда-то назад, до сих пор так и не поняв, что происходит. В лицо ударил ветер – но непростой, какой-то странный. Нечто белое мелькнуло перед глазами так быстро, что понять, что именно, так и не удалось. Сверху доносилось какой-то шорох, белое пятно опять замельтешило перед глазами. Голова загудела, и гул тот увеличивался с каждой секундой. Сердце билось так быстро, словно готовилось выскочить прямиком из горла, во рту всё пересохло. Белое пятно появлялось то справа, то слева, то пропадало где-то среди крон. Костя то и дело слышал странные звуки. Когда нечто появлялось, его моментально обдавало ветром – словно что-то пролетело. Странное: «У-у-у» становилось всё отчётливее. Как будто малыш, который говорить пока не умеет, но уже хочет что-то сказать.
 - У-у… У-у…
Костя врезался спиной в ствол дерева. Ладонь вдруг загорела от невыносимой боли – он поднял руку, и заметил, как еловая игла проникла прямо в рану. Ползти было некуда – вернее, «куда» было, но Костя был не в том состоянии, чтобы искать обходные – от дерева – пути. Он вжался спиной в твёрдый холодный столб, и делал всё, что было в его силах, чтобы обнаружить, кто на него напал. А напал ли? Константин уверен быть не мог – по крайней мере, на данный момент. Что-то определённо летало туда-сюда, но… «нападение»? Кажется, сердцу медленно возвращался прежний ритм. Он сглотнул вставший в  горле ком, и немного отполз в сторону – чтобы ветки не мешали. Осмотрелся.
 - У…
Звук определённо отдалился. Костя было решил, что просто какая-то птица немного забылась, и перепутала его с сородичем, однако услышав следующее кровь в жилах застыла, и превратилась в лёд. Где-то в глубине леса раздался леденящий душу крик. Не «крик» - вой, такой, которым кричат умирающие от голода волки. Тонкий голос неизвестного разрезал плотный воздух, и кажется, всё пространство: вся та странность, что ощущалась раннее, исчезла. И если раньше казалось, что время остановилось, сейчас Костя чувствовал, что оно ускорилось. Весь мир стал неровным, шероховатым. Не мир – суровые твёрдые скалы. Лава, вышедшая из вулкана, вспыхнувший огонь из-за непотушенной свечи. Нервы натянулись до предела, страх пожирал внутренности, намереваясь оставить от Кости лишь клочок седых волос. Что-то кричало в лесу так отчаянно, что сердце сжималось ни то от страха, ни то от боли за незнакомое существо. Оно выло протяжно, громко, пугающе. Стайка птиц взмыла в небо, даже самые толстые стволы деревьев зашевелились. Нечто скулило, то ли прося о пощаде, то ли угрожая всему живому. Костя не выдержал, и закрыл уши обеими руками.
 - Прекрати!! Прекрати-прекрати-пре-кра-ти!!
Он зажмурился так сильно, так сильно впился руками в голову, что выдавил тем самым из себя последние силы. Лишь бы не слышать этот крик, он закричал сам. Так, как никогда бы не закричал – так, как люди кричать не могут… Он орал протяжно, не жалея собственных связок. А когда голос его сел, а гортань заболела… Костя вдруг понял, что кричал в этом лесу только он один.
… - Знаешь… А ведь была у меня такая мысль… но как только в голову ко мне она проникла, я её, как крысу надоедливую, за хвост, и прочь отсюда! А тут оно вот как… вот так вот оно, выходит… Кто же знал. Я? Откуда же мне…
 - Тамар, ну я вас прошу! – Марья повысила голос так, что сама себе удивилась, - Прекратите уже, наконец!
 - А что? – Тамара пожала плечами, не сбавляя темпа, - Так… мысли вслух.
 - Это не «мысли вслух». Вы нагнетаете!
 - Нет, милая моя, я не «нагнетаю». Я лишь рассуждаю. И тебе следовало бы послушать старших!
Ответа у Марьи не нашлось, поэтому она решила ускориться, и немного уйти вперёд. С момента, как Тамара и Марья покинули церковь, первая не замолкала. Что-то бубнела-бубнела-бубнела… Словно петух на рассвете – не заткнуть! Она говорила без умолка, и если была бы хотя бы возможность понять эту бессвязную речь… возможно, Марья попыталась в разговоре поучаствовать. Но это… это слушать было невыносимо. Тома  лишь причитала, да, говорила о чём-то, что живёт в лесу. «Демон», «нечистая сила», «погибель». Слушать такое сложно. Даже такому человеку, каким была Марья. Марья, в принципе, поболтать любила… Да, и в темах привередлива не была: напротив, обожала обсуждать что-то абстрактное – отчуждённое. Разговоры о быте надоедали быстро, а вот обсудить что-то такое, о чём говорить в деревнях непринято – она только «за». Но Тамара… Тамара, кажется, перешла все границы. Марья уже давно заметила, что со старушкой происходит что-то неладное. Уж больно она в последнее время мнительная. Вечно что-то выдумывает… А если не «выдумывает», а, правда, сама верит, то того хуже. Невольно Марье вспомнилась родная мать, и груз на душе стал ещё тяжелей.
Когда-то мама Марьи была очень видной женщиной. Красивой статной и, главное, умной. Она и передала Марье знания о лекарстве, она научила Марью жить. В детстве казалось, что мама будет такой всегда – а как иначе? Если у человека есть ум, то его даже лесной демон не украдёт! Однако в какой-то момент что-то пошло не так… Мама Марьи изменилась. Начала замыкаться в себе, перестала общаться с соседями, однажды притащила домой птицу, хотя все в деревне знают, что птицы дома – к беде. Она угасала на глазах. И видит господь бог, но Марья в тот момент жалела, что была лекарем… Если бы она была такой как, например, Тамара, то она могла бы объяснить поведение матери «одержимостью». Нападением «духов» и прочими сказками, но Марья знала… она знала, что мозг матери гаснет. Её мама сошла с ума.
С момента её смерти прошло более десяти лет, но рана та до сих пор кровоточила. Наверное, именно поэтому было иногда так сложно общаться с Тамарой. Марья Тамару любила, и поэтому видеть, как сходит с ума некогда умная женщина, было вдвойне тяжело. А теперь и священник пропал… Марья точно знала, что  это – начало чего-то нехорошего. Уж лучше верить в демона, чем понимать, что происходит! Думая об этом, глаза её потускнели. Она заметила, как с ней поравнялась Тамара, только тогда, когда они дошли.
 - Ну? Что скажешь?
 - А?
Тома нахмурила брови, - Ты слушала?
 - Я… н-нет, не слушала. – честно ответила она.
Тамара задрала голову, стараясь заглянуть Марье в глаза, - А ты… давно в лесу была?
 - Что? Боже! Боже мой, прекратите! Я просто задумалась. Что-то мне мама вспомнилась…
 - Правильно. Усопших вспоминать нужно. Иначе связь их с миром потеряется, и они уйдут в небытие!
 - Бог с вами, Том! Ну, какое «небытие»? В раю они…
 - Ага, как же! Прям-таки все, да?
Марья плотно сжала челюсти, - Мама в раю. – уверенно сказала она.
Тамара поджала губы, - Н-ну…
 - Без «ну». И хватит об этом!
Безмолвно соглашаясь, Тамара махнула головой в сторону покосившегося серого дома, - Так и будем стоять, м-м? Мы пришли! Надеюсь, наш Костя просто отдыхает в гостях у Гели.
Вглядываясь в окна дома Марья ответила: - Я тоже. Однако… однако даже если и так, то это всё равно странно… Не начать службу из-за… из-за чего? Чтобы в гости сходить?
 - А я тебе о чём всю дорогу говорила? Происходит с ним неладное! Нужно что-то делать!
Марья резко отвернулась, - Если бы можно было что-то сделать… столько всего можно было бы избежать…
…Совершенно наглым образом Марья и Тамара прошли через закрытую калитку. Во дворе никого не оказалось, а им, в свою очередь, не осталось ничего, кроме как зайти внутрь дома. Пока Марья пыталась понять, с какой продолжительностью лучше стучать в дверь, Тамара потянулась к ручке. Зашла внутрь, не забыв схватить Марью за рукав. В кухне – в которую вёл вход – они нашли Лидию – маму Ангелины. Та сидела на скамье, а на столе перед ней лежала пряжа. Незваных гостей она встретила ничем не понимающим взглядом.
  - Э-э…
Тамара громко хлопнула в ладоши, - Я так и знала! Так и знала!
 Марья засмущалась, - Хватит! – она посмотрела на Лидию, и обратилась к ней:
 - Простите, бога ради, что мы без приглашения…
Лидия махнула рукой, не спеша подниматься со скамьи. Глаза её были полузакрыты, серые редкие волосы собраны в неаккуратную косу, дряблые руки слегка тряслись, - Ничего… Что вы хотели?
 - Почему Ангелина не была на утренней службе?! – с вызовом спросила Тамара.
 - Как же? – удивилась Лидия, - Была она на службе. Была! Ушла, ещё солнце встать не успело.
Тамара и Марья испуганно переглянулись. Лекарь осторожно заметила:
 - Но её не было… Скажите, а она точно ушла?