День радио
В 1925 г. А. А. Петровский предложил 7 мая считать профессиональным праздником радистов. В 1935 в СССР постановили категорически на казённом уровне: лично Александр Степанович Попов изобрёл радио, а прославленный Маркони лишь внедрил, не более того. Затем в 1945 г. Совнарком установил праздник официально. Наконец, в 1980 г. Президиум Верховного Совета СССР столь же официально дал название:
«День радио, праздник работников всех отраслей связи».
О благословенная эпоха зрелого, я бы даже сказал, перезрелого социализма! В те времена как никогда обожали помпезные празднества. Не знаю, включал ли Госплан в свои указивки многочисленные праздники, но в планировании работы ЦК КПСС, а следом и ВЛКСМ, и ВЦСПС (см. в поисковике, что это такое) подготовка и осуществление празднеств занимали, как сказал бы Ленин, будь он жив, ГРОМАДНОЕ, АРХИ ВАЖНОЕ место. (К концу ХХ века и допраздновались, к слову).
Но что такое «радио»? Обрадую лиц, плохо осведомлённых, что прямого отношения ни к опасной РАДИОактивности, ни к зловещим РАДИОнуклидам наше радио не имеет.
Моя бабушка (р. 1896) чётко знала, как и её приятельницы и соседки, что такое «радио»: это такая чёрная тарелка на стене, которая жужжала в такт говорению диктора Левитана. Тарелка добавляла, как я впоследствии понял, к его торжественной речи вдоволь гармоник и продуктов интермодуляции, почему и жужжала так заметно. Сигнал подавался на эти тарелки по проводам. Через некоторое время после войны (1941 — 1945) наше семейное «радио» стало ненужным и было отдано в мои умелые ручки (приделанные, увы, много ниже головы), потому что на стене водворился «репродуктор». Розового, помню, окраса ящичек с динамической головкой, трансформатором и регулятором громкости. И с заводской маркой «Октава». Последнее говорит об излишней скромности: диапазон воспроизводимых частот был, конечно, много больше октавы.
—Включите кто-нибудь радио!
—Радио Андрюшенька разобрал на части, — отвечала бабушка, — а это не радио, а репродуктор. Ещё громче играет!
Вот оно как.
Из прессы моя просвещённая бабуся знала, что «радио» (в её понимании чёрную тарелку) изобрёл Попов. А теперь жизнь показала, что вместо «радио» есть кое-что получше: «репродуктор».
В действительности жужжащую тарелку между делом разработал А. А. Харкевич, будущий академик, используя доступные в те времена материалы. Конечно же, не эта полукустарная вещь, склеенная из чёрной бумаги, была делом его жизни. Его прекрасно написанные пособия «Основы радиотехники», «Спектры и анализ», «Борьба с помехами» стали моими любимыми книгами по специальности в далёкие годы моей юности. «Основы» переиздавались даже в двухтысячные годы. Далеко заглядывал Александр Александрович. Его именем впоследствии был назван академический НИИ. Не знаю, функционирует ли он сейчас, когда всё, от тарелок до кастрюлек, везут из Китая.
На этом и даже раньше можно было бы и закончить, но ещё несколько слов об устройствах, реально созданных под руководством Попова. Боюсь, что нижеследующее может быть интересно и понятно только моим коллегам, так что дальше можете не читать.
В 1895 году, 7 мая (12 апреля по старому стилю) имело место очередное, ничем особо не примечательное заседание Русского физического и химического общества (РФХО). Докладывал физик, преподаватель электротехники Александр Степанович Попов. После чего материалы заседания были, как обычно, опубликованы в журнале этого общества.(ЖРФХО), доступного во всех крупных научных библиотеках цивилизованного мира. Темой сообщения было «отношение металлических порошков к быстрым электрическим колебаниям». Попов показал в действии демонстрационный (лекционный) «Прибор, предназначенный для показывания быстрых колебаний в атмосферном электричестве». В эксперименте таковые колебания, по-нашему радиоволны, в ту эпоху получали при помощи искрового разрядника. Схема была предложена сэром Оливером Лоджем (Великобритания) и использовалась им как для научной работы, так и для публичных демонстраций. Ссылкой Попов пренебрег, НО! Попов совершил важную доработку этого устройства, каковая доработка содержала, по современной терминологии, патентоспособное предложение. Она-то и превращала опытную установку в радиоприемник.
Детектором ВЧ колебаний в схеме Лоджа, как и в других подобных устройствах, служил «радиокондуктор» Бранли, поименованный Лоджем словом «когерер». Cohaerer — слово латинское, его можно перевести, пожалуй, как «склеиватель». Это была стекляшка с двумя электродами, наполненная металлическими опилками, теми самыми «порошками». Тронутые окислением поверхности этих опилок создавали между электродами практически изолятор, а при подведении из антенны ВЧ напряжения спекались и становились уже проводником, что и регистрировалось. Но и по прекращении действия ВЧ когерер оставался в проводящем виде, а для приведения его в исходное состояние стекляшку требовалось встряхнуть. Для непрерывной тряски Лодж использовал два пути. Встряхивающий молоточек либо бренчал от пружинного механизма типа часового, либо это был электрический звоночек постояннго тока, питаемый батареей аккумуляторов или гальванических элементов. Были и другие варианты, например, в версии гениального Николы Теслы вместилище опилок вращалось.
А. С. Попов включил обмотку звоночка и батарею последовательно с когерером и обмоткой линейного реле телеграфного аппарата по системе Морзе. Такой приемник расходовал энергию батареи только во время поступления сигнала. Его можно было поставить на дежурный прием. Блестяще! Правда, есть сведения, что и Лодж использовал нечто подобное. Чем больше ковыряешься в этом вопросе, тем больше убеждаешься, насколько зыбки все доводы, касающиеся приоритетов…
Первым применением этого девайса летом того же года был «грозоотметчик», регистрировавший далекие грозовые разряды. Но еще важнее, что он годился в качестве приемного устройства для радиосвязи, что вскоре и пошло в дело. Попов придумал и другие услвершенствования, но не принципиальные. Всё было рассчитано на пишущий прием, на бумажную ленточку с точками-тире.
А далее — далее речь пойдет уже о настоящем открытии.
Весной 1899 г. Попов поехал в заграничную командировку, а его помощники П. Н. Рыбкин и Д. С. Троицкий остались выполнять указания шефа. И вот что-то не заработало. Обычное дело, возня с капризной аппаратурой, поиски неисправностей. Никаких мультиметров тогда, понятно, и в воображении не было. Цепи «прозванивали» при помощи наушника с батарейкой, как это поныне делают крутые телефонисты. И вот свершилось!
Сунувшись наушником в цепь когерера, Рыбкин и Троицкий услышали! Услышали морзянку!!! Чего никому и в голову бы не пришло. Сигнал был так слаб, что звоночек не бренчал и телеграфный аппарат помалкивал. Но когерер, поляризованный батарейкой, ДЕТЕКТИРОВАЛ его. Сигнал этот, по современным представлениям ужасающий, был грубо промодулирован импульсами искрового разрядника передатчика. Этот треск они и слышали, и Троицкий, профессиональный телеграфист, легко читал его.
Они дали телеграмму Попову, тот оперативно вернулся домой и в июле того же года подал патентную заявку. То бишь прошение о выдаче привилегии на «телефонный приемник депеш», и получил оную в конце года. Получил он и патенты Англии и Франции. Только в Германии дело застопорилось. Тамошние патентные чиновники, хоть были и не чета русским, плохо разобрались, в чем дело, и отделались отпиской.
Очень скоро все эти когереры, опилки, звоночки и пр. отошли в музей, так как появились кристаллические, пусть и плохонькие, детекторы, а потом и радиолампы. Но ведь дело не в опилках. Перенос сигнала из высокочастотной области в низкочастотную представлял собой ОТКРЫТИЕ. Грандиозное открытие в едва начавшейся истории радиотехники. Никто, никто этого не осознал и не сформулировал. В том числе и авторы открытия. Патенты Попова толковали об опилках и всяком металлическом хламе в стеклянных трубочках… Да и в наше время, кто дал настоящую оценку этому открытию? Похоже, никто, даже включая ярых патриотов, гневно отстаивающих приоритет Попова.
Поговорим о приоритетах. Попов не упомянул Лоджа. Маркони, повторивший решения Попова, оного тем более не упомянул: деньги! Попов в своих патентах и не подумал назвать Рыбкина и Троицкого. О времена, о нравы! (O tempora, o mores! — Цицерон). В 1909 году за «открытие радио» Нобелевскую премию разделили Маркони и К. Ф. Браун. Последний действительно внёс огромный пионерский вклад в радиотехнику. Но где же Попов? Не помышляйте о русофобии, ребята. Попов не стал нобелиатом по той же причине, что и Дарвин, и Ньютон, и Фарадей, и мн. др. Неплохая компания, да? Дело в том, что Нобелевка задумывалась как грант для дальнейшей работы и не присуждается посмертно. Попов умер от инсульта в 1906 году, потрясенный ужасами 1904, 1905 годов…
Основное противоречие в нашей прессе: Попов или Маркони? Мне кажется, нет смысла их сопоставлять. Это люди разных профессий. Маркони прежде сего делец. Так. Но и Попов занимался бизнесом. Он был сооснователем французской фирмы "Popoff-Ducretet", производившей радиостанции. Но вскоре после смерти Попова Дюкрете вернулся к своему прежнему занятию, производству физических приборов, а названной фирмы не стало. Почему? Потому что продукция её устарела. Радиотехника стремительно развивалась, а Попова, разработчика и генератора идей, уже не было. Совершенно другое дело — фирма «Маркони». После смерти Маркони дела его фирмы ничуть не пошатнулись. Может быть, пошли даже лучше — исчезли накладные расходы на яхты и бриллиантовые запонки (шутка). Эта фирма и по сей день процветает. Ясна разница? Один какой ни есть разработчик, второй в лучшем случае бизнесмен и пиарщик.
***
Наиболее несправедливым мне представляется забвение имен
Петра Николаевича РЫБКИНА
и
Дмитрия Степановича ТРОИЦКОГО.
Это были первые в мире радисты. Ведь кто такой радист? Это человек в наушниках. Телеграфный аппарат стучит сам, а в канал слуховой радиосвязи человек встроен, как железка. В наше время никакие радисты уже не нужны, но ХХ век немыслим без них — без нас — от полюса до полюса.
Примите же, дорогие коллеги, мои поздравления с Днем радио. 73! 73!
ЛИТЕРАТУРА
И.В.Бренев. Начало радиотехники в России. — М., 1970.
Свидетельство о публикации №225050601687