Средняя Азия - первое знакомство

На фото слева направо:
Верхний ряд — водитель из Киргизии, Ефиркин Геннадий, Кашкаров Евгений, Кукушкин Валерий, водитель из Киргизии, Пелагейкин Василий, Амосов Борис.
Нижний ряд — Белянина Люба, Бухальцева (Саморукова) Галина, Немченко Михаил, Кочнев Александр, Зверев Борис.
На траве лежит Ханин Борис Петрович.
Снимок сделан Геннадием Антипьевым в долине р. Чон-Кызыл-Суу, хр. Терскей Ала-Тоо, 5 августа 1974.


АВГУСТ, 1974. Поезд «Иркутск — Алма-Ата». Мы впервые едем в Большие горы. На Тянь-Шань.

Мы — это Генка Ефиркин и я. Дальше идут все рангом повыше: Ханин Борис Петрович — легенда ангарского туризма, Любка Белянина, Саша Кочнев. Где-то в пути нас должен догнать Васька Мироненко, а Галина Бухальцева — руковод —  прилетит в Пржевальск с другой группой, идущей по Терскею параллельно с нами «четвёрку»: Мишей Немченко, Геной Антипьевым, Валерой Кукушкиным, Васей Пелагейкиным, Борей Зверевым, Борей Амосовым. На фоне мастодонтов туризма, научивших нас горным азам в турклубе «Саяны», на олхинском скальнике «Витязь» и в Восточном Саяне, мы с Генкой чувствуем себя сопливыми студентами, фактически вчера сбежавшими из-под родительской крыши. Генка только закончил второй курс политеха, я — второй курс госа.

Ханин в нашей воробьиной стайке за старшего. Он и вправду старше нас вдвое. Ханин — пешеходник. Исходил «пятёрками» Тофаларию, Хамар-Дабан, Восточный Саян. Этим летом ему пришла бумага на мастера и я помню как мы обмывали его значок в клубе. С нами поехал наудачу: получится — не получится. У него давняя травма ноги из-за аварии на шахте. Сказал: если не сможет идти на первый перевал, вернётся на родоновые источники в Чон-Кызыл-Суу — подлечить ногу. Несмотря на регалии, Борис Петрович держится с нами тепло, совсем по-отечески. Всегда шутит с самым серьёзным видом и не теряет хорошего настроения. В вагон-ресторане, куда мы пошли разнообразить наше меню, он сразу ввёл в краску бедную официантку, заказав три бельдюги и простипому…

На третий день пути, когда жаркие пустыни Казахстана закончились, подъезжаем к Алма-Ате. Мы с Генкой стоим у окна и в восторге задрали головы:
- Вот это облака… Таких высоченных мы ещё не видели…
Голос Ханина за спиной спускает нас с облаков на землю:
- Это горы… Тянь-Шань...
Усыпанный снегом Заилийский Алатау фантастической декорацией взмыл над Алма-Атой и доходчиво объясняет куда мы попали…

Ночным автобусом катим из Алма-Аты в Пржевальск. В те годы туристы только-только стали появляться в этих местах. Мы — одни из первых, и утром, когда солнце встало над Иссык-Кулем и за окном замелькали урюковые рощи, водитель остановил автобус специально для нас:

- Сибиряки, кушайте урюк и купайтесь…

Пассажиры, уставшие от ночного рейса, с удовольствием присоединяются к нам.
Мы набили урюком полные каски… где-то купили самсу и лимонад и едем дальше. Допив лимонад, я выбрасываю пустую бутылку в разбитое окно в конце автобуса…

Окно оказалось не разбитым... Оно просто идеально чистое, а я, думая, что стекла нет, зашвырнул туда пустую бутылку… В втобусе рокот недоумения. Водитель и пассажиры поворачивают головы в нашу сторону, а Ханин уже высунулся в разбитое окно на улицу и машет кому-то кулаком:

- Хулиганьё!!! Зачем в автобус камни бросаете?!

И следом:

- Ну и дети…

Ни водитель, ни пассажиры, ни я ничего не поняли… А Петрович тайком показывает кулак уже в мою сторону…

В Пржевальске устраиваемся не в гостинице, а в большом частном доме. Здесь уже вся группа наших «стариков», идущих параллельную с нашей «тройкой» — «четвёрку». Двери дома открыты. На дворе быстро темнеет. БэЗэ (Боря Зверев) сидит с гитарой и поёт «Аннушку»:

На судьбу нелёгкую злиться надо ль,
Надо ли на долю такую пенять…

И тут из темноты в дом вваливается группа туристов-москвичей… Они переступают чистую тряпку у порога, на пол сыпятся с ботинок комья грязи… Ханин не выдерживает:

- У нас в Сибири даже медведи разуваются...

Пока народ не спит, мы с Генкой идём прогуляться по ночному городу. В каком-то закоулке мальчишка катит на ослике арбу с яблоками. Мы реагируем мгновенно:

- Можно попробовать?

Мальчишка молчит и недоумённо смотрит на нас…

- Это паданка… Для свиней…

У нас глаза на лоб… Такие яблоки??? И мы уже без стеснения набиваем полные пазухи…

Помню, тогда мне очень понравился Пржевальск. Маленький азиатский городок, прижавшийся своей южной окраиной к хребту Терскей Ала-Тоо, а северной — почти спустившейся к Иссык-Кулю. Там, на берегу залива, похоронен Николай Михайлович Пржевальский. Рядом с могилой установлен памятник, в парке есть музей.

В центре Пржевальска — базар и автовокзал. Вся жизнь сосредоточена здесь и потому городок кажется компактным и уютным. Два дня, готовясь к маршруту, мы бегали сюда, спасаясь от жаркого солнца. Брали дыню, садились в тени тополей на край арыка и, свесив ноги в воду, с удовольствием ели.

Ещё запомнился маленький вино-водочный магазинчик недалеко от аэропорта. Короткая лестница магазина уводила с улицы в цокольный этаж. А там — как на складе в фильме "Республика ШКИД". Колбасы не было, но одних только сортов местного креплёного вина мы с Генкой насчитали 20… Это без учёта коньяков, шампанского, водки. Самые дешёвые вина — "Рубин" и "Аламедин" — стоили 80 коп. Дарами пржевальского погребка мы пользовались и все годы позднее, когда наезжали в Центральный Тянь-Шань. "Аламедин" разбавляли спиртом и это был лучший коктейль с тем же названием, который я пробовал на Иссык-Куле...

До ФГС (Физико-географической станции) в Чон-Кызыл-Суу добираемся на «ГАЗ-66». Перед родоновыми источниками много сурков. Они громко свистят и совсем не боятся человека. На одном из бутанов (так называют поселения сурков) зверьков не меньше 30. Толстые как поросята, они стоят столбиками возле своих нор и с любопытством следят за машиной. В большой дружной семье легко различаются крупные родители и молодняк.

Под первым перевалом, у ледника Ашу-Тор, разбиваем лагерь. Отсюда начинается наше акклиматизационное кольцо: перевалы Ашу-Тор (1-Б) — Катор-Тор (1-Б). На второй день делаем тренировочный выход на ледник. Жарит солнце. На леднике свежий снег. Рубим ступени, крутим ледовые крючья, учимся ходить в связках по леднику, нащупывая ледорубом скрытые снегом трещины. Все в триконях, кошках, касках… И вдруг замечаем в верхней части ледника движущуюся фигурку. Когда она подходит ближе, видим мужчину-киргиза. Пиджак, сапоги, за спиной привязан чемодан… В руке палка… Контраст с нами-пижонами настолько постыдный, что хочется закопать в снег всё своё снаряжение…

- Вы откуда?
- С Китая. Ходил погостить к родственникам…

Родственники — это отголоски событий 1916 года, когда киргизы отказались рыть окопы в Первую Мировую и подняли бунт против царя у себя на родине. Русских мужиков в Киргизии тогда не осталось. Все на войне. В деревнях только старики, бабы да дети. Их и начали резать, пока из Верного (нынешней Алма-Аты) не подоспели казаки… Много киргизов бежало в тот год в Китай, много погибло по дороге… В 1956-м была реабилитация. Но вернулись далеко не все. Такое вот невесёлое прошлое.

На перевал Ашу-Тор (4200 м) выходим вместе двумя группами («тройкой» и «четвёркой») около 5 утра. Но уже в 9 опять жарит солнце. Снег становится кислым, проваливаемся почти по колено. Идём в связках, прощупывая ледорубом скрытые под снегом трещины. Ледник перемётный — около 5-6 километров. Дышать тяжело, особенно под марлевой маской, которой закрыто лицо от солнечной радиации. Мой пульс 120. Когда с перевала открывается вид на массив Ак-Шийрак, кажется, что мы попали в Антарктиду. Все горы в снегу и не верится, что мы из него выберемся.

К вечеру подбородок у меня вздулся волдырями. Я не подвязывал снизу марлевую маску, чтобы было легче дышать… Не поверил, что сильнейшая радиация отражается от свежего снега и даёт такие ожоги...

Перевал Катор-Тор (тоже 4200 м), завершающий акклиматизационное кольцо, проходится уже легче. В висячей долине под ледником высоченная трава. Долина труднодоступна и потому скот здесь не пасут. Помню слова, сказанные тогда Антипьевым:
 
- Склоны с такой травой самые лавиноопасные. Высокая трава — идеальная подстилка для схода снега.

Слова Антипьева вспомнились мне через много лет, когда я работал на той самой ФГС. В марте 1987-го я шёл по тому же маршруту и в висячей долине Катор-Тора попал в лавину, подстеленную высокой травой… Огромная «доска» сошла по всему склону. Меня спасли только огромные курумы, остановившие лавину на самом обрыве реки...

После первой 2-А из Чон-Кызыл-Суу в Джеты-Огуз бежим вниз по левому истоку реки. На противоположном берегу позади остаётся чабанская юрта. Мы уже пробежали её, но оттуда нам что-то кричат и машут руками. Потом от юрты отделяется всадник и несётся к нам. Мы ничего не понимаем… Чабан отчитывает нас как школьников:

- Почему прошли мимо и не зашли в гости? Мы целое лето одни… Пошли пить кумыс…

На второй 2-А — из Джеты-Огуза в Каракол — ночуем. Две палатки стоят на седловине перевала дружным тандемом. Высота больше 4 тыс. м, вокруг только лёд, снег и цепи горных хребтов. Ночью возле палаток кто-то ходит. Генка толкает меня в спальнике:
- Снежный человек…
Утром разглядываем следы… Тянь-шанский медведь...

На озере Ала-Куль, уже в Караколе, сидим утром у костра, а из кустов мчится счастливый Генка:
- Ура-аа!!!
Из него вылетела «медвежья пробка»… Три дня не ходил «на шхельду» и мучил себя и нас своей проблемой…
Поздравляем Генку с благополучным исходом... и — с днём рождения...
Потом, мужской компанией, нагишом, купаемся в Ала-Куле. Там ещё (или уже) плавает лёд. Как на Байкале, нас хватает на плаванье только на пару минут. Пока одеваемся, замечаем за камнем подозрительное движение и слышим женские голоса… Тётки нас беззастенчиво фотографируют…

После похода часть группы возвращается домой, часть едет до Джамбула. В товарняке… Грех не продолжить путешествие, хотя денег только на товарняк и осталось... Мы попали в угольный вагон и в Джамбул приезжаем в воскресенье. Полдень. Перрон залит солнцем и абсолютно пустой. По нему бродит лишь одинокий мент в белой униформе. Его глаза лезут на лоб, когда мимо него по чистому перрону проплывает в здание вокзала непонятно откуда взявшаяся цепочка «негров». Мы все в угольной пыли, с угольными физиономиями... Ханин на ходу отдаёт команду:

- Все — в женский туалет…

Обалдевший мент летит за нами, и, ничего не понимая, тормозит перед дверью с буквой «Ж». Чёрная борода, всклокоченные волосы и белозубая улыбка Ханина почти тут же высовываются наружу:

- У тебя есть расчёска?

Мент окончательно теряет рассудок, медленно достаёт расчёску и снова пристально разглядывает туалетную надпись… Пока он приходит в себя, мы приобретаем цивильный вид и дружно вываливаем из туалета. Вокзал, как и перрон, пуст, и наш единственный вопрос обращён к менту:

- Где здесь в Джамбуле пляж?

От Джамбула продолжаем путешествие только с Генкой. Наш путь — к Ташкенту и Самарканду… Транспорт тот же, но на этот раз находим приличный вагон, в котором перевозили зерно. Спальники расстелены на полу, а мы, свесив ноги, сидим у раскрытых дверей посреди вагона и смотрим на звёзды. Большая Медведица висит прямо в дверном проёме… Мы счастливы так, что сами себе завидуем…

Утром долгая остановка. Пока закипает чай в системе (двухконфорочный примус с ветрозащитой — изобретение Гены Антипьева), идём на разведку. Узнаём, что это станция Арысь, откуда пути поездов расходятся. Наш товарняк уходит на восток, в Россию, а нам нужно на запад, в Ташкент… Не успеваем добежать до своего вагона, как поезд трогается… Запрыгиваем на ходу и выбрасываем на землю все вещи… Летят спальники, рюкзаки, антипьевская система с кипящим чаем… Самое удивительное — система в полёте приземлилась «на ноги». Чай даже не расплескался. Деловито завтракаем и ищем следующий товарняк до Ташкента.

В столице Узбекистана таращим глаза на старый и новый город и даже заныриваем в пару музеев. Пестрые краски города всюду радуют глаз, но сонная тишина музеев их закрывает… К вечеру устраиваемся на лавочке у железнодорожного вокзала. Главный казначей Генка пересчитывает наши капиталы. Когда я смотрю на его физиономию, не могу избавиться от чувства, что его внешний вид никак не соответствует внутреннему… Душа нараспашку, а снаружи — глухая маска неприступных усов и мрачная физиономия... После подсчётов Генка озвучивает вердикт: денег до Самарканда хватает на общий вагон, там — день на экскурсии и восточный базар по жёсткому лимиту, а в Иркутск денег наскребается только до половины пути… На наше счастье, на этой половине пути мой родной Новокузнецк, где остались друзья, а рядом — Междуреченск, где живёт Генкин дядя… Переживать абсолютно не о чем.

Ночь в поезде, и утром двери нашего вагона распахиваются прямо перед грудой арбузов, пирамидой выложенных на перроне. За ними светится улыбка хозяина-армянина и мы не можем удержаться, чтобы не начать фотографировать эту экзотику. Армянин настолько польщён нашим вниманием, что тут же угощает нас безплатным завтраком, а мы берём его адрес и клятвенно обещаем прислать фотографии (клятву выполнили в Новокузнецке). Потом идём в экскурсионное бюро и целый день окунаемся в седую древность: медрессе Ширдор, дворцы Регистана, обсерватория Улугбека, могила Тимура… Слушая экскурсовода на площади Регистан, замечаем за спиной дерево с какими-то незнакомыми крупными плодами. Набиваем полные пазухи и возвращаемся к группе. Народ с улыбкой смотрит на нас:

- Это айва. Она поспеет только в октябре…

Вонзаем зубы в свою добычу и понимаем, что это не шутка…

После экскурсии летим на восточный базар. Даже с нашими студенческими финансами здесь можно жить вечно. Яблоки — 5 коп. за килограмм, помидоры — 8 коп., лепёшки — 6 коп. за штуку... Виноград, дыни, арбузы — всё доступно… Уминаем дыню с лепёшкой и понимаем, что ничего вкуснее мы в жизни не ели. На дорогу до Новокузнецка мы спасены. Покупаем сетку яблок, сетку помидоров, лепёшки. Ещё у нас есть заварка и пара оставшихся от похода банок тушонки. Искренне не понимаем зачем в Средней Азии после похода рваться домой?

Уже в поезде Генка диктует расписание на двое суток:
- Спим до 2 час., чтобы лишнее не жрать… Потом обед, и — снова на боковую... до ужина…
Когда сетки с лепёшками, яблоками и помидорами ополовиниваются в первый день, я понимаю смысл суровой Генкиной физиономии. Это — железная дисциплина.

После Новокузнецка и Междуреченска железную дисциплину в поезде не может поддержать даже Генкина физиономия. Но в Иркутске наше путешествие не заканчивается. КСС выдает нам справки для освобождения от колхоза в наших ВУЗах и в сентябре мы с Генкой улетаем в Сочи — на I Всесоюзный слёт по горному туризму. Но это уже — другая история…