Почерк Леонарда

               
                «ПОЧЕРК ЛЕОНАРДО»
2 глава, 12 часть.

История Артема


    Мир Артема Волкова всегда был миром элегантных уравнений. Он видел скрытую математику в полете листа, в ветвях дерева, в спиралях далеких галактик. Эта способность видеть структуру там, где другие видели хаос, сделала его блестящим физиком-теоретиком. Его разум парил в многомерных пространствах, легко оперируя концепциями, недоступными большинству. И этот же разум стал его клеткой.

    Его жена Елена, искусствовед с теплыми глазами, была его константой в мире флуктуирующих переменных. Она восхищалась его проницательным интеллектом, даже когда не понимала его до конца. Рождение детей – сначала Максима, потом Оли – стало для Артема событием, сравнимым с открытием новой фундаментальной силы. Любовь, нежность, ответственность – эти иррациональные, не поддающиеся точному расчету величины во второй раз в жизни ворвались в его вселенную, которую он все еще пытался упорядочить.
    Но система давала сбои. Числа, бывшие его инструментом, стали не просто голосами, а сверлящими восприятие перевернутыми уравнениями. Не безумными приказами, а холодным, непрерывным потоком анализа вероятностей, рисков, отклонений от нормы. Смех Оли анализировался на предмет скрытых патологий. Желание Максима поиграть оценивалось с точки зрения оптимального распределения временных ресурсов. Любые чувства давно уже превратились в переменную с непредсказуемым поведением, а значит – в источник угрозы.

    Он пытался защитить свою семью от хаоса внешнего мира и одновременно постичь свою собственную не прожитую боль. Но его методы, продиктованные искаженной числовой логикой, становились все опаснее. Он мог часами выверять траекторию качелей, забыв о голодном сыне. Он мог впасть в тихое отчаяние, если дочь не могла постичь симметрию снежинки, видя в этом предвестник ее будущих интеллектуальных неудач.

     Точкой расхождения стал тот страшный вечер. Основываясь на сложном анализе криминогенной статистики района, прогноза погоды и даже солнечной активности, его расчеты выдали пик «вероятности внешней угрозы» между 20:00 и 21:00. Единственным логичным решением для его разума было минимизировать контакт детей с внешним миром. Он запер семилетнюю Олю и десятилетнего Максима в детской, спокойно объяснив через дверь, что это необходимо для их безопасности согласно уравнению N.
     Их испуганные крики, удары маленьких кулачков в дверь были для него лишь «акустическими помехами», подтверждающими стрессовое состояние системы, но не сигналом их ужаса.

   Елена нашла их плачущими, забившимися в угол. Взгляд, которым она посмотрела на Артема в тот вечер – взгляд, полный не гнева, а бездонной боли и страха за него и за детей – стал той сингулярностью, которую его разум уже не смог обойти. Он сам осознал – или вернее, его расчеты показали с вероятностью 99.9% – что его присутствие является дестабилизирующим фактором высшего порядка. Он стал опасен для тех, кто был ближе ему и дороже всего на свете.
 
   Когда-то давно медленная смерть от онкологии его первой жены стала восприниматься Артемом своеобразным обжигающим проколом в пространстве, из которого стала выходить энергия.  
   Всеми способами, одержимо и настойчиво он пытался удержать эту вытекающую энергию, что обернулось фрактальной и рекурсивной функцией, требующей вычисления всех входящих параметров, включая понятие «Любви». Но сложность была заключена в том, что самая первая в этом уравнении функция была невыразимой, отражаясь в вопросе «Кто Я?».
  
  Ее уход подтолкнул Артема к решению этой функции и чем сильнее он двигался в сторону математического  ответа на это уравнение, тем дальше он выдавливал себя из жизни, замыкая восприятие в фокусе вычислительных систем. Вкус Любви с тех пор для него воспринимался непостижимой болью, которая с возрастом только приумножалась в попытках упорядочить этот хаос.
С этим восприятием он пошел  в новые отношения, которые давались ему, как он считал на преодоление, для решения самой важной задачи.
 
   Решение о госпитализации было обоюдным и мучительным. Клиника доктора Виктора Евсеева – частная, элитная, с репутацией места, где применяются самые передовые, порой экспериментальные методики, казалась единственным выходом. Артем вошел в ее стерильные стены с чувством фатальной неизбежности, словно частица, попавшая в гравитационный колодец. Его личный мир окончательно схлопнулся до мира чисел – единственного, что он еще мог как казалось пытаться контролировать.
 
 
                "Числа в Тишине"

   Тишина в крыле повышенного наблюдения клиники доктора Евсеева была абсолютной и какой-то неживой, словно отсюда откачали не только звук, но и саму вероятность случайности. Клиника была ультрасовременной: гладкие поверхности, бесшумно скользящие двери, новейшее диагностическое оборудование, мелькавшее за дверями процедурных кабинетов. Слухи о серьезном финансировании клиники, связанном с закрытыми исследовательскими программами, для Артема подтверждались множеством наблюдений и не сложных выводов. 

   Бежевая плитка коридора, уложенная с маниакальной точностью, отражала безжалостно-ровный свет люминесцентных ламп, уходя в перспективу, которая казалась математически выверенной и оттого еще более гнетущей. Воздух пах хлоркой и чем-то еще – застарелой тревогой, въевшейся в сами стены. Палата Артема была такой же стерильной и упорядоченной. В клинике их не маркировали. Только мед. персонал, как и официанты, знающие свои столы по номерам, легко скользили вниманием по невидимым цифрам палат. 
Единственным живым элементом в клинике, если можно так выразиться, был Артем Волков.

    Он сидел в своей палате у окна, спиной к двери, его фигура в серой безликой пижаме казалась почти двухмерной на фоне прямоугольника оконного проема. Свет падал на его лицо сбоку, выхватывая острые высокие скулы, прямой тонкий нос и высокий, чистый лоб мыслителя, на котором уже залегла тень не возраста, но изнуряющего внутреннего труда. Темные, коротко стриженные волосы лежали почти идеально, лишь пара непокорных прядей упрямо выбивалась, нарушая общую геометрию.     Поджарый, даже сухощавый, он двигался мало, и в этой неподвижности чувствовалась не расслабленность, а предельная концентрация, словно он решал сложнейшее уравнение, используя ресурсы не только мозга, но и всего тела.

   Его длинные нервные пальцы медленно скользили по пластиковой поверхности подоконника. Это был утренний ритуал – проверка сенсорного ввода и его корреляции с внутренними моделями.
«Температура: 21.8°C. Текстура: гладкая, коэффициент статического трения ~0.35. Отклонение вибрации от фонового шума здания: +2%. Вероятно, работа лифта в соседнем корпусе. Данные консистентны».

   Резкий скрип тележки с лекарствами в коридоре заставил его вздрогнуть – короткое, почти незаметное напряжение в плечах. Его взгляд, до этого рассеянный, сфокусировался на двери, серые, пронзительные глаза сузились.
«Задержка доставки медикаментов: 8 минут 47 секунд от стандартного графика. Причина: неизвестна. Потенциальное нарушение протокола. Уровень энтропии системы возрастает. Тревожность: +15%».

    Он прикрыл веки, пытаясь выровнять дыхание. За внутренней поверхностью век немедленно вспыхнули ряды цифр – его единственное убежище и его же клетка.
«Пульс: 94 уд/мин. Давление (расчетное): 135/88 мм рт. ст. Выброс кортизола: вероятен. Запустить протокол стабилизации: контролируемое дыхание, квадрат 4-4-4-4».
    Дверь открылась без стука. Привычно. Вошла медсестра Анна, полноватая женщина с усталым, но добрым лицом и неизменным запахом ландышевого одеколона, который Артем классифицировал как «раздражитель средней интенсивности».
— Артем Сергеевич, ваши утренние, — ее голос был ровным, привыкшим к отсутствию ответа. Она поставила пластиковый стаканчик с таблетками на тумбочку. — Кажется, сегодня будут обсуждать вашу… динамику с исследовательской группой.
    Артем молча кивнул, его взгляд быстро просканировал ее: «Легкая асимметрия зрачков. Недосыпание? Повышенное внутричерепное давление? Микроинсульт? Вероятность последнего <0.1%. Игнорировать».

   Он взял стаканчик, его пальцы на долю секунды коснулись ее руки. Контакт был неприятен – чужая, непредсказуемая биологическая система. 
— Спасибо, — голос прозвучал глухо, с характерной легкой хрипотцой, словно им редко пользовались. Он проглотил таблетки под ее взглядом, отмечая горьковатый привкус лекарства. «Состав: неизвестен. На нейролептики, которыми он в последний раз пользовался 12лет, 4 месяца и 12 дней назад, состав не был похож.  Назначение: вероятно, не только седативное. Возможно, направлено на стимуляцию определенных когнитивных паттернов? Цель: неизвестна. Побочные эффекты: тремор усилен на 7%, сухость во рту +12%. Когнитивные функции: требуется дополнительный тест после пика концентрации в крови (t ; 1.5 ч)».

   Анна ушла. Артем остался один. Он подошел к кровати и сел, механически расправив складки на одеяле. Его взгляд зацепился за фотографию на тумбочке: Лиза, Максим, Оля. Летний пляж, солнце, брызги воды. Лица, искаженные смехом – эмоцией, которую его мозг классифицировал как «иррациональный всплеск нейрохимической активности». Но где-то под слоем расчетов, под броней цифр, шевельнулось что-то Иное – теплое, болезненное, почти забытое. Артем, глядя на фотографию растерянно встал с кровати. Он не мог придать этим беспорядочным чувствам объяснения. 

   Заботливо стараясь сохранить в себе, это тонкое и чем-то родное восприятие, Артем вышел из палаты. Бредя по длинному коридору клиники в сторону комнаты отдыха, он прятал свой взгляд в пол, чтобы происходящее по пути не расплескало эту удивительную и скользящую чувствительность. Мысли на этом фоне инерционно продолжали блуждать по фотографии в разрисованной в клетку памяти.
«Воспоминание: класс A (высокая эмоциональная значимость). Уровень дофамина при активации: +3 ; (стандартных отклонения). Потенциальная дестабилизация. Подавить?».

   Артем заглянул в глубину своего собственного мышления, которое ранее мог также стабильно анализировать и измерять, но что-то снова в нем шевельнулось. Стабильные ранее параметры ментально-акустического глубомера пошатнулись и преобразились в туманном восприятии Самой глубиной.
«Проанализировать» – сделал выводы Артем. «Проанализировать» – совершенно не рационально повторно произнес он самому себе.

   Он шел по коридору и механически протянул руку к воображаемой фотографии, но движение поднятых рук замерло.
«Слишком опасно» - слишком много неконтролируемых переменных блуждали в его восприятии. 

   Пройдя в комнату отдыха, в которой располагались 8 столов и 38 стульев, он присел за свободный стол, на котором лежали нарды. В комнате находились еще люди. Кто-то играл в карты, кто-то рисовал в альбоме, кто-то смотрел по телевизору программу о животных. Артем автоматически вынес их всех за скобки своего собственного восприятия. Но девушка, сидевшая напротив, устойчиво сохранялась в сознании. Артем быстро посмотрел на нее и сразу опустил  взгляд. 

   Его взгляд остановился на содержимом нард. Геометрия хаоса, разбросанных на доске фишек, инерционно напомнила ему созвездие «Южный Крест», состоявший из 30 видимых не вооруженным взглядом звезд, и еще примерно столько же не видимых.  
  «Что значит – еще столько же?! Примерно?! Откуда эти переобобщения?! И почему 30 звезд, когда в созвездии креста всего 5 звезд?  Почему 5?» 

   Артем осторожно дотронулся до доски и слегка сдвинул ее по часовой стрелке. Что-то далекое и знакомое снова дернулось  внутри и завибрировало. Переменные цифр и смыслов в призрачном фейерверке своих замыслов разлетелись от эпицентра мышления. 
Еще пытаясь проявлять самостоятельность, разум старался вернуть математические данные в поле своего контроля, но понимание живой глубины космоса, которую еще не могут постичь измерительные величины человеческой мысли, смыло видимость знаний о созвездии.
 
   Самодостаточность чисел Артем ощущал на вибрационном уровне и благодаря этому функциональность его опыта преобразовывалась в процессы внешнего взаимодействия. Но что-то начало давать сбой.
  
   Мифологические истории, как последняя, грубая попытка удержать предсказуемость и накопленный порядок знаний, еще пытались проявить свою рассудочность, но что-то настойчиво вытекало из орбиты понимания, обнажая внешние контуры Иного мира. «Где я ее мог видеть ?»
 
    Артем перевел взгляд с узоров на доске на телевизор, висевший перед ним на стене. 
«Диагональ 39. Соотношения сторон 1366х768. Где я ее мог видеть? Здесь, в клинике». 
   В тонкой рамке квадрата  с доски на него бежал табун из 32 лошадей, вываливающиеся за рамки телевизора. Инерционно Артем, словно защищаясь выбросил вперед руки ладонями вперед и опустил свой взгляд с телевизора. Слегка успокоившись он снова увидел перед собой Алису, которая сидела за соседним столом и что-то рисовала оранжевым карандашом в своем альбоме. Артем быстро убрал руки на колени и спрятал свой взгляд в созвездие «Южного Креста». 
   Мозг начал привычно отсчитывать свои показатели-
 
  «Объект АЛС. Компактна. Время входа в восприятие: 10:03:15. Соответствует графику вероятности (пик между 10:00 и 10:30). Статус: не входит в стандартный медперсонал. Цель ее присутствия: терапевтическая? Наблюдательная? Текущее состояние объекта: спокойное. Потенциальная угроза: минимальна. Уровень доверия (условный): 27%. Нет. Она что-то непонятное пишет оранжевым карандашом в альбоме для рисования. Уровень доверия 15%».

  Движения карандаша в ее руке было выверенным и отточенным. В ней не было ни суетливости персонала, ни показного сочувствия посетителей. Уровень доверия поднялся до 35%
 
   Ее присутствие становилось привычным фоном, константой в уравнении его больничных дней. Артем удивился подобной реакции в самом себе. «Степень удивления не высчитывалась». Неожиданно она посмотрела на него. 
«Почему неожиданно? Это было  предсказуемо, так как он сам пристально рассматривал АЛС».
 
   Взгляд Алисы не выражал вопроса и не пытался «заговорить» на Артема. 
«Она просто была. Наблюдала. Нет. Созерцала!»
  Ее спокойствие не было апатичным – скорее оно походило на затаенное дыхание перед прыжком, на предельную концентрацию внимания.  
«Уровень доверия не высчитывался».
«Оттенок невидимой опасности заметно стал повышать другой уровень тревожности. Скорость реакции на неизвестность повысилась резко на 67%. Опасность должна быть объективной!»

    Артем снова украдкой посмотрел на Алису.  Он вспомнил как 2 дня назад встретил ее испуганные и усталые глаза в коридоре клиники. Что-то привлекло внимание к ней и он не мог тогда измерить свой интерес. Тогда она бежала не математично, без последовательной поступи. Словно хромая где-то внутри себя. Эта не симметричная поступь напоминала в нем о его боли, которую он никогда не мог измерить.

                «НЕВЫРАЗИМОСТЬ»

    На Алисе была все та же одежда, которая за пределами клиники не поддавалась никакой логике. «Цвет: бежевый со сливочным оттенком. Длина волны: ~500-550 нм (отраженный спектр). Ассоциация: нейтральность, стабильность, число 4».  Уровень тревожности снова начал снижаться. 
   Более того, его внутренние «датчики», обычно сканирующие мир на предмет угроз и отклонений, регистрировали ее присутствие как некий иной тип сигнала – низкочастотный, стабильный, почти неуловимый для его привычных алгоритмов анализа.

  Это было не просто спокойствие или предсказуемость, это было нечто, что резонировало с глубоко скрытым уровнем его собственного сознания, тем, что лежало под слоем чисел и знаком бесконечности. Это необъяснимое ощущение одновременно интриговало и слегка дестабилизировало его систему – не угрозой, а именно своей Невыразимостью. 
 
   Тревога снова начала подниматься в восприятии, но что-то настойчиво хотело запомнить это слово.  - «Невыразимость! - оценить единицу понимания в ряде других случаев».
Артем, слегка поддавшись вперед в сторону Алисы, задел рукой доску с фишками, которые от легкого толчка сместились со своих привычных мест, нарисовав на доске очертания другого созвездия. Но рассудочность уже не нырнула в свои вычисления.
 
   Алиса молча смотрела на него и ничего не говорила. «Уравнение неполное. Цель ее взгляда?»  
Алиса снова наклонила голову к альбому и продолжила что-то рисовать.
 
   Артем совершенно иррационально встал со своего места и двинулся к соседнему столу, за которым сидела Алиса. Созвездия на доске остались за его спиной и его странным образом не тревожила «Невыразимость» в этом уравнении. Он без какой-либо робости сел рядом с Алисой, словно она сама просила его это сделать, с его разрешения.

   Алиса перевела взгляд с рисунка на Артема. Во взгляде Алисы не было ни оценки, ни жалости. Только глубокое, внимательное наблюдение, словно она считывала не только его слова, но и паузы между ними.
   Алиса без какого-либо подтекста в интонации напрямую спросила — Новые таблетки?
Артем замер. Ее прямая, но неагрессивная наблюдательность обезоруживала. Его автоматические защиты дали сбой.
«Реакция: зафиксирована. Пульс: +9 уд/мин. Анализ вопроса: прямой, фактический, не содержит эмоциональной нагрузки. Ответ: не требуется».

— Да, — ответил он, удивившись своему ответу. — Корректировка терапии. Стандартные побочные эффекты. В пределах допустимой нормы.
Взгляд Алисы оставался прямым и серьезным, словно она принимала его ответ не как симптом, а как важную информацию. 
 
   Артем не осознанно потянулся взглядом на рисунок Алисы. Разум не успел рассчитать степень любопытства, поскольку на рисунке он увидел свое собственное изображение.
   Рисунок был сделан легким, но точным наброском. Фривольная игра с пропорциями выражений и характерными деталями лица не создавали в Артеме дискомфорта. Уровень тревожности не стал крутить счетчик своих показателей. 
   Им кто-то был заинтересован. Не просто заинтересован, но видел в нем что-то иное, что он сам не мог бы демонстрировать внешнему миру.  
Рисунок Алисы не был шаржем и не был портретом. Какая-то средняя величина. 
«Или Середина между двумя значениями?»
    Руки Артема с каким-то живым автоматизмом потянулись к чистому листку, который лежал рядом с разбросанными на столе цветными карандашами.
Просканировав среди них простой карандаш, он взяв его в руки, быстро начертил на листе фрактальное мандельбротово множество. 

   Алиса посмотрела на рисунок Артема и улыбнувшись произнесла – 
«Выглядит как палиндром. Нет разницы с какой стороны смотреть на ваш рисунок с моей или с вашей. Красиво когда что-то созидающее стирает границы!»
 
 В груди Артема что-то дрогнуло. С ним давно так никто не говорил о том, что он делал.  
«Эмоциональный отклик: +2 ; (удивление, интерес). Когнитивный диссонанс: объект АЛС демонстрирует понимание концепции, нехарактерное для непрофессионала. Требуется переоценка объекта».

— «Палиндром – это лишь одна сторона», — сказал он, сам удивляясь тому, что продолжает разговор. Его голос был все еще сдержанным, но в нем появилась новая нотка интеллектуальной живости. — «Истинная красота – в границе. В переходе от порядка к хаосу. Там, где система теряет предсказуемость. Вот здесь», — он неосознанно качнул головой в сторону ее рисунка, где был изображен он сам и с нотками грусти, которую не прогнозировал, добавил, — «на границе множества. Бесконечная сложность».

   Алиса внимательно слушала, ее глаза не отрывались от его лица. Она не перебивала, не пыталась интерпретировать его слова через призму диагноза. Лишь изредка она что-то добрасывала карандашом на свой рисунок, как бы делая легкие дополнения к тому, что начинала понимать об Артеме.
— «Хаос вас и притягивает, и пугает?» — спросила она тихо.
   Артем пристально посмотрел сначала в правый зрачок глаза Алисы, затем в левый. Этот вопрос был… опасным. Он затрагивал самую суть его внутреннего конфликта. Он привык бороться с хаосом, контролировать его, вычислять и одновременно находить в этом какую-то странную притягательность. Он не мог отрицать завораживающую природу своей внутренней боли. И теперь перед ним сидел тот, кто проницал в глубины его интимного самоистязания.

— «Хаос… содержит информацию», — уклончиво ответил он. — «И всегда больше, чем порядок. Но его трудно расшифровать. Поэтому и опасно. Здесь в этой клинике...  Кажется пытаются его обличить в форму».
— «Может, вам не нужно тогда расшифровывать это в одиночку?» — Алиса слегка улыбнулась, что сделало ее лицо еще теплее.  - «Покажете мне эту границу?»

  Артем колебался лишь мгновение. Пальцы его правой руки, слегка помяв простой карандаш, начали было рисовать, но Алиса в этот момент произнесла, - «А вы могли бы это сделать цветными карандашами?»
 
Артем посмотрел на Алису так, словно она начала рисовать хаос раньше, чем он мог это представить. 
Он посмотрел на разбросанные по правую руку цветные карандаши и задумался - «Какого цвета хаос?»

    Разум выдавал в сознательное ответы, которые не сочетались с ранее выработанным порядком. Его внутренний голос, послушно следовавший за автоматической рассудительностью неожиданно проговорил - «Нет! Я хочу рисовать хаос сразу всеми карандашами».
   Артем неожиданно в слух повторил «Нет! Я не хочу упорядочивать хаос простым карандашом».
   Артем виновато посмотрел на Алису, но она не выражала ни испуг, ни удивление. 
«Странно?!» – снова в слух произнес Артем, глядя на Алису, одновременно подумав про себя - «Давно забытое слово»
   Артем неловко сгреб руками ближе к себе все цветные карандаши на столе и снова посмотрел на Алису. - «Боже, что я делаю!» – удивленно воскликнул про себя Артем, рассматривая как вычислительная система его рассудочности пытается осколками цифр и диаграмм оценивать параметры возникшей из ниоткуда чувствительности. Что-то совсем другое измеряло проницательный и одновременно заботливый взгляд Алисы. - «Кажется она видит не меня, а что-то более ценное во мне. Ценное?! Это еще какие такие ценности?» - вполз в восприятие жесткий голос рассудочности.
 
   Чтобы немного ослабить этот голос, глаза Артема начали блуждать по цветным карандашам. - «Систематическая десенсибилизация. Форма поведенческой психотерапии, чтобы снизить уровень тревожности. Уровень тревожности - 50%. Необходимость рисовать хаос цветными карандашами 0%. Доказывать что-то АЛС 0%... Что-то? Что-то, ЭТО ЧТО?»
 
  За окном начинался дождь. Крупные капли забарабанили по стеклу, в такт  беспокойному хаосу внутри головы Артема. Он перевел блуждающий взгляд от карандашей к окну и прислушался.
«Интенсивность осадков: ~5 мм/ч. Частота ударов капель: переходит в стабильную переменную. Звуковой паттерн: стохастический».

   Но на этот раз Артем отчетливо заметил, что числа уже не вызывали в нем безопасность от вечно ноющей тревоги. Они просто описывали происходящее. А рядом сидел человек, который не боялся его реальности и, кажется, видел за сложными формулами не болезнь, а снова что-то иное в нем самом. Забытое? Возможно, ту самую «бесконечную сложность», о которой он только что говорил.
  В этот момент хрупкое равновесие его мира сместилось в сторону... «Невыразимости». Совсем немного. Но достаточно, чтобы в уравнении его изоляции появилась новая, неизвестная переменная. И имя ей было Алиса.
Внешний шум – скрип тележек, спор и гомон за соседним столом, даже навязчивый хор чисел в голове – отступил на второй план. 
 
    Взяв в левую руку синий карандаш, он склонился над чистым листом бумаги и мысли снова вошли в эпицентр восприятия.
«Синий грифель – Частота цвета с длиной волны 450 нм. 6,7 х 1014 Гц. Плотность бумаги- 130-200г/м2» 
    Но когда синий грифель коснулся бумаги, его мир вопреки 100% ожиданию не сузился до размера этого листа, а развернулся восприятием самой комнаты, в которой находилось... только само восприятие.  Что-то начало рисовать на бумаге, словно на невидимой поверхности всего пространства, объясняя одновременно тихим с непонятной беспристрастностью голосом:
 
— «Вот уравнение… итерация… точка уходит в бесконечность – это хаос… точка остается внутри – порядок» – Артем взял другой карандаш зеленого цвета и спокойно продолжил - «а вот здесь, на самой грани…»

   Алиса слушала. Ее лицо выражало живой интерес. Она смотрела на то, как Артем менял цветные карандаши, раз за разом танцуя своим легким росчерком по бумаге.  
Он, впервые за долгие месяцы заточения в собственной голове, почувствовал нечто похожее на… диалог. Диалог не с собою через шевелящийся напротив субъект, а через проницаемое во всем Пространством, где слияние всех со всеми не оставляло объяснений...
 
    Не медицинский опрос, не снисходительное выслушивание медперсонала, не сопереживание, добавляющее интоксикацию в усталых знаниях о себе,  а настоящий танец мыслей, которые не формировали субъектно-объектное восприятие, а как будто созерцали то, что было до любых объяснений. Он словно говорил на живом языке Мироздания. 

                 "Граница Мандельброта и Шепот Дождя"

   Дождь за окном усиливался, превращая методично подстриженный газон в размытое акварельное пятно. Крупные капли барабанили по стеклу с равномерным ритмом, создавая акустический фон, который Артем анализировал, но уже без какого-либо беспокойства:
   «Частотный спектр: пики в диапазоне 100-300 Гц. Амплитуда: флуктуирует, среднее значение ~45 дБ. Паттерн: стохастический, близкий к белому шуму в низкочастотной области. Эффект на нервную систему: потенциально успокаивающий из-за...». 

    Странное чувство, у которого не было границ, порхало в воздухе в свободном танце.  Смесь интеллектуального азарта с эстетическим ощущением красоты создавала аромат забытого удовольствия от объяснения сложных вещей и… чего-то еще, чему он не мог подобрать числового эквивалента. Уязвимость? Доверие? «Невыразимость?» Эти понятия уже давно были помечены в его внутренней системе как «опасные». 
— «Эта граница… она бесконечно сложна, — продолжил он, голос был тише, словно он делился тайной. — Увеличивайте любой ее фрагмент, и вы снова увидите сложнейшие структуры, похожие на исходное множество, но не идентичные ему. Самоподобие, но не тождественность. Порядок, рождающийся из хаоса, и хаос, прячущийся в порядке. Это… фундаментальные принципы, повисшие в воздухе. В этом уравнении невозможно исключить Бога, который больше бесконечности».

    Он нисколько не удивился своим словам. Теперь, это было так естественно для вычислительной системы познавать саму себя, не доказывая ничего. Невыразимость уже не соприкасалась с тревожностью.
   Артем поднял глаза на Алису. Ее лицо, освещенное мягким светом пасмурного дня, было неподвижно и одновременно гибко в своем проницательном внимании, словно она впитывала каждое его слово. Ни тени скуки или непонимания, но глубокая частота прямого и бестрепетного узнавания того, что есть. 
— Похоже на жизнь, — тихо и просто сказала она, и ее голос обрел чуть более глубокие нотки. — Не правда ли? Мы ищем порядок, строим планы, выводим закономерности, но всегда остаемся на границе с непредсказуемостью, со случайностью. И, возможно, именно эта условная граница и делает жизнь… Живой?
   Артем замер. Сравнение было неожиданным, почти пугающим своей Очевидностью и одновременно Новизной. Его разум привык разделять: иначе как рассчитывать? Но вот он – элегантный, предсказуемый мир математики, а вот – хаотичный, иррациональный, непредсказуемый мир того, что есть до определений! 

  Алиса предлагала распознать кажущуюся видимость форм! Ту самую, сложную, бесконечную, где одно непрерывно перетекает в другое, не видя разницы между собою. В какую рассудочность упаковать это? В какие чувства облечь Это?!

«Аналогия: принята к рассмотрению. Коэффициент корреляции невозможно вычислить.   Потенциальные импликации: дестабилизирующие, но уравновешенные. Уровень тревожности: +0. Уровень тревожности на уровень тревожности +0. Контраргумент: аналогия предлагает интеграцию, а не конфронтацию. Возможно требуется дальнейший анализ... но необязательно!».
 
— «Слишком много переменных. Слишком много… шума. Много расчетов необходимо для выявление этого шума!»,  – Произнес с осторожностью Артем. 
— «А если не подчинять себе тишину, вам потребуются усилия для вычисления шума?», — мягко произнесла Алиса, ее взгляд стал еще пристальнее, словно она пыталась заглянуть за его слова.
 
— «Вы видите красоту, сложность, порядок и хаос одновременно. Вы можете это описать, понять. А что вы видите, когда смотрите, не оперируя понятиями?» — она запнулась, подбирая слова, —  «как бы вглядываясь в само видение, не привнося туда никакие символы и желание тишины?» 
   Сигнальная система Артема замерла, словно бесконечно работающий компьютер отключился от электросети. Артем почувствовал, как к горлу подступает знакомый комок тревоги из-за возникшей пустоты, в которой не на что было опереться.    Инстинкт самосохранения, как важный элемент физических законов этого мира выбросил в сознательное сложный узор чувств для того, чтобы заякориться за горизонт пониманий.
 
   Это были воспоминания о самых близких, о семье. Самый сильный элемент земного притяжения. Болезненная, хаотичная область его внутренней вселенной. Область, где его расчеты неизменно приводили к выводу о собственной опасности, неадекватности и несовершенстве. 
   Невидимый вычислительный механизм снова начал расшатывать свой массивный маятник. Словно забыв о себе, Артем снова соскользнул в мир уравнений.
«Предупреждение системы: вход в зону высокого риска. Вероятность эмоциональной дестабилизации: 65%. Рекомендуемое действие: прервать контакт, вернуться к базовым протоколам, вспомнить себя, вспомнить, что он Артем, уйти в свою комнату».

  Но неожиданно вопреки... а может быть благодаря информационным сигналам, его тело расслабилось. Что-то в бескрайней Невыразимости вкрадчиво выбросило новое уравнение - «Кем помнить, если не кем забыть?» 
 Другое Чувствование, тихое и Родное прикоснулось к немому ответу, выраженное в самом вопросе, обнажая Самосущее восприятие прямого и ничем необусловленного Присутствия...
     «Простое и изящное доказательство того, почему нельзя делить и умножать на ноль. Как важно в эти вычисление привносить само Ощущение Себя! В подобном восприятии ноль, это не пустота, а проявление в сознательном самого восприятия. Восприятие Боговости! Как раньше я этого не знал?! Вернее... не чувствовал».

   Из рук на рисунок со сложными и цветными геометрическими узорами медленно выпал карандаш. 
Артем отвел сияющие глаза от Алисы словно боясь напугать ее своим Озарением, своей ментальной наготы.
   Артем посмотрел на телевизор, который висел за ее спиною. Зажатый рамками колеблющегося прямоугольника изнутри на него смотрел.. «Гепард, млекопитающее семейства кошачьих, обитающий в большинстве стран Африки и... СТОП! »
— «Стоп! Уровень тревожности 0,4%» 

   И снова что-то Другое и Невыразимое произнесло с нежными оттенками заботы «Стоп! Ты просто Есть!». Неуловимая и вязкая аналитичность уже привычно начала давать сбои. Что-то бесконечно рефлексирующее медленно сползало с невидимого каркаса разума. 
Невыразимость... появившись, как невозможность определить языком математики что-то базовое, ключевое в формуле Бытия, оно распутывало сложные понимания и нарушала кажущуюся целостность описаний, делая их непригодными для чего то там еще...

  Привычная рассудочность на периферии сознания словно воспалилась, иммунная система прислала своих солдат - структуры и иерархии для борьбы с хаосом мыслей. Но Невыразимость проявлялась все шире и шире, не подчиняя, а растворяя в себе казавшиеся раньше незыблемыми зависимости, аксиомы и определения, само пространство знаний, пока не обнаружилось, что все пространство знаний и мышления - это островки в огромном море Невыразимости. 
 «Невыразимость не равно непредсказуемости!» Разум делал рефлекторные попытки быть отдельным, самостоятельным, но ни у кого уже не было желания поддаваться искушению - НЕ ВЕДАТЬ О СЕБЕ...
  
   Алиса внимательно смотрела на Артема, видя в выражении его лица изменения. Она не стала настаивать на ответе и не торопилась задавать вопросы и что-то дорисовывать в своем рисунке, словно боялась спугнуть какую-то важную мысль в Артеме. Она просто молча сидела напротив, ее поза выражала спокойную поддержку. 
   В этот момент тишину хаоса нарушил один из пациентов клиники, который с криком - «Мы играем в подкидного дурака, а не в преферанс», вырвал игральные карты у своего партнера по партии. К ним быстро подошел крепкого сложения санитар и начал их успокаивать.
 
   Рутинная, бесцеремонная реальность клиники вторглась в невыразимое самовосприятие, в котором возникал Артем. Он вздрогнул, словно его ударили. Его лицо снова становилось непроницаемой маской.
«Нарушение периметра. Внешнее вмешательство. Уровень шума: +30 дБ. Концентрация нарушена. Возврат к стандартным ответам».
 
Алиса поднялась, движение было плавным, без резкости. Она интуитивно понимала, что происходит с Артемом.
— Вас проводить до вашей комнаты? — сказала она тихо, голос ровный, без тени разочарования. 
Артем не глядя на Алису отрицательно качнул головой.
- Ваш рисунок… он очень красивый, – сказала Алиса взглянув еще раз на рисунок Артема.
   Алиса взяла свой альбом, и молча пошла к выходу. Артем не смотрел на нее, его взгляд был прикован к телевизору, с которого диктор что-то объяснял, глядя на Артема. Уход Алисы что-то затронул  в нем, словно восстановив невидимый каркас для мыслей вместе с тревожностью. 
Когда Алиса уже была у двери, он вдруг обернулся. Его серые глаза смотрели на нее с новым, непонятным выражением – смесью печали, доверия и… чего-то еще непонятного или невыразимого?
— Мы встретимся еще? — вопрос прозвучал почти шепотом.
«Запрос информации. Отклонение от стандартного протокола избегания. Причина: неясна. Риск: не определен. Потенциальная польза: не определена».
 
Алиса обернулась на его шепот и на мгновение замерла. Потом на ее лице появилась теплая, чуть усталая, но искренняя улыбка.
— Да, конечно. Нам не разойтись в этом уравнении.
 
Улыбнувшись, она вышла из комнаты, тихо прикрыв за собой стеклянную дверь комнаты отдыха.
     Артем  быстро перевел свой взгляд с удаляющейся Алисы на рисунок, словно боялся звука закрывающегося пространства. Но тревожность словно забыла о своем существовании. Было не вероятно Тихо. Он глядел на собственный рисунок. 
Что-то привносило в разум инаковые рассуждения, создающие что-то большее, чем бесконечность. 
  Мысли о своем собственном несовершенстве, как растаявший кубик льда в форме, медленно вытекали из уравнений. Мысли, которые долгое время создавали в Артеме результат уменьшающий, а не увеличивающий площадь его самовосприятия.
Услышанные слова Алисы вибрировали какой-то неожиданной и очень простой истиной. 
«Смотреть на Видение самим Видением. Прямым восприятием, которое также воспринимается безобъектно и одновременно безусильно».

В голове космологические аргументы в такт дождю на улице полифонией сливались с рассудочностью, словно пытались что-то оживить.
 
«Мир, состоящий из вещей, имеющих свои причины, сам имеет причину вне себя».

  Артем, глядя на свой цветной рисунок, шепотом произнес - «Кто я, воспринимающий само восприятие? Кто я, который Вне Себя?»
Где-то на периферии восприятия гормональные рефлексы  создавали калейдоскоп вероятностей. Подстраивая частоты перцепции, они передавали для каждого фильтра пройденного опыта новые вводные.

 Уровень этих характеристик определяли сложности одновременно запускаемых задач. Для этих решений у Артема просто не могло быть такого ресурса. Но что-то мягкое и уютное включило в вычислительную систему прописанную в хромосомы наследственную мощность всех, пройденных через сущность момента, человеческих цивилизаций.
 Преобразовывая уровень мощности этих опытов в конденсаторную суть живого момента числа, перевоплотившись в картографов сознания, стали безрассудно исполнять свои странные и красивые танцы на привычном подиуме рассудочности. 
  Сквозь этот танец скользящих в пространстве цифр настойчиво проявлялся другой сигнал – настолько очевидный, что сразу не замечался пытливым разумом. Сигнал, вибрирующий не математическими функциями, а живым самосущим присутствием, где знания о себе не могли выразить то, в чем они сами возникали. 
  Мощь Реализации, Проводимости, Объема. Расщепление базовых констант разума, как первородный Божий грех в Большом Взрыве объял Всех и Все. 
«И ни что не могло быть отдельным друг от друга. Как аромат цветка не может быть отдельным от своего собственного источника. Грандиозное Вселенское Шоу, сформировавшее из пыли дуальности математическую веру как способ не знать, надежду как функциональный навык не видеть и Любовь, как возможность Найти... то, что не могло быть потерянным...» 

  Встав со своего места и не отрывая взгляд от цветного рисунка, Артем вслух,  произнес - «Ничего не может быть вне Любви!»
   Находившиеся в комнате люди обернулись на  неожиданно раздавшийся голос. Все притихли от прозвучавшей интонации. В безрассудном возгласе Артема не было ёрничества или наигранной юродивости.   
  Зависшие в тишине слова зазвучали резонансом в каждом, по разному отзываясь в усталых историях о себе и отражаясь сакральной жаждой Подлинного Себя.
  Кто-то в комнате сбросив с рук карты тихо подошел поближе к Артему, с внутренним трепетом ожидая услышать от него еще, хоть одного напоминания о себе. Кто-то присев на стул взял цветной карандаш и начал что-то рисовать о своем... возможно тишину со вкусом дождя за окном...