Очень длинный месяц часть 1

Очень длинный месяц

Часть 1.

Сорокодневный апрель (или роман на фоне стройки)

Жизнь – эксперимент, который ты проводишь в индивидуальном порядке над самой жизнью, используя себя в качестве подопытного животного: обезьянки, кролика, мышки, мушки дрозофилы. Результат можно обобщить в тексте.
Тебе известны работы предшественников, ты видишь их достижения и ошибки. Ты собираешься «идти другим путем». Собственно, ты и идешь им, уже давно. Налицо промежуточный результат эксперимента. Наверное, он не впечатляет, возможно, и в конце не впечатлит. Всякий подобный эксперимент – большой риск, поэтому многие и не рискуют, выбирая компромиссный вариант, хорошо нахоженную дорогу. Притом что любая дорога все равно уникальна.
И дело вовсе не в том, чтобы обязательно идти путем максимального сопротивления. Можно биться головой в ложную дверь, за которой ничего нет, голый космос. Для начала надо найти свою дверь, много раз стукнувшись черте куда. И ты – возможно, до самого конца – не знаешь: твоя ли это дверь и дверь ли это вовсе? В этом и суть эксперимента.
Каждый человек – как архитектор и строитель сразу, который на глазок возводит здание по какому-то неведомому, странному, никем не утвержденному проекту. Оно может рухнуть, оно может получиться полным уродством, оно может стать шедевром – в исключительном случае.
И, в общем, мы действительно свободны в этом эксперименте, в какой бы ситуации мы ни жили. Может, наши возможности ограничены, но мы все равно будем строить, и мы выстроим что-то ни на что не похожее. Ограничения же, как подтвердит любой архитектор, лишь стимулируют мастера. Поэтому не надо жаловаться и унижать свое мастерство. 

***

Теперешнюю мою жизнь надо было заслужить. Надо было узнать, как живут другие люди, не философы (как я!), увидеть героизм этой жизни, ее безумие, ее ловушки… Попасться в них, выбраться. В общем, пожить «полноценно», «как все»… Потерять здоровье, разрушить нервную систему.
Теперь она немного восстановилась. И я не успокоился, не «заснул», если способен писать стихи. Записываю себя на ребрах жизни. Или: записываю свою жизнь на ребрах будней.
Я рад этому периоду, больше, чем всем предыдущим, хотя некоторые из них тоже были неплохи, результативны и внушали надежду. Но теперь все совсем другое – и я рад этому другому, его возможностям, его ветру.

Встретил маму. Она провела месяц в Турции. Говорит, что плавала каждый день в бассейне по 45 минут без перерыва. Не хило в 75 лет!

Аллочка все же не полетела: болезнь так и не была побеждена.
Утром напоследок сделал мощную «йогу», несмотря на слегка заболевшую спину, и успел погулять с собаками, хотя не весь маршрут. Два часа сидел в «Шоколаднице» в Домодедово. Мой столик обслуживала очень симпатичная девушка. Вот когда во мне просыпается художник.
Прочел весь последний «Дилетант».
Самолет старенький, Ту-204, 210 мест – и все заняты. Очень много маленьких детей, и они кричат. Рейс слегка задерживается.
Перед вылетом успел поспорить со стюардессой, настойчиво призывавшей меня снять наушники. А я хотел выяснить: чего ради? Не услышу объявления, что мы падаем? Пожилой мужик сзади ткнул меня и стал на «ты» допытываться: чего я не слушаю, когда мне говорят! К нему на помощь (ибо ему понадобилась помощь) пришла женщина через проход…
Я читал «Бойню №5», полет нимало не занимал меня. В Симфере +6, не густо для 4 апреля.
Мужик сзади вежливо пропустил меня вперед. Я попрощался с проводницей и попросил не обижаться. Девушка у трапа помогает ребенку сойти. Везде строительство новых терминалов. Я без вещей, поэтому один из первых оказался на улице – и попал в оборот таксистов. Они хотели довезти до Севаста за 3 тысячи. Я сказал – две, и был в этом непоколебим. И быстро нашел того, кто был согласен: мэна средних лет с приятными манерами и голосом. Он сказал, что днем тут шел снег с дождем, погода вообще плохая и особо хорошей не ожидается. Забор вдоль аэродрома расписан детскими граффити на тему воссоединения Крыма…
Пока ехали через Симфер – он умудрялся писать эсемески, и я уж хотел предложить ему поменяться ролями… Погода правда не ахти, то и дело начинался редкий дождь. И дороги не стали лучше. И даже на такси путь занял сильно больше часа. (Бензин зато практически не вздорожал: был 36, стал 37). Лицезрел в небе над горами ужасные тучи – и при въезде в Севастополь угодили в сильный ливень. Конец пути проделали уже в темноте.
Но на Фиоленте дождь ожидаемо кончился. И здесь меня ждут: Пеппи включила свет, открыла заедающую калитку. Обнял ее за себя и за Мишу. Собственно, первый раз за много лет мне было легко ехать сюда, зная, что меня ждет здесь интересный мне человек. Что все будет не так, как всегда…
Она сделала обед и купила вина. Живет она очень скромно, даже обогреватели работают лишь в ее комнате и на кухне, к тому же вполсилы. Оттого в доме +10! Включил обогреватель в прихожей и в своей комнате.
Она показала свою картину, первую маслом, с убегающей девочкой и сиренью. На ней до сих пор не высохла краска. И есть типа развилка расходящихся дорог. Символично.
Она рассказала про свой участок, как, впервые в жизни, сажала редиску. Я разжег камин, и мы расположились перед ним с вином и сырками, которые она купила ради меня. Миша не сходит с ее языка. Я не стал рассказывать, что он приезжал в Жаворонки то с одной девушкой, то с другой. Впрочем, по его словам, у него с ними ничего нет. Но и сюда он не едет.
Она стосковалась по общению и говорит без остановки, главным образом про жизнь у Дениса, куда она вписалась в конце января по моей наколке.. Она восхищается Леной – как она справляется одна в шестью (включая Дениса) детьми, хозяйством, зарабатывает деньги на нескольких работах и еще умудряется писать иконы.
Из плохих открытий: крыша над каминной продолжает течь. Досталось и соседней комнате, где я прошлым летом сделал ремонт: на потолке мокрое пятно. Поэтому нет смысла делать ремонт в каминной, как я планировал: надо сперва решить вопрос с крышей. Обвалилась плитка бассейна, течет насос, отчего он почти не выключатся. Сгнили и развалились жалюзи на первом этаже…
Я нервничаю рядом с ней: от ее близости, близости женщины, которая мне нравится. И я знаю, что тоже ей нравлюсь. Беру себя в руки и успокаиваюсь. Главное, чтобы она не переборщила с заботой.
Ночью я спал в одежде под тремя одеялами. Хотелось надеть на голову вязанную шапку. Вспоминал Малую Лабу на Кавказе в марте 92-го, где жил с Сеней Петерсоном в горной деревне – и ходил утром на горные этюды. Мы жили в летней кухне знакомого художника, топили печь, и, тем не менее, по ночам температура в ней падала до нуля... Юг, блин!

С утра солнце. Я открыл жалюзи и впустил его. Вынесли ненужные в доме вещи. Наконец увидел, что у меня цветет розовый песик, почти распустилась груша. Еще цветут нарциссы. А гранат, кажется, погиб. Однажды тут было -17, говорит Пеппи.
После завтрака я занялся насосом: отсоединил, вытащил на улицу, снял крышку, но до текущего сальника не добрался (что течет сальник – считает Денис, который помог Пеппи разместиться в моем доме). Решил ехать к мастерам на Пятый. Пеппи со мной. Она написала, даже, скорее, нарисовала письмо Мише – и хочет отправить в городе.
– Он его не стоит! – сказал я.
– Не завидуй! – парировала она.
– Почему же?..
Я удачно завел машину, подкачал колеса. Бензина практически ноль. Но худшим сюрпризом было то, что металлические ворота лопнули в нескольких местах. Аккуратно открыли их и поехали. Главное – доехать до первой заправки. Миновали пробку у Пятого. Ремонт переезда-перекрестка начали и бросили, сделав проезд еще сложнее. О качестве асфальта трудно говорить, потому что местами нет самого асфальта! Заправился на Хрусталева и подкачал колеса. И повернул к Острякам, где Пеппи через интернет нашла почту.
Остряки тоже в пробке, может быть, по поводу выходного дня, когда все устремились на местные рынки. Пеппи предложила запарковать машину у Sea Mall’а, но и тут оказалось непросто найти место. И я поперся на «металлический рынок» («Южный») в надежде починить насос. Знакомый горбатый мастер посоветовал обратиться к соседу, пожилому мужику в палатке со всяким хламом. Мужик посмотрел, посовещался с другим пожилым мужиком – и отказался. В палатке, где продают насосы, мне посоветовали обратиться в ремонт на Руднева, даже дали телефон. И мы с Пеппи пошли в супермаркет, около которого припарковано мое авто. С Пеппи просто: она быстро все находит и во всем разбирается, например, во взвешивании овощей. А потом учит других покупателей.
Супер стал еще беднее, чем в прошлом году. Полки заняты однообразной продукцией, словно при совке. И цены теперь действительно почти московские, во всяком случае, на все некрымское. Инкерманских вин нет вообще, как и крымского коньяка. Все же набрали продуктов на три тысячи с лишним. Несли к машине в трех больших пакетах.
Дома я вернул насос на место. Но теперь вода хлещет из-под крышки. Стал снимать крышку – потерял болт. И Пеппи, добровольно помогавшая мне и державшая свет, кинулась его искать в темном сарае. Никогда у меня не было такого помощника! А она говорит: это просто любопытство. Нашла болт, я посадил крышку на герметик – и мы пошли на море, взяв коньяк, шоколад и рюмки. 
По дороге к морю совсем тепло. Красивые цветущие деревья, свисающие через заборы, на фоне голубого неба. Весна в Крыму всегда постоит за себя. Море странного салатового цвета, словно Средиземное. Оно штормит и мутно, но красиво. И его вид, хоть знаком до безобразия, все равно поражает.
Она здесь никогда не спускалась – и ознаменовала спуск тем, что легла на деревянный помост у основания мыса Львенок, где летом устраивают кафе.
На большом пляже пара мочит ноги в прибое. Ну, а мы пошли на маленький, где никого нет. Нашли хорошее место на плоском камне под скалой, защищающей от ветра. Стали пить коньяк. Под задницу я сунул один из ее гетр. Мне с ней очень хорошо и легко. Она лучшая здесь компания. Даже лучше Мангусты, с которой мы ни разу не спустились на Фиоленте к морю.
Море весело бьет в берег под солнцем. Я снял обувь и пошел попробовать его. О, какое оно ледяное! 18 лет назад в это время я здесь купался. Сейчас не решусь даже с коньяком. Да и так хорошо! Я рассказывал ей, как попал сюда. Выпили весь коньяк. Она повторила за мной окунание ног.
По лестнице она поднималась так, что я не мог ее догнать! Это что-то беспрецедентное. И кивает на фисташку:
– А это что?
Она интересуется растениями, «я же девочка!», но не знает их названий.
Наверху, у начала грунтовой дороги к морю стоит «москвич-комби», съехавший сюда с асфальта и застрявший. Только я хотел спросить: не нужна ли помощь, как узнал в одном из ребят, стоявших у машины, Андрея Волшебного Помощника. Он представил меня своему другу Герману, хозяину машины. У нее, мол, нет тормозов, поэтому и съехала. Хорошо, что не с обрыва. Он вспомнил о нашей ссоре, я предложил обсудить это позже, а пока лучше толкнуть. Втроем с еще одним их приятелем толкнули, но неудачно. Андрей позвонил своему «брату», чтобы тот приехал на машине. Пока он ехал – Андрей разузнавал, нет ли у меня для него работы? Я знаю его, он знает меня: иллюзий никаких нет. «Брат» приехал на старом «нисане». Внешне он азиат или кавказец. Он взял «москвич» на буксир – и сперва оторвал ему защиту картера. Но со второго раза вытащил. Обменялись с Андреем телефонами. С одной стороны, это, конечно, удачная встреча, но с другой…
Сперва обед, потом камин с чаем. Вспомнили Аллочку. Аллочка по-прежнему увлечена идеей купить здесь участок, и пример Пеппи ее еще больше вдохновил. Пеппи даже купила для нее газету бесплатных объявлений – с предложениями участков. Так она недавно нашла свой.
Я все еще несколько возбужден от ее общества, хотя судя по количеству Миши в ее разговоре, письму – она никак не может и не хочет его забыть.
Она распустила косички, что заплела ей Катя, дочь Дениса. Волосы в мелких кудряшках, как у средневековых ангелов. И стала ужасно привлекательна.
Я предложил посмотреть кино. Мы легли на мою кровать, подушки у стены, комп на столе. И посмотрели «Сабрину» с Богартом и Хепберн – ужасный американский сироп, свидетельство их духовной деградации, морального рабства перед деньгами.
Я прочел небольшую лекцию. А она лежит на моем плече и хвалит его (плечо). Лишь у одного ее знакомого, тоже Саши, мол, было такое же удобное плечо. У Миши – неудобное. Я глажу ее по голове. Рассуждаю про трудности одиночества, с которыми внезапно столкнулся после многих лет брака: отсутствие собеседника, сексуальная неудовлетворенность и, главное – как неприятно в одиночестве болеть.
Когда она жила одна – сексуальных трудностей она не испытывала, а болеть – да, это она понимает. Она подсчитала, что в этом году видела Мишу девять дней.
– Ты – соломенная вдова! – засмеялся я.
– Я никому не нужна… – жалуется она.
– Мне нужна, – утешаю я.
Она прижалась ко мне, мы лежим под одним одеялом.
– Мне надо идти, но так хорошо! – сказала она. – А там холодно!
Мне тоже не хочется, чтобы она уходила.
– Не уходи, я буду тебя греть.
Но она все же ушла.
Я даже принял душ, хотя это не очень комфортно, предварительно прогрев воздух в дабле «ветерком», как мы делали зимой 08-го, когда жили здесь с Лесбией и маленьким Котом...
Ночь гораздо теплее. К утру в комнате +18.

Утром хмуро и дождливо. Теплее, чем в Москве, конечно, но не в доме... Но все-таки опять Крым, и кажется, что я никуда не уезжал.
Пеппи сделала блинчики. Она проснулась в 8 утра и побежала смотреть насос. Потом помогла мне мерить площадку на крыше…
Мне пришлось сходу изучать и исправлять все, что сломалось в доме за время моего отсутствия. И, изучив, я понял, что тот план, с которым я сюда ехал, никуда не годится. Ибо сперва надо делать совсем другое, еще более грандиозное. Помимо того, что надо решать кучу неграндиозных проблем.
Я в раздумьях, я не понимаю, как мне справиться с крышей, особенно при отсутствии денег? Пять лет назад я уже капитально ремонтировал ее, надеясь избавиться от протеканий. Но это не помогло. Плоская крыша – опасная вещь, хоть и красивая. Когда-то я устроил ее, подражая волошинской в Коктебеле. И я не думал, что это окажется такой засадой.
 Что это будет за конструкция, если я решусь перекрывать площадку: деревянная, металлическая, легкая, капитальная? И нет архитектурного компа!
Пеппи хочет посетить свой участок, что-то посадить, артишок что ли, и я предложил пойти вместе. По ее планшету изучил маршрут.
Пасмурно, но не холодно. Мы шли мимо военных частей, потом через огромное поле в камнях за кипарисовым лесом. Воздушный ряд сосен на перекате пейзажа. Здесь когда-то я ходил с Лесбией к участку Расты. Вышли на грунтовую дорогу – которую я тоже узнал: в 97-ом, в свой первый приезд, я ходил здесь с Лёней и Тамарой, моей местной тетушкой, к морю. Отсюда до ее товарищества рукой подать.
В этом пейзаже есть что-то израильское – и он мне нравится. К тому же я давно здесь не был, и все какое-то новое. Пеппи сомневается, что я иду правильно, но я вывел ее прямо к дому. Недалеко от него есть маленький магазинчик. Около магазинчика – компания женщин. Высокая продавщица-блондинка вежлива и общительна. Сам магазинчик очень провинциален и беден. Все же купили пива и плавленых сырков.
Участок Пеппи (то есть ее тетушки, которая дала на него деньги) выходит прямо на дорогу, с другой стороны которой – лётное поле. В дальнем углу поля стоят несколько маленьких самолетов и три, типа, «кукурузника». На одном большими буквами начертано «СССР». Он и выглядит как музейный.
Участок мне понравился: он живой, цветут нарциссы, у соседа за забором из рабицы красиво цветет розовый персик. Зато дом – это такой сарай с одной низкой комнатой и еще двумя крохотными помещениями и мизерным, забитым хламом полуподвалом под баком для воды. Стены – неотштукатуренный «ракушняк» в полкамня. Формальная крыша. Но лучше, чем ничего. Пеппи гордится весьма авангардно покрашенным ею потолком. На двери дома, тоже авангардно покрашенной Пеппи, несколько фото: родственники и красивый Миша с гитарой.
Пеппи с гордостью показала маленькую взошедшую редиску, ее первую в жизни посадку.
– Лиха беда начало, – сказал я.
Я стал давать советы по дому. Пеппи вынесла во двор две табуретки, сделали импровизированный стол. Пили пиво из кофейных чашек. Говорили о доме, Крыме, ее соседях, будущем лете, она рассказывала о своих родственниках. Она очень надеется на приезд Миши. Возвращаться ей, собственно, некуда. Да она и не хочет. И это ее как бы первый свой дом, к которому она – поэтому – испытывает нежные чувства. Она уже много сделала для него, например, восстановила с помощью местного председателя Руслана электричество. Купила холодильник и газовую горелку. И даже ночевала в нем, несмотря на свой страх и погоду.
Бутылка кончилась очень быстро, сырки оказались великолепны.
В общем, все неплохо, вынес я вердикт, лучше, чем можно было ожидать. И до меня можно дойти за час спокойным шагом.
Теперь мы пошли к морю. Она уже один раз тут ходила. Но очень скоро потеряла дорогу. Поэтому вести стал я, сверяясь с планшетом. В траве голубеют дикие ирисы, горят желтые кусты кизила. Пеппи всему радуется, присаживается и любуется.
– Я же девочка! – оправдывается она.
И мне это нравится.
Случайно вышли к огромному недостроенному дому. Плиты и стены внутри исписаны, в том числе явно хиппами. Пеппи боится подняться по железному каркасу лестницы без ступенек и перил на второй этаж. Боится – но все же поднимается. Огромные проемы окон, здоровый балкон, мощная стропильная конструкция, дымоход – и все брошено. Тут начался дождь, но у нас есть крыша.
Дождь скоро кончился, и мы снова идем. Я уже понял, где мы находимся: чувство не подвело.
Скоро мы вышли к шоссе и к Маяку. Когда-то здесь я в первый раз увидел Фиолент и почти в это же время. Но тогда было солнце, а сейчас пасмурно. Но все равно красиво. У магазина увидел двух молодых людей, с которыми летел в самолете. Купили коньяк и воду. Домой ехали на автобусе – за 6 рублей!
В прихожей уже +14, в моей комнате +20. У нас суп, к которому Пеппи сделала отличную пиццу. Опять камин с чаем. Я вспомнил повесть и фильм «Барьер» – и предложил посмотреть. Удивительно, но я помню, оказывается, почти все реплики. А на улице – дикий дождь, ветер, вода течет через стык под пластиковым окном и капает с подоконника на пол.
Пеппи поблагодарила за кино: кто еще мог бы предложить ей такой фильм? Да кто знает о нем? А у меня к нему есть история. Да и вообще – сколько у меня разных историй по любому поводу. Она слушает, снова лежа на плече, я ее обнимаю. Мне очень хорошо с ней, хотя и тревожно. Даже не понятно: было бы лучше, если бы она была «свободной»? Было бы трудней удержаться от романа – а это очень серьезное дело, хотя никого, приятнее ее, у меня сейчас нет. Она внимательна, нежна, покладиста, готова на все. У нее легкий характер. И с ней можно говорить о литературе.
Она снова долго не уходит, но я уже не предлагаю остаться, хотя в моих намерениях и нет ничего предосудительного. Я уже знаю, как она любит Мишу, и уважаю ее чувства. Пусть их отношения и кажутся мне странными.
После ее ухода залез в почту – и нашел письмо от Мангусты. У нее двухнедельная мигрень. И ей любопытно: интересуюсь ли я девушкой из моей «повести» (как она ее назвала), поддерживаю ли связь – или: кончено так кончено? Странный вопрос.
Сама она учится писать маслом и рисовать, нашла учителя из России. И продала картину «Саксофонист» за 800 шекелей! Кроме головы – все у нее, кажется, отлично. Впрочем, о возлюбленном ни слова. Хочет знать, как живу я?
Написал ответ, посмотрел ЖЖ. Опять принял ночной душ.
Потом писал дневник. Но силы кончились раньше, чем повествование. А ночью в одном из снов снилась Пеппи, будто мы куда-то с ней едем. Ничего эротического, но мы словно уже пара.

Долго спал. В какой-то момент стало так жарко, что убрал обогрев наполовину.
Утро туманное… +8. Тяжелые темные облака, ветер. Идти никуда не хочется.
Пеппи слушает стихи Бродского в исполнении автора, с наложенной музыкой. Напоминает проект Larks Band. В одном варианте присутствовал прекрасный женский вокал (стихотворение: «Так долго вместе прожили…»)… Долго – это шесть лет!
Ну, а я стал решать вопрос с теплом: за неполные три дня и несколько дней жизни Пеппи – мы нажгли электричества на 700 р. Подсчитал, что сейчас мы тратим 4 квт в час. А еще надо греть комнату Аллы, которая все же собирается приехать.
Сколько стоит установить газовый котел, работающий от баллонного газа? Пеппи пытается мне помочь, ища варианты в интернете через свой планшет. Созвонился с парой фирм и понял, что мне это обойдется не меньше, чем в сорок тысяч.
Поэтому «вспомнил» о дровах. Стал снова искать в интернете, но тут, как и с котлами: лишь старые украинские сайты. Спросил у Пеппи: а нет ли рекламы дров в газете бесплатных объявлений, что она купила для Аллочки? Есть – и много. Позвонил по первому же – и заказал куб дуба за 3000 р. и мешок угля за 500.  Привезут прямо сегодня. Полдня я решал проблему тепла – и решил дедовским методом.
Значит, надо опробовать печь. Она забита бумажным и картонным мусором под завязку. Одних пустых спичечных коробок в ней было штук сто! Выгреб все это, очистил топку и поддувало от золы. Я помню предыдущий опыт топки, когда весь дым пошел в дом, а печь так и не разгорелась. Жду, что будет? Сперва дым снова в дом. Несколько раз открывал окно. Но постепенно дым ушел, а печь горит. Я стал подбрасывать палочки, потом больше. Ура: печь работает! Скоро стало так тепло, что выключил обогреватель на кухне. Зато включил циркуляционный насос на трубе: если бы еще тепло пошло в батареи!
За это время Пеппи сделала суп, салат и макароны. Первый ужин у печи. Только поели – звонок от Андрея Волшебного Помощника: он уже стоит у калитки. Пеппи пошла ему открывать: она сама помощь. Он пришел узнать насчет работы. Я показал ему ворота и стал обсуждать крышу. У него сразу возникли альтернативные идеи, которые я отверг. Он пьет чай, ругает меня за машину, коньяк, который я пью, приводит какие-то сравнения, долженствующие показать, какая предложенная мной работа – ерунда! Снова хвалится участием в Крымской Весне. Учит, что не надо жалеть людей, а лишь сочувствовать – и потому не мешать им падать с гор, когда они ходят туда пьяными… Пеппи потом призналась, что очень от него устала. Я тоже, но я привык. Это он еще не «покурил»!
Едва он ушел – приехал микроавтобус с дровами. Два среднемолодых мужика показали мне салон, полный дров. Водила уверяет, что задержался из-за того, что все хотят дров. А дров нет, строгие законы. Им не дают рубить лес и вывозить налево, как было раньше. Ловят на дороге… В общем, набивал цену.
А на улице шквальный ветер с брызгами дождя. Пеппи держит калитку спиной, мы втроем в цепочку перекидываем дрова из машины во двор. Тут мужик объявил, что в машине – больше куба: возьму ли? С дуру согласился. И они мне насчитали 4450 (с углем) – вместо 3500, как договаривались. 200, мол, за доставку, 150 за разгрузку, плюс лишние дрова на 600 р. За доставку я платить отказался. И что я получил лишние дрова – сомневаюсь тоже.
– Можете забрать их назад, – предложил я.
Они стали громко возмущаться и, в конце концов, согласились на 4200.
Они уехали, и мы с Пеппи стали складывать дрова в поленницу. Сомневаюсь, что тут был даже куб, а не куб двести, как уверяли мужики. Меня грубо развели! – злюсь я на себя. И ведь не мальчик и знаю все их приколы…
Дрова как всегда уходят очень быстро. Я даже кинул для пробы немного угля.
И все же в доме первый раз по-настоящему тепло. В будущей Аллиной комнате запотели стекла. Но батареи не назовешь даже теплыми. Зато стена печи раскалена – и на втором этаже тоже.
У этой стены и лежала Пеппи, когда мы смотрели первый фильм Антониони: «История одной любви». Ее ноги под моими коленками. И пили вино под сырок.
Фильм несколько невнятный, Антониони не узнать, но есть обаяние времени. Главное – нельзя ничего предсказать, как в голливудских фильмах.
– Кроме последней реплики героя, – как заметила Пеппи.
Наколол щепок для утренней растопки – если Пеппи решится на нее (она никогда не растапливала печь). Но завтра с утра надо ехать чинить насос (я уже договорился об этом). А потом в «Муссон», где Пеппи по интернету купила мультиварку.
Она пришла прощаться, погладила по голове. Я обнял ее и поцеловал в щеку. Она призналась, как ей понравился мой рассказ о «Барьере», фильме и повести: такое же странное впечатление, как от самого фильма. Хотя иногда мой рассказ напоминал ей стихотворения в прозе, которыми ее мучили в школе.
Я удивился: что ужасного в стихотворениях в прозе (того же Тургенева)? Запомнить? И рассказал, как лет в восемь выучил наизусть рассказ О. Генри «Дороги, которые мы выбираем» – с одного раза. Даже и теперь кое-что помню: и стал читать наизусть. Она сказала, что было впечатлена, как я читал, закрыв глаза.
– Да, как сивилла, слушающая далекий голос бога, – шучу я.
В комнате +20 без обогревателя. Первую ночь буду спать голый, как летом.

Думаю, что на других мы производим впечатление пары. У нас нет последних радостей пары, но нет и особых обязанностей, из этих радостей вытекающих.

Два дня отвратительной погоды. Дождь, ветер, днем +5, ночью +4. Хотели поехать в город ремонтировать насос и по другим делам – не завелась машина. Поставил аккумулятор на зарядку, сел редактировать текст. Потом удумал порисовать Пеппи. Все лучше, чем ничего. Она сидела на кровати в белой комнате, лицом к окну, за которым гнулся кипарис, шумел ветер, горизонта не было – и море и небо слились во что-то общее. А окно то и дело заливал дождь.
Картина получила неофициальное название «Ожидание»: Пеппи в ожидании Миши, в ожидании исполнения своих желаний.
Потом читал историка Февра. Попытался подсчитать объем материала и денег на создание крыши – над крышей (плоской), исходя из местных цен. Все весьма непонятно. По виду кажется, что это невозможно. Интересно, что выйдет?
Вместе делали ранний обед. А на ужин Пеппи вновь сделала пиццу. Я дважды топил печь. Ночной фильм «Профессионал» с Бельмандо. Очень долго искал, что посмотреть, хоть это нашел. В небе появилась луна. Это радует. Пеппи спит, уткнувшись в плечо. Настроение так себе: устал от дум о крыше, тепле, деньгах – да и о Пеппи тоже. Хотя отношение к ней все спокойнее. Она охотно дает себя обнимать, целовать в голову, не отходит, явно хочет тактильной близости, но без всякого кокетства и притворства. Никаких намеков, красноречивых взглядов, игры… И кажется, что от дружбы с ней я выигрываю больше, чем от чего-либо другого. Ведь эротически я спокоен, мне просто нравится обнимать другого человека, нравится это ощущение близости. А большего ничего я, в общем, не хочу…

Проблема с Пеппи – в отсутствии всяких проблем. Жизнь с ней беспроблемна – и это большой соблазн. Хочется ее присвоить, одомашнить. Но как? В ней нет эротического соблазна, она не распространяет вокруг себя флюиды «возьми меня!», словно она не вполне женщина. С ней хорошо и так, без флюидов. Без них даже лучше.
Но я не до конца понимаю ее: столько внимания ко мне – и явная любовь к Мише, притом что с его стороны по виду нет ничего подобного.
– Я не ревнива, – говорит она.
Ее запросы скромны, ее эго очень умерено. По сути, она очень застенчива. Это мне нравится. Но это мешает мне понять ее отношение ко мне. А не все ли равно?..

Приехала Аллочка – и сюжет жизни изменился.
Перед ее приездом я сказал Пеппи, что готов предложить Алле альтернативный вариант: вложиться не в пустую землю, а в мой третий этаж, где будет ее мастерская (если она захочет). Ибо после долгих подсчетов у меня получилось, что создание крыши обойдется мне в 51 тысячу – лишь за материалы, без работы. А у меня всего 35.
До ее приезда ездил на Руднева, чинить насос. Но мастер не сдюжил. Зашли в букинист у Novus’a. Я нашел два альбома, Гойи и Кандинского, и две книжки, а Пеппи заявила, что хочет это оплатить. Были в «Муссоне», где Пеппи получила оплаченную мультиварку. И дома она ее опробовала, сделав зараз вкусный суп и картошку на пару. О прелести мультиварки она узнала, живя у Дениса. Лена постоянно готовит в ней. У них их даже две, ибо большая семья.   
Алла приехала на такси, причем таксист сперва повез ее не туда, а Алла не заметила. Мы ждали ее с едой, вином, коньяком. И в относительно теплом доме.
Погода лучше, появилось солнце, но все равно не больше 10. Красивый закат: солнце вырвалось из туч над морем, осветив фронт циклона, который уходит на восток, освобождая небо. Я снова меряю крышу – под сильным ветром.
Пеппи рассказала Алле про свою жизнь здесь, Алла – про Терри, с которой тусуется Миша – и о чем я вообще не упоминал, чтобы не расстраивать ее и не выглядеть сплетником, желающим поссорить ее с Мишей. Но Пеппи спокойна.
Алла кашляет, но чувствует себя лучше. Рада вырваться их Москвы, где погода ужасна!
– Ты нашу не видела день назад! – сказал я.
Ночью смотрели случайно найденный мной фильм: «Любовь: инструкция к применению», 2011. Две новеллы из трех очень неплохи, третья, с Де Ниро, весьма слабая. Девушки лежат на моих плечах, я их обнимаю, Аллочка обнимает меня. Все очень нежно. Все очень сложно.

Изменение погоды подтвердилось: с утра солнце. На завтрак Пеппи сделала не очень удачную овсянку: самое простое у нее не выходит. Занимались поиском участка для Аллочки. Пеппи нашла несколько вариантов в интернете. Один – в «Ямале», недалеко от меня. Есть бак для воды. Больше ничего нет. Хозяйка Ирина Михайловна хочет минимум 5800 гринов (после резкого падения курса рубля здесь опять в моде грины, то есть не живые грины, а абстрактные). Я предложил ей, что мы посмотрим участок сами – и не сразу добился от нее номера. Договорился с Волшебным Помощником чинить сломанные ворота.
И мы выдвинулись в поля. День отличный, хотя и ветряный. Пеппи быстро идет впереди, лишь цветочки в траве тормозят ее. Сперва не могли найти «Ямал», потом нужный участок. Случайно наткнулись на дом председателя. Он показал участок и сказал, что у хозяйки долг 6000 р. за скважину и не уплачены взносы за два года. У него нет ее нового телефона (все номера здесь после присоединения поменялись). И я щедро поделился. Тут продаются и другие участки, но еще дороже. На участке Ирины сидят трое рабочих с соседнего участка, пьяных и веселых. Один спросил, имея в виду Пеппи: «Что это за маленький человек?»
– Маленький, но важный! – ответил я.
Участок неплох, хотя мало деревьев. Цветет слива или черевишня. Под баком – металлический сарай. И до меня близко. И до моря.
Девушки пошли к этому морю, а я поспешил домой, заниматься воротами. Напрасно спешил: Андрей не приехал: нашлась другая работа. Зато я помылся и сел в Белой (теперь аллочкиной) комнате с проектом крыши. Тут и девушки пришли – с двухлитровым пивом. В окно солнце, тепло. Девушки легли на диван, я сижу на стуле в халатике. Пьем пиво с плавлеными сырками и сухариками. Они рассказали про свою прогулку, поговорили об участке, неуловимом Мише, с которым Пеппи много дней не может связаться. Пеппи, опередив меня, рассказала Аллочке о моем проекте – предложить ей профинансировать крышу. Я хотел отложить этот разговор на потом, когда Алла разочаруется в покупке земли (если разочаруется). Алла хочет и землю купить, и крышу профинансировать. Откуда средства?
– А у меня летом будет большая халтура…
Пеппи лежит на животе, Алла у нее на попе. Потом распутывает колтун в ее волосах, делает массаж. Пиво кончилось. Алла убрала все стаканы – и затащила меня в постель. Я опять посередине, девушки лежат головами на моих плечах, я их обнимаю, Аллочка меня тоже, даже ногой. Потом целует меня и гладит. А на мне легкий халатик, и я молюсь лишь о том, чтобы не началось возбуждение. Ситуация кажется чреватой.
– Ты серьезно меня искушаешь! – сказал я.
А через дверь на нас глядит портрет Мангусты, висящий у камина. Видела бы она эти аттические дни! Солнце, легкость, нежные женщины рядом. О чем мечтать? О большем?.. Но я не потяну. Да и ответственность. С Аллой у нас договоренность, а у Пеппи – Миша. В общем, разум возобладал и тут. Никто не сделал ни одного провоцирующего действия – и я предложил идти готовить обед. Женщины готовили, я же в основном топил печь.
После супа Пеппи повела смотреть закат на крышу. Она заявила, что хочет сесть на бортик, я не разрешил, но Алла ее поддержала – и Пеппи села, несмотря на мой протест. И потеряла тапки. Один улетел вниз, другой застрял на крыше балкона. Сумасшедшие пьяные женщины! Впрочем, Алла держит Пеппи сзади, обхватив руками. Я вспомнил пеппино сидение в 13 году на обрыве у Кильсе-буруна. По сравнению с ним – все это ерунда.
Достал тапок проволокой.
Продолжение обеда с вином и коньяком. Женщины хотят провести вечер у камина – и теперь я растопил и камин. Втроем подняли наверх третье кресло. Теперь больше молчали, слушали треск дров и музыку из моей комнаты. Пеппи напоминает про печь, куда надо подбрасывать дрова. Вспомнили о кино. Я предложил посмотреть «Весь этот джаз», который они не видели. Пока я очередной раз отлучился к печи – женщины сделали в моей постели гнездо.
Пеппи заснула, угревшись у теплой стены, Аллочке фильм понравился не так, как можно было бы ожидать.
– Все у тебя про смерть! – сказала она.
– Но там и секса хватало, – оправдываюсь я.
Если вчера ночью было +полтора, то сегодня уже +6. И я так раскочегарил печь, что даже в прихожей +18.
Пеппи ушла спать, а Алла позвала меня наверх для разговора. Снова расположились на моем диване. Оказывается, она хотела напомнить мне о нашем, якобы, договоре на полгода, в течение которого у нас не будет секса (друг с другом). И, мол, это было ее предложение, на которое я согласился, что, разумеется, не так, а прямо наоборот. И она категорически не была на это предложение согласна. Но не важно. Важно, что, по ее словам, эти полгода истекают через неделю, она специально вела счет.
Но, во-первых, я не помню о договоре, во-вторых, я не намерен ничего менять в своей жизни, в том числе сексуальной. Она жалеет меня, мол, в моей жизни нет законченности, все неопределенно, главным образом – с другими женщинами. Но у меня, по-моему, все с ними как раз определено, в отличие от Мафи с ней, о чем она мне и рассказала. Так что жалеть следует ее.
– Ты должен требовать письменного договора с женщиной, как в «50 оттенков серого», – сказала она.
Наверное, что-то такое должно быть между двумя (не в письменной форме, разумеется), если они взрослы и разумны. И если они выбирают брак, то – зная все его подводные камни, идя на него, как на жертву, без всяких иллюзий. А если выбирают «свободные отношения» – то без стремления одной стороны превратить их во что-то другое, типа квази-брака. Так было у нас с Мангустой, чей портрет опять перед глазами в проеме двери. Алла – за веселый секс, с любовью, но без замужества. И мне она желает секса, ибо:
– …Люди, избегающие его, становятся нервными, жесткими, теряют чувства вообще…
Но это не мой случай, я наоборот стал мягче. И я ничего не отвергаю.
Кстати, Аллочка было уверена, что днем в постели с ними я хотел секса, она видела «признаки». И стоило кому-то проявить инициативу – и все взорвалось бы! Она думала, что успокоилась, но увидев эти «признаки» – тоже неожиданно возбудилась.
– Ну, ты и до них была возбуждена. А потом – в такой обстановке, почти голый мужчина среди двух женщин… Простительно иметь небольшие «признаки»! – смеюсь я.
– Еще как! Я вообще не понимаю, как ты устоял! Тебе же хотелось! И Пеппи, я думаю, тоже…
– Ну, мы же взрослые люди. И разумность возобладала.
Я не отрицаю, что я не каменный, но отрицаю, что готов подписаться на это. Хотя, конечно, как фишка ляжет… С Аллочкой я точно не хочу. С Пеппи… Но у нее Миша. Сперва ей надо разобраться тут.
– Ты порождаешь у женщин беспокойство, – сказала Аллочка.
Мол, здесь две женщины, у которых давно «ничего не было». И так как и у меня давно ничего не было, то как бы сложились идеальные условия, чтобы что-то было. Мне, мол, не надо отказываться от секса.
Но я почти освободился от желания его – и не хочу начинать все снова, как переломавшийся наркоман. Было время, я очень страдал от его отсутствия, но сейчас я практически спокоен. Может, это время года, а летом все опять начнется. Она того же мнения и ждет, что у меня этим летом будет парочка приключений! Аж парочка!.. Мне бы и одного хватило. Да и не до него мне, у меня крыша течет!
Аллочка то и дело хвалит меня: как со мной удобно женщине, какой я настоящий мужчина, заботливый и терпеливый.
– У меня была долгая муштра. К тому же после жизни с детьми любые другие отношения с людьми кажутся нестрашными…
Аллочка полна сил, но я вымотан, в том числе смесью алкоголя. И все же я спокоен, я запрещаю себе защищаться, переживать, что могу попасть в ловушку. Я уверен, что не попаду. Можно глупо ловиться в ловушку, можно панически обходить ее за километр, а можно попытаться украсть сыр и не попасться. И это есть задача мастера. Которому, в общем, и сыр особо не нужен. Ибо и так все хорошо. Пока нет летней радиации…

Прекрасный весенний день, ни одного облака, в тени +12. И женщины ушли на море.
Я сходил в правление и заплатил взносы и за электричество. Секретарь спросила:
– Это вы Пасху приехали отмечать?
– Пасху?
– Да, во Владимирском соборе?
Странная мысль. Еще и во Владимирском соборе! А то в Москве соборов мало. Хотя Аллочка предлагала сходить на Пасху в храм, например в Георгиевский монастырь. Но я не хочу.
Посмотрел в интернете еще несколько вариантов участков. И тут появился Волшебный Помощник, с приятелем Константином.
– Опоздал, но приехал, – хвастается он.
– Всего на один день!
Константин ушел, а мы занялись воротами: их надо выправлять и варить. Я уже понял, что в них просто кто-то въехал. Я готов сам, но мне нужен помощник. Однако вышло, что работу делал Андрей, я лишь ассистировал, носил инструмент. Но он – мастер, все сделал очень тщательно. Поболтали с водолеем Петей, подъехавшим на своем мотоцикле – что-то варить у соседа. Обсудили мой инвертор «Днiпро». ВП его хвалит.
За работу, кроме денег, Андрей захотел чая, и вернувшиеся женщины сделали не чай, а полноценный обед – и пригласили работников. Андрей успел помыться. Потом долго тележил: ругал пиво, хвалил настойки, обещал «брата», который занимается участками, готов пойти с нами в храм в Херсонесе, куда теперь хочет Алла... Вспомнил и о возможности «почитать», то есть забить трубочку, но мы с Аллой категорически отказались. Вообще, в основном с ним спичила Алла – и это ему явно нравилось. Он вообще давно неравнодушен к ней.
Утомил так, что я назвал его демагогом. Вместо разговора с ним я цитирую стихи... Долго ломался и не называл цену за работу. Наконец, назвал тысячу. И видно, ждал, что я дам больше, как у нас бывало. Но я теперь не при деньгах... Он, кстати, не отказывается делать крышу.
Посидели-постояли с Пеппи на балконе – и я предложил прогуляться до ее участка, показать Алле окрестности (где находятся еще несколько вариантов участков). Алла не очень хочет идти, лучше бы тоже посидела на балконе...
– Жалко терять такой день в доме! – уговариваю я.
...У товарищества «Катюша» встретили небольшой табун лошадей, с которыми Алла захотела общаться. Зашли в заброшенный дом – недалеко от балки, через которую нам идти. Тут я увидел, что Алла устала. Как-то я не подумал о ее силах после болезни. А Пеппи бежит вперед так, что ее надо тормозить.
В «Таврии» снова купили сырков и пива. Алла осмотрела участок и дом. Ее такой вполне устроил бы. Только ей хочется ближе к морю. И она не хочет пить пиво.
– Попала под влияние Волшебного Помощника?
Солнце клонится к холму, и нам надо идти. Снова нацелились на Маяк, но двинулись какой-то другой дорогой, потому что потеряли старую. Удивительный закат над холмами, солнце сквозь ветви сосен. Я был бы в отличном настроении, если бы не думал, что Алла устала, и я мучаю ее. Зато Пеппи все нипочем: спускается с горы бегом, как лошадка. И при этом нашла на обочине рукколу, очень приятную на вкус травку. Нарвала ее для салата.
На Фиолентовское шоссе вышли уже в темноте. Алла хоть и отрицала усталость, но не вошла в магаз, а села рядом. А мы с Пеппи купили вино, кулич и мороженное.
Пеппи предложила идти пешком, мол, долго ждать автобус, но я, щадя Аллу, решил подождать. И он пришел очень быстро. Тут как раз Пеппи связалась с Мишей... У Царского она попросила водителя остановиться. Как с ней легко: некоторые функции можно сбросить с себя.
Но как она ждет продолжения разговора с Мишей, злится, что он опять не в сети!..
Я готов отвезти Аллу в Херсонес, но у нее уже нет сил. По своей многолетней традиции предложил фильм «Jesus Christ Superstar». Женщины не против. Но Алла хочет еще «Житие Брайана».
Я стал растапливать печь. Пеппи ждет, когда Миша снова появится в сети или включит телефон.
– К его приезду мои волосы станут длиннее еще на 10 см, – сказала она.
– Боюсь – на полметра. И станут совершенно седыми, как у Сольвейг. Если ты не помнишь – Сольвейг ждала Пер Гюнта всю жизнь и дождалась в старости.
Пеппи стала меня душить.
Вдруг она дозвонилась до Миши и ушла говорить в сад на достархан, подальше от чужих ушей. Я продолжил разговор с Аллой. Алла помнит сюжет «Пер Гюнта», а конец даже лучше меня (он ставился в ее театре).
Вдруг в дом врывается Пеппи – и чуть не бьет телефон об пол! Потом хватает стопку коньяку. Она в гневе, но обещает успокоиться. Пьем с ней чай. Пеппи рисует странный рисунок из линий – на обороте нового письма Мише. «Письмо Сольвейг» – назвал я его. 
– Как можно обижаться на человека, который даже не заметил, что я обиделась?! – воскликнула Пеппи.
И ругает себя за истерику. Это следствие того, что в ней стало больше женского, считает она.
Алла пробует выяснить, что случилось? Оказывается, Миша готов приехать, но на две недели, а потом уехать – на 1 июня. Оно ему дороже. К тому же приехать и уехать он готов за ее счет...
Алла начинает объяснять, что он не должен подчиняться ей, что не надо его тащить за собой, может, вообще – бросить. Пеппи пообещала решить это за лето.
Я молчу, потом ушел наверх, хотя Алла хотела фильма прямо сейчас. Но еще только полдесятого. Я предложил им обсудить все вдвоем, а заодно сделать салат. Но уже без рукколы, которую мы съели под разговоры.
В 11 они пригласили меня вниз. Девочки сделали картошку с грибами и салат. Вино и свечи. Романтический вечер и как бы праздник.
– Веселые ночи! – как назвала это Алла.
По поводу Миши я сказал примерно то же, что и Алла: Крым – это ее проект, Миша, может быть, и сказал ей, что не против, но это мало что значит. У него есть свой проект, музыка, и этот проект связан с Москвой. Крым – это маленькая эмиграция, и если она готова к ней, то он, вероятно, нет.
– Я завел Крым как компенсацию. А он стал детонатором. Во многом он способствовал концу моей семьи. Это надо учитывать.
Пеппи сказала, что все понимает.
– Ты за лето найдешь тут другого, – смеется Алла. – Мало ли их!
В 12 мы ушли в мою комнату смотреть «Jesus Christ Superstar». Мой старый диск не включился, пришлось искать в интернете. Оказалось, что у Пеппи такое плохое зрение, что она не может читать титры. Она этот фильм не видела – и все равно стала засыпать. Я начал тыкать ей в спину пальцем. И вдруг подозрительно молчаливая Алла вскочила и вспылила: почему я обращаю внимание на одну Пеппи, а ее игнорирую?!
Вместо долгих объяснений я стал ее успокаивать.
Досмотрели. Пеппи благополучно заснула, а Алла стала рассуждать об ИХ и религии: как, мол, евреи не просекли, не уверовали и т.д.. Я возразил, что все не так, и ИХ был не такой, если вообще был. И евреи здесь ни при чем, их странно винить, потому что, с точки зрения иудаизма, все, что есть в Евангелиях – дикая ересь. Но христианство, как проект, это да, что-то удивительное. Его придумали великие люди.
Она переживает, что в нашем мире убивают пророков. Но мир просто защищается от них и их влияния. Они соблазняют толпу сказками, которые приносят лишь вред. Они обещают людям то, что люди хотят услышать, чтобы утешиться. Они – лгуны, пусть сами верят в свою ложь. Они – фанатики, превратившие абстрактную идею в единственную реальность. Поэтому им ничего и никого не жалко. Мир для них – зло и нечисть.
Алла хоть и согласна, но ей все равно жалко Иисуса Христа. В последнюю неделю она вдруг вновь почувствовала любовь к православию.
Пеппи проснулась – и, качаясь, ушла к себе. Ну, а я под разговоры даже поиграл на гитаре.
– Пока Пеппи была у Миши типа ассистентки – у них все было в порядке, – сказал я. – Она ездила с ним играть на улицу, ходила со шляпой, следила за инструментами и т.д. Она была подручная при его «проекте». Но лишь она завела свой – все изменилось. Проект «Крым» и проект «Московский музыкант» – плохо сочетаемы. Начиная проект «Крым» – она должна была это учитывать. Неужели она правда думала, что ради нее Миша откажется от своего или даже как-то его трансформирует? Например, переберется играть в Крым?
– Возможно, она правда так думала. Разве трудно зарабатывать точно так же в Крыму?
– Только летом. Нет, Москва дает ему гораздо больше. Я вообще подозреваю, что он не очень ее ценит, в Москве у него огромное предложение, та же Терри...
Алла согласна. Она обнимается и вновь высказывает мне претензию за явное предпочтение Пеппи.
– А как же я? Может, я вообще тут лишняя? И мешаю вашему счастью?
– Перестань, не надо ревновать. Пеппи – маленькая, одинокая, брошенная.
– А я – не маленькая, не одинокая, не брошенная – тобой?!
...С женщинами хорошо. Но с ними не избежать подобных сцен. Она то обнимается, то ревнует. Притом что она ничего не теряет и не понятно, что рассчитывает приобрести?
Она опять полна сил, а я почти сплю. Хотя на ночь глядя выдумал сюжет про человека, у которого есть ручка-рычаг уничтожить мир...

...С утра Алла была в странном настроении. Отвергла оба мои предложения: поехать в горы и поехать в город. Призывает нас с Пеппи ехать в горы вдвоем, но я отказываюсь. Я хочу, чтобы поехали все. Она ушла думать. Я за это время помыл поддон и зеркало в ванной.
Вместо ответа Алла сказала, что ей хочется плакать, а не ехать куда-нибудь. То есть все сильно сложно. Однако хочет дать нам деньги на продукты. И мы с Пеппи поехали одни. Я молчу, Пеппи надеется, что к нашему возвращению настроение Аллочки улучшится. Я тоже очень надеюсь...
Оставили машину в Артбухте, прошли по приморской набережной, заполненной людьми, как летом. Да и погода почти как летом. Солнце, абсолютно голубое небо, уличные музыканты со своей музыкой. Прошли по Приморскому бульвару, поднялись к Владимирскому собору.
– Вот, Алла хотела посетить храм – и не посетила. А я не хотел – а посещаю, – сказал я при входе.
Людей немного, сильный запах ладана. Цветной свет, который я обещал Пеппи, из круглых окон. Прошла группа моряков в черных бушлатах и ушла в крипту, где могилы адмиралов. Жаль, нельзя с ними. Любимая улица Суворова, уже в зелени. Безлюдно, без транспорта, словно в 6 утра. Пеппи она очень понравилась, как нравится всем, кого я вожу по ней. Спустились на Большую Морскую. Я что-то рассказываю про Севастополь.
Зашли в «Безумное чаепитие». Тут тоже ноль народа и две официантки, которые долго искали нам чайное меню. А мы заказали кофе.
– Алла считает, что мы с Мишей все равно расстанемся, и советует сделать это побыстрее... А я ни с кем первая не расставалась, все всегда бросали меня...
В кафе вошла пара молодых людей, растаман и человек с внешностью чеченского фундаменталиста: короткие черные волосы, борода кирпичом. Причем «чеченец» явно пьян. Оба приветствовали нас. И тоже заказали кофе. Я предположил, что на улице они курят дурь.
Рядом с кафе мы выкурили по сигарете. На лавочке в середине двора под деревьями сидит рыжеволосая девушка, рядом с ней два давешних парня. «Чеченец» позвал нас к себе. Оказалось, он хотел угостить нас коньяком, а растаман – ганджубасом. От обоих даров отказались. «Чеченца» зовут Рома Ветер, растамана – Дима Инди, девушку – Лена Багира.
– Я знаю еще одного Ветра и знал еще одну Багиру, – признался я.
Мы тоже представились по всей форме. Типом лица Лена напоминает Мангусту. Одета в оранжевые лосины. Рома спросил: не музыканты ли мы? Потому что они-то как раз – да. Но Рома сломал гитару. И Пеппи стала давать советы, как ее починить.
– С кем поведешься...
У Димы есть большой там-там, но он сбил руки. Несколько недель путешествует стопом из Москвы. Но сам, по произношению, явно не из нее. Лена же – художник, зарабатывает тем, что делает тату. Живут с Ромой в Балаклаве. А вообще Рома строитель и на днях пострадал на стройке: ему на голову упал лист ДСП.
Лена достала странный инструмент «казу» и удивительно точно исполнила на нем гимн Советского Союза. Я похвалил слух. Когда-то она пела в оперетте, но кроме казу ни на чем больше не играет. Рома очень пьян, тем не менее, он стал искусно и страстно играть на флейте, которую достал из рюкзака, в стиле Jethro Tull. А пальцы у него и правда строителя, не музыканта.
Они пробуют играть вместе, Дима бьет в деревянный цилиндр, Рома очень неплохо импровизирует, а Лена «профессионально» ругает его игру.
– Все отлично! Можно идти на набережную, зарабатывать деньги, – сказал я.
– А мы и собираемся, – сказала Лена.
Она рассказала, что десять лет шила платье из бисера для свадьбы...
– Как Пенелопа, – сравнил я.
...И год назад надела его на свадьбу с Ромой. Она знает много неизвестных мне прекрасных мест под Балаклавой, в том числе катакомбы. Уверяет, что однажды дошла по берегу до Затерянного Мира на мысе Айя. Я не верю. Но она, мол, долго занималась спелеологией и хорошо лазит по скалам. Увлекается язычеством, и свадьба была по языческому образцу. Но Олю Суслову не знает, хотя слыша о ней и заходила в ее магазин «Ярга». У нее другой «учитель». Жалуется, что до Балаклавы никто не доезжает, а когда она жила в Севастополе у нее ночевало по 20-30 человек. Я обещал, что мы обязательно «доедем» – в надежде, что она сделает нам экскурсию. Заодно появились планы на строителя Рому. Она дала Пеппи свою визитку, я дал ей свой телефон.
Одаренные интересные люди, а сразу и не скажешь...
У «румынского» дома-модерн, что фланкирует двор, пожилой мужчина поливает кусты с ярко-желтыми, сильно пахнущими цветами. Но названия их не знает. Вышли на Одесскую, прошли через детский парк. У закрытого Центрального рынка Пеппи показала мне винный магазин «Точка». Приехав в конце января, она уже все здесь знает! Купили две бутылки вина и коньяк (на аллочкины деньги).
На заправке женщина-заправщица приняла меня за Джигурду.
– Ой, испугалась – Джигурда к нам приехал!
И удивилась, что я залил в свою «четверку» полный бак: такие машины, мол, никто так не заправляет.
В Novus’е оскудение ассортимента выглядит незаметнее.
Встретили Аллу в кухне. Думал, она специально спустилась встретить нас, оказывается – ничего подобного, просто так.
– Вы не спешили, – резюмировала она.
И мы согласились с этим. Рассказ о знакомстве с местным пиплом встретила со скепсисом и сказала, что все это время прорыдала. И только недавно перестала. Настроение у нее еще хуже. Сообщила, что пока нас не было, она сожгла все свои прошлогодние рисунки. И чуть не сожгла мои. И вынесла портрет Пеппи из своей комнаты...
Пить с нами она не хочет – и ушла к себе наверх. Потом спустилась, налила себе чаю. Пеппи положила перед ней вафли и шоколад – и они полетели через всю кухню, едва не попав ей в голову. Сидим молча, никто ничего не говорит.
Мне все это крайне неприятно, чем я заслужил это? Но сейчас с ней говорить бесполезно.
– Женщины склонны к такому, – наконец говорит Алла.
– Я в курсе.
– Вчера истериковала Пеппи, сегодня я, – продолжила она.
Но у Пеппи все было очень быстро и без слез. Впрочем, этого я не говорю, чтоб лишний раз не злить Аллу: мол, у Пеппи все лучше! Спросил:
– Чем я могу помочь?
И глажу ее.
– Ты меня не любишь, чем ты можешь помочь?
– Сомневаюсь, что в моем возрасте вообще можно любить...
Она молча ушла.
– У нее просто гормоны, – решила Пеппи.
– Не уверен, что это что-то объясняет.
Предложил пойти пить пиво на балкон.
– Мне жалко Аллочку, – сказал я. – Она хочет того, что я не могу ей дать.
– Но ты же и не обещал, – считает Пеппи. – Следовательно, и не виноват...
По ее словам, ей всегда труднее с женщинами, чем с мужчинами. Из-за женской склонности все усложнять... («Как французские философы», – ввернул я.) Мол, мужчине достаточно улыбнуться, а женщина уже решила, что вышла замуж и родила детей.
– Но так же и у мужчин. Даже хуже, учитывая женскую склонность к кокетству, и падкость на него мужчин, – возразил я.
Пеппи рассказала, что больше всего кавалеров у нее было, когда она влюбилась в Мишу. Была нарасхват! И я вспомнил теорию философа Горского об эротическом зрачке.
Она, кстати, сообщила, выдавая секрет, что Терри, по словам Миши, в меня влюблена. Только этого не хватало!
На балкон пришла Аллочка и извинилась:
– Мне стыдно за саму себя!
На глазах слезы, а сама – как сжатая пружина.
– Что ты обо мне думаешь? – спросила она Пеппи.
– У всех бывают срывы, и каждый должен сам справляться со своими проблемами, – спокойно и сурово сказала Пеппи.
Я молчу. Хотя хочу сказать, что за свое гостеприимство мог бы рассчитывать на другое... Но ожидаю, что Аллочка заявит, что может уехать!
Аллочка хочет, чтобы все было проговорено и требует, чтобы Пеппи призналась, как она ко мне относится. Я предложил обсудить это без меня.
– Но я хочу именно с тобой! – настаивает Алла.
Пеппи сказала, что относится ко мне очень хорошо, ей со мной удобно и спокойно. Я не даю ей продолжать и пытаюсь объяснить Алле, что она видит то, чего нет:
– У Пеппи есть Миша, а меня мое положение вполне устраивает.
– Миши у нее давно нет! – заявила Алла. – Она год живет с тобой, в твоих домах!
– Но это разные вещи!
– Да, я понимаю, может быть, я все придумываю, но почему ты все время хвалишь «маленькую» Пеппи, что бы она ни сделала?! А на то, что делаю я – не обращаешь внимания! Да, я ревную! – говорит она резко, срывающимся голосом.
– Это у тебя предвзятый взгляд. К тому же в моих похвалах Пеппи много игры. Обещаю, что отныне буду только ругать!
– Не надо ругать... Я понимаю, что ты это делаешь, чтобы поиграть и со мной!
– Нет, вот этого нет!
Я вспомнил, как кто-то сказал, что Алла порвет любого, кто приблизится ко мне. Алла вспомнила, что прошлым летом это сказала Женя Тихонова. Как это верно!
Солнце село, стало смеркаться, а мы все сидим на балконе, причем никак особо не одетые.
Я «учу» Аллу:
– Не надо все ставить на любовь, есть много других прекрасных вещей: этот закат, природа, дружба, общение... Почему надо обязательно требовать любви – и все кайфы, связанные с любовью? Это страшная зависимость. От нее трудно оторваться, я знаю, – но возможно. Когда-то меня тоже колбасило, зато теперь я чувствую себя хорошо.
Она – про конкуренцию людей, которая все равно есть.
– Не знаю: конкурируют ли другие, я ни с кем не конкурирую.
– Ты избрал позицию «над схваткой», ты как бы смотришь на ситуацию сверху, – считает она.
– Делай так же.
– Я сомневаюсь в себе.
– Все сомневаются, кроме полных идиотов. И это заставляет нас совершенствоваться. Или ты и так считаешь себя совершенной?
– Нет, не считаю...
Я стал топить печь,  Пеппи – готовить обед.
– Если б Алла знала, что ты меня обнимал! – засмеялась она.
– А это было?
– Было!
Я позвал Аллу. Она спросила: кто готовил, я или Пеппи? И завила, что не будет есть еду Пеппи.
– Она не отравленная! – уверил я.
Но она сделала себе сама немного еды и ушла наверх.
За обедом Пеппи сказала, что уйдет завтра на весь день. Это разумно.
– Ситуация напоминает семейную разборку. Или «Идиота». И уже не первый раз в моей жизни.
– Такое уже было?
– Да, увы... Может быть, я дам прочесть тебе один мой УЖАСНЫЙ рОман...
– Я надеюсь, что завтра все пройдет.
– Не уверен.
– Значит – через неделю, когда она уедет. У нас без нее все было так спокойно! – сетует она.
О, она может быть безжалостна!
После обеда она решила идти спать. Это тоже разумно.
Я мог бы успокоить Аллу, что не влюблен в Пеппи, мне просто с ней хорошо и удобно, как и ей со мной. Мне нравится, что рядом кто-то есть, с кем мне приятно быть. Но менять свой статус я не готов... Но я не хочу обсуждать это с Аллой.
Я писал у себя в комнате дневник, и вдруг ко мне пришла Алла, легла рядом и потребовала, чтобы я утешал ее, – так, как я умею. И я стал уверять, что все хорошо и эти проблемы – не проблемы. Вот у Бори, соседа по Жаворонкам, нашли рак, как сказала мама. Алла переживает об отношениях, а я думаю день и ночь о том, что делать с крышей?
– Уже хочется начать тебя утешать, – сказа она. – А я сама рассчитывала на утешение.
– Это способ: начать утешать другого – и успокоиться. Хотя меня-то утешать не надо.
– Завтра надо позвонить Ирине Юрьевне насчет участка, – вспомнила она.
И я стал долго и упорно отговаривать ее от этого шага. Привел массу аргументов, но не преуспел.
Она предложила попить вина и посмотреть фильм. Она даже хотела позвать Пеппи, но я сказал, что Пеппи уже ушла спать... Придвинул к постели столик для красок. Смотрели «Великолепного» с Бельмондо, которого она не видела, а я видел в позднем детстве. Оказывается – с большими купюрами.
Снова долгий спор об участке.
– Я уже созрела, приняла внутреннее решение. И ты разрушаешь всю мою решимость!
– Я боюсь, что вся эта «решимость» так или иначе связана со мной – и является порывом. И выбрасыванием денег. И пытаюсь тебя от этого спасти. Не спеши, подумай еще... Земля, дом – это такая кабала.
Она ссылается на успех моего дома.
– Да ты знаешь, сколько раз я хотел его продать?!
– Умоляю – не делай этого! Неужели, если бы ты знал, сколько сил и труда ты в него вложишь, ты бы от этого отказался?
– Да!
Хотя до конца я сам не готов сказать так определенно. Да, ценой огромных усилий, после многих лет мне удалось сделать из этого дома и участка что-то, что более-менее удовлетворяет меня. Но как она сможет достичь этого результата, за счет каких ресурсов?
– Землю и дом может потянуть лишь женщина с трудолюбивым мужчиной. Либо очень богатая женщина. И свободная, которая может жить здесь много времени. Ничего из этого к тебе не относится. Лучше реши свой жилищный вопрос, который так тебя пугает.
– Как?
– Сдай квартиру, переберись в Севастополь, займись остеопатией.
– Дети на этот проект не пойдут, – сказала она. – И остеопатией я себя не прокормлю.
Она хочет повторить судьбу всех нормальных людей: надежная работа, дача, полная сосредоточенность на проблемах семьи, даже взрослых детей, – и никаких экспериментов...
При этом она ужасно от всего устала: о той же работы, семьи, проблем...
– И вот ты хочешь создать себе новую. И я пытаюсь не дать тебе это сделать.
...Хотя очевидно, что это ее отвлечет, например, от бесцельного интереса ко мне. Но это ее последние деньги, которые она готова выбросить на ветер. И ввергнуть себя в новые траты.
Глядя на нее, зная ее – я не вижу благополучного сценария для ее участка.
Тяжелый день. Я хотел, чтобы всем было хорошо, а взамен получаю дурдом. Почему? Я окружил себя милыми барышнями, и они стали конкурировать за меня. Причем я не могу дать Алле того, что она хочет, была бы Пеппи здесь или нет. То есть любовь. Пеппи же не ждет ничего и не просит, не подталкивает ни на что, не кокетничает, не делает никаких намеков. У Аллочки просто упадок сил и обострение жалости к себе.
Я понимаю, что она только после болезни, однако я помню ее похожие срывы здесь в сентябре, потом в Жаворонках. Я это предвидел. Я знал, что не надо верить женщине, что бы она тебе ни обещала! Она все забудет, она все равно будет играть в свою игру, стараясь манипулировать тобой. А я этого не люблю. И со стороны Пеппи я боюсь чего-нибудь подобного. И если из-за меня она расстанется с Мишей – я же буду и виноват.
При этом Алла призывает Пеппи расстаться с Мишей. Зачем она это делает? Ведь очевидно, что в таком случае Пеппи переключится на меня.
В доказательство верности идеи купить здесь участок Алла ссылается на мой дом, как здесь всем хорошо! Но этот дом то и дело приводит к ссорам и серьезнейшим конфликтам. Он становится местом соблазна...
Опять все закручивается очень плотно, как летом 13-го, как прошлым летом, как другим летом... Но у меня же крыша, и мне совсем не до этого! И нет денег. Вот моя проблема...

Ночью на улице +8, в моей комнате +21 без обогревателей. В прихожей почти 20. Дом прогрелся от печи и просох, и требует все меньше тепла. Да и погоды стоят загляденье.
Второй день кричат птицы-лягушки.
Вообще весь день не топил, лишь поздно вечером включил обогреватель в прихожей.

С утра Пеппи ушла к себе на участок – чтобы не раздражать Аллу. И Алла этим довольна. Она хочет знать: можно ли снять деньги через банкомат? И мы едем в «Муссон». По дороге заехали на строительный рынок на Фиолентовском шоссе. Здесь есть ракушка по 25 р. штука. Завтра ожидается брус 50х100х4500 по 11 тыс. за куб. Будет и машина – все это отвезти. Начальник рынка, широколицый Володя, дал мне визитку.
В «Муссоне» мы обошли все банкоматы, и ни один не выдал Алле ни рубля. Я попробовал снять со своей вэтэбэшеной карточки – и оп-ля – снял тысячу. Алла захотела что-нибудь выпить, типа кофе, поэтому мы пили молочный коктейль. И поехали в Херсонес. Заплатили по сто рублей за билеты и пошли к Владимирскому собору. Звонница в распоряжении желающих позвонить, взрослых и детей, поэтому над Херсонесом стоит беспрерывный хаотический звон. Нельзя использовать только большой колокол. Тем не менее, Алла взялась именно за него, раскачала огромный язык и вдарила! Тут же из храма прибежал мальчик лет 12-ти и стал нас ругать...
Зашли в оба храма, верхний и нижний. Народа мало. От солнца в окна в храме светло, несмотря на объем стен.
На прибрежной тропинке запах кипарисов и моря напомнил мне Грецию. Настроение, подпорченное Аллой, улучшилось. К тому же я понимаю, что ей хуже, чем мне, и мне надо сделать ей что-то хорошее, чтобы ее поездка не была полным обломом.
Народу среди руин не много, зато то и дело натыкаемся на бранящуюся пару, навязчиво попадающуюся нам, начиная от входа. Спустились на берег у знаменитой базилики. Море спокойно и прекрасно. На берегу почти безлюдно. Один пожилой мужчина готовится – и идет купаться, в маске и купальных тапках. Он упорно плывет от берега – и уплывает метров на сто. И плавает там минут пятнадцать. На это жутко смотреть, потому что вода явно не больше 10, сперва даже режет холодом, ибо мы сняли обувь и опустили ноги в воду.
Я повел Аллу дальше, на холм, к дальней херсонеской стене, куда не ходил много лет. Во впадинах пейзажа множество голубых цветов. Прошли по стене, вышли через остатки ворот – и дальше по тропинке мимо современной стены Херсонеса, отделяющей нас от пляжа Солнечный. Отсюда я повел ее смотреть обычно не посещаемые руины: фундаменты античных жилых домов, «пятиапсидный храм». Я поднялся на холм, откуда хорошо видны остатки города. Потом был пустой бассейн – резервуар для пресной воды херсонесцев, в который поместился бы весь мой сад. Театр, Итальянский дворик, который я так люблю. Зашли в «Зеленую пирамиду», ее галерею, где меня заинтересовал альбом художника Воцмуша, друга местных знакомых. Гротескные городские пейзажи и фигуры, характерный акварельный стиль. В целом – очень талантливо. Есть в галерее и его «живая» картина, но это попса голимая. Хотя Алле понравилась. Купил маленький кулон за 150 р. Тут опять эта неприятная пара, выбирает браслеты. При входе в Херсонес их жаба задушила платить за билет: стали канать за прихожан храма...
У Маяка купили пива и сухариков. При повороте на нашу улицу увидели фигуру Пеппи, удаляющуюся к морю. Посигналил. Куда она, промахнулась на бегу? Нет, хотела пойти на море.
Доехала с нами до дома, где мы взяли стаканы, а она – одеяло, сидеть на камнях, и мы вместе пошли к морю.
Она вскопала грядку, была в городе, где смотрела велосипеды, в надежде, что Миша, когда приедет, купит ей велосипед, купила платье и обувь... Сидели мы на одном одеяле, болтали, смотрели на солнце,пили пиво, глядя на закат. Тут прямо на уступе растут удивительные желтые и синие ирисы. Пеппи легла перед ними на землю. Я стал снимать цветы, сделал и снимок Аллы.
– Не надо, снимай маленькую Пеппи! – закричала она.
На обратном пути Пеппи убежала вперед, словно не желая идти вместе. Дома Алла спросила ее: не обижена ли она на что-нибудь?
– Да, обижена. Твоими наездами на меня.
– Ну, что, все так делают, не я одна наезжаю, – оправдывается Алла. – В основном я не довольна собой. И им... – Смотрит на меня.
– Свои проблемы надо решать самой, а не валить их на окружающих, – строго говорит Пеппи.
О, она может за себя постоять!
– Я стараюсь, но не всегда получается, – смиренно ответила Алла.
И стала готовить свой знаменитый борщ. Пеппи от готовки отказалась. Я тер морковь и свеклу, пассировал овощи на сковородке, кидал в борщ специи. Пеппи тут же на кухне рисовала.
Кроме борща были остатки салата. Это весь наш обед и ужин. Но этого вполне хватило. А в почте письмо от Мангусты. Голова по-прежнему болит, в Израиле необычно холодно, третий раз за 30 лет, а у меня (она видит на фото) все наоборот. Жалуется на сложности с «лиричной» жизнью, на битвы самолюбий. Зато она вернула себе свободу думать о чем-нибудь, кроме возлюбленного, чему рада. Просит писать и спрашивать о чем угодно.
Ночной просмотр. На этот раз российская комедия «Тупой жирный заяц», 2006-го. Аллочка видела когда-то. Все же снять хорошую комедию не легче, чем хорошую трагедию, если не труднее. Режиссер хотел снять что-то вроде «Осеннего марафона», то есть трагикомедию, но не дотянул ни до одного, ни до другого. Хотя был близок.
Пеппи опять опирается на плечо:
– Просто так удобнее, – объясняет она.
Она не хочет зависеть от настроений Аллы, но и конфликтовать не хочет тоже.
...Конечно, отношения важны, нужны, приятны, но они уже пугают меня! Я, похоже, издергал себя ими, отношениями, на всю жизнь. И кажется, что и спички мокры, и бумага.
Ночью стал отвечать Мангусте, описывая мою ситуацию. Она тоже непростая, хотя и по другой причине. Но дописывать нет сил...

С утра пасмурно, прошел небольшой дождь. Пеппи помогла мне прикрепить отвалившийся поликарбонат к воротам. Я решил стирать – и выяснил, что не крутится барабан машинки. Пеппи стала искать объявления все в той же газетке, а я – звонить по ним.
В ожидании мастера – Аллочка рисовала мой портрет, пока я читал Фриша, а Пеппи рядом писала письмо Мише.
Подмел часть дома, вытряс ковер с балкона, помыл пол в дабле и унитаз... Заодно я созвонился с Ромой Ветром, мужем Лены Багиры, на предмет строительных работ. Считал еще раз материал. Пришла Пеппи, полуобняла за плечо. Я приобнял ее за талию. Все очень дружески.
Приехал мастер по стиралкам, молодой парень. Оказывается, соскочил ремень. А это из-за того, что ослабли амортизаторы, которые он заменил. Все обошлось в 2,5 тысячи. Пеппи почти весь ремонт стояла рядом, любопытствовала.
Снова стал стирать – не идет вода. Что за притча! Оказалось: в шестикубовом баке пусто! Видимо, из-за текущего насоса. И уже 6 часов. Позвонил по объявлению в той же газете, найденному Пеппи. 1300 – и лишь завтра. Пошли с Пеппи в магаз на перекрестке. Заодно узнал у сторожа новый телефона Пети-водолея. Петя-водолей дал телефон мужика с машиной. Снова 1300 и снова завтра.
После магазина два часа, словно хирург, собирал на кухонном столе из двух полумертвых насосов один работающий. Пеппи помогала, чем могла. А потом почистила картошку и сделала салат. Алла все это время рисовала картинку со мной.
– Сразу видно, кто из нас художник, – сказал я. – И ведет себя как художник, то есть не обращает внимание на пустяки.
Что же касается меня, то неуспешный художник должен все уметь, чтобы оставаться хотя бы неуспешным художником. Завтра будет видно, что получилось.
В ходе работы мне понадобилось срезать одну штуковину болгаркой и выяснилось, что до кучи не работает и болгарка. Пришлось пилить полотном от ножовки.
У Пеппи новые переговоры с Мишей, но гораздо более спокойные. Как она и предсказывала, он даже не заметил, что она обиделась. Зато у него завязались хорошие отношения с Машей Макаровой («Маша и медведи»). Та даже хочет играть с ним на улице. И брать у него уроки гитары. Может быть, ее привлечь к проекту Larks Band, спрашивает он?
Алла принесла показать свою картинку: очень романтическое лицо среди романтического пейзажа. Не все удалось, но выражение есть... И я тут почему-то похож на Перчика, экс-мужа Мангусты...
За обедом у Аллы третий заход ревности, как назвала это Пеппи, ибо мы с Пеппи проводим вместе слишком много времени, по ее мнению. Но ведь за весь вечер она ни разу не поинтересовалась, чем мы занимаемся, и как мои успехи с насосом, не нужна ли помощь? В отличие от Пеппи.
До ночного кино я дописал и отправил письмо Мангусте, изобразив мою непростую жизнь. Я предложил «Ночного портье» Кавани, но Алла видела и не очень хочет мучиться. И я поставил «Человек у окна». Оказалась типичная семейная мелодрама с хорошими актерами и неплохой игрой. Наш ответ Голливуду. Девушки стебут фильм.
На улице +8, в доме почти 20, и все же я решил топить – в начале второго.
– Будь ты бабник, мне было бы тебя легче простить, – сказала Алла на кухне. – Тебе в отместку я заведу трех любовников!
И сидит у печи, обняв горячий чайник.
– Лучше заведи три чайника, – советую я. – Они теплые, от них никаких неприятностей, одна польза.
Пеппи долго уходит спать, обмениваясь колкостями с Аллой. Но в конце обнимает: мол, не обижена.
Алла хочет увести меня спать.
Вместо водопровода у нас теперь ведро, которое я набираю из уличного крана моего бака. Завтра – материал, водовоз, возможно, насос... Еще один героический день.

Читать произведение интересно, если в нем есть вопрос, который ты не преодолел и не решил. Заодно можно узнать: похожи ли твои проблемы на проблемы других людей? И если да – то как они их решают? Как переживают, что думают? Через это возникает общность с человечеством. Иногда автор напоминает забытое, что, вроде, перестало беспокоить. И вдруг ты все вспомнил – и стало больно. И жизнь сразу обрела глубину, как все настоящее и долгое. Ты тоже был герой, не подозревая об этом. Хоть тебе больно, но ты испытываешь какую-то гордость.

Встал полдевятого и поехал с Пеппи на рынок на Фиолентовском шоссе. Нас уже ждет наполненный ракушечником грузовик. И 20 напиленных брусьев, 4,5 м длины. Купил четыре мешка цемента, восемь мешков песка, восемь палок арматуры по шесть метров. Все на 11 тысяч, включая доставку. Взял с собой немолодого мужика-грузчика, который за 200 р. поможет мне все разгрузить. На въезде в товарищество заплатил сторожу 50 р. без квитанции (с квитанцией 100). Пеппи помогала укладывать за домом брус. С грузчиком таскали блоки, а они по 15 кг. Перенесли вдвоем полторы тонны и сложили у дома, недалеко от дров. Заплатил грузчику 50 р. премии за весь этот фак, хоть он и не просил.
Тут и Алла встала. Солнце, тепло, мы решили реанимировать достархан. Только лег на него – приехала вода. Шесть кубов – 1300 р. 300 заплатила Пеппи. Теперь стал возиться с насосом. Подключил – вал не крутится. Разобрал систему, вытащил насос на стол за домом. Женщины стараются мне помочь, дают советы. Пеппи принесла шприц, с помощью которого я залил масло в вал. Она говорит свою обычную магическую просьбу: «Ну, миленький, заработай!». Увы, на этот раз заклятие не сработало. Поэтому решил ехал на Пятый, благо еще относительно рано, начало второго.
Пеппи хочет со мной, Алла стала оспаривать у нее эту честь. При этом вместе ехать они не хотят и предлагают мне выбрать. Я выбирать отказался и решил ехать один. Однако в последний момент Пеппи впрыгнула в машину – без сумки, денег, в домашних тапочках.
По дороге она жаловалась, что ей приходится оправдываться перед Аллой, уверяя, что у нас только дружба.
– Зачем она приехала: покупать участок или следить, что здесь происходит?! – воскликнула она.
– Не исключено, что цель была двойная...
На площади у рынка она обращается к богам с просьбой о месте для парковки. И на этот раз боги ее услышали. Она несет ящик с болгаркой, я – насос, напоминающий шлангами осьминога.
Понес его к тому же мастеру, что не справился с его «братом» неделю назад. Теперь он сразу определил, что не работает конденсатор. Присоединил похожий – и насос заработал! Купил на радостях этот конденсатор, хоть он и больше, чем мне надо. Пошли в соседней ларек чинить болгарку. Волшебный Помощник был прав: это окислились щетки. Горбатый мастер разобрал болгарку, добыл их, почистил – и взял за все 50 р.
Отнесли инструмент в машину и пошли на вещевой рынок: мне надо купить нижнее белье. Это оказалось не так просто: тут куча женского, детского и почти нет мужского. Следующим был овощной рынок. За водкой же пришлось ехать в Sea Mall (я из экономии решил перейти на более дешевую водку). Взял на пробу «Плакучую иву», бахчисарайскую, за 180. В общем, потратили почти все деньги, сэкономленные на насосе (если бы пришлось покупать новый).
По дороге домой я думал о том, что присутствие Аллочки стало меня тяготить. Но я не позволю себе никакой грубости или срыва. И даже плохого настроения.
А дома Аллочка стала каяться за свой характер и просить у всех прощения.
– Мне все равно, – холодно ответила Пеппи, – меня ничего не обижает...
Я вновь разобрал и собрал насос, вставив в него конденсатор от старого, присоединил его к системе – и все заработало! И не течет.
Девочки за это время вновь поцапались: Алла обвинила Пеппи, что та все время хочет привлекать мое внимание. Я в третий раз запустил стиралку – и мы сели обедать, борщом и пиццей, что сделала Пеппи. Водка оказалась очень ничего.
Потом пиво на балконе с кальяном. Красивый закат над морем. Закутанные в одеяла – мы напоминаем туберкулезный санаторий. Незаметно от девочек развесил белье, о котором Пеппи вспомнили лишь ночью. Алла назвала меня редким трудолюбивым человеком.
Аллочка замерзла и разожгла камин, а меня попросила растопить печь. В результате задымили весь дом. Открыли окна, дверь на балкон. Видно, на два «прибора» не хватает кислорода. Доели борщ под водку. Девочки хлестали чуть ли не больше меня. На смену борщу пришло пюре, сыр, оливки, болгарский перец. В общем, выпили почти всю бутылку.
Говорили о фильмах, которые снимались в Крыму.
Девушки захотели кино, я предложил «Рассказ неизвестного человека», часть которого как раз в Крыму и снималась – и я уже пересказал в общих словах его сюжет. Но Аллочка не очень хочет такое кино. Я полез искать «кино не для всех» – и нашел фильм «4», сценарий Сорокина.
Пеппи уснула, а потом ушла, а мы с Аллой досмотрели до конца, все с большим изумлением, граничащим с восторгом! Казалось, что я обкурился, настолько это не походило ни на что нормальное. Это что-то языческое, с примесью Мамлеева. И первый раз Сорокин был для меня убедителен.
– Какой там «Левиафан», «Левиафан» – это детский утренник! – воскликнул я.
Алла боится, что теперь не заснет...
Она вновь заговорила, как опасно для меня пребывание молодой женщины в моем доме, учитывая «радиацию», о которой я сам ей говорил. Это так, но, в конце концов, это моя жизнь. Сделаю ошибку – это будет моя ошибка. Она может вспомнить себя, как ей прошлым летом удалось склонить меня на определенный вид отношений. С Пеппи все сложнее. Она приятна мне, но не сексуально. Я попробовал секс без любви, и он отрезвил меня настолько, что я вообще избавился от всяких мыслей о нем. В это трудно поверить, но это так.
Она не свободна, ждет Мишу. И в случае романа она привяжется ко мне сильнее, чем Алла. Мне будет труднее держать дистанцию. Это ограничивает мой маневр.
Я могу представить ситуацию, когда две женщины живут в одном доме с мужчиной, физически равноудаленным от них, который ценит их, но относится к ним, как к друзьям, не стараясь увидеть в них женщин. Или даже – стараясь не увидеть. Это и есть моя ситуация, много раз повторенная так и сяк, с разным успехом, но даже она оказалась критической (для моей семьи). Потому что женщины, естественно, хотят, чтобы в них увидели женщин, и реагировали, как на женщин. С Пеппи в этом отношении проще, хотя Аллочка заметила, что Пеппи живет со мной дольше, чем с Мишей (своим «официальным» возлюбленным). А вот с Аллочкой это невозможно. Она злится на меня, что я не обращаю на нее внимания, как на женщину, она злится на Пеппи, что та стремится, якобы, занять много места в моей жизни и не пустить туда никого (что, естественно, далеко от истины). Не знаю, может быть, тут требуются другие женщины, которые не испытывают ревности. Но таких на свете очень мало, как и мужчин. А на полноценный гарем у меня все равно не хватит сил. 

Вчера на черешне появились первые лепестки, а сегодня (16 апреля) она вся в цвету.
Утром на достархане пили кофе и ели домашний йогурт, что каждый день делает Пеппи в мультиварке. Возился с заклинившим вчера люком бака. Пришлось срезать петлю болгаркой. Резал ветки деревьев и относил их к камину. Аллочка сделала обед.
Девочки снова пошли смотреть участок в «Ямале», я же залег на достархан писать.
За десять дней я согрел дом, починил насос, ворота, калитку, стиралку, болгарку, залил воду, купил материал и сделал проект крыши. И даже начал портрет Пеппи.
А вот с деньгами – беда! От 55 тысяч у меня осталось 16! Плюс 60 евро и немного на карточке.
Я позвонил Роме Ветру. Он хотел навестить меня со своим бригадиром. Но все сорвалось: он помимо строительства еще состоит в казацкой дружине, и их вызвали куда-то в центр полуострова на сборы, оторвав от дома и работы. Если они и появятся, то на следующей неделе. А у меня нет времени: еще до середины мая я должен вернуться в Жаворонки, чтобы мама могла улететь в Турцию.
После легкого обеда поехали к Неме (Наташе), в с/т «Муссон». У Маяка купили сладости к чаю. Узкие грунтовые улицы. Дом Немы – последний на четвертой улице. С тех пор, как я был здесь в 2008-ом с Растой, к нему пристроена кухня-гостиная, так что фасад дома занял всю длину участка, выходящего на улицу (так что не нужен и забор). Вход через стеклянную пластиковую дверь. С левой стороны к дому примыкает дом соседа в модной облицовке, на которой со стороны Немы нарисована большая мандала. Кухня-зал метров в 20 или больше, стена в сторону участка (и моря) почти вся стеклянная. На боковой стене – большая, бросающаяся в глаза картина: огромное смеющееся лицо. Часть этой стены в плесени, явно течет с крыши. Низкий длинный стол для употребления пищи в позе возлежания. Хорошая самодельная кухонная мебель. Открытые стропила крыши, покрашенные темной краской. Виден вкус.
Нема, с короткими волосами, круглолицая и курносая, предложила пойти в сад, где у нее играет ребенок, светловолосая девочка пяти лет. Мы разместились на двух стоящих напротив друг друга помостах, напоминающих разделенный достархан. Над нами – деревянный трельяж для винограда. Сад не очень изменился с тех пор. Впрочем, в нем заметны следы строительных работ: планируется баня и гостевой дом. Странно, что в доме, при всех переделках, до сих пор нет дабла. Зато появился душ.
Девочка тут же захотела зефира, но лишь мимикой и жестами. Нема сказала, что Маша у нас неразговорчивая. Оказалось, что в пять лет она почти не говорит. Хотя произносит кучу звуков, играя одна на участке с листиками и стеблями. У нее какое-то психическое отклонение, ее не берут в нормальный детский сад. Местные специалисты плохие, она консультировалась в Москве. Машин старший брат Сеня, 15 лет, тоже поздно заговорил, поэтому они долго не обращали внимания. Сеня учится в местной школе, стал прогуливать, ей звонят из школы.
Я рассказал про Ваню, ставшим школьным рекордсменом по прогулам.
Они с Сашей Зу живут тут уже десять лет, при этом у них нет ни прописки, ни регистрации. Что не мешает Саше работать на местном телевизионном канале. В остальное время он играет в местных группах на контрабасе, в том числе в кабаках и на улице – репертуар в стиле Кустурицы. Это уже интересно Пеппи – и она стала рассказывать о Мише. Рассказала она и о своих кошках, после того, как две местные расположились на коленях женщин.
Нема спросила про Расту, как она? Они давно не виделись. Я рассказал, какие у меня отношения с Растой и почему... И что Пеппи теперь тоже местный землевладелец. Нема горячо ее поддержала. Она сама с Урала – и вообразить не могла, что поселится в Крыму! Аллочка рассказала в общих чертах про свою работу в театре. А Нема про свои выступления в качестве певицы.
Алле холодно, и хозяйка принесла ей плед и попону. И в этом одеянии Алла пошла со мной и Пеппи к морю, на которое я захотел посмотреть. В садиках соседей – цветущие тюльпаны и асфоделины. Мы проходили здесь с Мафи в сентябре: помню эти торчащие из обрыва «носы». Холодный порывистый ветер едва не сдувает. Мне страшно смотреть на Аллу, нарочно забравшуюся на один «нос», скальную плиту, нависающую над 60-метровым обрывом над самой водой: мол, ничего ей не страшно! Море красиво – если бы не так холодно. Всего 12 градусов, и мы одеты не совсем по погоде.
Теперь мы перебрались в дом. Аллочка села спиной к обогревателю. На всю кухню он один. Дверь в сад со сломанным замком постоянно открывается от ветра, но в комнате достаточно тепло. Мы лежим-сидим вокруг стола. Так легче принимать много гостей, пояснила Нема. На стене картина Воцмуша. Оказывается, Юра Перкашн, виновник моего знакомства с Мишей и Пеппи, которого Нема тоже знает, жил с ним в Севастополе в одном подъезде. Сейчас у Воцмуша выставка в кафе «Момо» на Приморском бульваре. Нема рассказала, как десять лет назад они приобрели этот дом. Воспоминание до сих пор живо. Я о своем давно не рассказываю.
Поговорили о тяжелой доле хозяина «имения» – специально для Аллочки.
Маша бегала мимо нас, а Алла ее хватала, теребила, заставляя говорить, но ребенок вяло вырывался, протестно пищал, но ничего не говорил... То же самое проделала Пеппи, и с тем же успехом. Девочка напоминает полудикого зверька. Внешне в ней не видно психических отклонений, это явно не Глеб, сын о. Алексея...
Я спросил Нему про рабочих, нет ли у них на примете? Но Зу все делает сам, с помощью кого-нибудь. Поэтому и усовершенствования происходят так медленно. Знакомо и это.
Я пригласил Нему и Зу к себе.
Уехали в восьмом в темноте. По дороге снова тормознулись у Маяка, где купили сигарет, печенье, мороженное и маленькую водку.
Дома второй обед с водкой. Я разжег печь – для промерзших людей, хотя Пеппи, скорее, жарко, и она ест мороженное. Ночной фильм «Зеленый слоник» не понравился девушкам, и его заменили на комедийный фильм «Фея». После вчерашнего – это все равно, что листать «Мурзилку». Но девушкам понравилось. Пеппи опять то припадает к плечу, то ложится с подушкой на колено, мучая Аллочку.

Солнечное, сухое утро, +15. И чтобы развлечь Аллочку я предложил съездить в Челтер, пещерный монастырь у Терновки. Пеппи согласна на все, а Алла волнуется: во-первых, она помыла голову, и волосы еще мокрые, а во-вторых: не далеко ли это, не укачает ли ее, не слишком ли высоко лезть? Не холодно ли там будет из-за ветра?.. И стала сушить волосы «Ветерком».
Езды 30 км, я засек. Цветущие белые деревья, долины и виноградники в желтых цветочках, розово-сиреневые сады персика.
Удачно подъехали под самый Челтер. Тут нужно выбрать: идти по тропинке в гору или по дороге для газиков, пологой, но, очевидно, долгой. Вдруг сверху спустились три женщины и мужчина, раздетый до пояса.
– К монастырю надо по тропинке, – сказал он. – Эта дорога ведет к Шулдану.
Пеппи рванула вверх, тормозясь лишь у цветочков. Быстро стали раздеваться, ибо тут на склоне очень жаркое солнце. Я сравнил Пеппи с лошадкой, она сама себя с пони.
– Мою лошадку-пони зовут Малютка Грей! – смеюсь я сзади.
И какой тут запах: смесь цветущих растений, можжевельника и сосен.
– Я хочу здесь поселиться! – воскликнула Пеппи.
– Это мужской монастырь, – заметил я.
Я здесь был в январе 2000-ого, первый и последний раз. Тут были лишь пещеры и ни одного человека. Теперь тут все, как в Шулдане: закрытые стеклом кельи, торчащие трубы печек, деревянная звонница весьма оригинальной формы с висящими билами. Столы в трапезной и в главном храме сделаны из распиленных стволов местных деревьев, ножки – из переплетенных корней. Несколько самодельных лестниц и мостиков, ограда из тонких стволов вдоль обрыва. Рамы со стеклами словно собраны по помойкам: разного размера и типа. Пещера главного храма напомнила мне пещеры Дамбулы на Шри-Ланке (а там я вспоминал крымские). Только там были Будды и все стены и потолок расписаны. Тут – бедно, грубо, натурально. Туристов сюда не поведешь. Буддисты обошлись без революционных крайностей и теперь зарабатывают на этом деньги. Здесь же всех посетителей – богомолки и такие чудаки, как мы.
Есть еще монах и дядечка, который следит за храмом и за тем, чтобы тут не снимали без благословения... Все встречные встречают нас фразой «Христос Воскрес», и «мои» женщины отвечают соответствующе. Я лишь значительно киваю.
Прошли через естественную арку в горе, причем Пеппи опять боялась идти по лестнице: лестницы внушают ей страх.
– Ты падала с лестницы? – спросил я.
– Нет, не помню...
Над аркой я увидел вход в темную пещеру. Посветил целеуказателем моего автопарата – и не увидел ее конца. По предложению Пеппи зажег фонарик в телефоне. С ним мы вошли в пещеру. Она оказалась метров 50 в длину, и шла вверх, вниз, вбок. Наконец, опять пошла вверх и неожиданно закончилась. Это напоминало пищевод, идеальное место для инициаций.
Выбрались наверх плато, к кресту. Ближе к лесу стоит маленький домик, обшитый ДСП. Около него две машины. Одна из них, газик, похожий на тот, что был у Саши Массажиста. Но людей не видно.
Наверху столовой горы Пеппи сказала, что здесь ей нравится больше, чем на море, и она хотела бы иметь здесь дом. Пологие голубые горы на юге, пестреющая долина и склоны ближайших гор, поселок Терновка, который не портит вид, тепличное хозяйство внизу с трубой – одно только оно и диссонирует. А так все умиротворенно, красиво, еще и тепло. Пеппи нашла сон-траву, которую вывешивала в своем ЖЖ Света из Судака. Никогда раньше ее не видел.
Немного прошли вдоль обрыва, и Пеппи устроилась на небольшой каменной площадке с каменной же спинкой, словно на диване, и пригласила нас. Алла балансирует на краю обрыва, снимая нас и вызывая мое беспокойство. Она явно бравирует тем, что ей все равно. Наконец села и привалилась к моему плечу. Я снова между двух женщин.
У нас вода, сигареты. Женщины нашли рукколу и стали ее есть. Даже Аллочка довольна. Ругает меня, что я отговаривал ее от этой красоты: иметь участок в Крыму.
– Ты узнала про тезис, узнала про антитезис, теперь ты должна сама сделать синтез. И это будет целиком твоя ответственность, – возразил я.
Здесь правда замечательно красиво, можно сидеть очень долго. Но мы хотим еще посмотреть выставку Воцмуша в «Момо».
Спустились. Машина традиционно не заводится. Нельзя ставить ее мордой вверх! После прошлогоднего Батилимана я не сделал вывод. Аллочка предложила развернуть ее. Но как ее удержать, если она поедет вниз? Я посадил Пеппи за руль, благо она сдавала в родном Ижевске на права, и велел отпустить, а потом выжать ручной тормоз. И мы с Аллой толкнули машину. Кричу Пеппи:
– Жми тормоз!
Она жмет, а машина едет. Я вцепился в нее, уперся в землю ногами, скольжу вместе с машиной и камнями вниз с горки...
– Жми ногой!
– Не достаю! – кричит маленькая Пеппи...
Все же остановили.
Я смог ее завести, и мы поехали. Благодарю женщин: без них я не знаю, что делал бы.
– Без нас ты бы вряд ли поехал, – сказала Алла.
– Может быть, хотя когда-то я ездил именно так.
Сперва остановились у цветущих садов персика. Потом Пеппи попросила остановиться у маленького озера на повороте дороги, на краю цветущей долины. В озеро впадает горный ручей, оно окаймлено деревьями в молодой зелени. За желтой долиной – голубоватые горы. Люди специально останавливаются здесь фотографироваться. Мы делаем то же. Девушки ходят по полю среди цветов.
В селе Черноречье свернул к Чоргуньской башне, образцу знаменитой турецкой фортификации. Не был здесь много лет. Входы в башню замуровали, но сама она не изменилась. Вокруг милая деревенская жизнь, простые белые домики, грядки перед ними, лошади в поле – на фоне гор. По асфальту идет молодая пара, парень – босиком и в летней майке.
– В Москве снег, в Иерусалиме град, а у нас лето, – сказал я.
– Зачем ты это говоришь?! – воскликнула Алла. – Когда мне завтра уезжать!
– Но сегодня же ты тут! Так радуйся!
На окраине Севастополя в местном сервисе я попытался починить отвалившееся боковое зеркало, но безрезультатно. Припарковался у Центрального рынка. Настроение Аллочки снова изменилась, но она ссылается на то, что не выносит машину. Зашли в «Точку», винный подвал, и купили водки и маленький коньяк. Заплатила Алла. Ей все еще нехорошо, и это нарушает безмятежность моего настроения. А оно могло бы быть славным: солнечная набережная, сравнительно симпатичные люди, которых еще и совсем немного.
Кафе «Момо» находится рядом с Океанариумом. Это весьма стильное место, но выставки Воцмуша здесь нет. На стенах висят черно-белые фото. Официант пригласил нас за столик. Я осмотрелся и увидел балкон, на котором тоже стоят столики. Он узкий, за столиком можно сидеть лишь вдвоем, но в обоих его концах есть столики на четверых. Мы туда и пошли, сперва просто посидеть, ибо отсюда отличный вид на бухту и набережную. По ней катаются подростки на роликовых коньках, некоторые – большие мастера. Видно, как одна девушка хочет привлечь к себе внимание, демонстрируя свое лидерство. Красивая барышня с длинными волосами и в коротком платье едет на скейте. Желтый медведь беседует с прохожими, словно в фильме про Жирного Зайца.
– Я много лет гулял по набережной и завидовал людям, сидящим на этом балконе, – сказал я, впадая в некоторое преувеличение.
Молодой, немного заторможенный парень принес нам меню. Цены не показались запредельно высокими. Заказали два картофеля-фри, три салата и пива. Порции оказались на удивление большими.
Солнце лупит прямо в нас, и Пеппи сказала, что теперь у нее точно загорит лицо.
– А у тебя уже загорело, – сказала мне Алла.
Солнце бьет ей в глаза, и я предложил ей свои очки. Но она гордо отказалась:
– Подарить – да, а так – не надо!
Но, в конце концов, взяла их сама. В какой-то момент сняла их – под ними слезы.
Но от этого балкона, солнца, моря настроение ее чуть-чуть улучшилось.
– Этот балкон теперь будет моим любимым местом в городе! – сказала Пеппи.
Зато счет на 1600! Дороже всего обошлось нам пиво. И Аллочка отказалась брать мою долю.
– Ты уже за все заплатил, – сказала она.
Я расценил это кафе в качестве отходной, которой у нас не планировалось.
Солнце уже сильно склонилось к закату, когда мы вышли на бульвар. А тут играют три музыканта в тельняшках, и один из них, на контрабасе – Саша Зу. Бородка, шрам над бровью: столкнись мы случайно на улице – я бы его не узнал...
Он познакомил со своими коллегами. Человека на барабанах зовут Вадим, человека на гитаре – не помню как. Играют веселую музыку в стиле Кустурицы, как и сказала вчера Нема. Он знает, что мы были у него в гостях. Я еще раз пригласил к себе.
– У Немки же есть ваши координаты? – спросил он.
И мы пошли к Артбухте. Уличные музыканты естественно напомнили о Мише. На набережной под ротондой итальянского ресторана в стиле модерн, забравшись на высокий цоколь, сидят молодые художницы и рисуют.
– Все молодые и все прекрасные! – воскликнул я.
– Да, как много красивых женщин и как мало красивых мужчин, – сокрушенно признала Алла.
По дороге к пляжу Хрустальный нас остановили два парня, лет двадцати, и спросили, не стопщики ли мы? Потому что они-то как раз стопщики, приехали аж из Тюмени! И ищут вписку. Не впишем ли мы их? И денег у них нет, вчера в Симферополе продали мобильные ради еды.
Такое предложение для меня искушение. Вроде как и надо помочь людям, а, с другой стороны, – кто они? Говорят ли они правду? Настоящие стопщики заранее договариваются насчет вписок, у них же клуб, движение, Антон Кротов!
– А вы строительством не занимаетесь? – спросила Пеппи.
Естественно, они занимаются. Один, высокий, загорелый блондин даже строил «Автодор», что ли. Но я не расположен к благотворительности. Не теперь, когда и так все сложно. И знакомым я не рискну их рекомендовать.
Прошли мимо почти законченного комплекса «пафосной архитектуры», как назвала это Пеппи. Настроение Аллы опять хуже некуда, ничего ей не надо и не интересно. Села на ступеньки на набережной, которая летом служит пляжем, и стала смотреть на закат. Мы сели рядом – у спокойной, все более темнеющей воды. Алла попросила мой фотоаппарат и стала смотреть снимки. Один захотела удалить, но я не дал. Попросила не публиковать фото с ней в сети, мол, почти все они ей не нравятся, а объяснять, какие нравятся – долго.
Молча шла за нами вдоль набережной. Набережная внезапно кончилась забором, в котором, однако, есть дырка. От дырки – тропа вверх по склону. Отсюда в одну сторону вид на памятник Солдату и Матросу, в другую – на обелиск-штык (или парус). Я читаю ее настроение, словно открытую книгу, по лицу, по манере держаться. Поэтому сокращаю программу. Довел до «штыка» – и мы пошли к машине.
В полном молчании доехали до дома. Алла так же молча поднялась к себе. Пеппи предложила сделать еду, и я вспомнил о «ленивой пицце» на основе лаваша, о которой когда-то шла речь. Пеппи предложила мне натереть сыр и очень быстро сделала две пиццы на двух сковородках. Пошла звать Аллу.
– Аллочка ответила, чтобы я ее не беспокоила, – сообщила она, вернувшись. – И что она никуда не пойдет. Даже дверь не открыла.
Теперь пошел звать я.
– Меня ты тоже прогонишь? – спросил я.
– Нет, тебя нет... Может быть, попозже я спущусь...
Мы съели одну пиццу. Спустилась Алла, но есть отказалась, налила себе чаю.
– Тебе холодно? – спросила Пеппи.
– Нет! – резко ответила Алла.
Помолчала.
– Я не довольна собой, – сказала она, наконец. – И не довольна Пеппи.
– Почему? – спросил я.
– Она фальшивит. Спрашивает меня: не холодно ли мне, хотя ей все равно, я отлично это вижу.
– А я не вижу, – возразил я.
– Просто я хочу откровенности – поэтому и веду себя так. Мне плохо, и я это показываю. Не могу не показывать, даже если бы хотела...
– Пеппи мой гость и друг, и я считаю недопустимым оскорблять ее в моем доме, – сказал я. – Мой дом не место для ссор тех, кто в нем живет. Я все же немало сделал, чтобы в нем всем было хорошо, и я не понимаю, почему начинается дурдом?
– Я никого не оскорбляла, – возразила Алла. – Но да, твой дом не место для ссор, и ты ни в чем не виноват. Но у меня кризис, которого давно не было...
Пеппи ушла в свою комнату, потом выскочила на улицу говорить по мобиле, и из сада долго доносился ее возбужденный голос.
– Не хватает, чтобы и у нее начался кризис, – сказал я.
– Не начнется, она очень удачно вписалась. У нее все отлично!
– Неужели?
– Да, у нее все отлично, она может быть счастливой! А я нет!
– А что такое, Аллочка?
Выяснилось, что во всем виновата Пеппи, которая не дает Алле проявить себя в моем доме и понравиться хозяину. В основном это касается готовки: и завтрак она готовит, и обед... Но это не так, кухня – совсем не любимое ее место. Алла не верит.
– К тому же обед мы готовим практически всегда вместе.
– Да, ты ей помогаешь!
– Я всем помогаю!
– Но не мне.
– Разве?
– Хорошо, но ты хвалишь Пеппи и не хвалишь меня, у меня начались комплексы!
Я посетовал на тяжелую судьбу гостя в чужом доме, как я сам в подобных ситуациях стараюсь быть приятным, вроде как сейчас Пеппи. И избегаю этих ситуаций, как сложных. При этом есть множество людей, которые уверены, что украшают дом одним своим присутствием...
Алла это понимает, но не хочет ни с кем соревноваться за внимание ко мне. Она вообще не любит соревнований... И снова про кризис.
И я рассказал ей про свои кризисы, и как тоже нервно на все реагировал, в каких ужасных состояниях был, когда прятал от себя веревки и ножи... Но я убрал из своей жизни сильно раздражавшие меня элементы – и сейчас мое душевное состояние гораздо лучше.
– Кризис – это нормально. Это знак, что в жизни надо что-то менять. Менять модель своей жизни.
– Вот я и хотела изменить, купив участок, а ты этому помешал, расхолодив меня, посеял сомнения. А это была единственная в моей жизни положительная вещь, мечта!
– Но, во-первых, ничего не кончилось, все только начинается. Я тоже купил этот дом не с первого раза. Во-вторых, я не уверен, что участок – это то, что тебе надо. Я бы предложил более кардинальное, но и более удобное – переехать в Севастополь.
Но Севастополь ей, как город, не нравится. И она не чувствует в себе сил что-то резко менять, ей проще купить участок и поставить на нем типи. Мы заговорили о возможности поставить типи или юрту, она вспомнила типи Мафи, другие типи, последнюю поездку на фестиваль «Ротонда», на которой с ней вместе отправился целый колхоз, включая специфического Максима.
...Они ехали на электричке, Максим, Прохор, бывший возлюбленный Гриша, еще один парень, мест не было, а когда одно освободилось, на него тут же сел Максим – и давай болтать дальше. Глядя на все это, ей уступил место «красивый сильный мужчина, похожий на Путина». Она пригласила его ехать с ними на фестиваль. Но он оказался пасечник, который купил банку с пчелиной маткой и трутнями, и везет к себе на пасеку. Она попросила показать – и он показал, как там все ползает. И она сравнила себя с этой маткой, а своих спутников – с трутнями... «Все совпало!» Ведь она не хотела их брать, хотела поехать одна, они сами присосались...
Она смеется, ее не узнать. То есть как раз можно узнать прежнюю Аллу. Пеппи передает привет от Миши, она тоже в нормальном настроении, вопреки ожиданиям. Потому что долго говорила с мамой, которая служит ей громоотводом. Ходит с планшетом на руке, как с ребенком, не расставаясь с ним, даже когда наливает чай.
Алла поблагодарила за беседу и ушла спать. И Пеппи поздравила нас с тем, что Аллочкино настроение стало лучше. Я старался, я, можно сказать, целую спецоперацию провел, в которой все фразы и интонации были подчинены одному: успокоить ее – и увести ее мысли в другую сторону: от меня, от своих обид, от ощущения собственной ненужности, потерянности...
Никакого кино: ни у кого не было ни сил, ни настроения.

Весь свой последний день в Крыму Аллочка рисовала обнаженную женщину, в позе распятого ап. Андрея – на супрематическом фоне.
– Это символ моего настроения, – объяснила она.
Сильная картина. Сделала она ее на смытом моем портрете.
Я писал на достархане, Пеппи рядом изучала расписание автобусов до аэропорта – и нашла удачный вариант. К нам присоединилась Алла. Она хочет иметь маленький самолет, а аэродром неподалеку уже есть, – и летать на нем в Москву.
– Нам с Мишей нужен будет большой! – сказала Пеппи. – Возить все его вещи!
– Лучше всего – летающая тарелка, – решил я.
– Лучше всего – телепортация! – воскликнула Пеппи. – Вошел в кабинку – и через секунду выходишь здесь у Саши! – смеется она.
– А потом: ап! – и выходит еще один гость! А потом – еще один! – сказал я. – Я просто повешу на дверь кабинки для телепортации висячий замок. И подопру граблями – для надежности!
Поговорили, и Алла пошла делать обед, а я, как обещал, ей помогать. Обед прошел гладко. Алла спросила: приму ли я ее здесь еще? Тогда она оставит здесь штаны...
На вокзале мы были за 40 минут до отхода автобуса, и охранник на шлагбауме пустил нас заехать на площадь, причем бесплатно. Билет до аэропорта всего 180 р. Невысокий дед хотел купить мою машину: ему нужно возить урожай на рынок. Чтобы скоротать время, купили в автомате кофе и пили на недавно сделанной площадке-садике у нового моста. Помесь щенка таксы развлекал нас. Пеппи по-прежнему говорила о Мише, котах, гитарах... Подозреваю, что она совсем не так счастлива, как думает Алла. Она очень одинока, у нее, собственно, и есть, что Миша, которого она не видела несколько месяцев, и который к ней не рвется. Поэтому она так долго говорит с мамой по телефону.
У автобуса Алла долго извинялась передо мной, перед Пеппи.
– Пустяки, – ответила Пеппи. – Я железобетонная.
– Я уже поняла...
Алла уехала, а мы поехали в Novus, который в т/ц «Океан» на Остряках. Он удивительно пуст от товаров. И это выглядит странно и уже непривычно.
Отсюда мы поехали на почту, чтобы Пеппи отправила новое письмо Мише, с черным нарциссом на обложке. Но почта уже закрылась. Зато она купила пива.
Мы пили его на балконе, глядя на пробивающееся сквозь наползающие облака солнце. Завтра снова похолодание, пророчит погодный сайт.
– Я увидела сегодня птицу забвения, – сказала Пеппи.
– Чем она отличается от обычной?
– Не знаю, но знаю, что это она...
Я понимаю удачу, но и странность нашей дружбы. Аллочка вчера сказала, что завидует, но и радуется такому нашему «симбиозу» (иногда ей удается быть пронзительно точной). Это «симбиоз» людей без пошлого интереса друг к другу, словно у бесполых существ. И это мне нравится. С Аллочкой такого не получалось.
Ночью смотрели «Короткое замыкание», российский фильм из пяти новелл пяти режиссеров: Павла Хлебникова, Вырыпаева, Германа-младшего, Кирилла Серебренникова и еще кого-то. Кроме Вырыпаева, у всех – серая депрессивная Россия, ужасная, безумная. Это уже стереотип, штамп. И кроме Хлебникова и Вырыпаева – остальные новеллы как-то либо не покатили, либо просто слабы, даже Серебренникова.
Пеппи пыталась заснуть, но я не давал.
Оказывается, она смотрела фильм «Я», некоего Волошина. И читала роман (пьесу) «Кислород» Вырыпаева. Я не знал, что такой существует. Глянул «Я» – и он мне сразу не понравился исключительной ненатуральностью, выдуманностью, повторением голливудских штампов.
– Без Аллочки даже как-то пусто, – заметила Пеппи.
Да, это так, несмотря ни на что. Но я рад, что этот дурдом закончился. Еще одного подобного сожительства с ней я не выдержу.

То, что меня слегка задевает, когда Пеппи упоминает Мишу, говорит о том, что я все же неровно к ней дышу. Я словно считаю, что она почему-то должна думать только обо мне! Но Миша все еще ее «официальный» мэн, он не отказался от нее «публично». И она от него тоже. А кто я ей? В общем, никто, друг. Почему же ей не думать о Мише? А о ком тогда? Если бы я ее соблазнил и взял ответственность на себя – тогда другое дело. Для нее это будет железное оправдание. Да и Миша, мне кажется, был бы только рад этому раскладу...
Однако, я понимаю, что чувства к ней – это следствие ситуации, то есть моего одиночества. И она может быстро разочаровать меня, как бы она ни старалась быть еще лучше, чем теперь. Но она здесь живет – и является соблазном. «Легче воскрешать мертвых, чем жить рядом с женщиной и не соблазниться», – как цитировал я «своим» женщинам св. Бернара, что очень понравилось Аллочке. Подобное уже было в Жаворонках – и я был рад, когда Пеппи съехала. Но хочу ли я здесь остаться один? Мне ведь так удобно с ней. Да и куда она пойдет?

Увы, в этот раз миром в моем доме не пахло вообще. Аллочка умудрилась за короткий визит устроить несколько тяжелых сцен. Помню, как она балансировала на краю пропасти. И когда я ехал домой, где я знал, мне придется общаться с Аллочкой, я дополнительно брал себя в руки.
На следующий день после ее отъезда я обнаружил, что она уничтожила мою картину с собой, написанную прошлым летом. Притом что картина стояла в моей комнате, лицом  стене.
Это уже слишком! Если она хотела прервать наши отношения – она сделала все, что нужно!
Я ведь специально не «публиковал» этой картины, зная, что она может не понравиться модели. Со мной всегда можно договориться. Это такая благодарность хозяину за то, что вписал, предоставив лучшую комнату, возил, советовал? Чем я провинился перед ней? Не ответил на любовь?.. Иногда казалось, что она хочет за это меня убить!.. Какие страсти у этой женщины! Какое коварство! Меня просто тряхнуло... Как теперь я буду с ней общаться?..
Предвижу, что она будет обвинять меня, что я воспользовался этим случаем, чтобы прервать отношения. А я воспользуюсь, – во всяком случае, на время, пока этот бред не кончится...
Но даже и теперь я не столько гневаюсь, сколько жалею ее. Если человек ведет себя так, как все десять дней вела себя здесь Аллочка – он в очень плохом состоянии. И я во многом причина этого, и я ничего не могу изменить. И это меня угнетает. Кажется, как будто я что-то ей должен, что я веду себя не честно. Но разве это так?
Рассуждал об этом с Пеппи, дописывая ее портрет. Она думает, что Алла хотела мне что-то показать, свою обиду, например. Сомневаюсь, что она вообще понимала, что делает. Женщина в таком состоянии действует импульсивно, не думая о последствиях.
Пеппи принесла мне ссылку на блог, где обсуждали, как клеить отвалившееся боковое зеркало на машине. Получается, что лучше всего моментом или герметиком. Этим я и занялся, и это был мой единственный за день выход наружу, не считая выхода за дровами – ибо погода снова плохая, +7-8, ветер, даже небольшой дождь.
Я делал альбом с путешествием на Челтер, читал, редактировал текст, а Пеппи готовила обед в волшебной мультиварке. Она маленький, очень полезный грулик...
Мама по скайпу сообщила мне, что на «Эхо Москвы» Умку упомянули в числе великих, чей день рождения  приходится на этот день. Наконец-то! Именно тогда, когда распалась группа, а она давно не записывала новых песен и вообще находится в кризисе, как мне показалось. Тут о ней и вспомнили.
Ночью Пеппи прислала несколько ссылок на фильмы, которые мы можем посмотреть. И прильнула к теплой стене на моей кровати. Фильм Киры Муратовой 12-го года я смог выдержать 10 минут. Следующим был фильм Вырыпаева, тоже 12 года, словно близнец первого: эстетизм, бессмыслица, неправдоподобие, возведенное в принцип. Поэтому я предложил посмотреть простой и «честный» фильм Кроненберга «Оправданная жестокость». Для него он даже слишком простой.
Пеппи так пригрелась, что заснула, и час спала на моей постели, пока я писал дневник. Закашлялась и проснулась. Прощание с обниманиями. Я глажу ей живот, словно ребенку.
Подмывает опять, как два года назад, делать ставки: произойдет что-то или нет? Думаю, Миша не остановит ее, стоит мне проявить к ней больший интерес. Поэтому дело во мне. Она ужасно мне удобна, не хочется ее терять. Но и создавать отношения – стремно. Вот как трудно теперь с Аллочкой! Я один раз впустил ее, и теперь она рвется снова и снова. И вот уже до чего доходит!

По утрам у меня пирог. Пеппи сидит за кухонным столом у большого окна и рисует. Через окно мы любуемся цветущей черешней. Пеппи заново открыла в себе любовь к ботанике. Все для нее внове, как в детстве. Конечно, она же первый раз видит крымскую весну, а это совсем другое, чем в городе и на севере.
Солнце и сильный ветер, +11. Если бы не ветер, все было бы совсем хорошо.
С третьей попытки, используя всю ту же газету бесплатных объявлений, нашел, наконец, двух рабочих, готовых делать крышу. Они приехали. Зовут Игорь и Коля. Мы все обсудили, они даже оставили вещи. Укладка ракушки будет стоить 30 р. за камень (ибо третий этаж). Плюс бетонный пояс. Плюс шпатлевка. 10-15 тысяч, как я прикинул. Сама крыша – 20 с лишним. В общем, целиком проект мне обойдется в 55-60 тысяч. А еще надо жить.
Я попробовал сам затащить блок ракушки на руках и на тросе – это не малый фак! Убирал мусор и листья вокруг дома, три с лишним мешка. Обрезал захватывающий стоянку плющ и пересадил его к задней ограде. Помыл машину – под пронзительным холодным ветром. Огромные дождевые тучи над морем. Только бы не заболеть.
Пока я изучал строительный рынок Севастополя на предмет самого дешевого ондулина, Пеппи сделала пиццу.
Как и вчера, топил печь, в том числе и углем, читая Фриша. Ночной Кроненберг, «Порок на экспорт», про русскую мафию в Лондоне. В Вике говорили, что он широко использовал консультантов по русскому преступному миру. Но даже они не помогли – чушь полная! Нельзя им – никогда – снимать фильмы о России и русских! Это старая истина. Они в них ничего не смыслят, вообще...
Пока смотрели, за окнами полыхали зарницы, гремел гром, но до нас не дошло. Все бы ничего, но рабочие обещали прийти в 8. Если погода не помешает, разумеется.

Верная Пеппи стала будить меня в 8, сделала кашу в чудо-машине. Противное мокрое утро. Рабочие приехали в 9. Я предложил им сделать блок с лебедкой, поднимать и спускать тяжести. Но мусор они носили вручную, для чего понадобились мешки. У меня их, вроде, много, но им мало. Поехал на Пятый за мешками, за тросом для лебедки и пр. Даже за кофе, по просьбе Пеппи. И попал пробку из-за «родительского дня», когда весь Севастополь навещает своих мертвых на кладбище, мимо которого я еду. Зато распогодилось, солнце, хотя с ветром.
За это время рабочие сбили полукружия стен и вывели стену в несколько горизонтальных уровней. Ужас, до чего она тонкая! Я прикинул, как это будет непрочно и уродливо: снизу стена в полкирпича, сверху – в полблока, которые в полтора раза шире. И предложил снести все стены и выложить новые из ракушки. Игорь, оказывается, думал об этом, но боялся предложить. Но для этого нужен новый материал. Игорь насчитал как-то очень много. Я посчитал: вышло 180 штук. В любимой газете при помощи Пеппи нашел объявление о продаже ракушки. Пеппи, как секретарь, быстро набирает номер. Там некий Инвер предлагает ракушнЯк по 22 р/штука. Доставка – 350. И есть машина. И можно прямо сегодня. Закал еще цемента и песка.
Снос стен идет ударными темпами, беспрерывно работает мой перфоратор, мучая Пеппи. А мешки снова кончились. Рабочие уже используют их повторно, высыпая кирпич с мусором в саду. Я опять еду за мешками. Пробка еще хуже. Заехал на склад пиломатериалов, где нашел нужную мне обрезную и даже полуобрезную доску, 12,5 и 10,5 тысяч/куб соответственно. Бросив машину из-за пробки, пешком дошел до рынка, где с трудом, в двух местах купил 50 мешков. И купил себе дешевые полукроссовки за 500 р.: в моих старых уже, по сути, нет подошвы, и я не шел, а страдал, как нищий.
Приехал и увидел, что Игорь кидает кирпичи с крыши в сад, почти на мои растения. Этого я допустить не мог.
– Почему вы не используете блок? – спросил я.
– Так нечего к нему цеплять. Нужна бадья какая-нибудь.
Я взял алюминиевую емкость, сто лет живущую на моем участке, литров на 30, просверлил в ней дырки для проволоки – и процесс пошел. Игорь снизу поднимает емкость, Коля наверху складывает кирпичи, емкость спускается, Игорь относит кирпичи в кучу в саду. Их уже столько, что можно построить небольшой дом.
Пеппи сделала в чудо-машине рагу, мы поели – и она решила погулять: все равно грохот и нет интернета: рабочие сняли антенну.
Подошла ко мне во дворе, пока я говорил с Игорем, и положила голову мне на плечо. Очень трогательно. Что он подумал? А что он мог подумать – только одно. И ошибся бы. Она оставила мне 7 тысяч на всякий случай – и ушла. Я стал убирать мусор, разбросанный на дорожке под крышей. Почти убрал – и приехал грузовик-«газель» с ракушкой. На нее было больно смотреть – такого отвратительного качества она была! А ведь мне обещали самую лучшую! Но поздно рыпаться, сам виноват, что поверил на слово. Около часа с рабочими разгружали эту «газель». Выложили за домом новую стену. Всего с цементом и песком это обошлось мне в 6100.
Угостил ребят чаем. Они скромные и стеснительные, сами ничего не просят. Попытался вылезти на крышу: люк не открывается – прижат сломанной стеной. При открывании он сильно поломался. Наверху я увидел что-то эпическое: кучи кирпичей, мешки с мусором – вперемешку с бывшей дверью на чердак, деревом, кусками стены, битой штукатуркой, инструментом... И конца не видно. Зато я исхитрился восстановить интернет.
Рабочие ушли в 7, скоро пришла Пеппи. Она была в «Муссоне», купила конвертов – и водки! Я уже затопил печь: дом выстужен после всех хождений. Только бы ночью не пошел дождь и не залил бы нас: стены между скатной крышей и площадкой больше нет. Мне вспомнился 98-й год, когда я стал делать эту роковую площадку, снял крышу – и ливануло!
Ужин с Пеппи – тот же суп, рагу, но с водкой. Я вспоминал суфражисток, Маргарет Фуллер, романы Готорна, Дебрянскую, главу российских лесбиянок, с которой на одном митинге попал в менты, Джойса и пр. Параллельно топлю печь. Пеппи рассказывала, как ее мама, оставшаяся одна с двумя детьми, умела все превратить в игру, даже гипс или пластырь на пальце. Как Пеппи училась читать...
Поговорил с мамой по скайпу. Она видела Ваню, передала ему деньги. Он спросил, когда я приеду? У него проблема с риторикой и каким-то рефератом, и он может быть не допущен к сессии. Выглядит плохо, наверное, совсем не спит, играет...
Она выглядит очень хорошо для своих 75-ти, даже не верится. И у нее все нормально, в том числе с собаками.
Решили смотреть «Голый завтрак», который Пеппи не видела, – чтобы исправить впечатление о Кроненберге. Я поднялся к себе – и тут звонит Аллочка. Это уже третий ее звонок, двух первых я не слышал. Она, как ни в чем не бывало, расспросила, как у нас дела? Я спросил про ее. Я жду от нее вопроса про картину, но его нет. Поэтому задал его сам. По интонации она совсем не раскаивается, мол, ей было очень плохо – и так она боролась со своим настроением. Она, мол, пыталась мне объяснить, а я не реагировал, и вот результат.
– И что я должен был делать?
– Показать мне больше нежности, поносить на руках!..
– Шутишь?
– Нет!
– Но с чего это вдруг?
Потому что ей было плохо. А плохо – от ревности, от того, что я отверг то, что было, что полгода не давал ей любви, не смотрел на нее, как на женщину... Но мы же все это обсуждали, договаривались! Да, но она мечтала о другом. И уничтожила портрет, где она такая уродливая. И все мои рисунки с ней тоже. Я об этом еще не знал.
– Я хотела таким образом вырвать себя из твоей жизни.
– И тебе это блестяще удалось! Полагаю, так мы поставили точку в определенного рода отношениях.
– Ты поставил ее давно! Еще полгода назад.
– Но теперь не будет и того, что было эти полгода. Ибо я сильно впечатлен твоим поступком.
– Это ты виноват!
– Да, я понял. И понял, в каком ты ужасном состоянии, раз творишь такое. Поэтому я хочу свернуть всякое общение.
Долгое ее молчание.
Она надеется, что если интересна мне, то общение все же будет. Я не уверен.
Через двадцать минут разговора телефон отключился. Видно, на моем кончились деньги. При этом пауз и молчания в разговоре было едва не больше, чем слов.
По сути, этот разговор был похож на наш последний здесь на кухне, но я ее больше не утешал и не развлекал. Я не оправдывался на ее обвинения, я понимаю, что это все тщетно. Она признает свою вину, но это тоже не имеет значения. Она уже много раз это делала, а потом поступала еще хуже. Она может быть не в себе – и это пугает. Поэтому я хочу закончить наше общение. И повод как нельзя лучше...
Мне трудно ее оттолкнуть, не приучены мы к этому. Но что-то надо делать.
Странно, что я попал в эту ситуацию, все зная наперед, все предвидя, пытаясь закончить отношения как можно раньше, объясняя ей, убеждая ее сделать паузу в общении, чтобы она не привыкла ко мне и не страдала потом... Я добился этого с большим трудом, но и это по-настоящему не помогло, как теперь выяснилось.
Польза в том, что я убедился в верности своих прогнозов. Я пошел на эксперимент, чтобы знать не в воображении, а на опыте, как это бывает. Ну, и долгое воздержание тоже сыграло роль. И ощущение окончательного эмоционального разрыва с Мангустой.
Все же мы стали смотреть «Завтрак», Пеппи у меня на плече, ноги в жаркую стену. Заснула один раз, второй, после чего я остановил фильм. Притом что фильм ей нравился, и она не могла понять, как он мог снять то, что мы смотрели вчера?
Я, впрочем, тоже активно засыпал: тяжелый день. Она устроилась у моего живота калачиком, я глажу ее по волосам. Мне хорошо с ней. У меня есть сильный соблазн «арендовать» ее у Миши, как я когда-то сказал в Жаворонках. Но я боюсь чего-то долгого и серьезного. А она спрашивает: какую я хочу на завтрак кашу? И пошла ее ставить в мультиварке.
Я чувствую беспокойство и привычную уже раздвоенность. Что мне делать? Идти за желаниями? Но они уводят в яму. Стоять жестко на своей независимости и одиночестве? Но, может быть, я упускаю самый лучший вариант для взаимности в своей жизни? Время еще терпит, возможно – я еще разберусь, что мне делать?
Вот чем занят писатель.
А ночью +3...

Днем солнце и сравнительно тепло. Я даже снял свитер и остался в строительном «кителе» – и так поехал на Пятый, чинить перфоратор, не выдержавший усилий моих строителей. И там уже замерз, когда солнце спряталось.
Мой страх: спина и простуда. Потому что спина на грани, как и горло.
Потом ездил на Пятый второй раз, за цементом, вязальной проволокой, саморезами. Заехал на древосклад, обнаруженный в прошлую поездку, и заказал нужную доску. Все это мне в тот же день привезли. Пеппи помогла разгрузить и уехала в город и к себе на участок. А я продолжил начатую накануне дорожку из кирпичей, которую я назвал «The Yellow Brick Road». В ней и правда есть желтые оттенки. Занимался художественной резкой кирпича, делая заворот. Начал и почти кончил дорожку ко второму достархану.
Пеппи вернулась перед заходом солнца, с пивом. И хоть устала, но за 20 минут сделала обед, включающий салат в стиле кафе «Момо», то есть с крупно порезанными ингредиентами.
– Теперь это будет наш мэм: «салат в стиле «Момо»». Когда ты будешь седая, старенькая, а внуки будут делать семейный салат «в стиле «Момо» – и не знать, что это значит. И передадут своим детям, как семейное предание из глубокой старины, – смеюсь я.
Она села вязать заплату на моем бордовом свитере, на китайских палочках для еды, в отсутствии спиц. Умелица!
Я писал ответное письмо Мангусте, которая считает, что мужчина может устроить свою жизнь с двумя и даже тремя женщинами, чему противоречит мой опыт. Пришла Пеппи со свитером. Она сделала и вторую заплату, для композиции. Обнял ее за талию, она меня за шею.
– Придется на тебе жениться. Согласна?
– Да! – воскликнула она.
В такой атмосфере мы стали смотреть «Северный отель» Карне, когда-то очень важный для меня фильм. Она как всегда головой у меня на плече, ногами в горячую стену.
– Не могу уйти! – говорит она после фильма.
Я глажу ее по голове, как кошечку.
– Как приятно!
Когда-то так было с ОК, и ничем не кончилось. Может быть, не кончится и теперь.
Спустились на кухню. Я еще раз подбросил дров. Уголь уже кончился, целый мешок. Но и холода прошли, ночью уже +8. Она подошла прощаться. Я поцеловал ее в голову сверху, она меня в щеку. Я обнял ее и глажу. Она крепко обняла меня и прижалась. Мои руки залезли ей под майку и стали ласкать грудь. Как она трепещет, как бешено стучит ее сердце! Милая девочка! Погладил ей и попку в юбке, ничего больше. Отпустил.
– Все, иду спать, – сказала она.
– Да, иди, пока не случилось ничего хуже, – смеюсь я.
Странно, что я совершенно спокоен. И очень устал. И рано лег спать. И она снилась мне во сне, не в первый раз.
Ночью снова позвонила Аллочка и попросила прощения...

Все же сон был нервный и кончился даже раньше прихода рабочих. Пеппи отперла им калитку, пока я делал зарядку. И уже сделала омлет.
Игорь говорит, что нужен еще песок. Пеппи резонно отвечает, что тогда надо завозить все: песок, цемент, щебень – для бетонного пояса. Я считаю количество, потом с помощью любимой газеты ищу поставщиков. Она ушла на мыс, где рисовала маленькие картинки-пейзажи, в стиле сумэ. Я доделал дорожку к новому достархану и стал складывать битые и целые кирпичи в «кирпичницы». Она помогла мне перенести стол. Вообще, провела рядом почти весь день, утроившись на достархане. Здесь же мы пили чай под Deep Purple, лучшую группу для физического труда. Она – в легкой желтой хипповой юбке, оранжевом шарфе, с золотисто рыжими волосами – неплохо смотрелась в моем саду. Сделала мне травяной чай от горла. Удивительный белый хлопок цветущей черешни в синем небе – прямо над достарханом. Она ушла в дом и вдруг оказалась сидящей на моем окне, на втором этаже, ноги наружу, к смущению рабочих.
Отчаянная девушка! А она смеется.
Она успела сделать пиццу и принесла ее на достархан. И тут приехал материал, который разгружали рабочие. Они кончили стены, подмели, вынесли мусор в дальний угол сада. Заплатил им 12 400, притом что я боялся, что они накрутят до 15-ти. Пеппи предлагала вычесть у них за перфоратор, но это как-то мелочно.
10 они возьмут за бетонные работы, не меньше двадцати за возведение кровли, 10-11 будет стоит покрыть ее ондулином. Это без шпатлевки. Но и без нее я уже не прохожу по деньгам. Но главное – крыша!
Пеппи предложила сходить на мыс. Я взял пиво, она – одеяло. Солнце, белые цветущие деревья, словно в пене. Она восхищается запахом черемухи. Я рад, что мне не надо беспокоиться о ней, когда она спускается по склону. В скорости перемещения она даст мне фору.
– Один раз я все же упала, в Симеизе, – вспомнила она, – после истерики из-за Миши, когда он решил ехать в Москву. В результате поехали сюда. И здесь познакомились с тобой.
– Все было предопределено...
Попалась куча собак: троица разнокалиберных песиков, бродящих вместе, собака Белка у женщины с дочерью, что, как и мы, ходили на мыс, восемь штук щенков в угловом доме на первой линии, выскочивших смотреть на нас и лаять, шестеро мелкопородных кабыздохов неподалеку. Прошел растаман в майке, словно летом. Он живет здесь в палатке, не холодно. Зимой жил на Мангупе, но не с индейцами.
– У меня с ними разная философия, – объяснил он.
– Одни, видно, бухают, а он курит план, – решил я.
Она захотела сидеть под тем камнем, на котором в 2005-ом Лесбия исполняла свой безумный танец отчаяния. Я не стал об этом ей говорить. Цвет моря такой, что автопарат не может его передать. И белый воротник пены от разбивающихся волн. Ветер, но мы сидим в тихом спокойном месте. Она рассказывает про свою любовь к морю, после Питера. И к горам – после Крыма два года назад. Тут мы похожи. Но она испытывает к морю чувства, словно к живому человеку.
– Это удобно, можно всегда надеяться на взаимность, – шучу я.
Пьем пиво, Пеппи беспрерывно что-то рассказывает. Например, про свое рисование, которое началось тоже в Питере, про друзей, родственников. Они меняются, а она не хочет меняться, она хочет сохранить умение радоваться красоте. И она правда всему радуется, как ребенок. Это хорошо.
Мне с ней тоже хорошо, я чувствую, наконец, покой, которого не было даже тогда, когда все было нормально, год или два назад, когда я учился и почти научился внутреннему спокойствию. Не хватало компаньона, с которым можно было бы иметь этот квази-любовный момент. Я не обнимаю ее, ничего не говорю. Я человек свободный, а она – нет. Пусть все это уже чисто формально. Притом что чисто формально она вообще свободна. Она должна решить, с кем она, и лучше не по факту, а заранее. Я не хочу отбивать ее у Миши, я не хочу делать ему больно – если это для него больно. Все это надо обсуждать. Я был бы согласен на «пробный брак», в терминологии Аллочки... Вдруг у нас все получится как нельзя лучше? Она умная, чуткая, рисует, читает, у нее хороший вкус, она не ленива, хорошо ходит, на все согласна. И симпатична в придачу. Мне приятно обнимать ее, у меня так долго этого не было.
За ужином (суп с водкой) Пеппи сказала, что со мной приятно быть рядом, потому что женщина может чувствовать себя женщиной. А не как теперь сплошь да рядом, когда женщине приходится быть мужчиной. (Слово в слово это говорила мне и Аллочка. Тут еще момент, что обе женщины очень рано лишились отцов – и я для них такой псевдо-отец, о котором они мечтали. Это не мои домыслы, это было сказано мне открытым текстом.)
Вспомнили упреки Аллы в адрес Пеппи.
– А мне просто нравится заботиться.
Например положить ложку сметаны в суп или насыпать в чашку кофе с сахаром. Она хочет всем услужить. Может быть, потому, что живет в чужом доме. По ее словам, она вела себя точно так же, когда жила у Дениса (до вселения в мой дом).
– То есть мое положение не исключительное! – сокрушаюсь я.
Ночью смотрели с диска «Лавровый каньон», поэтому разместились в ее комнате, где есть проигрыватель дисков и телек. Ложем был матрас на полу, спинкой – зарядный ящик. У нас коньяк и шоколад. Она опять лежала на моем плече, ее нога чуть-чуть на моем ноге, иногда и ее рука на груди-животе.
Фильм показался ей «смешным». Странная оценка. Она вспомнила, что я обещал сделать ей массаж, для чего провокативно разделась по пояс. Но я ограничился массажем.
– Волшебные ручки, – похвалила она.
И в ее интонации я узнал Мангусту. Кстати, как и Мангуста, Пеппи любит только естественные запахи, а искусственных не переносит. Поэтому отказалась от духов. Может, Пеппи тоже из этих, из аспергеров? И этим все объясняется? Наша взаимная симпатия?..

Я считал все ерундой, себя же абсолютно в безопасности. Мол, я подготовился, подстраховался, у меня все чики-чики! Я отказывался верить, что меня можно любить так долго и так сильно. Я был уверен, что у Аллочки это скоро пройдет, как легкая болезнь. А ничего не прошло, стало хуже. Она оказалась совсем не тем человеком, что я воображал...
Трепетная Терри сказала, что боится Аллочки, Женя Тихонова заявила, что Аллочка разорвет всякого, кто приблизится ко мне. Все видели, как она обложила меня, один я ничего не видел. Тем не менее, «железную» Пеппи она не запугала.
Главное, что не запугала меня.

Это был важный день...
...В этот день был и первый полив, то есть первая подача воды для набора в емкость... Я стал показывать Пеппи, как происходит наполнение бака, повернул вентиль – и его разорвало сжатым воздухом с брызгами. Закрыл, попросил ее принести изоленту. Замотал трещину изолентой, вновь включил, и хоть с брызгами, но вода пошла. Выхода нет: если мы не нальем бак, то вновь останемся без воды. У меня хлещет еще ничего – от соседа через дорогу из общей трубы вообще бьет целый фонтан, аж до моих ворот.
Позвонила денисова Лена и попросила Пеппи включить воду в бак моим соседям. Это собирался сделать Денис, но его нет. Низкорослая Пеппи уже полезла было через забор на участок Бубнова, но я ее остановил и полез сам, с помощью стремянки и табуретки. Включил вентиль, вернулся, потом полез снова, проверить. А из внешней трубы, откуда идет вода для полива сада, хлещет вода. И уже льется на дорогу. При этом вентиль закрыт. Нашел палочку, попросил у Пеппи нож, которым я эту палочку обстругал и засунул в трубу, типа заткнул. Течет меньше.
Пеппи позвонила Лене и попыталась объяснить, что происходит, но ее сбивчивый рассказ остался совершенно не понятен.
– Женщины объяснить такое не могут, – поугарал я.
Я, наконец, стал делать зарядку, и тут пришел человек из правления, седой и строгий – снимать показания электрического счетчика. Заявил, что у меня 400 киловатт не оплаченной энергии, и меня ждут в правлении. Потом был завтрак из сделанных Пеппи блинов и, наконец, достархан, на котором мы пили кофе.
Впрочем, сперва я заставил себя сходить в правление, пока оно не закрылось, где заплатил более 1000 рублей, хотя Пеппи предлагала расслабиться...
Она лежала на животе, головой к солнцу, достархан был засыпан лепестками черешни.
– Тема для японских стихов, – сказал я.
– Сочини, – подстрекает она.
И мы продолжили болтать про ее способность любить многих и как она легко влюбляется.
– Это проходит со временем, – заметил я. – Когда-то я тоже был влюбчив...
И вдруг:
– Придумал!
Рыжая кошка Пеппи
Пригрелась на солнце.
Достархан в лепестках. 
Она тут же записала его в свой телефон.
И я пошел скручивать лопнувший вентиль, а Пеппи – мешать, как она это назвала. Ибо прижалась ко мне, провоцируя полуобнять ее. Поцеловал ее сверху в голову.
– Мне очень нравится обнимать тебя, – заметил я.
– Мне тоже, – был ответ.
На самом деле она помогала: держала железную трубу...
Ей надо ехать в город, в Аквариум, куда ее пригласила денисовская Лена – справлять д/р сына Вани (Ваня очень увлекается рыбами). Пеппи уже купила ему подарок. Я довез ее до Пятого, несмотря на обещанную мне пробку, – по словам появившегося Дениса. Поэтому, мол, он и опоздал на полив. Никакой пробки, преувеличил. Она напомнила про вентиль, который я забыл в машине (он нужен, как образец).
– Что бы я без тебя делал?!
– Вернулся бы за вентилем...
Здесь мы расстались, и я пошел искать вентиль. Купил за 600 р., «по старым ценам» и, якобы, особо надежный, хотя опять украинский. На соседнем вещевом рынке стал искать себе рабочие штаны. Вместо них за 500 р. купил кожаную куртку.
– Ее покупают сварщики, – объяснил мне продавец.
Ходил-ходил, и никаких дешевых штанов, все за 1000 и 1500. И вдруг нашел палатку, где все вещи по 50 р.: хозяйка распродает товар и уезжает. Тут мне карта, наконец, поперла!..
Заодно купил симку местной МТС (на самом деле, краснодарской) за 100 р. 
Дома починенная стиралка постирала, но почему-то не отжала. Поставил второй раз. Позвонил Пеппи. Они уже покинули Аквариум, сидят на горе у Владимирского собора. Я  сказал, что освобожусь через сорок минут и поеду в центр. И мы сможем совершить с ней прогулку на один из молов, ограждающих Севастопольскую бухту. Пока стиралка стирала, прикрутил новый вентиль.
Мы встретились в Артбухте, у автоматов с кофе. Предложил ей пиджачок, который специально взял для нее, если она замерзнет, но она отказалась. Взяли по стаканчику кофе и сели на баках, около воды. Как раз пришвартовался кораблик с Северной. Рядом иностранцы непонятной национальности фотографируются на фоне бухты.
Повел Пеппи к южному молу, где был с Лесбией и местными друзьями много лет назад. Поэтому плохо помню дорогу. Сперва мы пришли к «Солдату и матросу», потом к недостроенному музею, который почти разобрали, а зря: интересный был объект. Дальше все значительно сложнее: трижды мы заходили в тупики – к проходным неработающих заводов, в гущу полудеревенских дворов в районе между Капитанской и Бакинской улицами. Облезлые двухэтажные панельные дома, дети играют на улице, словно в мое советское детство, белье на веревках, детские качели чуть ли не того же времени, первая цветущая сирень, – словно переместился на машине времени. Пеппи качается на качелях. Ото всего веет милой ностальгией.
На ул. Адмирала Владимирского зашли на батарею. Здесь, согласно табличке, в 41-42 гг. находился главный пункт береговой обороны Черноморского флота. Бетонные бункеры, корабельные орудия, ограда с использованием здоровых боеголовок. А дальше – красивая тополиная аллея в молодой листве под ярким боковым солнцем. В конце концов, вышли на Катерную улицу, по ней дошли до Карантинной бухты. Пеппи восхищается цветущей сиренью: у нее на участке она и близко не цветет. Вид на Владимирский собор отсюда, с холма, через бухту, среди руин Херсонеса, очень неплох. Идем мимо «пафосных» домов по разбитой дороге. Вообще, этот великий город, герой и все прочее, еще и в таком месте, за время украинского владычества сильно обветшал. По этой дороге спустились в очередную промзону, которые чередуются тут с военными частями – и неожиданно вышли к молу.
Здесь все, как тогда: люди приезжают на машинах, рыбаки ловят рыбу, стена мола в молодежных граффити. Спокойная прозрачная вода, все еще очень холодная. Естественно, Пеппи забралась на стену, пошла мимо тетраподов к концу мола, а я рядом внизу, глядя на Севастополь в вечернем солнце, белый, на фоне синего моря.
Дошли до конца мола. Стена тут стала выше трех метров, а она не заметила – и перепугалась, что для нее не характерно. Она, как и я, не доверяет творениям человеческих рук, а на горных обрывах чувствует себя спокойно, я видел. Забрался к ней по самодельной «лесенке» из камней и торчащих из бетонной стены арматурин. Сели рядом на стене, я свесил ноги в сторону открытого моря и тетраподов, напоминающих тюленей, греющихся на солнце. Чтобы успокоить ее, читаю ей стих про Mare Liberum – и рассказываю о времени, когда я его написал. Она легла на камень, головой ко мне, используя мою сумку, как подушку, я глажу ее по рыжим волосам. И снимаю Херсонес, кораблики, все подряд. Ее, конечно, тоже. Ее обнаженный живот между маечкой и юбкой смотрится очень трогательно. Вообще, мне снова хорошо, мне приятно, что ситуация отдает законченностью, и мне больше ничего не надо. Прекрасное место в компании симпатичного человека, с которым можно хорошо говорить и хорошо молчать – чего еще мне надо? Даже стал тормозить, чтобы побыть здесь дольше.
Она хотела дождаться заката, но это слишком долго. И мы пошли по стене назад, потеряли прежнюю дорогу, оказались на улице, где я пил портвейн с Лёшей DVD, году 2008, и понял, что мы идем не туда. Сделали крюк по новым полудеревенским улицам, вышли к тополям, за которыми фиолетовые облака в бирюзовом небе. Я чувствую, что испытываю к ней, идущей чуть впереди меня, чувство, похожее на влюбленность... Первый раз я почувствовал его сегодня, развешивая ее вещи на веревке, – что они мне дороги, как принадлежащие ей.
Но как она бежит, ее надо постоянно удерживать. А мне-то все говорили, что это я – бегу! Она взяла меня под руку, чтобы я так сдерживал ее. Прошли мимо рекламы квартир в снесенном недавно доме на Капитанской улице: под видом реконструкции овощного магазина возвели 16-этажный дом!
Зашли в «Челентано» – ради дабла – и поехали в Sea Mаll за продуктами. Уже темно, езда по Севастополю, несмотря на качество асфальта, совершенно расслабляющая. Скорее отдыхаешь, чем устаешь. Вдруг на Остряках увидел фигуру женщины, напомнившей мне Мангусту. И внутренне вздрогнул. Вот кого я любил! И как сильно! Поэтому написал столько стихов. А что же я испытываю к Пеппи, неужели нечто подобное? Если это не любовь, то что? Благодарность за ее удобность, отзывчивость и т.д.?
В супере Пеппи с интонацией Мангусты сказала, что она начинает верить, что она хорошая – так много я хвалю ее – ибо она опять все помнит, что надо купить, и все находит. Плачу, конечно, я – и деньги летят. У меня не поднимается рука предложить ей серьезней участвовать материально в нашей жизни. Ибо она и так грулик, от которого одна польза...
Вернувшись домой – сразу бросились в готовку обеда. Варили борщ, оба первый раз, по аллочкиному рецепту. А еще сделали рис и салат.
Ночной фильм в ее комнате на матрасе. Предложил «Со мною вот, что происходит», – хорошая трагикомедия на тему Нового Года, в стиле «Иронии судьбы». Она закинула ногу на мои ноги и легла на грудь, полуобняв рукой.
Фильм кончился, она закрыла экран, и мы остались в темноте. Она еще плотнее прижалась ко мне.
– Как с тобой хорошо! – сказала она.
Я сползаю с ящика, ложусь лицом к ней и обнимаю.
– Как давно я никого не обнимал, – сказал я.
– Я тоже! – ответила она.
Наши лица касаются друг друга, сперва носами. Я слегка целую ее в лоб, нос. И, наконец, мы встречаемся губами. И как она вдруг стала страстна! Ее напор сметает все мои защиты. Я стал ласкать ее грудь, попку, потом сорвал юбку вместе с трусиками...
– Я испытываю моральную проблему, – мучаюсь я. – А ты?
– А я нет! Я пыталась дозвониться Мише...
Она сравнила наше положение с «Завтраком на траве»: я одетый, она раздетая.
– Я только поласкаю...
И, естественно, довел ее до возбуждения. Снял и остальное и разделся сам. Я действительно собирался это сделать. Даже предупредил, что у меня давно не было секса, поэтому я, очевидно, закончу все очень быстро. Она понимает. Но я не спешу, я помню, как обламывал меня незапланированный секс. К тому же у нее есть Миша.
– И как мы потом будем решать эту проблему?
– Я все возьму на себя.
Но во мне проснулся рассудок. Я хочу знать: хочет ли она остаться со мной?
– Я хочу остаться с собой.
– А со мной?
– Я и так живу с тобой! – смеется она.
– Нет, в другом качестве?
– Не знаю.
Она хочет семьи и детей, а как сказала ей Аллочка, призывая бросить Мишу: я в этом отношении мало чем от Миши отличаюсь.
– Это так. Но неужели ты правда так хочешь детей? Это же лишит тебя свободы! Твое положение до некоторой степени уникально: ты не девочка, у тебя есть ум, опыт – и при этом нет привязок в виде детей. Ты можешь делать с собой, что хочешь! Очень мало женщин могут похвастаться этим...
– Я понимаю. Может быть, мне хватило бы заботиться о чужих детях, потому что я правда люблю детей.
Помолчала.
– Когда ты выбрал меня?
– Ты всегда мне нравилась. Но лишь когда я приехал сюда, я почувствовал, что что-то может получиться.
И она тоже это почувствовала. И даже испугалась.
Теперь моя очередь спрашивать.
– Как ты относишься к Мише? Любишь его?
– Да.
– Как же ты делаешь то, что делаешь?
По ее словам, она ответственная и безрассудная сразу. И решает проблемы по мере их поступления.
– Но именно сейчас мы и собираемся их породить! – возродил я.
Она может любить и Мишу, но любит и меня. Мише, она чувствует, она все меньше нужна.
– Что будет, если он узнает о твоей измене? Все кончится?
– Думаю, да.
Один раз она уже изменила ему, еще в Питере, когда было не понятно, будут ли они жить вместе. И он очень расстроился.
Я предложил остановиться на достигнутом. Пусть она донесет до Миши, что вот-вот может случиться – и пусть он примет решение, как-то отреагирует.
– Может быть, именно это заставит его примчаться сюда! – смеюсь я.
Я вспомнил историю с ОК. Мы могли продвинуться далеко, но не продвинулись. Ибо ОК дала обещание П. Она успокаивает себя, что Миша, в конце концов, тоже спит с другими женщинами.
– Но он мне не изменяет! – настаивает Пеппи. – Только не спрашивай, откуда я это знаю.
Думаю, она права. В конце концов, это происходило в моем доме.
– Я решила, что если появилось два мужчины, но надо выбирать второго. Потому что, если бы первый был нормальный, второй не появился бы.
– Это так. Но, с другой стороны, второй может быть искушением. Мало ли что может быть между двумя. Поссорились, другой потерял новизну. Отношения – такая хрупкая и сложная вещь... А новый – неизвестный, многообещающий, сияет с любого бока.
– Почему нельзя жить с двумя? – спросила она.
– Мне уже как-то задавали этот вопрос. Но зачем останавливаться на двух, почему не с тремя? У великой царицы было много любовников...
Она смеется.
– Зачем ты отказываешься от свободы? – спросила она.
– Свобода нужна, в том числе, для того, чтобы делать то, что я делаю теперь. И не испытывать угрызений совести, не чувствовать, что кого-то обманываешь. То есть иметь право искать и экспериментировать...
Я переместил ее себе на грудь, ласкаю попку и ноги, мы целуемся. Она вспомнила про свой завтрашний поход в правление и что надо поставить будильник. И я вспомнил «Тристана Шенди» Стерна: «Милый, а ты завел часы?» Она не читала.
– Это и есть мое любимое времяпрепровождение с женщиной в постели: поговорить о литературе...
Первый раз я сказал это Мангусте – на постели в Бат Шломо. Все повторяется. А в Пеппи то и дело проскакивают интонации Мангусты. Впрочем, они и у Аллочки проскакивали. И все же с Пеппи мне гораздо легче, чем с обеими. О Пеппи не надо заботиться, как о Мангусте, она сама обо всем и обо всех позаботится, – маленькая рыжая Пеппи...
И все это в полной темноте. Лишь в окне освещенные от лампочки на крыльце ветви кипариса. Она напомнила, что надо спать, но мы не разлиплись. Наши органы вплотную друг к другу, но я почти не испытываю возбуждения. Она напоминает мне мальчика и ребенка сразу, и как-то сбивает настройку. Опять Лолита! Хоть ей уже 28 лет!
Наверное, я не прав, что возбудил женщину и бросил. Но я пытаюсь объяснить:
– Я – человек свободный и могу позволить себе любое поведение. Ты же – нет. И я не хочу создавать проблем для твоей совести.
– Моя совесть это переживет.
– Значит, моя не переживет. В любом случае, у тебя будут проблемы с другими людьми.
– Я фактически свободна! – возразила она.
– Донеси эту мысль до Миши.
– Хорошо...
Она долго молчит.
– Это первый раз, когда я бросаю. Всегда было наоборот. Но я аранжирую ситуацию. Я и с Мишей стала аранжировать – и его укусила змея! А я стала его спасать. И спасла. Поэтому теперь боюсь это делать...
– А я никогда не увожу девушек друзей.
– Понимаю...
Вдруг она спросила:
-- Интересно, а зачем я тебе нужна?
– С тобой я чувствую законченность...
Это так. Давно я не чувствовал подобного. Может быть, никогда. У всех «моих» женщин были дети, у некоторых мужья, у некоторых был сложный характер и плохое здоровье, некоторых я просто не мог любить... То есть Пеппи – это первый, почти во всем устраивающий меня вариант. На шестом десятке!
Ей странно, что я так оценил ее. С 18 лет у нее был комплекс неполноценности. Если бы она тогда увидела себя теперешнюю, она не узнала бы себя. Тогда она очень хотела нравиться – и никто не обращал на нее внимания. А когда она отказалась это делать – все стали ею интересоваться. Но я бы не сказал, что она не хочет нравиться. Хочет, но только не за счет макияжа и дорогих платьев.
– Но человек вообще очень сильно меняется после восемнадцати – и до тридцати, – сказал я. – Никогда потом так сильно. Хотя я вижу явную связь и схожесть с собой восемнадцатилетним. Но я тогда был гораздо более жЕсток, прямолинеен в своих идеях, догматичен. Плохо знал людей и был нетерпим. Сейчас я более мягок, лучше понимаю людей и лучше к ним отношусь. Как и к жизни в целом...
Она тоже изменилась в этом, и буквально в последний год, рядом со мной – и сама себе удивляется. Ей хочется за всеми ухаживать.
– И эта новая, добрая – мне нравится.
– А раньше?
– А раньше я требовала кофе в постель!
Трудно поверить...
– Мне очень хорошо с тобой, – сказал я.
– И мне.
Она смеется, но не отпускает.
– Надо идти, – сказал я. – Подальше от соблазна!
– Не уходи, оставайся! – ответила она.
Я прикинул: удастся ли мне устоять, и понял, что вряд ли.
– Нет, я пойду... Иду на рекорд! – И, гладя голую попку: – От какой попки я отказываюсь!
И помог Пеппи слезть с меня.
– Я держусь из последних сил...
Это правда так, но я удивляюсь, что вообще держусь.
– Как это тебе удается?
– Наверное, я слишком рациональный.
Я полуодеваюсь. И нахожу в темноте мой недопитый стакан с соком и водкой. Я его даже не опрокинул! Целуемся и прощаемся. Ушел к себе, залез в интернет. Потом спустился – и увидел, что Пеппи убрала в холодильник борщ и рис. Действительно, ответственна, нет слов... Впрочем, я собирался сделать это же. Но вообще я спокоен, как медведь, с кем меня когда-то сравнивала ОК. А с тех пор я стал еще спокойнее...

Я чуть-чуть пописал и в три заснул. И в семь проснулся оттого, что мне приснились три мужика, занимающиеся любовью! Что бы это значило? То, что пеппино тело напоминает мне мальчика?
В семь я спустился вниз и нашел ее на кухне у окна, смотрящую в сад. Она проснулась в шесть. Серьезная, почти мрачная. Обнял ее и поцеловал в голову. Она напомнила, что покинет меня и уйдет на встречу с дедушкой, бывшим хозяином участка, и председателем товарищества.
– Но ты вернешься?!
– Да!
– Ну, слава Богу! – балагурю я уже на лестнице.
Впрочем, во второй мой спуск в начале одиннадцатого она все еще была дома. Больше не спала, рисовала. Испекла шарлотку. Снова обнял.
– И еще я думала...
Да, ей есть о чем подумать.
И мне тоже.
Если она уйдет ко мне, это конец моей шестилетней жизни. Это означает совсем другую жизнь и, может быть, новые драмы. Готов ли я к этому? Или я уже ко всему готов?
Сейчас меня больше всего привлекает в ней, что она симпатичная и очень удобная, надежная женщина. Любовь ли это? Но любовь вызревает, любовь к Мангусте тоже началась не сразу, даже позже, чем мы первый раз очутились в одной постели. И как эта любовь потом расцвела! И сколько лет жила без всякой подпитки, по инерции. Я привыкну к ней, проникнусь нежностью и, значит, любовью. Я перестану отделять себя от нее, она станет частью меня и моей жизни. А это и есть любовь. Но ей самой надо решить, с кем она хочет быть – и хочет ли быть с любым из нас, раз мы не отвечаем ее программе. А где те, которые отвечают?
Лежу на достархане и пишу. Пеппи ушла, пока я делал зарядку, съев маленький кусочек своей шарлотки. Я предложил встретиться на Пятом, чтобы купить ей нужный счетчик электричества. Показал бы ей палатку с дешевыми вещами. Но она не звонит – и теперь мы уже вряд ли туда поедем.
...Нас ждут сложные дни, похожие на дни с ОК, когда она решала, с кем она хочет быть. ОК дала слово. Пеппи тоже, типа, дала слово. Ночью она сказала, что о возможности нашей связи догадываются все, кроме Миши. Она права: возможно, ему легче без нее. Он тогда такой легкий, он боится клетки, а она все же клетка – в его понимании.
Я тоже боюсь клетки. И не изменится ли она, изменив статус? Не станет ли более требовательной и обидчивой? Первая любовь кончается – и все становится не так радостно. Но я не об этом. Если она не может решить, если все это будет тянуться, нам не надо жить в одном доме. Это станет непереносимо. Мы будем тратить слишком много энергии, сдерживая себя. Все это я уже проходил. Тогда лучше все выяснить и принять решение.

То, что у меня было мало женщин, означает, что близкие отношения с каждой новой не несут привкуса банальности. Напротив, они полны привкуса юношеского откровения, почти сакраментального эксперимента. Это свеже, сильно, это ужасно завораживает.
И в этот момент я могу это прервать! Будто опытный пресыщенный любовник, который в гробу видел всех этих женщин! И не способен воображать того, чего нет и не будет.
Я умудрялся останавливаться в этот момент, когда понимал, что это – похоть, а не любовь. А с Пеппи мне очень хорошо – и ничего не мешает заняться этим. Кроме моральных соображений. И это тоже все не ново. Собственно, мораль в данном случае – нежелание, чтобы кто-то ненавидел меня, нежелание чувствовать себя мерзавцем. Это нежелание попадать в некомфортное состояние объяснений и скандалов – ради нескольких минут удовольствия, вполне знакомого.
Я открыл карты: я готов на эти отношения. Но пусть Пеппи будет в той же весовой категории свободы. Тогда все будет честно и минимально болезненно.

Когда мужчина или женщина задает своему несвободному партнеру вопрос: а как же твой муж или жена? – то получают стандартный ответ: не беспокойся, я сам (сама) справлюсь с этой проблемой. Это я услышал вчера. Но я не хочу быть заложником ее умения справляться с подобными проблемами. Может, справится, а, может, нет. Но куда как удобно услышать подобный ответ и больше ни о чем не беспокоиться: морально, технически – и с беспечностью отдаться процессу (желанию).
Но я достаточно опытен и очень мало беспечен. Это Пеппи может быть ответственной и безрассудной сразу. У меня так не получается.

С Пеппи я постоянно балагурю и цитирую – для комического эффекта. Точно так же я вел себя с Мангустой. Но она далеко не всегда реагировала адекватно, то есть считывала юмор или смысл иронического сближения. У нее не было опыта подобного общения и использования языковых игр, унаследованного мной от жизни с Лесбией. Пеппи все понимает много лучше и смеется. Впрочем, тоже часто не узнает цитату.
– Поживешь со мной – узнаешь много цитат, – обещаю я.
Будь она красавица, она давно была бы замужем и имела бы детей. То, что она такая, какая есть, спасло ее от ловушки раннего брака и потери навсегда свободы. А в эту ловушку попадают практически все женщины. Даже совсем не дуры. Только откровенные уродины, стервы и сумасшедшие имеют шанс сохранить свободу.
То есть Пеппи может стать моей первой женщиной без детей, свободной, здоровой – и при этом не стервой, не уродиной и не дурой.
Собственно, сейчас самый лучший момент для заведения подобных отношений. Я уже не мальчик и что-то понял в жизни. У меня есть место для жизни и определенные деньги. И пока еще здоровье. Мне потребовалось шесть лет, чтобы найти человека, который реально меня устраивает, который хорошо вписывается в мою ситуацию. А ведь я уже не верил!
В любом случае, сейчас мое настроение близко к счастью, первый раз за много лет. И это несмотря на то, что целый день работаю, сортирую кирпичи и бой, таскаю мусор и летаю на Пятый за новым материалом...

Пеппи позвонила в половине четвертого и сказала, что пойдет рисовать к Маяку. Потом позвонила уже от Маяка и сказала, что у нее ничего не получается – и я могу приехать к ней, если хочу. Я приехал – и не мог ее найти. Телефон не ловит. Даже в зеленку спустился, к местным «индейцам». Наконец, созвонился с ней. Чувствую, она раздражена, что меня так долго нет. И она не может сказать, где она:
– Тут все одинаковое – море, скалы...
– Неправда! Все разное! – воскликнул я.
Все же мы нашлись. Она стала извиняться:
– Я сегодня не в себе. Все из-за того, что мало спала, – объясняет она.
Отвела меня в найденное ею место над морем, на камне, среди других камней и можжевельников. Причем шла она босая, с кроссовками в руке. Здесь она и сидела, пробуя рисовать и ожидая меня. И думала, что я могу ее найти. Ест маслины из банки. Я даже не пытаюсь касаться ее, вижу, что она не в духе.
Рассказала про дурдом, который был в правлении. Ну, этим меня не удивишь, это лишь для нее внове.
Тут красиво, но ветрено. Недалеко от нас маленьких пляж, описанный в одном моем рассказе. Под солнцем он выглядит очень привлекательно. Предложил спуститься, раз мы так близко.
Пляж пуст. Вода спокойная, но ледяная. Уселись на белые камни под солнцем. Я расстелил свою новую кожаную куртку, снял свитер и отдал ей под голову. Сам лег головой на сумку. Даже рубашку снял и стал первый раз принимать солнечные ванны. Впрочем, скоро замерз, ибо ветер есть и тут. Пеппи почти заснула.
– Я пришла в себя! – заявила она на обратной дороге – и взлетела в гору, как самолет.
По дороге нам попалась очень стильная туристка: и рюкзак, и кроссовки, и даже носки под ними были у нее одинаковой двуцветной расцветки и одной фирмы.
– Какой я стану спортивной к осени! – заявила Пеппи в машине.
– Не станешь, если будешь так много курить, – возразил я.
Дома мы съели по тарелке борща. Я ушел делать пост, она легла на мою кровать и стала вязать на моем свитере декоративную дорожку. Потом рисовала девушку с бусиками – и уснула. Я укрыл ее одеялом. Кончил пост и пошел делать второе: рис с овощами и грибами.
Разбудил и пригласил за стол. Но она не хочет вставать.
– Водка стынет! – воскликнул я.
Это ее подняло.
После обеда мы пошли на матрас, смотреть кино, но вместо этого снова занялись обниманиями, к которым скоро добавились поцелуи.
Я снял нижнюю часть ее туалета. Одновременно мы обсуждаем разные вещи. И я опять не пошел дальше.
Но это было предопределено...

Строители не пощадили и пришли в 8. Я попросил Пеппи открыть им, а сам вернулся в постель, так хотел спать. Но все же заставил себя встать и даже сделал легкую зарядку. Я знаю, что нужен им.
Так и оказалось. Они собираются залить бетонный пояс и хотят шпильки: крепить к поясу мауэрлат. О, Игорь знает это слово! Еще им нужна вязальная проволока – крепить опалубку. Жаль, они не сказали мне это в пятницу: в понедельник рынок на Пятом закрыт.
Я купил все это в «Новых стройматериалах» на Хрусталева... По мелочи тоже уходит много, я не веду подсчет – сколько. Рабочие делают опалубку, а мы с Пеппи на достархане говорим о них: как они одеваются. Когда они не строители, их можно принять за офисных работников. На ухе у Коли постоянно блютус, словно он бос на связи. Зачем ему, говорить с женой? А у Игоря жены нет, ему жена – работа, которую он любит больше всего (как подслушал я). Бывают же люди! И не какая-нибудь, а такая тяжелая, бетонная!
Пеппи при этом до сих пор их не различает, хотя они совсем разные. В отсутствии блютуса Игорь умудряется работать с мобильным телефоном на плече.
Пеппи за это время два раза укладывалась мне головой на колени, я гладил ее по волосам и думал, что не могу отдать ее другому, что она должна быть со мной. Что, вероятно, ее-то я и искал все эти годы...
Помимо этого я разобрал кирпич, убрал мусор из сада – таская его в ведре на дорогу, срезал большую ветку абрикоса и стал распиливать ее и обрезать. Посреди этого дела позвонила Аллочка – и мы стали говорить о тетраподах на моих фото в ФБ. Такие же она делает в своем театре. И что труд лечит от переживаний.
Пеппи сделала обед: салат и картошку с грибами и сыром...
– Так меня даже мама не кормила! – оценил я.
Строители закончили в полседьмого, залив две колонны и армированный бетонный пояс между ними. Пеппи подошла (я коцал ветки) и предложила дописать ее портрет.
Я зашел в свою комнату, включил комп с музыкой. Она подошла, обняла за плечи. Я стал гладить ее, поднял майку... И понял, что сейчас овладею ею. Что больше отказываться невозможно, глупо! Надо взять на себя ответственность, если я хочу быть с этой женщиной, если я хочу, чтобы она была рядом со мной, а не с кем-то другим.
...Я раздел ее и разделся сам – и мы оказались на моей кровати...
И тут позвонила мама и стала рассказывать о проблемах с Ваней. Например, что он заработал фингал под глазом. Про огород, который разрывают собаки... Советуется со мной, что на нем сажать?..
Я сидел голый, мокрый, Пеппи гладит и целует в спину.
– Сколько у тебя родинок!
И я рассказал старую историю про «карту звездного неба», которую увидели на моем теле девушки-вожатые в моем первом черноморском пионерлагере. Увидев мои мозоли, спросила, сколько я подтягиваюсь? В школе она тоже подтягивалась и отжималась почти по мальчишеским нормативам. У нее сильные руки.
– Я сперва влюбилась тебя, как в черешню,– сказала она.
– Что это значит?
– Ну, что я сперва влюбилась в черешню, а потом так же в тебя. – И смеется.
Все было сложно, как бывает первый раз. Специфический запах женской секреции сбивал меня: «рыбный запах соитий», – как я назвал его в дурную минуту. Я старался, но ничего не мог... Мне надо к ней привыкнуть. Долго лежали обнявшись, легкие ласки и поцелуи.
Потом съели борща под водку и пошли смотреть «Набережную туманов» Карне. Но она не столько смотрит, сколько говорит: о нас, Мише...
– Тебя не смущает, что я все время говорю о нем?
– Ничего, раз тебе надо.
...Выключил комп, раз мы все равно не смотрим. Обнялись в темноте и снова стали целоваться. И тут почувствовал силу, которой не было прежде. И дальше уже не знал удержу. Наверное, водка блокировала какие-то центры.
Наконец, мы решили спать, но не на узком матрасе, а в Белой комнате. И тут мы опять занялись тем же. Я понял, что дело не только в водке, но что она очень подходит мне. И я раскрепостился... Завершили процесс ничьей.
– Мы использовали все комнаты, – заметила она.
– Осталась кухня.
– И достархан!
– И бассейн!
Первая ночь вместе. Она и правда мечется, как и предупреждала. Было лишь два периода ее спокойного сна. А, значит, и моего.

Проснулись в 8, словно должны прийти рабочие. Но они сегодня не придут, ибо бетон должен высохнуть. И мы занялись тем же самым.
– Как ты неутомим! – заметила она.
Сам удивляюсь. Но мне очень хочется ее. Это не только долгая брахмачарья, это исходящие от нее токи. Я вижу, что внешне она очень хороша, ладна, чего я до конца не понимал. При ее маленьких ножках – у нее все пропорционально и гармонично. А ее плоский живот, мальчишеские бедра вообще сводят меня с ума.
Я изучил ее строение, и теперь это происходило так легко, словно мы занимались этим годами...
Тем не менее, я не могу довести ее до кейроса.
– Ничего, мне нравится сам процесс, – говорит она...
Мы говорим о многом и разном, и я то и дело шучу...
– Как я обрадовалась, что Миша обещал приехать в начале мая! – смеется она.
– Нам не дано предугадать...
– Он собирался слишком долго.
– Увы...
– Увы?!
– Для него!..
Я ушел спать в свою комнату, она осталась в этой рисовать. В 11 она уже сделала пирог с омлетом. Чудо девочка!
– Нельзя оставлять девушку надолго одну. Девушки нестойки, их надо вести... – говорит она про свою ситуацию.
Мы ушли на достархан, где она объяснила принципы своего творчества. Это для нее психотерапия. Рисуя, она понимает свою проблему, лучше, чем в словах. И одновременно находит выход. Так сегодня она все утро рисовала двух девочек, двух себя, одна из них была с Мишей, другая со мной... По ее картинкам можно прочесть ее биографию, события, состояния и т.д. По сути, это дневник, который дополняется заковыристыми названиями, типа: «Линия скажет все».
Она рассказала, как в Питере начала рисовать – красками на специально купленных обоях. И я понял, какое она сложное и своеобразное существо. Внутренне очень богатое. Поэтому сразу разобралась в принципах сайто-строительства, с которыми ее познакомил компьютерщик Саша – с ее работы в Питере. Он же познакомил ее с девушкой Айрис, которая отправила Пеппи за своим забытым свитером к Мише. А Миша привел ее ко мне. Так мы проследили цепочку событий, приведших к нашей встрече, с ее стороны. А я рассказал цепочку с моей. И я вспомнил, как Пеппи сразу понравилась мне, так что вместо двух дней ребята прожили у меня три недели. А потом я позвонил им из Жаворонок. И хорошо сделал, потому что она сама не позвонила бы, ибо стесняется навязываться.
Единственно, что плохо – мощный строительный шум от соседей. Он раздражает Пеппи.
– Поверь, к нему можно привыкнуть, – успокаиваю я. – Иначе я давно бы сошел с ума.
Я предложил погулять. Мы шли к греческому имению за лесом (позже оно стало зваться у нас «Малым Херсонесом»). На солнце жарко. Первый день, напоминающий лето.
Толпа скворцов на проводах, цветущие тюльпаны. Оба обращаем внимание на цветы и цвет цветущих деревьев. Руины очень ей понравились, от них, по ее словам, шли положительные волны.
– Они правильно жили – те, кто жили здесь, – решила она.
А вот склепы привели ее в ужас.
Мы дошли до поля перед монастырем и увидели, что его огородили, и на нем стоят грузовики с огромными антеннами. Это облом: теперь здесь нельзя пройти к обрыву над морем. Пришлось идти через руины военной части. Столовая тоже больше не работает, во всяком случае, для гражданских лиц. Но «Русский магазин» функционирует, и мы купили пива, чипсы и сигареты. Я думал пить пиво у монастыря, глядя на волны, но тут жуткий ветер. Он не холодный, но сидеть под ним нет желания. И тут же работает компания художников. Как им удается удерживать этюдники, когда у меня то и дело сдувает панаму?
Идем домой вдоль моря. По дороге Пеппи мечтает о собственном круглом доме, со сплошным витражным поясом.
Мы пьем пиво на достархане, и Пеппи часто вспоминает Аллочку и ее странные наставления уйти от Миши, словно она не чувствовала, кто после Миши самый очевидный кандидат?
– Может, тут сказалась женская солидарность? – предположил я. – Она почувствовала, какие вы разные. Это и для меня было удивительным – ваш союз. Миша – экстраверт, ты – интроверт, он – музыкант и музыка для него всего важнее, для тебя – нет.
– Я была при нем секретарем, ходила со шляпой.
Она и сама понимает всю их разницу.
– Я устала быть мужчиной и паровозом, я хочу быть девочкой и думать о платьицах и бусиках!
 И именно со мной она почувствовала, что может это себе позволить.
– Я как чеховская Душечка – вечно в кого-то влюблена!
Как я понял, у нее было много романов, но она еще никогда никого не бросала, все бросали ее – когда она начинала вести себя не так, как они привыкли.
– Я делала это специально!
Наконец она спросила:
– А рисовать мы сегодня будем? – имея в виду свой незаконченный портрет.
– У них это называлось «пойти рисовать»! – смеюсь я. – Милый, а когда мы опять будем рисовать?..
Никто даже не пробовал начать рисовать – и мы почти сразу очутились в моей постели. За это время вид в окне из вечернего стал ночным.
– Ты говорила, что равнодушна к сексу! – воскликнул я.
– Я равнодушна, когда его нет! – ответила она.
Еще я никак не пойму: страстная она женщина или нет?
– Или страсть где-то в глубине тебя?
– Да, в глубине. Но постепенно выходит наружу.
Она жалеет Мишу, хочет отправить к нему Терри. Хотя знает, что Терри он не нужен.
– Все было предопределено, – настаиваю я.
Она согласна, мол, влюбилась в меня сразу, как увидела, но «как в черешню», как во что-то странное и удивительное.
– А ты?
Нет, я не влюбился в нее тогда. Но она мне очень понравилась. Собственно, я отнесся так положительно к их жизни у меня в основном из-за нее.
– Я это знаю. Мне и Миша это сказал.
– Откуда он мог это знать?
– Он догадался, он бывает чувствительным.
Я вспомнил о своей теории, что «все надо заслужить».
– А чем ты заслужил меня?
– Тем, что ждал подобную тебе женщину, пять или шесть лет, отвергая разные варианты. Сохранил свободу, построил такой дом, в котором ты поселилась и где тебе удобно.
– Да!
Она говорит про противоречивость моего облика: внешняя суровость и теперешняя нежность. Это странно для меня, хотя многие женщины говорили мне это.
Она не думала, что все это будет так внезапно. Она считала, что я боюсь к ней прикоснуться.
– Помню, какой ты был страшный однажды в Жаворонках, когда мы с Аллой подступили к тебе.
Я хорошо помню этот момент. У меня была череда тяжелых объяснений с Аллой – и это внимание было уже too much! Я был эмоционально вымотан и мечтал лишь, чтобы меня оставили в покое. А боялся прикасаться к ней – как боятся браться за оголенный провод, помня о ее матримониальном положении. 
– Я лишь вчера понял, что ты должна быть моей, – говорю я.
– А я – сегодня! – смеется она.
Тут естественно позвонила мама.
Ей интересно: поговорил ли я с Ваней? А я забыл. Почему не ответил на скайп? А мы в это время любили друг друга. Мама сказала, что видела Лесбию, она очень хорошо выглядит, словно у нее кто-то появился. Дай Бог, если так...
Весь разговор Пеппи целовала меня в спину.  Она вспомнила, как чувствовала волны от руин в Малом Херсонесе.
– Как это объяснить?
– Может, ты веришь в мистику? – смеюсь я.
– Не очень.
– Просто определенные предметы в определенных местах вызывают выброс эндорфина, дофамина, серотонина, не знаю чего. И все окрашивается в особые тона. А нам кажется, что это исходит от предметов. Но это исходит от нас.
Я спустился в ванну, за это время она убрала постель. И уже рисует в Белой комнате, словно ничего не было.
Потом она говорила со своей мамой по телефону, которой не звонила три дня. А когда-то звонила каждый день и говорила по часу. Она рассказала про отличную прогулку со мной, и мама спросила: может, ты не того выбрала?
– Маму не обманешь, – сказал я.
Я оставил ее рисовать, а сам пошел делать обед: макароны и соевое мясо. За обедом она говорит про то, как долго тянется время. Это правда. Так же было когда-то в Израиле. Слишком много событий за два дня. Словно я сильно обкурился. Она рассказа, как делила Мишу с Аней З., при этом жила в Питере, ибо Миша был против ее переезда в Москву, как ревновала, как устроила истерику, когда все же приехала, а он отказался вписать ее к себе, и она бросила его со всеми вещами в метро и уехала на подошедшем поезде. В ту же ночь она сняла жилье в хостеле, утром нашла работу... И полгода она жила в Москве, снимая квартиру, пока он все же не согласился жить вместе... Никогда не готовила, готовил Миша...
– Если было – что готовить... А это было редко.
Кино на этот раз даже не обсуждалось. Я чувствую себя усталым – и мы сразу пошли в постель в Белой комнате. И там все повторилось, третий раз за день.
Целуясь, она похожа на Лесбию. И волосы, висящие вокруг моего лица, словно палатка, и их цвет. И худоба, и запах табака... Она говорит, как ей легко со мной, ни с кем не было так легко в одном доме.
Я снова не могу довести ее до кейроса, зато в какой-то момент, как выяснилось, у нее начались обморочные состояния. Я заметил, как она задышала.
В этот раз я первый раз сказал, что люблю ее. И это было искренне.
Я прервал процесс, видя, что оба утомились:
– Пока я не натер тебе мозоль! – шучу я.
И мы заговорили о мистике отношений, когда двое, знающие друг друга лишь как друзей, вдруг становятся друг для друга чем-то совсем другим. Словно плоский рисунок приобретает объем. Включается новые способности чувствования, увеличивается площадь восприятия, в том числе за счет тактильного контакта, – и ты видишь другого совсем иначе, как что-то более близкое, понятное, открытое. Это начинается именно в постели, через последнюю близость. И даже тут не сразу.
– Вообще, я верная и преданная, – сказала она. – Пусть сейчас это кажется иначе.

Эта ночь была гораздо спокойнее. Она совсем не металась. И разбудила меня в 6 утра нежными поглаживаниями. Солнце еще не встало, но светло. А потом оно появилось, осветив белые дома на фоне моря. Ветки туи, грецкого ореха и кипариса смотрят в окна.
– Какой антураж для любви! – сказал я.
Этим мы и занялись. При этом скоро должны прийти рабочие.
– Любовь во время строительства! – смеюсь я.
Мы как молодожены, которые занимаются только этим. Это наш медовый месяц – без маленьких детей, службы, с видом на море. Не чудо ли?
Обоих забавляет странность произошедшего. Несколько дней назад этого нельзя было предвидеть.
– Подобные вещи всегда происходят вдруг и лавинообразно. Берут врасплох. И дальше только держись! – сказал я. – Главное, чтоб теперь все не получилось, как в «Безымянной звезде»...
Оказывается, она не видела. Не видела и «В четверг и больше никогда»...
– У нас обширная программа кинематографа... Хотя последнее время с кино у нас туго...
Она смеется...
Я ушел спать к себе, а она осталась рисовать. Открыла рабочим. Я встал, когда они уже переодевались у камина. Завтрак готов, и мы ушли на достархан. Рабочие работают, я пишу дневник, она продолжает рисоватьт двух девочек, фиолетовую и зеленую, две половинки ее. Одна со мной (фиолетовая), другая с Мишей. Но первая победила.
– Как хорошо, что ты не создаешь вокруг себя музыкальный грохот! – благодарит она и вновь убегает рисовать.
Она рисует, я пишу...
Приехал сосед Саша, «Диктор», слышу его отчетливый голос из-за забора.
– Отпиляй, – говорят рабочие.
Это лучший период в жизни двоих. Потом все будет не так ярко, появятся разные моменты, но сейчас все брызжет любовью. Это я и сказал ей, очередной раз обнимая и обнимаемый. Она обнимает меня постоянно, только женщина может так любить.
– Хороший ты парень, Наташка! – вспомнила она советскую песню, рассказывая о себе на достархане. Ребята долго не обращали на нее внимания, зато ценили как хорошего друга, которому можно поплакаться в жилетку и выяснить причину их проблем со своими девицами, ее подругами...
Рабочие кончили бетонные работы: четыре колонны и два бетонных пояса. Заплатил им 10 тысяч. Осталось три. И мы поехали в Sea Mаll.
Выяснилось, что сломалась магнитола.
– Еще и она! Все у меня здесь поломалась: планы, вещи, и деньги все кончились. Зато появилась ты!
По дороге она сказала, как ей приятно ехать, даже в такой машине, потому что можно не смотреть постоянно на знаки, не указывать нужные повороты, как всегда бывало с Мишей, – и можно расслабиться и просто смотреть в окно...
Начали с отдела обуви, где она ищет туфли. Без успеха. Продукты на 1300. Какая тут крыша! Машина вновь глохнет. Я обещаю машине, что завтра поеду ее чинить. Помогает.
Пеппи сделала сырный суп и гречку с остатками моего соевого мяса и грибов. Я сделал салат.
– Сегодня позвонит Миша, – сказала она. – Только не спрашивай, откуда я знаю.
Она благодарит за фильм «Барьер», который ей так понравился. И я понимаю, что она узнала в героине себя. А я в свое время узнал N. – и как ошибся! И вот 35 лет спустя я нашел ту, кто действительно похожа.
Она спросила про ночное кино.
– Пусть его смотрят те, у кого ничего нет! – ответил я. – У нас у самих кино...
И снова постель в Белой комнате.
– Какой удобный мольберт! – сказал я, вешая на него одежду. – Так вот для чего я его приобрел!.. «Однажды приобрел Дега картину Греко – у стены стоял шедевр. Ложась в постель, он вешал на него штаны...»
Это был странный секс. Весь вечер обоим невесело. Ей – из-за ожидаемого разговора с Мишей, мне – что я опять без денег, и крышу мне строить не на что, даже если занять у мамы 10 тысяч. Об этом я думал даже в постели, ругал себя и пробовал не думать ни о чем, ни о каких проблемах... И даже о нас двоих здесь, тем более о себе, анализировать, что делаешь, как, зачем? Чем это кончится? Надо просто отдаться процессу, и доставить ей максимальное удовольствие...
В качестве отдыха я предложил посмотреть «Тему» Глеба Панфилова. Принес столик из своей комнаты, на который поставил ее комп... Но сеанс очень скоро опять перешел в бурые ласки... Это стало беспокоить меня. Я не могу так много, а она совершенно неутомима. И ничто ее не берет. Я успокаиваю себя тем, что она кажется мне одинокой и несчастной, и я один для нее радость и опора. Она явно неспокойна, ей хочется забыться, как Лесбии в некоторые моменты нашей совместной жизни.
Она сказала, что поняла, что женщина должна давать мужчине покой и заботу, совершенно в классической традиции. Она далека от феминизма. Что бы ни было в жизни мужчины вне дома, дома он должен видеть тепло... Я вспомнил жизнь с Лесбией, особенно последние годы этой жизни, когда из одного дурдома, работы, я попадал в другой, часто худший. От нервной системы ничего не осталось...
Разговор с Мишей так и не состоялся.

С утра туман: не видно не только моря, но даже ближайших домов. А у нас все по графику: она будит меня нежными касаниями – и мы уходим друг в друга... И та часть тела, которой отводится теперь главная роль, – явно перетрудилась. Я ее не узнаю.
Недолгий сон в моей комнате – и она будит меня, чтобы я ехал чинить машину. Она уже сделала завтрак: пирог с яблоком. К концу моей зарядки даже кофе был налит в чашку. В доме нормально тепло при одном работающем в прихожей обогревателе.
От тумана, покрывшего изморосью стекло машины, еду, словно под дождем. На Стрелецком рынке полно машин и людей, словно все перед праздниками решили резко починиться. Заехал к боксу дяди Миши, но его нет, и никто его не знает и не помнит. Меня направили в соседний бокс к человеку Виктору, который возится с двигателем. Он выслушал меня, решил, что мне надо поменять «клапана» в бензонасосе – на алюминиевые. Я ушел их искать на рынок и нашел. Но Виктор заниматься мной не хочет, нет времени, но готов давать советы. Мне пришлось выгнать машину на улицу, чтобы дать проехать в бокс настоящим авто. Я снял с бензонасоса крышку с клапанами и пошел к Виктору. Он сам поменял их и не взял денег:
– Главное, чтоб бегала! – сказал он.
И я поехал в «Добрострой» поглядеть на ондулин для крыши. 456 р. лист, 2000х880. Листы легкие, я довезу их сам. Плюс конек, гвозди. Мама готова прислать мне 25 тыс., – только чтобы я сам не делал крышу.
Я хожу по этому магазину, как женщина ходит по магазину одежды или обуви. Просто смотрю и получаю удовольствие от всех этих инструментов, приспособлений... И все, что я здесь купил – это две щетки и совок – наводить порядок в доме и вокруг.
Вместо наведения порядка Пеппи напоила чаем – и увлекла гулять в тумане. Она очень хорошо смотрится на краю скалы, за которым пустота, словно мир там еще не создан. То и дело мы попадаем в настоящие облака, которые бешено поднимаются по склону от моря, словно их подгоняют огромными вентиляторами.
Потом я все же навожу порядок, сперва на балконе, куда ко мне приходит Пеппи. Она увидала Мишу в ВКонтакте и попросила позвонить. Теперь вся на нервах.
– Я ненавижу делать людям больно!
– Увы, иначе не бывает. Кому-то всегда бывает больно. Хотя, может быть, он лишь обрадуется, что сбыл тебя с рук, – смеюсь я.
Она тоже. И обнимает. Это у нее постоянно.
– В конце концов, мы и так живем вместе, по сути, полтора года, – сказал я. – К чему лицемерить?
– Я не лицемерю! – воскликнула Пеппи.
– Мы просто довели ситуацию до логического завершения. И странно, если Миша ничего не видел.
– Он видел. Я сама говорила ему, что влюблена в тебя. А он считал, что ты дружишь с ним из-за меня.
– Странная мысль, когда у нас был общий музыкальный проект.
Я кинул вниз связку рваных пакетов. Пеппи тоже хочет что-то швырнуть. Даю ей пакет с целыми – и она швыряет их.
– Мне надо что-то потяжелее!
Убираю от строительного мусора двор перед входной дверью, потом проход на задний. Она сделала пиццу – все для меня! Суп и пицца под водку и воду... Тут позвонил Миша, и она ушла говорить с ним на дальний достархан – с водкой, соком и сигаретами.
Это был долгий разговор. Она вернулась с перекошенным лицом и схватила маленькую китайскую тарелочку, чтобы разбить. Я забрал у нее тарелочку и обнял.
– Сейчас я успокоюсь! – говорит она.
Действительно быстро успокоилась. По ее словам, Миша не хотел верить, он не ожидал ни от меня, ни от нее... Он был уверен, что она всегда будет ему верна. А про меня: к чему были все мои рассуждения о чести и долге?! При этом предложил заняться любовью втроем...
Собственно, она сообщила ему, что больше в него не влюблена, но хочет остаться ему другом... Это говорят все женщины в подобных ситуациях, и это очень мало утешает мужчин. Она попросила его отправиться кому-нибудь в гости. При этом он поссорился с мамой – и вот еще это!..
Я понимаю, все это больно, но когда-то эту нелепость надо было разрешить. Просто «официально» зафиксировать то, что существовало по сути. Пеппи опять говорит, что устала быть мужчиной, что в ней много мужского, а в Мише наоборот женского. Она устала все решать и тянуть, за всем следить...
...Пеппи сказала, что это я принял решение, а она подчинилась. Хорошо, пусть будет так. Я беру на себя ответственность. Я никогда не действую с бухты-барахты. Я долго присматривался к ней – но меня всегда останавливал ее несвободный статус. Будь у нее с Мишей все хорошо, я и близко не подошел бы. Но Миша словно сам передал мне ее в руки как то, что не очень дорого. И мы очевидно больше подходим друг другу. Она не увлечена музыкой, ей ближе рисунки и слова, как и мне. Такого никогда не было с Мишей. Она давно работала на то, чтобы он ее бросил, по привычной и более комфортной для нее модели. Но он абсолютно не пробиваемый, его ничем не проймешь. И вот ей пришлось бросить самой, первый раз в жизни...
– Все когда-то бывает в первый раз! – шучу я.
Я тоже никогда, в мои 52, не был в подобной ситуации, не уводил женщин у друзей. Хотя несколько раз был на грани. Может быть, я чувствовал, что это все же не те женщины...
Ей нравится та новая девочка, которая появилась рядом со мной, нежная и заботлива... Я успокаиваю ее и обещаю, что у нее все будет хорошо: мы будем вместе путешествовать, может быть, у нас будет Италия – и точно будет Крым. Она обнимает и благодарит.
– За что ты все время благодаришь?
– Меня приучили говорить спасибо.
Неожиданно мы уговорили всю бутылку водки и начали новую. Она предложила пойти спать, хотя едва 11. Но я понимаю, что должен ее утешать и поддерживать. И вот у нас новая пьяная любовь. И первый раз мне сопутствовал полный успех. Вообще, я очень страстен, как бываю под алкоголем.
– Что ты вытворяешь! – шепчет она, вся трепеща и вздрагивая.
Она очень возбуждена, мне даже страшно за нее.
– Все хорошо! – уверяет она.
А с неба на нас смотрит яркая Луна, подчеркивая своими лучами наши голые тела в постели.

...Миша упрекнул меня в нарушении чести и долга, как я понял с ее слов. Но он забыл, что мы оба – свободные люди и вправе менять свою жизнь. По какому закону она навсегда привязана к Мише? Несколько месяцев она с ним вообще не живет. Да и до этого больше жила в Жаворонках, чем у него. Будь они хоть формально женаты, но и этого нет. Она вправе полюбить другого и уйти к нему.
Именно Пеппи старалась спасти их отношения, предлагала варианты, писала письма из Крыма, слала ему рисунки – все это было криком о помощи, но Миша воспринимал это лишь как признания в любви – и что все нормально, и можно тусоваться дальше.
Аллочка, видя абсурдность и безнадежность ситуации, несколько раз советовала Пеппи уйти от Миши. Мол, он ей не подходит, он ее не ценит, ему и так хорошо. Всеми своими действиями последние полгода он подводил ситуацию к развязке. И вот она произошла.
Пеппи честно пыталась сообщить Мише, что его ждет, дать ему последний шанс, но с ним (как всегда) не было связи. И однажды я подумал: а причем тут Миша? Если нам с Пеппи хорошо вместе, мы за полтора года успели уже «прижиться» и неплохо изучить друг друга, если она любит меня, я – ее, – почему я должен ждать решения от Миши, до которого не дозвониться, отставлять эту важную для меня вещь на его усмотрение, зная, что, очевидно, он вряд ли нас благословит? В данной ситуации мне надо было принять решение самому. Чего я-то хочу, как я вижу будущий сценарий? И я понял, что это больше не история их с Мишей отношений, это уже история нас троих. И я больше не могу уходить от поступка. Что так, малодушно отсиживаясь, я просто убью возможность новой жизни, счастья, в конце концов, о котором много лет мечтал, упущу щедро брошенный мне шанс.
Пеппи обещала все решить с Мишей, но я знаю, что женщины в такие моменты ничего решить не могут. Они могут затащить мужчину в постель, породить конфликт интересов, который все равно будет разруливать мужчина. И я не в ослеплении, а с совершенно холодным рассудком сделал этот выбор. Я взял Пеппи себе и выключил Мишу из игры. И не чувствую раскаяния. И не вижу, как можно в таких ситуациях поступать иначе?

Кстати, вчера Пеппи рассказала, что Мише звонила Алла и намекала на то, что здесь вот-вот произойдет. А он, мол, хотел ответить ей, чтобы она не ревновала, что Пеппи верна ему и всегда будет верна. Что за самомнение! Да, она обещала ему верность, но, вероятно, эти обещания действительны не при всех обстоятельствах. Если бы все хранили верность – люди просто ничего не могли бы изменить в своей жизни.
...Она думает над ситуацией, рисуя, я – когда пишу, вспоминая и фиксируя. Иногда любуюсь ею. Она стала нравиться мне много больше с тех пор, как я позволил себе убрать барьер и перестал бояться увлечься. Мы сделали это и послали все к черту! Весна, Крым, любовь! И стройка – для небольшого абсурда. В качестве проверки на трудности. Я был хорошим с Мангустой, стараюсь быть таким же с Пеппи. Я позволяю женщине чувствовать себя женщиной, как почти хором сказали Алла и Пеппи. Это было открытие для меня. Семейная жизнь выдрессировала меня, а за последние пять лет я стал мягче. Я понравился себе, каким я был в Израиле. Это тоже было неожиданностью. Как теперь у Пеппи. И я хочу этим собой остаться.

Название сюжета: «Любовь во время стройки» – с намеком на классика.
Она попросила разрешить ей перенести свои вещи в шкаф в Белой комнате. Вот для чего я его делал! Теперь это ее «официальная» жилплощадь.
Мне не жалко: у меня никогда не было такой заботливой женщины, никто не был готов так помогать. Нет, была ОК, конечно, но тут все упиралось в обстоятельства. Она так и не стала настоящей возлюбленной – может быть, для того, чтобы появилась Пеппи. Пеппи со слов Аллочки утверждает, что летом ОК возобновит попытки завоевать меня.
Увы, она опоздала.

Похмельный сон. Около восьми она нежно будит меня. За окном отличный солнечный день, первый день мая, одного из двух ее любимых месяцев (второй – сентябрь). После двадцати минут любви она отправляет меня спать в мою комнату.
Но не спится. И я пишу, чтобы зафиксировать события последних четырех дней, оказавшихся такими насыщенными.
...Утром Пеппи получила письмо от Терри, из которого следовало, что Миша перестал доверять женщинам из-за произошедшей истории. Для Терри, кстати, их союз тоже был непонятен.
Юра П. и Ира предложили съездить в Балаклаву. Перед выходом Пеппи красуется перед зеркалом с собранными в «шиньон» волосами, в который воткнула вместо шпилек китайские палочки и добавила ветку цветущей сливы:
– Бедные мужчины! Ведь женщина становится такой привлекательной, когда влюблена!
Великолепное солнце, туманы по периметру гор. Несколько мужиков купаются в бухте.
Ира неплохо разбирается в местной ботанике и консультирует Пеппи. Много фотографирует. У них десертное вино, чай в термосе и булка-плетенка. Хорошие, простые ребята...
По тропе, ведущей от берега, полезли к береговой противовоздушной батарее. Я не был здесь много лет, Пеппи никогда, само собой. Склоны в желтой асфоделине. Морской туман скрывает ближайшие горы. В море несколько катеров, группа на желтых байдарках. Поднялись сперва на одну, потом на другую смотровую площадку на уступе западного мыса.
Юра жалуется, что скоро всех уличных торговцев обяжут зарегистрироваться и получить патент. Это, мол, сказала по ящику женщина из местного заксобрания. А он этим живет (делает барабаны).
Вспомнил, как накануне Майдана кричал пьяный в Киеве: «Янукович – наш президент!» В результате лишился каких-то ценных вещей, включая микрофон. Рассказал про их с Ирой походы в горы над Симеизом, про жизнь в зеленке у Маяка, двух погибших при спуске парней...
Поднялись к останкам 19 батареи, выступающей из тумана, словно средневековый замок. Идем мимо зарослей цветущей сирени, что растет вдоль полуразрушенных стен... Ее и добавила Пеппи в свой «шиньон» со сливой...
Очень много людей, приехавших сюда на пикник: дети, машины, музыка, запах мяса на огне. Некоторые пьяные, шастающие вблизи обрывов, вызывают страх за себя. К тому же они шумят и матерятся. Но в целом все хорошо.
Большая яхта с алыми парусами бороздит море: «Модена», как я разглядел в свой автопарат. В море увидели стаю дельфинов... Айя торчит из облака, стелющегося вдоль моря, так что кажется, что мыс висит в воздухе.
Я предложил подняться на Мотыль (Мытилино), появившийся из тумана. Оказывается, Юра там никогда не был. Снова солнце – и Пеппи стала раздеваться. Распустила свои рыжие волосы – и в полудетской майке, прикрывающую ее маленькую грудь, вдруг превратилась в девочку-школьницу.
На вершине Мотыля в зарослях можжевельника Юра нашел записную книжку. Нас поздравили с тем, что мы теперь участники игры «геокешинг» – и предложили делиться впечатлениями. Вписал в книжку идейно-пацифистическое, как положено. Перекур с чаем в лучшей точке, откуда на полгоризонта море, Айя, Балаклава, прячущаяся в складки пейзажа, вершина Аскети с Бочкой смерти...
Из-за Кая-Баша, словно поток, сметающий плотину, на нас наступают облака. Их все больше, они закрывает море. От облаков под нами кажется, что мы летим на самолете. В них пропадает не только Аскети, но и Генуэзская крепость.
Вместе с туманом пришел холод. Радуга на облаках – и в ней наши тела: это знаменитый Броккенский призрак, который я увидел впервые в жизни. Недалеко щелкает затворами пара фотографов, пытаясь запечатлеть его. Судя по выговору – из Москвы: ни с чем не спутаешь.
Если бы не Пеппи, все время балансирующая на краю – мне было бы совсем хорошо. И точно спокойнее...
У заброшенного здания военного госпиталя, выстроенного в сталинском стиле, растет подмороженная опунция, вяло опавшая и красноватая. Прошли по всем этажам здания, изучали занятные граффити, снимали из окон. Балаклава отсюда кажется Италией. Перед входом в здание – огромный куст цветущей сирени, из которой Пеппи сделала себя большой букет. Она так ее любит!
Тут же рядом «памятник какашке», – как назвал это Юра: мемориальная стела с каменным огнем наверху, выкрашенным в коричневый цвет...
На обратном пути машина выделывала свои обычные фортеля: сперва не заводилась, потом постоянно глохла. Хуже всего было, когда она стала глохнуть сразу после того, как я обогнал автобус, так что он едва не дал мне в зад... Тем не менее, все же доехали до Пятого, где и попрощались. Уже почти 8 и ехать ребятам к нам нет смысла: последний автобус от нас в город в 9. По дороге домой снова оказались в ужасном тумане! Все резко изменилось. Какая смена погоды на протяжении нескольких километров!
Дома я признался, что боялся за нее. Она призвала не бояться: она любит свою жизнь! Миша никогда не боялся. Но я видел разбившегося здесь парня, а она – нет!
Едва пообедали, зашли Денис и Лена. С Денисом допили водку. Лена спросила: могу ли я не допивать бутылку? Денис – не может. Говорили и об Украине, которую я назвал анафемским государством. После Донбасса она больше для меня не существует. У них в доме (у Бубнова) холодно – и я отдал им самый мощный обогреватель – и помог донести его.
Ночью опять бурная любовь...

Утром ее повторение. Это уже слишком... Ушел к себе – и спал почти до 11, когда пришла Пеппи – напомнить про полив. Но уже поздно. Ладно, ничего. Опять туман, никакого тепла. Она сварила кашу, рисует.
Поехали на Пятый за электрикой для ее дома. Заодно я купил кое-что для крыши. Зашли на Секонд, где Пеппи выбрала семь одежек по 20 р.! А я – рубашку и штаны. Пошли на овощной рынок – и тут от Миши пришла смс. Она прочла и села. А потом показала мне – и я лишь прочел слово «самоубийство» – и тоже чуть не сел. Потом прочел другой кусок текста, понял, что «все хорошо» – и «успокоился». Суть сообщения, что он уже совсем было собрался покончить с собой, но спас звонок Терри...
После этого Пеппи саму надо было приводить в чувство.
Пошли в Sea Mаll, где она захотела в утешение бусиков. Но не нашла. В утешение неутешности купила пирожное. Впрочем, купили много чего еще – и я терпеливо жду, пока она занята поисками. Пусть утешается.
На ее участок ехали с Камышового шоссе, по грунтовой дороге через миндальный сад, сосновые посадки и взлетное поле. Войдя в дом, она первым делом шарахнула чашкой об стену. Чашка не разбилась, чуть не разбилась стена.
Так она снимает стресс, выплескивая внутреннее наружу. И успокаивается. Но не теперь.
– Даже чашку не могу разбить! – рыдает она. – Ничего, ничего не могу!..
Крепкую чашку я отобрал (ибо она хотела испытать ее еще раз) и пил из нее кофе, сваренный на газовой горелке.
– Зачем он написал мне такое?!
– Просто ему больно...
Я помню себя в подобном положении...
Сидели во дворе у ее дома.
– Миша, наверное, думает, что в выборе меня тебя подкупили мои условия жизни, эти дома...
Она не отрицает, что условия жизни важны для нее, она устала жить с одним письменным столом, да и тем заваленным. Последние дни жизни с Мишей в Москве она вообще уходила на весь день работать в библиотеку, потому что в комнате было негде. А в январе Миша буквально заставил ее уехать в Крым, хотя она хотела поехать со мной в апреле. Но он поругался с соседями и считал, что она не сможет жить у него...
Я вспомнил Мангусту, которая писала, что когда обижается на своего бойфренда, – то вспоминает, какой это хороший и удобный дом (принадлежащий бойфренду) – и успокаивается.
Она хочет на море, но едва мы попали в дом – пришли Денис и Лена. Они уезжают, холодно. Предложили (с опозданием) кандидатуру строителя. Я показал им Белую комнату, а Денису – и крышу. Но он боится высоты и решил не подниматься. 
Я сделал смесь сока и водки, Пеппи взяла плед. Снова солнце, небольшой шторм.
– Я никогда не думала о самоубийстве из-за любви, – сказала Пеппи.
– Разве тут дело в любви? Человек чувствует себя брошенным, преданным, никому не нужным. Его самооценка близка к нулю, мир враждебен и непонятен – вот от чего кончают с собой, а не от любви.
Это ей понятно.
В море плавает подводный охотник в гидрокостюме. Мы сели в конце большого пляжа, где меньше ветра. Солнце спряталось в облака. Совсем не тепло, но резкий запах моря. Пили мою смесь под лаваш и сыр.
– Всегда трудно терять привычное положение – это и есть проблема. Надо перетерпеть несколько дней, недель, месяц – и сам потом не поймешь, чего тебя так колбасило... – продолжил я.
Я оправдываю ее:
– Миша относился к тебе, как к котенку, цветку, который можно отдать другому, типа, для присмотра, пока он где-то тусует, а не как к живому и свободному человеку. Он напоминает собаку на сене: и сам не пользуется и другим не дает...
Мне очевидно, что они все равно разошлись бы, просто чуть позже... Она согласна.
...Даже прозвище дал ей я, Миша не удосужился.
Пеппи сняла кроссовки, носки, закатала гетры – и в новом фиолетовом платье вошла в прибой.
– Холодное не море, а камни, – сообщила она.
Волны намочили ей подол, но ей уже все равно. Взяла мой автопарат и долго снимала все подряд: море, волны, скалы, небо... Допили, пошли наверх.
Это первая женщина, которая обгоняет меня в гору. А это что-то значит! Правда потом почти умирает. На тропе сели на лавочку – и снова о Мише и нас.
И мне приходится снова утешать и успокаивать бедную девочку, объясняя, что ее вины тут нет. Что, в конце, концов, это я принял решение быть с ней, пусть она сделала все, чтобы подвести меня к нему.
– Я вижу, как все долго сходилось и, наконец, сошлось. Твое долгое присутствие в моей жизни кончилось тем, чем и должно было кончиться. Ко всему прежнему ты приехала в «мой» Крым, в мое любимое место, поселилась в моем доме. Все словно специально – чтобы отношения стали неизбежными... Плохо, что сошлось раньше, чем ты порвала с Мишей, пусть он не интересовался тобой несколько месяцев и мало переживал, где ты и с кем. А теперь он пишет, что от самоубийства его спас звонок Терри…
Теперь она снимает траву, одуванчики, ветки и почки фисташки, луну над мысом...
Дома ей позвонил Миша, и она уединилась с телефоном. Я занялся обедом. Долгий разговор прервался из-за того, что у него разрядился телефон.
По ее словам, он не знает теперь, как ко мне относиться. Она советует – как к брату. Мишины друзья советуют относиться, как к мерзавцу, нарушившему закон чести...
– Пусть относится, как хочет...
Он хочет прилететь, хочет встретиться втроем. А Пеппи просит не приезжать. Но она готова на тройную постель.
– Это без меня...
Я пожарил картошку, сварил суп (под руководством Пеппи), Пеппи сделала салат: помидоры с сыром и базиликом. Снова водка. И она пьет и пьет. И курит. Обнимается, садится на колени. Зовет наверх, где мы опять обнимаемся. Я вижу, что мне все равно придется утешать ее в постели и раздеваю. Оказавшись в постели, вижу, что ничего не могу и ничего не хочу, даже несмотря на ее попытки оживить меня...
Тут позвонила мама. Она уже перевела мне 25 тыс., готова положить еще 10, чтобы крышу сделали строители, а не я, и она не беспокоилась бы, а то и так болит сердце... Ждет меня в Жаворонках – сидеть с собаками, пока она будет отдыхать в Турции... Аж месяц! А тут Пеппи. Как все не вовремя!..
Пеппи попросила сделать массаж. Просто лежим рядом. Я дождался, пока она уснет и ушел. Помылся, помыл посуду, написал ответное письмо Мангусте (на ее три) – о своей теперешней ситуации.
А она странна. Мое настроение резко изменилось. Пяти дней оказалось достаточно, чтобы я устал от этих парных отношений. Я совершенно эмоционально вымотан! Мне не нравится мой теперешний образ жизни, без книг, текстов, лишь с дневником. Со сном вдвоем, после которого снова секс – и я ухожу к себе досыпать. Секс больше всего меня утомил.
Меня пугает ее юный темперамент. Я вообще человек почти асексуальный, а тут такой напор, словно она изголодалась от долгого поста. Или это огонь новой любви, новых ощущений? Или это желание подавить внутреннюю панику, вызванную сменой роли, виной? Кто знает? И мне пока трудно быть строгим. Тем более, когда она в таком состоянии...
Пару дней я был почти счастлив. Сейчас я подавлен. Я уже сомневаюсь: способен ли я на серьезную любовь к женщине? Мне приятно с ними, но проще – когда они просто подруги, а не возлюбленные, которые так или иначе меняют мою жизнь.
Не знаю, чем все это кончится. Мне и самому не просто: я никогда не был в такой роли, не уводил девушек от друзей...
В общем, свел девушку с ума, и сам теперь не рад (как всегда!). Конечно, я соскучился по женской близости, поэтому и шагнул в эту сторону. Мне так осточертело все время быть одному! А у нас все было ужасно гармонично, просто как ансамбль (народных инструментов). Трудно было устоять, чтобы не попробовать превратить случайное стечение обстоятельств в правило. Или не надо было вообще пускать ее в дом, чтобы не соблазняться! Но многолетнее одиночество доконало меня, захотелось попробовать чего-то еще, полузабытого. Если я вполне удовлетворился пятью днями – что будет дальше?! Вот, что меня пугает! Или я просто устал от всего, слишком этого как-то много…
В начале третьего позвонила Алла.
– Вы куда-то пропали, – заявила она. – Что у тебя, стройка?
Ждет моего звонка после возвращения в Жаворонки. И сетует, что я никак с ней не контактирую. Какой уж тут контакт!
И какой Мюнхен, куда полетит Мангуста и где она хотела бы быть со мной.
...В голове стройка, деньги, расценки, ондулин… А тут надо думать о любви! С другой стороны, весенний Крым, цветущие сады, море в окне…

Она пришла около 9-ти, в моем кимоно, прилегла рядом.
– Я проснулась, а тебя нет! Но я поняла, что ты дождался, что я уснула, и пошел заниматься своими делами...
А я под тремя одеялами, в халате, с включенным обогревателем. Мне правда было плохо. Но ничего ей не сказал. Она ушла без ласк, и я снова уснул. Около 11 сделал легкую зарядку. За окном ветер, тучи, +10. А у меня между старой крышей и новой стеной – дыра.
Оказывается, Пеппи тоже спала. В экспресс-манере сделала яичницу с овощами. Я хотел сделать в микроволновке бутерброд с сыром – она тоже сломалась. Пеппи, как и я, чувствует себя нехорошо – и заварила лекарственный чай. Я выпил и полез на крышу. Под мелким дождем и ветром прикрутил оцинковку к ракушке, перекрывая щель между новой стеной и старой крышей. Потом убрал мусор во дворе, скинутый с крыши во время операции. Заодно узнал, что погиб инжир. Не совсем, а как много лет назад. То есть он уже выпустил побег. Но урожая в этом году не будет. А Пеппи так рассчитывала на него...
Пеппи обещает никогда не заглядывать в мой дневник. И лечит меня веточками гвоздики. Это помогает (болит горло).
Сел делать фотоотчет. Пеппи пришла, обняла, села у ног, положила голову на колени, как Мангуста когда-то. Я почувствовал, что ночной ужас прошел, она снова приятна мне, но о сексе страшно даже думать! Она долго говорила по скайпу с Терри: обсуждали, как женскую грудь превратить в улыбку. И про пижамы. Вот, о чем говорят женщины! Вместо того, чтобы говорить о Мише. Но, оказывается, Терри развлекала Мишу как раз разговорами о пижамах...
На обед суп и овощное рагу, сделанное Пеппи в чудо-машине. Я стал топить печь, которую не топил много дней. Пеппи все время рядом, сидит на коленях, помогая отбирать фото для поста. На одном я сравнил ее с героиней из «Господина оформителя». Оказалось, что она и его не видела.
Скинул ей на флешку кучу своих текстов, раз она стала читать найденного в сети BV. И поредактировал новый текст. Ура, я опять могу этим заниматься! Даже чуть-чуть почитал Фриша. И считал количество ондулина на крышу. Она интересуется техническими вопросами.
 Наконец, мы стали смотреть «Оформителя». Она попкой у горячей стены. И почти сразу стала засыпать. Попросила поспать с ней эту ночь. Я пообещал: через два часа. Она ушла. Я продолжил редактировать текст. Вместо сна она стала с кем-то говорить по телефону. Оказывается, это был Миша. Он не может успокоиться. Говорит, что мы совершили по отношению к нему двойное предательство. И интересуется, что будет с его вещами в Жаворонках? Пеппи попросила полежать с ней в постели.
– Просто полежать, без ничего?
– Да.
Я лег рядом с ней во всей одежде. Она обняла меня и стала страстно целовать. И опять заговорила о Мише.
– Он спросил: буду ли я еще с ним общаться? Он хочет сохранить это общение. Его бывшая девушка Аня обещала – и обманула.
– Неужели Миша считает себя ни в чем не виноватым, а только нас?
Так и есть, по ее словам. Но видит Бог – я держался изо всех сил, я очень долго не поддавался соблазну. И о каком предательстве он говорит? Пеппи – это не кучка денег, которую он мне доверил. Она живой и свободный человек, свободу которого Миша недооценивал. Я пытаюсь сочувствовать и Мише и ей. Наверное, это мужская солидарность. А она – просто маленькая и слабая, взвалившая на себя слишком много.
Я хочу, чтобы она поняла, что мне тоже тяжело: я никогда не был в такой роли, как и она, по ее словам.
– Зато Миша был много раз! – воскликнула она.
– Но от этого мне не легче, даже наоборот: «опять меня бросили!» – думает он.
– Да.
Мне стало совсем муторно.
– Если бы ты знала, как мне его жалко! – воскликнул я. – Может быть, ты вернешься к нему?
– Что?! – воскликнула она и резко оттолкнулась.
Зарылась с головой под одеяло.
Я стал извиняться и объяснять, ссылаясь на BV...
Вдруг она вскочила, швырнув одеяло на пол, надела кимоно и поспешила вниз. Я включил свет, застелил одеяло и понес ей тапки. Она на кухне пьет валерьянку. Я обнял ее, стал целовать в голову. Она не реагирует. Ушла в свою комнату. Я посидел на кухне – и пошел гулять.
Странная погода: туман, тихо. Луна и фонари создают фантастическую подсветку. Совсем не холодно. В ларьке на перекрестке, где я хотел купить сигарет, на мой стук в специальное окошко никто не открыл. Два не очень трезвых парня на скутере посоветовали быть более настойчивым в своих желаниях и стучать громче. Но у меня нет охоты.
Я шел по дороге между нашим товариществом и товариществом «Дельфин» – и тут позвонила Пеппи. Она спросила, куда я ушел, когда приду и извинилась.
– За что?
– За то, что веду себя эгоистически.
– Все мы ведем себя эгоистически. Всегда, – ответил я и пообещал скоро быть.
Но пошел не домой, а вниз по главной улице, в сторону моря. Мне эта погода даже нравится. Очень хороший сочный воздух, пахнущий кипарисами.
Только мысли мои совсем не радостные. Зачем я вновь связался с женщиной? Разве я не знал, что от них одни проблемы? Думал, что проскочим? Все так думают. Знали бы люди о последствиях – разве стали бы они заводить романы? Вот и я. Почему я думал, что Миша вовсе не будет переживать, а едва не обрадуется?
Кроме того, я чувствовал, что мне в этой прогулке никто не нужен, что мне хорошо одному: думать о своем, удивляться контрастам света и тени –  и никто не отвлекает меня своими разговорами. Да, я устал от одиночества, но опыт нескольких дней вернул меня в разум: лучше одиночество, чем этот дурдом, который сразу возникает в жизни двоих...
Что же, отказаться от нее? Предложить ей съехать в середине июня, когда я вернусь в Крым из Жаворонок? Предложить ей вернуться к Мише? Уйти от обоих? Я боюсь ложности жизни с ней. Ситуация напоминает BV наоборот. Я попал в позицию «друга» – и очень хорошо увидел, чего он испугался. То есть теперь мне надо бороться за Пеппи, а я не хочу ни за кого бороться. Но тогда я ее потеряю. Когда мы лежали в постели, она сказала, что я не должен дать ей залезть в ее раковину.
– Я стану девочкой, которая мне не нравится.
Если так – все между нами расстроится, как я отчетливо понимаю, все будет бесполезно. Или она вернется к Мише – и я пожалею об упущенной возможности иметь рядом самого удобного мне человека!
Что же делать? Ждать утра?
Вернулся домой, а она уже спит, с горящим светом в комнате. Ну, и прекрасно!
Это первая наша ссора, достаточно быстро произошедшая. Она хочет знать, что нужна мне, тогда она все выдержит. Но я сам этого не знаю! И не хочу морочить человека. Я мечтал, что от жизни с ней мне будет легче. Но мне стало много труднее. Или это искушение, испытание, и его надо пройти. Пройду ли я его? Я не уверен. Сейчас мне хочется спрятаться в кусты, дать максимальный задний ход. Хотя без этого эксперимента я продолжал бы пребывать в иллюзиях, чего-то ждать, мучиться постоянным самоконтролем.
Теперь я утратил восхищение ею, как уже было однажды в Жаворонках. Но теперь все гораздо сложнее, у меня уже нет права отвергать ее. Или все-таки есть? Или все-таки я не прав, отвергая ее? И она все-таки именно то, что мне нужно?
Все стало непонятно.
...Я пришел к ней в 4 ночи, надеясь, что она не проснется (обещал все же). Но она проснулась – и спровоцировала долгую любовь, в ходе которой я едва не загнал себя. А она готова, кажется, всю ночь...
– Мы должны очень любить друг друга, чтобы не думать о разных мыслях, – сказала она.
Это правда, но где взять такую любовь?
– Я очень расстроилась, что ты ушел. Спасибо, что взял телефон.
– Я взял его лишь ради фонаря.
– Как ты погулял?
– Хорошо.
– О чем думал?
– О многом.
В детали вдаваться не стал, они не для этого момента.
Она по-прежнему возбуждена. Она поспала и полна сил (после двух ложек валерьянки). Я же засыпаю.

Этот месяц гудит в голове колоколом, словно полгода!

Два сна о Мангусте в одну ночь. То она годами не снилась, и на тебе! Оба сна – как бы прощания с нею.

Днем Пеппи на достархане снова стала извиняться за вчерашнее. И я в ответ рассказал о своем малодушии – что был близок совершить чисто мужской поступок: отказаться от возлюбленной, коли это стало сопряжено с трудностями.
– Я думал, что мне с тобой будет легче, а стало много сложнее. А я ведь много лет оберегал себя от сложностей. И я знал: где женщина – там сложности...
Она смеется.
Она лежит у меня на коленях, я глажу ее по волосам.
– Я ушла бы, если бы не нашла тебя утром рядом в постели... – призналась она.
...Утром Миша снова прислал ей смс: мол, он не ожидал, что она его предаст.
– Но тогда я предала бы саму себя! – говорит она.
– Я изменила тебе с собой! – вспомнил я песню Умки.
Оказывается, первый концерт, на который она попала, был концерт Умки в Ижевске. Не «Ласкового мая»! Все провиденциально.
А она после мишиного смс поставила на своем планшете песню Майка «Ты дрянь». Мол, так она себя ощущает. И читает BV, и узнает, как эту ситуацию видно с другой стороны. Я тоже увидел ситуацию BV с другой стороны. И это меня подкосило.
Мы поехали на Стрелецкий рынок, чинить машину. Она держит меня за правую руку, так что мне трудно переключать скорости.
– Извини! – вспомнила она.
Но Виктор на рабочем месте отсутствовал. Другой известный мне бокс тоже был заперт: у людей продолжается праздник. В боксе, где год назад я менял ресивер и выхлопную мне дали условный адрес карбюраторщика Алексея, одного из лучших в Севастополе, как его охарактеризовали. Работает в гаражах у т/ц «Океан».
Туда машина ехала в режиме ужаса, то есть глохла через каждый километр. Я даже поменял бензонасос, хотя моя одежда плохо соответствовала поставленной задаче. Тем не менее, мы доехали до «Океана» и стали искать бокс Алексея. Первая попытка была неудачная – и я дал задом по дороге с односторонним движением, благо ментов не было. И заглох. Пара пьяненьких мужиков стали давать советы. Но это все пустое: свою машину я знаю. Еще раз завелся и доехал до гаражей, где действительно есть бокс карбюраторщика Алексея. Но он уже ушел. И машина снова заглохла, как-то безнадежно. Отбуксировали ее на руках в тупик... И решили дальше передвигаться на общественном транспорте. На Остряках зашли в книжный, где продается большой альбом крымских растений, которыми так увлеклась Пеппи. Но стоит страшных денег! Зашли в чайный магазин. Сели в автобус, стекла которого были увешаны детскими рисунками на тему 9 мая. Вышли на площади Ушакова, где Пеппи сразу бросилась к цветущему каштану. Потом к цветущему розовому Иудиному дереву (церцис).
Солнечный и теплый день, пустой город. Он очень мил обоим. В магазине индийской одежды Пеппи купила себе долгожданные бусинки, всего за 100 р. Зашли в художественную галерею на Ленина, с удивительным интерьером начала века (ХХ-го). Среди разного мусора нашел парочку неплохих картин. Пеппи купила несколько баночек цветной туши, а я тюбик белил. Я показал ей дом деда Ахматовой, где много лет живет кафе «Искринка», третий раз с 97-го сменившее свой интерьер. Теперь он гораздо лучше. (Кстати, это первое кооперативное кафе Севастополя, и в свое время сюда стояла очередь, как в Макдональдс. Теперь трудно поверить, даже с улучшенным интерьером.)
Дошли до площади Нахимова, пропилей Графской пристани, постояли у моря. Людей тут много, но не слишком. На клумбах перед Управлением ЧФ России долго любуемся и фотографируем распустившиеся ирисы. В Ракушке на Приморском бульваре выступал фольклорный ансамбль: пожилые женщины в кокошниках и два баяниста. Много слушателей. Девочка Рапопорт прочла стишок о войне, кажется, собственный, о маленьком убитом солдате. В гавани стоит кавалькада военных кораблей. Прошли по набережной до «Момо». Снова устроились на балконе, но с другой стороны. Заказали пива и картошку. Пеппи попросила у официанта лист бумаги и стала рисовать картинку новокупленной тушью, используя вместо кисточки палочку для зубов. И еще она упражняется в съемке странных ракурсов, отражений, бликов...
Я вновь в хорошем настроении, мне нравится, что рядом смешливая Пеппи, пусть то и дело погружающаяся в мрачные мысли из-за Миши. Мы вновь вышли на набережную, где ветер выдул из моей сумки пеппин рисунок и бросил его в волны.
– Жертва морю! – утешаю я.
Фотографирую Пеппи в компании манекенов у магазина женской одежды «Hellen» на ул. Маяковского. На Большой Морской я вспомнил, как мы шли здесь в начале сентября 13-го, а она рассказывала, как работала курьером, а все отстали, и мне приятно было идти с ней, как до этого на Римской дороге. А она не помнит... Прошли всю Большую Морскую и у гостиницы «Украина» свернули на Гоголя.
Перед сталинским домом – первая цветущая глициния. Около другого дома, недалеко от музыкального магазина, она влезла в сиреневый сад и нашла аж восьмилепестковый цветок! А потом пяти и трех.
Лишь остановки за три до «Океана» я предложил сесть в автобус, а так она и дальше бы шла. По дороге от остановки к машине посоветовал ей напрячь свою магию. И машина завелась и довезла нас до дома.
У нас есть уже готовый обед, Пеппи лишь сделала зеленый салат. Мне снова хорошо с ней.
Она пришла ко мне – спросить про кино. Обнимает. И мы оказываемся в постели. Впрочем, я ничего не могу.
– Нет шансов! Можно смотреть кино...
Но волшебные пальчики сотворили чудо.
– Ты никогда не предохраняешься? – спросил я.
Оказалось – никогда, только когда-то давно.
– Что же: все твои возлюбленные были такими ответственными?
– Выходит, да. Они очень не хотели детей. А иначе я давно была бы мамой, потому что аборт я бы делать не стала...
Теперь, наконец, решили посмотреть фильм Терри Гиллиама. Едва он начался – позвонил Миша. Пеппи долго говорила с ним в своей комнате, потом пришла и сказала, что Миша хочет говорить со мной...
Мы говорили более 40 минут, много раз связь прерывалась, я шел к Пеппи, и она возобновляла ее, кидая на мой телефон деньги.
 Сперва долго говорил он: о том, как верил нам, как, можно сказать, любил меня, что многие предупреждали его, а он говорил: у него на стене висит офицерский кортик чести. И что Пеппи клялась ему в верности, что будет всегда его ждать... Что он совсем было собрался покончить с собой, набрал шприц, но тут позвонила Терри...
– Ну, если взял телефон, значит, не очень хотел покончить с собой, – признает он сам.
Я очень ему сочувствую, переживаю за него, я знаю, каково ему теперь. Я не хотел делать ему больно, я не ожидал такой реакции, считая, что ему это будет более-менее безразлично. Хотя мог бы предвидеть. Но тут ничего не поделать. Дело не в предательстве, как он это называет. Причем здесь предательство или измена чести? У него что – крепостное право на Пеппи? Он так дорожил ею? Ничуть не бывало! Целый год Миша отталкивал ее, прежде чем они стали жить вместе. Потом, возможно, действительно стирал юбки (как он выразился). Я знаю их уже скоро два года, и ничего подобного не видел. Напротив: последние полгода они практически жили порознь, Пеппи – или у меня в Жаворонках, или в Крыму. Всякую материальную ответственность за нее он тоже с себя снял и возложил ее сперва на меня, а потом на ее родственников – когда она уехала в Крым. Так он считал, что «решил проблему». Целый месяц с ее отъезда в Крым они вообще не общались, пока Пеппи не заметила, что он сидит в ВКонтакте и не связалась с ним. Я видел его в эти дни, он приезжал ко мне в Жаворонки, то с одной барышней, то с другой (хотя уверял, что с ними у него ничего нет). Он открыто (Алла свидетель) рассуждал о том, как ему теперь хорошо без Пеппи, как он устал от отношений с женщинами, как они, женщины, отношения, вечно накладывались в его жизни, начиная с 16 лет. По меньшей мере дважды после разговоров с ним у Пеппи была истерика, одну я видел в Крыму, но он совершенно не обращал на это внимания.
– Мы – не вещи, мы – живые люди, а чувства живых людей меняются. Она очень долго жила со мной, а не с тобой, и постепенно мы проросли друг в друга. Отношения надо поддерживать, кидая в них что-то из себя, как в печку. Надо тратить на другого силы, время, чувства. Ты же устранился на много времени, Пеппи была тебе не интересна, как и всё, что происходит с ней в Крыму. И отношения с ней тебя особо не волновали. Хотя ей очень нужна была твоя поддержка.
Он согласен, но он не знал, что мы «проросли» друг в друга. Если бы Пеппи дала ему хоть один намек, но она буквально за четыре дня говорила, что любит его. И вдруг!
– Но это не вдруг, это был долгий медленный процесс, когда я приближался, а ты отдалялся. Она очень ждала тебя, «Миша» не сходило с ее языка: «Миша приедет, Миша купит мне велосипед, Миша то, Миша все...» А поговорит с тобой – и истерика, Алла свидетель. Она очень соскучилась по ласке, любви. Не надо ждать от женщины, что она будет Пенелопой, а ты будешь делать, что хочешь, не обращая на нее внимания. Когда-нибудь пружина сожмется до предела и лопнет. Вот это и произошло...
Миша ответил, что понял мою позицию, хотя ему все равно трудно простить. Но он очень хочет простить, потому что хочет сохранить и Пеппи (он каждый раз называл ее «Лена») и меня, хотя не знает, как это сделать? По его мнению, Пеппи очень легко приспосабливается и чувствует, что люди хотят и любят больше всего.
– Да, это так. И мне поэтому очень хорошо и удобно с ней. Впрочем, я не знаю, что из всего этого выйдет, потому что если два дня я был почти счастлив, то теперь все наоборот – после того, как все стало так сложно.
Он признал, как она удобна, как ему было с ней хорошо, что они по всем пунктам, кроме музыки, совпадали, хотя она и в музыке пыталась совпасть, и что он все равно не понимает, как такое могло произойти. Такой быстрый переворот.
Но Пеппи три дня пыталась связаться с ним – и все безрезультатно. Я тоже держался из последних сил, именно, чтобы не сделать ему больно. Я хотел, чтобы они сперва выяснили все друг с другом, а потом уже в ситуацию включусь я. Но все произошло по-другому, потому что не могло больше так тянуться. Я устал отталкивать ее от себя и сдерживать себя. У меня много времени не было женщины, у нее – мужчины. И ситуация никуда не двигалась, ни в какаю сторону. Я сравнил его с собакой на сене:
– Ты и сам не пользовался Пеппи и считал, что и никто не должен.
Я видел, что они никак не могут ничего решить, что такое неопределенное состояние может длиться бесконечно – и что мне надо или прервать всякое общение с Пеппи, чтобы не соблазняться, или уже сблизиться до конца и посмотреть, что получится. И я принял решение.
Он: если бы он знал, что мы начинаем сближаться, он бы забрал ее из Жаворонок и что-то изменил в жизни, что-то сделал с квартирой. Но ей тогда надо было признаться в ее чувствах ко мне, а она все скрывала.
– Но, может быть, она как раз и боялась, что ты выдернешь ее из Жаворонок, но ничего не изменишь. Или она сама отталкивала от себя эту мысль. Она устала от такой жизни. Конечно, ей приятнее было жить в нормальных условиях.
Он: мол, она сама виновата в том, что на Коломенской квартире стало невозможно жить, поругавшись с соседями, которые воспользовались поводом... Оказывается, она сказала им, что, если они хотят, чтобы к ним не забегала их кошка, надо закрывать двери... И те разозлились. Поэтому ей и пришлось жить в Жаворонках.
Но процесс был запущен, и здесь он дошел до логического завершения. Ибо этот бред подавленных чувств невозможно было терпеть!
...Тем не менее, он похвалил ее, что она сказала все сразу, как это случилось, а не как его прежняя возлюбленная Аня, которая обманывала его три месяца. Отсюда он пришел к теме, что у него все повторяется: он знакомит свою девушку со своим другом – и она к нему уходит. Так было, кстати, и с Сольми и с некоей Катей (кажется)... Я объяснил, что это нормально и у всех так бывает. И где же нашим возлюбленным искать новую любовь, как не в том же кругу? Через нас они знакомятся с другими – и дальше уже решают, с кем им быть. Мы – как трамплин. Может, Пеппи и меня скоро бросит, найдя кого-нибудь более интересного для нее... Он не исключает этого...
Он спросил, что ему делать? Я советую потерпеть несколько дней, потом месяц – и, возможно, он совершенно успокоится. И даже поймет, что так для него лучше. У них уже был значительный временной буфер, когда они долго не видели друг друга, поэтому расставание должно восприниматься легче... (Но оно почему-то не воспринимается...)
Он рад, что яснее увидел мою позицию, он очень хочет сохранить отношения. Он даже заговорил о «главном», то есть о своей помощи в прохождении мной ТО, о чем Пеппи просила его еще до всех событий. У его брата, бывшего мента, остались связи в ГАИ. Поэтому мне надо взять в Москву документы на машину. Я прошу его оставить эту тему, это теперь совсем не вовремя, это слишком, я не могу принять от него такое – при данных обстоятельствах. Но он не отступает, и я даю ему обещание все взять и созвониться с ним по приезде. Ему тоже надо отвезти новую часть вещей в Жаворонки, потому что его мама заставила его все вывезти с ее квартиры, и он опять завалил свою комнату.
Мы пообещали друг другу увидеться, как я приеду, – и еще раз все обсудить. В какой-то момент он даже заговорил про любовь втроем, но я не поддержал эту тему. Тогда просто встретиться втроем и обсудить. Но Пеппи против. Я ее понимаю: в обсуждении она будет участвовать лишь истерикой. Он спросил: поговорить ли с ней сейчас? Но я его отговорил, мол, после каждой беседы с ним у нее начинается истерика, ее трясет. Надо пощадить ее.
Он согласился, мы выразили друг другу взаимное уважение, «обнялись» – и кончили разговор. Я пошел к Пеппи и коротко пересказал его. Она за это время нарисовала три сумасшедших и ярких картинки. И тут звонит Миша. Он все же решил еще раз поговорить с ней. Я ушел, он примерно повторил то, что рассказал ей я. Только в разговоре с ней он больше ругает меня, а в разговоре со мной – ее: за то, что все скрывала от него...
Он, кстати, спросил ее: предохраняемся ли мы – и напомнил, что от секса бывают дети. «Но у нас же не было!» – ответила она и заверила, что я – взрослый мальчик.
Пеппи извинилась, что создала мне столько трудностей, втянув во все это – вместо того, чтобы самой решить все с Мишей – до того, как это началось у нас. Да, именно это я ей и советовал, именно так и хотел, чтобы все произошло.
От переживаний она хочет есть, и мы пошли на кухню. У нее истерическая веселость. Причем вся валерьянка уже кончилась. А тут чудо с самопочинившейся микроволновкой. Новый истерический смех...
Мы решили ложиться спать, она просит провести эту ночь с ней. И это, естественно, была очень страстная ночь. Я стараюсь, но не могу даже серьезно ее утомить. Я сравнил себя с маленькой пушечкой, которая пытается пробить толстую броню немецкого «Тигра». И восхищаюсь ее темпераментом: неужели у нее всегда так?
– Можно меньше, – ответила она.
– А можно больше?!
– В принципе – да! – смеется она.
О, ужас! Она просто какой-то сексуальный гигант маленького роста. Утомленный, я просто предложил спать.
– Я сделал все, что мог... Я не столь юн, и силы мои не те, что у тебя, – сказал я, задергивая штору, за которой полная Луна.

Она снова разбудила очень рано, напомнив о том, что я хотел ехать чинить машину. Пили кофе на достархане. Эта жизнь совсем не похожа на то, то я ждал, все мои планы порушены. Но зато мы живем полной жизнью, из таких историй рождаются рассказы и сценарии для кино.
И мы опять заговорили про Мишу и все бесконечные сложности, которые у нас начались – когда вокруг солнце, тепло и хочется совсем другого. Пеппи налила мне воды в бутылку, и я поехал. Вода скоро мне понадобилась, не доезжая до Пятого: лью ее на мокрую тряпку, обернутую вокруг бензонасоса, как учил меня Виктор Иванович. И чуть-чуть еду.
Алексея по-прежнему нет, он будет через час-полтора, как сообщил мне его напарник. По его предложению я оставил машину и пошел по вчерашнему маршруту в книжный магазин на Остряках. Купил в нем маленький блокнотик для записей и две книжки Верлена: стихи и «Исповедь». Не найдя приятного кафе – купил пива и ушел пить его во дворик. Сел на траве под деревом. Пиво, Верлен с параллельным переводом, так что даже с моим «знанием» французского ясно, как врут переводчики. И насколько перевод хуже оригинала, хотя там то Брюсов, то Сологуб... Пришла полосатая кошечка и стала просить ласки. После чего она нагло запрыгнула на живот. Вокруг тихая будничная жизнь: школьники, пенсионеры. Работницы курят у ближайших магазинов и офисов. Я читаю, никто меня не беспокоит.
Позвонила Пеппи, я объяснил ей ситуацию. Она тоже собирается в город – за заказанными ею книгами. Я позвонил Алексею: он еще не приехал, но вот-вот. Я допил пиво, зашел в новый торговый центр на месте Московского рынка в дабл... Алексей уже возится с машиной и одновременно обсуждает с приятелем проблемы с авто, зарегистрированными на украинские фирмы в Крыму... Он невысок, похож на армянина. Видно, что умен и не жлоб. Главное, чтобы он разобрался. Потому что сперва у него ничего не выходило, как и у всех. Мы даже проверили бензошланг: я приставлял ножной насос к трубке у бензонасоса, а он слушал у открытого бензобака... Наконец, все получилось: по словам Алексея в бензонасосе стоял укороченный шток и ослабла пружина. Для проверки мы проехали по соседней улице, идущей круто в гору: если не заглохнет – все в порядке. Не заглохла. Он советует всегда иметь полный бак – из-за каких-то особенностей моей «четверки». Заплати ему 500 р. И тут же звонок Пеппи: она едет на автобусе из центра. Встретились недалеко от «Океана» и поехали на металлосклад на Камышовом шоссе...
Пеппи зачем-то зашла в ВКонтакт – и стала снова вести спор с Мишей. Он вновь обвинил нас в предательстве и в том, что она переехала ко мне на готовенькое. На ее слова, что ей надо кончать разговор, ответил: «Прощай, встретимся в Аду!»
– Неужели он не понимает, что каждым таким письмом убивает привязанность к нему?! – воскликнула Пеппи.
– Думаю, ему уже все равно. Он страдает и не способен анализировать то, что делает.
По словам Пеппи, Аллочка активно интригует против нас, советует Мише приехать и объясниться, уверяет, что у меня это не серьезно, поиграю девчонкой и брошу. А Миша, мол, был удивлен, что в разговоре с ним я не сказал, что люблю ее. Сказал, что мне с ней хорошо и удобно.
«Я не обращаю внимание на слова», – ответила Пеппи Мише.
Это правда так: я не сказал Мише, что люблю ее (а он и не спрашивал). Мангуста научила меня осторожно относиться к этому слову. Пока я не уверен, что реально люблю Пеппи – особенно после всех нынешних событий, в которые я оказался втянутым. Иногда я говорю ей это в постели, но это специфическое «люблю». Я могу сказать «люблю» лишь человеку, с которым безусловно хочу остаться, хочу, чтобы он был моим и рядом. И без того, что мы учинили, этого было не понять. Лишь максимально сблизившись – стало многое понятно. Точнее – исчезли иллюзии. Я сумел разглядеть человека с более близкого расстояния. И теперь мне надо привыкнуть к нему, почувствовать, что мне плохо без него.
Миша завещал нам все свои гитары, что лежат в Жаворонках, – в случае, если он умрет. Такая угроза.
На металлоскладе я купил три трехметровые профильные трубы 40х40. И мы поехали в «Добрострой» за ондулином. Благо есть Пеппи, которая может помочь. Мне повезло: на нужный мне ондулин была скидка в 100 р. Мы погрузили его на длинномер. Еще я взял три рулона рубероида. Пеппи помогала везти тяжелую тележку. И надолго застряла в продуктах. Потом мы пошли покупать гамак для ее участка. Она просит не бежать: когда она переживает – она не может идти. Это одна из редких причин ее медлительности. Все обошлось в 12 тыс., самая моя большая покупка в этом сезоне. Зато я приобрел практически все для крыши.
Около касс столкнулись с Максом из Мисхора, приятелем Аллочки. Кроме лета – он живет в Севастополе, где у него квартира. Сейчас занят ремонтами. Помог мне положить ондулин на багажник, обменялись телефонами.
Остановились у Маяка по предложению Пеппи – взять пива. Но взяли вина. За двадцать минут, пока я резал трубу, Пеппи сделала пиццу. Ели ее на балконе под «сатеровское» каберне неплохого качества. Говорили опять о Мише.
– Мы разрушили его привычную и комфортную картину мира, – сказал я. – Теперь ему надо создавать новую, а это нелегко и болезнено.
Но как она сумела поднять свою ценность: то он совсем не вспоминал о ней, а теперь вон как с ума сходит! Хотя это почти всегда так. И я во времена BV тому пример.
Прекрасный закат на фоне облаков и туч. Пеппи захотела подняться на крышу. Я вылез через «окно» в новой стене на старую крышу, она за мной. Забралась в своем фиолетовом платье на новую стену, толщиной в полблока, на высоте уже практически четвертого этажа, даже встала во весь рост – и я снимаю ее. Какая она безрассудная!
– Надо будет переделать стойку антенны интернета, – сказал я.
– Как у Бубнова? – догадалась она.
– Какая ты умная девочка! – восхитился я.
– Я просто внимательная.
Я стал возиться с фото, она сделала ночной обед. Мне отчего-то стало зябко, как от потери сил. Суп с водкой излечил меня.
Опять пытаемся посмотреть «Теорему Зеро», но обоих рубит... Я, впрочем, ответил Ире Гордеевой о Диверсанте и его круге, и без успеха попытался отправить пост в ФБ. Пеппи уже заснула, но стоило мне лечь – прямо накинулась, словно весь день, все обязанности, весь труд были затем, чтобы получить это удовольствие.
Впрочем, я тоже кричал от эмоций.
– Откуда такой опыт, из интернета? – спросил я.
– Из практики, – скромно ответила она.

Она разбудила меня без двадцати семь. В восемь должны прийти рабочие. Оставил ее спать, сделал зарядку, позавтракал. Но рабочих нет. Звоню Игорю. Он извинился: они не приедут. Из-за плохой погоды у них накладки в графике, будут заняты два дня. А потом праздники, поэтому появятся они лишь в понедельник. Но я улетаю 13-го и хочу все успеть закончить. Игорь пообещал, что они придут в пятницу.
Этот длинный день я использовал для индивидуального труда. Прежде всего сварил из трех трехметровых две четырехметровых трубы. Пеппи помогла поднять трубы наверх – лебедкой. Съездил на Пятый, где за 200 р. починил цепную пилу: стерлись щетки, как я и думал. Заодно купил разного нужного.
Залез на крышу и снял часть опалубки новых колонн, часть – спилил, установил трубы, приварил их к арматуре колонн, завязанных с армированным бетонным поясом, – создав как бы замкнутый металлический контур. Когда Пеппи вылезла на крышу и захотела забав, я попросил ее уйти и не нервировать меня теперь. Она поняла.
Пеппи стала делать обед – и кончился газ. И я полетел на обновленной машине на газовую станцию. Еще 900 р.
Обедали на балконе, и я почувствовал, как устал, даже как-то поплохело. А нам ехать на Умку в «Артишок».
– Как-то мы решили с Аллочкой в Жаворонках, что твой крымский проект будет вроде теста для Миши, – сказал я. – От ответа на него зависела ваша будущая жизнь. Как он на все это отреагирует? И получилось так, как мы и предполагали.
– А я ничего такого не держала в голове.
– Со стороны было виднее...
Полежал на достархане с тетрадкой, замерз, но стало лучше.
«Артишок» – достаточно приличный арт-клуб около Артбухты. Умка сразу замахала рукой:
– Саня!
Поцеловались. Я представил ей Пеппи, которая рассказала про ижевский концерт Умки, первый рок-концерт, на котором она была. Вспомнила, что он задержался на семь часов!..
Взяли по кофе и стали осматриваться. Понравились диваны-качели. Поздоровался с Борей. Поговорил с человеком Олегом, похожим на Леннона, и его герлой Олей. Они – православные активисты, живут в «Голландии», пригласили на свои пения. Предложили водки, но я, естественно, отказался.
Здесь Юра и Ира, у которых живут басист и ударник обновленной группы. Увидел Фурмана, Луфера, Футермана. Была и Борина мама. Еще несколько знакомых лиц. Я был уверен, что увижу Лену Багиру – и увидел. Они с Ромой появились в середине концерта. Рома – в военной форме. Она по-прежнему напоминает мне Мангусту, как заноза в сердце. Пеппи сперва сидела на качелях, потом села на пол по-турецки перед сценой.
Умка заиграла «Третью мистическую» и хоть пригласила танцевать – никто не шел. Я в хорошем настроении, в каком-то непонятном азарте вышел и исполнил сольный танец. После этого стали выходить и другие, а потом уже танцевали почти все, не хватало места. Я испугался, что маленькую Пеппи затопчут – и отодвинул ее подальше.
Я сидел рядом с ней и еще пару раз танцевал. Одна красивая герла танцует в красных туфлях на высоких каблуках, неудобно, но она ничего не может с собой поделать. Толстая девушка очень ловко отплясывала прямо перед нами, даже со своеобразной грацией. Слова были не слышны, но драйв был. Это оценили и те, кто ничего не понимал из того, что поет Аня. А таких с каждым годом должно становиться все больше.
Добрался до Умки – когда она уже со всеми пообщалась и все распродала. Она похвалила мой вид и сказала, что правда рада меня видеть. Спросила, видел ли я новый фейсбучный холивар – по поводу этого ее выступления в Севастополе? Я не видел.
Зверек сидела рядом на сцене. Когда я вышел на улицу, она курила на лестнице. И спросила: можем ли мы подвезти Юру и Иру до дома?
На этот раз Ласточка вела себя безукоризненно.
Без двадцати двенадцать мы были дома. Пеппи сделала салат из помидоров с маслинами, я пожарил хлеб с сыром в микроволновке.
Она обнимает меня и просит полежать с ней. Я понимаю, что ей плохо от всех событий с Мишей, его сегодняшнего молчания – после угроз. И никто не может до него дозвониться. Я не хотел никакой близости, но все равно пора спать.
Она попросила сделать ей массаж. Я надеялся, что этим кончится, но это было только начало. Обнаружил, что она выбрила все волосы в сакраментальном месте. Нежная кожа абсолютной удивительной гладкости! Стала еще больше похожа на школьницу. Но даже это меня не возбудило.
– Тебе нужен молодой, я с тобой не справлюсь...
– Молодые тоже не справляются, – ответила она.
– Ты проверяла?
– Ага! – смеется она.
Верю.
Собственно, секс с ней – единственное, что меня пугает. Ее ненасытность. Хотя она готова и просто обниматься. 

Просыпался начиная с шести. Около 11 позвонил Олег из «Голландии» и пригласил на встречу яхты из Питера с частичкой мощей какой-то святой... И тут же звонит телефон Пеппи на соседней тумбочке. Это Алла – и тоже по поводу Миши, от которого сутки нет вестей. Пеппи уже обзвонила и оповестила «всех». Алла что-то внушает Пеппи, а та оправдывается.
Пеппи волнуется из-за Миши, я и сам волнуюсь. Но она уверена, что он жив. Мол, она чувствует, но объяснить не может.
Никто не ожидал, что он будет так переживать. И что он такой сумасшедший. Я говорил с ним час по телефону, мы объяснились, даже «обнялись»… Но спустя несколько часов его опять зашкалило. Я знаю эти состояния – и очень переживаю. Тем более, когда человек так убивается. К тому же я помню самоубийство Тери (Сережи Терещенко), помню свои собственные состояния, поэтому «любовь на фоне стройки» осложнилась до предела. Крым всегда чреват неожиданностями и катастрофами! А этот месяц – что-то совсем невозможное! Я думал, что Аллочка станет наибольшим и единственным испытанием. Если б так!
Мы обнимаемся. У меня неожиданное возбуждение – и мы пользуемся им. Впрочем, оно не долгое...
Завтрак на достархане. Солнце, +18. Все бы отлично, если бы не Миша. Сумел он всех взволновать! Пеппи легла мне на колени.
– Что мы учинили! – говорит она.
– Ты жалеешь?
– Нет! А ты?
– Если с Мишей что-то случится – я буду очень жалеть.
– Я тоже, – ответила она.
Она взяла планшет и посмотрела фото Миши в ВК.
– Он жив, – уверенно сказала она.
– Откуда ты знаешь?
– Когда человек умирает – изменяются его портреты, – цитирует она.
Тем не менее, она очень нервна. «Катейка», мать последнего мишиного сына, шлет ей саркастические комментарии. Кажется, это очень умная и язвительная женщина. Что же надоумило ее захотеть ребенка от Миши?
Мне интересно: что же все-таки связывало Пеппи и Мишу, чем она так увлеклась в нем – если главная его ценность, музыка, – ей не интересна? Она сама не знает:
– Увидела и влюбилась!
Все объяснение.
Я хотел заняться бассейном, но она предложила погулять. Я вижу, что ей это необходимо, чтобы не нервничать. Она уже поставила на ноги «всю Москву», включая сына Миши Пауля. Одна герла даже заходила к нему домой, но никто не открыл... И предложил пешком дойти до Балаклавы, как в сентябре с Мафи.
Солнце, но ветер. Я беспокоюсь, что она легко одета, во что-то совсем несерьезное, кофточку и майку, но она совершенно уверена в себе. По дороге разговоры только о Мише, беспокойство за него – из-за его молчания.
– Может, он уехал на фест в Питер? Может, полетел сюда?
На мысу я объяснил волосатому, как найти Маяк и зеленку. Прошли мимо зацветающей павлонии и отцветающего Иудиного дерева. Дошли до «Русского магазина», где купили пива. В заброшенной воинской части попали в заросли сирени, которую Пеппи так любит.
Обошли огороженную зону с машинами-антеннами. На уровне с/т «Союз» путь к морю свободен, хотя машины стоят то тут, то там. Дошли до обрыва. Я давно здесь не был, а когда-то ходил сюда рисовать картину: извив Георгиевской бухты и мыс Фиолент. Я попросил ее не стоять на краю, не нервировать меня, и она послушалась. Пили пиво с сухариками, выкурили по сигарете. Ветер раздувает ее волосы и платье. Платье хлопает, как флаг. Вид очень хорош, солнце жжет лицо и постепенно прячется в облака.
– История с Мишей – это как инициация, – сказал я. – Испытание, которое надо преодолеть, чтобы потом все было хорошо. С него начинается всякое путешествие.
Остальной путь прошли под облаками. Туча висит над Севастополем. Если раньше солнце жгло, а ветер охлаждал, то теперь все больше охлаждения. Она рассказывает про Дениса, у которого жила больше двух месяцев. Я вспомнил его знаменитый лозунг: один день – одно дело. Она подтвердила: так и есть. Лена, якобы, уже мечтает, чтобы он влюбился в кого-нибудь и ушел от нее: на одного ребенка меньше...
Она прекрасно идет, даже слишком быстро, как-то сомнамбулически, восхищается цветом виноградников и цветами. Я несколько раз спрашиваю: не холодно ли ей? Но она упрямо отвечает: нет. Показал ей «сюрприз»: озеро в горных выработках (Кадыковский карьер), почти чистого синего цвета, удивительно ровного по всей площади. А вокруг желто-красные стены карьера. Розовый церцис цветет среди желтых цветов. Она очень впечатлена. Сели пить пиво. Это наш второй привал после почти трех часов пути.
– С Мишей ходить невозможно, он не может просто гулять, – сказала она.  – Он лишь идет куда-то, к какой-то цели. Вообще не любит ходить, предпочитает ездить.
А со мной ей приятно ходить, не думая: устану ли я? Удивительно: то же думаю я о ней! Обычно все было наоборот: я бегу, меня сдерживают, я беспокоюсь об остальных.
Только собрались идти – звонок от Аллы: Миша нашелся! Он ушел в лес, наглотался колес – и заснул. С души упал камень, и Пеппи аж полетела! Два дня беспокойства, когда она была, как натянутая струна. Путешествие стало много веселее. Хотя погода испортилась, словно наступила осень. Прошли  через завод, не встретив ни одного человека. Прошли по пригороду Балаклавы, вышли на ул. Новикова. По ней дошли до набережной. Несмотря на холод Пеппи хочет еще пройтись. В аптеке с очень прихотливыми витринами, напоминающими аквариум, купила грудной сбор – на случай простуды.
– Зайдем в кафе, – предложил я. – Согреемся и отдохнем.
Это попсовое кафе с розовым залом. Поет местный певец без голоса. Взяли два кофе, кусок торта, 50 водки. Ее голова у меня на плече. Я вспомнил свой стих «На Новый каждый непременно...» Словно все предугадал. Мне снова хорошо с ней. Ни с кем мне не было так хорошо и просто.
Уже что-то капает на голову, стало еще холоднее. Я повязал ей на шею свою бандану, чтобы меньше дуло в голую грудь. 
В сумерках доехали до Пятого, где купили хлеб. Очень быстро вписались в «3-ку» до Фиолента. Она вспомнила, как это сдерживало их с Мишей «тем летом» (13-го): только Миша разыграется, а уже надо ехать назад, ибо автобусы до девяти.
– А такси? – спросил я.
– Миша – и такси?! Я могу представить, что он зайдет в кафе, 3% из 100, но не такси! Это вообще ноль!
– Комплекс бедного человека, не имеющего регулярных денег, – ответил я.  – Я сам был такой.
Она же всегда умудрялась заходить в кафе, сколько бы денег у нее ни было.
Путь в одну сторону занял пять часов. Всего – почти семь. Она очень довольна: развеялась от мыслей. Стала делать пиццу, дав всем отбой... Говорили, естественно, о Мише.
– Ты была ему заместо мамы: все помнила, заботилась – то, что ему не хватало. Тяжело терять маму...
 В одиннадцать она пошла спать и попросила полежать с ней, просто полежать. И я полежал в одежде – и сам начал засыпать. Она предложила мне идти...
Ночью Мангуста прислала разумное письмо. Наши отношения похожи: у нее с Меллером (Лендлордом) и у меня... Мы любим свободу, привыкли к ней, и вдруг! Меллеру пришлось расстаться с женой и двумя детьми. Пеппи – с Мишей, который сходит с ума. Она вспомнила темперамент 21-летнего Эмиля, так что она при всей своей любви к сексу была утомлена. Считает, что об этом можно договориться. Спрашивает: удается ли мне разговаривать с Пеппи, интересно ли мне? Ибо у них с Меллером мало общих тем. Лишь дом, сад, постель. Разница культур. Тем не менее, она рада отношениям, они дают ей много неожиданных открытий.
Не был бы он богатый, не имей дома – случился бы у них роман? А не будь дома у меня – ушла бы ко мне Пеппи («на готовое», как назвал это Миша)?
Я сделал пост, пописал, почитал. Она снова появилась, мы обнялись. Скоро я пошел спать. Она внезапно проснулась – и мы кинулись друг на друга.
Она смеется:
– А кто-то вчера говорил, что равнодушен к сексу! И так ворвался к спящей!
– Ну, спящая была наизготовку! – ответил я.
Она близка к оргазму, но я к нему еще ближе...
...В конце концов, это только секс, успокаиваю я себя. Какая разница? Плохо, это когда насилие, а не любовь...
Ее трясет в конвульсиях...
– Мне холодно, – говорит она.
Я накрыл ее еще одним одеялом, принес кипятка с тремя лимонами и медом. Грел ее. Она мечется, комкает одеяла. Тени деревьев бешено движутся на стекле в свете Луны. В четыре ночи я ушел к себе. А в восемь уже придут рабочие.

Рабочие действительно пришли в 8 и стали разбирать опалубку. Я условился с ними на 20 тысяч за крышу. Отдал им свой чертеж – и внимательно следил, что они делают? Поэтому вовремя заметил, когда они решили ставить стропила внахлест, а не встык. Им так привычнее и удобнее. Заставил их делать так, как нужно мне – и даже помог им поставить первую пару стропил. Странно, что мне надо им все объяснять.
Пеппи встала поздно, почти не спав ночь. У нее до кучи начались месячные. Не думал, что буду радоваться месячным у женщины, дающим мне передышку...
Но это были не все засады с рабочими. Я несколько раз спросил: хватает ли материала, и Игорь уверенно отвечал – да. В четыре выяснилось, что не хватает двух стропил. И я полетел в город, хотя все уже закрывается, короткий день перед праздником. Все же нашел работающий склад...
Я занимался бассейном, клеил отвалившуюся плитку, заделывал дырки и трещины. Пеппи больна, ничего не может делать, пьет грудной сбор. Она надеется, что Миша после двух попыток самоубийства не пойдет на третью. Я тоже на это надеюсь.
– Натянутая струна, которой я была все эти дни, лопнула, – сказала она.
И ей плохо. Писала ему новое письмо. И на пару часов заснула на достархане – под шум работы. И ей стало лучше. Нежна, не отходит от меня. Это мешает работать, но очень трогательно.
Рабочие поставили стропила, навинтили часть обрешетки. Конструкция красиво смотрится в закатных лучах.
На обед Пеппи сделала кус-кус и салат. Плюс суп. Обедали на балконе, с видом на садящееся солнце. Теперь оно прячется за недостроенный дом соседа. И уже не видно, как оно садится в море.
– Мы приучаем друг друга к дурному: я тебя – пить, ты меня – курить, – сказал я.
Она хочет спать, я предложил посмотреть кино. Смотрели «Люси и секс» с моей флешки из-за слабого интернета. Очень красивый испанский фильм, где удивительно правдоподобно показаны женщины, их «химия», мимика, их реплики, даже отсутствие их. Все я вижу по-новому, за всем вижу Пеппи. В чем-то обе главные героини напоминают ее. Женщины – совершенно удивительные существа, очень не похожие на мужчин. Более нежные, открытые, эмоциональные. Они ничего не держат в себе, они целиком отдаются чувствам. Они страстны и похожи на детей. Они могут это себе позволить.
Когда мужчина ведет себя, как женщина или ребенок – это выглядит фигово...
Она предлагает мне лечь спать, я обещаю – после короткого захода в интернет. Она приходила еще дважды и уговаривала ложиться. А я писал письмо Мангусте. Как она нежна! Все «мои» женщины так стояли, так обнимались, но Пеппи нежнее и страстнее всех!
Я ложусь. Она тут же проснулась и, несмотря на свое состояние, стала страстно обнимать. А я-то надеялся! Я реально боюсь передознуться.
– У тебя будет месяц отдыха! – смеется она.
Придумал прозвище для Пеппи: ТроглАдит: трогает и гладит.
И я тут же засыпаю.

А в пять утра, еще солнце не встало, смс от Миши: он отрезал себе фалангу на левой руке! Пеппи даже дочитывать не стала... Потом ушла разговаривать с ним, но у обоих нет денег на телефоне. Она стала класть через интернет. По ее словам, он сделал это нечаянно, теперь не сможет играть. Его друзья назвали его простофилей, а меня – свиньей... Пеппи просит поговорить с ним в Москве.
– Конечно, я поговорю с ним, если сумею.
– Я не знала, что он сумасшедший! – объясняет она.
– Он – человек тонкой душевной организации, он и убить может...
Во всяком случае, достать своими истериками...
Она ушла говорить с ним. Встало солнце, вызолотив столб и деревья у дома...
Никто не покидает удобную позицию добровольно. Что надо было делать: ждать, пока Миша заведет другую девушку? А когда он заведет? Вообще, я не понимаю, почему должен зависеть от него, зная, что он ничего не может сделать из того, что от него ждешь. Он не решает ни своих проблем, ни чужих. Он может лишь оттягивать, перекладывать. Ведь я пытался ему помочь. Я вписал его в дом, я предоставил ему чердак, как склад. Я содержал их с Пеппи. Я искал варианты квартиры в Подмосковье, куда они могли бы переехать из коммуналки. Но Миша не способен изменить свою жизнь, ему и так хорошо. И Пеппи оказалась заложницей всего этого. Она увидела во мне альтернативу, другой вариант отношения к жизни, «мужской». И ей это очень понравилось.
Свинья ли я, что я ответил на ее чувства? Что не оставил ее Мише, который не обращал на нее внимания, даже не мог предоставить ей места для жизни? Если он простофиля – то простофиля в том, что так распорядился ее любовью. А она была сильна. Я вижу, что Пеппи любит сильно, почти безрассудно, очень по-женски. Готова разбиться в лепешку ради того, кого любит. А Миша все это принимал, ему это было удобно, он считал, что так будет всегда, что тут он полностью застрахован. Я поставил ему подножку? Нет, я просто живу своей жизнью и играю свою игру. Как и Пеппи, как, собственно, и он. Ведь это он породил ситуацию, а я долго ею не пользовался. Я вижу в случившемся не случайность, не мой или ее каприз, слабость и прочее, а железную логику. Я был лишь детонатором...
Я не знаю, что будет у нас. Я размечтался сперва, а теперь вижу, как все сложно. Мы не во всем совпадаем, пока это видно лишь на уровне секса. Я даже стал жаворонком, чтобы мы были ближе. Впрочем, и из-за стройки тоже. Я соглашаюсь на этот бурный секс, который мне не нужен. Если будет взаимное желание – мы решим эту проблему.
...Положив всем денег, она связалась с Мишей. Оказывается, он просто порезал палец, даже не до кости. Но он добился того, что она разрешила ему прилететь, к тому же за ее счет. Но спросила: «А если ты увидишь, что все серьезно, что ты будешь делать?» Он не знает. Сказал, что я, как честный человек, должен был предупредить его перед тем, как спать с ней. Но я так и сделал – и просил ее позвонить ему. И она трижды пыталась, но он не верит.
Я достаточно спокоен. Я внутренне чувствую, что поступаю правильно, несмотря на весь напряг. Но безболезненно это не бывает. Всякий должен бороться за дорогого ему человека, должен совершить поступок, от которого зависит его будущее. Мне теперь дан шанс, и я не могу проявить малодушие. А Пеппи спросила: дорога ли она мне? Это, мол, и Миша спрашивал. Если дорога, то она все выдержит.
– Конечно, дорога!
Миша говорит, что я воспользовался случаем. Не понимая, не виня себя за то, что он вообще возник, что он все для этого сделал. А еще, под воздействием Аллочки, он думает, что все дело в сексе, мол, у меня долго его не было... Да в гробу я видал этот секс! Я уже приучил себя жить без него... При этом Миша волнуется: смогу ли я с ним дружить, захочу ли видеть? И снова про свою нелепую идею: секс втроем. Или про сон вместе, без секса. Он точно сумасшедший. Или юный романтик. Как он умудрился родить четырех детей – и остаться таким «невинным»?
Мы обсуждали с Пеппи все это в постели. Уже не до сна. К тому же в 9-30 – «полив». Тем не менее, меня ужасно рубит – и вдруг этот ужасный «Wake up!» на ее мобильном. Аж подбросило! А на весь набор воды хватило 10-ти минут.
У Пеппи ничего не вышло, скисло молоко, поэтому кашу делал я. Завтрак с утренним солнцем сквозь листву.
Я удивился нелепости ситуации: он хочет прилететь сюда за ее счет, чтобы ей же вынести мозг!
– Если ему неймется, пусть летит за свой.
– У него нет денег.
– У него куча гитар, в том числе в Жаворонках. Пусть продаст одну, если ты ему так важна! Это тоже будет тест – насколько он может разрулить ситуацию, а не пользоваться чужой помощью. Зачем тебе это нужно – ты мазохист? Я уеду, ты останешься тут одна, с ним – и что будет? Он своим шантажом самоубийства уже заставил согласиться на его прилет. А что он будет вытворять здесь?
– Он не знает, где мой дом.
– Ничего, добравшись сюда – доберется и до дома. Я советую строго с ним поговорить – и не играть в его игру, а играть в свою.
– Я боюсь, я переживаю за него, поэтому и согласилась.
– Я понимаю, ты была в панике, но не надо поддаваться на шантаж...
Она спросила о планах, и я предложил съездить в центр. Не на парад по случаю 9 мая, на который мы все равно опоздали, а посмотреть на людей, на «Крузенштерн».
Она сидит в машине по-турецки, босая, как почти все время тут (не любит носки и обувь).
По дороге Пеппи жалуется, что Миша и правда воспринимает ее, как вещь...
– Раз считает, что мною можно воспользоваться, словно я кукла, резиновая игрушка, и у меня нет своих чувств.
– Так покажи ему их, – предложил я.
Я сравнил ее с кошкой, которая пристраивается к хорошему дому, где ее кормят и гладят. Тут Миша прав.
– Да, мне важны условия и отношение ко мне...
В Парке Победы пошли на дикий пляж (имени Умки и дырки в заборе). Все расцвело, очень быстро, за два дня, теперь Крым кажется летним. Удивительный запах моря, совсем как в Греции! Впрочем, с него дует холодом. А сверху лупит жаркое солнце в зените, отчего исчезают тени и все выглядит как-то нереально. Подобное освещение было на Цейлоне. Вдоль берега дошли до раскопок греческого дома, а потом до неработающего пляжа «Хорошо». Что-то грустное есть в этих закрытых в несезон заведениях. Люди загорают на пляже совсем по-летнему, кто-то купается. Девушка лежит на животе топлес. На набережной много людей, детей, несется попса из работающих кафе. Быть здесь не хочется. Спрятались в чащу кипарисов. Какой сильный запах! Море, кипарисы, запахи, милая девушка – я попробовал написать стих в блокнот: «Запах капризного черного моря, сорокадневный апрель...»
А у Пеппи новый разговор с Мишей. Она вновь убедила его не приезжать. При этом он не уверен, что хочет увидеться со мной в Москве. Но готов поговорить по скайпу, причем втроем.
На солнце жарко, в тени холодно, странная погода. В кустах сидят люди на пикнике, запах шашлыков. Я не позволяю себе злиться – хотя совершенно не выспался, нервы звенят.
Поехали в центр. Он еще перекрыт, куча машин припаркована вдоль улиц. И толпы людей. Маленькими улицами в объезд постов доехали до Артбухты. Такой толпы я в Севастополе еще не видел. Очень много людей с элементами военной формы в одежде, все с георгиевскими ленточками, очень много детей, шаров, флагов, российских и советских. Парад кончился, и люди только стали расходиться. Многие лежат на траве, целыми семьями. Звучат патриотические песни. Все это не мое, но забавно. Люди явно рады, для них это праздник, на самом деле.
Пеппи несет мою сумку, она хочет быть удобной, полезной, обо всем помнящей. Я еще не встречал человека, который настолько хотел бы быть хорошим. И это отнюдь не только в отношении меня. Я чувствую, что это вполне искренне, это не игра, в которой упрекает ее Аллочка. Нет ничего более сложного, чем быть хорошим или просто стараться им быть. Лесбия тоже старалась, но все кончалось жуткими срывами. У Пеппи тоже бывают срывы, я видел, но количество их и накал не идут в сравнение.
Из-за этого я то и дело в общении с ней употребляю слово «идиллия»...
Сквозь пробку на Гоголя поехали в Sea Mall. За нами – кавалькада военных газиков с флагами и праздничными людьми.
Пиво и пицца на достархане. Я рассказываю о Black Raider’е Вейтса, «Волшебном стрелке», опере и фильме. Она заснула у меня на коленях под двумя одеялами, я слушал Вейтса, многое понимая. Солнце в глаза – и хочется спать, и я словно иногда засыпаю сидя. Странное состояние, словно покурил. И хорошо, и холодно, и ноги затекли. Поэтому разбудил Пеппи.
Я пишу письмо Мангусте, потом дневник, она рядом шьет занавеску для достархана. Говорим о Мише. Я уверен, что ее отъезд в Крым подразумевал их разрыв, даже если она сама об этом не думала. Вообще, такой экстравагантный поступок – поехать зимой в Крым покупать дом, женщине, одной, практически в неизвестное место – говорит о многом. Редкий мужчина отважился бы на такое. Тут нужен мощный повод.
– Я поехала за мечтой, – ответила она.
Но это просто женское объяснение. Психолог объяснил бы иначе. Нам с Аллой было понятно, что Миша с ней в Крым не поедет. И не поедет за ней. А ей – нет, она думала увлечь его Крымом. А ведь должна была знать его лучше нас.
Новый звонок от Миши. На этот раз они поговорили спокойно.
Во время приготовления борща Пеппи сказала, что Миша ходил в церковь. А до этого к психологу, заплатив 500 р. А до этого – колеса, членовредительство... Люди подыскивают шаблонные ответы на вызов, вместо того, чтобы мозговой атакой попытаться понять собственную ситуацию. Пеппи была Мише, как мама, утешала его в неудачах, говорила, какой он хороший.
– У тебя нереализованный материнский инстинкт.
Она согласна.
Миша ссорится с соседями, но не может ничего изменить. Для него невозможно требуемое усилие. Лишь большой кризис мог бы его изменить, когда человек понимает, что не только другой не хочет с ним жить, но и он сам с собой не хочет жить, устал от своей слабости. Для поступка надо стать героем, то есть не бояться и быть способным на большие жертвы...
Ночью, сделав борщ, пюре и салат, она упала без сил у меня на кровати и заснула. Через два часа я отвел ее в ее комнату, словно сомнамбулу. И с аппетитом поел ее еды.

С утра я поехал в «Добрострой» за оцинковкой для крыши – благо он работал. Лист 2500х1250 стоит 850 р.! А мне нужно два, плюс по мелочи. Хуже всего было затаскивать листы на багажник, но мне тут же стал помогать мужик из соседней машины – с георгиевской ленточкой на груди. Ехал на третьей, чтобы не сдуло.
Дома моей основной работой было сварить конструкцию для интернет-антенны – в обход карниза новой крыши. И прикрутить ее, балансируя на скате старой крыши. Пеппи постоянно рядом и хочет помогать. Сделала чай, лежит на достархане у меня на коленях. На конце косы у нее совершенно рыжие волосы, даже кажутся крашенными. Радуется, что у нее короткие месячные. Значит, конец простоя...
Она помогла умно раскроить лист оцинковки для конька крыши.
– Я девочка, я же шью, – объяснила она.
Единственная неудача – упал с крыши и разбился мой ящик с инструментами.
Рабочие ушли, а я все работаю. Работал 12 часов с небольшим перерывом на чай.
После обеда решили смотреть кино. Я предложил «Волк Уолл-стрита». Пеппи долго искала его в сети, потому что новый. Ее ноги с голыми ступнями у меня на коленях, попка в джинсах доверчиво обращена ко мне. Пытаюсь вспомнить, к кому я испытывал подобные эмоции? Конечно – к Лесбии, очень давно. И к Мангусте. И тоже давно. И вот опять это умиление, радость и уверенность, что все хорошо и правильно, как бывало под травой. По ее словам, ее мама, которая теперь в курсе, назвала ее переход закономерным.
Фильм начался, застрял, но уже видно, что это типично голливудская побрякушка, штамп на штампе. Я предложил посмотреть «Живой труп». Вот настоящее кино! И она это поняла, восхитилась, в том числе моей любимой «Невечерней»! (Утром сама нашла ее в сети, еще раз послушала и поблагодарила.) Она совсем не знает старое советское кино, не видела ни «Еще раз про любовь», ни «9 дней одного года», ни «Июньский дождь». Не видела ни «Служили два товарища», ни «Бег». Сколько открытий чудных и приятных минут рядом!
Просмотр был прерван звонком Миши с ее перезвоном (чтоб он не тратился). Он звонил днем, когда она без телефона ходила в магазин. После чего она звонила ему девять раз! Так переживает и боится. Но у него все хорошо, поговорили спокойно.
И естественно, после такого хорошего кино, пусть снова с темой самоубийства, богатый ночной секс.
– И этот человек говорил мне, что ему безразличен секс! – воскликнула она по завершении процесса.
Но это правда так, поэтому столь плохо у меня с эрекцией...

...Моя малодушная паника прошла, я опять стал получать от нашего общения удовольствие, пусть и осложненное событиями. И не знаю, чем все кончится? Мне с ней легко и приятно, она очень нежная, пусть я не назвал бы это пока «любовью». Но так даже проще. Я стал серьезно относиться к слову «любовь», не швыряясь им. Я жду, что она как-то прорастет – вместе с привычкой к этой девочке. И насчет «темперамента» мы как-нибудь договоримся. Хотя я то и дело поражаюсь, как изменилась моя жизнь – и трепещу от того, как еще она может измениться! Я отвык быть на виду у человека так долго, спать с ним  в одной постели, вообще жить параллельно. Но что-то в этом есть, иногда до умиления. Вот, типа, чего мне не хватало! Вот для чего я создавал условия: чтобы теперь все было хорошо! Если, конечно, мы разрулим с Мишей. За дорогого тебе человека нужно бороться, или ты упустишь уникальный шанс, когда все могло получиться. И пусть Миша проклинает меня, внутренне я чувствую, что действую правильно. Я ломаю ложную ситуацию об колено, беру на себя ответственность, чтобы строить новый вариант жизни. Будет видно, что получится.
Зато стройка скоро кончится, остался один день. Но дом становится интереснее, это правда. Пусть полноценной комнатой этот этаж станет не скоро. И сколько он потребовал денег, бросков за материалом и нервов! Впрочем, это вообще была не поездка, а полный бред! Через несколько дней я возвращаюсь в Жаворонки, передохну – и через месяц снова сюда! Будущее неопределенно и странно...

Утром она сказала, что Миша попросил ее не заниматься со мной сексом до моего отъезда. Она ответила, что подумает и решит – будет ли это разумным? Видел я, что она решила...
Рабочие переделали то, что я попросил их накануне. А мне пришлось смотаться за битумным герметиком в «Добрострой». Взял у Пеппи 1000 р., потому что у меня больше ничего нет. Купил и новый ящик для инструментов почти за 600, сверла, пену... Маслины и сухарики для Пеппи: от переживаний ей хочется соленого. (От этих переживаний она даже забросила работу по оформлению упаковок чая.)
Я шкурил и подмазывал бассейн и все время лазил на крышу, следя за работой. Пеппи часто со мной, с голыми ногами ходила по старой крыше, садилась на «фронтон», пугая меня.
Бегает на крышу в платье, под которым ничего нет. Летом она принципиально не носит нижнего белья. Подумал, что здесь теперь можно поставить настил и устроить солярий. Ей эта идея понравилась. Сюда поднялась даже денисовская Лена и потом ушла с Пеппи в бубновский дом. Конструкция антенны вышла такая прочная, что рабочие используют ее, чтобы забираться на новую крышу. Они приколисты: опять ошиблись в расчетах, и вышло, что не хватает ондулина. Пеппи и тут стала предлагать варианты. Совместно решили, как раскроить и положить оставшийся ондулин. Поднимая наверх палку, Коля сперва чуть не пробил крышу, потом угодил в собственный термос, который рухнул с крыши на стол внизу, на котором стоял мой новый ящик для инструментов – и пробил ему вставную часть!
Сидел на новой крыше с Игорем, который устраивал «воротник» из оцинковки вокруг трубы, советовал, сам винтил. Потом крепил сливы вдоль стены. Заставил их сделать по мелочи все, что я хотел. Крыша готова. Заплатил 20 тыс., как условились.
Лишь пять часов, и Пеппи предложила идти на море, хотя в трудовом раже я был готов работать дальше. Намешали водки с соком, взяли стаканы и плавленые сырки. В тени всего 17, но на солнце настоящая жара. Пеппи сказала, что Лена сегодня купалась. Я предложил взять полотенце, но она сказала, что купаться сегодня не будет – завтра. По дороге Пеппи рассказала, как Лена восхищается мною, хотя и немного боится. Это говорят практически все женщины. А Пеппи наоборот – никогда меня не боялась. Поэтому все так и получилось.
Первое, что я увидел, когда мы подошли к морю – огромное количество дельфинов. Они не просто ловят рыбу – они выпрыгивают, словно в дельфинарии, и падают с большим белым плеском.
Когда мы очутились на пляже, она зашла в воду почти по трусы, замочила их и подол платья.
– И зачем я их надела?! – удивляется она.
Я пощупал воду: она по-прежнему холодна. Пеппи сняла трусики – и снова пошла в море, в черном платьице, в азарте, словно пьяная – и вдруг бросилась в воду! И даже чуть-чуть поплавала, смеясь.
– Ты как восточная женщина – купаешься в платье, – сказал я.
Пришлось и мне. Впрочем, я-то разделся. Постоял, голый, в прибое, повздыхал – и нырнул. Холодно, но не смертельно. Уже через минуту я чувствовал себя совершенно нормально, хоть купайся снова. Мы сидели на камне, пили мой «коктейль», закусывали сыром. Пеппи сказала, что ей со мной легко, как никогда, мол, ни с кем.
– Это совершенно взаимно, – ответил я.
– С Мишей никогда не было ничего подобного.
Она рассказала, как жила с ним в Симеизе: они почти не встречались, ибо не совпадали по времени.
– А ты показываешь именно то, на что я смотрю! – удивляется она.
Миша не видел никогда ничего из того, что ей было интересно. Ему было интересно лишь играть ни гитаре.
– Что ж, это понятно: все восхищаются, он в центре внимания...
– Я надеялась перетащить его в Крым, что он тоже поймет все это...
– Это была мечта, обернувшаяся разрывом, – ответил я. – Крым имеет это свойство, он потрясает отношения, разрывает связи и создает новые. Так было и у меня...
Я вижу синонимичность: Пеппи поехала в Крым за мечтой, как и я когда-то. Она явно зашла в тупик в личных отношениях – и хотела найти некую замену, как и я. При этом она хотела внушить эту мечту и Мише, взять его внутрь мечты – как и я! И у обоих ничего не вышло. Но она девочка, девочки не делают таких вещей. Это восхищает в ней. Пусть позывом была чистая иллюзия или необходимость чем-то занять себя, когда отовсюду виделся тупик. И характерно, что искать она стала под Севастополем, то есть с ориентацией на известные через меня места и с расчетом на мою помощь. Наши жизни стали переплетаться повсюду. Мне это было очевидно, Мише – нет. Миша, как законченный эгоцентрик, на такие пустяки вовсе не смотрел. И, естественно, пропустил момент...
Ведь редко бывает, чтобы человек ушел, когда его очень любят...
 –  Он не прилетел на том самолете, на котором должен был прилететь. Прилетел ты... Если бы Миша очень постарался бы – он примчался бы в Крым, не за мой счет, а сам нашел бы деньги, продал бы какую-нибудь гитару, пожертвовал бы чем-нибудь. Это было бы реальным проявлением любви, а не эти детские истерики! – сказала она.
– Ты для него мама и ребенок сразу. Это очень притягательно. Но что тебя притягивало в Мише?
– Чувство защищенности. Он дал жилье, возможность жить, не работая. Он был рядом, я не переживала о многих вещах – это было его проблемы, например, добывать еду. Сам он мог, впрочем, вообще не есть...
Мы здесь не одни купающиеся: пришла пара с ретривером, который бросался в море за бутылкой и даже за камнями, а потом поплыл за своим пожилым хозяином...
Я оделся, лишь когда солнце сильно сдвинулось к закату. Закат мы встретили на мысу. Дома борщ и пицца. Как идеально я живу! Если удастся разрулить с Мишей, я буду счастливым человеком! Ибо мне очень хорошо с ней.
Она дала мне прочесть свое письмо Мише, которое я должен передать ему в Москве, хотя я сперва отказался его читать. Но там ноль информации, только образы и эмоции. Красиво и малосодержательно, как она сама признала. Очень женское письмо.
Новое российское кино в ее комнате оборачивается новой страстной любовью, подогретой водкой и пивом...

А утром она грустна, «зла», как она это назвала. Я сразу почувствовал, что что-то не так.
– Со мной бывает, – объяснила она. – Я бываю зла на то, в какое положение попадаю.
– И на это положение тоже?
– Да.
– И на меня?
– Да. Нет. В основном на себя...
Странные люди женщины – настоящие колдуньи: я стал делать зарядку – и у меня опять случился остеохондроз! Охнул – и не могу выпрямиться. И опять накануне отъезда!
Все же оделся и спустился. Она готовит кашу. Сообщил, что ее зло попало в меня рикошетом. Она обняла, извинилась. Я выпил ибупрофена и намазался финалгоном.
За завтраком на достархане она сказала, что была зла на Мишу – и его укусила гадюка.
– За что ты была зла на меня?
– Не на тебя, а на страх того нового, что входит в мою жизнь. Того, что моя жизнь становится другой.
Она лежит на плече и занятно философствует. Я назвал ее стихийным экзистенциалистом. Она любит это слово, хотя, по ее словам, никогда не может произнести правильно. Мише нравились ее подобные рассуждения, хотя он в них ничего не понимал. А сейчас она чувствует себя очень странно: в эйфории и страхе сразу...
– Напряжение в спине прошло, я чувствую это пальцами, – сказала она.
Она вообще постигает мир пальцами и через касания...
Я решил полежать на солнце. Она принесла матрасик, подушку, панаму, чай... Присела рядом и гладит спину. Она готова делать все, что я ни попрошу. Даже почистила затирку на бассейне, когда увидела, что это стал делать «умирающий». Если бы не болезнь, я не вкусил бы этого совсем летнего солнца. Я лежал голый на лежаке и загорал. Болезнь дала мне день отдыха. Наступили замечательные дни – и мне уезжать. И еще в таком состоянии. Хорошо еще, что это случилось не накануне, и я успел все сделать по крыше. Сделал – и здоровье не выдержало.
Пеппи вновь работает над упаковками чая. Я обещаю научить ее водить машину, благо у нее уже есть опыт обучения в ижевской автошколе. Она даже сдала теорию, но провалила вождение... Учеба вообще всегда давалась ей легко. В школе она, оказывается, отлично училась, в аттестате лишь две четверки – по химии и математике. Лишь лень помешала ей получить золотую медаль... Однако из-за зрения плохо видит знаки. Но не хочет носить очки. Я вспомнил рассказ Ингеборг Бахман (помню, как я удивился, что она его читала). Ну, а мое зрение здесь в Крыму стало лучше: меньше смотрю в комп, больше – в морскую даль...
Пеппи ушла к Лене и сообщила о моей болезни. Пришел Денис с мазью диклофенак, типа жидкого ибупрофена. Он помог его дочке Катьке, когда она на фортепиано заиграла руку. Вчера он тоже купался. И видел дельфинов. Пришла Лена с маленькой Варей, пухленькой девочкой с розовым сачком. Лена восхищается моей дорожкой из кирпичей. Все желают мне здоровья. Пеппи натирает мазью. Принесла зефир, заварила ройбуш. Она все время то на плече, то на коленях, то просто рядом. Я же завтра уеду! И она боится, что тут-то Миша и насядет на нее. Мое присутствие очень помогало ей. Она хочет сделать мне какую-нибудь очень вкусную еду – и удивляется этому своему постоянному желанию:
– Сказал бы мне кто-нибудь несколько лет назад, что я буду такая – я бы очень возмутилась! Это мне готовили и бежали утром за круасанами!
Терри считает, что я освободил в ней женщину, которой больше не задумываться о проблемах внешнего мира – и она может быть нежной, заботливой и охранять тылы мужчины. То есть – это абсолютно традиционный вариант семьи, если бы он существовал в реальности. А у нас пока именно так.
Она сказала, что сперва обрадовалась приезду Аллочки, надеясь, что ее присутствие остановит то, что могло между нами начаться. Она помнит, как подошла прощаться ночью – и я стал гладить ее по животу. И она испугалась, что я спущусь ниже. При этом она хотела уложить меня в постель. И я это понял. Но мои ласки «ничего не значили», то есть не значили, что я потащу ее в постель:
– Это было лишь проявление симпатии и нежности.
– Я это понимаю, – говорит она.
А приезд Аллочки, скорее, послужил катализатором. Вот в чем парадокс...
Весь день она как медицинская сестра и сиделка при мне. Сама называет себя троглАдитом, ибо трогает и гладит почти без перерыва. Несколько раз: «Я люблю тебя, Сашенька...» Последний раз «Сашенькой» меня называла Дашечка. Объяснила, что секс для нее – способ самоидентификации, это ощущение своего тела, чувство, что оно есть и оно твое. В обычное время этого чувства нет.
При этом во время секса она, по виду, как раз теряет себя, она словно невменяемая, сомнамбула с пьяными глазами – и где-то далеко. Поэтому с ней бесполезно говорить, шутить, что я так люблю в это время. Хотя пару дней назад на мое «Ты прекрасна» сходу ответила: «Спору нет». Автоматизм культурного кода.
Она отдается сексу с самозабвением, как это бывает у женщин. Секс – любимое поле их деятельности, когда они могут показать свою силу и талант...
Отправлял фото с купанием, она стояла рядом, мы решали, что будем смотреть – и мне резко стало хуже, даже сидеть не мог. Видимо, кончилось действие обезболивающих. Я лег, она рядом. Мазала, дала еще таблеток.
– Можно, я запрещу тебе лететь? – спросила она.
Я и сам вижу, что в таком состоянии никуда не полечу. Не могу ни сидеть, ни ходить, бьет озноб. Она укрыла меня одеялами. Мне почти так же плохо, как в сентябре, но у меня очень чуткий и верный помощник.
– Вот для чего нужно, чтобы люди были вдвоем, – сказал я.
– Я, когда болела одна, чувствовала себя муравьем в огромном мире. И этому миру плевать на меня.
Зато когда она болела у Дениса, Лена была очень внимательна – и при «шестерых» детях находила время позаботиться о ней.
На свою беду она вошла в ВКонтакт – и влипла в переписку с Мишей. Он вновь обвинил ее в недержании слов, мол, она говорила, что с ним – на край света!.. Да, она постоянно уверяет, что «Я другому отдана и буду век ему верна» – это ее принцип. Но этот, кому она отдана, должен иметь ответные чувства, должен эмоционально реагировать на нее. Миша реагировал чем дальше, тем меньше. Он даже не узнал, что она ломанулась из Жаворонок в Звенигород после ссоры с ним. Да и ссоры не заметил. А мы с Аллой переживали. Тогда-то первый раз я, может быть, и ощутил, что этот союз дышит на ладан...

Ночью мне снилось, что я лечу в самолете, а он вдруг падает...
...До сих пор не знаю: лечу я или нет. Она провела рядом всю ночь и была невероятно нежна. Помогала мне сесть и лечь. Милый зверек! Узнала у Лены, у которой есть родна сестра-фармацевт, названия лекарств, которые, может быть, помогут мне – и полетела с утра в аптеку на Пятый – с моей карточкой, ибо у меня не осталось живых денег. Мне очень повезло с ней!
Вчера Миша сообщил ей, что даже люди, которые знают меня, считают меня свиньей! Кто эти люди, Аллочка? До этого так считали те, кто меня не знал (с его слов). Для него это очень важное утешение – что я свинья и поступил подло, не по-дружески. Сказал даже, что в прежние времена за такие вещи вызывали на дуэль... И Пеппи веселится: читая в школе «Онегина», она никогда не думала, что кто-нибудь заговорит о дуэли из-за нее.
– Я поднялась в своих глазах!
...Пусть Миша считает, как хочет. Главное, что внутренне я ощущаю, что действую правильно. У меня не было этого ощущения в отношениях с ОК – и я не пошел дальше того, на что пошел. У меня было четкое ощущение в отношениях с Аллочкой, что я действую неправильно – и я их быстро прервал. У меня был момент душевной слабости дня через два после нашей первой близости, когда Миша начал свой «моральный террор», и Пеппи была в истерическом состоянии – и я малодушно спросил: не вернуться ли ей к нему? Но это была всего одна ночь, когда мы были на взводе, когда стало ясно, что все гораздо сложнее, чем мы думали, что Миша так просто не уйдет, не истрепав напоследок нервов. Хуже того: вообще неизвестно, чем это кончится (наша «авантюра»)?
Но вот сейчас, сидя у окна на кухне, глядя на залитый солнцем летний сад, пока Пеппи ездит за лекарствами для меня – я, с болью в спине, чувствую покой и едва не счастье. Во всяком случае, какую-то эйфорию. И это уже не первый раз. В жизни снова появился объем, та же картинка за окном стала глубже и веселее, чем когда я созерцал ее один. Я понимаю, к чему я все это делал: чтобы кто-то все это видел рядом со мной и был рад. Мангусту не интересовал маленький «рай» ни в России, ни в Крыму, но лишь в Израиле или – еще лучше – в Западной Европе. А Пеппи хорошо и здесь.
Я принял решение насчет наших отношений с Пеппи внезапно, но в ясном сознании своей правоты. Мы пытались связаться с Мишей. Но, вообще, причем тут он? Она любит меня, я люблю ее. Она свободный человек и сама способна решить, с кем быть! С чего нам получать его добро, которое он, естественно, нам никогда не дал бы? Наоборот, тут бы он и засуетился, стал бы требовать верности и денег на билет. И все это с моральным правом псевдо-мужа, которого у меня нет. Поэтому мое воздействие на Пеппи было бы слабее. И она бы сломалась, она бы ни на что не решилась. То есть – не ушла бы от него при всем желании. Мы бы потеряли несколько месяцев, а то и лет, и этот «проект» был бы разрушен. Миша сделал бы для этого все, особенно, если бы оказался рядом. Теперь я вижу, что он может вытворять.
Сейчас Пеппи говорит, что не вернется к нему ни при каких обстоятельствах. Но тогда? Сомневаюсь, почти уверен в обратном. Поэтому мне надо было взять инициативу в свои руки, то есть перестать отвергать то, что обоим хочется: спать вместе и быть вместе...
Помню, Пеппи рассказывала, какие варианты она отвергла из-за Миши, влюбившись в него: про влюбленного в нее человека, с которым спала в одной постели без секса, а он клал ей белые розы на подушку, про человека из Ярославля с большой квартирой... А Миша все хочет вернуть ту девочку, которая так безоговорочно его любит. А ее больше нет!
До каких пор, он считает, простирается его право на Пеппи? Я сочувствовал ему. Теперь, после всех его истерик, – нет. Она, по ее словам, тоже.
...Она привезла кучу лекарств: диклофенак в ампулах, Б-12  в ампулах, специальный обезболивающий пластырь, обезболивающие порошки на крайнях и еще ибупрофена. Рассказала, как на Пятом ей пришлось отстоять часовую очередь в единственный банкомат, ибо в аптеке не принимают карт (как и везде в этом году). Она просила: пропустите, человек болен! Фиг, все больны...
Она никогда не колола уколы, и я показал мастер-класс, лежа на достархане. Мне уже лучше – после лежания на валике на диване. Я даже сделал себе завтрак... Вколол три укола (третий – но-шпа), она налепила пластырь.
Оказывается, она родилась недоношенной, 7-месячной, полтора килограмма весом – и тогда испытала на себе все уколы. С тех пор ее не кололи, и она, естественно, тоже, даже кошек, в отличие от некоторых других женщин, тренирующихся именно на кошках...
Лежим, обнявшись, обсуждая нашу разлуку. Я вижу в ней определенную пользу: в первой бурной любви нужен перерыв – отдохнуть, посмотреть на все с расстояния. И даже полюбить по-настоящему, не стихийно, а более осознано, переживая разлуку, как испытание чувств: буду ли я скучать, будет ли она? Так было у меня с Мангустой. За двухнедельную разлуку я понял, как она дорога мне, и что это – не разовое приключение.
Пеппи сама напомнила мне, что надо собираться. Как странно: ночью я не давал и нескольких процентов, что полечу, так было плохо. Думал о вариантах остаться здесь и как-то договориться насчет дома и собак...
Я собрался, залез на новый этаж сделать пару кадров для отчета. Вылез через новое окно на старую крышу – и увидел именно то, что ожидал: рабочие забыли на каминной трубе доски, а на досках маркер и тюбик с битумным герметиком. Пришлось лезть на новую крышу... Пеппи увидела и принялась меня ругать. Но не ее же посылать сюда...
Вышли без четверти два. Я даже чуть-чуть нес рюкзак, хотя в основном – она, как я ни просил. На двух автобусах добрались до автовокзала. Она встала в очередь за билетами в аэропорт, оставив меня сидеть. Билет стоит 125 рублей, вместо 2000, за которые я приехал сюда на такси, еще как барин...
Я удивляюсь, что второй раз уезжаю из Крыма в таком состоянии.
– Или Крым калечит, или уезжать не надо, – считает она.
– И то и другое.
Выкурили по сигарете, обнялись. Оказывается, она никогда никого не провожала, это первый раз в жизни. Миша никогда не приезжал к ней в Питер, это она ездила к нему в Москву. И теперь испытывает странное ощущение.
– Буду ждать тебя на крыльце с накрытым столом, – обещает она. И смеется.
Удивительные переходы лица Пеппи – от смеющегося, кажется, совершенно безудержно, к очень серьезному, внимательно смотрящему на тебя.
Я не знаю, что может случиться за месяц. С ней, прежде всего, потому что за себя я как-то спокоен.
– Я все здесь решил.
– Я тоже – ответила она.
Тем не менее, ей трудно говорить Мише «нет», она предпочитает неопределенность. А это хуже всего! И как она будет держаться, если он вдруг все же приедет? Я не очень верю в ее стойкость. Он будет продолжать давить на нее... Она обещает перезванивать мне после его звонков. Я предложил вовсе перестать общаться – если он не успокоится. И, конечно, в Москве я попытаюсь что-то объяснить ему.
Обнялись и поцеловались у дверей автобуса. Она просит беречь себя – и сразу позвонить, как прилечу.
Так, как любит женщина в начале любви, мужчине, конечно, далеко. Как она нежна и щедра на чувства! Это что-то чудесное, почти избыточное. Я знаю, что скоро это кончится, но пока это есть – и я хочу ценить это. Ценить и за то, что когда-нибудь кончится. Но останутся мощные положительные воспоминания. Хотя и испорченные контрастом с тем, что будет потом. Я не так горю, как женщина, зато и гореть способен дольше. Так было и с Мангустой: ее любовь все запалила и спала, а моя, зажженная ее, горела еще несколько лет.
Я жду прилива тоски и нежности.
«Я тебя люблю. Пусть каждый солнечный зайчик будет моим посланником!» – прислала она смс, пока я ехал в автобусе.
И тут же звонит Аллочка: соскучилась, хочет встретить меня в аэропорту. Я попросил не делать этого.
Для отлета я выбрал самый жаркий день из всех, что я провел тут: 24 в тени. Чистое небо, с которого лупит солнце. Первый раз надел майку. Такая была отмазка в виде спины – и я не воспользовался! И улетаю от любимой женщины после таких событий! Не абсурд ли?
Но как изменился аэропорт – всего за месяц с небольшим! Очень хорошие терминалы, точнее, входные части, пристроенные к старым. А в сентябре здесь был тент. Зато уровень проверки – как в Бен-Гурионе. Об этом я рассказал позвонившей Пеппи. Поблагодарил за трогательную смс.
– Я мастер трогательных смс, – смеется она.
У нее новая переписка с Мишей в ВК. Аллочка сказала ему, что Пеппи стремилась ко мне с начала знакомства. Пеппи не уверена, что это так, если только подсознательно. Мне тоже кажется, что такое стремление было, причем встречное.
– Было какое-то совпадение кодов, – сказал я.
– А Миша пишет, что, если я брошу тебя, он с удовольствием примет меня обратно!..
Она беспокоится о моей спине, уговаривала вызвать маму – встречать меня в Домодедово. Но я не хочу. Как-нибудь доеду...

***

...Весь день я чувствовал себя фигово, но даже не от спины, а словно от передоза лекарств. Или полного упадка сил. В самолете я на всякий случай взял пакет: как-то вдруг поплохело, словно вот-вот стошнит. Хорошо, что в кармане нашлась сосательная конфетка. Потом все прошло, я даже поел самолетную еду.
Прилетели с опозданием. С платформы аэроэкспресса я позвонил Мише и предложил встретиться и обсудить наши дела. Заодно передать пеппино письмо. Он в курсе: он переписывался с ней сегодня в ВК. Обещал позвонить. Пеппи хочет, чтобы наша встреча произошла в присутствии Терри, для взаимного спокойствия. Это вовсе не обязательно, но и против я не буду. Только не Аллочки, как лица заинтересованного, как назвала ее Пеппи.
...Я педантично все фиксирую, чтобы не ошибиться, чтобы помнить всю картину. Не для будущего романа, а для «истины».
...В аэроэкспрессе мне снова стало плохо. Страшная слабость, словно я сейчас упаду в обморок. Слава Богу, как раз появилась женщина с тележкой, и я взял у нее горячий сладкий чай с бергамотом...
Слишком много переживаний для моей бедной души.
Еле дождался электрички на платформе Белорусского вокзала. Еле ехал, разведя себе обезболивающий порошок в остатках воды. Ибо опять болит спина, не могу выпрямиться. И боюсь заснуть – сил нет совершенно!
И какая длинная дорога от станции до дома, просто бесконечная! Зато тихо, тепло и приятно пахнет.
Тут тоже все расцвело и жарко. Ночью +17. Собаки чуть не разорвали от радости.
Я поел, даже выпил виски с мамой, которая «перенервничала». Оказывается, она улетает следующей ночью. То есть у нас всего один день вместе. И прилетает 11-го июня.
Поговорили с ней о политике (она зла на «Эхо Москвы» за то, как они освещали 9 мая: «Трясет, когда слушаю»). Я рассказал про стройку, болезнь – и про роман с Пеппи. Она так и думала, хотела, но боялась спросить.
– А как же Мангуста, ты же всегда любил ее!
– Все, больше не люблю. Одна любовь вытеснила другую.
Пеппи ей не нравится, она считает ее искусственной и желающей понравиться, в отличие от искренней Аллы. Вот с кем она хотела бы, чтобы я жил.
– Ты сама женись на ней! – смеюсь я.
Мама считает, что Пеппи некрасива, у нее кукольная внешность (из-за носа), хотя она бывает обаятельной. Спросила: была ли у меня близость с Аллой? И после моего ответа сказала, что любая женщина вела бы себя так же. Пеппи же легко быть хорошей, не имея ни детей, ни работы.
– Да, и что?
– Но она ведь захочет детей! Готов ли ты согласиться на детей?
– Нет, не готов...
Да, Пеппи хочет быть приятной и всем услужить, но это вполне искренне. Она одна из немногих реально хочет «быть хорошей» – а это очень трудно, поэтому почти никто и не пытается. И дело даже не в любви: когда она жила у Дениса, восьмой в крошечной халупке – все были очарованы ею.
Мама, впрочем, рада, что у меня появилась женщина, она давно мечтала об этом. Теперь она может поселиться в Турции. Даже заговорила о продаже дома...
Где бы взять денег? – думаю я. Прощаясь с Пеппи, я сказал, что готов заняться архитектурой в Крыму, разместить рекламу. Пеппи предложила – в нашей любимой газете бесплатных объявлений...
Я принял душ и рухнул спать, даже не включив компьютер. Я чудовищно вымотан: болезнью, дорогой – и всеми этими переживаниями...

Из одного цветения в другое. Там все закончилось, тут – началось: очень удобно.
Поговорил с Пеппи – едва додавив поршень «машины» (шприца) и вынув иглу из задницы. Она забирала документы на дом (тетушки), чтобы подать их снова (после исправления ошибки). У них жара, но и тут жара, почти 19, яркое солнце. И тоже цветут тюльпаны.
Вчера от расстройства из-за нашего прощания она выпила водки с соком и рано легла спать. А хотела пойти пить кофе в «Момо». Зато пообщалась с Мишей в ВК. Он вновь обозвал ее меркантильной: мол, она променяла его на человека с хорошими жилищными условиями. А она оправдывалась, что долго жила с ним в коммуналке и не жаловалась. И если бы хотела, то давно нашла бы себе мужчину с большой квартирой. И теперь могла бы отказаться от такого геморроя в виде своего дома (тетушки), но не отказалась, а, напротив, все сделает и все сложности одолеет...
Трудно обвинить женщину в том, что она ищет хорошие условия. Это ее естественная потребность. Была бы любовь, яркие чувства – тогда конечно: рай и в шалаше. Влюбилась же она в «шалашного» Мишу, добивалась его, отказываясь от других вариантов... А Аллочка внушает Мише, что у нас все было спланировано заранее! Я готов с этим согласиться при условии, что было спланировано бессознательно, что план заработал и сработал, когда совпали обстоятельства, когда все четко сошлось, как в пасьянсе. Я люблю сюжеты, и я вижу сюжет. И я не был бы писателем, если бы струсил и отказался от него.

Читая Эрика Берна: я не мог окончательно вырваться за рамки семейного и социального сценария, хотя многое сделал для этого. Понадобились хиппи и Лесбия. Хотя и до них было ясно, что по сценарию семьи или государства (условно говоря) я жить не буду. То есть условно нормальным, законопослушным гражданином, лицемером и хитрецом. Но я не знал, как реализовать свой бунт, как найти форму другого сценария? То есть я видел ее в философии, всяких эзотерических культах, литературе, творчество вообще, но только хиппи дали доступный и работающий вариант. Стихийный философ и художник, я нашел круг, оправдывающий мою непохожесть и маргинальность.

Обычно люди прежде всего заботятся о себе, жалею себя. Пеппи не жалеет себя. Может быть, потому, что у нее много сил, она не растратила их на детей. Но у нее есть инстинкт заботы – и в отсутствие детей он распространяется на взрослых. ОК, впрочем, тоже была суперзаботлива, даже несмотря на детей. Или это свойство честных провинциальных барышень?

Название для будущей повести: «Очень длинный месяц». Он и правда был длинный, 40 дней, а по событиям, так вообще...
...Запах капризного черного моря,
Сорокадневный апрель...

– стало писаться стихотворение, начатое еще в Парке Победы...

...Да, это был длинный, богатый, месяц, в котором было все: ревность, любовь, страсти, путешествия (маленькие) – и стройка. Даже незаконченная картинка: пеппин портрет (третий по счету). (Теперь Пеппи говорит, что и не надо кончать, пусть он таким и останется, где она вся – в ожидании. И теперь, мол, надо писать новый, где она будет совсем другая. Хотя теперь она снова в ожидании.)
Я ехал совсем за другим – и за другим ремонтом. И ремонт дома пошел не так – и ремонт моей жизни. Все получилось иначе, чем ожидалось.
...Пеппи позвонила около 6, я практически заснул у себя в комнате, сморенный пивом и прежней усталостью. И долго с восторгом рассказывала про глицинию, которую я ей открыл («она даже лучше сирени!»), потом про море («как я могла жить без него столько лет?!»). Спросила: не утомил ли меня ее щебет. И я честно соврал, что нет. Я рассказал про звонок Миши, который пригласил меня на фестиваль в Питер.
– Предложение в стиле Миши, – считает она.
Я правда устал от этого долгого звонка, но понимаю, что это необходимо.
Потом вдруг стал писать стих по поводу событий.
Говорил с Ваней. Он уже живет в новой квартире на Дмитровской. И ждет от меня помощи в курсовой (Пелопоннесская война) и в ремонте. И в деньгах, хотя он знает, что я все потратил. Хочет идти работать курьером. Идея-то хорошая...
Второй раз Пеппи позвонила, когда я вез маму во Внуково в первом часу ночи. Я перезвонил из аэропорта (аэропорты стали моим вторым домом!). Оказывается, ей позвонил Миша, и это привычно разволновало ее. Хотя говорили спокойно. Он уже не едет на фестиваль! И ругает ее, что она передала письма со мной. Он все-таки не хочет со мной встречаться – пока. Еще не готов. Пеппи предложила использовать Аллочку как почтальона...
Вернулся в два и стал есть сваренный мамой борщ – под виски и фильм с Де Ниро.
...Что бы там ни было, это был интересный месяц, без которого моя жизнь была бы беднее, осталась бы ровной и скучной. Хотя секс между нами – какая это ничтожная вещь! Что он значит, что он решает? Что он по-настоящему дает? Да, в общем, ничего.

***

Не убежит Ахиллес из апории
Древней – хоть Гуглом проверь!
Запах капризного черного моря,
Сорокадневный апрель.

Может, догонит случайные блики
Солнца в зеленой воде.
Счастье, наверно, удел невеликих,
Но невиновных людей.

Белая комната с утренним небом
В окнах. Не в силах герой
Руку поднять. И, пожалуй что, бегом
Он не займется с тобой,

Тварь быстроходная! Фатум и морок –
Знаю, тебя не догнать!
Ветер, точеные кипрские кроны,
Синяя тень на кровать…

...Внутри я все же чувствую тревогу – из-за того, что мы заварили, из-за того, что не уверен, что люблю Пеппи достаточно сильно. А между тем, круто меняю и ее и свою жизнь. Мне надо постоянно оправдываться, что все было правильно. А раз так, то, может быть, не совсем? Откуда тогда сомнения? Впрочем, подобное я испытывал и после первого Израиля...
Мне так хорошо одному? Нет. Конечно, в отсутствии желаний, страстей и прежних раздражителей – я достиг почти «святости», невозмутимости жизнью, симпатии к ней, к людям, явлениям природы... Я стал спокоен, я писал стихи, много читал, иногда интересно путешествовал. Вроде, у меня все было хорошо. Вот и сейчас – стихи и чтение вернулись, стоило мне остаться одному. Дальше все будут совсем не так! Или и в новых условиях удастся сохранить похожую форму жизни? Не будет же она всегда лежать у меня на плече или коленях! Ей самой надоест. Зато появится новый опыт, моя жизнь, бесконечно застывшая и однообразная, хоть как-то окрасится. Даже появятся новые темы для стихотворений. Они уже появились.
С каждым новым романом я становлюсь более зрелым в творчестве. Новые мысли, переживания, обстоятельства... Новое вдохновение, в конце концов...
Разве это плохо?

Весь день дождь, +12, потом +10. С собаками гулять не пошел. А так пошел бы, несмотря на спину. Зато отказался от встречи со Стивеном, сославшись на спину. Это правда так, да и нет желания (и денег). Зато полдня потратил, подключая свой старый ноут к сети через провод. Операторы «Ростелекома» были образцово вежливы, а я образцово упрям – и добился своего!
Вывесил стих, который сразу понравился Мангусте и некоторым другим. Пеппи дала ссылку на журнал Иры Крымсон, жены Юры, с нашими фото в Балаклаве. Сделал маленький альбом из 4 фото в ФБ. Много лайков.
Зато узнал, что умер Пит Подольский! Пару лет назад, когда я видел его последний раз, ничего не предвещало. Знал его с 82 года... Если не с 81-го, когда стал завсегдатаем Системы...
Потом вел переписку в ФБ одновременно с Пуделем, ОК и Пеппи. ОК снова мной интересуется, в основном здоровьем. Она не знала, что я вернулся...
Пеппи весь день в постели, нездоровится. У них тоже похолодало. Пьет разбавленное вино, смотрит кино и ест пиццу. Хорошо живет!.. По ее словам, Миша не поехал на «Щепку» (фест в Питере), чтобы не переживать, что он вернется, а она его не ждет (как год назад). Какой стал чувствительный! Раньше бы так...
Она вновь позвонила ночью, когда я лежал в ванной: я как знал – взял телефон. Ей позвонил и разбудил Миша. Он ходил к психологу, и тот нарисовал ему схему моих приобретений и потерь от случившегося. Мол, я приобрел женщину, хозяйку, еще что-то, а потерял лишь одно, друга. И Миша задумался: а был ли он мне другом? Со мной встречаться он не хочет. А Пеппи больше не хочет, чтобы я передавал письма через кого-то другого. Более того, она хочет, чтобы он прочел их при мне, мол, они жесткие – и не дал ему что-нибудь натворить... Еще он беспокоится о том, что у меня хранится его имущество. Что ж, если он не хочет забирать его при мне – скоро я уеду, он может приехать, когда здесь будет мама, она уже в курсе...
...Пеппи интересуется, что думает о ней моя мама? Честно сказал, что она предпочла бы Аллочку.
– Но она все равно рада, что у меня появилась женщина, которая обо мне позаботится. «Теперь я могу спокойно уехать в Турцию», – сказала она. Раньше в таких случаях говорили: «Теперь я могу спокойно умереть»!
Пеппи смеется. И еще несколько раз я веселю ее, чтобы у нее не было мрачного настроения перед сном... Развеселило ее и то, что я говорю, лежа в ванне, рискуя утопить телефон. Она интересуется моей спиной. А я собрался пойти завтра на Ночь Музеев – с Пуделем и, может быть, Аллочкой.
Там же в ванне стал сочинять письмо Мише. Хоть так с ним объяснюсь...

Сорок дней постоянного напряжения, что днем, что ночью... Странно, что не выдержала только спина. Я же не умею расслабляться, напряжение копится, покуда организм не останавливает меня принудительно.
Поэтому никуда сегодня не пошел, да и погода хуже некуда: +7, – как телефонный код, как я написал Пеппи. Утром я нашел собак в доме, хотя в 10 я выпустил их на улицу. Ганс легко открыл дверь, но не закрыл. А за ней дождь и холод. Я их, собак, понимаю...
Весь день у нас переписка в ФБ. Она по-прежнему полубольная. У них тоже похолодало, но ничего общего с нашим. Сфотографировала глицинию на нашей улице – и быстро нарисовала ее тушью, да так, что я сперва подумал, что это фотография! Меня постоянно окружают женщины-художницы. Лишь Лесбия не была ею, хотя тоже имела потрясающий художественный вкус.
Пеппи, кстати, закончила читать BV.
– Как много ты пережил в тот год!
– Не получился бы новый подобный...
Закончил и отправил через ВК огромное письмо Мише, в котором повторил все размышления, все доводы, объясняющие почему произошло то, что произошло. Он прочел и ответил. Но из короткого ответа видно, что он ничего не услышал. Я, впрочем, и не сомневался...
Параллельно с Пеппи у меня шла переписка с ОК. Она интересуется моим здоровьем, советует гимнастику, словно забыла, что я сам ей советовал ее несколько лет назад...
Звонила Аллочка. Они с Пуделем ходили-таки на Ночь Музеев, не особо удачно... Теперь она ходит с Пуделем, как недавно со мной. Как забавно!
А ночью Мангуста прислала большое письмо. Где я: в Крыму или уже вернулся? Оказывается, она всегда считала, что Миша просто пользуется мной. Но я был не против – из-за Пеппи и из-за Larks Band. Она вспомнила, как терроризировал ее Эмиль, когда они расставались, даже «стрелялся» из-за нее на сцене, на музыкальном концерте. Этот случай она утаила – такую красоту!.. То есть она хорошо понимает, как это бывает. И хвалит комнату на крыше, которую видела на фото.
Написала, что Пеппи не выглядит на 28 лет – кажется гораздо моложе. Да, она и правда выглядит, как школьница. Иногда и ведет себя почти так же. Но при этом у нее ум взрослого человека, достаточно обширный жизненный опыт. И мощный нереализованный материнский инстинкт. Поэтому ей хочется заботиться о людях. С Мишей она и была типа мамы, иногда сварливой и сердитой. А со мной ситуация напоминает традиционный брак в его идеальном виде... Откуда-то Мангуста знает Катейку, мать последнего мишиного ребенка. Как тесен мир!
Заодно узнал, что ее «лендлорд» – действительно потомственный израильтянин, и она говорит с ним на иврите или английском. Но это не проблема, а проблема – отсутствие общих тем.
А то, что можно нормально общаться с иностранцем – я знаю. У нас со Стивеном множество общих тем, и ему интересно слушать то, что я несу, даже на моем ужасном английском! Слышал бы он меня на моем родном языке! О, как я связан! Иногда страдаю, как собака, которая все знает, но сказать не может. И мне просто обидно, как убого и скудно я выражаю мысль, которую можно было бы выразить так красиво!
Все же бедная Мангуста! Это ее первый по-настоящему иностранный возлюбленный, вообще без российских корней. Это и интересно и трудно. Тут ведь столько тонких моментов, и проблема даже не язык, а вообще культурное прошлое. Очень сомневаюсь, что он будет хорош с ней, что он вообще поймет ее. Она-то надеется на лучшее.
Параллельно всему этому читал «Гостиницу», мою «повесть» конца 70-х начала 80-х – на предмет какого-нибудь современного ее использования. Например, вставить в «дневниковую» повесть. Любопытный мог бы быть эффект, учитывая ее бредовость и незаконченность.
И еще я первый раз делал пиццу! – используя рецепт Пеппи. И смотрел «Ванильное небо». Получилось очень неплохо! Хотя без одного секретного ингредиента, как назвала это Пеппи: ее самой рядом.

Характерная для меня вещь: несмотря на существенное изменение обстоятельств жизни – я не поменял планов и вернулся в Москву. Хотя поменять их было сложно. Но возможно. С другой стороны, мне надо было остыть во всех смыслах и хорошо отдохнуть. Позвоночник уже сказал мне свое веское слово.
Сегодня день без дождя, чуть-чуть теплее, и я первый раз гулял с собаками. Потом работал над «Гостиницей».
Значительную часть дня работал психотерапевтом при Пеппи. Она говорила со мной по телефону полдороги от дома тетушки до моего. А до этого полчаса рыдала в трубку маме. А до этого устроила истерику председателю товарищества Руслану из-за того, что он так и не подключил ей электричество. И он опять обещал.
Ей надо говорить, иначе она взорвется или сойдет с ума. И я уехал! Как я мог?! Разве трудно было предвидеть, что будет? По ее словам, все произошло слишком быстро: ее уход от Миши и роман со мной. Она не может привыкнуть. У нее бессонница, потом нет сил встать и чем-то заниматься. А в доме тетушки она не знает, за что хвататься – и это тоже выводит ее из себя. Притом что Миша сегодня вообще не объявлялся. Я вижу, что ее нервная система на пределе или даже за ним. Я пообещал, что если станет хуже, я все брошу и прилечу. Как-нибудь устрою. Она бравирует: мол, справится.
При этом даже не может открыться соседям, особенно Лене, что происходит в ее жизни. Ибо Лена как-то назвала ее «женой декабриста», за ее верность Мише. Какое сравнение! Декабрист весело тусует в Москве, а жена декабриста покупает им дом в Крыму, чтобы сделать их жизнь чуть-чуть спокойнее. «Декабриста затусовало», – как я написал Пеппи в ФБ. И все ее усилия были ему по барабану. И все ее мечты. Ибо оказалось, что она влюблена в Крым и не видит решения своих проблем без Крыма. Сколько я ждал, чтобы появился такой человек! И мне надо было ждать: уступит Миша мне Пеппи или нет? Да кто он такой, в конце концов? В чем наша разница? Что он с ней спал? А теперь с ней сплю я. Он дольше и лучшее ее знает? Я уже в этом не уверен. Он вообще плохо ее понимал.
Мы общались с ней по телефону, в чате, снова по телефону. Она ложилась спать и писала снова. Она не то что читать, она кино смотреть не может: рассеивается внимание и гул в голове. Готовый пациент для дурдома...
Сходил за «Швебсом» и сигаретами в магазин... И по дороге чувствовал необычную радость – и не понимал причины? Спина не прошла, хотя стала лучше, погода, в общем, фиговая, Пеппи полубезумна – и я не могу до нее добраться... А настроение хорошее.
Сделал новую пиццу, стал смотреть «Любовника» Тодоровского... Но постоянно останавливал его, чтобы ответить в чате Пеппи, так что вообще бросил смотреть и переключился на повесть.
Она пишет, что к ней никто так не относился, не показывал, что она нужна. Это в ответ на мои письма. А я сказал, что то, что теперь творится с ней, беспокоит меня больше, чем то, чем я занимаюсь теперь здесь.
Советую ей отвлечься от ее мыслей и серьезнее заняться своим домом: там к приезду родственников столько всего надо сделать! Но у нее нет сил, а, главное, мотивации. Ибо теперь у нее есть готовый и гораздо более удобный дом. Тот дом как бы стал не нужен.
Мама спрашивает в скайпе: как же я буду разрываться между двумя домами? Разве мне проблем с моим домом не хватает? А что мне делать? Да, придется взять на себя еще и этот...
Зато ночью, моя посуду и почувствовав привычную слабость и тоску одиночества, – я вдруг вспомнил, что больше не один, и мне тут же стало легче. Тоску как рукой сняло. Эта тоска – просто детский страх оставленности, внутренняя паника перед лицом жизни. Я много лет мужественно боролся с ней в одиночку и практически победил. Но какой это был героизм – теперь я понимаю. Просто какое-то подвижничество!
И писал большое письмо Мангусте. Как она поддерживает меня!

...Миша не мог понять даже того, что письма и звонки Пеппи к нему – были для нее как отдушина в ее крымском одиночестве, когда она была в пустом или, напротив, переполненном доме, с чужими людьми, больная, в довольно жестких условиях, занимаясь тем, чем обычно женщины не занимаются. Она все взяла на себя, осознав, что на него надежды нет, и без ее шагов ни в их, ни в ее жизни ничего не сдвинется. Письма к нему были криками одинокого, уставшего от своей роли человека. Я застал ее такой, я видел эту эйфорию, что можно, наконец, с кем-то говорить, к кому-то прижаться, стать снова женщиной.
И теперь Миша не понимает, что у него не больше прав на Пеппи, чем у любого другого человека! И Пеппи должна ему не больше, чем любому другому. Была бы у них «полноценная» семья, общие дети... Тогда – да: меня можно было бы упрекнуть, что я осложняю жизнь несчастным малюткам, ломаю налаженный быт. Но ничего этого не было, даже быта. Поэтому Пеппи жила у меня. Не было денег, поэтому она жила за мой счет. Да и Миша во многом. На меня, не на него легла забота о ней, он сам так устроил, не я.
Он обвиняет нас в предательстве, но очень долго он сам предавал Пеппи, предавал их отношения, ее любовь – и вот наступила развязка. Поэтому не вижу формального повода к претензиям. Да, обидно, когда тебя бросают. Когда объявляют, что больше не любят. Кому это приятно? А что ты сделал, чтобы было по-другому? Ничего. То есть – претензии к себе.

Последние годы я часто думал, что моя жизнь застыла, что она однообразна и негероична – с небольшими вкраплениями 6 мая на Болотной, Окупаев, Шри-Ланки, Крыма, Larks Band и пр. Короткого романа с Аллочкой. И вот все изменилось. В один месяц.
...В шестом, после средне успешной борьбы с компьютером, у которого вдруг вырубились usb-порты, я позвонил ей. Она как раз поднималась с моря. Купалась, вода стала заметно теплее. Настроение ее гораздо лучше. Благодарит меня: я помог ей «разрушить цепи». То есть – она составила план действия на своей даче. А это мобилизует и отвлекает.
Она все не может привыкнуть к факту, что это она бросила человека, не ее бросили. Это первый раз в жизни, повторила она.
«Что ж, надо когда-то начинать», – успокаиваю я ее.
«Как же хорошо, что ты появился в моей жизни!» – пишет мне милая девочка.
Говорили очень долго – обо всем. И продолжили в чате. Миша, слава Богу, опять не объявлялся. (Вчера, после своей истерики, она сказала, что теперь понимает его. Но ему 50 лет, он мужчина, отец четырех детей, есть разница!)
Она опять рисует картинки – молодец! А я пишу повесть. В два захода посмотрел «Игра Рипли» Лилианы Кавани. Не знаю, зачем она снимает такое? Хотя Малкович хорош, конечно.

Мангуста во время секса постоянно боялась забеременеть, до мнительности. Всю жизнь она предохранялась, кроме периода, когда хотела родить Дашку. Пеппи ничего не боится и никогда не предохранялась. Ее  секс проблематичен неистовством и неутомимостью. Я выматываюсь, а она как огурчик. Я не могу удовлетворить ее, и каждая ночь – как испытание на выносливость. Возможно, Стивен прав насчет моей спины, когда написал: «too much sex?» Его действительно было много. Но сейчас это вспоминается с теплотой, как какая-то наша лихость!
Но я хотел сказать не об этом. Со всеми моими «последними» женщинами секс был проблемой, хотя из-за разного. Еще недавно я считал, что секс умер для меня, отчего я испытывал несказанную радость и покой. Из-за этого, кстати, и с Пеппи часто ничего не получалось. Возраст, конечно, тоже играет роль. Мое воображение стало гораздо более холодным, сексуальное желание не раздувает былого огня. Секс кажется скукой и работой. Ибо надо постоянно контролировать себя, заботы о чем лишена женщина. Это тоже утомляет. Изнуряешь себя, изображая, что тебе тоже приятно, а сам мечтаешь: когда же можно будет кончить и на боковую? И это называется «радости секса»! Рутина и мука!
Но сейчас, повторю, он вспоминается с шаловливой радостью: эко мы чудили! На фоне прежней жизненной рутины – это что-то яркое, почти безумное...

На самом деле, женщину жальче бросить, чем мужчину. Она такая маленькая, слабая, истеричная, такая эмоциональная. Мужчина по идее должен и вести себя мужественнее. Но редко ведет. И это выглядит жалким, это не трогает, а вызывает досаду.
Понятно, что я пишу это, как «заинтересованная сторона»...

Пусть она не красавица, пусть этот «кукольный нос», как сказала мама, зато, мне кажется, я вижу всю ее душу, и я не нахожу в ней больших темных углов. Дело даже, может, не в нашем «сходстве», а в ее детскости, напополам со взрослостью, умением взять себя в руки и вести себя ответственно. То есть это то же самое желание «быть хорошей» – по сути детское, девочкино, но живущее в ней, может быть, потому, что не было сожжено в муках материнства.

Внутри меня еще все бурлит и клокочет, поэтому пью, может быть, больше, чем обычно. Началось с аннексии Крыма, кончилось аннексией Пеппи...

Вчера сделал почти полную первую зарядку и почти полную вторую (кроме бега). Сегодня сделал первую полную. Спина не прошла, но прогресс есть.
Позвонил Миша: хочет приехать, как всегда ночью. Благодарит за письмо: ему, якобы, очень понравилось. Что там могло понравиться? Хотя, возможно, никто ему таких длинных писем не писал.
А у Пеппи сегодня он допытывался: не обкурил ли я ее, что она пошла на такое? Второй вариант – опоил! Иначе как же можно разлюбить Мишу и отказаться от своих слов? Только в помутненном сознании. По ее словам, он винит лишь меня, не ее.  И, естественно, не себя. О чем же мы будем говорить?
Еще он вновь заговорил о своей идее-фикс – заняться любовью втроем или, хотя бы, спать втроем в одной постели. Иначе как же он будет спать один, а мы в соседней комнате будем заниматься «этим»?! Он будет страдать... Но, во-первых, никто его в «соседнюю комнату» не приглашает. Я считаю, что этим летом им с Пеппи вообще не надо видеться. А уж чтобы поселиться у меня – совсем исключено. А, во-вторых, его идея мне абсолютно не близка. Я не с кем не хочу ее делить, в том числе в постели...
Я третий раз восстановил ручку деревянного кресла, съеденную Гансом, и, к приезду Миши, пропылесосил и вымыл весь первый этаж. А он не приехал. Позвонил в два ночи и сказал, что застрял с разбором вещей. Мол, хотел привезти пеппины вещи, «но они все перепутались с его, как души». Трогательно. К сожалению, красивые слова даются легче, чем даже средние дела... Я сказал, что везти ее вещи вовсе не обязательно, что это может подождать. Но выяснилось, что он хочет привезти и свои – и вообще: он был вынужден перевезти к себе какое-то музыкальное оборудование, и теперь в его комнату не войти. И лишнее он хочет отвезти ко мне. Если за полтора часа не справится, то не приедет. Не приехал.
А я даже водки навел (домашней). Говорил с Тамарой (квартиросъемщицей): денег пока нет. Зато текут трубы, жалуется сосед снизу, водопроводчики все пройдохи и говорят о замене труб на 20 тысяч. Сломалась стиралка, и она не хочет опять платить за ее ремонт... Надо во всем разбираться. Позвонил Ване. Он еще не бросил университет, о чем волнуется мама, но, похоже, университет бросит его: он сам признался, что у него много хвостов. И ждет меня с деньгами.
А мне надо купить билет на самолет, пока они есть, за 5750. Только денег нет. Есть 60 евро, которые еще нужно разменять.
Посмотрел «Поля смерти» про Камбоджу времен Красных Кхмеров. Жестокое кино. Помню, даже совок их не любил и осудил, и если бы не Вьетнам, который их победил, они, наверное, истребили бы вообще всех. А теперь туда ездят оттягиваться разные «хипстеры», вроде Хихуса. Главное – климат, дешевизна и ощущение, что ты здесь белый человек.

Мы живем с Пеппи так же, как жили все эти полтора года, только в наших отношениях появилась постель. И исчез Миша. Мы перестали скрывать нежность друг к другу. Я взял на себя ту роль, которую плохонько играл Миша. Я предоставил кров, еду, общение... Интим. Миша стал не нужен. В конце концов, все это решила Пеппи. Я решил только одно: что больше не буду ждать его «благословения». Вообще не хочу его влияния на ситуацию. Он все сделал для того, чтобы она стала такой, какой стала – и пусть пеняет на себя. Если нам так хорошо вдвоем, в чем было время убедиться, значит, нам надо вдвоем и остаться. И Мише уже нет места, ему некуда вклиниться, потому что от его роли ничего не осталось. Ни одной реплики. Только истерики по телефону.
Он думал, что может с одинаковым для себя успехом играть в двух спектаклях сразу: жизни с Пеппи и жизни где-то еще, для себя. Нет, так не получится. Когда-то он единолично решил, что может играть во втором спектакле без ущерба для первого. Теперь мы решили, столь же «единолично», что он в этом спектакле нам не нужен. Мы и так справляемся.
...Только бы она не сошла с ума! Я вижу, как подвижна и ранима ее психика, вопреки ее прежним уверениям, что она «железобетонная». Ничего подобного! Как, наверно, каждая девочка, она хочет показать свое психическое здоровье и выносливость, самостоятельность и рациональность. На деле она очень быстро теряет контроль над собой, и если ей не помочь, может легко начать делать глупости, совершать что-то безумное, как когда-то Лесбия, как недавно Аллочка.
Пеппи права: сама того не желая, Аллочка в этот свой приезд не помешала нашим отношениям развиться, а спровоцировала их. Тем, что постоянно, так или иначе, уверяла нас, что видит, как мы тянемся друг к другу, как нам хорошо вместе. Мы же эту мысль, как «честные люди», отвергали. В ее наездах на Пеппи мне приходилось защищать Пеппи, и я тоже получал дополнительные «баллы». Выходит, что «всем» со стороны было видно то, что мы отрицали и не хотели признать: как мы «спелись», какой у нас хороший симбиоз. Ну и тогда: причем тут Миша? Где он? Его нет – и нам от этого только лучше. У нее больше нет истерик из-за его поведения и отсутствия, ей не надо ждать его и добиваться от него того, что она все равно не добьется. Она найдет все, что ей надо, гораздо ближе и без всяких усилий.
Мы не учли одного, что Миша так просто из игры не выйдет. Ему было на все наплевать, пока он считал, что он в игре. Он был абсолютно спокоен за свою роль и значение в жизни Пеппи. И не считал нужным стараться. Но известие, что его больше никто не ждет – оказалось для него почти непереносимым. Как слеп человек! Мы это тоже не предвидели. А предвидели бы? Стали бы подыгрывать ему? Тогда у нас точно ничего бы не вышло. Не получилось бы организовать наш сольный спектакль, в котором мы ни в ком не нуждаемся.

То, что я вчера не доехал до банка, обошлось мне в 1200 р. Потому что сегодня, когда я вернулся из банка и залез в интернет покупать билет, самый дешевый был уже 7050. А у меня на карте меньше 7000. Я тыркнулся туда, сюда, с Red Wings на Уральские Линии. Там мне не хватило 1 рубля! Это все на фоне того, что без конца включались рекламные окна, сайт то и дело пропадал или замедлялся, и так два часа без перерыва.
Я позвонил Пеппи, она посоветовала сайт «На борту». Там были относительно дешевые билеты, но когда я попытался купить, мне его не подтвердили. Я стал искать снова – бесполезно. Вернулся на «На борту» – и вдруг билет с подтверждением за 6700! Его я и купил – на 14 июня.
Зато остался почти совсем без денег: спустил последние 60 евриков – в добавление к 5 тысячам, что оставила добрая мама.
Я позвонил на радостях Пеппи и попросил продержаться до 14-го. Как все нелепо: она снова ждет, но уже другого мэна! Первый раз почувствовал, что скучаю по Пеппи. По Пеппи и Крыму. Да, все нелепо! Пусть это будет испытанием. И подтверждением: что все в силе, что намерения по-прежнему серьезные. Пусть это будет первый и последний раз, во всяком случае, пока мы любим друг друга.

Посты хорошо пишутся в одиночестве, когда мысль есть единственное развлечение и утешение. И вот я возвратился в свою привычную стихию – и поразился ее скукой и бесцветностью. Да, я жил очень здорОво, правильно: книжки, текстики, упражнения, иногда гитарка, иногда картинки... Но после того варева, которым меня опоили в Крыму – все кажется тусклым и безвкусным.
И так я жил много лет, с небольшими перерывами. Видел это, страдал. Практически научился жить на этом корму, ни на что не жаловался. А уж пользы сколько извлек! Нет, это был очень важный период, я сделал нового себя – и в целом доволен этим новым собой. И реакции некоторых женщин говорят о том же: этот эксперимент не был напрасен.
Но когда-то должно было начаться то, что началось в Крыму (еще месяца нет): жизнь с женщиной, со всем, что эта жизнь предполагает, прекрасного и тяжелого. Женщина эмоциональна, неуравновешена, слаба, ее нервная система очень подвижна. Ей нужны объятья, она познает мир пальцами, она видит мир кожей. Нам это трудно понять. Иногда это даже утомляет, хочется заняться чем-то серьезным, а тебя не выпускают из объятий. Кажется, что так женщина может провести весь день, и ничего ей больше не надо. Она обрела полную гармонию. А природа мужчины бунтует, ему надо действовать. Он начинает чувствовать себя в плену.
Впрочем, пока мне этот плен сладостен. Я так давно не испытывал всех этих нежностей, я так стосковался по телесным ласкам!
Я вспоминаю, как хорошо мы жили с Машечкой Л. на Шри-Ланке, как отлично путешествовали. Лишь телесной нежности и секса нам не хватало. А если с Пеппи будет и это – то о чем вообще мечтать?
При этом я почти уморил в себе сексуальные желания. Это очень удобно: ничего не хочешь, ничто не соблазняет, ни о чем не переживаешь, как кастрат. Или старик. Ум свободен для чисто интеллектуальной жизни. Хорошо!
Но, вероятно, это тоже не совсем правильно. Наше тело не создано для аскезы. Плотность, подлинность и странность жизни может усилиться через секс. Или его потерю.
Впрочем, я сумел и утомиться...

В 12 позвонила заторможенная, напившаяся валерьянки Пеппи. Ей позвонил Миша и заявил, что не готов ее терять, что он понял, как она ему важна, что он хочет все изменить, распродать гитары – и даже готов родить ребенка (ее мечта). И, соответственно, хочет прилететь – строить дом! Она в невменяйке. Только успокоилась – и опять! При этом она ему не верит. Конечно, в таком состоянии человек наговорит все, что угодно, и пообещает все, что хочешь. Будет ли он это выполнять? Я помню себя времен BV, то свидание с Лесбией, когда и я обещал подобное. Кстати, я практически все выполнил...
Но суть не в этом. Вопрос, собственно, в Пеппи: кого она выбрала? Я считал, что выбор уже был ею сделан.
– Я не чувствую его и плохо помню, как он выглядит, – сказала она.
Мне известна эта способность женщин сразу забывать бывших возлюбленных. Тем не менее, предложение серьезное – и ей придется поступить как взрослый и ответственный человек – и принять решение: с кем она останется? Мы с Мишей теперь в равных условиях, оба далеко от нее, она свободна. Да, она живет в моем доме, но может перебраться в свой.
Я лишь против его приезда, тем более без меня. Я не знаю, чем это кончится, но ясно, что это будет душераздирающий спектакль, с ломаниями рук, бросаниями на колени или со скал... Она считает, что лишь через приезд – его можно успокоить. Это ошибка, лучше расставаться, будучи далеко, а не рядом – это же понятно! Они давно не виделись – и вдруг такой взрыв эмоций с его стороны. Что будет, если они встретятся? Я почти уверен, что она не выдержит. В любом случае, это проверка наших чувств, ее чувств ко мне.
С другой стороны, я отлично знаю, что в таких ситуациях женщина ничего решить не может, она предоставляет решать за нее мужчине, что ее надо взять за руку и вести – туда, куда ты считаешь нужным. И отвечать потом, естественно, за это решение. Но я здесь, связан домом и собаками...
Она может быть сильной и волевой, она вспомнила, как спасала Мишу, когда его укусила гадюка. Но то был инстинкт, не любовь. Теперешняя ситуация совсем другая. Миша предложил ей сильный соблазн: возможность родить ребенка. Я это ей точно не предложу. Пусть выбирает. У нее есть свобода и время. Может быть, я делаю ошибку, предоставляя женщине свободу. Но и заставлять ее я не хочу. Меня это унижает. Да и перед Мишей это будет нечестно, если я заявил в письме, что решает, в конце концов, Пеппи. Я не буду давить, но буду поддерживать.
Ей опять надо сказать «нет», но она боится, что он снова начнет убиваться или калечиться. И я боюсь, что это наше расставание может стать роковым. Если он правда приедет. В этом случае может сработать старая ролевая функция или ей станет его жалко... Потом она будет жалеть, но будет уже поздно...
После разговора с Пеппи и прогулки с собаками я сел в беседке перед домом, с компом и тетрадкой. Заодно починил сломанное пластмассовое кресло. Закончил пост об отношениях (про слепоту) и вывесил его. Позвонил Кот и спросил, когда ждать денег? Денег у меня по-прежнему нет. У него осталось 100 рублей. У Лесбии денег нет тоже. Я предложил ему 300 руб. – и мы договорились встретиться на Пушкинской...

...Отношения возможны лишь в том случае, если обе стороны кидают в них самих себя, словно дрова в печку (писал я в посте про слепоту). Если одна сторона перестает это делать, надеясь, что другому все равно нечем заняться, пусть старается, я же такой хороший! – то скорее рано, чем поздно, печка погаснет. Любовь, переставшая греть, о которой перестали заботиться, – быстро умирает. И тут некого винить, кроме себя.
Женщины обычно не уходят, когда их любят и когда о них думают. Они уходят, когда их перестают слышать, перестают ценить и надолго покидают. Нельзя играть в двух спектаклях сразу: в одном я с кем-то живу, в другом – я сам по себе и весело тусую «в хороводе других амазонок»! Не успеешь оглянуться – и все твои реплики будут переданы другому актеру. Ты пропустил слишком много репетиций, тебя просили, напоминали, едва не умоляли, но ты был целиком занят во второй пьесе, тебе было не до того. И вдруг ты узнаешь, что тебя больше нет в списках актеров. Скандал! За что?! Я же так вам доверял!
Ну, да, все же было так хорошо – и вдруг бац: злодеи украли то, что я считал своим, настолько своим, что даже и думать о нем перестал. Чего думать, скажем, о своей ноге? Приятно надеяться, что если человек раз сказал «люблю», то он должен отвечать за свои слова – и любить, трепетно и вечно, чтобы там ни происходило, словно любовь не чувство, а договорное обязательство. О чувствах нельзя договориться. Их надо вызывать, как канатоходец на канате. Женщина верна, пока любит (хотя и в этом случае бывают осечки). Она эмоциональна, она хочет, чтобы ее обнимали, она познает мир касаниями, она видит мир кожей. Лишить ее этого – все равно, что перестать поливать цветок. Цветок просто умрет, а женщина начнет искать другую лейку. При этом она еще долго, может быть, будет воображать и надеяться, в силу своей привязчивости, но к верности это не имеет отношения. Это относится либо к неизжитому романтизму, либо к страху (остаться совсем одной).
Да, «любовь клялась», но если любовь кончилась, то больше нет субъекта клятвы. Зная эфемерность чувств, человека пытаются привязать чем-то более надежным: печатью в загсе, обрядом в церкви, семьей, детьми. Но даже это часто не помогает. Ведь человек хочет счастья, мимолетного, незаконного, любого.
Мужичина не понимает устройства женщины и не собирается понимать. Ему привычно смотреть на нее отчасти как на клоуна, отчасти как на маму. Идеальная женщина все умеет делать сама, о всех заботится, и ее совсем не надо кормить. Кошек надо, а ее нет. Более того, она сама тебя накормит. У нее же инстинкт! У мужчины тоже есть инстинкт: рассекать с друзьями и изображать, что он чем-то там серьезным занимается. Главное привязать к себе женщину, как грулика, от которого одна польза, а потом можно расслабиться.
Блин, это же так удобно! Почему однажды все ломается, и грулик убегает? Непонятно!

...Кот был неожиданно точен. Я дал ему даже 400. От него пахнет алкоголем, он уверяет, что это пиво. Он написал 22 страницы курсовой из 36. Правда из-за этого пропустил университет.
– Есть шанс, что тебя не отчислят? – спроси я.
Он уверен, что есть, мол, у всех хвосты. Я попросил не ссылаться на этих «всех». Я даже показал том Фукидида, который читаю из-за него. И обещал на днях привезти деньги. Расстались тепло.
Следующая встреча была со Стивеном в Il Patio на Арбате. Он сидел за столиком на двоих у большого окна на улицу. Начал он с того, что видел мой портрет на росписи в Успенском соборе, даже место описал. Я предупредил, что у меня плохо с деньгами. Он предложил помочь, от чего я отказался. А потом он расспрашивал про Крым-наш (как он его называет), собираюсь ли я туда переезжать? Я рассказал про Пеппи и свои планы, если все удастся решить с возникшими проблемами. У него тоже для меня новость: он решил покинуть Россию. Он очень устал, в том числе от одиночества, но еще от политической ситуации, рассказал про какие-то «репрессии» против знакомых журналистов, которых за какие-то статьи попросили покинуть страну. Но ЕLE (English Language Evenings – в Чеховской библиотеке на Пушкинской), его детище, будет продолжать его местный американский друг. Переезжает он в Конкорд, прямо к Торо. Он низкого мнения о культурности американцев, но там, он надеется, люди более образованные, благо рядом находится Гарвардский университет, и в нем есть библиотека, которой почти 400 лет, есть некий центр исследования наследия Торо, Эмерсона и трансцендентализма... Еще плюс, что можно за 400 долларов снять часть дома. Он собирается сдать свою московскую квартиру и жить и снимать на эти деньги. И он ждет меня в гости.
Он жалеет о некоторых здешних друзьях, их немного, не более десяти, я в их числе. Я один из немногих, с кем можно говорить о Конкорде, кто знает, где это, кто понимает его выбор. Ибо даже многие американцы, включая его сестру, не знают, где этот Конкорд? Что ж, для меня Торо уже в 20 лет был любимцем, я даже вспомнил его цитату из «Уолдена» про то, что мы верим, что некоторые пруды бездонны. И Стивен обещал показать мне (когда я приеду) этот пруд, в котором столь чистая вода, что видно это «бездонное» дно...
Он спросил по своей привычке, что я читаю. «Фукидида», ответил я. Он спросил, какую главную мысль я вынес из него? Что греки были ничуть не лучше тех, кого они называли «варварами», – та же жестокость. Они лишь лучше писали. Все дело в пропаганде.
Он сообщил, что у него выходит книга на русском – и он пригласил на последнюю лекцию ELE и презентацию этой книги в следующую пятницу. Книга называется «В поисках американской мечты». И дал два фото, где мы с Лесбией и маленьким Котом в нашей квартире на Потаповском (которой больше нет) – сканировать и вернуть. И три открытки из Италии, с дантовских мест. Рассказал про всякие случайности в своей жизни – в Веймаре, во флорентийском Duomo...
Он спросил меня, что я думаю о платоновской пещере, откуда появился этот образ? Читал ли я где-нибудь об этом? Нет. Не помню. Я сообщил, что значит пещера в древних культах (пещера, охраняемая драконом, пещера, охраняемая Вритрой, пещера, как лоно и т.д.). Плюс существовала Элевсинская пещера, я даже видел ее остатки, и Платон мог участвовать в Элевсинских мистериях. Соответственно, иметь какие-то видения, если правда, что там использовались психотропные вещества («кикион»). Хотя и пещера и идея эйдосов – может быть просто логическим выводом из прежней философии, которая существовала до Платона: Пифагор, Гераклит, например, от которой до наших дней осталось очень мало. Но которая была жива во времена Платона... И все это на моей корявом английском, забывая слова...
Я все же взял самую дешевую пиццу (за 280 р.), Стивен заказал вина. Около девяти мы закончили нашу трапезу. Всего вышло на 1500 р., из которых я заплатил 500. И остался с 200-ми... Тут к нашему столику подошел полный лысый человек – оказывается приятель Стивена из Алабамы, по имени Джордж, судья, который читал тут лекции, и с которым Стивен был вчера в Успенском соборе. Стивен снова заговорил про «мой портрет» там и добивался от Джорджа, чтобы он подтвердил.
Друг только что с приема в Спасо-Хаусе, где их ни кормили, ни поили.
– Я голодный! – воскликнул приятель.
– Что-то обеднело американское правительство, – сказал Стивен.
Мы попрощались, и я поехал к ОК. На эскалаторе на Арбатской обменялся приветствиями с Архипом Ахмелеевым.
ОК недавно с кладбища, где ухаживала за могилой Славы (из рюкзака в прихожей торчит черенок лопаты). Сделала себе и мне яичницу с овощами, хотя я предупредил, что только что из ресторана. Говорили об отсутствии денег и заказов. Она читала мой последний пост – и он ей понравился. Сказала, что я стал знатоком женщин. Но у них с П. все по-другому (чем в посте): он всячески заботился о ней, а она все равно ушла. Она поняла, что не может сделать с ним семью, хотя он, естественно, другого мнения: она у них была, у них все получилось. А ей кажется, что нет. Она хочет жить одна, оставаясь ему другом. Ее христианство не дает ей жить с мужчиной без семьи, а в возможность жить семьей, после смерти Славы, она не верит.
– Значит, буду жить одна. И мне так хорошо, я ни от кого не завишу, дружу, с кем хочу... Олегу не нравились мои знакомые...
Она спросила про Пеппи:
– Она там совсем поселилась? А как же Миша?
– Мише дана отставка, – сказал я.
И описал сложившуюся ситуацию. Для нее это было новостью. Я очень надеялся, что она не взревнует. Она, напротив, очень обрадовалась:
– Я давно желала тебе этого! У тебя даже глаза изменились...
Мол, я заслужил счастья... Узнав про дурдом, который может устроить Миша, если приедет в Крым без меня, сказала, что мне надо сражаться за свое счастье и не позволить ему увести ее – бья на жалость и используя прочие рычаги давления. Пеппи, мол, потом будет жалеть всю жизнь.
– Вот-вот. Поэтому мне, возможно, придется лететь в Крым раньше времени.
Тут она выразила готовность пожить в моем доме до приезда мамы. Впрочем, предложила подстраховаться кем-нибудь еще. Я ей очень благодарен. Она, кстати, уже купила билеты в Крым на 8 июля, будет жить у Бубновых: они сами предложили, зная, что у нее нет денег.
Тимоша (ее младший сын) постоянно теребил и требовал играть с ним в шахматы. Он ходит в шахматную студию и у него большие успехи. Показал завоеванную медаль.
По дороге к метро я позвонил Пеппи и рассказал, что договорился с ОК на случай моего незапланированного прилета. Она рада, но уверена, что справится без этого. Хорошо поговорили о пустяках, например о том, как не делается электричество у нее в доме...
Я уехал на предпоследней электричке, которая после Одинцова не делает остановок до Голицыно. Поэтому вышел в Одинцово – и увидел драку между кавказцем и пьяным русским, причем кавказцы окружили дерущихся кольцом и не давали его другу принять участие. И все кричали: «Один один», то есть «один на один». Крика было много, два мэна катались по асфальту, прорвали стену пластиковой палатки и вкатились внутрь – и дрались уже там. Очень много агрессии...
Подошла неизвестная мне электричка до Голицыно, на которой я и уехал. В Жаворонках позвонил ОК и предложил ей жить в Крыму у меня. Но она отказалась: неудобно перед Бубновыми.
Дома нашел много писем восторженных женщин, восхищенных моим постом. Пеппи тоже похвалила. Она хотела бы, чтобы этот пост прочел Миша. Но я уже высказал почти то же самое в письме к нему. У нас завязалась переписка. Написал и П. Тоже хвалит пост: мол, пост как бы и о нем тоже. Я рассказал, что был у ОК – и она совершенно другого мнения о его поведении. «А результат тот же», – сокрушенно написал он. Да, к сожалению, так. Узнав, что я был у ОК, он сразу подумал, что она была у меня консультантом поста. Странная мысль...
Пеппи вывесила отличный рисунок с маком, в котором появились черты модерна, и стихотворение, адресованное Мише, с сильным концом, что он утопил ее в море, но не в своей любви. Долго обменивался с ней короткими фразами. Ей интересно, что сказала о ней ОК? Как она отнеслась к ситуации?..
Пришло письмо от Мангусты. Она тоже похвалила пост, пожаловалась на простуду и пообещала большое письмо про «иностранные взаимоотношения», то есть как живется с иноговорящим...
И лишь я отослал ответ, где сетовал на то, что я не знаю, чем все кончится, и поделился опасением, что мне придется лететь раньше и выжигать поползновения Миши огнеметом – в 3-20 ночи звонок Аллы.
Она начала тоже с моего поста, который ей тоже понравился. Она сказала, что все девушки, попадающие в мой дом – влюбляются в меня, даже когда попадают совсем на короткое время. Пеппи она назвала едва не интриганкой, которая все сделала, чтобы поселиться у меня и получить хорошие условия для жизни... И...
– ...Понимаешь ли ты, что цель Пеппи – нормальная семья и дети? Готов ли ты на это?
– На детей – нет.
– А если тебе заявят, что – так и так, и будет ребенок?
– Ну, один раз мне это уже заявили, и появился Ваня. Что ж, значит, будут дети. Две собаки у меня уже есть...
После этого она логично перешла к упрекам: что я не встречаюсь с ней, и, видимо, не хочу. Она считает, что я стал ее бояться.
Но я стал бояться того, что с ней теперь творится, ее немотивированных поступков и того, что я причина их.
Да, сказала она, я причина их, то есть то, как я вел себя с ней в Крыму. Выдумала какой-то мой язвительный ответ на ее рассказ про нее и Мафи, и солнечное затмение, в общем, выискивала мои вины. В Крыму она ждала большего внимания, учитывая то, что кончались полгода нашей, якобы, договоренности о том, что мы будем жить порознь, не заводя новых возлюбленных. Я этого договора не помню, но я и не заводил. И напомнил ей, что она сама вытворяла! Устраивала то и дело истерики, уничтожила мою картину!..
– Что же ты хочешь?! Да, меня просто мучила ревность. А как иначе, когда на моих глазах начинается новый роман!
– Пеппи считает, что ты отчасти и спровоцировала его, постоянно тыкая нас в наши якобы бы чувства друг к другу, что мы не хотели признавать сами себе.
То есть она как бы заставила нас взглянуть правде в глаза. Но тогда я не мог взглянуть, ибо Пеппи все время вспоминала Мишу, она психологически не освободилась от него. И то и дело давала мне противоречивые сигналы. А я этого не люблю, хотя знаю, что такое поведение типично для женщин.
Алла с этим согласилась. То есть и со своей ролью тоже.
– Я поняла теперь, что могу теперь сыграть Отелло, как это сказано в «Детях райка», – грустно смеется она.
Это меня восхитило – столь удачная и уместная цитата! Конечно, она умна, опытна, и плохо иметь ее не другом, а противником. Но она полна ревности, как и Миша – и мы, естественно, начали говорить о нем. Но она не хотела вспоминать, что сама советовала Пеппи уйти от Миши. Хотя, в конце концов, признала и это...
– Миша считал ее письма и рисунки – признаниями в любви, а это был крик отчаяния, сигналы тонущего. Но ему не хватило душевной глубины вникнуть в это. Он уверил себя, что все хорошо, его все равно любят, и можно продолжать расслабляться. Он вел себя, как подросток.
– Так и есть, – признала Алла.
Я тоже упрекнул ее: зачем она его провоцирует, зачем еще больше натравливает на Пеппи?
– Как?
– Разговорами, что у нас, мол, все давно планировалось, хотя это не так, и что я не люблю Пеппи, мне лишь удобно с ней.
Она обещала больше с ним об этом не говорить...
Вообще, говорили полтора часа, почти до 5 утра, за окном стало светло. Она могла бы говорить и дальше, но я решил, что довольно.

Утром я получил письмо от ОК, где она призналась, что была вчера ошарашена известием о нас с Пеппи, не разобралась и теперь жалеет о своем согласии подменить меня в доме. Упрекнула, что я в ослеплении «готов перешагнуть через друга»... Она плохо знает Мишу, видела его очень мало, но он ей симпатичен. Она даже вспомнила мой рассказ, что он стирал Пеппи юбки... Все это напомнило ей ситуацию со Славой – и она не хочет в этом участвовать...
Написал ей большое ответное письмо.

***

Из письма ОК

...Мне очень горько, что, зная меня, ты решила, что я «готов переступить через друга». Разве это на меня похоже?
Насчет Миши и Пеппи. Да, полагаю, ты не все знаешь. Не представляю, интересно ли тебе это, но готов дать пояснения.
...Мне жалко Мишу, но я не буду сокрушаться от его запоздало проснувшихся чувств. Вчера ты сказала, что за свою любовь надо сражаться. А в чем тогда заключено «сражение», если попытка организовать свою жизнь называется «переступить через друга»? К сожалению, конфликта в подобных историях избежать никак невозможно. Одному из троих придется уйти, и он, этот третий, естественно, этого не хочет. Хорошо, когда обе стороны на момент вспыхнувшей любви свободны. Но так случается очень редко. И женщина практически не способна сопротивляться давлению, которое на нее оказывает ее «официальный» возлюбленный, если ей не помогает новый. Он должен взять ее за руку и повести, жестко наплевав на препятствия. Иначе люди вообще не могли бы ничего поменять в своей жизни и были бы обречены вечно жить с теми, с кем их когда-то, возможно, по недоразумению, соединила судьба. Только очень молодые или наивные, или ленивые, или трусливые и слабые люди могут взвалить решение этого вопроса на женщину: она его не решит, она поддастся на жалость, на эмоциональный прессинг. Ты сама вчера это подтвердила. Если я хочу быть с Пеппи, если я хочу, чтобы она не совершила ошибку, о которой будет жалеть всю жизнь, сломленная «моральным террором», который обрушил на нее Миша, я должен ее теперь поддержать, разве нет? Притом что она приняла решение, это ее решение, ее выбор. Но ей очень трудно вновь и вновь говорить Мише «нет», когда он то угрожает самоубийством, то исчезает на несколько дней и его разыскивает «вся Москва» и не может найти, то в пять утра сообщает, что отрезал себе фалангу пальца, что оказалось неправдой… Практически каждый день он давит на нее по телефону или в переписке в ВКонакте, объясняя, какая он невинная жертва, а мы ужасные негодяи! Он ходит по друзьям и всем жалуются, и все его жалеют – и осуждают преступных нас. Но он благородно готов простить и принять Пеппи назад – и даже измениться и все сделать, как она хочет. Он не хочет понять, что все это уже не нужно, и свои изменения он может опробовать на ком-то другом. Тем не менее, «все», включая некоего священника, советуют ему нестись в Крым и отбивать ее назад. Пока, мол, не поздно.
Но ситуация изменилась до наоборот: теперь она уже моя возлюбленная, ибо женщина «принадлежит» тому, кого любит. К Мише же после всех его атак она не испытывает уже даже жалости. Думаю, это не каменное сердце, а эмоциональная самозащита. И много валерьянки. Она не ожидала от него такого поведения. Он ведет себя как маленький мальчик, у которого отняли маму. А человеку 50 лет, у него четверо детей. Я не то что думаю, что ему удастся сломать Пеппи, если он приедет, но я представляю, какой там начнется дурдом – с обвинениями, ломаниями рук, бросаниями на колени и в пропасти. Притом что я долго говорил с ним по телефону, объясняя свою позицию, я призывал его встретиться здесь в Москве и все обсудить, – но он отказывается. Тогда я накатал ему огромное письмо, которое ему, по его словам, очень понравилось. Но драматизм ситуации не угас, поэтому я и заговорил вчера про то, что, возможно, мне надо будет сорваться в Крым раньше, чем я планировал. И ты великодушно предложила помощь.
Сейчас твои мысли изменились (я надеюсь, в тебе не заговорила ревность), я понимаю и не виню тебя. И это письмо я написал не для того, чтобы вернуть тебя к вчерашней позиции и заставить «участвовать в тяжелой драме», а просто чтобы что-то прояснить для тебя в нашей истории с Мишей, чтобы я хоть в твоих глазах не выглядел так, как я выгляжу в его...

***

По телефону Пеппи сказала, что, чем дальше, тем меньше она понимает, как она жила с Мишей?
– Не очень-то и жила! – смеюсь я.
Она рассказала, что первый разговор с Мишей произошел ровно через месяц после ее приезда в Крым, когда она случайно увидела, что он в ВКонтакте. И написала. И они поговорили.
Да, я помню. Миша не имел от нее никаких известий – и это его ничуть не волновало. Меня волновало, его нет. Поэтому это я звонил ей, когда устал спрашивать Мишу: ну, что, есть известия из Крыма? Ибо он ничего не знал и считал, что все хорошо. Я не могу себе это представить: так не интересоваться друг другом! Твоя возлюбленная едет одна, зимой, в незнакомое место – и ты даже не волнуешься: что там Пеппи делает, как живет, как себя чувствует, как ее главная цель?.. У нее было столько нового – и об этом некому было рассказать! Поэтому она каждый день говорила с мамой. И вот приехал я – и разговоры прекратились.
– И мама все поняла!..
И после этого Миша психует и называет всех предателями!
– Что нас держало вместе? – спросила она.
Наверное, их детскость. Впрочем, Пеппи это не сказал. Сказал про письмо ОК. И предположил, что за ночь в ней заговорила ревность.
Пеппи согласилась с этим. Девочки, мол, очень быстро меняют свои мысли на 180 градусов – и завтра говорят противоположное сегодняшнему, с той же искренностью и уверенностью в правоте...
– Прорвемся и так! – храбрится она. – Мне надо продержаться неделю до приезда родственников. А тогда я буду плакаться им, если потребуется. Зато 14 июня ты будешь первый, кого я увижу!
Она рассказала о цветущей у художественного салона розе, о смешном голубе на тротуаре... Она скакала с темы на тему, как ребенок. Это очень забавно, у меня не было никого, похожего на нее.
Потом позвонила Алла и попросила уничтожить все ее голые фото на моем компе. Она себе не нравится. Возможно, это мнительность, но она не хочет, чтобы они были на компе человека, который ее не любит. Я пообещал. Еще она попросила, что если я буду писать произведение о себе и ней – то пусть она будет первым читателем. Я тоже пообещал.
И опять позвонила Пеппи, экспрессивно-восторженная, и говорила о десятках вещей: что была у соседей (Дениса и Лены) и просидела там час, что заказала новую мультиварку – родственникам, потому что с этой она не может расстаться. И холодильник. Что два часа пила чай и кофе с председателем Русланом, но электричество он так и не доделал. Что покупала холсты и краски в салоне на Меньшикова, тратя чужие деньги. Что купила тельняшку 60 размера, вместо платья, что пила пиво, что жара – и т.д. Она может говорить обо всем. И вспомнила, что, когда жила в Питере, а Миша в Москве, – совсем не разговаривала с ним по телефону. Она лишь не часто обменивалась с ним письмами по электронной почте. Со мной же она говорит, как с мамой – обо всем, любых пустяках. При этом уверяет, что не любит разговоров по телефону.
Я обратил внимание, как скачет ее мысль: то одна тема, то другая, совершенно случайная. Она сослалась на своего преподавателя не помню по чему, который назвал это клиповым сознанием, присущим современной молодежи. Думаю, это другое: просто ее теперь зашкаливает, она в такой полуистерике-полуэйфории. Ее прет, как говорят наркоманы. Наверное, так мы будем говорить не всегда: дважды на дню, почти по часу. Но в этот период это нормально.
Я попросил ее закончить разговор, иначе упаду в голодный обморок. И упал бы, ибо она тут же забыла, что я ей сказал, и опять стала что-то рассказывать...
Я поиграл на гитаре, снова пообщался с ней в чате ФБ. У нее бессонница, как почти каждую ночь. После нашего разговора она успокаивается. Я шучу, балагурю, угораю, цитирую – чтобы развлечь ее. Чтобы она заснула без валерьянки. Она смелый, умный, но ранимый зверек. В ней много детского, но это неплохо. Когда надо, в ней хватает и серьезности. А детскость спасает ее от слишком глубокого погружения в депрессию и отчаяние. Поэтому, когда ее бросали, она никогда не вела себя, как Миша, а молча закрывала дверь и рыдала за углом, когда уже не видно... Слава Богу, она не знала того отчаяния, когда уже на все наплевать и кажется, что можешь совершить все...

Дух… все, что у нас есть. И он – и есть вдохновение. Сильный дух в конфликте с еще более сильным миром, с его незыблемым вето, с идеей смерти, с тем, что он, дух, не может изменить. Его вдохновение суть бунт, его вдохновение это – как пытаться удержать соскальзывающее вниз авто. Он очень хрупок и знает это, а планеты не знают ничего. Вдохновение – попытка найти хоть какой-то смысл в этой реке, которую не переплыть, в этом приговоре. Прорваться за стену суда, заявить: вы просто колода карт – и не можете меня судить! Найти слова оправдания подсудимому, самому себе.

***

Тебя у меня отберет только рок,
Летучий, бесстрастный, казнящий, священный –
За те длинноногие дни, за мишени
Бездонной постели, за длинный чулок.

За то, что я мог все почуять печенкой,
За счастье на ветках, как лимбургский сыр,
За берег, где мир заползает в трусы…
В пупырышки кожи веселой девчонки.

Нет рыжих девчонок страшнее зверей,
Владеющих смехом, бедой, пустяками,
Они появляются – думать руками,
И ставят в бутылках на окна сирень.

Смотрю в сад и не понимаю: где я был в прошлом году? Почему не замечал ни цветения сирени, ни цветения яблони? Ничего не видел! А теперь вижу! А почему? А потому что любовь, потому что появился человек, который мне интересен, который открыл мои эмоции, сидящие под замком, ибо тогда единственной реальной эмоцией могла быть в лучшем случае тоска...
Этот день начался не очень. Ночью долго лаяла Грета, так что я даже завязал ей морду поясом от халата. Впрочем, она очень быстро его сняла и стала лаять снова...
Пока гулял с собаками, позвонила Пеппи. Она не пошла на дачу, нет настроения. Была на море, купалась, «загорала», как она загорает. Я слегка пожурил, что она не выполнила то, что планировала – встретиться с председателем и доделать электричество... Зато я благодарен ей за то, что увидел в этом году цветущую сирень и яблоню в собственном саду.
Через некоторое время (я писал стих) она написала в чате ФБ: зачем я заговорил об электричестве, будто она не помнит. Я словно назвал ее лентяйкой, будто она не имеет права отдохнуть в субботу, как каждый человек... У нее фиговое настроение: чуть не запустила в стену планшет и тарелку, как у нее принято... Я стараюсь его поднять. Я – как дистанционная пилюля. Вижу, как ей тяжело теперь одной справляться с наплывами слабости. Сказал ей про стих. Сперва она отреагировала вяло. Но когда я повесил его в сети – пришла в восхищение. Настроение сразу изменилось. «Сашка, ты чудо!» «Заливаюсь смехом радости!»
И ночью, во второй части нашего общения, она воскликнула: «Какая же я счастливая!»
И сообщила, что рассказала о нас денисовской Лене, и та за нее рада.
Мое настроение тоже удивительно хорошее: благодаря стиху, благодаря тому, что мне удалось справиться с пеппиным настроением. Она назвала меня психологической скорой помощью.
Плохо, что мы теперь не вместе. У нее явно не хватает сил. Она видит смысл в том, что я пишу стихи, а она рисует картинки, а иначе только бы «гуляли и наслаждались друг другом». Согласно моей концепции – вторую нашу встречу надо заслужить. Это уже будет совсем другая встреча, чем первая, когда я ехал просто другом. Мне надо создать постоянно действующий мост между нами – из стихов, писем, постов. Тогда эта разлука будет иметь смысл. И к моменту нашей встречи наши отношения будут они же в квадрате, относительно мая. Это будет совсем другое качество, закаленные, прошедшие испытание.

Как долго тянутся дни! Я тут всего десять дней, а кажется месяц! Пеппи предлагает завести календарь и вычеркивать дни. «Как в дурдоме» – шучу я. А ведь еще три недели. Это если ничего не случится.
Потому что Миша сделал ей предложение, и она обещала думать, чтобы не сказать ему «нет», потому что боится: вдруг он опять что-то с собой учинит? Он подождет, но потребует ответа. Она ждет приезда родственников, тогда ей будет легче.
Миша уже приучил нас к мысли, что он может что-то учинить с собой (не ходя далеко, не покупая билет). И отравит нам всю любовь. Это и будет тот рок, о котором я упомянул в стихе.
Можно ли просто так получить прекрасную любовь, не заплатив за нее? Пеппи не только надо было завоевать, ее надо было перевести из одной юрисдикции в другую. И мы тоже получили «санкции» – в виде мишиных эскапад. Это надо перенести, коли мы чувствуем свою правоту. У нас мощная мотивация в виде уверенности, что мы будем жить вдвоем очень удачно.
Но Миша остается серьезным препятствием. Он создал миф о своей невероятной, оказывается, любви к Пеппи. Он уверил себя, что его обманули, что он погорел из-за собственной доверчивости. Не из-за легкомыслия, толстокожести, безразличия, эгоцентризма – а из-за доверчивости! И вообще – забрали его имущество. А это – воровство! Ему бы еще в суд на нас подать. Так один барин мог бы подать в суд на другого, забравшего его крепостных.
Нам бы продержаться до 14 июня! Чем все закончится?

Про стихи. Не знаю, какой у меня поэтический слух, но я пишу, исходя из него. Поэтому то и дело говорю себе: не звучит! Или: это слишком банально. Или: это слишком в лоб.
Если история порождает стихи, которые нравятся людям, в том числе виновнице истории, значит, история имеет смысл. История через меня порождает слова, и они влияют на людей, то есть влияют на мир. Так по-своему я управляю миром, может быть, делаю лучше.

Она извиняется за свои настроения и поведение, мол, это для нее нетипично. Утром она не смогла забраться выше первой ступеньки лестницы, чтобы проверить уровень воды в баке. Она боится. Вообще боится лестниц, я помню. При этом забралась на высокое дерево, когда Мишу укусила гадюка, чтобы поймать мобильную связь.
...У Пеппи маленький курносый носик, зато какой высокий лоб! И она стала вегетарианской еще до знакомства со мной. Лесбия была вегетарианкой только первые три года нашей жизни, ради меня, пока любила...
Странно, что с отъезда я не смотрел фотографий тех необычных 40 дней. Будто чего-то боялся. В свое время я наставил блоков против нее – чтобы хранить к ней нейтральное отношение, теплое, но нейтральное, коли она несвободна. И даже после того, как наши отношения изменились, блоки рудиментарно стояли... Сейчас от них, конечно, не осталось следа. И я вижу новую Пеппи. Да и поток информации между нами теперь такой мощный, что странно было бы не увидеть совсем другого человека! Иногда я не совсем ею доволен, когда она не делает запланированных дел, ссылаясь на настроение и то, что она «девочка». Но идеальных людей нет. Миша своим примером, образом жизни, возможно, отучил ее от обязательности, расслабил ее. На его фоне она в любом случае казалась супер-педантом, человеком с железной волей. Но реально это не так.
Впрочем, она и правда девочка, поэтому все это извинительно. Все же в целом она молодец. Я еще не встречал человека, настолько ориентированного на другого и лишенного мелкого эгоизма. Я не видел пока ни одной попытки строить меня и манипулировать мной, что столь привычно женщинам.
И если мы преодолеем теперь испытание – у нас все будет хорошо!

Еще раз: мне всегда казалось, что ее соседство с Мишей было недоразумением. Их союз был нужен, чтобы открыть для меня Пеппи. Так мне хочется думать. Если нам не помешает рок...
Невозможно бороться с роком. Но сейчас я чувствую необходимость того, что я делаю. Однако этим поступком мы подняли волну следствий. Мы дали року шанс. И он может им воспользоваться.

Пока гулял с собаками – позвонила Лесбия: Ваня забыл телефон у друзей, поэтому связи с ним нет, и он меня не встретит. Я записал адрес и как добраться.
Весь день в небе тучи, иногда дождь, но попал под него я только в Москве.
Наконец получил от Тамары деньги за квартиру. Заодно поработал сантехником-теоретиком. Что-то у жильцов правда течет, приходили сантехники, говорили: «Надо менять всю систему» – и называют какие-то страшные тысячи. Стиральная машина тоже не работает, но тут я ничем не могу помочь. Обещал, что приеду в субботу и попытаюсь что-то сделать. Возможно, придется отключать стояк.
Ваня живет на 1-й Хуторской, около Башиловки. Неплохой дом, видимо, бывшее общежитие для рабочих, хорошо отреставрированное. Квартира на первом этаже, небольшая, но милая, с деревянными стеклопакетами, с мебелью от прежних жильцов, включая холодильник и стиралку. Отдал ему 15 тысяч. Он сразу захотел выпить со мной водки (у него литр водки в холодильнике) и сходить поесть в пиццерию или куда-нибудь еще. Но я хочу прочесть его курсовую. Пока я читал – он сходил один, принес мне картошки. Я внес кое-какие исправления и добавления, и разные интересные детали, почерпнутые из Фукидида, вроде гонки с приказами на триерах во время суда над митиленцами. Написал ему пять пунктов, что ему надо добавить. Это те детали, что делают текст живым. И показывают, что человек черпал из первоисточников, а не драл подряд из интернета...
Я позвонил П. Он спросил про Ваню.
– Лежит зверек такой на диване, одинокий. В холодильнике литр водки.
– Мужает...
П. ждал меня на Маяковке. Дошли до Патриарших прудов. По пруду плавают два лебедя. П. спустился к воде:
– Хочу попробовать.
В угловом доме напротив пруда жил его дед, к которому он регулярно приезжал в детстве и катался тут на коньках. Я предложил купить вина и где-нибудь посидеть. (Бубновы, к которым можно было бы зайти, уехали навестить Гришу в зоне, – узнал я от ОК.) Закупились в маленьком супермаркете на Большой Бронной и пошли на известную П. детскую площадку на Малой Бронной. По дороге к ней попалась маленькая гостиница «Отель Калифорния». Площадка – просто маленький садик со скамейками. Сели на лавочке, П. «открыл» бутылку французского вина пальцем в отсутствии штопора и разлил по пластмассовым стаканчикам. Сырки и булка в виде закуски. Вспомнили традицию выпивания во дворах и на улице. Я рассказал, как меня забрала милиция, когда я после презентации чьей-то книжки в Доме Литераторов собирался выпить заимствованную там водку в компании Лесбии и Тани К.
– Первый и последний раз, когда меня задержали не за политику и не за внешний вид...
– Еще не вечер...
Он завел разговор про мою новую крымскую крышу. Я спросил про его маму. Он считает, что она преувеличивает свои болезни, утверждая, что умрет, если он оставит ее более чем на два часа.
– Всегда была склонна к панике.
При этом она попросила принести ей учебники по французскому и по английскому, чтобы тренировать голову. Часто к ней ездит Серая, беседует, заботится. Нашла себя. Я даже спросил: не хочет ли он вновь завести с ней отношения, но это был ошибочный вопрос. Делать ей все равно нечего, Вера переехала жить к Варе, своей старшей сестре – с которой ей легче, хотя Варя жестко строит ее и имеет успех, в отличие от Оли, которая не имела его совсем, сколько бы ни бегала за Верой с ремнем.
– Варя спрашивала меня про места в Крыму, чтобы жить там в палатке, – сообщил я. – Как она поедет одна с двумя детьми?
– Варя – очень мужественный и самостоятельный человек, она справится.
К тому же поедет не одна, а в компании. С Гришей, ее бывшем мужем, они расстались совсем. Оказывается, он даже бил ее, еще до рождения Евы. Зачем же она терпела?!
Он поразил меня известием о Фехнере: у него обнаружили аж три рака: печени, легких и языка! Фехнер смеется, что его надо изучать ученым. Я рассказал, что в больнице мой хирург тоже говорил мне, что мой случай достоин попасть в учебник... Тиша Шевкунов предлагает Фехнеру лечение в Германии...  Я вспоминаю удачные случаи излечения, то, что видел собственными глазами. Но три рака! Еще и на языке!
– Как же он будет, он же так любит поговорить! – воскликнул П.
Допили бутылку. Я попросил у соседей по скамейке сигарету – и они дали аж четыре. П. неожиданно закурил, хотя уверял, что совсем не курит. Но жизнь не тетка. После чего я рассказал про историю с Пеппи. Он очень рад за меня и что-то почувствовал по стихотворению, которое ему понравилось.
– Очень трогательное.
– Зато я стал негодяем и предателем дружбы!
Он даже слушать не хочет.
– Я много раз был в этом качестве.
И заговорил про свою проблему с ОК. Повторил: думал, что она была «консультантом» моего поста про женщин. Я возразил, что ОК говорила, что он вел себя совсем по-другому, и пост имел отношение только к Мише. Но он видит свою вину. Он рассказал, как Слава душил ее, бросался на нее с ножом, она в истерике звонила ему – и тогда он дал «задний ход».
– А должен был дать передний, приехать, взять за руку и увезти, она этого ждала. Женщина нуждается в том, чтобы мужчина брал на себя ответственность и решал сложные ситуации. А ты отказался.
Он согласен. Она даже приехала к нему с рюкзаком и Тимошей, чтобы поселиться у него, а он не пустил – потому что постоянно звонил пьяный Слава и угрожал убить или убиться...
Думаю, что этого она ему и не простила.
И лишь со смертью Славы они вновь возобновили отношения. Кстати, он умер в день почитания иконы «Всех скорбящих радости», а это любимая икона ОК.
– Что думать об этом?
– Не знаю.
Настя, кстати, предсказала, что ОК бросит его... Настя с Егором едут в Париж, Настя вязла путевку за 70 тысяч (25 заплатил П.). А потом она едет в Абхазию. Это святое.
Все же П. считает, что их брак, на котором настояла ОК (ибо, как православная, не может жить в свободных отношениях), имел смысл, что это были два самых счастливых года в его жизни, пусть все вышло как вышло. Он еще верит, что все может измениться, и рассказал, как ОК после женитьбы на Славе уехала на год в Саратов к родителям. Потом опять – после рождения Данилы.
Я снова пригласил его к себе в Крым. Проблему мамы можно решить с помощью сиделки, он уже с ней (мамой) договорился. И вполне реально, что они с ОК будут жить в соседних домах.
Ему надо ехать к маме, он обещал быть к 10-ти.
– Мне тоже надо ехать – к собакам.
– Сравнил жопу с пальцем! – воскликнул он. – Прости...
– Ну, что же: они тоже живые, голодные – и на улице...
Вернулись на Патриаршие. Солнце село. Очень красивое освещение неба, и на его фоне – силуэты обступающих пруд домов. На эскалаторе в метро молодая тетка, наступившая П. на пятку, стала выяснять, чем мы занимаемся? И объявила, что один из нас «похож на Нашего Спасителя, Иисуса Христа!» Кого из двоих она имела в виду?
С платформы Беговая я позвонил Пеппи. Очень короткий разговор, ибо у меня почти сел телефон.
В Жаворонки ехал с радостным чувством, предвкушая обед с водкой под фильм. Но сперва был обмен репликами с Пеппи в чате ФБ. Досмотрел «Теорему Зеро» Терри Гиллиама. Неплохо, но не дотянул. И снова разговор с Пеппи, ибо она не уснула. Ее надо постоянно развлекать и успокаивать, чтобы она заснула.
– Когда-то я пел песни Коту, теперь пою тебе...
И рассказал про встречу с П. Она рада, что он приедет. Она даже догадалась, что придется отключать стояк, чтобы справиться с водой у моих жильцов. Она наблюдала это во время ремонта в квартире мамы. Какая все-таки умная девочка!

Вчера в Москве я заметил, что иначе смотрю на женщин, более нежно. Мне почему-то жалко их. Теперь я лучше вижу, какие они уязвимые существа, как они нуждаются в поддержке, что бы они там ни изображали.
При этом и сами могут поддержать, это даже их инстинкт. И если не вести себя, как дурак и эгоист, не будет людей более преданных, чем они. Пеппи снова, как когда-то Мангуста, расколдовала мне женщин, помогла увидеть их без подозрений и обиды.
Все-таки лишь в паре с женщиной можно достичь гармонии, душевного спокойствия и, значит, счастья. Однако трудно найти подходящую тебе женщину. Поиск ее – словно поиск богатырем своего настоящего меча. Это как поиск ключа, открывающего самую важную дверь. За которой солнце.
Но все можно легко испортить. Ведь стоит родить детей – и для женщины ты переместишься на второе место, ее начнут интересовать совсем другие вещи. Хотя что-то, конечно, можно сохранить и в этом случае.
Истина в том, что я впервые за несколько лет испытываю душевный покой. Он то и дело сотрясается из-за Миши, из-за настроений Пеппи, но я как будто снял с себя тяжелую броню. Мне она была нужна, чтобы в одиночку биться с миром, справляться с настроениями, не допускать слабостей. И вдруг мне на помощь словно пришла целая армия! Поэтому я увидел цветущую сирень и яблоню.

Говорил с ней больше часа по телефону. У нее опять плохое настроение. Теперь из-за того, что она не справляется со своими обязанностями. Председатель вчера не пришел, а сегодня не отзывается. А в голове у нее Миша, их предстоящий разговор, когда ей надо сказать окончательное «нет», а она боится. Я предупредил ее, что может сработать вариант BV, когда Лесбия неделю думала, а потом сказала «нет» – и у меня был самый страшный приступ отчаяния. И я поехал к ней – и не уехал... Но Пеппи уверена, что Миша «не оторвет зад», да и сложно: много денег, самолет. Я тоже надеюсь, что для него это будет непосильная задача.
А потом долго говорили в чате. И так каждый день. Вот что значит любовь!

Миша продолжает донимать ее: позвонил полдвенадцатого ночи, когда она уже спала, первый раз без особых проблем, – и захотел узнать, что она решила? У него есть 16 тысяч прилететь в Крым (он продал гитару)... Она перенесла разговор на завтра.
Она пишет, что не может поверить, что еще месяц назад мы были только друзьями. Действительно, нашей близости меньше месяца. Все только создается, такой маленький расточек из земли. И все зависит от того, как мы будем за ним ухаживать.
И тут страшный хулиган Миша мечет камнями из-за забора в стекла нашей теплицы. Похоже, что он решил бороться не на шутку. Он не хочет принять ситуацию, как взрослый и гордый человек, как и я не мог принять (во времена алчеринга). Впрочем, как выяснилось, дело было не только во мне: с «той» стороны нашлась масса препятствий для «их» любви. Будь «друг» более решительным – но он не был... Я не сделаю этой ошибки. Пока моя ошибка, что я здесь, а не там. В любой период это было бы ничего, но не теперь...
Кстати, когда Миша говорит, что мы должны были его предупредить, дать намек, то я вспомнил свой жирный намек: дважды (!) я говорил ему, что хочу арендовать у него Пеппи. И дважды он пропускал это мимо ушей. В лучшем случае: «хи-хи!» Вот ему и хи-хи. Теперь уже не хи-хи...
Позвонила Аллочка. Ей звонил Миша, видимо, сразу после Пеппи. Снова о том же: как мы не давали ему понять... Что Пеппи, якобы, лишь признавалась ему в любви... Он не помнит ни месяца без связи вообще, ни ее истерики, прямо по телефону, о которой он сам нам объявил в Жаворонках (Алла помнит этот случай). А так – да: Пеппи все скрывала в себе и швырялась предметами после разговора. Я знаю ее гораздо меньше, чем он, тем не менее, мне хватает двух ее слов, чтобы понять ее настроение.
Теперь Миша переживает все то, что она переживала в течение многих месяцев. Оставленность. Но она несла это мужественно, а он ведет себя, как маленький мальчик.
Кстати, Аллочке он тоже сказал про свой вариант жизни втроем. Ну, как к нему после такого относиться?
Заодно Аллочка сделала нам выговор: мол, Пеппи сперва надо было обнулить отношения с Мишей, а потом... То есть, чтобы в любовь вступали свободные люди.
– Да, отлично, если так. Но так бывает очень редко. И совсем редко, когда женщина уходит просто так, в пустоту. Обычно женщина уходит к кому-то – кто готов ей помочь сделать этот тяжелый шаг. Ибо официальный лавер в этот момент очнется, поймет, что у него хотят отобрать его женщину – и вцепится в нее зубами. И будет давить на нее, пока не додавит. Пеппи не сомневается, что так и было бы. Миша не дал бы ей уйти просто так. Хотя с ним она практиковала свою обычную модель ухода: становилась плохой...
И Алла помнит, как Пеппи то и дело огрызалась на Мишу в Жаворонках. Но Миша на это не реагировал. Проблема с Мишей, как считает Пеппи, что он не замечал, когда она пыталась показать свое настроение, раздражение, не реагировал на истерики, ему бесполезно было что-то показывать. Лишь теперь он проснулся и не может понять: как это произошло?..
Алла, не забыв мою просьбу, не говорит Мише ничего плохого про Пеппи, напротив, вопреки своим прежним словам, уверяет, что у меня к ней все серьезно, не поиграл и бросил, и что я ее отдавать не собираюсь. Она советует Пеппи сказать Мише все раз и навсегда, совершенно однозначно, чтобы он не строил иллюзий.
– Но она боится, он убедил ее, что он может вытворить все! Ее и так трясет, без его новых угроз суицида. Или просто исчезновения.
Алла сказала, что если узнает, что он полетел в Крым – она сразу сообщит. Это будет великодушно с ее стороны, учитывая все обстоятельства. ОК помогать мне отказалась. А, кажется, какой была друг!

Пол-одиннадцатого утра позвонила Пеппи в слезах. Что случилось? Ничего, тяжелая ночь и необходимость говорить с Мишей. Дать ему ответ. Я посоветовал ей предварительно успокоиться, но она считает, что в таком состоянии и надо с ним разговаривать. Тем не менее, в ходе нашего разговора она достаточно успокоилась. Я попросил сразу позвонить, когда она кончит разговор с Мишей.
Она позвонила как раз, когда я кончил зарядку. Почти веселая. Она все сказала, она даже прочла ему мой пост про слепцов, он, вроде, все понял и обещал не прилетать. Сказал, что квасит, бутылка водки в день, но убивать себя не будет: он понял, что не может это сделать. И то хорошо.
Еще она сказала, что одной из его претензий ко мне было то, что я весной на его предложение поехать в Крым вместе на машине сказал «посмотрим», а, оказывается, у меня уже был билет. То есть я специально имел в голове план уехать без него: такой у меня на уме был «заговор»... Естественно, все это не так, и когда я говорил «посмотрим», билета у меня еще не было. Но ехать с Мишей я не хотел, ибо знал, как он собирается и какой он необязательный человек. Я не хотел ни от кого зависеть, для меня эта поездка была очень серьезная, отнюдь не развлечение – и планировал я ее еще осенью. И рисковать ею из-за Миши я не собирался. Но как купил билет – я сразу ему сказал...
Теперь она спокойна, хочет заниматься делами, а то боялась спускаться с лестницы. Но она была бы очень рада, если бы я приехал раньше. И я пообещал подумать, как это устроить?
Тут три обстоятельства: я обещал заняться текущей водой в квартире жильцов в субботу; я не знаю: можно ли сдать билет; я не знаю: есть ли билет на 2 июня (например) и сколько он стоит? Ну, и, главное: кто будет жить в доме с собаками? Вот сколько проблем!
Этим я и стал заниматься. Есть дешевые билеты на 3-е, 5,5 тысяч. Позвонил Лёне. Он делает ремонт в городе Раменском. Я  предложил ему пожить у меня со второго по 12-е, с дочкой. Он охотно согласился. Дочка очень любит зверюшек. Договорились встретиться в пятницу.  Я позвонил маме – и получил ее согласие на жизнь в доме Лёни: «Лёне я абсолютно доверяю», – сказала она.
Так же я узнал, что при сдаче билета мне будет возвращено 4150 р. То есть 2400 потери.
После чего я позвонил Пеппи, которая шла на свою дачу, и известил, что, возможно, мне удастся прилететь 3-го.
Я поехал в банк ВТБ на Рублевке и положил деньги на карточку. Это заняло 40 минут. Но билеты, естественно, оказались дороже из-за разных наценок. Тем не менее, я купил билет: 3 июня, в 11-30, в 14-00 я в Симферополе. Позвонил обрадовать Пеппи. Но ее эмоции на нуле: она ждет председателя, он обещал подключить сегодня электричество. Она даже не может нормально выразить свою радость.
Сделал дело и пошел косить траву... Да, я потерял 2400 на пустом месте. Любовь к женщине дорого стоит. Вот и Лёня поздравил меня (я описал ему ситуацию) и спросил: чего же я ждал, связавшись с женщиной? Где женщина – там проблемы. А то я не знал... Тем не менее, я настроен очень серьезно: она останется моей, и нам будет хорошо...

Когда я ехал в Крым в апреле, я ехал ради стройки. Я знал, что там будет Пеппи, это было приятно, мне всегда с ней хорошо. Знал я так же, что это обещает трудности, необходимость удерживаться в рамках симпатии, если Пеппи так и не решится расстаться с Мишей. Ибо считал, что она могла бы созреть.
И я нашел человека, который, с одной стороны, был ко мне бесконечно нежен, с другой – постоянно говорил о Мише, охлаждая всякое мое желание сделать шаг вперед.
...Уезжая в Крым, я не рассчитывал шансы, как когда-то с ОК. Но подсознательно мне казалось, что 50 на 50 – в зависимости от того: соизволит ли Миша все же приехать или хотя бы дать серьезное обещание. Но он не сделал ни того, ни другого. Он дал нам возможность окончательно сблизиться, то есть подойти на расстояние, когда начинают работать непреодолимые силы притяжения.
И все же тогда я ехал не за этим, если только очень «имплицитно». Сейчас я поеду уже иначе. Я еду именно к ней, а не к чему-то еще и не ради чего-то другого. Даже Крым здесь на далеком втором месте.
Я еду уже в готовую ситуацию, словно в построенный дом. Я и крышу построил и отношения. И все за 40 дней!

Сегодня она сказа, что теперь я точно могу собирать рюкзак, над идеей чего вчера смеялась. Она вспомнила, что я спрашивал ее: брать мне билеты на 14-е или нет? Или есть вероятность, что придется лететь раньше? И она сказала: бери!
Мое нетерпение легко объяснить: всего две недели близости – и конец! Так же было четыре года назад – когда я рванул летом в незапланированную поездку в Израиль... Каждый день мы говорим по часу по телефону, а потом еще час переписываемся в чате ФБ.
Она позвонила в первом часу, когда у нее снова появилось 100 минут бесплатных разговоров, чтобы сообщить, что у нее (в доме тетушки) появился свет! И что она тоже снова стала видеть листья и слышать птиц. И она первый раз ночевала в своем доме. Настроение хорошее: ей удалось сделать несколько важных дел. В том числе – окончательно поговорить с Мишей.
Миша принял ответ спокойно. Это хорошо, но не значит, что завтра или послезавтра он снова не начнет сходить с ума.
Она сообщила, что прилетели Бубновы. Они ничего про нас не знают, по словам Лены. Зато она узнала, что «умирает» Фехнер, даже фамилию запомнила, хотя никогда его не видела. И еще она прочла «Остров Никогда». Я объяснил, что за основу сюжета взял историю Лёни – который приедет в Жаворонки жить вместо меня. Совпадение. Она поняла, что сюжет основан на чем-то реальном, и это мучило ее.
– Как ужасна жизнь!
Но ведь люди сами изо всех сил делают ее такой...
Разговор никак не хотел кончаться. Она действительно рада, что я скоро буду. Это похоже на эйфорию. И я рад – и сам себе удивляюсь. Эта разлука лишь сблизила нас, на что, впрочем, я и рассчитывал.
Давненько я не испытывал такого нетерпения!

Миша все же чрезвычайно простодушен и наивен, как ребенок. И грех такого ребенка обижать. Но – каково жить с таким ребенком? Ребенок безответственен и глух к чужим бедам. Ребенок – эгоцентрик, он видит и чувствует только себя. Имеет ли право ребенок владеть другим человеком, ограничивать его свободу? Предписывать его жизни те или иные формы?
Миша удивительно научился не воспринимать сигналы, которые несли негативную информацию: чтобы не тревожить себя, чтобы ничего не предпринимать. Поэтому не видел настроений Пеппи, не видел растущую разницу отношения ко мне и себе, не видел нашу симпатию, с которой начинаются все взаимные сюжеты. Он наивно считал, что Пеппи так любит его, что ему ничего не грозит. Хотя я тоже долго не воспринимал Пеппи как цель, пока они правда были вместе. Я лишь предоставил им место для жизни и репетиций.
Но чем дальше, тем меньше они были вместе, тем страннее выглядела их связь. Тем не менее, она могла бы тянуться долго, а я смотрел бы и ждал, переживал, как зритель на трибуне, вместо того, чтобы взять клюшку и выйти на лед.
И я вышел, пользуясь шансом судьбы. Отношения не кончились сами, их просто отбросили, не дожидаясь похоронного марша.
Тем не менее, Миша не созрел разорвать эти отношения, хотя не видел Пеппи четыре месяца. И до этого видел мало. Более щадящих условий для расставания трудно представить.

Докосил траву на участке и занялся водой, насосом и т.д. В промежутке сходил в лес, под любимый дуб, первый раз со дня приезда. Позвонил Пеппи, она ждала на остановке топик... И сообщение надолго прервалось. Оказывается, она обедала, потом полчаса говорила с мамой. Мама назвала ее лентяйкой и спросила насчет внуков. И получила отповедь по обоим пунктам. Про внуков Пеппи заявила, что не хочет детей! Какие дети в Крыму?! По второму пункту полностью с ней согласен. А вот по первому...
Настроение у нее нервное, она очень болезненно относится к упрекам в безделии. Да у меня не упреки, а шутки... Но она уже не понимает.
Я сказал, что она расколдовала для меня женщин и даже секс. Ибо я практически подавил в себе всякое желание.
– А как же то, что было осенью? – спросила она.
– Вот из-за этого это во многом и произошло. После чего, как я понял, что не могу заниматься сексом без любви. А от этого и сам секс стал противен.
У нее никогда  такого не было, она хоть на полчаса, но влюблялась в того, с кем занималась сексом.
– Это удобно...
Заодно она отшила председателя Руслана, который набивался к ней в гости. Сделал дело и отвали! Он обиделся. Хотя подоплека была в том, что она обдумывала картину, которую хотела начать, и в этот момент она готова разорвать любого!
Позвонила мне полвторого ночи, оба в постелях. Ей опять не спится. У нее легкий дождь. Поговорили об оставшихся днях. Она уверена, что они пройдут быстро. К тому же у нее прилетают родственники, у меня тоже много разных дел и мероприятий.
– Проснусь утром – а ты рядом! Какая радость! – воскликнула она.
Это кажется сейчас какой-то невозможной мечтой. А когда-нибудь приестся. Впрочем, это когда-нибудь еще должно наступить.
Ночью пришло письмо от Мангусты, в котором она рассказала про «самоубийство» Эмиля во время его собственного концерта. То есть имитацию его, заимствованную из одного фильма про панк-музыканта.
Спросила: дождусь ли я маму или сорвусь раньше? Помнит ведь! Назвала красой Жаворонок и Фиолента. С чего это вдруг?..
Жаркий день, +28. Тем не мене, я не чувствую покоя и радости. Почему я снова один? Я знаю: это нам на пользу, это как цемент, как дополнительная мотивация, задержка в сюжете, ретардация, нагнетающая эффект. Это – чтобы мы больше ценили и ждали друг друга. Но какое-то беспокойство, словно все сломается в последний момент. Из-за Миши? Не знаю.
Пеппи посоветовала мне воспользоваться оставшейся свободой, чтобы что-то написать. Я так и сделал: написал пост про рок (дитя свободы) и вывесил его. Только в таких условиях я могу писать. Хоть и в таких сейчас не пишется. Все время кажусь себе усталым. А ведь думал здесь отдохнуть!
Разбуженный, но неудовлетворенный пол тоже добавляет нервности...

Рок – дитя свободы, как сказал классик. Его не обманешь – и не объедешь. Можно не подставлять себя под него, не делая того, на что он железно отреагирует. Жить тихо и самодостаточно, по возможности подальше от опасного соблазна поступков. Поступок нарушает праведность. Вести здоровый образ жизни…
Нет-нет, я не против здорового образа жизни, хотя в нем есть механичность и догматизм, убивающие краски жизни. С другой стороны, организм уже и не выдерживает другого. В общем, незачем трепать нервы, создавать проблемы и покушаться на душевный покой. Хотя – нет никакого душевного покоя (от такого покоя), есть постоянная борьба – с желанием завыть от бессмысленности красивых закатов за окном. Не совсем безнадежная борьба, но и не победная.
Поступки могут быть глупыми, случайными, внушенными обстоятельствами, они могут быть импульсивными (как мой прошлогодний роман), они могут быть бессмысленными и разрушительными... И тогда лучше правда ничего не делать. Но иногда чувствуешь: вот, это – тот самый шанс, который ты давно ждал! Все долго зрело, созрело – и сошлось. И философское неделание в такой ситуации – величайший оппортунизм и малодушие. И если ты этот шанс упустишь, отпустишь, отступишь, если рискнешь, но не совладаешь, – ты, возможно, будешь жалеть об этом всю жизнь! Много лет точно. А их и осталось-то с гулькин нос.
Поступок – это не просто сделать то, что приятно. Тогда, скорее всего, это дурацкий поступок. Поступок – это когда ты замахиваешься на гораздо большего и полного себя, которого еще не было, но который, в результате, доползет до… самых важных пупырышков в обитаемой вселенной. А там такое!.. А, может, – не доползет. Или ничего «такого» там не будет. Будет как всегда. Ибо настоящий поступок пронизан риском. И зовом рока, с которого я начал. Ты притягиваешь к себе молнии. Они бьют, а ты, значит, идешь. И даже слегка шутишь…
Пройдешь – и ты выдержал испытание. И тогда царевна, полцарства и прочие ништяки – твои.
Во всяком случае, ты попробовал.

Месяц нашей близости. О чем я совершенно позабыл...
Проснулся – еще не было 10-ти, благодаря собакам. Позвонил Тамаре и напомнил, что она обещала мне телефон жэка, чтобы я договорился об отключении горячей воды в стояке. Она прислала, я позвонил, но сантехников не оказалось на месте.
Съездил на местный рынок за фитингами и прочим для работы на Константинова. Все на 1150 рублей. Все детали уместились в маленький пакет. Такие теперь цены! Заехал на станцию, где за 1800 купил мешок корма для собак. И понял, что если я еще заплачу за два месяца за квартиру – я приеду в Крым вообще на голяке! И еще мне надо оставить маме деньги на такси.
Опять занимался водой. Добился, что насос качает, шланги поливают, как просила мама. Даже лопнувший бак для дождевой воды, вроде, починил. Стал косить траву перед забором, со стороны улицы.
Позвонил сантехник и сказал, что они могут завтра отключить стояк, начиная с 10 утра. Это будет стоить мне 1000 рублей. Замена вентиля – еще тысяча. Ну, это я сам заменю. Позвонил Тамаре. Ее завтра не будет, но я договорился, что вместо нее в квартире меня будет ждать ее дочка Айше. С условием, что в квартире буду только я, а не незнакомые мужчины. То есть и работу буду делать я, и платить сантехникам тоже.
Сел отдохнуть в беседку с компом и позвонил Пеппи. У них весь день дождь, она работает над упаковкой. Настроение хорошее. Она говорила с Терри. Та общается с Мишей и поддерживает его. Он кажется более спокойным и не видно, что пьет.
– У меня наконец-то будет постоянная модель! – радуюсь я.
– Какой полезный грулик! – засмеялась она.
Стал читать Фукидида – и меня потянуло в сон. Пошел к себе и почти заснул (переживая о мучениях пола) – позвонил Лёня. Завтра он занят, затык по работе, поэтому помочь мне с сантехникой не сможет. Предполагает приехать с дочкой в воскресенье.
Сна больше нет. Встал, сделал дневную зарядку. Эротика мучила даже во время подтягивания.
Обед под фильм «Траффик». Смотрел, но давно. Хороший. И не досмотрел, как всегда. К тому же позвонила Пеппи. Она дошила занавеску на достархан: шов ровный, словно на машинке. Следствие состояний всех этих дней. Рисовала картинку маслом. Мерзнет. У них +16 и весь день дождь. А у нас 24-25! И дождь хоть и собирался весь день – так и не пошел. Она желает мне завтра удачно поработать. Я уже собрал инструмент, получилось килограмм на 10.
Поставил будильник на 8 часов.
Стал со страхом думать: вдруг с Пеппи что-то случится! Не зря же я заговорил о роке. Сперва стихотворение, потом пост. Человек, которого я так долго ждал, который так подходит мне, с которым мне будет, скорее всего, хорошо – и что-то с ним случится. Я не знаю что. Я уже не боюсь, что появится Миша и все поломает. Вряд ли он успеет появиться. Но разве только так может действовать беспощадный рок? Не помню, чтобы я так боялся за Мангусту. И не было у меня уверенности, что нам суждено жить вместе, что из этого что-то получится.
Начинаешь бояться всего, словно за ребенка. Что какой-нибудь урод устроит теракт. Что автобус, на котором она поедет встречать родственников, разобьется... Счастье как будто так близко, но тут и начинается власть рока. Это время – его вотчина.
Не сплю. Сперва разбудил гром и дождь, потом кошки – и залаявшие на них собаки. А скоро вставать.
Вижу, что Пеппи легко покинуть, но к ней невозможно вернуться: время становится резиново длинным, расстояния неодолимыми...

День, который так меня беспокоил. Встал в 8 утра по будильнику. Через пять минут позвонила Пеппи – проконтролировала. Прогулка с собаками в 10-ом часу совсем не та, как днем: другой воздух, освещение. Как ни спешил – выехал почти в 10-ть. До Москвы долетел без проблем: все же Минка стала очень хорошей. Но в Москве потерял почти час из-за пробок – и на Константинова был в начале 12-го.
В квартире оказалась не одна (симпатичная) дочка, но и сын Тамары Ахмед, крепкий молодой спортсмен (для надежности?): смотрят фантастическое кино по ящику. Я позвонил сантехникам. Они пришли очень быстро. Сантехник Коля, высокий, примечательный мэн – вспомнил, что пять лет назад устанавливал мне батарею в кухню, а его напарник спросил: не хиппи ли я?
Я хотел срезать пластиковую трубу и поставить металлопластиковую, но они огорошили меня, что это гранаты разных систем и на полипропилен нельзя ставить фитинги металлопластика –  их разорвет. И я затопляю соседей. Чтобы их менять – нужен специальный «утюг». Но они им не владеют. Впрочем, у них есть специалист. Однако, вытерев трубы и вентиль, стало ясно, что вентиль не течет, пусть все сделано очень странно. Они выразились лаконичней и жестче. Течет с бачка унитаза, и эта задача мне вполне по силам, и не надо отключать стояк.
Расстались очень дружески – с планами поменять тут «всю систему».
И я принялся за работу. И тут же столкнулся с проблемой, что вентиль, перекрывающий подводку к унитазу, ничего не перекрывает. Я завинтил как мог главный вентиль, стал открывать сломанный – и хлынула вода. Я попросил у ребят побольше тряпок, а потом вызвал Ахмеда помочь (впрочем, он и сам выразил готовность): он подставлял пластмассовое «лукошко», в то время как я «на живую» менял вентиль. А отворачивался он очень плохо. И быстро насадил на его место свой новый (благо он у меня был). Залили все равно всю ванну, и у соседей на этот раз был законный повод прийти жаловаться. Впрочем, я очень быстро собрал воду тряпками.
Следующая проблема: не откручиваются болты, крепящие бочек к унитазу (ибо течь была именно из-под него). Их я просто сломал. Снял бачок, очистил его от старого герметика, на который я пять лет назад его и посадил. Намазал новый – и прикрутил бачок новыми болтами, благо они у меня были. Третья проблема: устранить перелив в бачке. Старый поплавок никуда не годится. Ахмед принес новый, который они хотели поставить еще с отцом, как он мне сказал (отец недавно погиб в автокатастрофе). Теперь поставил я. Перелива больше нет, но в месте присоединения шланга в бачок немного капает. Что только я ни делал! Много раз я все разобрал и собрал заново, так и сяк, на коленях, с согнутой спиной, которая до сих пор не прошла. Немеют ноги, несколько раз врезался спиной в раковину, пока не привык... В общем, сделал, конечно, но провозился в общей сложности пять часов. И жутко устал.
В третьем позвонила Пеппи – узнать, как мои дела? Перезвонил ей уже из машины, припаркованной около дома. Как раз начался ливень, заглушивший разговор. Она посоветовала мне поесть в «Граблях» около Пушкинской, рядом с Чеховской библиотекой, где в семь начнется презентация книги Стивена и заключительный вечер ELE. В машине переодел майку. Под ливнем доехал до м. Алексеевская, в окрестностях которого я решал оставить авто, и на метро поехал в центр. На ногах босоножки, на голове бандана, вместо зонтика.
Над Пушкинской площадью огромные тучи, но дождь уже ослаб. «Граблей» не нашел, зато нашел замечательную чебуречную «СССР», отвечающую своему названию, с пивом и даже водкой. Публика была тоже соответствующая, хотя за соседним столиком сидели два итальянца. Взял два чебурека с сыром и кружку пива. Персонал кафе с востока, как теперь в Москве принято. Все вкусно, включая пиво, но сидеть и читать, в ожидании ELE, как советовала Пеппи, тут не хочется. А на улице по-прежнему дождь.
Перешел Тверской бульвар и спустился в кафе «Пушкин». Это очень пафосное место с интерьерами в стиле начала XIX века, с меню со старой орфографией. И ужасными ценами! Однако нашел чай за 100 р. И достал Фукидида. За соседним столиком немолодой иностранный мэн в окружении трех барышень поднял тост за молодость. Он внушал им, что и 70 лет это молодость. И я готов был с ним согласиться. Позвонила Пеппи, и я описал ей свои свежие приключения.
К Чеховской библиотеке я шел уже под настоящим ливнем. Поздоровался со Стивеном, стоявшим в окружении разных людей и амазонок. Вернул ему фото со мной, Лесбией и маленьким Котом. Народу еще больше, чем в последний раз. В соседнем маленьком зале все готово для фуршета. Там же лежит тираж его книги, по двести рублей штука.
Стивен вышел на сцену и рассказал историю создания ELE, про свою книгу, про свой отъезд в Конкорд. Кто знает, где это? Треть зала подняла руки. А кто слышал про Торо и Эмерсона? Рук еще меньше. После Стивена выступил новый руководитель ELE Джон, тоже много лет живущий в Москве. Дальше говорили наши люди, в том числе красивая Оксана в зеленом платье – про философию миллиардера Баффета (?). Поблагодарила, естественно, Стивена. Выступила одна из главных помощниц Стивена, беременная красивая женщина с отличным английским, фотограф Сергей, еще несколько человек, один очень пожилой дядя, пожелавший, чтобы Стивен был для Америки новым Марком Твеном, открывающим ей Россию. Низенькая старушка Алина Чадаева говорила оригинально по-русски и ругала Америку. Подарила Стивену икону, созданную ее сыном. Старый эмигрант Краснов (?), с которым я как-то уже знакомился на одном из ELE, долго хвалил старую книгу Стивена о конвергенции США и России (у меня она есть – подарок Стивена четвертьвековой давности) и подарил ему свою собственную книгу – естественно о России. Было еще несколько выступавших, хваливших Стивена, книгу, ELE. Одна средних лет женщина заявила, что она тут самая старая знакомая Стивена. (Что неправда. Самый старый – я!) Она подарила Стивену какой-то сувенир из Оптиной пустыни. Все желали его скорейшего возвращения и участия в жизни ELE. В общем – триумф! – как я сказал Стивену.
Я на удивление все хорошо понимал, несмотря на усталость.
В заключении – общая фотография. Стивен встал рядом со мной, на моем кресле, чтобы его было видно в толпе. После фото я напомнил ему, что он обещал автограф. Все тут же стали кричать «и мне»! И потянулись в соседнюю комнату. Тут вино, пиццы, конфеты, пирожные и пр. Елена Пахомова, руководительница поэтических вечеров «Классики XXI века», говорила со Стивеном исключительно по-русски.
Я выпил бокал вина, съел конфету и пошел прощаться со Стивеном. Он удивлен, что я так рано ухожу. Но у меня голодные собаки, которых он видел. Наше теплое прощание запечатлела красивая Оксана в зеленом. Ушел, наверное, первый, веселие только начиналось.
По-прежнему дождь. Купил жевачки – отбить возможный запах. От Алексеевской под дождем, переходящим в ливень с молниями, поехал в Жаворонки. Удивлялся количеству машин на улицах: куда они все едут в 10-ом часу, в такую погоду? Траффик такой плотный, что то и дело попадал в пробки. Поэтому ехал назад полтора часа и вымотался вдобавок ко всему.
Меня ждут мокрые собаки. Еще и голодные. Еще раз поговорил с Пеппи и с мамой по скайпу. И с Ваней: он у друзей на даче под Звенигородом. Он узнал от бабушки, что я уезжаю 3-го – и захотел пожить в Жаворонках вместо меня. С компанией. Но эту честь я уже обещал Лёне. Он готов и с Лёней, но я не уверен, что Лёня на это готов. Курсовую он отправил по эл. почте, 30 страниц. Еще он хочет поехать летом в Турцию, в квартиру бабушки. За ее же счет. Пеппи разумно предложила, чтобы он заработал себе на билет. Со слов мамы (бабушки) – она не готова это финансировать.
Лег рано, совсем без сил, даже ЖЖ не смотрел. И лишь заснул – звонок Пеппи. Миша прислал ей смс, что собирается взять билет на 3-е и прилететь к ней. Новая история! Пытаюсь ее успокоить. Опять заснул – и новый звонок, в пятом. Она только закончила с ним обмен эсемесками. Он готов убить за нее, он велит ей собирать вещи, ибо прилетит и увезет.
– Ну и самомнение у него! – удивляюсь я.
Но он всерьез уверяет, что никому ее не отдаст. И готов устроить со мной русскую рулетку – вот как его колбасит! Думаю, он совершенно пьян. Пеппи достаточно спокойна, тем не менее. Вся эмоциональность убита. Смеется, что мы можем полететь одним самолетом...

Проснулся около 11-ти и стал писать стих, начатый ночью, про легкость нашего прощания и мифологическую невозможность вернуться. После зарядки позвонила Пеппи. Она почти в хорошем настроении. Два часа она говорила с Терри по скайпу. И зачем-то сказала ей, что я тоже прилечу 3-го. А я просил ее никому не говорить, чтобы дополнительно не провоцировать Мишу. Он стал главной проблемой, он ничуть не успокоился – и все сходит с ума, не понимая, что назад пути нет. Терри сказала, что на ее памяти Миша первый раз ведет себя по-мужски, то есть борется за свою женщину. Она его не узнает. Увы, Пеппи уже не его женщина, и он борется за чужую. И это все усложняет.
Потом говорили по скайпу, когда я сидел в беседке. У нас +22, у них +18! Она в доме, хорошо одетая: мерзнет после ночной встряски. Естественно, плохо спала. Она рисует страшную, на мой взгляд, картинку, просто лакомство для психиатров! А я печатаю стих на компе. Радуемся свободе, которую дает скайп: каждый может заниматься своим делом и переговариваться. И даже видеть другого. Она зачла мне смс Миши. Он назвал меня подлецом: мол, когда я узнал, что он хочет приехать, я специально соблазнил Пеппи! И что он готов за нее умереть – а готов ли я? Предлагает русскую рулетку. (У него правда есть револьверы, пневматические, но, тем не менее, если в упор в висок, то, думаю, этого хватит. Попугать решил, видимо, – спьяну.) И повторил свое старое обвинение, что я ее не люблю, мне с ней просто удобно, а он – любит. Где же он был три месяца? – спросила его Пеппи.
Она по-прежнему против его приезда. Мы оба удивлены совпадением даты: 3-го июня. Почему именно в этот день он решил лететь? Дешевые билеты? И как хорошо, что я заранее, ничего не зная, придумал прилететь раньше. Иначе пришлось придумывать что-то в авральном режиме.
Говорили в два приема. В середине я говорил по скайпу с мамой. Она спросила про Пеппи, я описал ситуацию, и она вспомнила, что зимой ее удивило равнодушие Миши к Пеппи, что за две недели он появился один раз, пробыл один день – и уехал к кошке. Кошка волновала его больше Пеппи.
Я рассказал это Пеппи. Действительно, по прежнему поведению Миши никак нельзя было предвидеть его теперешнюю реакцию. Но он советуется с «умными людьми», и они советуют ему сражаться за Пеппи.
– Убить бы этих советчиков! – воскликнула Пеппи.
И я вижу, что говорить с Мишей бессмысленно, в том числе на 1 июня, хотя я попробую. Он выслушает, даже согласится, а через день вернется к старому бреду, что все подлецы, а он в белых штанах, все делал хорошо, а если и виноват, то готов исправить. Пеппи он велел (!) собирать вещи: он приедет и увезет ее. Словно мусульманин разговаривает со своей женой. Слава Богу, они ничем не связаны: ни штампом в паспорте, ни квартирой, ни вместе нажитым имуществом. Поэтому Терри говорит, что она за официальный брак: он, мол, уменьшает легкость разрыва.
– Ну, да, как кандалы...
Я перебрался от дождя в дом, Пеппи – в мою комнату, где села перед окном и стала рисовать в моем блокноте. И нарисовала удивительные картинки! Я сделал два наброска ее шариковой ручкой. Вот чем мы могли бы заниматься, коротая время разлуки. Почему раньше не придумали?
Она отправляется в гости к Юре и Ире: они должны дать тарелки и детские вещи для родственников. Ну, и поболтать. Ей сейчас нужно разговаривать, особенно с женщинами...
Что ж, у нас не простое начало отношений. Все это надо считать испытанием, как и эту разлуку. А, главное, появилось ощущение важности другого, что он уже встроился в твою жизнь. И прежней жизни ты не хочешь.
А Миша оказался совсем не таким мягким, пусть и легкомысленным человеком, которого я знал. Он ведет себя, как безумец, готовый от обиды на крайности. Но даже при этом он не имеет смелости встретиться со мной. Сплошное позерство для Пеппи.
Впрочем, не первый раз: как-то пьяный Миша явился в центр йоги на Арбате, где работала Терри, с коровьими мозгами – и заявил, что это мозги человека, которого он только что убил и вынул их из него, – вставил в них бенгальские огни и хотел устроить какой-то салют. Но спровоцировал лишь драку с продвинутыми вегетарианцами и йогами. И поломал какое-то имущество, так что в подмогу были призваны охранники, потом менты, был составлен акт... А Мише, разумеется, нечем платить... Думал произвести впечатление на Терри, как я понимаю. Он ее любит, а она его нет. Тем не менее, они спали у меня в Жаворонках в одной постели (по официальной версии без секса!). Но спрашивается: зачем ему Пеппи? Это к слову.
Музыкантам иногда крепко сносит крышу, – от отсутствия в них какого-то рационального начала, наверное.
Я помню ревность, которую читал в глазах Перчика. Мне было жалко его и даже неудобно перед ним. Их с Мангустой все же связывал общий ребенок, а это навсегда. Пеппи с Мишей ничего не связывает. Тем не менее, даже после многих месяцев разлуки он считает, что имеет право на нее! Он разговаривает с ней, как с вещью, которую у него похитили. Он не слышит ее слов. Тем более моих. Он слышит слова «умных советчиков», которые внушают ему бороться.
Впрочем, он помнит покорную Пеппи-дитя, вечное «да», на все готовую, все терпящую, такое золотко, совершенно не способное сказать «нет». И он не слышит этих «нет». Самое ее большое непокорство – это был отъезд в Крым. Но он был не против, ибо это его устраивало. Он отлично жил без нее, а ей в Москве жить было негде, из-за ее конфликта с соседями, по его словам. Отношения с соседями тоже были ему дороже.
Я не вижу у него сильных карт. Тем не менее, приехав в мое отсутствие, он мог бы ее сломать жестоким прессингом. Но теперь я ее защищу.


***

Как же, блин! – было просто покинуть:
Здесь всего-то один поворот…
В тридесятое царство к ундинам
Не летает назад самолет.

Так чудесны и елки, и небо,
В кухне «Эхо» бормочет про власть...
Всех несносней – звенящее лето,
Всех прочнее – мобильная связь!

Мне бы уткой какой обернуться,
Рыбой-щукой, пернатой стрелой,
Юркой белкой, оленем… Проснуться
В белой комнате с рыжей бедой

На подушке, в доступности взгляда,
Пальцев, всех инструментов любви…
В тридесятое царство к наядам
Не плывут ни фига корабли!..

Три майские стихотворения – тремя трехстопными размерами, причем по порядку: дактиль, амфибрахий, анапест. Кто-то решит, что это нарочно...
...В скайпе она значится, как Grippa, от Агриппины. Это одно из ее личных имен. А еще она была Феклой. И Васей – от поэта Басё, которым тогда увлекалась. Ее даже так мама звала. Я решил, что иметь имя Лена – все равно, что не иметь никакого. Как и Саша. Вот я и дал ей имя. И она вспомнила, как мы с Аллой нарекли ее Пеппи. С этого момента мы ее иначе не называли, а она охотно откликалась.

Мише мало было того, что он все себе испортил в предыдущий период – и потерял Пеппи как возлюбленную. Он пошел дальше – и теперь потерял нас как возможных друзей. Симпатия к нему давно прошла и сменилась каким-то брезгливым удивлением: а что он еще выкинет? Он исходит из ситуации по меньшей мере двухмесячной давности. Да и тогда Пеппи вряд ли позволила бы так с собой обращаться и не бросилась бы собирать вещи по его требованию. Тогда на такое требование она очень удивилась бы и обиделась. Теперь ей смешно. Но отчасти и обидно – все равно: Миша словно и правда вообразил, что она резиновая кукла, и ее мнения и желания можно не принимать в расчет. Где предел его легкомыслия?

Читаю дневник августа 13, когда в моей жизни появилась Пеппи. Все время про одиночество, Мангусту, Лесбию, ОК, про то, что мне нужна встряска и лучше – сердечная. Как я хочу сблизиться с кем-то... И тут появилась Пеппи! Словно какой-то инстанцией было услышано мое желание. И через полтора года она стала моей возлюбленной...
За все знакомство с Пеппи – и до романа и после – она не сделала ни одной большой ошибки, которая могла бы меня насторожить. Я слышал ее признания, типа: я не люблю людей или – я ленивая... Но это противоречило тому, что я наблюдал. К тому же самокритика приветствуется, еще и звучащая как спокойная констатация факта.

После зарядки позвонил Пеппи и услышал только «Ох!» – и связь прервалась. Я решил, что она сбросила звонок, чтобы перезвонить со своего бесплатного, как обычно. Но она не перезвонила. Я долго ждал, стал нервничать, начал писать смс: что случилось, по-английски? И тут ее звонок: она была в «Добрострое», и там была плохая связь. А мне даже поплохело. А потом отлегло. Это ведь что-то значит?..
К приезду Лёни я пропылесосил и помыл все полы на 1 этаже, отмыл раковину, мойку и все столы. Он беспрерывно работает – и у него в кошельке всего 120 р., большую часть которых он потратил на билет сюда. Заказчик-армянин, которому он делает ремонт, занятый организацией свадьбы дочери и купивший шкаф за 650 тысяч, – не нашел для него обещанных денег. Как всегда...
Он был в храме на архиерейской службе, после нее выпил с кем-то из прихожан молодого вина – и оно цепануло, к тому же на голодный желудок. И я тут же стал метать на стол суп, рис, салат... От водки он тоже не отказался, зато не курит, в том числе траву.
Я рассказал про жизнь в Крыму.
– Если Украина нападет на Крым, я, несмотря на весь свой пацифизм и старую хипповость, возьму оружие и пойду воевать, – заявил он.
– Не волнуйся – там без тебя есть кому воевать! – заверил я его.
Я описал мою ситуацию с Пеппи. Он рад за меня, сам уже забил на надежду найти женщину, и это его угнетает. Он страдает от похоти и даже не может причащаться (как-то так...) Он предложил поговорить с Мишей, типа, он скажет ему два слова, и тот навсегда исчезнет. Он знает таких персонажей. Но я отверг подобный вариант.
Он рассказал про свои неудачи с женщинами, в том числе про последнюю неудачу с женщиной из Архангельска. Они, женщины, слишком материальны, им важен социальный статус мужчины. Я спросил: есть ли у нее дети? Да.
– Это все объясняет: женщина с появлением детей становится очень «материальной». Без детей она может быть очень легка и совсем не думать о материальных вещах.
Конечно, я взял за образец Пеппи.
После еды пошли в беседку, с кампари, новой водкой и соком. Он переживает из-за разрыва с Машей Бел: мол, какая она была хорошая, лучшая его женщина, преданная и т.д. И он сам виноват. Хотя он даже покупал ей лучшую траву по своим старым каналам. Он, типа, все упростил, оскорбил ее. А она не приняла его православия, она аристократка и хотела общаться лишь с себе подобными. Уже два с лишним года они в разлуке, а он не может забыть. У нее тоже все не просто, например, отношения с дочерью. Дочь даже не знает, кто ее отец, Маша скрывает. А отец, оказывается, весьма примечательная личность: молодой, отсидевший бандит. Они познакомились в начале 90-х. Его использовали для разруливания ситуаций с другими бандитами. Он умел как-то примирять банды, находил нужные слова. Поехал в Питер к двум своим компаньонам – и пропал. Потом она узнала, что его застрелили. Застрелил один из компаньонов – из-за денег. Она готова была заказать убийцу, но пожалела: у того жена, дети... Лёня просил никому не говорить.
Он про то, как все по-разному видят ситуацию, на примере Миши. И я неосторожно вспомнил, как Холодильник видел ситуацию с Лёней. И Лёня опять, экспрессивно, стал объяснять, как было! Это его задевает.
– Если б я сдал Холодильника, Холодильник бы сидел! Это самый простой довод, что я его не сдал.
Он просто явился к нему со стукачем, как выяснилось потом, и, узнав про стукача, сразу предупредил по телефону. К Холодильнику, снимавшему тогда на Соколе флэт на пару с Юрой Балашовым, пришли с обыском, но ничего не нашли.
Он вообще никого не сдал – и поехал на 7 лет в «красную зону», а иначе ходил бы на свободе. Собственно, его и взяли ради этого: чтобы он сдал все свои концы. А концы были: например некий Сеня, который торговал коксом и соблазнял заняться этим Лёню. В шестикомнатной квартире Сени хранилось 300 кг кокса! Головку кокса размером с кулак он дал Лёне, но Лёня на следующий день вернул: нет, не надо! С ним он занимался и торговлей травой. Они даже нейтрализовывали конкурентов, как в голливудских фильмах. Например, Сеня заваливался к нему и говорил: такой-то начал торговать в нашем районе. Мы должны контролировать поляну, поэтому от него надо отделаться. И Лёня пришел с ним на стрелку и купил у него весь продукт, 30 кг. И предложил больше этим не заниматься. Последнее предложение, от которого нельзя отказаться. Но тот отказался. И Сеня вломил ему: 6 или 9 швов на голове.
– А если б он предложил замочить?
– Нет, на это я бы не пошел...
Этот Сеня был вообще отмороженный бандит, гонял по Москве и области на 180 с фальшивой ксивой ФСБ. Однажды за ними погнались, менты даже расстелили на дороге дорожку с шипами – и так их остановили. А в машине оружие, полно наркотиков. Сеня выскочил и давай орать, что он на задании и тыкать ксивой. Менты на Лёню: а это кто? «Это мой свидетель!» У Лёни потребовали паспорт, и Лёня, зажимая траву в кулак, дал его. Это был наглый театр, но прокатило. В другой раз Лёня вызвал его разбираться с бригадиром рабочих, захотевших больше денег. «Давай свою крышу!» – кричал бригадир. Примчался Сеня с другом и автоматом, сразу вломил бригадиру... Лёня и друг стали просить не убивать его, а Сеня грозился выкинуть бригадира с 13 этажа – очень убедительно. Бригадир сразу понял свою ошибку...
После лёниной отсидки благодарный Сеня тут же появился вновь, предложил денег и продукт. Деньги Лёня взял, а от продукта отказался.
Я несколько в шоке: зачем Лёня дружил с такими людьми? Из-за травы? Но даже на ней, несмотря на весь риск, его доходы были очень скромны. Я пожалел, что не знал этих фактов, когда писал «Остров Никогда» – они отлично дополнили бы картину. Тем не менее, я многое угадал. Вообще, его жизнь напоминает фильм «Кокаин» с Джонни Деппом.
Позвонила Пеппи: она приехала из «Добростроя» на такси с пятью сумками. Наводила в доме тетушки порядок, даже красила. Повесила гамак – и теперь качалась в нем. Мы долго говорили, хотя мне было неудобно перед Лёней. Но я не мог сказать ей, мол, сейчас занят: еще обижу. Она же знала, что я беседую с Лёней, но ей тоже хотелось выговориться. Она там совсем одна, девочка, которая делает мужскую работу. И переживает, как воспримут ее работу ее родственники? Все ли она сделала, что могла?
Вернулись с Лёней в дом, стали пить чай. Лёня захотел увидеть, как выглядит Пеппи? И я показал ему на компе. Тут и Пеппи снова позвонила, и я говорил одновременно с ней и с Лёней. Лёне она понравилась, и он снова поздравил меня и пожелал успеха. И снова выразил готовность поговорить с Мишей. Но я сам все разрулю, я не мальчик, еще не было случая, чтобы я не решил свою проблему.
Лёня спросил: жив ли Лёша Борисов? Он не видел его два года – и тогда он произвел на него ужасное впечатление. Как человек так изменился?
– Кокс, алкоголь, деньги, бабы... – сказал я. – Постоянная ложь, как часть работы адвоката. От наркотиков он просто был уже ненормальным. Я помню, как он бредил у меня в Крыму – как за ним следят, в том числе с помощью его компьютера. Возможно, смерть Вахтанга тоже на него повлияла...
Лёня помнит это: Вахтанг с ним работал – шофером. А потом Вахтанг, на тот момент уже Лёшин помощник по адвокатской (и любой другой) практике, раздобыл компромат на какого-то человека из Питера – чтобы развести того на большие деньги. Лёша прибыл в Питер, с кейсом и ноутбуком, где, видимо, и был компромат, где его сразу приняли менты. Но кейс и ноут каким-то образом оказался у Вахтанга. Вахтанг позвонил Лёше: мол, у него стрелка с заинтересованным человеком. А потом его нашли задушенным.
– В телефонной будке, – вспомнил я. – Без ноута...
У меня несколько иная информация от Лёши: в Питере был судебный процесс, на котором Лёша выступал адвокатом обвиняемого, и на Лёшу и Вахтанга наехали люди со стороны обвинения, на которых имелся компромат. И Вахтанга, значит, убили, ножом, в телефонной будке...
Тут Лёне позвонил какой-то человек, и Лёня долго говорил с ним о бригаде строительных альпинистов, потом о просто бригаде, которая ждет работы. А у Лёни все концы есть, все у него схвачено! Я показал на время: электричка! Мы пошли вместе на станцию. Я пообещал ему дать 100 рублей на дорогу. По дороге он сказал, что у него есть заказ на мытье окон Английского посольства. И что у него есть фирма, через которую можно обналичивать деньги.
– Но как же тогда ты приезжаешь даже без 120 рублей?! – изумился я.
– В следующий раз я приеду на «Нексии», которую мне просто надо оформить на себя.
Да, он опять собирается водить, и есть бесплатная машина компаньона. А еще ему поступило предложение заниматься ремонтом бытовой техники. Сперва он пойдет в ученики, а потом будет зашибать большие деньги... И я вспомнил, как на Фиолент на микроавтобусе приехал мастер по ремонту стиральных машин (со своей герлой) – и взял за ремонт две тысячи. Пеппи тогда сказала, что в следующий раз выйдет замуж за мастера по ремонту стиралок. А мастер за ремонт стиралки на Константинова взял больше 5 тысяч. Так что шанс есть, главное, чтобы ему хватило терпения...
Еле успели на электричку: она уже подходила, и билет некогда было покупать. Лёня просто перелез через турникеты под возмущенные крики контроллеров, хотя я пообещал им, что заплачу за него. Они: зачем нам ваши деньги? Но я все же оставил их им на столе: «Делайте с ними, что хотите»...
Дома снова позвонила Пеппи, и мы говорили 80 минут! Миша не объявлялся, но она все равно на нервах – теперь из-за родственников: переживает, как они отнесутся ко всей ее работе? Смогу ли я сделать двухуровневую кровать? Я пообещал сделать все, пусть она не переживает. И вообще, она выполнила все, что могла, остальным родственники могут заняться сами. Завтра она будет ночевать на «своей» даче, что-то еще сделает, купит продуктов, закинет их в мультиварку, чтобы к их приезду была еда. И поедет встречать их в Симфер. И останется ночевать с ними, чтобы проконсультировать, как тут что и где. Я предложил сходить с ними в Омегу и в город...
Говорил с ней о завтрашней (уже сегодняшней) встрече с Мишей на Поляне. Конечно, я попытаюсь что-то ему объяснить, если разговор вообще состоится. Но в любом случае, это не будет иметь большого значения, потому что через день его вновь перемкнет – и он будет повторять бред про предательство и пр.
...Мне не верится, что мы скоро увидимся. Она сказала, что через два с половиной дня на этой подушке будет лежать моя голова, а на этой – ее... Милая девочка! У нас все очень по-настоящему и сердечно. Оба в большом нетерпении. Хотя ей кажется, что дни стремительно бегут, а мне – что вообще застыли. Об этом и последний стих. Но эта ужасная разлука была по-своему необходима: и ради этих стихов, и ради повышения ценности возникшей связи. Возникшей спонтанно, неожиданно – и нам надо было успокоиться и понять, что все это не помутнение рассудка. И, осознав это, начать тосковать. Так у отношений возникает скелет. Будущее определяется тем, как мы держались в этой истории, преодолевая сопротивление обстоятельств.
Много для себя пил, выкурил аж три сигареты! Тем не менее, посмотрел ЖЖ и чуть-чуть ФБ.
...Это будет особое 1 июня. Последнее серьезное задание перед отлетом. Пеппи боится, что Миша все же прилетит. Я сомневаюсь, но даже если прилетит – я не дам ему ничего нам испортить, я это обещаю. И она рада, что есть тот, кто готов решить все проблемы...
Другой человек – это всегда проблемы. Долгое время всеми этими проблемами был Ваня... Потом появились проблемы с некоторыми барышнями, хотя я отказывался принимать их близко к сердцу, словно чувствуя, что время еще не пришло. Я ждал Пеппи много лет, и, когда дождался, от проблем мне уже не отвертеться. Но у меня хватает мотивации с ними бороться.

Полагаю, что многие мужчины заводят детей не потому, что любят и хотят их, а чтобы привязать к себе женщину, затруднить ей уход, лишить ее легкости. Конечно, часто она и сама «хочет» детей: у нее инстинкт, детские игры в куклы, плюс внушение матушек-тетушек, что так положено, – а у мужчины голый прагматизм: да, станет сложнее, отношения обрастут проблемами, зато женщина будет дополнительно привязана и не так привлекательна для других: не все хотят иметь женщину с детьми.
Я теперь точно не хочу. Как прекрасна свободная женщина! И как я был несчастен, что не знал таких! В моей жизни это едва ли не первый опыт...
Страх женщины, страх другого человека вообще – это страх засады. Стивен в Il Patio говорил мне про опасность иллюзий, связанных с любовным увлечением. Поэтому самое спокойное – быть одному. Но я поймал его на подобных же иллюзиях, связанных с Конкордом. И, главное, оба безумно устали от одиночества!
Может, эта история ненадолго, но разве я жалею о романе с Мангустой? Ничуть, наоборот! Там тоже были некие иллюзии, но они помогли прожить трудный период и продлить отношения практически на год. И сохранить интерес к ней еще на три – когда и иллюзии-то, кажется, все уже разоблачены. Иллюзии отпали, зато обнаружилось что-то другое, едва ли не лучшее...

***

У хиппи существует, как известно, всего две обязанности: в какой-то период жизни носить хаер (длинные волосы) и железно приходить на Поляну 1 июня. Очень удобно, не правда ли?
...У меня было здесь несколько дел: ванина курсовая, текущая вода на Константинова, стрижка травы и подвод воды в Жаворонках. И – встреча с Мишей. И я ехал на поляну, чтобы выполнить это последнее дело. Это была моя главная, не очень приятная цель.
Он, кстати, позвонил вчера днем сам, спросил: буду ли я на Поляне, и попросил привезти письма Пеппи. Помнит!
Оделся по-праздничному: желтые велветы и рубашка с цветами, сшитая мной в 84 (или 83?). Предусмотрительно взял пиджачок. Решил, что проведу там два часа, отдам письма, поговорю с Мишей – и уйду. Чего мне там делать?
На Зеленой ветке в вагон вошел Мотылек с женой и маленьким ребенком, и я стал больше ориентироваться по ним, чем по объявлениям станций, уткнувшись в Фукидида. И проехал «Царицыно». Вышел вместе с ними на «Орехово» – и первый раз пошел не так, как ходил на Поляну всегда. Но это тоже любопытно. Солнечный, сравнительно теплый день.
Я был на Поляне без четверти 5. Народу хватает, но меньше, чем обычно.
Я сделал круг и увидел идущего с инструментом Мишу. Подошел к нему – когда он уже расставил инструменты. Даже пластыря нет на «отрезанном пальце». Он неожиданно обрадовался, обнял, даже стал гладить по голове, что уже было излишне. Я передал ему письма.
Он очень мне рад, его сильно колбасило, он даже сказал Пеппи, что прилетит. Но сейчас его отпустило, и он не полетит, если она не хочет. Спросил, что делать с ее вещами? Он не хочет относить их на фри-маркет. Мы договорились поговорить потом, потому что сейчас ему надо заниматься своим оборудованием.
Я сделал еще круг и встретил Лену Торопову. Она ищет и, как и я, не находит знакомых. Она только из Жаворонок и поедет туда в 7-ом. Так что может взять меня на борт. Не подумавши сказал, что это время мне подходит. Вскоре все же увидел знакомых: босоногого Фули с синим шариком и Алису Черную. Встретил Илюшу Ермакова. Он тоже заметил уменьшение людей.
– Будний день, хиппи на работе, – «объяснил» я.
Полузнакомая герла стала звать нас сниматься в фильме эстонских документалистов про хиппи, но мы отказались.
Он предложил отойти в сторону, подальше от сосны, на солнце, и устроить стоянку, чтобы можно было кинуть вещи и гулять без них.
– Ты один? – спросил я.
Да, его цивильная жена сюда не ходит. Оказывается, он имел в виду всю ту же немку.
Очень быстро к нам подошла девушка Юля, тусовавшаяся когда-то с Русланом-индейцем. Она тоже спросила Илюшу про жену.
– Еще не выгнала, – философически ответил он.
Три года он не писал картин, со смерти какого-то друга, пил портвейн. Теперь опять начал писать. А жена ездит по миру. Она же дипломат.
– Как же она нашла такое счастье, как ты? – спросил я.
– Случайно подобрала...
С Юлей они заговорили о Максе Казанском, острове Свияжск, на котором он живет и пишет иконы, как там хорошо... Появилась Эйса, ее муж и дочь, с чипсами и пивом. Все примостились к нам. Скоро к нам присоединились Настя с Егором. Поговорили об ее будущей поездке во Францию, часть денег на которую дал ее отец. Она уже в курсе изменений в моей жизни.
– Откуда?
– Фото и стихи.
– Неужели?
На самом деле – П. рассказал.
Наша стоянка разрастается: подошла Алиса, с которой мы заговорили о Крыме. Они с Володей едут туда пятого на машине, сперва в Новый Свет, потом на Айя. Может ли Володя оставить машину у моего дома?
Тут на велосипеде подъехал Лёня с дочкой Аней. Она очень неплохо выглядит, не такой гадкий утенок, как раньше. Он рассказал, как менты не хотели пускать его в парк с велосипедом. Он сложил его и прошел. Мы договорились о времени, когда они завтра ко мне приедут. Алиса вспомнила, что жила в его доме на Фиоленте – и они завели оживленный разговор. Он уже прогулялся вокруг поляны, видел кучу знакомых лиц, но не помнит, как зовут. Одна из его целей, возможно, была встретить Машу Бел, которая приходит на все 1 июня, но ее он не встретил. Я тоже (по счастью: мы с ней в ссоре). Встретил множество других, ибо пипл все валил и валил. Появился и П., с бывшим мужем Офелии, теперь православным попом. Миша гремит на всю поляну, заглушая даже православную группу Никодима. Я подошел к Мише ближе и с удивлением увидел, что с ним играет Костарев! Ну, это успех! И я рад за него...
Ходил не очень много, в основном сидел и общался с подходящими. К тому же оба аккумулятора автопарата почти сразу вырубились (так хорошо я подготовился) – и отпал соблазн ходить и снимать прикольных людей. Ваня Шизофреник познакомил с Ирой, очень хиппово одетой герлой, даже с инкрустированными зубами, которая в ЖЖ ВолкТеодор. Она, как и многие тут, читает мои посты и восхищается ими. Ваня заставил нас сниматься вместе и изображать страсть...
Ко мне подошел полный дядечка, Байконур, что ли, в майке с желтой подводной лодкой, и заявил, что он с кем-то перекрестил меня в Оптимиста – и стал спрашивать, где найти бумажный вариант «Человека на дороге»?
– Нигде...
Самые долгие беседы начались, когда я уже хотел уходить, например, с Сергеем Проценко. Он пожаловался, что в ФБ его забанила моя бывшая жена.
– Подумаешь! Она забанила даже меня!
– Да, она проклинает тебя! – воскликнул он.
– С чего ты взял?
– Она сама мне сказала!
Спросил, не иду ли я на выставку Д., моего пасынка, где-то на Яузе? Но я с ним давно не общаюсь.
Тут же столкнулся с Галей Голдой. Она в курсе, что я был в Крыму.
– Ты специально прилетел? Ради 1 июня?
– Ну, я не такой фанатик! – и мы начали опять про Крым.
Она хочет ехать в Крым, но не знает: лететь ли ей или ехать на машине? На пароме, мол, очередь теперь не больше 2 часов. А в Ростове у нее есть друзья из группы «Пекин роу-роу», знаю ли я такую? Еще бы: мне Аллочка все уши ей прожужжала, я даже клип ее видел... Еще ее интересует: знаю ли я маршруты по Крыму? Пообещал рассказать, если она доедет.
Все же меня схватили эстонские документалисты. Красивая юная барышня Терье Тоомисту сунула под нос микрофон и спросила: что для меня 1 июня, почему я сюда прихожу? Как отношусь к пацифизму, важно ли это сейчас в России? Сказал, что это важно везде, в том числе в Америке, которой тоже не помешало бы немного больше пацифизма.
Она спросила про отношение к политике России. А я, в общем, разделяю ее, пусть это неприятно слышать людям из Эстонии.
– Вы думаете, в России будет все хорошо?
– Да, думаю.
Она назвала меня оптимистом – и я усмехнулся. Она попросила написать ей в блокноте мое хипповое имя – и я обратил ее внимание на забавное «совпадение». Она воскликнула, что много слышала обо мне от Иры Гордеевой (которая, кстати, тоже была на Поляне). Мы обнялись и поцеловались. Очень симпатичная.
Видел и Аллочку, подошедшую довольно поздно. Она спросила: счастлив ли я?
– Все хорошо, – ответил я.
Поговорили о Мише, о моих планах на остальные дни в Москве. Но их не осталось. Она одобрила мой отлет:
– Теперь вам надо быть вместе.
В общем, была ко мне благосклонна.
Видел и Мафи. Он не очень радостный: нет работы, здоровья... Обратил внимание на мой «крымский загар» – и не он первый. Про Крым со мной говорят все.
Лесбии, как и в прошлом году, не было, как и многих тех, кто в пылу агитации за Майдан и холивара из-за Крыма прокляли и растеряли едва не всех старых друзей.
Когда около 9-ти мы пошли с П. домой, нам попался Саша Куприн, к которому подошла Галя Голда – и они стали хвалить мои тексты в Сети. Саша рассказал, что видел меня по ящику на Культуре в фильме о Пастернаке. Странно, что Олеся Фокина не предупредила меня. Впрочем, по его словам, я не говорил там ни слова. Он хочет включить этот фильм в свой фестиваль! Вспомнил, как был у меня на Фиоленте, но забыл с кем.
– Да с собственным сыном! А потом вы поехали в Николаевку, в какой-то пансионат что ли... И ты забыл свой дневник...
Он ничего не помнит. Сыну уже 21, он живет все там же, на Украине, в 60 км от фронта. Родил ребенка и ждет повестки. Впрочем, его друзья из ДНР уже наладили канал, по которому он может скипнуть.
– Ты был на Донбассе? – спросил я.
Да, он провел там месяц, снимал фильм. Но просит не делиться в сети этой информацией.
К нам подошел Мефодий и стал жаловаться, что потерял планшет, на который снимал Поляну, в том числе – и как я держал на руках Айшу, дочку Полины и Юры Балашова. Он тоже заговорил об Украине: к его матери во Львове тоже пришла повестка идти в армию. А человеку под полтинник.
– Там гребут всех...
Ушли с П. только в 9. Красивые закатные облака. Две восточные девушки у выхода из Царицыно захотели с нами сфотографироваться. П. поблагодарил за приглашение в Крым, он бы с удовольствием, но не знает: получится ли и когда? – из-за мамы.
На «Беговой» позвонил Пеппи и рассказал в двух словах, как прошло с Мишей. Успокоил. Двадцать минут читал Фукидида, а потом мощно засыпал в электричке.
Накормил собак, поставил еду себе и еще раз связался с Пеппи. Она у «себя» дома, сделала все, что могла для завтрашней «приемки». Назвала Мишу скотиной – за вранье про палец. А она так перепугалась! Зачем он это сделал? Рада, что он выступал с Костаревым: это должно поддержать его. Снова удивляется, как мало она говорила с Мишей по телефону – за тот год, пока они не жили вместе, она в Питере, он в Москве. То есть вообще не говорили – иногда общались в Сети. И ей казалось это нормальным. Соскучится – садилась в поезд и приезжала. А у нас обязательный созвон по меньшей мере раз в день. И как хорошо, что я прилетаю 3-го, а не 14-го: кажется, она просто не выдержала бы! Я это понимаю, хотя что такое 11 дней, казалось бы? Или месяц? Но тут и 21 день (она высчитала на пальцах) кажутся невозможно длинными...
Я сел есть – под авангардный французский фильм «Гипотеза пропавшей картины», случайно найденный в Сети. И тут позвонил Миша. И мы говорили 40 минут, связь несколько раз прерывалась.
Он все же сумасшедший! Он выпимши – и возбужденный после Поляны. Я предположил, что выступление с Костаревым должно было его вдохновить. Так и есть, Костарев даже похвалил его: мол, не ожидал, что он так хорошо играет... Повторил, что рад был видеть меня, что он любил меня чуть ли не больше, чем Пеппи, но ничего неприличного, целовать бы – наверное (!) – не стал бы... Ее он простил почти сразу, а меня очень долго не мог простить. Его очень колбасило, он написал ей смс о своем приезде, но она попросила, чтобы он не приезжал. И он подчинился. Он в эйфории и даже хочет приехать в Жаворонки и записать что-то на этой волне – на тему теперешней истории. Он приехал бы даже сейчас, но выпил.
– Тогда завтра.
Но я отказался от этой затеи. Только теперь он и узнал, что я уезжаю послезавтра утром – и он во многом виновник этого...
Он сказал, что его поддерживали много людей, что две или три девушки ставили за него свечи в костеле и православном храме, больше всех поддерживала Терри, хотя он понял, что, скорее всего, по просьбе Пеппи...
Он пожелал мне счастья, сказал, что готов был сделать мне техосмотр – чтобы мы с Пеппи могли спокойно ездить по Крыму. Сообщил, что она любит маленькие подарки и знаки внимания. Способен ли я быть внимательным к ней? Мол, я могу вдохновлять, но вот способен ли я быть внимательным? Я не стал отвечать.
Он тоже может вдохновлять женщин, например, после одного урока гитары, которые он дает, – они уже готовы создать рок-группу, но вот быть внимательным у него не очень получается. Самокритично.
Сказал, что из-за смерти отца у нее появился комплекс, и она влюбляется в людей много старше ее (что на деле не так), находя в них замену отца (что отчасти так). И чтобы я был к ней особо внимательным в день смерти отца, когда она очень нервна (это точно так, я помню).
Он еще раз пожелал нам счастья. Я слушал все эти советы «старшего» – и сам решил дать совет: все произошло потому, что жизнь застыла: твоя, Пеппи и моя. Надо было что-то менять. И я советую ему как-то ее обновить. Он согласен.
И тут он решил поделиться «интимными подробностями»:
– Хочешь ли ты их знать? – спросил он.
Но я же не знаю, что это за подробности.
– Это надо, конечно, не по телефону, но ладно, телефон выдержит...
Первая «интимная подробность», что у Пеппи плохие зубы и ей надо их лечить. Вторая... Он стирал белье (она же была у него как у Христа за пазухой, хоть и не всегда!) – и обратил внимание на выделения на ее трусах. Плюс запах. Он считает, что у нее гинекологические проблемы, вагинальный герпес и что-то еще, он не вспомнил, но она не лечится, а он просил, чтобы в Ижевске она пошла к врачу. Но ей наплевать на свое здоровье. Если мы хотим завести бейбика – надо это вылечить (я чуть не поперхнулся). Причем мне тоже придется лечиться, если мы занимаемся сексом без резинки...
Милая информация! Он знал, куда ткнуть на прощание, хотя думаю, что он делал это отчасти и по дружбе. Правда ли это? Он сказал, что Пеппи была неразборчива в сексе, и заниматься сексом для нее было что-то вроде поцелуя. Что-то подобное она мне рассказывала, хотя все же картина была иной. Впрочем, слово «неразборчива» он не употребил. Но холодной водой он меня окатил...

Утром во время зарядки снова потянул спину – как в Крыму. И опять накануне отъезда! Съел ибупрофена, намазался долгитом. И пошел гулять с собаками, выполняя долг. Все же последнее гуляние... Ганс тянул и рвался, и каждый его рывок отдавался в спине. Дома я вколол себе диклофенака и «цианокобаламина», то есть витамин Б-12. И сорок минут делал себе электромассаж. После чего поехал выбрасывать мусор и в магаз. Заодно заплатил за интернет.
Стало чуть легче. Но как не вовремя! Почему? Что не так? Или просто тяжелые мысли о Пеппи? Плюс мысли о скором отъезде?.. Все от мыслей и нервов. Или – вчерашнее сидение на траве, пусть и на пиджачке в качестве подстилки?
Как завтра я потащу рюкзак?
Днем позвонила Пеппи – из Симферопольского аэропорта, где она встречает родственников. Она в восторге от новых зданий, которых не было еще 4 месяца назад.
– Я хотела тебе это сказать! Как не у нас. У этой страны есть будущее!..
Правда рейс не был объявлен на табло.
– Это как у нас... – смеется она.
Я не стал ее грузить ни вчерашним разговором с Мишей, ни моей спиной. Решили поговорить вечером.
...Неприятность пришла оттуда, откуда не ждали. Едва я начал готовить обед для себя и еду для едущих ко мне Лёни и Ани – позвонила Пеппи в слезах: приехавшая тетка устроила ей выволочку – из-за неубранной пыли в шкафу. А потом уже из-за всего: плохого неподготовленного дома, места, далекого от моря, сада, который не похож на тот, что на фото, слишком большой цены за этот дом и пр. Пеппи психанула и убежала в истерике. Я стал ее утешать, одной рукой продолжая готовить. И рассказал про свою спину: мол, плохо не ей одной...
Через некоторое время она позвонила опять: она вернулась, попыталась примириться с теткой – но ничего не вышло. К тому же мультиварка выдала ошибку. Завтра она принесет тетке свою. Получила и за то, что не ест мяса. Встал вопрос о расторжении сделки и продаже дома... Что ж, можно и продать. Но я думаю, что тетка просто устала с дороги. Когда придет в себя – все изменится.
– Склонна ли она к таким реакциям?
Оказывается – да. Тогда было рискованно затевать с ней подобные дела. Пеппи поклялась никогда больше ни для кого ничего не покупать! К тому же ее обвинили, что она перебралась в мой дом, а этот забросила. Тем не  менее, она провела в него свет, купила холодильник, мультиварку, электрочайник и пр., раскрасила дверь и потолок, заботилась о саде и что-то даже сажала. Наверное, она могла бы сделать и больше, но тут произошли незапланированные события. Зато я обещаю ей со своей стороны всякую помощь.
Она ушла ночевать ко мне – и позвонила уже по скайпу. Мы как раз кончили обедать, причем Аня съела лишь чуть-чуть салата. Разговор шел при Лёне, так что он мог видеть и ее, и ее рисунки, которые она делала тут же.
Она несколько раз говорила с мамой, с сестрой – и чуть-чуть успокоилась. Завтра она принесет тетке и Коле свою мультиварку с готовой кашей – и мой «ветерок», ибо им холодно.
Лёне она снова понравилась.
...Утром пришло письмо от Мангусты – про ее жизнь с Лендлордом, откровенное, как у нас принято. Очень хочет знать, что происходит у меня? Наши истории до известной степени симметричны, хотя в моей сейчас больше драматизма и меньше определенности. Стал писать ответ, одновременно делая альбом для ФБ и ЖЖ о 1 июня. Ну, и собираюсь заодно.
Уложил ребят, все отправил-вывесил... Лег в третьем, чтобы встать в шесть.

Проснулся даже раньше шести. Вообще часто просыпался, даже не из-за спины, а от общей нервозности. Хотя спина не фонтан, но бывало хуже. Намазался, съел кашу, попрощался с собаками, которые не знают, как долго не увидят меня...
В электричке и аэроэкспрессе думал о том, что все еще под впечатлением информации Миши. И никакого сексуального желания нет как нет. У меня будут извиняющие обстоятельства: спина и усталость от дороги. Другой момент: как заговорить с ней об этом? А заговорить придется. Как она отреагирует? Ясно, что это надо делать не в день приезда, чтобы все не испортить. Это совсем ее добьет: она же так рассчитывает на меня... Вчера она позвонила в первом часу ночи только чтобы сказать, что забыла сказать, что очень меня любит и очень ждет. А я так холоден, ужас! Миша знал, как отомстить.
Влияет на мое настроение и спина и плохой сон. И вообще напряженность этих трех недель. Вдруг я подумал, что смысл союза с Пеппи глубже, чем просто секс, общение, общество... Важна еще помощь в ситуации болезни, как теперь. Прошло время, когда я рассматривал болезнь как что-то несерьезное. И уже несколько лет я думаю об уязвимости своего одиночества, себя в этом одиночестве.
И все встало на место. Та мысль, что Пеппи надежна и на нее можно рассчитывать в беде – оказалась необходимым противоядием против мишиной информации...
Конечно, всякие отношения с людьми, тем более близкие и «интимные» – это новые проблемы. Не хочу – могу жить, как жил все эти 6 лет, причем из этих 6-ти лет надо вычесть некоторые периоды. А так – возвышенное анахаретство.
И теперь я хочу попробовать другое: роман с молодой, бездетной женщиной, умной, веселой, душевно щедрой, творческой и т.д. Что получится – то получится. Если сейчас не получится – то когда?
В Домодедово я был за два часа до вылета – и скоро узнал, что вылет задерживается. Созвонился с Пеппи: она едет к тетке с мультиваркой, кашей и обогревателем. Перезвонила, когда я уже сидел в самолете: определенное примирение произошло, но ехать на море тетка не хочет, у нее разболелась голова, лежит в доме. Получила и еще один выговор – что в доме нет тазов. Пообещала, что «мы» завра купим и привезем на машине.
...Чувствую, что дом тетушки будем моим вторым полем деятельности. Если, конечно, тетушка завтра же не уедет, и дом не придется выставлять на продажу.

<2015-21>