Воспоминания из детства. Глава 10

«Я РИСУЮ, Я ТЕБЯ РИСУЮ…»

Наташа всегда заходила за Леной в школу. Лена жила на четвертом этаже, а Наташа на пятом и каждое утро в половину восьмого спускалась к подруге. Наташа робко стучала в дверь – открывала Ленина мама – Любовь Давидовна, приветливо улыбалась и поторапливала дочь. Лена обычно не была готова и еще минут десять собиралась: вопросительно смотрела на себя в прихожей в зеркало, сонно расстегивала и застегивала портфель. А Ленин папа – Анатолий Яковлевич, шустрой походкой выходил из залы, иногда отвешивая бодрый подзатыльник дочери, и тоже ласково поторапливал ее, называя почему-то Кузькой. Наташа долго думала об этом, но никак не решалась спросить, почему Лену так называют.
– Привет, Кузька! – крикнул на прощание девочкам папа, и Наташа с Леной ровно в семь сорок привычным маршрутом направились на первый урок.
Сворачивая у овощного магазина, который в семье Фитманов называли «Авоськой», Наташа вдруг заметила у Лены перламутровый маникюр.
– Ого! – восхитилась Наташа.
– Этот цвет называется «лунный камень», – деловито отозвалась Лена и добавила: – Айрата Хайруллина соблазнять.
– Ого!.. – снова только и могла сказать Наташа.
– Ну да! – подтвердила Лена. – Кажется, я ему нравлюсь. Вчера весь последний урок на меня пялился и пытался даже за рукав задеть! То-то же он сегодня вообще офигеет, когда мой маникюр увидит!
Заходя в шумный вестибюль школы, чтобы переобуть сменку, Лена на секунду задумалась и спросила:
– Как, кстати, у тебя с Булкой?
– С Булочкиным? – довольно улыбнулась Наташа.
– Ну да.
– Таракана приносил, – серьезно сообщила Наташа.
– Таракана – это явный знак, что Булочкин тебя соблазняет, – со знанием дела подытожила Лена, и девочки, проталкиваясь через толпу, поспешили на урок…
Снова был урок русского языка, и это означало, что можно как следует расслабиться. Людмила Павловна что-то кротко зачитывала из толстой книги под названием «Педгиз». Света Брызгалова крошила мел у доски, старательно надавливая им и выводя кривые слова с ошибками.
А Булочкин был в тот день какой-то необычный. Впрочем, как всегда. Наташе лишь оставалось догадываться, что на этот раз придумает Денис. Тут уж не до русского языка было.
Выводя под диктовку слова для разбора их по составу, Наташа одним глазом косилась на Булочкина. Тот был занят явно не уроком. Денис достал из портфеля… нет, не таракана на этот раз. Кстати, Эдика так никто и не нашел, и Булочкин обещал принести нового. Итак, Булочкин достал из портфеля тетрадный листок и карандаш и начал что-то старательно рисовать, то и дело поглядывая на Наташу.
– Деня, слышь… – поскреб ему спину сидевший сзади Леша Лещев. – Дай карандаш! У меня мой сломался.
Приставки, корни и суффиксы ученики выделяли сначала карандашом, а потом уже обводили зеленой пастой, когда вместе с Людмилой Павловной проверяли задание.
– Не видишь… рисую, – увлеченно пробормотал себе под нос Булочкин.
– Чо-о-о?.. – тупо переспросил Лещев.
– Я рисую, я ее рисую… – пропел Булочкин на мотив популярной в то время эстрадной песни.
– Дай посмотреть! – навалился всем своим жирным телом на парту Лещев, пытаясь заглянуть в карандашный набросок.
– Я рисую, я тебя рисую… – продолжал напевать Булочкин.
Наташа тоже взглянула на рисунок, на котором увидела смутный карандашный профиль.
– Ты ее рисуешь?! – презрительно фыркнул Лещев, тыча пальцем в Наташу и, видимо, желая ее уколоть, добавил: – Да у нее же усы!
Лещев, желая самоутвердиться, находил безответных «жертв» и начинал над ними насмехаться, придумывая всякие обидные небылицы.
Наташу бросило в жар – было одновременно и стыдно, и обидно, захлестнула ненависть к противному Лещеву.
– Дай! – Лещев совершил еще одно неловкое движение, и скомканный листочек с наброском оказался в его потных руках.
Еще секунда, и довольный Леша подрисовал к портрету усы.
– Выйди из класса, Лещев! – фальцетом крикнула неожиданно подскочившая Людмила Павловна.
– Ты че, Лещев, леща захотел?! – грозно вмешался Игорь Красноперов, кидаясь на помощь учительнице.
– Я? Не-е-е! – тоненько пропищал Леша.
– Отдай любовную записку! – продекламировал на весь класс Красноперов. – Пгочитать гешил?!!
– Да я не-е-е-е… – захныкал Лещев, пятясь из класса и роняя из рук недорисованный портрет.
Когда Лещев, судорожно схватив упавшую бумажку, скрылся за дверью, в классе наступила полная тишина – все смотрели на смущенных Беляшову и Булочкина…
Продолжение следует.