Ловец снов

 Глеб был композитором. Ему было тридцать лет, но он уже написал несколько симфоний. Он закончил консерваторию по классу композиции. Но иногда он писал музыку и для кинофильмов. Несколько фильмов уже вышло в прокат, и его музыка стала запоминающимся саундтреком к ним. Как же ему было приятно иногда, даже в самых неожиданных местах услышать свою музыку! Как то раз, в небольшом уютном заведении, где они встречались с выпускниками его курса, вдруг мягкое уютное пространство заведения заполнилось его музыкой. Он замер. Друзья тоже.
- Это твоя музыка? – спросила одна девушка, тоже выпускница консерватории по классу вокала.
Глеб ничего не ответил, но его молчание только усилило пафосное настроение присутствующих на встрече друзей.
- Глеб, а, знаешь, очень даже неплохо! – сказал кто-то, - как это называется?
- Я, когда писал, назвал это произведение «Умиротворение». Правда, я писал его для фортепиано. Но мне однажды позвонили с киностудии, запросили разрешение использовать эту музыку в фильме. Обещали неплохо заплатить. Я и не возражал. Подписали договор. Но в фильме эта мелодия зазвучала в другом, электронном формате. Я и не знаю, как к этому относиться. Произведение зажило своей жизнью. Отделилось от меня, как автора. Пусть живёт уже само.
- А заплатили-то нормально?
- Да я и не знаю… Денег подкинули, ну, и слава богу. Не это главное. Главное, то, что я вложил в это произведение, сейчас стало самостоятельным и независимым от меня явлением. Не в этом ли смысл творчества?
- Наверное, да…
Его музыка сейчас звучала! Наконец, она закончилась, и зал заполнился другими звуками и ощущениями.
После этой встречи Глеб, взволнованный неясными ощущениями, вечером возвращался домой на метро. Но в его мозгу всё звучала та, его музыка, представления в несколько необычном исполнении. Одновременно с этим в его сознании одновременно звучало ещё несколько композиций. Кто знает, как устроен мозг творческого человека? Композитора, например. Как рождается музыка? Откуда возникает ощущение гармонии? Это загадка.
Глеб жил на окраине могучего и волшебного города. Поезд метро уверенно мчал его к последней станции линии. Но пока он ехал домой, параллельно звучащие аккорды, не мешая друг другу, одновременно рождали заготовки его новых творении. Вот и его остановка. Было поздно, за полночь. Автобусы уже не ходили, да ему они и не были нужны. Двадцать минут по ночному городу было именно то, что ему было сейчас нужно.
Поздняя ночь. Пустые улицы. Органично звучащие аккорды в его сознании. Он ждал, что  придёт домой, откроет нотную тетрадь или специальную программу на компьютере и переложит на ноты то многообразие впечатлений и образов, которые сейчас живут в нём. Он сейчас представлял себя шахматистом, который вслепую играет сразу несколько партий. Все партии своеобразны и неповторимы. Какое счастье, думал он, что такое с ним происходит. Он был уверен, что вот и сейчас, он был уверен, что придёт домой и сразу на нескольких листах сможет записать то, что с ним сейчас происходит.
Но за пару домов до его жилища, он вдруг подсознательно почувствовал резкий дискомфорт. Словно в стройную гармонию ещё не написанных божественных симфоний кто-то внедрился и словно начал скрести ножом по стеклу. Что такое? Откуда взялся это диссонанс?
Глеб остановился на тёмной ночной улице и огляделся по сторонам. Было почти безмолвно. По другой стороне улицы прошла парочка. Приятная на вид. Юноша очень бережно держал под руку девушку и что-то шептал ей на ушко. Потом мимо прошла пожилая пара. Затем вечернюю, да уже можно было сказать ночную, пробежку делал немолодой атлет. По дороге прошуршало несколько машин. И воцарилась абсолютная тишина. Небо было затянуто низкими тучами. Фонари уверенно, хотя немного тускло, освещали ночную улицу. Никого. Но чувство тревоги, внезапно поселившееся в душе Глеба, не покидало его. Он почувствовал непреодолимое желание не идти сейчас домой, хотя его дом был прямо перед ним, а понять, что же его так обеспокоило. Слева темнел парк. Глеб часто ходил в него гулять. Может, и сейчас туда зайти? Но сейчас была ночь. Стоит ли туда заходить? Нет, он ничего не боялся. Там же сейчас никого нет. Парк чернел своей громадой и манил к себе. Волнующий своей неопределённостью. Глеб не хотел идти домой, но и пойти в парк не решался. Все музыкальные композиции, появившиеся в его сознании, куда-то исчезли. Так он простоял несколько минут. Наконец, он решил пойти домой. Но не мог сделать ни шага.
Вдруг он увидел, что из мрака парка выделилась неясная фигура человека и медленно двинулась к нему. Кто же это? Не, страха не было. Скорее удивление. Фигура приблизилась к Глебу. Странное существо. В длинном чёрном одеянии и совершенно не по моде головной убор. Колпак? Нет. Цилиндр? Нет. Шапка? Нет. Всё-таки низкий цилиндр. И сучковатая трость в руке. Фигура подошла к Глебу и, молча, поставив трость перед собой, обеими руками оперлась на неё. Ах, это был не цилиндр. Это было продолжение его чёрного одеяния. Что-то вроде капюшона. Фигура плавно сдвинула капюшон назад, и Глеб увидел лицо этой странной фигуры. Это был средних лет мужчина с короткой почти седой бородой. Пышные волосы создания рассыпались по его плечам. Тусклый свет фонарей на улице позволял рассмотреть внешность этого мужчины подробно. Чистое, но смуглое лицо, слегка крючковатый нос, огненные страшные глаза, которые уставились прямо в Глеба. Руки его вцепились в странного вида посох и были с выступающими синими жилами. Он был, видимо, крайне сильным созданием. Широкие плечи, могучая шея, плавно переходящая в голову. Словно бывший штангист. Натянутые рукава одеяния явно скрывали огромные бицепсы его рук. Он стоял перед Глебом, широко расставив ноги, неявно демонстрируя такие же сильные накаченные ноги. Если бы его голову накрывал шлем с львиной пастью, его легко можно было ба принять за переодетого Геракла. Ну, и что прикажете с ним делать?
- Пишешь? – мрачно спросила фигура.
- Что вы имеете в виду? – попытался уточнить Глеб.
- Да то и имею! Мнишь себя, наверное, творцом? Божественные симфонии сочиняешь?
- Кто вы? Почему задаёте такие вопросы?
- Да просто спрашиваю, - спокойно ответила фигура, сверкнув огненными очами. – Имею право. И интересно.
- Что вам интересно?
- Интересно понять, как творец материализует свои мысли…
Несмотря на угрожающий своей мощью вид фигуры, Глеб нисколько его не боялся. Как физического существа. Но весь его облик внушал Глебу сильнейшее беспокойство. Своими огненными глазами фигура сверлила Глеба, и взгляд его проникал до самых глубин сознания  композитора. 
- Что вы от меня хотите? – спросил Глеб.
- Да ничего. Я только лишь хочу, чтобы ты больше ничего не писал. Музыкально-гармоничного.
- Почему? Зачем это вам?
- Меня это раздражает. Энергия, содержащаяся в этом мире, не безгранична. Когда кто-то её забирает для своих нужд, она иссякает. Тогда мне её не хватает. Прекрати делать это!
- Я вас не знаю и знать не хочу. Но когда я пишу музыку, я ничего ни у кого не забираю.
- Это тебе только кажется. На самом деле это не так. Любой процесс – энергозатратен. Всё зависит от величины изъятия энергии из общего количества. А вы, творцы неизвестно чего и для чего, впустую потребляете ограниченную в общем пространстве энергию. Вы утилизируете её на свои нужды, потакая своим потребностям в созидании. Этого делать нельзя. Отныне, запрещаю тебе изымать необходимые тебе средства для созидания. Понял? Больше ничего не пиши…
Фигура гордо тряхнула головой, отвернулась от Глеба и, не выслушав его возражений, удалилась в тёмный массив парка.
«Что за чудак?» - подумал Глеб и отправился к своему дому. Дома он немного перекусил и, несмотря на поздний час, попытался переложить на ноты те музыкальные образы, которые звучали у него в сознании целый вечер. Но, несмотря на все старания, Глеб не мог написать ни ноты. Мелодии превращались в какофонию. Стройная гармония, которая только лишь полчаса назад наполняла его всего, рассыпалась на нелепо звучащие аккорды и диссонирующее нагромождение скрежещущих звуков.
«Что такое?» - подумал Глеб, - «Что случилось?»
Ночью он долго не мог уснуть. Ему на память приходили слова незнакомца – больше не пиши. Под утро Глеб немного забылся, но это забытье было тревожным. Он видел себя на широком поле, залитом тёплыми лучами солнца. Но чёрные тучи, внезапно и непонятно откуда принесённые пронизывающим ветром, затянули ясное голубое небо, и воцарилась беспросветная мгла.
На следующее утро он сел за рояль, на столике рядом был открыт ноутбук с программой для композиции. Но все его попытки оставались тщетными. У него не было сил что-то наиграть и записать ноты. Пустота.
- Я, видимо, просто устал, - сказал Глеб сам себе. – Надо отдохнуть. Пройдёт.
Вчерашнюю встречу с незнакомцем он не хотел вспоминать. Да и была ли она? Может,  ему это всё показалось?

Вечером он отправился в консерваторию. Там было назначено закрытое прослушивание новой симфонии его старого приятеля. Должны были собраться только самые близкие друзья и преподаватели. По результатам прослушивания комиссия должна была принять решение о времени проведения публичных концертов и премьере симфонии его приятеля. Глеб входил в состав комиссии. Он сел в последнем ряду небольшого зала и приготовился слушать новую музыку своего приятеля. Но вчерашняя встреча не выходила у него из головы. Что же это было? Почему он вчера не смог написать ни ноты? Ведь до этой нелепой встречи он был переполнен новыми мотивами и гармониями. Ведь он был готов переложить переполнявшие его эмоции на ноты. Но… Глеб и не заметил, как исполнение новой симфонии завершилось. А он ни звука из неё не услышал. В зале началась дискуссия и обсуждение нового произведения. Все решительно его одобрили, а Глеб не смог произнести ни слова. Он был поглощён своими раздумьями и сомнениями. По дороге домой ему в голову пришли новые композиции, но дома он вновь не смог написать ни ноты. Что же с ним случилось? А может и впрямь незнакомец поставил какой-то барьер? Но почему ему? И только ли ему? «Надо отдохнуть», - снова подумал Глеб. - «Всё наладится».
Но ничего не наладилось ни завтра, ни через неделю. Он слышал и чувствовал новые звуки, но не мог их переложить на ноты. Он поделился своим состоянием с друзьями. Кто-то подтвердил то, что надо просто отдохнуть, отвлечься. Кто-то рекомендовал ему сходить к бабке-ведунье, адрес которой тут же ему дали. Но ни ведунья, ни другие способы обретения себя не помогали. Тогда он решил съездить в другие места, города, даже страны. Может быть, там вдохновение вернётся к нему? 
И он отправился странствовать по свету.
В первую очередь он отправился в Милан. Он много раз бывал там и всегда посещал величайший театр «Ла Скала». Глеб всегда восхищался Джузеппе Верди, до конца не понимая, как сын трактирщика и пряхи мог взлететь на самую вершину музыкального искусства. Как случалось так, что преподаватели Миланской консерватории не приняли его туда на обучение, утверждая, что у него низкий уровень фортепианной техники? Это сейчас консерватория носит его имя. А тогда – не приняли. И как же так получилось, что Верди всё таки смог взлететь? Искру Божию не загасить? Ах, если бы было так всё просто и понятно. Первые же оперы Верди были благожелательно приняты и публикой, и критиками. А потом его сопровождал только постоянный триумф! Глебу повезло. В тот вечер в «Ла Скала» давали «Риголетто». Глеб слушал и восхищался мелодизму и сплетению аккордов, которые столь изыскано преподносили публике исполнители и оркестр. Всё было безукоризненно! В какой-то момент Глеб перестал слышать музыку Верди. В его сознании отчётливо зазвучала его собственная музыка. Но стоило после спектакля ему вернуться в отель, как он вновь обнаружил в себе пустоту и невозможность писать. Ночью ему снилось его новое произведение. Но явился незнакомец в чёрном плаще, погрозил ему пальцем, и утром его музыка исчезла. Следующим вечером снова давали Верди. Теперь «Битву при Леньяно». Глеб внимал музыке и всему драматизму спектакля. Он вдруг вспомнил, что во время премьеры оперы в 1849 году, после спектакля публика, вдохновлённая музыкой великого композитора, кинулась громить казармы австрийских солдат, которые в то время контролировали Ломбардию. Ведь эта опера была гимном свободе Италии! Глебу тоже захотелось написать что-то значимое. Но вернувшись в отель, он снова не мог этого сделать. Незнакомец ему мешал.
Через несколько дней в Байройте начинался Вагнеровский фестиваль, и Глеб отправился туда. «Вагнер – это совсем другая музыка» - думал Глеб. Он был его ярым поклонником. Что может быть величественнее Вагнера? «Золото Рейна», «Валькирия», «Зигфрид»! Грандиозные произведения. Хоть и сложные для восприятия и очень амбициозные, но выверенные до безукоризненности. Так считал Глеб. И вновь, полный планов и готовности приступить к  созиданию, он натыкался на стену, возведённую незнакомцем. Объехав пол-Европы, Глеб вернулся домой. Ему не удалось восстановиться.
Он вдруг поймал себя на мысли, что ни разу не был в Америке. Может быть, отправиться туда?  Он и отправился, несмотря на организационные сложности.
Длительный перелёт остался позади. Несколько увлекательных дней на атлантическом побережье, а затем их и без того небольшая группа разделилась. Большая часть туристов отправилась во Флориду, чтобы там понежиться на великолепных пляжах, часть отправилась через всю Америку посмотреть Голливуд. И Глеб остался один. Он выбрал себе довольно странное направление. Он отправился в Северную Дакоту, чтобы побывать в местах проживания североамериканских индейцев. Этот штат иногда называют Штатом индейцев племени сиу. Ну, вот так ему захотелось…
Перелёт в столицу штата город Бисмарк был недолог. Стояло жаркое лето. В туристическом бюро при аэропорте его ожидали и объявили, что у него будет номер на одну ночь в городе, а завтра должны ещё появиться пара из Франции и пара из Германии. Вот утром их небольшая группа и поедет в резервацию, чтобы посмотреть на быт современных индейцев, попробовать их кухню, пожить в вигваме и ознакомиться с аутентичными предметами искусства, которыми они сейчас там промышляют. Казалось, поездка будет очень интересной. Правда, его сразу же предупредили, что никаких политических или провокационных вопросов касаться нельзя, так как местное население не всегда бывает дружелюбным, хотя и мирится с появлением туристов. Утром группа собралась полностью, их посадили в небольшой мини вен и для начала отвезли в самый крупный город штата – Фарго. Обычный американский город, глубинка, без небоскрёбов. Но в нём был замечательный, хоть и небольшой, театр! И там вечером давали Верди! «Аиду»! Правда, ни с «Ла скала», ни с другим значимым театром постановку сравнить было невозможно, хотя вокал был на должном уровне, чего нельзя было сказать об инструментальном исполнении и сценографии. Слишком уж осовременено. Ну, что уж поделать. Почти вся Европа в оперных постановках отошла от классической сценографии и костюмов. Ночью незнакомец из парка снова приходил к Глебу…
Утром группа поехала дальше. Правда, пара из Германии не поехала. Как оказалось в Северной Дакоте проживает много этнических немцев, и парочка немцев, взяв машину напрокат, укатили в какой-то маленький городок, где у них проживали дальние родственники.
Ехали довольно долго. Начались глухие леса, а племя, куда они направлялись, жило в резервации Уайт Эрт (White Earth Indian Reservation), а это уже Миннесота. Их привезли в показательную деревню уже к вечеру. Вигвамы стояли в ряд, индейцы были в национальных одеяниях и встретили гостей танцами. Многие из индейцев сносно говорили по-английски, но далеко не все. При этом в разговор вставляли много своих слов и понятий, которые было довольно сложно понять. Но Глеб понял, что завтра его и французов приглашают на охоту.
- На бизонов пойдём? - в шутку спросил Глеб.
Но его шутка была неудачной. Ответственный за приём индеец, которого звали Канги, строго ответил:
- Бизонов у нас нет. Это в прериях где-то далеко на западе есть. У нас леса. Пойдём ставить силки на бобров. Зимы у нас холодные. Без тёплой одежды никак нельзя. Ты лошадью умеешь управлять?
- Ну, на бобров, так на бобров. А по поводу лошадей, да, я когда-то в детстве у нас, в России, на лошадях научился ездить.
- И ещё… - продолжил индеец, - там, куда мы завтра поедем, водятся не только бобры, но и волки, и медведи. Правда, сейчас лето, зверь сыт. Но смотри, от нас никуда не удаляйся!
- Канги, Что твоё имя означает на твоём языке?
- Канги на языке оджибве означает «ворон», - гордо ответил индеец. – А тебя, пока ты здесь, мы будем звать Кочэта, что означает «белый».
Но утром французы тоже не смогли присоединиться к охотникам. Француженка лошадей, как выяснилось, боялась, а француз вечером набрался «огненной воды», которую привёз с собой и был не в состоянии встать рано утром. Так что Глеб отправился с группой индейцев один. Сначала ехали по широкой тропе. Но потом ветви деревьев становились всё гуще и ниже. В какой-то момент пришлось спрыгнуть с лошадей, которых привязали к специальным скобам, вбитым в стволы деревьев.
- Дальше – пешком, - объявил Канги.
Затем он достал из сумы, притороченной к седлу, кожаные силки и приманку. Он всё это раздал другим участникам охоты, включая Глеба.
- От меня не отходи, Кочэта, - ещё раз он предупредил Глеба.
Шли довольно долго, сплошной лес закончился, и они вышли к небольшой речушке с песчаными пологими берегами, перегороженной в некоторых местах бобровыми плотинами. Канги внимательно осмотрелся и поднёс указательный палец к губам, призывая всех хранить молчание. Затем едва слышно он сказал:
- Надо помолиться добрым духам, чтобы они благословили нашу охоту, - и приказал всем сесть на землю.
Затем он быстро заговорил на своём языке. Индейцы внимательно его слушали, время от времени набирая песок в ладони и подбрасывая его вверх. В сплошном потоке незнакомых слов Глеб выделил часть повторяющееся слова «уонэгиска», «чевеио», «хонон» и «молимо». Наконец, Канги замолчал. Потом одному из индейцев что-то сказал на своём языке и махнул ему вправо. Другому тоже шепнул что-то и махнул влево. И Глеб остался с Канги один.
- О чём ты говорил, Канги? Кому и о чём молился? Что означают слова «уонэгиска», «чевеио» и «молимо».
- Ты молодец, Кочэта, услышал самое главное. Я молился светлым духам нашего племени, чтобы охота была удачной. На нашем языке оджибве, Уонэгиска – это белый дух. Он охраняет всё наше племя от бед. Он добрый и могучий. Хонон – это медведь. Я просил его, чтобы каждый чевеио, воин духа, на испугался молимо – медведя, идущего в тени. Если медведь идёт по лесу или вдоль реки – это просто хонон. Мы видим хонона и всегда успеем укрыться от него. Но если медведь идёт в тени, он становится молимо, его нельзя увидеть. Молимо очень опасен. Я просил Уонэгиска уберечь нас от молимо.
Канги внимательно смотрел на Глеба.
- Тебе всё ясно, Кочэта? А теперь смотри, как надо правильно ставить силки, – шёпотом сказал Канги.
Он показал, как надо сделать петлю из кожаного ремня, как правильно закрепить в ней приманку и как правильно и прочно привязать её к корням небольших деревьев, растущих вдоль речушки. Сначала у Глеба не получалось всё сделать, как делал Канги, но с третьего раза всё вышло довольно уверенно. Индеец удовлетворённо кивнул и показал рукой в сторону леса. Глеб и Канги тихо спрятались метрах в пятидесяти от берега реки. Там Канги сказал:
- Охота может быть быстрой, а может быть долгой. Заранее ничего не известно. Всё зависит от Уонэгиски. Если он соблаговолит, мы быстро поймаем бобров, если нет – мы здесь надолго останемся, пока Уонэгиска не позволит.
Затем Канги прикрыл глаза и начал рассказывать:
- Когда-то мы жили у Верхнего озера между Живописными Скалами и Великими Песками. Однажды Дочь ночных светил пришла к нам с Луны на Землю. Её дочь родила Великого Героя от западного ветра. Но она умерла от горя, так как западный ветер оставил её. Великий герой вырос и захотел отомстить своему жестокому отцу. Но западный ветер был бессмертным. Он увидел силу сына и призвал его стать защитником своего народа. Великий герой познакомился с Другом Людей и смог победить его. За это Друг Людей дал всем маис. Ещё Великий герой построил пирогу и покорил Царя Всех Рыб. Великий Герой сражался со Злым Волшебником и убил его.
Но Канги не успел рассказать Глебу до конца это сказание. Мимо пробежал один из индейцев и закричал, указывая куда-то назад:
- Молимо! Молимо!
Канги вскочил, протянул Глебу руку, помогая быстрее подняться, и скрылся в тёмном лесу. Молимо – медведь, идущий в тени, мелькнуло в мозгу у Глеба. Он очень опасен. Что было сил, он побежал вдоль реки, изредка поглядывая назад. Из-за излучины реки показалась небольшая пирога, в которой сидел ребёнок лет десяти. Течением пирогу несло в сторону, где вот-вот мог показаться медведь.
- Молимо! Молимо! – крикнул ему Глеб и хотел бежать дальше.
Но тут его что-то остановило. Ребёнок, сидящий в пироге, в ужасе смотрел в ту сторону, куда несло его течением. Глеб замер. Решение пришло мгновенно. Он с разбега кинулся в воду и сильными движениями поплыл наперерез пироге. И тут раздался устрашающий рык зверя. Краем глаза Глеб увидел, что из чащи вышел огромный чёрный медведь и тоже бросился в воду, пытаясь нагнать Глеба. Глеб почти доплыл до пироги.
- Прыгай! Прыгай в воду! Прыгай в другую сторону! - закричал он по-русски ребёнку.
Конечно, ребёнок не мог знать русского языка, но в такие моменты, видимо, включаются какие-то неизведанные механизмы. И ребёнок всё понял. Он прыгнул в воду, и медведь, который приближался к Глебу, скорее всего, потерял ребёнка из вида. Глеб пронырнул под пирогой и быстро догнал мальчика, который плыл довольно неуверенно. Глеб схватил его под руку, и они быстро устремились к противоположному берегу реки. Медведь остался за пирогой. Но течение утянуло лодку вниз по течению, и зверь снова увидел Глеба и мальчика. Они уже выскочили из воды, опередив зверя лишь на несколько мгновений. Но медведь был хорошим пловцом. Он тоже вскоре оказался на суше. Глеб и мальчик побежали прочь от медведя. Но разве на суше от него убежишь? Зверь стремительно нагонял беглецов. Внезапно раздался треск веток, и из леса на лошади появился Канги. Вторую лошадь он тянул за собой. Индеец подхватил ребёнка к себе, а Глеб одним прыжком вскочил на вторую лошадь. Лошади хрипели от страха, видя, что медведю оставалось лишь несколько прыжков до них. Но всадники развернули лошадей и умчались, оставив позади дико рычащего медведя. Через несколько минут бешеной скачки Глеб и Канги остановили лошадей и спрыгнули на землю. Мальчик был чуть живой от страха. Канги обнял ребёнка, успокаивая его. Потом индеец обратился к Глебу:
- Кочэта! Белый человек! Ты спас внука вождя от молимо!

Мальчик пересел на лошадь Глеба и всю дорогу назад что-то долго говорил ему.
- Канги, что он говорит?
- Он говорит, что нисколько не испугался, что он вырастет чевеио, воином духа. Только вот плавает он плохо, а Кочэта ему помог спастись от молимо.
В селении уже волновались за охотников. Двое индейцев, прибежав домой, рассказывали о том, что видели молимо. Но когда Канги, Глеб и мальчик появились целыми и невредимыми, все были счастливы, особенно вождь. Канги и мальчик наперебой рассказывали вождю и племени о происшествии, постоянно показывая на Глеба. Вождь подошёл к Глебу и что-то проговорил на своём языке. Глеб вопросительно посмотрел на Канги.
- Вождь не говорит по-английски. Но он тебе бесконечно благодарен, что ты спас ребёнка.
Затем все уселись возле костра. Хотя было лето, ночи уже становились холодными.
«Ничего себе», - подумал Глеб, - «сходил поохотиться».
Вождь ещё что-то проговорил. Молодой индеец стремглав вскочил и убежал. Но через пару минут вернулся и привёл старого-старого индейца, который сел на землю рядом с вождём.
- Кочэта! Ты удостоен великой чести. Этот старик, который сидит рядом с вождём – наш шаман. Он умеет разговаривать с духами и обычно не выходит к гостям. Но сегодня особенный случай. Он будет говорить.
Все сидящие у костра замерли. Шаман долго молчал, разглядывая Глеба. Потом он заговорил, делая перерывы, чтобы Канги успевал перевести Глебу его слова.
- Кочэта! Ты не наших кровей. Ты можешь не понять, что я говорю, даже если Канги всё переведёт правильно. Ты не наших кровей, но твой дух и сила мне понятны. Ты настоящий воин. Не каждый из наших не убоится молимо. Когда появляется молимо, все, как правило, пытаются спасти свою жизнь. Молимо безжалостен. Это не просто хонон, которого можно победить или убежать. Это молимо. Его нельзя победить, от него нельзя убежать. Ты смог. Да ещё спас нашего ребёнка. Это не каждому дано. Ты воин.
Шаман опять надолго замолчал, поглядывал на Глеба, а потом прикрыл глаза. Казалось, он уснул. Но нет! Он снова в упор поглядел на Глеба.
- Я всё вижу, я всё знаю. Уонэгиска, наш белый дух, мне говорит… Я вижу… Ты неспокоен. Тебя преследует злой дух. Он мешает тебе жить. Уонэгиска велит мне помочь тебе. Ответь мне, Кочэта, кто преследует тебя?
Глеб не знал, как правильно сформулировать шаману свой ответ.
- Шаман, как зовут тебя люди?
- Химмоихайо.
Глеб переспросил Канги:
- Что означает это имя?
- Химмоихайо означает «самый мудрый».
- Химмоихайо, я не знаю, сможешь ли ты мне помочь…
- Не я помогаю, Уонэгиска, белый дух, поможет, если захочет.
- Разве воля Уонэгиска распространяется на наши земли?
- Воля Уонэгиска сильна во всём свете. Чем ты занимаешься у себя? Ты там тоже охотник?
- Нет, Химмоихайо. Там у себя я пишу музыку.
- Музыку… Хорошая музыка делает жизнь светлой. Хотя лучшей музыки, чем звук барабана из дерева, обтянутого кожей? Что может быть звучнее звона тетивы лука?
- Химмоихайо, есть и другая музыка.
- Возможно…
- Я смотрю на тебя, Кочэта, и понимаю, что именно это тебя и беспокоит.
- Да, Химмоихайо, именно это меня и беспокоит. То, что я разучился писать свою музыку.
- Это не так, Кочэта… Ты не разучился. Уонэгиска подсказывает мне, что тебе мешает злой дух. Это так?
- Да, Химмоихайо, именно так.
- Подожди меня здесь. Мне Уонэгиска сказал, что надо сделать.
Шаман встал и снова долго смотрел на Глеба. Потом он ушёл. Все, даже вождь, безмолвно сидели возле костра. Только и слышно было, что потрескивали горящие поленья. Но минут через десять шаман вернулся с кожаной сумой.
- Уонэгиска велел мне передать тебе это.
- Что это, Химмоихайо?
- Это наш оберег. Мы зовём его Ловец снов. Сам Уонэгиска наделяет его силой. Когда вернёшься, повесь его там, где ты спишь. И верь, что это поможет. Когда ты уснёшь, злой чёрный дух может придти к тебе. Но он запутается в паутине Ловца. И потеряет свою волю. Только никому не рассказывай, что это такое.
- Спасибо тебе, Химмоихайо. Я так и сделаю.
- Не мне спасибо, а белому духу Уонэгиска.
Потом он кивнул Глебу и удалился.
Наутро Глеб с французами поехал в обратный путь. В Фарго к ним присоединилась пара из Германии, которая нашла своих далёких родственников. А затем Глеб из столицы Северной Дакоты Бисмарка улетел в Нью-Йорк. А ещё через сутки он был в России.
 Дома он достал из сумы Ловца снов. Он из себя представлял деревянную окружность, середина которой была искусно переплетена тонкой нитью. А с его нижней части на тонких кожаных ремешках свисали лёгкие серые пёрышки неизвестных птиц. Глеб вбил небольшой гвоздик прямо над своей кроватью. И событий было много, и перелёт был долгим. Глеб смертельно устал. Он свалился и уснул, как убитый.
Ночью ему привиделся сон…
Глеб шёл по ночному городу вдоль своей улицы к себе домой. Оставалось пройти пару домов. Шёл он возле парка, в который часто ходил гулять. Его душа пела. Она заполнилась новой композицией, неслыханной гармонии. Звуки перетекали друг в друга, сплетаясь в величественные аккорды. Он уже предвидел, что вот сейчас он вернётся домой и переложит эту гармонию на ноты. Вдруг из тёмного мрака ночного парка показалась фигура в тёмном одеянии с капюшоном. Фигура быстро приближалась к Глебу. «Опять он, этот незнакомец», - подумал Глеб.
- Я же говорил тебе, - проговорил незнакомец, злобно вращая огненными глазами, - ты своими творениями забираешь мою энергию. Я же не велел тебе этого делать!
И незнакомец решительно приблизился к Глебу.
Но он не заметил, что между ним и Глебом вертикально, будто бы на ободе, расположилась окружность, искусно переплетённая тонкой, словно паутиной, нитью. По бокам этой окружности развевались серые пёрышки неведомых птиц. Незнакомец приблизился ещё. И запутался в этой паутине. Несмотря на свою явную мощь, несмотря на неистовые попытки выпутаться их паутины, незнакомцу никак не удавалось этого сделать. Он дико закричал, и этот крик переходил в рычание чёрного медведя, который ходит в тени. 
- Спасибо тебе, Химмоихайо, - прошептал Глеб.
- Не мне спасибо, а белому духу Уонэгиска, - ответил шаман.
С диким рёвом незнакомец скрылся в темноте парка. В душе Глеба рождалась его новая музыка. Величественная. Гармоничная.
Глеб знал, что утром он сможет записать её…