***

побаивалась ехать сама – как-никак до Поповки восемнадцать верст. Все это было бы ничего, да в двух местах надо было переезжать через глубокие, с крутыми склонами балки. Раньше через них держали мостки, теперь же обходились без них. В сухую погоду проезжали, а осенью и весной, в ненастье, нечего было и думать. Побаивалась Настя еще и потому, что шофер она была никудышный. Случись, вот так застрянет, ни трактора поблизости, ни машины. Придется бросать машину и пешком возвращаться в Сухой Корбулак.


Часам к одиннадцати она все ж освободилась и выехала в Поповку. Километрах в трех от Сухого Корбулака догнала на дороге путника, согнувшегося в три погибели под тяжестью огромного рюкзака. Это была белобрысенькая девочка-подросток с льняной челочкой на лбу и двумя задорными косичками за ушами. Потертые, цвета индиго джинсы, стянутые в поясе плетеным ремешком, обтягивали узкие девчоночьи бедра. На трикотажной белой безрукавке – смешно перекошенное лямками рюкзака лицо ковбоя.


– Куда идешь-то, горюшко? – спросила Настя, остановив машину.


– В Поповку! – ответила девчушка, с облегчением стягивая с плеч лямки рюкзака.


– А уж нагрузилась! – изумилась Настя. – Помочь, что ли?


– Не надо, я сама!


Девчушка протиснула в заднюю дверцу рюкзак, торопливо влезла сама.


– К бабушке, что ли? – обернулась Настя к попутчице.


– Ага! – обрадованно кивнула та.


– И не боишься одна в такую глухомань?


– А что бояться?


– Как чего? Лихой человек какой ли, зверь ли. Все может быть!


– Это здесь-то? – изумилась девочка.


– Не скажи, – возразила Настя, трогая машину. – Волки-то у нас водятся. А бабушка одна, или с кем живет?


– Одна, – вздохнула на заднем сиденье девчушка. – Не хочет к нам в город переезжать. Вот я к ней второе лето подряд езжу.


– А сами-то давно в городе живете? – поинтересовалась Настя.


– Да недавно, – отозвалась попутчица. – Мы, может, и не поехали бы, да отец с председателем не поладил.


– Вот как?! – улыбаясь, удивилась Настя. – Оно, может, даже и к лучшему. В городе жизнь разве сравнишь с деревенской? Отец, поди, доволен?


– Ой, какое там доволен! Он у нас к городу никак не привыкнет. Первое время даже в троллейбусе не ездил, все пешком ходил.


– А работает где?


– Где же ему работать? На тракторе. Горкомхоз или еще как называется.


– Нравится, нет?


– Какое там нравится! Когда не в духе бывает, хоть из дому беги. Городу от него достается, что надо! А вот как с приятелями соберутся, только и разговоров про свой колхоз. А уж ихнего председателя костерят почем зря. Все жалобы на него пишут.


– Какие жалобы? – изумилась Настя и чуть не выпустила баранку из рук. – Живут в городе, а пишут жалобы на председателя. Они что ж, выдумывают все, что ли, на него?


– Зачем выдумывают? Приедет кто из деревни, или сами побывают, вот и пишут! Вот недавно тоже собрались и уж так возмущались, так возмущались. Председатель дом себе, что ли, в райцентре строит. И тоже написали.


– Разве в этом есть что плохого?


– Так, говорят, не на свои деньги, на колхозные!


– Вот как?


Настя от досады надавила на педаль газа. Машина резко рванулась вперед. Настя не вписалась в один из поворотов. По днищу кузова неприятно скребнуло раз-другой. Она сбавила газ, вырулила на дорогу. Глянув в зеркало на попутчицу, улыбнулась приветливо, сказала: «Бывает!» Девчушка, должно быть, не заметила Настиной промашки, развязывала рюкзак.


– Что-нибудь потеряла? – спросила Настя.


– Пить хочется. А у меня тут где-то термос с чаем.


– Постой! – остановила ее Настя. – Сейчас я тебя «святой» водичкой напою.


– Святой? – засмеялась девчушка.


– Тут один родничок поблизости есть. Холодный ключ называется, – ответила Настя, смекая, где ей лучше свернуть к родничку.


Будучи поблизости, они с Ольгой всегда заезжали к этому роднику набрать воды в большой термос, который всегда возили с собой в машине. Чем-чем, а родниковой водой попутчиков всегда угощали.


Настины опасения не подтвердились. Через первый овраг, по песчаному хрящеватому дну которого текла чистая родниковая вода, она проехала, почти не замочив колес. Выехав по крутому склону на ровное место, Настя остановила машину.


– Ну, пошли! – пригласила она попутчицу.


Они стали спускаться обратно вниз по склону оврага, но уже наискосок, к видневшимся неподалеку купам молодых еще ветел. Под их сенью, обрамленный поветшалым срубом, неслышно бил из склона прозрачный студеный ключ.


– Ни разу не была тут? – спросила Настя, на ходу отворачивая крышку термоса.


– Нет, – отвечала девочка, идя следом за ней.


– Неужто тебя отец ни разу не водил сюда?


– А вы разве отца моего знаете?


– Отца-то! – переспросила Настя, нагибаясь над срубом. – Знаю. Еще как знаю. Ты когда обратно в город?


– Да я на все лето. Бабушке с огородом одной уже тяжело справляться. Вот я и буду ей помогать. Как не помочь?! А что?


– Когда вернешься, передай ему от меня привет. Мол, от Анастасии Ивановны Беклемишевой.


– Ой, – испуганно глянула на нее девочка. – А я-то тут наговорила!


– Э-э, не беда! – засмеялась Настя. – Мы, взрослые, как-нибудь сами разберемся. Раз жалеет, что уехал!


– Как не жалеет, – подтвердила девочка. – Как с матерью поругается, так в Поповку ехать собирается. Он, может, и поехал бы, да мать – ни в какую. Нужна, говорит, ваша Поповка. Я, говорит, свое оттрубачила, теперь пусть другие повкалывают. Ей городская жизнь по душе пришлась.


– Да, горячий он у вас. Тут, конечно, и я виновата, поскандалили мы с ним немного. Домой приедешь, скажи, мол, Анастасия Ивановна призналась, что погорячилась, не права была. Но и он тоже был не прав. А работник-то он золотой. Таких в колхозе мало осталось.


Наполнив термос, спросила:


– Квартиру-то получили в городе?


– Какая там квартира! Ютимся все в одной комнатенке – и то ведомственная.


– Ты ему вот что скажи. Мол, с нынешнего года в Сухом Корбулаке начнется строительство экспериментального поселка. Не дома будут, а заглядение. И пусть он возвращается обратно. Новую квартиру дадим, такую, какая в городе ему и не снилась. А насчет работы – он сам знает. Техники всякой – пруд пруди! Пусть садится хоть на трактор, хоть на комбайн. А тротуары в городе пусть другие подметают. Он же – крестьянская душа! Пусть возвращается. Я на него зла не держу. А мать... Куда она денется? Приедет! Сама-то в какой класс ходишь? – поинтересовалась она, глянув на призадумавшуюся случайную свою попутчицу.


– В десятый перешла.


– Вернетесь – и тебя пристроим. От колхоза учиться в институт пошлем.


– Ой, я не хочу в сельскохозяйственный, – испуганно глянула на нее девчушка.


– А куда ж ты хочешь?


– Я хочу на продавца выучиться.


– В чем же дело? Пошлем тебя в кооперативный. Будет в Сухом Корбулаке и свой торговый центр. Замуж выйдешь – квартиру дадим. Колхозу ведь не только трактористы да доярки нужны. Так что давай думай!


Они еще немного посидели у родника. Все больше говорила Настя. С невесть чего нашедшего на нее откровения поведала своей юной спутнице о своих горестях и радостях и, выговорившись, почувствовала удивительное облегчение, будто внутри у нее, словно накипь в чайнике, отваливалось кусками что-то наносное, для нее не свойственное.


– Ты отцу-то скажи, пусть не пишет на меня. Какая я Салтычиха? Кого уж больно со света сжила? Если в другой раз приедет, пусть заходит. Анастасия Ивановна, мол, сказала: зла на него не держит, а кто старое помянет – тому глаз вон!
Распрощавшись с попутчицей, Настя поехала в луга. Травы ей понравились – высокие и густые. Она полагала, что будут хуже. Однако покосные дела в голову не шли – все думалось о разговоре с девчушкой. «Была бы поумней, не упустила бы Огурцова. А теперь – мало уехал, да еще вдобавок анонимки пишет. И понятно отчего – отомстить хочет за то, что с места она его сковырнула».


                ***


Ольга и Сохикян расписывались во второе воскресенье июня, перед началом сенокоса. День с утра выдался погожий. Под голубым куполом неба окрест Сухого Корбулака, еще не опаленные зноем, сочно и чисто зеленели спускавшиеся к селу с двух сторон пологие склоны балок, перекатывались сизыми волнами взявшиеся за силу озимые, молодо зеленели яровые поля. Забежав ненадолго в правление и отдав необходимые распоряжения, Настя вместе с Зинаидой пошла к Станкиным наряжать невесту.


Ольга в одной сорочке, с накрученными на бигуди цвета соломы волосами, возилась со свадебным платьем. Рядом на табуретке, со скорбным лицом, скрестив на коленях коричневые крупные кисти рук, сидела мать Ольги.


– Ты что такая невеселая, баба Маня? – поинтересовалась Настя.


– Вай, Насте-е! – тяжело вздохнула старуха. – Прямо и не знаю, радоваться мне или плакать.


– С чего бы это, баба Маня, плакать? – засмеялась Зинаида. – Дочь замуж выходит, радоваться надо!


– Ой, уж и не знаю, – опять вздохнула старуха. – Хоть бы русский был, а то приехал бог знает откуда.


– Из Армении. Что ты никак не запомнишь? – крикнула на мать Ольга. – Мордовка бестолковая!


– Ничего, баба Маня, – стала утешать старуху Настя. – Разве это беда? Главное, чтоб жили хорошо. А то, что другой национальности – что ж такого? Я вот мордовка, а Степан – русский. Живем же!


– Эх, мне бы сейчас какого-нибудь завалященького! И не спрашивала бы, какой национальности, – озорно подмигнула Зинаида Насте.


Она, опустившись на колени, подшивала подол Ольгиного платья. Перекусив зубами нитку, Зинаида, откинув белокурую голову, полюбовалась проделанной работой, сама себя похвалила:


– Блеск!


Вошла соседская девочка-первоклашка, сказала:


– Тетя Настя, а вас зовут.


– Ой, господи, – вздохнула Настя. – Кого еще нелегкая принесла?


Выйдя на крыльцо, она увидела «уазик» и около него – Петеньку.


– Ой, Петр Данилович! – обрадовалась она, спускаясь к нему по ступенькам.


– Я буквально на пять минут, – оправдывался он, поздоровавшись. – Сегодня позвонили из обкома комсомола. В субботу к вам выезжает на сенокос молодежный отряд. Меня просили узнать, как вы его будете расквартировывать.


– Не беспокойтесь, Петр Данилович! Сама на днях в Поповку ездила. Договорилась. Всех разместим, организуем питание. В общем, все будет как надо.


– И еще, Анастасия Ивановна. Мне, как уполномоченному райкома партии, поручено провести у вас смотр готовности техники к уборочным работам. Я дня три у вас поживу.


– Петр Данилович! Что за вопрос. Ради бога! Только сегодня этого мы ничего не сможем сделать. Свадьба у нас нынче. Оля Станкина замуж выходит. Я на правах свахи приглашаю вас на свадьбу.


– Нет, нет, нет, – замахал руками Петенька. – Ни в коем случае!


– Ну, Петр Данилович!

 
В это время подъехал на новеньких «Жигулях» Степан. Из машины вышел расфранченный Сохикян.


Узнав, в чем дело, они оба в один голос стали уговаривать Петеньку.


– Свадьба-то необычная, Петр Данилович, интернациональная! – больше всех старалась Настя.


Этот аргумент окончательно поколебал сомнения Петеньки, и он наконец дал согласие.


– Зинаида! – позвала Настя. – Ты где? Вот тебе поручение. Возьми Петра Даниловича под свое шефство. И чтоб все было на высшем уровне. Поняла?


– Поняла! – прыснула Зинаида, увидев, как председатель многозначительно подмигнула ей.


Через час жених и невеста вышли из дома и направились в сельсовет. Витюшка, гордый оказанным доверием, словно вожжи на вытянутых руках, нес за невестой фату. Толпа старух сопровождала молодоженов до самого сельсовета.


Там уже все были в сборе. Отдельной группой в одном углу сидели десятка полтора родственников Ольги. В другом, у магнитофона, – представители жениха, смуглолицая и черноусая бригада Сохикяна в полном составе.


Из колонок, развешанных в разных углах, раздавался почти естественный голос певицы:


                Жизнь невозможно повернуть назад,
                И время ни на миг не остановишь...


Новобрачных поздравили Веряскин и Настя. Она произнесла неподобающе длинную речь. Поздравляя молодых, не преминула упомянуть о строительстве поселка и довольно-таки прозрачно намекнула, что, если молодые надумают остаться в Сухом Корбулаке, они в числе первых получат ключи от новой квартиры.


Ольга, поглощенная церемонией бракосочетания, никак не реагировала на Настино предложение, Сохикян же несколько раз вопросительно на нее глянул, как бы молча спрашивая, о каком строительстве она ведет речь, и видно было, что Настино предложение его заинтересовало.


Из сельсовета молодые в сопровождении свидетелей, кортежа старух, направились в колхозную столовую. Степан, невесть каким образом оказавшийся уже здесь, взбежал на крыльцо и, как заправский оратор, остановил собравшихся.


– Товарищи! – крикнул он. – Минуточку внимания. Прежде чем садиться за стол, есть предложение устроить для молодоженов небольшой экзамен. Посмотрим, готовы ли они к совместной жизни. Согласны?


– Согласны! – хором закричали все.


– Вот видите козлы? – спросил Степан.


– Видим! – со смехом отвечали ему.


Под окнами сельсовета стояли небольшие козлы, и на них лежало березовое бревно. Рядом на траве – двуручная пила, топор и чуть в стороне – таганок, на нем – котелок, наполненный водой.


– Так вот, пусть молодые напилят и наколют дров, разведут в очаге огонь. Если им это будет под силу, не будем возражать против их бракосочетания. Так?


– Так! – дружно ответили Степану гости и сгрудились вокруг козел.


Оля и Сурен взяли в руки пилу. «Дзинь-дзинь» запела она, вскоре первая плаха упала на траву. Пока Сохикян, спеша, колол ее, Оля, набрав бересты, разожгла под котелком огонь.


Зрители восторженными возгласами встретили дружную работу молодоженов.


– Что ж, дорогие гости, молодые экзамен выдержали, прошу к столу – с поклоном обратился к собравшимся Степан.


В середине столовой, на составленных буквой «Т» алюминиевых столиках с пластиковым покрытием, украшенных пышными букетами поповника и полевых гвоздик, стояли запотевшие графины с пенящейся позой. Еще суетились повара в белых халатах, делая последние при¬готовления, раскладывали ножи, вилки, расставляли стаканчики с салфетками, тарелки.


Степан, как опытный дирижер, руководствуясь только ему одному известными соображениями, по-своему рассаживал гостей, разбившихся поначалу по фракциям: мордовская – в одном конце стола, бригада Сохикяна – в другом. Заполучив под бок несколько ощутимых толчков Настиного локтя и на секунду нагнувшись к ней, мигом сообразил, посадил вместе Зинаиду и Петеньку, во всеуслышание объявил их своими первыми помощниками.


После пожеланий со стороны родственников невесты и товарищей жениха разношерстная, разномастная компания гостей загудела, как растревоженный улей. Словно на вавилонском столпотворении раздавался мордовский, армянский и русский говор.


Разговор сам по себе сразу закружился вокруг будущего строительства. Не было равнодушных, и не было незаинтересованных. Прикидывали, где строить поселок, кому давать в первую очередь квартиры.


Настя смотрела в широкие окна на зеленые склоны балок, и представились ей почти что воочию нарядные домики с крутыми и высокими крышами, зеленые поля и облака над ними. Сама себя спросила: «Чего бы мы еще пожелали себе на этом свете?» И ответила: «Ничего!»


И подумалось ей о том, как по сути дела просто устроена человеческая жизнь и как мало нужно человеку для счастья.


Была бы лишь земля, был бы лишь дом да чистое небо над головой.