Демон желания. Пролог

ПРОЛОГ
...в котором похоть надевает перчатки и улыбается воспитанно...

Ад — это не место, это подписка без возможности отписаться...

Если бы Ад имел вкусы, он предпочёл бы бархат, вино с танинами и запах греха, замешанный на тоске по настоящему.

Не по «давай просто обнимемся», не по «у меня завтра ранний Zoom»,
а по настоящему: влажному, дрожащему, постыдному — как исповедь, начатая словами:
«Это было в саду. И с отчимом.»

Там, в самой эстетской и самой неприличной канцелярии Нижнего мира —
Департаменте Желаний Плотских и Прочих Легко Воспламеняемых —
служил демон по имени Лукреций.

Должность: инкуб пятого ранга.
Стиль: декадентский.
Методы: утончённые.
Любимая фраза: «Желание — это искусство, а не механика трения.»

Он был не просто искусителем. Он был гурманом.
Ему были неинтересны банальные оргии под офисные лампы и пластиковые бокалы.
Он скучал по влажным снам, где героиня роняет бельё и мораль в одном жесте.
По грехам с подтекстом, где слово «разреши» имеет четыре смысла — и ни один из них невинный.

Но мир изменился.
Страсть стала шаблонной. Извращения — массовыми.
Даже самые распущенные смертные обсуждали в постели ипотеку и пробки на Третьем кольце.
Демоны отчаялись.

А Лукреций стал эстетическим диссидентом.
Он не искал новой оргии. Он ждал новую музу —
ту, что не хочет «секса без обязательств»,
а обязательств, ради которых стоит расплавить рай.

И вот однажды, где-то на пересечении города, одиночества и приличной тоски,
она — женщина с глазами, полными немых криков,
и полкой, полной забытых желаний —
прочитала вслух древнюю фразу:

Dominus Libido, veni et fode.
(«Владыка Похоти, явись и возбуди.»)

И Лукреций, впервые за тысячу лет,
почувствовал нечто удивительное:
интригу.

И, да, лёгкую эрекцию.
Пусть это и звучит вульгарно, но он был честен — хотя бы перед собой.

Он поднялся из кресла, обтянутого экологичной человеческой кожей,
поправил бархатный плащ,
надушился ароматом «Смертный Грех №7»
и шагнул сквозь завесу между мирами.

С лёгкой усмешкой и строго эстетским возбуждением он подумал:

— Пора напомнить людям, что похоть — это не функция. Это фуга.