Дневник 2024 в Фейсбуке

28 декабря 2024

…Бедная мама рожала меня трое суток. Этот слоненок (то есть я) весом в четыре кило семьсот грамм с тройным обвитием пуповины вокруг шеи едва не отправил ее на тот свет и не отправился туда сам. Но акушерка схватила мертвое на вид дитя за ноги, перевернула вниз головой и начала энергично трясти и шлепать по телесам. Ну и добилась своего. Привела зачем-то в этот мир. Когда папа пришел к роддому и мама показала ему жирдяя (то есть меня) из окна, габариты младенца ошеломили родителя, который от природы был невысок, худощав и быстр.
Лет до трех у жирдяя (то есть у меня) щеки были видны со спины. А потом все лишнее куда-то исчезло. Исчезло совсем и больше не вернулось. За исключением островка в подсознании, где застряло ощущение трех кошмарных суток, едва не отправивших нас с мамой на тот свет. Иначе почему бы я искала на протяжении  лет хотя бы малейший повод, даже когда его и в помине не было, чтобы поплакать в свой день рождения.
Потом и это прошло. Не потому что я разучилась плакать. Просто сейчас я плачу о другом. И о других. Не думала, что мир настолько изменится всего за несколько лет и будет столько потерь…

25 декабря 2024

ХАНУКА (в этом году слова известной ханукальной песни воспринимаются как пророчество)
;;;; ;;;; ;;;;
Мы пришли прогнать тьму
;;;;;; ;;; ;;;
В наших руках - свет и огонь
;; ;;; ;;; ;;; ;;;,
Каждый (из нас)- свет небольшой
;;;;;; ;;; ;;;;.
А вместе (мы) мощный свет
;;;; ;;;;, ;;;; ;;;;!
Прочь тьма, прочь чернота!


22 декабря 2024

ПАМЯТИ ЭДУАРДА КУЗНЕЦОВА
…Первый номер газеты «Время» вышел весной 1991 года, а поздней осенью все мировые СМИ сообщили о таинственной гибели в море миллиардера Максвелла - владельца «Маарива» и нашей газеты, входящей в ее состав. Наступили тревожные дни. Само существование нашей газеты оказалось под угрозой. У «Маарива» появится новый владелец - нужна ли ему будет русская газета, созданная Максвеллом?
Вот как описывает эти события в своих воспоминаниях Лариса Казакевич:
«Вечером 5 ноября 1991 года в «деске» оставались несколько человек – Аркан Карив, Антон Носик, Лева Меламид и я.  И Аркан вдруг сказал: "Агентство Рейтер сообщает, что Максвелл исчез со своей яхты. Его все ищут". Через какое-то время Максвелла нашли в океане – он был уже мертв. Мы сидели оглушенные – лишиться такого работодателя! Что будет с газетой? Что будет с нами?
Нам начали звонить Щаранский и другие, говорили, чтобы мы не беспокоились: с газетой, а значит, и с нами всё будет в порядке. Но эти звонки нас не очень успокаивали. И выяснилось, что мы не зря беспокоились. После смерти Максвелла главой «Маарива» стал сын израильского магната.
И вот он появился у нас в редакции. Поставил ногу на стул и произнес речь. Сказал, что на улице бродят толпы "русских" и поэтому мы должны быть благодарны ему за ту работу, которую он нам предоставляет. После этого его выступления я сказала, что на главу газетного концерна он не тянет, его предел – владелец фалафельной.
Началось ухудшение условий труда. Так мы и существовали какое-то время. И настроение у нас было, мягко говоря, не очень хорошее. И вдруг меня вызывает Кузнецов и спрашивает, хочу ли я перейти вместе с ним на другое место работы или хочу остаться во "Времени". Я сказала: конечно, хочу перейти.
Через пару дней ко мне подошел Лева Меламид, велел потихоньку спуститься вниз и сесть в такси, где будут сидеть наши сотрудники. Что я и сделала. Нас, 14 человек на нескольких такси привезли в юридическую контору. Там, как выяснилось, был юрист и представители газетного концерна "Едиот ахронот". Разговоры велись на иврите. Нам дали бумаги на подпись. Это были договоры с "Едиот ахронот" о нашем переходе к ним на работу. И мы вернулись в редакцию. А назавтра мы – все четырнадцать – написали заявления об уходе из газеты “Время”.
В газете прослышали, что русская редакция куда-то уходит, и «мааривцы» в коридорах и в лифте спрашивали нас, правда ли, что мы уходим, и куда. Спрашивали очень уважительно. Видимо, новый владелец всех достал. Один из высокопоставленных сотрудников "Маарива" сказал после нашего ухода из этого концерна: "Может быть, теперь он поймет, что люди – это не фалафель". Эта цитата взята из статьи в газете "Едиот Исраэль" "Война газетных империй" от 24 июля 1992 года. И в других русскоязычных газетах, которых было не так много, откликнулись на наш переход в "Едиот ахронот". Например, статья об этом в газете "Новости недели" называлась "Переполох на газетном рынке".
Новый владелец не успокоился. Он подал на нас в суд. Оказалось, что мы нанесли ему урон – как материальный, так и моральный. Выяснилось, что мы – удивительно успешная и даже эффективная команда, которая приносила газете большую прибыль.
Было три суда – два в Тель-Авиве и один в Иерусалиме. Нужно сказать, что в Иерусалиме было не то пять, не то семь судей. И они попросили, чтобы мы все пришли – им было интересно, что это за "русские", из-за которых судятся два самых больших газетных концерна Израиля. На первых двух судах от нового владельца газеты были представители, а на последний – в Иерусалим – явился он сам.
Я не понимала, как это можно подать в суд на людей, которые хотят уйти с работы. Значит, если суд решит, что мы не имеем права это сделать, нам придется остаться на прежнем месте работы? Это было выше моего понимания.
Все суды были в нашу пользу – спасибо судьям, нам разрешалось уйти из "Маарива".
После судоговорения мы переместились в другую комнату и там ждали решения судей. Зашел наш адвокат и сказал, что и это решение суда в нашу пользу, но новый владелец просит на несколько месяцев оставить у него нескольких человек. И он перечислил. В их числе была и я. На что Кузнецов сказал: "А если Лариса (то есть я) не захочет оставаться, она не обязана?" На что адвокат ответил, что не обязана. И я вздохнула с облегчением.
После того суда мы всей редакцией отправились в иерусалимский Русский центр, который славился в том числе своим рестораном. Посещение ресторана оплатила администрация "Едиот ахронот". Там сдвинули столы, и мы хорошо поели, а некоторые и хорошо выпили. Вот так весело закончился наш переход из одного израильского газетного концерна в другой. Первый номер журнала "Окна" (четверговое приложение к нашей новой газете “Вести”), в составе которого я работала, начинался нашей общей фотографией и короткими резюме сотрудников о нашем переходе.
Эдуард Кузнецов: "Мы выиграли важную битву – битву за социальный статус "русских" журналистов. Не привилегий себе мы добивались, а равного с коренными израильтянами статуса. В этом и только в этом суть нашего конфликта с г-ном Нимроди".
Я написала коротко: когда мне в "Маариве" понизили оплату, на мой вопрос "почему" мне ответили, что у хозяина нашего концерна тяжелое финансовое положение, и я была очень горда тем, что я – новая репатриантка с двумя детьми – смогла финансово помочь нашему хозяину».
ххх
...К истории нашего перехода в газету “Вести”, подробно описанной Ларисой Казакевич, мне остается добавить совсем немного. Мы перешли в концерн “Едиот Ахронот” летом и целый месяц нас переучивали работать на других компьютерах, отличных от “мааривовских”  “койотов”. Первый номер газеты “Вести” вышел 11 сентября 1992 года. Тираж 55 тысяч экземпляров смели с прилавка еще в утренние часы.
Помню, что в те времена ходили две популярные шутки по поводу всей этой истории: “Самолет Эдуарду Кузнецову в свое время угнать не удалось, зато ему удалось угнать команду”, “Каждый - Кузнецов своего счастья”.


27 ноября 2024

ХРАНИТЕЛЬ
...Главный раввин Западной стены (Котеля) не делает привилегий ни Папе римскому, ни президентам других стран. Он считает, что святыня должна быть доступна для всех молящихся 24 часа в сутки 365 дней в году – без каких-либо исключений.
В 1995-м году 24-летний Шмуэль Рабинович стал Главным раввином Западной Стены и святых мест в Израиле, в которой пребывает до сих пор. Его деду эта должность была предложена еще в 1948-м году, но вступить в нее он не успел, будучи изгнанным вместе с другими жителями Еврейского квартала из Старого Города. Шмуэль Бен-Цион скончался в 1950-м: круг замкнул его внук, родившийся двадцать лет спустя и названный именем деда.
Быть главным раввином самой большой в мире синагоги под открытым небом, отмеченной божественным присутствием, которая открыта для молящихся круглосуточно и посещается миллионами людей – огромная ответственность...
- У всех евреев, откуда бы они ни прибыли, и как бы ни были далеки от обычаев и традиций своего народа, при приближении к Западной Стене появляется ощущение «дома», - говорит мне рав, - Я вижу слезы на глазах евреев, прибывших из Америки, Канады, России, европейских стран. Рав Кук в свое время сказал: «Есть камни с человеческим сердцем, и есть человеческие сердца как камень». Камни в Западной Стене – не просто камни, это камни, у которых есть сердце.
- Западную Стену посещают не только евреи. Даже президенты других стран, не являющиеся евреями, надевают кипу и оставляют здесь свои записки. Чем вы это объясняете? - спрашиваю я.
- Когда царь Шломо построил в этом месте Храм, он сказал, что каждая молитва, произнесенная здесь, будет услышана. Я не вижу политического, или дипломатического жеста в том, что президенты других стран идут к Западной Стене с кипой на голове и оставляют свои записки. Это Святое место, и они, как и все, просят за себя и своих близких. Мы ни для кого не закрываем сюда доступа, - рав ненадого замолкает и продолжает. - До 1948 года евреев пускали к Западной стене, но их молитвы сопровождались проклятиями и преследованиями со стороны мусульман. Один из первых главных раввинов Стены здесь же был и убит. С 1948 по 1967 год – на протяжении долгих лет мусульмане не давали евреям приблизиться к Западной стене. Когда мы вернулись сюда в 1967-м году, то сразу открыли доступ к нашей главной святыне ДЛЯ ВСЕХ. У нас свои традициии и особая ответственность за судьбу мира, но при этом – подчеркиваю - мы не устанавливаем монополии на свои святые места и не закрываем их от других.
Помню, как мы проводили у Западной стены бар-мицву* для тех, кто был лишен ее в годы Катастрофы. Когда этим людям было 13 лет, они находились в концлагерях и гетто. Мы вернули им праздник, которого их лишили в детстве: завершили круг через 70 лет. Я плакал вместе с ними...Моя роль очень скромная, я всего лишь хранитель Западной Стены, о чем я всегда помню.
- Вы ни для кого не делаете исключений. Не «закрыли» Стену для других людей даже во время визита Папы римского...
- Это место невозможно закрыть даже на короткое время. Западная Стена – она для всех. Люди приходят сюда молиться, обращаются ко Всевышнему со своими просьбами, делятся своими бедами и печалями. Нет таких обстоятельств, при которых можно было бы закрыть доступ к Западной Стене.
Шели Шрайман (из сборника «Пропуск в вечность для маленькой страны»)
xxx
Западная Стена (Котель) – часть подпорной стены вокруг Храмовой горы, возведенной еще в эпоху царствования Ирода, уцелела после разрушения Второго Храма и в течение столетий служит символом надежды еврейского народа на возрождение Храма.
После Войны за Независимость Храмовая гора перешла под контроль Трансиордании и до 1967-го года у евреев не было к ней доступа. В боях за Старый год во время Шестидневной войны израильские войска одержали победу, пробившись к Западной Стене. С тех пор она снова стала местом молитвы для евреев, а так же для  посещения людей со всего мира, которые оставляют между камнями свои записки с просьбами к Создателю. Здесь приносят присягу солдаты ЦАХАЛа, проходят массовые молитвы потомков служителей Храма Коэнов и торжественные церемонии в честь Дня освобождения Иерусалима.
_______________________________
*Бар-Мицва - день, когда согласно еврейским законам мальчик берет на себя полную ответственность за свои поступки и мысли, а значит становится настоящим мужчиной в глазах Всевышнего. Это событие празднуют, когда ребенку исполняется 13 лет.

24 ноября 2024

«…Спустя семь лет после Войны Судно­го дня Абу в числе других ее участников поехал в Египет—по приглашению президента этой страны Анвара Садата. Там были большие празднества, разворачи­вавшиеся на фоне египетских пирамид. Абу, глядя на все это, думал о том, что семь лет назад, когда шли страшные бои на севере и юге Израиля, трудно было представить себе, что настанет день примирения. Он сказал тогда египетскому президенту на английском, что приехал на праздник с тяжелой ношей прошлого за спиной - во вре­мя Войны за независимость от его кибуца Ха-Негба не осталось камня на камне, все было разрушено, но, тем не менее, он выстоял. И в тяжелые недели Войны Судного дня приходилось только тешить себя надеж­дой, что когда-нибудь она закончится и на­ступит мир. Садат ответил ему тогда, в 1980-м, что не верит в то, будто конфликты между народами можно разрешить силой. ...Можно без преувеличения сказать, что цену этим словам Авшалом Вилан испытал на себе. Более двадцати лет он находился в резерве разведки Генераль­ного штаба, воевал в Ливане. К счастью, уцелел.
…В семье Вилан все мужчины шли служить только в бое­вые части. Авшалом Вилан попал в разведку Ге­нерального штаба за три года до Войны Судного дня. Туда отбирали лучших. Половина была из города, половина—кибуцники. Тренировали этих солдат особо. Помимо курса парашютистов бы­ло еще много чего, но об этом вам не расскажет ни один из парней- сколько бы лет не прошло. На них возлагали особые надежды и бросали на самые трудные участки боев. Потому что они умели побеждать и возвращаться.
Для Абу Вилана (Абу—детское про­звище Авшалома) Война Судного Дня началась ночью 6 октября, когда его с шестью другими парнями высадили в районе Суэцкого канала, где требова­лось подкрепление. Им открылась страшная картина: повсюду убитые, много раненых. Но командир Моти Ашкенази присутствия духа не терял. «Если египтяне попытаются прорвать фронт с нашей стороны, мы их остановим», - сказал он.»
Шели Шрайман (из сборника «Пропуск в вечность для маленькой страны»)

21 ноября 2024

"...Ашер Бен-Натан* был ПЕРВЫМ израильским послом  в Германии, и в МИДе этой страны его не раз пытались отговорить  от посещения студенческих кампусов, где тогда творилось что-то невообразимое. Но он поступал так, как считал нужным.  Однажды, войдя в аудиторию, посол увидел на стене плакаты антиизраильского содержания и потребовал немедленно их снять, заявив, что в противном случае покинет зал. Во Франкфурте, пробираясь в бушующей толпе, Ашер был атакован экстремистки настроенными студентами, которые пытались раскачать его машину. Когда же кто-то вырвал с капота израильский флажок и сломал его у посла на глазах, его терпению пришел конец. Ашер выскочил из машины с криком: «Вы ведете себя как нацисты» и, преследуя нападавших, одним прыжком преодолел заградительный барьер, которым была перегорожена улица. Этот снимок - как он преодолевает барьер, потом появился на первой странице одной из ведущих немецких газет".
Шели Шрайман (из сборника "Пропуск в вечность для маленькой страны")
*Ашер Бен-Натан (1921- 2014) - первый посол Израиля в Германии с 1965 по 1971 годы.
В 1946-м году Ашер Бен-Натан, уроженец Вены, был лидером движения «Бриха» в Австрии и занимался переправкой уцелевших евреев Европы в Палестину. Параллельно он собирал свидетельства о палачах - в его списке насчитывалось уже 750 имен, и имя Эйхмана значилось одним из первых

11  ноября 2024

КОМПЛЕКС ДОКТОРА РУДШТЕЙНА (;;;)
...Экскурсия по Бертхесгадену его разочаровала: Бергхоф - дом Гитлера, точнее то, что от него осталось, приезжим почему-то не показывали. Он начал расспрашивать местных жителей и в конце концов разыскал это место, подходы к которому были завалены сушняком и ветками, подобрал на нем обломки каменной кладки. Вернувшись в Израиль, доктор Рудштейн, изредка вынимая из пластиковой коробочки невыразительные серые камешки, думал: "Я жив, и живы мои дети и внуки, а эта гадина сдохла пятьдесят лет назад, и дом ее давно разрушен. И вот оно - тому доказательство".
После того как мы посмотрели подшивки фашистских газет и издание свода законов Третьего рейха (Германия, 1935 год), где имеется принятый в Нюрнберге "Закон о чистоте расы", я спросила доктора Рудштейна (не могла не спросить):
- Зачем вы собираете и храните все это?
- Понимаете, это для меня не может быть бесстрастным предметом истории. Я вам уже рассказывал, что мы были одними из немногих евреев, кому в августе 1941 года удалось эвакуироваться. А те, кому не удалось, нашили на грудь желтую звезду Давида и пошли в гетто, где приняли медленную и мучительную смерть. Среди этих людей были и наши близкие. Я не знаю, чего во мне больше - страха перед этим непонятным чужим желанием убить тебя и искоренить весь твой род, или чувство мести? Или всему виной комплекс, которого у меня - представителя полноценной и здоровой нации - быть не должно?
- Что вы испытываете, держа в руках эти газеты с чудовищными приказами?
- Отвращение. Страх. Желание доказать, что я полноценен, что я жив. Я никогда не был героем, но всегда дрался, когда мне говорили "жид". При этом у меня становились ватными ноги, я бледнел, я не хотел бить, а бил! Потому что понимал: иначе нельзя. Когда я вижу перед собой эти свидетельства разложения вонючего фашистского трупа, я особенно остро ощущаю, что я жив, а они все, так желавшие моей гибели, - сдохли. И кусочек от развалин берлинской стены я храню, сознавая, что ОНИ заслужили эту стену. Когда с детства ощущаешь постоянную угрозу, ты, наверное, имеешь право на подобную мстительность. Хотя некоторые меня просто не понимают: "Зачем тебе все это? Война давно кончилась. Ты столько лет живешь в СВОЕЙ стране, в Израиле..." Может быть, они и правы и вся моя "коллекция", состоящая из этих вонючих газет, свода законов, канувших в лету, - признак нездоровья. И я как могу борюсь с собой. А что является симптомом здоровья? Печь хлеб, искать обломки затонувших римских кораблей, вырезать фигурки из дерева? Вот и я пеку сам хлеб, собираю выброшенные на берег обломки римских кораблей, вырезаю фигурки из дерева... И можно было бы, наверное, совсем успокоиться и обо всем забыть, если бы не появлялись новые монстры, которым мешает еврейский народ, и я в частности. Всякие там Саддамы хусейны и прочая нечисть..."
(отрывок из моей статьи, которая хранится в архиве музея "Вилла Ванзее" в Берлине)

8 ноября 2024

"- Однажды я разбирал материал и наткнулся на фото двух стариков. Мужчина сидел на стуле, женщина стояла сзади, положив ему на плечо руку. Рука натруженная, узловатая. На супругах нарядная одежда – видно было, что надели ее для снимка. Такая идеальная пара, родители семейства. В сопроводительном письме написано, что их убили. И вдруг меня как ударило: за что? Я смотрю на эти руки, ведь немолодые люди, свое пожили, им и так уже пора было умирать – кому они мешали? Такие моменты переживаешь до спазма в горле. Катастрофа - рана, которая и по сей день кровоточит. Это было с нами, это остается с нами. И возникает каждую секунду. Весь мировой опыт показывает, что человечество ничему не учится. Катастрофа – страшнее и универсальнее всего, что мы знаем..."
Шели Шрайман (из сборника "Пропуск в вечность для маленькой страны", отрывок из интервью с историком Анатолием Кардашем (1934-2014))


27 октября 2024

ПАМЯТИ ЯКОВА ТЕРНЕРА (27.02.1935-27.10.2024)
…Куда деваются списанные самолеты? Ржавеют в ангарах? Идут на металлолом? Разбираются на запчасти? Дарятся детским паркам? Оказывается из них можно собрать неплохой альбом – наподобие марочного - и обмениваться редкими экземплярами с другими, одержимыми той же страстью коллекционерами. Только вот сам альбом, в отличие от марочного, на полку не положишь, а вот на небольшой аэродром – в самый раз!
Коллекцию из отлетавших свое самолетов уже более тридцати лет собирает бригадный генерал Яаков Тернер, человек в Израиле известный. Участник Шестидневной Войны и Войны Судного Дня, командир эскадрильи боевых самолетов, летного училища и базы ВВС «Хацерим» 32 года не снимал армейской формы, после чего надел форму полицейского, дослужившись до генерального инспектора полиции , а позднее
был избран мэром Беэр-Шевы. Добавим к сему, что Яаков Тернер – президент израильской секции I.P.A. (международной ассоциации полицейских разных стран) и бессменный директор музея ВВС, расположенного в Хацерим, на юге страны.
КАК ЭЛИЭЗЕР ВАЙЦМАН СПАС ЯАКОВУ ТЕРНЕРУ ЖИЗНЬ
Во время Войны за Освобождение Яаков Тернер был еще подростком и позднее президент страны Элиэзер Вейцман, он же – знаменитый летчик - станет с удовольствием рассказывать всем о том, как он в 1948-м году спас от гибели 13-летнего мальчика, будущего командира одной из своих лучших боевых эскадрилий.
А было это так. В 1948-м чешские самолеты "Авиа"S-199 типа «мессершмитта», наводившего на Европу ужас во время второй мировой войны, защищали молодое еврейское государство от нашествия арабских стран. Когда противник был в 32 километрах от Тель-Авива, его остановили четыре таких "мессершмитта", управляемые израильскими летчиками и добровльцами, прибывшими из Канады и Южно-африканской республики. В первый день два самолета получили повреждение, а на второй день Элиэзер Вейцман и доброволец Руби Фельдман разбомбили иракцев, пытавшихся заблокировать в районе Атлита единственную дорогу между севером и югом страны. Самолет Руби получил повреждение и упал неподалеку от Кфар Виткин. Поскольку на нем не было опознавательных знаков, киббуцники могли по ошибке застрелить пилота, приняв его за врага. Руби принялся кричать на идиш слова, которые знал с детства – «шабес!», «гефилте фиш!», чтобы в нем опознали своего. А Вейцман потом часто повторял, что он спас 13-летнего Тернера, который жил тогда в Кфар-Виткин - как раз в том районе, который собирались оккупировать иракцы.
- Этот осколок от иракского снаряда упал в нашем дворе, и я не расстаюсь с ним всю жизнь.
Так и стоит у меня здесь на рабочем столе уже много лет в качестве экспоната моего личного музея, - говорит Яаков Тернер.
Его кабинет и впрямь напоминает музей в миниатюре. Все пространство комнаты занимают модели старых самолетов, пожелтевшие от времени фотографии времен войны и мира с Египтом, на которых легко узнаваемые лица. Анвар Садат, Хусни Мубарак, Элиэзер Вейцман, а рядом – молодой Тернер в армейской форме с «крылышками».
ОН НЕ МЕЧТАЛ СТАТЬ ЛЕТЧИКОМ
Действительно, не мечтал. Потому что хотел стать учителем.
- Мне казалось, что я подхожу для этого. Во-первых, у меня большой запас терпения, которым должен обладать учитель, - улыбается, - к тому же я с детства увлекался историей. Впрочем, именно эта моя любовь к истории и привела в конце концов к тому, что 30 лет назад я начал собирать самолеты для музея ВВС и до сих пор пополняю его новыми экспонатами.
А на курс летчиков я попал случайно, - продолжает бригадный генерал, - но закончить его не смог по причине шалопайства, после чего мне дали возможность пройти курс снова, и я на сей раз я получил «крылышки». Это было в 1957-м году. Мы начинали учиться на английском самолете «Метеор», а после того, как в Израиль стали прибывать француские самолеты «Ураган», пришлось еще четыре месяца переучиваться. Потом Израиль получил еще французские «Мистеры»... Едва закончив летные курсы, мы и сами стали инструкторами. Сейчас такое невозможно представить, а тогда израильские ВВС были еще слишком малы, летчиков катастрофически не хватало, вот и приходилось становиться инструкторами в ускоренном порядке.
ОТСТУПЛЕНИЕ ОБ ИСТОРИИ ИЗРАИЛЬСКИХ ВВС
В истории создания израильских ВВС большую роль сыграли добровольцы из других стран. Принимавшие участие во второй мировой войне, они прибыли сюда в 1948-м году, чтобы помочь молодому еврейскому государству в самые тяжелые дни, когда против него выступили несколько арабских стран. Среди добровольцев были не только евреи, но и христиане из разных стран – США, Канады, Англии, Франции, ЮАР и стран Южной Америки. К 1950-му году большинство из них вернулись к себе домой, остались только несколько добровольцев, которые обучали летному делу молодых израильтян, а те, в свою очередь, вскоре и сами становились инструкторами. Каждый инструктор был приписан к эскадрилье и раз в неделю совершал самостоятельный вылет на боевом самолете для поддержания формы (кстати, эта традиция сохраняется в израильских ВВС на протяжении многих лет).
ЕЩЕ ДО МУЗЕЯ
А теперь снова вернемся к моему герою. В конце 1950-х Яаков Тернер был инструктором и летал на французских «Миражах», «Мистерах», «Супермистурах» и «Вотурах». Тогда же он познакомился со своей будущей женой, которая тоже служила в ВВС – начальником смены на радарах. До начала Шестидневной Войны Тернер успел подготовить очень много летчиков, которые потом успешно воевали. А сам он во время Шестидневной войны был самым молодым командиром эскадрильи боевых самолетов «Ураган». Всего эскадрилий было девять, и они, по словам Тернера, «сделали» Шестидневную войну. Несколько самолетов были повреждены, но ни один из летчиков при этом не погиб!
Затем была тяжелая "война на истощение", когда на бомбежки приходилось вылетать и днем, и ночью. Спустя много лет Тернер разыщет два самолета из тех, что участвовали в этих вылетах, и они станут экспонатами созданного им музея.
С началом Войны Судного Дня всех инструкторов, и в том числе – Тернера - призвали летчиками на боевые самолеты и геликоптеры. Он тогда был уже в звании полковника и должен был получать особое разрешение командования на каждый вылет: после того, как полковник ВВС Зорик Лев 9 октября упал с самолетом в море, руководство не хотело рисковать офицерами в высоком звании. Девятнадцать израильских летчиков из полета не вернулись: одни погибли, другие попали в плен, из которого не всем посчастливилось вернуться.
После Войны Судного Дня Тернер продолжал служить в ВВС и учился в университете, где изучал социлогию, психологию, антропологию и историю. Он продолжал летать на боевых самолетах до 1987-го года, занимая высокие посты в израильских ВВС.
КАК НАЧИНАЛСЯ МУЗЕЙ
Яаков Тернер начал собирать самолеты еще в 1977-м году, когда немалая часть боевых машин, делавших историю Израиля, была уже безвовратно потеряна. Списанные самолеты были разбросаны по всему Израилю – часть ржавели на военных базах, часть превратили в памятники и аттракционы для детских площадок. ВВС с легкостью дарили их мошавам и киббуцам: никто тогда не думал о музее. Особенно пострадали самолеты, стоявшие на детских площадках – ребятня ломала их, вытаскивая детали.
22 «Миража» были проданы в Аргентину и продолжали там летать. И в том числе уникальный самолет, сбивший 13 МИГов противника. В конце 1980-х Тернер обратился с командующему ВВС Аргентины с просьбой разыскать этот «Мираж» и сказал, что готов заплатить за него любые деньги – только бы вернуть его назад. Результата пришлось ждать семь лет. Самолет нашли, он к тому времени был уже списан и находился в технической школе ВВС в Мандосе. Более того, президент Аргентины Карлос Менем заявил, что ради укрепления дружбы двух стран он готов продать его Израилю за символическую сумму в один доллар. Но выдвинул условие: израильтяне сами займутся транспортировкой сложного груза и сохранят на «Мираже» цвет и опознавательные знаки ВВС Аргентины.
С самолета сняли крылья и хвост, упаковали в огромные контейнеры и вывезли груз сначала из Мендоса в Буэнос-Айрес, а оттуда морем в Израиль. Самолет прибыл в ашдодский порт, его собрали заново и теперь «Мираж», принесший Израилю столько побед в войнах, занял достойное место среди музейных экспонатов. Его поставили рядом со вторым «Миражом», который пределов Израиля не покидал и тоже имеет отметки о 13 сбитых самолетах противника. Единственное, что их отличает – цвет и опознавательные знаки разных стран.
...МИГу-21, тому самому, который был угнан в Израиль иракским летчиком в 1966-м году и тоже пополнил музейную коллекцию, не случайно присвоили номер «007». За ним охотились разведки разных стран, но только израильтянам удалось раздобыть секретный экземпляр. Они же первыми подняли угнанный МИГ-21 в небо, изучив его сильные и слабые стороны и обнаружив «мертвую зону» у левого крыла. Раскрытие этого секрета очень помогало израильским летчикам во время Войны Судного Дня и Первой ливанской: они знали, с какой стороны лучше атаковать противника. Изучив угнанный самолет, израильтяне передали его американцам: несколько лет он находился в США, после чего был возвращен в Израиль – уже в качестве музейного экспоната.
...Коллекция МИГов собиралась благодаря случаю, и за каждым – интересная история. Например, МИГ-23 попал в Израиль благодаря сирийскому летчику, решившему бежать от диктаторского режима. Он посадил самолет в районе Мегидо.
Два МИГ- 17 оказались на израильской территории в 1965-м году, когда сирийские летчики, вылетевшие из Дамаска в Ливан, в условиях плохой видимости потеряли ориентацию. Топливо было уже на исходе, они хотели катапультироваться, но в последний момент увидели полосу, пригодную для посадки и приземлились в районе Нагарии. Летчиков повязали местные киббуцники, а их самолеты пополнили музейную коллекцию. Рядом с ними – тележка с обломками еще одного МИГ-17, атаковавшего израильский полицейский форпост в 1966-м году, сбитого над Кинеретом и упавшего в озеро. Обломки самолета найти не удалось, но спустя много лет, в 1989-м, когда Кинерет начал иссякать, они показались сами. Их вытащили, очистили от тины и привезли в музей.
Как я уже сказала, Яаков Тернер начал собирать самолеты еще в 1977-м году, свозя их на базу ВВС «Хацерим», но официальное открытие музея состоялось только в 1991-м году. Торжественная церемония по этому случаю совпала с церемонией присвоения «крылышек» молодым летчикам, среди которых был второй сын Тернера. Из трех его сыновей двое служили в ВВС.
ПРАЗДНИКИ И БУДНИ МУЗЕЯ ВВС
Музей ВВС в Хацерим принадлежит армии и обслуживается силами сверхсрочников и солдаток: первые следят за состоянием самолетов и приводят их в порядок, вторые выступают в роли гидов. Три коллекционных экземпляра требуют особого внимания, поскольку, несмотря на преклонный возраст, по-прежнему взмывают в небо во время еврейских праздников и торжественных церемоний ВВС по случаю окончания летных курсов.
- В чем разница между израильским музеем ВВС и аналогичными музеями других стран? – спрашиваю я Яакова Тернера.
- В том, что у них есть более старые модели. Например, в Чехии самолеты строили еще в 1915-м году, а у нас они появились только в 1948-м.
- По какому принципу вы собирали свой музей?
- В первую очередь я собирал самолеты, принадлежавшие израильским ВВС, за которыми тянутся интересные истории. Затем я начал собирать захваченные нами самолеты противника и обломки тех, что были сбиты нашими летчиками – для этого «кладбища» мы отвели особый уголок. Коллекцию пополнила советская ракетная техника, брошенная противниками на полях сражений.
Кроме того, я стараюсь путем обмена с другими странами достать типы самолетов, которых у нас в музее до сих пор нет, - продолжает бригадный генерал. - Например, я выменял у чилийцев на «Мистер» английский «Хантер», который иорданцы в свое время использовали против нас. Другие типы английских самолетов, использовавшися против Израиля Сирией и Египтом, я выменял у швейцарцев на «Ураган» и «Мистер». В наших «запасниках» есть еще один «Мистер» и списанные «фантомы», которые я придерживаю для обмена. Музей ВВС Чехии очень просит у нас «Кфир» израильского производства и английский «Спитфайер». Я сказал им, что готов обменять их на советские самолеты «Сухой-7» и «МИГ-19». В принципе мы уже договорились, остается обсудить технические детали и доставку.
Меня иной раз спрашивают: «Зачем тебе так много самолетов? На выставке всего 120, а ты держишь 250». Но ведь для меня это как альбом с марками. Придет время, и я выменяю экземпляры, которые придерживаю, на то, чего у нас еще нет.
- Кто посещает ваш музей?
- Им интересуются буквально все – от ветеранов ВВС до школьников и туристов.
- Вы получаете на него государственные дотации?
- Конечно. Ни один музей не окупает себя за счет посетителей. Мы получаем от государства на содержание музея бюджет в три миллиона шекелей. Кроме того, нам жертвуют средства люди, симпатизирующие Израилю и те, чье прошлое связано с ВВС.
- Помогают ли музею прошлые заслуги его директора?
- В случае, когда приходится договариваться об обмене экспонатами с музеями ВВС других стран – конечно, помогает: мы говорим на одном языке. Ну а то, что я в свое время был генеральным иснспектором полиции, помогает мне решать проблемы нашего музея на разных уровнях уже в самом Израиле.
- Вы отдали ВВС 32 года, около десяти лет работали в полиции, потом занимали должность мэра города. Какое из ваших занятий было для вам самым значимым?
- Я так устроен, что получаю удовольствие от всего, чем занимаюсь и всегда стараюсь добиться важных перемен. В общей сложности я 42 года не снимал формы – сначала армейской, потом полицейской. В должности генерального инспектора мне приходилось проводить очень чувствительные расследования. Чего стоило одно только «дело Дери»! Но мне удалось тогда решить не менее важную проблему полутора тысяч полицейских, которые не могли обеспечить свои семьи и получали пособие по бедности. Я считал это позором для нашей полиции. Кроме того, на меня «упали» война в Персидском заливе и интифада. Но самым сложным для меня было - руководить Беэр-Шевой с ее 250 тысячами жителей, большинство которых – евреи, и каждый считал что он разбирается в городских проблемах лучше мэра, - смеется.
- Какой тип самолета у вас самый любимый?
- «Фантом». Я летал на нем 15 лет. Это тяжелый самолет, и нужно быть очень опытным пилотом, чтобы им управлять. Я вылетал на «фантоме» на многие боевые операции, у меня с ним слишком много связано.
- Судя по фотографиям, вы знали многих известных людей...
- В 1979-м году я командовал базой ВВС «Хацерим» и принимал здесь президента Египта Анвара Садата. Геликоптер, на котором он прибыл, мы превратили в экспонат нашего музея. Внутри мы поместили фотографии, снятые во время этого визита. Сохранилось и кресло, в котором сидел Анвар Садат. Кстати, рядом с геликоптером можно увидеть очень необычный экспонат, единственный среди прочих, обладающих крыльями и лопастями. Это автомобиль, в который пересел Садат ехал, сойдя с трапа геликоптера.
ТОТ САМЫЙ «БОИНГ»...
Я выхожу из кабинета Яакова Тернера с солдаткой Мааян Азулай, вызвавшейся быть моим гидом. Сначала она ведет меня в крытый павильон и показывает катапульту и средства выживания, с которыми летчик покидает поврежденный самолет. Здесь все необходимое – от энергетических таблеток, подобных тем, что берут с собой в полет космонавты до особых спичек, способных гореть в течение 12 минут. Еще есть фонарик с узким лучом, которого не увидит противник в случае выброски летчика на вражеской территории.
Мааян показывает мне памятный снимок с тремя израильскими истребителями, проносящимися над Освенцимом. Он датирован сентябрем 2003-го года. Истребителями управляли потомки евреев, выживших в Катастрофе. Во время полета глава делегации израильских ВВС бригадный генерал Амир Эшель сказал по внутренней связи слова, которые транслировались так же и на земле: "Мы летим над лагерем смерти. В этом небе пепел шести миллионов жертв, их немые крики...Мы отдаем им дань памяти и клянемся защищать еврейский народ в Израиле".
Мааян ведет меня к черному «спитфайеру», считавшемуся во время второй мировой войны идеальным боевым самолетом: англичане вели на нем воздушные бои с «миссершмиттами».
- Особенность этого экспоната в том, что израильтяне его не покупали, а сами собрали из разных частей, обнаруженных здесь после ухода англичан.
Потом мы делаем остановку у маленького француского вертолета, брошенного на израильской границе сирийцами: случайно приземлившись на нашей территориии, они бежали, бросив его на произвол судьбы. Затем направляемся к большому американскому самолету, которому местная легенда приписывает помимо побед над противников, одну необычную победу –над израильским правительством.
Якобы, этот самолет в Израиле очень ждали и готовили торжественную церемонию по случаю его прибытия, однако, самолет припоздал и приземлился после наступления Шабата. Тем не менее, церемонию решили не отменять, и министры от религиозных партий тут же подали в отставку в знак протеста против нарушения святости Субботы, и правительство рухнуло.
...Напоследок мы поднимаемся в салон того самого «Боинга-707», участвовавшегося в операции «Энтеббе». На нем были доставлены в Израиль освобожденные еврейские заложники.
Обычный пассажирский салон с рядами синих кресел...Разве что дверь, ведущую в кабину летчиков, сделали прозрачной – так, что теперь можно увидеть сиденья летчиков и панель управления самолетом. Между рядами – экраны, на которых демонстрируется документальный фильм об истории израильских ВВС, и в том числе – о знаменитой операции «Энтеббе».

2 августа 2024

…Пару лет назад мы с Бубиком отправились в  северный круиз. Корабль был огромный - 16 палуб (считай - этажей) с несколькими лифтами и 16-тью спасательными шлюпками. Не корабль, а плавучий город. Более двух тысяч кают, более четырех тысяч пассажиров со всего мира, включая детей и инвалидов-колясочников. Увидев эту громадину, я невольно подумала: “Титаник”. И, как оказалось, не случайно.
В один из дней, около десяти вечера капитан корабля неожиданно обратился к пассажирам (динамик для экстренных сообщений был установлен в каждой каюте).
- На корабле пожар. Горит двигатель в инженерном отсеке. Не поддавайтесь панике. Мы надеемся справиться с ситуацией и прилагаем к этому все усилия. Приготовьте теплую одежду, документы и лекарства на случай возможной эвакуации. Слушайте дальнейшие сообщения.
…Обращения капитана к пассажирам повторялись каждые минут десять и начинались со слов “без паники”. От “мы надеемся” до “мы верим”, от “мы почти справились с ситуацией” до “мы справились с ситуацией”. И так в течение целого часа. Я собрала наши с Бубиком теплые вещи (все же за бортом всего плюс шесть, сильный шторм, и мы далеко от берега). Достала паспорта и лекарства. Сложила все на диван. И стала ждать дальнейших сообщений.
Позже, мысленно прокручивая пережитое в ту ночь, я с трудом представляла себе, как можно быстро эвакуировать четыре тысячи людей в случае задымления, когда лифтами пользоваться нельзя. И при том, что среди пассажиров немало инвалидов-колясочников. Но об этом я думала уже потом, после возвращения. А в момент происшествия была на редкость собрана, спокойна и уверена в том, что при любом раскладе детей будут эвакуировать раньше всех, и я сделаю все, чтобы Бубик попала в спасательную шлюпку в числе первых.
К чему я все это вспомнила сейчас. Бывают тяжелые  ситуации, главное, не бояться, не паниковать, не «умирать раньше смерти». Все, что нужно - это сохранять спокойствие и поддерживать своих близких.

28 июля 2024

ПАМЯТИ ВОЛОДИ (Зеева Бар-Селлы) (1947-2024)
Володя (Зеев Бар-Селла) был нашим редактором в «Окнах» не один год. Вчера многие писали о нем как о блестящем лингвисте, ученом и исследователе. И все это так. Но мне вспоминались какие-то простые вещи. Как он возникал по утрам в дверном проеме "Окон" -  с неизменной улыбкой на лице и потертым кожаным портфелем в руках. Не помню его раздраженным, сердитым, замкнутым - он таким никогда не был.
Как деликатно редактировал он наши материалы (для лингвиста такого высокого уровня как Володя это было все равно, что "микроскопом гвозди заколачивать"). С какой особой, отеческой интонацией произносил: "Вам не кажется, деточка, что это слово в вашем тексте лишнее?". Володя ко всем обращался на "вы", но если это и означало некую дистанцию с подчиненными, то очень демократичную - без тени снисходительности и интеллектуального превосходства, а ведь он принадлежал к интеллектуалам из высшей лиги.
А однажды они с Арканом Каривом, как азартные мальчишки, затеяли гонки по всему деску, сидя на компьютерных креслах, и это было очень смешно.
Запомнилось ещё, как мы тряслись с ним в джипе полиции древностей по иерусалимским холмам, когда проводили журналистское расследование о незаконных раскопках "черных археологов". И еще поездка в Маале-Адумим к Вениамину Додину, когда Володя решил поехать со мной на интервью, объяснив это так: «Хочу понять, как это у вас получается - разговорить человека». И он молча просидел рядом со мной три (!) часа, а на обратном пути сказал: «Я понял: у вас это как акт любви. Вы влюбляетесь в собеседника и влюбляете его в себя своим умением слушать и сопереживать».
Помню, как однажды побывала у них дома в Иерусалиме, кроме Володи и Майи Каганской там был еще поэт Михаил Генделев - все они помогали мне готовить большую статью о литераторах. Помню Володину фразу, которая звучала необычно, но изысканно: "Зря отказываетесь, деточка, этот сыр вкусЕн".
И еще я помню до сих пор, как в сложный период моей жизни Володя неожиданно поддержал меня, - и словом и делом - при том, что я не входила в круг его близких друзей и не обращалась за помощью. И я этого тоже никогда не забуду.
Мне кажется, мы потеряли не только блестящего лингвиста и исследователя, но, прежде всего, человека. Очень хорошего человека.

9 июня 2024

ТРИДЦАТЬ ЛЕТ В ПЛЕНУ (история одного интервью)
"Освобождаясь из сирийских застенков летом 1974-го, он еще не знал, что ощущение узника будет преследовать его на протяжении всей жизни, и внутренняя тюрьма – с ее ночными кошмарами и воспоминаниями из прошлого, которая отгородит его от внешнего мира, окажется не менее страшной. Он будет выбираться из нее на протяжении тридцати долгих лет"
... Дверь открывает молчаливый неулыбчивый человек. Садится напротив, руки скрещены на груди. ЗамОк. У меня появляется нехорошее предчувствие. Я задаю вопрос о сирийском плене и неожиданно слышу в ответ: «Я не хочу об этом вспоминать». Повисает молчание.
«Хорошо,  конечно, понимаю, - говорю я своему мрачному собеседнику, - поговорим о другом" (пленном, за освобождение которого борется Израиль). Мы начинаем обсуждать его историю, и мой собеседник объясняет мне, как он понимает этого несчастного парня и насколько важно освободить его из плена. «Да, да, - соглашаюсь я, - ведь вы, в отличие от других, знаете, каково это…» И вот, наконец, запоры открыты, крепость пала, и мой собеседник начинает вспоминать…Он говорит и говорит, я молчу, но уже не оттого, что боюсь нарушить этот монолог. Так у меня происходит во время интервью всякий раз. Я словно проживаю с человеком кусок его жизни, о котором он рассказывает - так, словно это происходит со мной и сейчас.
У нас обоих горят щеки, только я молчу и ловлю каждое его слово, а он говорит и говорит… Не знаю, сколько это продолжается - час, два или три. В какой-то момент к нам тихонько подсаживается его жена, завороженная рассказом (позже она скажет мне, что никогда еще не видела своего мужа таким открытым и не знала подробностей того, что с ним произошло в сирийском плену).
Он провожает до двери. Протягивает руку для рукопожатия. Это лицо уже совсем другого человека - не того, что открыл  утром дверь.
Интервью вышло под названием «В бетонном колодце прошлого». Хотя его перевели и на иврит, и руководство газеты прилагало большие усилия для его публикации в приложении "Едиот Ахронот", но что-то там не сложилось, огорчив руководство. Но не меня. И вот почему. Работа над интервью шла пару недель, и когда она была закончена, мне попался на глаза телесюжет о каком-то яхт-клубе, в котором я обнаружила моего героя, бывшего многолетнего затворника. Он вместе с другими стоял на палубе яхты, несущейся в открытое море. И улыбался, подставляя лицо ветру. И это для меня было самой большой наградой: мой герой, наконец, освободился из своего внутреннего плена, в котором, в отличие от сирийского, провел не один десяток лет.

5 июня 2024

5 ИЮНЯ  - ДЕНЬ ИЕРУСАЛИМА
"- В четверть десятого утра прибор связи, который я держал в руке, «ожил» - нас вызывали из штаба центрального фронта, - вспоминает Арик Ахмон*,- «Как можно быстрее входите в Старый город!» - дежурный офицер, передавший это сообщение, через год погиб в военной операции, а в тот момент, когда он передал нам приказ генерала Узи Наркиса*, я даже не понял исторической значимости происходящего. Для меня, офицера разведки, подобный приказ означал тогда только то, что мы расширяем операцию, и я должен готовиться к ее новому этапу. Забегая вперед скажу: лишь когда мы начали подниматься на Храмовую гору, до меня, наконец, дошло: происходит что-то необычное! Мне кажется, из тех, кто находился в момент получения приказа рядом со мной, один Мота Гур* понял всю важность момента. Уже то, что он, вопреки военным правилам, решил войти в Старый город с офицерами оперативного штаба в числе первых, было очень необычно. Ведь один прицельный выстрел из базуки – и наша бригада обезглавлена. Похоже, Мота чувствовал, что все уже позади. В тот день он с самого утра не расставался со своим дневником, в который время от времени что-то записывал, и находился в каком-то особом состоянии, словно видел уже нечто большее, чем видели мы. Впоследствии на основе этого дневника он напишет свою знаменитую книгу «Храмовая гора в наших руках». А тогда он просто сказал водителю: «Бенци, езжай!» И мы двинулись в направлении Старого города".
Шели Шрайман (из сборника "Пропуск в вечность для маленькой страны", глава "Возвращенный Иерусалим")
*Мота Гур -  командир 55-й парашютно-десантной бригады, вернувшей в июне 1967-го Израилю Иерусалим, а евреям – Стену Плача.
*Арик Ахмон - израильский полковник, в прошлом – «правая рука» Моты Гура, офицер разведки 55-го десантной бригады,
*Узи Наркис - израильский генерал, командовавший Центральным фронтом Армии обороны Израиля во время Шестидневной войны 1967 года.

18 мая 2024

УМЕРЛА ДОЧЬ МОШЕ ДАЯНА - ЯЭЛЬ, она была депутатом Кнессета, но сегодня я хочу вспомнить самого непубличного из детей полководца, но известного всем, кто бывал на 101-м километре от Эйлата, его сына. Уди Даян умер в ноябре 2017-го.
...Как и многие дети великих отцов он с рождения был обречен на непростую жизнь, которой не выбирал. Уди Даян, сын Моше Даяна, сопротивлялся этому много лет, убегая от тени отца, но, в конце концов, примирился с ней, изваяв шестиметровую скульптуру Моше Даяна и установив ее в Герцлии. Впрочем, это не совсем скульптура - скорее, портрет. Огромная металлическая рамка, пересеченная внутри знаменитой черной повязкой.
Если бы автором был другой человек, возможно, его обвинили бы в неуважении к памяти великого полководца. Сына Моше Даяна в подобном заподозрить было сложно. Самый неизвестный для широкой публики – в отличие от депутата кнессета Яэль Даян и режиссера Аси Даяна - ребенок генерала унаследовал от отца не только поразительное портретное сходство, но и чувство юмора на грани фола.
...Моя заочная встреча с Уди случилась много лет назад, когда путешествия по югу занесли меня на «101 километр» и я увидела там забавные фигурки, исполненные с большим чувством юмора. Это не было похоже на что-либо виденное мной прежде и потому запомнилось.
Уди – человек совершенно непубличный, избегал контактов с прессой. Для того, чтобы он согласился на интервью, пришлось обратиться за содействием к людям, по-настоящему ему близким – таких совсем немного. А встретились мы в его мастерской, расположенной в одном из мошавов в центре страны. Вот как это было:
...На проселочную дорогу выходит высокий худощавый человек в брюках и видавшей виды куртке. Улыбается знаменитой улыбкой Моше Даяна. Бросает взгляд на мои белые сапоги и не удерживается от реплики:
- Для нашей деревни в самый раз!
Я шлепаю по лужам вслед за Уди. Чувство юмора, у него, кстати, тоже от отца.
- Он был очень серьезным человеком, довольно пессимистичным, но при этом обладал потрясающим чувством юмора. Вот такой парадокс. Это что-то генетическое: я, как отец, одинокий волк, не нуждаюсь в обществе других. Мне нравится быть одному, но при этом отцовский пессимизм унаследовал Аси, а я – его чувство юмора. Иногда мне удавалось рассмешить даже отца, когда я пересказывал ему наш интернатский фольклор, - вспоминает Уди. - Я в детстве мало находился дома, меня постоянно отправляли куда-то на перевоспитание. Родители были заняты своей карьерой, а я постоянно делал им проблемы. Большим преступником;конечно, не был, - смеется. – Так, разные глупости - кража жвачки из киоска и прочее. Сестра и брат вели себя, в отличие от меня, хорошо и жили с родителями. А за мной отец раз в две недели присылал водителя и я ехал на выходные домой.
Я все время был под микроскопом. И когда меня спрашивали: «Так ты сын Моше Даяна?», отвечал: «Нет». И до сегодняшего дня отрицаю, прячусь, чтобы не слишком доставали. Многие вообще не знают, что у Моше Даяна было два сына. Мой брат Аси – известный режиссер, о нем пресса пишет часто, - улыбается и продолжает, - Везде положение отца работало против меня. В армии, когда отец был начальником генштаба и министром обороны, ни один командир не относился ко мне, как к простому солдату, или резервисту: либо преувеличенное внимание в надежде, что я дома расскажу отцу про него что-то хорошее, либо неприкрытое издевательство: «Мол, я покажу сыну Даяна, что почем!» Все относились ко мне с оглядкой на отца, неискренне.
Для армии я не годился, мне любые рамки были тесны. Как-то сидел на гауптвахте, а тут отец приехал меня навестить. Это было очень пикантно по тем временам: главнокомандующий приехал навестить своего проштрафившегося сына-солдата! Тем более, что отец никого не предупредил о своем визите и когда он появился, все вытянулись по струнке. Помню, отец улыбается и спрашивает командира базы: «Могу я взять Уди с собой на чашку кофе?» А тот ему отдает честь: «Есть!» и добавляет: «Конечно, товарищ Даян». Отец берет меня в машину, мы едем в занюханный маколет, он покупает мне какие-то сладости, и мы возвращаемся на базу.
Отец не думал о том, что после таких визитов все чувствовали себя не очень комфортно, и в первую очередь командир базы: почему Даян ему не позвонил и не сказал, что приедет? – продолжает Уди после небольшой паузы. – Что уж говорить обо мне: отец-то приехал и уехал, а я "со всем этим" тут остаюсь! Сейчас у меня, конечно, другое отношение. Понимаю, насколько это было смешно на самом деле.
Помню, как в Войну Судного Дня появился слух: старшего сына Моше Даяна, то есть меня, убили. Мало того, что арабы про нас все время что-то придумывали, а тут – свои. Кто-то увидел отца по телевизору с мрачным лицом и тут же придумал, что его сын убит.
Я вообще по натуре одинокий волк, как мой отец. Не люблю ни с кем дружить. Так что Куши для меня единственный в своем роде. Я всегда еду к нему на "101-й километр" с удовольствием. Люблю слушать, как он про себя рассказывает. Даже если что-то сочиняет – на здоровье. Все равно его интересно слушать. Куши очень добрый и ранимый человек, он доверяет мне такие вещи, которые не расскажет другим. И я его не разочаровываю. Потому что сам человек закрытый, умею хранить чужие секреты. А свои держу при себе. Что-то могу рассказать Куши, но с оглядкой. Он очень наивный человек с душой ребенка и может случайно проговориться кому-то еще. Иной раз вижу рядом с ним каких-то дебилов и прямо говорю: «Что у тебя может быть общего с этим идиотом?», а он мне: «Тихо, тихо, а то он услышит и обидится». В этом весь Куши.
Что же касается меня...Утром встаю, еду сюда и первым делом иду в кафе – оно тут рядом. Беру чашку кофе, газеты и начинаю читать их с траурных объявлений, чтобы убедиться, что Уди Даяна пока в этом разделе нет, - смеется. – Это меня всякий раз очень радует и поднимает настроение. Иду в мастерскую, работаю. Потом снова в кафе - пить кофе. И так несколько раз за день. Я даже скульптуру такую сделал, потом тебе покажу – она тут рядом. Называется «зависимый от кофе».
Шели Шрайман (из сборника "Пропуск в вечность для маленькой страны")
Фото: Шели Шрайман
Комментарии Уди Даяна к его скульптурам на 101-м километре от Эйлата: Об арфе с двумя руками на струнах и птицей наверху: "Орлу так надоела игра музыканта, что он его склевал, остались только руки". О крысе, попавшей в мышеловку: "Куши сказал, что посетители кафе не любят есть рядом с раздутой дохлой крысой. Пришлось переместить ее на задворки. По мне, так вышло забавно: она такая толстая – объелась перед тем как угодила в мышеловку".


14 мая 2024

С ДНЕМ РОЖДЕНИЯ, ИЗРАИЛЬ!
"...Время воевать и время любить... Время горевать и время надеяться...
...Что это значит – ощущать себя частью истории, потеряв большинство из тех, с кем можно вспомнить, как все начиналось, - знают они, кому выпало не только вымечтать свою страну, но и выстроить ее, отвоевывая право  жить на земле предков.
...1947 год. Реувен Орни решает ехать с группой парней на юг, чтобы помочь кибуцникам, отражающим участившиеся атаки арабов.
Реувен помнит, как перед выходом на операцию один из парней в шутку сказал другому: «Ты был хорошим парнем!», и все засме­ялись. Так обычно говорят на похоронах о погибших: «Он был хорошим парнем». Но кто в 19 думает о смерти всерьез?
По приказу руководства Хаганы* ночью группа еврейских парней должна была заложить мины непода­леку от базы противника. Цах был единственным подрывником, Реувен дружил с ним с детства, они называли друг друга братьями, но ему не суждено было дожить  до рас­света — подорвался на сво­ем заряде. Устал или плохо рассчитал... Его товарищи увидели яркую вспышку, ус­лышали грохот и поняли, что Цаха уже нет...
...В память о нем Реувен с женой позднее назвали одного из своих сыно­вей. Когда отец погибшего узнал об этом, он решил подарить молодым родителям ус­тройство для приготовления хлеба. Завернул его в поло­тенце, взял под мышку и отправился в путь, который был не­близким. С утра на­чался жуткий ливень, кото­рый не прекращался до поз­днего вечера. Но этот упря­мый «еки»*, старший Фридлендер, отец Цаха, шел к ним в одной рубашке, шор­тах и сандалиях целый день. Он насквозь промок, но совершенно этого не замечал и радовался тому, что жизнь его единственного сына теперь продлится в другом мальчишке. И что с того, что у Цаха будет другая фамилия!..."
Шели Шрайман (из сборника "Пропуск в вечность для маленькой страны")
Фото: Шели Шрайман
*Хагана (в переводе на русский – оборона, защита) – еврейская военная подпольная организация в Палестине, существовавшая с 1920 по 1948 год и защищавшая еврейские поселения, впоследствии стала основой для создания Армии обороны Израиля.
*«еки» - сленговое выражение, выходец из Германии

8 мая 2024

…Хези Дахбаш, десантник, участник израильских войн: «Когда я думаю о том, что в советской и американской армиях были евреи, которые освобождали «своих» из концлагерей, у меня по коже бегут мурашки. Я понимаю, что они встречались не как освободители и пленные, а как представители одного народа..."
Мемориал Второй Мировой Войны в Вашингтоне. Встреча союзников в конце войны

5 мая 2024

ДЕНЬ ПАМЯТИ ЖЕРТВ ХОЛОКОСТА
…Эта картина врежется Якову в память на всю жизнь: родители забрасывают в кузов грузовика дорожные узлы. Дедушка наотрез отказывается ехать. Уважаемому ребе не пристало бежать из местечка. «Мишигинен (безумцы), куда вы бежите? — восклицает он, воздев руки к небу. — Мы уже виде­ли немцев в 1914 году, ну дадут пару уда­ров, так что с того?»
...Старого ребе немцы застрелят пер­вым. Потом перебьют остальных. Из 800 жителей местечка Новый Свержень уце­леют единицы, в том числе — Яков Эшколь. Дед продолжит свою жизнь в его воспоминаниях. Вот они идут вместе в синагогу.
«Дедушка, а когда мы поедем в Эрец-Исраэль?» — спрашивает внук, семе­ня рядом с ребе и держась за его руку. -
«Когда придет Машиах», — степен­но отвечает дедушка. - «А когда придет Машиах?» — нетер­пеливо переспрашивает внук. - «Когда евреи перестанут грешить».
Яков Эшколь — один из нескольких сотен еврейских детей, переживших Ка­тастрофу, которые в 1946-1948 годах прошли пешком через всю Европу. Опе­рация их нелегальной доставки в Палес­тину называлась «Бриха» («бегство»), и руководили ею видные деятели сио­нистского движения Европы. Именно об этих детях в свое время сказал Залман Шазар, именем которого названы ули­цы в израильских городах: «Попомните мое слово, когда-нибудь историки на­пишут о том, что Альпы перешел не только Суворов, но и еврейские дети».

8 апреля 2024

УРОКИ ПРОШЛОГО
"...- Начинал я армейскую службу в пехотной бригаде Нахаль, - говорит Кача*. – Армия тогда была еще слабая и не справлялась с арабскими бандами, проникавшими на территорию Израиля через границу почти каждую ночь. Грабежам и убийствам не было конца. Все понимали: эту проблему нужно решать как-то иначе.
У меня хранятся все документы, относящиеся к периоду создания и деятельности 101-го подразделения, которое по сути превратилось в первый израильский спецназ по борьбе с террором. Принципы были железные: все операции проводятся только на территории противника; мы атакуем банду еще до того, как она проникнет на израильскую территорию; ни одно действие грабителей и убийц не остается безнаказанным. Что касается последнего принципа – он диктовался не местью, а, скорее, идеологией.
В начале 1950-х мы и не мечтали о средствах, которыми располагает современный спецназ, и всю разведку на территории противника выполняли сами, полагаясь на свои глаза, уши и внутренне чутье, и ничем себя при этом не обнаруживая!
101 подразделение просуществовало всего несколько месяцев. Решение Моше Даяна о прекращении его деятельности было воспринято нами тяжело. Мы спросили Даяна: «Почему?». Он сказал: «Вы сделали хорошую работу, но мне нужны не четыре десятка отчаянных храбрецов, а чтобы вся армия была такой, как вы». И нас перевели в 48 дивизию (ту самую, которая впоследствии получила еще одно, неформальное название – «Кача» - Ш.Ш.). Слова Бен-Гуриона о том, что если группа справится со своей задачей, она поведет за собой всех остальных, стали реальностью. Этим во многом объясняется успех Израиля в Шестидневной войне и Синайской кампании. Маленькая революция в армии, которую имел в виду Бен-Гурион, произошла очень вовремя..."
* Кача (Шимон Каганер) - легендарная личность, боец 101 спецподразделения, участник Шестидневной Войны и и Войны Судного Дня

5 апреля 2024

УСТАМИ РЕБЕНКА И ВОИНА (из старых записей)
...В музее четырёхлетняя Бася останавливается у витрины с авиабомбой, которыми немцы бомбили Лондон.
- Что это?
- Бомба.
- Для чего она?
- Видишь рядом разрушенный дом. На него сбросили с самолета - видишь вон там самолет? - такую бомбу.
- Зачем?
- Потому что была война.
- А что такое война?
- Война бывает, когда ссорятся целые страны..
- А зачем?
***
Израильский полковник Хамзи Арайди, участник Шестидневной войны и Войны Судного Дня: "Я бы не хотел, чтобы наши внуки прошли то, что довелось пройти нам и готов отдать ради этого все, что у меня есть. Я готов быть подопытным кроликом, только чтобы наши дети и внуки – не только в Израиле, но и вообще на всей земле, выжили. Чтобы они жили по-другому. Не так, как мы..."

1 апреля 2024

..."Перед переправой через Суэцкий канал командир сказал нам: «Не пишите сейчас никаких прощальных записок своим близким. Мы все вернемся. Обязаны вернуться». Я до сих пор помню даже интонацию, с которой он это произнес...".
...В документальном фильме, посвященном Войне Судного Дня, один из участников переправы через Суэцкий канал, говорит с экрана: "Это было какое-то чудо - то, что происходило тогда. Кругом война, а там, где мы наводим мосты и перебрасываем наши части на другой берег, за все время ни одного выстрела. Ни одного..." Словно Всевышний развел египетские дивизии, указав евреям, где они могут перейти, чтобы оказаться в тылу врага и победить его".

23 января 2024

"Если вы читаете это письмо, то со мной  что-то случилось. Прежде всего прошу: не заключайте никаких сделок, если мое тело захватят (террористы). Никаких сделок, никаких освобождений террористов. Наша сокрушительная победа важнее всего".
Это слова из письма 35-летнего старшины запаса Эльканы Визеля из поселения Бней-Дкалим - одного из 21 резервистов 261-й бригады, погибших на юге сектора Газы.
Письмо адресовано супруге Галит, четырем детям, семерым братьям и сестрам и родителям.  А по сути - каждому из нас. Отправляясь на боевое задание, Элькана передал конверт другу, попросив передать,  "если вдруг..."
Не все пишут такие письма. Но Элькана, который однажды уже вернулся с того света (он был очень тяжело ранен в ходе операции "Нерушимая скала"), говорил, что очень переживал, что не успеет проститься. Сейчас успел. Но уже не вернулся.
Элькана - выпускник военной йешивы (ешиват-хесдер). У него была самая что ни на есть мирная профессия: ведущий детских утренников и воспитатель начальной школы. Но это Израиль. И здесь учитель становится воином, чтобы защищать тех самых детей, которых еще вчера развлекал и воспитывал.
"Пожалуйста, не останавливайтесь, продолжайте изо всех сил делать все, чтобы наша победа была неоспоримой, - написал он. - Может быть, мне суждено пасть в бою. Это грустно. Но прошу вас: не грустите, прощаясь со мной. Пусть ваши сердца поют, держитесь друг друга, укрепляйте друг друга. Нам есть чем гордиться и есть чему радоваться - мы поколение, которое принесет миру спасение. (дор ха-геула). Мы пишем самые значимые главы в истории нашей страны и всего мира. Поэтому, пожалуйста, будьте оптимистами. Продолжайте жить.  Жизнью полной любви, надежды, чистоты и оптимизма".
Элькана несколько раз дает этот наказ: "Живите!" И завершает письмо словами о том, что ни о чем не жалеет.
"После ранения у меня был выбор: остаться в прошлом или пойти вперед. Я ни на мгновение не жалею, что снова пошел воевать. Это самое правильное решение из тех, которые я когда-либо принимал..."
Да будет благословенна память Эльканы и всех павших защитников Израиля.