Она ждала. Он поверил

Я не знаю, сколько времени прошло с тех пор, как он уехал. День? Два? Я потеряла счёт. Мы с сыном остались одни, и я боялась даже думать, что может случиться. Он лежал в постели — горячий, слабый, почти не открывал глаз. А я сидела рядом и шептала Богу те молитвы, которые знала с детства.

Муж не был человеком, который легко теряется. Он знал, как действовать. Знал, к кому идти, что говорить. Он был влиятельным, уважаемым. Но в тот вечер, когда наш мальчик стал хуже, я впервые увидела его растерянным. Он не сказал многого — только то, что услышал об Иисусе. О Человеке, Который, говорят, может исцелять. «Он сейчас в Кане», — сказал он и вышел. Я осталась  в комнате одна с сыном… и с надеждой.

Долгие часы я ловила каждый звук у двери, каждое движение во дворе. Не знала, вернётся ли он, успеет ли. Я даже не знала, пойдёт ли этот Иисус с ним. Почему бы Ему было согласиться?

А потом… Потом мальчик открыл глаза. Я не сразу поняла, что изменилось. Но он вдруг посмотрел на меня ясно, крепко сжал мою руку. Он дышал — легко, свободно. Температура спадала. Я не понимала, как, когда… Только чувствовала: что-то произошло.

Муж вернулся вечером. В глазах его было что-то другое — не просто радость. Глубже. Спокойствие, уверенность, как будто он вернулся другим человеком. Он обнял сына, потом обнял меня. И только потом, тихо, почти шепотом, он сказал: «Вчера, около часа пополудни, Он сказал: „Сын твой будет жить.“»

С тех пор наш дом наполнен верой. Не только потому, что наш сын жив — хотя это само по себе чудо. Но потому что в тот день мой муж сделал нечто, что не каждый способен сделать. Он пошёл за словом — и поверил. Он не получил обещаний, не услышал заверений. Только одно простое: «Сын твой жив». И он пошёл. С этим словом он прошёл весь путь домой. И теперь, когда я вижу, как он молится, как говорит с сыном, как смотрит на меня — я знаю: в тот день произошло больше, чем исцеление. В тот день ожила вера. Вера, на которой теперь держится наш дом.