Книга 6. Глава 7. Маленькая Прасковья...

Злата. Россия, 2031 год

Весеннее солнышко

Весна... Она так любила это время года. Когда природа просыпалась от долгого зимнего сна, покидала уютное ложе, сбрасывая белоснежное серебристое убранство… И оживала, умываясь талой водой, распуская янтарные косы, сотканные из горячих солнечных лучей, одеваясь в изумрудные одежды.

Любовалась своим отражением в прозрачной водной глади, танцевала легким ветерком под звонкие птичьи рулады, играла с молодой листвой или перешептывалась с каждым листочком, доверяя свои девичьи секреты.

Звенела капелью, проливалась ласковым грибным дождём или срывалась неугомонным ливневым потоком, резвилась под оглушительные раскаты грома и ослепительные всполохи молнии.

А потом разгоняла тучи и щедро одаривала светом и теплом каждое живое существо, привносила буйство красок, тем самым делая еще ярче и краше нашу удивительную голубую планету.

Весна – неповторимая, непредсказуемая, животрепещущая. Весна – вечно юная, неувядающая, прекрасная. Весна – то тихая, то звонкая, то милая, то дерзкая – разная…

Маленькая Прасковья была так похожа на неё, как говаривал дед Артём, любуясь её сияющими с медовым отливом глазами и непокорными рыжими кудрями, что ярко золотились, словно пронизанные солнышком. Оттого, видно, ей при рождении было дано и второе имя Злата, которое нравилось ей гораздо больше, так её все и звали сначала, чтобы порадовать, а потом просто привыкли.

То неугомонная проказница, то тихая и ласковая – она тоже была разная, но всегда светлая, приветливая. Доброта струилась из её глаз, согревая каждого, кто в ней нуждался, исцеляя тело и душу, укрепляя дух.

Весть о маленькой целительнице быстро разлетелась по округе и за её пределами. Люди тянулись к ней за добрым словом, за утешением, за помощью, и она никому не отказывала, находила время для каждого нуждающегося, настежь распахивая своё бескорыстное сердечко навстречу людским бедам.

Но эта открытость делала её беззащитной перед злыми помыслами. Суеверный страх, черная зависть со шлейфом из ненависти, злобы и коварства, следовали за ней по пятам, заслоняя свет, причиняя боль.

Дед Артём предупреждал её об этом и защищал, бросаясь грудью на амбразуру, подставляя себя под удар, тем самым нейтрализуя отрицательное воздействие. Его сияния с лихвой хватало для этого, тем более, что он выхватывал её из-под самого носа недоброжелателей, и их черная аура не успевала замарать, затмить и остудить её яркий обжигающий прозрачный свет.
– Но я не всегда буду рядом, – говорил Артём. – Ты должна научиться защищаться, как твоя прабабка Прасковья, имя которой ты и носишь.
И девочка училась, училась, как могла...

Не такая, как все

К 20 годам Злата расцвела и засияла, и стало ещё хуже. Всё повторялось, как и более ста лет назад с её прабабкой. Представительницы женского пола ещё пуще возненавидели её, ревнуя к своим избранникам, что сворачивали шеи, засматриваясь на местную красавицу. Хотя она никогда не приваживала прилипчивых поклонников.

Хуже всего обстояли дела в подмосковном селе, куда семья Белых ежегодно приезжала на лето. Сельчане, наслушавшись россказней сельских старожил, про ту самую ведьму Прасковью, без вести пропавшую ещё в 1913 году, хоть и посмеивались над старинными байками, но всё же суеверный страх засел в них с детства.

Вот с них-то всё и началось, когда сельчане приметили невероятное сходство с ведьмой, подробно описываемой стариками, внучки семейства Белых. И снова возродились поверья о проклятии Огненной девы. По селу судачили о возвращении предвестницы грядущего несчастья в обличии её правнучки Прасковьи-Златы Белых. Девушку старались обходить стороной, а встречаясь, крестились и плевали через плечо. А молодые люди хоть и делали вид, что не верили сказкам старых бабок, не очень-то радовались ее компании, предпочитая игнорировать.

Веяния современного времени не миновали и это село, и молодежь ринулась в город, манящий красивой, полной удобств и других благ цивилизации жизнью, быстро привыкая к ее бешеному ритму.

В погоне за новыми возможностями и перспективами штурмовали престижные учебные заведения, опустошая и без того порой скудные карманы предков или родоков. Так на молодежном сленге великовозрастные избалованные детки обзывали своих родителей, успевших познать непопулярный теперь тяжелый крестьянский труд.

Так слухи о мифической Огненной деве дошли и до ушей горожан. И пошли досужие сплетни, смешки, подковырки в кулак исподтишка в купе с откровенной завистью перед яркой красотой и необычностью этой девушки.

Она сразу же выделялась из общей массы, по-другому выглядела, по-другому смотрела, говорила, вела себя. От неё исходило мягкое, теплое золотистое сияние, оно просвечивало сквозь её кожу, сквозь рыжие непослушные кудряшки, струилось из глаз удивительного янтарного оттенка. Эта её, мягко говоря, необычность слишком бросалась в глаза, необъяснимая и потому пугающая, она одновременно притягивала к себе и отталкивала.

Видимо, этот страх перед неизвестным засел в наших генах еще с незапамятных времен, и человечество пока не способно от него избавиться. А Вселенная не дает расслабляться и всё ещё продолжает подбрасывать загадки, остающиеся неразгаданными и в 21 веке.

И люди, уверенно и смело шагая в ногу со стремительным, продвинутым веком, всё так же боятся необъяснимого. И также жестоко ненавидят и мстят его носителю, порой виновному лишь в том, что не похож на других, и неважно, что он им несёт: добро или зло, свет или тьму… Так и Злата из 21 века, как и ее прабабка из 20-го, слишком выделяясь среди одномастной толпы, была обречена на гонения и одиночество.

Её скромность, отзывчивость, доброта, великодушие, с учетом новых негласных нравственных стандартов современного времени, принимались сверстниками за слабость, так им было удобнее отгородиться от неё.

Она никогда не отвечала на обиды и оскорбления, не потому, что трусила или не знала, что ответить, просто была выше этого. Более того, она жалела своих обидчиков, т. к. умела читать чужие души и видела их страх. Потому и не ожесточилась, не озлобилась, всегда была готова отплатить добром своим обидчикам и еще ярче сияла, согревала, утешала, помогала, чем только могла, не ожидая благодарности.

Многие из сверстников тянулись к ней, особенно обделенные любовью и вниманием. Греясь в ее сиянии, оттаивали душой, и что-то горячее приятно разливалось внутри и проливалось со слезами облегчения… И вместе со слезами уходила боль, а с ней обида и злость, делая их чуть лучше, чуть добрее. Они толком не понимали, что с ними происходит, но чувствовали что-то хорошее и даже приятное… И всё же, получив свою толику тепла, тут же отворачивались и уходили прочь, боясь осуждения и насмешек более авторитетных однокашников.

А она снова оставалась одна вдали от бесконечного шума и гама, сопровождавшего озорные стайки девчат и бесшабашные ватаги парней. И это уже не тяготило ее, она привыкла с детства быть одна, она научилась быть особенной и никогда не чувствовать одиночество.

Продолжение следует...