de omnibus dubitandum 6. 496

    ЧАСТЬ ШЕСТАЯ (1587-1589)

    Глава 6.496. ПЕРВЫЕ КАМНИ В ОСНОВАНИЕ НАШЕЙ ИСТОРИЧЕСКОЙ НАУКИ ПОЛОЖИЛИ ИЕЗУИТЫ…

    ПИРЛИНГ (Pirling) Павел Осипович (выкрест)(1840, Санкт-Петербург — 25 февраля 1922, Брюссель)(см. фото) — иезуит, русский католический священник немецкого происхождения. Родился в России, воспитывался во 2-й Санкт-Петербургской гимназии; жил за границей. Монографии его по истории дипломатических сношений между Москвой и Римом, составленные на основании архивных первоисточников, собраны под заглавием "La Russie et le Saint-Siege" (Пар., 1896 - 1897). Сборник его статей о Поссевино напечатан под заглавием: "Papes et tzars" (Пар., 1897). На русском языке имеется перевод исследования Пирлинга о браке Ивана III с византийской царевной Софией Палеолог ("Россия и Восток. Царское бракосочетание в Ватикане", Санкт-Петербург, 1892). В "Русском Обозрении" (1896, кн. 2) помещен перевод статьи Пирлинга о Юрии Крижаниче.
Биография
Родился в Петербурге в русско-немецкой семье. Окончил 2-ю петербургскую гимназию. В 1856 году вступил в Общество Иисуса и уехал заграницу. Изучал богословие в университетах Вены, Инсбрука и Рима, получил степень доктора богословия в Григорианском католическом университете. Долгое время жил в Париже, большая часть своих сочинений издал на французском языке. Совместно с Гагариным начал издавать журнал «Etudes». В 1877 году назначен директором Славянской библиотеки в Париже, на этом посту Пирлинг оставался более 40 лет. Поддерживал дружеские отношения и переписывался с Владимиром Соловьёвым, который посещал его в Париже.
Пирлинг О. Россия и Папский престол. Перевод с французского В.П. Потемкина. [В четырех книгах]. М.: Современныя проблемы, 1912. Все четыре книги вышли одним томом, на титульном листе помещено название первой книги: "Русские и Флорентийский собор". На ряде листов штамп-экслибрис домашней библиотеки А.В. Улитина*.

*) Улитин Алексей Викторович (1910-1970) - гидрогеолог, коллекционер книг по истории, искусству, истории церкви, книговедению; основная часть его коллекции (433 экз.) хранится в фонде редкой книги Смоленской областной универсальной библиотеки.

Павел Осипович Пирлинг (1840-1922) - крупный католический историк российского происхождения, иезуит, директор Славянской библиотеки в Париже. Ученый занимался важным вопросом взаимоотношений православной и католической цивилизаций, публикацией древних славянских рукописей. Поддерживал дружеские отношения и переписку с философом Владимиром Соловьевым.

Главная работа П.О. Пирлинга, «Россия и папский престол», как и ряд других, менее крупных исследований, посвящена истории дипломатических сношений между Москвой и Римом. Этот фундаментальный труд написан на основе большого круга архивных источников, хранящихся в Ватикане и других архивах Римской католической церкви, недоступных советским исследователям того времени. Книга начинается событиями подготовки знаменитой Ферраро-Флорентийской унии, подписав которую, Византийская православная церковь в 1430-х г.г. перед лицом угрозы уничтожения государства турками объединяется с католической церковью, и заканчивается исследованием отношений Ивана Грозного с Папским престолом.

С первой половины XV века начинаются усиленные контакты Ватикана с Москвой. Католическая церковь стремится не только воссоединить церкви, подчинив себе православие, но и использовать мощь русского государства в борьбе с турками. Автор вскрывает основы дипломатии Папской курии, анализирует интересы сторон, распутывает сложные узлы дипломатических интриг.

Особенно интересна политика Ивана III, благодаря женитьбе которого на Софье Палеолог в Россию прибыло значительное число носителей европейской культуры. Именно при этом русском правителе, по мнению П.О. Пирлинга, в русском государстве зарождается дипломатия в европейском понимании этого слова со строгим протоколом и дипломатическим этикетом, последовательным ведением документации и штатом сотрудников-профессионалов. Благодаря успешной внешней политике Ивана III из Италии прибыл архитектор Аристотель Фиораванти и был радикально преобразован вид Московского Кремля.

В книге исследованы дипломатические отношения пап из дома Медичи и великого князя Василия III, поиски Иваном Грозным посредничества у Папской курии в отношениях с Жечью Посполитой. Эти и другие важнейшие исторические вопросы рассмотрены в широком историко-культурном и политическом контексте на чрезвычайно широком и очень интересном фактическом материале.
Труды
•Не умер ли католиком Александр Первый?
•La Russie et le Saint Siege
•Россия и Восток. Царское бракосочетание в Ватикане, Иван III и София Палеолог
•Papes et tzars
•Le prince Gagarine et ses amies, ou le reve d’une Russie catholique et liberale
•Дмитрий Самозванец


    Иван Грозный (на самом деле Симеон-Иван Бекбулатович – Л.С.) оставил после своей смерти чрезвычайно тяжелое наследство. Конечно, (фантазиями романовских фальсификаторов и их верных последователей современных, заслуженных, дипломированных, продажных горе-историков, в основном еврейской национальности – Л.С.) не хилому Федору было справиться с такой ношей. Молодой царь не имел ничего общего с мрачным гением своего отца. Ряса инока была ему больше к лицу, чем роль свирепого и коварного деспота. Честолюбивый выскочка (фантазиями романовских фальсификаторов и их верных последователей современных, заслуженных, дипломированных, продажных горе-историков, в основном еврейской национальности – Л.С.), от надменности переходивший к грубости, сам Борис Годунов (на самом деле сын Федора Иоанновича, внук Симеона-Ивана Бекбулатовича, получивший при Екатерине II все свои изменения в биографии – Л.С.) не мог, в конце концов, остаться господином положения. В сетях злого обмана и всеобщего предательства, в руках грабителей и хищников всякого рода, во власти чужеземных врагов Руско-ордынское государство восстало против самого себя. Казалось, ему грозило окончательное крушение. Избегнуть такой участи ему помогло лишь стихийное и грозное пробуждение ордынского национального чувства.
Исследуя происхождение смуты и ее скрытые причины, историк восходит к мрачной поре опричнины и углубляется еще дальше в прошлое. Уже давно (фантазиями романовских фальсификаторов и их верных последователей современных, заслуженных, дипломированных, продажных горе-историков, в основном еврейской национальности – Л.С.) великий князь московский превратился в византийского базилевса. Уже давно (фантазиями романовских фальсификаторов и их верных последователей современных, заслуженных, дипломированных, продажных горе-историков, в основном еврейской национальности – Л.С.) потомки удельных князей стали его слугами, а новая знать (фантазиями романовских фальсификаторов и их верных последователей современных, заслуженных, дипломированных, продажных горе-историков, в основном еврейской национальности – Л.С.), возвеличенная милостями, государя, начала вытеснять собой старых опричных бояр-князей. Все подвергалось нивелировке вокруг московского трона, и этот процесс, естественно, отразился на строе тогдашнего землевладения. Здесь, за счет прежних хозяев земли, правительство стало обогащать своих новых слуг, наделяя их земельными участками. Иван IV возвел в политическую систему массовое переселение — «переборку» — подозрительных элементов: на их место он сажал служилых людей, несущих на себе податное тягло. За исключением незначительной группы привилегированных лиц, гнет этого режима почувствовало все общество, от знатных людей, до самых худородных. Права всех были нарушены; интересы грубо попирались; завязалась жестокая борьба; начались репрессии; возникла крамола. Назревал страшный социальный кризис; он приближался медленно, но верно. Гроза разразилась тогда, когда династия ордынско-казачьих людей, создавших величие Москвы, стала вырождаться, а затем и вовсе сошла со сцены.

    Казалось, что плодовитое дерево (фантазиями романовских фальсификаторов и их верных последователей современных, заслуженных, дипломированных, продажных горе-историков, в основном еврейской национальности – Л.С.) дома «Рюриков» (кавычки мои – Л.С.) смело устоит перед веками: не даром этой династии было тесно в границах Древней Руси. Желая наделить каждого из многочисленных детей своих землей, великий князь Владимир не остановился перед раздроблением своего государства. Прежнее единство Руси более или менее воссоздано было вновь при Ярославе Мудром. Но тотчас за ним наследники опять поделили между собой национальную территорию: каждый из них стремился к возможно большей самостоятельности.

    Анархия, порожденная княжескими усобицами, продолжалась до самого конца XV века. Бывала ли Русь вполне независима или же тяготело над ней иго монголов (на самом деле казаков-ордынцев – Л.С.) — все равно со смертью каждого князя она распадалась все больше и больше. Порой, при благоприятных обстоятельствах, эти осколки государства вновь собирались воедино, но лишь затем, чтобы опять рассыпаться на десятки мелких осколков. При таких условиях, естественно, возникали родовые распри; происходили набеги казаков-ордынцев, на территории отказывавшихся платить десятину товарами и людьми на содержание военной силы Орды; население подвергалось военным репрессиям; страну раздирали внутренние смуты. Честолюбивые или непокорные князья платились жизнью среди непрерывной борьбы; мстителями за них немедленно являлись более или менее близкие родственники. Воинственный и предприимчивый дух людей той эпохи плохо мирился с требованиями мальтузианской теории. Правда, периодический передел земель представлял собой крупные неудобства. Но численность участников этого дележа, естественно, вызывала стремление расширить границы государства; с другой стороны, кровная связь князей этой многоветвистой династии содействовала укреплению и развитию национального единства в государстве, находившемся в процессе образования и заселявшем все новые и новые области. Вот почему руско-ордынские князья всегда стремились оставить при себе возможно большее потомство; вот почему в шутливом прозвище «Большое Гнездо», данном одному из них, они не видели ничего обидного.

    Однако уже в первой половине XVI века жизненные силы московской династии начали иссякать. В эту пору великим князем был Василий III. В жилах его текла кровь византийских императоров: как известно, он был сыном Софии Палеолог. В браке его с Соломонидой Сабуровой эта кровь слилась с чисто руско-ордынской кровью. Но подобный союз не оправдал и самых скромных надежд. Миновало двадцать лет брачной жизни Василия 'с супругой; однако дом его все еще оставался бездетным. Неужели скипетр великого князя должен был перейти к братьям Василия? Последний, считал их не способными к правлению, и тут ему было нечем похвалиться. Нет, такой исход отнюдь не мог удовлетворить Василия. Политический расчет и непосредственное чувство внушали ему убеждение, что единственно достойным преемником его может быть только сын. Эта мысль сделалась у него своего рода манией; совершенно естественно, что он решил, наконец, принять практические меры, чтобы осуществить свои желания и стать отцом. Сначала было назначено официальное следствие, которое должно было выяснить причины бесплодия злополучной великой княгини. Разумеется, все это кончилось ничем. Только один вывод напрашивался сам собой: всякому было очевидно, насколько бессильны те зелья и колдовства, которые считались в Москве наилучшим средством против всякой напасти. Легко можно было предвидеть, что дело Сабуровой разрешится самым грубым насилием. В позднейших летописях, сообщающих об этих событиях, мы находим, несомненно, тенденциозные вставки: во всяком случае, они тщетно пытаются набросить на всю эту историю покров поэтического вымысла. По их свидетельству (фантазиями романовских фальсификаторов и их верных последователей современных, заслуженных, дипломированных, продажных горе-историков, в основном еврейской национальности – Л.С.), великий князь изливал свою скорбь в трогательных жалобах; с завистью смотрел он на птиц, сидящих на своих гнездах, и на рыб, стаями гуляющих в глубине вод. Он говорил, что чует вокруг себя трепетание жизни: все волнуется, все поет, все расцветает... За что же он один лишен радостей отца? То был лукавый вопрос, и придворные Василия, не слишком озабоченные соблюдением его супружеских клятв, принялись нашептывать ему ожидаемые советы. Они напоминали ему о бесплодной смоковнице, которая иссекается; они говорили о необходимости заменить ее другой, способной цвести и приносить плод... Как легко было угадать истинный смысл этих внушений! Во всяком случае, если Василий действительно слушал этих мудрых «садоводов», он, очевидно, прекрасно воспринял их уроки. Дальнейший ход событий всем известен. Великий князь развелся с Соломонидой Сабуровой; несчастная была насильно заточена в монастырь. Затем, вопреки правилам Церкви, Василий сочетался браком с княжной Еленой Глинской. На этот раз судьба исполнила желания князя-двоеженца. В 1530 году он стал отцом Ивана IV. [Второй сын Василия (фантазиями романовских фальсификаторов и их верных последователей современных, заслуженных, дипломированных, продажных горе-историков, в основном еврейской национальности – Л.С.) был слабоумен, о нем мы не будем упоминать, так как он не играл в истории никакой роли]

    Оставляя в стороне всякие юридические формальности, нужно было признать, что новый «порфирородный», в сущности, не является ни законным наследником трона, ни подлинным (фантазиями романовских фальсификаторов и их верных последователей современных, заслуженных, дипломированных, продажных горе-историков, в основном еврейской национальности – Л.С.) потомком «Рюрика» (кавычки мои – Л.С.). Плод прелюбодейного союза, Иван рожден был еще при жизни первой супруги великого князя. Таким образом, на нем лежала двойная печать греха и отвержения. Ввиду этого отец его постарался, насколько возможно, прикрыть вопиющее нарушение закона. На помощь себе он призвал авторитет высшего духовенства и все обаяние церковного обряда. К великому негодованию неподкупного Вассиана и Максима Грека, митрополит Даниил пошел навстречу настоятельным желаниям князя: он признал законным развод Василия с Соломонидой и торжественно благословил его клятвопреступный союз с Еленой Глинской. Этого было совершенно достаточно в глазах массы, которая не слишком вникала в дело. Впрочем, и сами бояре не устояли перед соблазном и признали совершившийся факт. Таким образом, главные возражения были устранены, и детище Василия могло спокойно пользоваться правами и почестями, приличествующими великокняжескому сыну. При этих условиях московской династии уже не грозила опасность вырождения.

    Нет нужды воспроизводить здесь всю историю Ивана IV и его отношений с Римом. Читатели помнят о тех злополучных войнах, которые вел Грозный с польским королем Стефаном Баторием; они не забыли, вероятно, как заискивал московский царь перед папой Григорием XIII. Как известно, эта политика завершилась вмешательством римской курии в дело борющихся сторон, затем последовал богословский турнир Ивана с Поссевино. Теперь Грозный должен быть обрисован нами с иной стороны. Он (фантазиями романовских фальсификаторов и их верных последователей современных, заслуженных, дипломированных, продажных горе-историков, в основном еврейской национальности – Л.С.) истреблял своих ближайших родственников, кровожадные инстинкты его ускорили гибель московской династии. Попытаемся же разобраться с (фантазиями романовских фальсификаторов и их верных последователей современных, заслуженных, дипломированных, продажных горе-историков, в основном еврейской национальности – Л.С.) изобразившим губительную работу этого венценосного якобы палача в кругу своего собственного дома.

    Мучимый боязнью потерять скипетр, Иван повсюду видел соперников и предателей. В мрачную пору опричнины, которая началась в период семибоярщины во время правления его сына Ивана V Ивановича «Молодого» эта подозрительность еще усилилась. Тогда он, Иван V Иванович «Молодой» вступил на путь кровавых казней. Более всего сомнений возбуждал в нем его двоюродный брат Владимир, сын Андрея Ивановича. Долгое время Иван не решался открыто поднять на него руку. Но, наконец, его колебания прекратились. На голову князя Владимира и обрушился первый удар.

    В правление матери Ивана, Елены Глинской, у князя Андрея были какие-то нелады с нею. Правительница заподозрила его в честолюбивых замыслах, и ему пришлось поплатиться за это тюремным заключением. Эту участь разделил с ним и его сын Владимир. Впрочем, пробыть в тюрьме обоим пришлось недолго. За них вступились бояре и высшее духовенство, и на Рождество 1541 года узники были освобождены. Над всем этим неприятным происшествием, казалось, был поставлен крест. В свое время Владимир унаследовал права отца и получил в удел Старицу. В довершение всего, он принял участие в завоевании Казани (1553 г.) — этом великом деле царя Ивана «Грозного».

    Раскинувшись по берегам Волги и Камы, татарское царство препятствовало внешнему росту Московской державы и преграждало ей путь в Азию. Московское правительство поклялось сокрушить эту твердыню мусульманства: в 1552 году его мечта, наконец, осуществилась. Татары оборонялись с решимостью отчаяния: город удалось взять приступом лишь после продолжительной осады; разумеется, штурм сопровождался ужасной резней. Во всяком случае, победа царя над «басурманами» громким эхом прокатилась по руско-ордынской земле. Падение Казани стало излюбленным предметом народного творчества; конечно, это событие было богато изукрашено поэтическим вымыслом. А между тем князь Владимир был одним из главных героев войны с Казанью. Имя его гремело по рядам московской рати; его подвиги, естественно, привлекали к нему сердце народа. Все это (фантазиями романовских фальсификаторов и их верных последователей современных, заслуженных, дипломированных, продажных горе-историков, в основном еврейской национальности – Л.С.) не могло не возбудить ревнивых и завистливых чувств, в душе Ивана «Грозного» (на самом деле Ивана Ивановича «Молодого», и без того склонного к болезненной подозрительности. На следующий год отношения царя к князю Владимиру приняли еще более натянутый характер. Дело в том, что в критический момент национальный герой превратился в явного соперника своего государя.

    Несколько месяцев спустя после своего блестящего похода на Казань царь Иван был внезапно постигнут какой-то ужасной болезнью: перед подобными недугами терялась медицинская наука XVI века. В тогдашнем обиходе эту болезнь называли не очень точным именем «огневица»: быть может, то была форма злокачественной лихорадки, которая принимала тем более жестокий характер, чем сильнее был организм больного. Так или иначе, положение Ивана очень скоро стало в высшей степени серьезным. Появились тревожные симптомы, предвещавшие близость рокового конца... Тогда-то, невзирая на предсмертные муки царя, не дожидаясь, пока корона сама спадет с его головы, приближенные Грозного начали жестокую борьбу из-за власти у самого его ложа.

    Создалось крайне затруднительное положение. У царя не было сына, который мог бы немедленно принять бразды правления.