А вот лично коснулось?

А вот лично коснулось?

Некоторое время мне удалось поработать в Нидерландах. Фабрика с новейшим к тому времени оборудованием, бесплатное кафе с напитками и выпечкой внутри цеха, столовая снаружи с очень вкусной едой... В обед старался побыстрее перекусить, чтобы в оставшихся минут сорок перерыва прогуляться по очень красивым окрестностям... Но однажды, когда я вышел из столовой, ко мне подошёл коллега из моей бригады, "русский немец из Казахстана", как он сам себя "в шутку" называл, и попросил ответить на очень его интересующий вопрос. Коллега был очень спокойным, приветливым и работящим  человеком, поэтому я сразу согласился. Мы присели на скамейку около красивой клумбы с цветами, и коллега начал разговор. Он сказал, что в ходе нашей совместной работы проникся ко мне доверием, и поэтому полагает, что я помогу ему разобраться в одной для него сложной теме. Он жил с родителями в небольшом городке в Казахстане, в школе учились несколько еврейских детей, но никто никого не обижал. Переехав в Германию, он понял, что  тема антисемитизма всё чаще стала встречаться в средствах массовой информации. Правильно поняв, кто я по национальности, он спросил, а вот лично мне пришлось в своей жизни испытать унижения на этой почве? Именно лично, а не понаслышке?

И я рассказал ему несколько фактов из моей жизни.

В 1964 году на областной математической олимпиаде за десятый класс мы с моим другом Канторовичем стали победителями, но на республиканскую олимпиаду в Киев нас не послали... Преподаватель вечерней математической школы, которую мы с удовольствием посещали, решил разобраться в причинах произошедшего. Оказалось, что наши фамилии "не подошли". Послали в Киев мальчика с подходящей фамилией, который никак себя проявить не сумел...

Когда я учился на заочном отделении машиностроительного института в белорусском Могилёве, после сдачи мною последнего в летней сессии 1967 года экзамена по "Технологии металлов" преподаватель в личной беседе сказал, что до сих пор ни один студент  не показал таких глубоких знаний, и предложил перейти с заочного отделения  на дневное, с гарантией на получение стипендии и общежития. Это было моей мечтой, и я сразу согласился. Но утвердить это должен был декан дневного факультета, который должен был приехать через два дня. Я задержался, и с очень хорошим настроением пошёл на встречу. Профессор, доктор наук, декан дневного отделения посмотрел на меня, на мою зачётку, потребовал паспорт, громко произнёс вслух мои фамилию, имя и отчество, потом пролистал паспорт до "пятого пункта" с национальностью, уточнил, из какого города я приехал (Бердичев был издавна известен, как "еврейский город"), и сказал, что, как минимум, один семестр я не смогу рассчитывать ни на общежитие, ни на стипендию, так как у меня нет очень важного для будущего инженера зачёта по физкультуре... Так я остался заочником...

Когда после окончания института меня в 1971 году призвали на армейскую службу, я попал в полк в Москве, относящийся к Министерству среднего машиностроения. Служил конструктором в секретном институте. Мой сослуживец, Виктор Кульбачный, который попал на службу во второе главное управление этого Министерства, однажды услышал, что из-за жалоб строителей на очень низкое качество строительных инструментов ищут специалиста по организации производства разных  инструментов. Зная из наших с ним бесед, что я до службы  в армии уже получил подходящие для для такой деятельности и образование, и немалый опыт работы, он предложил мою кандитатуру. Двухчасовое собеседование с двумя ведущими специалистами этого управления привело к их заключению, что я полностью подхожу для такой работы, осталось только заполнить анкету для КГБ. Анкету заполнил, кандидатура не прошла... Было очень обидно. Оскорблённый таким решением Кульбачный с криком "я к вам как коммунист к коммунисту" смог  прорваться к начальнику управления, генерал-лейтенанту Кораблинову, и попросил у того содействия в  выяснении случившегося. Вызванный Кораблиновым руководитель отдела кадров доложил, что их министерству  евреев  в соответствии с секретным постановлением центрального комитета компартии запрещено принимать на службу, или повышать в должности...

Когда я после окончания армейской службы вернулся на работу, и попытался, мечтая о научной деятельности, поступить в аспирантуру при киевском политехническом институте, при приёме моего заявления члены комиссии из пяти человек первым делом потребовали мой паспорт. Перелистав его до страницы с национальностью, стали со смехом передавать его друг-другу... А потом старший комиссии вернул мне паспорт, и сказал мне, чтобы я не валял дурака, никто меня сюда принимать не будет!..

В 1997 году главный прокурор моего родного города Бердичева, желая резко подняться по карьерной лестнице, на практически "пустом месте" придумал просто страшное, очень громко звучавшее для всей страны уголовное дело, выбрав главным виновником меня, именно из-за моего происхождения. Он был очень разозлён назначением в этот захолустный, по его мнению, город, известный своей еврейской историей. А евреев он терпеть не мог. Никаких моих возражений не признавал. Мои сотрудники, знавшие, что я совершенно не виноват в том, в чём этот прокурор меня обвиняет,  добились двух встреч с главным прокурором области, после чего уголовное дело было закрыто...

То есть так было со мной лично  и в Украине, и в Белоруссии, и в столице всего тогда большого государства, в Москве.
Обеденный перерыв заканчивался, мой собеседник поблагодарил меня, и сказал, что теперь ему стало намного понятнее, есть над чем задуматься...