Глава четвертая. Бесконечность отчаяния

После первого наказания воздух в ресторане стал тяжелым и тягучим, словно в нём накапливалась энергия древней силы. В углу комнаты вновь вспыхнули свечи, отбрасывая пляшущие тени на стены, создавая иллюзию живого движения. В полутьме отчётливо слышался тихий металлический лязг приборов, будто само серебро вибрировало от напряжения.

Критики замерли в ужасе, словно мыши перед змеёй. Алексей Рыбинский прикрыл глаза, чувствуя, как сердце зашлось мелкой дрожью. Лев Лямбдатский автоматически надел очки, хотя очки были нужны ему лишь для видимости учёности. Иван Бездомный схватился за бокал, намереваясь сделать глоток, но понял, что рука его дрожит слишком сильно, чтобы удержать бокал.

Воланд, похоже, наслаждался эффектом. Тонкая улыбка мелькала на его губах, взгляд приобретал лёгкий блеск удовлетворения. Он медленно поднялся из-за стола, обошёл вокруг него, как кошка, кружащая вокруг добычи. Одетый в свой неизменный элегантный чёрный фрак, с лёгкой походкой тигра, он подошел к следующему кандидату на экзекуцию — Алексею Рыбинскому.

— Вы, Алексей Евгеньевич, всегда выступали против категоричных суждений, верно? — тихо спросил Воланд, улыбаясь уголками губ.

Рыбинский попытался кивнуть, но мышцы шеи сковала судорога. Он лишь тихо пробормотал:

— Я... я всегда старался... быть объективным...

— Но разве вы не писали, что талант, судя по вашей статье, определяется количеством положительных отзывов критиков? — Воланд чуть повысил голос, отчего тень от свечей упала на стену в форме неясного крыла.

Рыбинский захлебнулся воздухом, краска медленно сошла с его лица, обнажив скулы. Он отчаянно замотал головой, не в силах сформулировать возражения.

Воланд отвернулся, бросил взгляд на Геллу, стоящую у буфета. Она, как положено, мгновенно поняла приказ, подняла серебряный поднос, на котором лежал розовый торт. Прямо на поверхности торта был нарисован герб: серп и молот, обвиваемые лентой с надписью «объективность».

— Давайте проверим вашу объективность, Алексей Евгеньевич, — произнёс Воланд сухим голосом. — Вкусите немного от плодов вашей доктрины.

Торт, предлагаемый Воландом, имел сладкий аромат и аппетитный внешний вид, но стоило Рыбинскому отрезать кусочек, как тесто обратилось в слизистую субстанцию, начинка расползлась по тарелке, истекая кислым запахом и ядовитыми пузырьками газа. Он успел лишь положить в рот крошку, как челюсти свело судорогой, лицо исказилось мукой, и критика сбросило со стула, как куклу.

Вновь началась атака боли, похожая на цепь электрических ударов. Мясо туловища Рыбинского налилось свинцовой тяжестью, суставы воспалились, конечности обрели самостоятельную волю, скручиваясь в узел. Воланд смотрел на него, словно хирург на опухоль, которую предстоит иссекать.

Алексей Рыбинский, хватаясь за края стула, боролся с приступом, конвульсии сотрясали его тело, нервы пищали, как провода под током. Он падал на пол, бил ногами, захлёбывался криком, отчаянно цепляясь за надежду, что всё закончится.

— Итак, Алексей Евгеньевич, — подал голос Воланд, едва заметная усмешка застыла на его губах. — Вы осознали теперь, что объективность субъективна?

Рыбинский лишь беззвучно шевелил губами, взгляд его потух, влага выступила на лбу, как россыпь бисера.

— Ваше второе испытание, — спокойно продолжил Воланд, доставая из кармана фрака миниатюрный флакончик. — Это средство позволит вам испытать истинную объективность.

Рыбинскому плеснули содержимое флакона в рот. Тёплая жидкость мгновенно впиталась в ткани организма, и тело Рыбинского стремительно начало терять плотность. Кожа потеряла упругость, мышцы превратились в жидкую массу, волосы превратились в вязкую грязь. Он исчезал буквально на глазах, растворяясь в воздухе, как сахар в кипятке.

Воланд вернулся на своё место, закурил сигару и спокойно попросил подать следующий десерт.

Когда тень схлынула, четверо оставшихся критиков вновь сели за стол, как будто только что проснулись от тяжелого сна. Но в памяти каждого остался острый привкус ужаса, словно они окунулись в реку боли и оттуда уже не могли выбраться.

— С кем продолжим, господа? — ласково спросил Воланд, закуривая сигару. — С Иваном Алексеевичем, Дмитрием Михайловичем или Артёмом Юриевичем?

Иван замер, дрожа, вцепившись в ножку бокала. Дежнёв проводил языком по пересохшим губам, избегая взгляда Воланда. Хлестов вжал голову в плечи, пытаясь стать незаметным. Воланд пожал плечами и, подойдя к Хлестову, тихо произнес:

— Так и быть, начнём с вас, Артём Юриевич.

На горизонте показалась оранжевая полоска солнца, заря поднималась, разгоняя тьму. Но ресторан «Грибоедов» ещё оставался во власти мрака и холодного дыхания Воланда.

продолжение следует...