Парабеллум. Гл 4. На острие волны ч. 2

После ужина в одиночестве Адель де Кюсси снова вышла на палубу подышать свежим воздухом и наткнулась на капитана. Месье Моретт выглядел встревоженным.

– Что-то произошло? – спросила она.

Он только сейчас заметил ее и коротко кивнул.

– Да, погода портится. Ветер круто изменился, а мы уже прошли Сент-Николас. Я решил идти дальше, но теперь сомневаюсь, что это была хорошая идея. В пути нас может застать шторм, а они в это время года бывают довольно разрушительны.

– Тогда повернем обратно?

– Нет, этого нам уже не удастся сделать. Мы повернули на юг два часа назад и с попутным ветром покрыли довольно большое расстояние. Сейчас, чтобы вернуться, придется идти полночи против ветра, а за это время нас наверняка накроет шторм.

– Что же тогда делать, месье Моретт?

– Пойдем дальше на юг вдоль берега и попробуем найти закрытую бухту, чтобы укрыть корабль во время непогоды. Я не сильно волнуюсь насчет самого шторма, ветер дует с северо-востока и мы закрыты Эспаньолой, но в этих водах есть и рифы, и отмели, которые могут быть смертельно опасны, если видимость сильно ухудшится.

Капитан Моретт ушел отдавать распоряжения команде. «Рубис» просигналил флагами следовавшей за ней «Тике», что собирается искать укрытие в бухте, и корабли направились ближе к берегу.

К шести склянкам погода действительно стала заметно портиться. Загромыхали отдаленные раскаты грома и засверкали молнии. Ветер начал крепчать, и его порывы стали более рваными и сильными. Готовясь к штормованию, на «Рубис» убрали все паруса, кроме трех. Весь такелаж был убран и подвязан так, чтобы под ногами не болтались концы канатов. Все лишнее также было убрано с палубы корабля, а пушки – развернуты вдоль борта и крепко привязаны.

Видя, что Адель не уходит с квартердека и с любопытством наблюдает за происходящим, капитан Моретт с удивлением отметил, что девушка совсем не выглядит испуганной. Ему пришло в голову, что, возможно, она не понимала степени опасности.

– Мадмуазель, вам было бы лучше спуститься в каюту.

– У меня будет достаточно времени это сделать, когда непогода станет невыносимой.

– Скоро пойдет дождь и вы рискуете промокнуть и простудиться.

Адель указала вверх.

– Скажите, почему вы оставили эти три паруса?

Моретт улыбнулся.

– Я еще никогда не перевозил столь любознательную пассажирку.

Адель улыбнулась.

– Никогда не устану от этого чувства, месье Моретт! Человек оседлал ветер и научился им управлять! Разве это не волнительно?

– Не управлять, а скорее пользоваться им и приноравливаться к ситуации. Вот смотрите, как мы адаптируемся и готовимся к штормованию, – он указал на единственный бушпритный парус. – Этот косой парус спереди на бушприте называется «фор-стеньги-стаксель» и оставлен мной для того, чтобы компенсировать сильное рыскание носом. Вон тот большой парус на передней мачте – это фок, он нужен, чтобы перенести общий центр парусности на переднюю часть корабля, тогда он будет лучше сидеть на высокой волне. А вот этот второй парус на средней мачте называется «грот-марсель». Он стоит выше и нужен, чтобы волны, которые будут подниматься сзади, не отнимали у нас ветер. Я не стану кидать судно в дрейф, потому что ветер будет не выше сорока пяти узлов. Мы продолжим путь, даже если не найдем укрытие.

– Вы хороший учитель, капитан Моретт, – похвалила она с благодарностью.

– Меня сейчас больше волнует «Тике», – покачал головой он. – Они идут за нами, и для шхуны такой угол к ветру далеко не лучший, чтобы удержаться на курсе. Если не найдем убежище в какой-нибудь бухте, то им может быть худо. Если капитан у них опытный, то, скорее всего, развернет ее против ветра и бросит в дрейф, чтобы его не сносило слишком близко к берегу. В любом случае, это их судно и их судьба. А я должен заботиться о своем корабле, своей команде и вашем благополучии.

Через час пошел дождь и стало смеркаться. Поливало как из ведра. Резкие порывы ветра дергали и метали корабль, и он нещадно стонал, словно старуха. Море превратилось в сплошную рябь от сильного дождя, а волны достигали нескольких метров, что сильно затрудняло видимость. Капитан Моретт увеличил количество вахтенных втрое. К девяти часам стало темно и к востоку от них уже было нельзя различить берег Эспаньолы. Это, пожалуй, была самая плохая ситуация, в которой мог оказаться корабль. Любой капитан, если у него нет возможности укрыться в какой-нибудь закрытой бухте, стремился бы увести корабль подальше от берега, чтобы не разбиться о скалы, что и сделал Кристиан Моретт. Они уже давно потеряли шхуну из вида. Ее огни утонули в бесконечных потоках ливня. Плотность дождя была такой, что Моретт, стоя на квартердеке, с трудом различал нос своего пинаса. Он приказал еще больше зарифить[1] грот-марсель, чтобы уменьшить скорость корабля.

* * *

Шторм играл со шхуной, словно это была щепка. Ее метало из стороны в сторону, и казалось, будто это небесный гигант схватил корабль огромной ручищей за верхушку мачты и вертит ее сейчас как ему вздумается. Волны то и дело окатывали палубу и давно уже смыли бы находящихся на ней вахтенных, если те не были бы своевременно привязаны веревками. Паруса были сильно зарифлены. Использовалась лишь пятая часть их площади, чтобы ослабить давление на мачты и уменьшить риск их повреждения.

Джек Белчер лично стоял у руля, и еще три матроса помогали ему держать штурвал.

– Капитан! – окликнул его мистер Томпсон, стараясь перекричать шум ветра.

Белчер обернулся на зов боцмана и кивнул, давая понять, что слышит его.

– Капитан! – приблизил тот свое лицо к Белчеру, чтобы его было лучше слышно. – Нас может разбить о волны. Какие будут распоряжения?

Белчер сделал знак рулевым, чтобы те продолжали удерживать штурвал, и показал Томпсону следовать за ним. Когда они вошли в каюту, где могли спокойно разговаривать, Белчер отряхнулся от воды и сказал:

– Мистер Томпсон, если мы повернем шхуну против ветра, то защитим ее, но тогда потеряем пинас. Он не смог укрыться в бухте, и его несет примерно в юго-западном направлении.

– Но ведь идти в бакштаге мы тоже не можем… Или нас разобьет об волны, – голос боцмана дрогнул при этих словах.

– Верно, но, пока волна еще недостаточно высокая, опасность минимальна. Поэтому я продолжаю держать корабль на этом направлении. «Тике» справляется. Отличный корабль!

– Но, капитан…

– Мистер, Томпсон, я позвал вас вот для чего. Нужно сделать необходимые приготовления заранее.

И он принялся подробно объяснять свой план. Когда он закончил, лицо боцмана просветлело, а в глазах читалось недоверие, смешанное с восторгом.

– Я никогда такого раньше и не видывал, мистер Белчер, – к Томсону вернулась его обычная уверенность.

– Главное – выполните мои инструкции в точности и вовремя.

– Все будет сделано, капитан. Можете не сомневаться.

– Отлично! У вас час времени, не теряйте его даром.

Белчер вернулся к штурвалу и встал рядом с рулевыми.

– Отличный корабль, – пробормотал он, вглядываясь во мрак впереди себя.

«Тике» то поднималась на волне – и ее нос задирался кверху, то слетала с волны – и тогда ее нос врезался в воду. Белчер вел корабль так, чтобы волны били шхуну в корму. Таким образом он одновременно и сохранял корабль, уменьшая площадь ударов по нему, и избегал риска перевернуться, как непременно бы произошло, если шхуна развернется бортом к волне. Белчер не зря похвалил корабль. Несмотря на разбушевавшееся море, тот отлично держал курс. Главная опасность появится, когда волны станут выше. Шхуну поднимет на самом гребне волны, и перо ее руля выйдет из воды, что на короткое время сделает ее неуправляемой. Это грозило тем, что шхуну развернет на верхушке волны и она полетит с нее вниз бортом, а не носом. Следующая за этим волна должна была неминуемо ее перевернуть.

Все это Белчер отлично понимал и все же не мог отказаться от выбранного курса. Его миссия заключалась в том, чтобы сопровождать «Рубис» и доставить его в Порт-о-Пренс. Для него это был приказ, который он обязан выполнить. Тике была военным кораблем под его командованием, и перед его глазами стоял Эдвард Спрэгг, который кричал «бой не проигран, пока ты не сдался!», поэтому он упрямо вел корабль в этом опасном для него направлении.

Еще в течение часа Белчер старался удержать шхуну на юго-западном направлении, но волна становилась уже такой высокой, что шхуна всякий раз срывалась с нее и падала словно в пропасть, а ее нос глубоко нырял в воду. Еще немного, и она станет неуправляемой, и тогда им грозило перевернуться и погибнуть под ударами волн.

Ровно через час боцман тронул его за плечо.

– Все готово, капитан!

Они кинулись на квартердек, где его уже ждали несколько матросов. По его приказу они соорудили нечто наподобие плавучего якоря. Он представлял из себя бревно, которое служило поплавком, и к нему был привязан небольшой парус. Чтобы нижние концы паруса уходили вниз в воду, их растянули палкой, а к углам привязали книппели[2] в качестве груза. Углы всей конструкции держались веревками, что придавало ей вид парусной сумки. Привязанный к корме, такой парус становился сильным тормозом, который держал шхуну сзади и мягко выравнивал ее на волне. Вместо того чтобы лететь вниз, корабль теперь словно пропускал волну под собой и оставался сверху, на ее гребне.

Когда якорь был сброшен в воду, его отпустили на два десятка ярдов и закрепили за надстройки юта. Шхуна сразу же выровнялась и пошла прямее. Даже ощущение качки заметно уменьшилось, и радостные матросы проскандировали сквозь ливень и шум ветра.

– Ура Джоли Джеку!!!

Шторм бушевал до самого утра и стал стихать только к рассвету. Волна улеглась, и теперь шхуну качало мелкой рябью, растрясая те внутренности, что недотряс шторм. Ливень тоже утих и превратился в мелкую морось, от которой под утренними лучами солнца сейчас валил пар. Уставшая, вымотанная команда отдыхала после шторма. Кто забрался в свой гамак, а кто свалился прямо на палубе, укрывшись от мороси моряцким плащом. Так и не сомкнувший глаз Белчер стоял у штурвала и вглядывался в туман, который сейчас укутал западное побережье Эспаньолы. Всю ночь он продолжал вести корабль в юго-западном направлении и не должен был сильно отстать от пинаса. Если бы не чертов туман, возможно, он увидел бы парус на горизонте. Когда пробили две склянки, его сменил рулевой, которому он дал отдохнуть после шторма.

– Мистер Беллами, – приветствовал он рулевого. – Вы успели поспать?

– Да, сэр. Спасибо! – отвечал тот, испытывая какое-то благоговение по отношению к своему капитану.

Когда шторм понемногу утих и моряки собрались на нижней палубе у своих спальных мест, кок подал холодные закуски и по порции рома каждому. Команда вполголоса обсуждала то, что произошло минувшей ночью.

– Видели, чего удумал? Он и корабль словно одно целое, – сказал один из моряков, косясь в сторону Джека.

– Это ж надо, – кивнул второй. – Плавучий якорь соорудить, чтобы удержать шхуну на волне.

– Точно. Я о таком никогда в жизни не слыхивал, не то что видывал, – подтвердил третий моряк.

– И гляньте, такой шторм пройти, а шхуна без единого повреждения!

Кок, который завтракал вместе со всеми, добавил:

– Никогда раньше не видел, чтобы капитан сам стоял вахту за штурвалом и давал морякам отдохнуть.

– Твоя правда, Кобл! – ответил ему мистер Паг. – Наш капитан бережет своих людей. Такой никого просто так в обиду не даст. Да я с ним теперь хоть на край света пойду.

Моряки согласно закивали. Перед отдыхом они еще какое-то время пообсуждали минувшие события и посплетничали, что после морского дела, как известно, было самым излюбленным занятием каждого моряка.

Оставив штурвал, Белчер ушел в свою каюту и устало растянулся на постели. Он долго не мог заснуть, потому что его волновал туман. Белчер не переживал насчет того, что они могут наскочить на рифы или отмель, так как был уверен в том, что вел корабль в правильном направлении. Они шли по направлению к мысу Тибурон на юго-западе Гаити, чтобы держать корабль в открытом море, и сейчас повернули на юго-восток, по направлению к Порт-о-Пренсу. Месье Моретт был опытным капитаном и должен был рассуждать таким же образом. Однако в тумане «Тике» могла проскочить мимо «Рубис», а ему хотелось быть рядом. Но усталость скоро взяла свое и он заснул тревожным сном.

Проспал Белчер несколько часов до обеда, когда его разбудили свисток боцмана и крики тревоги. Притихший корабль, отдыхающий после ночного шторма, превратился в хаос встревоженного муравейника. Над головой у Белчера по палубе корабля затопали десятки ног. Матросы быстро и четко занимали свои места согласно ранее отданным инструкциям. Пушки, привязанные вдоль бортов во время штормования, сейчас разворачивались и занимали свои места у пушечных портов[3]. С палубы убирались лишние вещи. По вантам уже карабкались матросы, чтобы встать у своих мест на парусах. Над палубой натягивали сетку, чтобы защитить команду от падающего рангоута. «Тике» готовилась к бою: без паники, с четкостью и дисциплиной военного корабля, так велики были вера и уважение матросов к своему капитану.

Белчер быстро оделся и вышел на палубу.

– В чем дело, мистер Томпсон? – спросил он боцмана. – Почему тревога?

И тут до него донесся отдаленный раскат пушечной канонады. Боцман кивнул утвердительно.

– Это где-то впереди нас, сэр.

– Понятно, – Белчер вглядывался в туман, который стал еще более густым, чем был утром. Звуки в тумане, как известно, разносятся хуже. То, что кажется далеким звуком, может оказаться гораздо ближе к тебе. – Это был залп из мощного военного корабля, мистер Томпсон. На «Рубис» нет столько пушек. Да и калибр их, судя по звуку, намного мощнее.

И тут, словно в ответ на его размышления, раздался второй залп, который был тише и короче первого.

– А вот это уже наш друг Моретт. Это был бортовой залп из десяти пушек. «Рубис» вступила с кем-то в бой!

– Ваш приказ, сэр?

Капитан Белчер оглядел палубу корабля. Вся немногочисленная команда «Тике» уже была на местах и смотрела на своего капитана в ожидании его слова.

– Канонирам зарядить пушки картечью[4]. Фок и грот-паруса убрать. Приготовить все мушкеты и сабли, какие есть на борту.

Боцман спокойно вскинул бровь.

– Пойдем на абордаж, капитан?

– Если придется, мистер Томпсон, – улыбнулся Белчер. – «Тике» не справится в пушечном бою с таким мощным кораблем. Наша задача – навязать бой противнику и дать возможность «Рубис» уйти в туман. Если повезет, подойдем к ним незаметно и пройдемся картечью по палубе. Это привлечет их внимание.

– Так точно, сэр! – скривился в усмешке боцман.

– Наконец-то человеческое развлечение, кроме того, чтобы выворачиваться наизнанку.

Белчер резко повернулся на звук голоса и увидел Эрина, стоящего за ним. Ирландец выглядел неважно, но уже был одет и при своей неизменной рапире.

– Как вы, мистер Кейн? – положил он другу руку на плечо.

– Скоро будет совсем хорошо, – кивнул тот в сторону битвы.

В течении следующего получаса, пока «Тике» шла прямым курсом на звуки боя, до них еще четырежды доносились бортовые залпы сражающихся кораблей. Последний залп, по подсчетам Белчера, раздался всего в одном-двух кабельтове от них, а затем звуки выстрелов стихли, а на смену им пришли громкие крики людей и лязг стали.

– По всему видать, «Рубис» взяли на абордаж, – сказал Томпсон, прислушиваясь.

– Да, – кивнул Белчер. – Они сейчас сражаются не на жизнь, а на смерть. Передай всем, чтоб ни звука. Попробуем подойти тихо, а там видно будет.

Несколько томительных минут «Тике» шла на звуки боя, в котором звон сабельных ударов, мушкетные выстрелы и крики раненых слились в один сплошной хор, как вдруг из тумана неожиданно проступили очертания трехмачтового корабля. Это был огромный фрегат с двумя пушечными палубами.

– «Консепсион», – прочитал Белчер его название. – Испанец!

На противоположной стороне фрегата от той, к которой сейчас подходила «Тике», стоял сцепленный с ним пинас. Бой уже перешел на палубу «Рубис», и его команда сейчас отчаянно сражалась с вдвое превосходящими силами противника. Белчер быстро окинул взглядом «Консепсион» и мгновенно принял решение. Все внимание команды фрегата было обращено на пинас, и появление шхуны осталось незамеченным. По указаниям Белчера «Тике» тихо подвели к борту «Консепсиона». Все было сработано так быстро и четко, что присутствие шхуны было замечено лишь в тот момент, когда на палубу фрегата уже посыпалась команда «Тике». Мушкетный залп и последовавшая яростная атака настолько захватили испанцев врасплох, что матросы со шхуны почти мгновенно стали хозяевами палубы фрегата, большинство команды которого сейчас сражалось на борту пинаса.

Прежде чем вступить в бой, Белчер со своими людьми заняли места у вертлюжных[5] пушек, которые быстро зарядили картечью и обратили их против самих нападающих. Как гром среди ясного неба для испанцев прозвучали пушечные выстрелы с борта «Консепсиона». Слишком увлеченные схваткой с командой пинаса, не прикрытые баррикадами и повернутые спиной к своему кораблю, испанцы были ошеломлены этой неожиданной атакой и потерями, которые она создала. Вслед за выстрелом на них яростно ринулись матросы «Тике». Белчер видел, что часть испанцев старались пробиться к квартердеку, на котором стояла девушка, с ужасом наблюдавшая за страшным боем. Белчер с несколькими людьми ринулись на помощь. Команда «Рубис», несмотря на сильные потери, удвоила свои усилия, ободренная такой неожиданной поддержкой. Но испанцы напирали и уже были на подступах к юту, как к ним неожиданно прорвались люди «Тике».

Перед Адель завязалась яростная схватка. В одном из людей, так своевременно пришедших им на помощь, она узнала капитана с «Тике». Рядом с ним сражались другие члены из команды шхуны. Два огромных моряка и человек с рапирой, которая сеяла вокруг себя смерть. А тем временем испанцы уже прорвались на ют с другой стороны борта и сейчас поднимались на квартердек с противоположной стороны. Им наперерез кинулись несколько человек из команды «Рубис», среди которых она узнала капитана Моретта. Французы сражались отчаянно, но были быстро сметены численно превосходящим противником. Со своего места она видела, как Кристиан Моретт схватился за плечо и упал под ноги сражавшихся. Девушка в ужасе отвернулась, более не имея сил смотреть на потоки крови, которая заливала палубу, превращая ее в скользкое месиво.

Когда испанский капитан в золотой кирасе и шлеме прорвался на квартердек в окружении нескольких человек, Адель де Кюсси отшатнулась от его страшного вида. Его лицо было сплошь покрыто кровью павших от его руки жертв. Возможно, на нем была и кровь капитана «Рубис». Он поднял окровавленную саблю и, направив ее на Адель, что-то прокаркал на испанском. Она в ужасе смотрела на этого человека, таким страшным был его вид, словно он поднялся из преисподней.

– Думаю, будет лучше, если мы сами поговорим с этим негодяем, – услышала она за спиной голос, подобный холодной стали, и тут же чьи-то крепкие руки отодвинули ее в сторону. Она оказалась за спиной капитана «Тике», который сейчас закрывал ее от испанцев вместе со своими друзьями. Ее разум, уже ставший свидетелем необыкновенной жестокости и ярости с обоих сторон, более не способен был вмещать в себя дальнейший ужас сражения. Сознание мадмуазель де Кюсси поплыло, и она упала бы, если бы судорожно не схватилась за поручни квартердека.

Остаток боя Адель видела словно в тумане. Вот рухнул вниз испанский капитан, сраженный капитаном «Тике» в короткой, но яростной схватке. Вот ее едва не задела испанская сабля, оставив глубокую зазубрину на периле квартердека рядом с ее рукой. Но один из гигантов с «Тике» схватил испанца за шею, поднял и швырнул за борт, где он, отяжеленный доспехом, тут же пошел ко дну. Кто-то выстрелил в нее из мушкета, но девушку закрыла чья-то грудь. Это какой-то случайный матрос на свою беду оказался на пути у пули, которая предназначалась ей.

Для самих сражавшихся все эти события пролетели словно одно мгновение, и сама схватка, несмотря на свою бешеную кровожадность и исступленную свирепость, заняла всего несколько минут. Взятые врасплох, кастильские солдаты сдались фактически сразу, как только пал их капитан, а сами они оказались окружены и зажаты с двух сторон командами «Тике» и «Рубис». И после того, как последний испанец бросил на палубу свою саблю, над морем пронеслось троекратное и яростное «Ура Джолли Джеку!».

-----------------------------

[1] Зарифить – подобрать парус, уменьшить его площадь.
[2] Книппель – раздвоенное напополам пушечное ядро, соединенное либо цепью, либо штырем. Использовался для стрельбы по рангоуту противника, с целью нанести большее повреждение парусам и запутать такелаж.
[3] Порты – отверстия для пушек в борту корабля с закрывающимися ставнями.
[4] Картечь – рассыпные металлические осколки, заряжались вместо ядер для стрельбы по живой силе противника.
[5] Вертлюжная пушка – небольшое малокалиберное орудие, закрепленное в специальный механизм, позволяющий вращать ее в любом направлении. Помещались на фальшборте корабля и использовались для ведения огня вплотную по противнику во время абордажа.