Мусорга. Непоследовательная трилогия

Содержание
   Предисловие
   1. Преступление и наказание на Руси до Ивана Грозного
       Разбойничество как социальное явление
       Правовые основы Древней Руси по борьбе с разбойничеством
       Судебник 1497 года
   2. Судебные реформы в период правления Ивана Грозного
       Губная реформа
       Разбойный приказ
   3. Мусорга
       Глава 1. Срок три дня
       Глава 2. Худогий
       Глава 3. Царь благий
       Глава 4. Кабацкое дело
       Глава 5. Убили, убили...
       Глава 6. На кол собаку!
       Глава 7. Заговор
       Глава 8. Попутчик
       Глава 9. Гнида
       Глава 10. Казни
       Глава 11. Василий и Ольга
       Глава 12. Назначение
       Глава 13. Нежданный гость
       Глава 14. План
       Глава 15. Роковое решение
       Эпилог

Предисловие

В своих произведениях автор уже не в первый раз обращается к эпохе правления Ивана Грозного, считая её наиболее интересной с точки зрения вклада в развития Российского Государства [1,2,5], даже более интересной, чем эпоха Петра I. Хотя и он не был обойдён вниманием [3,11].

Предлагаемое к прочтению в очередной раз написано в форме непоследовательной трилогии*, так приглянувшейся автору. Две первые части содержат краткий исторический обзор правовых и организационных мероприятий и реформ государства, направленных на борьбу с разбойничеством, в допетровской Руси и, в частности, описаны возникновение и деятельность Разбойного приказа.

Третью часть, “Мусорга” — основу произведения, можно читать и пропустив первые две, но тогда есть вероятность возникновения  у читателя вопросов, связанных с некоторыми терминами или событиями.

Исторических документов, посвященных Разбойному приказу, сохранилось не так много. Кроме того, с 1568 года Иван Грозный запретил вести летописи, а многие записи раннего периода повелел сжечь. Как следствие, информацию о деятельности царя и его опричников часто можно получить лишь из иностранных источников, или мемуаров бывших опричников-иностранцев, которые, вернувшись домой, опубликовали свои воспоминания. Поэтому, разумеется, в произведении присутствуют как реальные, так и придуманные, или “полупридуманные” персонажи и события.
 
Все используемые материалы взяты из открытых источников с указанием ссылок на них. Надеюсь, что автором в этом вопросе ничего упущено не было.

* Если трилогия — это три произведения, которые объединены общей идеей или преемственностью сюжета, то в непоследовательной трилогии нет общих сюжетов, зато их объединяют темы, идеи или обстоятельства, т. е. это, если хотите, — некая субстанция.

1. Преступление и наказание на Руси до Ивана Грозного

Разбойничество как социальное явление

Разбойничество — универсальное социальное явление, свойственное всем эпохам и народам, возникшее, как ни парадоксально, в результате развития общества. Организованная преступность — явление, не свойственное ранним обществам, в которых деятельность отдельных людей находилась под пристальным контролем множества соплеменников. Нараставшее расслоение некогда монолитной общины создало предпосылки для того, чтобы преступность стала устойчивым видом социального поведения [4].

Разбойники и их лидеры — это фундаментальная часть истории человечества. В течение множества веков на просторах разных стран существовали группы людей, отчаянно и безжалостно нападавших на путников, торговые корабли, караваны и населенные пункты. Благодатной почвой для формирования таких групп преступников являлись периоды кризисов и политической нестабильности. Ещё одним фактором, способствующим появлению и развитию разбойничества, было наличие труднопроходимых территорий в гористых и лесистых районах, благодаря которым разбойники могли активно действовать, укрываясь в них от преследования. Эту вакханалию грабежа дополнял разбой на дорогах, сильно затруднявший торговлю между городами и странами.

В Европе уход крестьянина в разбойники мог быть связан с неочевидным статусом лесов: с одной стороны они принадлежали общине и были основным источником ресурсов для неё, и, в то же время, считались охотничьими угодьями местного феодала или самого короля. Некоторые люди, оказавшись на грани выживания, в поисках способа прокормить себя сбивались в разбойничьи группы.

Не явилась исключением и Россия, правители которой уже с древних времён боролись с этим явлением.

Главной целью разбойного промысла всегда был захват добычи. В Древней Руси одними из первых разбойников были ушкуйники — изначально жители Великого Новгорода, разбойничающие на Балтийском поморье, а позднее на прилегающих к нему землях, которые ходили по рекам Вятке, Каме и Волге и грабили соседние территории на небольших судах-ушкуях [5].
 
Но чаще не дух средневековой отваги и неудержимая удаль заставляли людей идти на грабёж, а бедственное положение, необходимость добывания пищи и одежды после войн и разорения от пожаров, во время голода и других несчастий. В старину отличались вынужденным воровством и разбоями также холопы. Один из древних проповедников убеждал бояр держать челядь свою в довольстве и говорил: «Еще вы глаголю: челядь свою кормите якоже досыти им, одевайте, обувайте. Аще ли не кормите, ни обуваете, а холопа твоего убъют у татбы или робу, то за кровь его тобе отвещати*».
 
Хотя разбойничество возникло как ответ на развитие общества в нём, конечно же, существовали и просто прирожденные злодеи, которые не находил себя в других сферах жизни. Так, казачество долгое время служило неистощимым источником разбойников, принимая в свою среду всякого пропившегося гуляку, вора, душегуба, холопа и каждого недовольного московскими порядками.
 
В раннее время разбойники не конфликтовали с крестьянами, которые при случае, по чувству сострадания к горемычной доле или из боязни мстительности, спасали их от преследований и давали приют, но потом  становится заметен разлад между ними, когда воры стали наносить вред всем без разбора. Молодец, идя на разбой, не мог рассчитывать на легкое укрывательство: сельское общество, озлобленное за грабежи и притеснения от воров, без дальних околичностей прибегало к самосуду и короткой расправе [6].

* Еще говорю вам, любезные дети мои, прислугу свою кормите досыта, одевайте и обувайте. Если же не будете кормить и обувать, а раба твоего или рабу убьют на воровстве, то тебе приведется отвечать за кровь их.

Разбойничество стало одной из традиционных форм социального протеста, вполне обычной реакцией на усиление гнёта — государственного, феодального, а затем и капиталистического.

Правовые основы Древней Руси по борьбе с разбойничеством

Ещё Владимир Святой, при котором произошло Крещение Руси, в конце X века, согласно «Повести временных лет», был серьёзно озабочен проблемой борьбы с разбойниками [4]. В эпоху Владимира Святого языческая реакция выразилась в усилении разбоев. Борьба за веру предков сопровождалась разграблением имущества христиан. Поскольку главными объектами нападения лихих людей стали священники и перешедшие в православие миряне, беспокойство по поводу усилившихся разбоев выразили епископы в обращении к Владимиру: "се умножишася разбойницы, почто не казниши их? Он же рече им: боюся греха. Они же реша ему: ты поставлен еси от Бога на казнь злым, а добрым на милованье; достоить ти казнити разбойника, но со испытом*. Володимер же, отверг виры*, нача казнити разбойникы».
 
Одним из основных письменных источников русского права является  Русская Правда — сборник правовых норм Киевской Руси, датированный различными годами, начиная с 1016 года — древнейший русский правовой кодекс. Происхождение наиболее ранней части Русской Правды связано с деятельностью князя Ярослава Мудрого. Написанная на древнерусском языке, Русская Правда стала основой русского законодательства и сохраняла своё значение до XV—XVI веков. Существует более ста списков Русской Правды, разделенных согласно содержанию на три редакции: краткая, пространная и сокращённая.

* Испыт(ов)ать — разведывать, узнавать; выведовать.
* Вира — древнерусская мера наказания, денежный штраф за убийство свободного человека или за увечье в пользу князя. Также вирой именовалось денежное возмещение за другие преступления. Существовало несколько видов виры, например, дикая вира (повальная вира) — особый вид наказания, когда убийца не найден, и штраф платит община.

Первооткрывателем Русской Правды для исторической науки является историк В.Н. Татищев, обнаруживший краткую её редакцию в 1737 году.

Русская Правда содержит нормы уголовного, обязательственного, наследственного, семейного и процессуального права. Согласно Русской Правде судебный процесс имел следующие стадии [7].

1. Заклич — начальная стадия судопроизводства, означающая объявление о совершении преступления. Лицо, которое обнаружило, что пропала вещь или найдено тело, должно было всенародно огласить об этом на площади при свидетелях.
 
2. Свод — следующая стадия процесса. Лицо, у которого обнаружили пропавшую вещь, должно было указать, у кого эта вещь была приобретена. Свод продолжался до тех пор, пока не находили человека, неспособного дать объяснения, где была приобретена вещь. Такого человека признавали вором — татем*.
 
3. Гонение следа — третья форма судебного процесса, заключающаяся в поиске доказательств и преступника. Гонение следа осуществлялось потерпевшими, их близкими, членами общины и добровольцами. Доказательствами по Русской правде были свидетельские показания видаков (очевидцев преступления), послухов (поручителей), вещественные доказательства (поличное), ордалии (испытания огнем, водой, железом) и присяга.

* Тать — вор, грабитель, злодей; татьба — кража.
 
Виды преступлений по Русской Правде:

1) против личности: а) убийство; б) причинение телесных повреждений, выраженное в нанесении ран, отсечении руки, ноги, лишении глаза; в) побои; г) оскорбления действием;
 
2) против имущества: поджог, конокрадство, потрава посевов, пользование чужим имуществом. Объектами преступления были личность и имущество.
 
Русская Правда содержала понятие соучастия (осуществления преступления скопом), но не различала ролей соучастников. Существовало представление о превышении пределов необходимой обороны. Русская Правда также знала понятие повторности преступления (рецидива). Субъектами преступления могли быть все, кроме холопов. В случае совершения правонарушений холопами имущественную ответственность за них нес их господин.
 
Виды наказаний по Русской Правде:
 
1) месть — наказание, применяемое при убийстве. Мстителями могли быть только ближайшие родственники, при отсутствии которых взимался штраф (вира) в пользу князя;
 
2) поток и разграбление — наказание, назначаемое за убийство в разбое, конокрадство и поджог дома или гумна;
 
3) штраф — наиболее распространенный вид наказания:

а) вира — штраф за убийство, уплачиваемый в пользу князя (одинарная, двойная, дикая вира);
 
б) головничество — штраф, уплачиваемый родственникам убитого;
 
в) продажа — взимаемый в пользу князя штраф за нанесение побоев, посягательство на собственность, оскорбления;
 
г) урок — штраф в пользу пострадавшего за иные виды преступлений, размер которого зависел от характера обиды и от имущественного ущерба.

Русская Правда, которую считают крупнейшим памятником древнерусского права, является главным источником для изучения правовых, социальных и экономических отношений Киевской Руси.

Один из древних источников с похвалой отзывается об Иване Калите за то, что он «исправи Руськую землю от татей и от разбойник». Согласно древней традиции крупные земельные собственники (бояре, монастыри, епископские кафедры) имели право суда по всем без исключения уголовным делам в пределах своих вотчин. Онако, даже изловив злодеев, местные судьи зачастую отпускали их за взятку. Иван Калита повелел изымать наиболее серьезные уголовные дела из ведения вотчинников и передавать их своей администрации. Сохранилась его грамота новгородскому Юрьеву монастырю, согласно которой монастырские люди, живущие в городе Волоке (современный Волоколамск), должны судиться у своих монастырских властей по всем делам «опроче татьбы, и розбоя, и душегубства». Расследование и наказание этих преступлений князь вверял своим наместникам.
 
Причиной такого решения было следующее. Издавна одной из главных обязанностей князя в Древней Руси был суд и судебное законодательство. Занятые множеством других дел, князья обычно передавали эти полномочия своим управляющим (тиунам), а те, в свою очередь, другим доверенным лицам. В итоге суд становился источником обогащения для судей, получавших доходы не столько от положенных им по закону судебных пошлин, сколько от всяческих «посулов», то есть взяток. Такое отношение Ивана Калиты к делу было редким среди князей и создавало ему славу в народе.

Следует отметить некоторые примеры развития системы розыска в странах средневековой Европы.

Во Франции ещё в XIV веке  была создана прокуратура, а вместе с ней и дознание — неофициальное секретное расследование, предшествующее официальному расследованию и суду, то есть производство розыска входило в обязанности судебной полиции, подчинённой прокурорскому надзору.
 
В обвинительном процессе Великобритании первоначальное собирание доказательств по уголовному делу возлагалось на обвинителя, а розыск производился частными лицами, которым государство возмещало понесённые расходы, давало значительные права по раскрытию преступления (в некоторых случаях — даже право личного задержания обвиняемого) и обеспечивало содействие полиции.

Преступность в Древней Руси была пока очень слабо организована, поэтому неудивительно, что еще не существовало специального аппарата для борьбы с ней. Община и те, кто пострадал от рук преступников, доискивались правды сами, а князь и его приближенные судили уже пойманных воров и убийц и назначали им наказание [4].

Иногда на поимку очередной шайки воевода отряжал солдат, но это имело смысл только если банда была крупная.
 
Судебники 1497 и 1550 годов

В сентябре 1497 года великим князем московским Иваном III Васильевичем был принят при участии его сыновей и Боярской думы Судебник — свод законов Русского государства. Документ излагал нормы уголовного и гражданского права, формулировал виды преступлений и систему наказаний [8]. Судебник 1497 года чётко определял взаимоотношения феодалов и земледельцев, включая право перехода крестьян к другим помещикам в Юрьев День (26 ноября). Первоисточником Судебника, предположительно, стали Пространная редакция Русской Правды, «Правосудие митрополичье» (судебник, известный в единственном списке 1-й четверти XVI в.), Псковская судная грамота, памятники московского права и другие документы. По Судебнику 1497 года в крупных вотчинах при должности наместников волостелей для розыскных и судебных дел находились тиуны*, доводчики* и праветчики*.

К осуществлению следственных и сыскных мероприятий привлекались целовальники, ездоки и недельщики (первое упоминание о недельщиках относится к 1467 году [9]. Недельщики, как должностные лица или судебные приставы, предоставлялись судом по просьбе истца для помощи ему в отыскании ответчика, обеспечения его явки в суд. Недельщик предоставлялся стороне только в том случае, если сумма иска превышала стоимость пошлины («езда»). Недельщики посылались для вылавливания татей, лихих людей в наиболее неспокойные местности. Наименование свое недельщики получили потому, что они сменялись по неделям.

В обязанности недельщика входило: проведение розыска, задержание преступников, проведение допроса и пытки, поиск поручителей, доставка в суд ответчика, организация и наблюдение за порядком проведения судебного поединка, взимание пошлины с тяжущихся сторон, производство ареста и содержание преступника под стражей. За отправление своих обязанностей недельщик получал вознаграждение от заинтересованной стороны [10].

Недельщики и подчиненные ему ездоки (лица, которые выполняли поручения недельщика по вызову сторон в суд) существляли свои полномочия в Москве, а доводчики — в провинции.

*Тиун — предшественник современных следователей или оперативных работников. В их пользу устанавливались особые пошлины, а во время расследования они получали содержание (кормление) от жителей той местности, где проводили розыскные и иные действия.
*Доводчик («недельщик») — должность в штате наместника (представителя великокняжеской власти), который  должен был призывать ответчика и свидетелей к суду, сообщать им о назначении суда, ходить или ездить к ответчику, предъявляя ему «приставную память» (повестку), в которой указывался срок, когда назначен суд.
*Праветчик — судебный исполнитель, низший чин, производивший взыскания по судебным приговорам.

Судебник 1497 года — один из первых в Европе общегосударственных юридических кодексов. Он закрепил правовой статус различных социальных групп Московской Руси, установил принципы классовой юстиции, чем способствовал дальнейшему утверждению феодального строя.

Но какого-то центрального полицейского органа, предназначенного исключительно для борьбы с разбойниками, по-прежнему не существовало вплоть до правления Ивана IV Грозного.

2. Судебные реформы в период правления Ивана Грозного

Губная реформа

Губная реформа* — преобразования в части местного управления прошедшее с 1530-х по 1550-е годы, связанное с передачей функций поиска и суда над разбойниками от наместников и волостелей, назначенных великим князем, к губным старостам, избираемых из местных дворян, или губным целовальникам от крестьянства, если на территории не было дворян.  Иногда, в особенно сложных или крупных территориях, их могло быть двое или даже больше. Началась реформа ещё в 30-е годы XVI века во времена царствования Елены Глинской, матери Ивана Грозного. Наместники и волостели, назначенные великим князем, не справлялись с пресечением разбоев и грабежей, и, часто, просто брали посулы от “лихих людей”.

Для придания законности ходу реформы в волости и уезды были направлены губные грамоты, согласно которым дворяне были обязаны избрать из своей среды губного старосту, а крестьяне — губного целовальника, “которым надзор за разбойными делами приказан”. Самая ранняя из известных губных грамот датируется 1539-1540 годами. В процессе реформы по изменению судопроизводства по уголовным делам на местах создаются губные избы*, которыми и руководили губные старосты и губные целовальники — первые «участковые» Руси.

*Губа — в Древней Руси территориальный судебный округ, в пределах которого действовала уголовная юрисдикция выборного губного старосты. Губа не имела фиксированного размера, иногда совпадала или вовсе подменяла уезд и даже волость, особенно в северо-западных землях.

«Они про татей и про разбойников сыскивали и того смотрели и берегли накрепко, чтобы одно лично нигде и татей и разбойников, разбойничьих станов и приездов не было». Подчинялись они появившемуся к середине XVI века Разбойному приказу, а в столице порядок охранял Земский приказ, находившийся рядом с Кремлем на месте Исторического музея.

Губная реформа, начатая при царствовании Елены Глинской, стала одним из этапов норм права местного самоуправления, как эффективного способа борьбы с разбойничеством.

В 1550 году был введён в действие Судебник Ивана IV Грозного:  “Лета 7000 пятьдесят осмаго июня Царь и Великий князь Иван Васильевич Всея Руси и с своею братьею из бояры сесь судебник уложил: как судить и бояром, и окольничим, и дворецим, и казначеем, и дьяком, и всяким приказным людем, и по гордам наместником, и по волостем волостелем, и тиуном и всяким судьям”. Вот выдержки из этого документа:

— Судом нельзя дружить и мстить никому, а также брать посул.

— Если боярин, дворецкий, казначей или дьяк обвинит кого-то не по суду, но без хитрости, и это подтвердится, то им не будет пени, а истцу нужно будет отдать взятое.

*Губные избы — органы местного управления в России во второй трети XVI — начале XVIII веков по борьбе с особо опасными преступлениями (разбой, татьба, убийство).

— Если кто-то из судей возьмёт в суде посул и обвинит не по суду, то на нём будет лежать иск истца, а также пошлины царя и великого князя, езд*, правда, пересуд*, хоженое* и другие.

— Если дьяк запишет дело не по суду, то на нём нужно будет взять половину перед боярином и отправить в тюрьму.

— Если подьячий запишет дело не по суду для посула без дьячего приказа, то его нужно будет наказать торговой казнью и бить кнутом.

Однако эти меры слабо помогали сдерживать преступность, поскольку по сути профессионального аппарата сыска по-прежнему не существовало: для местных дворян ловля воров и разбойников оставалась, если так можно сказать, общественной обязанностью в свободное от основной военной службы время. Бандитские шайки на Руси появились задолго до органов охраны порядка, поэтому как крестьянам, так и дворянам приходилось защищаться от разбойников самим. Да и отыскать на российских просторах шайку воров или грабителей можно было только при деятельном участии населения — «мирские» власти сами охраняли порядок в родной общине, заявляли о пришлых и подозрительных, выявляли «лихих людей». В городах порядок на улицах по ночам охраняли сами посадские в качестве бесплатной «службы» — так же как сами раскладывали и собирали налоги, чинили городские укрепления, избирали целовальников на таможни и кабаки.

Разбойники редко действовали поодиночке. Как правило, они объединялись в шайки, которые имели атаманов, примитивную иерархию, располагали транспортом и оружием, в том числе тяжелым — с купеческих и государевых стругов снимали пушки, отбирали ружья у солдат. Первый русский экономист Иван Посошков [11] в 1724 году свидетельствовал: «Разбойников у нас в Руси… множество, ибо не только по десять или по двадцать человек, но бывает по сто или по двести человек в артели».

*Езда — пошлина за вызов сторон из других городов. Также существует выражение «езда за правду» — выезд на место преступления или к спорному имуществу для обыска, изъятия улик, размеживания и т. д.
*Пересуд — пошлина за пересмотр дела.
*Хоженое — пошлина, которую получал доводчик, например, если истец или ответчик не приезжал в суд в указанный срок, а присылал документ с просьбой изменить время суда

В результате губной реформы наместники и волостели лишились права вершить суд по уголовным преступлениям. Уголовный суд был передан в управление губных старост, выбранных из числа местных дворян с подчинением Разбойному приказу. Пристальное изучение делопроизводства Разбойного приказа позволяет раскрыть еще одну существенную причину: губных старост, в отличие от воевод, было значительно легче контролировать [4].

Хотя губной староста выбирался населением, однако его назначение было невозможно без приезда в Разбойный приказ, который был вправе как утвердить, так и отставить законно избранного кандидата. Непосредственное начальство губного старосты за редким исключением состояло из судей и дьяков Разбойного приказа, которому были подсудны все, кто служил в штате губных изб.

Вступление в должность губных старост и целовальников всегда сопровождалось объявлением «повального обыска». Повальный обыск проводился с целью «расспроса» большого количества населения о факте преступления и личности преступника [9]. Эти должностные лица, разъезжая по территории своего округа, собирали местных жителей и расспрашивали их «по крестному целованию», кто у них совершает преступления, кто предоставляет разбойникам приют и осуществляет скупку «разбойной рухляди». После установления таких лиц разрешалось осуществлять их задержание и проводить расследования по совершенным преступлениям, а в случае получения доказательства их вины — казнить.

Говоря об особенностях борьбы с преступностью, которую проводили губные учреждения, воеводства и Разбойный приказ, нельзя не отметить и роль общины в следственно-розыскных действиях, так как в преследовании воров участвовали жители села, где была совершена кража, а участие в погоне было закреплено как обязанность. Если иметь ввиду убийства, то предписывалось обнаруженное тело убитого привезти в село к церкви и бить в колокола. Жители обязаны были прийти для разбирательства «на кровь, и на след, и на совет». Не пришедший тут же попадал в подозрение и подлежал пристрастному допросу.
 
Контроль за деятельностью государственных органов или приказов по сыску осуществлялся Боярской думой и самим царем. Однако исторические источники свидетельствуют о многих случаях, когда губные старосты брали посулы, освобождали преступников из тюрьмы за взятки, проводили обыски без понятых, чтобы подкинуть краденую вещь, заставляли разбойников оговаривать невиновных людей, чтобы вымогать с последних подношения, а иногда даже прямо потворствовали разбойникам за долю в награбленном имуществе.
 
И все же для Разбойного приказа выгоды такой стабильности, когда одни и те же люди долгое время руководили губными избами, перевешивали вероятные риски, поэтому старались всеми силами восстановить или насадить губные институты, даже если для этого приходилось поступаться принципами выборности [4].

Разбойный приказ

В середине XVI в. в России завершается формирование новой системы центрального управления, состоявшей из таких учреждений, как приказы. Можно условно сравнить приказы с современными министерствами, и, развивая это сравнение, можно таким образом назвать Разбойный приказ своеобразным аналогом современного Министерства внутренних дел.

Разбойный приказ, возникший как результат губной реформы в конце 1540-х годов на базе боярской комиссии, занимавшейся с 1539 года «разбойными делами», был первым в истории России центральным государственным учреждением, которое осуществляло борьбу против тяжких уголовных преступлений (убийство, разбой, кража, а также профессиональная преступность) посредством контроля и обеспечения необходимой нормативно-правовой базой местных губных органов и других представительств, противостоявших преступности на местах [4].
 
Разбойный приказ вырос из боярской комиссии по разбойным делам, которая возглавлялась одним из бояр. В дальнейшем во главе приказа стоял судья, обладавший чином боярина или окольничего, или думного дворянина. Главе приказа помогал второй судья — человек более скромного происхождения и чина, назначавшийся в XVII в. из стольников, нередко имевших опыт службы сыщика по разбойным делам. Наличие двух судей, как видно из источников, было оправдано тем, что даже если в приказе отсутствовал один из них, то другой мог подменить его без ущерба для деятельности приказа. В число «начальных» людей также входили два, реже три дьяка.
 
Дьяки надзирали за работой подьячих, контролировали соблюдение норм судо- и делопроизводства и следили за состоянием казны. Все же ключевые решения принимались судьями, которые слушали дела и по результатам этих слушаний выносили приговоры или указывали на необходимость проведения новых следственных действий.

В непосредственном подчинении у судей и дьяков находились подьячие, на которых ложилось основное бремя делопроизводственной работы. Для суда, контроля и управления многочисленными губными избами требовалось немало канцелярских служащих [4].

Многие дьяки не понаслышке знали о борьбе с преступностью, поскольку были пожалованы в дьяки Разбойного приказа прямо из губных старост. Даже некоторые судьи в свое время были сыщиками, боровшимися с преступностью в разных уездах по назначению из Разбойного приказа. Таким образом, личный опыт в борьбе с преступностью на местах позволял руководству приказа эффективнее решать стоявшие перед ним задачи.

В отличие от судей и дьяков, подьячие часто служили десятилетиями, а потому неудивительно, что они были подлинными знатоками делопроизводства и законодательства. Именно подьячие Разбойного приказа часто направлялись вместе с сыщиками для борьбы с преступностью на местах, случалось, что кого-то из них командировали для проведения следственных действий.

Значимым событием в деятельности Разбойного приказа стало составление Указной книги 1555–1556 гг., структурно состоящей из одного царского указа, двух приговоров царя и Боярской думы, большая часть одного из которых вошла также и в дополнительные статьи к Судебнику 1550 г.

В конце 1560 гг. (но не позднее 1570 г.) в приказе служили дьяки М. Вислый и В.Я. Щелкалов, которые создали новую редакцию Указной книги Разбойного приказа.
Cхема взаимодействия губных изб и Разбойного приказа, в общих чертах, заключалась в следующем. Сначала власти фиксировали совершенное преступление документально. Затем губные старосты проводили первичные следственные мероприятия, которые после оформления отправлялись в виде отписки в Разбойный приказ. Последний, как правило, требовал присылки всего подлинного дела. Рассмотрев запрошенные бумаги, в приказе принимали решение о проведении определенных следственных мероприятий. Получив очередной ответ от губных старост, в Разбойном приказе выносился приговор. Последующая переписка была связана с исполнением наказания и распределением конфискованного имущества.

Некоторые методы поиска разбойников, которые использовались Разбойным приказом:

Направление сыщиков на места. Для борьбы с уголовными преступниками из Москвы присылали эмиссаров, которые получали в своё распоряжение вооружённые отряды. Эта практика продолжалась с небольшими перерывами в течение всего XVII века.

Использование указных грамот. Разбойный приказ направлял их губным старостам, которые стояли во главе местных органов управления — губных изб. Если в городах губных старост не было, то Разбойный приказ направлял распоряжения воеводам.

Преследование по следам. Предполагалось, что там, куда приводил след, находился разбойник. Община обязана была выдать его или отвести от себя след, то есть указать приметы того, что преступник ушёл за их территорию.

Использование понятых. Для объективности в отыскании разбойника принимали участие в качестве понятых чужие, не принадлежавшие к ищущей общине, люди.
Применение пыток. В делах, которые находились в ведении Разбойного приказа, предусматривалось их использование, поэтому такие дела называли «пыточными» или «губными».

В подчинении Разбойный приказа  находилась большая часть тюрем государства, в том числе так называемые Московские большие тюрьмы, располагавшиеся на территории Китай-города, в северо-восточной части Зарядья, неподалеку от Варварских ворот, которые занимали площадь 821,5 квадратных саженей (более 3700 м2) [4].

О контингенте преступников можно судить по названию тюремных изб: беглые холопы (холопья), разбойники (разбойная), преступники, возможно связанные с торговлей лошадьми (барышкина), лица, совершившие административные правонарушения или попавшие в опалу (опальная), а также главари разбойных и воровских шаек или зачинщики других преступлений (заводная). Отдельные избы были для женщин (женская), татар (татарка), жителей Сибири или тех, кто, вероятно, был прислан из Сибирского приказа (сибирка).

За несколько десятилетий приказная система обросла плотной коростой мздоимства и продажности. Ни одно дело не решалось без посулов и взяток. Звучит смешно, но в каждом приказе были два сторожа и даже чтобы войти в приказную избу, надо было заплатить им деньги. В Разрядном приказе, например, за взятку можно было откупиться от воинской службы, а в Разбойном приказе, управляемом дьяком Григорием Шапкиным (по прозвищу Шапка), убийца мог откупиться от наказания и вдобавок по указке оговорить, как соучастника, богатого купца, чтобы заставить и его раскошелиться.

Со временем стали возникать конфликты между губными старостами, Разбойным приказом, который вёл назначение и деятельность этих должностных лиц, и воеводами.

Некоторые примеры конфликтов.

Конфликт между губным старостой Воином Анненковым и курским воеводой Иваном Филипповичем Стрешневым. Воевода приказал Анненкову посадить в тюрьму пленного сына боярского, но губной староста не сделал этого, ссылаясь на грамоту из Разбойного приказа 1638 года, запрещавшую принимать в губную избу посланных от воеводы лиц.
 
Жалобы посадских людей Шуи на своеволие губных чинов, которые вымогали еду и питьё и грозили поклепом, подметом ворованной вещи или оговором. Разбойному приказу приходилось решать, шла ли речь о несправедливом обвинении губного старосты частью жителей, или о самоволии своих агентов.
 
Оспаривание полномочий воеводой и губным старостой: один квалифицировал дела как судные, а другой — как розыскные. Горожане и уездные люди терялись, не зная, к кому из судей обратиться.

К началу XVIII века в местном управлении сложилась парадоксальная ситуация: всё чаще губные старосты, вопреки традиции, не избирались населением, но назначались из Разбойного приказа.

15 ноября 1682 года Разбойный приказ был переименован в Разбойный сыскной приказ, 6 ноября 1683 года — в Сыскной приказ. Под этим названием он был расформирован в 1701 году. Вскоре была упразднена и губная система.

3. Мусорга

Глава 1. Срок три дня

Царь Иван Грозный сидел на резном костяном троне в своём кабинете в Теремном дворце и играл в шахматы со своим оружничим, Богданом Бельским — племянником Малюты Скуратова Бельского, когда со стуком и поклоном вошёл стольник “при крюке”*:

— Великий Государь, прибыл со срочным докладом думный дьяк Висковатый*, прикажешь впустить?

 Царь поморщился — уж очень не любил он, когда прерывали игру, особенно, когда выигрывал, но кивнул утвердительно, зная, что Висковатый не стал бы тревожить его без веских причин. Грозный откинулся на троне и взял в правую руку посох. Со своими посохами, украшенными драгоценными камнями, Иван Васильевич почти никогда не расставался.

*Стольник “при крюке” в царской комнате допускал к царю просителей и востребованных по какому-нибудь поводу лиц, т.е.  “крюком” распоряжался: он мог одного допустить к царю, а другого попридержать, не докладывать о нем государю.
*С 1549 по 1570 год Иван Михайлович Висковатый был главой Посольского приказа Русского царства, хранитель печати (печатник).

Войдя, думный дьяк приветствовал Царя “малым обычаем” — поклоном в пояс. Лицо его было растерянным и бледным. Было видно, что он не знает как начать доклад, опасаясь гнева Царя.
 
Но тогда ещё он и не мог предположить, как поступит с ним Иван Грозный позднее, примерно год спустя.

— Говори, боярин, не тяни! — нахмурился Царь.

— Сегодня рано утром меня посетил Себастьян Кабот*... — Висковатый опять растерянно замолчал.

— Да говори уже, Ванька! — Царь вскочил с трона, уже понимая, что ничего хорошего от Висковатого не услышит.

— Сегодня ночью в своём доме убит консул Московской акционерной торговой компании, — выдавил из себя Висковатый.

Услышав это, Царь так саданул посохом о пол, что фигуры с шахматного столика полетели в разные стороны. Бельский едва успел уклониться от пролетевшего рядом с его головой ферзя. А вот Висковатову не повезло: белая пешка залетела ему прямо в нос, впрочем, не нанеся особо ощутимого ущерба.

Грозный молчал и лишь размахивал посохом, задыхаясь от гнева.

***

Его гнев был объясним. Шла Ливонская война (1558-1583). Белое море плохо подходило для налаживания торговли России с западными странами из-за сурового климата, поэтому англичане через Балтийское море снабжали русскую армию оружием и стратегическим сырьём: селитрой, порохом, свинцом, а также оловом и медью, которые необходимы для производства пушек [1]. Ни олова, ни меди на Руси не добывалось.  Кроме того, на кораблях английского флота в Россию пребывали специалисты, которые помогали в строительстве укреплений, и делились разведданными, правда, не забывая шпионить и в пользу своей страны. В условиях экономической блокады со стороны Литвы, Польши и Швеции устойчивые торговые связи с Англией были своего рода жизненно важной «кровеносной артерией», по которой Государство Российское не только получало столь необходимое стратегическое сырьё, но и могло сбывать товары собственного производства.

*Себастьян Кабот — первый управляющий Московской торговой компании, которая в 1555 году получила патент от английской королевы Марии Тюдор и монопольное право на торговлю с Россией от Ивана Грозного.

При Иване Грозном английские представительства были обустроены в различных городах России, а в 1555 году была основана Московская акционерная торговая компания, которая получила монопольное право на торговлю с Россией. В 1556 году компания получила в дар от Ивана Грозного добротный каменный дом, ранее принадлежавший постельничему Ивану Бобрищеву, известному под прозвищем «Юшка». Незадолго перед тем он преставился, а поскольку наследников у него не оказалось, двор перешел в государеву казну. Дом этот, получивший название Английский двор, прекрасно сохранившийся и по сей день, стоит на том же месте в Зарядье, на улице Варварке (ныне улица Варварка, 4А, метро Китай-город*).

*Китай-город в Москве — исторический район внутри Китайгородской крепостной стены, пристроенной в 1538 году к угловым башням Московского Кремля: Беклемишевской и Арсенальной. Название района происходит от восточнославянского слова «кита» — «плетень».

Хорошо помнил Иван Висковатый — тогда ещё не глава Посольского приказа, как впервые доложил  Иоанну IV — еще не Грозному, что англичане заинтересованы наладить с царством Московским торговые отношения. Это желание соответствовало и интересам государства Российского, западные границы которого из-за сложных отношений с соседями (до Ливонской войны оставалось всего несколько лет) оказались блокированы. На что Иоанн IV ответил: «Дорогу по океану-морю никто не затворит. Пусть привозят, что нам надобно. А надобен нам всякий припас к ратному делу». А королю Эдуарду VI была направлена грамота русского Царя: «Повелели мы, чтобы присылаемые тобою суда приходили, когда и как часто могут, с надеждою, что им не будет учинено зло».

Получалось, что Царь лично пообещал англичанам безопасность, справедливость и защиту в случае какого-нибудь оскорбления со стороны русских, а тут такой конфуз...

***

— Бельский, быстро Шапку* ко мне! — заревел Иван Грозный.

Оружничий вскочил и пулей вылетел из кабинета выполнять приказ Царя, а дьяк Висковатый стоял полусогнувшись, ни жив, ни мёртв, переминаясь с ноги на ногу, с испугом глядя на Грозного. Из его носа текла тоненькая струйка крови, но он даже не замечал этого.

Наконец, Царь, немного успокоившись, сел на трон и искоса взглянул на главу Посольского приказа.

— А ты что стоишь? Пшёл вон, собака!

Висковатый начал медленно пятиться к двери, но Иван Грозный, внезапно, жестом ладони остановил его.

— Постой! Позови ко мне Себастьяна Кабота, да как можно скорее.

Царь откинулся на троне и закрыл глаза. Уже не в первый раз он мыслями обращался к Богу:

— Господи Всесильный, Господи Всеблагой, чем прогневил я тебя, что не так в моём государстве? Боже, дай мне разум и душевный покой принять то, что я не в силах изменить, мужество изменить то, что могу, и мудрость отличить одно от другого...
 
 — Грамотных людей не сыскать в приказах — в конец оскудели! Во дворце, в Казённом, Посольском, Разрядном, Разбойном дураки сидят! Дураки кругом, куда не глянь! Что ни велишь им, всё через жопу сделают! Ежели не дураки, то уж точно взяточники: посулы берут, заволакивают дела для личного обогащения, написать грамоту справно не могут! А я, государь-самодержец, с ними поделать ничего не могу! Одного казню, вместо него десять таких же появляются!

*Григорий Фёдорович Шапкин (по прозвищу Шапка) — дьяк, глава Разбойного приказа.

***

За несколько десятилетий приказная система обросла плотной коростой мздоимства и продажности. Ни одно дело не решалось без посулов и взяток. Звучит смешно, но в каждом приказе были два сторожа и даже чтобы войти в приказную избу, надо было заплатить им деньги. В Разрядном приказе, например, за взятку можно было откупиться от воинской службы, а в Разбойном приказе, управляемом дьяком Григорием Шапкиным, убийца мог откупиться от наказания, а того хуже, по указке, оговорить, как соучастника, богатого купца, чтобы заставить и его раскошелиться.

***

Размышления Ивана Грозного нарушил стольник при крюке:

— Великий Государь, прибыл Богдан Бельский и дьяк Григорий Шапкин.

Царь открыл глаза: — Пусть войдут.

Первым вошёл оружничий, поклонился и быстро прошмыгнул к окну. Шапкин, напротив, двигался согнувшись, медленно, как по зыбкому болоту, будто сомневаясь, успеет ли сделать ещё хоть один шаг в направлении к своей смерти.

Царь, не дав сказать ему ни слова, вскочил с трона и, замахнувшись посохом, возопил:

— На колени, собака!

Тот рухнул как подкошенный перед Грозным, уткнувшись лбом в пол.
 
— Зашибу! — Царь тут же огрел его посохом несколько раз по голове и спине. Шапкин при каждом ударе взвизгивал, но позы не менял.

Наконец, Иван Васильевич остановился и медленно сел на трон. Помолчав и отдышавшись несколько минут, молвил:

— Встань, смерд! — его голос звучал уже чуть более спокойно, но по-прежнему грозно.

Дьяк, кряхтя, с трудом поднялся с колен. Слезы, видимо от испуга и боли, катились по его пухлым щекам.

— Что сопли распустил, дурак? Больно?

Шапкин опасливо закивал головой, косясь на Царя и вытирая рукавом сопли и слёзы.

— А мне, скотина, думаешь не больно? В государстве никто навести порядку не может. На дорогах многочисленные тати бесчинствуют. Губные старосты да целовальники бездействуют, токмо через посулы дела судебные вершат.

— Думаешь я не знаю, псина, что у тебя в Разбойном приказе твориться? Лучше тебя знаю!

Дьяк молчал, продолжая изредка тихонько всхлипывать.

— Об убийстве английского консула ведаешь?

— Да, Государь!

 — Так вот, если в течение трёх дней его-душегуба не найдёшь, можешь сам себе кол осиновый под свою жопу обтесать, а я тебя прилюдно на площади на него и посажу!

— С завтрашнего дня докладывать будешь ежедневно Богдану Бельскому. Пшёл вон!
Шапкин низко поклонился и, пятясь задом, удалился.

— Ступай, Богдан и ты, отдыхать буду, — устало выдохнул Царь.

Но отдохнуть Грозному не довелось, также как Бельскому не удалось покинуть кабинет Царя, поскольку доложили, что прибыл Себастьян Кабот.

— Останься покудова, Богдан.

Иван Грозный знал Себастьяна Кабота очень хорошо, поскольку неоднократно встречался с ним на пирах, устраиваемых в честь приема иностранных послов: Кабот постоянно входил в состав делегации английского посла. Именно поэтому Царь принял его радушно, да и сложившаяся щепетильная ситуация вынуждала. Он даже приобнял его и усадил в кресло перед шахматным столиком, стоявшим недалеко от трона, рядом со скамьёй, где сидел Бельский.

— Прими мои соболезнования, Себастьян! Уверен, что об этом достойном муже будет скорбеть всё английское королевство!
 
— Спасибо, Великий Государь! Весь народ Англии будет оплакивать его.

— Попрошу тебя, Себастьян, оказать сыщикам Разбойного приказа  посильное содействие в розыске преступника, доколе возможно. Душегуба мы обязательно найдём, не сомневайся.

— Слышал, что Горсей* намедни выехал в Архангельск? — продолжил он. — Так ты о нашем общем несчастии пока ни ему не сказывай,  ни Елизавете не отписывай. Сообщишь им через три дня, когда преступника поймаем.

— Хорошо, Государь, всё сделаю, как велишь! — встал и поклонился Кабот.

Когда он ушёл, Бельский подал голос:

— Государь, а ну как за три дня убийцу не сыщем?

— Ну, что ты, Богдаша! Как так не сыщем? Не может такого быти, обязательно найдём! — на лице Ивана Грозного появилась зловещая улыбка.

Он встал с трона и медленно направился к выходу из кабинета, постукивая о пол посохом. Бельский последовал за ним.

*Джером Горсей — английский дипломат, а также тайный агент английской разведки, который во время Ливонской войны занимал важное положение при русском дворе, занимаясь поставкой из Англии военных припасов.
*Елизавета I Тюдор — королева Англии, правила в 1558–1603 гг.

Глава 2. Худогий

Несмотря на головокружение и жуткую боль в спине, дьяк Шапкин доковылял до Разбойного приказа довольно быстро. Влетев в канцелярию, он заорал:
 
— Мусоргу ко мне, срочно!

Его правая рука — вёрстанный подьячий Ерофей Сукин, тут же бросился выполнять указание.

 — Ерофей, ещё пусть мне льда из пыточной комнаты принесут в мешке!

Мусорга — прозвище сыщика Разбойного приказа Василия Афанасьевича Сапогова, уроженца города Белоозеро, потомка русского дворянского рода, происходящего от князей Смоленских: Роман Васильевич Монастырев, по прозвищу Мусорга, был родоначальником Мусоргских* (восемнадцатое колено от Рюрика). Слово мусорга происходит от греческого "мусургус", что означает "певец и музыкант". Тогда прозвище употреблялось на равных с именем.

Его отец, Афанасий Григорьевич Сапог, с 1532 по 1536 год был городовым приказчиком на Белоозере, а его дядя, Сапогов Давыд Григорьевич, в 1549 году — там же губным старостой.

В 1536 году его отца на посту городового приказчика сменил Константин Семёнович Мясоед (Вислово), который в 1550 году занял пост губного старосты Кирилло-Белоозерского монастыря вместо его дяди по приказу Ивана Грозного: “1550 г. сентября [1–30]. Губной наказ царя и великого князя Ивана Васильевича селам Кирилло-Белозерского монастыря в Белозерском уезда с назначением губным старостой Мясоеда Семенова сына Вислово”.

*Из этого рода происходил великий русский композитор Модест Петрович Мусоргский.

Протекцию в вопросе получения поста губного старосты оказали отец и дядя Мусорги. Пройдёт совсем немного времени и Мясоед Вислово станет дьяком Разбойного приказа, хотя и ненадолго. Не удивительно, что вслед за Вислово в Разбойном приказе на должности сыщика оказался и Мусорга (Василий Афанасьевич Сапогов).

Занятно, но и Григорий Фёдорович Шапкин, происходящий из дворянского рода Заболоцких,  был родом также из Белоозера, где служил писцом.
 
Карьера Константина Семёновича Мясоеда (Вислово) после Разбойного приказа развивалась достаточно успешно. Уже в 1556 году он — дворцовый дьяк*, в 1566 году — дьяк на Земском соборе*, вот только в 1570 году он был казнен опричниками. Но этого печального события мы коснёмся позже.

Получается, что сыскное дело для Василия Сапогова — наследная традиция, поскольку задолго до назначения в Разбойный приказ Мусорга работал под руководством и отца, и дяди, так что сыскное дело он знал не понаслышке. Не случайно Мусорга быстро стал лучшим сыщиком Разбойного приказа, а подьячие уважительно говорили о нём — худогий*.

Перебравшись в Москву Василий купил дом на Китай-городе, небольшой, но каменный, где и проживал со своим престарелым дальним родственником, бездетным вдовцом, Монастырёвым Терентием Матвеевичем, который, как и отец Мусорги, когда-то был городовым приказчиком в Белоозере. Терентий выполнял все работы по дому: делал закупки съестных припасов, готовил еду, следил за лошадьми, седлал их, однако не был в услужении у Мусорги. Он был гораздо старше, поэтому искренне любил Василия и относился к нему, как к сыну, а Мусорга отвечал ему взаимностью и часто просил совета, поскольку Терентий Матвеевич был человеком умным, опытным и проницательным.

*те же самые обязанности, что и у приказчика или воеводы, но сфера его деятельности была значительно шире: он контактировал непосредственно с приказом Большого дворца.
*Земский собор — высшее сословно-представительское учреждение Русского царства с середины XVI до конца XVII века. Основные вопросы: избрание или утверждение царя, принятие законодательных актов, введение новых налогов, объявление войны и т.д.
*Худогий — смышленый, умелый, умный (словарь церковнославянского языка).

Дом Мусорги был скромным, одноэтажным, но добротным и состоял из столовой комнаты с печью, спальни, хозяйственных и служебных помещениий. Была даже гостевая комната. Имелась собственное помещение и у Терентия Матвеевича.
 
***

Накануне Мусорга гулял с приятелями в Царском кабаке, построенном в 1547 году в Москве на Балчуге по повелению Ивана Грозного. В этот период времени продажа водки в городе запрещалась, а вот в кабаке можно было пить любые спиртные напитки абсолютно свободно. Управлял Царским питейным заведением кабацкий голова. Бытует мнение, что Иван Грозный, приказал опричникам как минимум раз в неделю приходить в этот кабак.
 
Борьба с подпольными производителями хлебного вина возлагалась на Корчемную стражу, для этого в ней полагалось иметь специальный штат сотрудников  — «корчемных сыщиков». Последние имели право проводить обыски в любом доме, хотя, понятно, что с власть имущими «сыщики» предпочитали не связываться.

***

Была суббота и ехать в Разбойный приказ Василий не собирался. Неожиданно в спальню зашёл Терентий:

— Василий, приехал Ерофей Сукин. Дьяк Шапка требует тебя срочно прибыть в приказ.

— Случилось что, Терентий?

— Не знаю, Василий, Ерофей не сказывал!

— Ну, что ж, седлай коня, Терентий Матвеевич, — обречённо и со вздохом отреагировал Василий Сапогов.

Когда Мусорга зашёл в канцелярию Разбойного приказа Шапкин сидел за столом, приложив мешок со льдом к шишке на затылке. Его левый глаз уже начал заплывать, приобретая лиловый оттенок.

— Ох, ё...! Где ж тебя так угораздило, Григорий Фёдорович?

— Не твоё дело, садись! — раздражённо буркнул дьяк.

— Нехороший у тебя синяк, ой нехороший! — всё не унимался Василий.

— Да охолынь ты уже, балабол! Слушай меня внимательно.

— Про убийство консула Московской акционерной торговой компании знаешь?

— Нет, откудова?

— Теперь знаешь! Царь дал три дня на раскрытие этого дела, иначе обещал сыщика на кол посадить. Вот ты сыском и займёшься!

— Тебе что, Григорий Фёдорович, так не терпится меня на колу лицезреть? Почему я то? Раз убийство произошло в Москве, то этим по закону должен заниматься Земской приказ?

— Может быть ты, Василий, сам у Царя хочешь об этом спросить? — поморщился Шапка и снова приложил пакет со льдом к шишке на голове.

Василий промолчал.

— Вот и ладненько! Бери в помощь, кого хочешь и людей сколько хочешь. Управляющий торговой компании, Себастьян Кабот, обещал содействие в сыске.

— Как хоть звали убиенного и где обнаружили тело? — осведомился Мусорга.

Шапкин задумался и, непроизвольно стал чесать затылок, однако сразу отдёрнул руку, поморщившись от боли:

— Ерофей, как звали убиенного и где обнаружили труп? — обратился он к Сукину.

— Френсис Мелон, Григорий Фёдорович. Труп утром обнаружил дома его слуга, отпущенный свечера, — без запинки ответил помощник.

— Дыня*? — вслух усмехнулся Мусорга, поскольку прилично знал английский язык.

— Чего, чего? — не понял Шапкин, — Какая дыня?

— Да это я так, Григорий Фёдорович; пошёл трудиться.

— Давай, Васяня, давай! К вечеру жду с докладом, а утром мне Царю докладывать.
Несмотря на свою фамилию, Ерофей Сукин был толковым подьячим, хоть и молодым, а Шапка без него был, как без рук.

— Ерофей, собирайся, со мной поедешь, — и, не дожидаясь ни реакции Шапкина, ни ответа подьячего, Мусорга вышел из приказной избы.

Прежде чем ехать в Английский дом, чтобы порасспросить Себастьяна Кабота, Василий решил посетить мертвецкую, куда отвезли Френсиса Мелона, и осмотреть труп.

На теле у покойника никаких особых следов насилия не просматривалось, вот только непонятные, еле заметные, синяки на запястьях, да лиловая бороздка вокруг шеи, что явно свидетельствовало об использовании удавки. Да и косвенные признаки подтверждали это: кровотечение из носа, уха и рта, ущемление кончика языка между зубами...

— А где одежда покойника? — Василий обернулся к служителю мертвецкой.

— Дык не было её, так голо и привезли на телеге, только простыней срам прикрыли! — растерялся служитель.

*Дыня — melon по английски.

Мусорга ответу удивился и стал всматриваться в лицо англичанина. На вид ему было лет двадцать пять: не красавец, но и не урод, в общем обычный англичанин. Вдруг он поймал себя на мысли:

— А ведь я где-то видел его, причём совсем недавно, и не раз! Где же это было?
Внезапно он вспомнил —  в Царском кабаке на Балчуге, на прошлой неделе.

— Ерофей, едем на Варварку, посетим Английский двор.

Себастьян Кабот встретил их радушно на пороге. Мусорга поклонился и сказал по-английски:

— Сэр, я немного знаю язык вашей страны, но просил бы вас говорить на русском, чтобы мой помощник был в курсе событий.

Сделал это он умышленно, чтобы расположить к себе первого управляющего Московской торговой компании.

Было видно, что Кабот приятно удивлён и польщён:

— Хорошо, — улыбаясь ответил он, и пригласил гостей в трапезную. — Не желаете ли чего?

— Нет, спасибо! Вы ведь знаете, что у меня всего три дня — Мусорга многозначительно поднял глаза к потолку, как в небеса, — так что, если можно, перейдём сразу к делу.

Кабот, улыбнувшись, согласно кивнул, хотя про себя и подумал: — Да разве можно следствие провести за три дня?

— Сэр, не было ли у вас лично  каких-либо нареканий к Мелону.

— Пожалуй, только одно — слабое знание русского языка. За три года он так и не научился хорошо говорить по-русски.

— А Мелон был женат?

— Нет, — засмеялся Кабот, — молод ещё!

— А с кем из ваших подчиненных дружил Мелон?

— Как ни странно, среди англичан у него друзей не было, а большую часть свободного времени он проводил с нашим русским приказчиком*, Никитой Малосаевым. Как я говорил, Френсис плохо знал русский язык, вот тот и обучал его в съёмном доме  на Солянке, что примыкает к Иоанно-Предтеченскому монастырю.
 
— Употреблял ли он извинь*?

— Ну, что вы, он вообще не пил, поскольку у него была больная печень. Именно поэтому я и назначил его ответственным за заказ, учёт и контроль спиртного.

***

Иностранным посольствам и торговым представительствам было разрешено получать спиртное бесплатно через Хлебный приказ (кому как не ответственным за «житницы и хлебныя запасы» ведать и всей сферой «хлебного вина»), и вскоре иностранная слобода стала центром подпольной продажи алкоголя москвичам по ценам ниже кабацких.

***

— Что же он тогда делал в кабаке на Балчуге с больной печенью? — подумал Мусорга.

— А где вы храните спиртное?

— Здесь, в подвале дома, — через короткую паузу ответил Кабот.
Василию показалось, что этот вопрос ему не понравился.

— Ну, хорошо. Сэр Себастьян, мне необходимо провести обыск в доме Мелона, поэтому, чтобы не возникли излишние экивоки, очень просил бы вас присутствовать при обыске.

*Иностранным торговым представительствам разрешалось нанимать русских приказчиков, но не более одного в каждом дворе.
*Извинь — алкоголь по-старорусски (”Толковый словарь живого великорусского языка” В.И. Даля).

—  Я, к сожалению, сегодня очень занят, а все служащие ещё вчера распущены по домам в Немецкую слободу, но готов отправить с вами нашего приказчика, Никиту Малосаева; он как раз и покажет, где снимал жильё Мелон. Если это устраивает вас, немедленно пошлю за ним. Он живёт неподалёку.

Василий вежливо кивнул.

Пока ждали приказчика, Кабот, по просьбе Мусорги, рассказывал о дворе королевы Елизаветы. Василий поддакивал и восхищался Англией. Наконец прибыл Никита Малосаев, и Василий тут же узнал его: в Царском кабаке на Балчуге вместе с Мелоном он точно видел приказчика. Когда Василий поблагодарил Себастьяна Кабота и тройка направилась к выходу, он шепнул на ухо Сукину:

— Ерофей, живо скачи в Корчемную стражу. Найдёшь там корчёмного сыщика Ивана Благого, скажешь, что от меня, и привезёшь его в дом Мелона. По пути расскажи, чем мы занимаемся. Не обо всём, конечно, рассказывай! — строго добавил Мусорга.
— Да понял я! Вроде не дурак, Василий Афанасьевич!
 
 Сени и каменная сводчатая палата с парой фигурных окон дома Мелона произвели на Мусоргу впечатление. Строение было из богатых. Дверь открыл заспанный тощий слуга, лет тридцати. Был он какой-то несграбный*.

Прошли в дом. Иван жестом указал слуге и Малосаеву сесть на лавку в сенях.

— Как зовут? — обратился Василий к слуге.

— Илиёй кличут! — ответил он, зевая.

— Так это ты обнаружил труп хозяина, Илия?

— Я, барин, — ответил слуга, но по-прежнему, как-то вяло и безразлично, почёсывая грудь.

Мусорга хотел было рявкнуть на него, но передумал.

— Дверь, когда пришёл, была заперта?

*Несграбный — прилагательное, которое в разговорной речи означает неуклюжий, нескладный, неловкий.

— Нет, я толкнул её, она и открылась.

— А что потом?

— Сначала, когда вошёл в спальню, я подумал, что хозяин ещё спит, но потом подошёл к кровати и сразу понял, что он мёртв.

— А как же ты это так сразу понял?

— Дык он же лежал с открытыми глазами навыкате и не шевелился. А ещё язык изо рта торчал.

— И ты не испугался? — Мусорга сделал вид, что удивился смелости слуги.

— А чего бояться-то? Я раньше в Убогом доме* на Божедомке служил, всякого насмотрелся.

— Ничего необычного не заметил?

— Нет... То есть да: обычно хозяин спал в ночной рубахе, а тут лежал совсем голый.

— Так, что было дальше?

— Я сразу побежал сообщить городовому приказчику.

— В какое время это было?

— Не знаю, у меня ведь часов нету. Рано, колокола ещё долго не звонили к заутренней.

— А что потом? Рассказывай подробнее! — уже совсем строго приказал Мусорга.

— Потом пришёл городовой приказчик, осмотрел хозяина и побежал в Ямской приказ за подводой. Мне велел никуда не отлучаться и никого в дом не впускать. Когда вернулся с извозчиком, мы погрузили мертвяка на подводу, прикрыли простынёй, чтоб сраму не было видно, и они уехали. А перед отъездом он опять велел мне остаться в доме и ждать сыщика из Разбойного приказа. Вот я с самого утра и жду здесь.

*Убогий дом, переименованный в народе в Божий дом, — кладбище и морг, который находился в местности, названной Божедомкой. Там хоронили людей, умерших внезапной («невольной») смертью без покаяния и причастия.

— А женщины к нему захаживали?

— Не знаю, я ни разу не видал.

— А мужчины?

— Из тех, кого видел, вот только он, — слуга указал пальцем на Малосаева.

Про себя Василий подумал: — Ну этот то, болезный, вряд ли к убийству причастен.
Разговаривая со слугой, Мусорга внимательно наблюдал за Малосаевым: тот очевидно нервничал.

В этот момент на лошадях подъехали Сукин и Благой, спешились и вошли в сени.
Василий поздоровался с корчёмным сыщиком, при этом заметив, что тот внимательно посматривает на Малосаева.

— Извини, Иван, что оторвал от дел, очень уж нужна твоя помощь, щас объясню... И дальше, обращаясь к Сукину:

— Ерофей, проведи пока обыск в доме на предмет чего-нибудь необычного.
И далее — к слуге:

— В доме есть подвал?

— Есть, небольшой.

— Показывай! А ты пока тут сиди! — строго указал он Малосаеву и погрозил пальцем.

Слуга зажёг толстую свечу и повёл Мусоргу и Благого в подвал. Он оказался действительно небольшим и старым. Вдоль всех стен, на которых от сильной влажности буйно расцвела плесень, размещались деревянные полки, на которых стояли бутылки хлебного вина с этикетками: “Простое вино”, Двойное вино*”. Благой даже присвистнул.

*Для усиления крепости напиток перегонялся дважды, поэтому использовались обозначения «простое вино» (крепость около 20 градусов) и «двойное вино» (35-45 градусов и выше).

Мусорга забрал свечу у слуги: — Иди наверх.

А дальше обратился к Ивану:

— Что скажешь?

— Скажу, что нарушение винной госмонополии налицо.

— Того, кто сидит в сенях, вижу, знаешь?

Благой помолчал..., — Знаю! Да я и убиенного знал.

— Откудова? — удивился Мусорга.

— Я за ними давно наблюдаю. В Царский кабак они левую водку поставляли по заниженным ценам и без уплаты акциза. Этот, что наверху, Мелону толмачом служил, а тот с ним делился. В общем татейное это дело.

— Так что ж ты не пресёк воровство, ведь ты имеешь право проводить обыски в любом доме?

— Да ты что, Василий? Какой же дурак выступит супротив кабацкого головы, поставленного самим Царём, да знатного англичанина, который под аглицким послом ходит? Кабацкий голова только свистнет, как опричники меня тут же на Балчуге и утопят. Я только справки про них навёл и успокоился.

— Ты думаешь, что Кабот замешан?

— А ты считаешь, что такое количество водки можно умыкнуть с Английского двора незаметно, без ведома Кабота? — Благой так взглянул на Мусоргу, что тому стало стыдно за необдуманный вопрос.

— Послушай, Иван, отписку* Царю из Разбойного приказа по этому сыску подпишешь?

— Ты что, Мусорга, я же тебе только что растолковал всё.

Василий положил руку на плечо Благого:

— Да ты не бойся, Иван, я же розыск этот по указке самого Царя веду!

— Ну, не знаю! — с сомнением ответил Иван, — нужно подумать.

*Отписка — докладная записка в высшую инстанцию.

— Подпиши, Иван, прошу! Мы ведь с тобой давно, ещё по Белоозеру знакомы, а я в благодарность постараюсь тебя в Разбойный приказ определить. Не век же тебе в корчёмных сыщиках ходить!

Поднялись наверх. Приказчик Малосаев, по прежнему, сидел на лавке —  бледный и испуганный.

— Ну, что, проказник, — улыбаясь обратился к нему Мусорга — сам здесь нам всё расскажешь о ваших татейных делах с Мелоном, или в пыточную поедем?

— Сам! Здесь сам, во всём покаюсь! —  Никита сполз со скамьи на колени и заплакал.

— Ну, и хорошо, всё правильно решил! — подбодрил его Василий. — У нас ведь по...Винную голову меч не сечёт? — засмеялся Мусорга собственной шутке.

В этот момент в сени вышел растерянный и обескураженный Ерофей Сукин. В руках он держал несколько женских платьев и париков, стеклянные бусы и банки с белилами, румянами и сурьмой*, —  Вот, в сундуке нашёл...

Васиий, присвистнув, всё сразу  понял и рявкнул:

— А, да вы не только тати, вы ещё и садомиты! Тогда только в пыточную!

Плачь внезапно прекратился: Никита Малосаев потерял сознание.

— Слабоват! — с усмешкой отметил Ерофей. — Думаю, пытки не потребуются, да и не выдержит он их, сразу черти приберут.

Мусорга согласно закивал головой, а про себя подумал: — Вот свезло же мне, так свезло! И трёх дней не потребовалось!

Допрос Никиты Малосаева проводили в пыточной Разбойного приказа Шапкин Григорий Фёдорович и Сапогов Василий Афанасьевич, но так, только для острастки. Заплечных дел мастера не привлекались, поскольку обвиняемый всё подробно рассказывал. Показания записывал вёрстанный подьячий Ерофей Сукин.

*В эпоху Ивана Грозного, как и в целом в Древней Руси, белила, румяна и сурьма использовались для женского макияжа.

Уже заполночь они втроём составили и подписали отписку Царю, которую также подписал и корчёмный сыщик Иван Благой, после чего все отправились спать. Утром отписка о результатах расследования убийства консула Московской акционерной торговой компании легла на стол царского оружничего Богдана Бельского.
 
Глава 3. Царь благий

На следующий день, как обычно, в пять утра, Ивана Васильевича разбудил его постельничий, Алексей Фёдорович Адашев; подал умыться.
 
Постельничий был ближайшим слугой Государя. Он стелил ему постель, спал в одной комнате, ходил с ним в баню, сопровождал в торжественных выходах и делал много чего ещё для Государства Российского.

***

Алексей Фёдорович Адашев (1510–1561) — окольничий, воевода, дипломат, инициатор многих реформ, укрепивших царскую власть и положение служилых людей. Принимал личное участие в разработке Судебника 1550 года — первого нормативно-правового государственного документа. Стоял во главе высшего контрольного органа — Челобитного приказа, рассматривал просьбы, жалобы, доносы и принимал по ним решения. Обладал превосходными дипломатическими качествами и принимал активное участие в переговорах с иностранными послами. В 1560 году Адашев, заподозренный в отравлении царицы Анастасии, был отстранён Царём от власти и отправлен на службу в Ливонию, где умер от «огненного недуга» (горячки). В общем, повезло, легко отделался!

***

Около восьми утра, после утренней молитвы, Царь позавтракал творогом  с киселём и вскоре выбежал на пробежку с Алексеем Адашевым вокруг Кремля, во время которой постельничий сообщил:

— Доложили мне, что тебя, Государь, Богдан Бельский в Теремном дворце уже дожидается.

— Что-то он так рано, случилось чего?

— Не знаю, Государь, но говорят вид у него довольный.

— Тогда пусть ждёт. Хорошие вести, в отличие от плохих, и подождать могут!

Примерно в десять утра Иван Грозный в сопровождении рослых рынд, с бердышами, одетых в белые одежды, вошёл в Теремной дворец. Богдан Бельский в ожидании сидел на лавке перед дверью в кабинет.

Царь пристально посмотрел на оружничего:

— Будь здрав, Богдан, ну, заходи! Какие новости принёс?

— Хорошие, Государь! — заулыбался Бельский.

— Неужто Ливонский орден решил сдаться и Юрьевскую дань заплатить, да ещё и с недоимками?

— Не обессудь, Государь, не настолько хорошие.

— Говори! — потребовал Царь, восседая на трон.

— Утром доставили отписку из Разбойного приказа о том, что сыскали убийцу консула Московской акционерной торговой компании.

— Вон оно как быстро, всего за дьнь*? — удивился Царь. — Небось первого попавшегося на дыбе запытали, да и заставили признаться?

— Да нет, Государь! В отписке пишут, что вообще без пыток обошлось.

— Кто ж там так исхитрился, не Шапкин же, дурак?

*Дьнь — сутки на старорусском.

— Да есть в Разбойном приказе один сыщик, которого дьяки и подьячие уважительно кличут “худогий”, он и расстарался, — Бельский протянул Царю свиток с отпиской.

— Положи на стол, потом почитаю. Пошли-ка за ним, пусть лично доложит.

— Он уже здесь, Государь, ожидает! — опять заулыбался оружничий.

— Ох, и оборотистый ты, Богдан, ох и шельма!

Богдан, довольный, склонился в поклоне. Потом выглянул за дверь царского кабинета:

— Позовите к Царю Мусоргу!

— Василий вошёл и замер перед Царём в поклоне: — Будь здрав, Великий Государь!

— Подойди-ка ближе, — велел Грозный, — Как зовут тебя, холоп, откуда родом? — Царь внимательно рассматривал Мусоргу.

— Зовут Василием Сапоговым, из Белоозера. Род веду от дворянина Романа Васильевича Монастырева, по прозвищу Мусорга. Так и меня кличут.

— Что сыск показал, говори, только коротко!

— Убиенный, консул Мелон, и приказчик Английского двора Никита Малосаев уличены в татьбе по сговору: тайно продавали в большом количестве хлебное вино, получаемое бесплатно Московской акционерной торговой компанией, кабацкому голове на Балчуге по низким ценам, без учёта и акциза. Убийца, Никита Малосаев, добровольно, без пыток, сознался в этом.
 
— Ещё Мелон и приказчик Никита Малосаев уличены в садомитском грехе. Во время последней встречи Малосаев, будучи изрядно пьяным, случайно, заигравшись, задушил голого Мелона, привязанного к кровати за руки шнурками, в чём опять же добровольно, без пыток, сознался. Подробно всё поведати в сыскной отписке за подписями обвиняемого, дознавателей и исполнителей.

Мусорга закончил и поклонился Царю.

Заслушав доклад, Царь одобрительно покивал головой, прищурился, а потом задал вопрос:
 
— Скажи, а мог ли не знать Себастьян Кабот о плутнях своего консула?
 
Музорга молчал, до конца не понимая, что хотел бы услышать от него Иван Грозный. Его ладонях стали влажными, а на лбу выступили капельки пота.

— Да ты говори правду, холоп, не бойся! — Царь на троне подался вперёд и перешёл почти на шёпот, от чего у Василия побежали мурашки по спине.

— Была не была! — решил Василий, — Думаю, что про всё знал, — ответил он.

— Ну, хорошо. Какой награды просишь? 

Получалось, что Мусорга с ответом угадал.

— Для себя, Государь, ничего не прошу. Помощь в сыске оказал Иван Благой, сыщик Корчёмной стражи, и подьячий Разбойного приказа Ерофей Сукин. Можно ли поощрить Сукина и перевести Благого на должность подьячего в Разбойный приказ? Он  —  мужик  толковый, опытный, службу нести справно будет, я готов за него поручиться!

— Ты, Мусорга, или дурак, или очень уж хитрый! — прищурился Царь. — Ладно, ступай, сам решу, как тебя наградить.

Василий поклонился и вышел, а Иван Васильевич взял со стола отписку и начал читать, периодически чему-то улыбаясь.

Бельский отметил, что редко когда Царь бывал в таком хорошем расположении духа.

— А отписка-то, Богдан, справно написана! Посмотрим теперь, как Горсей и Кабот будут докладывать Елизавете о проделках мужеблудника и вора. Они свои зады подставлять уж точно не станут, поэтому сдается мне, что смерть консула на нездоровье или несчастный случай спишут! — вслух произнёс Грозный, а затем, обращаясь к Бельскому:

— Пиши, Богдан, что надобно сделать.

— Слушаю, Государь! — оружничий сел за стол и взял перо.

— Вызови немедля Кабота и ознакомь с отпиской сыскной. Пусть знает, как мой Разбойный приказ работает.

— Поручи провести сыск по кабацкому голове на Балчуге. Коль подтвердится, что виновен — на кол!

— Кому поручить, Государь, Мусорге?

Царь помолчал.

— Нет! Лично дураку Шапкину! — засмеялся Царь и продолжил:

— Мусоргу наградить конским снаряжением из конюшенной казны! Дай указание ясельничему Конюшенного приказа. Да выясни всё подробно про этого Мусоргу. Видать, малый смышлёный, не робкого десятка, наверняка, ещё пригодится.
 
— Пиши далее. Назначить сыщика Корчёмной стражи Благого вёрстанным подьячим Разбойного приказа, а подьячему Сукину повысить жалование. На сколько — сам реши.

 — Благого сразу в вёрстанные?

 Сразу! Я сегодня благий! — рассмеялся Царь.

— А что повелишь делать с убийцей-приказчиком?

Царь помолчал...

— А вот пусть Горсей и Кабот сами решают! — весело ответил Иван Грозный. Пусть заберут его и сами вершат суд праведный, как там у них в просвещённой Европе принято! Ну, а коль палач потребуется, так мы его им предоставим.

— Милосердно, Государь! — восхитился Бельский, а сам подумал: — Ох, и хитёр Иван Грозный!

— Богдан, я же сказал, что сегодня благий! — Всё, пора и отобедать. Составь мне компанию, потом в шахматы сыграем.

Царь встал с трона и, постукивая о пол посохом, неспешно направился к выходу.

Через день посыльный Разрядного приказа доставил в Разбойный приказ богатое конское снаряжение для Мусорги, указы о повышении жалования подьячему Ерофею Сукину и назначении Ивана Благого вёрстанным подьячим, как Царь Благий повелел. А через три подробное досье на Василия Афанасьевича Сапогова легло на стол Царя.

Глава 4. Кабацкое дело

Дьяк Шапкин был страшно раздосадован тем, что Царь никак не отметил его заслуг в деле поимки убийцы консула Московской акционерной торговой компании, каковых, впрочем, и не было! Но это был очень тревожный знак! А после того, как он получил указание лично возглавить расследование возможных татейных дел головы царского кабака на Балчуге, им овладел страх и паника. Он затаил злобу и на Мусоргу, и на Ивана Благого, и даже на свою правую руку, подьячего Ерофея Сукина, но всячески старался не показывать этого, понимая, что без их помощи ему не обойтись. Дело это было к тому же и опасным, поскольку Василий Курлятев — кабацкий голова — был родственником, хоть и дальним, князя Курбского.

***

Улица Балчуг, существовавшая уже к концу XIV столетия во время строительства каменного Кремля Дмитрием Донским, имела для Москвы огромное значение: связывала два тракта — Тверской на севере и Серпуховской на юге. Через неё круглосуточно тянулись торговые подводы из ближайших и дальних городов Руси. Кабаки ставились обычно в людных местах: пристанях, ярмарках, у бань, торговых рядов, таможен. На месте нынешнего отеля «Балчуг Кемпински» когда-то находились бани, для которых с помощью высоченных срубов-журавлей черпали воду из Москвы-реки.

Балчуг — топоним тюркского происхождения (балчых, балчех) — топь, болото, влажная почва. Первоначально так оно и было, но со временем Балчуг превратился в оживленный торговый район города напротив Кремля. Тут располагались харчевни и лавки со съестными припасами и напитками.

Именно на месте бань был открыт Царский кабак в 1552 году*. Ещё до его открытия в Москве запретили держать корчмы всем, кроме специально назначенных государем людей. Позже в Судебнике 1550 года их тоже ограничили в правах, запретив заниматься чем-либо, кроме торговли напитками: «в корчме ****ей и всяких лихих людей не держать». А уже в 1555 году царским указом по всей стране была запрещена торговля вином в корчмах. Вместо них повсеместно стали открываться царские кабаки, поскольку дело это было весьма доходное для государственной казны.

Примечательно, что в Царском кабаке разрешалось только пить, закуска была запрещена, а тех, кто пытался принести с собой закуску, выпихивали взашей. Поэтому, как правило, возле входа в кабак собирались торговцы разной снедью. Они устанавливали длинные столы, на которых раскладывали пироги, жареное и варёное мясо, блины и прочую закуску.

*По некоторым источникам в 1547, 1555 годах.

Кабацкий голова должен был либо сам курить вино, либо передовать его производство особым подрядчикам. При вступлении в должность новый Кабацкий голова принимал весь кабацкий инвентарь: питие в полном объеме, всякого рода запасы, здания, чаны, кубы, кади и т.п. Прием инвентаря осуществлялся по записи и по оценке посадских “незазорных” людей, подтверждающих свою правоту крестным целованием. Кроме того, он должен был вести определенную документацию по доходам и расходам (Кабацкая книга). Составление кабацких книг проходило в два этапа. На первом этапе велись поденные черновые приходо-расходные записи. С этой целью при Кабацком голове  существовал целый штат дьячков и подьячих. На втором этапе, по завершении срока службы очередного кабацкого головы, на основе черновых записей составлялся беловой экземпляр, который отсылался для проверки в вышестоящий приказ.

Как правило, кабацкие книги состояли из четырех разделов. В первых трех разделах («книги винных браг», «книги пивных варей», «книги медовых ставок») фиксировались расходы на производство спиртных напитков. Здесь приведились объемы сырьевой закладки и цены на сырье, имя, прозвище и местожительство продавцов солода, меда и хмеля (рожь и овес приобретались «в рознь у всяких чинов людей»), размер платы за помол зерна, денежные суммы, выплаченные наемным работникам (винокуру, пивовару, ярыжным, водовозу), стоимость израсходованных дров, количество полученных питей и их себестоимость. В четвертом разделе («книги кабацкой прибыли») показаны доходы от казенной питейной торговли за каждый месяц. В этой части источника указана тара, в которую продавался тот или иной напиток, объем его реализации, начальная и отпускная цена, полученная прибыль. Записи кабацких книг отличались исключительной подробностью. Статистические данные приведены в них почти всегда словами, а не цифирью.

Доходы от продажи водки шли в городскую казну, а кабак на Руси стал делом очень прибыльным. Вельможи того времени мечтали иметь «про себя» столь эффективный и быстрый инструмент обогащения, поэтому изначально это была форма поощрения верных слуг. Такое право являлось привилегией и подтверждалось специальной жалованной грамотой. Так, великие освободители Москвы Смутного Времени нижегородец Козьма Минин и его сподвижник воевода Дмитрий Михайлович Пожарский владели несколькими кабаками.
 
Кабак представлял собой довольно мрачное помещение —  обыкновенную деревянную избу с лавками, перегороженную «брусом»-стойкой, за которой стоял кабацкий целовальник. В его распоряжении находились запасы разных сортов вина и пива и немудреный инвентарь. Целовальник мерным ковшиком отпускал напитки и вел учет выручки, а также записывал долги «питухов*». Нередко рядом находилась винокурня или пивоварня. Они могли содержаться и частными лицами, но вся их продукция фиксировалась и должна была обязательно поступать в казенные кабаки, где продавалась «в распой» кружками и чарками.

На крышу кабака обыкновенно ставилась ель, чтобы привлекать внимание питухов. В результате кабаки народ прозвал «ёлками» или «иванамиёлкиными»: «Пойдем-ка к ёлкину, для праздника выпьем»; «Видно, у иванаёлкина была в гостях, что из стороны в сторону пошатываешься».

Царский кабак почти всегда был заполнен: «...Меж столов снуют кабацкие ярыжки*: унимают задиристых питухов, выкидывают вконец опьяневших на улицу, подносят от стойки сулеи, яндовы и кувшины» [15]. Выпивку посетителям кабака подавали не только без всякой еды, там не было даже столов, дабы никто не засиживался — осушил чарку и уходи. Вскоре разрешили расплачиваться вещами под залог, и клиенты пропивались вплоть до нательных крестов, теряя человеческий облик и получая от кабатчиков презрительное прозвище «питух».

*Питухами на Руси называли завсегдатаев кабака, запойных любителей спиртного.
*Ярыжка — представитель беднейшего населения, занимавшийся наёмным физическим трудом.

От местных властей требовалось обеспечить наиболее благоприятные условия содержателям питейных заведений, т.е. кабацкие головы становились неподсудными и неуязвимыми для каких-либо жалоб. Этим они и пользовались для личного обогащения. Более того, их подручные, опытным взором определявшие состоятельность посетителей, наводили лихих людей на грабёж, о чем рассказывают многочисленные жалобы избитых и ограбленных.

В особо подозрительных случаях московские власти начинали над нерадивыми кабатчиками следствие, в ходе которого выясняли, а не использовались ли обычные уловки торговцев спиртным в ущерб казне.  За хищения питейных денег кабацким головам назначалась смертная казнь «без всякия пощады».

***

Шапкин не представлял, как проводить сыск по кабацкому голове на Балчуге, поэтому обратился за советом, а фактически за помощью, к Мусорге. Синяк под его глазом уже начал бледнеть.

— Ну, что, Григорий Фёдорович, дело тебе Государь поручил ответственное и сложное, но ещё и дюже опасное, как мне кажется, по нескольким причинам:

— на должность кабацкого головы Царь назначил Курлятева своим указом; и если тот отбрешется, не сносить тебе головы;

— Василий Курлятев, — родственник князя Курбского, хоть и дальний;
Если вину докажем, то тень и на князя упадёт;

— голова на короткой ноге со многими опричниками, завсегдатаями Царского кабака: кто-нибудь из них сабелькой рубанёт по пьяни или по сговору и...

— Нужно сесть и всё хорошо обдумать! Но для начала, Григорий Фёдорович, попросил бы ты через Бельского опас* для себя от имени Ивана Грозного.
 
Сам Мусорга с такой просьбой к Царю никогда бы не обратился! Ему было просто любопытно, сделает ли это Шапкин? Он был уверен, что Ивану Васильевичу это не понравится. Действительно, когда Царь узнал о просьбе дьяка Разбойного приказа, он нахмурился:

— А Шапкин то, оказывается, не только дурак, но ещё и бздун! Ну, дай ему, Богдан, опас от моего имени. Лишь бы дело двигалось. А если опричники его и утопят, то и бог бы с ним!

Поздно вечером, когда все подьячие приказа разошлись по домам, в Разбойной избе проходило вече. Однако, фактически, совещались втроем: Мусорга, Сукин и Благой — теперь уже вёрстаный подьячий Разбойного приказа. Шапкин слушал и, переводя взгляд с одного на другого, только изредка кивал и поддакивал, не предлагая сам ничего.

 —  Я то уверен, что Курлятев — вор, и не только левой водкой промышляет! Но показаний приказчика английского двора слишком мало! — заявил Мусорга. — Что думаешь, Иван?

— На проверку кабацкой книги уйдёт месяц, а то и более! — заявил Иван Благой, — а времени на это нет. Первое, нужно проверить поставщиков водки: не являются ли они родственниками Курлятева, не поставляют ли водку по завышенным ценам*. Второе, не покупает ли водку кабацкий голова, как у Английского двора, ещё и в Немецкой слободе*? Может удастся найти извозчиков, доставляющих водку в Царский кабак. Я могу заняться вторым вопросом: есть у меня в слободе несколько слухов*.

*Опас» в древнерусском языке — охранная грамота.
*Цену на водку устанавливало государство.
*Этнический состав слободы был очень разнородным: в ней были представлены: французы, англичане, шведы, голландцы, итальянцы и немцы. В 1578 году в связи с постоянными жалобами на «немцев» царь разгромил слободу, выгнав оттуда жителей, по свидетельству очевидцев, «в чём мать родила».
*Слух — доносчик, стукач (по-старорусски).

— Согласен! — поддержал предложение Благого Мусорга, а Шапкин тут же активно закивал головой.

— А ты, что предлагаешь? — обратился Мусорга к Сукину.

— Я бы понаблюдал за ярыжками, которые наводят татей на грабёж упившихся посетителей, что при деньгах. Но команду им обычно даёт целовальник за стойкой, который внимательно за состоянием посетителей в зале приглядывает и знает, кто и сколько уже пропил. Но без ведома Курлятева они бы  на это никогда не пошли. Случаев таких и жалоб много. Если с поличным схватим грабителей, они и ярыжки на дыбе многое порасскажут.

— Ерофей, отыщи поставщиков водки Курлятеву в кабацкой книге за прошлый год в Хлебном приказе, попытайся выяснить родственные связи, а ярыжками и кабацкими целовальниками я сам займусь, — подытожил Мусорга. Меня в кабаке знают, с подозрением смотреть никто не будет.

— Кстати, Григорий Фёдорович, питие в кабаке дело начётистое*, надобно бы мне из приказной казны деньжат выдать! Как считаешь?

— Хорошо, хорошо, Василий! Деньги получишь! — согласно закивал Шапкин и продолжил:

— А мне то чего делать?

— А у тебя, Григорий Фёдорович, самая главная задача — руководить подчиненными! — с серьёзным видом ответил Мусорга.

— Ну да, ну да! — закивал Шапка и даже приосанился.

— Предлагаю завершить обсуждение, пора бы и обвечеряти*, встречаемся послезавтра утром, — подытожил Мусорга.

*Начётисто — дорого, затратно (по-старорусски).
*Обвечеряти — переночевать (по-старорусски).

Глава 5. Убили, убили...

Музорга пришёл в Царский кабак, когда уже стемнело, по понятной причине: в светлое время суток в большом городе в людном месте грабежами никто не занимается. Перед выходом он плотно поужинал вместе с Терентием Матвеевичем, чтобы не окосеть до времени. Тот напутствовал его перед выходом со двора:

— Ты это, Василий, будь всё ж пообережней!
 
— Да не волнуйся, Терентий, Бог не выдаст, свинья не съест! — засмеялся Мусорга и вышел со двора. Родственник перекрестил его в спину и ещё долго смотрел вослед пока тот не скрылся из виду.
 
Василий шагал по засыпающей, слегка припорошённой снегом Москве, изредка поглядывая на чёрное небо, усыпанное россыпью ярких звёзд, и пребывал в отличном настроении. До Царского кабака было рукой подать. Ничто не предвещало беды!
Как всегда по пятницам, даже в позднее время, кабак гудел. Несмотря на внушительные размеры, в зале было довольно светло от горящих факелов. Кабацкий целовальник, стоящий за деревянной стойкой в половину роста, разливал различные напитки — двойное вино, простое вино, брагу, пиво и другое — и зорко следил за всем происходящим в зале. Кабацкие ярыжки, уже сами наподгуле*, сновали между пьющими, юрко разнося от стойки посетителям сулеи, яндовы и кувшины с различными напитками, разнимали чересчур разбушевавшихся питухов, вышвыривали на улицу вконец пьяных.

*Наподгуле — под хмельком.

Когда Василий протиснулся к стойке, вдруг услышал зычный голос  за спиной:

— Здорово, Мусорга, вот так встреча!

Обернувшись, он увидел старого знакомого опричника, Тихомира Щуплого, тоже родом из Белоозера. Несмотря на имя, тот не был худощавым, тщедушным или слабосильным, а как раз наоборот: перед Василием стоял и улыбался широкоплечий красавец завидного роста. Рядом с ним — такой же видный молодец. Оба в кафтанах тёмного цвета, напоминающие монашеские рясы, как и полагалось опричникам, но, почему-то, без оружия*.

*Опричникам не запрещалось приносить оружие в кабак, так как они имели право носить и применять его.

— Здорово, Тихомир! Ты по какому случаю здесь? — искренне обрадовался встрече Василий и обнял земляка.

— Дык у меня сегодня сын родился, первенец, представляешь? Вот, зашёл с другом радость эту отметить!

Тихомир светился от счастья.

— Ну, ты молодец, поздравляю! — Василий опять обнял Щуплого.

— Знакомься, мой друг, Митька Шохин! — и далее, без паузы, — Налей-ка нам, кабацкая душа, сегодня я угощаю! — обратился Тихомир к целовальнику: было видно, что он с товарищем в кабаке уже довольно долго.

Видимо, подслушав слова Тихомира, подлетели два юрких питуха:

— Налей, ужо, и нам, хозяин,  во здравие наследника! — робко попросили они.

— Чёрт с вами, пьяницы! Налей-ка и им! — со смехом велел молодой отец целовальнику.

Питухи, обрадованно, кланялись, принимая выпивку: — Дай Бог тебе, и жонке твоей, и наследнику твому здоровья и многих лет жизни!

Мусорга и Тихомир с Митькой довольно долго стояли у стойки, выпивали, не единожды поднимая тосты за новорожденного, Государя и друг друга, делились воспоминаниями о Белоозере.

В какой-то момент Василий заметил, что целовальник попридержал за руку пробегавшего мимо рыжего ярыжку и кивком головы указал на добротно одетого, но изрядно пьяного мужика, который, покачиваясь, медленно пробирался к выходу из кабака. Он явно не был питухом. Ярыжка стремглав бросился к пьяному, подхватил под руку и стал помогать продвигаться к выходу. Всё это время целовальник наблюдал за мужиком и ярыжкой, впрочем, не прерывая процесс розлива напитков.
Как только ярыжка вернулся в зал, Василий, извинившись перед приятелями, выскочил из кабака. Площадь перед питейным заведением уже обезлюдела: торговцы съестным покинули её. Мусорга заметил лишь двух амбалов, которые почти волокли вдоль реки в темноту того самого пьяного мужика. Он тут же бегом вернулся за приятелями:

— Тихомир, Митька, помогите двух татей взять в опас*! — вопросов у опричников не возникло и все трое бросились к выходу.

Догнали грабителей довольно быстро. Первым к ним подскочил Тихомир, правой рукой за плечо развернул к себе лицом одного из них: —  А ну, стоять, собака! — и тут же рухнул, как подкошенный на спину, получив удар ножом в сердце. Подоспевший Митька, выбил нож из руки амбала и так засветил ему огромным кулачищем в лоб, что тот сразу испустил дух. Второй амбал, получив удар уже от Мусорги, падая отпустил пьяного мужика и, опрокинувшись в грязь лицом, лежал не шевелясь.

*Взять в опас — взять под стражу, арестовать (на старорусском).

— Убили, убили! — заголосила невесть откуда взявшаяся тётка, выскочившая из темноты, и, подняв подол, понеслась вдоль реки, не переставая орать.

Мусорга склонился над телом Тихомира. Его раскрытые голубые глаза смотрели в тёмное звёздное небо, которым Василий ещё совсем недавно так любовался.

— Мать честная! — только и смог произнести Василий, закрывая ладонью глаза Тихомиру. Затем он вынул торчащий из груди нож, вытер о рукав и засунул себе за голенище сапога.

Очень скоро, видимо на тёткины крики, прибежали два городовых приказчика. Мусорга приказал им найти две подводы и на одной из них доставить тело убитого разбойника в мертвецкую Разбойного приказа, а живого татя — туда же, но в тюрьму.

— Охране Разбойной избы скажите, что Мусорга прислал.

— Мить, как подгонят подводу, отвези Тихомира домой, к жене... и сыну. Мне в кабак по делам службы нужно срочно вернуться, — дрожащим голосом попросил он. На его глазах навернулись слёзы. Он считал себя виноватым в смерти товарища.

— Хорошо, Василий, сделаю, — обречённо, со вздохом, закивал Шохин.

Мусорга бросился назад в кабак. Распихивая посетителей, он подскочил к стойке, схватил с неё большой кувшин и сразмаху засветил им по роже кабацкого целовальника. Тот дико завыл и, закрыв лицо руками, опустился на пол. Ярыжки попытались было схомутать Василия, но он вскочил на стойку, выхватил нож из-за голенища и заорал:

— Стоять, сучьи дети, зарежу! Я сыщик Разбойного приказа! — В зале наступила тишина.
 
— Эй ты, сучий потрох, быстро иди сюда! — грозно поманил он рыжего ярыжку, помахивая ножом.
 
— Ну-ка свяжи его! — Василий указал на воющего целовальника.
 
Тот покорно выполнил приказ, а Мусорга сделал петлю на свободном конце верёвки и надел на шею рыжего.

— Попытаешься дёрнуться, задушу!

Он повёл связанных на верёвке к выходу из кабака сквозь молча расступающихся посетителей. К середине ночи целовальник и рыжий ярыжка уже находились в разных помещениях тюрьмы Разбойного приказа.

Вначале Мусорга хотел заночевать в канцелярии приказа, но потом, понимая, что Терентий будет волноваться, всё же вернулся домой и лёг спать.  Всю оставшуюся ночь ему снился Тихомир, который, улыбаясь, сообщал радостную весть:

— Мусорга, у меня сегодня сын родился, первенец! Что ж ты не радуешься вместе со мной? А дальше надрывный бабий крик: “Убили, убили!”.

Василий проснулся в холодном поту ещё до третьих петухов. Терентий Матвеевич, зная, что произошло ночью, и видя состояние Василия, пытался всячески приободрить его:

— Да не казнись ты так, Василий! Кто ж знал, что  всё так сложится?

Мусорга хмуро молчал; поел на скорую руку из того, что собрал Терентий, и поехал в Разбойный приказ.

Глава 6. На кол собаку!

Ерофей Сукин и Иван Благой с раннего утра уже ждали Мусоргу в приказе.

— Здорово, Василий Афанасьевич! —  оба, подавленные, встали при его входе, опустив головы.

— И вам не хворать, — мрачно поздоровался он. — А где Шапка?

— Прислал поутру слугу, сообщил, что занемог, — ответил Ерофей.

— Да, не занемог он, ****ь, а зассати! — прорвало Мусоргу. — Видать уже доложили, что ночью произошло, забоялся возможной мести князя Курбского — родственника кабацкого головы Курлятева! А гнева Царёва не боится, дурак? Да и опричники после случившегося в стороне стоять не станут! Небось, Тихомир Щуплый не последним человеком в опричнине был!

Василий задыхался от гнева. Потом долго молчал, ходя из угла в угол.

— Сказывай, Ерофей, что удалось прознать! — наконец, слегка успокоившись,  спросил он и уселся на лавку.

— Выяснилось, что в кабацкой книге из архива Хлебного приказа за прошлый год поставщиками извини Курлятеву числятся только родственники: двое из шести сыновей боярина, князя Константина Ивановича Курлятева-Оболенского — Владимир и Иван Меньшой, а также князь, воевода Александр Иванович Ярославов-Оболенский.  Простое  и двойное хлебное вино они поставляли в кабак по одинаково завышенным ценам.

— Стало быть сговор, круговая порука! — заключил Мусорга.

— Ерофей, пошли в кабак приставов, пусть возьмут в опас всех кабацких целовальников, ярыжек и доставят сюда в тюрьму для дознания. Всех прогнать через дыбу, кабак покудова закрыть!

— А Курлятева тоже в опас?

— Нет, Ерофей, его пока не трогать, посмотрим, что Царь скажет! Не мы его кабацким головой ставили, не нам его и головы лишать! — прищурился Мусорга.
Ерофей вызвал приставов и дал соответствующие указания.

— Иван, теперь ты сказывай!

— В Немецкой слободе по наводке своих слухов нашёл двух извозчиков, которые регулярно возили хлебное вино в Царский кабак. Скаску* об том, кто из фрязинов поимённо водку поставлял, с их слов составил и велел руку приложить вместе с крестным целованием.

*Скаска — показания, протокол (на старорусском).

— Это хорошо! А где разбойник, целовальник и ярыжка рыжий, которых мы ночью взяли? — неожиданно вспомнил Василий.

— Так палач с ними с утра развлекается, — ответил Сукин.

— А ну-ка, пошли в пыточную, посмотрим, — велел Мусорга.

— Василий Афанасьевич, дозволь остаться, — обратился к нему Иван Благой. — Шибко не люблю я этих зрелищ.

— Оставайся, — недовольно буркнул Мусорга, а про себя подумал: — Ничего, скоро попривыкнешь!

Пыточная Разбойного приказа, где когда-то находился ледник, выложенный из красного кирпича, располагалась глубоко в подвальном помещении со сводчатыми потолками, тускло освещённом факелами. Из канцелярии туда вела тёмная узкая винтовая лестница. Казалось, что уже на ней чувствовался устойчивы запах крови и чего-то кислого, возможно, пота.

В одном углу пыточной стояли два стола, за одним из которых сидел подьячий, записывающий признания, а на втором — разложены пыточные инструменты палача. Рядом находилась раскалённая железная жаровня для нагревания инструментов и деревянная кадушка с холодной водой для приведения в чувство пытаемых, потерявших сознание.

Палач Разбойного приказа, весельчак, Алексий Воробей, праведно трудился с самого утра, пока целовальник и рыжий ярыжка полностью не сознались в грехах своих. Разбойника он оставил напоследок. Когда Мусорга и Ерофей Сукин спустились в пыточную, тот как раз висел на дыбе, закреплённой на крюке, торчащем из потолка. Висел без сознания с поникшей на груди головой. Напротив него стоял здоровенный Воробей, заложив руки за кожаный фартук, весь обляпанный запёкшейся кровью.
Название «палач» на Руси стали использовать сравнительно поздно. Чаще палача называли «катом», что выражало к нему отношение народа: «Кат — не брат, небось не помилует». Найти исполнителя на эту работу, как правило, было трудно, но Воробью она доставляла удовольствие.
 
— Здорово, Василий Афанасьевич, давно не виделись! Вот, отдыхаю пока! — весело поздоровался палач, беспричинно радуясь чему-то.

Мусорга кивнул: — Вижу, Алексий. Когда это ты успел его левого уха лишить? — указал Василий на разбойника.

— Не я это, Василий Афанасьевич, а ужо давненько какой-то добрый человек, похожий на меня, отрезал. По всему видать — это тать со стажем*!

— В чём не кается? — спросил Мусорга.

— В сговоре с кабацкими. Говорит, что случайно с приятелем мимо кабака проходили и решили они пьяного за вознаграждение до дома довести, а тут какие-то разбойники напали; приятеля, который отбиться от них пытался, убили и его наземь положили.

— Вот, паскуда! — процедил Мусорга. — А целовальник и ярыжка сознались?

— Обижаешь, Василий Афанасьевич! — притворно оскорбился Воробей. — Подьячий, вон, даже перо не успел отточить и в чернильницу его обмакнуть, как оба сознались. — Верно говорю, Софрон? — хохоча обратился он к дьячку-писарю.
Тот, с готовностью, закивал.

— Ладно, ладно! Дожимай и этого побыстрее, смотри только не запытай досмерти!
Разбойник начал приходить в себя, застонал и пытался открыть заплывшие глаза.

— Я своё дело, Василий Афанасьевич, справно знаю, и на мою работу ещё никто не жаловался..., а потому что некому! — опять заржал палач.

— Не веселись, Алексий, скоро тебе ещё люда подгонят, — наконец подал голос Сукин и направился за Мусоргой к винтовой лестнице.

В канцелярии уже дожидался старший пристав, который доложил, что все арестованные доставлены в тюрьму. А ещё, что рано утром в кабак забегали Курлятев с тиуном: быстро забрали какой-то ларец тяжёлый и приторочили его тороками к седлу, а потом ускакали.

Если Курлятев сбежал, то нужно срочно ехать к Царю, получить повеление на его арест. Мусорга вскочил на коня и помчался в Кремль.

Иван Грозный опять принял его в кабинете Теремного дворца, где совещался с Малютой Скуратовым и его племянником Богданом Бельским.

— Пошто вместо Шапки на доклад приехал? — недовольно вопрошал Царь.

— Хворый он, Царь-батюшка, утром сообщили что за врачом послал!

— Хворому на государевой службе делать нечего! Только я могу определять, кто из моих холопов больной, а кто здоровый, а не эскулапы!

— Ладно, говори!

— Прости, Царь-батюшка, что отрываю от дел государственных, но дело срочное! — Василий склонился в поклоне.

— Сказал же, говори, только кратко! — поморщился Грозный.

— Проведённый по твоему указу сыск установил, что боярин Курлятев за твоей спиной в царском кабаке водкой ворованной, полученной от татей  с Аглицкого двора и Немецкой слободы, безотчётно торговал. Окромя того, в сговоре со своими ближайшими родственниками из рода Оболенских хлебное вино принимал по завышенным ценам.  А ещё держал под рукой  разбойников, которые по его указке грабили пьяных зажиточных горожан и доводили до смертоубийства. Целовальники и ярыжки кабацкие во всём сознались. В том могу поручиться и крест святый поцеловать. Скаску отпишу позже, если дозволишь, Государь.

— Воры, кругом воры! — заскрипел зубами Иван Грозный.

— Ваську Курлятева взять в опас, пропустить через дыбу, пусть чистосердечно признается в татьбе, а потом  повесить собаку!

— Дозволь молвить, государь! — подал голос Мусорга.

— Ну, что ещё?

— Похоже, Курлятев сбежал!

— Сбежал, бес? Тогда не иначе как в Ливонию! Малюта, немедля пояти* Курлятева, пока далеко не убёг.

Верный пёс Царя, Малюта, бросился исполнять приказ.

— Если всё, Мусорга, то ступай и отписку составь подробную. Передашь её Бельскому.

Василий поклонился и выскочил от Царя, а про себя подумал и порадовался: — Надо же, Государь запомнил, как меня зовут!

Царь сел на трон, вытянул ноги, и о чём-то надолго задумался.

— Прости, Государь, что от размышлений отвлекаю. А что с ворами Оболенскими делать, казнить? — робко спросил Бельский.

— Подожди пока, Богдан, не время. Лишний шум сейчас не нужен, на кол посадить всегда успеем. Найдём повод и поважнее!

— А с целовальниками и ярыжками?

— Плетьми наградить нещадно!

*Ворам на Руси отрезали левое ухо и два пальца на левой руке.
*Пояти — поймать, схватить (на древнерусском).

***

Василий  Курлятев был пойман, под пытками сознался во все грехах и посажен на кол в 1569 году по обвинению в участии в заговоре против царя Ивана Грозного. Позднее, в 1570 году, после дознания сводной бригады  во главе с Малютой Скуратовым, сыновья Константина Ивановича Курлятева-Оболенского — Владимир и Иван Меньшой, а также Александр Иванович Ярославов-Оболенский были казнены также по подозрению в участии в заговоре против царя Ивана Грозного.

***

— А может Мусоргу во главе Разбойного приказа поставить вместо Шапки? — обратился Бельский к Ивану Грозному.
 
— Нет, Богдан, повременим! Мусорга мне для особого задания надобен будет! А дураки иногда тоже пользу могут приносить, поэтому, что делать с  Шапкой, потом разберусь! — загадочно заулыбался Царь.

Дьяк Разбойного приказа Григорий Фёдорович Шапкин будет лишён жизни во время большой казни, также после дознания сводной бригады  во главе с Малютой Скуратовым, в 1570 году.

Глава 7. Заговор

Годы 1569-1570 ознаменовались для российского государства  целой чередой значительных негативных событий. На севере ратные успехи сопутствовали союзным войскам Литвы, Польши и Швеции. На юге Турция  направила из Азова своих янычар на Астрахань, что привело к опасным волнениям среди враждебно настроенных астраханских и казанских татар. В эти же годы на Руси случился масштабный неурожай, а бедственную картину дополнила начавшаяся эпидемия чумы. Голодающий и стремительно вымирающий народ роптал.

Чтобы противостоять нападению с севера Грозный приказал сформировать армию в Новгороде, развёртывание и командование которой было поручено Владимиру Старицкому*, по совету Басмановых и Вяземского*, утверждавших, что сам факт назначения царского брата во главе армии способен удержать волжские народы от восстания. 

Владимир Андреевич, однако, должного радения в решении порученной задачи не проявлял, а, видимо, и не собирался: устраивал пышные пиры с новгородской знатью, щедро угощал воевод и ратников. А причина была простой. Именно сейчас, когда России находилась в таком трудном положениее, наступило самое удобное время для проведения заговора против Ивана Грозного. Извечный вопрос: Cui prodest? (лат.) — «Кому выгодно?».

*Владимир Андреевич Старицкий (1533–1569) — один из последних русских удельных князей, двоюродный брат Ивана IV.
*Князь Афанасий Иванович Вяземский при Иване Грозном — русский государственный деятель, дипломат, опричный воевода, наместник, оружничий, любимец царя.

Стремление Царя пробиться к Балтийскому морю грозило потерей Новгородом своих торговых и геоэкономических позиций. Кроме того, новгородцев очень не устраивала ориентация царя на Англию, которая получила от него величайшие преференции и открыла альтернативный новгородскому торговый маршрут Холмогоры, Вологда, Москва. В свою очередь, англичан не устраивало тесное торговое сотрудничество новгородцев с Ганзейским союзом и голландцами — главными конкурентами англичан на русском рынке. Всё это привело новгородские элиты к идее вступления в Люблинскую унию, созданную в 1569 году путем объединения Польши и Литвы, что было невозможно без устранения Ивана Грозного. Задача выглядела вполне реалистично: Старицкий со своей армией при поддержке поляков и новгородцев должен войти в Москву и свергнуть Царя. В результате Россия теряла западные области и весь Север (принадлежавший Новгороду), Астрахань и Казань отходила туркам, а страна оказалась бы отрезанной от Урала и Сибири.

Cui prodest?

Старицкий восходит на престол, бояре возвращают прежнее величие и свободы, Ливония достаётся Польше, но богатые новгородские торгаши, хоть и переходят под власть Сигизмунда, получают свой гешефт —  Балтику для свободной торговли.

Летом 1569 года о планируемом заговоре в результате извета стало известно Ивану Грозному. Информация об этом заговоре сохранилась в записках Шлихтинга*, в котором он сообщает польско-литовскому королю Сигизмунду: «Много знатных лиц, приблизительно 30 человек... письменно обязались, что предали бы великого князя вместе с его опричниками в руки Вашего Королевского Величества, если бы только Ваше Королевское Величество двинулись на страну».

Почему царь, которого обвиняют в излишней подозрительности, медлил с «карательной экспедицией» в Великий Новгород полгода, не отправился летом или в начале осени 1569, а двинулся в начале зимы 1570? Представляется, что причин было две. Первая, Грозный считал недостаточными полученные доказательства заговора. Вторая, к концу 1569 года в Новгороде уже свирепствовала чума, поэтому Царь не спешил вводить свои опричные отряды  в гибельное место.

В том же году Малюта Скуратов-Бельский возглавил сыскное ведомство по делам государственной измены, которого ранее в системе государственного устройства не было. Оно не подчинялось ни Боярской думе, ни опричному правительству. Фактически, его деятельностью руководил сам Грозный.

***

Очень скоро Малюта был срочно вызван к Царю.

— Поведай-ка, Малюта, что тебе про крамолу новгородскую известно!

— Новгородская и псковская знать во главе с князем Старицким и митрополитом Пименом плетёт заговор, задумали извести тебя, Государь, на трон посадить Старицкого, а Псков и Новгород сдать Сигизмунду. Как раз сегодня собирался доложить тебе!

*Альберт Шлихтинг — польский шляхтич из известной дворянской фамилии. Служил в войсках Сигизмунда II и был взят в плен русскими в 1564 году. С 1568 года попал в опричнину, как слуга лейб-медика. Автор памфлета, в которм подробно описал Новгородский погром 1569–1570 годов и московские казни 25 июля 1570 года.

— Эх, дурак, надо было это раньше сделать! — сокрушался Малюта в душе. — Получается, что Царь и без меня про заговор что-то знает! Не иначе у меня под носом пасюк* завёлся!

— А что поведаешь про других заговорщиков? — нахмурился Царь.

— Кого имеешь ввиду, Иван Васильевич? — заосторожничал Скуратов-Бельский.

— Ты, Малюта, ваньку-то не валяй: Вяземского, Басмановых, Фуникова, Висковатого и других... — нахмурился Грозный.

— Так нет у меня супротив них пока никаких исправ*, вот и не докладываю. Ты же знаешь, Государь, я облыжно никогда никого не обвинял.

После этих слов Царь громко засмеялся: Малюта всегда собирал любые слухи и доносы от агентов, а затем хватал обвиняемых и добивался нужного признания исключительно путём жестоких пыток. Это был его единственный метод дознания. Этого ли было не знать Грозному?

Наконец он закончил смеяться:

— Да, не зря про тебя народ говорит: “Не так страшен чёрт, как его малюют, и не так страшен Царь, как его Малюта!".

— Раз так, собирай своих головорезов и сегодня же выезжай в Новгород для проведения сыска.

В декабре 1569 года “карательная экспедиция”, состоящая из опричников, во главе с Малютой Скуратовым вступила в Новгород. Никакого расследования, фактически не проводилось; началась просто кровавая резня. “По Малютиной скаске в ноугороцской посылке отделал (убил) тысящу четыреста девяносто человек ручным усечением, и с пищали отделано пятнадцать человек, им же имена сам Ты Господи веси” — записано в “Синодике опальных”.

*Пасюк — крыса (по-старорусски).
*Исправа  — доказательство  (по-старорусски).
*Облыжно — заведомо ложно, обманно, несправедливо.

***

О расследовании измены Новгорода не сохранилось ни одного подлинного документа. Материалы сыска по этому делу (как и весь архив Грозного) были кем-то предусмотрительно уничтожены, однако случайно уцелевшие инвентарные документы Посольского приказа свидетельствуют, что такое “псевдорасследование” действительно проводилось.

Главу предполагаемых новгородских изменников ликвидировали ещё до начала расследования: Старицкого вызвали к Царю из армии, а в русских летописях сообщается, что 9 октября Владимир Андреевич Старицкий умер. Как это произошло — не суть важно. В последних почестях государь ему не отказал: он был погребен в фамильной усыпальнице Архангельского собора. Заговор был обезглавлен, но ещё далеко не ликвидирован.

Кто бы что не говорил, но Иван Грозный был выдающимся стратегом. Запустив расследование по новгородской измене, он планировал одним выстрелом убить даже не двух, а сразу несколько зайцев, поэтому ликвидация новгородского гнойника была не первейшей задачей — такие задачи решали и без проведения сыска. Главная задача была в другом!

К 1570 году опричное войско, по некоторым данным, разрослось до 6000 человек. Привыкшие мучить, убивать, грабить опричники, прикрывавшие свои злодеяния волей Царя, стали представлять для государства большую опасность, чем вечно недовольные бояре и их заговоры. Как писал Генрих фон Штаден, сам опричник из иностранцев: «Опричники обшарили всю страну… на что великий князь не давал им своего согласия. Они сами давали себе наказы, будто бы великий князь указал убить того или другого из знати или купца, если только они думали, что у того есть деньги… Многие рыскали шайками по стране и разъезжали якобы из опричнины, убивали по большим дорогам всякого, кто им попадался навстречу».

Иван Грозный начал понимать, что опричнина, созданная им, приняла форму организованной преступности, как, в своё время, ушкуйничество [5]. Контролировать её становилось всё сложнее, и в любой момент эта структура могла выйти из повиновения. Пора было леквидировать это движение. Но, чтобы его закрыть, нужно было, в первую очередь,  ликвидировать его вождей. Метод был выбран простой и эффективный — инспирированный заговор с последующим разоблачением.  Роль исполнителя была поручена первому из опричников — Малюте Скуратову. Он, как преданный и понятливый слуга Государя, сделал всё, чтобы ликвидировать опричнину “изнутри”.

Были и другие цели проведения расследования:

—  переложить на заговорщиков ратные неудачи, чтобы оправдаться перед народом;

—  подавление оппозиции, среди которой были бояре, духовенство, военные командиры и даже обычные граждане;

—  ликвидировать независимость бояр, которые обладали большими правами и привилегиями, с целью укрепления самодержавной власти;

—  борьба с коррупцией: к 1570 году в госаппарате был непомерно велик её разгул и Царь хотел «искоренить неправду», а заодно поднять свой авторитет в народе.
Грозный, вдруг, осознал, что даже тщательный отбор слуг не гарантирует от измены, и решил пристально контролировать расследование.

***

После последней встречи Мусорги с Царём прошло уже несколько лет. Он даже начал забывать некоторые детали, когда, по-пьяни, хвастался перед близкими друзьями, как стоял с докладом перед самим Государем, поэтому был крайне удивлён и встревожен, когда через три дня после отъезда Малюты Скуратова в Новгород Царь призвал его.

— Ну, что, Мусорга, готов выполнить личное поручение Царя?

— Не сомневайся, Государь, живот положу, но всё, что потребуешь, сделаю!

— Тогда слушай внимательно. Срочно выезжай в Новгород. Губной голова Григорий Салманов просил прислать сыщика из Разбойного приказа для поимки убийц какого-то купца. Но это так — для отвода глаз. На самом деле будешь тайно присматривать за Малютой Скуратовым-Бельским и его опричниками — какое бесчинство, беззаконие и лихо творят? Потом обо всём мне подробно отпиской доложишь! Десять дён тебе сроку. Да смотри, чтоб ни одна живая душа об этом не проведала!

— Если Малюта заподозрит что, да на дыбу тебя подвесит, на помощь мою не надейся! Всё ли понял?

— Всё, Государь!

— Тогда ступай! Сделаешь всё как надо, награжу по-царски.

Василий медлил, переминаясь с ноги на ногу.

— Просить чего-то хочешь? — недовольно поднял брови Грозный.

— Разреши, Государь, взять коня в Ямском приказе, мой больно приметный, да и загнать не хотелось бы, дорога не близкая!

— Бери, не жалко на благое дело! Получи ещё там деньги и грамоту прогонную, подорожную, ну, и ещё чего положено.

— Слушаюсь, Государь! — поклонился Мусорга.

— Вот это я попал, как кур в ощип! — с горечью подумал Мусорга, выйдя из кабинета царя. Следить за самим Малютой Скуратовым?...

Приехав домой, он поделился с царёвой задачей с Терентием Матвеевичем. Не мог не поделиться с единственной родной душой.

— Учти, Василий, — напутствовал его Терентий, — царь хитёр, может вослед послать соглядатая и по твою душу! Благослови тебя Господь! Буду молиться за тебя каждодневно!

Глава 8. Попутчик

Дорога из Москвы до Нижнего Новгорода* — путь не близкий, более 600 км., во времена Ивана Грозного зимой на лошадях занимал несколько дней. Через каждые 40-50 вёрст (43-48 км.) на дороге располагались ямы*.

***

Ямами, ямщиками и ямской гоньбой* ведал учреждённый при Иване Грозном Ямской приказ, под контролем которого находились транспортные средства, открывались новые станции, выписывались подорожные грамоты* [12].

Система перекладных была заимствована русскими у монголо-татар, а теми — у китайцев. В период расцвета Орда имела под своим началом такие громадные просторы, что без подобной системы сообщений невозможно было из столичного Сарая управлять дальними улусами и вассальными регионами, один из которых и представляла в XIII-XIV веках раздробленная Русь. Тогда-то для обозначения профессии русские позаимствовали у монголов слово «ям» — «путь». И первоначально ямщиками называли не возниц, а хозяев станций для смены лошадей. Хотя многие сочетали в себе обе эти функции.

Главными пользователями ямского извоза в течение долгих лет являлись государственные чиновники, имеющие соответствующие грамоты от царя, а содержались ямские станции за счет казны. Ямщики являлись государевыми служивыми людьми — целовали крест государю. Для них было положено казенное жалованье — 3 рубля в год.

При яме, как правило, имелось несколько домов: конюшня, сенник, каретный и постоялый дворы, а иногда и трактир.

*Самая древняя и главная сухопутная магистраль на Руси от Москвы до Новгорода Великого; она называлась Большой Московской дорогой.
*Ям — постоялый двор, где можно было отдохнуть и сменить лошадей.
*Ямская гоньба — почтовая служба в России, которая существовала с XIII по XIX век, и занималась, в основном,  перевозкой казённой корреспонденции.
*Подорожная грамота давала право пользоваться ямской гоньбой, то есть получать казённых лошадей во время проезда через ям.

***

Путь от Москвы до Новгорода проходил через Волок Ламский (120 км.), потом Тверь (116 км.), далее через Старицу на Торжок (64 км.), и, наконец, Великий Новгород (300 км.). Cкорость езды по Московскому тракту зависела от времени года и погодных условий. Зимой на сменных лошадях можно было проехать за сутки 300–350 верст. (320 км.), поэтому Мусорга планировал добраться до Новгорода за три дня, сменяя лошадей, остановившись на ночлег в ямах Твери и Торжка.

До Твери он добрался уже под вечер, чуть не загнав коня, передал его ямщику и пошёл повечерять в трактир с забавным названием “Веселуха”. Заказал щи с говядиной и пироги с яйцами и зелёным луком, не отказав себе и в чарке двойного хлебного вина. Щи были горячими, наваристыми, с большими кусками сочной говядины, обильно приправленные сметаной и свежей зеленью.
 
— Где они только её зимой  берут? — удивился Василий.

А пироги — вообще объедение: румяные, пышные и воздушные, словно облако.
 
Мусорга наслаждался ужином, вожделея, как после него он, сняв снаряжение, раздевшись и умывшись, растянется на кровати и проспит, никем не тревожимый, до позднего утра, когда увидел нависшую над столом фигуру незнакомца. Впрочем, никакого беспокойства это у него почему-то не вызвало.

— Позволишь присесть? —  спросил незнакомец.

В трапезной пустовало несколько столов.

— Садись, не занято? — вяло, разомлев, ответил Мусорга.

— Извини, друже, — незнакомец широко заулыбался, — Очень уж не люблю вечерять в одиночестве. Раз уж не прогнал, магарыч с меня.

Мусорга с интересом стал его разглядывать. Был он высокого роста, крепкого телосложения, в добротной одежде, как у стрельцов, и при сабле. Из-за пояса торчали два кремниевых мушкета. По всему было видно, что он — человек на государевой службе. Незнакомец сел на лавку и поставил на стол принесённую с собой тарелку с какой-то едой и полную чарку.

— Ну, что ж, давай ватажиться*! — предложил незнакомец?

Василий отметил какой-то еле уловимый акцент незнакомца, впрочем, тут же забыл об этом.

— Мусорга — протянул руку Василий.

— Иван Рюмин! — ответил на рукопожатие незнакомец.

— Куда путь держишь? — без особого интереса спросил Василий.

— Я — подьячий Посольского приказа, еду в Новгород с царским повелением Василию Ивановичу Умнову-Колычёву*.

— Так ты что, под началом дьяка Андрея Яковлевича Щелкалова* служишь? — обрадованно спросил уже слегка захмелевший Мусорга. — А я ведь когда-то под руководством его брата, Василия, в Разбойном приказе служил! Да я и с Андреем Яковлевичем знаком.

Ну, тут уж понеслось! Кабацкий целовальник только успевал подносить чарки.
Разошлись уже далеко заполночь, договорившись продолжить путь в Новгород совместно.

Выспаться как следует Мусорге так и не удалось: поднялись засветло, позавтракали на скорую руку всё в том же трактире. Вроде бы ясная, солнечная погода с лёгким морозцем начинала портиться. Небо стало заволакивать сизыми тучами, поднималась позёмка, обещавшая перейти в настоящую метель, встающую снежной стеной до неба.

*Ватажиться — знакомиться, дружить (по-старорусски).
*Василий Иванович Умнов-Колычёв — русский военный и государственный деятель, окольничий и воевода, затем боярин, опричник.
*В 1570 году Посольский приказ возглавлял Андрей Яковлевич Щелкалов. Его брат, Василий Яковлевич Щелкалов, с 1555 по 1556 был дьяком Разбойного приказа.

— Непогодится, Василий, может переждём? — предложил Иван Рюмин.

— Не, Ваня, не могу я, ехать надо!

— Ну, как знаешь, тогда пошли седлаться, — согласился Рюмин.

Лошадь, которую подвёл ямщик, Мусорге не понравилась. Иван, заметив это, взял за рукав ямщика, отвёл в сторону и что-то шепнул на ухо. Тот молча кивнул, вернулся к Мусорге, схватил коня за гриву и увёл назад в конюшню. Через некоторое время вернулся уже с роскошным скакуном. Вороной конь был холёный, сытый, бил копытом оземь, косил глазом на Василия и тихонько ржал: видать застоялся в стойле и радовался предстоящей свободе. Мусорга даже прищёлкнул языком.

— Ну ты, Иван, прям кудесник! Этому что-ли в Посольском приказе  обучают? — засмеялся Мусорга.

 — Не а, это у меня от бабки, она колдунья была!  — хохотнул Иван.

Неспешно оседлали коней, выехали за ворота яма и, пока ещё позволяла погода, понеслись галопом. На дороге было пустынно. Скакали один за другим — первым шёл Иван.

— Попутчик-то сидит в седле весьма уверенно, как заправский кавалерист! — отметил Василий.

Погода продолжала портиться, вскоре настоящая метель всё-таки началась, поэтому пришлось перейти с галопа на рысь, а потом и вообще на шаг. Так, меняя рысь на шаг, и шаг на рысь, ехали несколько часов, пока дорога внезапно не вышла к реке Тверец, протекающей через Торжок, берега которой были густо окружены хвойным лесом. В лесу было сумеречно, но зато глаза не слепила метель.

Внезапно послышался треск и перед лошадью Ивана рухнула ёлка, перегородив запорошенную дорогу, а из-за деревьев появились человеческие фигуры. Лошадь под Иваном встала на дыбы, чуть не выбросив его из седла.

— Тати! — сразу понял Мусорга.

За деревьями, насколько удалось рассмотреть Василию, прятались шесть-семь оборванцев, но на дорогу вышли только двое: неказистый мужичонка в зипуне, с вырванными ноздрями и пищалью в руках — видимо главарь, и здоровенный детина под два метра ростом с кистенём и рогатиной.

— Здорово, господа хорошие! — ощерившись прошамкал главарь беззубым ртом. — Сдаётся нам...

— Да не гундось, Татарин! — резко оборвал его Рюмин. — Я ведь примерно год назад отпустил тебя и велел больше мне на глаза не попадаться. А ты что творишь?

Мужичонка подался вперёд и, прищурившись, стал внимательно всматриваться в лицо Ивана, потом внезапно вскинул пищаль и попытался прицелиться. Иван резко выдернул из-за пояса оба мушкета и выстрелил с двух рук одновременно в стоящих на дороге. Оба рухнули, как подкошенные. Остальные разбойники тут же, ломая ветки и что-то выкрикивая, бросились врассыпную в лес. Мусорга некоторое время, сильно впечатлённый, молча смотрел на застреленных татей, потом обратился к попутчику с довольно глупым вопросом:

— Иван, и что — это всё?

— А тебе хотелось бы продолжения, или жалеешь, что не поучаствовал? — засмеялся он. — Поехали ужо! — он объехал тела убитых и пустил коня рысью.

— Вот тебе и подьячий Посольского приказа! — хмыкнул впечатлённый Мусорга и погнал коня вдогонку.

Наконец, выехали из леса. Стало посветлее, но дорога, окружённая полями и перелесками, ухудшилась: тяжёлые подъемы стали перемежаться низинами, местами заполненными незамёрзшей водой и грязью. Иногда тракт подходил так близко к краю обрыва, что с него виднелась Ока и далекие перспективы ее низкого берега.
 
Когда Мусорга и Иван уже подъезжали к Торжку, метель внезапно стихла и вдалеке открылся вид на купола Борисоглебского монастыря, старейшего на Тверской земле, которые уже начали скрываться в надвигающихся сумерках. Усталость давала о себе знать, поэтому, быстро поужинав на постоялом дворе, сразу отправились спать.

Ещё через сутки Мусорга и Иван въехали в Новгород через Покровские ворота. У каждого были свои дела и задачи.

— Ну, что, прощевай, Мусорга! — обнял его Рюмин.

— Спасибо за всё, Иван! Ты ведь от смерти меня спас. Видать, сам Господь Бог тебя послал! Не знаю, как и благодарить! Надеюсь, в Москве обязательно встретимся! — рассыпался в благодарностях Василий.

— Да, ерунда, Василий, даст Бог, сочтёмся! — опять заулыбался Рюмин и вскочил на лошадь.

В последующие три дня Мусорга метался по охваченному паникой Новгороду, наблюдая за казнями опричниками тех, кто попадался им под горячую руку. Несколько раз опричный дозор останавливал и его, но убедившись, что он из Разбойного приказа, отпускал без лишних вопросов. Было очевидно, что никакого дознании и судебного разбирательства опричниками не проводилось, да и не планировалось. Их жестокость не знала границ: казни населения, включая женщин и детей, ограбление частных домов и церквей, казни духовенства, мародёрство. Этот погром длился не один день. Несколько раз Мусорга был свидетелем того, как Малюта лично руководил казнями.

Новгородская земская рать, насчитывающая до 3000 детей боярских, по численности превосходящая в несколько раз  дворянство любого другого уезда, включая Московский, не смогла защитить жителей Новгорода.

Среди убитых оказались главные дьяки Новгорода Румянцев и Бессонов, боярин Данилов, заведовавший пушечными делами, а также виднейший боярин Фёдор Сырков, построивший на свои средства несколько церквей (его сначала окунули в ледяную воду Волхова, а затем живьём сварили в котле).
 
По вечерам Мусорга записывал увиденное для составления будущей отписки, как повелел Царь, отлично понимая, попадись он с этими записями Малюте Скуратову, даже до дыбы дожить бы не довелось. Поняв бессмысленность своего дальнейшего пребывания в городе, Василий решил, что пора возвращаться в Москву.
 
Выезжал Мусорга из Новгорода по дороге через арку Пречистенской башни, что напротив Великого волховского моста. По обеим его сторонам стояли многочисленные купеческие лавки, в которых ещё недавно, до прихода опричников, шла бойкая торговля. С приходом кромешников купцы разбежались, побросав всё добро, а мост превратился в место казни. Несчастных, даже женщин и детей, бросали с моста в реку Волхов; и это был основной способ умерщления опальных. Весь этот ужас Василий наблюдал лично.

Вид на мост с торговыми лавками. Реконструкция. Автор: Денис Федоров.


Изначально он планировал покинуть Новгород утром, но, когда понял, что ночь обещает быть тихой и светлой, решил не тратить время на ночёвку и отправился в путь ещё до появления звёздной росы на небесах. Смеркалось, но небо оставалось кристально чистым, а от света яркой луны и белоснежного покрова было довольно светло. Василий рассчитывал примерно за три-четыре часа добраться до Крестцов. Опричники село также почти полностью разорили и сожгли, но ям, третий по величине в округе после Новгорода и Валдая, не тронули.

Отчего-то Мусорга ехал по мосту медленно, разглядывая немногочисленные сохранившиеся после грабежа лавки. Кругом, и на мосту, и в чудом уцелевших лавках, — ни души. Он уже доехал до конца моста и собрался было перейти на галоп, как услышал истошный женский крик: — Помогите, помогите!

Из дверей крайней лавки два рослых опричника за руки волокли молодую девку к привязанным рядом лошадям. В памяти непроизвольно возникла картина — Тихомир, лежащий с ножом в сердце на спине, и заблажившая тётка: “Убили, убили!”.

В груди закипела злоба. Мусорга, не раздумывая, соскочил с лошади, обнажил саблю и бросился  на помощь девке с криком: — Стоять, бесота!

Оба опричника обернулись, отпустили девку, и, достав сабли из ножен, стали молча надвигаться на Мусоргу. Василий медленно отступал от опричников, прикидывая, как бы половчее отбиться. Задача была явно не из лёгких. Он уже был готов первым сделать выпад саблей, как раздался выстрел и оба опричника одновременно, вскинув руки, повалились наземь вперёд лицом.

— Ох, ё... Где-то я такое уже видел! — опешил Мусорга. — Упали лицом вперёд, значит стреляли сзади, — он внимательно вглядывался в густой кустарник жёлтой акации перед въездом на мост.

— Кто здесь, покажись! — ответа не последовало, только какая-то большая чёрная птица с шумом выпорхнула из заиндевелых ветвей. — Изыди, нечистая сила! — Василий перекрестился, провожая птицу взглядом.

Пора было побыстрее убираться: сторожевая охрана Пречистенской башни могла слышать выстрелы. Василий вскочил на лошадь, но пришпорить её не успел: подскочившая девка схватила его мёртвой хваткой за сапог и заскулила: — Дяденька, пожалей, Христа ради, не бросай, а то убьют ведь меня!

Мусорге стало жалко её. Времени на подробные расспросы не было — главное сейчас убраться восвояси.

— Как зовут-то тебя?

— Ольга! — она смотрела на него с надеждой, по чекам катились слёзы.

— Ладно уж, Ольга, умеешь сидеть в седле?

— Умею немного, дяденька.

Мусорга отвязал одну из лошадей убитых опричников и помог девке сесть в седло.

— Держись крепко за гриву! Упадёшь, подбирать не стану!

Одной рукой он взял её лошадь за уздечку и погнал как можно быстрее и дальше от Новгорода. Всё время, пока скакали, Василия не покидал вопрос: — Кто же и почему стрелял?

Изредка оборачивался на Ольгу, которая почти легла грудью на шею лошади.

Наконец, минут через тридцать, он остановился и прислушался: погони вроде бы не было. Взглянул на Ольгу, которая, одетая в шушун* и полусапожки, тряслась от холода.

— А чой-то ты по зиме, как летом ходишь?

— Так в чём успела из дома убежать, в том и спряталась в пустой лавке.

— А зачем из дома сбежала?

— Эти двое, которых ты застрелил, моего отца убили, сначала всё про деньги дознавались, а потом саблей срубили, а потом меня доискались,  — заплакала девка.

— Да не убивал я никого! — Василий в сердцах плюнул на землю.

— А кем отец-то твой был?

— Земским старостой новгородского посада.

— А мамка?

— Умерла она лонись*, так что я теперь сирота! — опять завыла Ольга.

Мусорге стало её ещё больше жаль.

— Ладно, не ной! — Василий взял в руки епанчу*, которая была приторочена к его седлу, и протянул Ольге, — На, вот, оденься.

— А девка-то, ой как хороша! — внезапно осознал Василий.
 
Было ей на вид лет восемнадцать. Толстая коса и ладная фигура.

— Может взять её с собой, коль сирота? — мелькнула шальная мысль.

— Ну, что, Ольга, поедешь со мной в Москву?

— Поеду, дяденька, если не шутишь! — обрадовалась девка.

— Не дяденька я, меня Мусоргой кличут!

— Теперь у меня новый попутчик! — усмехнувшись подумал Мусорга, глядя на девушку, и пустил лошадей рысью.

*Шушун — длинный закрытый сарафан с ложными накладными рукавами.
*Лонись — в прошлом году (старорусск.
*Епанча — широкий плащ без рукавов с капюшоном из плотного войлока для защиты от дождя.

Часа через три добрались и заночевали в крестцовском яме. Ольга держалась молодцом, а Мусорге она нравилась всё больше, и больше. Подорожной грамоты на Ольгу не было, но деньги решали всё. Хоть и ночевали в одном помещении, никаких вольностей Василий себе не позволял.

Ещё через три дня он ввёл её в свой дом. Радости Терентия не было границ. Ольга также очень приглянулась ему.

— Может ужо и до свадьбы дойдёт? — крестясь, с надеждой надеялся он.

До доклада Царю Василию оставался ещё один день.

Глава 9. Гнида

Мусорга отлично понимал, что обвинять Малюту Скуратова как виновника всего безобразия, творимого в Новгороде, никак нельзя: это всё-равно, что сразу подорожную себе на дыбу выписать. Но и о произволе опричников умолчать было тоже невозможно: ведь сам Царь  повелел ему расследование провести и сыскать виновных в бесчинстве, беззаконии и лихо творящих. Стало быть, виновные должны быть найдены, и это, решил Василий, — опричные воеводы и их ближайшее окружение. Их список он составил ещё в Новгороде, каждодневно наблюдая за организаторами казней.

Рано утром он медленно ехал на лошади во дворец на доклад к Царю и, закрыв глаза, молился:

— Господь Вседержитель, приди мне, Божьему рабу твоему, Василию, в помощь. Направи меня на верный путь, помоги принять верное решение, чтобы избежать гнева Царя. Ангел Христов, мой хранитель святый и покровитель души и тела моего! Прости мне всё, в чём я согрешил в сегодняшний день, и от всякого коварства идущего против меня врага избавь меня, чтобы никаким грехом не прогневал я Бога моего. Но молись за меня, грешного и недостойного раба, чтобы представить меня достойным благости и милости Всесвятой Троицы и Матери Господа моего Иисуса Христа, и всех святых. Аминь!

Пока ехал, Василий прочёл молитву три раза. Наконец, он предстал перед дьяком на крюке: — Мусорга, сыщик Разбойного приказа, явился по повелению Великого Государя с докладом.

И дьяк, и рынды у дверей перед кабинетом Царя, смотрели на Василия без особой настороженности, поскольку уже не первый раз допускали его к Царю.

В кабинете вместе с Иваном Грозным опять находился Богдан Бельский!

— Будь благославен, Государь всея Руси, Иван Васильевич! Будь здрав, боярин! — поздоровался Мусорга с обоими, склонившись в низком поклоне.

— Чаял тебя ещё вчера лицезреть! — не ответив на приветствие, недовольно произнёс Иван Грозный.

— Пошто Царя ждать заставил, смерд, и только сегодня явился?

— Кто же успел доложить, что я ещё вчера вернулся? — с испугом подумал Василий.

— Прости, Царь-батюшка! Срока, установленного тобой, я не нарушил, а вчера отписку, как ты и велел, готовил!

— Ну, сказывай, дерзый, до чего дознался?

— Новгородская измена велика, Государь, а токмо Григорию Лукьяновичу за всеми опричниками бедне* догляд вести, вот от этого и был произвол большой учинён при расследовании новгородской измены. Виноваты, по моему скудному разумению, некоторые воеводы и их ближние люди, поддавшиеся корысти непомерной. Всё подробно изложил в отписке! — Мусорга, склонившись, протянул вперёд правую руку со свитком.

Бельский подошёл к нему, взял из руки свиток и передал Царю.

*Бедне  — трудно, тяжело (по-старорусски).

Иван Грозный, развернув его, сразу углубился в изучение списка [14]: Ищук, Кривой, Поливанов, Черного, Щербинин...

***

Ищук Иван Иванович  — воевода в опричных полках (1569), казнён (1570) с женой по делу Новгородского владыки Пимена и Висковатого.

Кривой Замятня Иванович  — окольничий, казнен в Новгороде (1571) утоплением в реке Волхов.

Поливанов Константин Дмитриевич — участник карательной экспедиции в Новгород и Псков (1570), руководил взысканием штрафов наложенных на монастыри.

Черного Никита Васильевич — воевода, участник новгородского похода, казнён.

Щербинин Василий Иванович — опричник, городской тысячник, казнён...

***

Наконец, Иван Грозный отложил свиток в сторону:

— Ловок, засранец, справно всё отписал!

— Кажись пронесло! — подумал Мусорга, судя по тону Царя.

— Ну, а девка на кой хрен тебе понадобилась? В Москве что ли ****ей мало? А ведь ты из-за неё мог и наказ мой не выполнить, если бы два опричника тебя в капусту порубали на волховском мосту! — тон был уже совсем другой.

Василия аж зашатало: — Царь и про это знает! Но откуда?

— Что засопел, пёс? Я про всё ведаю! — Грозный как-будто прочитал все его мысли.

— Да она, можно сказать, и не девка, а вещественное доказательство. Её отца, земского старосту новгородского посада, опричники без суда и следствия зарубили, вымогая деньги! — робко возразил Мусорга.

— Ты Царю не перечь, поскудник, да знай: жаловать есь мы своих холопов вольны, а и казнить вольны же!

Иван Грозный некоторое время молчал.

— А с девкой своей Царя познакомишь, говорят она хороша? — зло прищурившись, спросил он.
 
Мусорга еле удержался на ногах от услышанного. О сладострастии Грозного слухи ходили не только по Москве и Руси, но и за рубежом.

***

Царь хвастался, что лично изнасиловал тысячу девиц. А ведь суровое наказание за такое преступление следовало: “А тому, кто девку растлит насильством, перед смертной казнью отсечь инструмент бесчестия девки”. Если он где-то видел красивую женщину, то по его приказу несчастную хватали, и он тешился над ней несколько дней, а после отдавал опричникам. Опричники иногда раздевали женщин догола и заставляли их ловить кур. После этого многие из этих женщин сами лишали себя жизни. Выжившие иногда могли вернуться домой. Но не всегда…

Вот, что писал Александр Гвайньини*[13].

“У великого князя имеются многочисленные подставные лица и наушники, специально обученные, которые беспрестанно шныряют повсюду и подслушивают, что говорят о нем жены горожан и боярыни; подхваченные речи немедленно доносят ему; а он, отрядив своих приспешников в дом обвиненной женщины, приказывает насильно выхватить ее с ложа собственного мужа и доставить к себе. Если она ему понравится, он держит ее у себя несколько недель для удовлетворения своей похоти, если же нет, то отдает на позор своим приспешникам и, наконец, возвращает ее мужу. Если же он решит мужа этой женщины убить, то велит ее зарезать или утопить, что уже многих постигло. Так например, у некоего знатного мужа, его главного писца, по имени Мясоедовский (о котором ниже будет сказано), была насильно похищена жена вместе со служанкой и задержана на несколько недель. Потом он приказал повесить ее и служанку в дверях мужнина дома, где они и провисели две недели, пока не были сняты по приказу государя. И ее муж был вынужден выходить и входить через эти двери под трупом жены. Еще более ужасную вещь сделал он с другим своим писцом: он похитил и обесчестил его жену, а потом повесил ее в той комнате в доме писца, где тот обычно принимал пищу, прямо над столом; и писец был вынужден совершать свою горчайшую трапезу за столом, над которым висела задушенная жена, до тех пор, пока не унесли ее тело по приказу государя. Когда же великий князь отправляется куда-либо, и навстречу ему попадается какая-нибудь женщина (как это бывает), даже если это-жена знатного человека, он приказывает разузнать, чья она и откуда идет. Если же он узнавал, что она жена такого человека, на которого он гневается, то приказывал убрать ее с дороги и бесстыдно обнажить до самой шеи; и она должна была стоять так до тех пор, пока не пройдут мимо нее сам великий князь, его приспешники, всадники и придворные”.

*А. Гвайньини — автор энциклопедического трактата «Описание европейской сарматии».

Некоторые исследователи склонны верить всему тому, что написал Гвайньини.

***

— Ладно, не ссы, вижу — поджилки дрожат! Некогда мне пока с девкой твоей разбираться, хоть и говорят — баба пригожая! Дел слишком много государственных накопилось! Но, это пока, Мусорга! — погрозил пальцем и злобно засмеялся Царь.

— Ступай вон, потом решу, что с тобой и девкой твоей делать! — Грозный указал перстом на дверь.

Выйдя из дворца, Мусорга долго не мог отдышаться: его трясло, он стоял и судорожно ловил пересохшим ртом морозный воздух. Наконец успокоился. Поскольку в Разбойном приказе ему делать было нечего, решил поехать в Посольский приказ. Смутные подозрения терзали его.

В канцелярии приказа Василий встретил старого знакомого, подьячего Семёна Шелеста.

— Здорово, Семён, как бы мне найти вашего подьячего Ивана Рюмина?

— Так нет у нас в Посольском приказе такого, и не было никогда! — ответил подьячий.

Мусорге всё стало ясно: — Попутчик, гнида!

— Не Бог мне тебя послал, а Царь-дьявол! — даже мыслям своим Василий испугался, как-будто произнёс их вслух.

— Найду и убью гада! — решил Василий. Потом, немного подумав, — Нет, нельзя: подозрения сразу на меня падут! А Ольгу потом защитить будет некому!

— А всё же, где тебя искать, попутчик?

Глава 10. Казни

Руководитель расследования “новгородской измены”, Григорий Лукьянович Скуратов-Бельский, как только вернулся в Москву, немедленно направился к Царю и был принят им наедине. Иван Грозный указал ему на кресло и долго, прищурившись, смотрел на него. Наконец, Малюта не выдержал:

— Разреши доложить, Иван Васильевич? — заёрзал Малюта.

— Начнём с простого, — кивнул Царь. — Получил я вадьбу, Малюта, от верного человека, что людишек новгородских, подданных моих, твои опричники погубили изрядно без суда и следствия, из-за алчности их непомерной, утопив в Волхове. Так ли?

— Извет это, Государь! По моему приказу были казнены только пленные иноземцы, в основном поляки, и те из русских, которые поженились на чужой стороне, подстрекавшие к отделению Новгорода. Всего-то — 1 505 человек. Бояр арестовано и того меньше — числом 300, по каждому ведётся дознание. А в Волхове топили вовсе не людей, а награбленные вещи, отобранные у мародёров. Уж если кто из опричников и переусердствовал, жестоко наказан будет!

— Кто обвиняется поименно?

— Всех перечислять, Государь? — растерянно спросил Бельский.

— Ты что, Малюта, белены объелся что-ли? Основных!

— Все заговорщики — близки к архиепископу Пимену: дьяки Румянцев, Ростовцев, Дубнев, князья Тулупов-Стародубский, Шаховский-Ярославский, псковский наместник владыки Неудача Цыплятев и его сын Никитка, дворяне Бартенев, Пешков, чашник Волынский, помещики новгородских пятин*...

— Всё, уймись, Григорий! — Кто под подозрением из моего ближнего окружения?

— Окольничий  Алексей Данилович Басманов, его сын, кравчий, Фёдор Алексеевич Басманов, оружничий Афанасий Иванович Вяземский, глава Посольского приказа Иван Михайлович Висковатый, казначей Никита Афанасьевич Фуников-Курцов, глава Поместного приказа Василий Иванович Степанов,  глава Большого прихода Иван Никифорович Булгаков-Коренев, глава Опричной государевой думы князь Михаил Темрюкович Черкасский, дьяк Земского собора Константин Семёнович Мясоед Вислово, глава Разбойного приказа Григорий Федорович Шапкин...
 
Услышав “Шапкин”, Царь жестом руки остановил Малюту: — Надо же, и Шапкин, дурак, в заговорщики записался? Ладно, хватит! Приступай к арестам и всех на дознание в Александровскую слободу!

*«Пятина» буквально обозначение пятой части основных новгородских земель. 

Уже по прошествии нескольких дней после встречи Ивана Грозного со Скуратовым-Бельским начались аресты ближников из царского окружения, а за ними — менее важных лиц опричной и земской администрации.

Через несколько дней после ареста Шапкина из Разрядного приказа в Разбойный пришло указание о назначении его главой Ерофея Ивановича Сукина с присвоением звания дьяка.

— Поздравляю, Ерофей Иванович, с назначением! — Мусорга был искренне рад за Сукина.

— Ну, что-ты, Василий? Какой я тебе Иванович? Зови, как и прежде, Ерофей! — Ну..., может только при подьячих, Ерофей Иванович, — несколько смущаясь, добавил он.

Между тем, все арестованные были доставлены в Александровскую слободу, где в течение нескольких месяцев, независимо от времени суток, и днём, и ночью, подвергались жесточайшим пыткам в тюремных подвалах, признаваясь в любых немыслимых преступлениях. Вместе с заплечных дел мастерами, не покладая рук, трудился и Царь, лично допрашивая наиболее опасных именитых заговорщиков.

Ещё до начала казни, следуя воле Царя, высшие иерархи церкви лишили Пимена, архиепископа Новгородского, сана и приговорили к пожизненному заключению в небольшом монастыре под Тулой, где он вскоре и скончался.

Наконец, дата казни была определена — 25 мая 1570 года. Приготовления к казне были грандиозными. В центре рыночной площади, прозывавшейся в народе Поганой лужей, была выстроена большая загородка, внутри которой опричники вбили около 20 массивных кольев с перекладинами; недалеко полыхал костёр, над которым в большом пивном котле кипела вода. Со временем это место напротив Кремля стало называться Красной площадью*.

Царь выехал на рыночную площадь на коне и полном вооружении — в доспехах, в шлеме и с копьём. При нём находился наследник и многочисленная вооруженная свита, за которой следовали 1500 конных стрельцов, окруживших площадь полукругом. Стража вывела на площадь 300 осуждённых, признаных в измене, покушении на жизнь царя и членов его семьи, и, самое главное, — на целостность страны.

Они представляли собой жалкое зрелище: после перенесенных пыток многие передвигались с трудом. Около 180 человек были отведены в сторону и выданы на поруки земцам. Царь «благий» объявил народу об их помиловании. Подле кольев оставили более 100 человек. Москва не видывала казней такого масштаба, поэтому немногим палачам, которых содержала посадская община, справиться с делом было довольно сложно.

Конечно же, пригодился и палач Разбойного приказа, весельчак, Алексий Воробей! Как всегда, он находился в предвкушении удовольствия от предстоящей работы. В день казни он даже оделся “по-праздничному”: его кожаный фартук, обычно заляпанный запёкшейся кровью, был начисто отмыт и надет поверх зипуна.
Присутствие высшего боярского руководства, дьяков и подьячих большинства приказов во время проведения казни должно было устранить все сомнения в справедливости вынесенного приговора у народа. По этой причине на площади присутствовали дьяки и подьячие главных приказов, в том числе и сыщик Разбойного приказа, Василий Афанасьевич Сапогов.

С той же целью роль главного обвинителя была поручена не опричникам, а главному земскому дьяку Андрею Щелкалову.

*При описании казни использованы фрагменты произведения [17].

Став посреди площади, Щелкалов начал громко «вычитывать» печатнику Висковатому его «вины». После каждой статьи обвинения Щелкалов стегал осужденного по голове плетью.

По знаку царя печатника разделии донага и привязали к кресту. Первым к дьяку подбежал Скуратов и отрезал ему нос. Другие «верные» отсекли пальцы на руках и ногах, уши и губы. Последним палачом печатника стал земский дьяк Иван Реутов. Висковатого разрезали на части живьем, а потом отрубили голову у трупа.

Едва ли Иван Грозный верил в измену печатника Висковатого, прослужившего ему верой и правдой больше двадцати лет. Но, выдвигая против дьяка обвинения в сговоре с враждебными государствами, он указывал подданным, по чьей вине никак не закончится Ливонская война, а русская земля подвергается набегам татар, почему происходят казни и растут подати, по чьей вине творится неправосудие и мздоимство.

Затем настала очередь государственного казначея Никиты Фуникова. Щелкалов прочел его «вины» и потребовал от него признания, но тот отверг обвинения. Фуникова привязали к кресту, после чего Грозный приказал Малюте попотчевать его хорошим медом. Скуратов опрокинул на голову несчастного котел с кипящей водой. Потом его стали обливать попеременно кипятком и ледяной водой. Казначей был сварен заживо.
Желание выслужиться перел Царём воодушевило придворных: опричный боярин князь Василий Темкин-Ростовский соскочил с коня и отрубил голову дьяку Разбойного приказа Григорию Шапкину, его жене и двум сыновьям. Один из самых видных членов земской думы, родня царя, Яковлев-Захарьин, обезглавил дьяка Большого прихода Ивана Булгакова, его жену и дочь. Убит был также дьяк Поместного приказа Василий Степанов с женой и сыновьями.

Казни всё продолжались. Казалось, им не видно конца!

Не имея желания наблюдать весь этот ужас, но и не в состоянии покинуть место казни, Мусорга рассматривал ближайшую свиту Царя. Вдруг, среди тех, кто находился рядом с Грозным, он увидел Ивана Рюмина.

Тот стоял в окружении иностранных наемников, обеспечивающих негласную личную безопасность Ивана Грозного, и о чём-то с ними оживлённо разговаривал. Рынды не могли в полной мере обезопасить царя от заговорщиков: они были частью придворного антуража, поэтому обязанности личных телохранителей русских монархов, начиная с Ивана III, исполняли профессиональные наемники-иностранцы,  стараясь при этом никому не бросаться в глаза.

— Вот, значит, кто ты такой! — наконец-то понял Мусорга.

Он стал медленно пробираться сквозь толпу к окружению Царя, пока путь ему не преградили четыре рослых рынды с бердышами. В этот момент его и заприметил Рюмин, дав жестом команду рындам пропустить Василия.

— Ну, здорово, Василий! — Рюмин улыбался.

Мусорга же с ненавистью смотрел в глаза Рюмину, а его рука медленно потянулась к рукояти сабли.

— Не дури, Мусорга, ты же знаешь мои способности! — Рюмин, продолжая улыбаться, положил руки на два мушкета, как и прежде торчащие у него из-за пояса.

— Да, и благодарен ты должен мне, за то, что я трижды спас тебя от  смерти!

— Это когда же в третий раз? — с насмешкой удивился Василий.

Иван наклонился к нему: — Быть бы тебе, Мусорга, среди этих несчастных, — Рюмин кивнул на залитую кровью площадь, если бы я слово своё Царю не замолвил, и не убедил, что ты — верный слуга его!

А дальше, шёпотом уже в самое ухо: — А тем и беду большую отвёл, которая с Ольгой могла бы приключиться!

Мусорга растерянно молчал, пытаясь осмыслить услышанное. Пожалуй, возразить ему было нечего. Он понял, за что должен быть благодарен Ивану.

— Вижу, ты из иностранцев, откуда родом? — растерянно спросил он. Как же по-настоящему зовут тебя, за кого молиться?

— Зовут Берд Лингет. Берд, по нашему, — “бродячий артист”. Предки мои родом из Эдинбурга, Шотландия. Мой отец, Джеймс Лингет, ещё деду Государя, Царю Ивану III, личным охранником служил.

— Да уж, “артист”! С этим не поспоришь! — отметил Василий.

Неожиданно подошёл Иван Грозный: казни закончились.

— А.., наконец-то встретились два друга — хер, да подпруга! — засмеялся Царь.

— Что, Мусорга, решил, наконец, иноземца поблагодарить? Правильно!

— Ты ведь родом, знаю, из Белоозера? — лицо Царя вдруг сделалось злым.

— Да, Государь!

— Гнойное чрево твоё Белоозеро, изменников рождающее: Пимен, Мясоед Вислово, Фуников, Шапкин. А казнённые Неудача Цыплятев и сын его, Никитка, вообще из одного с тобой рода Монастырёвых происходят. Вона сколько земляков твоих поганых кровью умылось! — Грозный, не оборачиваясь, указал за спину пальцем на площадь.

— До всех доберусь! — закончил бушевать Царь.

— Запомни, Мусорга, я про судьбу твою ещё окончательно ничего не решил!

— Пойдём, Лингет, вечерить пора, приглашаю, — Грозный развернулся и направился к свите.

— Прощай, Мусорга! И не серчай, мы ведь с тобой люди служивые! Больше, наверное не встретимся: Царь обещает вскоре на родину отпустить. А коль попадёшь в Эдинбург, милости просим, наш род там все знают! — засмеялся Лингет.

— Давай, что-ли обнимемся на прощание! — Лингет вдруг стал серьёзным.

— Спасибо тебе за всё! —  Мусорга крепко обнял шотландца. — И прости, Христа ради, согрешил я, напраслину возводя на тебя!

Лингет ничего не ответил, лишь кивнул, улыбнувшись, и поторопился вслед за Царём.

Трупы убитых лежали на площади в течение трех дней, потом их предали земле. Вдовы и дети казненных новгородцев некоторое время оставались в Александровской слободе, а затем царь велел их всех утопить.

Как только Сигизмунд узнал о том, что ему более  не на кого опереться в ближайшем окружении царя, отправил послов для обсуждения возможности и условий подписания мирного договора.

Глава 11. Василий и Ольга

Вернувшись домой после доклада Царю о проведённом расследовании в Новгороде, и посещения Посольского приказа, Мусорга всё рассказал родственнику, сильно встревожив его.

— Как Ольгу защитить, Терентий?

— Может вам поскорее ожениться?

— А когда это Царь уважение к замужним женщинам проявлял? — раздражённо вопрошал Мусорга.

Он вообще сомневался, стоит ли жениться на Ольге, поскольку вслед за обвинёнными мужьями царёва кара, как правило, настигала и их жён. Поэтому о свадьбе с Ольгой не заговаривал, а она покорно и не спрашивала. Она любила его и была благодарна! Рассказать ей о своих тревогах он не мог, а защитить, спрятав от Царя, было негде. Но, видимо, не зря он истово молился и просил заступничества у ангела-хранителя и Бога, когда ехал на доклад к Ивану Грозному!

Как ни странно, два события, которые принесли неисчислимые беды России, стали одновременно спасением для Мусорги и Ольги.

Одно из них, уже свершившееся, — Новгородская измена, а другое, ещё предстоящее, — поход крымского хана Девлет-Гирея на Москву.

***

Всю зиму и весну Иван Грозный был постоянно занят следствием по Новгородской измене, находясь в Александровской слободе, результатом которого стала масштабная казнь 25 мая 1570 года.
 
Но ещё в середине марта того же года Иван Грозный приказывает начать в Новгороде строительство нового царского дворца, сомневаясь, что удастся отстоять Москву от полчищ Девлет-Гирея, поскольку основные силы русской армии завязли в Ливонии:
«В лето 7078, месяца марта в 13 день, на пятой недели Великого поста, за две недели Христова дни, после государева разгрома в Великом Новгороде, на Торговой стороне, от Волхова все дворы очистили, нарядили площадню, а ставити на том месте двор государев.»

Иван IV собрался устроить себе на Волхове не просто загородную резиденцию, а перевести туда все приказы и государственные службы, то есть сделать Новгород полноценной российской столицей. Причем это желание оказалось столь велико, что уже в феврале 1571 году Иван Грозный переезжает в недостроенный дворец, перевезя из Москвы всю государеву казну.

***

Мусорге опять повезло. В Новгород с Царём переехали только те приказы, которые занимались обеспечением его быта: Постельный, Сытный, Бронный и Конюшенный. Разбойный остался в Москве.

Таким образом, весь 1570 год Царь был очень занят делами государственными, а к весне 1571 он уже покинул Москву, переехав  в Новгород, так что до Мусорги и Ольги ему не было никакого дела.

Как ни странно, слухи о проведении дознания и предстоящих казнях привели к резкому падению уровня преступности в Москве; работы в Разбойном приказе существенно поубавилось, и у Василия появилось больше времени для общения с Ольгой.

Несмотря на то, что у Ольги не было ни сестёр, ни братьев, она не росла дрочёным* ребёнком: была покладистой, весёлой, чистоплотной, прекрасно готовила, так что Терентий Матвеевич быстро забыл о сковородах и кастрюлях, а также дорогу к печи.
Мусорга, по понятным причинам, не разрешал Ольге ходить на рынок одной, хотя тот и находился рядом с домом, на территории Китай-города. К нему вели все основные магистральные улицы города: Никольская, Ильинка, Варварка… На рынок она ходила либо с Василием, либо в сопровождении Терентия Матвеевича.

Рынок был огромным. В многочисленных торговых рядах Китай-города — мясном, овощном, иконном, кафтанном, сапожном, серебряном, коробейном, свечном и многих других — можно было купить, что угодно, причём не только местную продукцию, но и зарубежную. На рынке продавали хлеб, калачи, мясо, рыбу, ветчину, мёд, квас, капусту, лук, чеснок и многое другое. Ольге московский базар очень нравился:

— Богаче, чем у нас в Новгороде! — с восхищением говорила она.

Иногда Василий и Ольга выходили на рынок просто так, для развлечения: на людей посмотреть, юродивых послушать... Очень часто, прогуливаясь между торговыми рядами,  Мусорга заводил Ольгу в какую-нибудь серебряную лавку за недорогим украшением, или в мануфактурную,  где покупал ей платок. Она радовалась любому подарку, как ребёнок, обнимала Василия за шею и целовала  в щёку. Ольга была счастлива, да и Мусорга не мог на неё наглядеться. В ненастную погоду, или по вечерам, Василий играл с Ольгой и Терентием  в зернь*, или учил их играть в шахматы. Так, безмятежно, пролетело чуть более года...

*Дрочёный ребёнок — изнеженный, избалованный, обласканный, залюбленный (старорусское выражение).
*Игра в зернь — русская версия «орлянки», пик популярности которой пришёлся на XVI–XVII века.

23 мая 1571 года войско Девлет-Гирея подступило к Москве. Ивана Грозного в столице уже не было. Единственным, относительно безопасным местом, являлись Кремль и Китай-город, окружённые каменными крепостными стенами, которые крымские татары не могли взять без тяжёлых орудий. Девлет Гирей даже пушки с собой в поход не захватил, двигаясь по Руси налегке. Полк воеводы Михаила Воротынского, засевший в Китай-городе, сумел отбить все атаки татар.

Но за пределами Китай-города басурмане, не встречая никакого сопротивления, безнаказанно грабили и поджигали дома, а сильнейший ветер разносил огонь по городу, в результате чего пожар охватил почти всю Москву. Жители города прятались в деревянных церквях и храмах, которые также вспыхивали, а у каменных построек сгорала и обваливалась кровля. Через несколько часов столица выгорела практически дотла.

На следующий день Девлет-Гирей с добычей и огромным полоном ушёл из Москвы. Погибших было так много, что даже похоронить всех быстро не получалось. Хоронили только тех, у кого остались родные и близкие.

Василию и Ольге в этот раз также повезло: их каменный дом, расположенный за стенами Китай-города, почти не пострадал от пожара. Кругом было горе, а Мусорга неожиданно получил радостную весть — Ольга понесла. Нужно бы срочно жениться, но во время всеобщего горя, делать это было не по-христиански. Да и обряд венчания  проводить было почти негде. Огонь уничтожил все имеющиеся в столице 2000 монастырей и церквей, множество часовен и домашних молелен. Остались только две церкви на Кремлёвском рву — Рождества Христова и Рождества Богородицы.
 
В голове Мусорги промелькнула богохульная мысль: — Не бывает приобретений без потерь! — крестясь подумал он. — Господь Бог милостив и справедлив: даже если приберёт жизнь человека, то дарует ему Царствие небесное. Вон сколько народу призвал к себе, а нас с Оленькой дитём собрался одарить.

Чуть менее, чем через месяц, после ухода Девлет-Гирея, 15 июня 1571 года, царь Иван Грозный вернулся в Москву.

Мусоргой опять овладела тревога.

Глава 12. Назначение

Опасения Василия были не беспочвенны. В начале августа в его дом  прибыл гонец из Разрядного приказа с повелением немедля прибыть к Царю. Мусорга был подавлен.

— Вот оно, началось!

— Не журись*, Василий, може всё и обойдётся? — как мог пытался успокоить его Терентий Матвеевич, хотя и сам был очень напуган.

*Не журись — древнерусское словосочетание, которое означает «не волнуйся, не переживай понапрасну».

— Да, ладно, седлай коня! — попросил Мусорга.

— Васенька, а что случилось? — Ольга не понимала причину беспокойства и подавленности Мусорги и Терентия, поскольку до сих пор была не в курсе грозящей беды.

— Всё хорошо, Оленька, не волнуйся, скоро вернусь! — попытался улыбнуться Василий, садясь на коня.

Как и в предыдущий раз, Василий Сапогов, сыщик Разбойного приказа, медленно ехал в Кремль на лошади по вызову Царя и читал ту же молитву.

Иван Грозный находился в кабинете один. Он стоял, опершись на посох, и смотрел в окно. Услышав скрип открывающейся двери, Царь обернулся:

— Входи, Мусорга, садись! — и указал перстом на скамью у окна.

— Будь здрав, Великий Государь! — с поклоном, но как можно спокойнее поздоровался Василий, и сел на указанное место, а про себя отметил: — А Царь то сильно сдал: лицо бледное, глаза ввалились, скулы обострились, горбинка на крупном носу стала ещё более заметной, морщин вон на лбу поприбавилось...

А ещё он отметил, что Царь впервые предложил ему сесть: — Может и не всё так плохо?

— Слушай меня, Мусорга, и молчи, не вздумай перебивать! Отвечать будешь, когда напрямую спрошу тебя! 

Некоторое время он молчал.

— Как думаешь, почему я тебя вслед за Малютой отправил? Потому, что до конца не верю ему, хоть он и предан мне, как пёс! А почему Лингета доглядывать за тобой послал? Потому, что и тебе веры нет! Да я никому верить не могу!  Кругом одни изменники:  митрополит Филипп, архиепископ Пимен, Басмановы — сучье племя, Висковатый, Мясоед Вислово, что тебя в Разбойный приказ из Белоозера определил... Даже сын родной предать способен! Не видят во мне бояре радетеля о величии государства российского! А потому что радеют токмо о собственной мошне, а не о народе!

Говоря это, Царь медленно кружил по кабинету, тихонько постукивая посохом с блуждающим взглядом.

— А в чём источник неверы моей? А в том, что убитъ меня  пытаются каждодневно,  а семью мою  больше трёх десятков лет травят ядами:
 
— сначала мать мою, Великую княгиню Елену Глинскую, — в 1538 году;

— потом первую жену, Царицу Анастасию, в 1560 году;

— вторая жена, Мария Темрюковна, умерла, якобы от воспаления лёгких в 1569 году, чему веры моей нет.

— Как Господь Бог допустил, что почти все дети мои и трёх лет не прожили:

— Анна Ивановна — старшая дочь, родилась в 1549 году, прожила около года;

— Марья Ивановна — вторая дочь, родилась в 1551 году, не прожила и девяти месяцев;

— Евдокия Ивановна — третья дочь моя, родилась в 1556 году, умерла на третьем году жизни.

— Случайно всё это? Не верю! Чем же я так прогневал Господа нашего Всевышнего?

***

В младенческом или детском возрасте скончались все дети Ивана Грозного, кроме Ивана и Фёдора. Дмитрий, пятый и последний сын от шестой жены Марии Фёдоровны Нагой, погибнет уже после смерти Ивана Грозного в возрасте восьми лет в 1591 году в Угличе при невыясненных обстоятельствах.

28 октября 1571 года 41-летний Иван Грозный женился в третий раз на 19-летней Марфе Собакиной. Царской женой она была всего 15 дней, после чего скончалась: предполагается, что её отравили родственники предыдущих жён.

***

— Вот, баба твоя, на сносях на пятом месяце. Думаешь откудова я про то прознал? От подьячего Ваньки Благого, которого ты облагодетельствовал, и за которого поручался! Рассказал ты ему о радости своей, а он через моих верных людишек и нашептал мне, потому что при назначении в Разбойный приказ вёрстанным подьячим велено было ему за тобой приглядывать и докладывать о делах твоих! Будешь теперь ему, псу, по-прежнему верить? То-то! А ведь он тоже родом из Белоозера, земляк твой!

— Помнишь, говорил тебе во время казни, что считаю Белоозеро гнойником измены? Вот и поедешь туда губным старостой по моему указу, порядок наводить и интересы мои блюсти. Хоть ты мне и нравишься, Мусорга, но и ты, при определенных обстоятельствах, можешь предать Царя своего. Учти, я тебе не верю, но остальным не верю ещё больше! Поэтому и там за тобой мой человечек доглядывать будет, как Лингет, а кто он таков — не прознаешь!

— Ты с Лингетом, часом, больше после казни не встречался? — вдруг остановил свой монолог Иван Грозный и испытывающе посмотерел на Мусоргу.

— Нет, Государь, он же в Шотландию вроде бы собирался уехать?

— Уехал, уехал! — пробормотал Царь.

— Опричного губного старосту Гневышева Якова Михайловича знаешь?

— Знаю, Государь, он из белоозерских бояр будет.

— У него срок губного старосты через пару месяцев заканчивается. Вот и поедешь ему на замену, чистить белоозерские Авгиевы конюшни!

— Прости, Государь, какие конюшни, не понял?

— Да, не важно, Мусорга! — отмахнулся Царь. — Губной наказ от меня у Богдана Бельского получишь.

— Если какие трения с опричным воеводой белоозёрским по первости возникнут, сразу ко мне обращайся, укоротим. Если справишься, через два года верну тебя в Москву начальником Разбойного приказа, а то и повыше поставлю!

— Всё ли понял?

— Всё, Великий Государь!

— Ступай, готовься к переезду! А баба мне твоя не нужна, тем более на сносях, не беспокойся, пошутил я! — засмеялся прищурившись Царь, но как-то недобро.

— Благодарю, Государь, Иван Васильевич! — Мусорга с поклоном вышел из кабинета.

— Ну, что ж, Белоозеро — не так уж и плохо. Всяко подальше от Царя! — на душе у него стало чуть спокойнее.

Перед тем, как вернуться домой, Василий решил заехать в Разбойный приказ и известить, не вдаваясь в подробности, Афанасия Сукина, что вскоре будет вынужден уехать, и что надобно искать нового сыщика на замену.
 
Сукин явно расстроился, но что сказать не нашёлся. Уже в дверях канцелярии Василий обернулся и, не удержавшись, обратился к Ивану Благому:

— Ну, и скотина же ты, Благой!

— Берегись этого иуды, Афанасий. Если выгоду почует, продаст с потрохами меньше, чем за тридцать серебренников! — напутствовал Мусорга Сукина.

Благой сидел молча, потупя взор, понимая, что отныне лишился не только друга, но и расположения начальника.

Вернувшись домой, Василий рассказал Терентию о встрече с Царём. А Оленьке — только то, что получил повышение и на пару лет они переедут к нему на родину, в Белоозеро, а потом, даст Бог, вернуться в Москву.

Позднее закатили настоящий пир, а с Терентием даже выпили  по чарке двойного хлебного вина.

Глава 13. Нежданный гость

Уже заполночь Мусорга сидел дома за обеденным столом в столовой комнате, тускло освещённой лучиной, и составлял список неотложных дел, которые необходимо было сделать перед отъездом в Белоозеро. Терентий Матвеевич и Ольга уже спали. Дел было в общем-то немного: найти надёжного наёмщика на московский дом, желательно на длительный срок, найти колымагу* c кузовом, подвешенном на ременных поясах, для переезда, подготовить отписки Ерофею Сукину по всем незавершённым сыскным делам, собрать в приказах все необходимые путевые и прочие документы, да ещё так, по мелочам.

Неожиданно в дверь тихонько постучали. Василий встал из-за стола, подошёл к двери и прислушался, раздумывая открывать, или нет. В дверь постучали ещё раз. Мусорга снял висящую не стене саблю, вынул её из ножен и откинул дверную щеколду, приготовившись к возможному нападению.

Перед ним стоял монах в чёрном длиннополом до пят платье с широкими длинными рукавами, в белых брацких сапогах и скуфье на голове, покрывающей густые длинные волосы. За его спиной висел шалгун* на двух заплечных лямках. Правой рукой он опирался на монашеский посох с навершием в виде двух змей, извивающихся кверху, с главами, взаимно обращёнными друг к другу. Он стоял в ожидании, улыбаясь сквозь чёрные бороду и усы, обнажив белоснежные зубы.
 
Оба молча смотрели друг на друга. Монах Василию был не знаком. Наконец, чернец развел руками:

— Ну, что, Мусорга, впустишь что-ли старого товарища?

Этот голос и акцент  невозможно было не узнать.

— Берд, дружище, да ты и вправду бродячий артист! Заходи, раздевайся, не раздумывая ответил Василий, обнимая Лингета.

Его удивлению не было предела.

*Колымага в XVI веке — закрытый или полузакрытый летний конный экипаж с жёстким креплением кузова к осям колёс, Использовались колымаги в основном для перевозки знатных женщин, тогда как мужчины до середины XVII века обычно ездили верхом.
*Шалгун — котомка, мешок для хлеба и припасов в пути.

— Садись за стол, я пока повечерять соберу! Я думал, ты уж в Эдинбурге с девками безобразничаешь!

Пока шотландец неспеша раздевался, Мосурга выставлял на стол хлеб, гороховую кашу, свежие огурцы и помидоры, зелень, мёд, яблоки, кисель...

— Извини, Берд, мяса и рыбы нет, поскольку вчера начался Успенский пост!

— Не волнуйся, Василий, я уже почти что обратился в православие! — засмеялся Лингет и перекрестился слева направо.

— Какой из тебя православный? — засмеялся Василий, — даже креститься правильно не умеешь!

— Водку и пиво тоже нельзя! — растерянно развёл руками Мусорга.

— Да, оно и к лучшему, не переживай!

— Ты поешь сначала, потом расскажешь, как тебя в монахи-то занесло!

Было видно, что Берд сильно голоден. Пока он жадно ел, Василий рассматривал его. Шотландец выглядел усталым и заметно похудевшим. Мусорга подумал, что непривычно видеть его без двух мушкетов за поясом. Наконец, Лингет отложил ложку и стал озираться по сторонам, рассматривая помещение.

— Не томи, Берд, рассказывай!

— Да что рассказывать, Василий? Обманул меня Царь!

— Что, не отпустил на родину?

— Почему же, отпустил! — возразил Берд. — И все необходимые документы  мне выправили и в Посольском, и Ямском приказах, да вот только отъехать от Кремля я смог не дальше Тверской рогатки.

***

Рогаткой на Руси называли продольный брус с закреплёнными на нём крест-накрест палисадинами для преграды пути: предшественник шлагбаума. На трактах при въезде в город стояли заставы, где вели учёт въезжающих, осматривался гужевой транспорт, проверяли документы, а «команду на заставе имеющий» отмечал подорожные. “До кучи” на таких пропускных пунктах отлавливали лихих людей, объявленных в розыск, если те подходили по описанным приметам.

***

— А что случилось? — удивился Мусорга.

— Ты же, наверное знаешь, что Царь — искусный игрок в шахматы? Только в партии со мной он сам себя загнал в цуг-цванг: отпустить не мог, а не отпустить — тоже. Не отпустить не мог, потому что все мы — иностранные наёмники, обеспечивающие его личную безопасность, получили обещания и грамоты, гарантировавшие свободный отъезд  на родину. Нарушив обещание, Царь мог лишиться всей личной охраны. Единожды солгавши, кто тебе поверит? А отпустить меня не мог потому, что уж слишком много я знаю о его делах, и бытовых и государственных.
 
— Во многих паскудствах я и сам был замешан! — с горечью подытожил Лингет.

— А что в Твери то случилось?

— Подозревали мы с товарищами, что может Царь отпустить меня для виду, а опричникам приказать за пределами Москвы поймать и лишить меня жизни, закопать или утопить где-нибудь. Тут и взятки гладки: уехал мол, а куда подевался, кто ж знает, может тати извели? Поэтому до рогатки в Клину меня товарищи охраной сопровождали. А далее решили не ехать, посчитав, что опасности больше нет. А на тверской рогатке, при проверке документов, набросились на меня неожиданно четыре стрельца, а может опричника. Двоих я застрелил из мушкетов, а ещё двоих рубанул саблей. Но один из них успел сильно зацепить меня бердышём по плечу. Повезло, что конь не пострадал! Ускакал я, а монахи старицского Свято-Успенского монастыря подобрали меня без сознания в лесу и два месяца тайно выхаживали, не сказа даже настоятелю, архимандриту Иову.

— Как же так, не сказали?

— И Иов, и все духовенство, не довольны действиями опричников, которые, по уазке Ивана Грозного, стремяться полностью подчинить церковь государству и отнять у монастырей часть их земельных владений. Чтобы не поставить Иова перед выбором — выдать меня, или солгать перед лицом Господа, если опричники явятся в монастырь, разыскивая меня, монахи и решили ничего архимандриту не говорить. Уж очень они не любят опричников!
 
— Обратиться мне больше не к кому, вот и пришёл, Василий, за помощью. Можешь — помоги, не можешь — прогони!

Вот почему Царь во время последней встречи спрашивал: — Ты с Лингетом, часом, больше после казни не встречался?

— Я готов, Берд, но чем же я могу помочь?

— Эх, Мусорга! Я вот стреляю хорошо с двух рук и саблей отменно владею. А тебя ведь неспроста худогий кличут, вот и помоги, придумай что-нибудь.

Василий надолго замолчал, расхаживая вокруг стола.

— Хорошо, пойдём, уложу тебя спать в гостевой, завтра вместе думать будем.

Мусорга попытался тихонько прилечь на кровать, чтобы не разбудить Ольгу, однако она не спала: — Кто-то пришёл, Василий?

— Да, это мой старый друг, утром познакомлю. Всё хорошо, спи, родная!

Василий не заснул всю ночь: лежал с открытыми глазами, ворочался и думал, как можно переправить Лингета за границу? К утру план в общих чертах определился.

— Иеромонах* Иван Рюмин, — представил Лингета перед завтраком Василий. Несёт послушание в Кирилло-Белозерском монастыре. Был в Москве по делам своей епархии, а возвращаться, возможно, будет вместе с нами.

Василий решил не открываться ни перед Терентием, ни, тем более, перед Ольгой.
После завтрака Мусорга, улыбаясь, обратился к ней: — Оленька, мы тут ночью с Иваном потрапезничали немножко. Надо бы пополнить запасы. Не сходишь ли с Терентием на рынок?

— Конечно, Васенька, щас, только переоденусь.

Улучив удобный момент, Терентий наклонился к уху Мусорги:
 
— На рынок то мы сходим, токмо не бывает, Василий, таких уверенных в себе чернецов, да ещё с явной военной выправкой! Ты бы указал на это своему приятелю, иеромонаху!

Мусорга усмехнулся: — Да, умного человека, а ещё и с многолетним опытом городового приказчика, ввести в заблуждение непросто.

— Не серчай, Терентий Матвеевич, позже всё объясню.

— Васенька, а может и вы с Иваном с нами по рынку прогуляетесь? Утро то какое чудесное! — предложила Ольга.

— Не сердись, родная, нам кое-что с Иваном обсудить нужно.

*Иеромонах в православии — монах, имеющий сан священника. В отличие от обычного монаха, он может вести богослужение и проводить церковные таинства: соборование, отпевание, исповедь, причащение.

Глава 14. План

— Садись Берд, всю ночь не спал, думал! Давай обскажу тебе мой план? — предложил Мусорга.

Лангет явно приободрился, услышав предложение Василия.

— Начну с конца. Главная цель — обеспечить твой выезд за пределы государства российского. Для этого нужно попасть на английский корабль: свои же тебя не выдадут? Сделать это можно двумя путями. Через порт Святого Николая*, либо через порт Кола*. Расстояние до порта Святого Николая около 1500 вёрст, а до Колы подальше, наверное, около 2000 вёрст. Но зато в порту Колы больше английских кораблей и там легче затеряться.

— Что думаешь?

— Думаю, что Кола сподручнее! — Берд вопросительно посмотрел на Василия.

— Мне тоже так кажется! Слушай дальше.

— Уверен, что по царёвой указке тебя до сих пор ищут. Но узнать тебя в обличии монаха, с длинными волосами, да ещё при бороде и усах, сложно. Поэтому выезжать из Москвы будем вместе. Я еду абсолютно легально в Белоозеро по указу Царя, а ты, якобы, приезжал в Москву за грамотой об особом порядке уплаты налогов Кирилло-Белозерским монастырем. Для этого потребуется добыть отпускную грамоту.
 
— А где твой конь, одежда и оружие? — неожиданно поинтересовался Мусорга.

— Спрятаны у монахов Успенского монастыря, в Старице.

— Хорошо! До Старицы будешь ехать в колымаге с Ольгой, а мы с Терентием, наверное, верхом. Заедем в монастырь, заберём коня, одежду и оружие. В яме, в Торжке, подстрижёшься, побреешься, переоденешься в свою одежду. Согласись, что скакать на коне галопом в монашеской одежде, да ещё и при оружии, как-то странновато.   После этого наши пути разойдутся. Не думаю, что после Торжка есть те, кто до сих пор тебя усердно ищет.

*Порт, который в XVI веке находился напротив Николо-Корельского монастыря на острове Ягры. Архангельска, как порта для больших кораблей, тогда ещё не существовало.
*Кола — древний острог, база поморских промыслов, ныне Мурманск.

— Далее продолжишь путь, как иностранец, исполняющий указ Ивана Грозного: найти и нанять на службу в Англии определённое количество мастеров пушкарского дела и привезти их в Москву. Для этого потребуется добыть наказную память и отпускную грамоту в Посольском приказе.

***

Отправляя дипломатических агентов за границу, Посольский приказ давал им наказ, или наказную память, в которой с мелочной подробностью описывались задачи, порученные послу, посланнику или гонцу во время исполнения данного ему поручения, а также способы их решения, в том числе при возникновении непредвиденных ситуаций.

***

— После казни Висковатого новый глава Посольского приказа думный дьяк Андрей Щелкалов  ещё  до конца не успел вникнуть в дела, так что мой человек в условиях неразберихи, надеюсь, сможет достать проезжие грамоты и для иеромонаха, и для иностранца. Он хоть и обязан мне, но лучше подкрепит мою просьбу посулом.

— Деньги есть, Мусорга, скажи только сколько нужно?

— Сначала встречусь с ним, а потом решим!

— Ну, что скажешь, бродячий артист?

— А ты действительно худогий, Мусорга! — расплылся в улыбке Лингет.

Василий внимательно посмотрел на него:

— Берд! Я твой должник, но рискую не только своей головой, но и жизнью двух, самых близких и любимых мной людей! Это решение далось мне очень нелегко! Надеюсь, ты это понимаешь?

— Конечно, Мусорга, я понимаю! — голос Лингета дрогнул.

— Хорошо! Тогда не будем терять времени; я прямо сейчас поеду к своему человеку в Посольский приказ. Обедайте без меня.

— Да, и ещё! Сиди дома и молитвы учи, иеромонах недоделанный!

В канцелярии Посольского приказа Василий опять нашёл подьячего Семёна Шелеста. Он сидел за столом с гусиным пером, заложенным за ухо, и перебирал какие-то бумаги.

— О, Василий, здорово, давненько не виделись! Ты по мою душу что-ли?

— По твою, Семён! Пойдём на двор, подышим, дело у меня к тебе!

— Ну, пошли, коли так.

— Как служится-то при новом начальнике? — спросил Василий уже на воздухе.

— Новая метла метёт по-новому. Пока бардак, изменений планируется много, Мусорга! Но ты же не с этим вопросом ко мне приехал?

***

Думный дьяк Андрей Яковлевич Щелкалов, возглавивший Посольский приказ после казни Висковатого, потом занимал эту должность целых двадцать четыре года. Он часто выступал инициатором и идейным вдохновителем проведения важных реформ, как в государстве, так и в подведомственном приказе. При нём начала создаваться справочная библиотека, появились приставы и сторожа, которые следили за посольским архивом, все служащие приказа приводились к присяге, обещая хранить государственную тайну, не общаться с иностранцами, а при переводах переводить правдиво, появились золотописцы, которые расписывали золотом и красками грамоты, посылавшиеся в иностранные государства и многое другое.

***

Василий изложил свою просьбу.

— Я — твой должник, Мусорга, но скажу честно, если бы не нонешняя неразбериха, отказал тебе, не задумываясь. Но сейчас попробовать можно: долги ведь надо отдавать! — улыбнулся Шелест.

— С грамотой чернецу, думаю будет несложно, а вот наказную память и грамоту иностранцу выправить будет потруднее. Дай мне три дня, Василий!

— Спасибо, Семён, я отблагодарю!

— Сочтёмся, Василий! Только, надеюсь, не на том свете, где встретимся  по приказу Царя!

Через три дня Мусорга получил столь необходимые бумаги.

1571 Г. августа в 20-й день. — Наказная память, данная из Пушкарского приказа Вильяму Скоту, о посольстве в Королевство Англия

Лета 7079-го февраля в ... день. По государеву цареву и великого князя Иоана Васильевича всеа Русии указу память Вильяму Скоту.
Ехати ему з государевою царевою и великого князя Иоана Васильевича всеа Русии грамотою в Королевство Англия х послу Андрею Совину и сыскать с ним купно мастеров оружейного дела, а которые будут навычными* литцами пушек вести к нам на Москву.
А об отпуске ево послана государева проезжая грамота к воеводе Колы Аверкию Палину с товарыщи, а велено ево ис Колы в Английское королевство отпустить не мешкая.
А будет учнут спрашивать о иных о каких делех, чего в сем государеве наказе не написано, и ему ответ держать, смотря по делу, и говорити остерегательно, чтоб государеву имяни к чести и к повышенью.
...
А сей государев наказ держать у себя тайно, чтоб про него нихто у него ни ис каких людей ни один человек не ведал отнюдь никоторыми делы, и в Англии бы и нигде в проезде про то, о чем он послан, никому не отозвалося. А ему самому сей государев наказ выучить наизусть, чтоб ево помнить весь для того, чтоб ему про все статьи, о которых писано в сем государеве наказе, зделати и проведати подлинно достаточно.

*Навычный — навык имеющий, умелый, искусный, знающий.

— Так вот, друг мой, радуйся, ты теперь не Берд Лингерт, а Вильям Скот! — объявил Василий, вручая документы шотландцу.

К отъезду почти всё было готово.

Глава 15. Роковое решение

С вечера накануне отъезда, чтобы не тратить время поутру, всё собранное имущество загрузили в колымагу, купленную Мусоргой накануне в мастерских Конюшенного приказа.

Иметь колымагу при Иване Грозном могли позволить себе лишь богатые люди. Однако, Мусорга, столько лет проживший холостяком, да ещё имея приличное жалование, мог себе это позволить. Поскольку дорога предстояла длинная, а Ольга была на сносях, Василий не поскупился. Колымажка была хоть и небольшая, под упряжку из двух-трёх лошадей, но с облучком и кузовом, подвешанном к загнутым концам рамы на кожанных ремнях, которые, растягиваясь и покачиваясь во время движения, смягчали толчки колес из-за неровностей  дороги. Такую колымагу везла, обыкновенно, одна лошадь, но случалось, что знатные лица ездили и на нескольких: тогда лошади припрягались одна к другой не рядом, как делается теперь, а гуськом, одна за другой. Постромки между последней и предпоследней лошадью на краю цепочки были вдвое длиннее, чем между предшествовавшими. Посоветовавшись с Терентием Афанасьевичем, Василий решил обойтись двумя.

Перед тем, как выехать со двора, Афанасий, Терентий и Ольга встали перед крыльцом своего дома и, перекрестившись, низко поклонились.

— Кто знает, удастся ли когда-нибудь вернуться сюда? — С горечью подумал Мусорга.

Выехали засветло: Ольга и Берд, в монашеской одежде, разместились внутри колымаги, Терентий на облучке, а Василий верхом на лошади слева.

— Ты, Лангет, особо из колымаги не высовывайся, в разговоры без надобности не вступай, внимательно следи за знаками, которые я подавать тебе буду! — напутствовал Мусорга.

В первый день собирались покрыть 225 вёрст от Москвы до Твери, где и планировали отдохнуть и заночевать. Никаких проблем при проезде через рогатки на пути следования не возникло, так что через 12 часов остановились на постоялом дворе.
Поскольку второй перегон, от Твери до Торжка был существенно короче, всего-то 60 вёрст, решили позволить себе отдохнуть и выехать попозже. Здесь-то чуть и не произошёл первый прокол.

На дворе перед крыльцом постоялого двора стояло множество оседланных лошадей и колымаг. Когда Берд сел вслед за Ольгой в колымагу, к ней неспеша подошёл высокопоставленный служитель церкви с монашеским окружением. Мусорга сразу узнал в нём митрополита Иова, который направлялся к новому месту службы, недавно назначенным в качестве настоятеля столичного Симонова монастыря.

***

По одной из версий, будущие патриарх, Иов, и царь знали друг друга с детства — вместе учились в Старицком монастыре. В 1569 году Царь посетил обитель, где обратил внимание на монаха с выдающимися способностями: тот читал Евангелие и церковные книги по памяти. Иов стал стремительно продвигаться по службе. Уже в 1571 году его перевели в Москву — настоятелем столичного Симонова монастыря, в 1575 году Иов стал настоятелем царского Новоспасского монастыря в Москве, в 1581 году по настоянию царя возведён митрополитом Московским Дионисием в сан епископа Коломенского и Каширского, в 1586 году по протекции Годунова поставлен архиепископом Ростовским, а в 1589 году состоялось поставление Иова в патриархи.
Главной целью деятельности Иова всегда было укрепление Православия и Русской Церкви в государстве, укрепление веры и дисциплины духовенства.

***

— Ваше Преподобие! — обратился митрополит Иов к лжеиеромонаху Лингету. — Разве вам не известно, что из представителей духовенства только архиереям* дозволено путешествовать с комфортом внутри колымаг?

— Известно, Ваше Высокопреосвященство!  — соврал шотландец.

— Так почему же дисциплину церковную нарушаете?

Пока Берд соображал, что ответить, за него вступился Мусорга:

— Владыка! Утром у иеромонаха внезапно обнаружился сильный жар. Мы опасаемся, как бы не чума добралась до Твери, поэтому решили без промедления и сами уехать, и иеромонаха увезти, чтобы никого не подвергать опасности.

Иов ничего не ответил, лишь перекрестил колымагу, и быстро направился прочь.

Очень скоро въехали в Старицкий монастырь. Учитывая произошедшее, решили, что Берду следует немедленно побриться, переодеться и пересесть на своего коня, ещё до приезда в Торжок. Это решение оказалось роковым.

В Торжок въехали благополучно, а вот перед выездом из города Мусоргу внезапно охватила необъяснимая тревога. Почти одновременно с колымагой к рогатке при выезде из Торжка подъехали четыре опричника, слезли с лошадей. Один из них, видимо старший, подошёл к стрельцу, который в этот момент начал проверять подорожную Лангета.

*Архиерей — высшая степень священной иерархии (священства): епископ, архиепископ, митрополит, экзарх, патриарх.

— А ну-ка, дай я посмотрю!

Видимо, они хорошо знали друг друга, поскольку стрелец без возражений передал подорожную. Опричник долго читал её, периодически  переводя взгляд на Лангета.

— А ну-ка слазь! — строго произнёс он, подхватив лошадь шотландца под узды.

— Ты как с посланником царёвым разговариваешь, скотина? — Берд вырвал подорожную из руки опричника и стал наезжать на него лошадью.

Второй опричник, схватил лошадь под уздцы с другой стороны, пытаясь удержать её.

— Да какой ты посланник? Узнал я тебя! Жаль, что раньше упустили! — опричник выдернул саблю из ножен.

Мусорга бросился к нему, пытаясь перехватить занесённую руку, но не успел: опричник, хоть и ни со всей силы, рубанул Василия по голове. Тот схватился за голову и тут же рухнул наземь. Терентий соскочил с облучка и с криком бросился на помощь Мусорге, но был остановлен выстрелом третьего опричника. Ольга дико заголосила.

Лангет, воспользовавшись замешательством опричников выдернул из-за пояса мушкеты и застрелил обоих, после чего пришпорил лошадь и галопом помчался прочь от рогатки. Погони за ним не было.

***

Мусорга очнулся, лёжа на старой скрипучей телеге. Вся голова, замотанная обрывками какой-то ткани, была в запёкшейся крови и жутко болела. Перед ним сидел стрелец, управлявший дряхлой кобылой, медленно тащившей телегу. Ещё по одному стрельцу шли слева и справа, держась руками за её края.

— Где я? — слабым голосом произнёс Василий, пытаясь приподняться, но тут же бессильно опрокинулся на спину.

Он силился вспомнить, что произошло, но мысли путались.

— А, очнулся? Думали, что живым не довезём! — отозвался кучер, — Уж третий дён, как в беспамятстве лежишь!

— А куда мы едем? — с усилием спросил Мусорга.

— Вестимо куда, в Москву!

— А откуда?

— Эх, да у тебя, болезный, совсем память отшибло? Видать, не помнишь, как твой дружок двух опричников застрелил да и утёк!

Внезапно Мусорга всё вспомнил и заплакал. Сердце защемило с такой силой, что он опять потерял сознание.

Дознание по делу Мусорги Царь умышленно велел провести не Малюте Скуратову, а начальнику Разбойного приказа Ерофею Сукину. С одной стороны хотел проверить преданность Сукина, а с другой — решил до личной беседы сильно не калечить Мусоргу.

***

— Вот уж не думал, не гадал, Василий Афанасьевич, что мне и тебя придётся на дыбе пытать! — Алексий Воробей, как всегда, улыбался.

— Ну, по старой дружбе сделаю всё справно и быстро! — продолжил он, цепляя крюк за верёвку, которой были связаны заведённые за спину руки Мусорги.
 
— Это когда же мы с тобой друзьями-то были, кат?

— Да всё время, Василий Афанасьевич, ты просто об этом не догадывался! — рассмеялся Воробей, начав медленно подтягивать дыбу.

Рядом молча стоял угрюмый Ерофей, который старался не смотреть на Мусоргу.
Внезапно звуки от шагов подкованных сапог гулко разнеслись по подземелью Разбойного приказа. В пыточную по винтовой лестнице  сначала зашли два рынды, потом Иван Грозный, а вслед за ним — Малюта Скуратов, услужливо подставивший табурет Царю. Тот присел и долго смотрел на Василия, висевшего на дыбе.

— Ну что, Мусорга, расскажешь, кто тебе помощь в организации побега Лингета оказывал?
 
— А какой смысл, Государь? — с трудом прохрипел Мусорга. — Раз уж ты с собой Григория Лукьяныча привёл, жить мне на этом свете осталось недолго, да теперь уж и незачем!

— А вот мы возьмём, да и отпустим его! Ступай, Григорий, подожди меня в канцелярии, — обернулся Царь к Малюте. Тот поклонился и вышел со злостью посмотрев на Мусоргу.

— Ну, а теперь расскажешь?

Василий молчал.

— Да я и без твоих покаяний всё знаю! Загадка несложная. Говорил же тебе уже, что считаю Белоозеро гнойным чревом, изменников рождающим. А кто в Посольском приказе из Белоозера? Токмо подьячий Семён Шелест! Да он и сам Малюте уже во всём сознался.

— Значит жить не хочешь?

— Не хочу, Государь, поскольку смысла жить не осталось!

— А как же баба твоя с дитём, ещё нерождённым?

Осмыслив слова Царя, Мусорга забился на дыбе, как попавший в капкан волк.

— Что, Мусорга, жажда к жизни вернулась?

— Ты не шутишь, не издеваешься надо мной, Великий Государь? — с надеждой вопрошал Василий.

— Давно уже шутить разучился! — буркнул про себя Грозный.

— Правильно понял, жива она, и дитё сохранила, — тихо сказал Иван Грозный. — Сейчас в старицком Вознесенском женском монастыре пребывает, который в прошлом году по моему велению основан.

— Как Царь благий, прощаю тебя, Мусорга, в очередной раз. По какой причине, объяснять не буду, чтоб не возгордился! Поедешь в Тобольск! Тамошнему воеводе грамотный губной староста потребен. Поедешь один. Проявишь себя хорошо, отправлю вскорости к тебе и бабу твою с дитём.

— Эй, ты, мордастый! Сними-ка его с дыбы! — приказал Царь Алексию.

— А ты, Сукин, определи его в отдельную камеру, да лекаря вызови, пусть пока подлечит!

Сукин весь светился от радости. Заметив это, Царь внезапно рассердился:

— А ты пошто, Сукин, так радуешься за своего дружка? Сейчас вот прикажу этому мордастому, чтоб тебя по замене на дыбу подвесил, а то ведь расстроился он, душегуб, что поразвлекаться не довелось!

Ерофей не на шутку испугался и улыбаться перестал.

— Спасибо, Царь милосердный! — голос Мусорги дрожал, по щекам текли слёзы.

Эпилог

Прошло около двенадцати лет. 18 марта 1584 года русый отрок бегал по двору с деревянной саблей и гонял кур. Внезапно, бросив это занятие, остановившись перед отцом, задумчиво сидевшим на крыльце, и спросил:

— Тятя, а правда, что ты встречался с самим Царём, Иваном Грозным?

— Правда, сынок!

— И выполнял его личные поручения?

— Да, было дело, выполнял.

— Вот бы и мне так, как ты! — мечтательно произнёс мальчик.

— Я бы этого очень не хотел! — хмуро ответил Мусорга.

Он так и не был ни разу венчан: Ольга умерла при родах в Вознесенском женском монастыре. Он каждодневно оплакивал её и вспоминал с любовью и нежностью, стараясь перенести эти чувства на своего сына.

В тот же день Государь, Царь и Великий Князь всея Руси Иоан IV навсегда покинул своих российских подданных, перейдя в мир иной.
 
Мусорга, дворянин Василий Афанасьевич Сапогов, испытал от этого известия необычайное облегчение!

Слава Богу, что древний дворянский род Мусоргиных не прервался!

Литература

[1]. И. Швыркин. Пушкарь — сын литейщика. Непоследовательная трилогия. http://proza.ru/2023/05/04/655 
[2]. И. Швыркин. Ювелир Ивана Грозного. http://proza.ru/2024/10/27/1673
[3]. И. Швыркин. Дессейнщик. Непоследовательная трилогия. http://proza.ru/2023/04/07/1409
[4]. А. Евдокимов, А. Воробьев. От татей к ворам. История организованной преступности в России. М.: Эксмо, 2023
[5]. И. Швыркин. Последний ушкуйник. Непоследовательная трилогия. http://proza.ru/2024/01/31/1853?ysclid=m8g38bx1jq594170266
[6]. 8. Разбойничество.
[7]. Михаил Петров. История государства и права России. Шпаргалка. 
[8]. Судебник 1497 года. http://museumreforms.ru/node/13625
[9]. А.Ю. Введенский, Б.И. Королев. Развитие органов розыскной деятельности Российского государства в XV-XVII веках. Журнал Юридическая наука и практика: Вестник Нижегородской академии МВД России 2011.
[10]. Судебник 1550 г. Перевод В.Б. Цыганова.
[11]. И. Швыркин. Денежный вор. Непоследовательная трилогия. http://proza.ru/2024/08/12/1555?ysclid=m8g1r3u47c126852454
[12]. Российские просторы соединяли... ямы.

[13]. Александр Гвайнини. Описание Московии.
[14]. Список опричников. https://ru.ruwiki.ru/wiki/Список_опричников
[15]. Валерий Замыслов. «Иван Болотников».
[16]. Дмитрий Белоусов. Оболганный царь. Иван Грозный. https://rus-imperia.ru/Ivan-Groznij.htm
[17]. Руслан Скрынников. Иван Грозный. http://www.razlib.ru/istorija/ivan_groznyi/index.php

04.05.2025