Предколхозная жизнь и начало колективизации

Роман в рассказах  «Размышляя о жизни, похожей на романную». Том 1, часть первая

Предколхозную жизнь многие жители деревни Пантылка считали как единоличную, а некоторые как общинную. И это действительно так, если взять для примера жизнь двух починков, то для них единоличная жизнь казалась самой правильной. А если взять жизнь остальных жителей деревни, то у них действительно была создана община, которая существовала даже в советское время вплоть до коллективизации. Единоличники и общинники, понятно взаимодействовали друг с другом.   
Вернемся  в начало тридцатых годов, когда в Анасимовском починке родился у Андрея с Алевтиной мальчик, названный Егоркой.  Для них, понятно, единоличная жизнь казалась самой справедливой. Но Андрею она казалась уже изживающей, и он старался, ведя собственное хозяйство, смотреть в сторону общинной жизни.  Например, он организовывал  совместную расчистку дорог после сильных снегопадов.  Вот и накануне конца  февраля Андрей, побывав у своего родственника Ивана, договорившись с ним, что надо бы собрать мужиков деревни, что они и сделали. В первую очередь решили расчистить дорогу через поле в направлении деревни Ивакинцы, где уже работал сельский совет. Мужики поздравили Андрея с рождением сына, намекнув при этом, что неплохо бы, и обмыть это событие?
- Расчистим дорогу, тогда и обмоем – пообещал им Андрей. Чистить дорогу пришлось часа три, то есть фактически до обеда. Перед обедом Андрей проехался на кошевке по очищенной дороге, выразил благодарность мужикам. А те не отстают от него.
- Одной благодарностью-то, Андрей, не отделаешься.
- Мужики! Как будто я для себя только стараюсь? Что никому не надо ездить в Ивакино? Пожалели хотя бы школьников, которые каждый день ходят на лыжах в школу.
- У тебя-то из дома никто в школу уже не ходит, поэтому какая тебе забота?
- Ну как какая? Надо же думать не только о себе, но и о других людях? – пытался переубедить их Андрей.
- Да ладно, тебя беспокоят свои дела, а не наши. Тебе нужно вести на регистрацию сына, вот ты и стараешься. В какой-то степени мужики были правы, то спорить он с ними не стал, только еще быстрее разгребал снег и бросал его на обочину.
- Вон у Васьки Стрижева из другого починка три сына учатся, а что-то его не видно здесь? – горячились мужики.
- Он, может, не видит нашей работы? – пытался заступиться за Ваську Андрей.
- Васька всё видит, но ему нужно, чтобы не он, а мы почистили дорогу-то – утверждали мужики. И они были правы, потому что Васька, конечно, все видел, но он считал себя хозяином не только своего починка, но и Пантылки. В других людях он видел только работников, не способных стать хозяевами жизни.
Прочистив дорогу, Иван Суханов всех мужиков пригласил к себе на обед. Андрею показалось это несправедливым, и он стал приглашать мужиков к себе в дом. Те начали отказываться:
- Зачем мы к тебе пойдем в такую даль, когда место для обеда предлагает Иван.
- Я не против. Но вроде бы я вас сагитировал на расчистку дороги, а вы ко мне не хотите идти? – оправдывался Андрей.
- Но самогонка за мной. Полчетверти ее у меня лежит в кошевке, - продолжал Андрей. Они уселись в кошевку Андрея и доехали до деревни к дому Ивана. Анна, жена Ивана, конечно, была не готова к приему гостей. Сваренных щей было маловато. Она поставила два больших блюда, заполненных лишь менее чем наполовину. Нарезала хлеба, поставила стаканы для самогонки. Андрей принес полчетверти самогонки. Разлил ее по стаканам. Выпили по первому, и пошли разговоры. Всех волновал вопрос об организации колхоза. Коллективизация дошла и до Пантылки.
- Мужики! Может, хватит нам отдельно жить?
- Ежов какой-то, слышно, очень свирепствует при проведении коллективизации. Он всех несогласных с линией партии большевиков возьмет в ежовые рукавицы и уничтожит. Это может коснуться-то и нас, - робко произнес Андрей. 
- Да разве мы живем отдельно? У нас же община и бояться нам нечего.
- Но ведь Стрижев и вот Андрей в общину не входят, а живут побогаче нас. У них и земли-то больше, чем у нас в общине-то. Опять же есть лошади, а у нас одна лошадь на шесть хозяйств, да и та стоит у Ивана. А так объединили бы все в колхозе, и глядишь, жили бы лучше.

Андрею эти рассуждения мужиков не очень нравились. Но он понимал, что настало новое время и с частной собственностью, видимо, придется расстаться, хотя внутренне он был не согласен с этим. Тем более что бывалые мужики в городе и в селе Ильинское рассказывали о том, что всех, кто живет лучше других, объявляют кулаками, всё конфискуют, а самих арестовывают и направляют в лагеря. Ему эти известия очень не нравились, но что делать, видимо придется переселяться в деревню, отдавать Стрелку в колхоз, иначе объявят кулаком и отошлют туда, куда и черта не ссылают. Тем более что пантыльские мужики вроде бы вполне нормальные и в какой-то степени, наверное, его дальние родственники, потому что все, кроме двух семейств Мельниковых, носят фамилии Сухановых. А Иван с Михаилом, и вообще, близкие родственники. В общем, посовещавшись, мужики решили, что пора готовиться к объединению в колхоз. Тем более что Иван, являющийся председателем общины, также поддерживал эту идею и пообещал лошадь сдать в колхоз.
- А что же будет со Стрижевыми-то? – спросил Степан Мельников.
- Ну, это не наше дело. Он вроде нас сторонится, пытается хозяйствовать самостоятельно, в лес свой никого не пускает, покос травы, тем более, нигде не разрешает – отвечал Иван Суханов.
- Конечно, можно отдельно хозяйствовать, когда, вон, сколько леса отхватил, имеет трех лошадей и полно другой скотины, все больше распаляясь после самогонки, – вновь начинал доказывать свою правоту Степан.
- Но надо учесть, что чужой труд не эксплуатирует, управляется со своим хозяйством сам с девятью сыновьями, – теперь уже начал оправдывать Стрижева Андрей.
- Но все равно он какой-то нелюдимый, - вставил свое мнение Николай Суханов, у которого тоже было уже четыре сына, правда, только один из них был на подходе к взрослой жизни. Он имел в виду Володьку, который заканчивал семилетку вместе с братом Андрея с Васькой.
- Что значит нелюдимый? – задал вопрос Николаю Иван.
- Ну, такой прижимистый. У него ничего не допросишься, – отвечал Николай.
- Да, это верно. Но когда у человека всего в достатке, зачем ему другие люди, их заботы и просьбы, - продолжал Иван.
Николаю, вместе с женой Александрой, приходилось работать, не покладая рук для того, чтобы прокормить семью из шести душ. Лошади у него не было, поэтому приходилось все работы выполнять вручную, за исключением вспашки земли на своей полосе в общине, да привести иногда воз, другой сена. Здесь по очереди использовали одну, в общем-то, уже общинную лошадь, которая, хотя и оставалась в полусобственности Ивана, но использовались в интересах всей общины. Приходилось иногда прибегать и к лошади Андрея, когда она была свободна.
Почти в том же положении находился и двоюродный брат Николая Виталий Суханов, дом которого находился напротив дома Николая. У него пока одна дочь, но жена Машка или Мария была беременна вторым ребенком. То же самое можно было сказать о Степане Мельникове. Детей у них с Ариадной было пока что двое. А для некоторых работ Степан иногда использовал быка, который у него был вместо лошади. Потом, когда заговорили о коллективизации, он быстро его продал в другую деревню. 
Таким образом, фактически пять мужиков за четвертью самогонки решили судьбу Пантылки. А отсутствующие мужики Гаврила Мельников, Михаил Суханов и Василий Стрижев, как бы отгородившись от других, должны будут подчиниться решениям общины и примкнувшему к ним Андрею.
 
В конце февраля Андрей съездил в Ивакинский сельсовет, получил там свидетельство о рождении сына, проехал в сельскую церковь села Пантыл, где договорился о крещении Егорки. В начале марта он, вместе с Аграфеной и сыном съездил на крещение Егорки. На селе Пантыл настаивала Аграфена, вспоминая, что там на кладбище похоронен ее любимый муж Василий - дед Егорки.
Где-то сразу после десятого марта председателя общины вызвали в Ивакинский сельский совет, и обязали преобразовать общину в колхоз. Иван не ожидал такой быстрой развязки, хотя внутренне был уже готов к этому.
- Пока я не готов к немедленному преобразованию общины в колхоз, – заявил Иван.
- Что значит, не готов? Ты должен знать и понимать политику партии большевиков, и если партия сказала, надо, то это значит, необходимо во что бы то ни стало выполнить директиву партии, – ответили на его сомнения в сельсовете. 
- Я посоветуюсь с членами общины.
- А что ты собираешься делать с единоличниками-то, один из которых фактически уже превратился в кулака? - Ивану стало понятно, о ком идет речь.
- Андрей с Аграфеной согласен войти в колхоз. Об этом мне неоднократно говорил Андрей, а насчет Стрижева, не знаю.
- Стрижева нужно записать из середняков в кулаки, затем раскулачить и отправить по этапу – посоветовали сельсоветчики.
- Я же не могу принять такое решение? Он же не член общины? - пробовал возражать Иван.
- Мы тебе поможем. Нужно организовать собрание общины, предложить Стрижеву вступить в колхоз, настроить заранее людей против Стрижева и если он откажется, то подпишет себе право на раскулачивание с конфискацией всего имущества и заключением под стражу. Учтите, по сельсовету есть план на раскулачивание, и Василий Стрижев поможет нам его выполнить.

Получив фактически приказ о создании колхоза и о раскулачивании Стрижева, назад Иван ехал расстроенный и не знал, как ему и быть.
- Ваське Стрижеву говорить или не говорить, чем может обернуться его отказ от вступления в колхоз? Или сделать только предложение о вступлении в колхоз, а он, понятно, сразу не ответит ни да, ни нет, будет выжидать, как будет меняться обстановка. Неужели ему неизвестно ничего о раскулачиваниях в стране и в области? – с такими чувствами и без всякого решения приехал Иван в Пантылку.
Первым делом после приезда на другой день решил съездить к Андрею и к теще Аграфене.
- Анна, ты не желаешь съездить к матери? Сегодня я решил к ним поехать.
- Я на днях уже была у них. Они меня хотят сделать крестной матерью – ответила жена.
- Ты бы пока не обещала им стать крестной! Времена наступают сложные. Не забывай, что они приписаны властью к середнякам. Не исключено, что они могут попасть-то под раскулачивание.
- Да ты что с ума сошел, какие же они середняки: мамка из кожи вон лезет, чтобы управиться с таким хозяйством одной-то и без мужа-то?
- Я тебе сказал, а ты делай, как посчитаешь нужным. Как бы родство с Аграфеной не коснулось и меня.
С этими словами он вышел, впряг жеребца в кошевку и отправился к Андрею. Правда, жеребец был средней упитанности, не красавец, но все-таки пока что хорошо работающая лошадь.

Андрей с Аграфеной встретили его приветливо, но настороженно, так как они знали уже о том, что Ивана вызывали в сельсовет.   
- Ну, что, зять, слышно в сельсовете? Упоминали ли там о нас? И что нам делать, вступать, али не ступать в колхоз?
- Чё можно ответить вам? Конечно, придется вступать в колхоз и как можно скорее. Иначе запишут вас в кулаки, и прощай всё: собственность, лошадь, домашний скот и другое. Ваську уж записали в кулаки.
- Боже мой, боже мой! – запричитала Аграфена.
- Чё причитать-то, этим делу не поможешь - заявил тут же Иван.
- Я же говорил тебе и мужикам неоднократно, что мы вступим в колхоз без всякой задержки – произнес Андрей.
- Это хорошо, что ты понимаешь обстановку. Но посоветуй, как нам быть со Стрижевым? – спросил Иван.
- Он мне, кажется, не согласится войти в колхоз. Поэтому вам придется собирать собрание общины и принимать на нем письменное решение – посоветовал Андрей.
- Да как можно соглашаться на такое беззаконие, когда у тебя отбирают почти все, нажитое трудом Матвея, Анисима, Ивана, Василия, да и моим трудом тоже – пробовала возражать Аграфена.
- Мать, ты должна учитывать политику нашей власти. Раз решено всех крестьян объединить в сельхозартели, то так и будет. Поэтому нам возражать-то не нужно, а нужно быстрее все отдать, что полагается в колхоз, и жить дальше спокойно – уговаривал Аграфену Андрей.
- Да как же Стрелку, нашу такую работящую кобылку, почти гектар поля, кусок леса, сенокосные угодья за речкой – это все придется отдать? - расстраиваясь и плача, причитала Аграфена.
- Ну чё сделаешь? Так надо и давай, мам, закончим на этом разговор, если мы хотим жить и воспитывать детей и внуков.
Дальше показали Ивану Егорку, спросили, согласен ли он быть его крестным отцом? На что Иван ответил неопределенно:
- Посмотрим, посмотрим. Надо подождать с этим.  То есть, Иван не сказал ни «да», ни «нет».
Время незаметно подошло к обеду. Аграфена с Алевтиной накрыли стол, все сели обедать. За обедом Андрей с Иваном за выпивкой окончательно договорились не только о вступлении в колхоз, но и о переносе дома в Пантылку. При этом Иван утверждал:
- Понимаешь, Андрей, перенос дома сразу после вступления в колхоз, будет для всех примером к добровольному объединению единоличных крестьян в колхозы. И если ты сделаешь это первым, то отношение к вам властей будет совсем другим, – рассуждал и как бы настраивал Андрея и Аграфену Иван.
На этой же неделе Иван поехал и к Ваське Стрижеву. Разговор с ним ни к чему не привел.
- Ты пойми, что тебя же могут раскулачить?
- Чё я кулак – по-твоему, что ли? Я не использую чужой труд, обхожусь своими силами, плачу продразверстку и за что меня раскулачивать? Я, может, согласен объявить себя самостоятельным колхозом. Зачем мне вступать в ваш безлошадный колхоз и перевозить дом в деревню? Зачем мне работать на других, если любое дело могу сделать сам или мои дети?
- Я тебе сказал о последствиях, которые тебя ждут в случае отказа от вступления в колхоз, а ты сам решай, как тебе поступить – заявил твердо Иван и одновременно пригласил Василия на собрание на следующей неделе.
В деревне переговорил со всеми мужиками о необходимости вступления всех в колхоз. Посоветовались, что их ждет? По всем подсчетам выходило, что безлошадным крестьянам было выгоднее экономически объединиться в колхоз. Кто чувствовал себя чуть по богаче, те понимали, что потеряют это свое преимущество. Особенно это касалось хозяйств Аграфены с Андреем, и конечно, Василия Стрижева.

Мужики со всех сторон обсуждали необходимость создания колхоза и вступления в него. С одной стороны, было страшно, входить в новую жизнь и в новые взаимоотношения людей. Некоторым казалось, что отныне они могут меньше работать, и больше отдыхать. Другим, что вдруг кто-то совсем перестанет работать, а будет требовать от колхоза таких же доходов, как и честно и добросовестно работающие колхозники.
Андрей принял твердое решение о вступлении в колхоз, и менять его не собирался. Съездил к тестю к Касьянам посоветоваться относительно вступления в колхоз. Долго спорил со Степаном. Тот не советовал ему торопиться.
- Да как же не торопиться-то? Запишут нас в середняки, да еще не дай бог, в кулаки, раскулачат, меня могут арестовать и что тогда? Ты подумал, что будет при таком раскладе с твоей дочерью, внуком? – с пеной у рта доказывал Андрей Степану. В общем, сидели они целый вечер, закусывали и пили самогонку. Так ни о чем и не договорились. Но Степан пообещал в случае переноса дома в Пантылку оказать помощь в этом нелегком деле.

Понятно, что больше всего опасался коллективизации Васька Стрижев. Он даже побывал в доме Аграфены и Андрея. Привез с собой и Ивана, как председателя общины. Они обсудили все варианты плюсов и минусов коллективизации. Спорили до хрипоты полдня, убеждали Василия пожертвовать частью своего имущества, передать в собственность колхоза трех лошадей, поле и участок хорошего строевого леса. Причем, сделать это нужно немедленно, еще до приезда в Пантылку представителей сельсовета. Василий, как мог, отнекивался.
- Да как я отдам всех трех лошадей-то? На ком же я и мои дети будут пахать землю, ездить в город, в тот же сельсовет, на могилы родственников в Ильинское и в Пантыл?
- Василий Гаврилович, ну возьмешь одну из своих лошадок в колхозе, когда она тебе понадобится. Разве председатель колхоза тебе откажет?
- У меня две коровы, чё же одну из них тоже придется передать в собственность колхоза?
- Придется, раз ты ее до сих пор не зарезал или не продал.
- Нет. Вы меня без ножа самого режете – продолжал Василий.
- Завтра общее собрание. Давай решай до собрания, чё ты собираешься делать? – задал вопрос Иван.
- Не знаю. Наверное, я все-таки подожду с вступлением в колхоз. Если завтра меня не будет на собрании, то это будет означать, что пока я не вступаю в колхоз.
- Тогда не обижайся, Василий Гаврилович, если начальство вверху вдруг решит тебя раскулачивать, – сказал, как отрезал, Иван.
Другие домохозяйства тоже мучили все две недели вопросы создания колхоза и вступления в него. Но им было легче решиться на новый путь развития сельского хозяйства.