Глава 17. Песня Спящей Матери

После смерти Ярилы земля задышала иначе. Весенние дожди, пропитанные алой кровью бога, несли в себе странную сладость — как мёд, смешанный с пеплом. На полях, где раньше бушевали битвы, теперь цвели маки. Их лепестки, тяжёлые от росы, склонялись к земле, словно кланяясь чему-то незримому. Люди Вольных шептались, что это сам Ярило просит прощения у Рожаницы, чей сон становился всё беспокойнее. 

Рада стояла у подножия Древа Мира, её пальцы впивались в кору, всё ещё тёплую, несмотря на чёрные подтёки яда. Лист, упавший к её ногам в день гибели Ярилы, теперь был вплетён в её косу — золотой талисман, жужжащий тихой мелодией. 

— Ты слышишь? — она повернулась к Велесу, появившемуся из тени дуба. Его лицо, обычно искажённое насмешкой, сейчас было серьёзным. 

— Слышу, — он приложил ладонь к стволу. — Она ворочается. Её сны… становятся нашими кошмарами. 

Земля дрогнула, и с севера донёсся гул — не грома, а чего-то массивного, движущегося под землёй. Чернобог не сдался. Он копал глубже. 

***

Морана пришла к ним на закате, ведя за собой Ладу и Живу. Богиня смерти, чьи волосы теперь были заплетены в косу из льда и шипов, казалась хрупкой, как первый осенний лист. 

— Его змеи заползают в сны Рожаницы, — сказала она, не глядя ни на кого. — Если он отравит её сердце… 

— Она уничтожит всё, чтобы начать заново, — закончила Жива. Её серп, обычно сияющий, был покрыт ржавчиной. Даже богиня урожая слабела. 

Лада протянула Раде белую розу. Её лепестки, обычно безупречные, почернели по краям. 
— Это начало конца. Или… начала нового начала. 

***

Чернобог рыл. Его пальцы, превратившиеся в лопаты из кости и тьмы, разрывали пласты древней глины. Рядом, в туннелях, извивались каменные змеи, их глаза светились зелёным фосфором. Они грызли корни Древа Мира, высасывая соки, а их яд капал в подземные реки, отравляя воду, которую пили люди. 

— Скоро, матушка, — Чернобог засмеялся, и эхо разнеслось по пещерам, будто стонал сам камень. — Твои детишки не справятся. 

Он пробил последний слой породы, и его тень хлынула в Сердце Мира — пещеру, где спала Рожаница. Её тело, огромное и полупрозрачное, было опутано корнями Древа. Грудь поднималась и опускалась, а в такт дыханию мерцали звёзды, вплетённые в её волосы. 

— Проснись, — Чернобог коснулся её лба. — И увидь, во что они превратили твою песню. 

***

Рада вошла в сон Рожаницы через корни Древа. Мир здесь был иным: небо — зелёным, как мох, реки текли вспять, а деревья пели на языке, который она понимала, но не могла повторить. 

— Мать… — Рада шла по полю из звёздной пыли, чувствуя, как её собственная кровь сливается с ритмом этого места. — Мы не хотим терять тебя. 

Рожаница лежала в центре поля, её волосы — реки, глаза — озёра, губы — горные хребты. Но её лицо было искажено болью. Из трещин в коже сочилась чёрная смола — яд Чернобога. 

— Дети… — её голос был ветром, дождём, рёвом вулкана. — Вы… разорвали мою песню. 

Рада упала на колени. Слёзы, падая на землю, рождали цветы — синие, как глаза Ярилы, алые, как кровь, пролитая в долине. 
— Мы пытаемся исправить. Помоги нам. 

Рожаница подняла руку, и мир вокруг Рады рассыпался, превратившись в видение: 
_Города из стекла и стали, где боги — лишь мифы… 
_Войны, пожирающие целые народы… 
_Древо Мира, срубленное, его пень дымится, как рана… 

— Это будущее? — прошептала Рада. 

— Одно из многих, — ответила Рожаница. — Если мои дети не найдут путь… 

***

Велес и Морана спустились в пещеру Чернобога, ведомые змеиным шипением. Лада и Жива остались на поверхности, сдерживая орды тьмы, которые выползали из трещин, как тараканы из щелей. 

— Ты всегда любил подкопы, — Велес поймал летучую мышь из тьмы и превратил её в букет чертополоха. — Как крот. 

— А ты — болтать, — Чернобог вышел из тени, его фигура пульсировала, как гнойник. — Но сегодня ты умрёшь, болтун. 

Морана бросила ледяной кинжал, но он рассыпался, ударившись о щит из теней. Чернобог засмеялся: 
— Ты слаба, сестра. Потому что всё ещё любишь. 

Он щёлкнул пальцами, и корни Древа ожили, превратившись в удавов. Они обвили Морану, сжимая, пока лёд на её коже не затрещал. 

— Беги! — крикнула она Велесу. — Он хочет её… 

Но было поздно. Чернобог вонзил коготь в грудь Велеса. Тот вскрикнул, и из раны хлынул не кровь, а зелёный дым — сама суть его хаоса. 

— Спасибо за силу, — Чернобог вдохнул дым, и его тень стала плотнее, реальнее. — Теперь я смогу… 

Грохот разорвал пещеру. Своды рухнули, и в проёме, залитом лунным светом, стояла Рада. В её руках горел лист Древа Мира, а глаза светились, как звёзды в зрачках Рожаницы. 

— Уходи, — сказала она, и её голос был голосом самой матери. — Это не твой мир. 

Чернобог завыл, но свет листа прожигал его, как солнце — туман. Он рассыпался, превратившись в стаю ворон, которые с карканьем унеслись в ночь. 

***

Рожаница проснулась. Её первый вздох вызвал ураган, второй — прилив, смывший прибрежные деревни. Она поднялась, и горы рухнули, освобождая путь. 

— Мать… — Морана упала перед ней на колени. — Мы… 

— Молчи, — Рожаница коснулась её лба. Лёд растаял, и из-под него показалось человеческое лицо — юное, испуганное, живое. — Ты наконец поняла. 

Она повернулась к Велесу, чья рана уже затягивалась зелёными побегами: 
— Ты сеял хаос… но хаос тоже часть песни. 

И наконец, её взгляд упал на Раду. 
— Ты носишь мой лист. Ты… будешь новой нитью. 

Рожаница подняла руку, и мир замер. Люди, боги, духи — все ощутили её прикосновение. 

— Я даю вам последний шанс. Спойте песню… вместе. 

***

На рассвете люди всех племён собрались у подножия Древа Мира. Перун, Лада, Жива, даже Чернобог в виде тени — все стояли рядом. Рада подняла лист, и он запел. Люди подхватили мелодию, их голоса слились с рёвом ветра, шепотом рек, гулом камней. 

Древо Мира вздрогнуло. Чёрные корни очистились, яд превратился в росу, а из трещин в коре выползли новые ростки. 

Рожаница улыбнулась. Её тело начало растворяться, превращаясь в туман, звёзды, шелест трав. 

— Помните… — её голос растаял в воздухе. — Песня жива, пока её поют…