Бедный Блинков

     Дети войны!! Дети, родившиеся перед войной или во время её воспринимали действительность как норму. И как бы не было им тяжко, другой доли они не знали. Я пошла в школу в 1948 году, школа находилась тогда на окраине города Хабаровска, в районе нефтеперегонного завода. Семьи рабочих жили в основном в бараках, некоторые в деревянных двухэтажных домах; такие дома и сейчас есть в Хабаровске, правда их планомерно сносят, но и сейчас их достаточно много.

     Дети ходили в школу в отцовских телогрейках. Бежит маленький первоклассник –телогрейка до колен, рукава до земли и на боку «школьная» сумка из мешковины-котомка, сшитая матерью. За учебный год приходилось шить 2-3 сумки, т.к. на такой котомке было удобно кататься зимой с горки. Других развлечений и не было.

     Помню, что до Нового года мы писали в прописях карандашами. Некоторые дети и карандаш держать не умели. В период войны в детский сад почти никто не ходил – садов было мало, дети сидели дома со старыми бабушками или вообще одни под замком.  Я училась хорошо, до школы уже умела читать, писать и считать. И меня выбрали звеньевой. Почему-то наша учительница посылала звеньевых ходить по домам учеников, которые плохо учились, и говорить родителям про плохую учебу или поведение их ребёнка. Мне это очень не нравилось, и дети дразнили «ябедой», но куда же денешься, если учительница даёт задание.

     Вот и в тот раз мне надо было по дороге домой зайти к Блинковым и сказать, что их сын совсем не делает домашние задания и получает одни двойки. Я и пошла. Блинковы жили в деревянном доме в комнате на первом этаже.  В такой же комнате, но в другом доме, мы жили впятером. А тут я увидела совершенно пустую комнату – по середине стол, застеленный газетой и колченогий табурет, у стены кровать, на которой лежала женщина, укрытая чем-то серым. До сих пор помню эту комнату всю в серых тонах. Хотя под потолком горела лампочка. При моём появлении она села на кровати, но не встала. В углу на табуретке сидел и дрожал толи от холода, толи от голода или страха бедный Блинков. Как его звали я не помню, может и вообще не знала, к нам обращались по фамилиям. Он был маленький, худенький и всегда бледный. Они и жили вдвоём с матерью. Я сказала, что меня прислала учительница сказать, что Ваш сын плохо учится. Тут мать начала подниматься с кровати и закричала на сына:
     – Ах, ты гад, я сейчас тебе кишки на кулак намотаю!!…

     Блинков ещё больше сжался на своём табурете, ещё больше побледнел (хотя, куда уж больше!) Я выскочила в ужасе. Я представила, что сейчас она начнёт бить кулаком в живот бедного Блинкова. Прошло больше семидесяти лет, а я всё помню эту картину.

     Почему наша учительница сама не ходила к ученикам? Посмотрела бы на условия жизни, поговорила бы с матерью. Не знаю… Но, помню, помню этого Блинкова, и ощущаю какую-то вину перед ним.

     Сейчас я понимаю, что может и мать его была придавлена той жизнью. Она с маленьким ребёнком пережила войну и три года послевоенного трудного времени. Не все женщины сильные, ей, конечно, дали и работу на заводе, и жильё…но, может и работа была тяжёлая для неё, и ей не хватало сил на сына.
В школе массовых драк не было, конфликтов на национальной почве не было.

     Может поэтому мне стало так страшно за Блинкова. Мы твёрдо усвоили, что все люди братья. Маленьких и слабых никто не бил. Конечно, мальчишки дрались иногда, но один на один, и правило – «лежачего не бьют» – работало четко. Сейчас, когда вижу по телевизору сцены школьных конфликтов, когда кучей бьют ногами по голове и животу одного ребёнка и даже девочку, в ужасе думаю: –«Почему мир так озверел? Чего сейчас им не хватает?»