Кладбище юности

Семипалатинск, июнь 1991 года.


     До заезда пионеров оставалось пару дней. Лагерь «Юность Прииртышья» стоял тихий, вымытый дождями, пропитанный запахом зелени и речной сырости. Кровати в корпусах были заправлены, флаги повешены, но водка кончилась и было скучно.
     Рустам Валиев сидел на берегу протоки, опустив ноги в воду. Вода была прохладной, почти ледяной, но он не замечал. Он смотрел, как солнце дробится в мелкой ряби и думал о том, что время здесь течёт иначе — медленно, словно застряв между прошлым и будущим.
     К нему подошли Акыл Бейсембаев и Ербол Жакубаев, бывшие вожатые, которые приехали на полдня, но решили задержаться до вожатского концерта. Они уже не были теми беспечными студентами, какими работали здесь пару лет назад.
     В их глазах читалось что-то усталое, но тёплое — как последний луч заката над рекой.
— Что, медитируешь? Ну и как успехи? – спросил Акыл, присаживаясь рядом.
— Я убиваю время, — невозмутимо ответил Рустам.
— Время очень не любит, когда его убивают, — в тон ему задумчиво произнёс Акыл, переглянувшись с Ерболом.
— Время невозможно убить, потому что оно само убивает, — нарочито мрачно добавил Ербол.
      Они рассмеялись, не выдержав больше этой глупой философии. Но смех их растворился в воздухе, а слова остались.
     Только через тридцать четыре года Рустам понял их. Он приехал сюда 1 мая 2025 г. Не знал зачем — просто вдруг вспомнил и поехал.
      Лагеря не было. Были развалины. Корпуса с выбитыми окнами, столовая с обвалившейся крышей, сцена, заросшая бурьяном. Футбольное поле, где они гоняли мяч до темноты, теперь было покрыто кустами. Берег протоки осыпался, и вода подмыла то самое место, где они сидели тогда.
Он стоял среди руин и чувствовал, как время сжимает ему горло. Оно не просто прошло — оно убило. Убило их молодость, убило этот лагерь, убило даже память, потому что теперь никто не помнил ни песен у костра, ни вожатских проделок, ни первых влюблённостей.
Он сел на землю там, где когда-то был берег, и закрыл глаза.
— Ты был прав, Ербол, — прошептал он. — Время нельзя убить. Оно убивает само.
Но странное дело — в этот момент ему почудился смех. Детский, звонкий, как будто из прошлого. И он улыбнулся. Потому что время убивает, но не до конца. Что-то всё-таки остаётся.