Девять лучей света Глава 12 Подземелья Даркнесса

Глава 12
Подземелья Даркнесса

1.

 В лагерь Дейма на окраине леса Заповедного приполз умирающий инч, из груди которого, прямо над самым сердцем, торчал обломок стрелы. Смерть уже туманила его глаза, однако, из последних сил, выталкивая с каждым словом изо рта кровавые пузыри, он успел прохрипеть:
 – Они снова… разбили нашу… засаду, мой повелитель…
 Голова стрелка безжизненно упала на грудь.
 – Похороните его! – сухо отдал приказ Дейм.
 – Опять ты теряешь возможность пополнить свой отряд бессмертными, – прошипела за спиной короля инчей старшая крыса. – Стоит ли нам тратить усилия и разрывать могилы, если ты же и мешаешь общему делу. Ведь сам-то ты бессмертен!
 – Да, – Дейм усмехнулся. – Вот именно поэтому и не хочу, чтобы еще кто-нибудь из инчей обрел подобный дар. У моего народа может быть только один бессменный король.
 Угрюмый карлик скрылся в своей палатке. Он уже знал о гибели очередного отряда от серых соглядатаев. На этот раз противник применил новую уловку.
 Стояло позднее утро. Летнее солнышко еще не успело росу бриллиантовую на траве высушить. Воздух многоголосия птичьего полон был. Дорога лесная между березок белоствольных тихой и привольной казалась. Веселым денек обещал стать, и весело трусила меж деревьями лошадка крестьянская. Правил ею мужичок в армяке да шапке на лоб надвинутой, а в телеге баб с десяток сидело в платьях до пяток, платками укутанных. Молча ехали, настороженно. Оно и понятно: много в последнее время нечисти разной вкруг леса Заповедного развелось, ни за что пропадали люди добрые. Селяне даже работу полевую забросили, по домам больше прятались. А этих вот, видно, нужда ехать заставила. Быстро лошадка бежала, труско, частенько мужичок по сторонам оглядывал, а, все едино, прозевал налет вражий. Свистнули стрелы каленые меткие; споткнулась лошадка, заржала предсмертно да на колени пала: в глаз и шею две стрелы впились. Зашелестели кусты придорожные, и полезла из них нежить поганая: упыри да вурдалаки, а с ними стрелков десяток росточком невеликих верхом на крысах кладбищенских огромных. Но не стреляли они больше: мертвякам расправу уступали. Подобрались неуклюжие к телеге поближе, а не тут-то было. Мужик да бабы наряды свои обманные сбросили, а под ними лесовики крепкие: им ни зуб упыриный, ни стрела каленая не опасны. Подняли дубины, достали трут огненный и ну гонять погань проклятую. Вскинули тут стрелки оружие свое меткое, по глазам целить стали: со слепым-то, даже и лесовиком, и младенец справится. Только встал из телеги, опершись на колено, парень ловкий: лук в руках да стрелы в зубах. Мгновения не прошло, как выпустил он десяток смертей оперенных. Стрелки на крысах и понять-то ничего не успели, как на земле оказались. Кто в грудь острие поймал, кто в горло, а кто и в глаз по конец самый. Кинулись крысы врассыпную, но и им далеко уйти не удалось, разве одной, может быть. А и лесовики быстро работу свою закончили: помолотили, пожгли мертвяков – только кучки пепла и остались.
 Вот такая картина стояла перед глазами нахмурившегося Дейма. А хмуриться было от чего. За неделю от трех сотен инчей, что взял он с собой на просторы славянские и десяти тысяч крыс, только сто тридцать воинов да двадцать сотен серых и осталась. Крыс отряды крестьянские на кладбищах повыбили, куда мерзкие твари отправлялись на раскапывание могил и отрывание трупов полуразложившихся и скелетов временем обглоданных. Ночной порой серые в набеги ходили, чтобы солнце яркое раньше времени находки их в труху не превратило. А в темноте от инчей толку не было, потому король их с крысами и не посылал. Зато мужики окрестные серым спуску не давали: лопатами плющили, на вилы насаживали, косами да серпами резали. Много тварей мерзких полегло, однако и воинов новых в армию мертвых они много притащили. Дез один только раз мелькнул здесь по зову серых и снова под землю ушел, но после себя тьму бессчетную оставил для штурма просторов лесных.
 И вот теперь, кажется, наставало время этого самого штурма. Развернутая хитрым Деймом партизанская война никакого толку не давала: одни потери, и ничего больше. Нужно было готовиться к штурму оплота хранителей – дома на озере Русалочьем.

* * *

 – Не понимаю дядьку Кукиша, – рассуждал Лесослав. – Забросил нас, можно сказать, на произвол судьбы и уже как неделю ни слуху, ни духу. Что тут, как тут, справляемся мы, или нет нас давно в помине? Даже не интересуется. А самое главное, нам не ведомо, как там остальные: Радовид, Фастфут, да и сам Кукиш с этим самым Шварцхерцом, столицей вашей аллеманской.
 – Думаю, не прав ты, – Богэн перебирал стрелы, подтачивая их наконечники: брал, правил камнем и откладывал назад, на столешницу. – Волшебник, он все знает, обо всем ведает. И за нами, и за всеми остальными наблюдает. Просто дает он нам самим себя проявить, чтобы закалку получить боевую да уверенность воинскую – кураж, значит. Без него, без куража, полбоя еще до начала, считай, проиграны. Вот мы сейчас бьем врага, – следовательно, сила на нашей стороне.
 – Ну, и зачем ему это? – не унимался Лесослав.
 – А затем, – терпеливо отвечал Богэн. – Что предполагает, видно, сражения в дальнейшем нелегкие и хочет, чтобы сотоварищи его заранее силу и уверенность обрели.
 – И все равно не ясно мне. С Кукишем да без уверенности?! Так не бывает. Ну, ладно, спорить не стану: ты старше – тебе и виднее. А скажи лучше, чего дальше-то будет? Вот проредили мы противника, поуменьшили здорово, и что теперь?
 – Теперь, – брат Лиз задумчиво повертел пальцами очередную стрелу. – Теперь они на нас нападут, всей силой навалятся. Потому как не дураки и дальше себя безнаказанно истреблять не позволят.
 – И когда навалятся?
 – А хоть завтра поутру. Солнышко взойдет, чтобы стрелять точнее можно было, и навалятся.
 – Да? Гм. Пойду-ка я лесовиков расставлю по местам.
 – Это можно. И еще, воды запас создать в доме надобно.
 – Это еще зачем? Вон озеро под боком.
 – Да когда в тебя стрелы огненные полетят, за водой не больно набегаешься, лучше под руками иметь.
 – Гм. И опять справедливо сказано, – махнул рукой Лесослав. – Значит, правда, ум-то воинский с годами да сражениями приходит.
 – И еще, – остановил юношу Богэн. – Лесовиков бы надо послать по деревням за подмогой: больно здорово у них с крысами воевать получается.
 – Да это, когда один на один, либо на двоих, хотя бы; а в толпе чего мужик сделает. Так что этот совет твой ни к чему. Только мужиков зря положим. Ежели чего, у нас с тобой завсегда другое средство имеется! – похлопал Лесослав по ножнам, что на поясе с мечом колдовским крепились.

* * *

 Дейм напал не утром и не днем, а ближе к самому вечеру, когда казалось, что и эти сутки пройдут без особых приключений. Инч не рассчитывал на помощь местной гнуси: нестойкой она ему казалась, да и задора у мороков да кикимор после побоища, Лесославом на болоте Дальнем учиненном, явно поубавилось. Король лучников построил атаку по другим правилам. Вначале он бросил к частоколу, окружавшему дом, разрозненные группки упырей, баграми длинными с крючьями острыми вооруженных. Вцепились они в колья заборные и принялись расшатывать из стороны в сторону: то здесь, то там. И видно хорошо, да мало что сделаешь: трут же на каждого тратить не станешь. Пришлось лесовикам двумя отрядами из ворот выходить да в бой вступать ближний, дубинами махать крепкими.
 А инчу только того и надобно было. Тут же поднялась из травы густой дотоле скрытая мертвячина разная и толпой к воротам распахнутым устремилась.
 – Назад! Закрывай! – крикнул Лесослав с крыльца терёмного, да поздно. Ворота-то запахнуть сумели, а вот лесовиков вернуть не удалось многих. Поломали их мертвяки, на куски разодрали, на щепочки. И не остановились, а бревном струганным в створ бухать принялись. Выглянул было над забором лесовик ближний с трутом в кулаке зажатым, – лучники тут как тут: свистнули две стрелы оперенных, и навзничь упал лесовик ослепленный. Однако и инчам досталось: обоих сразил Богэн с чердака высокого. Высунулись из кустов, а обратно-то не вернулись.
 Так и повторялось за разом раз. Удар, свист стрел, потери с обеих сторон. А ограда-то шатается, натиска всестороннего не выдерживает. Да тут еще по команде из кустов десятка стрелков выступила и огненными стрелами в сруб деревянный запустила. Обратно в кусты, конечно, не все вернулись, но атаку повторили еще пару раз, и заструились языки огненные по стенам просмоленным, да паклей забитым. И водица тут пригодилась, однако и лесовиков отвлеклось много. А забор-то совсем затрещал, и бревнышки из него выкатываться стали. Упыри, знай себе, дыры расширяют и лезут в них, что жуки навозные. И закипел тут бой повсеместный, кучный, неразволочный: где свои, где чужие – ничего непонятно. Лесослав тут же, косит врага Мечом Четырех Стихий, однако, Кукиша наказ помятуя, к силе волшебной пока не прибегает. От стрел юнец весь в кольчугу да латы одетый, а чтобы глаза сохранить, голову угинает, исподлобья глядит. Но и Богэн стрелкам высунуться не дает. Только вот дым от бревен горящих обзор стрелку меткому застить начал.
 И еще беда приключилась. Выскочила из озера русалка молоденькая, хвостом по бережку молотит, кричит, что есть мочи:
 – Берегись! Упыри сзади, по дну озерному, подбираются!
 Послал, значит, стратег вражеский отряд обходный, с той стороны, что частоколом не защищена была. Торопятся мертвяки, дотемна разобраться с защитниками леса Заповедного хотят. Выскочили на берег и напоролись на трут волшебный. Заполыхали факелами чадящими. Однако на смену им другие из воды показались, за ними следующие. Тут и войско крысиное волной серой отовсюду ринулось. Одерживает сила поганая верх над осажденными. И понял тут Лесослав, что пора настала решительная.
 – Отходи, к дому отходи ближе!
 Свистнул клинком завораживающе, прошептал слова заветные, и зашелся тут меч огнем голубым. Полетели с него во врага молнии разящие, поднялся ветер жуткий, гром громыхнул, с небес водица полилась потоком беспросветным, землица заколыхалась да треснула разломами, огнем пышущими. Мигом потух пожар вкруг дома. Но стихия – стихия и есть: никого не разбирает, только острию клинка и подчиняется, куда направит – туда и лупит. Вздыбилось озеро Русалочье, выплюнуло мертвяков всех до единого, однако и русалок часть прихватила. Провалились в разломы огненные упыри и вурдалаки, а с ними инчи оставшиеся да крысы мерзкие, но и лесовики не все в доме скрыться успели.
 Хорошее дело волшебство, а все же дорогой ценой победа досталась! И исчез под шумок зачинщик главный: тень черная, неприметно мелькнувшая, подобрала его на самом краю погибели огнедышащей.

2.

 Прошла еще неделя подземельных страданий и еще неделя, и еще. За это время Эгу удалось довольно многое. Сначала скелет получил от Деза важное приказание – вместо крыс наблюдать за пленницами и действиями неуклюжих троллей. А вскоре он добился права поить Эллею дурманящим напитком из мухоморов. Случилось это так. Поручение Илленари взять кормление волшебницы в свои руки долго оставалось невыполнимым, хотя скелет пытался подойти к решению проблемы с разных сторон. Однако любые его планы на поверку оказывались слишком наглядными и могли вызвать ненужные подозрения, а тогда, пропадай все вынашиваемые надежды. И все же подземельная принцесса нашла нужный выход. В один из приходов с едой Эг получил от нее крохотную коробочку из хлебного мякиша.
 – Незаметно раскроешь ее над головой Эллеи.
 – Для чего?
 – Там увидишь. Это тебе непременно поможет.
 В коробочке оказались обыкновенные блохи, но с необыкновенно свирепым нравом. Поселившись в нечесаных волосах подруги Кукиша, они с яростью набросились на мохнатые шкуры троллей, вызвав неуемный зуд и желание беспрерывно чесаться. Стражники выбирали блох, чуть ли не два дня, а потом отправили кормить волшебницу Эга.
 – Ты голый, как кость, – заржали они. – В тебе негде прятаться и нечего кусать.
 Правда, в первый раз тролли попытались наблюдать за Эгом от дверей камеры, но когда блохи атаковали замшелых и там, последние позорно бежали на другой конец коридора. И тогда скелет в первый раз вылил зеленую жижу в углубление между плитами пола. Уже на третий его приход волшебница почувствовала боль в скованных конечностях, а на четвертый – приоткрыла глаза и распахнула их от неожиданности.
 – Тс! – Эг приложил палец к губам. – Молчи и слушай.
 Эллея поняла свое положение сразу, как и то, что пытаться вырваться из лап Деза самостоятельно, значило привести всех к гибели. Она безропотно согласилась терпеть свое унизительное состояние и даже попросила Эга кормить ее приносимым съедобным варевом через раз, чтобы сохранить запавшие скулы и бледность кожи. Отныне Эллея не открывала глаз и стонала вполне сознательно.
 Теперь вдохновленный успехами скелет стал связующим звеном между двумя старыми подругами, которые решили пока ничего не открывать другим пленницам. Обе опасались, что ни Лиз, ни Тилла не смогут сдержать радости и выдадут себя каким-нибудь неверным жестом или улыбкой. Тем более, что невесту Фастфута с большой охотой навещала старая Раттин.
 Мерзкая крыса усаживалась подле девушки и, постукивая по ее ногам своим голым хвостом, словно плетью, долго и с удовольствием рассказывала, как она будет поедать Лиз после окончательной победы Деза.
 – Ты славненькая. У тебя нежная и мягкая кожа, как раз для моих стертых зубов. Но сначала я тебя откормлю, чтобы появился жирок. А потом, – мечтательно закатывала глаза старуха. – Потом я откушу у тебя один пальчик – мизинчик на прелестной ножке. Ты услышишь, как хрустнет его косточка. За ним придет очередь другого пальчика, но это будет только на следующий день.
 Так Раттин, истекая слюной, живописала долгие, почти бесконечные мучения девушки. Она действительно растянула бы их на целую вечность, но, к сожалению, раз съеденная плоть вырастать уже не могла, даже в мечтах. Однако и этих описаний Лиз хватило настолько, что девушка дрожала как при ознобе, потеряла сон и почти перестала есть.
 – Ну, что ты, крошка, ты же так уморишь себя голодом, – смилостивилась мерзкая старуха и стала приходить раз в два-три дня.
 Но особенно плохо приходилось Тилле. Над беззащитной девушкой-сельком издевался сам Бэддил. Ведь ее-то не защищали приказы Деза, а горный король получал высочайшее наслаждение, измываясь над той, чей возлюбленный, как он узнал от крыс, помешал ему уничтожить всех людей-тюленей и заставил поплатиться почти сотней лучших солдат. Монстр вытаскивал Тиллу за волосы из ее заплесневелой лохани, возил по полу, обдирая куски коросты, облизывал выступавшую кровь и пинал полубесчувственное тело ногами до тех пор, пока несчастная не теряла сознание.
 Единственным облегчением, которое Илленари с Эллей смогли обеспечить девушке – это передать через Эга целебную мазь из плесени, белой паутины и жира, который удавалось соскоблить со дна приносимой посуды. Мазь удивительным образом уменьшала боль и хоть как-то позволяла переносить издевательства и побои Бэддила.
 Но как бы то ни было, в головах у заговорщиков постепенно зрел замысел будущего побега. Они прекрасно понимали две вещи. Во-первых, победит ли варлок или проиграет, – во что очень хотелось верить, – им не жить. А, во-вторых, бежать из проклятого подземелья следовало только в самый последний момент, когда под стенами Даркнесса разыграется великое сражение армий Добра и Зла.

* * *

 Дез даже не переживал по поводу поражений под стенами Шварцхерца и в Заповедном лесу. Нет, конечно, уязвленное самолюбие немного покалывало, но главного он добился: он проверил силу противника и убедился в том, что легкой победы не получится. Однако опыт поражения – тоже опыт, и некромант с удвоенной энергией принялся строить свои коварные планы.
 – Ты еще не все видел, волшебник, – обращался он к невидимому Кукишу. – Посмотрим, как ты справишься с Дикой охотой, когда она наконец-то доберется до твоей Одинокой башни. Даже боги, хе-хе, не одолели ее, сами великие боги! Хе-хе!
 Дез, не переставая, анализировал получаемую отовсюду информацию. Он знал о повсеместном наборе вражеского войска, и сам множил бесчисленные отряды мертвецов. А еще варлок постоянно упражнял в тайной комнате никому неведомое зеркальное отражение, свое любимое детище – Шикука. В то же время он не брезговал и более банальными вещами. Так, в один из дней некромант внезапно появился там, куда заходить не любил и побаивался – в камере Илленари.
 Эг едва успел отскочить в сторону, вовремя найдя нужное решение. Он заорал во весь голос:
 – Мерзкая тварь, так то ты чтишь нашего великого повелителя! Он проявляет свою безмерную благосклонность уже тем, что поддерживает твою поганую жизнь, а ты смеешь отказываться от этой прекрасной еды!
 Подыгрывая ему, Илленари отбросила блюдо с варевом так далеко, что глиняная миска разлетелась вдребезги, а часть вязких капель попала на безупречно чистый черный плащ Деза. Сухие губы скривились, однако варлок сдержал себя.
 – Я всегда был уверен в твоей преданности, мой верный слуга. Но сейчас оставь нас наедине, – и когда подобострастно кланяющийся скелет скрылся за дверью, некромант после некоторого молчания продолжил:
 – В этой жизни очень немного человеческих чувств достойно уважения, в том числе и настоящая гордость. Не гордыня, заметь, а гордость, умение с достоинством сносить невзгоды и неудачи, не унижать себя при этом и не воспринимать случившееся, как незаслуженное наказание за несовершенные проступки. Твоя гордость, принцесса, из этого разряда. Я уважаю ее и уважаю тебя.
 – Благодарю, – в речи Илленари скользила едва заметная ирония. – Легко быть уважительным, если ты знаешь, что в любой момент в состоянии раздавить своего собеседника как мелкую назойливую мошку. Но почему ты упорно называешь меня подземельной принцессой? Я давно уже простая смертная, жена своего мужа, Хранительница Заповедного леса, у которой каждый волос поседел от старости.
 Дез снова поморщился:
 – Я все прекрасно помню. Не думай, что мой ум не в состоянии удержать таких простых вещей. Ты жена давно погибшего мужа, а волосы твои поседели не от старости, а от горя. И ты по-прежнему осталась дочерью короля Мэля, принцессой царства маахисов, наследницей и хранительницей их волшебства. Но не об этом сейчас речь. Дело в том, что, уважая тебя, я хочу сохранить тебе жизнь.
 – О, вот это уже интересно!
 – Не стоит воспринимать мои слова так легко. Подобные предложения не делаются дважды. Поэтому рекомендую выслушать меня внимательно и не перебивать. Этот мир давно изжил себя. Люди, населяющие его, как, впрочем, и боги, эгоистичны и себялюбивы, высшим счастьем они почитают достаток, то есть богатство, исчисляемое не широтой души, а шириной набитых золотом карманов. Они убили в себе сострадание. Даже власть они расценивают, как средство увеличения собственного блага. Они не достойны счастья, не достойны богатства, благополучия, власти. Эти жалкие создания заслуживают только смерти. Но земля не может долго оставаться пустой: она – слишком прекрасна для этого. Ее должна заселить новая раса сильных и гордых людей. И кто-то должен дать ей начало. Ты еще – достаточно молода, а я достаточно силен, чтобы…
 Илленари впервые в присутствии Деза опустилась на колени, ее подбородок коснулся груди, а ладони прикрыли раскрасневшееся лицо. Плечи подземельной принцессы равномерно подрагивали.
 – Ты плачешь, – уверенно произнес варлок. – Я знаю, мой дар слишком благороден, и он сам по себе составляет великое счастье, но ты достойна его!
 Напыщенный пафос слов некроманта был прерван раскатистым смехом:
 – Так ты… Ха! Делаешь мне… Ха-ха! Предложение? А в состоянии ли ты для начала хотя бы справиться с мужскими обязанностями?! Ты же мертвец, да к тому же, как успели наболтать мне блудные души, тысячелетний! Ха-ха-ха ха-ха!!!
 Дез побледнел, пожелтел, позеленел и, наконец, покрылся фиолетовыми трупными пятнами. Веко его правого глаза дергалось в неистовой пляске, губы извивались и предательски дрожали. Такого отказа он не мог и предположить. Но этим дело не закончилось. Пока, варлок приходил в себя и искал достойный ответ и выход, Илленари поднялась во весь рост и, едва заметным движением, сбросила сарафан и рубаху, оставшись совершенно голой. Ее статью и стройностью можно было только восхищаться. От неожиданности Дез отпрянул к двери.
 – Куда ты, мой герой! Я жду тебя, я вся горю от страсти! Приди же и возьми меня! Ха-ха-ха!!!
 Некромант пулей вылетел за дверь, прокричав осипшим от злости голосом:
 – Я отдам твое тело Эгу! В награду за верность! После моей победы над всеми! Но сначала покажу тебе, как горит земля маахисов и твой «распрекрасный» Заповедный лес! Ты еще попомнишь Деза!

* * *

 Нарочито долго собирая глиняные черепки, Эг бормотал вполголоса, стараясь не смотреть в сторону одевающейся Илленари:
 – Тело, тело! Да пошел он со своим телом! Я лучше на весь отмерянный век скелетом останусь, чем на такое согласиться! Надеюсь, вы верите мне, госпожа?
 Хранительница Заповедного леса только кивнула головой и быстро зашептала:
 – Верю, очень верю. На одного тебя и надеюсь. Наша судьба в твоих руках, и только благодаря тебе мы можем спастись отсюда. Боюсь, я сделала глупость, а результатом ее может случиться то, что варлок запретит тебе спускаться в подземелье…
 – Но, как же тогда? – приложил ко рту свою костлявую ладонь Эг. – Как же наши планы? И потом, кто будет кормить волшебницу? Ее же опять одурманят проклятым зельем!
 – Не одурманят. И планы наши не должны сорваться ни в коем случае! Сейчас ты зайдешь к Эллее и предупредишь ее обо всем: она умница и обязательно что-нибудь придумает. За нее пока беспокоиться не будем. А ты слушай вот что, – и Илленари зашептала вдруг жарким шепотом прямо в приблизившийся висок Эга.

* * *

 Дез метался по потайной комнате вне себя от ярости. Шикук и Раттин жались по углам.
 – Сука! Горделивая и упрямая маахисовская сука! Ну, я тебе покажу, дай только срок, ты у меня на коленях ползать будешь! Шикук, шар сюда!
 Отражение засеменило на коротких ножках. Лицом оно, конечно, как две капли воды, походило на Кукиша, однако ни походкой, ни жестами, ни голосом даже близко не напоминало хозяина Одинокой башни. Матовый шар предстал перед сведенными к переносице бровями некроманта, и тот, кривя губы, проговорил, выплевывая слова:
 – Вот мы и видимся с тобой, Великий волшебник, пока заочно, но наша встреча не за горами. Я знаю, ты собрал против меня большие силы. Похвально, тем интереснее будет наше свидание. Я понимаю, такую армию в Подземелье за день не переправишь, да и не стоит тратить магические способности на подобные пустяки. Видишь, – варлок перевел дух, постепенно успокаиваясь и обретая уверенную наглость, – я достаточно благороден, чтобы позволить тебе не ослабить свое могущество перед нашей решающей битвой. Пускай твои войска маршируют своим ходом. Думаю, недели им хватит. Ровно через семь дней ты предстанешь под стенами Даркнесса, дорогу к которому укажет вам мой посланник. Наши армии сойдутся в последней битве, но как бы она не завершилась, запомни, в замок смогут войти только ты сам и твои герои, числом не более десяти. Надеюсь, тебе с твоим могуществом этого количества вполне хватит, чтобы одолеть какого-то варлока Деза. Однако если ты нарушишь эти условия, все ваши женщины погибнут. А чтобы мои слова не показались тебе пустой угрозой, взгляни, как эти красавицы проводят свои дни у меня в гостях: веселенькая, скажу тебе, получилась картинка!
 Повелитель Смерти откинулся на спинку кресла:
 – Раттин, а теперь тащи сюда Эга.
 
* * *

 Скелет крыса застала подле головы Эллеи.
 – Вот, зельем пою, – словно извиняясь, проговорил Эг.
 – Вижу, вижу. Добросовестно свои обязанности выполняешь. Повелитель непременно наградит тебя. Но сейчас он завет к себе и хочет дать новое ответственное поручение.
 – А как же эти? Кто будет их кормить и поить? Тролли же сюда ни ногой.
 – Что-то ты больно забеспокоился? – подозрительно сощурила глаза старуха и проскрипела: – С пленницами я сама не хуже тебя справлюсь. Марш наверх.
 Дез дожидался слугу в тронном зале.
 – Ну, мой верный Эг, настала пора сослужить главную службу и заработать, наконец, настоящее тело. Насчет той гордячки я пошутил: ты достоин большего. Скоро здесь будет много тел, и ты выберешь себе самое лучшее, настоящее крепкое мужское тело. Не сомневайся, я не забываю преданность и умею награждать.
 – Да, господин, – покорно промолвил скелет, понурив голову.
 – Так вот, тебе предстоит доставить этот маленький шарик и сказать несколько слов одному моему знакомому. Путь близкий, за день доберешься. Это недалеко от Даркнесса, но там, на поверхности земли. Короче, место это – Одинокая башня, а знакомец мой – ее хозяин, Великий волшебник Кукиш. Думаю, после похода к замку Мертвого рыцаря подобное поручение не составит тебе никакого труда. Э, да ты я вижу совсем не рад. Что такое? Не устраивает моя маленькая просьба?
 – Нет-нет, – замотал головой Эг. – Но я боюсь.
 – Чего же может опасаться мой герой?
 – Я… А что мне делать потом?
 – А, ты вот про что. Потом? Потом ты спокойненько вернешься в Даркнесс. Если, конечно, волшебник не осерчает, внезапно. Но, думаю, до этого не дойдет: парламентеров уважали во все времена. И вообще, мой друг, мне кажется, ты начал сомневаться в моем могуществе?!
 – О, нет, мой повелитель, я никогда не позволю себе даже на мгновение…
 – Тогда вперед, верный Эг, за наградой. Не упусти свою удачу!

3.

 Скелет опасался, что застрянет у Огненной реки. О том, как преодолевать это препятствие, он хотел спросить еще у Деза, но побоялся лишний раз открыть рот; не варлока побоялся, а того, что может проговориться или выдать себя с головой каким-нибудь неосторожным движением: ведь теперь он нес Кукишу два послания – от некроманта и от Илленари. Однако опасения его оказались напрасными. Через пышущий жаром поток был перекинут широкий мост, способный пропустить целое войско на марше. Мост никем не охранялся, однако в груде ближайших камней Эг заметил мелькание знакомых серых шкурок. Здесь явно ждали гостей и готовы были следить за каждым их шагом.
 Путь посланца Деза действительно представлялся коротким: выход на поверхность, почти к самому подножью Одинокой башни, имелся сразу за расположенной на другом берегу Огненной реки каменистой грядой, куда Эг и направился без всякого отлагательства. Он торопился выполнить оба поручения и поскорее вернуться: во-первых, душа его болела за Эллею и других пленниц, а, во-вторых, ему очень хотелось доложить Илленари об успешном завершении ее задания и увидеть в ее глазах благодарную похвалу.
 Гряда была пройдена наполовину, когда боковым зрением скелет ухватил вдруг неясное шевеление откуда-то с правой стороны. За ним явно кто-то двигался. Эг тут же припал к камням. Засада? Сторожевой разъезд инчей? Соглядатаи? Устраивать засаду было не на кого, Дез считал свою силу непобедимой. Инчей после поражения в Заповедном лесу отозвали со всех постов: Дейм начал готовить остатки своего племени к решающему сражению, также как и Бэддил своих троллей. Остается слежка, но зачем? Неужели варлок что-то подозревает? Эг мгновенно нырнул в гущу наваленных грудами камней и затаился, прислушиваясь. Справа доносился еле различимый шорох, который становился все явственнее и ближе. Наконец они проползли совсем рядом: тихо, осторожно, скрытно. Два серых рогатых демона.
 – Воины Эгона! Этим-то чего надо?! Хозяин что ли подрос? Или о предстоящей битве что прознал: двое дерутся, – третий добычу подбирает. Не спроста это.
 Подождав, пока рогатые отползут подальше вперед, Эг осторожно прокрался по их следам. Там, где кончалась гряда камней, открывалась небольшая лощина. Заглянув в нее, скелет похолодел: все пространство внизу было заполнено стройными рядами закованных в серебристый металл солдат Эгона. Рогатые пехотинцы чередовались с отрядами шестируких лучников и метателей копий. Войско было не очень большим, но явно готовым к бою. Только вот к какому, когда и с кем оставалось загадкой. Готовность демонов вовсе не означала близкого сражения: они могли неделями обходиться без еды и питья.
 – Хорошо хоть, что с ними нет летающих собак, – подумал, сдавая назад, Эг. – Иначе конец. Вот тебе и всеведущий варлок Дез! Однако против кого же они собираются воевать?

* * *

 Кукиш подводил итоги. Аллемания, Тролльхейм и Заповедный лес свободны. Противник потерпел хоть и маленькое, но поражение. В тоже время миновало больше месяца, а дорога к Даркнессу до сих пор оставалась неизвестной, как и судьба четырех пленниц Деза. Единственное, что домовой знал точно: они живы. Это подсказывало сердце, на этот вопрос давал утвердительный ответ Меч Четырех Сторон Света. И все же. Четыре армии ждали приказа: аллеманцы во главе с Хенриком, лесовики Лесослава, гномы Фастфута и войско Деборуса под предводительством Радовида. Можно было выступать, но в каком направлении. Оставалось самое тяжелое – ждать.
 Но Кукиш не терял времени даром. Он методично перелистывал сложенные в книжнице фолианты. Ничто в жизни не ново – в это волшебник верил безоговорочно. Следовательно, умные страницы должны содержать рассказ о подобном противостоянии или предсказание о нем. Вот их-то и пытался отыскать терпеливый ум злыдня, отыскать, чтобы знать, к чему быть готовым. К хорошему исходу, значит, обрести дополнительную уверенность и дать ее своим друзьям; к плохому – приложить все усилия, чтобы избежать его, чтобы переломить тяжелый рок. Да, судьба во многом неизбежна, но только слабый смиряет свой дух, либо слишком мудрый; мятущийся будет искать выход до самого конца.
 В дверь тихонько постучали, и вслед за ее скрипом в проем просунулась голова Весёлки.
 – Батюшка, там к тебе у ворот мертвяк.
 – Чего, чего? – отрываясь от очередного исписанного листа, переспросил Кукиш.
 – Говорит, что посланец.
 – Ну, вот и начинается.
 – Да неужто тот, батюшка, – всплеснула руками Весёлка.
 – Тот-тот, тот самый. А ежели обман крутит, я его в порошок сотру. Зови в совещательный зал.
 – Ой!
 – Чего ой-то?
 – Да противно мне. А уж как представлю, что сзади он потопает, так и вовсе оторопь берет.
 – Тьфу, одно слово бабы!
 Кукиш притворил дверь в книжницу и уже через мгновение был у ворот башни.
 – Ну, милай, кто таков, откедова будешь и за каким рожном приперся?
 Скелет боязливо переминался с ноги на ногу.
 – Что, так и будешь, тута торчать? – усмехнулся злыдень и гаркнул так, что где-то наверху зазвенели стекла. – Говори, смердяк вонючий, чего надобно!
 Зубы мертвяка клацнули и осипший голос прозаикался:
 – Я-я-я с в-весточ-чкой от Ил-ле-н-нари…
 – Да ну! – брови домового удивленно взлетели кверху.
 – И с посланием… от Деза.
 – Вот с этого и начнем.

* * *

 Разговаривали долго. Кукиша интересовало все: личность самого варлока, устройство его замка, численность и состав войска. После взгляда в матовый шар волшебник помрачнел и надолго замолк:
 – Хорошо хоть ребята того не видят, особливо Радовид с Фастфутом, иначе не остановил бы их: уже сей момент под стенами замка хозяина твоего были.
 – Никакой он не мой, – обиделся Эг.
 – Ха, не твой, а чей же, мой что ли?
 – Ты ж еще самого главного, волшебник, не выслушал.
 – Так не томи, давай, выкладывай!
 И скелет рассказал о подземельях Даркнесса и их с Илленари замыслах, рассказал и об Эллее, упомянув о своем участии довольно скромно, на что злыдень отреагировал скептическим хмыканьем типа «ну-ну», а после добавил:
 – Все рассказал или об чем забыл упомянуть.
 Эг не обиделся, он поведал о Дикой охоте, о Мертвом рыцаре, о гибели хримтурсов, о визите Деза в таинственную землю Корред и, наконец, о непонятных подземных передвижениях рогатых демонов Эгона.
 – Теперь все, – скелет облегченно вздохнул.
 – Сам вижу. Да-а, задал ты мне задачку. Ну, ничего, не таковские решали! Однако Эгон, каков подлец, неужели учуял чего и вмешаться решил?! – Кукишу сразу вспомнились рассказы Озгуда о подслушанном в подземном переходе разговоре. – Вот токмо, на чьей стороне? То, что не на нашей – энто точно, а вот нападет или после битвы подбирать крохи примется – энто вопрос? Ладноть, о гниде той опосля покумекаем. Вряд ли он запросто сунется на три меча волшебных, на погибель окончательную.
 – Да, – робко вставил Эг. – Варлок ведь похвалялся, что мечи те самые ему нипочем.
 – Нипочем, нипочем – по хребту толкачом! Мы с ним и без мечей совладаем, клинки нам для другого дела надобны будут: для них жатва, милай, тожеть сыщется, и знатная. И не энто меня тревожит нонеча, не энтого я пока не понимаю, – задумчиво покачал головой домовой, вспоминая мелькнувшее и исчезнувшее отражение на стене башни: было оно или все же показалось? – Ну, хорош нам с тобой болтать, пора и дело делать. Тебе пособить в чем на прощание, или сам справишься?
 Смущенный посланец Илленари встал со скамьи, снял с плеча котомку, сложил в нее матовый шар и достал оттуда прозрачный фиал с алой жидкостью.
 – Вот.
 – Ах да, – спохватился Кукиш. – Старею, память дырявая стала. Давай сюда.
 Прихватив сосуд, волшебник удалился. Он отсутствовал в течение получаса, после чего вручил Эгу все ту же посудину, только жидкость в ней потемнела до малинового цвета и там то и дело вспыхивали золотистые искорки.
 – Гляди, заздря не расходуй, чтобы на большее число хватило, а там, глядишь, и на всех достанет. Чем больше, тем лучше. Ну, перенесу тебя на место, а оттедова сам, не обессудь: у меня, чай тожеть дела имеются. А ведь задержишься. Что хозя… прости, что Дезу скажешь, чем отбрешешься?
 – Скажу, что за отрядами Эгоновскими наблюдал. Да разве это главное?
 – Не главное, говоришь? Отнюдь, нонеча все главное. А что ж для тебя, милай, главнее?
 – Да, как они там без меня, особенно Эллея. Старуха Раттин хитра безмерно, а ну как унюхает что!
 – Не унюхает. Раз Эллеюшка при уме здравом, значит, совладает: на то она и волшебница. Она ведь и меня когда-то уму-разуму учила. Но вот про крыс энто ты опять-таки вовремя напомнил. Вот ими-то и займемся. Ну, прощевай пока. Живы будем, награжу по-царски за геройство твое!
 – Да какое там геройство, – махнул рукой Эг.
 – Ну, будя, будя, милай, экий скромник выискался.
 На том и расстались. После того, как скелет исчез в нужном направлении, Кукиш набросал четыре письма, наколол их на стрелы и вместе с Весёлкой вышел на террасу.
 – Так, энто Радовиду с Деборусом, – стрела полетела на северо-запад. – Энто Хенрику, воздыхателю твоему, – на запад. – Энто Фастфуту, – на запад, но под землю. – А энто в края родимые, Лесославушке, – произнес домовой, пуская стрелу на восток. – А теперича и мне пора.
 – Куда ж ты, батюшка? – не утерпела Весёлка.
 – Куды да куды, раскудыкалась тута. Много будешь знать, до рассвета не заснешь. Да ладноть тебе обиды на старика держать. Мы с Рыжиком к Ямате с тэнгу слетаем. Видал я в одно из путешествий к ним островок невеликий, а на землице той кошачье царство. Тама энтих «рыжиков» видимо-невидимо: и белых, и черных, и полосатых, и в крапинку, и еще невесть во что. Авось сговоримся.
 – Только ворочайся скорее, родимый. А то страшновато мне что-то.
 – Не боись, девица, теперя все быстро закрутится: успевай вертайся. Кончилось ожидание наше.

4.

 – Давай, раскрывай свою пасть побыстрее, – шипела Раттин, пытаясь влить мухоморный отвар сквозь стиснутые зубы Эллеи и царапая при этом ее лицо острыми когтями. – Некогда мне с тобой. Э, да ты ведь не слышишь ничего, дура бессознательная.
 Крыса доковыляла до двери и выкрикнула в коридор троллям:
 – Замшелые, ложку давайте, я ей мигом зубы повыдавливаю.
 Однако, возвратившись к волшебнице, старуха обнаружила, что ее рот полуоткрыт.
 – Гм. Давай-ка попробуем.
 Зеленая жижа зажурчала через разбитые губы, но где-то застряла, наполнив рот, и потекла тоненькой струйкой по щеке.
 – Ты чего это, стерва волшебницкая! – вонючие пальцы крысы сдавили нос Эллеи. Через полминуты из груди распростертой жертвы вырвался хрипящий звук, тело ее выгнулось дугой и зашлось в надсадном кашле, а вязкая отрава прыснула во все стороны, залив шкуру Раттин.
 – Ах, ты! – только и смогла выкрикнуть старая крыса, отпрыгивая к стене и тщательно отряхивая седые волоски. Злые глаза прислужницы Деза сделались еще злее. Старуха зашипела, осторожно подошла к задыхавшейся волшебнице и внезапно впилась зубами в ее обнаженный локоть. Момент был критическим, но Эллея сдержалась, ответив на боль лишь сдавленным стоном, еле слышным сквозь захлебывающийся кашель. Слизнув кровь, Раттин снова отодвинулась к двери и дождалась, пока прикованное тело остановилось в своей однообразной распятой позе. Вернувшись, крыса приподняла сначала одно веко пленницы, затем другое: оба зрачка закатились глубоко вверх и застыли на одном месте.
 – Гм, – снова хмыкнула серая бестия. – Ладно, красавица: попробуем покормить тебя в другой раз.
 Прошлепав к выходу, Раттин резко обернулась на пороге и снова внимательно вгляделась в Эллею.