Инструмент Творца. Глава 11

Глава 11. Иеромонах.

Наступил вторник. Жена недавно уехала на работу, оставив на столе приготовленный завтрак, и инженер, стараясь не шуметь и не разбудить дочь, тоже собирался в скором времени направиться в Научно-исследовательский центр. Он ожидал многого от этого дня — итогового, после долгих лет работы руководителем научной группы: сегодня он либо добьется невероятного успеха, либо, потерпит неудачу, но при любом исходе затем навсегда откажется продолжать проект – он обещал. Прошлые эксперименты и, самое главное, их последствия, сильно изменили его. Постоянная внутренняя борьба за то единственное решение, отказаться от которого он никак не мог, забирала почти все силы. Страх нарастал. Первая часть опытов дала неожиданные результаты: Поле, а он был теперь в этом уверен, имеет свой разум и управляет всем, всей Вселенной, или вселенными.
«Все опыты ученых, пытавшихся изучить Поле, были направлены на попытки подключиться к нему. Но это же смешно! Что значит подключиться?! Вся Вселенная подключена к Полю изначально, и никогда не теряла с ним связь. Иначе, как бы Поле управляло ей? Нет, необходимо не подключаться, а наоборот, скрыться от его воздействия, чтобы получить результат. Если же изолировать от Поля человека, мы получим, как бы, «стороннего наблюдателя», способного познать самые сокровенные тайны Мироздания. В самом же невероятном варианте завершения эксперимента, сам человек подчинит себе Поле, выступая в роли Творца! Но не безумие ли это?!» 
Минутная стрелка часов приближалась к нижней точке на циферблате.
— Пора — половина девятого.
Инженер быстро набрал сообщение Алексею и Марине, и, получив утвердительные ответы о готовности к двенадцати часам начать работу, поспешно стал собираться. Кроссовки, джинсы, рубашка и ветровка привычно быстро оказались на инженере, и он поспешил на ближайшую станцию метро, иногда пользуясь им, чтобы, пересев на конечной станции в такси, доехать до Центра. Время так несколько сокращалось, а ему непременно хотелось прибыть в лабораторию раньше остальных; еще вчера ему пришла в голову мысль просмотреть воскресные записи и проверить свое предположение о том, что Поле и в этот раз изменило прошлое и, возможно, они с астрономом даже не проводили эксперимент совсем. 
По дороге он вспомнил, что жена просила перед выходом поднять дочь, а он, как обычно, забыл сделать это. Рука машинально достала телефон из кармана. Заиграла музыка ожидания ответа абонента.
— Да встаю, — послышался заспанный и недовольный голос дочери.
— Я в лабораторию. Поешь обязательно, а то мама беспокоится за тебя. Ты дома когда будешь?
— В три уроки закончатся, — дочь зевнула. – Потом, вроде, репетиция будет. Скорее, к приезду мамы.
— Хорошо, я также постараюсь. Обязательно позавтракай, слышишь.
— Слышу.
Он завершил разговор и включил на телефоне беззвучный режим, как это делал обычно. Подошел поезд, и живая масса из людей колыхнулась, вытекая из вагонов наружу и заполняя их обратно. Инженер встал подальше от входа.
«Интересно, вчера мать приятеля Оли, дочь профессора Лирского, поехала с астрономом? Жалко, что он решил не принимать участия сегодня. Он, конечно, выполнил свою задачу… Но… С ним было бы увереннее. Есть у него какое-то особое чувство… как бы сказать… правильности, что ли, принятия решений. Да, приходиться иногда спорить с ним, отстаивать свои взгляды, но это споры, и только, ничем пока реально не подтвержденные. Шансы на исходный результат у нас равны, и лучше бы оправдались мои предположения. Если сбудутся прогнозы астронома, мир начнет меняться по непредсказуемому сценарию, даже для Поля. Что тогда? Поле, скорее всего, начнет исправлять дефект. Сможет ли? С памятью астронома и моей почему-то не получилось, или оно само так захотело? И почему я и астроном? Зачем? Изначально я предполагал, что для защиты оно обязательно будет удалять, или скрывать, всю информацию, хоть как то способную повлечь к нарушению процессов эволюции. Теперь становиться очевидным — существуют исключения. Человек ведь сам является неотъемлемой частью Поля, и оно, исправляя его ошибки, по сути, исправляет само себя. Это как лечить раковую опухоль, не давая ей распространиться по здоровому организму. И все-таки, зачем тогда сейчас Поле позволяет этой опухоли разрастись? Что оно хочет?»
Чем меньше оставалось времени до начала решающих испытаний, тем сильнее росло беспокойство инженера. Слова астронома, предупреждающие об опасных последствиях, неожиданно вспомнились ему и дальше навязчиво  путались с другими мыслями.
«Проклятье какое-то: я же решил – последний раз! после навсегда прекращаю. Решил, а сам снова сомневаюсь».
Все быстрее крутились мысли о неминуемой катастрофе, которые инженер тщетно пытался прогнать. Появилась головная боль, частая в последнее время. Ему начало казаться, что он едет не в вагоне метро, а мчится на невероятно больших, размером с самые высокие горы, какие только есть на земле, «американских горках» с безумно большой скоростью; то, за считанные секунды, взлетая на самую вершину, то, в ужасе, падая с гигантской высоты вниз. Сердце учащенно билось: инженера бросило в жар, на лбу выступил холодный пот.
«Если я сейчас не выйду, я могу потерять сознание и… Выйти… надо…» — пронеслось в голове.
Поезд продолжал мчаться по тоннелю между светящихся линий подземных фонарей. Ближе к очередной станции, при замедлении скорости, инженеру показалось, что он на мгновение уснул и тут же очнулся. Двери открылись: он, с усилием сделав несколько шагов к ним, но вдруг передумал выходить и резко остановился. Спешивший следом за ним средних лет мужчина в старой затертой куртке и с не менее старым кожаным потертым портфелем в руке, судя по всему, никак не ожидал от впереди идущего человека такого подвоха, сходу врезался в спину остановившегося инженера и они вместе вывалились из вагона наружу, к счастью не упав; при этом мужчина успел поймать за рукав и не дал повалиться своему неожиданно возникшему на пути препятствию.
— Ради Бога, простите! Я вас не ушиб? – мужчина глубоко вздохнул. Его портфель лежал на расстоянии от них, вылетев из руки своего хозяина при столкновении и проскользнув по гладкой плитке перрона; проходящие мимо люди с любопытством смотрели на него, не понимая, откуда он появился, и оглядывались по сторонам.
— Я сам виноват, — опомнившись, выдавил из себя инженер. – Ваш портфель!
Он указал мужчине в сторону, где около портфеля уже находился, случайно оказавшийся рядом, полицейский и с серьезным лицом что-то докладывал по рации, одновременно жестами показывая, чтобы никто не подходил близко.
— Незадача: они  думают там бомба, – сообразил мужчина. – Пойду быстрее спасать документы!
Лицо и голос поспешившего за своим портфелем человека на секунду показались знакомыми инженеру, но он не придал какого-либо значения этому; он  прислонился к рядом стоящей колонне и закрыл глаза. Инженер даже не задумывался о том, на какой сейчас станции находиться. Стоять пришлось не долго: полицейский, выясним происхождение портфеля, подошел к инженеру и поинтересовался его самочувствием, а так же наличием каких либо болей после столкновения.
— Спасибо, я в порядке, — ответил инженер и медленно пошел к выходу, побоявшись дальше ехать в метро и посчитавшим лучшим из вариантов – подняться и вызвать такси.
Часть города, где пришлось выйти из метро, для него оказалась мало знакомой. На улице он огляделся в поисках ближайшего магазина или кафе: ему сильно захотелось пить еще в поезде, а когда он поднялся, жажда и сухость во рту усилились на столько, что думать ни о чем, кроме как скорее напиться, он не мог. Но – и это показалось ему очень странным — рядом не оказалось ни одного подходящего места, чтобы купить воды. Немного дальше по улице, ведущей прямо от выхода из метро, над зелеными кронами деревьев возвышались серые купола церкви, увенчанные золотыми крестами, и привлекали к себе внимание. Раньше инженер и не подумал бы дойти и, тем более, войти в церковь. Теперь же ему захотелось только одного – непременно оказаться там, у тех ярко сверкающих крестов.
Как оказался у входа в церковь впоследствии он даже не мог вспомнить. Весь путь от метро он шел, не обращая внимания по сторонам, изредка поднимая взгляд на приближающийся Храмовый комплекс. Дверь красной каменной церкви была отперта, и инженер, приоткрыв ее, шагнул вовнутрь. Он остановился напротив большого черного Креста, стоящего на основании в виде горы Голгофы с символическим изображением черепа с костями – останками первого грешника человеческого рода, нарушавшего запрет.
«Тот, чьи кости покоятся в недрах горы, был наказан жизнью на земле и ожидал смерти. Иисуса, напротив, приговорили к смерти, которую он мученически принял, чтобы искупить все людские грехи и сохранить жизни. Жизнь, ради смерти, и смерть, ради жизни…»      
 Пламя свечей, горевших около икон, затрепеталось.
— Сегодня не служим, сын мой, — послышался тихий мягкий голос из-за иконостаса. — Приходи завтра. Если необходимо поставить свечу, то возьми рядом, справа, у иконы. Платить не надо, а пожертвования, по желанию, можно принести на выходе.
— Мне… воды… немного. Можно у вас воды… попросить? – слабо проговорил инженер, обращаясь к невидимому собеседнику, при этом только теперь обратив внимание на то, что в церкви он единственный посетитель.
За алтарной перегородкой раздались негромкие звуки, и через короткое время вышел среднего роста, с худым, старческим лицом и длинной седой редкой бородой иеромонах. В руке он нес стакан с водой, который подал инженеру, как приблизился к нему. Инженер принял стакан из рук и быстро, жадными глотками, опустошил.
— Принести еще, сын мой?
Ответа не последовало.
— Тебе плохо, прошу, присядь сюда, — указал на стоящую у стены скамью священник.
Инженер подчинился просьбе.
— Отдохни. Скоро станет легче, и постарайся хоть какое-то время не терзать себя, — иеромонах принял обратно пустой стакан. – Я ждал твоего прихода.
Священник притих: по лицу необычного прихожанина трудно было понять, услышал, или нет, он произнесенные слова, особенно, последние; инженер сидел на скамье, не выражая никаких эмоций, вновь прикованный взглядом к черному тяжелому Кресту.
 — Свой выбор ты, сын мой, сделал, и осталось совсем немного до его исполнения; а пока — подумай о Боге. Знаю, что веру ты не признаешь: хотел бы поверить, только не можешь без доказательств. Доказательства в нас – все мы рождаемся с Богом, а верить, или нет, решает каждый сам. Верующий человек от неверующего отличается только тем, что не боится признать Его существование. Все остальное – обряды.
— Я… верю… немного верю… Доказательства будут…, — почти шепотом проговорил инженер.
Священнику показалось странным, что прихожанин нисколько не удивился сказанным ему словам, а, напротив, разговаривал так, как будто и сам знал о предстоящей встрече. 
— Сын мой, Бог не измерим: нельзя верить в Него больше, или меньше. Можно либо верить, либо не верить совсем. Посиди, я принесу воды.
Священник ушел обратно за алтарную перегородку. Тишина вновь вернулась. Самочувствие улучшилось и появились силы. Инженер сидел с закрытыми глазами: постепенно приходило осознание только что услышанного. Да, он не был верующим, и с годами отношение к религии и к существованию Бога полностью приняло отрицательный характер, но в последние три дня его убеждения пошатнулись.
«Случайность ли это, что я в церкви? За свою жизнь я бывал в ней однажды. Помню, с родителями отдыхали в деревне у бабушки, и она в один из пасмурных дней повела меня с собой на утреннюю молитву. Старая церковь, чудом сохранившаяся при советской власти, с частично осыпавшимися и серыми от дождя стенами, стояла одиноко на возвышенности ближе к краю деревни. Чего я тогда испугался? Я не захотел в нее заходить и, в ответ на бабушкины уговоры, заревел. Позже я все-таки вошел, пробыв в ней совсем немного и постоянно держась за бабушкину руку. С тех пор церковь я больше не посещал. И как мне пришла в голову мысль, зайти сюда и попросить воды?! Сильно хотелось пить, а рядом не оказалось ни одного места, где можно было бы купить воды? В оживленном городе днем? Возможно ли такое?! Какое-то невероятное совпадение. А священник, он как будто прочитал мои мысли, и старался что-то сказать мне, но так и не сказал…»
— Выпей еще, — позвал вернувшийся с водой иеромонах.
Инженер открыл глаза и взял стакан. Свет горевших неподалеку свечей отразился в нем. Рука инженера замерла: он смотрел на воду в стакане с колеблющимся пламенем на ее поверхности и молчал.
— Познать себя очень сложно, сын мой. К этому надо готовиться. Правда не всегда приносит облегчение, но это то немногое, что может позволить увидеть себя таким, какой ты есть, и указать верный путь к исправлению, если оно необходимо, и примирению своих чувств, успокоению души. Тебе стало лучше?
— Да, спасибо, — очнулся от минутной задумчивости инженер и также, как прошлый раз, одним махом выпил воду, после чего вернул стакан священнику. – Мне стало намного легче. Спасибо вам.
— Подать воду жаждущему – святая обязанность каждого.
— Я пойду. Извините, что пришлось вас побеспокоить.
— Разве ты мог меня побеспокоить?
— Да, я понимаю. Еще раз, спасибо вам.
— Запомни, когда встанешь перед выбором – подумайте о Боге. Он в каждом из нас, он есть в каждой живой клетке, кем бы она не была. Думая о Боге – ты думаешь о жизни. С Богом, сын мой!
Инженер направился к выходу, и, прежде чем покинуть церковь, задержался, достал из кармана все имеющиеся при себе деньги и стал просовывать их в узкую щель ящика для пожертвований.
«Откуда он знает? Видел меня насквозь. При разговоре появилось странное ощущение невозможности что-либо изменить, и что он знает гораздо больше обо мне, чем сказал. Остаться, вернуться назад, спросить?! Нет, не сейчас. Он дал мне понять это. Мне самому решать, только самому… А может мне привиделось? Может, это я сам придумал всё, и нет никакой церкви, и нет священника, и меня здесь нет? Со мной играю. Но вода?! Я еще никогда не пил с таким наслаждением обычную воду…»
 Выйдя на улицу, инженер сразу вызвал такси, но приехать раньше остальных, как он планировал, ему уже было не успеть