Сказки Леса-Часть 1-Уроки Печальника

Часть 1 Уроки Печальника

Уроки Печальника

"Мне сказали, что я родился летом. В один из дней, когда мир — одно Солнце, растворившее в себе землю, траву, запах цветочного меда и бесконечное небо над изумрудными лугами. И вкус летнего дня остался на моих губах на всю жизнь. По поверью людей, с которыми я жил, ребенок, рожденный летом, должен полюбить зиму. Я полюбил ее, одновременно возненавидев. Я полюбил ее, как пламя, с которым играешь, пока не сожжешь ладони, как зверя, что смотрит в глаза перед выверенным прыжком. Но глаза мои, открывшись, видели летнее солнце. Они остались цвета солнца — желтые.
Я рано понял, что, значит быть чужаком. Может, это случилось от того, что мои родители не стали меня ждать. Ушли по своим делам в другую жизнь раньше, чем я стал помнить. Я знал о них со слов других, а люди моего поселения немногословны. Когда мне было десять, я вовсе сбежал от людей. Я жил лесом, проводил под его сводами все свободное время. Меня могли запереть дома, но никто не сумел победить моего упрямства. Именно тогда я захотел уйти насовсем, мечтая найти свою страну — такую, о какой я мечтал.
Приемная мать смотрела на меня с тревогой в глазах. Ее страшила моя непохожесть. А я все чаще грезил во сне гиблыми звериными тропами, Полнолуние зажигало в моих глазах злые огоньки.
Волчонок. В устах людей это звучало хлесткой издевкой. На наречии Леса мое прозвище произносили с улыбкой. И я ушел. Решение возникло по-детски, безрассудно. Во мне говорил обиженный Волчонок."

..............................

Он сидел в траве, похожий на одуванчик своей светлой, нечесаной гривой. Но попробуй сказать ему об этом! Упрямо поджатые пухлые губы мальчишки не обещали ничего хорошего.
—Откуда ты взялся?
—Какая разница, я все равно туда не вернусь! — насупившись, говорил мальчишка. — Можешь с тем и возвращаться.
—Куда возвращаться?
—В поселок. Ты оттуда? Хотя вряд ли... я бы знал тебя в лицо...
Старик-незнакомец стоял над ним, по колено в некошеной траве лесного луга. Седые длинные волосы стянуты в пучок за плечами. Лицо темное от загара: как кора дерева. В сухой не по-старчески сильной руке зажат простой деревянный посох.
—Я не знаю твоего поселка. И не стану возвращать тебя туда, пусть и следовало бы!
—Откуда тебе знать, почему я ушел? — запальчиво бросил Волчонок, тряхнув копной всклокоченных волос.
—Ты и сам этого не знаешь. Как я вижу, ты слишком молод, чтобы вести жизнь одиночки, так что лучше вернись. А то так и останешься между звездой и травой.
—Зато свободным.
—На что тебе свобода, если ты не умеешь выбирать!
—Я умею!
—Если так, выбери то, что разумно.
—Домой я не вернусь! — упрямо повторил Волчонок, поняв к чему незнакомец клонит. Старик рассмеялся, не удержавшись:
—Ты редкостный упрямец!
Старик присел на корточки рядом с ним.
Волчонок вскинул на него глаза, собираясь запальчиво огрызнуться, но ничего не сказал. Ясный, прямой и чуть лукавый взгляд этого человека заставил его смолкнуть. Волчонок увидел свое отражение, и на мгновение ему показалось, что старик смотрит на него так, словно знает о нем многое, может быть, даже то, что ему самому пока неведомо. По спине мальчика в летний полдень пробежал холодок — он мог ручаться, что старик знает его имя. Но ведь и сам Волчонок — хотя это так походило на иллюзию — узнал его. Он не мог объяснить, как такое получается.
—Направить бы твое упрямство на доброе дело... Хотя бы доброе для тебя...
—Я сам решу.
—В твоих руках свобода — опасная игрушка. Глупцам она бывает и вредна!
—Я глупец?
—Нет, если ты сможешь доказать это.
—Испытай меня!
—Хорошо. Отыщи мой след, если сможешь. Только запомни, что горячая голова не приведет тебя к цели.
 
Старик повернулся и пошел прочь.
—Эй, постой! Кто ты? Откуда?
—Узнаешь... — усмехнулся он.
Волчонок вскочил, но старика и в помине не было, свод леса скрыл его, как занавес. Волчонок торопливо напился из ручья и покинул поляну, чувствуя странное волнение.
Как изменился лес... Казалось, деревья сомкнули свои кроны, а полумрак так и таит в себе загадки. Даже летний ветер вдруг стал особенным, появился в нем какой-то иной оттенок запаха лета. Словно Волчонок миновал невидимые ворота и ступил на тропы другого мира. Было немного страшновато — он чувствовал, что уходит, навсегда уходит от того, что было прежде. В его душе теснились бесконечные вопросы и сомнения. А если это только игра, или, может, злая шутка? Решиться, значит навсегда забыть ту тропу, что ведет домой. Он, конечно говорил себе, что уже выбрал путь, что будет теперь самостоятельным, но в крайнем случае ведь можно было вернуться, если станет плохо. "Похоже, ты еще не покинул дома," — усмехнулся голос внутри, так похожий на голос старца. Волчонок смутился, но не надолго. "Спрашиваешь, готов ли я идти?!" Пусть кто- нибудь задаст такой вопрос любому мальчишке! Стоит ли идти по дороге, ведущей в неизвестность? Стоит ли торопить встречу с чудесами и опасностями мира, в котором он живет, мира, в котором так много нераскрытых тайн? Какие глупые бывают вопросы!
"Все живые оставляют след, — думал он, — И если он был, я найду его по следу."
Но в лесу его подстерегало горькое разочарование — босые ноги старика не оставили ему не единой приметы. Волчонок внимательно выискивал хотя бы намек на след до тех пор, пока терпение не оставило его: никакого результата! Он уселся под деревом, кусая губы от жгучей досады. Неужели он так слаб?
Но дело здесь было не в его слабости, а в хитрости того, кто загадал ему эту загадку.
Волчонок мысленно вспоминал его лицо,того странного старца, пытаясь отыскать ответ. "Наверное, досада — тоже плохой советчик. Нужно спокойно подумать... Все живые оставляют след."
"Забудь о своих глазах. Есть кое-что, зорче их. Сердце."
Откуда пришло это знание? Слова поднялись из глубины души, словно открывшийся родник. И голос, принесший их, снова неуловимо походил на голос старца.
Волчонок поднялся, заставляя утихнуть волнение.
Он закрыл глаза и вслушался в лес вокруг себя. Привычная тишина рассыпалась на птичий гам и шелест ветвей над головой. Позади пробился еле слышный голос ручья. И медленно, постепенно, он начал видеть: справа и слева дышал сумрачной прохладой лес, впереди тоже лес, но меж деревьев вилась тонкая тропинка, невидимая, но чуть светлей, чем земля вокруг.
Волчонок улыбнулся своей первой удаче.
Путь был трудным, но сколько он длился, Волчонок не мог бы сказать ни тогда, ни потом. Он видел рассветы и закаты, иногда светлая Луна освещала ему дорогу, но часто казалось, что он спит и видит очень долгий и подробный сон. Порой он никак не мог вспомнить тот или иной отрезок пути, словно того и не было, а он просто очутился в другом месте. Волчонок не слишком усердно ломал над этим голову. Забот и без того хватало. Главное — не сбиться с дороги. Не раз он слышал голос внутри себя, вовсе ему не принадлежащий. Он привык к его советам, а порой и шуточкам. Ему очень хотелось знать, как происходит эта связь между душами. Или, может быть, это только мираж? Может быть, что-то внутри его самого ведет и плутает Волчонка, и он никуда не придет? Сомнения были самым тяжелым испытанием этого пути. Они оставили его только тогда, когда он вышел к каменистому берегу быстрой речки и увидел темную фигуру с посохом в руке. Старик стоял на краю обрывистого берега и глядел вдаль, где огромный — в полнеба — зеленый бок холма заступал дорогу тяжелым низким облакам. Одежду и седые волосы его трепал ветер. Старик улыбнулся:
—Здравствуй, Волчонок. Что-то ты задержался. Я давно тебя жду.
—Так это все было на самом деле? — оторопело вымолвил Волчонок.
 Ему вдруг стало нехорошо от мысли, как ДАЛЕКО теперь его дом.
—Если сомневался, зачем же ты тащился в такую даль? — рассмеялся старик.
—Я... не сомневался...
—Ну а если так, не все ли тебе равно, что было, а чего не было? Ты здесь.
Волчонок устало плюхнулся на камень с ним рядом. Впервые за все путешествие он почувствовал себя таким измотанным.
—И что дальше? — спросил он.
Все его представления о том, как произойдет эта встреча, развеялись, как дым на ветру. Он взглянул на старика. Тот неотрывно наблюдал за горизонтом. Волчонок украдкой потрогал его посох. Дерево. Настоящее.
—Теперь ты можешь задавать любые вопросы, я отвечу тебе.
—Да? Ладно... Зачем ты позвал меня? Кто ты такой? Я на самом деле слышал твой голос у себя в голове? Или это всё — шутка? Как я сумел увидеть твой след, которого не было?
—Постой, постой... Я не отказываюсь, конечно от обещания, но, может ты потерпишь до дома? Тут уже недалеко.
—До дома? У тебя есть дом?
—Да, Волчонок. Не век же тебе под деревом спать, — на этот раз насмешка была мягкой, почти ласковой.
Волчонок побрел за ним. В голове у него творился кавардак. Если бы он был старше, он смог бы выразить словами то, что теснилось в его мыслях. А именно — не слишком много он размышлял, прежде чем решиться на поступок, изменивший его жизнь.
—Скажи хоть, как мне называть тебя? Вслух...
—Хм... Зови так, как когда-то давно звали меня ветры — Печальником. Что-то было в его тоне такое, что заставило Волчонка надолго задуматься.
—Но это ведь всё не случайность? — спросил наконец мальчишка.
—Нет.

Они поселились в небольшой избушке на склоне холма. Поначалу Волчонку было трудно привыкнуть к этой новой жизни, где все было не так, как он привык. Но со временем он полюбил этот дом, его немудреный быт и размеренное, нехитрое течение дней. А потом у него появился брат. Но это случилось намного позже.
Поначалу только яростная жажда знаний держала Волчонка в доме Печальника. Он часто в запале спора обещал уйти, на что старик усмехался и отвечал:
—Это твое право выбора. Только дело в том, на каком пути ты больше приобретешь.
—Если я уйду, то ничего не потеряю!
—О, тут ты прав! Ни одной ошибки, синяка и ссадины ты не лишишься, будь спокоен.
 А иногда Печальник сам подзадоривал его:
—Ты, видно, привык к легкой жизни, у тебя не хватит ни сил, ни терпения остаться здесь надолго.
—Ах, не хватит?!
—Нет, не хватит!
—Ну, поглядим!.. — яростно выпаливал Волчонок, не замечая лукавой улыбки, спрятанной в седой бороде старика.

 Но споры стихали, все чаще сменяясь долгими разговорами.
Однажды Волчонок спросил Печальника:
—Что будет, когда я умру?
Вопрос был задан серьезно, серьезней, чем можно было ожидать от мальчишки, еще недавно упрямо отстаивавшего свою свободу далеко отсюда, на лесной лужайке у ручья. Печальник оторвался от вороха шкур и шнурков — будущего одеяла. Помолчал немного и произнес с задумчивой улыбкой:
—Все будет. Солнце будет сиять, небо останется... И после долгой зимы новая весна придет. Люди останутся. А еще будет много нового, того, о чем и подумать сейчас нельзя.
—А я?
—А ты умрешь.
—А ты?
—И я по-своему когда-нибудь закончу эту жизнь.
—А что с нами будет потом?
 Печальник нахмурился:
—Потом? Мы вернемся сюда снова.
—В этот лес?
—В этот лес.
—А нас узнают? Ну, деревья, трава, ветер?
—Узнают.
—Они не спутают нас с другими? — смутный страх метнулся в глубине желтых глаз мальчугана.
—Нет, Волчонок, они верно чуют.
—А откуда мы вернемся?
—Что?
—Ну, ты сказал, что мы сюда вернемся, а откуда? Куда мы умрем?
—На ту сторону... — начал Печальник и запнулся.
 Как такие вещи прикажете объяснять человеку, тем более ребенку.
Волчонок уже забрался на стол, в ворох шкур и, сидя перед Печальником, глядел на него испытующе.
Когда постреленыш хотел слушать, он не торопил и не перебивал.
—У меня дома говорили, что после смерти человек лежит в земле. А если не лежит, значит, он нечисть. А добропорядочные люди просто гниют, —  сказал мальчишка  спокойно, но со скрытой ожесточенностью.
И Печальник улыбнулся про себя: Волчонок… В нем прорастало Солнце. Даже тогда. "Волчонок, Волчонок..." Каменное, земляное сердце Печальника улыбнулось вместе с ним.
—Вот послушай, — он придвинулся ближе, чтобы глядеть ему прямо в лицо. — На тебе сейчас рубаха.Если бы тебя спросили: кто ты? На что бы ты указал — на себя или на рубаху?
—Ну я же в рубахе! Не стал бы я задирать ее! И так понятно.
—Это верно. И помнить об этом никогда не бывает лишним. Но что ты считаешь БОЛЬШЕ собой, свою одежду или свои руки, ноги, голову?
—Тело, конечно. Мало ли, в чем я хожу!
 Печальник чуть помедлил:
—А кроме тела ведь у тебя есть мысли, чувства, память, мечты. И точно таких же нет больше ни у кого.А похожих мальчишек — сколько угодно. Так кто ты?
—Я Волчонок. Я...
Но больше ничего не добавил — не нашел слов тому, чего и не выразить словами.
—...Тогда представь себе, что тело тоже похоже на одежку. Тело — не главное в том, кто говорит: "Я Волчонок" и в том, кто говорит: "Я Печальник", и в том, кто говорит: "Я". Смерть это дверь.
—Куда?
—В твою душу, — вздохнул Печальник. — Все, что ты успел полюбить здесь, станет твоим следующим миром. Можно через эту дверь попасть в такое место, которое ничем не похоже на прежнее, где ты жил. Можно найти почти такое же, как наш лес. Только, может быть, небо будет не синим, а зеленым.
—А можно туда попасть, не умирая? — вспыхнули янтарным любопытством глаза Волчонка.
—Запросто! Ложись и спи.
—Ну-у, это не считается. Из сна даже камня с собой не унесешь! А нельзя ли научиться туда попадать наяву?
—Научиться можно чему угодно...
—Ты научишь меня?!
—Прежде я бы хотел научить тебя думать, будет ли от твоих поступков больше пользы или вреда!
Волчонок взял себя в руки, хотя заметно недоумевал по поводу "вреда". Но потом родился в нем совсем уж не мальчишеский вопрос:
—Скажи, а если бы у меня был друг и я был бы привязан к нему... Но после смерти нам пришлось бы уйти в разные двери, ведь мы разные... Я... больше не смогу его встретить?
—Случается и так, — произнес Печальник.
 Помолчал, заговорил снова.
 — Мы всегда будем их помнить, тех, кого любили. Они становятся нашими дорогами, нашими звездами, нашими богами… Они не всегда рядом, но всегда здесь, — Печальник коснулся пальцами груди Волчонка слева. — Только... иногда кажется, что этого мало. Приходит горечь одиночества. Не верь этой горечи. Они — никогда нас не покинут.
Печальник надолго смолк, взгляд его заблудился в прошлом.
—А ты ей поверил, — догадался Волчонок и медленно кивнул сам себе.
—Что? — очнулся старик от своих мыслей.
Волчонок смотрел ему в глаза.
—Поэтому "Печальник"? — выпалил он вдруг.
Печальник молча сгреб его со стола, прижал к груди. И впервые своенравный, дикий Волчонок сидел, притихнув, и долго не уходил.

Ночь огромна. От берега-земли уходит в бесконечность океан звездного неба. И на берегу этом горит костер.
Волчонок молчал. Во все глаза глядел в ночную бездну. Только в августе — месяце Медной луны — бывают такие ночи. Печальник тихо подошел, присел у костра и негромко заговорил:
— Иногда мне кажется, что ночь заглядывала в твою колыбель прежде земной женщины. Прислушайся - она любит тебя как мать. Ты не можешь уйти в ту небесную тьму, поэтому голос её печален. Но ты не грусти. Когда-нибудь ты станешь солнцем, и вы будете вместе. Да, ты станешь солнцем, как твой отец...
—Разве мой отец — солнце? — спросил Волчонок.
—Огонь. Он всегда один. В небе и на земле. Есть люди, которые не горят, каменные, из воды или льда, из стали. Они умрут и станут чем-то другим. Но ты, Хагар, сгоришь.
—Хагар... — повторил Волчонок. — Почему ты сказал только сейчас?
Да, он узнал свое имя. То, что дремало, но всегда находилось в нем. То, чем он был и будет.
—Раньше рядом со мной был Волчонок. Знаешь, мне его немного жаль...
—Неужели я так изменился?
—Нет, Хаги, ты еще меняешься, — усмехнулся Печальник.
Волчонок продолжал глядеть в небо и вдруг почувствовал, что сердце его бьется в ритм с другим — огромным, непостижимым сердцем Жизни. Он протянул руку к пламени и почувствовал горячее живое прикосновение. Но огонь не обжигал. Они были ОДНО. Волшебное мгновение длилось бесконечно, потом в его ладонь что-то вложили. Волчонок поднес руку ближе. Простой браслет из темной бересты со светящимся медным знаком. Он вопросительно поднял глаза на Печальника.
—Это подарок от меня. Знак читается как "сын Солнца". Безделица на память. Сегодня у тебя праздник. Печальник поднялся и отошел, оставив Волчонка наедине со своими мыслями.
Теперь он ясно видел, каким будет его ученик. Хагар... Хаги. Сейчас еще Хаги. Он пойдет к своей цели, сметая любые преграды силой своего сердца. Он будет жесток, и, прежде всего, к себе. И... ему трудно будет понять тех, кто слаб. Яростный, нетерпеливый, неуемный... Остается надеяться, что пламя не ослепит его. Каждый новый шаг станет ему испытанием.
Печальник взглянул на Хаги, глубоко погруженного в себя, не замечавшего, как костер погас и летняя ночь превращается в предутренние сумерки, смывая тайные руны созвездий на востоке розовым молоком. И подумал: "Когда мир распахнут, нет праздника светлее, Хаги."
......................

Сначала ему показалось, что это птица. Но потом Волчонок с удивлением понял, что слышит : одинокий, печальный напев дудочки. Он свернул с тропы и пошел на звук прямо через заросли.
—Это еще кто? — проворчал он, раздвигая ветки.
Музыкант сидел на стволе поваленного дерева, словно на мосту, перекинутом через крохотную полянку. Восходящее солнце, продиралось сквозь верхушки сосен, бросало золотистые искры в его тёмные волосы. Был это мальчишка лет десяти, и все в нем — облик и поза, и безмятежный вид — не вязалось с лесной глушью. Что еще за беззаботность! Сидит себе преспокойно в глуши леса, да играет на дудочке!
От этой ли необычности, почти невозможности происходящего, или от торжественной строгости рассветного часа казалось, что лес шумел звонче, и солнце светило совсем не так, как всегда, и встреча, такая неожиданная, не казалась случайной.
Хаги даже смутился, сам не понимая, что шевельнулось в его душе. Узнать — не узнал, но почувствовал в незнакомом мальчугане нечто такое же, как и в себе. Какую-то сходную повадку, хотя откуда? Ведь совсем разные! "И чего он расселся тут? Словно один на свете! Не думает, поди, об опасностях глухого леса..." Конечно, Хаги никогда бы не позволил себе такую беззаботность. Он-то знал... А этот музыкант, выходит, не знает!
Хаги неслышно обошел поляну и выбрался на открытое место медленно, позволяя себя заметить. Но все равно мальчик вздрогнул, перестав играть, уставился на Волчонка широко раскрытыми, и без того большими глазами:
—Ты откуда взялся?
Хаги подавился своим приветствием. Ведь свое-то появление он считал в порядке вещей!
—Я?.. Да мимо шел...
И заметил про себя: "Ишь, глазастый!". Мальчуган успокоился , никакой угрозы в Хаги он не чувствовал, спросил немного удивлённо:
—Ты живешь где-то здесь, что ли?
 Хаги не понял его удивления , коротко ответил :
—Живу.
—А я думал, тут одни дикие звери водятся...
—Водятся, — кивнул Волчонок.
Мальчик как-то странно поглядел на него. Волчонок заметил :
—Меня Хаги зовут, а тебя?
—Лэян.
—Откуда ты?
—Скажи, тут есть поблизости большая река?
—Река ?... Нет, по-моему.
—Тогда - не знаю, — грустно признался Лэян.
И эти глаза, как чистое полуденное небо, и беззаботное, правда худое, лицо, очаровательное, как у любого ребенка, и поцарапанные лоб и щека, и голая коленка в прорванной одежде... Он словно бы с неба свалился !, будто из другого мира пришел! Лес не потерпел бы такой хрупкости. Но, не смотря ни на что, хотелось сохранить ее , оградить от беды-напасти. Волчонка неприятно поразила мысль о том, что этому мальчугану кто-то может причинить вред.
—Послушай, — Лэян смущенно опустил глаза, — Не мог бы ты познакомить меня с лесом, раз уж это ТВОЙ дом.
Хаги не стал говорить Лэяну, что у него есть и нормальный дом, с крышей и стенами. Зачем портить негласную игру, в которой Волчонок, будто добрый дух леса, показывает гостю свои владения.
—Идем! — Хаги подал ему руку, когда Лэян спрыгивал с дерева. Протянутая ладонь оказалась доверчиво теплой, но очень уж крепкой ее назвать было нельзя.
 
Они миновали глубокие звонкие овраги и прохладные ручьи. Светлые рощи сменялись сумрачными чертогами исполинских кедров. Иногда они забирались отдохнуть в шумные зеленые заросли, вспугивая стайки птиц, где ветки сплетались шатром над головой. Хаги торжествующе посмеивался, видя распахнутые от удивления глаза Лэяна. Как хозяину леса, ему было что показать, чем похвастаться.
—Послушай,Лэян, а что ты делал один в лесу?
—Ждал.
—Кого?
 Хаги остолбенел. Любого ответа он ожидал, но не этого.
—Не знаю. Тебя, может быть... А может и нет.
—Как это так?
Лэян повел плечом.
—Ну ладно.
 Волчонок начал подозревать, что спутнику его не очень хочется об этом говорить.
-Видно, ты издалека...
—Кому как...
—А это как?
Лэян сделал задумчивый вид:
—Если дорога кажется тебе короткой, значит, недалеко.
—Выходит, ты где-то поблизости живешь?
—На реке.
—На большой?
—Да.
—Слушай, а ведь тут нет больших рек!
Лэян посмотрел на него задумчиво и даже печально.
—Вот и плохо.
—Но все-таки... Как ты тут?..
—Не знаю! Не помню.
Заходящее солнце разметало меж деревьев янтарные пряди и вечер набросил на них нежную синеву темнеющего неба.
Лэян остановился.
—Спасибо, Волчонок. Я пойду теперь.
Хаги удивленно склонил голову, словно не понимая.
—Ты уходишь?
—Да.
Волчонок пристально посмотрел на него и чуть заметно улыбнулся.
—Куда же ты пойдёшь?
Лэян упрямо поджал губы. Опять этот Хаги за свое! Но Волчонок всего лишь сказал:
—Идем ко мне. Тут близко. Уж я-то точно знаю, где живу!
 Лэян вскинул на него свои синие глазищи, уловив насмешку, откинул со лба чёрную густую чёлку.
—Куда это "к тебе"?
—Домой, куда же еще, — пожал плечами Волчонок.
—Я думал, ты на дереве ночуешь!
—А я думал, у тебя глаза в темноте светятся!
—Как?
—Как у сов.
—Ах, я сова?!
—Нет. Совенок. Да уймись, меня здесь Волчонком зовут — и ничего!
—Сравнил! — сдался Лэян.
Но больше не спорил, только молча побрел за Хаги, видно был, что очень устал. У самых дверей тронул Хаги за плечо и осторожно поинтересовался:
—Почему ты решил, что я похож на совёнка?
Волчонок от души рассмеялся.
—Ты не забыл еще? Только совы собираются в дорогу на ночь глядя. Но тебе придется эту ночь в гнезде провести.
—Кто он - Печальник?
Хаги не ответил.
......................

Двое склонились над изголовьем кровати, где спал мальчуган.
—Он поет песни ветра, и говорит о реке... Он сам решит, кем ему быть, несмотря на предначертанное в его ладони.
Сказал, наконец, старик.
—У него есть предначертание?
—Оно есть у каждого, большое или маленькое.
—Что же тогда суждено мне?
—Хаги, ты несносно нетерпелив! Будет время, когда ты узнаешь и это. Предначертание — далеко не благо. А Лэян ... Он, может быть, беззащитен, зато свободен. Так, как свободны птицы.
Волчонок вызывающе поглядел на Печальника , глаза его опасно сверкнули.
—Неужели я не свободен?
В этой фразе был весь его ученик: достаточно маленькой искры и уже вспыхивает пламя, готовое жечь.Печальник улыбнулся:
—Все мы к чему-то привязаны. Совершенно свободны только птицы и мертвые. Я хотел сказать не "завидуй", а "учись". Тебе тоже пригодятся крылья. А что до предначертания, то знай: ваши тропы будут лежать очень близко.
—Значит, я угадал... — улыбнулся Волчонок. — Брат...
...........................

—Это Лэх, руна дождя и вечера.
Палочка чертила по песку под шум набегающих волн. У горизонта, над водой задержалось алое солнце, раскрасив все медным, золотистым и оранжевым. И опять Волчонку казалось, что время не двигается.
—Это Сидэ, мудрая, и от мудрости белая. А это Аден, блеск и власть. В каждом раскладе она иная.
—Ты их придумал? — спросил Волчонок.
—Едва ли их вообще кто-то придумывал. Сэту похожа на змейку, Гила — на ветку дерева... А вот Лаи — не разберешь, пламя или сердце...
Волчонок протянул руку к песку:
—А это?
—Рар, стрела. Вся ее суть собрана на кончике острия, поэтому она поражает  озарением.
—А это?
—Хелла, звезда... звезды скоро придут. Спроси у них сам, что это значит.
............................................

—То, что ты заставляешь меня делать, Печальник, нагоняет тоску! — возмущенно говорил ему строптивый ученик , откидывая со лба непослушные чёрные пряди, сверкнув синими глазами.
—И все же, ты будешь делать, как я скажу.
—Объясни мне, зачем я вот уже второй день пишу один и тот же знак?!
Печальник усмехнулся.
—А ходить тебе не трудно или, например, бегать? А жевать тебе не надоело?.. Так вот, это должно быть точно так же. Потом, ведь ты же просто водишь рукой, совсем не думая! А ты поработай немного головой, вот что я тебе скажу.
Печальник вручил ему табличку и острую палочку для письма, отвернулся от него, показывая всем своим видом, что больше не хочет слушать никаких вопросов.
—Еще бы ты объяснил мне, зачем все это, — пробормотал Лэян, взяв свое приспособление для письма и ставя первую черту.
Знак был сложным — "многослойным", как назвал его Печальник. И означал он многое. Лэян быстро запомнил его и рисовал легко, до самой мелкой черточки, почти неосознанно водя рукой. Он знал уже около десятка таких знаков, Печальник постоянно заставлял рисовать их то на речном песке, то на золе костра, то дома  угольком на стене. Лэян многое ведал о них , те десять уже были словно живые, а вот этот еще нет. И он оставался до тех пор каким-то незавершенным. Лэян быстро выполнил задание, руки у него были ловкие, пальцы чуткие. Все выстроились, как жуки — ладные, аккуратные, ничего лишнего. Разогнув затекшую спину, мальчишка весело улыбнулся, отломил дощечку и стал собираться в лес. Было время молодой Зеленой Луны, следовало спешить, пока сок трав не ушел в землю. Неблагодарное это было дело — лазить по лесным зарослям с одним деревянным ножом, но Лэян любил его больше, чем это крючкотворство. На какой-нибудь из троп может и Хаги встретиться.
Он быстро шел, ветки били по плечам и по лицу, если вдруг не заметишь. Он собрал уже достаточно, сегодня было не по-весеннему жарко, и пот заливал глаза. Хорошо было копошиться в траве, когда место открытое, ветерок слегка обдувает... Лэян вышел к старому пню, вывороченному из земли с корнем. Это было "приметное место", от этого пня он потихоньку будет заворачивать вправо, чтобы вернуться домой. К счастью, сегодня жаловаться не приходилось, всего было в изобилии, всего, что хотелось иметь в доме Печальнику, и даже более того.
Лэян посмотрел под ноги на землю у корней пня, на его темную старую поверхность, и, вытащив нож, зачем-то привычным движением написал тот, последний знак. Теперь знак приобрел свою значительность и глубину, так, что Лэян несколько секунд не мог отвести от него взгляда, вникая в каждую черту, изгиб. Знак наконец-то "ожил", как говорил ему Печальник, он приобрел свой смысл, навсегда запомнился Лэяну, удобно "уложился" в его памяти, не мешался и всегда был на месте... Солнечный луч, затрепетавший на знаке, исчез. Лэян очнулся. Теперь он знал, что главное значение его — "день", "свет"... И это было очень важно.

Домой почти что бежал, ему не терпелось услышать похвалу Печальника и похвастаться перед Хаги своим достижением.
Много знал Печальник, это Лэян понял уже потом. А тогда ему казалось, что каждый из них просто выполняет свою работу, и больше ничего. Самая нудная, кропотливая чаще всего доставалась ему , и за это он часто досадовал на Печальника, но куда денешься — приходилось исполнять. Больше всего он любил, когда по вечерам они собирались все вместе у очага, неспешно разговаривали о событиях дня, иногда Лэян брал свою дудочку-сопелку, играл на ней, как мог, но его никогда не забывали за это похвалить. А потом Печальник говорил каждому мальчику, что ему нужно сделать завтра и все расходились спать.

Однажды Хаги принес в дом дикого голубя, горлинку с покалеченным крылом. Лэян с жалостью посмотрел на нее и скорее побежал за Печальником. Тот пришел быстро, хотя и недовольно ворча что-то себе под нос, глянул на птицу, сказал Лэяну:
—Вот и поправь ей крыло.
—А если я сделаю что-то неправильно?
—Тогда она больше никогда не поднимется в небо, — спокойно сказал Печальник. Лэян весь похолодел, спросил:
—А ты разве не можешь этого сделать?
—Руки у меня уже старые, грубые от работы. Ты сделаешь это лучше. Давай. Я ведь тебе всё это показывал.
Лэян взглянул на Хагара, но тот только пожал плечами, и тогда ему пришлось самому взяться за дело.
Впрочем, Печальник не отходил далеко, незаметно для мальчика следил за ним, но ни разу не поправил.
Через месяц подопечная Лэяна обитала уже где-то в родных ей чащах , всё у него получилось хорошо. И долго еще Лэян слыша как воркует дикий голубь, думал, что это может быть его горлинка.

Однажды Печальник достал из своих запасников красивый охотничий нож с потертой резной рукояткой. Нож был так хорош, что кто бы ни взглянул на него — сразу сказал, что он прослужит хозяину долгую, верную службу. Печальник просто положил его на стол, незначительно бросил:
—Завалялся вот... Мне он уже не к чему — пусть возьмет, кто хочет.
И ушел. Хаги и Лэян долго оглядывали нож, каждый в душе все больше восхищался им. Каждый из них начал доказывать, что ему подарок Печальника нужнее и важнее, чем другому. Дело дошло до ссоры, чуть не до драки. Они так расшумелись, что Печальник почёл за лучшее вернуться.
Выслушав обоих, он долгое время молчал. Хаги и Лэян, разозленные друг на друга, ничего не замечали. Прошло несколько минут, они остыли, и тогда Печальник заговорил:
—Пусть Хаги идет сегодня промышлять зверя, пусть Лэян идет к реке ставить ловушки на рыбу. Я займусь своим делом в доме... А вечером мы все соберемся и вы скажете, кому отдать мне нож, кто его достоин, кому он нужнее.
Все разошлись, в этот раз Печальник ушел из дома последним.
 Вечером они собрались вместе у очага.
Лэян и Хаги были молчаливы и не поднимали друг на друга глаз. Печальник посмотрел на них.
—Ну, что скажете мне?.. Начни ты Хагар, как старший. Кому мне отдать нож?
—Лэяну, — ответил Хаги. — Он младше меня, слабее, и поэтому хорошее оружие нужней ему, чтобы защитить себя. У меня есть нож.
Печальник взглянул на Лэяна:
—Ну а ты что скажешь? Принимаешь подарок?
 Лэян покачал головой:
—Нет, отдай его Хаги! Зачем он мне ?, ведь я мало охочусь. Волчонку он важнее... Я-то, в основном брожу по лесу с деревянным ножом, а рыбу потрошить им просто жалко.
Печальник в первый раз за весь день улыбнулся, кивнул :
—Хорошо, если так, то бросим жребий. Вы выберете себе каждый свою, а одна будет пустая. И если выпадет "пусто", то нож останется у меня.
Хаги и Лэян на это согласились.
Нож достался Волчонку, и Печальник сам его отдал. Лэян даже не вздохнул, ему стало вроде бы все равно. Никаких обид не осталось.

В их доме огонь разжигал Печальник. Огонь хранили особенно осторожно, к огню в доме питали уважение. Лэян ещё помнил, как мать разжигала очаг, и навсегда сохранил эту память.
И вот как-то раз Печальник сказал, что завтра очаг разожжет Хаги. Ему не возражали, а утром Лэян проснулся раньше обычного, чтобы посмотреть, как брат справляется с делом. Конечно, ему не раз приходилось разжигать костер в лесу, но одно дело костер, совсем другое — очаг. Еще только начинало светать, а Хаги уже встал. Действовал он без излишней спешки , в общем-то и дело было не таким трудным. Горячие угли сохранились под золой, найти их было недолго: Лэян видел с какой осторожностью брат достал эти угли и дал им "пищу" — сухую бересту, тоненькие веточки... Огонь взметнулся под его рукой ярко, высокий оранжевый язычок разредил предрассветные сумерки. Хаги улыбнулся, осторожно давая слабым оранжевым язычкам еще и еще пищи, пока огонь не загудел, не распрямился, как полноправный хозяин этого дома... А Хаги несколько секунд сидел замерев, смотрел в лицо пламени, словно разговаривая с ним. Потом наступил день и все было как всегда.

Недалеко от дома был вырыт колодец. Был он, может, старше дома по своему устройству. Набирая из него воду в берестяные ведерки, Лэян редко обходился без баловства. Больше всего ему нравилось кричать в колодец и слушать эхо — влажное, тягучее, таинственное потому, что возвращалось от самой глубины, от подземной воды.
Эти его шутки с колодцем заметил Печальник, и незаметно подстерег его. Вдоволь накричавшись, Лэян хотел нести воду в дом, но, обернувшись заметил Печальника и замер.
—Скажи-ка мне — зачем ты что-то там кричал воде?
Лэян смутился:
—Да ничего такого.
—А если вода отзовется на твой крик и поднимется наверх?
—Такого не бывает, — испугался Лэян.
—Да?... Ну-ка наклонись сейчас к колодцу и послушай... только не кричи.
Они вместе заглянули вглубь колодца и Лэян с ужасом убедился, что колодец дышит! Дышит как он сам или Хаги, как любое живое существо!
—Вода любит тишину, покой... От этого она чище, дарит людям исцеление... А ты шумливый и молодой, как весенний ветер. Вода этого не любит.
Гораздо позже Лэян узнал, что все колодцы "дышат" перед грозой, но считал это скорее следствием, чем причиной.

—Зачем мы здесь, Хаги?
Они забрались на лысую макушку холма и развели костер.
—Здесь Печальник открыл мне мое имя.
Ночь была почти такая же, только ясная, ярко светила луна. Лэян сломал ветку и бросил ее в огонь.
—Это твоя ночь, Хаги.
Волчонок вопросительно наклонил голову:
—Тебе здесь не нравится?
—Нравится. Только... Мы ведь разные.
—О чем ты толкуешь? — спросил Хаги, помолчав.
 Лэян долго не отвечал, словно подбирая слова.
—Ну... Например, ты охотишься, а я собираю травы, ты разводишь каждое утро огонь в доме, я — хожу за водой к колодцу. А сделать наоборот, так ерунда получится. Вот я и говорю, что мы разные. И эта разница во всем. Что-то твое будет мне чужим.
—Что, например?
—Ты говоришь, что я должен учиться. Ты хочешь, чтобы я стремился знать. Ты хочешь, чтобы я узнал, кто я и откуда... А я знаю, что ты мне брат, и мне этого достаточно. Я чувствую теплоту этого слова в груди,когда обращаюсь к тебе — "брат". Ты говоришь, что рожден Огнем?... Я люблю смотреть на него, но не касаться. Кто знает, откуда я появился? Сквозь сон я часто слышу плеск волн, звон бегущей воды..., вижу солнечные блики. Но разве я не мог этого придумать? Послушай, Хаги, может быть какое-нибудь божество просто... хм... помочилось в реку в полдень,так я и появился на свет?
Волчонок, поперхнувшись, взглянул на него.
—Иногда ты мне кажешься безумцем, Лэй. Ты, конечно, шутишь?
—Откуда я знаю?!
—Ты не хочешь знать?
—Может быть...
Лэян, прищурившись, смотрел на брата, видя, как разгорается его гнев. Еще чуть-чуть и посыпятся искры, а тогда — держись!
—Хаги, — воскликнул он. — Подожди! Послушай... может быть, всё не так. Но пойми, дорогой брат, я не верю в предначертание. Быть может, мне лишь хочется видеть то, чего нет. Быть может, я просто брошенный кем-то маленький мальчик, и я забыл это, всё, что было до , от переживаний и страха.
Хаги нахмурился:
—Значит, я тоже вижу то, чего нет?
Лэян вздохнул. Ну как объяснить все, что он чувствовал, брату, безудержному, яростному, любящему?
Как объяснить ветру, что такое покой?
Чтобы как-то излить свою ярость, Волчонок пнул головешки догорающего костра, рассыпав в темноте звездный хоровод искр, и отошел резко в сторону.
Через некоторое время гнев утих. Он оглянулся назад. Небольшой костерок, вновь разгоревшийся, освещал лицо Лэяна. "Совсем мальчишка!" — с горечью подумал Хаги. Но злость на его слова прошла. Он "позвал", только мысленно позвал, не вслух и не словами, и Лэян безошибочно поднял голову, повернувшись в его сторону. Хаги несколько секунд не трогался с места, а потом крикнул:
—Эй, пора домой!.. Собирайся, — и зашагал прочь.
"Маленький бездельник." — уже ласково подумал Хаги, слыша за своей спиной приближающиеся лёгкие и быстрые шаги брата.


.............................

*рассказ написан в соавторстве с девушкой, выбравшей себе псевдоним Хаги. Дальше в примечаниях я буду писать просто "в соавторстве с Хаги". "Сказки Леса" изначально обсуждались (сама идея произведения) и позже написаны были в соавторстве с Хаги . Публикую это произведение с её устного разрешения.