Город на холме 4

4. О том, как городское посольство было на приёме у императора
Говорит Руджери Нери

На следующее утро, чуть свет, собралось наше городское посольство  и отправилось на площадь перед дворцом синьора Бассано, где уже собиралась очередь всех тех, кто хотел попасть на приём к императору. Синьору решили на первый раз не брать, так как Джунта полагал, что мы, быть может, сумеем решить свой вопрос лишь силой его красноречия. А вот если император упрётся, тогда нам и понадобится столь мощное оружие, как трогательное бессилие и женские слёзы.
Рыцари-гибеллины из нашего города стояли впереди нас. Мало того, тот рыцарь, что был похож на медведя, громко распекал на чем свет стоит расфуфыренного оруженосца, с которым мы обменялись любезностями накануне у реки. Только и было слышно:
-Экий ты болван, Бомболоньо! Ничего тебе нельзя поручить! В голове только ночные гульбища, вино и девки!

Оруженосец стоял, низко опустив голову, так что хозяину была видна только верхняя часть его криво нахлобученного, огромного, как блюдо, берета. Но нам-то сбоку было отлично заметно, что на лице у этого Бомболоньо были написаны разве что глубокая усталость от оживлённо проведённой ночи и вежливая скука, и ни капли раскаяния. Нам было пре-красно видно всю эту картину, и хозяина, и его оруженосца потому, что между ними и продолжением очереди было приличное пустое пространство.
Глава цеха булочников Марко Панья тихонько спросил народ в очереди:
-Уважаемые, не знаете ли вы, как зовут этого шумного господина?
- Ты что, ослеп, что ли, парень? – ответил ему громким шёпотом какой-то господин, похожий на ученого. – Да это сам граф Альдобрандески!

При звуке этого имени очередь притихла. Граф Альдобрандески был последним феодалом в нашей местности, которого не одолела ни одна коммуна. Он так и проживал в своём замке на скале, держа в страхе всю округу и никого ни в грош не ставя. Больше всего на свете граф ненавидел гвельфов и жителей тех городов, что свергли власть аристократов и не имели собственного синьора. Если таковые попадались ему в руки на территории его собственных владений, то он приказывал тащить их в его логово, где заставлял беседовать с ним о стихах поэтов Данте Алигьери и Франческо Петрарки. Если несчастные хоть как-нибудь могли поддержи-вать беседу, то отделывались лишь позорным наказанием, а если они ничего не смыслили в литературе, то их могли без лишних слов повесить как преступников. Не удивительно, что жители нашего города всегда делали большой крюк вокруг владений графа, а потому плохо представляли его в лицо.
- Надеюсь, что император - не любитель стихов, а то мы пропали! – воскликнул Марко Панья.
-Почему пропали? – обеспокоенно спросил глава цеха аптекарей Пьетро Вази.
-Ты думаешь, что сможешь переговорить человека, чья голова набита разными умными и цветистыми словами?
В это время начался приём у императора. Очередь качнулась в сторону входа. В мгновенно создавшейся давке нашему посольству стало не до гибеллинов, и даже не до посольства наших соседей из Кастель-дель-Трезо, которые припоздали и пытались пролезть на своё место впереди нас. Стражники, однако, быстро навели порядок, так что толпа почти ни-кого не задавила, а смертельных исходов не было вовсе.
Дальше все просители стояли, изнывая от нетерпения и скуки, а также пытаясь по лицам выходивших с приёма просителей угадать, счастливо ли разрешились их дела, и в каком настроении император. Когда вышли наши гибеллины, толпа качнулась, и нас поднесло сразу ко входу во двор, так что я и остальные были озабочены тем, чтобы не оказаться оттёртыми от остальных и не остаться за воротами. Именно поэтому никто не успел толком разглядеть, какие были у наших гибеллинов лица. Сами же они сразу повернули куда-то налево и скрылись за углом.

И вот, наконец, нас вызвали одновременно с посольством наших соседей из Кастель-дель-Трезо. Те, конечно, были очень возмущены и попытались устроить скандал, однако чиновник на входе сказал, что если они не довольны, то могут идти восвояси, оставив очередь нам. На том кастельдельтрезцы и замолчали.
Признаться, я был уверен, что император будет огромным как скала, грозным и внушительным, так что едва мог дышать от почтения. К моему потрясению, император Карл Богемский выглядел совсем обыкновенно и вёл себя милостиво и скромно. Видно было, что он человек набожный. Начался разговор с того, что император захотел услышать о наших городах.
Может, потому что он был из Богемии, император сначала почему-то всё время долго удивлялся тому, что мы, жители Кастель-дель-Пьяно – оплот местного благочестия и отличаемся строгой нравственностью, а жи-тели Кастель-дель-Трезо любят веселье и праздники, потому что их город и округа – центр виноделия.
Когда он наконец запомнил, кто есть кто, кастельдельтрезцы начали излагать свою проблему. Как и предполагалось накануне, речь шла о торговой дороге, что пролегала через их город. Дело в том, что петля этой дороги выходила на территорию соседней коммуны, а затем, обогнув скалистую гору, возвращалась во владения Кастель-дель-Трезо. Наши соседи никак не могли рассудить, должны ли они брать въездные пошлины толь-ко на въезде на эту петлю, а дальше считать всё единой дорогой, или брать пошлины на въезде и выезде, поскольку соседняя коммуна численностью две тысячи человек – всё-таки другое государство. Обсуждая ту и другую возможности, они показывали какие-то ветхие документы, в том числе вы-данные ранее приезжавшими в Италию императорами, а также ссылались на какие-то хроники и даже на одно предание времён Римской империи. Я сначала слушал со всем вниманием, но потом совсем запутался, отвлёкся, чтобы разинуть рот на придворных императора и на зал, где мы находи-ись, а когда снова стал прислушиваться, оказалось, что вопрос уже ре-шён.
Когда кастельтрезцы вышли, вперёд выступили мой отец и наш кум Джунта Нери. Джунта выразил почтение от нашего города императору и напомнил ему о том, как хорошо проявил себя на службе имперской власти наш покойный синьор Франческо Ланчиа. Карл Богемский смутно припомнил синьора Франческо (или вежливо притворился, что припомнил) и выразил нам соболезнования по поводу потери столь достойного господина. Услышав эти добрые слова, Джунта ступил на тонкий лёд, по-просив государя быть заступником прав вдовы покойного. Однако, стоило ему лишь заикнуться о том, что наш город хочет управляться её властью при поддержке городского совета, как император заявил:
-Где это видано, чтобы женщины управляли городом?

Джунта тут же блеснул знаниями, приведя исторические примеры, включавшие царицу Клеопатру (её отрыл в истории Рима наш школьный учитель) и царицу Савскую (припомнил священник церкви нашего прихода). Он ловко провёл параллели между мудростью исторических правительниц и нашей синьорой, подчеркнув, что она всегда замещала своего мужа в его отсутствие.
-Всё равно, в этом есть что-то неправильное, - возразил Карл Богемский.
Джунта тут же с ним согласился, но оговорил, что у нас безвыходная ситуация, так как мудрая правительница есть, а кандидата на роль правителя нет.
Тут один из царедворцев наклонился к самому уху императора и что-то ему зашептал, а затем выбрал какую-то грамоту из целой горы грамот, лежавших на столе возле трона, и подал ему в руки. Все члены посольства ощутили трепет и поняли, что это прошение наших гибеллинов. Император прочел, покачал головой и произнёс:
-Как же вы можете утверждать, что у вас нет кандидата на роль правителя, если в подземелье этого города томится наследник вашего бывшего синьора Джованни ди Франческо Берарди, барон Санта-Фьора?

Когда было произнесено это имя, не только члены нашего посольства, но и синьор Бассано, стоявший сбоку от императора ни жив, ни мёртв, едва не лишились чувств.
Джунта, однако, взял себя в руки и заявил императору, что ныне покойный Франческо Берарди, барон Санта-Фьора никогда не был нашим синьором, но провозгласил себя им самовольно. В нашем же городе он временно занимал должность капитана народа и возглавлял городские ополчение во время войны.
-Хорошо ли он исполнял свои обязанности? – спросил император.
-Да если бы хорошо, разве его отправили бы в отставку?
-Однако, если вы его выбрали, стало быть, вы были уверены в его воинской доблести?
Джунта вынужден был ответить, что были уверены, но не долго.
-Так что же вам мешает выбрать синьором его сына?  -спросил император. – Юноша этот, как мне сообщили, знатного рода, обучен военному делу. По молодости своей он не закоснел во зле, так что вполне годится для того, чтобы управлять городом и защищать его.
Видя, куда он клонит с подачи наших подлых гибеллинов, Джунта воскликнул, что нашему мирному и торговому городу нужен синьор, обученный не военному делу, а разбирающийся в торговых пошлинах и способный вести переговоры с соседними городами и правителями. Всеми этими добродетелями уже обладает синьора, так зачем нам менять хорошее на неизвестное?
Император возразил, что синьору не обязательно разбираться в пошлинах, на то у него есть городской совет.

Чувствуя, что дело идёт не в ту сторону, Джунта воззвал к императору, чтобы тот вспомнил заслуги покойного нашего синьора Франческо Ланчиа  на службе империи. Он так расписал его подвиги, что дела доброй половины великих правителей древности и современности просто померкли.
-Я и не подозревал, что он был такой человек, - задумчиво сказал император.
-Много кто не подозревал, - торжественно заявил Джунта, -  потому что наш синьор не выгоды ради, а лишь ради преданности своему императору…
И тут его так понесло, то даже если он где и преувеличил, то все в его слова поверили бесповоротно. Все почувствовали, что обидеть жену человека с такими заслугами – верх несправедливости. Впрочем, царедворец, который подал императору прошение гибеллинов, не успокоился и стал шептать Карлу Богемскому что-то на ухо. В ответ на его слова император сказал:
- Разрешить этот спор к удовольствию всех сторон лучше всего было бы браком. Так удалось бы разом соблюсти и справедливость к обеим семьям, и выполнить букву закона.
-Государь, да ведь между нашей синьорой и синьором Джованни, что сидит в местной тюрьме, - влез в беседу Пьетро Вази, - разница лет в десять, если не поболее.
При этих словах синьор Бассано изменился в лице, словно от зубной боли, а император потемнел лицом, встал в полный рост, став внушительнее и выше, и с гневом в голосе заявил:
-Разве истинный брак, особенно брак правителей, заключается ради почета, или ради денег, или ради плотских вожделений? Истинный брак имеет своей целью служение богу. Он предписан небом, а потому всякий, вступая в брак, должен положиться на Божью волю и помнить, что все испытания, которые случиться ему пережить, посланы ему ради спасения души.

Кум Джунта, наступив на ногу Пьетро Вази, чтобы тот больше не открывал рот, и оттеснив его себе за спину, поклонился императору и сказал, что его слова – истинная правда. Он попросил день на размышление, чтобы довести мысль императора до всех заинтересованных сторон. Если удастся привести все стороны к согласию, он просил права прийти снова за благословением императора. В заключение Джунта выразил горячую уверенность, что благодаря мудрости Карла Богемского наш город, несомненно, будет спасён. Император милостиво согласился. По его велению синьор Бассано дал нам пропуск в тюрьму, чтобы переговорить с синьором Джованни.
Далее наше посольство двинулось к выходу. Во дворе Пьетро Вази всё пытался объявить Джунте, что тот нёс при императоре какую-то околесицу, но кум велел всем молчать, пока мы не дойдём до двора цеха шерстяников.
По возвращении члены посольства заперлись в самой большой из предоставленных нам комнат. Все были так взволнованы, что даже забыли выставить нас с Альдо за дверь.
Первым обсуждение начал глава цеха аптекарей Пьетро Вази. Он заявил:
-В какую аферу ты хочешь нас втянуть, Джунта Нери? Кто тебя просил давать императору невыполнимые обещания? Где это видано, что-бы молодой парень женился на женщине, которая годится ему в матери?
-Ты родной отец этому синьору Джованни? – спросил его Джунта. – Разве наша цель – это устройство его личного счастья и обеспечение продолжения рода? Мы печёмся о спасении города. Император прав: если бы мы могли добиться этого брака, мы бы разом решили свой вопрос.

-Как это можно спасти город, сделав синьором сына нашего злейшего врага? – продолжал кипеть Пьетро.
-Во-первых, заполучив этого юношу в свои руки, мы выбьем главный козырь из рук партии гибеллинов. Они не смогут, используя его как знамя, прийти под стены Кастель-дель-Пьяно под лозунгом якобы восстановления его законных прав.
-А зачем им приходить, - кипятился Пьетро, - если он, став синьором, сам может впустить их в город?
-Каким образом он их впустит, если он будет в наших руках и окружён нашими людьми? – приподняв брови, усмехнулся Джунта. – Зато внешне всё станет выглядеть законно: у нас будет синьор, мужского пола, всё как у всех, а там посмотрим…
-Рассуждения твои не лишены резона, - почесав в затылке, заметил глава цеха булочников Марко Панья . – Однако как нам склонить синьору и эту тюремную пташку к законному браку?
-Синьору я беру на себя, -  сказал Джунта. – У неё доброе сердце.
-И этого сердца хватит, чтобы вступить в брак с юнцом, годящимся ей в сыновья? – встрял Пьетро Вази.
-Вспомни, кто был её отец,- возразил Джунта.
-Её отец давно умер,- усмехнулся Пьетро, - так чем он сможет нам помочь?
-Её отец, Ванни да Сузиньяна, был человеком долга. Когда его спросили, зачем он выбрал дочери мужа в два раза её старше, он ответил: «Я выбрал ей мужа для пользы нашей партии, а не для её удовольствия». И ведь она вышла без единого слова досады.
-Ты не её отец, Джунта,-  снова возразил Вази. – К тому же, выйти замуж за старого мужа – не грех, ибо мужчина до преклонных лет сохраняет все свои достоинства, и с возрастом, как вино, становится только крепче. Вступить же в брак женщине зрелых лет с  мальчишкой -  это значит стать посмешищем для обоих в глазах всех окружающих.

-Именно поэтому я пойду к ней и стану взывать к её чувству долга и милосердия. У неё нет ни единого родственника-мужчины, так что некому за неё заступиться. Даже если бы она захотела уйти в монастырь, ей пришлось бы испрашивать разрешения у городского совета, а городскому совету нужно, чтобы она вышла замуж и привела в наши руки этого синьора Джованни, - сказал Джунта.
- Женщины неразумны, так что она всё равно может не согласиться, - упорствовал Вази.
-Чего ты добиваешься, Пьетро? – вмешался Марко Панья. – Ты хочешь, чтобы мы уехали без результата, а через полгода этот синьор Джованни с армией был под нашими стенами? С нами или с ними – он всё равно будет чьей-то игрушкой, так почему не нашей? Нам нужно спасать город, так что все средства хороши, тем более что ты прикупил дом в предместье, а предместья первыми пылают с приходом чужой армии. А синьора должна согласиться. Император правильно сказал, что брак – это служение богу, а не как у тебя – приумножение имущества за счет родствен-ников жены.
-Ну, положим, вы убедите синьору, но кто вам сказал, что вы сможете склонить синьора Джованни на эту сделку? – не сдавался глава цеха аптекарей.
-Если он умный, то согласится, - вмешался в разговор мой отец.   – Мы ему предлагаем город, а не обед в монастырской столовой для бедных. Я пойду в тюрьму и поговорю с ним.

На том разговор завершился, и посольство наше разделилось на две части. Одна пошла стоять под дверью синьоры, чтобы оказать поддержку Джунте, когда он будет разговаривать с ней. Вторая же пошла к городской тюрьме во главе с моим отцом. Мы с Альдо увязались следом.
Тюрьма находилась неподалёку от подворья шерстяников. В то время как отец вошёл внутрь здания, все остальные остались снаружи.  Снова начались споры о том, удастся ли уговорить синьора. Все были уверены, что отец пробудет в тюрьме довольно долго, однако он быстро вернулся. Раздались голоса:
- Ну и на что здесь было надеяться?
-Я знал, что всё этим кончится…
-Не стоило и затевать это дело…

Когда отец приблизился, все замолчали. Выждав некоторую паузу, отец сказал:
-Он согласился.
Все онемели. Насладившись их изумлением, отец добавил:
-Если бы я сидел в таком месте, я бы тоже согласился.