Не так лаешь

Инженер-таксатор Гришин прибыл в Иркутск из Башкирского лесоустроительного предприятия, с Уфы. Разговаривал городским русским языком типичного шестидесятника, много и с удовольствием пил водку и самогон; по-башкирски, вроде бы, не изъяснялся. Но наружность имел всё-таки восточную – круглое мясистое лицо, несколько оттянутый книзу нос и длинную жиденькую бородку. Прозвище у него было – Джин. Коллеги-соратники его недолюбливали за жадность, хитрость и изворотливость. Но эти нелучшие человеческие качества сочетались в нём с умом, смелостью и ситуативной щедростью, и бесшабашной удалью – когда выпьет, да под настроение.

Завёл он себе как-то перед сезоном хорошую на вид лаечку – статненькую, ладненькую, хвостик кольцом на спинке лежит, глаз умненький, ушки торчком. Лада назвал. Всё бы хорошо, да вот беда – не лает совсем. Молчит, как рыба об лёд. Сколько уж он ходил с нею в заходы по лесу – хоть тебе белочка попадётся, хоть соболиный след – обнюхает, весело так поглядит – и всё. Сядет и смотрит. Уж Гришин и так, и эдак заходил – не лает, и всё тут. Может, малая ещё? Дак другие щены уж, бывает, в три месяца белочку потявкивают.

Решил Джин её, Ладу свою, личным примером научить, на лай охотничий сподвигнуть. Шли они как-то по просеке вдвоём с работягой и с Ладой. Шли-шли, вдруг на белочку нашли – зацокала она сердито и по сосне вверх от них дунула. Села, значит, на высоком безопасном сучке и ругается, лапками на них махает. Лада тоже уселася под сосну и весело поглядыват – то на белку, то на хозяина. –Ну, счас я тибя научу, как белку лаять-собаковать! – говорит Джин. Рюкзак снял, встал на четвереньки и давай пример положительный Ладе показывать: поцарапает ногтями сосновый комель, белка в ответ поцокает, он – наверх поглядит и полает: «Гав! Гав!» и так опять и снова – как будто собака белку «на коготок» лает: царап-царап! – цок-цок-цок! – Гав! Гав! А Лада глядит на хозяина да лыбится – одно ушко в сторону, другое торчком, пасть до ушей.

Работяга-то на пеньке сидел-курил, сигаретку-бамбук по восьми копеек пачка. Дымок через ноздри повыпустил и говорит: - Ты, однако, Михалыч, как-то не по-собачьи, видать, лаешь! Джин как вскочит во гневах: - Ах ты, распроедрёна екира-мара!! Разъепонский городовой вашу маму так!!

Пнул сосну, плюнул, рюкзак схватил и дале пошагал. Отбежал на полпикета расстояния, слышит, сзади: «Гау! Гау!» - сурьёзно так, с выговором. - Мать чесна! –  Джин-то обрадовался - Ладушка голос подала! Чудо какое! Полгода молчала ить!
А та уж тут и разошлась, и давай лаем вызванивать – задорно, весело, с привизгом – белочка, понятное дело, собаке что ёлочна игрушка – радость одна.