Цвет, которого не существует

Эпиграф:
"Реальность — всего лишь соглашение между нашими глазами и мозгом."
Оливер Сакс, американский невролог и нейропсихолог британского происхождения.

Цвет, которого не существует

История о границах восприятия, вдохновлённая трудами Оливера Сакса
Как много в нашей жизни зависит от того, как работает мозг! Oсознаёшь это особенно остро, читая книги Оливера Сакса. Он писал о восприятии, памяти, иллюзиях и феноменах, не укладывающихся в привычные рамки. Именно его рассказы впервые заставили меня задуматься: а насколько относительна сама реальность, в том числе и то, что мы называем цветом? Цвет, казалось бы, простая и очевидная вещь, но на деле — это глубоко личное, почти интимное переживание. С этой мысли и началась история, которую я назвал "Цвет, которого не существует".

В неслучайный город, в который просто так не приезжают, прибыл неслучайный человек. Звали его Александр, по крайней мере, так он представился. Имя — значимое в любой эпохе и на любом континенте. Ни рекомендательных документов, ни родных, ни прошлого. Чемодан, плащ, странный акцент, то ли южный, то ли вовсе неземной.

Через несколько дней он без труда снял старую лавку на перекрёстке двух забытых улиц и прибил к двери табличку:
"Окраска мира. Особые оттенки. Вход по одному. Часы работы..."

Сначала его приняли за художника, то есть, за "индивида" не от мира сего, как часто называют представителей этой профессии. Но внутри лавки не было ни холстов, ни красок, ни, даже света — только зеркала, старые призмы и странные аппараты, в которых сверкали крошечные молнии. Говорили, в одном из "приборов" вспышки света и красок были похожи на расплавленную радугу в сосуде. Иногда из помещения доносились звуки, похожие на дыхание неизвестного живого существа.

Первым зашёл преподаватель колледжа. Когда он вышел, взгляд его изменился. Он начал видеть то, что не поддавалось объяснению — смещения форм на краю зрения, несоответствия перспектив, будто реальность чуть морщится, если смотреть достаточно долго. Через неделю он уехал из города. В прощальном письме было одно слово: "Благодарю".

Потом пошли другие — cтарики, которым оставалось немного; подростки, которые ещё не решили, кем хотят быть; за ними бизнесмен, бухгалтер, молчаливый философ, отставной военный и больной небом астроном. Каждого Александр впускал по одному, беседовал долго, иногда часами.
Некоторые выходили со слезами, некоторые — с тихим смехом. Один пожилой мужчина подошёл к дереву и обнял его так, будто оно было его братом.

Говорят, Александр показывал им только Цвет. Цвет, которого не существует, который вне спектра, неописуемый ни на одном языке. Он не был ультрафиолетом, и не был инфракрасным. Он был одновременно и до, и после любой шкалы.
"Цвет вне модели восприятия, — говорил наш герой, — можно открыть не зрачком, а сознанием."
Александр утверждал, что зрение — это лишь сговор между светом и мозгом, временное эволюционное соглашение. Что мозг отсеивает большую часть сигнала ради удобства, и мы видим не как есть, а как удобно. У некоторых людей, возможно с детства, есть чувствительность к иным структурам волн — тем, что не проходят через обычные фильтры восприятия.

"Цвет — это код, — сказал он однажды миловидной женщине с карими глазами. — Его можно сломать, переписать, и впустить то, что было вне".

Учёные, услышав о такой практике, попытались найти формулу. Приезжали двое из академии наук с приборами, ставили спектральные ловушки, но уехали ни с чем. После этого оба исчезли из поля зрения коллег, ушли в тишину, перестали читать лекции и занялись садоводством. Один из них выращивал чёрные георгины, ходили слухи, что они сияют в лунном свете.

Были и подтянутые ребята из "органов". Убедились, имеет ли эксперимент отношение к безопасности и, разумеется, передали материалы заинтересованным лицам. Правду, возможно, узнаем лет через тридцать, когда снимут гриф секретности.

Прошло некоторое время, Александр исчез так же внезапно, как и появился. На двери осталась записка:
"Цвет, которого не существует, виден лишь тем, кто перестал цепляться за существующее".

Спустя годы о нём почти забыли. Лавка стала салоном красоты, не особенно успешным. Но странности в городе на этом не закончились.
Люди заметили, что если долго смотреть на белую стену в полной тишине, особенно сразу после сна, можно почувствовать дрожание — не глазами, а чем-то глубже.
Многие ощущали это, но одержимость цветом не наступала — жизнь предлагала достаточно других волнений.

Но те, кто побывал в старой лавке на перекрёстке, запомнили цвет. Неуловимый, как мимолётный запах, как воспоминание детства, которое невозможно пересказать. Цвет, который даже пытаться описать, всё равно что объяснять музыку тому, кто никогда не слышал.

Философы спорили: был ли он? Или это — эффект плацебо?
Нейрофизиологи предполагали, что возможно, это не цвет, а новый тип ощущения, как шестой вкус или пятимерное пространство.

Но некоторым стало ясно и без научных терминов — этот цвет был не о зрении. Он был о праве выйти за предел возможностей, культуры, воображения — за предел себя!