Не убивай

   Доктор Тивка всегда считала заповедь «Не убий» абсолютом. Это было выгравировано в её сознании, это основополагающий принцип, которым она руководствовалась в своей жизни, особенно в выбранной профессии. Тивка была врачом, целителем. Её целью было сохранить жизнь, облегчить страдания, бороться с неумолимой волной смертности. И на протяжении большей части своей карьеры она делала именно это, находя удовлетворение и цель в каждой спасённой жизни. Но война привела к сокращению абсолютов. Ведь до войны жизнь Тивки была предсказуемой и равномерной. Она занималась семейной медициной в маленьком тихом городке. Её дни были наполнены мягким ритмом рутины - она лечила детей с лихорадкой, консультировала пожилых пациентов по вопросам лечения гипертонии, принимала младенцев во время родов своими руками. В этом была простота, чистота, прямая связь между её действиями и благополучием окружающих её людей.
   Потом последовал обстрел. Далёкий грохот поначалу был списан на военные учения. Затем грохот приближался всё ближе и ближе. И вот уже начали дребезжать окна, и в воздухе начал витать ощутимый страх. Город, который когда-то был тихой гаванью, превратился в линию фронта. Почти в одночасье клиника Тивки превратилась в импровизированный госпиталь. Убитые и раненые стали прибывать неумолимым потоком. Солдаты с оторванными конечностями, мирные жители, оказавшиеся под перекрёстным огнём, дети с широко раскрытыми от ужаса глазами, тела которых были изрешечены осколками. Тивка вместе с горстками преданных своему делу медсестёр работала круглосуточно, подпитываемая адреналином и отчаянной надеждой на то, что они смогут каким-то образом остановить волну страданий.
   Именно в это время Тивка впервые столкнулась с сержантом Иссахаром. Он был доставлен без сознания, его грудь представляла собой кровавое месиво.
   Неподалёку от него взорвалась мортира, в результате чего осколки металла разорвали его тело. Тивка и её команда отчаянно работали, пытаясь стабилизировать его, их руки двигались с отработанной точностью. Им удалось остановить кровотечение, вставить плевральную дренажную трубку, заставить его сердце снова биться.
   Иссахар выжил. Он оставался в клинике в течение нескольких недель, медленно выздоравливая под присмотром Тивки. За это время между ними образовалась странная связь. Он был стоическим человеком, закалённым войной, но Тивка видела в его глазах проблеск человечности, уязвимость, которую он пытался скрыть. Они разговаривали до поздней ночи, после того как шквал новых жертв стихал, делясь историями о своей жизни до войны, о своих надеждах на будущее.
   Иссахар рассказывал ей о своей семье, о своём маленьком сыне, который мечтал стать лётчиком. Он говорил о своей любви к своей маленькой деревушке, к пшеничным полям, простирающимся до горизонта, золотым под летним солнцем. Тивка, в свою очередь, рассказала ему о своих мечтах, о своём желании открыть клинику побольше, чтобы обеспечить лучший уход за своими пациентами.
   Когда Иссахар встал на ноги, Тивку потянуло к нему. Это была не просто благодарность за то, что он выжил. Это было нечто более глубокое, связь, выкованная в горниле общих страданий. Она видела в нём силу, стойкость, которая отражала её собственную.
   Затем настал день, когда Иссахара выписали. Он был ещё слаб, но настаивал на возвращении в свою часть. Иссахар был нужен, сказал он, и был обязан защищать свою страну. Тивка же пыталась отговорить его, но знала то, что это бесполезно. Ведь Иссахар был солдатом, и его место было на передовой. Когда они попрощались, то это было простое рукопожатие, мимолётный момент зрительного контакта, который говорил о многом.
   А через несколько недель Иссахар вернулся. Но на этот раз он не был пациентом. Он был заключённым. И его охраняли двое солдат. Его лицо было в синяках и опухло, а глаза были полны стыда и отчаяния.
   Тивка узнала о том, что его обвинили в убийстве мирного жителя, пожилой женщины, попавшей под перекрёстный огонь во время недавнего боя.
   Доказательства были косвенными, но обвинения были изобличающими. Свидетели утверждали о том, что видели, как Иссахар стрелял в направлении дома женщины. Он отрицал это, утверждая о том, что вёл огонь по вражеским позициям, но его слова не были услышаны.
   Военная полиция проводила расследование, и Тивку попросили осмотреть Иссахара, оценить его физическое и психическое состояние. Глядя на него, она увидела правду в его глазах. Он был сломленным человеком, обременённым чувством вины, но она верила в его невиновность.
—Ты это сделал, Иссахар? - спросила она почти шёпотом.
   Он посмотрел на неё, и его глаза наполнились болью: «Не знаю, Тивка» - сказал он: «Я не знаю, что произошло. Всё было в хаосе. Обстрелы были постоянными. Я просто пытался защитить своих людей».
   Тивка знала о том, что война стёрла грань между добром и злом. Она превращала обычных людей в убийц, заставляла их делать невозможный выбор в пылу битвы. Но она также знала и то, что Иссахар не был убийцей. Он был хорошим человеком, храбрым солдатом, любящим отцом.
   Она решила помочь ему. Тивка использовала своё положение врача, чтобы затянуть расследование, утверждая о том, что он страдает от посттравматического стрессового расстройства и нуждается в дальнейшем обследовании. Тивка говорила с военной полицией, утверждая о том, что доказательств недостаточно и то, что существует вероятность ошибочной идентификации.
   Но её усилия были напрасны. Военная полиция была полна решимости сделать из Иссахара пример. Им нужен был козёл отпущения, кто-то, кто взял бы на себя вину за зверства войны.
   Иссахара признали виновным. Он был приговорён к пятнадцати годам тюремного заключения.
   Тивка была опустошена. Она подвела его. Она не смогла отстоять свои собственные принципы. Она позволила несправедливости восторжествовать.
   Тивка навещала его в тюрьме. Он был тенью себя прежнего, его дух был сломлен, глаза лишены надежды.
— Прости, Тивка, - сказал он: «Прости за то, что я навлёк на тебя это».
— Это не твоя вина, Иссахар, - сказала она: «Это война. Это то, что она делает с людьми».
   Тивка вышла из тюрьмы с чувством поражения. Она подвергала сомнению всё то, во что она когда-либо верила. Если война могла превратить хорошего человека в заключённого, если она могла сделать врача соучастником несправедливости, то какой в этом был смысл?
   Тивка подумывала о том, чтобы уехать из города, бросить учёбу, сбежать от ужасов войны. Но потом она вспомнила заповедь: «Не убий».
   Речь шла не только о физическом убийстве. Речь шла об убийстве надежды, убийстве справедливости, убийстве сострадания. И Тивка поняла то, что не может позволить войне убить всё это в ней.
   Она решила остаться и продолжала лечить раненых, утешать скорбящих, бороться за справедливость всеми возможными способами.
   Тивка не могла спасти Иссахара, но она могла почтить его память, отстаивая свои принципы, не позволяя войне развратить её душу. Она знала о том, что война будет продолжать испытывать её, бросать вызов её убеждениям, заставлять её делать трудный выбор. Но она также знала и то, что должна оставаться верной заповеди, вере в то, что жизнь священна, что каждый человек заслуживает достоинства и уважения.
   Шли годы. Война затянулась, неумолимый цикл насилия и разрушений продолжался. Тивка же продолжала работать, её руки были мозолистыми, сердце было усталым, но её дух был не сломлен. Она стала символом надежды в городе, опустошённом войной, напоминанием о том, что даже в самые тёмные времена человечество всё ещё может победить.
   Однажды она получила письмо. Это было от Иссахара. Он был освобождён из тюрьмы благодаря обмену пленными. Иссахар жил в другой стране, пытаясь наладить свою жизнь.
Он поблагодарил Тивку за поддержку, за непоколебимую веру в его невиновность. Он сказал ей, что её доброта дала ему силы выжить.
   Тивка плакала, читая это письмо. Это была маленькая победа, проблеск надежды в мире, поглощённом тьмой. Это было напоминанием о том, что даже в разгар войны заповедь «Не убий» всё ещё сохраняла смысл, что даже перед лицом невообразимых страданий человеческий дух может выстоять.

    Емельянов-Никитин В.Н. (Сефер Шалом а-Хаим, том 4, Знакомство с Агадой мусар – Не убивай).