Чёрная скала или тайна Белого Призрака - история 1
ГЛАВА 1
Белоснежный конь мчался навстречу ветру. Его грива и хвост развивались с такой силой, что казалось, будто несется снежный вихрь. Но вдруг на пути оказался обрыв, за которым бушевало море. Нет, это было даже не море, а горы ревущей воды, которые безжалостно терзал ветер, разрывая на тысячи пенных осколков.
Белоснежный конь мчался навстречу ветру. Его грива и хвост развивались с такой силой, что казалось, будто несется снежный вихрь. Но вдруг на пути оказался обрыв, за которым бушевало море. Нет, это было даже не море, а горы ревущей воды, которые безжалостно терзал ветер, разрывая на тысячи пенных осколков.
Конь остановился. Его бока вздымались от быстрого бега. Он перебирал копытами, возбужденно фыркал, точно ища место, куда продолжить бег. Неожиданно грациозное животное развернулось и, величественно подняв голову, побежало от моря. Когда уже казалось, что конь вот-вот скроется за холмами, он внезапно замер на месте. Постояв несколько мгновений и тряхнув головой с белоснежной развивающейся гривой, конь ринулся назад к обрыву. Не останавливаясь на краю, он прыгнул прямо в бурлящую бездну…
Старик и девочка, которые жили недалеко от обрыва в домике на утёсе и видевшие эту невероятно сказочную картину, затаили дыхание. Красивейшее животное летело точно на скалистые камни, чьи острые края терзали свирепствующие волны. Но тут, сверкнула молния, раздался рвущийся раскат грома, и в свете молнии и пенных брызг конь словно растворился. Но спустя мгновение, на глазах изумленных людей, белоснежный дельфин, изогнувшись с весёлым стрёкотом, рухнул во вскипевшую пеной воду и, легко перепрыгивая с гребня на гребень волн, исчез вдали, поблескивая кипенно-белыми боками.
Старик тихо плакал, а девочка стояла с огромными, от удивления и восторга глазами, и всё всматривалась в бушующую пучину в надежде увидеть в последний раз уплывающего дельфина.
— Это был он! Белый Призрак! — наконец воскликнула она, взглянув на старика. Её глаза сияли восхищением. — Это же Ветэ;о, деда!
Старик, глядя на бушующее море, прижал белокурую головку внучки к себе и, утерев слезы, тихо сказал:
— Спасибо.
— Что ты там бормочешь, деда?! — резко подняла на него голову девочка. Но старик не ответил, а только крепче прижал к себе девочку и поцеловал в макушку.
***
Тихим летним вечером, незадолго до описанных выше событий, в крепком бревенчатом домике на окраине рыбацкого посёлка, восьмилетняя внучка Катя накрывала на стол. Она умело и шустро достала ухватом из печи чугунок с торчащими хвостами рыбы и принялась расставлять на столе тарелки и приборы. Дедуля починял рыбацкие снасти, сидя на широкой лавке, и с улыбкой поглядывая на любимую внучку.
На стене дома, между окнами с белыми кружевными короткими занавесками, ярко выделялась большая фотография в рамке, с которой улыбался широкоплечий мужчина в белоснежной форме капитана дальнего плавания. Он держал на руках смеющуюся Катю, лет шести, и по краям от него стояли двое мальчиков повзрослее, и статная худощавая женщина с длинными прямыми тёмными волосами и чуть надменным взглядом. Не сложно было догадаться, что Катя сидит на руках отца, потому что была она почти полной его копией: те же округлые черты лица, почти одинаковые изгибы бровей, волнистые волосы. И даже детские ямочки на щеках у них были одинаковыми, так же, как и ярко синие глаза почти всего семейства, кроме статной красивой женщины. И если присмотреться к старику, то можно было заметить, что глаза и у деда, и у внучки, были также схожи своим цветом безмятежной морской синевы в яркий солнечный день.
Дед поглядывал на ловкие движения внучки, и размышлял о своем: «Завтра надо в море. Запасов рыбы хоть и хватает, но скоро из города должен приехать сын со старшими внуками, и гостинцев им нужно приготовить от самого свежего улова. Да и кое-какие свои дела надо завершить. Полнолуние ведь именно завтра…»
Все лето Петрович (так все звали старика) и его любимая внучка Катя, прожили здесь на побережье. Каждый вечер проходил почти всегда одинаково: лишь начнет смеркаться, как собирались у калитки детвора и старики, послушать истории и байки деда Петровича. А был он знатным рассказчиком! Да всегда так увлечёт своими сказками, словно в сон погружаешься или кино смотришь.
Старик положил починенную снасть на лавку и придвинулся к столу.
— Катенька, внученька, — ласково позвал он. — Хватит кашеварить-то. Нам этого и за завтра не съесть.
— Деда! — продолжая возиться у печки, серьезно ответила девочка, — Я обещала родителям, что все лето буду за тобой ухаживать. А ты вот ешь в день по чайной ложке! Прямо как маленький, не заставишь тебя. Я же скоро домой уеду. Кто же за тобой присматривать будет?
— Ну, будет тебе сокрушаться-то. Хозяюшка моя.
И глаза дедушки засияли ласковым прищуром. Так улыбаться мог только он - одними глазами, но так, что в ответ хотелось улыбнуться или рассмеяться. Катя очень любила, когда деда так улыбается. За его округлой седой бородой и густыми усами, было не разобрать улыбки, а вот глаза озорно светились, словно у мальчишки.
Вскоре за окном раздались голоса:
— Петрович! Выходи сказки говорить!
— Не обижайте гостей, все уже здесь.
И уже через несколько минут запылал костерок у завалинки, где всегда и собирались благодарные слушатели.
— Деда, расскажи ещё про Белого Призрака! — раздались детские голоса.
— Про Ветэо! Про Ветэо! — подхватили другие.
Петрович посмотрел своим сияющим прищуром на детишек и сказал:
— Ну, слушайте.
В этот вечер Белый Призрак, превращаясь из белогривого коня в воина в серебристых доспехах, боролся с колдуньей, которую удалось, в конце концов, победить и забросить её дух в глубокие пещеры Черной скалы. Ту, что возвышалась не так далеко от посёлка на берегу моря.
Многие малыши уже мирно спали на руках своих дедушек и бабушек. И только неугомонные подростки, ещё таращили свои восхищенные глаза на Петровича. Ведь сейчас, начиналось самое интересное, когда дедушка отвечал на совершенно разнообразные вопросы детворы. И иногда, это было так же интересно, как и сами сказки Петровича.Ночные букашки вовсю распевали свои лунные серенады под мерный шум волн. Костёр, догорая, чуть потрескивал в темноте, изредка выбрасывая мелкие снопы искр.
— Деда, — вдруг тихо спросила Катя. — А почему колдунья, узнав имя Ветэо, не смогла завладеть его телом? — и быстро добавила, — Она как-то смогла ведь его превратить в призрака?
— Так, если бы сам Ветэо назвал ей своё имя, только тогда бы она смогла захватить его тело! Ну ты, чё Кать, не поняла что ль? — удивленно воскликнул знакомый Кати, конопатый Сеня, местный заводила среди всех мальчишек.
— Тише! Голосистый! — одернул крикуна Петрович. —Видишь, малыши уже смотрят сны про Ветэо.
Катя, в ответ на замечание Семёна, недовольно посмотрела и ответила она презрительным шёпотом:
— Я не глупее тебя, Сеня, и поняла, как ведьма пыталась заколдовать Призрака. Но вопрос был о другом. Ты же, как всегда, лезешь впереди всех, не понимая до конца, что требуется узнать.
— Городская задавака… — пробурчал Сеня, и, швырнув в костерок веточку, что он крутил в руках, хмыкнул, уходя, — Спокойной ночи...
Петрович, кряхтя поднялся по крыльцу, закрыл дверь и с улыбкой, спросил внучку:
— Катенька, зачем же ты всегда так поддеваешь Сеню? Он ведь за тобой ухаживает и тебе хочет понравиться. Это же видно всем.
— Странные у него ухаживания, — раздраженно ответила внучка. — Он всё время воображает, что лучше всех и смелее каждого из нас. А это только раздражает! Ведь сам деревенщина неотесанная, а ведет себя так, как будто мы малышня какая! — и притопнув ногой, добавила с жаром, рассерженно бросая подушку на кровать, — Ты же не знаешь, как сломал руку пухлый Димка, на прошлой неделе? Вот! Он и так увалень, так еще и рюкзак Сенькин нёс, и свалился в мелкую расщелину, потому что равновесие не удержал. Так Сенька, нет, чтобы всю вину на себя взять как честный человек, наоборот всех запугал! Ещё и пригрозил, чтобы никто не рассказывал о походе в пещеры Чёрной скалы! Ой…
Катя поняла, что разболтала тайну, и теперь смотрела на дедушку немного испуганно, прижав ладони к губам.
— Так значит и ты вместе со всеми ходила в пещеры? — хитро прищурился Петрович.
— Деда, прости, — опустив голову, тихо прошептала Катя, и тут же, словно боясь не успеть оправдаться, горячо воскликнула, — Они хотели в пещерах шалаши строить, а я их отговаривала! Честно! — и надув губы, пробурчала, — Но Сенька меня опять «задавакой» обозвал, вот я и разозлилась, и пошла со всеми...
Внучка виновато смотрела на дедушку. Её очаровательные, с ямочками, щечки заливал яркий румянец стыда, и она понимала, что провинилась и даже проговорилась о тайне, которую все ребята поклялись хранить. И оказалось, что «предатель-болтун» как раз она — девчонка.
Да, она была единственной девочкой в этой неугомонной компании мальчишек. Втайне ей, конечно, очень нравилось, что почти всё внимание ребят часто переключается на неё. Исключение составлял как раз тот самый Сеня, который и верховодил местными пацанами. Он был старше Кати на четыре года, но вел себя так, словно он уже взрослый, а её это злило больше всего. И даже его кличка «Дикий Семён» вызывала у неё только раздражение, а не трепетное уважение, как у всех ребят.
— А ты знаешь, что в Чёрной скале есть такие пещеры, из которых никогда не выберешься наружу? — продолжил Петрович, словно, не заметив смущения внучки. — Они ведут по кругу, и человек просто сходит с ума.
Дед на минуту замолчал, и уже серьёзно посмотрел на внучку, у которой смущение сменилось удивлением и интересом в глазах.
— Ты никогда об этом не рассказывал, — робко протянула она.
— Потому что, если об этом рассказать, то вы обязательно полезете туда, искать эти самые круговые пещеры. Неужели не понятно? Вам же подавай приключения, а головой вы пока думать не научились. Вот даже ты, вроде бы умная, воспитанная девочка, а все равно поддалась на обвинение тебя в трусости. Ведь так?
И дедушка снова заулыбался одними глазами. Катя поняла, что деда уже не сердится, и что он прав на сто процентов. А вот возразить ему было абсолютно нечем. И что бы хоть как-то сменить тему, она осторожно спросила:
— А откуда ты знаешь, что люди в этих круглых пещерах сходят с ума?
Петрович немного помолчал, и грустно вздохнул:
— Не в круглых, а круговых, — с грустной улыбкой поправил Петрович, и тяжело вздохнул — Никто из взрослых, в нашем посёлке, не любит вспоминать страшную историю, когда пропал Иван, отец Семёна. Ты ведь не знаешь, что Сеня почти сирота, и живет вдвоём с бабушкой Лидой.
— Ой, — удивилась Катя, — а я даже и не спрашивала его ни разу про родителей.
— Вот видишь… — печально продолжил дедушка. — А он как раз и выглядеть старается взрослее только из-за того, что в доме остался за старшего мужчину. Оттого все его поступки такие отчаянно-мальчишеские. Он словно доказать всем хочет, что не трус, и ничего ему не страшно. А всё потому, что, когда отца Сени, нашли в тех самых пещерах, тот боялся всего. Даже когда его покормить решили, он сначала зажался в углу, закрывшись руками, и притронулся к еде только когда все вышли из комнаты. Тогда какой-то глупый детина назвал Семёна сынком сумасшедшего труса. Эх, и досталось этому переростку, — заулыбался дед глазами. — Еле оттащили Сеньку от него. Так вцепился в горло обидчику… Вот и прозвали потом Семёна «Диким».
Катя сидела на кровати, не шелохнувшись. Потому что эта правдивая история, оказалась в тысячу раз интереснее всех сказок дедушки.
Увидев, что дед улёгся на кровать и погасил свет, всем видом показывая, что пора спать, Катя встрепенулась, и торопливо спросила:
— Деда, а мама Сени… Что с ней?
Дед покряхтел, поворачиваясь с боку на бок, и с тяжёлым вздохом сказал:
— Бросила она семью, когда Семён только в школу пошёл. Красавицей была… И, говорят, сбежала с каким-то богатым иностранным капитаном. Только не верю я этому. Отец Сени после того случая стал уходить в себя всё сильнее. Даже рыбачил как-то в пол силы, что ли. Снасти не чинил, за баркасом своим перестал ухаживать, и чистить его… Ладно. Спи, Катенька. А то мне спозаранку в море идти.
Катя отвернулась к стене и попыталась заснуть. Но странные мысли не давали ей покоя. Она поняла, что не задала самые важные вопросы: зачем отец Семена полез в пещеры? И как вообще возможно маме бросить маленького ребенка?!
С такими мыслями пришел тревожный сон, в котором девочка видела сырые подземелья Чёрной скалы. Они своим видом навевали страх, от которого хотелось сжаться в комок, и спрятаться подальше.
А дед, тем временем, размышлял о том, что наверно зря рассказал о сумасшествии отца Семёна. И кто его дергал за язык? Ведь так недолго проболтаться и о своей тайне, которую хранил уже почти… двести лет.
ГЛАВА 2
Солнечное утро разбудило весёлым щебетом птиц и далекими криками пастуха, что гнал стадо коров, вверх, на небольшие луга за посёлком.
Катя сладко потянулась, быстро выскочила из-под одеяла, тут же сделала пару приседаний и наклонов, и в одних трусах побежала к умывальнику, по пути включив радио. Весёлая песенка «Проснись и пой» ворвалась в утро и сразу создала чудесное настроение. Катя сразу стала пританцовывать и подпевать, не забывая умываться и чистить зубы.
Она мельком взглянула в окно и вдруг увидела, что за высоким забором стоит человек. Катя на бегу натянула шорты и футболку, её главные здешние наряды, и бросилась к калитке. Она знала, что почтальон может принести телеграмму о приезде папы и братьев со дня на день в любую минуту, и с нарастающей радостью в сердце она спрыгнула с крыльца, но не добегая до калитки, немного опешила — передней ней стоял совершенно незнакомый мужчина в странной белоснежной морской форме. Незнакомец помахивал фуражкой, как веером, небрежно держа ее рукой, в белой перчатке.
— Здравствуйте, — удивленно протянула Катя, и невпопад добавила, — А где почтальон?
Мужчина улыбнулся совершенно так же, как улыбался деда, одними глазами. И девочке показалось, что они очень похожи друг на друга. Только выглядел незнакомец гораздо моложе, и глаза у него не искрились, как у деда, а были тёмными и пугающими.
— Здравствуй, милое дитя, — заговорил незнакомец. — Прости, но где почтальон, я не знаю. А вот поговорить с твоим дедушкой очень хотел бы. Позовёшь его?
Голос Катю удивил не меньше и она даже сравнила его про себя со скрипом железа о железо. Звучал он похоже и очень неприятно.
— К сожалению, дедушки нет, он ушел в море, — вежливо ответила она, и, помолчав, соврала, — И вернется только вечером.
— Жаль, — хмыкнул незнакомец, и надел фуражку. — Передай ему, пожалуйста, что я буду ждать до полуночи в порту, а потом, к сожалению… уеду. Но мне очень нужно с ним встретиться и поговорить. Он сам знает, что это важно, потому что срок уже прошёл. И, кстати, как тебя зовут, милое дитя?
Мужчина вдруг резко дёрнул за калитку, но та была закрыта на скрытую щеколду, которую снаружи нельзя было открыть. Взгляд почти чёрных глаз впился в Катю, с выражением дикой ярости.
— Открывай… — злобно прошипел он.
Катя мгновение смотрела на происходящее испуганными глазами и тут же взвизгнула от страха и припустилась в дом со всей силы.
— Я буду ждать! — проскрипел вдогонку незнакомец.
Катя влетела на крыльцо и, тяжело дыша, молниеносно закрыла дверь на задвижку. Она была напугана так, что её колени тряслись мелкой дрожью и девочка просто сползла по двери на пол. Через пару мгновений отдышавшись, Катя на корточках прокралась к открытому окну и приоткрыла штору. Ей почему-то захотелось ещё раз взглянуть на страшного незнакомца, но, выглянув в окно, она удивленно замерла — длинная деревенская улица, уходящая вниз, к морю, была совершенно пуста. Даже малышни не было видно, что обычно ковыряется в песке возле калиток домов, и только огромная белая чайка сидела на заборе. Спустя секунду птица тяжело поднялась в воздух и, гортанно крикнув «Сеня», скрылась за крышами.
Катя вытаращила глаза на улетающую птицу и подумала про себя: «Чушь какая-то... Это дядька страшный, что ли, в чайку превратился? И при чём тут Сенька? И какой это ещё срок прошёл для деды? Ох, не нравится мне всё это».
От веселого настроения не осталось и следа, даже невзирая на весёлую песенку, доносящуюся из радио. Катя нервно стала заправлять постель, постоянно возвращаясь мыслями к странному гостю. Вдруг она поняла, что ещё неприятно её удивило в нём — на его белом кителе не было ни одной нашивки! И хоть видно было дядьку за высоким забором только от груди и выше, Катя поняла, что такого быть просто не могло! Она хорошо помнила офицерский китель отца и ей очень нравилось разглядывать его, и гладить рукой прохладную белую ткань. Вот на нем-то было много нашивок, да еще и погоны. А тут — вообще ничего. Просто белоснежная форма и всё.
Но тут невесёлые мысли прервал крик с улицы:
— Катерина! Выходи!
Так по-взрослому мог её звать только вредный сосед, Сергей Никодимович, постоянно поучавший всех направо и налево, за что и получил прозвище «Нудиныч». Он и всех пацанов называл полным именем. «Для солидности», как любил подшучивать деда.
Катя тут же недовольно поджала губы и вышла к калитке. Сосед стоял с телеграммой в одной руке. Второй, он по привычке, приглаживал на бок длинный вихор волос, что прикрывал его лысину. Но ветер с моря, постоянно приподнимал этот вихор, и со стороны выглядело так, словно открывается крышка люка на голове. На лице соседа блуждала хитрая улыбочка, которую взрослые, часто называли сальной.
— Где ж тебя носит, Катерина? — наигранно весело спросил он. — Почтальон стучался минут пять в вашу калитку. Благо, я вышел и уговорил его отдать депешу. Ну? Пляши! — воскликнул он и затряс телеграммой перед самым носом девочки.
Катя сурово посмотрела на кривляние соседа, быстро открыла калитку и резко вырвала листок из его рук.
— Спасибо большое, Сергей Никодимович, — сквозь зубы процедила она, и захлопнула калитку.
— Вот нахалка! Что бы я, еще хоть раз… — послышались удаляющиеся возгласы соседа.
А Катя смотрела на телеграмму и не понимала, что в ней написано. Потому что страшная мысль в голове звонила во все колокола и требовала немедленно всё выяснить.
Она снова рванула калитку и окликнула соседа:
— Сергей Никодимович! Простите меня, пожалуйста, я не хотела Вас обидеть, но тут что-то странное происходит, — подбежала, тараторя на ходу, Катя. — Как это, почтальон стучал пять минут? Я же дома была и вот только что выходила вот сюда, на улицу и…
Она обернулась, указывая рукой, и замерла — улица посёлка была полна народу! Детвора вовсю сновала в пыли, с криками и возней; какая-то бабуля катила тачку с навозом, и торчащими в нем вилами, по пути ругаясь, со спешившими за ней, двумя старушками; несколько женщин вдалеке, поднимались с сумками из магазина, и над чем-то громко смеялись, а в самом конце улицы на сине-жёлтом мотоцикле с коляской, ехал милицейский старшина и весело перекрикивался с двумя мужчинами в рыбацких робах; совсем недалеко Катя увидела подходящую знакомую компанию мальчишек, почти все одетые в тельняшки, и один из них приветливо помахал Кате радиоприёмником «Спидола».
Катя в полном недоумении смотрела на всю эту картину и не понимала — что происходит?! Она же отчетливо помнила, что всего пару минут назад улица была совершенно пуста!
Сосед что-то укоризненно выговаривал девочке, нервно дергаясь своим щуплым телом, и двигался к своему дому, а Катя медленно шла за ним и таращилась по сторонам и не веря своим глазам.
Наконец она посмотрела на соседа и, перебивая его суровые наставления, громко спросила:
— Сергей Никодимович, а Вы не видели тут мужчину в белой морской форме, без нашивок и погон?
Сосед слегка опешил, что его так бесцеремонно прервали, и раздраженно бросил в ответ:
— Не было тут таких. А почтальон твой минут пять, как ушел. Ты же — просто нахалка, и твоему деду Петровичу надо срочно взяться за твоё воспитание!
Сергей Никодимович открыл свою калитку, и, громко хлопнув ею, скрылся.
«Как же так? — продолжала удивляться Катя. — Я ведь не могла заснуть на полчаса? Я что, во времени провалилась что ли?»
Но долго удивляться ей не пришлось, потому что сзади раздался веселый возглас:
— Катька! Чё эт ты с Нудинычем ругаешься?
Она обернулась и увидела Димку, с загипсованной рукой на перевязке.
— Ничего я не ругалась, — сурово сдвинув брови, ответила Катя, и отодвинув мальчика рукой, пошла к себе в дом.
Там на ступеньках крыльца уже вовсю рассаживалась почти вся их компания. Конопатый Васька включил погромче приёмник, пританцовывая твист под звучащую песенку «Королева красоты» и весело подмигивая подошедшей Кате. Не было только Сеньки.
Кучерявый, загоревший до черноты Васька, хитро прищурил свои по-кошачьи зелёные глаза, и вальяжно растягивая слова, произнес:
— Кто бы мог подумать, что пай-девочка Катенька, может так грубо разговаривать со взрослыми? Ну, просто нахалка!
Мальчишки дружно загоготали, а Катя, на удивление всем, присела рядом и тихо сказала:
— Ребят, что-то странное происходит. Даже не знаю, как объяснить, но мне становиться страшно.
***
Телеграмма лежала на крыльце. В ней были написаны самые ожидаемые Катей слова: «Приезжаем пятницу. Целуем Вадим Данила папа».
Но девочка не разглядывала её, как это было в прошлый раз. Она до хрипоты спорила с мальчишками о том, что произошло. Все их убеждения, что она не слышала стука почтальона, когда убирала постель, Катю только злили. Да, она была внутри, но не делала это полчаса! Да и не слышать окриков с улицы, при раскрытых-то окнах, просто не могла! Ещё этот страшный человек в белой форме и чайка, что крикнула «Сеня».
Ребята, конечно, слабо верили, что это было, но возразить им было нечего. И тут, тот самый кучерявый Васька, вдруг невпопад сказал:
— Чё то Сеньки нет давно. Обед уж скоро. А ведь обещал зайти раньше всех.
— Наверное, он на Катьку обижен за вчерашнее, — жуя конфету, пробубнил Димка.
— Эх, Димон-батон, вечно ты конфеты трескаешь. Ты их дома в гипс прячешь, что ли? — рассмеялся Васька.
Ребята подхватили шутку друга и, веселясь, стали обыскивать Димку и щекотать его, чтобы тот сознался. Ведь каждый знал, что больше всего на свете их пухлый друг боится щекотки и готов сразу сдаться.
В этот момент во двор вошел дед Петрович, с большой корзиной рыбы, в просоленной брезентовой куртке и в высоких резиновых сапогах.
— Опять у вас «пытка смехом»? — весело прищурился он.
— Деда! — подлетела к нему Катя, и торопливо стала рассказывать, — Тут столько всего произошло! Вообще! Нудиныч мне телеграмму отдал! Папа с братьями приезжают в пятницу! А это же сегодня! И ещё к тебе какой-то странный дядька заходил, в морской форме, белой-белой, и без единой нашивочки. Я это успела рассмотреть! Сказал, что тебя на пристани ждать будет в полнолуние. Там какой-то срок прошёл. Так, кажется, он сказал. И еще чайка кричала «Сеня»! А эти мне не верят, — указала девочка на ребят.
Никто не заметил, как изменился взгляд Петровича. Всем своим видом он старался не показать, как его взволновала новость про незнакомца. Когда внучка увлечённо делилась новостями, он неторопливо поставил корзину и, скинув рыбацкую куртку, протянул её ближайшему мальчишке. Тот подхватил тяжёлую робу и тут же развесил её на перилах крыльца, а Петрович привычно улыбнулся глазами и посмотрел на внучку:
— Катюша! Зачем же ты нашего доктора так обзываешь? Он же солидный, взрослый человек и в нашем посёлке Сергея Никодимовича все уважают и ценят. Да, и не только у нас. А ты — "Нудиныч"... Не хорошо.
— Так ей уже сам Сергей Никодимович выговор объявил, что она нахалка, потому что телеграмму у него из рук вырвала, — дожёвывая конфету, пробубнил пухлый Димка.
Катя зло прищурившись, посмотрела на Димку, резко отвернулась, и подхватив тяжёлую корзину с рыбой, тихо процедила сквозь зубы:
— Предатель!
Конопатый Колька вместе с зеленоглазым Васькой, перехватили корзину у Кати, а Димка рассерженно фыркнул:
— Ничего я и не предатель! Всё равно ж Нудиныч... Ой! Сергей Никодимович жаловаться придёт. Вот я и предупреждаю деда Петровича, чтобы он был готов к его длинным речам.
Мальчишки дружно прыснули смехом, а Петрович придержал за локоть Катю, хотевшую убежать в дом.
— А мама опять не приедет? — стараясь говорить спокойно, спросил он.
Катя удивленно вскинула брови:
— Ну ты, что, деда?! У нее же осенью показ «Мода 1971»! Я тебе столько раз об этом говорила! Да и ты сам знаешь, что она на дух не переносит запах рыбы. А мне наоборот, нравиться, — широко улыбнулась она.
Ребята гурьбой пошли в дом и только Петрович остался на крыльце, оглядываясь по сторонам, словно высматривая кого-то. Вдруг, откуда-то донеслось тихое конское ржание, и он резко повернул голову в сторону утёса. На фоне голубого неба и редких облаков, ему показалось, что мелькнула белоснежная грива. Старик пригляделся, но ничего не увидел. Он качнул с досадой головой и вошёл в дом.
***
Сеня проснулся от холода и влаги, что пропитали его рубашку и штаны. В кромешной темноте он ничего не мог рассмотреть, сколько не приглядывался. Глухое журчание воды, стекающей со стен, отдавалось странным эхом, и мальчик понял, что находится в пещере.
«Это сон! Всего лишь сон…» — мысленно уговаривал себя Сеня. Но сколько он не зажмуривался и не щипал себя за руки, промозглая сырость и звуки пещеры не исчезали. Тогда Сеня понял, что случилось страшное — он оказался в заколдованных пещерах, о которых рассказывал в сумасшедшем бреду его отец.
Страх, наливая свинцом руки и ноги, стал проникать в тело ледяными толчками. Он сжимался в груди стылым комком, вызывая тошноту. Чтобы не закричать от ужаса, мальчик, тяжело дыша, приподнялся, и на ощупь стал осторожно пробираться, касаясь мокрых стен.
Голос страха кричал в голове: «Стой! Вдруг тут пропасть?! Забейся в самый дальний угол и не шевелись!» Но Сеня двигался вперед, потому что понимал – поддайся панике хоть на полсекунды, и ты пропал.
Вдруг, он увидел блеснувшую искру. В густой темноте она показалась, как яркая вспышка света. Потом ещё и ещё. Наконец, перед изумленным мальчиком появились очертания женского силуэта, который манил его к себе рукой. Сеня на секунду замер, и почувствовал, как все тело стало мелко трястись от нахлынувших чувств. Одними губами он прошептал: «Мама?», и медленно двинулся в сторону силуэта. Когда мальчик подошёл почти вплотную, видение рассыпалось, и прозвучал скрипучий голос, от которого Сеня вздрогнул и ухватился за мокрую стену:
— Как тебя зовут?..
Многократное эхо повторило вопрос, вызывая мурашки и ещё больший озноб. В полнейшей темноте звук эха несколько мгновений доносился ото всюду, вызывая странные чувства пустоты и страха.
— Ссс… — начал было отвечать мальчик, но тут его что-то остановило и слово застряло в горле. В голове сразу же вспомнилась история про Ветэо и колдунью, которая так же пыталась узнать имя Белого Призрака, чтобы погубить его.
«Этого не может быть!» — в ужасе подумал Сеня, но его мысли прервал низкий смех, который, нарастая, стал заполнять всё вокруг. Казалось, что сами стены пещеры надрываются от страшного хохота.
— Он всё же успел рассказать эту сказку, — наконец прозвучал леденящий скрипучий голос, перекрывая улетающее эхо, и затем резко перешедший на визжащий крик, — Но он не рассказал до конца всю правду! И заключена она в нём самом — в этом трусливом старике! Это из-за него я здесь жду, когда же он, наконец, решиться посетить меня, и отдать свой долг. А долг его очень велик! И хоть мне и не хочется, но заплатить его придется… тебе, мальчик…
***
Петрович, вместе с внучкой и ребятами, занимался разделкой рыбой, но мысли его были далеко.
«Как же быстро летит время, — размышлял он. — Как незаметно прошло ещё тридцать лет. Я готовился, и всё равно, получается неожиданно… Главное, чтобы никто ничего не увидел, как тогда…»
В его памяти всплыли картины, где он, ещё молодой мужчина, осторожно пробирается ночью к Чёрной скале. Но его враг Демьян, так же тайно крадётся следом…
Эту давнюю историю Петрович сейчас вспоминал особенно ясно и с самого начала. Именно тогда, сотни лет назад, он узнал, что такое настоящая любовь, дружба, предательство…
Вспомнил, как нелегко ему приходилось учиться жить среди людей, как его наивные вопросы вызывали насмешки и язвительные замечания. И, конечно же, он не мог забыть ту, из-за которой он и стал человеком. Потому что именно она, Лана, подарила самое дорогое, что есть на земле — любовь и веру в себя.
Когда он впервые её увидел — весь мир изменился. Он стал вращаться только вокруг неё, вокруг её глаз, её улыбки, смеха и непередаваемого аромата, исходящего от каждого изгиба её тела.
Ну как он мог знать, что тогда, купаясь в открытом море, рядом с рыбацким баркасом, она уже была невестой Демьяна? Того коварного Демьяна… Но он ничего не мог с собой поделать. Он просто растворился в ней. Потом долго не решался подплыть, но всё же не выдержал. А когда, с восторженными возгласами она ухватилась за него, то понёс ее в открытое море, готовый взлететь над водой от счастья.
Потом эти редкие свидания, когда Лана стояла в море, недалеко от берега, и нежно касалась рукой его спины и… плавников.
Да — он был дельфином! И не просто дельфином, а белоснежным дельфином, королевских кровей.
Конечно же, он вспомнил и гнев отца, Правителя морей, за то, что тайно добыл зелье из глубинных водорослей, помогающее понимать язык морских жителей. Лана потом долго не могла прийти в себя от восторга, который она испытала, услышав его речь и его имя. В той далекой жизни его звали Грампус.
Но сколько было счастья и радости от того, что он наконец-то смог сказать ей слова любви, что разрывала его сердце, от вынужденного безмолвия долгие месяцы. И как он почти обезумел от восторга, когда у неё получилось превратиться в дельфина и уплыть с ним в море далеко к горизонту… Именно из-за этого случая, отец и изгнал его из семьи. Ведь тайна обращения в человека, и обратно в дельфина, была доступна только королевскому роду. Только раз в полнолуние королевские дельфины могли становиться людьми ненадолго. Но и здесь тайное зелье помогло ему стать человеком. Надолго. На целую вечность, в тридцать лет. Хотя не обошлось без трагедии.
Кто же мог знать, что секрет глубинных водорослей давно раскрыл злой дух земной ведьмы, обитавший в Черной скале у моря. Она непостижимым образом смогла заманить в ловушку его брата Ветэо именно в момент превращения того в человека, потому что знала об этой тайне. И как же Грампус горевал, что потом брат только три дня в месяце мог быть дельфином. Потому что колдовство, павшее на Ветэо, после нарождения новой луны, обращало его в белоснежного скакуна-призрака. И всё из-за того, что брат не открыл духу ведьмы своего истинного имени, что бы она отобрала его тело.
Всё это вспоминал старик как в полусне, занимаясь разделкой рыбы вместе с ребятней. Он изредка кивал головой, не обращая внимания на громкое пение ребятни под приёмник, и продолжал находиться в плену своих воспоминаний.
Но вдруг, его раздумья, прервала тревожная мысль. Он обернулся к внучке и спросил:
— А где Сеня? Почему он не с вами?
Ребята загалдели, и Димка, которому не досталось работы из-за гипса, жуя конфету, пробубнил:
— Да он на Катьку обиделся за вчерашнее у костра, вот и не пришел. Или опять от отца прячется.
Зеленоглазый Васька, выпучив глаза, подскочил к Димке, начал щекотать его, обыскивая, и быстрым шёпотом выпалил в самое ухо:
— Вот зачем Катьке знать такое про Сеньку?
К Ваське тут же присоединился Петька:
— Эй! Димон-батон! Что ж ты конфеты постоянно трескаешь, а с нами не делишься? Хорошо иметь мамку продавщицу, да? А прятать конфеты от нас, думаешь, хорошо?
Димка, заливаясь смехом, выворачивался как мог, ведь каждый знал, что больше всего на свете их пухлый друг боится щекотки и готов сразу сдаться.
— Да он, наверно, конфеты в гипс прячет! Нашёл тайник себе!
Петрович с чуть рассеянной улыбкой смотрел на возню мальчишек, протирая руки от соли, и потом громко пару раз хлопнул в ладоши.
— Так! Озорники! Ну-ка прекращаем пытку щекоткой!
Димка в этот момент вырывался, и со смехом отбежал к открытому окну, запрыгнув на подоконник, а Петрович кивнул внучке, отзывая её в сторону:
— Катенька, а что за чайка кричала про Сеню? Расскажи поподробнее.
И хоть сказал это дедушка очень тихо, все ребята разом замолчали, чем смутили Катю.
— Я же говорила… — отчего-то покраснев, громко сказала внучка. — Когда пришел страшный дядька, я сначала убежала от него в дом, а потом в окно чайку увидела, белую-белую.
И она, горячась, вновь повторила всю историю, которую уже слышали ребята в мельчайших подробностях. И про китель, без нашивок, и как потом огромная чайка, улетая, прокричала «Сеня» напоследок.
Петрович слушал рассказ внучки с нарастающей тревогой и понимал, что действовать нужно немедленно.
Он, конечно же, узнал странного незнакомца. Это был Фрах… акула. Дух ведьмы научил его превращаться в человека на сутки, копируя образ Ветэо. Вот почему Кате показалось, что незнакомец похож на деда. Ведь братья Ветэо и Грампус были почти копией друг друга.
Петрович помнил, как не раз встречался с Фрахом в море. Последняя встреча была как раз возле Чёрной скалы, ровно тридцать лет назад. В тот день Грампус приплыл к берегу, чтобы вновь стать человеком, и акула напала на него, загоняя в ловушку к духу ведьмы.
ГЛАВА 3
Сеня зажмурился от мерзкого прикосновения, которое почувствовал на своей щеке. Ему казалось, что что-то склизкое коснулось его лица и пытается расползтись по шее и щекам. Мальчик вскрикнул и, отшатнувшись, больно ударился затылком об острый камень пещеры. Он тут же почувствовал горячую струйку крови, что потекла на шею и быстро зажал рану ладонью.
— Я чувствую запах твоей крови и твоего страха, — вкрадчиво прозвучал голос. — И сейчас ты начнешь слабеть и потеряешь сознание. А потом в бреду скажешь мне своё имя, чтобы я смогла забрать твоё тело. Понимаешь, как всё просто!
И снова многоголосое эхо подхватило скрипучий хохот, разнося его под сводами пещеры. Но смех уже не пугал Сеню. Потому что он внезапно понял, что нужно делать.
Как-то, дед Петрович рассказывал о том, как Ветэо заблудился в подземелье, и нашёл выход только благодаря движению воздуха. Откуда дул небольшой ветерок, там и был выход. Это очень хорошо запомнил Сеня и сейчас сосредоточенно ловил малейшее дуновение. Наконец, слабый порыв чуть коснулся его спины и, повернувшись назад, он медленно пошел, опираясь о стену.
— Куда же ты собрался, мой милый? — послышался насмешливый возглас. — Мы только начали и ты уже сбегаешь. Ты, наверно, такой же трус и псих, как и твой отец?
Сеня сжался от последних слов, которые ранили его в самое сердце. Ведь больше всего на свете он боялся повторить судьбу отца и сойти с ума.
А голос, тем временем, продолжил свою атаку.
— Ты на него немного похож, но слишком молчалив. Наверно, такой же упрямец, как Ветэо. Тот даже звука не проронил, когда я его заколдовала.
И снова жуткий смех ударился в стены пещеры, многократно отражаясь, и удаляясь.
Мальчик замер, и в его голове громыхнул один единственный вопрос: «Ветэо настоящий?!»
***
После рассказа Кати, Петрович, первым делом послал несколько ребят к дому Сени, чтобы узнать, на месте он или нет. Когда мальчишки выбежали за калитку, Катя на крыльце быстро схватила Ваську за локоть, и с хитрым прищуром спросила негромко:
— Ты же знаешь, где Сенька от отца прячется? И почему, кстати?
Васька прищурился в ответ, подумал несколько секунд, посмотрел исподлобья на подошедших пухлого Димку и Петьку, и нехотя протянул:
— Ну знаю, и чё?
— Да ни чё! — горячо зашептала Катя, утягивая Ваську с крыльца к калитке. — Пошли, покажешь! Может он там и сидит. А если деду рассказать, тогда это тайное убежище Сеньки всем взрослым будет известно. Понял?
Васька отвернулся, неуверенно почесал в затылке, затем повернулся и хмуро выдал:
— Только — чур, могила об этом месте! Это Сенькина тайна.
Катя молча кивнула в ответ, а Димка пробубнил:
— Я короткую дорогу знаю туда.
— Отлично! — хлопнула его по плечу Катя, а Васька, обращаясь к Петьке, попросил:
— Скажешь про нас, что мы ко мне домой пошли, если спрашивать начнут. А если гурьбой уйдём, сразу поймут. Уговор?
Петька пожал плечами и обиженно хмыкнул:
— Димон-батон! Ты там вторую руку не сломай только…
— Надо фонарь с собой взять, — не обращая на обиду друга, деловито произнёс Васька. — Спички у меня есть для костра, но в пещерах без фонаря все ноги переломаем…Не то что руку… — указал он на гипс Димки.
Катя кивнула, быстро вернулась в дом и вскоре троица ребят торопливо вышла за калитку. Но не успели они скрыться за холмом, как услышали недалёкое тарахтение мотора. Димка, увидев милицейский мотоцикл внизу улицы, тут же спрятался за спины Васьки с Катей и тоскливо поканючил:
— Блин… Батя едет! Надо уходить быстрее, а то домой загонит.
Катя быстро сунула в руке Димке прихваченный из дома фонарь, подхватила Ваську под локоть, и выдвинула перед собой Димку, загораживая его. Ребята торопливым шагом устремились по тропинке, ведущей в сторону утёса, что начиналась сразу за забором.
Когда, запыхавшиеся от быстрого бега, мальчишки вернулись и сказали Петровичу, что Сеньку никто не видел с раннего утра, даже его бабушка, тот сразу же понял, что его опасения оказались не напрасны. Он тут же разослал этих мальчишек по домам рыбаков, с одним наказом: срочно собрать свободных мужчин к нему в дом и чтобы они оделись в рыбацкие брезентовые робы, в которых ходят в море, и захватили с собой побольше длинных веревок и фонари.
— Петя! — окликнул Петрович конопатого мальчишку. — А где Катенька? Не видел её?
— Она с Димкой к Ваське пошла! — на бегу прокричал Петька, и скрылся за калиткой.
Минут черед двадцать к Петровичу, копошащемуся у большого рюкзака с мотком верёвки и большим фонарём, зашёл милицейский старшина и привычно козырнул:
— Здравия желаю!
— А, Виктор! Здравствуй, дорогой! — суетливо поприветствовал старик и, нахмурившись, стал рыться в полке шкафа, приговаривая, — Куда же я второй фонарь то положил… Вот память старческая…
— Петрович, — снял фуражку старшина, — с чего ты решил, что Сенька пропал?
Складывая в рюкзак одеяло, спички, и привязывая снаружи моток верёвки, Петрович со вздохом протянул:
— Да, в том-то и беда, что нет мальчонки с утра нигде. А зная его, он бы или со мной на рыбалку с утра увязался, или давно у меня во дворе сидел бы с ребятнёй... Куда же второй фонарь то делся, а?..
Старшина понимающе кивнул, почесал затылок, снова надел фуражку и серьёзно спросил:
— Думаешь, опять от Ивана прячется?
Петрович пожал плечами, продолжая упаковывать рюкзак, а старшина обернулся на открывающуюся дверь, куда вошли двое крупных мужчин в рыбацких робах, с рюкзаками и мотками верёвок, скрученными на локтях.
— О, вот и ребятки собираются! — радостно воскликнул Петрович, и отвечая на рукопожатия, обернулся к старшине, — Просьба к тебе, Виктор! Собери всех детишек, с Катенькой, и куда-нибудь под наблюдение пристрой, от греха подальше, чтоб не разбежались. А то как бы их ещё не пришлось искать. Есть у нас в посёлке, у кого не забалуешь?
— Так строже моей Клавдии не сыскать! — хохотнул старшина. — У неё в магазине даже мыши крупу не воруют — боятся!
— Вот и ладно! — вздохнул Петрович и добавил, — По дороге доктора позови, чтоб с медикаментами пришёл, да и сам возвращайся сюда скорее.
Старшина козырнул и, выходя из двери, столкнулся с рослым усатым мужчиной в рыбацкой робе и рюкзаком.
— Вот и бригадир подоспел! — суетливо засеменил ему на встречу старик. — Здравствуй Андрюша!
Бригадир рыбаков поздоровался со всеми за руку, поправил пышные усы и басовито пророкотал:
— Здоров будь, Петрович! Думаешь, Семён, как и Иван тогда полез?
— Да, кто ж знает, Андрюша! — устало пожал плечами старик. — Но сходить нужно. Чует моё сердце, что в пещерах он. Только времени у нас не так много. Давайте-ка пока начнём план поиска составлять!
***
Ловко перепрыгивая с валуна на валун, и уже приближаясь к подножию Чёрной скалы, Катя и Васька обогнали Димку, который неуклюже спешил за ними. Катя забрала фонарь ещё на первых выступах скалы, чтобы Димке было удобнее идти. Правда, про себя она решила, что тот действительно неуклюжий и того и гряди, разобьёт дорогую вещь деда. Димка хоть и указал короткую дорогу, но с гипсом на руке старался не сильно торопиться, опасаясь снова упасть. Внезапно, один из камешков, на который он неудачно наступил, пошатнулся и покатился вниз, а следом споткнулся и сам Димка, упав между валунами с криком:
— Ай! Рука!
Ребята резко обернулись и Васька с досадой крикнул:
— Ну, блин дырявый! Димон-батон! Опять?!
Катя поспешила к упавшему Димке. Обернувшись, она увидела, что Васька стоит на месте и презрительно щурится своими кошачьими глазами. Катя поджала губы и кряхтя от натуги, стала вытягивать Диму их расщелины, громко ворча:
— Васька, вот ты прям, как твой дружок, Сенька! Нет, чтобы товарища поддержать добрым словом и помочь... Нет же!.. Давай упрекать…
Васька хмыкнул и шустро подскочив, помог вытянуть пухлого друга и усесться ему на валун. Димка, прижав к груди загипсованную руку, закачался и стал постанывать от боли.
— Сильно ушиб, да? — жалостливо глядя, спросила Катя.
Димка со слезами на глазах качнул утвердительно головой и проложил баюкать свою пострадавшую руку.
— Ему надо домой Нудинычу показаться! — строго сдвинула брови Катя. — Вдруг он свой перелом повредил.
Васька, поджав губы, отрешённо махнул рукой:
— Ладно, пусть идёт... Только, Димон — уговор: про нас чтоб ни слова. Усёк?
Димка встал, всхлипывая, кивнул и осторожно стал перепрыгивать по валунам в обратную сторону от скалы.
***
Трое рослых мужчин, в рыбацких робах и высоких сапогах, сидели за столом, а Петрович чертил на тетрадном листе какие-то схемы, и негромко объяснял:
— Вот здесь, похоже и будет тот пролом, через который мы Ивана выводили, помните?
Мужчины молча кивнули, глядя на рисунок, и бригадир прогудел басом:
— Давайте уж поторопимся! А то уж, считай пол суток, как мальчонки нет. Да и в пещерах зябко, застынет малец.
Сергей Никодимович всё это время сидел в сторонке на стуле, обнимая старинный большой саквояж, с торчащими из одного края ушками стетоскопа. Он чуть высокомерно посматривал на происходящее, постукивая тонкими пальцами по саквояжу, и привычно поправляя вихор на голове. Но на словах бригадира Андрея не выдержал и высоким голосом возмущённо заявил:
— Вот слушаю вас и поражаюсь! Ну, вот как можно так рассуждать! — встал и, пародируя Андрея, повторил, — Малец там замёрзнет, озябнет! Тьфу! Да чхать он хотел на ваши переживания!
Сергей Никодимович начал ходить из угла в угол, скрипя начищенными сапогами над выцветшими штанами-галифе и, заложив руку за лацкан двубортного потёртого синего пиджака, разразился длинной речью:
— Этот ваш Семён полностью предоставлен сам себе, без всяческого воспитания со стороны! Он живёт по принципу — что хочу, то и ворочу! Да, есть у него конфликт с отцом, ну да ладно, не это главное. Но вообще — это же неслыханно: взбудоражить весь посёлок просто потому что тебе захотелось приключений! Да, что далеко ходить! Вон, внучка твоя, Петрович, мне сегодня такой спектакль учинила, вспомнить стыдно! Мне, взрослому человеку хамила так, как эти малолетние шалопаи не хамят друг другу! И всё это, Петрович, из-за твоей дозволенности во всём своей внучке! Это ж показатель самого безалаберного воспитания, отчего дети и пускаются в какие-то выдуманные в твоих сказках, Петрович, приключения. Да, да! Полагаю, что именно Петрович виноват в том, что сейчас все собираются искать Семёна в пещерах Чёрной скалы, о которой так много было рассказано! И как знать, может, Сеня, вслед за отцом пошёл искать клад в тех пещерах. Правда Иван тогда сошёл с ума, и в психушке лечился! Но разве Сеню это остановило? Нет! А всё это из-за чего? Да всё из-за глупых сказок Петровича! Ну, разве не так? Посему, надо строже воспитывать детей! И даже пороть их, как раньше, чтобы они уважение к старшим имели.
Бригадир Андрей сурово сдвинул брови, слушая высокопарную речь доктора, вдруг не выдержал, встал из-за стола и, нависнув грозной махиной над тщедушным Сергеем Никодимовичем, пророкотал:
— Доктор! Ты вот сейчас аж слюной брызжешь, рассуждая о воспитании, сам детей не имеючи! — потом устало махнул рукой, — Да, что базар то разводить... Не поймёшь ты, Никодимыч, своей душой сухаря, что Иван, не за кладом в чёрную скалу ходил, а чтобы жену свою Александру найти. Сам же слухи распускал, что она сбежала с иностранным капитаном каким-то. Да, только люди не поверили этому, и всё больше склонялись к тому, что в Чёрной скале она сгинула. Видать Сеня, как и отец, пошёл мамку искать, потому как сердце есть у человека.
Сергей Никодимович обиженно поджал губы, сел на стул и со злобным прищуром уставился на Петровича. А тот, слушая Андрея, только печально улыбался, глядя в пол.
***
Васька пробрался в небольшую щель в скале и протянул руку, помогая Кате пролезть.
Внутри небольшой пещеры оказалось сыро и темно. Только маленький луч пробивался где-то сбоку, слабо отражаясь от бугристых стен. Катя сразу включила фонарь и, проведя лучом, наткнулась на угли небольшого костерка. Возле углей лежала потрёпанная телогрейка на кучке сена и стоял закопчённый чайник, рядом с ворохом сухих веток.
— Нет тут Сеньки... — буркнул Васька, садясь на телогрейку. — По костру видно, что был он, но давно. Может позавчера...
Катя с интересом рассматривала стены пещеры, водя по ним лучом фонаря.
— Интересно, — сказала она, садясь рядом с Васькой, — а древние люди вот в таких же пещерах жили?
— Батарейки не трать и выключай фонарь. Ща я костёр запалю, — проворчал Васька, накладывая хворост на угли костра. Затем он чиркнул спичкой и зажёг пару прутьев. — А про древние пещеры я видел рисунки в учебнике Истории. Там не поймёшь — такие же пещеры были или нет.
— И давно тут Сенька себе укрытие нашёл? — стала отмахиваться от дыма Катя. — А кто-то ещё об этой пещере знает?
— Мне Сенька конечно по ушам надаёт, что без его спроса тебя привёл... — раздувая огонь, сказал Васька. — Ну, да ладно... От отца он тут прячется, когда тот бузить начинает.
Катя, вытаращив глаза, прошептала с ужасом:
— Его отец бьёт?
Васька поправил пару разгоревшихся веток в костерке и с укоризной взглянул на Катю:
— Да... Пробовал один раз, но Сенька вырвался... — и тут же, спохватившись, что выболтал важную тайну, горячо добавил, — Не вздумай ему это говорить! Только я это и видел, потому мне Сеня всё на чистую и рассказал. Ясно?
Катя смущённо отвела взгляд, кивнула и протянула руки к костерку.
— А почему он его бьёт?
— Да раньше он нормальный был, и даже Сеньку рыбачить учил. Но потом... Всё после больницы началось... Он же там каждый год лечится подолгу, а как вышел этой весной, стал на Сеньке зло срывать, что это из-за него мать ушла... Ты ж про это не знаешь?
— Про больницу я знаю, — печально сказала Катя. — Мне деда говорил. И про круговые пещеры рассказал, что там Сениного отца и нашли. Только зачем он туда полез?
Васька, удивлённо посмотрел на Катю, отдернул руку от большого языка пламени и грустно ухмыльнулся:
— Хм... Ты даже это знаешь? А что за круговые пещеры?
— Вот скажешь, зачем отец Сени в Чёрную скалу полез, тогда и про круговые пещеры отвечу, — взглянула Катя с прищуром.
Васька с досадой вздохнул, поворошил веточкой костерок и как бы нехотя сказал:
— Кто-то говорит, что за кладом пошёл, а Сенька сказал, что мамку разыскивал тут отец. Она у них пропала...
— Это я тоже знаю от деда. Только если она столько лет назад пропала, неужели она может всё это время тут в скале скрываться? И зачем?
Васька укоризненно посмотрел на Катю, словно она глупенькая, покачал головой и чуть раздражённо и поучительно заявил:
— Так дядя Ваня, отец Сени, сразу как она пропала, туда и полез, голова твоя пустая! Вот нафига я тебе всё это говорю?! Это же тайна Сеньки, вот у него и расспросишь, когда его найдём! Всё…
Катя обиженно поджала губы, а Васька встал, со злостью сломал пару веток и отбросил их в стороны.
— Давай лучше думать — как Семёна искать, а то ты меня своими расспросами уже нервничать заставляешь.
Катя встала, протянула руки к костерку и, поёжившись, сказала:
— Тут прям зябко... Вот только не пойму — зачем Сенька сюда полез?
— Вот и спросим у него, когда найдём. Ну что? Пойдём дальше?
— Погоди! Давай сначала решим, как мы звать Семёна будем? Помнишь, в сказках деда говорил что в глубинных пещерах имена называть нельзя.
— Ну... Давай кричать "Дикий", — почесал лениво затылок Васька. — Он поймёт сразу, что его ищут.
Катя молча кивнула и стала помогать Ваське затаптывать костерок.
***
Бригадира, стоящего у двери, чуть не сшиб старшина, как вихрь влетевший в комнату со словами:
— Петрович! Мой оболтус Димка вернулся только что и сказал, что Катя с Васькой в пещеры одни пошли, а его назад отправили, потому что он снова свалился и, кажется, ещё раз сломанную руку повредил.
Не говоря ни слова, все мужчины быстро подхватили свои рюкзаки, а Петрович надел рыбацкую робу и стремительно шагнул за порог.
Мужчины шли друг за другом и лица их выглядели сосредоточенно и немного сурово. Они старались не обращать внимание на возгласы Сергей Никодимовича, который семенил за всеми заметно отставая:
— Я в последний раз требую — прекратить самодеятельность! — визгливо заявлял доктор. — Нужно вызывать настоящих спасателей из города! Если вы меня не послушаете, то ты, Петрович, да-да, именно ты, будешь во всём виноват, если кто-то пострадает! Слышите меня?!
Не останавливаясь, каждый из мужчин вспоминал, почти такую же историю, с пропажей и поисками отца Сени, и у всех роились не очень весёлые мысли. Некоторые, даже изредка досадливо покачивали головами и тяжело вздыхали.
В своих мыслях пребывал и Петрович, которые возвращали его на многие, многие годы назад. Но эти мысли не были с досадой о прошлом. Он знал, что не простил бы себе, если бы не стал человеком. Иначе просто не смог бы жить без Ланы.
Хотя после превращения, он, конечно же, познал, и ревность, и коварство. Ведь тот Демьян, из прошлого, не смог простить Лане, что она отказалась от свадьбы, и променяла его, почти богача, на какого-то бродягу. Пусть и бродяга был неимоверно красив, со светлыми льняными волосами, и ярко-синими глазами, но он всё равно оставался нищим бродягой Гришкой. Так назвала его на людской манер Лана, и это имя очень веселило Грампуса.
Демьян строил козни и распускал слухи, от которых влюбленным приходилось несладко. Но девушку это не остановило, как и не остановила нужда, в которую загнал их Демьян. Ведь он скупал весь улов в деревне, и не давал торговать им на рынке ближайшего города, зная, что только рыбной ловлей и жили люди в той глухой деревеньке.
Петрович помнил и то, сколько слез было пролито, из-за бессилия что-либо исправить. Но и это не сломило влюблённых.
Они раз в месяц вместе с Ветэо превращались в дельфинов у Чёрной скалы, и плыли во дворец отца, который всё же простил непутевого сына, и даже полюбил Лану, как свою дочь. А как отец радовался первым внукам! Пусть они и были людьми — это ничуть его не огорчало. И сколько жемчуга для детей получали они в подарок, которым потом тайно приторговывал Грампус-Гриша заезжим матросам, чтобы прокормить семейство…
Когда Демьян случайно прознал о драгоценностях, то решил, что странная семейка прячет их в Чёрной скале, куда раз в месяц муж тайно ходил со своей красавицей женой. Ведь злодей по-прежнему её любил, несмотря на прошедшее десятилетие, своё растущее семейство и двух дочерей. Вспомнил Петрович и ту ночь полнолуния, и случившуюся затем страшную историю, когда влюблённые тайно шли к морю на встречу к Ветэо и не заметили слежку.
Ужасно и мерзко было вспоминать Петровичу, то лицо Демьяна, когда он набросился на Лану и, приставив нож к её горлу, потребовал отдать ему клад… Но, как ни странно, помогла тогда ведьма. Точнее её дух, который окутал злодея, в надежде забрать его тело. Ведь Лана, умоляя отпустить их, называла Демьяна по имени. Но дух не рассчитал, что Демьян окажется законченным трусом и от дикого ужаса свалиться в море и, ударившись головой о камни, погибнет…
Вскоре прошли тридцать лет, когда Петровичу, и вместе с ним и Лане, пришло время обращаться в дельфинов на сто лет. Ведь зелье хоть и действовало, но действовало лишь на время, потому что всему отведен свой срок. И все эти годы, они вдвоём помогали своим, уже взрослым детям, чем могли.
Но время людской жизни, отличается от жизни королевских белоснежных дельфинов...
Петрович с болью вспоминал, как умерла Лана, так и не дождавшись обратного превращения в человека. В его сердце остались глубокие раны и от того, как умирали от старости его дети. Ведь они были простыми людьми, пусть и рожденными не от простых родителей. А когда в жерле войны погибли его внуки, сердце Петровича, чуть не разорвалось от горя... Остался единственный правнук Ян, нынешний отец Катеньки.
Он был ещё двухлетним карапузом, когда Грампус вновь смог стать человеком.
Потому то и не нужно было никому объяснять, откуда взялся взрослый военный моряк, Григорий Петрович, с крохотным сыном Яном.
Петрович так же вспомнил леденящую кровь, встречу с Фрахом, когда тот напал на него у самого входа в пещеры Чёрной скалы. Тогда, только обернувшись в человека, он еле успел, выскочить на скалы, и не попал в зубы атаковавшей акулы. Но тут его как раз и ждала ловушка. Дух ведьмы появился внезапно, и сразу произнес его имя – Грампус. Тело свело судорогой, но мужчина выстоял и не упал без сознания. Потому что и здесь дух просчитался. Ведь Грампус был дельфином. А в тот момент перед духом ведьмы стоял человек и было у него другое имя.
От воя и крика заложило уши. Григорий-Грампус даже подумал, что оглох — так сильно был взбешен дух за неудачу. Тогда и прозвучала угроза, от которой ему стало не по себе. Он до сих пор помнил эти слова: «Через тридцать лет, ты все равно придёшь сюда. И тогда Грампусом стану я и заберу твое тело! Это твой долг мне!»
Внезапно, мысли Петровича прервало конское ржание. Он вскинул голову, и замер. Чуть ниже утеса, перед самым обрывом недалеко от Чёрной скалы, стоял белоснежный конь и грациозно приплясывал, нетерпеливо мотая головой.
Небольшой отряд сбился в кучу и Петрович услышал над самым ухом сдавленный голос Сергея Никодимовича:
— Это ж Ветэо!..
Все остальные замерли, боясь, что видение исчезнет.
Милицейский старшина сдвинул фуражку, и негромко произнес:
— Петрович, так ты, это… всё время не сказки рассказывал?
— Об этом потом поговорим, мужики, — спокойно ответил старик, и добавил, — Пойдёмте. Сеня в большой беде, раз уж призраки из сказок нам на дороге являются.
Он быстро начал спускаться по тропинке, а рыбаки, вместе со старшиной, поспешили вслед. Только Сергей Никодимович, нерешительно остался топтаться на месте, всё время перекладывая саквояж с инструментами из одной руки в другую. Наконец, он отчаянно воскликнул:
— Подождите! Я, кажется, забыл обезболивающее дома, — и не дожидаясь ответа, бросился назад по тропинке наверх.
— Ну как так можно, а? Уже ведь мужик почти на пенсии, а трусит как пацан.Почти все обернулись, как по команде, и милиционер досадливо махнул рукой:
— Да, пацаны-то посмелее его будут, — пробурчал один из рыбаков, поправляя тяжелый моток веревки у себя на плече. — Пошли. Без него обойдемся. Бригадир наш тоже аптечку прихватил, да? — и он посмотрел на соседа.
Рослый, широкоплечий мужчина, молча кивнул и отряд продолжил свой путь, догоняя Петровича, который даже не обернулся на возглас трусливого доктора.
Белоснежный скакун громко фыркнул, и ткнулся головой в плечо подбежавшему Петровичу. Старик обнял коня за шею и зарылся лицом в его шелковой гриве:
— Тебе незачем было приходить, — прошептал он. — Это моя битва и победить я должен сам.
Но конь вырвался, сквозь сомкнутые руки, громко заржал и встал на дыбы.
Все подошедшие отшатнулись в испуге.
Грациозное животное резко развернулось и помчалось к подножью Чёрной скалы, словно зовя за собой.
Петрович без раздумий бросился за ним. Слегка опешившие мужчины, спустя мгновение, уже убежали следом.
ГЛАВА 4
«Ветэо настоящий! Он существует!» — билась в голове Сени радостная мысль. Она придавала ему сил и он увереннее продвигался вперед, и даже перестал зажимать рану на голове, потому что кровь уже не стекала на шею.
Сеня стал вспоминать всё, что рассказывал Петрович и всё время находил какие-то подсказки. Сейчас он двигался по дуновению воздуха к спасительному выходу и точно знал, что он там. Потом на память пришла история, где Ветэо двигался во мраке подземелья и специально смотрел в самые тёмные углы, быстрее приучая зрение к темноте. Сейчас Сеня старался не закрывать глаза, как вначале, а наоборот, внимательнее рассматривал всё вокруг. Уже через некоторое время он смог разглядеть очертания своих рук, ног, и даже небольшие отблески стены, на которую опирался.
Но злобный голос не отступал.
— Давай, давай, — ехидно звучало отовсюду. — Иди побыстрее! Глядишь, сразу и попадешь в пасть моему дружку. Давно он людишек не рвал на части. Ну, или я заберу твоё тело, даже несмотря на то, что твоя мамаша — моя безумная дочь, которая сейчас призрачной белой чайкой летает где-то среди вас…
Словно гром раздался над самой головой Сени от этих слов…
Он не слышал больше ни звука…
Всё тело колотила мелкая дрожь.
Он сжался в комок, обхватив голову руками, и сильно зажмурился, чтобы не разрыдаться. Но слёзы, оставляя тёплые полосы, всё же потекли по его щекам…
Сегодня на рассвете Сеня увидел сон, в котором мама стояла на Чёрной скале и звала его. Он помнил её по фотографиям, которые бабушка тайно пыталась выбросить. Но Сеня их перепрятал и хранил как драгоценность, как и мамину кофту, которую он однажды обнаружил в шкафу под каким-то бабушкиным тряпьём… Он до сих пор помнил мамин запах, оставшийся в шерстяных складках воротника и рукавов. А долго рассматривая чёрно-белую фотокарточку, он навсегда запомнил улыбку мамы и не верил грязным сплетням посёлка, что она сбежала с каким-то капитаном, бросив его и отца. Это была ложь! Мама с такими добрыми глазами и светлой улыбкой, никогда не смогла бы так поступить! Вместе с этим воспоминанием кольнула сердце и досада на отца, который так сильно изменился в последний месяц. Раньше для Сени не было друга ближе, чем отец… Но теперь… Слышать от родного человека обвинения, что это из-за него, Сени, мать и бросила их, было выше всяческих сил… Поначалу здесь, в кромешной темноте, он даже поверил, что увидел маму…
Сеня вздрогнул, когда вспомнил странного человека в белоснежной морской форме, внезапно постучавшего в окно и прогнавшего утренний сон всего лишь одной фразой: «Мама ждёт». Последнее, что он помнил, были крепкие руки, зажавшие ему рот…
Что было после, его память не сохранила, потому что потом, он очнулся уже тут, в пещере.
Сеня боялся, что ещё немного, и он не выдержит и разрыдается в голос от нахлынувшей боли в груди и навалившегося отчаянья. Но стараясь успокоить бешено колотящееся сердце, он стал глубоко дышать. Да, именно так его учил отец, чтобы прогнать страх. Потому что именно от отца Сеня научился бороться с любым страхом и никогда не верил, что отец может струсить. Вот потому и эта ложь про труса-отца всегда приводила его в ярость!
Сеня понимал, что, скорее всего злобный голос ждёт — когда же этот мальчишка впадет в отчаянье? Ведь сопротивление будет сломлено и тогда придёт безумие…
Эта мысль заставила разозлиться Сеню так, что он до боли сжал кулаки, и мысленно крикнул себе: «Ни звука от меня не услышишь!»
Он уверенно поднял голову, встал во весь рост и пошёл вперед, не обращая внимания на звучавший отовсюду мерзкий хохот. Но вдруг, оступившись, Сеня с громким криком и всплеском рухнул в воду.
***
продолжение - по запросу в личку.
Свидетельство о публикации №225050600803