Три танкиста

 

Некоторые моменты в этом рассказе взяты из повести "Вовка", написанной ранее.


                ТРИ ТАНКИСТА


       День Победы в детстве у меня ассоциировался с песней «Три танкиста».  Даже не с самой песней, а с тем, как её пел мой отец. Пацаном, да и потом долгое время я считал, что слова «три танкиста выпили по триста, а механик выпил восемьсот» - это канонические слова знаменитой довоенной песни. Мне даже в голову не приходило, что её в шутку переделали сами фронтовики.  Вот и сегодня, в канун Дня Победы,  я вспоминаю, как отец за праздничным столом пел свою любимую песню.
 
      Другая детская ассоциация была связана с одним случаем.  После парада в честь Дня Победы мы с отцом проходили мимо Центрального колхозного рынка. Рядом со входом располагалось заведение, которое местная алкашня нежно называла «пельмешкой» . Отец был в тёмно-синем костюме, он надел его в первый раз и категорически отказался крепить награды – не хотел делать дырки. Мама с трудом уговорила его на один орден, обещав, что дырочек на лацкане не будет видно.

      Поравнявшись с «пельмешкой», отец остановился и я подумал, что он хочет зайти и выпить пива, но он смотрел в противоположную от входа сторону.  Там на грязном асфальте лежал безногий инвалид, рядом валялась перевёрнутая вверх подшипниками тележка,  до которой он не мог дотянуться.  Отец быстро подошел, поставил тележку на «колёса», потом обхватил бедолагу сзади и попытался усадить на площадку из фанеры, однако, она выскользнула. Подскочив, я придержал тележку, пока отец усаживал пьяного инвалида.  На какое-то мгновение его заросшее щетиной лицо оказалось совсем рядом с моим и я от неожиданности вскрикнул – вместо глаз  были две пустые глазницы. Наконец  удалось посадить калеку, но он  покачивался, рискуя снова оказаться на асфальте. 
«Посмотри за ним, чтобы не упал», - бросил на ходу отец и устремился в «Пельменную». Пока я ждал, успел как следует рассмотреть инвалида. На его сером пиджачке была одна орденская планка, такая же затёрханная, как и сам пиджак, награды, скорее всего, он давным-давно пропил. Я пытался понять: как он находит дорогу к месту, где ночует или, может,  и живёт здесь на колхозном рынке?  Ждать пришлось недолго, отец вышел с двумя бокалами пива. То ли новенький костюм, то ли орден Славы на лацкане произвел впечатление, но ему разрешили взять без очереди. Потом отец с инвалидом пили пиво и о чём-то разговаривали, а я, присев на бордюр, ждал в сторонке.

       Всю дорогу к дому мы шли молча. Видя, что отец сильно расстроен, я не стал ничего спрашивать. Только у самого дома он сказал всего одну фразу: «Когда лежал в госпитале,  встречал нашего брата танкиста с такими же выжженными глазами»

      Это был последний парад в моей жизни, на который мы ходили вместе с отцом. Когда его не стало, я перестал ходить на парады, а последние годы даже телевизор не включаю.  Надоело смотреть на хмельную веселящуюся молодёжь и «ветеранов» с новёхонькими блестящими медалями, на деток, одетых мамашами в гимнастёрки, на глупую браваду «можем повторить!»... Ну, не лежит у меня душа к этому всеобщему веселью и часто вспоминается тот  безногий и слепой танкист, которому государство не удосужилось выдать бесплатно инвалидную коляску. Сколько встречал их на вокзалах, рынках...вечно пьяных и неухоженных, сидящих на своих самопальных каталках с подшипниками вместо колёс? Потом и они исчезли, испарились вместе со своими безногими седоками. Власть на местах решила, что они портят своим безобразным видом общую картину городского благополучия.  Этих увечных бедолаг, не имеющих прописки, в добровольно-принудительном порядке отправили в спешно подготовленные приюты  на Соловках и других монастырях. Кто знает, возможно, это было гуманней, чем позволить им дальше спиваться и когда-нибудь захлебнуться собственной рвотой?  Но, видит бог, эти несчастные «обрубки» заслужили лучшей участи, ведь они стали такими, защищая  Родину.

ПОСЛЕСЛОВИЕ.

      Спустя много лет, в Израиле я познакомился с одним человеком, встреча произошла в танковом музее. Экскурсовод в форме советского полковника танковых войск, с  чёрной повязкой, закрывающей левый глаз и часть сильно обожженного лица  рассказывал  группе туристов из СССР про танк «Меркава».  Мне стало интересно и я тоже стал слушать. Когда экскурсия закончилась,  подошел к нему и сказал, что мой отец во время войны был танкистом и воевал в составе Третьего Украинского Фронта.  Одноглазый полковник обрадованно сообщил, что тоже воевал на Третьем Украинском. «Это меня на Балатоне фашисты глаза лишили», - сказал он и ткнул пальцем в чёрную повязку.  «Мой батя тоже горел на Балатоне в 45-ом». Мы сидели с ним в тени на скамейке, я слушал, а он рассказывал.  Как «королевский  тигр» с близкого расстояния шарахнул по ним кумулятивным сбоку... как чуть ли не под носом возникла горячая струя, от которой закипел и лопнул левый глаз...как в горящем комбинезоне выпрыгнул на снег...как почти год валялся по госпиталям...как преподавал потом в военной академии...
Я слушал седого полковника и снова вспоминал калеку, которого мы встретили с отцом после парада в 1968 году.

      Тот парад стал последним для  моего отца, его убили  два маленьких осколка, остановившихся возле сердца в феврале 1945-го на озере Балатон.
 

http://proza.ru/2018/05/05/317   "Медаль за город Будапешт"