Опочинский

Я пересекался с Борисом Ароновичем раза три за 10 лет совместной работы в экспериментальном цехе ЯМЗ.
Опочинский Б.А. многие годы возглавлял этот цех.
  Я же работал в самом низу на испытательной станции мотористом. Станция располагалась в отдельно пристроенном здании с длинным коридором и трехтонным тельфером во всю его длину. .По сторонам коридора за раздвижными воротами боксы для испытаний двигателей. 24 бокса. Чтобы не задохнутся от работы моторов существовала вентиляция в каждом, в результате на испытательной станции было разряжение и чтобы попасть туда нужно пройти через шлюзовую камеру, тамбур с раздвижными дверями из вагонов  метрополитена. При открытии двери свистел поток ветра. Космонавты бы меня поняли. В каждом боксе трехтонный тельфер но уже вдоль бокса , водяной тормоз фирмы Shenk у окна, стальной верстак с тисками, на стенке гаечные ключи, возле ворот выше головы топливный бак жёлтого цвета, который в случае пожара можно опустошить со стороны коридора специальным краном, то есть не заходя в бокс. Ибо не часто ,но горели. Ещё были весьма хитроумные весы для замера расхода топлива и попроще для масла и др. оборудование. Ближе к окну обыкновенная эмалированная раковина с краном весьма несвежая от местной копоти, как и все вещи здесь. На каждые два бокса кабина  с окнами  глядящими в бокс на двигатель и пультами с приборами и системы управления . Мотористы могли сидеть спиной друг к другу, но чаще один был на два бокса и даже на три или четыре. Когда я появился на испытаниях, станция внедряла програмные пульты управления.То есть моторист установив мотор на стенд и подсоединив все что нужно, настраивал программу, нажимал на клавишу и на некоторое время, был условно свободен . И мог заниматься другим двигателем, программа сама меняла режимы.
За каждый второй работающий  мотор нам доплачивали 20 копеек за один час и мотористы как могли набирали "двухстендовую" вторым, третьим и четвертым боксом.
Система придуманная мастером Канаевым сама нас подгоняла. И да, на скользком графике зарабатывали вполне прилично.
Вот за этим занятием меня и застал начальник экспериментального цеха. Надо сказать, должность полковничья, ибо под началом было около двух тысяч работников. Была почти ночь, середина второй смены.
На двоих у нас работало восемь двигателей, зарабатывали "двухстендовую". Обычно в бригаде четыре или пять человек, а тут кто то заболел видимо. Я был в пустом боксе и пардон, мочился в раковину рукомойника. Ворота бокса были раздвинуты и я боковым зрением увидел Опочинского, появившегося не вовремя. Он был в польто и шляпе и отвернулся деликатно, когда я повернул голову. Мне было не по себе, но он ничего не сказал, передал какую то бумагу для нач. станции и ушел.
На испытательной станции не было туалета и для этих дел нужно было уходить оттуда через шлюз , поэтому  ночью , когда никого нет некоторые пользовались умывальником. Увы.
Но попасться на глаза начальству, это было слишком. Я некоторое время переживал, могло быть и так, что нач. цеха меня запомнил.А время было такое, цех только недавно закончил эпопею с двигателем для Камского автогиганта и некоторые наши мотористы даже получили гос.награды.   Теперь коллектив разрабатывал и испытывал новое семейство  восемьсот сороковых двигателей, продолжая форсировать знаменитые "восьмерки"  ЯМЗ- 238 и проч.
И уже бегали по дорогам  "свистуны",  суперМАЗы с ЯМЗ- 238ф  ,320 л/ сил , таскали фуры.
Веселое было время. Мы были востребованы, создавали Родине долговечные двигатели. Именно такая надпись огромными буквами красовалась над зданием заводоуправления и весь город проезжая мимо мог это видеть.
Соседняя надпись провозглашала славу партии.
Тем временем на испытательной станции  моторы гудели круглые сутки . Останавливали станцию только перед новым годом. На три дня. 31 декабря в короткий день выходили все смены, отмывали стены боксов от копоти тряпками с помощью эмульгатора с содой. В это время царила непривычная тишина. Станция стояла. Стены были обшиты перфорированным металлом для поглощения шума, что мало помогало, ибо моторы были все мощней. Шла гонка за увеличение мощности на единицу веса, как и за каждый грамм топлива на лошадиную силу в час. Гонка эта международная  и сейчас продолжается. Но менее интенсивно, уже многое из двс выжали.
Если сейчас припомнить, лучшие образцы тогда выдавали до 145 грамм топлива на лошадиную силу в час . ( Военный В-12 выдавал 220 г/л.с. в час к примеру)
Наши серийные V - образные восьмерки форсировали до 500 л/сил и это для них был предел. Убедились очно.
Два мотора раскрученные на такую мощность стояли в соседних боксах и работали в режиме безотказности ( 2ч 50 минут 500л/сил при 2200 об/мин ;  10 мин х/ход 600 об/мин.) 1000часов.
И один из этих двух двигателей разорвало пополам вдоль по развалу. К/ вал и шатуны были видны наруже и ТНВД висел в воздухе на вытянутых трубках высокого давления. Двигатель несколько дней не снимали со стенда, он принимал любопытных, думаю почти весь цех по три-четыре человека приходили как на экскурсию, возможно у кого то и фото осталось. Другой двигатель сняли с испытания, успев заметить трещину по развалу.
В серию же атмосферные  ЯМЗ-238 шли на 240л/сил.
Второй раз я увиделся с Борисом Ароновичем в его кабинете на третьем этаже. Мне нужно было три свободных дня без оплаты, ибо
 собирались сплавляться по реке Соть на майские праздники. Готовились к сплаву всю зиму, строил планы . Опочинский только прибежал откуда-то и секретарша махнула головой, иди мол, - я ждал в это время в предбаннике.
И я вошёл в кабинет. Опочинский стоял во главе своего стола и вполоборота ко мне, как и в прошлый раз. Но был чем то расстроен, полуоборот головы и взгляд из подлобья, да я ещё в предбаннике понял, что припёрся не вовремя. Так и оказалось, начальник сказал, что ничего  подписывать не будет, для приема по личным делам есть специальные дни приема и об этом понятно
 написано на его двери. Я стоял со своей бумагой и понимал, что все пропало , руки мои дрожали и терять мне уже было нечего. И тогда я задал осторожный вопрос:
-  Борис Аронович, что-ли вы бюрократ?
- что!  что!!! т ы обозвал меня бюрократом?!
-Вон! Пошел вон отсюда!
Я быстро вспотел и  вышел вон.
Теперь дрожали ноги и я присел, чтоб  передохнуть и спокойно дойти до боксов. И тут вдруг Аронович выскакивает из кабинета.
- Давай свою бумагу,  где подписать?
И я пошел восвояси раздумывая о поворотах судьбы,  в свой грохот и завывание лучших в СССР дизелей.
В 19м боксе крутился важный двигатель ЯМЗ-8423 и если он пройдет Гос. испытания, 10.000 моточасов ,в Тутаеве будет построен моторный завод. Этот моторчик доставлял бригадирам много хлопот, ибо отнимал моториста. А.Сенцов в нашей бригаде неотлучно глядел на приборы засыпая в сидячем положении и тем не менее его нельзя было отвлекать.  Это продолжалось два года. Таким образом остальным испытателям  работы прибавилось.  И если он идёт в столовую или туалет, кто то должен подменять. Короче над ним (мотором) тряслись как над пасхальными яйцами.  Моторы эти проектировали  как будто на новый Кировец. Но показал он себя в гонках Париж-Дакар, которые выигрывал раз 10 если не больше.
А началось всё (спортивные двигатели ЯМЗ 8421) с МАЗа.  В  перестроечные времена в Минске нашлась группа энтузиастов, решивших потягаться с седельным тягачами ведущих автофирм в кольцевых гонках. Но не было мотора нужных параметров. И его сделали в единственном экземпляре. Вернее двигатели такие были, один из них проходил Гос.испытания в 19м боксе. Но там его Макс. мощность 330 л/сил, в серию его собирались пускать на 360 л/сил  в тракторном варианте, а минчанам хотелось 1000л/сил.
Поскольку желания наших ведущих и Минских пилотов совпали, экспериментальщики стали действовать. Списали изьюзанный блок цилиндров ЯМЗ 8421, начинили его новыми деталями а также спец. Т.А.( топливной аппаратурой), две турбины установили и два ОНВ ( охладителя нагнетаемого воздуха), воздух -воздух и воздух -вода последовательно. Теперь это называется интеркулером, а тогда мы и не догадывались, называли ОНВ.  В остальном это был обычный двигатель, но выдавал 1000л/сил при 2400 об/ мин.  Гарантий никто дать не мог, поэтому в боксе при испытании мотор накрывали  "домиком " из толстой стали и на воротах вешали табличку : " Не входить" . Минские пилоты были тут же, в кабине, присутствовали на испытаниях. И нач. бюро надежности Виноградов Валерий Павлович и ведущие инженеры, все были тут.
Стояли за моей спиной. Все получилось, МАЗ гонял на Европейских кольцевых гонках и занимал места, тягался на равных с  Мерседесами, Манами и Вольво. Но те бегали командами по несколько тягачей, Белорусы же состязались в одном экземпляре. Им сочувствовали и поощряли, немцы к примеру подарили 6 вентиляторов к радиатору охлаждения. Но Белорусы были одиночки и за ними кроме интереса и желания мало что было. А когда мотор стали использовать КамАЗовцы, это стало выгодно всем, ибо за ним был КАМАЗ и потом первые места в гонках Париж-Дакар. Меня и сейчас удивляет отсутствие рекламы и продвижения нашего двигателя после таких достижений!
В третий раз я встретил Опочинского на партсобрании экспериментального цеха ЯМЗ.
Все парторги были на месте и можно было начинать но ждали начальника цеха минут 20 . Я не был членом партии и не собирался, мне просто нужна была характеристика для работы в Антарктиде в 32 САЭ. Техотдел САЭ (Советской Антарктической Экспедиции)в Ленинграде одобрил мою кандидатуру и теперь нужна была характеристика с места работы .
Тогда подобные бумаги необходимы были для любого выезда за границу и в нашем цехе инженеры отправлялись на работу в разные страны.  Это было как поощрение, аванс или просто по блату. Но в любом случае нужно было быть членом КПСС. В Сирию, Никарагуа, Индию и в т.н. "страны народной демократии ", везде где бегали машины с нашими моторами.
Что на собрании обсуждали,я не помню, ждал своего вопроса, который оказался последним.
Парторг испытательной станции и он же мастер Ловягин А.Г. по сигналу парторга цеха стоя зачитал мою характеристику-рекомендацию. Да именно такая требовалась форма, в отличие от местных. Я должен был чувствовать, что не проканает, какое им всем дело до меня, чтоб ещё и рекомендовать куда то. Когда мой мастер закончил и сел, встал я.
Наступила неопределенная тишина. Кроме меня встал лишь Опочинский, в другом углу длинного стола и как в первую нашу встречу, вполоборота ко мне. Невысокий седой усталый дядька в не новом костюме. Сейчас всё зависело от него а за меня некому сказать. Он встал и спросил как будто всех:
- А чем вызвана необходимость посылать его в Антарктиду?
И боднул в мою сторону головой
Все парторги молчали. Необходимости не было. Я что то должен был сказать и  выдавил одно слово:
- Мечта.
Как мне это пришло в голову??
Бориса Ароновича как будто подкосило, он вроде обмяк и сказал:
- Ну, если мечта, то давайте подпишем. Все на сегодня?