XX-й век - в прозаических миниатюрах. Школа

«Уперед до завзятого бою!
Ти не спи – а зубри та учи!
Хоч нiчого й нe знайдешь, крiм двоєк,
У такому пеклi живучи…».
Крик души в 9-м классе.

Бессмертные строки эпиграфа ваш покорный слуга «наваял» именно в 9-м – в качестве пародии на стих Павла Грабовского во время очередного урока украинской литературы. Впрочем – обо всем по порядку.

Школа… 10 лет начинающейся жизни, взросления, созревания, первой любви и последней наивности… К счастью, моя персональная судьба двигалась по нарастающей: если детский сад я ненавидел почти невыносимо, то школу уже чуточку меньше, ну а институт – вообще почти любил! Если спросить меня о главных школьных воспоминаниях, то вот они, как на ладони: ранний подъем и дорога в холоде (так запомнилось) к 4-х этажному зданию в самом центре украинского города (до революции тут была женская гимназия); старшеклассницы на лестницах, прикрывающие сзади портфелями короткие юбки (чтобы мы снизу не заглядывали под них, но не тут-то было); нудные длинные уроки со всякими самостоятельными и контрольными работами; один и тот же запах котлет из столовой; дневник, после которого неделя уже навсегда представляет собой 6 дней на развороте по 3 с каждой стороны… А еще… Программа «Время» в 9 вечера, потому что после неё уже пора спать, а утром – опять в эту самую школу!

В разгар той поры на уже часто цветных телеэкранах красовались легендарные «Электроники» с их приключениями и смелая Алиса из будущего, но лубочные школьники из этих фильмов казались нам какими-то инопланетянами. Нет, не потому, что мальчики были в темно-голубой московской форме – такая водилась и у нас, а из-за необъятной дружбы, «взаимовыручки» и прочей пионерской идеальности. У нас же в классе контрастировали дети учителей-врачей-инженеров городского центра с явными хулиганами и двоечниками, пропитанными явно бандитскими наклонностями. Драки в коридорах, а также издевательства над «слабаками» были обычным делом. И вовсе не на почве каких-то социальных различий. Просто так.

На физике в старших классах я сидел за первой партой с сыном дворника. Физику, как и другие технические дисциплины, я не любил страшно, да и вообще не очень понимал. Сосед по парте не любил и все остальные уроки, кроме труда. Там он блистал, и его жестяной совок на фоне моей безобразной кривульки выглядел эталоном совкового (во всех смыслах) совершенства. Зато у нас был класс с «литературным уклоном»! Русская литература преподавалась значительно объемнее и глубже стандартной программы, и тут уж я собирал все «пятерки»! Хорошо подвешенный язык неминуемо сделал меня сначала постоянным «политинформатором» класса, а позднее и «политсектором» школьного Комитета Комсомола. На этом самом Комитете в 10-м классе мы уже смело рассказывали анекдоты про дряхлого Брежнева, еще не зная, что его не станет в первую же осень после нашего выпуска. Впрочем, куда веселее было спрашивать у паникующих кандидатов в Комсомол: «Назовите комсомольцев, участвовавших в штурме Зимнего…». Если вы родились позже и не понимаете изощренность вопроса, просто сопоставьте в Википедии год этого самого штурма с датой образования ВЛКСМ.

За время моей доблестной (и не очень) учебы рядом со школой выстроили Оперный театр и фонтан с цветомузыкой – прямо перед окнами. Именно этот фонтан и музыка очень действовали нам на нервы, когда в мае выпускного года мы открыли вечером отмычкой кабинет математики, достали из стола важную контрольную, плохо написанную всеми накануне, и исправили там ряд ответов на своих листиках. Отмычки и прикрытие нашей элитной группе захвата знаний обеспечивал сам комсорг – мой, так сказать, шеф по «школьно-комсомольской работе». После этого я, наконец, полностью простил ему случайный удар в подбородок стволом автомата в 9-м классе, когда он передо мной разбирал на скорость это орудие смерти во время урока Начальной военной подготовки. Простил, несмотря на сломанный (о, ужас!) нижний зуб, на который пришлось надевать уродливую коронку.

В целом, непростая школьная десятилетка завершилась успешно. На письменных выпускных экзаменах родители одноклассников, состоявшие в «Родительском Комитете», успешно и заранее добыли варианты заданий по разным математикам, которые и оказались перед нами. Так что в итоге все получили то, что планировали – включая и «медалистов», и «хорошистов». Я относился ко вторым, «завоевал» достаточно высокий балл аттестата и в том же году поступил, благодаря ему, в ВУЗ, где была бронь от армии, а значит – и от призыва на войну в Афганистан. Но это уже другая история…

Выпускной вечер я почти не запомнил. Разве что медленный танец в полном взаимном молчании и стеснении с одноклассницей, одетой в какое-то скользкое светлое платье. Ну и противную водку из маленьких бутылочек из-под стола, тайно принесенную нашими сорви-головами.

Потом у всех нас наступило очень разное будущее. Мой сосед по парте на физике геройски погиб в Афганистане, и теперь потускневшая доска с его фото выделяется на фасаде школы. Бывший комсорг стал известным в городе онко-хирургом, и я тешу себя мыслью, что подтолкнул его к этому сломанный им зуб. Один из «хулиганов» погиб в тюрьме после очередной «ходки». Многие уехали в дальние страны, кто-то остался и сводит концы с концами, кто-то просто неожиданно умер, а про большинство – я вообще не знаю ничего.

На выпускном каждому вручали красивый альбом-виньетку с групповым фото всего класса и большим – выпускника или выпускницы. Моя виньетка потерялась в посылке, пропавшей при переезде в США. Но все остальное, описанное выше, не пропало. Шестая часть моей жизни по-прежнему играет мне той самой наивной старой мелодией с еще более наивными словами: «Когда уйдем со школьного двора под звуки нестареющего вальса…».