Дело Пушкина15. Ход дела. Пять невест
Между тем, если проследить динамику увлечений поэта, прорисовывается некоторая схема, весьма логично приводящая к женитьбе – и к гибели. Эту цепочку событий питают случайности, громадное влияние имеют посторонние факторы, как некий вектор, направляя именно по этому пути, но сами события вытекают одно из другого – чтобы привести к финалу – трагичному.
8 сентября 1826 года Пушкин приехал из Михайловского в Москву, где состоялась его аудиенция у государя, и тем же сентябрем он познакомился с прелестной однофамилицей Софьей Пушкиной. Спустя две недели он готов жениться, но, увы — отказ. Засидевшись в сельской глуши, молодой поэт жадно хватается за впечатления, зреет в его голове соблазнительный план… не подумывал ли он еще в деревне, лежа бок о бок с «черноокой белянкой» Калашниковой, как хорошо было бы, если б рядом – барышня, дозволенная общественными устоями?.. Хлопоты и расстройства незаконной любви, необходимость прятать последствия, рвущая сердце жалость к бастарду, к женщине – всего этого было чересчур много для Пушкина с его душой, по-поэтски лишенной кожи.
Однако общее убеждение, что ему категорически отказывали невесты, несколько не соответствует истине.
Надо сказать, что представление о том, будто Пушкин был совершенно безнадежной партией, сильно преувеличено. Он не был богат - как, впрочем, многие из российских дворян, - но обласканный царем, в зените славы, пользовался огромной популярностью и зарабатывал, как мы видели, достаточно, чтобы без великосветских изысков, но содержать семейство, да и родители нищими не были. В то время стоило ему появиться в гостиных, и к нему слетались:
«Дамы разоделись и рассчитывали привлечь внимание Пушкина, так что, когда он вошёл, все дамы устремились к нему и окружили его. Каждой хотелось, чтобы он сказал ей хоть слово...» - А.Г. Хомутова.
Как рассказывала в своем дневнике Оленина:
«Он только что вернулся из шестилетней ссылки. Все — мужчины и женщины — старались оказывать ему внимание, которое всегда питают к гению. Одни делали это ради моды, другие — чтобы иметь прелестные стихи и приобрести благодаря этому репутацию, иные, наконец, вследствие истинного почтения к гению, но большинство — потому, что он был в милости у государя Николая Павловича, который был его цензором».
Влюбленность Пушкина в Пушкину была молниеносной, и буквально сбила девушку с ног. Он видел ее всего три раза, и, как часто с ним бывало в серьезных случаях, оробел: девушка была высока, стройна, с «прекрасным греческим профилем». Единственный имеющийся портрет не передает красоты, так поразившей Пушкина; впрочем, барышня выделялась еще одним качеством: по отзывам современников, она отличалась умом и была «милая девушка». Сочетание женской прелести и женской же милоты сражало поэта намертво; он действовал по-гусарски, наскоком, и упросил зятя Сонечки, В.П. Зубкова, быть ходатаем. Он так увлекся, что после почувствовал себя неловко и стушевался: «Скажи ей, что я разумнее, чем кажусь с виду...» Барышня растерялась от неожиданной чести и с ходу отказала претенденту на руку, но затем решила присмотреться. «Возвращайтесь к первому декабря», - ласково сказала она, когда Пушкину понадобилось уехать в деревню.
Увы, к первому он не поспел, ямщики опрокинули экипаж, и сильно помятый Пушкин засел зализывать раны в псковской гостинице. Он играл и бесился, писал письма Зубкову, умоляя женить его на красавице; скороспелое сватовство поэта подстегнуло давнего конкурента; некто Панин, ухажер Сонечки, два года лениво волочившийся за «милой девушкой», воспрял и, опасаясь соперника, сделал-таки предложение. Умная Софочка, выбрав между благоразумием и неистовством, предложение приняла и канула в Лету, ибо Пушкин, уезжавший в деревню «со смертью в душе», по возвращению в Москву о Софье Федоровне и не вспомнил.
Есть одно сомнение… Письмо Зубкову из псковского трактира как две капли воды напоминает знаменитый предсвадебный отрывок поэта: а вдруг он сделает девицу несчастной? а следует ли ему «связать судьбу столь нежного, столь прекрасного существа с судьбою до такой степени печальною, с характером до такой степени несчастным?..» – отрывок, полный рефлексии в духе Подколесина. Тысячи сомнений; как справедливо заметил Ходасевич, им вторят рассуждения арапа Петра Великого в наброске к роману, который был написан в 1827 году, а затем мысли эти едва ли не слово в слово повторяются в письме к Н.И. Кривцову, отправленном за восемь дней до женитьбы…
Да так ли жаждал жениться Пушкин?
В деревенской ссылке он отнюдь не сидел взаперти посреди снежной пустыни. Рядом было село Тригорское, полное барышень, смеха, влюбленностей; Пушкин поочередно увлекался то одной, то другой девушкой, Евпраксия – «любви приманчивый фиал» - даже попала в его донжуанский список, в столбец главных увлечений (впрочем, довольно обширный), однако Пушкин и не помышлял о женитьбе.
Но вот послемихайловский период - существует представление, что уж тогда-то, захваченный id;e fixe, он только и делал, что сватался…
Посмотрим.
Следующее его увлечение – Александрой Римской-Корсаковой – случилось в том же 1826 году. Высокая, «с бледным и прекрасным лицом» и черными глазами – вполне в духе Александра Сергеевича, - была она девицей вздорной и с тяжелым характером. Влюбленность Пушкина продолжалась несколько месяцев, это она в седьмой главе «Евгения Онегина» «как величавая луна, средь жен и дев блестит одна», однако ж никаких матримониальных планов поэт не питал, и к девушке не посватался, хотя маменька Корсакова была, вероятно, не прочь сбыть с рук строптивую доченьку, которая не убоялась, например, заявиться ночью на кладбище - на спор, - тем более, что кроме Сашеньки у нее на руках оставалось еще три цветочка, один зрелее другого. Впоследствии, став женой одного из князей Вяземских (уже после свадьбы Пушкина), Сашенька сильно чудила, досаждала мужу, третировала детей и держала горничных девушек в рабском страхе.
В мае 1827-го Корсаковы уехали на Кавказ, в Грузию. Снова луноликая Сашенька и Пушкин повстречались уже в конце 1828 года, когда его увлекли совсем другие чувства… он ходил к ним в дом, как навещал Ушаковых или заглядывал к цыганам, но, невзирая на свое восхищение луноликой красавицей, предложения так и не сделал.
И опять-таки в 1826 году в его жизни появляется вечная невеста Катенька Ушакова, блондинка с косами до колен, девица остроумная, резвая и начитанная; она знала его стихи наизусть еще до их знакомства. Он стал ездить к Ушаковым, и – параллельно – к Корсаковым, выделяя из двух сестер Катеньку, симпатизируя ей, как и луноликой Сашеньке. К его отъезду в мае следующего года в Петербург об их взаимной симпатии уже сплетничали. В доме Ушаковых все напоминало о Пушкине, он ездил к Ушаковым по три раза в день, «на балах, на гуляньях он говорил только с нею, а когда случалось, что в собрании (Ушаковой) нет, то Пушкин сидит целый вечер в углу задумавшись, и ничто уже не в силах развлечь его!»
«…Наш поэт, наш знаменитый Пушкин, намерен вручить ей судьбу жизни своей, ибо уже положил оружие свое у ног ее, т. е. сказать просто, влюблен в нее. Это общая молва», - Е.С. Телепнева.
Он крутится вокруг да около, девушка вполне благосклонна, но, протянув, сколько возможно, он уезжает в Петербург. Барышня растеряна:
«Он уехал в Петербург, может быть, он забудет меня… разлука — самое сильное лекарство от причиненного любовью зла», - печально пишет она брату 26 мая, в день рождения ветреного поэта и добавляет пушкинское словечко: тоска…
Умная Катенька как в воду глядела. Там, в северной столице, откуда он ей жаловался, что у людей вместо сердца – гранит, его опутал целый клубок чувств. Из Петербурга вернулся через полтора года и тут же углядел новую пассию: хорошенькую Гончарову. Тогда он пробыл в Москве очень недолго, смятение и неустроенность носили его из столицы в столицу; Екатерина, вероятно оскорбившись кратковременностью долгожданного визита и сплетнями о романе с барышней Олениной, к которой он то ли сватался, то ли нет, собралась взамуж. Когда слухи о свадьбе «его» Ушаковой с князем Долгоруким в свою очередь дошли до Пушкина, он сорвался в Москву.
- А как же я? – вопросил он несостоявшуюся невесту – то ли весело, то ли с тревогой. – С чем я-то остался?
- С оленьими рогами, - съязвила остроумная девица, навсегда оставшись в анналах истории этой своей без сомнения блистательной фразой.
Неожиданная строптивость обычно на все готовой Катеньки озадачила поэта. Запасной аэродром – так назвали бы ее в наше время – вдруг оказался закрыт, и поэт ринулся действовать. В кратчайшие сроки он собрал сведения о женихе (они все там друг друга знали), выяснив, что паренек водился с компанией Геккерена и едва ли мог составить счастье гетеросексуальной девицы. После разговора с поэтом, выказавшим незаурядную предприимчивость, папенька Ушаков отказал князю, а Пушкин зачастил в дом – как двумя годами ранее. Дым стоял коромыслом: сестры изо всех сил высмеивали злючку Оленину, на пару с Пушкиным рисовали карикатуры, сочиняли ехидные стишки. Через месяц поэт посватался… к Гончаровой. Да что ж такое! – могла бы возопить Катенька…
А он, получив туманный полу-ответ, где ему не дали от ворот поворот, а предлагали, если вдуматься, потерпеть, пока малютка не дорастет до брачного возраста, рванул на Кавказ, одним махом разрубив гордиев узел: облетел по касательной запасной аэродром и избежал женитьбы.
По возвращению новые посиделки у барышень Ушаковых, сестры обхихикивают очередное увлечение Пушкина – чарующую Гончарову, - заставляют написать донжуанский список, и вот он опять несется в Петербург – какой-то бес не дает ему покоя.
Вернулся он в марте 1830 г. - судьбоносном марте. И вновь жмется к верной Катеньке, да так, что в городе снова поползли слухи. Но крутится он и около Гончаровой, Катенька ревнует, карикатуры на Карса (злосчастную Натали) покрывают альбом. Барышни стебутся над его избранницей, а он не возражает, он им подыгрывает; вот они хихикают над большими ступнями красавицы - Натали стоит в нелепых башмаках, в луже слез, рядом приписка:
«Как вы жестоки. Мне в едаких башмаках нельзя ходить, они мне слишком узки, жмут ноги. Мозоли будут», -
и Пушкин морщится, но помалкивает, хотя не раз признавался, что маленькая ножка для него имеет значение едва ли не большее, чем самая совершенная красота. Ах, как старалась Катенька:
«Алексей Давыдов был с нами в собрании и нашел, что Карс должна быть глупенька, он по крайней мере стоял за ее стулом в мазурке более часу и подслушивал ее разговор с кавалером, но только и слышал из ее прелестных уст: да-с и нет-с. Может быть, она много думает или представляет роль невинности».
«Карс все так же красива, как и была, и очень с нами предупредительна, но глазки ее в большом действии, ее А. А. Ушаков прозвал Царство Небесное, но боюсь, чтобы не ошибся, для меня это сущее Чистилище».
Видимо, будущая Пушкина в свою очередь невзлюбила Пушкину несостоявшуюся.
Между тем молва усиленно женит Катеньку и поэта, и Пушкину после пришлось оправдываться: мол, ездил к Ушаковым, чтобы два раза в день проезжать мимо Гончаровых.
Романтика, если не принимать во внимание изощренное состязание в остроумии в адрес героини грез.
Что заставило его сделать предложение именно Гончаровой? Возможно, Катенька перестаралась. А.О. Смирнова-Россет впоследствии вспоминала: «Пушкин мне говорил, что эти барышни говорили такие вещи, что хоть святых вон выноси». Там живет московский дурной тон, - резюмировала Смирнова.
Я вас узнал, о мой оракул!
Не по узорной пестроте
Сих неподписанных каракул,
Но по веселой остроте,
Но по приветствиям лукавым,
Но по насмешливости злой…
«Nec femina, nec puer - ни женщина, ни мальчик», - эта его характеристика Екатерины Ушаковой говорит о многом, в этой формулировке его колебания и его приговор. На мальчике не женятся, с женщиной не приятельствуют.
«Ты знаешь, как я не люблю все, что пахнет московской барышнею, все, что не comme il faut, все, что vulgar», - писал он впоследствии мадонне, у Пушкина к этому времени сложился четкий идеал женственности (как бы ни распинался он по поводу хозяйки и горшка щей), и веселушки Ушаковы, по всей вероятности, являлись для него образцом вульгарной московщины, которую он не желал видеть в своей жене. Натали с ее «милым, простым аристократическим» тоном перемолчала соперницу.
И тот же провинциализм царил и в Тригорском. Два предложения – Пушкиной и Гончаровой, - внезапных, как сердечный порыв, сделал Александр Сергеевич, и в обоих случаях в девушках была отмеченная современниками милая простота.
Все же колебался Пушкин между женщиной и женщиной, женитьбой и побегом от оной, вероятно, до последнего, не желая терять дом и девушку, с которой было тепло и весело. До последнего не верила и Екатерина. За несколько дней до официального обручения она писала брату:
«Скажу тебе про нашего самодержавного поэта, что он влюблен (наверное, притворяется по привычке, - язвит девушка), - без памяти в Гончарову меньшую, здесь говорят, что он и женится, другие даже, что он женат, но он сегодня обедал у нас и, кажется, что не имеет сего благого намерения, но ни за что поручиться нельзя».
Через несколько недель она с горечью подведет итоги своей любви:
«Я глупею, старею и дурнею; что еще годика четыре, и я сделаюсь спелое дополнение старым московским невестам…»
Летом, отправив невесту в деревню, он забежал к Ушаковым… В 1833 году С.Д. Киселев, зять Екатерины, в письме жене упомянул Пушкина, как проговорили они часа два и вспоминали о многом… и подпустил лукавую шпильку: представляю, как вспыхнула при этом имени Катя…
Екатерина Николаевна вышла замуж уже после смерти Пушкина, супружник смертно ее ревновал – до скандалов. Щеголев упоминает, что еще в бытность свою женихом он потребовал от невесты сжечь альбомы с пушкинскими рисунками, а однажды уничтожил его подарок – золотой браслет с яшмой. Перед смертью женщина сожгла письма поэта: «Пусть наша любовь останется между нами…»
Есть легенда, что Екатерина Ушакова отвергла Пушкина, потому что несколько гадателей наворожили ему смерть от жены или белого человека, и блондинка Ушакова пожертвовала личным счастием и расторгла помолвку. Эта красивая история, полная мистики и совершенно отвлеченных фантазий, не имеет под собой оснований, характер отношений поэта и полуженщины-полумальчика не свидетельствуют ни о жертвенности Екатерины, ни о страданиях отвергнутого Пушкина. Все было прозаичнее, сложней и, увы, печальней для русской словесности.
А у нас осталась еще одна невеста – Оленина Анна Алексеевна.
Свидетельство о публикации №225050601125