Об Инструкциях для Джона Хауэлла Хулио Кортасара

Зимой я прочитала рассказ, разворошивший прикрывшиеся обыденностью сомнения и страхи. Это «Инструкции для Джона Хауэлла» Хулио Кортасара. Рассказ ещё больше начал волновать меня теперь, пока я пишу этот текст. Слишком много интерпретаций, да и сам финал далеко не однозначен. Меня замучил собственный мозг, выдававший все новые и новые идеи, которые то и дело отрицали друг друга. Но перед тем, как мы начнем наше танго по рассказу аргентинского писателя, пару puntos importantes о Кортасаре, который является родоначальником магического реализма в латиноамериканской литературе.

Он считал, что «роман побеждает всегда по очкам, рассказ должен выиграть нокаутом». Читатель же, по его мнению, должен быть не просто сторонним наблюдателем, а активным участником событий повествования. Он ратовал за мыслительную импровизацию и жаждал сотворчества. Его рассказы — это концентрат чувств, символов и метафор. У него необычная манера письма, он склеивает разные стили, и играет с читателем, пока тот не одержит победу над непониманием, обнаружив собственные ответы.

«Фантастическое не бывает законченным, ибо то, что удаётся узнать из него, всегда есть часть чего-то — потому она и видится фантастической». За этим призраком «чего-то», чью часть я ухватила в «Инструкциях для Джона Хауэлла», я и гналась, пока не поняла, что это «что-то» каждый читатель Кортасара так же понимает по-своему, остается только определиться. В общем! В итоговом варианте вы прочтете интерпретацию наиболее близкую мне из всего этого витража возможностей.

Сюжет рассказа строится вокруг главного героя Райса, который приходит в театр посмотреть спектакль, и, найдя его безынтересным, уже собирается уйти, как в антракте к нему неожиданно подходит некий человек в сером костюме и просит проследовать с ним за кулисы. Там Райсу настойчиво предлагают заменить одного из актеров и со второго акта выйти на сцену, чтобы сыграть роль Джона Хауэлла. И поначалу говорят, что, играя, можно делать что угодно. Но, включенный в ход спектакля посредством любезных угроз, уже на сцене Райс понимает, что под свободой действий подразумевалось не что иное, как делай, что хочешь, из того, что позволено. Герою великодушно дается свобода действий, но лишь в деталях, мало влияющих на сюжет.

Театр здесь служит метафорой жизни, как готового, заранее написанного сценария. Кортасар как бы спрашивает читателя, можем ли мы импровизировать или в жизни все до мелочей предрешено?

Полученные Райсом инструкции представляют собой привычный ход жизни, актеры – людей, а последний акт – итог его борьбы. Во время спектакля один из актеров просит героя о помощи, призывая его тем самым отступать от правил. После этого Райс всю пьесу стремится переломить обыкновенный ход событий, изменить предопределенный финал, а значит и саму судьбу. А читатель вынужден стоять на сцене и наблюдать самоуправство Райса, вместе с гадкой щекоткой в подложечной области осознавая, что как таковой свободы у людей нет, что плевок на правила и несоблюдение инструкций влекут за собой последствия. Однако, забегая вперед, отмечу, что учтивые люди, заставившие Райса играть роль Джона Хауэлла, заранее были готовы к его выходкам. Ведь ближе к концу произносится фраза, обращенная к герою: «Это так типично для любителей, они воображают, что сумеют сделать все лучше других, а в результате ничего не выходит». То есть таких Хауэллов, как Райс, было множество. Получается, что за пределы уготованной судьбы не выйти? Нашими действиями словно руководят неведомые силы, и все, что кажется нам актом собственной воли, бунтарством или вызовом, является предсказуемым для "взглядов холодных невидимых созвездий".

По окончании второго акта Райса, как помеху, выкидывают на улицу. Но у него остался билет, и он возвращается, чтобы досмотреть спектакль. Райс сидит в зале и наблюдает своего героя, которого снова играет актер из первого акта, уже со стороны, больше не имея никакой возможности помешать надвигающейся трагедии. Стиль повествования существенно меняется, когда в конце Райс мчится прочь из театра. И в этой резко выделенной новыми ощущениями части определённо есть что-то кафкианское. Именно в ней мы зададим себе главный вопрос: а стоит ли начинать битву с судьбой?

Убегая из театра, Райс встречает «настоящего» и тоже убегающего Хауэлла, того самого актера, периодически заменяемого подобными Райсу зрителями, и спрашивает его: «Почему всегда одно и то же? И если это так - почему же мы убегаем?». А тот не отвечает, но приказывает: «каждый бежит в свою сторону» и «может, хоть одному удастся спастись».

И здесь Райс произносит важную фразу: «Не оставляйте меня вот так, - взмолился он. - Я не могу вечно убегать, не понимая почему». Райс не сознает подлинной причины своего побега, не понимает какой в этом смысл. Думаю, что в конце возникает зловещий парадокс. Читатель, как и Райс, думал, что нужно бороться, но на самом деле Кортасар показывает, что судьба не ограничивает, она шире, чем кажется. Убегать столь же бессмысленно, как и оставаться на месте и менять неизменное. Стоит только намеренно сбиться с ложного, чужого пути, покинуть перекресток с круговым движением и двинуться в другом, уже своем направлении, ведь все дороги открыты, стоит лишь выбрать: «Мостов и улиц не счесть - только беги».