Про жизнь

   Он в ожидании давно пришедшего дня лежал на свежем белье, пахнувшем карболкой. Этот никогда не выветриваемый запах государственных, казенных учреждений везде одинаков. В прачечной знают точные пропорции и, четко отрегулированным движением, бросают в барабан стиральной машины именно нужную порцию. Инструкции или приобретенные с годами навыки? Наверное, опыт. Ведь за мизерную зарплату здесь работают пожилые женщины, давно потерявшие надежду на иную работу и, тем более, на приличную зарплату. Вот и берет в горсть столько, что необходимо для санитарии, но не больше, иначе запах станет невыносим. И даже такую работу нельзя в их положении терять, потому всякий раз привычно наполняет ладонь ровно настолько, сколько требуется.

   Разглядывая потолок, отметил – появилась новая трещина, пробежавшая от балки над окном к центру комнаты, под плафон, тускло освещающий вечерами пространство. Эти едва видимые трещины он разглядывает много дней подряд. Рисунок на потолке напоминал карту, где размещены хребты и долины, озера и реки. Картинка складывалась черно белая, но отчетливая, зовущая к размышлению и к фантазии на тему поиска полезных ископаемых. Дело его жизни, геолога и бродяги, посвятившего всего себя делу.

- Брось ты свои полевые практики. Ты уже в довольно приличном возрасте, уступи дорогу молодым, - говорила жена. Порой даже настаивала, несмотря на его сумасбродный характер.

- Душенька ты моя, - на старый манер обращался к ней,- еще одна командировка - дивно место перспективное.

- Мы с тобой вместе находились меньше, чем ты один в командировках.

- Не сердись. Вспомни, как вместе ходили по хребтам, поднимаясь на перевалы. Я нес образцы, а ты – продукты.

   Жена устало махала в его сторону рукой. Они действительно какое-то время работали вместе, и горная страна открывалась им красотами и богатствами. Оба на отдельном счету у начальства, но, после рождения ребенка, жена осела на месте, превратилась в конторского клерка. Ребенка не с кем оставить, и уже не поднималась на перевалы, не дышала свежим горным ветром. Забыла радость открытия, когда первый обнаруженный образец лежал на ладони, повернутый в сторону горного солнца, а крик восторга разносился криком победы. И метался над местностью под симфонию ветра и под кантаты водопада, при полном отсутствии зрителей.

   А он откладывал и откладывал кабинетную работу, словно понимал – эта тишина стеллажей приведет к гибели и мечты, и человеческого тела. И всякий раз с особым ожиданием видел приближения весны, доставал карты и схемы, тайно отработанные не многими длинными, зимними ночами, планировал очередной маршрут.

   Он не сумел найти замену работе. Не подвернулось под руку хобби. Собирал бы марки или значки, занялся бы резьбой по дереву. Или нашел нечто другое для досуга. Нет, не нашел применения интересам. Это его и сгубило…

   С тех самых пор, когда прописан постельный режим. Режим, выбранный врачебной комиссией, почему-то придал ощущение скорого конца. Обезножил и уложил бесповоротно, утопил в удобном матраце тело. Может, по-другому сложилось бы, но когда в первый раз попал в больницу с недугом и от окрика строгой и стройной, словно античная богиня, медсестры осел бессильно на кушетку, а дальше так и не сумел, не решился подняться на ноги. Привычным оказалось кресло-каталка. И как-то быстро сдавшись, перешел на губительный для себя режим.

   Палата на двоих, сегодня он один. Соседа, такого же беспутного бродягу охотника, как Иван Егорович, со вчерашнего дня нет на месте. И палата, давно согретая разговорами и воспоминаниями, остывает одной кроватью. Это безвозвратно! К этому нужно привыкать. Да долго ли привыкать к новым соседям. Отчетливо чувствовал – отбегал на этом свете.

   Утром разговорились с молоденькой медсестричкой, еще не подозревая, но чувствуя – остался один.

- Аннушка, что за погода сегодня за окном?

- Тепло, Иван Егорович. Завтра, должно быть, похолодает.

- Это почему так?

- Черемуха расцвела. Бабушка говорила: на черемуху всегда заморозки случаются.

- Какая наблюдательная бабушка.

- Нет, просто она в деревне всю жизнь провела, там и осталась на кладбище. Осенью ездили: страшно, деревня опустела. Кто будет ходить за кладбищем? Ой!

- Что ойкнула?

- Врач говорит - Вам отрицательных эмоций нельзя. А я разболталась.

- А куда подевался сосед?

   И почувствовал смятение во всей фигуре, в движениях Аннушки. Видимо, готовила себя долго, прежде чем в палату войти. Иван Матвеевич ощутил сердцем это неудобство. Куда отсюда могут увезти? Позавчера на ночь он принял снотворное и не слышал, как забрали товарища. Одинок. Теперь окончательно одинок. Скоро и его черед.

- Семена Семеновича родственники забрали. Домой. Вы не расстраивайтесь, и Вас когда-нибудь сын заберет.

   И спешно, осознавая, что они оба понимают причину отсутствия товарища по несчастью, нашла дела, побежала за завтраком. Глупенькая, кто же забирает домой ночью. А, впрочем, действительно забрали.

   Он отказался от завтрака, не слушая уговоров Аннушки, лишь попил чаю. Ему делали травяной, как он привык в своей бродяжьей жизни. Пожалуй, единственная привилегия, ее с трудом, но разрешил главврач. Он тоже понимал: старик держится только благодаря воспоминаниям, а их навивают горячие чаи, заполняющие палату запахами пихты и чабреца, зверобоя и душицы.

   Лечащий врач помнит про него, каждый день, совершая обход, заглядывает, интересуется состоянием здоровья. Они мило улыбаются друг другу, но последнюю неделю медсестра не записывает, что он говорит. Им невдомек, что Иван Егорович всё понимает, какая ему помощь? Просто доживает, потому и  не трогают: чем дольше не беспокоят и не лезут с расспросами, тем дальше катится жизнь. И он благодарен за это.  Чужие люди проявляют заботу, хотелось бы думать, что не только из обязанности.

   Совершенно иначе складываются отношения с единственно родным человеком – сыном. Нет, он хороший и заботливый! Просто ему некогда. А Иван Егорович третий год находится в доме-пансионате для пенсионеров! Как устал от отсутствия движения! Сухой и подвижный легко переносил полевую жизнь, не заметил, что жена очень быстро сдала.  Была бы жива его Людмила! Жаль, давно перебралась на погост. Он тогда еще практиковал в горах со студентами. Когда ему сообщили, он первым рейсом бросился домой, но не успел, и стоял на кладбище у черной плиты с мокрым, то ли от дождя с ветром, то ли от слез, лицом. Его Женщина ушла. Он боготворил ее, казалось, считал вечной, да по-другому смотрит на мир судьба человека. Стоял, пока не легла на плечо твердая рука сына. Он проводил до машины и привез в квартиру, заставленную стеллажами с книгами. Но среди этих корешков старых фолиантов и ярких новомодных обложек уже не осталось ее запаха. Так быстро ушло осязание другого человека.

   Жена чувствовала приближение конца, но ни одним намеком не дала этого понять. Активно собирала рюкзак для выезда, привычно складывая мелочи. Укладывала так, как никто не сумеет разместить на свои места каждую вещь. Радовалась, он обещал, что последний маршрут.

- Ванюша, теплое положила поближе, еще холодно в верховьях. Ты, пожалуйста, никуда не лезь, не молоденький.

- Да, конечно! Я понимаю – возраст, зачем брать на плечи излишние риски.
Она говорила и понимала – все равно заберется в самые сложные места. Понимал это и он: как ей объяснить, что молодежь уже не та, ей нужно подсказывать и показывать, как это делать.

- Помни о диете. Никаких шашлыков, сала! Твое время прошло, ешь каши.
- Хорошо, дорогая.

- На ночь укрывайся теплее, береги почки и спину.

   Он со всем соглашался и не думал, что это последние наставления, следующих он не услышит. Не раздастся в его жизни этого грубоватого, простуженного в молодости голоса. Они тогда едва не замерзли на перевале из-за раннего прихода зимы,  неделю не разрешал ей говорить, ловя взглядом, исполняя желания.

   Недолго оставался в квартире один. Так получилось – сдал быстро. Наняли сиделку, она приходила в дневное время справляться с заботами по хозяйству. Вскоре и этого оказалось мало, прихватывало сердце,  в обязательном порядке ночью. Много ли найдется желающих день и ночь сидеть с больным стариком, делить его одиночество?

- Егор, отправьте меня в пансионат,- просил Иван Егорович,- я же понимаю, что некогда вам. Там пригляд будет, соберутся такие же пожилые.  Язык не поворачивался сказать про себя и таких, как он - «доживающие».

- Мы не сможем часто посещать тебя, отец.  Командировки.

- Но я ведь на ногах еще, еще приеду в гости к внукам.

   Так получилось, что приехать не удалось ни разу, отказали эти самые ноги, протоптавшие множество дорог в горной местности. Спустя полгода и вовсе слег в постель. И вдруг отчаянно понял – мешает. Нужно старикам доживать в одиночестве, подальше от семьи. Первый год приезжали сын со снохой, привозили внуков. Он радовался, но стоило слечь и посещения сократились до минимума. Вскоре узнал – продана квартира, имущество, бесценные книги. Ну да, впрочем, зачем они ему сейчас. Долгими ночами, когда не помогало снотворное, он вспоминал свою жизнь. Получалось, всего себя без остатка отдал работе, переложив заботы о семье на супругу. Она молча тянула груз, не жаловалась, изредка сетуя на его постоянное отсутствие. Даже будучи дома, он пропадал в библиотеках, на кафедрах, на научных симпозиумах…

   Иван Егорович  провел рукой по прикроватной тумбочке, нащупал телефон. Заранее знал, что не зажжётся экран привычной картинкой – забыл, сколько дней назад заряжал. А, зачем? Семейные не звонят, бывшие коллеги давно забыли о его существовании. Лишь изредка проснется в эфире голос младшего внука, порадует. Старик рад и такому общению: хоть одна душа в этом мире еще помнит о его пребывании в этом мире. Вчера Аннушка сказала: «Нужно жить сегодняшним днем! Вы проснулись и это  новое в Вашей жизни. Радуйтесь! Может быть, завтра Вы не увидите нового дня, а сегодня уже пришло!»

   Он не подозревал от этой юной особы такого глубинного понимания жизни. Однако, жить сегодняшним днём нужно не только для получения удовольствия. Целое будущее зависит от того, что ты делаешь сегодня. А он лежит без движения и бездействие угнетает. Трудно понимать, что ты никому не нужен,  ничего не стОишь. В самом начале своего «великого» лежания он пытался работать. Копался в справочниках, их привозил сын. Выкладывал свои мысли на бумаге, с компьютером так и не поладил. Не принимала его душа удара пальцами по клавишам. С ручкой он сливался и выплескивался на чистые листы бумаги. Не принимал неосязаемо набранного текста в какой-то там виртуальной действительности.

- Дед, ты пойми, возможности твои не ограничены, - толковал внук.

- Мне сердцем писать надобно. А на экране – холодное, неживое.

- Какой же ты тундра, - сердился потомок.

- Я каждую букву пишу, ощущая изложенное на бумаге. Да и мелкая моторика работает, всякую вывести надобно. А тут - стук, стук по клавишам, словно молоточками. Не прочувствуешь текст.

   Но такие беседы давно закончились, поскольку и работать перестал, да и родственники забыли о нем. Он остановил ум в развитии, перестал думать, и с эти состоянием пришла дистрофия мысли. Ум велик в своем существовании – это то, что создает твой ад и рай. А ты находишься на границе между светлым и темным, от тебя зависит, что ты создавать собрался. Создать счастье и создать страдание – все в его силах, силах собственного ума. От того куда повернешь, и жизнь изменяться начинает. Всякий человек ответственен за то, чем ум наполняет. Ведь в пространстве явно живет всеобщий разум, потому всякое неправильное действие искривляет общее сознание, меняет жизнь.

- Что-то я сегодня расфилософствовался, - подумалось  Ивану Егоровичу.

- Вам открыть окно? На улице так свежо, воздух – просто хрусталь, будто звенит чистотой! - заворковала вошедшая, как нельзя кстати, медсестра. Перебила мысли, облегчая дальнейший их ход. Приходили размышления о том, что он в жизни сделал кроме своей научной деятельности. Жену потерял, родственники не приходят, забыли соратники по труду.

- Да, пусть день войдет в палату! – ответил старик.

- У Вас сегодня неплохое настроение.

- Весна. Май у алтайцев – месяц кукушки, куукай. Небосвод просыпается громами.
 Знаете, душенька,  в этот день глава семейства кропил молоком огонь, чтобы у
всех членов семьи и у домашнего скота год легким выдался.

- Давайте и мы окропим огонь молочком. Я попрошу на кухне молока, мы зажжем свечу и совершим этот удивительный обряд. А почему кукушки? – заинтересовалась медсестричка.

- Кукушка куковать начинала! Вы не представляете, что это за птица! Ведь подбросив яйца в чужое гнездо, она расстается с детьми. Но настолько генетически в птенцах заложено – они самостоятельно летят на зимовку в северо-восточную Африку. Летят без стаи, в одиночку. Словно карта заложена в мозгах каждого птенца. Ведь учить некому.

- Действительно, удивительная птица.

- В эти дни в горах расцветает маральник. Его по-научному называют Ледебура Рододендрон. Наполовину вечно зеленый кустарник, усыпан цветами от лилового до розового цвета. Их так много, что горы стоят розовыми. Длится это чудо две недели.

- Как интересно. Обязательно побываю.

   Сестра упорхнула по делам, оставив приоткрытым окно. Свежая волна воздуха достигала кровати, Иван Егорович  словно вновь очутился в любимых горах.

   Вот поговорил с человеком  и облегчение пришло на сердце. Полгода назад он «заблажил», как выразился сын, когда попросил свозить его по Чуйскому тракту. Туда, в молодость и начало пути. В дни счастья совместного нахождения с молоденькой девчонкой, ставшей впоследствии женой.

- Отец, как же тебе устроить такую поездку? Ведь ты лежишь и не встаешь. А поездка такая не на один час. Медика с собой нужно брать, - убеждал сын.

- Потерплю, просижу, ради такого случая! А коли доведется умереть,  так тому и быть.

- Но ты и придумал! – хмурился сын.

   После этого разговора они не возвращались к теме поездки. Иван Егорович держал в глубинных запасниках души такую экспедицию и не более того. Ну, а мысли сына разве в состоянии он прочувствовать? Если бы жива была Людмила. Ее способности преодолели бы трудности и поездка состоялась. Но, увы, не суждено побывать еще раз в горах, где оставлена юность и душа.

   Послышалось воркование, голубь расположился на подоконнике. Сегодня створка открыта,  слышится стук коготков по металлу и голос птицы.

- Люда пришла, - почему-то равнодушно подумалось ему.

- Ты разговаривай, разговаривай. Веселее станет на душе, - послышался чей-то голос.

   Человеку нужно общение. Человеку нужен человек. Не потому, что он слаб и не способен в одиночку справиться с жизнью. Сумеет, только нужно поделиться. Тогда и веселее становится и смысл обретается. Хорошо, когда не просто слушатель, а единомышленник. А в его жизни были единомышленники. Чтобы не на время написания научной работы, не на одну экспедицию. А на всю жизнь! Был такой человек – супруга и друг, помощник и соратник в поисках. Не ценил! Не отдавал должного внимания.

   У каждого человека есть цена. Поступки, слова, образ жизни, - как должное, как Богом данное,  его не отберешь. Такие люди становятся близкими, родными, самыми дорогими. Конечно, есть и такие, чьи поступки  сплошной кошмар для общества. Пусты их слова и поступки лживы. Наверное, для того они даны в этой жизни, чтобы в сравнении понять отношения и как можно выше ценить настоящих людей.

   Кем в этой жизни был он? Почему был? Еще есть. И хотя бы добрым словом, доброй мыслью нужно поделиться с ними. Сегодня необходимо поставить телефон на зарядку и обязательно вечером позвонить сыну. Ведь за каждым из нас целая ветвь предков, ушедших в прошлое корнями родового древа. В будущем отрастут ветви, но они будут питаться поступками родственников. Как тюрки, знающие своих предков до седьмого колена. Радующиеся за великие дела и поступки предков,  переживающие за их проступки в мире.

   Каждый из нас словно песочные часы: внизу – уже прошлое; вверху то, что еще должно прийти в этот мир. А мы - самое узкое звено в этой цепи и через нас струится настоящее. Время, которое исчезает  с каждым мгновением в вечности.

   Достойно ли пронес он через жизнь тяжелый рюкзак радостей и печалей? Что скажут о нем спустя время его потомки? Однажды каждый из нас проснется и поймет, что стал лесом. Ты стал надежным корнем родового древа, от твоей силы крепнет род людей, пришедших тебе на замену. Ты отпустил корни и нашел в этом мощь, ты заберешь негатив, чтобы потомкам твоим жилось светло и счастливо. И миллионы потомков услышат твою песню, полную радости и энергии.

   Взял зарядное устройство, воткнул в розетку и тут же зазвонил телефон, ожидая видимо, когда о нем вспомнят.

- Отец, здравствуй!

- Сын!

- Не могу до тебя дозвониться второй день. Ты слышишь меня? Я договорился с машиной! Завтра мы приедем за тобой и отправимся в горы.

   Стало трудно дышать, навернулись на глаза слезы.

- Спасибо! – что еще он мог сказать сыну. Он обязательно поймет,  его потомок, трудный характером, но добрый сердцем.

   Утро! Прекрасное на этой планете, прокралось в палату солнечным лучом, упавшим на щеку человека, уже никуда не торопившегося. Хлопнула дверью Аннушка, приоткрыла окно, впуская струю свежего весеннего воздуха.

- Иван Егорович! Пора вставать и собираться! Иван Егорович!

   Он не ответил, хотя еще слышал ее. Зачем он напросился на поездку? Столько забот родным. Последний выдох вырвался из легких, и воспарила душа под потолок.
Распахнулась дверь палаты, на пороге стоял в недоумении сын.

- Ты прости меня, Егорушка…