Девять притч метамонаха

                THE NINE PARABLES OF THE METHAMONK
                A Codex of Cosmic Truths
                by Angelblazer,
                2025-05-03


                Foreword: The Wanderer of Thresholds

The Methamonk is neither angel nor demon, but a witness of the in-between — a being who has brushed against enlightenment and returned, trailing stardust and silence. His ship, a relic of crystal and rust, bears seven stars upon its hull: not decorations, but truths etched in cosmic fire. His only companion, a golden Labrador, walks beside him — mute, yet wiser than speech.

He does not preach. He observes. And when he speaks, the universe leans in to listen.         


              Parable I: The Star-Monk and the Lesson of Indifference
               
Upon the scorched dunes of a forgotten land, a Methаmonk descended from the stars. His ship — half crystal, half rusted steel — hummed with memories of long-lost worlds. At his side trotted a golden Labrador, loyal, mute, and wise beyond speech.

He walked the earth not as a savior, but as a witness — a traveler of souls.

One day, in a market of the East, he sat quietly beneath a fig tree,
his eyes neither judging nor seeking. A young man, wrapped in silk but restless in spirit, approached him with arrogance masked as curiosity.

"Teach me something no book can hold," the young man demanded.

The Methаmonk did not answer. He looked to his dog, who wagged once, then lay down.

Days passed. The young man returned again and again, bringing offerings, flattery, even threats. Still, the Methаmonk offered only silence, his gaze resting gently on the horizon.

Frustrated, the youth shouted, "Why do you ignore me?!"

At last, the Methаmonk spoke, his voice quiet as a desert wind: "He who does not treasure your attention will one day crave the chill of your indifference."

The young man stood still, as if struck not by insult, but by understanding. And the Methаmonk rose, his dog at his heel, and vanished into the stardust that trailed behind his ship.

              Parable II: The Hours That Vanished

In the twilight valley of flickering screens, the Methаmonk landed his starlit vessel beside a quiet village where laughter was rare
and time moved strangely, as if hesitant to grow old.

There he found a man, neither young nor old, whose eyes burned blue like electric fire, but whose hands trembled with invisible wear.

"What have you built?" the Methаmonk asked gently, watching the man stare into a glowing box.

"I've conquered kingdoms, slain dragons, unlocked every achievement known to man!" the man replied, a strange pride in his voice.

"And beyond the screen?" the Methаmonk asked.

The man paused, unsure. His room was filled with silence,
stacked pizza boxes, and trophies no one could touch.

"I… I suppose I have time," he muttered.

The Labrador gave a low sigh, and curled beside the Methаmonk’s feet. Then the Methаmonk whispered, not with anger, but with deep sorrow:  "It is a quiet tragedy when a man reaches thirty and all he has gathered is time spent in borrowed worlds."

The stars above flickered like memories. The man turned off the screen. And for the first time, heard the sound of wind in real trees.


              Parable III: Of Cats and Courtiers

The Methаmonk, wrapped in stardust and quiet mirth, arrived at the marble court of a great kingdom where men bowed too deeply and truth bent like reeds in the wind. Velvet robes swept floors, tongues wagged sweeter than honey, and egos were fed from silver spoons.

A gathering of scholars and sycophants  approached the Methаmonk with hollow compliments, each more polished than the last.

"You are wise beyond the stars," said one.
"Your silence is divine!" cried another.
"Please, grant us your teachings," begged a third — while subtly eyeing the king’s favor.

The Labrador, disinterested, sniffed a marble pillar. But a small cat, black as moonless night, strode in through the colonnade, licked her paw, then — quite indifferently — cleaned her own behind with perfect feline dignity.

The Methаmonk watched, amused, and spoke so all could hear:

"Unlike men, cats reserve the art of flattery only for themselves."

A hush fell.  And in that silence, truth finally curled up on the throne,
purring.

              Parable IV: The Lesson of the Quick Reward

In a storm-worn outpost where sandstorms folded their secrets and neon signs flickered like broken promises, the Methаmonk made camp beneath a rusted satellite dish. The Labrador rested with one eye open, as if guarding something sacred.

A youth approached in haste, his boots new, his sword unused, his heart thundering with hunger for glory.

“Master of the Sky Path,” he blurted, “I want knowledge. Power. Love.
But I want it now — before the moon sets.”

The Methаmonk handed him a mirror. The youth frowned.

“No, I asked for treasure, not my own reflection.”

The monk chuckled like wind through chimes. “Very well,” he said, and without moving, gestured to the shadows.

Suddenly — a crack, a flash, a blow — the youth stumbled back,
cheek stinging red from an unseen hand.

“What was that?!”

The Methаmonk’s voice was calm as deep water: “The only thing in this world you can get fast and easy… is a slap to the face.”

He paused, eyes gleaming like twin stars.

“For everything else — truth, mastery, love — grow roots. Wait for rain. Learn patience.”

And as the storm passed, and the youth held his cheek with one hand and the mirror with the other, he began — slowly — to understand.

              Parable V: The Fifth Star

There are five stars etched on the hull of the Methаmonk’s vessel — not for battles won, but for truths earned. The fifth gleams brightest,
for it was forged in the fire of abandonment  and the quiet strength that follows.

In a frostbitten northern port,  where men gather to trade hopes for handshakes,  a weary pilgrim met the Methаmonk. His eyes were hollow from promises broken,  his pockets filled with debts  isguised as dreams.

"I trusted my friend, my mentor, my brother," he said bitterly. "Each left me to fall. How can I trust again?"

The Methаmonk placed a single coal into the man’s palm. “Keep it alive,” he said.

"But it burns," the man winced.

"Yes," said the monk. "That is you." And then he spoke: “You will never miscalculate, so long as your only calculation is to count upon yourself.”

The Labrador howled once toward the moon, as if marking a truth spoken clean.  And above them, on the ship's worn shell, the fifth star glowed — not for victory over others, but for mastering the  hardest art of all: to trust oneself when the world turns its back.

              Parable VI: The Star of Mirrored Need

Through jungles where the trees are entwined with names long forgotten, and rivers sang of lovers who never returned, the  Мethаmonk walked with the quiet gait of one who has lost and found himself a thousand times. The Labrador, nose to the wind,
paused at a clearing where the air itself seemed to wait.

There, two souls sat on opposite stones. A man with calloused hands and eyes like dusk. A woman with silent lips and a gaze that searched the wind.

They had met often, spoken much,  yet parted always — each afraid to name the truth that hummed quietly between them.

"Why does it ache to be near, and hurt worse to be apart?" the woman asked the sky.

The Methаmonk stepped between them like a star passing between two planets. "You orbit each other," he said, "but do not know if gravity is mutual." He knelt and drew a circle in the soil. "This is the secret," he whispered.

“Happiness is not wealth, nor peace, nor thrill. It is simply this — to be needed by the one you need.”

And as he rose, the two looked at one another,  no longer waiting for the other to speak first.  Above them, the sixth star lit up — not in the sky,  but in the space between two hearts finally moving toward the same light.

       Parable VII: The Hollow Sun

In a desert of golden silence, where time moved slower than regret, the Methаmonk walked beside the dunes, his Labrador padding faithfully at his side,  chasing shadows only he could see.

There he met a woman who wept beneath a scorched tree, clutching letters long unread  and photographs now faded like ghosts in the sun.

“I gave him everything,” she sobbed. “My dreams, my fire, my name. Now that he’s gone… I don’t know who I am.”

The Methаmonk sat beside her. He said nothing for a long while,
as if listening to the silence itself speak first. Then, softly, like dusk falling over grief, he said: “To make another your meaning is to place your soul in hands that shake.”

He picked up a stone, warm from the sun.

“Build temples within. Let others visit — never own.”

The Labrador nuzzled her hand. She looked down, surprised she still existed without someone else to define her.

Then the Methаmonk spoke the lesson of the day:  “Do not make people the meaning of your life. Be the meaning — and let people meet you there.”

That night, the seventh star lit itself not in fire, but in quiet clarity — a star of selfhood reclaimed.

      
              Afterword: The Unwritten Eighth Star

The Methamonk’s ship has space for one more star.
Perhaps it is yours to earn?


              Parable VIII: The Divine Mistake

In a crowded bazaar where incense veiled deceit and prayers rose like smoke signals of despair, the Methamonk arrived — his ship gleaming faintly with stardust and irony.

He made no grand entrance. Just a simple step, a nod, his Labrador sniffing at sandalwood.

Yet whispers spread faster than fire in dry reeds.

“He’s back…”
“Oh Lord, not again.”
“Wasn’t he exiled to the Outer Moons?”
“Didn’t he walk on antimatter?”

A beggar approached, eyes wide.
“Are you… Him?”

The Methamonk smiled.
“People keep mistaking me for God. Every time I walk in, they’re like, ‘Oh Lord, you again!’”

The Labrador barked — once. The crowd laughed — once.
And in that moment, a strange clarity unfolded:

"Sometimes, divinity is mistaken identity.
Sometimes, it’s just the echo of someone who shows up when truth is too heavy to carry alone."


              Parable IX: The Bullet Beside You


The Methamonk descended into a world ablaze — not with suns, but with flags.
Children marched in iron boots too large for their still-soft feet, chanting songs they did not understand.

One boy, no older than fourteen, ran up with a stick carved like a rifle.
“I’m ready,” he said, eyes shining. “I want to fight for glory!”

The Methamonk said nothing. His Labrador lay down, ears low.

They walked together through smoky fields until they came upon two young soldiers — one laughing, the other silent.

A sudden crack split the air.

The laughing boy fell — red spreading like spilled wine in the dust.

The silence screamed louder than bombs.

The Methamonk placed a hand on the youth’s trembling shoulder. “Boys always dream of war,” he said, “until the bullet finds the one standing next to them.”

The boy wept.

Then the Methamonk spoke again — his voice low and steady, like the wind after thunder: “The brave die first. But true courage is not in rushing toward death—it is in staying alive, so you don’t betray those who depend on you.
To raise a child. To protect a family. That is the highest valor of a man.”

And as the boy looked to the scorched horizon, the Methamonk whispered words older than fire:

“And they shall beat their swords into ploughshares,
and their spears into pruning hooks:
nation shall not lift up sword against nation,
neither shall they learn war anymore.” — Isaiah 2:4

That night, no flags were raised. Only one quiet promise — to live, not for glory, but for those who would call him father.



                ДЕВЯТЬ ПРИТЧЕЙ МЕТАМОНАХА
                Кодекс космических истин
                от Владмира Васильевича Хлынина,
                2025-05-03


              Предисловие: Странник Порогов

Метамонах — не ангел и не демон, но свидетель промежуточного состояния, межграничья — существо, коснувшееся просветления и вернувшееся назад, оставляя за собой шлейф звёздной пыли и тишины. Его корабль, реликвия из кристалла и ржавой стали, несёт на корпусе семь звёзд: не украшения, а истины, выгравированные космическим огнём. Его единственный спутник — жёлтый Лабрадор — идёт рядом, безмолвный, но мудрее любых слов.

Он не проповедует. Он наблюдает. И когда он говорит, Вселенная замирает, чтобы услышать.


              Притча I: Звёздный Монах и Урок Безразличия

На выжженных дюнах забытой земли Метамонах сошёл со звёзд. Его корабль — наполовину кристалл, наполовину ржавая сталь — гудел воспоминаниями о давно потерянных мирах. Рядом семенил золотистый лабрадор, преданный, безмолвный и мудрый не по-человечески.

Он шёл по земле не как спаситель, а как свидетель — странник душ.

Однажды на восточном базаре он сидел под смоковницей, его взгляд не судил и не искал. К нему подошёл юноша, закутанный в шелка, беспокойный духом, с высокомерием, прикрытым любопытством.

— Научи меня тому, чего нет ни в одной книге, — потребовал юноша.

Метамонах не ответил. Он посмотрел на своего пса, тот вильнул хвостом и лёг.

Прошли дни. Юноша возвращался снова и снова, принося дары, льстя, даже угрожая. Но Метамонах отвечал лишь молчанием, его взгляд покоился на горизонте.

В ярости юноша возовпил:
— Почему ты игнорируешь меня?!

Наконец Метамонах заговорил, его голос был тих, как пустынный ветер:
— Тот, кто не ценит твоего внимания, однажды познает холод твоего безразличия.

Юноша замер, будто поражённый не оскорблением, а пониманием. А Метамонах поднялся, его собака пошла по его пятам, и растворился в звёздной пыли, тянувшейся за его кораблём.


              Притча II: Часы, Которые Исчезли

В сумеречной долине мерцающих экранов Метамонах приземлил свой звёздный корабль у тихой деревни, где смех был редок, а время текло странно, будто не решаясь стареть.

Там он встретил мужчину — ни молодого, ни старого, с глазами, горящими синим электрическим огнём, но с руками, дрожащими от невидимой усталости.

— Что ты построил? — мягко спросил Метамонах, наблюдая, как мужчина смотрит в светящийся ящик компьютера.

— Я покорил королевства, убил драконов, достиг всех вершин, известных человеку! — с гордостью ответил мужчина.

— А за пределами экрана?

Мужчина замолчал, неуверенный. Его комната была наполнена тишиной, коробками от пиццы и трофеями, которых никто не мог коснуться.

— У меня… есть ещё время, — пробормотал он.

Лабрадор тихо вздохнул и свернулся у ног Метамонаха. Тогда монах прошептал не со злостью, а с глубокой печалью:
— Несчастная трагедия — когда человеку тридцать, а всё, что он собрал, это часы, потраченные в чужих мирах.

Звёзды наверху мерцали, как воспоминания. Мужчина выключил экран. И впервые услышал звук ветра в настоящих деревьях.


              Притча III: О Кошках и Придворных

Метамонах, окутанный звёздной пылью и тихой усмешкой, явился в мраморный двор великого королевства, где люди кланялись слишком низко, а истина гнулась, как тростник на ветру. Шёлковые мантии скользили по полу, языки лебезили слаще мёда, а эго кормили с серебряных ложек.

Толпа учёных и подхалимов окружила Метамонаха, осыпая пустыми похвалами, каждое искуснее предыдущего.

«Ты мудрее звёзд!» — сказал один.
«Твоё молчание божественно!» — воскликнул другой.
«Умоляем, научи нас!» — взмолился третий, украдкой поглядывая на милость короля.

Лабрадор, безучастный, обнюхивал мраморную колонну. Вдруг маленькая кошечка, чёрная как безлунная ночь, вошла под аркады, лизнула лапу и — с совершенным кошачьим равнодушием — принялась вылизывать себя там, где приличные придворные даже не посмели бы взглянуть.

Метамонах наблюдал, усмехаясь, и произнёс так, чтобы все услышали:

 «В отличие от людей, кошки приберегают искусство лести только для себя».

Воцарилась тишина. И в этой тишине Истина улеглась на трон, мурлыча.

             
              Притча IV: Урок Быстрой Награды

В затерянном посёлке, где песчаные бури хоронили чужие секреты, а неоновые вывески мигали, как пустые обещания, Метамонах разбил лагерь под ржавой спутниковой тарелкой. Лабрадор дремал, приоткрыв один глаз, будто стерег что-то священное.

К монаху подошёл юноша — в новых сапогах, с блестящим мечом, сердце его рвалось к славе.

«Повелитель Небесных Троп, — выпалил он, — я хочу знаний. Силы. Любви. И хочу их сейчас — до заката луны!»

Метамонах протянул ему зеркало. Юноша нахмурился.

«Я просил сокровищ, а не своего отражения».

Монах рассмеялся, как ветер в колокольчиках.
«Хорошо», — сказал он и, не двигаясь, указал в тень.

Внезапно — щелчок, вспышка, удар — юноша отшатнулся, щека пылала от незримой пощёчины.

«Что это было?!»

Голос Метамонаха был спокоен, как глубокая вода:
«Единственное, что в этом мире можно получить быстро и дёшево… это пощёчину».

Он помолчал, глаза сверкали, как двойная звезда.

«За всё остальное — знания, мастерство силы, любовь — расти корни. Жди дождя. Учись терпению».

Буря утихла. Юноша всё ещё одной рукой держался за щёку, а в другой — зеркало. И начал — медленно — понимать урок жизни.

             
              Притча V: Пятая Звезда

На корпусе корабля Метамонаха — пять звёзд. Не за победы, а за обретённые истины. Пятая светит ярче всех, ибо выкована в огне предательства и тихой силе, что приходит после.

В замёрзшем северном порту, где люди меняют надежды на рукопожатия, усталый странник встретил Метамонаха. Глаза его были пусты от сломанных клятв, карманы набиты долгами, замаскированными под мечты.

«Я верил другу, наставнику, брату, — горько сказал он. — Все бросили меня. Как я могу снова доверять?»

Метамонах положил в его ладонь горящий уголь.
«Держи его живым», — сказал он.

«Но он жжётся!» — мужчина дёрнулся.

«Да, — ответил монах. — Это ты». И затем произнёс: «Ты не ошибёшься, если единственный, на кого ты будешь рассчитывать — это ты сам».

Лабрадор завыл на луну, будто отмечая чистую истину. А над ними, на потрёпанном корпусе корабля, пятая звезда вспыхнула — не за победу над другими, а за победу в самом тяжёлом искусстве: доверять себе, когда мир отворачивается.


              Притча VI: Зеркало Потребности

В джунглях, где деревья сплетены именами забытых, а реки поют о любовниках, что не вернулись, Метамонах шёл походкой того, кто терял и находил себя тысячу раз. Лабрадор, чуя ветер, остановился на поляне, где сам воздух замер в ожидании.

Там на камнях сидели двое. Мужчина с руками в мозолях и глазами, как сумерки и Женщина с беззвучными губами и взглядом, ищущим в ветре ответ.

Они часто встречались, много говорили, но всегда расходились — боясь назвать правду, что тихо пела между ними.

«Почему больно быть рядом и ещё больнее — врозь?» — спросила женщина у неба.

Метамонах встал между ними, как звезда, проходящая между планет.
«Вы вращаетесь друг вокруг друга, но не знаете, взаимна ли ваша гравитация».
Он начертил круг на земле.
«Счастье — не в богатстве, не в покое, не в страсти. Оно вот в чём: быть нужным тому, кто нужен тебе».

Он поднялся. Двое взглянули друг на друга — больше не ожидая, кто заговорит первым. Над ними зажглась шестая звезда — не в небе, а в пространстве между двумя сердцами, наконец шагнувшими к одному свету.


              Притча VII: Пустое Солнце

В пустыне золотого безмолвия, где время текло медленнее сожалений, Метамонах шёл по дюнам, лабрадор брел рядом, ловя тени, видимые лишь ему.

Там он встретил женщину, рыдавшую под опалённым деревом. В руках она сжимала нераспечатанные письма и фотографии, выцветшие, как призраки на солнце.

«Я отдала ему всё: мечты, огонь, имя. Теперь, когда он ушёл… я не знаю, кто я».

Метамонах сел рядом. Долго молчал, будто слушая саму тишину.
Наконец, тихо, как сумерки, опускающиеся на скорбь, сказал:
«Сделать другого своим смыслом — значит отдать душу в дрожащие руки».

Он поднял камень, тёплый от солнца.

«Строй храмы внутри. Пусть другие приходят — но не владеют».

Лабрадор ласково ткнулся носом в её ладонь. Женщина удивилась, что всё ещё существует без кого-то, кто бы её определял.

Тогда Метамонах произнёс урок дня:— «Не делай людей смыслом своей жизни. Будь сама смыслом — и позволь людям встретить тебя там».

В ту ночь седьмая звезда зажглась не огнём, а ясностью — звезда возвращённого «Я».

              Послесловие: Ненаписанная Восьмая Звезда
На корабле Метамонаха есть место ещё для одной звезды.
Возможно, её предстоит заслужить тебе?


              Притча VIII: Божественная Ошибка

На шумном базаре, где благовония скрывали обман, а молитвы поднимались, как дымные сигналы отчаяния, появился Метамонах — его корабль слабо мерцал звёздной пылью и иронией.

Он не делал громкого входа. Простой шаг, кивок, лабрадор, обнюхивающий сандаловое дерево, расшифровывающий знаки других животных.

Но шёпоты разнеслись быстрее огня в сухом тростнике.

«Он вернулся…»
«О Господи, только не снова».
«Разве его не сослали на Внешние Луны?»
«Он же ходил по антиматерии!»

Нищий подошёл ближе, глаза расширены:
«Ты… Это Ты?»

Метамонах улыбнулся: — «Люди вечно путают меня с Богом. Стоит мне войти — и сразу: О Господи, опять Ты!»

Лабрадор тявкнул — один раз. Толпа рассмеялась — один раз.
И в этот миг явилась странная ясность: «Иногда божественность — это ошибка узнавания. А иногда — просто эхо того, кто приходит, когда правда слишком тяжела, чтобы нести её в одиночку».


              Притча IX: Пуля рядом с тобой


Метамонах сошёл в мир, объятый пламенем — но не солнечным, а знамённым.
Дети маршировали в железных сапогах, слишком больших для их ещё мягких стоп, распевая песни, которых не понимали.

Один мальчик, лет четырнадцати, подбежал с палкой, вырезанной наподобие ружья.
«Я готов, — сказал он, глаза горят. — Я хочу сражаться за славу!»

Метамонах ничего не ответил. Его лабрадор лёг, прижав уши, затаился в скорби.

Потом они шли вместе через задымлённые поля, пока не наткнулись на двух юных солдат — один смеялся, другой молчал.

Внезапный хлопок рассёк воздух.

Смеющийся мальчик рухнул — алая кровь растекалась по пыли, как пролитое густое вино.

Тишина кричала громче бомб.

Метамонах положил руку на дрожащее плечо юноши.
«Мальчики всегда мечтают о войне, — сказал он, — пока пуля не находит того, кто стоит рядом».

Мальчик зарыдал.

Тогда Метамонах заговорил снова — его голос был тихим и твёрдым, как ветер после грома:
«Первыми гибнут храбрые. Но истинное мужество не в том, чтобы бежать навстречу смерти, а в том, чтобы остаться в живых — чтобы не предать тех, кто зависит от тебя. Ты должен вырастить ребёнка. Защитить семью. Это — высшая доблесть мужчины».

И когда мальчик взглянул на опалённый горизонт, Метамонах прошептал слова, древнее огня:

«И перекуют мечи свои на орала,
и копья свои — на серпы:
не поднимет народ на народ меча,
и не будут более учиться воевать». — Исаия 2:4

В ту ночь не подняли ни одного знамени. Лишь одно тихое обещание — жить не ради славы, а ради тех, кто назовёт его отцом.