Страсти по Моисею

СТРАСТИ ПО МОИСЕЮ.
Частное исследование книги З. Фрейда «Человек по имени
Моисей и монотеистическая религия». Публикация по книге «Записки любознательного человека». Москва,  2006 г. Э. Вакк.

      Часть I. ПОЧЕМУ Я НАПИСАЛ ЭТУ СТАТЬЮ.

  Начало ХХ века ознаменовалось великими открытиями и прорывом знания в областях, недоступных для учёных и мыслителей прошлых веков. Речь идёт, прежде  всего, о плеяде пионеров атомного века от Планка, Бора, Шредингера, Эйнштейна, Фридмана, до Элингтона,  Хаббла, Гел-Мана, Фейнмана, Стивена Хокинга.
    В биологии Уотсон и Крик, физики, изменившие ей ради генетики под влиянием небольшой книжки  Эрвина Шредингера «Жизнь, что это? Глазами физика», расшифровали код ДНК. Н. И. Кобозев, в развитие идей Шредингера об антиэнтропии в средине прошлого века издал монографию «Исследование термодинамики процессов информации и мышления». Но ещё в самом начале ХХ века, как бы в параллель с этими титанами мысли, Зигмунд Фрейд создал революционное направление в психологии и психиатрии - метод психоанализа.
  И одним из первых, как последовательный сторонник дарвиновской эволюции, в книге «Табу и тотем» обосновал, отталкиваясь от естественной эволюции коллективного сознания первобытных людей, истоки религиозного самоопределения человека.
 Даже в начале XXI века религия занимает умы и чувства миллиардов людей, принадлежащих к самым различным религиозным идеологиям (парадигмам).
    Почему Фрейд в последней своей работе обратился к образу Моисея, почему он занимал его мысли и чувства на протяжении десятилетий? Только ли потому, что хотел проследить исторические и идейные корни иудаизма, породившего ещё две великие монотеистические религии – христианство и ислам?      
    Будучи последовательным атеистом, Фрейд, тем не менее, исследовал истоки религиозного сознания, желая проследить феномен эволюции человеческой психики и связать религиозность, как таковую, с самыми ранними признаками духовности и образом жизни древнего человека. Как в теориях Большого взрыва и Антропного принципа эволюции нашей Вселенной*, венцом которой является человеческое сознание, так и в эволюции человеческой психики от примитивного мышления доисторического человека, до появления феномена духовности, нравственности и идей гуманизма,
 прослеживаются некоторые закономерности развития. В  частности, ещё в прошлом веке возникла идея экуминизма, идея сближения монотеистических религий под единым Богом. Видимо экуменизм нужен в качестве переходного этапа от религиозного сознания к просвещённому атеизму, в основе которого лежат два постулата: Человеческая жизнь, как высшая нравственная ценность, и сохранение и развитие человеческого сознания во Вселенной, как уникального итога её собственной эволюции.
    Всё это так, но был ещё один очень эмоциональный порыв, страстное желание разгадки личности Моисея – основателя монотеизма. Для Фрейда фигура Моисея была той крепостью, которую великому психиатру необходимо было взять. Раскрыть секрет обаяния этой личности, чей образ покорил сознание Фрейда с той (убрать чёрную линию) поры, как он увидел Моисея, сотворённого гением Микеланджело Буонарроти. Доказать себе и читателю, почему память об этом человеке и его влияние на судьбу цивилизации дают о себе знать спустя три тысячи четыреста лет с той поры, когда Моисей возглавил исход евреев из египетского рабства. Убрать чёрную линию
Только перечитав, и не раз, последнее творение Зигмунда Фрейда, начинаешь понимать какой исполинский и изнурительный, изнурительный по объёму проделанной мыслительной работы, труд стоит за этой, в общем, небольшой книгой.     ( Тонкая линия )
*У космологов Вселенная (с прописной буквы) – часть всей  вселенной, которая пишется со строчной, Вселенная ограниченна Местной группой галактик.
________________________________________________
     Он заявляет сразу всем известным богословам, а их тьма, тех, кто так скрупулёзно и кропотливо на протяжении веков исследовал книги Моисея: «Иду на вы». Я, Зигмунд Фрейд, еврей по рождению, заявляю: Моисей был египтянином, но именно он внушил еврейскому народу религию, которая и сейчас имеет тот облик, который дал ей этот титан, прошедший когда-то по земле иудейской. Реакцию ортодоксальных отцов церкви не трудно представить. Следует, пожалуй, сказать, что по части распутывания загадок истории, при почти полном отсутствии надёжных свидетельств, Фрейд оставил далеко позади знаменитых сыщиков.      
   Трагизм и трагикомизм создания этой книги состоит в том, что Фрейд делал этот труд тайно, почти анонимно, а третью часть вообще хотел оставить на хранение потомком, чтобы , когда ослабнет удушающая хватка католической церкви, уже после смерти автора опубликовать всю работу. Но фашистский путч в Германии и аншлюс с Австрией заставил Фрейда в возрасте почти 78 лет эмигрировать в Англию. Именно                там Зигмунд Фрейд в год смерти – в 1939 году, успел полностью опубликовать этот труд. (убрать чёрную линию)
               
               
                ПРЕДЫСТОРИЯ
   Начиная эту, неожиданно свалившуюся на меня работу, причём свалившуюся в силу непонятного очарования довольно сложным для понимания и непростым по восприятию текстом, я невольно вспомнил пастернаковского Гамлета: «Я люблю твой замысел упрямый // и играть согласен эту роль, // но сейчас идёт другая драма, // и на этот раз меня уволь». Драма ли? Скорее вселенская трагедия под названием «СТРАСТИ ПО МОИСЕЮ».  Да и уволить меня ужепоздно, затянуло…

                ИТАК, МЫ НАЧИНАЕМ
 Автор так обозначает основные координаты действия:
Место действия: Древний Египет и земля Ханаанская, ставшая исторической родиной еврейского народа.
Время действия: начиная от XIV в. до н.э. и до наших дней. Главные действующие лица: Фараон XVIII династии Аменхотеп IV, он же Эхнатон, правивший Египтом 17 лет, начиная с 1375 г. до н.э.; Моисей (Мозес) – вождь исхода евреев из Египта. Фрейд акцентирует: Мозе – чисто египетское имя.
Это сокращённая форма более полного имени, как например, Амон-мозе т. е. Амон-сын, или, аналогично Птах-сын. Также могло быть Тат-мозе (Тотмес) или Ра-мозе (Рамзес). Слово «мозес» с буквой «с» в конце слова появилось из греческого перевода. Фрейд не исключает, что египетское имя Моисея было одним из 
доказательств этнической принадлежности к народу  Египта. Амон-сын по смыслу означало: бог Амон даровал сына. Для древних времён, по Фрейду, соотнесение этноса и имени было практически неизбежно. Он ссылается также на книгу Д.Н. Брестеда «История Египта» (1906), в которой Брестед утверждает, что «Моисей хорошо знал всю мудрость египтян». Вот аргументация из книги Отто Ранка
«Миф о рождении героя»: «Почти все значительные культурные народы... в эпических произведениях и в легендах заведомо прославляли своих богатырей, легендарных царей и князей, основоположников религии, основателей династий, империй и городов, короче, своих национальных героев. Особенно они наделяли историю рождения и детства этих личностей фантастическими чертами, чьё поразительное сходство, более того, отчасти буквальное совпадение, в том числе у весьма удалённых и совершенно независимых друг от друга народов, давно известно и привлекало внимание многочисленных исследователей».

                МИФЫ И РЕАЛЬНОСТЬ
Фрейд предлагает, по методике Гальтона, сконструировать «усреднённую легенду», включающую в себя существенные черты всех этих историй. При этом получается следующая картина: Герой – ребёнок очень знатных родителей, чаще всего царский сын. Его рождению предшествуют препятствия, например, непорочность, либо, бесплодие, либо тайная – из-за внешних запретов или преград – связь родителей. Во время беременности или даже ранее имеет место благовещение (сон, прорицание), предупреждающее о его рождении, которое чаще всего сулит опасность отцу.
В результате новорождённый, в большинстве случаев по инициативе отца или заменяющего его лица, обречён быть умерщвлённым или подкинутым. Как правило, его в ящичке предоставляют воле вод. Потом его спасают животные или простые люди (пастухи), а вскармливает самка животного или простая женщина. Повзрослев, он весьма окольным путём вновь находит своих знатных родителей, с одной стороны мстит отцу, а с другой – обретает признание и достигает величия и славы. Не напоминает ли эта история сказку Пушкина о царе Салтане: там и оговор сватьи бабы Бабарихи, и гнев отца, и жестокий приговор, и море-окиян, и бочка, в которой: «растёт ребёнок там не по дням, а по часам»? Как тут не сказать, что, в отличие от людей, вечны только сюжеты и мелькающие имена. Тут вам по Ранку и Моисей, и Кир, и Ромул. Сюда же в сходных фрагментах можно включить Париса, Персея, Гильгамеша и, даже! самого Зевса. Фрейд так расшифровывает этот кодированный текст: спускание ящичка в воду – символическое изображение родов, ящичек – материнское лоно, вода – родильные воды.
Вот пример из рассказа о себе основателя Вавилона (около 2800 лет до н.э.) Саргона из Аккада: «Я – Саргон, могучий царь Аккада. Моя мать была жрицей, своего отца я не знал... В своём городе Ацупирани, расположенном на берегу Евфрата, мать жрица забеременела мной. В тайне родила она меня. Она положила меня в корзину из камыша, обмазала её каменной смолой и опустила меня в большую реку, не поглотившую меня. Река принесла меня к Аки. Аки, водонос, по доброте души своей извлёк меня из неё. Аки, водонос, как собственного сына воспитал он меня. Аки, водонос, своим садовником сделал он меня.
Во время моей службы садовником Иштар* полюбила меня, я стал царём и 45 лет царствую я».
В упомянутом выше прелестном отрывке бережно сохранена особенность стиля, что делает его особенно достоверным.  В этом один из секретов притяжения древних мифов, их обаяния, унаследованного многими фундаментальными богословскими книгами.
  Кодирование реальных физических событий и явлений природы в виде мифологизированных текстов с уходом в иррациональное, в мистику, вообще характерно для древних эпосов и (позднее) для фундаментальных «скрижалей» монотеизма.
      Достаточно внимательно почитать суры Корана, Евангелия Нового завета или, например, книги Ригведы и Авесты древнеиндийского эпоса. (Расшифровка, раскодирование их текстов позволила индийскому учёному Тилаку установить, что прародина арьев
была расположена за полярным кругом, примерно 70° северной широты, и отнести эти события к эпохе голоцена, т.е. максимального потепления климата примерно VIII–X тысяч  лет назад, когда за
______________________________________________


               

        *Инанна -  Иштар  -  XIV до н. э..
  Центральное женское божество аккадской мифологии: богиня плодородия и плотской любви, войны и распри, астральное божество (олицетворение планеты Венера). В источниках на шумерском языке соответствует Инанне. 
____________________________________________

полярным кругом шумели берёзовые и сосновые леса. И это были лучшие места для охоты и скотоводства).
В случае Моисея его собственная легенда, по мнению Фрейда, в некотором отношении отличается от «классического» образца, где первая семья знатная, царская, а вторая, взрастившая подкидыша – простая. В легенде о Моисее он – ребёнок иудейских левитов небольшого достатка, а принявшая его семья – семья фараона. Принцесса воспитывает его, как собственного сына. Если обычный герой в течение жизни поднимается над своим низким происхождением, то Моисей от семьи владык Египетской империи нисходит к находящимся в рабстве детям Израилевым. Оба сценария недоказуемы. Одни недостоверные сведения в 10 раз хуже любых других недостоверных сведений, так как убивают надежду. Но Фрейд с упорством бойца ищет выход из тупика. Он решает идти, по пути, как бы сейчас сказали, «фантастического реализма». А на самом деле он пытается решить задачу от противного и заявляет: «А что, если бы Моисей был египтянином?»
И это вдруг даёт ему простор и перспективу для анализа многих исторических событий, увязанных с личностью Моисея (а ещё говорят, что история не имеет сослагательных наклонений, оказывается – имеет, по крайней мере, в методике научного поиска).

   ЕСЛИ БЫ МОИСЕЙ БЫЛ ЕГИПТЯНИНОМ
                ...Он был египтянином, которого
                потребность народа сделала евреем.
                Зигмунд   Фрейд

С присущей ему осторожностью Зигмунд Фрейд считал, что правдоподобие не обязательно для истинного, а истина не всегда правдоподобна. Возражение автора
 самому себе: черты иудаизма известного со времён исхода – величественный неприступный монотеизм; есть только один бог, он един, всемогущ, недосягаем; непереносимо созерцание его; невозможно представить его облик, никогда не произносимо его имя.
   В противоположность этому, в египетской религии существовало едва обозримое множество божеств различного достоинства и происхождения, несколько персонификаций великих природных сил, таких, как небо и земля, солнце и луна, даже иногда абстракции, подобные Маат (богиня истины, справедливости, порядка). Местные божества, как правило, были звероподобными, будто ещё не прошли путь от старых тотемических животных: тело человека, а голова либо птицы, либо льва, либо крокодила. Особо отличительный признак – наличие у египтян тяги к загробной жизни, культу бога мёртвых Осирису, самому популярному богу египтян. Еврейская религия полностью отрицала загробную жизнь. Принять культ Осириса евреи естественно не могли.
    А если на трон посадить фараона-романтика?
Фрейд напоминает, что во времена славной XVIII династии, при которой Египет впервые стал мировой державой, около 1375 г. до н.э. (по уточнённым данным несколько ранее – в 1410 г. до н.э.) на трон вступил молодой фараон, которого по началу, как и его отца, звали Аменхотеп – Аменхотеп IV. Однако потом он сменил имя и не только его. Наверное, он был романтиком, если в ущерб делам государственным увлёкся новой религией, которую насильно навязал народу. Эта новая религия отличалась от традиционной, просуществовавшей тысячи лет. Новая религия, в отличие от традиционного многобожия, была, по сути, последовательным монотеизмом, это, вероятно, была первая попытка такого рода во всемирной истории. Вместе с верой в одного Бога, единственного бога, по мнению Фрейда, неизбежно рождалась религиозная нетерпимость, которая и до этого, и ещё долго после этого оставалась чуждой для древнего мира. Но правление Эхнатона (это его новое имя) продлилось всего 17 лет. Вскоре после его смерти новая религия, религия бога АТОНА, была искоренена, память о царе-еретике объявлена вне закона.
   Брестед назвал Эхнатона первой индивидуальной личностью в истории. Но всё новое должно иметь определённые предпосылки в прошлом. По описанию Брестеда, автора «Истории Египта» (1906) в жреческой школе храма Солнца( Гелиополь)  в честь Гора – одного из традиционных египетских богов, издавно жило стремление развивать представление об универсальном Боге и подчёркивать этическую сторону его существа. С другой стороны, после завоеваний великого Тутмоса III, Египет стал мировой державой, и казалось логичным, что абсолютному владыке на земле – фараону, должен соответствовать культ единого Бога, единого и для новых присоединённых территорий. Характерно, что с присоединением этих территорий стало заметно проникновение в Египет иностранных влияний. Это вообще характерно для любой империи. Достаточно вспомнить Римскую, Византийскую, Османскую империи, Британскую империю, не говоря уже о расцвете колониализма с метрополиями в Испании, Португалии и Франции, и, наконец, самую огромную – Российскую империю. Некоторые иностранные принцессы, в том числе жена Аменхотепа IV (Эхнатона) Нефертити – «женщина на все времена», стали  «иностранными» царицами Египта.
В двух гимнах АТОНУ, сохранившихся благодаря гробницам в скалах и, вероятно, сочинённых самим Эхнатоном, он восславляет солнце как творца и хранителя всего живого, с рвением, повторившимся вне Египта в псалмах в честь еврейского Бога Яхве лишь много столетий спустя. В одном из гимнов момент исключительности нового бога был высказан так: «О, ты, единственный Бог, рядом с которым нет никого». Называться Эхнатоном фараон стал примерно на пятый год правления, когда борьба между ним и жрецами, приверженцами традиционной религии Амона, достигла открытой враждебности. Эхнатон – угодный богу. Имя бога Амона было запрещено. Эхнатон покинул Фивы и ниже по течению Нила построил новую столицу Ахетатон (горизонт Атона). Теперь её развалины называются Телль-эль-Амарна. Преследование царём старой религии коснулось не только Амона. Повсюду в империи закрывались храмы, запрещалось богослужение, конфисковывалось храмовое имущество. Новая религия запрещала магию и колдовство, распространённые в старой религии. Эхнатон восстал также против культа Осириса. Противопоставление традиционной религии нельзя было продемонстрировать более наглядно и жестоко. Отнять у египтян загробное царство Осириса, последнюю надежду феллахов и рабов, а не только сильных мира сего – было святотатством. Этот романтик-фараон слишком рано заглянул в будущее.
    Конец Эхнатона скрыт во мраке. Его зять Тутанхатон вынужден был вернуться в Фивы и убрать из своего имени имя бога Атона, теперь он стал Тутанхамоном. Под этим именем, благодаря раскопкам гробницы, его знает официальная мировая история.
    Эхнатон, как истый романтик, жил в мире, им самим сотворённом, выпустив при этом бразды правления государством и не заботясь о безопасности империи. Начиналась эпоха анархии и ослабления центральной государственной власти. Египет вновь потерял завоевания в Нубии и Азии. Наступило междуцарствие, XVIII династия угасла...

            Часть  II. МОМЕНТ ИСТИНЫ

   И вот он, по Фрейду, момент истины: «Если Моисей был египтянином и если он передал евреям свою религию, то это была религия Эхнатона, религия бога АТОНА». Совпадения и различия двух религий очевидны. Обе – формы последовательного монотеизма. Фрейд также акцентирует внимание на отрицании обеими религиями царства мёртвых: «Совпадение еврейской религии с религией АТОНА в таком важном пункте – первый серьёзный аргумент в пользу нашего тезиса. Мы ещё убедимся, что он не единственный».
Но вот следующее утверждение Фрейда, доказывающее египетское происхождение религии Моисея: «...На вопрос, откуда к евреям пришёл обряд обрезания – есть только один ответ: из Египта». Фрейд ссылается также на «Отца истории» Геродота, который сообщал, что обычай обрезания был с давних пор в Египте тайным, а его наличие подтверждается состоянием мумий, более того, изображениями на стенах гробниц.
Подобный обряд в те времена не практиковал ни один из народов восточного Средиземноморья. О семитах, вавилонянах, шумерах можно с уверенностью сказать, что они были необрезанными.
Далее Фрейд вполне логично объясняет, что если бы Моисей был евреем, то с какой стати он стал бы навязывать себе и евреям, которых он вывел из Египта, обряд обрезания – древний обычай коренных жителей Египта. И с этим, по-видимому – не поспоришь. У Моисея-египтянина (по крайне мере внешне) всё выстраивается в ясную причинно-следственную связь. Следует категорический вывод Фрейда: «Если Моисей дал евреям не только новую религию, но и предписал обрезание, то он был не еврей, а египтянин, и тогда моисеева религия была, вероятно, египетской, и именно из-за своего антагонизма с народной религией – была религией АТОНА, с которой более поздняя иудаистская религия также совпадает в некоторых примечательных пунктах».
Но, если следовать этой логике Фрейда, Моисей должен быть современником Эхнатона и человеком, в какой-то мере близким к нему, чтобы так страстно уверовать в религию АТОНА, стать единомышленником фараона в таком революционном сдвиге сознания, в прорыве к монотеизму. Но разница между главным идеологом – Эхнатоном и его последователем Моисеем была значительна. Вот как Фрейд обосновывает ещё один важный момент, который и станет причиной исполинского возвышения Моисея в сознании его последователей от древнего Египта до нашего времени:
«Мечтательный Эхнатон был далёк от своего народа и развалил свою мировую империю. Энергичной натуре Моисея соответствовал план основания нового царства, обретения нового народа, которому он мог бы даровать почитание отвергнутой Египтом религии. Как оказалось, это была героическая попытка поспорить с судьбой, дважды вознаградить себя за утраты, принесённые ему крахом Эхнатона».
Фрейд не исключает высокий государственный статус Моисея ещё при жизни Эхнатона, возможно, этот государственный статус помог Моисею реализовать свой фантастический замысел.
Как замечает Фрейд, историк Иудеи Иосиф Флавий видимо располагал некими сведениями о Моисее, которые несколько отличались от библейского текста. Например, он пишет, что Моисей в качестве полководца провёл победоносный поход в Эфиопию.
Продолжая это размышление, Фрейд предполагает, в пику библейской версии, что в период ослабления государственной власти исход, благодаря высокому статусу Моисея и его опыту военачальника, мог произойти мирно и без преследования: «Как следствие нашей умозрительной конструкции исход из Египта пришёлся бы на время между 1380 и 1350 гг. до н.э., т. е. после смерти Эхнатона и перед установлением государственной власти Харемхаба». Целью странствия могла быть только земля Ханаан: «Туда, после краха египетского владычества, устремились толпы арамейцев, захватчиков и грабителей, и это определило место, где деловой народ мог добыть себе землю».
Ещё один аргумент в пользу Моисея-египтянина Фрейд находит, как ни странно, в самом Ветхом Завете (см. Исх., IV, 10): Моисей «тяжело говорил», т. е. обладал задержками и ошибками в речи, и в общении со своими «новоегиптянами» пользовался услугами старшего брата Аарона, как переводчика. Фрейд усматривает в этом плохое знание Моисеем еврейского языка, по крайней мере, на какой-то период после исхода, что лишний раз подчёркивает: он – египтянин.
   
      МОМЕНТ ИСТИНЫ ПОД ВОПРОСОМ.
   В 1906 г. появился труд Эд. Мейера, который в важнейших пунктах присоединяется к библейскому повествованию. Это смущает Фрейда гораздо более, чем канонический текст библии с его десятью казнями египетскими и другими драматическими эпизодами. Но Мейер – учёный, и пройти мимо его трактовок для Фрейда, даже в чисто этическом плане, невозможно. Мейер и некоторые другие исследователи соглашаются с тем, что еврейские племена, из которых позднее сложился народ Израиля, в определённый момент приняли новую религию. Но это событие произошло не в Египте и не у подножия горы на Синайском полуострове, а в местности, называемой Меребат-Кадеш, в оазисе, богатом источниками и колодцами, на юге Палестины, в полосе между восточным окончанием Синайского полуострова и западным краем Аравии. «Поклонение богу Яхве они, по-видимому, переняли там от арабского племени живущих по соседству мадианитян». Предположительно, что и другие соседние племена были приверженцами этого бога. Несомненно бог Яхве был богом вулканов. Египет же свободен от вулканов... Напротив, вулканы, которые были, видимо, действующими в глубокой древности, расположены вдоль западной границы Аравии. Скорее всего одной из этих гор и был Синай-Хореб, представлявшийся жилищем Яхве. Несмотря на все переработки, которым подверглось библейское повествование, удаётся реконструировать, согласно Эд. Мейеру, первоначальное описание характера бога: это жуткий, кровожадный демон, который ходит ночами и избегает дня.
В этом вероисповедании посредника между богом и народом также зовут Моисей. Он – зять мадианитянского жреца Иофара, чьи стада он пас, когда услышал божий зов. Египтянин Моисей Мейеру не нужен: «он не историческая личность», но не устаёт подчёркивать связь Моисея с Кадешем и Мадианом. «Моисей в Мадиане уже не египтянин и внук фараона, а пастух, которому открывается Яхве». Мейер не отрицает факта исхода, он считает, что некое историческое зерно там имеется, но не более.
    С горечью Фрейд констатирует: «Если мы хоть в малейшей степени доверяем изысканиям... историков, то мы обязаны признать, что нить, которую мы связали из предположения: Моисей был египтянином – теперь вторично оборвалась...».

                ТРАГЕДИЯ В ПУСТЫНЕ
    В 1922 году Эд. Зеллин сделал открытие, оказавшее решающее влияние на проблему, которую Фрейд с таким упорством, более похожим на подвижничество, продолжал исследовать. Эд. Зеллин обнаружил у пророка Иова (вторая половина VIII в. до н.э.) неоспоримые указания на предание, согласно которому вероучитель Моисей погиб насильственной смертью во время восстания своего строптивого и непослушного народа. Одновременно была отринута введенная им религия. Согласно Зеллину, это предание не ограничивается Иовом, оно повторяется у большинства позднейших пророков, более того, оно стало основой всех последующих мессианских ожиданий. В конце вавилонского изгнания в еврейском народе укрепилась надежда: так постыдно умерщвлённый ими Моисей восстанет из мёртвых и поведёт свой раскаявшийся народ и, быть может, не только его, в царство вечного блаженства.
И вот тут Фрейд увидел возможность, оставаясь на прежней позиции и имея отправной точкой исход под водительством Моисея-египтянина, продолжить историю еврейского народа, следуя тонкой нити, связанной из редких достоверных фактов, догадок и слабо, по его собственному признанию, обоснованных гипотез. Случай в историческом исследовании уникальный. Очевидно, продолжает Фрейд, «с Моисеем покинуло Египет большое количество людей. Небольшая масса людей не стоила усилий мужа честолюбивого, нацеленного на великое.    
   Возвратившееся из Египта племя, позднее, на территории между Египтом и Ханааном объединилось с другими родственными племенами, издавна осевшими на этих землях.
               
                ВЕЛИКИЙ КОМПРОМИСС
   Манифестацией такого объединения, из которого произошёл народ израильский, стало принятие новой, общей всем племенам, религии, религии Яхве, каковое событие и произошло по Эд. Мейеру под мадианитянским влиянием в Кадеше. И только после этого народ, почувствовавший себя достаточно сильным, начал вторжение в землю Ханаан. Не прояснённым остаётся следующий момент. По Фрейду, катастрофа с Моисеем и его религией произошедшая в Восточном Иордане, должна была свершиться задолго до объединения. Позже еврейский народ, составленный из различных элементов, распался на две части: Север – Израиль; Юг – Иудея.
  Фрейд предполагал, что значительная часть людей, вышедших из Египта, избежала участи, постигнувшей их вождя и его вероисповедания. В следующих поколениях они умножились, слились с народом, среди которого жили, но остались верны своему господину, сберегли память о нём и позаботились о традициях его учения. Ко времени их объединения с верующими в Яхве они образовали влиятельное,  и в культурном отношении, превосходящее остальных меньшинство. Происшедшее в Кадеше было компромиссом, в котором участвовали и моисеевы племена.
    Здесь опять нужно сослаться на свидетельство обрезания – явный египетский след. Из-за неразрывной связи с Египтом его принятие в Кадеше могло быть только уступкой людям Моисея. Они, в свою очередь, тоже пошли на уступки, например, в запрете на произнесение вслух имени бога, и отказе от его изображений, в отличие от египетского культа АТОНА.
    В объединённой религии исчезло символическое изображение солнца, характерное для монотеизма Эхнатона. Критическое исследование библии предполагает два первоисточника шестикнижия. Они обозначаются как J и E, потому что одно использует имя Яхве (Jahve), а другое имя Элохим (Elochim). Но, как сказал один из историков древних религий: «Разные имена – явный признак существования различных богов». То, что Моисей был перемещён в Кадеш или на Синай-Хореб и возведён в ранг мадианитянского жреца, по мнению Фрейда, выглядит, как извинение перед памятью великого египтянина.
______________________________________________
Расширенная справка: Шестикнижие – это пять книг самого Моисея и одна книга Иисуса Навина (см. Британскую энциклопедию, т. XI, 1910 г. Статья «Bibel»). Древнейшим источником считается J, Jahvist (Яхвист) автором которого в новейшее время считают жреца Эбджатора, современника царя Давида (см. Авербах. Wuste und gelobtes Land?, 1932 г.). Несколько позднее, точнее неизвестно, присоединяется так называемый Элохист, принадлежащий Северному царству (Израиль). Впервые Яхвист и Элохист стали различаться с 1753 г. Астрюком. После гибели Северного царства в 722 г. до н.э. некий иудаистский жрец соединил части J и E друг с другом и прибавил некоторые тексты. Его компиляция обозначается как JE. В седьмом веке присоединяется Девтерономиум («Второзаконие»), пятая книга, будто бы найденная во время ремонта в Иерусалимском храме в полном виде в 621 г. до н.э. После разрушения храма (586 г до н.э.) во время изгнания и вслед за возвращением была произведена переработка, названная «Жреческий кодекс»; в пятом веке до н. э. произведение обрело окончательную редакцию и с тех пор существенно не изменилось. Исторически достоверно (по Фрейду), что окончательное закрепление еврейского образца было результатом реформы Ездры и Неемии. Каждый из них написал по одной книге Ветхого завета. Первый был священником, второй – чиновником, занимавшим высокий пост при дворе персидского царя Артаксеркса I (465-424 гг. до н. э.).
    Фрейд, со свойственной ему проницательностью, замечает, что в более поздних вставках в текст библии просматривается намерение избегать упоминания о Кадеше. Местом основания религии стала окончательно священная гора Синай-Хореб. И далее, говоря о периоде так называемого Жреческого кодекса, он считает, что все поздние искажения стали служить цели отнесения заветов Кадешского периода к более ранним векам с целью закрепления моисеева законодательства с претензией на святость и обязательность. Это было необходимо для достижения единственной цели – доведения религии Яхве до идентичности с первоначальной религией Моисея. «Во многих случаях искажения текста мы можем рассчитывать на обнаружение утаённого и отвергнутого и все же где-то скрытого, хотя и изменённого, вырванного из контекста смысла. Признаемся, не всегда это легко удаётся... К построениям религиозной мифологии неправомерно предъявлять требования обращать большое внимание на логическую связь...».



 


Возвращаясь к насильственной смерти Моисея, Фрейд акцентирует внимание на том факте, что подобный конец весьма характерен для просвещённых деспотов. Причём Эхнатона также постигла смерть, но не в смысле физического насилия, а как отторжение его религии народом Египта. Но феномен состоит в том, что если Египет уже никогда не вернулся к монотеизму Эхнатона, то еврейский народ пронёс единобожие Моисея сквозь тысячелетия (включая 800-летний латентный период) и в этом Фрейд видит самую завораживающую загадку истории религии и народа:   
   «Египтянин Моисей даровал части народа иное (в отличие от примитивного, кровавого Яхве XIV в. до н. э.) представление о высоко одухотворённом Боге, идею единого, охватывающего весь мир, божества, столь же вселюбящего как и могущественного, который, не принимая никакие церемониалы и волшебство, утверждал высшей целью людей жизнь по истине и справедливости...
   От него (Моисея) осталась традиция, и её влияние расширялось, впрочем, лишь постепенно, в течение столетий, что и обещал сам Моисей. Бог Яхве приобрёл слишком незаслуженное почитание, когда в Кадеше на его счёт записали освободительное деяние Моисея. Однако он должен был тяжело поплатиться за эту узурпацию. Тень бога (АТОНА), чьё место он занял, стала сильнее, чем он, в конце процесса проступило существо забытого моисеева Бога. Никто не сомневается в том, что только мысль об этом другом Боге позволила народу Израиля претерпеть все удары судьбы и обеспечила его существование до наших дней».
Мне кажется, что в этой последней фразе Фрейд сильно увлёкся: поэт взял верх над исследователем. Впрочем, ненадолго. «...Главной функцией жрецов стало оформление и соблюдение ритуала и, кроме того, сохранение священных надписей и их переработка во имя собственных целей». Это уже слова беспристрастного исследователя.
Очень важная мысль: «Не Бог избирает себе народ, а народ избирает своего Бога». Когда-то Иван Алексеевич Бунин писал:

                ...Не Бог, не Бог нас создал, это мы
                Богов творили рабским сердцем...

   Лично я придерживаюсь «теории восхождения», которая требует более расширенной трактовки боготворчества. Не только «рабское сердце», но могучий инстинкт самосохранения продиктовал древнему человеку самые простые представления о нравственности в самом её зародышевом, примитивном толковании. Поиск мистических носителей (символов) этого феномена сознания древнего человека и породил многочисленные культы «тотемов» и «табу», лежащих в основе политеизма.
А далее был путь длинной в  тысячи лет до того, как жрецы новейшей истории иудаизма творили бога Моисея - Яхве не столько рабскими, сколько искушёнными сердцами и с фанатизмом, который только и может оправдать многочисленные натяжки и фальсификации. Далее Фрейд пишет: «В случае с Моисеем мы имеем уникальное событие, когда человек снисходит к избранному им народу. В этом, пожалуй, и есть след подлинного историзма. А обожествление Моисея произошло значительно позже».
   По схеме, предлагаемой Фрейдом с ссылкой на Зеллина, вождь-богослов, упрямый и деспотичный Моисей, в конце концов, убитый евреями, которых он вывел из Египта, становится спустя почти семь веков Богом, которого они избирают сами (возвращаются к нему через мучительно долгое бессознательное прошлое). Вот тогда, идентифицированный в Яхве-Моисее, он навечно становится опоэтизированным, но ортодоксальным учителем евреев. Единственно возможное объяснение этого феномена Фрейд предположительно видит в коллективном бессознательном первородного греха – отцеубийства, восходящего к миру древнего человека (см. ниже «Тотемическую трапезу»).
               
          Часть III. ИЗ ИСТОРИИ РЕЛИГИЙ
   Анализируя историю религий в высокоразвитых странах того времени, Фрейд приходит к выводу, что возможны два пути развития политеизма:
   Первый путь – путь Эхнатона, многобожие сменяется монотеизмом, как символом всемогущества египетской империи и отражением мощи фараона, как единого символа власти (безотносительно к тому, что сам     Эхнатон своей бездеятельностью и экзальтированным романтизмом культа АТОНА способствовал краху своей империи и угасанию XVIII династии – Э.В.).
   Второй путь – это греческий путь, т. е. размывание политеизма и зарождение натурфилософии. Греция никогда не была империей, претендующей на мировое господство. Идеи демократии и независимость городов-государств – вот вершина геополитического развития древней Греции. Это и привело в конечном счёте к покорению её Римской империей, так много перенявшей от греков классического периода (IV–V в. до н. э.)
   Фрейд видит парадокс истории в том, что монотеизм стал религией маленького еврейского народа, который в геополитическом смысле был не властелином, а рабом многочисленных завоевателей и всё кончилось уже исходом не из Египта, а из земли Ханаанской, и рассеянием маленького народа по странам и континентам. И только иудаизм – духовное завещание Моисея, как каменная стена, защищал и сохранял этническую и религиозную самоидентификацию еврейского народа, в то время как многие государства-завоеватели сами давно исчезли с лица земли. И более того, из могучего ствола иудаизма выросли две монотеистические религии – Христианство и Ислам, которые уже в нашу эпоху делят влияние на религиозное сознание народов земли ещё с одной восточной религией – Буддизмом, происхождения которого мы здесь касаться не будем.
   Фрейд в самом начале третьей части книги заявляет: «Итак мы обрели уверенность, что идея единого бога, как и отвержение действующего на основе магии церемониала и акцент на этические требования от его имени, фактически выдвигались заветами Моисея, первоначально не нашедшими отклика. Но после окончания долгого безвременья достигшие успеха и, в конце концов, надолго одержавшие верх. Как объяснить такое запоздалое воздействие и где встречаются подобные феномены?» И тут Фрейд приводит пример с историей долгого непризнания теории Дарвина об эволюции и возникновении огромного числа видов животного и растительного мира. Но вспомним, что на возврат к заветам Моисея, пусть и в образе «прирученного» свирепого бога Яхве, потребовалось около 800 лет. В то время как история дарвинизма, к моменту его всеобщего признания, заняла не более полувека, или близко к этому. Мне бы более убедительным показался пример с гомеометриями Анаксагора (V в. до н.э.), которые в ХХ веке трансформировались в атомную теорию, принцип неопределённости и квантовую механику. Но не забудем, что эти теории получили бурное развитие в 20-50-х гг. ХХ века, в то время как Фрейд довольствовался, в основном, достижениями естествознания конца XIX – начала ХХ века.

                ПСИХОАНАЛИТИК
   Третью, заключительную часть книги о Моисее Фрейд вместе с первыми двумя частями, он, бежавший от нацизма из Австрии в Англию в 1938 г., наконец-то публикует. И вот вам откровение человека, более четверти века собственной жизни посвятившего разгадке Моисея:
«...МНЕ НЕДОСТАЁТ СОЗНАНИЯ ЕДИНСТВА И СОПРИЧАСТНОСТИ ДОЛЖНОЙ СУЩЕСТВОВАТЬ МЕЖДУ АВТОРОМ И ЕГО ПРОИЗВЕДЕНИЕМ. НЕ СКАЖУ, ЧТО МНЕ ВСЕГДА НЕ ДОСТАЁТ УБЕЖДЁННОСТИ В ПРАВИЛЬНОСТИ РЕЗУЛЬТАТА. ПОСЛЕДНЮЮ Я ПРИОБРЁЛ ЕЩЁ ЧЕТВЕРТЬ ВЕКА НАЗАД, КОГДА В 1912 г. НАПИСАЛ КНИГУ «ТОТЕМ И ТАБУ», И С ТЕХ ПОР ОНА СТАЛА ТОЛЬКО ПРОЧНЕЕ. С ТОГО ВРЕМЕНИ Я УЖЕ НЕ СОМНЕВАЛСЯ, ЧТО РЕЛИГИОЗНЫЕ ФЕНОМЕНЫ СЛЕДУЕТ ПОНИМАТЬ ТОЛЬКО ПО ОБРАЗЦУ ИЗВЕСТНЫХ НАМ НЕВРОТИЧЕСКИХ СИМПТОМОВ ИНДИВИДА, КАК  ВОЗВРАТ ДАВНО ЗАБЫТЫХ ВАЖНЫХ ПРОЦЕССОВ В ПРЕДЫСТОРИИ ЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ СЕМЬИ, ЧТО ЭТОМУ ОНИ ОБЯЗАНЫ НАВЯЗЧИВЫМ ХАРАКТЕРОМ, СТАЛО БЫТЬ, В СИЛУ СВОЕЙ ПРИНАДЛЕЖНОСТИ К  ИСТОРИЧЕСКОЙ ИСТИНЕ, ВОЗДЕЙСТВУЮТ НА ЛЮДЕЙ .» (Выделено мной – Э. В).  И далее он пишет «Моя неуверенность проявляется лишь тогда, когда я спрашиваю себя, удалось ли мне доказать эти положения на избранном здесь примере иудаистского монотеизма. Моей критической способности эта, отправляющаяся от человека по имени Моисей, работа кажется танцовщицей, балансирующей на цыпочках. Если бы я не мог опереться на аналитическое толкование мифа о подкидыше, а отсюда перейти к предположению Зеллина о конце Моисея, целое, должно быть, осталось бы  недописанным. Всё же теперь я решаюсь на это».
______________________________________________
Справка. Термины и понятия психоанализа по Фрейду.
«Оно», «Я», «Сверх-Я» в психоанализе – основные части психики, между которыми происходит сложное взаимодействие и происходят конфликты. «Оно» – наиболее архаичная, безличная «область» психики, образованная совокупностью влечений, стремящихся к немедленному удовлетворению. Лишено контактов с реальностью, поэтому не знает ограничений с её стороны и подчиняется принципу удовольствия. «Я», или сознание – часть психики, в процессе развития отделившаяся от «Оно» для установления связей с внешним миром и другими элементами психики, а также для посредничества в отношениях реальности с «Оно» и «Сверх-Я». «Я» руководствуется принципом реальности и значительную часть энергии расходует на сознательное сдерживание бессознательных влечений с помощью различных механизмов защиты. Наряду с сознательными функциями (восприятие, память, мышление, целеполагание, обучение) выполняет и бессознательные функции (защита от «Оно» и «Сверх-Я». «Сверх-Я» формируется в ходе интроекции предписаний родителей, воспитателей, социального окружения. С одной стороны, «Сверх-Я» содействует «Я» в овладении бессознательным, с другой – оказывает на него давление, вызывая в «Я» страх, чувство вины. Хотя «Сверх-Я» действует бессознательно, оно имеет и сознательные аналоги (совесть, идеал «Я»). Функционирует отчасти сознательно, отчасти бессознательно: а) создаёт систему ценностей человека, интегрируя их в идеал «Я»; б) создаёт установки людей и обеспечивает соответствующее поведение; в) посредством самокритики и запретов препятствует несогласованным с ним установкам и способам поведения.
Невроз – психическое отклонение от нормы, связанное с мучительными переживаниями, но не всегда признаваемое болезнью. Принципиальная теория невроза создана З. Фрейдом. Для него невроз – результат неполного вытеснения устремлений «Оно» со стороны «Я». Несмотря на вытеснение, часть влечений стремиться прорваться в сознание и в поступки. Для повторной защиты от них развиваются невротические симптомы, представляющие с одной стороны, собой замещающее удовлетворение этих импульсов, а с другой – попытку их окончательного уничтожения.
Фиксация – неуклонная ориентация в своих переживаниях и действиях на некоторую установку (сексуальная фиксация на определённом сексуальном объекте, фиксация на травме, детском травмирующем впечатлении).
Интроекция – включение индивидом в свой внутренний мир воспринимаемых им взглядов, мотивов и установок других людей; основа идентификации личности. (Пример: интроекция Веры, в виде религиозной, культурной, естественно-научной или сугубо бытовой парадигмы. Э.В.)
Защитные реакции: вытеснение, регрессия, конверсия, проекция, рационализация, символизация, сублимация.
Фобия – навязчивый страх перед определёнными внешними объектами или ситуациями, не представляющими реальной опасности.. Это – результат первоначальной боязни прорыва некоторого влечения.
Психоз – психическое нарушение, связанное с серьёзной деформацией восприятия внешнего мира и проявляющийся в бреде, в помрачённом сознании, в расстройствах памяти и т. п. Возможны и разного рода массовые психозы (психоз паники, массовые галлюцинации и т. п.).
Инцест – кровосмесительные сексуальные отношения.
Экзогамия – в первобытном обществе обычай, запрещающий браки внутри определённой социальной группы.
Амбивалентность – двойственность чувственного переживания, когда один и тот же объект вызывает и чувство любви, и чувство ненависти.
Сублимация – психический процесс преобразования и переключения энергии аффективных влечений на цели социальной деятельности и культурного творчества.        Фрейд рассматривал сублимацию как один из видов трансформации влечений (либидо), противоположный вытеснению.
Вытеснение – защитный механизм психики, состоящий в изгнании из сознания неприемлемых для него переживаний – влечений и импульсов, и их производных, эмоций, воспоминаний и пр.
Регрессия – понижения уровня восприятия, «загрубление» реакций на внешние воздействия.
            НЕВРОЗ И ЛАТЕНЦИЯ
Фрейд в поисках ответа на загадку латентного периода приводит в качестве варианта так называемый травматический невроз, который может развиться у человека, после того как он попал в аварию. Он приводит пример человека попавшего в железнодорожную катастрофу, уцелевшего, но у которого вследствие потрясения в течение нескольких недель развивается ряд психических и двигательных симптомов. Время между катастрофой и первым проявлением симптомов называют «инкубационным периодом». И по отношению к латентному периоду в развитии иудаизма Фрейд склонен считать, «что разгадку наших проблем нужно искать в особой психологической ситуации».
    Фрейд делает очень тонкое замечание в том смысле, что заведомо искажённые факты в официальных документах (в данном случае – в летописях) никогда не проходят бесследно. Сведения о них живут в преданиях, хранимых народом. (Не могу удержаться от весьма ядовитого замечания: будь у древних иудеев телевидение, никакие предания не вернули бы истинную религию Моисея. Какие там предания при таком уровне информатизации общества. Предания, говоришь? Теперь забудь на сто веков. Что СМИ наврут, то, несомненно, и попадёт – уже в нашу историю – Э.В.).
   Впрочем, как вспоминает Фрейд: «Даже Александр Великий жаловался на то, что не обрёл своего Гомера». Далее Фрейд пишет: «То, что давно забытое предание сумело оказать столь мощное воздействие на психическую жизнь народа, это незнакомое нам представление. Тут мы оказываемся в области массовой психологии, в которой чувствуем себя неуютно». Единственная, по его мнению, аналогия существует в, казалось бы, весьма отдалённой от истории области, а именно в психопатологии при формировании человеческих неврозов (см. справку о терминах и понятиях психоанализа), т.е. в области, относящейся к индивидуальной психологии, тогда как религиозные феномены, естественно, следует относить к массовой психологии.
В начале третьей части он пишет: «Симптомы невроза в узком смысле являются компромиссными образованиями, в которых двояко соединяются исходящие из травм стремления, в результате в них сильнее проявляется часть то одной, то другой направленности. Из этой противоположности реакций складываются конфликты, с которыми нельзя покончить каким-то одним способом. Все эти феномены, как симптомы, так и ограничения «Я» (см. выше в справке) и стабильные изменения характера, обладают свойством навязчивости, т.е. при значительной психической интенсивности они обнаруживают далеко идущую независимость от организации других психических процессов, приспособленных к требованиям реального мира и повинующихся законам логического мышления... тем самым складывается господство внутренней психической деятельности над реальностью внешнего мира, открывая путь к психозу». И далее: «Феномен латенции; невроз между первыми реакциями на травму и более поздним проявлением болезни должен быть признан типичным... Ранняя травма – защита – латенция – вспышка невротической болезни – частичное возвращение вытесненного: так выглядела схема развития невроза, установленная нами». Всё это Фрейд относит к психическому заболеванию индивида. Но и в жизни рода человеческого Фрейд допускает подобные коллективные процессы.
Он с уверенностью заявляет: «Полагаю, мы в состоянии расшифровать эти процессы и можем показать, что их симптомоподобными результатами являются религиозные явления (все выделения сделан мной Э.В). С появлением эволюционной идеи (и развитием антропологии применительно к пралюдям – Э.В.) «уже нельзя сомневаться, что человеческий род имеет предысторию, а если последняя неизвестна, т.е. забыта, то такой вывод имеет значение постулата».
             
            ТОТЕМИЧЕСКАЯ ТРАПЕЗА
   Далее Фрейд для аргументации этого вывода цитирует собственную книгу «Тотем и табу», написанную в 1912 г. под влиянием идей Дарвина и Аткинсона и приводит в этой книге описание отношений в семье первобытного человека так, как её реконструировал Аткинсон: В первобытные времена человек жил в небольших ордах, под властью сильного самца... Время не удаётся определить, привязка к известным нам геологическим эпохам не установлена, упомянутые существа, вероятно, ещё незначительно продвинулись в развитии речи.;; Важной частью построения является предположение, что указанная судьба касалась всех первобытных людей, т.е. всех наших предков. История излагается чрезвычайно сжато, словно единовременно произошло всё то, что на самом деле растянулось на тысячелетия (и до начала исторической эпохи – Э.В.) и в этот период повторялась бесчисленное количество раз. Могучий самец был господином и отцом целой орды, неограниченным в своей власти, которой с жестокостью пользовался. Все особи женского пола – жёны и дочери орды были его собственностью, как, видимо, и женщины, похищенные из других орд. Тяжкой была судьба сыновей, если они вызывали ревность отца: их убивали, кастрировали или изгоняли...
    По естественным основаниям в исключительном положении оказывались младшие сыновья: под защитой материнской любви они пользовались старостью отца, а после его кончины могли заменить его. Считается, что отзвуки изгнания старших и выдвижения младших сыновей обнаруживаются в легендах и сказаниях (например, в русских сказках младший брат всегда Иван-дурак, но именно он совершал подвиги и возвышался над старшими братьями.-  Э.В.). Следующий решающий шаг к изменению этого первого вида «социальной» организации возможно состоял в том, что изгнанные и живущие отдельной общиной младшие братья объединились, победили отца и по обычаям этих первобытных времён съели его, чтобы перенять его силу (идентифицировать себя с отцом, которого они ненавидели и боялись, но и почитали, как образец мужской силы и вождя племени, достойного подражания и мистического, тотемного, поклонения).
  Фрейд по этому поводу замечает: «Существенно, однако, что этим пралюдям мы приписываем те же эмоциональные установки, которые с помощью психоаналитического исследования мы можем констатировать у современных примитивных народов и у наших детей». И далее: «Можно предположить, что после отцеубийства братья долго боролись друг с другом за отцовское наследство, добиться которого каждый хотел для себя одного. Понимание опасности и безуспешности этой борьбы, память о совместном освободительном поступке и эмоциональные связи друг с другом, возникшие в период изгнания, в конце концов, привели к примирению между ними, к разновидности общественного договора. Возникла первая форма социальной организации с отказом от влечений с признанием взаимных обязательств... иными словами с началом морали и права». (выделено мной, Э.В.)
И далее: «В идеале каждый индивид отказался от присвоения себе отцовского положения, от обладания матерью и сёстрами. Тем было установлено табу на инцест и требование экзогамии (см. выше в справке). В отношении с животным-тотемом полностью сохранилась первоначальная раздвоенность (амбивалентность, см. выше) эмоциональной связи с отцом. С одной стороны тотем считался физическим предком и ангелом-хранителем клана, его нужно было почитать и охранять, с другой – устанавливался праздник, когда ему была уготована судьба, постигшая праотца. Все участники праздника убивали и съедали тело (тотемическая трапеза по Робертсону Смиту). Это великое празднество в действительности было триумфом победы объединившихся сыновей над отцом»!! Фрейд утверждает, что «тотемизм с его почитанием заместителя отца, с амбивалентностью, засвидетельствованной тотемической трапезой, с установлением празднеств и запретов, нарушение которых каралось смертью, и есть первая форма проявления религии (выделено мной Э. В.) в человеческой истории, а её начало подтверждает явная связь с социальными формами и моральными обязательствами». Следующий шаг – антропоморфизм, очеловечивание почитаемых тотемных животных. Фрейд ещё раз подчёркивает, что «психоаналитическое исследование психической жизни детей на удивление изобилует материалом для заполнения пробелов в нашем знании первобытных племён. В качестве вклада в понимание очень важных отношений с отцом я сошлюсь только на зверофобию, на кажущийся странным страх быть съеденным отцом и на невероятную силу страха кастрации. В нашей конструкции нет ничего, что оказалось бы простой выдумкой, что нельзя было бы обосновать... в религиозных учениях и ритуалах признают элементы двоякого рода: с одной стороны фиксация на истории древней семьи и пережитках последней, с другой – воссоздание прошлого, повторное – после большого перерыва – возвращение забытого.
 Особенно важно подчеркнуть, что каждая, вернувшаяся из забвения часть, наполнена особой силой, оказывает наибольшее влияние на человеческие массы и обнаруживает непреодолимые претензии на истину, против которых бессильны какие-либо логические рассуждения на манер credo quia absurdum, в переводе «верю, потому что абсурдно». Такую примечательную особенность следует понимать только по аналогии с психопатическим бредом... в бредовой идее всегда скрыта частичка забытой истины, которая при возвращении должна была искажаться и неправильно пониматься; и что навязчивая убеждённость, создаваемая бредом, исходит из этого зерна истины и распространяется на окутывающие его заблуждения. Одним из проявлений так называемой «исторической истины» мы обязаны признать и догматы религий, которые сами по себе обладают характером психопатического симптома, но в качестве массового явления избежали дробления. Ни одна другая часть истории не стала... столь ясной, как установление монотеизма в иудаизме и его продолжения в христианстве. Это религия праотца, с которой связана надежда на воздаяние, на особое положение...»

Часть IV. ПСИХОАНАЛИЗ ПО ПАРАМОНОВУ
 
В статье «Мальчишка – океан: Пушкин» Борис Парамонов, следуя логике Фрейда в его анализе первородного греха, исследует творчество Пушкина применительно к его отношению с самодержцем России царём Николаем I. «Для Пушкина фигура царя была мифологической – отцовской фигурой, если перевести разговор в план психологической символики; а таковая и есть главный, если не единственный, источник всякого мифотворчества. Царь, как символ отца – это и есть главное мифологическое наполнение соответствующего психологического сюжета. А в психологии бессознательного (по Фрейду), любой сын – это Эдип, а любой отец – Лай, царь Фив. Столкновения Пушкина с царями... всем известное фрондёрство Пушкина, знаменитое его вольнолюбие, продиктовавшее десятки крамольных стихов,  в психологическом плане раскрываются, как неизжитый Эдипов комплекс, вражда с отцом, субститом которого выступал символ отца, отцовская фигура – царь».* Отсюда амбивалентность поэта в творческом плане. Если в «Золотом петушке» («петушок» в русском просторечии того времени - ребёнок) петушок убивает царя Додона (попробуйте догадаться, что это закодированное имя Николая I), то в «Капитанской дочке» происходит, по Цветаевой, очарование Гринёва (читай – Пушкина) Пугачёвым. «Произошла модификация отцовской фигуры, образ отца перестал вызывать вражду у Пушкина». Эта инверсия – следствие вольнолюбия и самозванства Пугачёва, столь любезных поэту так же, как и самозванство Гришки Отрепьева, который Пушкину ещё более дорог. Если, как утверждает Парамонов, в «Медном всаднике» главный герой Евгений капитулирует перед отцом-царём, то в «Борисе Годунове» в час триумфа Отрепьева – его восхождения на Русский трон, Пушкин-Эдип видит победу сына над отцом. И сенсацией звучит заключение Парамонова об истинной причине трагического исхода – клевета с намёком на близость Натальи Николаевны с царём. А клевета, по К.Г. Юнгу, – это бессознательная догадка о бессознательном оклеветанного.
«В бессознательном Пушкина, – утверждает Парамонов, – в неизжитом его Эдиповом конфликте, царь - отцовская фигура, всегда был сексуальным соперником. Вот что убило Пушкина, а не Дантес... Дантес для Пушкина был подставной фигурой. Метил то он в царя. То есть это не царь Пушкина убил, а Пушкин хотел убить царя. И ощущая в своём бессознательном это тёмное движение, Пушкин себя и наказал – подставился
под пулю. В этой дуэли не было случайностей и
_____________________________________________
*- субстит – олицетворение символа.

 «счастья». Пушкин был обречён, потому что искал гибели». Не знаю, можно ли согласиться со столь фаталистическим заключением об истинной причине трагедии. Из XXI века всё смотрится через холодную и прозрачную призму времени. Но, думаю, Зигмунд Фрейд поставил бы Парамонову не самую низкую оценку по психоанализу. За что мы и признательны Борису Парамонову, так как в контексте книги великого психоаналитика «Человек по имени Моисей...» религиозность есть невроз, как следствие вытеснения в бессознательное первородного греха – отцеубийства. И Парамонов заканчивает статью восклицанием: «Галилеянин снова побеждает Кесаря». В переводе на внятный для непосвящённых язык - личная трагедия Пушкина, ставшая трагедией мира, по крайней мере, нашего российского мира, возвышает его, по Парамонову, до креста на Голгофе (при всей его не религиозности, в отличие от Иисуса ) –  распятого
его предтечи.
   Но есть и другие мнения экспертов по поводу этого трагического исхода: даже если то, о чём пишет Борис Парамонов, правда, то не единственная и, возможно, не главная. Пушкин был загнан в безысходность огромными долгами и провалом всех его коммерческих планов издателя. К тому же для многих современников он казался человеком исписавшимся (таковы, наверное, все современники: то ли со злорадством, то ли с искренней горечью они торопятся вынести свой приговор, с которым, как оказывается, уже после смерти поэта, не соглашается Клио. Для неё, между прочим, перерыва между жизнью и смертью гения не существует. Э. В.). Так, что тут не одна правда и не одна ложь. А скорбь есть великая без розовых соплей и стояния перед иконой «Пушкин» со свечкой, или без.
               
              КАМО ГРЯДЕШИ
   И вот, можно сказать, апофеоз третьей части книги: «Восстановление отца в его исторических правах было огромным шагом вперёд, но не могло быть концом. И другие части доисторической трагедии настоятельно требовали признания. Нелегко догадаться, что приводило в действие этот процесс. Видимо, растущее сознание вины, овладевшее еврейским народом, а быть может, и всем культурным миром того времени, было предтечей восстановления вытесненного содержания. Тогда один человек из этого еврейского народа нашёл повод, с помощью которого новая христианская религия сменила собой иудаизм. Павел (Савл), римский еврей из Тарса, пригорода Рима, уловил это сознание вины и справедливо свёл его к доисторическому источнику. Он назвал его «первородным грехом», это преступление перед богом, которое могло быть искуплено только смертью. Вместе с первородным грехом в мир вошла смерть». На самом деле, подчёркивает Фрейд, « это, заслуживающее смерти преступление, было убийством позднее обоготворённого праотца. Но оно не напоминало об убийстве, а вместо этого стремилось к искуплению и, соответственно, эта фантазия могла одобряться, как искупляющее послание (евангелие). Сын божий, будучи невиновным, позволил себя умертвить и этим взял на себя вину за всех. Им должен был стать сын, ведь именно он убийца отца (в соответствии с описанной выше тотемной трапезой, по Р. Смиту)». Эта искупительная фантазия следовала из предания, которое находилось под влиянием восточных и греческих мистерий». Существенным, по мнению Фрейда, был вклад самого Павла. «Но безразлично фантазия перед нами или воссоздание забытой реальности, во всяком случае здесь можно обнаружить представление о герое, о богатыре, всегда восстававшем против отца и так или иначе убивающим его: амбивалентность, определяющая отношение к отцу, открыто проявляется в окончательном результате религиозного нововведения. Предназначаясь, по-видимому, для умиротворения бога-отца, оно выливается в его низвержение и устранение. Иудаизм был религией отца, христианство стало религией сына. Старый бог-отец отступил за спину Христа. Христос-сын занял его место вполне в духе притязаний любого сына. Продолжатель иудаизма Павел стал и его разрушителем... благодаря идее искупления он наделил человечество сознанием вины, отказался от избранничества (религиозно-исторического) своего народа и от зримой приметы – обряда обрезания. Триумф христианства был обновлённой победой жрецов Амона над богом Эхнатона – после полуторатысячного перерыва и на более широкой арене. И всё же, с точки зрения религиозной истории, т.е. в отношении возврата вытесненного, христианство было прогрессом, а иудаистская религия стала отныне в некоторой степени реликтом»
   Касаясь личности Иисуса, Фрейд подчёркивает, что на импульсы к воспоминаниям о своём деянии, евреи сохраняли признательность к своему великому отцу и, тем самым, закрывали доступ к месту, с которого Павел должен был начать продолжение древнейшей истории еврейского народа. В этом месте Фрейд говорит уже не о возвращении к вытесненному около 800 лет назад из массового сознания в область бессознательного убийству своего вождя и учителя, а о времени, когда иудаизм уже обрёл постоянный фундамент в виде канонизированного шестикнижия. По времени это около 500–600 лет до Рождества Христова.
   Вряд ли маловажно и случайно, подчёркивает Фрейд, то, что «жестокое умерщвление второго великого человека стало отправной точкой и для нового религиозного творения Павла». Впрочем, достоверных данных о судьбе человека по имени Иисус Христос известно не более чем о Моисее и в этом смысле путь к «фантазии-желанию» (так у Фрейда!) о возвещённом мессии, как форме раскаяния в убийстве Моисея, имеет свою логику. Первым убитым мессией был на самом деле Моисей. Иисус, как бы его второе я, он стал преемником Моисея-египтянина, которого народ в силу своих духовных потребностей (об этом Фрейд уверенно говорит неоднократно) превратил в еврея.
(Я считал ранее, и Фрейд только убедил меня в этом, что принципиальным отличием раннего христианства от канонизированного в Ветхом Завете иудаизма был характер «центростремительного сжатия» последнего. Это были силы консервативной самоидентификации народа, вынужденного сохранять свой язык и культуру во избежание растворения в инородной среде многочисленных поработителей. Иудаизм – сфера, каждая точка на её поверхности стремится к центру. Это несколько напоминает механизм сильного взаимодействия внутри ядер атомов. Энергии варваров, многочисленных завоевателей, а позднее и нацизма не хватило на то, чтобы преодолеть эти центростремительные силы. Вот почему Фрейд прав, когда говорит, что Павел сам закрыл доступ к месту, с которого он должен был начать продолжение истории еврейского народа. Он как бы вытолкнул себя из замкнутой сферы старого монотеизма. Христианство на раннем этапе имело вектор развития. А позднее, со времени Павла, приобрело характер цепной реакции. Потом, повзрослев, оно стало бичом народов. Раздробившись, христианство окуклилось в отдельные церкви и секты, но подчинило своему влиянию не менее половины всех верующих на Земле.  Э. В.).
Элементы психоанализа (по Зигмунду Фрейду)
1. Забытое не стирается, а только «вытесняется». Следы памяти о нём сохраняются полностью с помощью «противоположно направленной фиксации» (см. выше). Они уже не могли вступить в связь с другими интеллектуальными процессами, были бессознательными, недоступными сознанию.
2. Вытесненное не отказывается от своего импульса, от своего стремления прорваться в сознание. Вытесненное бессознательно (бсз). Верно, что оно бессознательно, но уже неверно, что всё принадлежащее к «Я» – осознанно.
3. Сознание обладает качеством непостоянства. Свойственно психическому процессу только временно. «Сознательное» (сз) необходимо заменить на «доступное осознанию», Фрейд называет это качество предсознательным (псз). По существу «Я» – предсознательно, допускает осознание, другая часть «Я»  – бессознательна.
4. Две из нескольких областей (провинций сознания) делятся на собственно «Я» и на «Оно». «Я» сформировано из «Оно» под влиянием внешнего мира как корковый слой. В «Оно» все процессы бессознательны.
5. Психическим процессам в бессознательном присущи совершенно иные, чем господствующие в «Я» законы протекания и взаимного влияния.
6. Вытесненное относится к «Оно» и подчиняется механизмам последнего. Различие состоит в отношении генезиса. Разделение (дифференциация) осуществляется в раннем детстве, когда «Я» формируется из «Оно». «Оно», в свою очередь, делится на чисто бессознательное и на часть, которая поглощается «Я»  и поднимается на предсознательный уровень.
7. В ходе дальнейшего формирования «Я» из него с помощью механизма защиты исключаются некоторые психические впечатления и процессы; они лишаются свойства предсознательного и становятся «вытесненными» в «Оно».
8. В самом «Я» несколько позже выделяется особая сфера «Сверх-Я».
9. Описанная топика ничего общего не имеет с анатомией мозга.
10. По Фрейду неудовлетворительность представлений о топике объясняется нашим незнанием динамической природы психических процессов. (Напомним, Фрейд умер в 1939 году, в то время, когда уже зарождалась нейропсихология – наука, исследующая механизмы сознания, протекающие в динамике. Ниже, в статье «Космология и сознание» обсуждается принципиальная независимость сознания от энтропийно ёмкой биологической массы мозга с позиций термодинамического анализа. Э. В.).
11. Архаическое наследие – следы воспоминаний, передающиеся механизмами наследственности от предыдущих поколений по родительской линии. По Фрейду предположение о сохранении следов воспоминаний в архаическом наследии прокладывает мост через пропасть между индивидуальной и массовой психологией, позволяет исследовать массовую психологию народов так, как психоаналитик исследует невротиков.
      ПРЕДПОЛОЖЕНИЕ – ГИПОТЕЗА – ТЕОРИЯ;
 Изощрённый ум аналитика ищет выход из тупиковой ситуации там, где казалось, непроницаемая стена тайны окружает со всех сторон. Да, Фрейд в предыдущих главах книги находил поддержку у Дарвина, Ранка, Гальтона, Зеллина, Брестеда, Мейера, Аткинсона, Смита. Но как перекинуть мост между животным и человеком, где найти, пусть и хрупкую, но аргументацию? Мы видели, какую он нашёл опору в исследовании детских комплексов, связанных со страхом перед отцом. Опять его останавливает принципиальное возражение биологической науки: «приобретённые навыки не наследуются».
Но вот ход Фрейда: ещё раз обратиться к инстинктам животных. Он говорит: «Если инстинктивная жизнь животных вообще допускает объяснение, то оно может быть только одним – в своё новое существование они привносят опыт вида, т.е. сохраняют в себе память о пережитом их предками». Возможно, с позиций современной генетической науки такое рассуждение выглядит слишком прямолинейным, но намёк на научную гипотезу просматривается. Фрейд рассуждает: «По существу у зверочеловека также вроде было нечто подобное... Я, не колеблясь, утверждаю, что люди – каким-то особым способом – всегда осознавали, что они когда-то убили и съели праотца». При такой идеализации картины, когда подобная формулировка заставляет нас видеть эпизод, отнесённый к некой конкретной семье, можно смело упрекнуть Фрейда в спекуляции. Но под «случаем» он подразумевает закономерность происхождения этого комплекса, как результата бесконечного повторения тотемического убийства на протяжении многих тысяч лет. (Вот такое массовое явление могло «зацепить» и массовое сознание, запечатлеться в архаическом наследии, причём в латентной форме. Вытесненное куда-то в дебри «Оно», «проспав» многие тысячи лет, память об этом первородном грехе медленно, но неумолимо поднялась из глубин сознания. И от этого уже никуда не деться. Только вперёд, через осознание преступления и жажду его искупления. Э. В.).

   ТАК РОЖДАЮТСЯ ВЕЛИКИЕ РЕЛИГИИ
                ИЛИ ВЕЛИКИЕ ОТКРЫТИЯ
И вот, наконец, Фрейд делает точное, как выстрел снайпера, предположение:
«...Решающее значение имеет пробуждение следа воспоминания благодаря свежему реальному повторению события. Таким событием было убийство Моисея; ещё позднее – мнимое убийство Иисуса Христа, так что эти события выдвинулись в первый ряд причин. Дело обстоит так, будто именно без этих инцидентов не могло обойтись рождение монотеизма».
К этому исключительно важному аргументу можно было бы добавить не один и не два «напоминающих» события, причём ближе по хронологии, чем смерть Моисея. Например, один из самых свирепых тиранов, царь Асирии Синай-Хериб (705–681 до н.э.) был убит собственными сыновьями, недовольными выбором отца-царя в отношении наследования престола. (По месту и времени это близко к завершению работы над каноническими текстами Ветхого Завета – Э.В.)
Да и каннибализм, как явление не только ритуальное, но и бытовое, к стыду человечества, просуществовал до наших дней. Поэтому «средств» для пробуждения вытесненного из сознания «первородного греха» всегда было предостаточно.
В заключение Фрейд говорит: «Предание, основанное только на пересказе, не могло обладать навязчивым характером... Оно сначала подверглось вытеснению, пребывало в бессознательном, прежде чем при своём возврате достигло мощного влияния, получило возможность подчинить своей власти массы... это соображение достаточно весомо, чтобы заставить нас поверить, что на самом деле всё так и совершилось...».
Один из критиков Зигмунда Фрейда К.Г. Юнг совершенно необоснованно заявлял, что «проникновение в более глубокие, нежели сфера животных инстинктов, области психики» Фрейда остановил «...вполне объяснимый страх перед метафизикой...». Этот страх по Юнгу не дал Фрейду проникнуть в область «оккультного». Мягко говоря, тут маститый философ-идеалист заблуждался. Зигмунд Фрейд был последователем Дарвина и стоял на позициях реального историзма в развитии психики человека от первобытных эпох до нашего времени. В противном случае он никогда бы не написал свою знаменитую книгу «Тотем и табу».
Повторим ещё раз! Фрейд, основываясь на результатах археологических и антропологических исследований и опираясь на опыт психоаналитика, утверждает, что в каждом человеке в латентной, скрытой форме сохраняются следы памяти о доисторическом прошлом древнего человека со всеми первобытными мистическими и тотемными страхами и ужасами. Именно наличие следов этой архаической памяти и есть психическое основание устойчивых неврозов, принявших различные религиозные формы. Но, возникнув однажды, религиозные парадигмы начинают обрастать мифами и преданиями, появляются апологеты и толкователи различных «чудес» и загадочных явлений, служители культа – жрецы и шаманы, и далее богословы и религиозные философы. Возникает иерархия духовенства в любой из известных религий. Так происходит становление Церквей – восточных и западных, политеистических, ведических, монотеистических. Тотемические верования древнего человека – это первые этапы становления массового религиозного сознания. (Все выделения  мои. Э. В.)
Представление Юнга об «архетипах» не вписывается в теорию Фрейда о коллективном бессознательном. К области коллективного бессознательного Юнг относил некие априорно существующие архетипы – «динамические комплексы подсознания, непостижимым образом определяющие психическую жизнь». Для Фрейда «непостижимое» было лишь синонимом ещё не познанного, но познаваемого. Вот тут и проходит водораздел между идеалистическими и материалистическими воззрениями двух выдающихся психоаналитиков XX в.
Прекрасна платоновская формулировка, цитируемая Юнгом: «Ум организует своё содержание». Но способность человеческого сознания познавать самоё себя и окружающий мир и именно таким образом «организовывать своё содержание» – это (в современных терминах) область нейропсихологии – науки о механизмах человеческого сознания. И тут уж нет никакой мистики, господа идеалисты. Вы в своих рассуждениях и трактатах, в основном, религиозного содержания, трактуете человека и его психику, как нечто раз и навсегда заданное, сотворённое таким, каким мы видим его сегодня.
Отрицание принципа развития, как вселенной, так и психики человека, её адаптации к новым условиям, и ведёт любого философа в болото метафизики и оккультных наук.
               
                ЧастьV.

 АМБИВАЛЕНТНОСТЬ И ПАССИОНАРНОСТЬ

   Если спроецировать подход Зигмунда Фрейда к историческим процессам, происходившим в период, начиная с IX–XIII веков и по настоящее время, то, выделив некоторые из множества исторических событий, можно сделать несколько любопытных выводов:
Пример I. Пассионарная волна исламского              фундаментализма, а не отдельные теракты озверевших нелюдей, накрывает человеческую цивилизацию на заре нового века, наученного, казалось бы, печальным опытом мировых катастроф недалёкого прошлого. И поскольку эта пассионарность перерастает в глобальную угрозу, нужно не только искать отдельные центры подготовки террористов и диверсантов, но, что более важно, понять истоки этого уродливого исторического процесса и найти действенные методы блокирования и аннигиляции фундаментализма, берущего на вооружение религиозную или экстремистскую парадигму любого толка. То, что происходит сейчас, может иметь своим историческим источником эпоху крестовых походов на Ближний Восток около 800 лет тому назад. Это, так называемое отвоевание Гроба Господня, закончилось сокрушительным поражением изнеженного, блестящего, утопающего в роскоши, высококультурного мусульманского мира под натиском орд северных рыцарей – алчных, невежественных и жестоких. Это была катастрофа, которую, по Фрейду, в чисто психологическом плане, можно было компенсировать только вытеснением памяти об этих кровавых событиях в область бессознательного.
Европейские страны, пройдя эпоху крестовых походов, в значительной степени их обогативших, в том числе, интеллектуальными и культурными ценностями, а также эпоху великих географических открытий, сопровождавшихся истреблением целых народов, опередили арабский мир в экономическом и промышленном развитии. И хотя на протяжении последующих веков были отдельные эпизоды успешных для мусульманского мира войн, в целом мусульманский мир оказался как бы во втором эшелоне развивающихся стран. Этому способствовал и консервативный, замкнутый на самоё себя, ислам (сравните с таким же радикальным консерватизмом иудаизма, сохранившего поэтому в течение тысячелетий возможность самоидентификации рассеянного по разным странам еврейского народа).
Коренные изменения, начавшиеся перед Второй мировой войной, когда бурное развитие машиностроения и «война моторов» инициировали резкое повышение добычи и переработки нефти, уже после войны дали возможность ряду мусульманских стран, где находятся крупнейшие месторождения нефти, заполучить огромные богатства, а с ними и степени экономической и политической свободы. Но значительная часть населения мусульманских стран продолжала влачить жалкое существование, на которое, по-прежнему, накладывалось сознание национальной приниженности перед Западом. Вытесненный некогда в область бессознательного ужас крестовых походов, пережив латентный период длиной порядка 800 лет, постепенно «всплыл» на поверхность коллективного сознания, подстёгнутый, в частности, образованием Израиля на прародине иудаизма и ислама с последовавшим вскоре конфликтом с арабским миром. Этот конфликт, как дьявольский катализатор, и вызвал нарастающую пассионарную волну фундаментализма. Война против Израиля – это месть всему Западному миру. В свете изложенного можно вспомнить и реконкисту в Испании, когда с Пиренейского полуострова были изгнаны не только арабы-мусульмане, но также и несколько сот тысяч мерисков – арабов-христиан. Можно вспомнить и войны русского царизма на Кавказе, сопровождавшиеся зверствами русских солдат (Читайте Льва Николаевича!).  Жажда реванша исторически сжатой пружины национального   унижения является источником этой огромной энергии. Фрейд подчёркивает (см. выше), что вытесненное в бессознательное некоторое трагическое событие, со временем обрастает легендами и преданиями, переходит в эпос, и, только вернувшись после периода латенции, усиленное этими преданиями, овладевает массами и становится реальной силой. В народных преданиях и сказаниях в мусульманском мире недостатка никогда не было.
Пример II. История России. Её корни уходят в далёкое прошлое. Это прошлое – почти не исследованная история развития древнего славянства, результатом которого, в частности, стало образование огромного языческого государства под названием Киевская Русь. Языческая Русь простирала своё влияние от Дуная до Волги и от Чёрного моря до Белого. Как уже говорилось, крещение Руси было насильственным. Это находилось в полном соответствии с практикой элит Рима и Византии. Но, в отличие от Руси, культура древнего Рима не погибла и, благодаря этому, не погибла культура Эллады. С приходом на Русь православия странным образом исчезли признаки материальной культуры языческой Руси, которых в таком большом образовании их было неисчислимое множество. Ни письменных свидетельств, ни языческих храмов, которых было, по описанию иностранных путешественников, предостаточно, ни полного описания пантеона языческих богов древних славян. Только скифские идолы на курганах. Правда, сохранялись на протяжении столетий старинные обряды, совершаемые тайно из-за угрозы пыток и казни. Усилиями некоторых деятелей русской культуры были спасены от забвения описания этих обрядов. Были записаны и стали сюжетами пьес, картин и опер многие древние предания, сказки, былины и песни, а также описаны быт, одежда и вооружение древних славян. Только эти крохи национальной культуры славян и были сохранены народной памятью. Ходят также слухи о чудом сохранившейся «Влесовой книге» – редчайшем памятнике древнеславянской дохристианской летописи. Но где находится эта драгоценность и цела ли она, по сей день науке не известно.
Фактически приход христианства на древнюю Русь ставил целью подавление исторической памяти народа и «воспитание» рабской психологии миллионов крестьян и холопов. Вот на эту рабскую психологию, не изжитую до сих пор, искусственно накладывался комплекс «государственного величия», для которого жизнь одной личности ничего не значила.
В Новгородском Детинце (Кремле) в память о тысячелетии крещения Руси в 1887 г. был сооружён монумент, который закрепил «весомо, грубо, зримо» официальный возраст Государства Российского. Стало быть, иной истории у России не было?! Стало быть, и незачем её исследовать, так как отныне языческая Русь не является предметом изучения и обоснования истоков своей подлинной истории? Как бы ни был хорош и талантлив памятник «Тысячелетия Российского государства», он, по сути, надгробный памятник национальной истории. Для учёных же не более чем верхушка айсберга. Но и в XX веке этой проблемой на государственном уровне почти никто не занимался. Заранее прошу прощения у тех историков и энтузиастов, которые занимались или занимаются этой
работой в настоящее время, но о которых мне практически не известно. Работы Фоменко и компании не в счёт.
Впрочем, это понятно: связка «православие-деспотия» позволяла держать народ в узде. Легче было искоренять вольности, выжигать калёным железом крамолу и усмирять бунты.
Образ имперского величия и непобедимости был усилен эпохой сталинского феодального абсолютизма под лозунгами диктатуры пролетариата.
И вот мы дожили до 90-х! Вся предыдущая история, начиная с введения христианства на Руси и внедрения культа «величия державы», помноженная на психологию униженного самосознания в силу экономической немощи разорённой страны, порождает амбивалентность сознания. Сочетание гордости за «великую державу» и чувство плохо скрываемого стыда и унижения для граждан с подавляющей, в массе, рабской психологией, привитой церковью и государством – стало невыносимо. А тут ещё, видите ли, разные «лица» понаехали, чёрт их знает, какой национальности. А там и Китай не за горой со своим охочим до работы и наживы миллиардом. Ну? «Куды таперя хрестьянину податься?» Эта амбивалентность разъедает души и отрыгивается то фашиствующими скинхедами, то капитулянтскими настроениями безысходности, то глухой ненавистью, может ещё до конца не осознанной, к власть предержащим. А мы всё удивляемся, откуда столько маргиналов в России.
Подавленная некогда насильственным введением христианства коллективная воля народа, вытесненная в бессознательное, ещё не обрела той силы предания, которая может неожиданно пробудить дремлющее в нашем «Оно» воспоминание об утрате языческого рая и регенерировать оттуда такой всплеск энергии, что мало никому не покажется. «Звезда наших странствий, гори, не сгорай, мы ищем, мы ищем потерянный рай»…
И всё же в канун вхождения Росси в ХХI век что-то
стало происходить с массовым сознанием народа.
На воскрешение в массовом сознании, величия страны,
но не вдруг, потребовалась без малого четверть века.
И всё же появилась надежда, что пребывающая ещё
в латентном состоянии оскорблённая национальная
многовековая память вырвется наружу не бунтами Разина и Пугачёва, а энергией созидания Новой России.
   __________________________________________

 ИНТРОДУКЦИЯ К ОСНОВНОМУ ТЕКСТУ

Гениальный Микеланджело Буонарроти на своде
Сикстинской капеллы во фреске "Сотворение Адама"
живописными средствами закодировал устройство человеческого мозга, тем самым натянул ноc отцам
 мировой церкви. Творец всего – человеческий мозг, человеческая мысль. Это послание он оставил нам на все времена. Помню, стоял я, задрав голову, под этой фреской в группе туристов и объяснял нашему русскоязычному гиду (хорошенькой женщине, нашей бывшей россиянке) устройство человеческого мозга, закодированного гениальным художником таким богохульным способом. Она была в шоке, как и люди, стоявшие вокруг нас.

 



По ходу против часовой стрелки повторяю  названия
отдельных образований анатомии человеческого мозга изображённого в виде библейской аллегории на своде Сикстинской капеллы  в Ватикане:
1. Роландовая борозда.
2. Мозолисто-краевая борозда.
3. Латеральная борозда.
4. Зрительный перекрест.
5.  Воронка гипоталамуса.
6. Спинной мозг.
7. Продолговатый мозг.
Жёлтые линии проведены современными учёными, сверявшими изумительно точный рисунок
Буонарроти со структурой человеческого мозга.
Следует совершенно правильный вывод: художник занимался тайным анатомированием человеческих трупов, в том числе головного мозга.
   Если бы Микеланджело Буонарроти был уличён католической церковью, ему бы грозил костёр святой инквизиции.  Думаю, если бы Зигмунд Фрейд знал о Микеланджело Буонарроти и это,  он был бы вдвойне восхищен не только изваянием Моисея.   
Но главный посыл художника: откуда Саваоф   протягивает руку Адаму, чтобы вдохнуть в него жизнь Разума? Конечно из человеческого мозга! Финалом рождения религиозного сознания уже развитого Хомо Сапиенса стал монотеизм со своей богословской философией, замкнутой на самоё себя, не допускающей попытки его реформации. Однако реформации происходили, и не только в христианстве, и всегда заканчивались большой кровью и истреблением  десятков миллионов людей. Вспомним гибель ацтеков и майя. Конкистадоры с мечом и католическим крестом в руках уничтожили две цивилизации Южной Америки. Вспомним гибель Византийской империи под копытами крестоносцев-католиков. Вспомним 100-летнюю религиозную войну в центре Европы. Вспомним российские религиозные войны XVII в., унёсшие сотни тысяч ( а может и больше, кто их считал!). Вспомним истребление десятков миллионов коренных жителей Северной Америки новыми «во Христе» колонизаторами на территории нынешних США и Канады. Вспомним войны шиитов и суннитов. А в текущие десятилетия кто только не появился, попирая суры Корана: Талибан, Хамас, Аль-Каида, Игил, Хез-болла, Джехат ан-Нусра и ещё с десяток других, включая Пакистан и Африку. Где истоки террора? Загляните в главу  «Пассионарность и амбивалентность». Плюс, по Фрейду: «латентность и коллективное бессознательное». И как теперь этого джина загнать в обратно в бутылку? А им ещё и США потакают! Каждая эпоха живёт в аду собственного искажённого взгляда на мир.

______________________________________________

                ЭПИТАФИЯ
Восемьдесят четыре года прошло со времени первого издания в Лондоне в 1939 г. книги гениального Зигмунда Фрейда, соединившего в себе талант пытливого и настойчивого историка-исследователя и многоопытного психоаналитика в одном из самых непростых направлений научного познания. Именно опыт, интуиция и внимательное отношение к современным ему достижениям историков, исследующих культуру древних стран Ближнего востока, помогали ему разобраться в сложнейших переплетениях судьбы еврейского народа на протяжении нескольких тысячелетий.
Подкупает чисто философский парадокс проблемы: В религии нет науки, но понять её историческую и культурную суть можно только научными методами познания. Как мы видели, априорное знание о первородном грехе – это вытесненное в бессознательное воспоминание о реальных событиях происходивших в доисторические времена, отгороженные от нас бездной тысячелетий. Но чтобы понять и доказать это Фрейду, едва-едва хватило четверти века.
Зигмунд Фрейд преподносит урок гражданского и научного мужества. Свою этническую принадлежность к еврейскому народу он отодвигает на второй и третий план. Он не льстит, евреям, напротив, критически относится к идее избранности, объясняет с нравственно-этической позиции, почему многие страны не любят и даже ненавидят этот одарённый народ. И ответ находит именно в нарождении и развитии монотеизма. Если иудаизм, питаясь идеями, восходящими к мировоззрению египетского фараона Аменхотепа IV – Эхнатона в конце концов становится консервативной  народной религией, прошедшей горнило тысячелетних испытаний, то христианство, минуя короткий век «наивного коммунизма» бродячего пророка Иисуса, берётся на вооружение правящими духовными и державными элитами большинства стран Европы и, по сути, насильственно насаждается во многих странах. Как объясняет Фрейд, ненависть к евреям – это плата за духовное насилие, которое было совершенно не ими, но в силу массового бессознательного компенсируется нелюбовью к народу на земле, и в недрах которого зародились все три великие монотеистические религии: Иудаизм, Христианство и Ислам. Зародившись на одном могучем стволе, они быстро разошлись, обслуживая различные этнические и государственные группировки, по сути, разделив единого бога на три враждебные друг другу части.
   Истины ради, имея ввиду и внутриконфессиональную жизнь, нужно сказать, что «не всё спокойно в Датском королевстве». Продолжение внутренних «разборок» различных церквей вплоть до военных конфликтов, историческими корнями уходит в историю развития человеческого общества. В историю развития производительных сил, в феномен научно-технических революций, в противоречивую историю культуры. А также, начиная c XVII в.  в феномен переключения преобладающего некогда в массах потока религиозного сознания, в естественнонаучный поток сознания.  Одними из пионеров нового направления в сознании человека стали первые эмпирики Френсис Бекон и его последователь Джон Локк. Именно они заявили, что
наука перестала быть служанкой богословия. Даже писавший философские религиозные трактаты Роберт
Бойль, основатель химии, как науки в одном из них не удержался от откровения:
     «Демон наполнил мою душу ужасом и заставил усомнится в основах религии».
Возмутителем спокойствия в XXI веке стал исламский фундаментализм. Это «новое» и неожиданное для цивилизации явление, как я попытался объяснить выше, действительно имеет не только свои социальные и политические корни, но и глубинные исторические причины, ответ на которые нужно искать в коллективном бессознательном.
    И возможно, нужен новый Зигмунд Фрейд, чтобы беспристрастно показать, какие, вытесненные некогда в бессознательное, переживания коллективного сознания стали в столь в уродливой и опасной для человечества форме прорываться во внешний мир в XXI веке.  И, главное, объяснить, как их лечить?! Пожалуй, только экуменизм – соединение всех монотеистических богословских школ, только он, став преобладающей тенденцией, приведёт к снятию напряжений и кризисных ситуаций между государствами с различными (фактически условно-различными) религиозными парадигмами.
  Ну, а что сам предмет исследования? Открывает ли он путь к просвещённому атеизму? Пока нам явно не хватает гражданского мужества, политической воли и уровня образованности государственных элит наиболее развитых стран. Эти «элиты», упиваясь собственным величием, высокомерно пренебрегая народами, так называемых развивающихся стран и, вероятно, избегая кабинетов психоанализа, тянут мир к катастрофе, вместо того, чтобы необратимо встать на путь сближения культур и религий. –
      
 ЛЮБИТЕ ПСИХОАНАЛИЗ - ЛУЧШЕЕ СРЕДСТВО               
               ОТ СОБСТВЕННОЙ ГЛУПОСТИ.
P.S. Фрейд оставил нам немало зарубок на память. Одна из них – постулат о коллективном бессознательном. В руках политических авантюристов он давно стал самым страшным оружием, вирусом, разрушающим все известные нравственные императивы человеческой цивилизации. Попытки реализации этого оружия мы видим на протяжении тысячелетий. Диверсии в область бессознательного целых социальных сообществ совершаются непрерывно. История XX в. это хорошо показала на примере теории и практики национал-социализма. Таллибан, ваххабизм, исламский фундаментализм, различные секты типа «аум сенрикё» или сатанистов – это набор подобных инструментов для массовой девальвации постулатов основных монотеистических и атеистических школ, проникнутых духом гуманизма и прогресса. Приложение этой
«методики» к целенаправленному психическому
воздействию на массовое сознание населения Украины
мы видим во внушении  идеи национализма, нацизма
и русофобии по отношению к братским славянским народам России и Белоруссии. Итог – чудовищное
кровопролитие между группами одного народа.
Ещё боле свирепый характер носит противостояние
Израиля и исламского мира, которое может
спровоцировать третью Мировую войну, а в ней
одним из первых сгорит Израиль. А вместе с ним и
иудаизм – древний фундамент монотеизма.*
*О том, что в третьей мировой войне первым,