Свободу генералу!

Оправдайте рядового Иванова! было написано на самодельном плакате.
Рыжей краской на куске ватмана размером в два стандартных листа, и когда пикетчик опустил плакат, показалось, что ржавчина переползла на лицо.
Рыжие, как известно, беспокойные люди, и обыватели предпочитают не связываться с ними. Научены горьким опытом, столько пережили потрясений и переворотов, что не хватит пальцев, перечислить их.
Прохожие, если и не переходили на другую сторону, то по широкой дуге огибали смутьяна.
В тот день, когда меня приговорили.
Шарик на боку сначала был  размером с горошину и  промялся под пальцами.
Но разросся и окреп через несколько дней.
Врач, прежде чем приступить к манипуляциям, поправил маску и надел резиновые перчатки.
Чтобы не заразиться.
Напряженное международное положение, недавно меня направили на курсы по выживанию.
И там так запугали, что стал подозревать и оглядываться на каждом шагу.
Существуют неизлечимые болезни и вечные враги, и надо избегать контакта с ними. А если это невозможно, то поберечься.
Лекарь, что осматривал меня, столько раз выступал с подобными лекциями, что сам поверил.
Новое заведение с современным оборудованием.
Если удастся выявить заражение или изменника, то взвоют сирены, и в кабинет ворвутся санитары.
Труп отволокут в мертвецкую. И там решат, что делать с останками.
Можно захоронить в могильнике и засыпать хлоркой.
Так раньше и поступали. 
Но зараза, оказывается, способна ожить и после долгих лет спячки.
Поэтому надежнее сжечь тело, и при  этом так раскочегарить печь, чтобы  выгорела любая болезнь.
Когда подбирался к заведению, то вгляделся.
Над трубой  поднимался едва заметный дымок.
Арестанты невольно замедляли шаги.
Их подгоняли невидимые конвоиры.
Мой провожатый толкнул в спину.
Я  так резко обернулся, что заболела шея.
Еще одна травма, впрочем, это уже не имеет  значения. Снявши голову,  по волосам не плачут, утверждает народная мудрость.
Это споткнулась и едва не упала арестантка.
Девушка со старушечьим лицом или старушка с девичьей фигурой.
Платочек соскользнул на плечи.
Напрасно считают, что лысая голова похожа на бильярдный шар, она напоминает дикое  поле, обезображенное буграми и рытвинами.
Я отшатнулся от прискорбного зрелища.
Девушка-старушка отшатнулась от меня.
Каждый был сам по себе, и не общался с окружающими. Случайно сошлись, и так же расстались.
Когда я поднимался по лестнице, а потом ковылял по коридору, на керамической плитке оставались черные полосы.
А на эшафоте – палач прищурился, прикидывая, как лучше ударить – покорно сложил голову на плаху.
Увидел напоследок: труба отчаянно задымила, под сажей поблекли  травы и деревья.
Шприц вонзился.
Пока я ждал, когда зарубцуется рана, то видел, как  колдует алхимик.
Составляет ядовитое снадобье, то шипит и дымится в его руках.
Раньше – нас приучили разоблачители – все решала расстрельная тройка НКВД.
Теперь достаточно одного представителя.
- Я умру? – предвосхитил приговор.
- Все там будем, - невнятно откликнулся он.
- Сколько осталось? – настоял я на  четком ответе.
- Десять, двадцать лет, как повезет, - пошутил он.
Вернее так захотелось мне услышать; когда маска закрывает лицо, то трудно  разобрать слова, и можно вообразить и поверить.
Доброкачественная опухоль, так вообразил я.
Легко вырезать несколькими уверенными движениями скальпеля.
Современное здание, и проектировщики наверняка предусмотрели совершенную звукоизоляцию, но то ли сплоховали строители, то ли  отчаянно вскрикнули в соседнем кабинете.
Так кричит смертельно раненый зверь.
И бесполезно прятаться и притворяться.
Осталось десять, двадцать минут, различил я.
И за это время надо успеть дойти  до дома, и разобраться с незавершенными делами.
А напоследок написать завещание.
На манер императора, которому не удалось приобщить нас к европейским ценностям, указать, кто унаследует.
Оставить все…, лишь смог написать он.
Я почти доковылял до дома, когда заметил пикетчика.
Некогда задерживаться и отвлекаться.
Но я вспомнил.
Раньше по любому поводу беспокоил он горожан. То в стихаре, который не положен мирянам, маршировал около полуразрушенного храма, вынуждая Власть передать его церкви (та, впрочем, наотрез отказывалась от этих хлопот), то яростно выступал против так называемых гражданских браков. То на гербе требовал поменять двуглавого орла на голубя.
Часто устраивал одиночные пикеты около присутственных мест.
Постепенно обрастал соратниками.
Допек местных депутатов, и те не знали, как от него избавиться.
Но председатель – умнейший человек – нашел выход.
Если нельзя наказать – соратники поднимут оглушительный вой, – то надо наградить.
И не каким-нибудь памятным значком или денежной премией, все это уже было, а вознести к горним вершинам.
В Местном Собрании проголосовали единогласно.
Отправили в Столицу, осчастливленный депутат поклонился во все стороны. Самый глубокий поклон отвесил туда, где по его разумению находился Кремль.
Если и выбрал ошибочное направление, то никто этого не заметил.
В Думе неохотно включили его в свою команду.
Говорят – я не знаю подробностей, - и там не пришелся он ко двору.
Выше отправлять некуда,  изыскали другую возможность.
Слишком раздутые штаты, надо уменьшить число депутатов.
Пришлось ему вернуться обратно.
И, видимо, опять принялся смущать горожан.
Один из них проникся.
Случайно проходил мимо или откликнулся на призыв в интернете.
Такой же нервный деятель, как и развенчанный депутат. Щеки его  глубоко запали,  лицевые кости могли прорвать кожу, та истончилась и пожелтела, как лежалая бумага.
Так мне померещилось в тот прощальный день.
- Братья и сестры! – обратился бывший  к случайным слушателям. – Мы обязаны чтить своих героев!
Бородка  встопорщилась, ярче вспыхнули буквы на плакате.
- Я всего лишь однофамилец,  меня ошибочно уволили с работы, - невпопад поддержал его соратник.
Кожа на лице  еще больше пожелтела.
- Он изничтожил немерено врагов, и пусть воспользовался чужим телефоном, все равно тот был бесхозным! – оправдал солдата бывший депутат.
- Подумаешь, немного выпил, - повинился соратник.
Слушателей трудно  привлечь к ответственности, если издали они  внимают крамольным причитаниям.
Так  поступают даже самые любопытные обыватели.
Стоит последовать их примеру,  и может быть, мне позволят укрыться в своей камере.
Разрешат сложить руки на груди и дождаться неминуемой кончины.
Но на миру и смерть красна, я подобрался вплотную к пикетчикам.
- Я тоже, - поддержал их.
- И меня  приговорили, - разъяснил бывшему депутату, когда тот недоуменно взглянул на меня.
- В нашей великой стране достаточно героев! – согласился он.
Видимо, решил, что Власть не доберется до него, сначала им необходимо выявить  диверсантов.
Или наоборот, слово – не менее значимое оружие, оценят и отметят.
И не ошибся в своих предположениях: около нас остановился полицейский фургончик.
Сержант неторопливо выбрался из машины и распахнул заднюю дверцу.
Небольшая клетка, так, наверное,  перевозят  зверей.
Молодые напрасно бьются о решетку, старые не перечат дрессировщику.
Мы старые и побитые жизнью.
- Я не оказывал сопротивления, - напоследок сообщил оратор.
- Я брошу пить и подошьюсь, - обещал однофамилец.
- Лучше так, сразу, чем долго страдать и мучиться, - согласился я с приговором.
Дружно выступили в защиту осужденного, но судья отклонил наши показания.
Ехать было недалеко, а потом дежурный офицер пересадил нас в другую клетку, куда могло поместиться гораздо больше зверья.
- Где-то я его видел. – Не сразу удалось вспомнить капитану.
Бывший депутат расправил плечи и вздернул голову, рыжая бородка встопорщилась.
Соратник попытался отличиться.
- Когда начальник просил поработать сверхурочно, я всегда соглашался, - сообщил он.
- Посреди площади, при полном собрании, и чтобы эшафот был виден издалека, - заказал я.
Так языком трогают больной зуб.
Сержант выложил перед капитаном наши вещи, но тот, прежде чем осмотреть их, изучил снимки разыскиваемых преступников.
Каждый  сравнил с оригиналом.
А бывший депутат – такой отчаянный или наивный человек – не спрятался и не отвернулся.
- Не растлитель. – Загибал пальцы исследователь.  – Не убийца, не мошенник, наверное, не призывает к свержению Власти.
- Болтун и краснобай, - помог ему сержант.
Его заинтересовал шведский разводной ключ, который  отобрал у соратника.
- По голове бить? – высказал предположение.
Здоровый мужик, ему не требовались железки, голыми руками мог коня на скаку остановить (так некогда заявил  поэт), тем более скрутить нарушителя.
Пренебрежительно относился к мелкоте, которую  задержал.
И даже к капитану, что не отличался богатырским сложением. Поэтому посмел подсказать ему.
Богатырю стоило поманить нарушителей пальцем, как те послушно плелись к машине.
- В котельной крепления подтягивал, - попытался оправдаться один из них.
Капитан вспомнил. В свое время  задержал местного депутата. Тот призывал изолировать тех, кто изменил  половую принадлежность.  Вывезти их на необитаемый остров. И не беда, если там они вымрут.
Капитан,  как положено,  составил протокол.
Придрались московские комиссары.
Надо было заранее принять меры.
Полковнику указали.
А тот вспомнил слова известной песни.
- Капитан, никогда ты не будешь майором!
При этом так возбудился, что капли слюны, что вылетели изо рта, прожгли не только одежду, провинившегося офицера, но изуродовали  лицо.
Пришло время рассчитаться за ту обиду.
- Если ты поклянешься…! – предупредил бывшего.
Щеки его покраснели. А оспины стали похожи на чумные  струпья.
Такое страшное и отвратительное зрелище, что испугается самый отважный и отчаянный человек.
- Клянусь! – испугался задержанный.
- Теперь полковник в другом  районе! Если ты будешь выступать только в том районе!
- Буду  выступать! – повторил бывший.
Преступники сговорились.
И тогда я засмеялся.
Не знаю, насколько мой смех похож на карканье или на артиллерийскую канонаду, но им почудилось.
- Что мне какие-то полковники! – Не побоялся погибнуть под обстрелом отважный депутат.
Соратник принялся ощупывать трубу, что шла по стене.  Если там утечка, то газ может взорваться..
И ничего, что работал в легком подпитии, раньше так было принято. А молодой начальник не пожелал с этим мириться.
Сержант разобрался со шведским ключом и теперь изучал мои таблетки.
Наверное, не посещал полицейскую академию, поэтому не сразу удалось прочесть название.
Капитан так разволновался, что не мог отдышаться.
С такой расшатанной нервной системой надо менять  профессию.
Может быть,  освоит станок или научится выращивать картошку.
Пришлось помочь запинающемуся сержанту.
- Эти от сердца, когда боль становится невыносимой, надо положить таблетку под язык.
Такого еще не было, но надо заранее подготовился.
- Эти от запредельного давления.
У матери случился инсульт, после этого отнялась половина тела. Наверное, и мне грозит такая беда.
- Этими разжижать кровь, чтобы не было тромбов.
Так погиб мой бывший тесть. Я провожал его на вокзале, тот уезжал в санаторий. Не признавал  самолеты.
Здорово выгадал. Труп выгрузили на ближайшей станции, и можно  придти на могилу. А самолет долетел бы до конечного пункта. Так далеко, что туда не добраться.
  - Эти, чтобы удовлетворить баб, - признался в мужской компании.
Капитан постепенно отдышался.
Конечно, я не поверил врачу, когда тот заявил, что мне удастся выздороветь.
Он наконец перестал притворяться.
Сдернул маску и повесил ее на ручку двери, чтобы прикрыть замочную скважину. Потом задернул шторы.
Теперь никто не узнает.
И только после этого сказал.
-Нам не спастись, - приговорил меня.- А волшебная таблетка положена только властелинам.
Пришлось смириться с неизбежным.
- Я скоро умру, - признался в клетке.
- Больной? – наконец сообразил сержант.
- Если он здесь загнется…, - испугался капитан.
Струпья еще больше почернели
- То что? – спросил сержант.
- Нам придется ответить по полной программе!
- Спрячем труп, - предложил великан.
- Выпустим! – придумал офицер.
Настолько неожиданное решение, что сержант призадумался.
Когда-то увлекался боями без правил, ему показалось, что судья украл у него победу.
- Если покалечим, то уволят без выходного пособия! – предупредил судья.
Соперник  ударил ниже пояса, боль была невыносимой.
Пришлось воспользоваться чужими таблетками.
Швырнул их на пол и  растоптал.
Только так удалось излечиться, только поэтому согласился с начальником.
Но все же высказался напоследок.
Дверца клетки была закрыта на  замок, так ударил, что лопнула дужка.
Когда бывший депутат проскользнул в образовавшуюся щелку, то сгорбился и заложил ладони на затылок. Я последовал его примеру.
А однофамильцу не удалось убраться.
Недавно бросил пить и растерял привычную изворотливость.
Сержант ухватил его за воротник.
- Проверишь состояние труб и патрубков! – приказал он.
Сантехник не посмел возразить.
Но наоборот, воспрянул от своей значимости.
- Не как вы, бездельники, -  обличил кого-то. – Рабочему человеку всегда найдется применение.
Впрочем, сказал так тихо, что  полиция не расслышала.
Или не привыкла  выслушивать.
- Проповедуйте в другом районе, - такими словами напутствовал нас офицер. – Там самое демократическое начальство, - пошутил он. – Может быть, не сразу уничтожат, а сначала достаточно помучают.
- Всего лишь хотели помочь солдату, - напомнил я подельнику. - Слишком мелкое деяние.
- Нам каждый человек дорог! – не согласился он.
Наша одежда пропиталась тюремным запахом. Такой ядреный дух, что различили прохожие.
Перед этим палач безжалостно уничтожил лекарство.
Существуют общественные часы, где минутная стрелка почти  подобралась к пределу. И когда она доберется, настанет конец света.
На моих часах осталось одно деление.
И надо наполнить его значимыми событиями.
- Чтобы достать их, надо добраться до генерала, - сказал я.
- Когда я был делегатом…, - вспоил бывший.
- Тогда они по-настоящему всполошатся!
- Тогда мог замахнуться на любого.
Я вгляделся.
Борода его выцвела и поблекла, или краска оказалась нестойкой. Стали заметны седые волосы. Плечи поникли, изогнулась спина.
Никогда ты не будешь майором, некогда сказали капитану, я повторил пророческие  слова.
- Ты не будешь депутатом. - Оттолкнул временного соратника.
Если мы содрогались, когда сержант дружески похлопывал  по плечу, то еще более сокрушительным и действенным получился этот удар.
Он согнулся, одну ладонь прижал к животу, другую к груди, обеими руками зажал смертельные раны.
Потом попятился.
Еще долго капли ржавчины оставались на асфальте.
Прохожие старались не наступать на них.
- Освободите генерала! – воззвал я.
Обычно негромкий мой голос неожиданно окреп и  навис над городом.
Или многие ждали и  наконец услышали.
Не только  обрел голос, но  увидел.
Насторожились полицейские машины, что в поисках крамолы рыскали по  городу.
- Он со своей армией остановил нашествие! – напомнил я. - Как всегда против нас ополчились тысячи племен и наречий!
Сначала резко затормозили, потом развернулись, нарушая правила.
Негоже перечить Власти.
Если она настаивает, то уже не доказать невиновность.
Но люди, что до этого втихомолку возносили генерала, услышали мой призыв.
Полиция устремилась к месту возможного совершения теракта.
Но осталось еще несколько мгновений.
- Администрация ложно обвинила его в хищении, но отказалась от навета! – надрывался я.
Столько произошло революций и потрясений, что люди  разочаровались и устали.
Но собрались напоследок.
- Отомстили, за то, что раскритиковал бездарное армейское начальство!
Машины и полиция надвинулись плотной толпой.
Стрелка моих часов подошла к предельной цифре.
- Свободу генералу! – успел я воззвать.
Черная волна захлестнула.
Надеюсь, что погиб я с улыбкой.
……………………..
Г.В. Май 25