Улица с причудами

1
В нежаркий летний день Генрих Росомахов вышел из подъезда многоэтажного дома, в одну из квартир которого более тридцати лет назад мать переселила его из палаты роддома.
В пространстве знакомой с детства улицы он почувствовал себя, как в добротно сшитом, подогнанном по фигуре костюме. Заметил на бордюре какашки крупной собаки, – огорчился, кривя недурственное лицо; увидел молодую фигуристую женщину в мини-юбке и босоножках, – повеселел.
На противоположной стороне улицы, на фоне витрины парикмахерской, появился босой старик в длинных синих трусах, с порослью кучерявых седых волос на животе и на груди. Такого же цвета короткие прямые волосы покрывали его крупную голову с маленькими ушами.
– Что случилось, уважаемый?! Почему в трусах и босой?! Грабители раздели?! – перейдя мостовую, встревоженным голосом спросил Генрих у старика.
– Я иду в психдиспансер! – весело откликнулся старик.
– Но никакого психдиспансера поблизости нет! – объявил Генрих.
– Нет, есть! – рассердился старик и указал костлявой рукой на угол кирпичного дома, красневший впереди. – Пойдем со мной, и убедишься, что я говорю правду, – руками оттянул и отпустил тугую резинку трусов.
– Чпок! – звонко хлопнула резинка о седовласый живот.
– Ну-ну, посмотрим, – проронил Генрих, усмехнулся и пошёл рядом со стариком.
На двухэтажном доме из красного кирпича, сбоку от железной двери центрального входа, висела табличка: «Психоневрологический диспансер № …» – цифры скрывало засохшее серо-белое пятно птичьего помета.
– Невероятно! Вчера этот дом выселили и собирались скоро сломать! – изумился Генрих. Похлопав ладонью по кирпичам стены, он убедился, что перед ним не мираж.
– Люди предполагают, а Бог располагает, – важно произнёс старик и, громко высморкавшись, оставил на асфальте перед своими волосатыми ногами сгусток соплей.
– Вы верите в Бога? – небрежно поинтересовался Генрих, разглядывая окна диспансера, бликовавшие от солнечных лучей.
– Когда мне хорошо, бог есть; когда мне плохо, бога нет, – признался старик и предложил: – Пошли, возьмём справки для риелтора. Вдруг ты, как я, надумаешь квартиру продать.
– Квартиру продавать я не собираюсь, – задумчиво сказал Генрих. – А вот лучше познать себя я хочу.
– Призыв: познай себя! – придуман властью для отвлечения людей от действительности! – безрезультатно толкая костлявой рукой железную дверь, провозгласил старик.
– Посторонись-ка, – Генрих за ручку открыл дверь, вошёл в вестибюль, остановился перед окошком в прозрачной перегородке, за которой сидела за столиком молодая медсестра. В полуметре от её лица светился монитор компьютера. Её темно-русая прямая челка высовывалась из-под белой шапочки, закрывая лоб.
– Дайте мне справку для риелтора, что я психически здоров! – плечом оттеснив Росомахова от окошечка, потребовал старик. – Я – Клестов Аркадий Дмитрич. Проживаю по улице…
– Ваш паспорт, пожалуйста, – перебила медсестра, глядя с любопытством на лица посетителей – мужчина лет тридцати имел крупный нос и приветливый взгляд; старик имел круглые злые глаза и явно искусственные белоснежные зубы.
– Мой паспорт украли иностранные шпионы, – сердито сообщил Клестов, почесал ногу об ногу и чпокнул резинкой трусов о живот.
– Без паспорта вы справку не получите, – придав широкому лицу строгость, заявила медсестра.
– Вот мой паспорт! – сказал Генрих, бедром оттолкнул Клестова от окошка, вытащил из кармана белых брюк и подал в окошко документ. – Дайте мне справку, что я психически здоров!
– Сначала я вас направлю к психиатру, – медсестра заполнила появившийся на мониторе компьютера шаблон электронной больничной карты и вернула Росомахову паспорт вместе с талоном. – Одиннадцатый кабинет. Второй этаж.
Аркадий Клестов изловчился, схватил талончик и убежал в длинный сумеречный коридор, тянувшийся до лестницы на второй этаж.
– Что ж вы рот разинули?! Догоняйте! – посоветовала медсестра.
– Догоняю, – откликнулся Генрих и неторопливо исчез в коридоре.


2
Алла Любфина – сорокалетняя худенькая блондинка в белом халате – стояла у окна в кабинете №11 и рассматривала окна соседнего дома. На рабочем столе её лежал раскрытый ноутбук. Одноногое с высокой спинкой кресло занимало часть пространства между столом и стеной.
– За пластиковыми окнами живет эгоист, – сказала Любфина словно рядом с ней был кто-то, желавший знать её мысли. – За немытыми окнами живёт одинокий мужчина; одинокая женщина не допустила бы грязные окна… За зашторенными окнами живут скрытные старики... За окном с разбитым стеклом, за которым увядшая роза торчит из бутылки, живёт самоубийца.
– Ну-кась, дочка, дай мне справку для риелтора, что я нормальный человек! – возникнув на пороге кабинета, потребовал Клестов, подбежал к столу, положил талон рядом с ноутбуком.
– Что общего у кирпича с осьминогом? – спросила Любфина, пристально глядя на увядшую розу, торчавшую из бутылки.
– Не знаю! – Клестов прыжком развёл и свёл ноги. Руки его быстро почесали колени.
 – Ночью вас мучают кошмары? – Любфина присела на одноногое кресло, пододвинула к себе ноутбук.
В кабинете появился Генрих Росомахов.
– Занято! – провопил Клестов, словно был в кабинке общественного туалета, в дверь которой кто-то ломился снаружи.
Генрих Росомахов схватил и потащил старика за костлявую руку в коридор.
– Прекратите немедленно. Насилие не приемлемо в моём кабинете, – строго запретила Любфина. Молодой мужчина напомнил ей мужественным приятным лицом и коренастой фигурой Клима Тутова, заведующего кафедрой психосоматии, её любовника студенческой поры. С той поры минуло двадцать лет! Теперь ей столько же лет, как тогда было Тутову!
Генрих Росомахов отпустил старика и сказал:
– Доктор, помогите мне разобраться в себе.
– А мне нужна справка для риелтора! – крикнул Клестов и чпокнул резинкой трусов.
– Оба следуйте за мной, – потребовала Любфина, провела мужчин в соседнюю комнату и усадила в глубокие кресла. – Посмотрите фильм. Он раскроет для меня ваш психотип, – достала из шкафа и надела на мужчин виртуальные шлемы; потом нажала кнопку на пульте дистанционного управления.
Фильм начался. Генрих Росомахов и Аркадий Клестов увидели: как мотоциклист на чудовищной скорости врезался в автобус; как девочка боролась с волнами и утонула в штормовом море; как мужчина и женщина сгорели в охваченной огнём спальне; как чабан вместе с бараном свалился в пропасть; как беременная женщина упала с железнодорожной платформы под колёса поезда.
Мужчины во время просмотра фильма не издали ни слова, ни крика.
Фильм закончился.
Алла Любфина вытащила из виртуальных шлемов карты памяти с записью: частоты дыхания, пульса, температуры кожи, давления крови, движения глаз. Затем она положила шлемы в шкаф, прошла в кабинет, присела за стол и вставила одну из двух карт памяти в картридер ноутбука.
– Вы не реагировали на чужую смерть и боль, – объявила она, быстро изучив на экране ноутбука таблицу с показаниями физического состояния старика во время просмотра фильма. – Вас бы поместить в больницу и обследовать тщательней… К сожалению, нельзя госпитализировать человека насильно, без его согласия.
– Я прожил семьдесят семь лет, потому что переживал только за себя, – сказал Клестов тоном наставника и хлопнул резинкой трусов по животу ниже пупка.
Алла Любфина достала из ящика стола, заполнила гелиевой ручкой бланк справки и сказала:
– Свою фамилию впишите сами. Гербовую печать поставите в регистратуре. Прощайте.
– Спасибо! – завладев справкой, обрадовался Клестов и выбежал из кабинета.
– По-моему, у него не все дома, – подойдя к столу, заметил Генрих, – а вы дали ему справку.
– Это не важно, – произнесла Любфина. – Любой человек может в любой момент сойти с ума… Ваше имя, фамилия, отчество?
– Генрих Ильич Росомахов.
– Генрих Ильич, программа проанализировала вашу реакцию на жестокие сцены в фильме и рекомендовала вам не подниматься на высоту более пяти метров; не плавать вдали от берега.
– Это почему?! – удивился Генрих, подался грудью вперёд и увидел на экране ноутбука разноцветные синусоиды и много слов из мелких букв.
– Программа утверждает, что в названных мной ситуациях вас накроет ураганная паника – она изменит состав крови, и вы погибнете, – объяснила Любфина.
– Не может быть! – возмутился Генрих. – Я, чёрт знает сколько лет, занимаюсь альпинизмом и дайвингом!
– Спокойно, Генрих Ильич, – попросила Любфина. – Я не исключаю ошибку. Программа не лицензионная, не обкатанная.
– Тогда я не буду следовать её рекомендациям, – заключил Генрих и предложил: – Давайте сегодня поужинаем вместе.
– Я согласна… Но о чём мы будем говорить за ужином? – Любфина вышла из-за стола, встала у окна и заметила в окне за разбитым стеклом, бледное лицо и кисть руки, которая схватила и отпустила бутылку с увядшей розой.
– Я расскажу о восхождении на Белуху, о коралловых рифах в Красном море, – предложил Генрих.
– Мне это неинтересно, – сказала Любфина. – Генрих Ильич, программа определила, что вы – отзывчивый на чужую беду человек. Я прошу вас помешать самоубийству, которое намечается в соседнем доме, в квартире на втором этаже, за окном с разбитым стеклом, за которым торчит из бутылки увядшая роза.
– Что?! – поразился Генрих.
– У вас проблемы со слухом?
– Нет, – ответил Генрих и после недолгого молчания отказался: – У меня не получится. Я – электрик, а не врач.
– Вы попробуйте, – предложила Любфина. – Основываясь на вашей характеристике, выданной программой, я верю, что у вас получится остановить самоубийцу.
– Почему бы вам не остановить самоубийцу? – спросил Генрих, встал рядом с психиатром и заметил, как в соседнем доме, за разбитым стеклом окна на втором этаже, несколько раз мелькнуло бледное лицо.
– Я – женщина. Она – женщина. Она не поверит в искренность и важность моих слов. Вы – мужчина. Для женщины симпатичный молодой мужчина – авторитет. У вас есть сопереживание чужой беде, это поможет вам найти нужные слова и действия.
– Была не была, – согласился Генрих, посмотрел внимательно в печальные глаза психиатра, увидел в них своё лицо и опять предложил: – Вечером поужинаем? Я знаю шикарный ресторан поблизости.
– Посмотрим, – отозвалась Любфина.
 Генрих Росомахов вышел в коридор.

3
 Аркадий Клестов спустился по лестнице на первый этаж, взял справку в искусственные зубы и по сумрачному коридору прокрался на четвереньках к регистратуре.
– Шлёпни печать, детка! – вскочив на ноги и просунув руку со справкой в окошечко регистратуры, гаркнул он.
Медсестра вздрогнула, положила смартфон на стол, увидела на верхнем углу справки зачеркнутый кружок – знак, запрещавший ставить печать, и отказала:
– Не шлёпну.
– Это почему же?! – возмутился Клестов.
– Все потому же! – чувствуя необъяснимую неприязнь к старику, объявила медсестра с брезгливой гримасой.
Клестов высморкался в кулак, щелкнул резинкой трусов по животу и вспомнил, как когда-то на берегу пруда отнял у пьяного рыбака весь улов. Вспомнил, как не заплатил за поездку и убежал от таксиста. Вспомнил, как вчера бил жену за плохо прожаренный куриный окорочок.
Между тем медсестра вышла из регистратуры и молниеносной подсечкой сбила Клестова с ног. На несколько секунд он потерял сознание. Потом ему показалось, что по лицу поползли мухи, потом спиной ощутил колебания пола.
Медсестра, глядя на бескровное лицо старика, поняла причину своей агрессии. Пять лет назад этот, именно этот старик – он тогда имел чёрную шевелюру с обильной проседью – напал на неё майским вечером на пустыре и порвал на груди блузку.
Со злобным взглядом медсестра плюнула густой слюной в бледное лицо старика и вернулась в регистратуру.
– Я умираю, – сказал Клестов, не чувствуя своего тела. – Помогите.
Медсестра взяла со стола смартфон.
– Я умираю, – тихо повторил Клестов и после короткого стона подтвердил свои слова.
После минуты тишины медсестра осмотрела старика, убедилась в его смерти и вызвала по городскому телефону «скорую» и полицию.
Чуть позже Генрих Росомахов появился в вестибюле, наклонился над неподвижным стариком в трусах и спросил медсестру:
– Что с ним?
– Умер, – буднично откликнулась медсестра, подключила смартфон к Интернету и принялась искать короткое забавное видео.
– Смерть – всему делу венец, – обронил Генрих, вышел на асфальт тротуара, быстро прошагал до соседнего дома и скрылся в пахнувшем кошками подъезде.
На лестничной площадке второго этажа он увидел приоткрытую дверь в квартиру, распахнул её, шагнул в сумеречную прихожую и доброжелательно крикнул:
– Эй! Почему дверь открыта?!Эй!
– Уйди! Не мешай мне! – потребовала блондинка лет двадцати в тёмном длинном платье. Она возвышала на круглом столе на середине комнаты и держала в руке записку: «Никто не виноват в моей смерти. Просто я устала жить. Варя Пушинкова». Над головой блондинки покачивалась петля из верёвки, зацепленной к крюку в потолке. У ног блондинки лежал снятый с крюка абажур и стояла тонконогая кухонная табуретка.
– Остановись! – вбежав в комнату, крикнул на пределе голосовых связок Генрих и рукой сбросил со стола кухонную табуретку.
– Уйди. Не мешай мне, – убрав руки с запиской за спину, попросила блондинка. – Я хочу умереть.
– Врёшь! – заявил Генрих, схватил несчастную за талию и переставил со стола на пол. – Ты специально оставила дверь открытой, чтобы тебя спасли.
– Чтобы быстро нашли и похоронили, – возразила блондинка и вернула табуретку на стол. – Я устала от своих мыслей, от своих чувств. Я не хочу жить.
– Я тоже когда-то не хотел жить, – признался Генрих, – но как видишь: живу и тебе советую.
– Зачем?
– Чтобы узнать, что такое жизнь и обманывать смерть.
– И что дальше? – спросила блондинка, привстала на цыпочки и заглянула в добрые серые глаза Генриха.
– Не будем сотрясать воздух словами. Пойдём-ка на улицу, прогуляемся немного, а потом делай, что хочешь, – обняв блондинку, предложил Генрих.
– Пойдём, – согласилась блондинка и спрятала предсмертную записку в карман. – Умереть я всегда успею.
Генрих Росомахов вытащил из бутылки и выбросил в форточку увядшую розу, а потом с блондинкой под руку вышел из квартиры.

4
– Здравствуйте, доктор. К вам можно? – робко войдя в кабинет, спросила полная женщина средних лет с круглым матово-бледным лицом.
– Да, – позволила Любфина, присела в кресло за столом, коснулась пальцами клавиатуры ноутбука. – Представьтесь, пожалуйста.
– Кулейкина Людмила Августовна.
Любфина вывела больничную карту посетительницы на экран ноутбука.
– Доктор, вот уже тринадцать дней меня везде преследует мужчина, – тихо сообщила женщина, боязливо осматриваясь по сторонам. – Он появляется внезапно. Светловолосый. С нечётким лицом… Вот он! Вот он идёт ко мне! – проголосила женщина, попятилась в угол кабинета, где под потолком мохнатый паучок плёл с какой-то целью мелкоячеистую паутину.
– Никого кроме вас и меня здесь нет! – строго заявила Любфина, вышла из-за стола и захлопнула кабинетную дверь.
– Ангел-хранитель мой, защити меня! Не дай злодею причинить мне худо! – завопила женщина и забегала из угла в угол, вызывая дрожь пола.
Любфина вложила в рот согнутый указательный и большой палец левой руки и оглушительно свистнула. Женщина остановилась и радостно объявила:
– Пропал! Он пропал! Спасибо, доктор!
– Теперь, когда увидите своего преследователя, вы свистите, – рекомендовала Любфина.
– Но я не умею, – огорчилась женщина. – Вот он опять появился! – со страхом в круглых глазах забралась под стол и забубнила: – Ангел-хранитель мой, защити меня.
Любфина свистнула тем же манером и спросила:
– Пропал?
– Пропал, – высунув голову из-под стола, подтвердила женщина.
– Тогда не теряйте время! Бегите отсюда! – приказала Любфина и вновь свистнула.
– А если он побежит за мной?! – стоя на четвереньках уже посреди кабинета, взволновалась женщина, озираясь по сторонам. – Вот он опять…
– Бегите! Я задержу его! – провозгласила Любфина, стремительно сняла с себя халат, избавилась от юбки, от трусиков и вильнула попой.
Женщина увидела, как светловолосый мужчина метнулся к психиатру, и выбежала из кабинета.
Любфина вернула на тело трусики, юбку, халат и подошла к окну.
В распахнутом окне дома напротив она увидела Генриха Росомахова в объятьях брюнетки и помахала ему рукой. Но жест её остался без ответа.
В дверь кабинета кто-то постучал.
– Да, да, войдите! – пригласила Любфина и прислонилась ягодицами к подоконнику.
Посетителем оказалась полная женщина с привлекательным лицом.
– Здрасте, – огладив розовыми ладошками чёрное платье на пухлых боках, сказала женщина и захихикала, подражая чириканью воробья.
– Присаживайтесь, – предложила Любфина и заняла кресло за столом.
Женщина опустилась на стул и положила ладошки на колени, прикрытые подолом платья.
– Представьтесь, пожалуйста.
– Раиса Вольфовна Супешкина.
– Слушаю Вас. На что жалуетесь?
Женщина поерзала на стуле. Задний шов её платья треснул ниже талии.
– Вчера я видела, – закрыв руками привлекательное лицо, произнесла женщина неуверенно и глухо, – как мужчина ограбил старушку… Старушка вышла из магазина с сумкой с продуктами… Мужчина ударил старушку куском трубы по голове… Старушка упала… Мужчина схватил её сумку и убежал… Я запомнила его… Он маленького роста… Нос длинный и кривой… Подбородок квадратный… Взгляд злой.
– Раиса Вольфовна, вам надо об этом рассказать в полиции, – посоветовала Любфина.
– Я боюсь, – всё прикрывая руками лицо, призналась женщина и наклонилась вперёд. – Я ночь не спала. Я ничего есть не могу. Помогите мне, доктор.
– Раиса Вольфовна, – произнесла Любфина добрым вкрадчивым голосом, вышла из-за стола и отяжелила ладонями опущенную голову женщины. – Забудьте о полиции. Забудьте об ограблении. Живите, как жили.
В кабинете наступила тишина, в которой женщины молчали и не двигались минут пять.
– Жизнь продолжается. Всё у вас, Раиса Вольфовна будет хорошо, – тихо сказала Любфина и вернулась в своё кресло.
– Спасибо, доктор. Страх пропал. Я иду в полицию, – заявила женщина тряхнула головой, расправила плечи и вынесла свою задорную улыбку из кабинета.
Любфина подошла к окну и с удовольствием отметила, что в окне второго этажа дома напротив нет увядшей розы в бутылке.
Открываясь, дверь ещё скрипела, а в кабинет уже вошла девочка лет семи в костюмчике морячки и старушка лет семидесяти в длинном платье скромной расцветки. У девочки на голове возвышался колпак из пожелтевшей газеты. Седые короткие волосы старушки прикрывала полупрозрачная косынка.
– Дети не мой профиль, – предупредила Любфина, присела на подоконник и схватилась руками за его край.
– Зря. Дети – это предшественники взрослых людей, – заявила старушка.
– Так что конкретно вас привело ко мне? – спросила Любфина, с интересом разглядывая посетительниц, похожих друг на друга разрезом и зеленоватым цветом глаз.
– Девочка постоянно кидает в собак камни, – сказала старуха. – Ни слова, ни шлепки, ни сласти не помогают отучить её от этого.
– Собаки злые. У них большие зубы. Они страшно рычат и лают, – сообщила звонким голосом девочка. – Я от них защищаюсь камнями.
Любфина вспомнила, что в детстве не любила собак, а потом полюбила, когда в подъезде увидела дрожащего крохотного щенка карликовой таксы. Его жалобный скулёж пробудил в ней сострадание, которое быстро переросло в заботу о живом доверчивом комочке.
– Пусть девочка найдет и принесёт домой бездомного щенка, – порекомендовала Любфина. – От его беззащитности и благодарной преданности в девочке проснётся любовь к собакам и прочей живности.
– Спасибо, доктор, – поблагодарила старушка, сняла с головы девочки колпак и, чихнув в него, вернула на детскую голову. – И у меня есть проблема.
– Слушаю Вас, – Любфина соскочила с подоконника.
– Порой я тревожусь, что моя дочь отравит меня, хотя она говорит, что любит меня сильно-сильно, – поведала старушка и взяла девочку за руку.
– Я назначу вам лёгкие антидепрессанты, – сказала Любфина. – Представьтесь, пожалуйста.
– Я твоя старость, – пустив крупную слезу из каждого глаза, произнесла старушка.
– Я твоё детство, – грустно проронила девочка.
Любфина протянула руки к девочке и к старушке, но посетительницы исчезли.
Определив по наручным часикам, что время приёма граждан закончилось, Любфина пошла в продуктовый магазин.

5
Дверь подъезда захлопнулась за спиной Генриха Росомахова и блондинки. Направо и налево от них тянулась однополосная мостовая между двумя узкими тротуарами, дома стояли разные по высоте и окраске.
– Странно, – проронила блондинка, глядя по сторонам. – Это не та улица, где стоит мой дом.
– Это моя улица, – спокойно ответил Генрих.
– Что значит моя? – не поняла блондинка.
– Я знаю эту улицу с детства, – пояснил Генрих.
– И что теперь? – недовольно спросила блондинка
– Вот на стене дома дверца, за которой рубильник. Если тот рубильник опустить, на Земле закончатся все войны, – сказал Генрих и указал взглядом на стену, на которой видел небольшую металлическую дверцу с врезным замком.
– Я не вижу никакой дверцы, – проворчала блондинка. – Я вижу пятно на стене и водосточную трубу.
– Ты присмотрись, присмотрись, – настоял Генрих.
– Ой, вижу! – обрадовалась блондинка. – Откройте её! Опустите рубильник!
– Я не могу. У меня нет ключа, – ответил Генрих и показательно похлопал ладонями по карманам белых брюк.
– И что же делать?
– Искать ключ.
– Может ключа совсем нет, – предположила блондинка.
– Если есть дверь с замком, то где-то есть ключ от замка, – заявил Генрих и вместе с блондинкой зашагал вдоль стены.
Над мостовой, на уровне первого этажа домов, проплыл косяк прозрачных акул, у которых в брюхе были книги.
– Это они доставляют книги читателям, – объяснил Генрих, остановился и указал на многоэтажную панельку на другой стороне улицы.
В наступающих сумерках её некоторые окна сделались белыми экранами, на которых возник и задвигался силуэт мужчины и женщины.
– Что это? – спросила блондинка, переводя взгляд с экрана на экран.
– Окна показывают, что за ними творится, – пояснил Генрих. – Вон, в квартире на третьем этаже мужчина и женщина ссорятся.
– Но я ничего не слышу! – воскликнула блондинка.
– И без слов понятно, что они делают. Вот мужчина замахнулся на женщину кулаком, а женщина прикрыла голову руками.
– Эй! Прекратите! – прокричала блондинка. – Прекратите!
– Они тебя не слышат, – сказал Генрих. – Они никого не слышат. Они живут в своём пространстве, недоступном для других людей.
– Так неправильно жить! – заявила блондинка.
– Это лишь твоё субъективное мнение! – парировал Генрих и указал рукой на текущие по стене дома капли, похожие на капли мёда. – Это стекает время.
Капли на тротуаре объединялись в лужу, из которой ручейком исчезали в ливневой канализации.
Блондинка увидела впереди вывеску продуктового магазина и сказала жалобно:
– Я хочу есть. Мне надо в магазин. У меня дома нет ни корочки хлеба… Но у меня нет с собой денег.
Генрих Росомахов достал из кармана брюк бумажник, вытянул банковскую карточку, отдал блондинке и пояснил:
– Я нашёл её вчера на улице. На ней есть немного денег. Она на предъявителя. Пользуйся.
– Спасибо, – поблагодарила блондинка и скрылась в продуктовом магазине.
В следующий миг из магазина вышла Алла Любфина с пакетом продуктов в руке.
– Доктор, разрешите, я вам помогу! – крикнул Генрих и припустился за психиатром.
Не оглянувшись, не отозвавшись, Алла Любфина повернула за угол аптеки и исчезла.
Генрих Росомахов побрёл по улице к себе домой. Он устал от причуд улицы, знакомой ему с детства.
Когда же блондинка вынесла из магазина сладкую булочку и пакет йогурта, то обнаружила, что оказалась на незнакомой улице.
– Как называется эта улица? – спросила она у гигантского ворона – водителя, остановившегося у столба такси.
– Улица Варвары Пушинковой, – ответил он и предложил: – Садись, красавица, довезу бесплатно, куда скажешь.
– Спасибо, не надо, – отказалась блондинка и смело пошла по улице, кусая булочку и отхлёбывая из пакета йогурт.